единую силу, заложенную в персонаже". Дальше Миш более определенно называет эту силу «духовно-нравственным ядром личности». Как ни талантлив Пселл, он, по Мишу, разделяет ограниченность других средневековых писателей; феноменальная индивидуализация образов сочетается у него со схематическим изображением их сущности.
Теперь обратимся к работам, в которых «Хронография» изучалась в исторических целях, а не в биографических и филологических, которые мы описали выше.
В рецензии на издание «Хронографии» Иоаннис Сикутрис в начале 1920-х годов сформулировал несколько, по его мнению, подлежащих обсуждению проблем: более точное определение времени издания всего произведения и его частей, литературный жанр, в котором сочинение мыслится автором, причина отсутствия Вступления, отношение автора к описываемым героям.
Прошло более 60 лет, а ответы на поставленные вопросы за это время не только не были однозначно сформулированы, но, по существу, почти вовсе не предлагались. Молодой немецкий ученый Г. Вейс в рецензии на книгу о «Хронографии» А. Гадолин‚ изданную в 1970 г., пишет о нерешенных проблемах, оставленных без внимания шведской исследовательницей. Вопросы, в пренебрежении к которым Вейс упрекает автора книги, в большинстве своем совпадают с проблемами, выделенными Сикутрисом.
Появившаяся в 1940 году статья К. Свободы «Некоторые замечания по историческому методу Михаила Пселла» касается собственных взглядов Пселла на человеческую личность в истории. Свобода отмечает, что, согласно воззрениям автора «Хронографии», человек - существо сложное и изменчивое, в котором сосуществуют дурные и добрые качества.
В более поздние годы литература о «Хронографни» обогатилась сразу двумя специальными исследованиями. Первое из них - книга Анастази «Исследования «Хронографии» Михаила Пселла», в которой последняя и третья ее глава имеет дело с историческими концепциями М. Пселла. «Хронография» в данном случае поставляет лишь необходимый исследователю материал. Вторая глава большей частью касается установления биографических фактов, и только в первой непосредственно исследуется сама «Хронография».
Выполняя фактически первый из заветов Сикутриса‚ Анастази стремится уточнить время написания отдельных частей произведения. Ученый выступает здесь в роли последовательного аналитика. М. Пселл, по его мнению, не историк, а мемуарист, к тому же самый пристрастный, его интересуют не факты, а собственная личность, и освещение им событий прошлого полностью зависит от позиции в настоящем. Из этого постулата следует вполне конкретный методологический вывод, который в упрощенном виде можно сформулировать так: произведения М. Пселла или их части можно датировать с максимальной точностью‚ выяснив, когда писателю было «выгодно» их написать.
Уже упомянутая книга А. Гадолин еще более, чем труд Анастази, использует «Хронографию» скорее как материал, нежели объект исследования. Цель автора: вычленить из «Хронографии» воззрения писателя на те или иные факты и явления истории общественной и политической жизни и сопоставить их с античными воззрениями. Полностью изолируя «Хронографию» от остального творчества, сравнивая между собой по чисто внешним признакам взгляды М. Пселла и древних писателей, шведская исследовательница приходит к выводу о полной зависимости византийского литератора от своих «образцов».
В заключение нельзя не упомянуть нашего соотечественника, специалиста по средневековой истории русско-византийских связей - академика РАН Г.Г. Литаврина. Его монографии не только внесли огромный вклад в византиноведение, но и определяли в качестве одного из исторических источников, используемых в процессе исследования, - «Хронографию» М. Пселла. А статья, опубликованная в 1967 году «Византийским временником», имеет для нас особый интерес, так в ней Г. Г. Литаврин дает оценку фрагменту «Хронографии», в котором содержится свидетельство М. Пселла о беспричинном походе русских в 1043 году. Академик резко говорит, что «вынужден констатировать, что оно [свидетельство Пселла] находится в вопиющем противоречии со всеми другими показаниями источников и является следствием или плохой осведомленности автора или сознательного искажения исторической действительности. Казалось бы, в пользу первого предположения говорит явная нелюбовь М. Пселла к фактам внешнеполитической истории. Как правило, эти факты занимают в «Хронографии» М. Пселла очень мало места и излагаются в самом общем виде. Но, с другой стороны, нельзя упускать из виду, что автор принадлежал к высшим придворным кругам и в данном случае был очевидцем описываемых событий. Вполне вероятно, из каких-то политических соображений Пселл решил скрыть подлинное положение вещей. Конфликт с русскими был через три года урегулирован, дочь Константина Мономаха стала женой Всеволода Ярославича. Окончились миром и согласием и церковно-иерархические споры 1051 г. Русь стала снова дружественной страной, ее двор - родственным правящему императорскому дому. Видимо, поэтому лукавый царедворец, пытающийся всячески обелить ничтожную фигуру любезного его сердцу императора, попытался взвалить вину за конфликт 1043 г. на русских».
При написании данной работы использовались следующие методы исторического исследования: нарративный метод, историко - сравнительный метод, историко - типологический метод.
Глава 1. Эпоха упадка Византии (XI век) как определяющий фактор формирования взглядов Михаила Пселла
.1 Влияние кризиса императорской власти на содержание «Хронографии»
«Хронографию» открывает жизнеописание императора Василия II (976 - 1025 гг.) - крупнейшего представителя Македонской династии, после смерти которого Византия никогда не достигала такого могущества, а пределы ее уже не были столь обширны.
В течение ста пятидесяти лет (867 - 1025 гг.) Византийская империя переживала период небывалого величия. К счастью для нее, представители Македонской династии, руководившие в продолжение столь долгой эпохи почти все без исключения были прирожденными самодержцами.
По оценке Андре Гийу, основатель династии Василий I (867 - 886 гг.), Роман Лекапин (919 - 944 гг.), Никифор Фока (963-969), Иоанн Цимисхий (969 - 976 гг.) - узурпаторы, правившие в качестве законных государей, наконец, Василий II, царствовавший в течение пятидесяти лет (976 - 1025 гг.) - были государственными деятелями, воодушевленными мыслью о величии империи, знаменитыми полководцами, чья жизнь проходила в бесконечных войнах, среди солдат, которых они ценили, видя в них источник могущества империи. Это были правители с непередаваемой силой воли, которые не останавливались ни перед чем, когда речь шла об общественном благе. По мнению Шарля Диля, причина их успеха крылась в отсутствии стремления к бесполезным тратам, все их усилия были сосредоточены на увеличении национального богатства. Ослепительное убранство императорского дворца, блеск торжественных церемоний и процессий интересовали их лишь в качестве средства поддержания престижа императора в империи. Важно заметить, что в отличие от периода упадка Византии, подробно описанного Михаилом Пселлом, советники этих василевсов были людьми менее значительными, которыми они пользовались, оставаясь для них владыками.
Правление Василия II пришлось на пик византийского могущества. Постоянный сепаратизм аристократии, который так сильно досаждал его предшественникам, был подчинен закону и власти императора. Государственная казна была всегда наполнена, а благодаря силе оружия и дипломатии императора с вассалами империи, как внутри страны, так и за ее пределами, были восстановлены мирные отношения.
Спустя пятьдесят лет ситуация в стране кардинально изменилась. Империя находилась на грани разорения, а ее оборонительные рубежи в Европе и Азии рушились быстрее, чем создавались. Верность вассалов существенно пошатнулась: они не раз поднимали бунты и были постоянно охвачены брожением. Естественно, что все это явилось результатом острого военного, экономического и социального кризисов, охвативших Византию в период между 1025 и 1081 гг.
Однако предпосылки этих кризисов сложились еще в период правления Македонской династии, представителей которой большинство исследователей, упомянутых выше, так усердно восхваляют.
С конца IX века и в продолжение всего X века в Византийской империи остро стоял социальный вопрос. Абсолютно естественно, что в государстве обозначились два класса: бедные и богатые; в результате систематических посягательств вторых на собственность и свободу первых в империи, особенно в азиатских провинциях. Со временем появилась крупная феодальная знать, имеющая во владении огромные участки земли. Шарль Диль считает, что вследствие занятия этим слоем высших административных военно-командных должностей, влияние их возрастало, тем самым создавая угрозу для правительства и простого населения.
Василий I в этой области занялся ограничением захватнических устремлений знати. Ряд государственных указов, изданных Романом I Лекапином, Константином VII, Романом II, Никифором Фокой, имели целью обеспечить защиту мелкой собственности и помешать аристократам "поглотить имущество бедняков". Постоянное повторение этих мер уже само по себе доказывает, что опасность все возрастала. События второй половины X века показали это со всей очевидностью. После убийства Никифора Фоки моментально поднялось первое феодальное восстание (971) под предводительством Варды Фоки, племянника покойного императора, которое было подавлено с большим трудом. Оно повторилось в более крупных масштабах в первые годы правления Василия II, подробно описанное Михаилом Пселлом в «Хронографии» с использованием устных и письменных источников. В 976 г. сформировалась азиатская оппозиционная группировка, во главе которой стоял Варда Склир, крупный феодал, который за кротчайший период стал господином Азии и стал грозить Константинополю (978). В борьбе против одного феодального претендента правительство обратилось за помощью к другому феодалу. Варда Фока разбил Склира при Панкалии (979). Но Фока и Склир, вчерашние противники, объединились для выступления против императора (987). В 989 Василий II окончательно разбил мятежников, но не смог забыть этих феодальных восстаний. Новелла 996 года отменила сорокалетнюю давность, которой прикрывались властители, незаконно владевшие крестьянскими участками и старавшиеся, по словам новеллы, «то посредством подарков, то посредством присущей им силы миновать этот срок и тогда уже получить в полную собственность то, что они дурным образом приобрели от убогих». Имения же, приобретенные феодалами в сельских общинах до первого законоположения Романа I, должны были оставаться их собственностью, если последние могли доказать свое право на владение или письменными документами, или достаточными свидетелями. Для требований казны не существует никакой давности, так что казна «может отыскивать свое право, восходя назад ко времени Августа Кесаря».
Но по своей сущности все эти меры, как мы считаем, не могли привести к долгосрочному положительному результату. Василевсы и их соправители могли бесконечно тормозить развитие крупной собственности и подавлять феодалов налогами. Что аристократия должна была восторжествовать в период слабости правительства - было вопросом времени. Нужно было изначально изыскивать действенные способы ограничить государственное влияние знати, а не пытаться найти с ней компромисс и идти на уступки.
Так как громадная часть земли находилась в собственности монастырей, слой духовенства был не менее влиятельным и опасным, чем светские феодалы. Императоры X в. действовали по описанному ранее алгоритму: предпринимались попытки уменьшить темпы накопления монастырских богатств. Например, Никифор Фока вынес решение о запрете (964 г.) строить новые монастыри и осуществлять любые дарения ныне существующим. Однако, церковь пользовалась внушительным могуществом в государстве, чтобы подобные мероприятия могли продолжительно и результативно воздействовать на нее. По нашему мнению, Византийская империя поддерживала с ней добрые отношения, так как нуждалась в церкви в качестве опоры существующей власти, что наблюдается и в отношениях со светскими феодалами. Кроме того, сама идея богоизбранности императора противоречила радикальным методам борьбы с таким важным и неотъемлемым институтом эпохи Средневековья. К тому же такой смелый указ Фоки в 988 г. Василий II отменил.
В этом вопросе не менее показательна картина взаимоотношений василевсов с представителями белого духовенства, когда последнее слово никогда не оставалось за государем. Если патриарх, пребывающий в гармонии со светской верхушкой империи, мог реально помочь даже самому посредственному императору утвердиться в глазах общества, то враждебно настроенный патриарх был чрезвычайно опасен, и его противодействие могло привести к ужасным последствиям и, вероятнее всего, сломить волю самого василевса.
По единодушному мнению исследователей, упадок начался после смерти Василия II, при его брате Константине VIII (1025 - 1028 гг.) и при дочерях этого последнего - сначала при Зое и ее трех последовательно сменивших друг друга мужьях - Романе III (1028 - 1034 гг.), Михаиле IV (1034 - 1041 гг.), Константине Мономахе (1042 - 1054 гг.), с которым она разделяла трон (Зоя умерла в 1050 г.), и затем при Феодоре (1054 - 1056 гг.). Упадок этот проявился еще более резко после прекращения Македонской династии. Благодаря военному перевороту к власти пришел Исаак Комнин (1057 - 1059 гг.); после его отречения возвели на престол Константина X Дуку (1059 - 1067 гг.). Затем к власти пришел Роман IV Диоген (1067 - 1071 гг.), которого сверг Михаил VII Дука (1071 - 1078 гг.); новое волнение передало право на корону Никифору Вотаниату (1078 - 1081 гг.). В течение этой череды краткосрочных правлений всевозможные кризисы расцветали пышным цветом, от чего не могла не страдать империя в целом.
Абсолютно предсказуемо, что с каждым днем все явственнее прослеживалась опасность сепаратизма со стороны крупных феодалов. Императорская политика, направленная на ликвидацию влиятельной знати, сочла исчерпывающей такую меру, как обуздание главной опоры феодалов -военной силы. В свое время армия показательно устрашающе сыграла свою роль при восстаниях Георгия Маниака (1043 г.), и Льва Торникия (1047 г.). Образовалась гражданская партия, которая поставила своей задачей оказывать противодействие военным. Взаимодействие этого совета и императора вскоре принесло свои первые плоды: было решено значительно сократить численность всего войска, в рамках урезанного военного бюджета национальная армия заменялась наемной, набираемой из скандинавских народов. После повсеместной опалы, которой массово подвергались полководцы, руководство государственными делами перешло в руки мыслителей и философов - Михаила Пселла, Иоанна Ксифилина, Иоанна Мавропа и других. Был открыт Константинопольский университет, включающий в себя две школы - юриспруденции и философии, основополагающая задача которых заключалась в том, чтобы выпускать образованных гражданских чиновников. Вскоре стало очевидным противоречие между бюрократией и военной силой. После упорной борьбы между ними (1057 - 1081) произошел государственный переворот, возведший на престол Алексея Комнина (1 апреля 1081 г.), который положил конец долгосрочному кризису и объявил верховенство прав феодальной аристократии и армии над советом ученых.
