определяется достоверностью результатов работы, подтвержденных результативностью исследования научных проблем. Использование источникового материала позволило осуществить воссоздание картины социальной градации казахского народа и ролевого участия просвещенных деятелей в истории его эволюции. Материалы могут быть использованы при изучении процесса социальной истории казахов. Результаты дипломной работы возможны к применению при подготовке специальных курсов для студентов по общественным дисциплинам, по истории формирования казахской интеллигенции.
1. Особенности становления и эволюции казахского студенчества Российской империи
.1 Количественная характеристика и региональный состав казахского студенчества
Во второй половине XIX века казахи получили доступ в университеты империи. Соответствующее решение правительства определялось необходимостью усовершенствования административно-управленческой структуры в областях. С целью усиления влияния государства в крае актуализировалась проблема наличия национальных специалистов в системе управления и социального сектора. Университеты находились в столичных городах империи - Москве и Санкт-Петербурге и крупных административных центрах. Очевидно, в государстве сохранялся дефицит университетов и как следствие этой причины - нехватка квалифицированных кадров во многих социальных сферах. Университеты точечно распределялись в городах, имевших административный статус с высоким удельным весом в местном населении управленческих кадров. Регионально эти города отличались от других в локально-территориальной зоне по стратегическому положению, экономической значимости и социально-культурным параметрам. Таким образом, процедура организации университетов в империи диктовалась объективной необходимостью их рассредоточения в городах общеимперской значимости. Социальную основу студенческого контингента на начальной стадии составляли представители высших иерархических звеньев, прежде всего ориентированных на восприятие инновационных тенденций. Значительную роль сохраняло финансовое обеспечение функционирования университетов и как следствие этого - платное обеспечение учебного процесса студенчества [34, с. 14].
Динамика общемировых политических и экономических процессов оказывала влияние на изменение общественной ситуации в России. Дальнейшее включение России в европейскую цивилизацию вызывало изменения социального устройства и системы отношений. Соответственно общество реагировало на трансформационные процессы, вырабатывая новые ментальные особенности с соответствующим психотипом поведения. По солидной информативной базе и сообщениям многочисленных российских информаторов в недрах казахского общества происходило коренное преломление в восприятии государственно-светской системы просвещения. Данная модель образования характеризовалась многочисленными изъянами, но в сознании многих граждан ассоциировалась как единственная реальность проявления собственной индивидуальности в рубежный период XIX-XX веков утверждения европоцентристской модели с авторитарным стилем отношений. Очевидно, высшие слои казахского народа оказались восприимчивыми к реформируемой системе образования по вертикальному принципу [34, с. 15].
Территориально-географически к основному ареалу расселения казахов оказались близки города Казань, Саратов и Томск, в которых функционировали высшие учебные заведения. В данном аспекте примечательна комплексная характеристика означенных городов. Казань располагалась в Поволжье и с древних времен воспринималась как сосредоточие европейско-русской и татарско-мусульманской культур. В сознании тюрков этот город традиционно ассоциировался с крупным духовным и ученым центром. Исследователь казахской литературы и фольклора М. Ауэзов отличал значимость Казани как важного мусульманского региона в сознании казахов [35, с. 91]. Местные религиозные школы-медресе и мектебы отличались научностью и академизмом. В Казани сохранялись сильные позиции местного татарского купечества, из недр которого нарождалась активная на российском рынке татарская буржуазия. Пожалуй, из всех тюркских народов империи именно татары отличались наличием отлаженной схемы тесных торгово-корпоративных связей на уровне межличностных и семейных отношений.
Многочисленные хроники российских публицистов пестрят сведениями, характеризующими умонастроения местных европейских уроженцев, ориентированных на выезд в центральные и западные губернии [35, с. 104]. Многолетнее пребывание пришлых мигрантов в суровых монотонных условиях отражалось на их повседневной жизни. Целевые аспекты имперской политики сохранения целостности государства определили вектор ее воздействия на восточных рубежах. Следует отметить, что уже во времена действия Государственной Думы начала XX века сибирские депутаты особенно настойчиво подчеркивали принцип соблюдения интересов населения Сибири, предоставления региону льготного режима функционирования, активного проведения социально-экономических преобразований. В ракурсе данной политики в 1878 году открывается Томский университет, которому суждено было стать, пожалуй, наряду с Западно-Сибирским РГО важным сектором в культурно-научной жизни всей Сибири и близлежащей зоны Степных областей. Санкт-Петербург имел статус столичного центра империи. Различные казахские депутации в этот город наглядным образом сохранялись в памяти казахов. Аудивизуально название города сохраняло свою чуждость для казахов. Столица располагалась в области распространения русской и европейской культур. Географически столица находилась от этнотерритории казахов гораздо дальше в отличие от вышеперечисленных университетских центров. Ритмы жизнедеятельности аграрных народов формировались природно-климатическими факторами [35, с. 117]. Поездки в Санкт-Петербург, отличавшиеся длительностью, энергозатратами и материальными издержками, в казахской среде оставались прерогативой узкой группы привилегированного меньшинства. Ситуация стала изменяться со времени запуска железнодорожной магистрали, что увеличило грузопотоки, численность мигрантов и сократило временные рамки их перемещения. Научно-технические новшества, наряду с распространением телеграфа, усовершенствования почтовой службы, внедрения системы денежных переводов кардинально изменяли ситуацию.
Города Оренбург и Омск отождествлялись ими как составной элемент их этнической культуры. Казахские аристократы, в силу установившейся политической практики, идентифицировали свои поездки в таковые центры с формировавшимся этикетом деловых отношений. Соответствующий стиль административно-управленческой работы сохранял и подчеркивал статус казахских вельмож в складывавшейся новой иерархии. Проживание национальных служащих в городах являло демонстрацию возможности их инкорпорирования в доминировавшие структуры на уровне взаимодействия народов смежных зон. Одни из первых служащих Ч. Валиханов, Г.Б. Валихан и ряд других в стартовый период своей карьеры проживали в этих городах. В дальнейшем они, как и их последователи на пике своей карьеры, переместились в Санкт-Петербург. Их планомерное перемещение из провиницальной зоны в города и столицу характеризует складывавшийся алгоритм действий в реалиях усиления метрополии в провинциях. Следствием этой ситуации являлся процесс формирования принципа предпочтения у некоторых представителей просвещенной казахской молодежи - миграция в столицу по причине стремления к достижению достойного социального статуса. Со второй половины XIX века наблюдается перемещение казахской молодежи в университетские города Санкт-Петербург, Казань, Саратов, Томск. Согласно справедливому утверждению ученого Х.М. Абжанова, казахская молодежь подходила к выбору высших учебных заведений вполне осознанно по принципу престижности обучения и востребованности специальности: «Во-первых, предпочтнение отдавалось наиболее авторитетным, престижным вузам; во-вторых, приобретались именно та специальность, по которой испытывалась острая потребность в степи» [36, с. 19]. Согласно нашим подсчетам, произведенным на базе имеющихся источников, можно отметить, что общее количество казахских студентов по исследованным университетам за весь период их обучения до 1917 года составляло 55 человек [36, с. 20]. Из них подавляющее большинство составляли уроженцы Северо-Западных областей. На второй позиции по численности казахских студентов был Санкт-Петербургский университет. От общего количества казахских студентов студенты Санкт-Петербургского университета составляли 8%. Казахские юноши получили возможность обучения в Санкт-Петербургском университете гораздо раньше в отличие от Саратовского и Томского уинверситетов. Наименьшее количество казахских студентов зафиксировано в Саратовском и Томском университетах. Томский университет географический распологался дальше от мест компактного проживание казахов в отличие, например от Казанского и Саратовского университетов. Количество стипендиальный квот для казахских юношей в Томском университете было меньше в сравнении с Казанским и Санкт-Петербургским университетами. Характерно, что в ряде городов имелось несколько высших учебных заведений, состовлявших конкуренцию университетам [36, с. 21]. От общего количество Отличительные особенности были присущи Казани. Альтернативу Казанскому университету составлял местный ветеринарный институт. Объективно распределение национальных студентов между двумя учебными заведениями. Профессиональный профиль и направление специальностей этих учебных заведений соответствовали жизненным ориентирам, природному воспитанию, менталитету и социально-бытовому укладу казахов. Пример легендарных личностей сформировавшихся в университетах, являлся образцом подражания для казахской молодежи. Следует отметить, что в Санкт-Петербурге, помимо исследованного университета, находилось еще несколько высших учебных заведений, в которых учились казахские студенты. При этом наиболее высокий удельный вес казахов сохранялся в университетах [37, с. 31]. Следует отметить его значительные факторы в подготовке казахского студенчества, являлись функционировавшие в областях стипендии из взносов казахского населения. Проведенный нами анализ позволяет сделать ряд заключений. Во-первых, в исследуемый период казахи обучались во всех исследованных университетах, во-вторых, наиболее высокая численность студентов наблюдалась в Казанском университете. Важным фактором сложившейся картины является устоявшийся в тот период в сознании казахских юношей и их родителей стереотип, во многом определявших путь своих сыновей. Казахские уроженцы выбирали для учебы то учебное заведение, которое сулило реальные перспективы с учетом характеристик результатов своих предшественников. Действительно, сложившиеся военные династии в казахской среде доминировали всего лишь столетие и фактически теряли свою прерогативу по причине изменения модели комплектации управленческих кадров при сопутствующих реформах комплексного механизма властных отношений в степных областях. В гораздо меньшем количестве казахи обучались в других высших учебных заведений Санкт-Петербурга. Например, в лесотехническом институте или в Военно-медицинской академии зафиксировано незначительное количество казахских студентов. Аналогичная тенденция распределения учащихся сохранялась и в других городах при наличии гораздо меньшего количества высших учебных заведений [37, с. 32]. Так, в Томске, наряду с указанным университетом, действовал технологический институт, в котором казахи не учились. В Саратове местный университет сохранял статус самого крупного учебного заведения края. В соответствии с этим логично заключить предпочтительный выбор большинством казахских студентов городов Санкт-Петербурга и Казани. Итак, анализ архивных источников и научных исследований по истории казахского студенчества демонстрирует их высокую численность из изученных университетов в Казанском университете. На следующей позиции по количеству студентов находился Санкт-Петербургский университет [37, с. 34].
Только в Санкт-Петербургксом университете из числа других фиксируется более полное представительство казахских юношей. В то же время в Казанском университете по изучанным источникам не обнаружаны представительство Акмолинской области, Сибири и рядосмежных с Казахстаном Российкой губерни. Предстовительство казахов в Саратовском университете ограничевалось выходцами из Букеевской Орды и Уральской области, в Томском университете - Букеевской Ордой, Акмолинской, Семипалатенской областями. При этом в этих университетах обучались юноши из Букевской Орды, в которой процесс развития русско-государственной модели образований начался гараздо раньше. Общее количество Букеевцев составило 15 человек от всего количество исследованных или 35%. Тургайские учащиеся преобладали в Казанском университете, но не обучались в Саратове и Томске. Соотношение Торгайцев к казахским студентам составляло 38%. Общее количество Уральцев составляло 8 студентов или 14,5%. Уральцы по исследованным материалам не обучались в Томске. Общее количество Акмолинцев составляло 4 человека. Или 7,5% от количества студентов. Акмолинцы обучались в Санкт-Петербургском и Томском университетах. Представители Семипалатинской области в количестве 5 человек учились в Санкт-Петербургском, Казанском, Томском университетах. Их процентное соотношение к казахским студентам составляло 11%. Незначительное количество студентов зафиксировано по Семиреченской и Сырдаринской областям. Южная часть Казахстана гораздо позже попала под юрисдикцию России. В этих областях государственная модель образования по своим характеристикам уступала образовательным процессам в северных и западных областях. Поэтому удельный вес казахских студентов из южных областей оказался, гораздо ниже [38, с. 11].
Характеристика цифровых показателей свидетельствует о неравномерном распределении студенческого контингента. В среднем высокий удельный вес сохранялся за уроженцами Букеевской Орды, Уральской, Тургайской областей. Примечательно лидирование по численным показателям студентов в Санкт-Петербургском и Казанском университетах. Объяснение соответствующей картине частично было изложено выше. Восприятие имперской модели обучения казахским населением во многом складывалось под впечатлением показательной деятельности местной знати. С рубежного времени начала XIX века в прилегающих зонах к европейской части империи существовала патронатная схема казахских аристократов-властителей к государственным стандартам обучения. Известный меценат, хан Внутренней Орды Джангир Букеев внедрял на подвластных ему территориях ханские школы во многом близкие по методическому инструментарию государственным светским училищам [38, с. 14]. Общий анализ подготовки казахского студенчества к моменту их поступления в университеты демонстрирует преобладание в их составе выпускников гимназий. Во второй половине XIX века казахи получили право доступа для обучения в гимназиях государства. Гимназии - крупные среднеспециальные учебные учреждения - располагались в городах и пользовались популярностью среди населения как элитные школы. Большинство казахов проживало в аулах и смешанных сельских поселениях, зачастую далеко расположенных от городов. Правительство, заинтересованное в подготовке чиновничьих кадров из казахов, пропагандировало преимущества государственного светского просвещения. Создание стипендиальных квот для казахов Степного края в областных центрах и близлежащих городах метрополии и агитационная компания обеспечили условия для формирования прослойки гимназистов-казахов [39, с. 150]. Статус гимназического образования способствовал подготовке казахов для обучения в университетах. Казахские выпускники университетов не имели конкуренции в своей этнической среде и претендовали на занятие вакантных должностей в государственных учреждениях. В административном центре Оренбурге с 60-х годов XIX века успешно функционировала гимназия, в организации которой принимали участие казахские уроженцы Оренбургского края под воздействием своих старшин. В отмеченных областях уже в 70-80-е годы XIX века функционировала ступенчатая форма непрерывного получения знаний от аульных школ к волостным, уездным училищам и гимназиям, или учительским семинариям. Если сравнить количество обучавшихся казахских учеников в гимназии, реальном училище и учительской семинарии в Оренбурге, то анализ показывает предпочтительный выбор абитуриентами все-таки гимназий. Например, в Оренбургской гимназии за весь период обучалось - 70-80 казахов; в реальном училище - 20 казахов [39, с. 151]… Подобная тенденция сохранялась и в других регионах. Студенческий корпус в университетах в основной массе состоял из дипломированных гимназистов. В 60-70-е годы XIX века в Оренбургской гимназии обучались казахские юноши из Астраханской губернии, Тургайской и Уральской областей. С начала 90-х годов XIX века началась процедура перевода казахских стипендий в Астраханскую гимназию и Уральское реальное училище. Мотивация перемещения уроженцев Букеевской орды в Астраханскую гимназию и уральцев в Уральское реальное училище заключалась в устранении естественной причины удаленности от Оренбургской гимназии. Этот фактор существенно снижал социальную неустроенность казахских учащихся и в перспективе способствовал их успеваемости. В процессе перевода уральцев в местное училище областные власти рассчитывали на формирование местной системы подготовки казахских специалистов [40, с. 20]. Социальный состав исследованных студентов Санкт-Петербургского университета имеет пестрый характер. Так, из 13 человек 45% являлись выходцами из семей чиновников различного административного ранга. По изученным архивным данным удалось установить наличие 7 султанов из числа исследуемых. Превалирование лиц султанского сословия мы, объясняем следующим, во-первых, после введенной адиминстративной реформы 1867-1868 годов потомки Чингисхана были приравнены к простолюдинам, они потеряли право занимать государственные должности на основе только лишь своего социального статуса. Это заставило их искать альтернитивные пути повышения своего статуса и в данном случае некоторая их часть выбрала образовательный способ реализации своих амбиций [40, с. 21].
Влияние городской среды с элементами урбанизированности и индивидуализации труда устраняло актуальность принятия основных канонов любой религии. Впоследствии большинство либеральных казахов-интеллигентов, получивших в университетах образование, отстаивавших независимость мусульманского культа в России, выступали за развитие либерально-демократических ценностей. Ряд казахских гимназистов великолепно закончили гимназии. Например, в 1910 году М. Чокаев успешно окончил Ташкентскую гимназию и претендовал на золотую медаль. Генерал Самсонов потребовал заменить золотую медаль на серебряную. Это намерение губернатора края вызвало возмущение местной общественности, в том числе русских интеллигентов и профессоров. Потребовалось личное вмешательство директора гимназии Граменицкого не согласного с решением Самсонова. Общественность настаивала на вручении золотой медали М. Чокаеву [40, с. 22]
На юридическом факультете Казанского университета обучался Ахмет Беремжанов. Беремжанов являлся уроженцем Тургайской области. Как и большинство тургайцев он закончил Оренбургскую гимназию. Руководством гимназии он охарактеризовывался как «весьма даровитый от природы развитый юноша, во время учения, высказал особенности трудолюбия, почему при окончании курса был удостоен серебряной медалью». Беремжанов был выходцем из весьма состоятельной семьи. Семейство Беремжановых генеалогически имело связь с батыром Жанибеком, являвшегося соратником хана Абулхаира. Анализ документации демонстрирует превалирующее большинство в составе казахского студенчества выпускников гимназий. Данный показатель носил вполне условный характер. Так, например, по статистическим данным в Томском университете в 1904 году обучалось 665 студентов, в том числе 241 гимназистов и 424 семинариста. В прежние годы статистами фиксировался более высокий процент семинаристов [41, с. 129]. Томск располагался в наименее благоустроенном регионе империи. Сибирские информаторы признавали необходимость привлечения в обширные области Сибири трудоспособного, интеллектуального потенциала из Европейской России. Томский университет отличался наименьшей численностью учащихся. Во избежание подобной ситуации в Томский университет разрешался официальный доступ воспитанников духовной семинарии. Практика привлечения семинаристов в университеты в империи вводилась с конца 20-х годов XIX века. Фактически семинаристы составляли костяк университетской профессуры ХIХ века [41, с. 130]. В российском обществе во второй половине XIX века усилилось общественное стремление к правовому равенству и гражданской свободе. На примере казахских юношей фиксируются единичные факты продолжения обучения семинаристов в университетах. В сознании казахских юношей и их консультантов, ориентированных на карьерный успех, гимназии имели существенные преимущества. Гимназические знания предоставляли право доступа в университеты, по успешному окончанию которых казахские специалисты занимали повышенный социальный уровень. Студенческий контингент Томского университета состоял из уроженцев Сибири, выходцев из Кавказа, представителей Европейской России, Малороссии. Абитуриентов не пугали особенности сурового сибирского климата. В виде исключения в Томский, Варшавский и Юрьевский университеты разрешался приём выпускников духовной семинарии [41, с. 131]. По данным статистики, общая численность студентов в Казанском университете составляла около 3500 человек. В начале XX века в Казани обучались представители многих областей империи, в том числе Кавказа и Сибири. В этот же период в Казань наблюдается наплыв выпускников семинарий, которые в виде исключения решением ректората зачислялись на юридический и филологический факультеты [42, с. 2]. Сравнительный анализ деятельности казахских выпускников гимназий и семинарий показывает стремление гимназистов к дальнейшему совершенствованию через систему высшего образования. Большинство исследуемых семинаристов дальнейшую карьеру, согласно инструкции и статусности диплома, продолжали учителями школ или переводчиками с незначительным уровнем оклада. Реализовавшие свои возможности в университетский период казахские гимназисты состоялись в судебно-правовой сфере, административных органах управления и в медицине. Очевидно, социальная стратификация имперского общества с соответствующими императивами воспитания определяли алгоритм действий значительной части учащейся молодежи. Социально-бытовые противоречия между представителями социальных страт вытекали в мировоззренческие установки и политические взгляды. Следует отметить относительную дешевизну в провинциальных городах в сравнении со столичными центрами. Например, согласно статистике некоторые казанские студенты находили возможность просуществовать на 10 рублей в месяц. Многие студенты отмечали вполне приемлемые суммы проживания в 120 рублей [42, с. 3]. Опрос сибирских студентов показал желание вернуться на родину многих из них. Начальную подготовку будущие студенты получали в областных центрах и провинциальных крупных городах с отлаженной инфраструктурой, игравшей значительную роль в функционировании областного просвещения. Так большинство уроженцев Букеевской орды, Уральской, Тургайской областей ориентировались на Оренбург, который в их представлении сохранял большую предпочтительность в отличии, например, от Астрахани или Саратова. Акмолинцы и семипалатинцы пополняли учащийся корпус Омских школ и в частности местной гимназии. В Верненских и Ташкентских училищах предпочитали обучаться выходцы из Сырдарьинской, Семиреченской областей и Туркестана. Информаторы охарактеризовывая материально-техническую базу в сравнительном аспекте школ и училищ по областям, выделяли более сносную ситуацию по социально-бытовым критериям в областных центрах [42, с. 4].