Таким образом, можно выделить ряд наиболее значительных причин всеобъемлющих кризисов Византийской империи XI века. Естественно, к падению производительности сельскохозяйственного производства привело сокращение сельского населения, усугубленное несколькими суровыми засухами и голодом. Также имело место пониженное внимание к армии со стороны ряда представителей власти, которые отдавали предпочтение интеллектуальной элите перед военной знатью провинций. Наконец, у василевсов зародилась тенденция осуществлять дарение домена неотчуждаемого характера крупным феодалам, что неумолимо подрывало устоявшуюся систему раздачи военных земель, прежде составлявшую главный источник византийского могущества.
Михаил Пселл был свидетелем государственного кризиса Византийской империи XI века и участвовал в многочисленных сменах государей, что особенно ценно для нас, так как автор не только поведал об исторических событиях наблюдаемого кризиса власти, но и провел исследовательский анализ деятельности императоров. В связи с тем, что по интересующему нас периоду сохранилось мало письменных источников подобного нарративного характера - «Хронография» Михаила Пселла ценна вдвойне.
Наследие Михаила Пселла, в сравнении с другими историческими источниками того же периода Византийской истории, несомненно уникально, так как сочинения автора, в особенности «Хронография», не только помогают восстановить исторические события, но и взглянуть на них со стороны главы государства и его советников. Таких ценных сведений мы не можем найти ни у одного историка или хрониста, описавшего историю Византии XI века или ранее.
Естественно, что эпоха постоянных смен византийских правителей не могла не отразиться на мировоззрении населения и Михаила Пселла включительно. А вопрос о том, как историческая обстановка повлияла на исторические и философские взгляды М. Пселла, до сих пор является дискуссионным в историографии.
1.2 Проблема мотивов написания «Хронографии»
Прежде чем перейти к проблеме мотивов написания, остановимся на проблеме установления точного времени создания «Хронографии», которые неразрывно между собой связаны. Ведь время написания произведения крайне важно, так как оно может повлиять не только на полноту и объективность изложения, но и на мотивы автора, подтолкнувшие его к размышлениям и изложению их в собственном сочинении.
Еще первыми исследователями было установлено, что «Хронография» представляет из себя две части: первая завершается описанием правления Исаака Комнина (1057 - 1059 гг.), вторую открывает царствование Константина Дуки (1059 - 1067 гг.). Об этом факте свидетельствует различная композиционная структура частей: первая разделяется на семь «томов», второй такое дробление не свойственно. В этой связи необходимо подчеркнуть, что византийский историк уже в самом тексте сообщает о своем намерении завершить сочинение изложением событий периода правления Исаака Комнина.
Интересно, что ни малейшего словесного заключения первая половина «Хронографии» не имеет. После повествования основных событий царствования Комнина мыслитель как бы собирается переключиться на анализ периода Константина Дуки, изложение которого должно быть непосредственным продолжением его сочинения. Рассказ о Константине Дуке также построен как простое развитие предыдущего. Михаил Пселл, вероятно, замыслил вторую половину как продолжение первой и сам их соединил. Это доказывает ссылка на предыдущее повествование в биографии Константина X. В то же время автор не побеспокоился о том, чтобы устранить ряд возникших противоречий между двумя частями, вроде упомянутого выше высказывания о желании окончить свое произведение событиями правления Исаака Комнина.
Важно подчеркнуть, что «Хронография» включает в себя крайне редкий штамп для византийской историографии - в ней отсутствует Предисловие. Интересно, что и другое историческое сочинение византийского исследователя «Краткая история Рима» - тоже лишена Предисловия. Не наблюдается ли тут специальная авторская установка?
Существует точка зрения о мотивах написания «Хронографии», основанная на эпистолярном наследии мыслителя, что труд историка Михаил Пселл взял на себя не из личной инициативы, а по предложению некого «самого дорогого из всех людей». Под этим неизвестным доброжелателем обычно, начиная с К. Сафы, имели ввиду Константина Лихуда. Высказывались также догадки о влиянии на мотивы писателя со стороны таких деятелей как Иоанн Ксифилин, Иоанн Мавропод и даже император Константин Дука. Последняя личность, по мнению Я.Н.Любарского, сомнительна, что касательно первых трех, то их «шансы» приблизительно схожи. Самое главное, что о подобном мотиве более подробно писал сам М. Пселл в «Хронографии»: «Взяться за это сочинение меня не раз побуждали не только вельможные мужи и первые члены синклита, но и служители Слова, люди души божественной и возвышенной, а поскольку с каждым годом все меньше становилось материала для истории и была опасность, что за давностью лет события будут преданы забвению и прошлое по этой причине как бы утратит свою реальность, они и просили меня прийти на помощь природе вещей и не допустить, чтобы в то время, как прежние события запечатлены в памяти потомства, дела нашего времени исчезли в пучине забвения». Время издания первой части определяется обычно 1059 - 1063 гг. (нижняя граница - отречение Исаака Комнина, верхняя - смерть Константина Лихуда).
Но представляется возможным и другой вариант развития событий - это наша точка зрения о вероятном начале времени написания. В начале «Хронографии» - читая описания образов императорских личностей с мастерским вплетением в них отдельных событий исторической действительности, которые характеризуют как с положительной, так и с отрицательной сторон представителя власти - мы наблюдаем достаточно сжатые жизнеописания с минимальными лирическими отступлениями и скорее отсутствием, чем редким присутствием, личных оценочных суждений М. Пселла о каких-либо качествах самодержца или эпохи его правления в целом.
Очень показательными при этом являются первые два жизнеописания -Василия II и Константина VIII - которые в общей сложности от всего текста «Хронографии» занимают всего лишь 16 страниц. Они, как и другие образы, составлены по четырехчленной системе - восшествие, краткая характеристика, деяния, смерть, - но по своему внутреннему содержанию они тесно переплетены между собой, так как Пселл не просто оценивает их правления, а противопоставляет друг другу (Василий - суровый и деятельный, Константин - легкомысленный и хитрый). В этом заключается специфический риторический штамп оценочного метода правлений императоров. Но об этом позже.
Кроме того, мы уже знаем, что в «Хронографии» М. Пселл описывал те явления, события и личности, которые мог воспроизвести в памяти и изложить в своем труде. К вышеупомянутым жизнеописаниям это утверждение не относится, так как в них автор проводит настоящее в современном смысле историческое исследование с использованием устных и письменных источников («Как я слышал от историков, которые его (Василия II) описывали»; «Таким изображает этого мужа (Константина VIII) сочинение, в котором он описывается»).
В последующих образах также прослеживаются исследовательские методы построения императорских портретов, но Пселл любым возможным способом старается включить свою персону в текущее повествование. Изложение же первых двух правлений пропустить через призму авторского восприятия Пселл физически не мог, так как Василий II жил до рождения автора, а Константин VIII умер, когда он находился в десятилетнем возрасте.
Каким же способом помещает М. Пселл свою личность в последующие жизнеописания вплоть до Константина Мономаха, когда ему удалось попасть в состав ближайшего окружения императора и закрепиться в нем? Примером может послужить цитата из биографии императора Романа III - «Я (в то время мне не было и шестнадцати) нередко видел его в таком виде во время процессий - царь мало чем отличался от мертвого…»). Цитата показывает, что автор в юношестве еще не находился при дворе императора и жизнеописание правителя строится в основном на письменных и устных источниках - свидетельствах других историков и хронистов. Но писатель располагает воспоминаниями о внешности государя, и эту возможность - поместить свои личные наблюдения в историческое повествование - М. Пселл упустить не может.
Образы первых братьев-императоров настолько связаны, что их можно рассматривать как единый гармоничный анализ. Но даже 16 страниц описания их характеристик и деяний не идут ни в какое сравнение с жизнеописанием Константина Мономаха, занимающим треть всей «Хронографии». Именно этот фрагмент изобилует отступлениями М. Пселла касательно личных взглядов на самые различные темы, излагающимися чаще всего обособленно от остального текста. Этот текст и другие риторические труды византийского писателя - используется учеными для выявления неоднозначной философской позиции мыслителя. Именно этому вопросу посвящено большинство существующих в зарубежной историографии работ о М. Пселле.
Дойдя же до середины «Хронографии», до самой ее большой главы о Константине Мономахе, речь Пселла начинает изобиловать философскими рассуждениями о самых различных сферах жизни, и самое главное он начинает позиционировать себя как историка, четко определять свои цели. Он говорит о том, что мой правитель и хороший друг пусть и не самый лучший деятель в плане государственных вопросов, но он чист душой и многое для меня сделал. Я написал ему не один энкомий, восхваляя его благие качества. Но сейчас я пишу подлинную историю, в которой должен осветить все деяния государя, ничего не утаивая и не добавляя. При этом он не берется никого судить, лишь изредка высказывает свое мнение относительно причин тех или иных событий.
При построении образа Мономаха мы видим иную картину, отличную от других образов императоров: повествование пространное и подробное, время позволяет М. Пселлу записать не только все текущие события, но и свои личные размышления о мироустройстве и психологии человеке, о своей роли в повествовании. Как мы видим, время - очень важный фактор. Возможно, «игривое и легкомысленное» правление Мономаха заставило Пселла задуматься о природе императорской власти, провести анализ деятельности максимального количества правителей с помощью всевозможных источников и попробовать выявить возможные причины их неудач. Согласно нашей точке зрения, вероятное начало создания «Хронографии» датируется 1040-ми годами, первым десятилетием царствования Константина Мономаха, когда он назначает М. Пселла первым советником и посвящает его во все государственные и личные тайны.
Кстати, о выявлении причин неудач многих византийских правителей и их анализе. Подобное сочинение могло бы послужить не только отличным пособием по истории своей страны, но и поучительным примером, каким не должен быть будущий император Византии, с какими трудностями он может столкнуться и как их следует преодолевать. Известно, что Михаил Пселл - ипат философов в Константинопольском университете - был учителем малолетнего Михаила VII Дуки. По мнению В.В. Бобынина, есть вероятность, что мать императора Евдокия попросила писателя написать для малолетнего престолонаследника такое полезное сочинение, которое помогло бы ему в будущем стать мудрым императором с умением слушать своих советников (коим был Пселл) и любовью к наукам, бесконечно часто воспеваемых в «Хронографии». Соответственно, такое заказное произведение могло быть начато в 1050 году, в год рождения будущего ученика.
Следующее мнение о мотивах написания «Хронографии» является отражением личного виденья автора данной исследовательской работы проблемы мотивов написания изучаемого произведения.
Как мы уже упоминали ранее, личность и жизненный путь М. Пселла вызвали немало взаимоисключающих оценок в историографии.
Причину разноголосицы среди ученых относительно персоны византийского писателя следует искать, прежде всего, в различии исторических концепций, политических взглядов и нравственных убеждений ученых. Но, даже учитывая этот факт, подавляющее большинство оценок жизненного пути М. Пселла остаются абсолютно негативными, и известная фраза Вольтера - «это слиток золота, замаранный всеми нечистотами века» - повторяется авторами множество раз. Но есть и меньшинство, которое пытается оправдать любимца шести византийских императоров. К этому кругу относимся и мы.
Как мы уже говорили ранее, по нашему мнению, М. Пселл был жертвой своей эпохи, и в силу своего высокого государственного положения ему часто приходилось прибегать не к самым лучшим средствам, чтобы удержаться при дворе в условиях постоянной смены власти. Предчувствуя негативные оценки его деятельности потомками, византийский мыслитель, сам того не подозревая, написал исповедь, в которой предпринял попытку оправдать себя и свои действия на примере правлений императоров.
Так как вопрос жанровой специфики неразрывно связан с мотивами написания «Хронографии», мы считаем, что имеет смысл осветить особенности понятия исповеди и то, каким образом они соотносятся с наследием византийского мыслителя.
В научной литературе еще не оформилось единое мнение о жанре исповеди. Часть исследователей заключают, что к исповедальному жанру, помимо исповеди, относятся мемуары, автобиографии, дневники и частная переписка. В то же время другие утверждают, что исповедь - это одна из разновидностей автобиографии. Наиболее корректным, по мнению К.В. Чемодурова, является подход, согласно которому философская исповедь представляет собой гибридный жанр литературы. Такой точки зрения также придерживается Н. Казанский: «Жанр [исповеди] возникает на пересечении традиций, связанных с повседневной жизнью. Другой основой жанра остается автобиография...». Такая трактовка исповедального жанра абсолютно идеально соответствует характеристикам «Хронографии», которые М. Пселл сам дает в своем сочинении: «Я опустил в истории многое, достойное упоминания, не расчленил ее по олимпиадам и не разделил ее подобно историку [Фукидиду], по временам года, но просто повествует о наиболее важном и о том, что всплывает в памяти. Как я уже сказал, я избегаю сейчас подробного рассказа о всех событиях и предпочел средний путь между теми, кто писал о владычестве и деяниях Древнего Рима, и теми, кто в наши дни создает хронографии; я не подражаю ни пространному изложению первых, ни сжатости последних, чтобы мое сочинение не вызывало скуки, но и не опустило ничего существенного». В этом отрывке мы наблюдаем, как М. Пселл либо рвет с многими устоявшимися традициями, либо находится на их «пересечении».
Во-первых, М. Пселл не признает анналистическую традицию расположения материала. Он провозглашает и вводит новый способ повествования - словестно-ассоциативный. Писатель мог начать повествовать о никудышном правлении одного из императоров и о возможных причинах его такого хода событий, и вдруг он переключается на многоэтажное восхваление прекрасной и неземной внешности правителя в античных традициях, не ведающих христианской скромности и скованности. После автор может начать описывать череду любовных романов императора с мельчайшими, поражающие несоответствием средневековой эпохе, подробностями. А потом снова, спохватившись, что лирическое отступление превзошло все мыслимые и немыслимые границы, извиняется и возвращается к теме своего изначального повествования.