На рубеже XIX-XX веков в областях на уровне многих семей действовало восприятие схемы стремления к успеху посредством обучения. Общественный институт получения образования в престижных училищах в сознании казахов трактовался как действенный способ адаптации к сложившимся реалиям и необходимость противодействия внешним катаклизмам. В мировосприятии казахов снижалась ролевая значимость кадетских корпусов по факту туманной перспективы в случае их окончания. В 1866 году Оренбургский кадетский корпус преобразовывается в военную гимназию. Значимость гражданского училища в их представлении олицетворялась с возможностью вхождения в такие профессиональные сферы как медицина, учительство или административные структуры. К моменту поступления в университет определенная часть вчерашних гимназистов реально сознавали свое будущее, конструируя модель поведения на основе опыта своих предшественников. Поступки этих молодых людей, сложившихся под влиянием трансформационных событий, носили типический характер. В период предшествующий обучению в университете подавляющее большинство казахских юношей жили в сельской местности. Из исследованной группы студентов только единицы проживали в городах. К основной группе горожан относились дети служащих. Процесс заселения казахами городов Степных областей начался с периода их основания. Профессиональнаягруппа национальных служащих традиционно не составляла весомого процента в городском секторе. Изначально и в последующий период большинство городских казахских служащих составляли малооплачиваемые чиновники различных канцелярий. Финансовый фактор оказывал свою роль в процедуре обучения казахских юношей. В основной массе казахские студенты получили опыт проживания в городах за период своего гимназического обучения. Казахи адаптировались к городским реалиям в областных центрах - Оренбурге, Омске, Ташкенте [43, с. 15]. Безусловно, Санкт-Петербург и Казань масштабно отличались от перечисленных городов, но казахские студенты владели двумя преимуществами, отличавшими их в студенческий период - знание русского языка и способность к контактному общению в городской среде. У казахских юношей в студенчестве формировалось осознанное стремление к получению знаний. Исследование качества успеваемости казахских учеников в начальный момент их длительной учебной стези демонстрирует высокую степень их отчисляемости в младших классах различных училищ. Слабо владеющие русским языком, городским стилем поведения, оторванные от привычной общинно-коллективисткой среды провинциальной действительности казахские мальчики сложно вписывались в ауру русскоязычных городов. Многие ученики отчислялись на раней стадии обучения. В последующее время акклиматизированные к городским условиям казахские юноши добивались существенных успехов на ниве обучения [43, с. 16]. Особенно данная тенденция проявлялась в тех училищах, в которых казахские учащиеся составляли определенную численность. На примере изученных омских и оренбургских школ резюмируется вывод наличия коллективистских отношений у казахских учеников, консолидированных по этническому признаку среди иноязычного большинства. Метод корпоративных связей, сконцентрированных в городских пансионатах казахов, благотворно сказывалась на их личностномнастрое в восприятии новой информации. Такие сообщества сохраняли ауру малой родины казахской патриархальной действительности. Эта практика отношений проявлялась у студенческой казахской молодежи впоследующий период. Например, в 20-х годах XX века казахские студенты советских оренбургских школ часто устраивали самопроизвольные мероприятия с соблюдением национально-культурной атрибутики праздничных ритуалов [44, с. 149].
Исследование структуры казахского народа показывает наличие незначительного числа фамильных династий, относившихся к категории потомственных горожан. Действительно состоявшиеся в городах преуспевающие Аблайханов, Темиров, Айтпенов и другие имели статус горожан в первом поколении. Аблайханов и Темиров представляли аристократические семьи с выраженным имущественным достатком. Соответствующий фактор в определенной мере положительно воздействовал на их прогрессивный результат. Потомки этих личностей всем своим воспитанием городского окружения представляли тип сложившихся казахских горожан. По информативным сообщениям инфраструктура городов Степных областей отличалась от индустриальной базы и социального обеспечения такого мегаполиса как Санкт-Петербург. В студенческое время казахские студенты обладали прочно устоявшейся в их сознании мотивационной идей усвоения новых знаний. При разработке дальнейшей перспективы, ориентированные на карьерный успех, ученики городских училищ иначе оценивали свое настоящее время как стартовую возможность дальнейшего совершенствования. Повзрослевшие юноши проявляли трезвый расчет в выборе профессии. Практицизм решения диктовался анализом многочисленных факторов их пребывания в совершенно иной социокультурной среде, функционировавшей по иным общественным императивам крупных центров. Однако уже в начале ХХ века появилась пока незначительная группа частных поверенных, юристов специализировавшихся на индивидуальных консультациях [44, с. 152]. Тому примером может быть деятельность университетских выпускников А. Турлубаева, Ж. Акпаева и других. В ракурсе исследования истории формирования казахского студенческого контингента представляет интерес динамика изменения численности казахских студентов по временным периодам. Безусловно, одним из показателей численности учащихся оставались стипендиальные квоты, которые, фактически не изменялись, функционируя в единичных вариациях на территории областей. В данном ракурсе примечательно сохранение разноуровневого социального состава казахского студенчества. Изначально потенциальной публикой восприятия новационных направлений были представители аристократических семей. По аналогии с начала XIХ века власти прежде всего апеллировали к знатным сословиям с целью привлечения их представителей в кадетские корпуса. Данная ситуация получила свое подтверждение к моменту открытия гимназий и как следствие этого - привлечения к обучению в них молодых казахов. Надобности в реализации подобной миссии привлекательности университетского образования в казахском обществе и в частности в султанстве последней четверти XIX века не существовало, так как казахи отчетливо ощущали еенеобходимость [44, с. 153]. Существенным элементом социализации казахов являлось их первоначальное образование. В независимости от социально-имущественного статуса большинство них имели уровень гимназического образования и фактически по образовательному уровню соответствовали приемлемым интеллектуальным базовым стандартам. Степень владения русским языком у данной категории была высокой. Фамильно-генеалогические признаки их происхождения в индивидуально-творческом общении училищ и университетов не имели той существенной роли, как например, в период начала XIX века, когда проводилась административно-агитационная работа по привлечению юношей в кадетские корпуса. В соответствующее время проникновения имперской власти в области и постепенного укрепления ее влияния учитывалась ролевая функция престижных казахских фамилий и как следствие состояние их представителей в кадетских училищах и на службе, что нашло свое подтверждение в государственной переписке с акцентом на учет данных обстоятельств со стороны администрации.
Итак, количественная характеристика и областной состав казахского студенчества формировались под влиянием значительной группы факторов. Территориальная близость университетских центров к северо-западным областям предопределила доминирующее участие уроженцев Уральской, Тургайской, Акмолинской, Семипалатинской областей и Букеевской Орды в казахском студенчестве. Длительная процедура реформирования системы управления способствовала формированию мотивации достижения лидерства представителями ведущих социальных групп, составлявших высокий удельный вес на престижных факультетах. В целом университетская модель обучения носила привлекательный характер для казахской молодежи.
1.2 Социально-имущественная характеристика казахского студенчества
Важным фактором формирования казахского студенчества являлась стипендиальная форма обучения. Стипендии учреждались во всех губерниях и областях империи с целью финансирования юношей из малообеспеченных семей. Аналогичный метод вспомосуществования был введен правительством для создания казахского студенчества. Стипендии, как правило, формировались из денежных взносов с казахского населения. Собранные суммы вкладывались в особо ценные бумаги, капитал из которых являлся финансовым источником пополнения стипендиального фонда. Каждая стипендия имела название в честь конкретной известной личности. Количество стипендий в областях ограничивалось незначительной цифрой. Обучавшиеся в университетах студенты в официальной документации фигурировали под определением стипендиатов, в зависимости от наличия функционировавших стипендий. В среднем каждая стипендия предназначалась для обучения одного стипендиата на ограниченный срок университетской программы. Объективно претендентами на стипендию могли являться подающие надежды юноши из малообеспеченных семей [44, с. 160]. Однако по причине доминирующей официальной структуры учебного процесса казахские учащиеся, прежде всего, получали знания в аульной или волостной школе, впоследствии в городском училище, далее они имели право обучения в университете. В действительности большинство юношей из аульной среды ограничивались обучением в начальной стадии по многим причинам, в том числе по факту дороговизны пребывания в городах. Поэтому в университеты поступали ученики, окончившие в большинстве случае гимназии и реже семинарии. Определенную часть из них представляли выходцы из семей чиновников уже во втором поколении. К таковым относились следующие стипендиаты: А. Нурмухамедов, М. Каратаев, Н. Алдияров, С. Нуралиханов, Ж. Сейдалин. Настоящими претендентами на стипендии и их фактическими обладателями становились зачастую представители из престижных социальных сословий с определенно-финансовым обеспечением и статусным положением их родителей. В данной градации оказались возможны исключения по факту качественности обучения студентов [45, с. 2]. Процедура распределения стипендий зависела от государственных заслуг родителей претендентов на стипендию. Например, при выделении мест при Оренбургской гимназии право на обучение получили сын умершего инспектора школ Тургайской области И. Алтынсарина Габдулла и сын зауряд-хорунжего султана Даулетгерея Ахмеда Джантюрина - Исен Галий. При таких обстоятельствах чиновники имели основания рассчитывать на социальные льготы за служебную деятельность. В среднем годовой объем стипендии колебался в сумме от 300-до 400 рублей. В частности, финансовый объем тургайской стипендии им. Крыжановского составлял 350 рублей. Стипендиальная сумма уроженца Внутренней Орды достигала 300 рублей. Распределение финансовых средств зависело от необходимых затратных сумм на обучение и личных потребностей студентов. На примере студентов Санкт-Петербургского университета, возможно, проанализировать финансовые расходы. Студенты в основном проживали на Васильевском острове, где располагалось дешевое жилье. Студент Ж. Сейдалин платил в месяц за комнату 11 рублей. В среднем 1 год проживания на квартире студентам обходился в 100 рублей. Уроженцу Тургайской области, студенту Казанского университета на проезд в одну сторону выделялось 25 рублей в дополнение к 50 рублей на «первое обзаведение», закуп вещей первой необходимости. Общая сумма проездных составляла 50 рублей [45, с. 3].
Годовая стипендия студентов Томского государственного университета составляла в среднем 300 рублей и со всеми причитающимися расходами данных средств оказалось явно недостаточно для нормального жизнеобеспечения. Стипендиаты Сейдалин, Вали-хан, Каратаев относились к султанскому сословию, Ниязов был сыном войскового старшины. Выделенные студенты, равно как и многие другие казахские студенты, убедительно доказывали тезис о своей финансовой несостоятельности. В действительности оклады служащих применительно к денежным запросам обучающихся казахских студентов оставались невысокими. Часть султанских семей теряли статусность состоятельных фамилий. Данный фактор подвиг юных аристократов к реализации собственных возможностей. Стипендии для их обладателей являлись весомым источником доходов. Например, сын прославленного офицера Альмухаммеда Сейдалина-Жиганшах Сейдалин откровенно признавался о недостаточности пенсии отца, которая полностью затрачивалась на многодетную семью. По положению о распределении стипендии право на ее получение имели студенты с результативной успеваемостью. Таким образом, получавшие стипендии студенты при сложных обстоятельствах материального обеспечения показывали хороший результат, оправдывая возложенные на них надежды со стороны казахского общества [45, с. 4].
В категории казахских студентов наблюдались единичные случаи отчисления их за неуплату. По этой версии в 1917 году отчислился из Санкт-Петербургского университета Аббас Темиров. Его отец Абдулла Темиров занимал ответственную должность в Тобольском суде и считался личностью обеспеченной. Вероятно, в данном случае весьма актуальной остается дата - период раскола и беспокойного положения в государстве, что очевидно подвигло студента Темирова покинуть Санкт-Петербургский университет. Хроническое безденежье, сопровождаемое стрессовыми ситуациями, отражалось на здоровье студентов. В источниковых данных фиксируются многочисленные случаи заболеваний казахских учащихся в период предшествующий обучению в университете. В городское время обучения в университете, юноши только адаптировались к совершенно иному режиму социальных отношений с непривычной системой питания и экономным распределением финансовых средств. На момент обучения в университетах студенты обладали необходимым опытом пребывания в городской среде. При этом наблюдались существенные отличия студенческого периода от доуниверситетского времени казахских юношей во многих социальных сферах. Студенты проживали на съемных квартирах в отличие от представленных им пансионов интернатовского типа в доуниверситетское время. Университетские города по территориальным масштабам и административной значимости отличались от провинциальных и областных центров [46, с. 80]. Для проживания в университетских центрах требовались дополнительные финансовые затраты. Значительную роль в казахском обществе играли родственные связи. Протекционные связи на уровне родственных или семейных отношений идентифицировались казахами как существенный фактор в их дальнейшей социализации. Например, студент Ж. Сейдалин возлагал большие надежды на двух высокопоставленных казахских военных обозначенных им как родственники - отставного генерала Губайдуллы Чингис-Хана и гвардейского полковника Вали-Хана. Эти военные проживали в Петербурге, оказывая посильную помощь приезжим казахам. Сейдалин в официальных письмах называл одну из побудительных причин обучения именно в Санкт-Петербургском университете - наличие этих титулованных лиц. Примечательно, что его брат планировал по окончанию кадетского корпуса поступить в Михайловское артиллерийское училище. Помимо родственных связей актуализировалась проблема социальной близости представителей султанских династий. В данном случае выявляется пример корпоративной солидарности казахских военных, так как отец Сейдалина А. Сейдалин возвысился, прежде всего, военными успехами и был известен указанным выше офицерам как успешный военнослужащий [46, с. 81].
Казахские студенты оценивали преимущества своего университетского обучения. Расчетливый анализ перспектив своего совершенства в университетских городах активизировал их поступки. Некоторые учащиеся используя удачный шанс предпринимали усилия к параллельному обучению в других университетах и институтах. Например, студент Санкт-Петербургского университета Ж. Сейдалин проявил желание в 1892 году пройти курс лекций в императорском археологическом институте. В практике обучения казахов синхронное обучение в разных учебных заведениях носило нечастый характер. Выбор Сейдалина оказался оправдан. Ж. Акпаев в студенчестве посещал лекции в Санкт-Петербургском археологическом институте. Впоследствии он продолжил творческое общение с краеведами в Западно-сибирском отделении РГО. Занимаясь общественно-научной работой, казахские интеллигенты через сотрудничество с РГО и другими научными организациями повышали свой образовательный уровень [46, с. 82]. На рубеже ХІХ-ХХ веков некоторые студенты пытались совместить учебу в нескольких высших учебных заведениях. Казахские студенты рационально подходили к периоду своего обучения в университетах. В данном ракурсе примечателен анализ их семейно-брачных отношений. Некоторые дипломированные специалисты вступали в брак после окончания университета. Из числа студентов зафиксированы немногие заключившие браки в период обучения. В процессе обучения практиковалась процедура перевода студентов с одной специальности на другую, с одного университета в другой. К подобным действиям прибегали многие казахские студенты. Мотивы переводов были разными. При этом студенты сохраняли заинтересованность в необходимости получения знаний. Например, в 1899 году студент юридического факультета Санкт-Петербургского университета Р. Марсеков ходатайствовал о переводе в Казанский университет на аналогичный факультет. Марсеков был уроженцем Семипалатинской области. Одной из главных причин перевода студента являлись материальные сложности. Поэтому перевод Марсекова в Казанский университет оправдывался географической близостью к Семипалатинской области. В результате перевода за студентом сохранялся соответствующий курс обучения. Уроженец Акмолинской области Сеилбек Джанайдаров в начале XX века поступил на юридический факультет Томского университета. По прошествии непродолжительного времени он оформил перевод в Санкт-Петербургский университет на юридический факультет [47, с. 16]. В отличие от Нуралиханова Джанайдарову наиболее близким был Томский университет. Главная причина перевода заключалась в получении стипендии. Будучи студентом столичного университета, он на протяжении длительного времени хлопотал о выдаче ему «киргизской дополнительной стипендии» [47, с. 17]. При этом он указывал на вероятную возможность получения стипендии, которая сохранялась в столичном университете. В результате агитационной кампании, эффективность которой проявилась в дальнейшем совершенствовании выпускников университетов, усиливается стремление казахов в получении среднего и высшего образования. В период с 1897 по 1913 годы существенно увеличивается численность казахской интеллигенции, происходит увеличение количества казахских студентов в 3 раза [48, с. 104].
Таким образом, высшая сфера образования в имперском обществе при всей своей привлекательности оставалась недоступной для широких масс по фундаментальной причине финансовой дороговизны. Аналогичная тенденция сохранялась в национальной группе казахского студенчества. Реальным механизмом адаптации студентов являлись стипендии, функционировавшие по областному принципу. Количество стипендий носило регламентированный характер. Данный фактор в косвенной мере сказывался на незначительной численности казахских учащихся. Многие казахские студенты в соответствующих условиях закончили университеты. После окончания университета большинство казахских специалистов продолжали практику служебной деятельности в провинции. При общей нехватке дипломированных специалистов данный алгоритм действий казахских юношей вполне объективен. Выпускники учитывали сложившиеся реалии материально-финансового обеспечения и возможности благоприятной перспективы на профессиональном поприще. В сельской местности уровень конкуренции и социальных противоречий ощущался гораздо менее в отличие от городских центров с доминирующим влиянием опытных специалистов. Специалисты с университетской подготовкой также оседали в городах [48, с. 105].
Таким образом, реалии второй половины XIX века обусловили включение казахских юношей в университетскую систему образования. Казахские уроженцы осознавали престиж высшего образования как существенный фактор их дальнейшей эволюции в преобразовывавшемся имперском обществе. В хронологический период второй половины XIX-начала ХХ века сложилась процедура формирования казахского студенчества, представленного различными социальными группами. Казахские студенты обучались на различных факультетах. Доминирующее большинство учащихся сохранялось на юридических факультетах. Университетская модель образования сыграла существенную роль в эволюции категории казахских служащих. Именно на базе образованных по университетским стандартам казахских граждан синхронно в этот период продолжался процесс складывания казахской интеллигенции, которая по служебному статусу, материальному обеспечению, общественным функциям оказалась тождественной группе служащих.
.3 Формирование казахских служащих в условиях военно-административной модели управления
Административно-территориальные реформы и социально-экономические новации периода ХIХ века и последующих времен способствовали структурным преобразованиям казахского общества. Территориальное расширение городского сектора и прочих стационарных поселений как важных факторов коммуникационных связей и региональной инфраструктуры, объективно способствовали концентрации значительной части казахского населения в близлежащей сфере. Дальнейшие изменения традиционной специфики образа жизни казахов определили, вкупе с перечисленными причинами, количественное увеличение оседло-земледельческого элемента. Перспективный анализ этого периода констатирует миграцию небольшой частью казахского народа в переселенческие поселки, казачьи станицы и города. Соответственно изменяется ролевая функция представителей социальных групп. У казахского народа формируются другие представления о сути и устройстве государства и формах служения. Кочевая государственность с присущими ей институтами и формами общественного устройства, вытесняется в сознании казахской общины жестко централизованной и вертикально-регламентируемой моделью управления. Представители казахской аристократии и других правящих групп осознавали сложившиеся реалии как неизбежный феномен, катализирующий их последующий алгоритм действий с целью сохранения социальной значимости [49, с. 55]. На местническом уровне территориально-родового сознания данную схему следует рассматривать как индивидуальную потребность, установившуюся временем привычного лидерства, на национально-корпоративной солидарностью элитных слоев в доминанте управления. Объективно, происходит медленное формирование нового стереотипа поведения, прежде всего у данной категории казахов. Власти, заинтересованные в дальнейшем усилении присутствия имперских институтов активизировали процесс инкорпорирования казахов в общественно-государственные процессы, прежде всего включения национальной знати в административные круги. Участие казахов в местном управлении логично предполагало формирование категорий служащих с различными функциональными обязанностями. Национальные традиции воспитания препятствовали пополнению низовой администрации представителями аристократических кланов на начальном уровне развития. Данный фактор обусловил приток в край татарских и русских канцеляристов. Динамика образования этой группы «белых воротничков» актуализировалась самой природой упорядочивания и разветвления бюрократической системы с целью интенсивного освоения территорий. Военно-полицейский режим управления активизировал поведенческие установки ведущих фамилий. В первой половине ХIХ века отмечается признание частью султанства присвоения им военных званий как символа подчинения государству. Обратная связь есть суть повышения статусности конкретной династии краевой властью. Таким образом, коррекция стереотипа поведения аристократов гармонично соответствовала их ментально-целевым задачам властного присутствия в обществе [49, с. 56]. По справедливой оценке исследователей Х. Абжанова и С. Селиверстова в период создания конкурентоспособных элементов национальной рыночной экономики начинает складываться национальная интеллигенция и слой наемных работников, в страте традиционной казахской интеллигенции образовывались новые социальные профессиональные группы [49, с. 57].
Административно-территориальные и социально-экономические изменения в регионе настойчиво диктовали необходимость формирования востребованных временем специалистов из местной этнической среды. Следствием данного социального фактора является развитие государственно-светской модели образования. Процесс адаптирования образовательной сферы к условиям быта и традициям местного населения актуализировал ее реформирование и коррекцию. Подвижные аульные школы и стационарные училища при переселенческих центрах, прежде всего, были рассчитаны на полярные слои казахского общества, находящихся в фазе постепенной социоэтнической маргинализации. Пограничное этнопсихологическое состояние этих категорий - беднейших слоев и теряющей авторитет знати - определенно влияло на их схему действий в выборе жизненных ориентиров и достижения благополучия. Этот исторический период поведения и сознания данных групп общества. В Российской империи исторически практиковалась процедура встреч императора с подданными. Такие встречи проходили в различных форматах. Одним из наглядно-эффективных методов воздействия на массы оставалась процедура отправки депутационных миссий к императорскому дому от различных социальных и национальных групп. Периодически казахские депутации выезжали на встречу с императором. Как правило, такие встречи проходили по случаю особых торжественных событий. В 1876 году подобная миссия была отправлена от казахов западных регионов [50, с. 31]. В 1881 году казахская делегация отправилась в Санкт-Петербург по поводу кончины императора. В состав делегации входили помощники уездных начальников Уральской области Иржан Чулаков и Мухамеджан Сарыходжин. В состав делегации входили казахские женщины Рухия Изанбаевна Чулакова и Капура Ержановна Чулакова - родственницы И. Чулакова. Включение в состав депутации казахских женщин являлось новационным фактом, ибо ранее женщины не принимали участия в подобных акциях. В начале 60-х годов по рекомендации имперских властей султану-правителю Восточной части области предлагалось ввести в состав очередной казахской миссии в Санкт-Петербург хорунжего Беремжана Чегенева, отличившегося на государственной службе. Власти признавали за служащим Чегеневым его бийское звание, сохранившее значимость в местной титулатуре и соответственно большую степень влияния в ареале аргынского племени, к которому он принадлежал. Правительственные чиновники учитывали ведущие позиции местных кланов [50, с. 32]. В частности брат Чегенева Казбек Чегенев управлял аргынским родом. Другой депутат казахской миссии султан А. Джантюрин официально по должности и реально-фактически сохранял доминирующее лидерство султана-правителя Восточной части после бурных перипетий середины XIX века. Определенно соответствующая процедура оказывала информационное влияние на казахскую общественность. Но эти депутации второй половины XIX века в большей степени имели показательно-декоративный характер, так как их политическая роль контактных связей с государственной властью ограничивалась в формате изложения информации в отличие от подобных депутаций начала XIX века [50, с. 35].