По нашему мнению, М. Пселл не только бросил вызов устоявшимся традициям и подверг их критике, но и провозгласил полную свободу в выборе необходимого для его сочинения материала. Кроме того, ученый не только постоянно вводит себя в текущее повествование, он стоит как бы над историческим процессом, он - режиссер описываемых им событий. В этом заключается проявление второй авторской установки - мемурного характера «Хронографии», который, как мы уже поняли, неразрывно связан с исповедальным жанром. Подобное явление - абсолютно беспрецедентное открытие, не имеющее предшественников в византийской историографии. Однако, эпохе Античности уже были известны подобные сочинения, к которым относятся такие философские исповеди, как «Наедине с собой. Размышления» М. Аврелия и первые две книги «Утешения философией» С. Боэция.
Правление императора М. Аврелия завершает золотой век династии Антонинов. С. Котляревский утверждает, что империя входит в хозяйственный и культурный кризис. Раскол в обществе вызвал и раскол в человеческой душе. Человек начинает осознавать себя как личность, автономную от общества. На протяжении всего произведения одной из главных является проблема самоидентичности, раскрываемая в форме поиска ответа на вопрос, каким должен быть идеальный человек. Философ обращается и к повседневному мышлению, утверждая в качестве его типичных конструктов благожелательность и снисходительность к людям. В «Хронографии» Михаила Пселла мы можем наблюдать очень похожий на вышеописанный алгоритм М. Аврелия: византийский мыслитель также последовательно описывает образы императоров, анализируя их деятельность и выделяя типичные черты каждого. Автор больше всего уделял внимание таким аспектам личности императоров как образ жизни, отношение к ученым, ум и красноречие, благочестие и храбрость, щедрость, отношение к императорским обязанностям и характер управления государством. По мнению писателя, гармоничное сочетание черт характера государя, при отсутствии обострения одной из них, должно привести к плодотворному или «идеальному» правлению.
Последняя авторская установка М. Пселла из приведенной выше цитаты - это промежуточная позиция между известными той эпохе жанрами, и писатель чувствует зависимость от них, но такая неоднозначность позволяет, опять же, обеспечить себе полную свободу от жанровых штампов и четко установленной композиции материала.
Интересно, что отнесение Боэция к эпохе Античности не является общепринятым. Уколова В.И. утверждает, что «фигура Боэция высится на "перекрестке времен" - античного и средневекового», а сплачивающим идейным началом у Боэция было не только христианство, но и античное наследие. Как мы уже знаем из первого параграфа, многие ученые, исследовавшие философию М. Пселла, находили в трудах византийского мыслителя как античные истоки, так и христианские размышления.
К жанру философской исповеди эпохи Средневековья относятся «Исповедь» А. Августина и «История моих бедствий» П. Абеляра. Средневековое общество уже четко определило дом человека, отведя ему определенное место в земной и небесной иерархии. Но Августин, по свидетельству Бычкова В.В., «был человеком и мыслителем одного из сложнейших и интереснейших в истории культуры переходных периодов». В это время христианство становится официальной религией Рима. В отличие от исповеди Аврелия, работа Августина представляет исповедь-покаяние человека, уже ставшего глубоко верующим христианином. В это время также популярной была философия неоплатонизма, и большинство исследователей указывает на влияние этого направления на мировоззрение Августина, также как он и повлиял на мировоззрение М. Пселла.
Время жизни Абеляра приходится на позднее Средневековье. По-прежнему в центре мировоззрения эпохи находится отношение человека к Богу, но теперь это отношение не только переживается, но и подвергается рефлексии. Сочинение Абеляра начинается с биографических моментов из жизни мыслителя. Конфликт между реальным я и идеальным я выражается через раскаивание Абеляра в своих поступках, а повседневное мышление - через оценки взаимоотношений с другими людьми. М. Пселл в своей «Хронографии» дает оценки правлениям императоров и незримо раскаивается в своих поступках.
В эпоху Возрождения происходит переориентация мировоззрения с религиозного на светское, утверждается рационализм, а Великие географические открытия, развитие торговли и рост городов приводят к расширению культурного кругозора и утверждению городской культуры. В философии начинает господствовать установка на антропоцентризм и гуманизм, но «гуманистические учения представляли собой сложный и причудливый сплав христианства с античной философией». Поэтому тема Бога не исчезает полностью из философии.
Ярким образцом исповеди этой эпохи является «Моя тайна, или Книга бесед о презрении к миру» Ф. Петрарки. Если Августин считает, что люди оказываются несчастными в силу греховности человеческой природы, то Франциск утверждает, что люди привержены земным страстям, рассматривая последние как «лучшие радости» земной жизни. В этой связи можно вспомнить фрагменты «Хронографии» М. Пселла, касающиеся любовных похождений Константина Мономаха. Автор описал без тени скромности и стеснения, и самое главное, без осуждения череду императорских романов с любовницами. Писатель совершенно определенно не оценивает эти «радости» как фактор, негативно влияющий на успешность проводимой политики государя.
Таким образом, все исповеди написаны в «эпохи бездомности», переходных периодов в истории человечества. Философская исповедь Аврелия носит отпечаток рационалистического самосознания автора, Боэция - выражает экзистенциальные переживания автором состояний своей души, устремленной к Богу, которые тем не менее он стремится описать с помощью рациональных рассуждений. «Исповедь» Августина может считаться первым образцом литературной исповеди религиозного человека с христианским мировоззрением, а философская исповедь Абеляра представляет собой синтетический жанр, в котором доминирует рационализм. Петрарка сравнивает два типа мировоззрения: средневековое, имеющее форму религиозного фатализма, и светский гуманизм эпохи Возрождения, отдавая предпочтение последнему. Черты каждой из описанных исповедей мы можем найти и в «Хронографии» М.Пселла.
По нашему мнению, М. Пселла, как истинного христианина, мучила совесть за его низкие поступки, направленные на закрепление пребывания византийского мыслителя при императорском дворе. Он искал себе оправдания - и нашел он их в жизнеописаниях великих императоров, которые, как правило, всегда в начале своего пути пылают высокими амбициями и желанием сделать мир и государство лучше. Но по прошествии какого-то времени, люди, даже с такими большими возможностями, понимают, что им не удастся остаться такими же постоянными в своих суждениях, как и в начале пути: обстоятельства становятся сильнее них, они поддаются эпохе и совершают скверные поступки. В итоге они вынуждены покинуть престол, и не всегда по своей воле.
Именно это подчеркивал М. Пселл в своем труде: «Многие пишущие историю царей, почему никто из императоров не пользовался до конца своих дней доброй славой, но у одних лучшими были первые годы, другие достойней вели себя к концу жизни, одни предпочитали проводить время в удовольствиях, другие же сначала решали вести себя как философы, но затем постыдно оступались от своих намерений и предавались безобразной жизни. Меня же скорее удивило бы, если бы случилось обратное. Может быть, и можно встретить, да и то в редких случаях, частного человека, жизнь которого с первого и до последнего момента шла по одной прямой линии, однако муж, сподобившийся от всевышнего участи правителя, к тому же и живущий долгие годы, конечно не смог бы распоряжаться властью всегда прекрасно и безупречно, и если человеку частному для добродетельной жизни достаточно природы его души и изначального жизненного состояния, ибо на его долю выпадает мало испытаний и обстоятельства не меняют его души, то как можно сказать это о царе, жизнь которого и на миг не оставляют тяжкие заботы? <…> Если они недостаточно мягки, их укоряют, если уступают человеколюбию, приписывают им неведение, если беспокоятся о делах, упрекают в суетности, если они вынуждены защищать себя и вводить строгости, клевещут, что - де все это - гнев и злоба. <…> Поэтому ничего удивительного, что безупречной жизни не было ни у одного из императоров».
Приведенное выше изречение М. Пселла из «Хронографии» демонстрирует не только вероятность изменения личности любого императора, но и отношения окружающих к нему. Изучение этого процесса и составило содержание «Хронографии», которое будет исследовано нами во второй главе.
Глава 2. Образ представителя императорской власти в представлении Михаила Пселла
.1 Особенности передачи власти в Византийской империи в изложении Михаила Пселла
Отсутствие закона о престолонаследии, который регулировал бы правомерную смену императоров, французский византинист Ш. Диль считал тяжким конституционным пороком, которым, как и Римская, продолжительное время страдала Византийская империя. По мнению другого исследователя, династическая наследственность в Византии не имела большого значения, и каждый желающий человек, будь он причастен к православной вере, мог претендовать на трон. Также важным условием было отсутствие у него какого-либо физического недостатка.
Обращает на себя внимание и тот факт, что в вопросе об обосновании выборности императорской власти византийская система означает отступление от римской: как известно, в «Институциях» Юстиниана, осветивший классическое римское право, в котором отсутствует теократическое обоснование власти. Обязательства правителя перенесены на него от народа. Жители Византийской империи знали и чтили эту концепцию, но представляли власть василевса как приобретенную от Бога. Первых правителей назначал синклит с учетом мнения армии и народа. В дальнейшем общество часто оказывало влияние на укрепление или свержение императора. По нашему мнению, здесь очевидно странное сплетение двух взаимоисключающих постулатов - теократического и демократического.
Династическая система смены власти появилась еще в IV веке, однако угасла к середине VII века, когда множественные «военные возведения» на трон воскресили римское понятие выборности. Однако, династистическая идея не была искоренена полностью: например, иконоборческие императоры зачастую принуждали чеканить на монетах изображение, где рядом с действующим императором фигурировал его сын-преемник (Лев IV и Константин VI, Константин V и Лев IV, и т. д.) или же правитель на лицевой стороне монеты, а сын - на оборотной (Лев III и Константин V). Масса усилий была приложена для упрочнения системы престолонаследия Василием I Македонянином (876 - 886 гг.), именно с того времени мы можем наблюдать многочисленные упоминания об императорской фамилии, члены которой называются «багрянородными». Начинают возникать и укрепляться ряд династий, из которых Македонская династия находилась у власти 189 лет, династия Комнинов - 104 года, Палеологов - 192 года.
Как мы видим, идея первородства по мужской или женской линии (или, как ее еще называют, по абсолютной линии), начала зарождаться во времена М. Пселла, который говорит о Зое как «первой царице..., имеющей в высшей мере законное право унаследования империи», а о Феодоре (второрожденной) как о «второй царской крови». Это отличительная особенность империи: женщины (Феодора, Зоя) находились у власти и, главное, пользовались поддержкой населения. Такой практики мы не наблюдаем чего на Западе. Народ всегда был готов подняться для поддержки прав легитимного правителя, как это демонстрирует попытка переворота 1042 года, когда Михаил V сослал в монастырь августу Зою, "ту, которая законно владела наследием императорской власти, ту, чей отец был императором, как и дед и прадед", и когда общество начало бороться на стороне старой правительницы в неудержимом порыве и неожиданном пробуждении народной души, как говорит М. Пселл в живом рассказе об этом событии.
Интересно взглянуть, как проходили перевороты и в каких силах они находили опору. Вышеописанный случай демонстрирут попытку свержения полноправного члена императорской фамилии, в один момент пробудивший национальный дух в жителях Константинополя.
Также мы можем увидеть множественные попытки претендентов на право носить корону, вроде Георгия Маниака, Варды Фоки, Варды Склира и многих других, которые верили в преданность своей опоры. Они рассчитывали, что, с их помощью есть вероятность на долгие годы занять императорский трон. Все эти полководцы, а также все те, кто во времена кризисов волновался о величественности государства, разыскивали и находили преданную опору в солдатских образованиях. К армии обращались и в самой столице, когда опасались за свою личную защищенность, как, например, Исаак Комнин и его военные командиры, которые подверглись обвинениям со стороны Михаила VI.
Порой церковь организовывала перевороты: патриарх Керулларий в 1057 году встречался с недовольными полководцами в соборе Святой Софии и разрешал им устроить здесь восстание. Он оказал поддержку народу и Исааку Комнину, принудил старого правителя Михаила VI отказаться от прав на корону и, сформировав временное правительство, объявляет Исаака Комнина государем. В этом случае валисевса возвел на правление патриарх. И, наконец, в самом храме, среди императорских приближенных, включая и представителей императорской фамилии, возникли непрерывные сговоры против самодержца.
Эти перевороты не могли не ослаблять власть императора. Подсчитано, что с 395 года по 1453 год, то есть с момента рождения Византийской империи и до захвата Константинополя Османской империей, из 107 императоров, правивших в государстве, лишь 34 из них умерли естественной смертью, 8 - на военных сражениях или стали жертвами несчастного случая. Оставшиеся отреклись, по своему желанию или под чужим давлением, или же погибли насильственной смертью, будучи удушены, отравлены, зарезаны кинжалом. За весь период существования Византийской империи произошло 65 переворотов, которые свершились благодаря населению или армии. Шарль Диль заключил, что Византийская империя - это "абсолютизм, умеряемый переворотом или убийством".
Традиционно считают, что для монархий характерны такие черты как индивидуализм, единовластие и передача власти по сугубо мужской линии, полная безответственность правителя перед общественными союзами. Полагают, якобы самодержец выполняет разом и законодательные, и исполнительные и судебные полномочия. Его власть представляется бессрочной, в отличие от руководства страной выборного должностного лица. Но византийский монархизм игнорирует большую часть данных постулатов.