Итак, в XIX веке сохранялась процедура депутационных миссий от казахских родовых подразделений к имперскому двору. В ракурсе доминирования патронально-вассальных отношений приходит постепенное изменение депутатского состава делегаций. Депутатский состав формировался под влиянием властей и в определенной мере состоял из официальных лиц, состоявших на государственной службе.
В критические исторические моменты актуализировалась проблема сохранения внутренней стабилизации в империи. Правительственные круги мобилизовывали имеющиеся ресурсы на достижение поставленной цели. В 1856 года. продолжалась Крымская война закончившаяся поражением для Российской империи. Российская общественность консолидировалась под идеологическими лозунгами защиты национальных интересов. Характерно, что именно в это время в Казахстане награждается большая группа казахов Внутренней Орды за усердную службу. В числе награжденных фигурировали султан Мухамедгали Касымов, тархан Ходжабеков, старшины В. Бикмухамедов, Я. Нермухамедов, Б. Дюйсенбаев, Ч. Байбуканов. Данные администраторы повышались по службе и награждались золотыми медалями на Владимирской ленте и серебряными медалями на Аннинской ленте [51, с. 60]. Очевидно, данная кампания символизировала стремление имперского дома к демонстрации сохранения единства территории и общественного согласия в границах империи. Синхронно в этот период по Высочайшему указу от 16 июня 1856 года паж I-го класса Султан Губайдула Джангир Букеев был пожалован в камер-пажи императорского двора [51, с. 62]. Наряду с ним подобного звания удостоились барон Мейндорф, князь Урусов, барон Врангель. Семейство Букеевых отличалось родовитостью и заслуженным авторитетом в западных территориях Казахстана. При российском императорском дворе продолжалась традиция пребывания при коронованных особах представителей национальных и сословных групп. Повышение в чине Букеева возвышало статус его семьи и в очередной раз демонстрировало стремление власти показать свою силу и величие в общественном сознании казахов [51, с. 63].
Казахская аристократия являлась основой формирования группы служащих. На территории степных областей во второй половине XIX века сохранялась доминанта султанских фамилий, члены которых были связаны узами кровного родства и семейной взаимопомощи. В последующем в процессе имущественного разорения султаны, прежде всего, стремились к сохранению прежней статусности посредствам слияния с государственной властью. На территории проживания казахов выделяется несколько аристократических кланов, ориентированных на инновационные восприятия и дальнейшее инкорпорирование с новой структурой управления. Значимость фамилий Сейдалиных, Джантюриных, Темировых, Нуралихановых, Валихановых, Аблайхановых, Таукиных, Бабаджановых, Каратаевых, Султангазиных и ряда других активно поддерживалась их представителями из поколения в поколение. Традиции их лидирующего влияния закладывались с периода начала XIX века. Политическая ориентация указанных династий четко проявилась в данный хронологический период [51, с. 64].
По сути, поляризация общественного мнения балансировала между признанием имперского господства с реальной утерей былой государственности или отрицанием момента включения в империю при полной мобилизации имеющихся средств для защиты интересов. Метода толерантно-терпимого отношения к продвижению европейски-централизованных форм управления базировалась на возможно быстром усвоении казахскими интеллектуалами всех составляющих потенциала империи. Алгоритм действий этой группы султанов носил схематичный характер, который формировался с учетом складывавшихся обстоятельств. Политическое будущее этих кланов во многом зависело от активности их представителей на начальной стадии развития, изобилующей неизвестностью и непредвиденными сложностями.
В реализации указанной долгосрочной задачи акцентировалась проблема включения представителей этих семей в управленческие звенья. Реальным критерием акклиматизации знатных выходцев в новой сфере являлись соответствующие образовательные стандарты военных училищ, предназначенных для подготовки военных специалистов. Первоначально, представители знатных фамилий не желали отдавать своих детей на обучение в кадетские корпуса, опасаясь за их дальнейшее будущее. Только личное давление хана Внутренней Орды Джангира оказало положительное влияние на решение местных аристократов, впоследствии ориентированных на Оренбургский кадетский корпус [52, с. 79].
На начальной стадии своего развития юные кадеты сталкивались с трудностями, осложнявшими их процесс обучения. В начале 30-х годов XIX века директор Оренбургского кадетского корпуса К.Д. Артюхов проэкзаменовал 36 воспитанников верхнего класса. Из них только 8 показали хорошие результаты. Большинство продемонстрировали некачественные знания. По мнению директора, основной причиной слабого показателя являлось совместное обучение русских и представителей восточных национальностей [52, с. 80]. В процессе обсуждения учебной программы училища чиновниками высказывались соображения о нецелесообразности обучения европейцев восточным языкам, а азиатов - европейским. Очевидно, эти мнения оказались необоснованными.
Из казахских кадетов в научной сфере заявили о себе Ч. Валиханов, М. Таукин, М.С. Бабаджанов, Г.Б. Валиханов во многом благодаря познаниям европейских и восточных языков. Судьба большинства казахских кадетов до сих пор малоисследованна и ждет своего изучения. Определенная часть кадетов сделали хорошую карьеру, состоявшись на военной и гражданской службе. Показательным примером военной эпохи казахского офицерства являются биографические сюжеты жизнедеятельности Ч. Валиханова, Г.Б. Валиханова, А. Сейдалина и ряда других. Их успешное участие в военных походах обуславливалось качественной степенью военной подготовки оконченных ими училищ. Таким образом, выходцы из султанских и других знатных фамилий Младшего и Среднего жузов под влиянием своих родителей сделали осознанный выбор в пользу кадетских корпусов, образовательный статус которых определил в перспективе их включение в доминировавшую в империи ранговую военную титулатуру.
Итак, в первой половине XIX века в регионе действовала группа казахских офицеров, подготовленных по государственной модели управления. Казахские юноши получали военное образование в кадетских корпусах. Большинство казахских офицеров закончили Омский и Оренбургский кадетские корпуса. Казахское офицерство характеризовалось немногочисленностью. На наш взляд это произошло в виду ряда обстоятельств: во-первых, существовала определенная квота, ограничивавшая обучение казахов в этих учебных заведениях; во-вторых, ограничение о поступлении представителями «белой кости» и узкого круга знатных людей; в-третьих, царизм не был заинтересован в увеличении казахского офицерства в силу специфики колониальной политики. Социальную основу казахских военных составили выходцы из аристократических и приближенных им знатных фамилий [52, с. 81]. Примечательно, что дефицит казахских военных восполнялся людьми с гражданской подготовкой, задействованных в управленческой и переводческой сферах. Большинство казахских офицеров не принимали участия в военно-полевой службе. Ареал деятельности казахских офицеров ограничивался Степными областями и близлежащей зоной Сибири и Поволжья. Потенциальные возможности этих военных эффективно применялись в административной сфере. Бесспорно, европейски подготовленные офицеры составляли конкуренцию местным феодалам. Спектр деятельности офицеров, начинавших карьеру в звании ротмистров и поручиков, оказался разнообразным. Первоначально в их компетенцию входила доставка корреспонденции, сопровождение грузов, посредническая миссия с казахскими родами и приграничным среднеазиатским населением. Лишь единицы офицеров продолжали свою службу за пределами родовой территории. Именно эти военные сделали прекрасную карьеру, впоследствии протежируя казахское студенчество Москвы и Санкт-Петербурга. Большинство кадетских офицеров продолжали действовать на привычной территории доминанты своих фамилий. Эти служащие придерживались принципа сохранения территориального сознания на уровне родового поместья. По существу просвещенные военные являлись носителями локально-территориальных интересов населения на уровне волости и уездов. Пожалуй, в этой среде администраторов наблюдались единичные случаи их перемещения между областями. Из числа султанов окончивших Оренбургский корпус, известен Альмухамед Сейдалин. Он был выходцем из обедневшей султанской семьи и не видел иной альтернативы получению престижного образования, что позволило бы ему занять достойное положение в обществе [52, с. 83]. Сейдалин являлся одним из немногих казахских офицеров, начавших военную карьеру в действующей армии. Обычно офицеры из числа казахов начинали службу в административном аппарате. В дальнейшем военно-полевая карьера Сейдалина пресекалась. Власти использовали его на гражданской службе. Из введения Военного ведомства он переводится в подчинение Министерства Юстиции. По всей видимости, это объяснялось нехваткой чиновников-делопроизводителей. По законодательству государственный судья обязывался иметь соответствующее рангу высшее или среднее образование. По рекомендации начальства Сейдалин вполне подходил на судейскую должность как хороший специалист по судебным разбирательствам между казахами. На территории Тургайской области Сейдалин выполнял обязанности уездного судьи Иргизского, а чуть позже Николаевского уездов. Выпускник кадетского корпуса Зулхарнай Нуралиханов в 1851 году получил знание хорунжего в возрасте 19 лет. Тогда же он определяется депутатом на Внутреннюю Уральскую линию. В 1858 году согласно приказу Оренбурского и Самарского генерал-губернатора он переводится в штат Временного Совета на должность переводчика, а в 1859 году он обвиняется в уголовном преступлениии. Мерой наказания ему стала высылка в Вятскую губернию. По ходатайству генерал-губернатора наказание было смягчено высылкой в смежный уезд Оренбургской губернии. В 1861 году Нуралиханов восстанавливается в должности переводчика [53, с. 15].
В конце 80-х годов на должности младшего помощника Тургайского уездного начальника состоял Курганбек Беремжанов. Беремжанов являлся сыном есаула Беремжана Чегенева. Беремжановы не имели родового имения. Чегеневы-Беремжановы не имели отношения к династии чингизидов, однако за служебную деятельность представители этой семьи на равных с султанами включались в местную административно - управленческую систему. К. Беремжанов закончил казахскую школу при Оренбургском укреплении. Фактически эта школа явилась центром подготовки той части служащих, которые состоялись в 70-е годы XIX века. В 1877 году Беремжанов состоял членом казахской депутации в Санкт-Петербург. Примечательно, что его оклад составлял 400 рублей. Таким образом, в чиновничьей иерархии, наряду с султанами, действовали выходцы несултанского происхождения. Он принимал участие в работе комиссии под председательством Тургайского уездного начальника для организации местного правления и введения нового положения. Характерный эпизод из биографии Беремжанова демонстрирует процедуру включения властями представителей «черной кости» в систему делопроизводства и общественные процессы [53, с. 16].