Как мы уже говорили, Византийская империя не имела определенного закона о передаче власти. Однако, несомненно правосознание византийцев мыслило процедуру престолонаследия как «классический» вариант династического наследования власти от отца к сыну. Далеко не всегда смена представителя власти на троне даже внутри одной императорской фамилии осуществлялась по мужской линии. Наследственная преемственность была, конечно, идеальной моделью при передаче власти, но при попытках заполучить корону эта концепция приобретали самые разные воплощения. В Византийской империи в почете был культ благородства, иерархии и авторитета власти, которые позволяли любые трактовки классической идеи престолонаследия, если это было необходимо в критических ситуациях, они также допускали различные интерпретации системы наследственности.
Доказательства этого нам дает М. Пселл. Так он пишет, что в наибольшей степени всесторонне проблема легитимности власти императоров появилась во время правлений дочерей Константина VIII (1025 - 1028 гг.), который не имел сыновей-наследников. Его брат, василевс Василий II Болгаробоец (976 - 1025 гг.) также не оставил приемников по мужской линии. Естественно, для укрепления прав на власть и в целях защиты своих дочерей (Зои и Феодоры) Константин, чувствуя приближение смерти, заранее подбирает мужа для Зои - Романа III Аргира (1028 - 1034 гг.). Так как будущий император уже был связан брачными узами с другой, старому самодержцу пришлось хитростью заставить пару расторгнуть брак. Византийский писатель подробно и с явным призрением рассказывает нам об этой махинации. Через 5 лет Роман умер, а Зоя, как легитимная престолонаследница по отцу, решила выбрать в качестве императора своего любовника Михаила IV Пафлогона (1034 - 1041 гг.), который после бракосочетания получил полномочия для управления государством. Так как новый правитель страдал от постоянных припадков, которые со временем только учащались, он опасался, что после его смерти враги захватят корону. Государь нашел выход и вынудил Зою усыновить своего племянника, будущего императора Михаила V Калафата (1041 - 1042 гг.), и потребовал его возведения в сан кесаря, что в последствии гарантировало ему трон. Не смотря на то, что юридически было закреплено наследование от муж к его «сыну», по сути внутри новой императорской фамилии, имя Зои, как императрицы единственной легитимной Македонской династии, звучало первым во всех официальных речах на различных мероприятиях. Как писал известный русский византинист Н.А. Скабаланович, волеизъявление Зои меньше всего значило в этой ситуации и она осознавала свою вынужденную участь подчиняться обстаятельствам. В дальнейшем, уже после смерти дяди, самонадеянный Михаил V Калафат принял решение царствовать единолично, рассудив, что императрица Зоя рядом больше не потребуется. Августа была отправлена на дальний остров, что привело к подъему народного патриотизма в столице: горожане потребовали возвращения оскорбленной царицы. В результате волнений и опасений новых попыток Михаила V захватить власть, он был ослеплен. По требованию населения императрицами-соправителями были назначены Зоя и Феодора (младшая сестра первой), как единственные, кто имеют законные полномочия на правление государством. Но женское императорство недолго продолжалось. Вскоре среди приближенных лиц к августам зарождается мнение, что сильная мужская рука должна присутствовать в управлении империей, и если этого не случится - государство столкнется с новыми бедами. Было принято решение о начале поиска нового императора. Им стал Константин IX Мономах (1042 - 1055 гг.), который в начале соправительствовал вместе с обеими сестрами, при этом императрица Зоя была его женой. После смерти этой царственной пары, Феодора (1055 -1056 гг.) оказалась последней представительницей Македонской династии и легитимной правительницей. Все ждали, писал М. Пселл, что она отдаст власть какому-нибудь одаренному соответственными способностями мужу высокого происхождения, но августа некий период времени пыталась избежать такого поворота событий. Однако, исход был один - как и прежде, для сохранения преемства власти ей подобрали мужа -старого Михаила VI Стратиотика (1056-1057 гг.). Именно он остался единственным полноправным василевсом после смерти последней порфирородной.
Этот фрагмент «Хронографии» демонстрирует много интересных особенностей. Как оказалось, слабые в политическом плане женщины, даже силой постриженные в монахини (Зоя), были востребованы, когда вопрос вставал о законности посягавших на императорство лиц. Судя по всему, с точки зрения византийского монархического правосознания далеко не любой претендент мог вступить на престол. И Роман III Аргир, и Константин IX Мономах при всем блеске их родов, не говоря уже о Пафлогонце и Калафате, не могли бы стать законными императорами, если бы не помощь со стороны Македонской династии в качестве браков с женщинами королевской крови. Только Зоя, а далее и Феодора, по важному замечанию Н.А. Скабалановича, были непосредственным источником власти вышеперечисленных мужей. Иначе говоря, сам по себе, без царственных сестер ни один из этих императоров ничего не значил. Вместе с тем, и сестры являлись, скорее, лишь носителями образа императорской власти, но представляли весьма слабые в политическом отношении фигуры, не обладавшими никакими реальными полномочиями. Слабыми их делают женская кроткость и благочестие, М. Пселл не раз акцентирует на этом внимание, анализируя деятельность императриц. Пожалуй, это картина является чрезвычайно показательной для византийского монархизма.
В дальнейшем, после смерти правителя Константина X Дуки (1059 - 1067 гг.), его вдова августа Евдокия, царствовавшая со своими сыновьями Михаилом, Андроником и Константином, пошла на похожую жертву. Как истинная патриотка, талантливый политик и любящая мать, она вышла замуж за Романа IV Диогена (1067 - 1071 гг.), который впоследствии получил статус василевса: «Таким образом перешло к Роману Ромейское царство» - пишет историк.
Кроме того, М. Пселл указывал, что василевс мог передать власть не старшему сыну и даже вообще не сыну, а дальнему родственнику или «постороннему» человеку. Так, например, поступил Исаак I Комнин (1057 - 1059 гг.), передавший императорскую власть не сыну - на чем настаивала его жена Анна Далассина и родственники, а Константину X Дуке (1059-1067). Это показывает типичную черту самодержавной власти - личная воля императора сметала все формальные преграды.
И.А. Ильин справедливо утверждал, что многие формальные признаки, обыкновенно приписываемые монархии, противоречат историческим фактам и нередко представляют собой скорее исключения из общих правил, чем сами правила. Входе анализа «Хронографии», мы увидели, что это суждение как нельзя больше справедливо по отношению к Византии и византийскому монархизму, и Михаил Пселл отчетливо показал различные, часто невполне легитимные, с традиционной точки зрения, способы передачи власти в Византийской империи.
Исторические факты служат М. Пселлу материалом для характеристики образов его героев. Это совсем не означает, что «Хронография» не имеет большого значения как исторический источник. Мы наблюдаем обратную ситуацию, когда, стараясь полнее обрисовать носителей власти, писатель сообщает о таких деталях, рассказывает о таких сценах византийской истории, которых нет и, более того, не могло быть в сочинениях других историков принципиально. Поэтому «Хронография» уникальна и как исторический источник.
В данном труде писатель сопоставляет качества и свойства основных героев, которые более менее постоянно отмечаются М. Пселлом, выделяя их довольно четко. Вот их краткий перечень: 1) род, происхождение; 2) образ жизни; 3) качества государственного деятеля (отношение к императорским обязанностям, характер управления государством, отношение к подданным, щедрость); 4) личная храбрость, выносливость; 5) красноречие; 6) образование, отношение к ученым; 7) благочестие; 8) ум; 9) нравственные качества.
М. Пселл в оценке образа жизни императоров, в сущности, пользуется двумя категориями: «строгость» или «легкомыслие». Избыток того или другого вызывает осуждение философа, которое мы можем увидеть, например, в характеристиках Василия II, Константина VIII, Константина IX Мономаха.
Описанию такого неординарного качества, как расположение к ученым и ученость, Пселл отводит несоизмеримо большое место и, как правило, оговаривает намеренно знание или незнание светских наук своим героем (см. характеристики Василия II, Константина VIII, Романа III Аргира, Константина IХ Мономаха, Михаила IV).
Не меньшую роль, чем образованность в науках, играет для М. Пселла также красноречие (см. характеристики Константина VIII, Романа III Аргира, Исаака I Комнина, Константина Х Дуки). Данные качества имеют для Пселла исключительное значение. Примечательным является в этом отношении тот факт, что в очень небольших характеристиках императоров в «Краткой истории» Пселл использует всякую, даже минимальную, возможность, чтобы отметить наличие (или, наоборот, отсутствие) образования и дара красноречия у своих героев. В «Хронографии» оба эти качества (ученость и красноречие) вытеснили такие распространненные благородные черты правителей, как благочестие и личная храбрость. О таком качестве как благочестие мыслитель сообщает только в панегирических характеристиках Константина Х и Михаила VII, в историях жизни Зои и Феодоры, и, наконец, в отображении личности Романа III Аргира, где это качество является фальшивой маской.
Что касается личной храбрости, то и она в «Хронографии» занимает незначительное место. Следует учесть, что среди героев историописания - такие императоры-полководцы, как Василий II, Исаак Комнин, Роман Диоген и др.
Оценивая «своих» героев-императоров, М. Пселл использует такой важный аспект, как их качества государственных деятелей. Одни из них добросовестно выполняют обязанности властителя империи (Василий II, Исаак Комнин), другие же пренебрегают государственными делами (Константин VIII, Константин IX Мономах). Если одни образованы в науке правосудия, знают законы и каноны (Константин Х), то другие несведущи в ней, и судят по своему разумению (Михаил IV).
Добродетель правителей Византии - щедрость - описанная у многих императоров, осуждаема М. Пселлом, так как она принимает форму расточительности (Константин VIII, Роман III Аргир, Константин Мономах, Константин Х).
Наиболее подробно М. Пселл повествует об отношении монарха к своим подданным. Одни императоры обращаются с ними благосклонно и не позволяют негодованию овладеть собой (Константин IX Мономах), но другие внушают страх окружающим своей грозностью и наказывают даже за мельчайшие провинности (Василий II, Роман III Аргир, Михаил V). «Милостивые» правители несомненно пользуются наибольшим уважением писателя.
М. Пселл нередко отмечает такие черты царственных особ, как тяготение к самовластию или, наоборот, его склонность иметь советников (в роли последнего часто выступает сам создатель византийской хроники).
В «Хронографии» велик и многообразен набор определений и характеристик, относящихся к добронравию и уму героев. У предшественников М. Пселла, да и в его собственных энкомиях нередко обнаруживаются лишь оценочные описания, порожденные заискивающей преданностью или праведной неприязнью, в «Хронографии» нечасто встречаются (значительная доля восхищенных эпитетов приходится на энкомиастические жизнеописания Константина Х и Михаила VII).
В основном М. Пселл старается указать на определенные черты характера героя-императора (лицемерие, лукавость, наглость и т. д.). Бросается в глаза следующее: среди разнообразных характеристик одно качество в сущности неизменно встречается в описаниях автора - по своему нраву монарх бывает «мягкий» или «грубый», «улыбчивый» или «озабоченный», «сострадательный» или «гневливый»‚ «ласковый» или «суровый».
Перейдем от общего анализа к конкретной типологизации наиболее значимых героев «Хронографии».
.Суровый и деятельный император
Жизнеописание Василия II (976 - 1025 гг.) представляет из себя сопоставление двух державных братьев - Василия II и Константина VIII. Сравнение, в сущности, совершается по одному показателю: младший из них «распущенный и легкомысленный», старший, Василий - «деятельный», «бодрствующий», «сосредоточенный» и «озабоченный». Последующая характеристика лишь уточняет и дополняет первоначальное описание, не меняя его ключевого значения. Окружению Василий виделся угрюмым, он был человеком грозного нрава, гневливым и злопамятным, непритязательным в образе жизни, чуждым всякого сибаритства, ко всем относился недоверчиво, был мрачен, скрытен, немилостив. Точка зрения М. Пселла такова, что все эти черты не были даны Василию от природы, а появились как реакция на негативные факторы - главным образом, восстания Варды Склира и Варды Фоки, которые подробно описаны в «Хронографии». Монарх отступился от благодушия‚ презрел украшения, принял вид «озабоченного и сосредоточенного», властвовал, устрашая подданных, а не милостиво. Василий, при своей подозрительности более не желал совещаться с советниками и потому избавился от их, управлял, не соблюдая законов, пренебрёг наукой и ученостью.
Заключительный раздел биографии дает понятие об образе действий Василия II в период войны и мира. В пору мира Василий - «царственен», в годы войны «коварен» (качества героя продиктованы обстоятельствами). Полководец Василий в совершенстве постиг военную науку, непритязателен и неутомим, непримирим к провинностям своих воинов, но карает их только по возвращении из похода. Императора трудно было склонить на какое-либо начинание, но принятое решение Василий никогда не менял. Гнев и милость монарха были незыблемы, свое волеизъявление он воспринимал как «божественный суд».
Невозможно с уверенностью судить, насколько Василий II, охарактеризованный М. Пселлом, совпадает с действительным историческим персонажем (строго говоря, нам вообще неведомо, какими были деятели ХI в., мы можем судить только по портретам, обрисованным у М. Пселла, И. Скилицы, М. Атталиата). Можно более менее точно полагать, однако, что некоторые штрихи облика Василия II в «Хронографии» не являются самостоятельными свойствами, а дополняют друг друга, совокупно собирая цельный образ решительного и непреклонного, недоверчивого и безжалостного, немилосердного и сурового властителя.
Второй герой, оцениваемый М. Пселом в качестве «сурового и деятельного» императора - Исаак I Комнин (1057 - 1059 гг.). Образ этого героя (в отличие от Василия II) писатель обрисовывает по собственным впечатлениям, и потому этот портрет - более подробный и обстоятельный. Изначально на страницах «Хронографии» Исаак появляется еще не императором, а «тираном», ставшим вождем повстанцев, поднявших мятеж против Михаила Стратиотика. Вот несколько первоначальных качеств, которые производят впечатление о герое. У Исаака твердая натура, благородные помыслы, властный облик. Бунтарь Исаак целеустремлен и предприимчив, он дни отдает делам, а ночью терзается в тревожных размышлениях.
Деяния его отличаются благоразумием - М. Пселл не единожды указывает, что Исаак поступает «скорее разумно, чем дерзко». В портрете героя отмечается сдержанная строгость: Комнин никогда не направлял меч на виноватого, но его суровое выражение лица было действеннее любого удара. У императора-воителя присутствует государственная мудрость: он внимательно прислушивается к советам (черта, как уже отмечалось, чрезвычайно ценимая М. Пселлом, тем более что в роли советника был он сам) и относится к собственным успехам философски, думая, что к хорошему исходу чрезмерная удача редко приводит.
Стиль повествования, возносящий нового императора прослеживается уже с первых строк рассказа восшествия на престол. «Муж во всех отношениях деятельный», «не стряхнув с себя пыль битв, не переменив платья», приступил Исаак I Комнин к управлению государством, «едва только успел из открытого моря и бурь спастись в гавань, не стерев соль с губ и не переведя дух».
Употребляется множество восхваляющих эпитетов, например, император уподобляется восходящему солнцу, лучи которого разгоняют облака. И опять М. Пселл играет противоположностями - повелитель на троне суров и непреклонен, когда он занят государственными заботами, нрав его не может смягчиться. Но тот же человек, в домашней обстановке или оделяя должностями подданных, превращается в «мягкого и доступного». На одной и той же струне можно сыграть и резкие, и гармоничные звуки, правитель - «двойной», в нем вполне уживаются противоречивые черты характера.
В последующем эпизоде М. Пселл изображает «грозного» монарха. Исаак Комнин восходит на трон, вокруг расположились синклитики; император не произносит ни слова, как бы размышляя о чем-то, при этом сохраняет на лице «точное Ксенократово выражение». Ужас охватывает присутствующих. Сцена восхищает своей статичностью. Часть персонажей застыла на месте, как от удара молнии, и из их тел «сжавшихся и ссохшихся» от страха отлетает душа, другие бесшумно двигаются, боясь потревожить ход мысли правителя, а третьи все крепче сжимают руками грудь и стараются стоять неподвижно, собрав остатки воли воедино. Сколь ни ужастна и величественна описанная картина, но и в ней присутствует доля легкой иронии. Повелитель здесь на самом деле величествен, но он еще и изображает величие. Исаак заранее повел себя так, чтобы произвести определенный внешний эффект. Иронический подтекст сохраняется и в последующих историях.
Создание необходимого впечатления описано в эпизоде, когда Исаак Комнин исполняет роль судебного арбитра: не имея достаточных знаний в законах, монарх не возлагает на себя вынесение и оглашение приговоров, а поручает это судьям. При этом, он всем своим видом показывает, что будто заранее знает содержание приговора, и более того, он - автор. Кроме того, при такой организации процесса не возможно будет ошибиться при произношение юридических терминов, поэтому император сам не зачитывает приговор, но обязательно вносит поправки в текст, когда его оглашают. И здесь, и ранее усилия Исаака подчинены необходимости создания внешнего положительного впечатления, возвышения своих достоинств и сокрытие недостатков.
Энкомиастический тон первого раздела жизнеописания, несмотря на присутствующую иронию, не может не насторожить: М.Пселл пишет об Исааке Комнине уже после его смерти. Нечто новое появляется в последующем рассказе. Все восхваленные, положительные свойства императора, которые нам так великолепно описал автор, не приносят никаких полезных результатов, поскольку все портит нетерпеливость и поспешность Исаака. Это те качества, в которых биограф видит причину неудачного правления Комнина. Чрезмерная напористость и поспешность, желание сделать все в один момент, немедленно приводит императора к неудачам. А дальше уже неудачи начинают изменять характер и образ жизни Исаака, он становится не в меру суров, начинает презрительно относиться к окружающим и почти все время проводит на охоте. Последние страницы рассказа добавляют последний штрих к портрету великого царя: страшный недуг не согнул императора-воина, благородства не позволило ему уже тяжело больному, выходя из дому, опереться на чужую руку; был он подобен «высокому кипарису»‚ раскачивающемуся под порывами ветра.
В отличие от Василия II, Исаак I Комнин - являет собой «положительный» облик сурового и деятельного властителя. М. Пселл восхищается им и позволяет себе описывать императора с помощью редких для «Хронографии» энкомиастическим приемам изображения, но во второй части биографии автор, не отходя от своей манеры противопоставления, сводит к нулю, ну или, значительно опускает высокую оценку главного действующего лица первой части. «Двучленность», свойственная характеристикам Михаила Пселла, проведена здесь в масштабе целого жизнеописания. Отношение мыслителя к Комнину в «Хронографии» тоже неоднозначно, поскольку, даже в панегирической части рассказа о жизненном пути Исаака I восхищенный, торжественный стиль смягчен легким ироническим подтекстом.
.Легкомысленный и бездеятельный император
Яркими представителями данного типа можно назвать двух императоров, причем оба Константины - VIII и IX Мономах. О чертах характера Константина VIII мы уже говорили ранее. Напомним: император «нрава чрезвычайно мягкого», с «душой, склонной к любым удовольствиям», с «характером легкомысленным», «почти не занимающийся делами управления», более всего ценит плотские утехи и чревоугодие, «до безумия влюбленный в зрелища», страстный охотник.
Биография императора Константина IХ Мономаха - самая объемная и многогранная. Главный герой писания всесторонне обрисован и показан в различных жизненных ситуациях.
Вполне конкретно М. Пселл выражает свое мнение о правлении Константина Мономаха: «Этот государь не постиг природы императорской власти, не понял, что она представляет собой служение на благо подданных, что она требует души, постоянно озабоченной тем, как лучше управлять делами. Напротив, он полагал, что власть означает избавление от трудов, исполнение желаний, ослабление напряжения».
Такая оценка периодически повторяется в тексте «Хронографии»: «Овладев ромейским скипетром, самодержец решил дать себе отдых, как бы достигнув царской гавани после плавания в открытом море». Внешнеполитические и внутригосударственные предприятия Константина IX Мономаха вызывают ироническое или негативное отношение автора: Константин постоянно сваливает исполнение государственных обязанностей на чужие плечи; вступив во власть‚ за дела принялся без должной силы и соблюдения осторожности, напротив, он прекраснодушно мечтал о «некоем новом счастии», транжирил государственную казну, претворяя свои фантазии в жизнь, направо и налево раздавал богатства. Не воспринимает всерьез опасности, например, восстание Маниака. В итоге - новые беды, обрушивающиеся на империю. У мыслителя нет сомнений: такое поведение обусловлено - особенностями «нрава» государя: «Он от природы, - утверждает автор, - имел такой нрав и к тому же еще более развил его..., поскольку власть предоставляла для этого большие возможности».
С первых страниц биографии М. Пселл начинает описывать нрав императора. По началу Константин IX Мономах замечательный, прямо идеальный правитель - не проявляет заносчивости, не появляется на людях насупленным или надменным, с готовностью улыбается, всегда весел и обладает удивительным умением завоевывать сердца подданных. Вполне естественно, что М. Пселл одобряет все это. Однако, как мы уже знаем автор -мастер противоположностей. В процессе дальнейшего рассказа, постепенно, все замечательные, восхитительные качества императора превращаются в свою противоположность. Веселость, никогда не покидала императора, даже в серьезных делах. С ним нельзя было начать беседу о чем-нибудь серьезном, не пошутив. Писатель отмечает, что пренебрежение государственной деятельностью было результатом «души легкомысленной и беспечной», и, в итоге, категорично подчеркивает, что страсть Константина IX Мономаха к развлечениям чрезвычайно мешала ему в реализации государственных обязанностей.
Порывистость имеператора, отсутствие умеренности, периодически, всякий раз с новыми деталями, раскрываются в последующих сценах. Самая показательная - это строительство храма Святого Георгия. Вообще, повествования о возведении монастырей, приютов, церквей и прочих богоугодных заведений являются традиционными в хронографическом жанре. Из-под пера М. Пселла вырывается еще одно средство охарактеризования героя. Бесконечные перестраивания храма, разрушение уже сделанного, возведение еще более пышных сооружений характеризуют царя как натуру переменчивую и неудовлетворенную. «Император парил душой в облаках, и все завершенное и уже заблиставшее красотой теряло для него всякий интерес. Лишь новые планы воспламеняли его и распаляли в нем любовь к неведомому».
Огромное значение среди «развлечений» Константина IX занимали любовные подвиги, которые писатель излагает достаточно подробно, что нетипично для средневековья. Да и само продвижение к престолу произошло благодаря его «мужским» качествам: богатство и знатность приобретены благодаря удачной женитьбе, своим цветущим видом Мономах очаровывает императрицу Зою и становится ремейским самодержцем. Роман Констатина IX Мономаха с его первой возлюбленной Склириной описан достаточно подробно и восторженно. «Склирина следует за Константином в изгнание, любовники не могут жить друг без друга, их не пугают превратности судьбы, в бедствиях Склирина служит утешением возлюбленному» и т. д.. Получив трон после брака с императрицей Зоей, Константин смотрит на неё «телесными очами», а прекрасный образ Склирины предстает перед «глазами его души». Как всегда, император не имеет ни страха, ни совести. В первые же дни после венчания новоявленный государь уговаривает императрицу приблизить Склирину ко двору. История открытой «любви втроем» описана Пселлом как вызывающая и беспрецедентная. Многочисленные детали такие как: императрица стесняется пройти в покои мужа, когда у него любовница; видя неуёмную страсть Константина, дворцовый люд под любыми предлогами спешит покинуть помещение и т.д. Эти мелочи не только окунают нас в атмосферу царской личной жизни, но и преподносят Мономаха как человека, не желающего, да и не умеющего управлять своими страстями.
Константин ненадолго остается один после кончины любовницы. Но прежде чем начать рассказ о новой страсти Мономаха Пселл выдает характеристику темперамента страстного императора: «Императрица Зоя уже вышла из того возраста, чтобы иметь общение с мужем, в императоре бушевали страсти; а так как севаста (Склирина) скончалась, Константин, мечтая о любви, парил в фантазиях и странных видениях. По природе он был весьма склонен к любовным делам и не умел удовлетворять страсть простым общением, но приходил в волнение при воспоминании о прежних наслаждениях ложа и потому полюбил некую девушку».
М. Пселл приписал Константина IX Мономаха к категории «легкомысленных» и «бездеятельных» монархов. Хотя хронист и вывел эти свойства во главу образа правителя, сам же царь изображен автором достаточно сложным и противоречивым, чтобы его характеристику можно было бы ограничить одним-двумя определениями. И главную линию своего персонажа «легкомыслие» мыслитель не оценивает неоднозначно. Где-то оно, легкомыслие, хорошо, поскольку является проявлением добродушия, особо ценимого писателем, но тут же оно и плохо, поскольку приводит к пренебрежению государственными проблемами и безобразному поведению. В силу такой сложности образа, М. Пселл сознательно отказывается от общих и однозначных оценок деятельности и личности императора.
.Император-лицемер
Традиционно, и не без основания, лицемерие считалось и считается классической «византийской» чертой. В хрониках М. Пселла описание его достигает своей наивысшей точки и к автору, по нашему мнению, в ходе этого повествования приходит осознание самого себя. Сам классический лицемер в глазах своих современников М. Пселл такой же лицемер, как и те, о ком он неоднократно с отвращением пишет. В «Хронографии» есть два героя, которые с полным основанием могут быть названы лицемерами: Михаил V и Роман III Аргир.
Пятимесячное царствование Михаила V в «Хронографии» занимает неоправданно большое место, скорее всего, из-за печальных событий его царствования и того негатива, который М. Пселл испытывает в отношении к этому императору. Частично биография Михаила напоминает традиционную характеристику узурпатора, которая свойственна описаниям жизни предыдущих веков. Но, не верно было бы сузить фигуру императора Михаила до типичного «тирана».
В самое начало повествования о Михаиле V, когда он ещё лишь один из возможных наследников Михаила IV, включен не только перечень «злодейских свойств», но и конкретное указание на качество, которое далее станет осевой линией образа: «Как никто другой, умел этот человек под золой скрывать пламя (я имею в виду мерзкий характер под маской благомыслия), он лелеял чудовищные замыслы, не испытывал никакой благодарности к своим благодетелям… однако его лицемерие умело все это скрывать».
Ещё до пришествия на трон, кесарь Михаил мечтает о том моменте, когда он сведет счеты со своими покровителями, а особенно с евнухом Иоанном, который сделал для Михаила больше всех. Когда Михаил вступил в права императора эта драматическая ситуация развивается дальше. Поначалу молодой император дружелюбен и с некоторым раболепием относится к Зое и Иоанну, М. Пселл приводит слова Михаила обращенные к ним: «госпожа», «императрица», «я буду ей рабом», «мой господин», однако совсем скоро обнаруживаются его истинные намерения.
Хоть и образ Михаила V совершенно ясен, но М. Пселл все же считает, что необходимо дать ему прямую характеристику: «В жизни своей этот человек был существом изменчивым, имел душу изворотливую и непостоянную, речь его была в противоречии с сердцем, одно у него было на уме, другое на языке… он мог вечером за одним столом пировать с тем, кого наутро решил подвергнуть жесточайшему наказанию».
Портрет царя Михаила V в изображении М. Пселла - это «классический деспот». Своеволие в управлении, неоправданные новшества, заискивание перед толпой, преследование чиновников и знати и, в конце концов, изгнание императрицы Зои, все это, по мнению автора - следствие дурного нрава тирана и станет причиной его гибели.
Завершает образ императора сцена ослепления: император не выказывает ни капли мужества. Он рыдает, молит о пощаде, проявляя неблагородство и низменность своей натуры.