В Западном Казахстане концентрировались Уральское и Оренбургское казачество. В иерархии управления преобладала военизированная модель отношений. Казахский административный корпус на протяжении значительного времени состоял из чиновников с военными званиями. С 1841 года с должности помощника султана-правителя Восточной части Орды начинается карьера султана Мухаммеда Джантюрина. С середины 40-х годов XIX века, он фигурировал в звании сотника, полученного за найм верблюдов для военно-транспортных служб. В 1859 году он получил звание есаула. На момент назначения в 1861 году. на должность султана - правителя Восточной части он имел звание войскового старшины. Через 9-лет М. Джантюрин числился в звании полковника. В областном правлении действовали зауряд-хорунжий Миргалий Бахтияров, зауряд-хорунжий Тохтамыс Косваков [53, с. 17]. В этом же управлении обязанности младшего чиновника при военном губернаторе выполнял войсковой старшина султан Сейтхан Ахмедович Джантюрин [46, с. 50]. С. Джантюрин по окончании Оренбургского кадетского корпуса получил звание сотника. Учебно-профессиональная база кадетских школ выделяла казахских чиновников от остальной массы местной знати. Чиновники-офицеры по роду службы привлекались к выполнению различных поручений. Например, С. Джантюрин в 1870 году на правах членов входил в Особый комитет по составлению и выработке правил обустройства учительских школ для «инородцев». Социальное происхождение, уровень профессиональной подготовки и степень воздействия Джантюрина в области предопределили его привлечение к выполнению подобной миссии. С. Джантюрин дослужился до звания подполковника, примерно исполняя служебные обязанности на уровне занимаемой должности. В 60-е годы XIX века успешно складывалась карьера в Тургайской области выпускника Оренбургского кадетского корпуса Искандера Бабина, начинавшего в звании сотника [46, с. 51]. На казахских офицеров возлагались юридические функции. Обязанности младшего помощника начальника Уральского уезда возлагались на хорунжего Чулака Айбасова [48, с. 101]. В первой четверти второй половины XIX века корпус казахских переводчиков формировался также служащими с военными званиями. В частности переводчиком при Оренбургской канцелярской палате работал есаул Ельмухамед Ахмедович Куватов [46, с. 29]. Аналогичные функции при Уральском укреплении выполнял зауряд-хорунжий Шагимурат Кулумбеков [36, с. 98]. На рубеже XIX-XX веков и в последующий период переводчики в значительной массе не имели военных званий и котировались по другим критериям чиновничьего ранжирования. При этом незначительная часть переводчиков сохраняла военные звания. Так в штате переводчиков областного правления Уральской области состоял есаул Худей Искаков [49, с. 20]. В период XIX-XX веков казахские военные составили значительный слой казахских администраторов, задействованных в зоне степных областей.
Казахские военные администраторы, задействованные в новой системе управления, содержались за счет государственной казны посредством официально установленного жалования. Финансовое обеспечение чиновника особых поручений С. Джантюрина во второй половине XIX века составляло 800 рублей, из которых 533 рублей 34 копеек составляло жалование; 266 рублей 66 копеек - столовые. Общая сумма годового оклада судьи Т. Сейдалина в 90-е годы XIX века составляла 1800 рублей, из которых финансовая сумма жалования -100 рублей. Престиж военного образования неуклонно снижался в казахской среде. В последней четверти XIX века лишь единицы казахских юношей выбрали военное училище. Так сын А. Кунанбаева обучался в артиллерийском училище, но впоследствии скончался. Сын военного А. Сейдалина Жиганшах Сейдалин 2 года учился в Оренбургском кадетском корпусе. Затем он перевелся в местную гимназию [54, с. 4]. Дети состоявшихся на службе военных в конце XIX века выбирали гражданские учебные заведения. Например, сын З. Нуралиханова гражданскую гимназию. Очевидно, данное решение казахских юношей в конце XIX века начале ХХ века было продиктовано рядом обстоятельств. Во-первых, казахи традиционно не призывались в армию и поэтому лишались возможности карьерного продвижения; во-вторых, со второй половины XIX века казахи получили возможность обучения в гражданских училищах, как например учительские семинарии, гимназии, технические фельдшерские школы и прочие учебные заведения; в-третьих, по окончании этих училищ казахские специалисты получили право реализации своих возможностей в различных сферах [54, с. 5].
Итак, в первой половине XIX века в регионе действовала группа казахских офицеров-служащих подготовленных по государственной модели управления. Казахские военные принимали участие в военных походах. Таких казахских офицеров по официальным данным было немного. К ним относятся Ч. Валиханов, Г-Б Валихан, А. Сейдалин и ряд других. Большинство казахских военных оказались заняты на гражданском поприще, выполняя обязанности переводчиков и управленцев. Впоследствии на рубеже XIX-XX веков военное образование утратило свою значимость в казахской среде. Казахские аристократы-управленцы возведенные в военные чины, согласно правилам военно-гражданской службы полностью попадали в зависимость от имперских административных структур. Таким образом, в ХIХ-начале ХХ веков в регионе национальная военная элита характеризовалась офицерской титулатурой от младших воинских чинов до генералов [153, с. 97]. Как правило, указанные личности развивали свою деятельность в пределах своей родовой территории. Административный статус чиновников ограничивался уровнем подчинения в управленческой вертикали представителям руководящего корпуса по линии уездного и областного ранга.
2. Профессиональная и общественная деятельность казахских служащих
.1 Казахские специалисты в органах административно-территориального управления и в судебно-правовой сфер
На территории проживания казахов российские власти применяли традиционную модель управления, которая в целом являлась характерной для восточных провинций. В XIX веке в регионах со смежными со Степными областями ранее начался процесс формирования чиновников из числа башкирского и татарских народов. Деятельность чиновников соответствующих национальных групп всех уровней была показательной в стремлении достижения статуса для казахского населения. Достаточно отметить, что руководителем 1-го российского посольства в Младший жуз являлся татарин Тевкелев. В XVIII-начале XIX века в системе российского делопроизводства в степных регионах определенную роль выполняли татарские переводчики. При этом их функции соответствующего периода существенно разнились с постановочными задачами переводчиков начала ХХ века. На первоначальном этапе исторического взаимодействия метрополии и провинции от искусства перевода и способностей информирования общества татарскими переводчиками во многом интенсифицировались дипломатические отношения. Поэтому корпус переводчиков-татар формировался представителями определенного социально-имущественного статуса. Примечательно, что впоследствии татары-чиновники ассоциировались в государственных структурах во многом как сочувствующий элемент татарскому мусульманскому миссионерству. В данный исторический отрезок взлет татарских чиновников носил показательный характер для казахов [55, с. 105].
Впоследствии наследники князя Тевкелева сочетались браком с потомками казахских султанов. В менталитете тюркских патриархальных обществ - казахов, татар, башкир на протяжении жизни многих поколений сохранялась генетическая память о сословной чести. Традиции семейного воспитания ориентировали на сближение выходцев этих семей по социальному признаку и ранговый титулатуре. С показательными образами аккультурации тюркских служащих в российских учреждениях сталкивались, прежде всего, находившиеся на обучении в школах, казахские юноши. Так в Сибирском кадетском корпусе работал некто Сейфулин [55, с. 106]. В Оренбургском кадетском корпусе популярность приобрел татарин Мирсалих Бекчурин. Он считался весьма состоятельным человеком и имел влияние на чиновничество Приуралья и Поволжья. Бекчурин неоднократно привлекался властями к выполнению пикантной миссии сопровождения властей. В 1883 году статский советник Бекчурин в качестве переводчика сопровождал эмира Бухары Туреджана [55, с. 107]. Позже аналогичную миссию выполнял А. Сейдалин, сопровождавший казахские и среднеазиатские депутации в Санкт-Петербург. В 1893 году полковник лейб-гвардии Атаманского полка султан Газы-Болат Валихан находился при свите Бухарского эмира. Впоследствии он принимал участие при торжественной встрече императора и Хивинского хана [55, с. 108]. Социальное происхождение и профессиональная деятельность казахских военных-администраторов определили их ролевую функцию в данный исторический момент. Итак, в динамике постепенного усиления влияния государственной власти служебный статус тюркских чиновников башкирского и татарского происхождения являл показательный пример для представителей казахской знати и остальньных слоев казахского общества, воспринимавших новые реалии как долгосрочную перспективу.
Преобразуется стереотип поведения соответствующих лиц, в сознании которых наблюдается реальное усиление роли управленческих структур, явно превалирующих над традиционными родовыми институтами господства. Патронально-вассальные отношения номадического социума по принципу «общинник - глава общины» смещаются в новую конструкцию «личность - государство». Первые школьные учреждения ориентировали учащихся на подготовку государственных служащих, сфера деятельности которых ограничивалась работой в школах в роли учителей, и в канцелярских учреждениях на должностях переводчика, письмоводителя, посыльного и т.п. Примечательно, что с усложнением процедуры делопроизводства изменяются критерии качества труда данных групп, но принципы подготовки оставались прежними. Процесс организации первых учебных заведений был начат в Оренбургском крае, постепенно данная тенденция распространилась на другие регионы Казахстана, в частности, во второй пловине XIX в. учебные учреждения были зафиксированы в приграничной зоне Сибири и Восточного Казахстана [55, с. 110].
При малочисленности образованной группы казахов логичен вывод об их одиночестве. Фрустрационное состояние каждого из них могло способствовать психологической деградации. Но подобных фактов в архивной документации не прослеживается. Контактные связи между данными представителями на уровне личных отношений продолжали сохраняться. Доминирующую роль в общественно-культурной жизни тюркского населения городов Оренбурга, Омска, Томска, и ряда других городов Сибири, Приуралья, Поволжья и Степного края выполняли представители татарского купечества. Медленный карьерный рост казахских служащих сопровождался их желанием работать в городах, что косвенно подтверждает положительный настрой данной категории граждан на восприятие действительности. По сути, отъезд казахов из городов наблюдался только в ранний период их обучения в училищах. В последующее время, прошедшие через столь сложное испытание привыкания к новой среде, определенная часть казахских специалистов, как правило, стремились осесть в городах. Парадоксально большинство состоявшихся просвещенных казахов именно в раннее адаптационное время перенесли тяжелые заболевания. Это Ж. Акпаев, А.К. Ниязов, С.Г. Джантюрин и других. Данный фактор оказался стимулирующим в их совершенствовании. В студенческий период обучения казахские специалисты получили другие ценности, восприятие которых меняло их ментальность и мировоззрение. Трансформация казахских провинциалов проходила в их длительный период обучения на протяжении 7 и более лет и сохранялась впоследствии. Казахские интеллигенты и служащие логично пытались привить новые формы представлений о мире и современной действительности своим землякам. Данные методы работы носили очаговый характер и в большей мере оказались успешны при концентрации казахских прогрессистов и их слаженных действиях.
В аульной среде, отдаленной от городов, течение времени оказалось другим в отличие от крупных стационарных центров. Определенно воздействие казахских чиновников могло быть минимизировано, ибо уклад жизни и образ мыслей общинников отличались от европейски-образованных земляков. Впрочем, эта картина оказалась примечательна для многих зауральских и сибирских регионов проживания не только казахов, но и славянского населения. Проживая в одиночестве, без равного общения с единомышленниками в аграрной глуши, немногочисленные чиновники теряли изысканный лоск и превращались в обычных обывателей, работая без грядущей цели и какого-либо собственного совершенства [55, с. 111].
Каждый казахский юноша в момент обучения ставил перед собой задачи, которые преломлялись и изменялись с учетом меняющейся ситуации. Взросление молодых людей в условиях аккультурации конкретизировало направленность их действий и способность адекватно оценивать собственные возможности. В их реальной оценке собственные итоги работы в городах, возможно, расценивать как результативный успех. Фактически поставленные цели выполнялись с учетом комплексного развития изучаемых представителей. Сравнительный анализ производственной деятельности медиков, учителей, ветеринаров, администраторов и юристов определяет некоторые выводы. По биографическим сведениям только профессия юриста в казахских семьях зачастую носила наследственный характер. Например, отцы и дети Темировы, Сейдалины обучались по специальности правоведа. В других группах служащих студенты в семьях были представителями в первом поколении. Только юристы из всех исследованных групп концентрировались в губернских городах, тогда как специалисты других профилей рассеивались в единичном порядке. Значительная часть юристов представлена выходцами из султанских семей. Постановочные задачи в султанских и прочих представительских династиях носили совершенно иное содержание в отличие от семей этнического большинства [55, с. 112].