Биография другого лицемера-императора начинается с характеристики, близкой к панегирической: «Этот муж был воспитан на эллинских науках, был приобщен к знаниям, которые доставляются наукой латинской, он обладал приятной речью, внушительным голосом, ростом героя и царственной внешностью». Но тут же следом идет фраза, которая нас осекает: «В то же время, - продолжает писатель, - он воображал, что обладает знаниями большими, чем на самом деле». Этот типовой для М. Пселла штамп - показать противоречие между претензиями и действительностью, что становится ключом к образу императора Романа III Аргира. Он хочет быть подобием великих древних государей - Марка Аврелия и Августа Октавиана - в области науки и военном деле, но в ратном деле он был полный профан, а науки изучил крайне поверхностно. Автор пишет, что император, якобы занимался философско-теологическими проблемами, однако это было маской и лицемерием. Император мог бы принести немалую пользу своими делами, если бы «воображение и лицемерие» не выходили у него на первый план.
Так же как и в жизнеописании Константина IX Мономаха, в биографии Романа присутствует эпизод возведения храма, но у М. Пселла этот эпизод превращается в средство характеристики: Роман строит церковь, соревнуясь в славе со знаменитым царем Соломоном и пытаясь быть похожим на правителя Юстиниана. Нечистые помыслы, а стремление к славе властителей прошлого движет византийским правителем: «Предметом заботы этого императора было иметь вид благочестивого человека, и он действительно заботился о божественном, но притворства было больше, чем истинной веры, и казаться значило для него больше, чем быть».
Образы двух императоров - Михаила и Романа - совершенно не похожи друг на друга, но их объединяет общее качество - лицемерие, хотя у каждого из них свой характерный тип, и М. Пселл дает читателям понять, что такое качество как лицемерие не может привести к успешному правлению.
.Император - «хвастун»
Роман IV Диоген - герой с ярко выраженной идеей в характере. Во первых строках его жизнеописания говорится: «Нрав его большей частью лукавый и склонный к бахвальству». И вот это все возрастающее «бахвальство» толкает Романа трижды совершить походы на сельджуков, которые приводят императора к катастрофе. Исходя из того, что рассказ об этих походах есть главная сюжетная линия хроники, то и вся биография становится инструментом для выявления главного качества личности императора. «Бахвальство» Романа Диогена показано и в прямых характеристиках, и в постоянном противопоставлении видимого в императоре с реальными возможностями и результатами его усилий, что довольно характерно для писателя.
Внешне серьезное изложение эпизода противопоставлено мелочности императорских успехов. М. Пселл так описывает приготовления Романа к первому походу: «Император облачился в боевые доспехи из дворца, взял в левую руку щит, в правую - копье, «сбитое крепко гвоздями, двадцать два локтя длиною. Щитом император рассчитывал преградить путь врагу, а копьем поразить его в бок. При виде этого остальные подняли боевой крик и рукоплескали, я же, догадываясь о том, что должно произойти, оставался мрачным». Возвращение из похода описано так: «Император вернулся с видом победителя, но не привез с собой ни мидийской, ни персидской добычи, гордясь разве только тем, что воевал с врагом». Тем не менее повод «для бахвальства» уже есть. Похоже описаны и результаты второго похода: «Хотя тысячи наших воинов пали, все-таки мы взяли в плен двух или трех врагов и не были побеждены, и много было у нас разговоров по поводу победы над врагами».
Образ Романа Диогена простоват и неинтересен автору, в отличии от других «пселловских» героев и он относится к нему с большой неприязнью.
Основываясь на общем анализе «Хронографии» мы пришли к следующему выводу: если бы мы ничего не знали о самом Михаиле Пселле, то уже из его обрисовок характеристик монарших особ можно было бы наиболее полно представить себе личность самого автора. Это доказывает, что составляя образы правителей писатель, прежде всего, пытался показать свою личность и обелить себя в лице потомков. Мы даем себе отчет, что писатель: 1) человек, для которого гораздо важнее одаренность, нежели царственное положение; 2) человек, при всем своем христианском благонравии - свободомыслящий, влиятельнейший государственный деятель, на протяжении долгого времени служившего советником при царствующем доме; 3) скорее служитель науки и оратор, чем воин; 4) и в тоже время придворный льстец, судьба которого зависит от снисходительности самодержца.
Вот каким предстает перед нами Михаил Пселл, создатель византийской хроники, таким он является нам и по многочисленным эпистолам, и исповедальным излияниям в других творениях. Само по себе весьма интересно это косвенное «самораскрытие» создателя византийской летописи: не обязательный набор черт было исходной позицией, а субъективное мировосприятие. Это та мера, с которой писатель приступал к изображению героев.
.3 Специфика «пселловского портрета» представителя императорской власти в византийском историописании
Ценителей творений М. Пселла поражало искусство построения образов и психологического проникновения в них, поскольку оно было вполне осознано самим автором и, бесспорно, составляло предмет его гордости.
Уже говорилось о настойчивом повторении М. Пселлом тезиса, согласно которому человеческий характер не является статичным и цельным, а напротив, он динамичен, изменчив и противоречив. В наиболее законченном виде эта мысль выражена в «Хронографии» в связи с рассказом о Константине IX Мономахе. Главное свойство характера императора, по М. Пселлу, - это «соседство противоположностей». Ни один из императоров не остается неизменным до конца своих дней: одни - становятся лучше, другие - хуже. Противоречивость и изменчивость натуры, однако, не является привилегией только императоров (им она свойственна в большей степени, чем обычным людям). Как было уже описано ранее, представление о человеке как о существе противоречивом и изменчивом М. Пселл распространяет и на самого себя.
Более того: подчеркивание в исследуемой личности противоположностей становится для Пселла нормой и даже своего рода риторическим штампом. Приведем некоторые примеры. Михаил VII Дука, как утверждает Пселл, - «смешение противоположностей, он соединил в себе «высоту и глубину, царское величие и умеренность». А кесарь Иоанн Дука воплотил в себе несовместимые свойства: «острый ум и скромность, несравненный разум и неподражаемый нрав». «Совмещение несовместимого» в большинстве случаев не только отмечается, но и оказывается лейтмотивом всей характеристики.
Рассуждая типологически, метод представления образа человека, принятый в «Хронографии» Михаила Пселла, можно назвать дедуктивным. Как правило, хронист предваряет рассказ о герое некоей характеристикой и раскрывает её в процессе дальнейшего изложения. Этот метод, наиболее отвечающий принципам нормативного художественного мышления Средневековья и потому превалирующий в византийской литературе (яркий тому пример - энкомий), изначально предполагает обобщение и абстрактизацию, подведение индивидуальных свойств личности под родовые определения. Византийские писатели в большинстве случаев не стремились разобраться в своеобразии описываемого индивидуума, им достаточно было назвать своего героя благочестивым (т. е. подвести под родовое понятие), а затем приведением в пример ряда эпизодов раскрыть это понятие.
Как становится понятно, М. Пселл уделял особое внимание обрисовке отдельных свойств императора, так как именно от этих мелочей, по его мнению, зависела проводимая политика и, как следствие, судьба государства. Приведем в пример короткую и компактную биографию Константина VIII. «Сильный телом, он был труслив душой»; «легко поддающийся гневу, он не был чужд и сострадания»; «в отличие от брата Василия гневался он недолго и быстро отходил»; «он оказывал благодеяний больше всех других императоров, однако в своих щедротах не соблюдал равной справедливости»; «он был не слишком образован, лишь слегка, по-ученически знаком с эллинской наукой, но, тем не менее, человек от природы способный и привлекательный, с изящной и бойкой речью, он с блеском выражал мысли, рождавшиеся в его душе».
Приведенные выше цитаты составляют основную часть небогатого (для М.Пселла) описания Константина VIII. Во всех характеристиках одна общая особенность: по своему построению они двучленны - каждый тезис в них сопровождается антитезисом, который частично или полностью отрицает, корректирует или ограничивает основное утверждение. Подобные примеры в огромном количестве встречаются и в других жизнеописаниях. Например, о Василии II: «Большей частью он оставался тверд в своих решениях, но случалось, что и менял их». О Михаиле IV: «К эллинской образованности был он непричастен, тем не менее воспитал свой нрав лучше иных философов, постигших ее». О императрице Феодоре: «Я поражался ее благочестию, однако любовь к самодержавной власти побуждала ее преступать законы». О Исааке Комнине: «Ни один из прежних императоров не мог бы с ним сравниться, однако необузданность, нежелание подчиняться велениям разума разрушали благородство его духа». Характер Романа Диогена - «иногда прямой, но большей частью лукавый и наглый». Такие двучленные определения иногда вкраплены в жизнеописания, а иногда на них построена вся характеристика.
Большинство качеств героев М. Пселла привязаны к определенной ситуации, промежутку времени, или особенностям характера, и, что самое важное, они существуют не изолированно, а как бы в переплетении друг с другом. Таким образом, проявляется еще одно новаторское достижение автора. Описываемые исторические события связаны между собой словесно-ассоциативным методом. Мы уже знаем, что хронисты той эпохи использовали религиозный метод повествования, начиная описание событий с Сотворения мира. И хотя М. Пселл тоже причислил себя к ним, судя по названию произведения - «Хронография», но метод повествования, выбранный им, очень гибкий и позволял ему обогатить своё изложение собственными философскими взглядами на религию, науку, психологию. Это характеризует автора как «островок образованности» в средневековом византийском мире и как человека возрождающего эллинскую мудрость. Это еще одна из причин, по которой М. Пселла, по нашему мнению, можно назвать византийским предгуманистом.
Возвратимся к способу художественного построения исторического портрета. По мнению Я.Н. Любарского, византийский исследователь применил «идеальную четырехчленную схему», по которой выстроены все императорские образы. Первая и последняя часть биографии являются типичным примером кольцевой композиции, которая начинает и замыкает каждое жизнеописание. Из этих фрагментов мы узнаем важные свидетельства М. Пселла об особенностях передачи власти в средневековой Византии, которые мы уже подробно проанализировали ранее. Объем и состав приводимой информации всегда различен: от сухого повествования до пространного детального изложения. Можно предположить, что это зависело от следующих факторов - от времени, которое автор мог посвятить описываемой фигуре; от полноты письменных и устных источников, которыми исследователь мог воспользоваться для изучения и восстановления исторической действительности; от давности правления описываемого императора, которая напрямую влияла на обилие или недостаток всплывающих в памяти мыслителя важных фактов; от личного отношения ученого к героям своих жизнеописаний. Внутренние части портрета государя, разграничены самим М. Пселлом дежурной фразой о том, что пришло время закончить краткую характеристику качеств императора и перейти к более детальному анализу деятельности правителя. В этом и проявляется дедуктивный метод исследования влияния личности самодержца на историческое развитие государства.
Мы уже говорили, что М. Пселл, как типичный предгуманист, бросает вызов устоявшимся традициям во многих аспектах, в том числе и анналистическому расположению материала. Об этом автор заявляет в самой «Хронографии». Однако в этом отношении интересно следующее наблюдение, каждый второй раздел императорского образа строится по эйдологическому принципу: писатель излагает самые яркие воспоминания о характере государя в удобной ассоциативной последовательности. Следующий, третий, раздел мыслитель обычно открывает фразой о возращении к началу правления императора и описывает конкретные деяния, которые служат доказательством определенной авторской оценки вклада самодержца в развитие государства. Как правило, в третьем разделе автор старается придерживаться хронологического принципа изложения исторических фактов, не считая философских рассуждений, которые регулярно вклиниваются в повествование, и логически доводит свой рассказ до четвертого раздела о смерти или постриге представителя власти. Это еще раз показывает, что писатель очень свободно распоряжается методами изложения, которые ему удобны в той или иной ситуации. С одной стороны, такая гибкая система характеризует М. Пселла как свободолюбивую личность ренессансного типа. Хотя с другой стороны, такая вольность в изложении материала является одним из аргументов в пользу того, что на самом деле существовала группа людей, которая подписывалась именем М. Пселла, поскольку один человек не в состоянии оставить такое огромное и многогранное наследие.
Эта схема из четырех частей, которые можно условно озаглавить - «приход к власти», «краткая характеристика», «деятельность», «постриг или смерть» - прослеживается и в других образах «Хронографии». Яков Николаевич Любарский находит в своем исследовании истоки такого стиля построения императорского портрета: по четырехчленной схеме строятся и почти все разделы «Хроники» Иоанна Малалы, и «Хроники» Симеона Логофета. По мнению историка, у «Хроники» Симеона общий исторический источник с «Краткой историей» Пселла, которая является предысторией «Хронографии». Именно из этих источниов, или им подобным, схема построения «императорских хроник» могла попасть и в пселловскую «Хронографию».
Однако на фоне этого сходства легче проследить различия между трудами авторов. Для того чтобы показать это, мы использовали фрагменты исследований, посвященных анализу «Истории» Иоанна Скилицы. Такой выбор обоснован следующим рядом причин. Первое: сочинение Скилицы - тоже «императорская хроника», и, следовательно, мы остаемся в пределах одной жанровой разновидности; второе: Скилица - современник Пселла; и наконец третье: по историческому материалу, произведения Пселла и Скилицы частично совпадают, и различие в предметах изображения не помешает делать выводы.
Об Иоанне Скилице, написавшем в конце ХI века, огромное хронографическое произведение, частично описывающее события свидетелем которых стал авор, нам почти ничего не известно. Уже это обстоятельство дает материал для сопоставлений. Исходя из наших наблюдений, жизнь Пселла - по одной только «Хронографии» - мы можем проследить по годам, а в эпизоде с посольством к мятежному Исааку Комнину - даже по часам. Если же Скилица сознательно самоустраняется из рассказа - и в этом он продолжает традицию «анонимных византийских хроник, то «Хронография» Пселла - это практически мемуары.
Иначе организовано у Скилицы представление исторического материала. При этом следует оговориться, что структура разных биографий в сочинении историка не совсем однородна, и зависит, от тех источников, которыми он пользовался. Напрример вот так построен рассказ Скилицы о царствовании Михаила IV (1034-1041). Хронист начинает биографию повествованием о событиях во дворце, об интригах «первого министра» - Иоанна Орфанотрофа, о заговорах против императора и его родственников, далее эта «дворцовая» история перебивается самыми разнообразными, не имеющими между собой никакой внутренней связи, эпизодами. Скилица повествует о мероприятиях Иоанна Орфанотрофа, о болезни императора, о варяге, пытавшемся изнасиловать некую женщину во Фракисии и убитом ею, о тучах саранчи, напавших на поля, о вещем сне, виденном неким священнослужителем, о возмущения жителей Антиохии, о землетрясении в Иерусалиме, о наступлении арабов, о нападении печенегов и т. д. Мы перечислили события в том порядке, в каком приводит их Скилица в начале рассказа о времени Михаила IV. Не станем продолжать цепочку, так как принцип организации исторического материала предельно понятен. Сочленение эпизодов чисто хронологическое. «В том же году…», «В это же время…» - такими фразами изобилует текст хроники, что, по нашему мнению, приводит к тому, что эпизоды лишены причинных связей. А в «Хронографии» мы наблюдаем в корне обратную ситуацию: текст произведения пестрит причинно-следственными связями и логическими выводами, что, по нашему мнению, характеризует М. Пселла как исследователя и историка.
Для Иоанна Скилицы очень характерно особое внимание к всевозможным природным явлениям и «чудесам». Пожары, засухи, «падения» звезд, землетрясения и прочее - все старательно фиксируется автором. В ряде случаев он даже анализирует эти явления: налет саранчи - наказание ромеям за нарушение божественных заповедей, землетрясение - кара царю Михаилу IV и т. д.. Здесь на лицо метод изложения, в котором Божий промысел неразрывно связан с описываемыми историческими фактами. По нашему мнению, в этом проявляется типичный средневековый христианский стиль изложения, ставящий своей первоочередной задачей запугать простого человека, показав, что за каждый грех последует немедленная кара.
У М. Пселла в биографии Михаила IV, как, впрочем, и в других разделах «Хронографии», на первом месте - человеческие поступки и реальные исторические события, а уж потом, где-то далеко и изредка происходившие в то же время «чудеса» или погодные явления.
Повествование Иоанна Скилицы свободно от привязки к местности и легко переносится в любую точку Византийской империи, у М. Пселла, напротив, оно сосредоточено вокруг императорского дворца, и даже более узко, вокруг личности самого императора. Лишь один раз повествование меняет свою географию и то только потому, что сам царь отправился из Константинополя в Болгарию.
Всё повествование о Михаиле IV построено на иных структурных представлениях, чем у И. Скилицы. Начав жизнеописание, как и подобает, с сообщения о восшествии на престол Михаила, летописец тут же переходит к охарактеризованию монарха. По окончании первой части, М. Пселл заявляет о потребности «вернуть к началу свой рассказ», и далее совершенно естественно было бы ожидать писания о «деяниях императора». И такое сказание действительно следует, но организовано оно весьма оригинально. Повторно похвалив Михаила за его добрые качества, писатель указывает на всего один недостаток императора - низменные черты его родственников. За это упоминание зацепляется необходимость более менее подробно изложить судьбу братьев в дальнейших главах. После этого М. Пселл возобновляет летопись Михаила, повествует об поменявшемся отношении к императрице Зое и главную причину этой перемены он видит в недуге царя. Теперь мотив монаршей болезни идет нитью сквозь всю биографию правителя. Автор рассказывает о мучениях императора, а далее показывает читателю, чем занимался правитель, когда болезнь на время отступала. В последующей главке, между кризисами, хронист уместил пересказ о всей внутригосударственной и внешнеполитической активности Михаила. «Постигшая болезнь уже грозила его жизни, а Михаил как ни в чем не бывало занимался делами», - предложением М. Пселла заканчивается эта глава. А далее Пселл опять поднимает линию болезненного состояния монарха и продолжает её раскручивать. Недуг повлиял на активность Орфаногрофа, который пожелал воспользоваться ситуацией и привести к власти свой род. В конце концов ему удается добиться усыновления императрицей племянника царя - будущего императора Михаила V. После охарактеризования Михаила летописец в очередной раз обращается к теме недуга: царь на смертном одре, постройкой храма и аналогичными богоугодными свершениями пытается выхлопотать себе спасение после смерти. Уже заканчивая повествование мыслитель вновь с похвалой упоминает императора, и считает необходимым привести пример в поддержку своего мнения, «выбрав один эпизод из многих», ведает нам о уничтожении Михаилом болгарского мятежа Петра Деляна. Первый раз за всю историю повествования перед нами предстает довольно подробное описание внешнеполитических деяний государя. Из балканского похода Михаил прибывает в Константинополь сильно больным, и здесь довольно естественно выглядит переход к повествованию о его постриге и смерти.
Разница между летописцами И. Скилицей и М. Пселлом можно пояснить огромной разницей в их интеллектуальном уровне. Иоанн Скилица - довольно сухой и, по мнению Крумбахера, один из совершенно «тупых византийских хронистов», М. Пселл же - великолепный ритор и ученый той эпохи. Несомненно, техника риторики, которой писатель владел в совершенстве, произвела на строение «Хронографии» огромное влияние. Определенно можно утверждать, что именно из риторики автор заимствовал умение пользоваться словесными сцеплениями и ассоциативными связями.
Продолжим рассмотрение композиции императорских портретов в «Хронографии».
Установленное деление на четыре части, восходящее, как мы уже поняли, к византийским летописям, характерно практически для всех жизнеописаний. Основной из этих частей, естественно, оказывается «детальная характеристика». Композиционное различие между биографиями более всего сказывается в разнице методов построения этого основного раздела. Принцип словесно-ассоциативной связи соблюдается почти везде, однако во многих жизнеописаниях появляется и нечто новое, о чем речь пойдет ниже.
Нетрудно заметить, что эпизоды биографий, подробно проанализированные в предыдущем параграфе, располагаются в хронологической последовательности: однако хронология событий оказывается тесно связанной с хронологией характера. Структура биографий определяется главным образом стремлением автора показать эволюцию нрава героя под влиянием событий. Это стремление вытекает из собственной этической теории М. Пселла: характер человека, особенно если этот человек император, принципиально не является постоянным, а подвержен непрерывным изменениям.
Чтобы показать различия в подходе к структуре образов, вновь прибегнем к методу сравнения и на этот раз объектом сравнения выберем «Историю» Михаила Атталиата.
Жили оба автора примерно в одно время, оба были высокими титулованными особами, пользовались милостями царствующих императоров и занимали важные государственные посты, оба были свидетелями важных политических и исторических событий и писали не понаслышке. М. Атталиат, в отличии от И. Скилицы, подобно М. Пселлу, принадлежал к интеллектуальной верхушке общества и он не только не умаляет своей роли в событиях и при царском дворе, но и всячески ее подчеркивает и даже преувеличивает.
Также, как и М. Пселл, М. Атталиат делит своё произведение на рассказы об отдельных «царствованиях», каждый из которых представляет собой логическое и композиционное целое. Такое разделение отнюдь не формально, и имя царя - вовсе не эпоним действия: рассказ действительно концентрируется вокруг фигуры императора. Более того, удачи и неудачи империи, по мнению Любарского Я.Н., часто являются прямым следствием из достоинств или недостатков царя.
При сравнении М. Пселла со М. Атталиатом, мы остановились на их сходстве, чтобы еще ярче выразить отличия. Проанализиуем разделы обоих писаний, относительно Константина IХ Мономаха. Рассказ Атталиата о Константине IХ Мономахе, это описание событий, происходящих с императором, который предстает перед нами, как правитель который вынужден преодолевать свалившиеся на него проблемы. Только только взошел на престол, как вспыхивает бунт Георгия Маниака. Едва удалось его подавить, как к Константинополю подходит русский флот. Лишь после победы в этой войне, монарх может приступить к исполнению гражданских дел, при его участии были открыты философская и юридическая школы. Но теперь начинаются возмущения под предвадительством Льва Торника, государю удается усмирить и этот конфликт. Параллельно с вышеописанными событиями печенеги переселяются на территории империи, переправившись через Дунай. Повелитель пытается противостоять захватчикам, но не имея достаточно сил, заключает с ними перемирие и отправляет им дары. На территорию Ивирии вторгаются сельджуки, императорская армия оказывает активное спротивление нашествию, и эта борьба продолжается до кончины государя.
Смерть Константина дает автору возможность выдать развернутую характеристику императора. В границах характеристики, для более полного представления черт Константина излагаются его некоторые деяния (в частности, строительство храма). «Заключительная характеристика» - это элемент, закрывающий биографию правителя в античной историографии.
В «Хронографии» М. Пселла биография Константина IX Мономаха является наиболее сложно построенной и интересной частью произведения, к тому же самой большой по объему, описание императора занимает около трети всей летописи. Как и должно, третий раздел характеризует начало влавствования государя. Хронология уже не соблюдается, а присутствует ассоциативная связь и реальные исторические события представляют собой иллюстрацию состояния героя и его свойств. Используя свои традиционные приемы, М. Пселл подводит эту часть рассказа к логическому завершению, он начинает повествование о предсмертной болезни императора, однако, вместо того чтобы начать завершающий летоописание Константина раздел автор внезапно возвращается назад. «Поскольку, - заявляет Пселл, - как и обычно в данном сочинении, я многое опустил в этом рассказе, я вновь вернусь к Константину, прежде, однако, расскажу о Зое, а затем опять примусь за другой рассказ». Так все, о чем написал автор ранее, является первым рассказом о Константине, за ним последует новое сказание, с тем же героем - «другой рассказ». И действительно: после того как летописец выдает характеристики императрицы Зои, он начинает новый рассказ о Константин IX Мономахе, который и завершает третью часть.
Кстати, «другой рассказ» по композиции аналогичен «первому» и типовому построению биографий: начало - «предварительная характеристика», далее - характеристика «детальная», с иллюстрациями в виде исторических событий. Вот так в биографии Константина IX Мономаха копируется конструктивная схема построения рассказа.
Композиция жизнеописания государя построенна как довольно свободный рассказ с непредсказуемым движением мысли, ассоциативными переходами, необязательными переносами, но она обязательно привязанна к личности императора - главного героя повествования: «Рассказ об этом императоре как будто противоречит сам себе, он изменяется и преобразуется вместе с Константином. Он построен по законам правды, а не риторики, уподобляется и как бы сопереживает герою».
И если писание М. Атталиата - смена эпизодов связанных с личностью императора, в хронологическом порядке и характеристика правителя представлена в виде автономного раздела в конце произведения, то хронография Константина IX Мономаха у М. Пселла - это, и есть, характеристика героя, в которой растворены исторические события.
Таким образом, на место средневековой скованности византийских хронистов, их зависимости от христианских концепций и невозможности подняться над материалом, который диктует им последовательность изложения, приходит художественная свобода М. Пселла. Автор предстает перед нами не историком, который фиксирует действительный исторический материал, а режиссером той исторической драмы, которую он описал. Но, как бы ни был свободен М. Пселл в концепции своей «Хронографии», схема построения его произведения направлена на одну единственную цель - оценку личности и правления императоров в целом.
Глава 3. Методическая разработка повторительно-обобщающего урока для 10 класса на тему: «Михаил Пселл - заурядный средневековый схоласт или первый в своем роде византийский предгуманист?»
В настоящее время многие учителя приходят к понимаю, что традиционные методы обучения неэффективны и не приводят к желаемому прогнозируемому результату. Систематическое зазубривание текста учебника дома и однотонный монолог учителя в классе привели к полному упадку заинтересованности в познании нового и неизведанного. Это явление касается не только изучения истории в школе, но и всего остального спектра дисциплин, который должен быть усвоен современным поколением с наивысшей степенью мотивации.
Чтобы продемонстрировать методы активного обучения, которые с недавних пор введены в современные школы Министерством образования и науки РФ путем утверждения «Федерального государственного образовательного стандарта среднего (полного) общего образования», мы использовали учебник Уколовой В.И. и Ревякина А.В. «Всеобщая история: с древнейших времен до конца XIX века» для 10 класс, в котором освещены интересующие нас черты Античности, Средневековья и Возрождения как культурного явления.
В вопросах повышения мотивации и активизации познавательной деятельности очень интересен труд Гина А.А. «Приемы педагогической техники», который пропагандирует нетрадиционные формы работы на уроке с применением следующих принципов педтехники: свобода выбора, открытость, деятельность, обратная связь и идеальность. Методы и приемы, позволяющие следовать этим принципам, мы продемонстрируем на такой теме, которая не включена в курс изучения истории в школе. Более того, эта тема в нашем высшем учебном заведении предлагается к исследованию только в рамках одной дисциплины. Мы говорим о великом ученом своего времени - Михаиле Пселле, византийском государственном деятеле и мыслителе XI века.
Информацию о М. Пселле и его трудах с предгуманистическими тенденциями можно преподнести учащимся в форме повторительно-обобщающего урока с применением технологий проблемного обучения и критического мышления.
Подробнее о них: проблемное обучение заключается в создании учителем проблемной ситуации, решение которой должны найти учащиеся в ходе активной самостоятельной мыслительной деятельности. Одним из способов постановки проблемного вопроса является предоставление такой информации для анализа, которая бы вступила в противоречие с ранее полученными знаниями, которая удивила бы их (у Гина такой прием звучит как «Удивляй!») и мотивировала к изучению и сравнению.
К примеру, учащиеся усвоили, что идеи гуманизма характерны для Нового времени, но вдруг они узнают, что был человек в истории, который предвосхитил эту эпоху на несколько столетий. Далее вступают приемы технологии критического мышления, в которой тексту отводится приоритетная роль: его читают, анализируют, интерпретируют, дискутируют. Дети работают в групповой форме с разными фрагментами «вершины» творчества Пселла «Хронографии», находя в них не только черты Возрождения (и, как следствия, Античности), но и задумываются об образе человека Средневековья, что приводит к систематизации всего пройденного материала по ранее изученным темам.