В XIX веке в результате социально-экономических изменений уровень жизни казахских аристократов, равно как и представителей высшихсословий, «черной» кости, оказался выше уровня жизни рядовых общинников. Выходцы из этих общественных категорий данное положение вещей считали вполне естественным. Соответствующая характеристика сознательно предполагала наличие у знатных особ целого круга обязательств, выполнение которых являлось условием сохранения их положения в обществе. Аристократы всегда находились в центре и всем своим воспитанием и действиями обязывались соответствовать общественному положению. Прежде всего, собой казахский аристократ являл образец чести. В регионе влияния фамильных кланов каждый их представитель являлся нравственным, правовым и культурным стержнем. Поэтому казахские султаны, как и влиятельные выходцы из «черной кости» не стремились уезжать из родовых территорий, т.к. не имели альтернативы в других областях с иным образом жизни или в смежных зонах доминанты других знатных семей. Во всех локальных антиимперских движениях вплоть до событий 1916 года и даже очаговых выступлениях советского периода 1918-1930 годов представители знати выполняли организационную существенную роль. Их дипломированные потомки перемещались по служебной необходимости внутри области или за ее пределы. Косвенным доказательством данного утверждения является природа перемещения служащих по производственной сфере. Медики и учителя останавливались на достигнутом рубеже или перемещались по горизонтали в другие регионы. Юристы из одной сферы в другую переводились гораздо чаще. Анализ личных дел служащих всех профессиональных групп подтверждает данный вывод [55, с. 122].
Казахские аристократические семьи сохранили свою значимость в аульной среде. Реформирование российского общества во второй половине XX века существенно снизило статус российского дворян. Аналогичные процессы происходили на территории Казахстана. Вследствие реализации реформ 1867-1868 годов, по замечанию Ж.А. Ермекбаева, произошло ослабление влияния в народе родовой аристократии, что отразилось на их общественно-правовом статусе [56, с. 47].
Имущественный статус соответствующих граждан оставался невысоким. Перспектива карьерного роста предполагала повышение по иерархической вертикали и территориальное перемещение. Изначально незначительные профессионально-образовательные параметры подавляющего большинства служащих существенно снижали их социальную устойчивость. Представители первой волны светски образованных юношей сложно вписывались в иную социоэтническую среду, в которой доминировали совершенно другие культурные императивы. Большая часть молодых людей локализовалась в районах, характеризующихся такими признаками как аграрное производство, моноэтническая культурная среда, слабость индустриально-урбанизационных процессов. Подвижническая активность данных личностей ограничилась деятельностью в аульныхи волостных школах. Таким образом, казахская молодежь, получавшая образование в официальных светских учебных заведениях медленно восполняла государственные структуры управления и социального обеспечения в областях. В ХIХ веке часть наиболее успешных и амбициозных просвещенных казахов начинает обустраиваться по факту работы в городах. Зачастую в светских семьях казахские служащие являлись первыми представителями, задействованными в подобной сфере. В данный период формируются группы юристов, учителей, врачей, ветеринаров, канцелярских работников [56, с. 49].
В страте служащих количественно лидировали группы аульно-сельских учителей и канцеляристы низового уровня. Таким образом, период формирования указанных выше слоев общества приходится на вторую половину ХIХ - начале ХХ веков. Логично численное преобладание сохранялось за представителями неаристократического происхождения. Ареал их действия - аулы, причем, иногда отдаленные от городов, переселенческие поселения и позднее города административного значения. Их образовательный уровень представлен аульными мектебами, русско-казахскими школами, волостными и уездными училищами рубежа 70-80-х годов ХIХ века. Выпускники среднеспециальных городских училищ вливались в ряды канцелярских служащих и школьных учителей. Учительские школы, позднее учительские семинарии функционировали в административных городах - Омске, Оренбурге. Училища подобного профиля действовали в 80-90-е годы. XIXвека в городах Троицке, Актюбинске, Иргизе, Кустанае, Петропавловске, Кокчетаве, Атбасаре, Семипалатинске. В этих заведениях обучались казахские дети. Общее количество юношей, получивших учительское образование, установить сложно. Скрупулезный анализ архивных данных фиксирует оценку в несколько десятков человек. Информативная база относительно учителей аульных и прочих отдаленных от административных участков школ недостаточна для создания картины роста и совершенства профессионального мастерства данной когорты служащих. Из всех категорий казахских служащих по принципу оседания в местах концентрации казахов выделяются школьные учителя. Эти учителя, как правило, начинали с молодых специалистов в аульных или смешанных русско-казахских школах. Зачастую их должностной потолок ограничивался уровнем заведующих небольшой школы. Их финансовое обеспечение было низким. Но их положение в обществе зависело от гаммы нравственных качеств и способностей практической реализации своих знаний. Сельские учителя рассчитывали на собственные силы и весьма проблематичный в сельских условиях учебно-методический инструментарий [56, с. 50].
Аульно-сельские учителя получали незначительный финансовый оклад и фактически лишались возможности повысить свою производственную квалификацию, ограниченную ранее полученным багажом знаний. Контактная сфера их общения носила локальный характер. Точечно рассредоточенные в небольших аулах казахские учителя не имели иной альтернативы своего развития. На бедственное положение сельского учительства указывали многочисленные информаторы. В аульно-сельской глубинке народные учителя были предоставлены самим себе. Состоявшиеся в городах казахские учителя начинали свою служебную деятельность в смешанных русско-казахских или русских школах. Приобретенная привычка работы в ином этническом окружении послужила основой адаптации учителей в городском секторе. Многие учителя в отличие от некоторой части юристов являлись выходцами из рядовых социальных групп. В городских условиях эти учителя ощущали свою социальную ответственность перед обществом и стремились к сохранению достигнутого положения. Городские учителя, как например, семейная чета Кульжановых, занимались общественной деятельностью возвышающую их значимость в обществе. Известны единичные факты работы учителей-казахов в городских школах. В 1901 году в числе учителей Атбасарской низшей сельскохозяйственной школы на должности временного преподавателя приготовительного класса упоминается выпускник Омской учительской семинарии Айманов Ержан [56, с. 51]. Через год он назначается учителем искусств Омского пятиклассного городского училища [56, с. 53]. Примечательно, что уже в 80-е годы XIX века в училищах Сибирского казачьего войска преподавала казашка Мария Колмогорова - выпускница Омской женской гимназии. В официальной документации зарегистрирована окончившая Омскую женскую гимназию некая Мария Ивановна Холмогорова с 1887 года занимавшая должность начальницы Семипалатинской 4-х классной прогимназии. Холмогорова являлась супругой капитана Захарова и преподавала рисование. Оклад Холмогоровой составлял 360 рублей. [56, с. 60]. В империи под воздействием интеллигенции женское образование развивалось посредством открытия и функционирования самостоятельных высших учебных заведений. Все высшие женские курсы содержались за счет частных пожертвований. В 1912 году общее количество слушательниц курсов составляло 20 тысяч человек. Правительством отмечалась хроническая нехватка специалистов-медиков, из которых женщины составляли всего лишь 8%. [56, с. 61]. Данная проблема приобрела актуальность в мусульманских регионах государства, население которых критически оценивало мужчин-медиков в вопросах лечения женщин. Наблюдатели отмечали увеличивающийся дефицит учителей средних учебных заведений. Наиболее приемлемым средством снижения напряженности аналитики считали открытие женских стипендий в университетах и доступ женщин к работе в указанных сферах [56, с. 62]. Следует отметить наличие учителей-женщин в школах Оренбургского учебного округа. Женщины в незначительном количестве работали в городских школах. Доступ в университеты и институты для большинства из них был закрыт. Казахские девушки рубежа XIX-XXвеков только вступали в ту фазу формирования профессиональной группы служащих, через которую прошла процедура организации группы казахских служащих-мужчин.
Таким образом, учителя достигали успеха, демонстрируя прагматизм и рациональный подход - типичные европейские признаки периода капитализации экономики. Их интуитивное чувственное восприятие подсказывало практицизм выбора решения. В отличии от этнического большинства учителя, тем более специалисты стационарных селений оказались менее зависимыми от природных несуразиц и многих социальных катаклизмов. Профессиональная ориентация казахских служащих логично определяла их распыление по профессиональным группам. Анализ территориально-географического расселения просвещенных казахов показывает их рассредоточенность по региону в зависимости от образовательного уровня и служебной ориентации. Врачебное искусство издревле почиталось казахами. В их представлении духовные лидеры обладали таинствами медицинского искусства. Европейские наблюдатели отмечали стремление казахов к познанию врачебного дела. В Оренбургском крае из татар и башкир формируется корпус медиков. Для некоторых из них Неплюевский корпус явился стартом к своему развитию. Например, по окончании военного училища в начала 30-х годов XIX века Субханкулов, Муслюмов и Шарыков изъявили желание стать врачами. Избранные молодые люди командировались на обучение в Казань. Араслан Субханкулов официально признавался первым медиком из тюркского населения края [56, с. 70]. Неоднократно путешествовавший по местам проживания казахов башкирский военный медик Субханкулов в Оренбургском крае пользовался популярностью среди казахской общественности. Пример Субханкулова, Шарыкова и др. тюрков стимулировал действия казахских учащихся и молодых служащих. Общее количество медицинских специалистов всех уровней в регионе подсчитать сложно. По официальной статистике только в Акмолинской области в 1914 году отчислилось более 300 медиков различного профиля [56, с. 71]. Большинство из них составляли представители европейских народов. Итак, в исследуемый период в Казахстане формируются национальные медицинские кадры, представленные врачами и фельдшерами. Проведенный анализ позволяет сделать следующие выводы: во-первых, казахские медицинские кадры начинают готовиться с начала XIX века; во-вторых, казахские специалисты проходили обучение в фельдшерских школах, а впоследствии со второй половины XIX века в университетах на медицинских факультетах; в-третьих, численность врачебно-фельдшерского персонала применительно к казахскому населению оставалась незначительной; в-четвертых из группы казахских специалистов лишь единицы работали в городах. Большинство было задействовано в волостях. Из казахских врачей и фельдшеров только незначительная часть проживала вне пределов этнотерритории выше казахских общинников. И все же в этот период в империи актуализировалась проблема социально-имущественного обеспечения врачебно-фельдшерского персонала.
Таким образом, в регионе формируются профессиональные группы казахских служащих: учителей, врачей, фельдшеров и ветеринаров. Профессиональная специализация указанных служащих соответствовала национальным традициям казахского народа. При этом система их подготовки основывалась на русско-европейских образовательных канонах. Внутри профессиональных групп между специалистами сохранялась существенная разница по качеству подготовки, степени акклиматизации, финансовому обеспечению. Только незначительная часть национальных специалистов проживала в городах. По выявленным данным в городах в этот период функционировали немногочисленные категории казахских учителей. Служащие этих групп достигали определенных результатов своего развития в сельской среде.