Технологическая карта урока
Урок: История
Класс: 10
Тема: Древний мир, Средневековье, Возрождение
Тема урока: Михаил Пселл - заурядный средневековый схоласт или первый в своем роде византийский предгуманист?
Цель урока: формирование у учащихся деятельностных способностей и способностей к структурированию и систематизации изученного материала об Античности, Средневековье и Возрождении.
Задачи:
Образовательная:
·Обеспечить в ходе урока повторение и закрепление общих тенденций таких периодов всеобщей истории как Античность, Средневековье, Возрождение;
·Вспомнить и сформулировать понятие «Возрождение» и провести его синтез;
·Изучить и проанализировать основной труд Михаила Пселла -«Хронографию» с применением ранее полученных знаний об эпохах;
·Составить представление о специфике личности византийского мыслителя, его роли в историческом процессе.
Развивающая:
·Продолжить формирование учебно-информационного умения работы с текстом - фрагментами «Хронографии» Михаила Пселла;
·Развить навык структурирования информации в форме таблицы, выбирать главное;
·Содействовать формированию самостоятельной познавательной деятельности;
·Проверить умение работать в группах, прислушиваться к чужому мнению и уважать его, аргументировано отстаивать свою позицию;
·Проконтролировать общеучебные умения анализировать и сравнивать разные исторические эпохи, делать выводы;
·Создать условия для отработки навыка анализа исторического портрета - Михаила Пселла.
Воспитательная:
·Расширить общий кругозор учащихся, выйти за пределы дисциплины;
·Воспитать нравственные качества на примере государственной деятельности Михаила Пселла;
·Содействовать формированию толерантности в отношении культуры других народов.
Тип урока: Урок систематизации знаний (общеметодологической направленности)
Форма урока: дискуссия
Длительность урока: 45 минут
Заключение
В завершении данной работы мы пришли к выводам о том, что византийский ученый, мыслитель, писатель и государственный деятель - Михаил Пселл - был, без сомнений, легендарной личностью для своего времени. В своих многочисленных трудах он, как истинный гуманист, не только бросил вызов устоявшимся традициям в области историописания и подверг их критике, но и провозгласил полную свободу в выборе необходимого для его произведения материала. Кроме того, мыслитель постоянно вводит свои личные наблюдения и философские рассуждения в текущее повествование, тем самым он как бы стоит над историческим процессом, он - режиссер описываемых им событий. Таким образом, изложению исторических событий в «Хронографии» придается мемурный характер. Подобное явление - абсолютно беспрецедентное открытие, не имеющее предшественников в средневековой византийской историографии.
Вопрос о времени и мотиве написания «Хронографии» до наших дней считается дискуссионным, различные точки зрения которого мы предприняли попытку осветить в первой главе. Однако, абсолютно ясным остается одно - кризис во всех сферах жизни, охвативший Византийскую империю в XI веке, не мог ни повлиять на мировоззрение писателя и, как следствие, на содержание труда, отражающий события этого периода. Такие тяжелые времена привели к переосмыслению устоявшихся взглядов, прибегая одновременно к рациональному мышлению и христианскому учению.
Что касается внутреннего содержания «Хронографии», то она предоставляет нам крайне ценные сведения об эпохе династического кризиса Византийской империи, так как других исторических источников того же характера мы не имеем. Текст произведения дает нам пищу для размышлений о природе особой модели византийского монархизма. Нам он представляется очень гибкой системой, например, в плане поиска приемника императорской власти. Мы видим, что в Византии было очень развито понятие соправительства, при котором царствовать на равных правах могли августа королевской крови и василевс из высокого происхождения, взятый ею в мужья; и царственные братья, и порфирородные сестры. Даже если династия затухала, синклит всегда мог выбрать подходящего претендента из знатного рода при дворе или стратига из отдаленных военных провинций. Но в тоже время, если кто-то попытается свергнуть легитимного правителя - тот час поднимались волнения в Константинополе. Голос народа всегда имел вес. Интересно, что все эти демократичные черты Античности, которые не могли ни сохранится в Византии как в преемнице Римской империи, гармонично переплетались со средневековым обожествлением носителя власти.
Невозможно переоценить и прорыв М. Пселла в области историописания, который можно представить в нескольких тезисах:
·Новый способ мышления - рационалистический;
·Новый способ организации образа - дедуктивный метод;
·Новый способ повествования - словесно-ассоциативный;
·Ломка канонов и общепринятой терминологии;
·Исследовательский характер;
·Мемуарный характер.
Множество исследователей бросали свои силы на изучение разных аспектов наследия М. Пселла: одни восстанавливали его жизненный путь и государственную деятельность, оценивая последнюю как меркантильную, другие рассматривали императорскую политику и анализировали специфику византийского монархизма, третьи преклонялись перед художественным мастерством писателя, выявляя отдельные риторические штампы, свойственные только для М. Пселла в сравнении с его предшественниками и современниками. Как правило, ученые эти разные аспекты одной проблемы между собой не связывали. Мы же частично затронули все эти стороны, что позволила нам взглянуть на ситуацию в целом и по-новому.
По мнению большинства исследователей, своей задачей М. Пселл ставил характеристику византийских правителей, их фаворитов и любовниц, дворцовых переворотов и интриг. Он предстает перед читателям беспощадным судьей: он не питает особого уважения к императорской власти, хотя многих императоров М. Пселл осыпает щедрыми похвалами. Он склонен считать, что императорская власть губит человека, превращая самого талантливого государя в мелочного и злобного деспота. Принцип «соседства противоположностей» является лейтмотивом всех психологически постороенных образов в «Хронографии».
Мы считаем, что принцип такого однобокого императорского антропоцентризма нельзя использовать по отношению к «Хронографии», тем сам квалифицирую ее сугубо в жанре «история». Необходимо взглянуть вкупе на личность автора и на личности, описываемых им героев. Украинский художник Николай Никифорович Грох сказал следующее: «Художник всегда пишет свой портрет. Даже если это пейзаж или натюрморт, внимательному зрителю не слишком сложно понять, каким человеком является автор». Эта цитата как нельзя лучше подходит к М. Пселлу и его творчеству.
М. Пселлу удалось остаться первым советником при шести императорах, прибегая к лести и низкопоклонству. Естественно, анализируя оценки государственной деятельности М. Пселла мы наблюдаем много негативных оценок. По нашему мнению, мыслитель предвидел это, и попытался оправдать себя, используя жизнеописания великих людей той эпохи. Он не только подчеркнул все промахи императоров, но и попытался оправдать их. Писатель говорил о том, что правителю с таким грузом ответственности сложно оставаться идеальным на протяжении всего правления, не поддаваясь соблазнам и прелестям своего положения, что, судя по всему, коснулось и автора. Сам того не подозревая, М. Пселл, написал философскую исповедь, что мы и доказали в своей работе, сравнивая фрагменты «Хронографии» с известными человечеству исповедями - Аврелия, Боэция, Августина, Абеляра и Петрарки.
Что касается разработки методической части выпускной квалификационной работы - здесь мы предприняли попытку «расширить границы» изучаемого материала на уроках истории, что является одним из принципов современной педагогической техники. Выход за рамки предполагаемой программы ведет к повышению интереса к предмету в целом. Мы считаем, что «Хронография» очень гармонично вписывается в курс истории в старшей школе. Использование фрагментов этого сочинения позволяет учащимся на высоком уровне систематизировать и углубить знания о таких глобальных эпохах, как Античность, Средневековье и Возрождение.
Список использованных источников и литературы
Источники
.Абеляр П. История моих бедствий - М.: Республика, 1992. - 288 с.
.Августин А. Исповедь / пер. М.Е. Сергеенко. - СПб.: Наука, 2013. - 376с.
.Аврелий М. Наедине с собой. Размышления / пер. С.М. Роговин. - М.: АСТ, 2016. - 384 с.
.Боэций. Утешение философией. - М.: Наука, 1990. - 414 с.
.Петрарка Ф. Моя тайна, или Книга бесед о презрении к миру / пер. М.Н. Гершензона. - М.: Правда, 1989. - 144 с.
.Абрамсон М. Л. От Данте к Альберти. - М.: Наука, 1979. - 176 с.
.Безобразов П. В. Византийский писатель и государственный деятель Михаил Пселл. М.: Изд-во М. Ун-та, 1890. - 182 с.
. Безобразов П.В., Любарский Я.Н. Две книги о Михаиле Пселле. - СПб.: Алетейя, 2001. - 541 с.
. Бибиков М.В. Историческая литература Византии. - СПб.: Алетейя, 1998. - 318 с.
.Брокгауз Ф.А., Ефрон И. А. Энциклопедический словарь / Под ред. И. Е. Андреевского. - СПб.: Ф. А. Брокгауз - И. А. Ефрон, 1898.
.Бычков В. В. Эстетика Отцов Церкви. Блаженный Августин. - М.: Ладомир, 1995. - 593 с.
.Вальденберг В. Философские взгляды Михаила Пселла // Византийский сборник. М. - Л.: 1945 - 249-255 с.
.Васильев А.А. История Византийской империи: В 2-х т. Т. 1 / Пер с англ. А.Г. Грушевой. - СПб.: Алетейя, 2000. - 584 с.
.Величко А.М. Византийский монархизм // Правоведение. № 5. - СПб.: Изд-во С.-Петербург. ун-та, 2005. - 175-196 с.
. Гийу А. Византийская цивилизация / Пер с франц. Д. Лоевского. - Екатеринбург: У-Фактория, 2005. - 552 с.
. Гин А.А. Приёмы педагогической техники - М.: Вита, 2001. - 88 с.
. Дашков С. Б. Императоры Византии. - М.: Красная площадь, 1997. - 370 с.
. Диль Ш. История Византийской империи / Пер. с франц. Рогинской А.Е. Под ред. Горянова Б.Т. - М.: Гос. изд-во иностранной лит-ры, 1948. - 160 с.
. Диль Ш. Основные проблемы византийской истории / Пер. Горянова Б.Т. - М.: Изд-во иностранной лит-ры, 1947. - 184 с.
. Жильсон Э. Философия в средние века: От истоков патристики до конца XIV века. - М.: Культурная революция: Республика, 2010. - 678 с.
. Ильин И.А. О монархии и республике. - М.: Русская книга, 1993. - 565 с.
. Ильичев Л.Ф. Философский энциклопедический словарь / Под ред. П.Н. Федосеева, С.М. Ковалева, В.Г. Панова. - М.: Советская энциклопедия, 1983. - 840 с.
. Каждан А.П. Византийская культура (X - XII вв.). - СПб.: Алетейя, 2006. - 280 с.
. Казанский Н. Исповедь как литературный жанр // Вестник истории, литературы, искусства. - М.: Собрание, 2009.
. Котляревский С. Вступительный очерк // Аврелий М. Наедине с собой. Размышления. - СПб.: Азбука-Аттикус, 2012. - 224 с.
. Крумбахер К. Византийские историки и хронисты / Под ред. В. Н. Бенешевича. - СПб.: Студенческий издательский комитет при Ист.-филол. факультете Санкт-Петербургского Университета, 1914. - С. 128
. Ларионов А. В. Демонология Михаила Пселла // Мир Византии: Проблемы истории Церкви, армии и общества. - Волгоград: Б.И., 2011. - 3-27с.
. Литаврин Г.Г. Византийское общество и государство в X-XI вв.: Проблемы истории одного столетия: 976 - 1081 гг.- М.: Наука, 1977. - 312 с.
. Литаврин Г. Г. Пселл о причинах последнего похода русских на Константинополь в 1043 г. // Византийский временник, №52 (1967) - с. 71 - 86.
. Любарский Я. Н. Пселл в отношениях с современниками // Византийский временник: Т. 34. - М.: Наука, 1973. - 72 - 87 с.
. Любарский Я.Н. Рецензия на: A. Gadolin. A Theory of History and Society with special reference to the Chronographia of Michael Psellos.
. Любарский Я.Н. "Краткая история" Михаила Пселла: существует ли проблема авторства? // Византийский временник: Т. 80. - М.: Наука, 1994 - с. 80 - 84
. Медведев И.П. Правовая культура Византийской империи. - СПб.: Алетейя, 2001. - 576 с.
. Норвич Д. История Византии / Пер. с англ. Н.М. Забилоцкого. - М.: АСТ, 2010. - 584 с.
. Оболенский Д. Византийское содружество наций. - М.: Янус-К, 1998. - 655 с.
. Попова Т.В. Византийская эпистолография // Византийская литература / отв. ред. Аверинцев. - М.: Наука, 1974. - 156 - 230 с.
. Приказ Минобрнауки России от 17 мая 2012 г. № 413 «Об утверждении и введении в действие федерального государственного образовательного стандарта среднего (полного) общего образования»
. Скабаланович Н.А. Византийское государство и Церковь от смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2-х т. Т. 1. - СПб.: Издательство Олега Абышко, 2004. - 864 с.
. Сказкин С.Д. История Византии: В 3-х т. Т.2. - М.: Наука, 1967. - 480 с.
. Удальцова З. В. Византийская культура. - М.: Наука, 1988. - 460 с.
. Уколова В. И. «Последний римлянин» Боэций. - М.: Наука, 1987. - 160 с.
. Уколова В.И., Ревякин А.В. Всеобщая история: с древнейших времен до конца XIX века. 10 класс. - М.: Просвещение, 2012. - 367 с.
. Успенский Ф.И. История Византийской Империи: В 5 т. Т. 3. - М.: Мысль, 1997. - 800 с.
. Чемодуров К. В. Философская исповедь: от Античности до Возрождения // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. - 2015. - № 1 (41). - С. 89 - 95.
. Шейнэ Ж.-К. История Византии / Пер. с франц. Зусевой В.Б - М.: Астрель, 2006. - 158 с.