Географический анализ рассредоточения казахских служащих резюмирует вывод отсутствия конкуренции между ними по причине их дифференциации по профессии и незначительном количестве на огромной территории с малой плотностью населения. В смешанных поселениях особенно в зоне преобладания неказахского населения, служащие конкурировали с чиновниками из других национальных групп. Зафиксированные в личных делах награды и поощрения казахских специалистов косвенно демострируют их рвение к служебной деятельности. В XIX веке некоторые специалисты достаточно успешно справлялись с повышенными нагрузками в мононациональных русских селах, как например, казахские врачи Карабаев, Айтбакин и целая группа фельдшеров и ветеринаров
Основная масса учителей, врачей и ветеринаров концентрировалась в аграрной сфере. Анализ личных дел большинства специалистов этих профессий демонстрирует незначительное представительство в их среде выходцев из социально-престижных слоев казахского общества как то султанства или других знатных сословий. Значительная часть из исследованных специалистов за длительный период своей деятельности не смогли совершить карьеры по служебной иерархии, ограничивая низшей ранговой титулатурой с соответствующим обеспечением [5, с. 20].
В процессе доминанты влияния имперских структур в регионе акцентировалась задача присутствия местных национальных представителей в административной и силовой системах управления. Казахские служащие имели право работать в полицейском управлении. В штате Омского городского полицейского управления на должности канцелярского служителя состоял Ережеп Итбаев, впоследствии переведенный на службу в Семипалатинскую область [5, с. 21]. Казахские чиновники на местах были востребованы с целью предотвращения и разрешения конфликтов между властными структурами и этническими общинами. Канцелярский служитель 3 разряда Мухаммед-Гали Абулгазин в 1906 году состоял на службе при канцелярии Омского окружного суда. С 1901 по 1915 год при Троицком уездном полицейском управлении обязанности столоначальника I-го стола исполнял не имевший чина Айтленов Айжан Айтленович [4, с. 10]. В начале ХХ века происходит изменения престижа должностей в иерархии управления и общественного восприятия. В частности небезызвестный чиновник М. Бекчурин занимал должность столоначальника в 70-80 годы XIX века и пользовался весьма высокой популярностью в местных чиновничьих кругах. Примечательно, что в начале ХХ века среди казахских служащих выделяется незначительная группа специалистов состоявшихся в сферах малоизвестных казахам. Казахские чиновники в единичной вариации начинают функционировать на железной дороге, почте. Казахские чиновники низового уровня ограничивались служебной деятельностью в аграрной зоне. Уровня подготовленности этих лиц оказалось достаточно для доминирования в зависевшей от стихийных бедствий и волевого давления государственных структур малообразованной сельской сфере. Подобные социальные отношения ограничивали служебное поле дальнейшей деятельности этих чиновников, рассчитывавших на незначительность финансового оклада и относительную свободу на территории сельских общин [4, с. 11].
По своему статусу и служебным полномочиям большинство казахских чиновников не относились к сословию реформаторов, так как их действия ограничивались в очень узких функциях. Одной из форм их проявления гражданственности являлась честная служба. Казахские чиновники городских и уездных центров, окруженные инонациональной и профессионально-подготовленной группой служащих, не имели другой альтернативы своей деятельности. Их коллеги, функционировавшие в аульно-волостной стихии при отсутствии жестких рычагов контроля или потакания со стороны родовых патронов и пришлых администраторов обладали широким полем деятельности в сообразности с собственной фантазией и возможностями. В периодической печати и фольклорных произведениях русские информаторы ссылались на факты произвола, которые носили вопиющий характер в степных регионах. Казахское чиновничество, как составная часть административного корпуса, подвергалась критике на уровне общественного сознания. В XIX веке были проведены уголовные процессы против ряда султанов. Подобные действия правительства снижали престиж султанов в общественном сознании. Возможно, карательная процедура по отношению к власти была направлена на ликвидацию их политической неблагонадежности. Подобные жесткие меры в регионе носили единичный характер и применялись, возможно, как крайняя мера к установлению порядка. Профессиональные параметры казахских служащих зависели от их социального статуса и образовательной подготовки. В империи настойчиво и методично государственной властью насаждалось, основанное на западных стандартах с соответствующим образом жизни и мышлением греко-римское право [4, с. 12]. Таким образом, функционировавшая в области расселения казахов административно - территориальная модель акцентировала необходимость наличия казахских профессиональных кадров, задействованных в системе делопроизводства. Казахские служащие работали в уездных городских управлениях, судах, контрольных палатах и прочих канцеляриях в качестве клерков. Подавляющее большинство казахских чиновников составляли письмоводители и переводчики. Эти служащие, как правило, имели нижние чины и ограничивались исполнением служебных обязанностей в регламентируемых рамках. Образовательный статус чиновников был представлен уровнем различных училищ, семинарий и университетов. Численность казахских канцелярских сотрудников и близких им по роду деятельности служащих различных контор, вероятно, оказалась много выше количества других профессионально просвещенных казахских групп по причине разветвленной системы делопроизводства и востребованности специалистов в качестве переводчиков, письмоводителей и прочих сфер канцелярской деятельности [5, с. 25].
В 70-80-е годы ХIХ века начинает формироваться плеяда казахских юристов. В аграрном секторе сохранялась прерогатива народных судей, специализировавшихся на знании традиционной судебной системы. Анализ биографических данных казахских правоведов, равно как и других выпускников гимназий и университетов, характеризует совершенно иной стиль поведения этой просвещенной части. В условиях социально-экономических изменений в таких центрах при капитализации экономики и европеизации общественных отношений наблюдалась резкая атомизация личности с целью восприятия новых ценностей. Эксцентричная модель поведения жителей городов проецировалась в сознании развивающихся казахских студентов. Психология представителей казахского студенчества резко выделяла их из остальной среды служащих. По профессии юристы входили в слой служащих. Смысловая составляющая производственного механизма практиковала индивидуально-личностный подход и активизацию жизненной энергии молодых граждан, ориентированных на независимость мышления в поисках истины. Той истины, которая, по их мнению, должна была защищать интересы гражданина и государства. Мотивационная идея оказалась сильна. Поэтому казахские юристы лидировали в общественно-политической жизни казахского общества периода величайших катаклизмов начала ХХ века [6, с. 47].
Стартовые условия эволюции казахских правоведов разнились. В период производственной деятельности именно сконцентрированные в городских учреждениях юристы с учетом особенностей воспитания, квалификации и образования трансформировались в наиболее сплоченную корпоративную организацию на фоне взаимной комплиментарности, деловых качеств и общих задач. Точкой притяжения вчерашних студентов оставались Омск и Оренбург - важные административные центры Сибири и Степного края. При этом губернские города Омск, Оренбург акцентировались казахскими служащими как важный карьерный успех. Их казахские ровесники по средним учебным заведениям предпочитали небольшие уездные города и волостные станы, то есть районы с наименьшим уровнем конкуренции. Данное обстоятельство снижало степень их социального дискомфорта [6, с. 48].
По всей видимости, юристы имели гораздо больше шансов на успех при подобном алгоритме действий. В Казахстане в аграрной среде сохранялись родоплеменные отношения. Этот фактор, по мнению властей существенно затруднял процессы судопроизводства. При этом казахи активно использовали различные методы защиты с целью запутывания следствия. Эта картина носила частый характер и подрывала авторитет государственных норм права в степных регионах, что в конечном итоге ограничивало сферы их влияния в аграрно-кочевой среде. В соответствии с этими обстоятельствами востребованными оставались специалисты в области казахской генеалогии и правоведения. Так представителям Оренбургской администрации рекомендовывалось периодически обращаться за консультациями к просвещенным казахам Т. Сейдалину, Д. Беркембаеву, К. Беремжанову. В последней четверти XIX века на смену казахским юристам с кадетским образованием приходят специальности с гражданской подготовкой [7, с. 50].
Итак, реформирование традиционной судебно-правовой сферы казахов по общеимперским стандартам предопределило динамику организации национальной группы профессиональных юристов. Казахские правоведы-служащие функционировали в официальной судебной системе на территории областей. Группа казахских юристов с гражданской подготовкой начинает формироватся на рубеже 60-70 годов XIX века. Дипломированные выпускники юридических факультетов университетов оказались востребованными в судебных структурах в качестве судей, адвокатов, следователей. Большинство казахских специалистов состоялись в городах областей расселения казахов и близлежащих районов Приуралья, Поволжья и Сибири. В этот период происходит их приток в губернские города. Часть казахских правоведов функционировали за пределами своей этнотерритории, достигнув определенных успехов, являвшихся результатом их деятельности. По качеству своей подготовленности и профессиональным параметрам казахские юристы оказались более независимым в отличие от других групп служащих при защите собственных интересов. Данная традиция являлась важным фактором их дальнейшей общественно-политической деятельности.
.2 Формы адаптации казахских служащих
Большая группа казахских служащих характеризовалась с положительной стороны вышестоящим руководством. В исторической литературе не встречается сведений об участии соответствующих персоналиев в политической жизни в конце XIX века или тесной связи с радикальными элементами критически настроенными к действующему режиму. В первой половине XIX века в регионах действовала группа казахских офицеров-служащих, подготовленных по государственной модели управления. Служащие этой категории являлись выходцами из аристократических и знатных семей. Как правило, указанные чиновники действовали в пределах своей родовой территории. Административный статус казахских чиновников ограничивался уровнем подчинения по управленческой вертикале представителям руководящего корпуса по линии уездного и областного ранга. Ряд казахских служащих имели чиновничьи звания, которые согласно российскому «Табелю о рангах» подчеркивали их положение в иерархии чиновничества. Многие служащие, к коим относились письмоводители, переводчики, врачи, учителя и прочие, имели звания уровня IX-VIII-х классов. Это коллежские регистраторы, коллежские секретари, титулярные советники [7, с. 51]. Соответствующие чины подразумевали «низовое» происхождение их обладателей. Согласно анализу специалистов в иерархии разных родов государственной службы врачи занимали низшую ступень, то есть должности 7-8 классов. Зачастую выше врачей находились чиновники, для которых образовательный ценз иногда считался необязательным. Финансовое вознаграждение врачей не превышало 2 тысяч рублей [8, с. 33].
В то же время звания коллежского секретаря удостаивались выпускники высших учебных заведений. Степень титулярного советника, при всей своей незначительности, являлась основой карьерного роста. Обращает внимание на себя тот факт, что только султаны с течением времени повышались в чинах. Например, Аблайханов имел чин статского советника, офицер-чиновник А. Сейдалин дослужился до аналогичного чина, юрист А. Темиров - до надворного советника. Причем свою карьеру указанные личности начинали с низших чинов. Казахские султаны получали право владения дворянским титулом. На рубеже XIX-XX веков в реформируемом российском обществе сословность постепенно теряет свою значимость. Атавизм сословной градации сказывалась в распределении званий и наград. Служащие несултанского происхождения среди наград имели медали «За усердие» на Станиславской ленте, «За усердие» на Аннинской ленте. Казахские служащие, соответствующего хронологического периода повышали свой статус упорным трудом и исполнительностью в их понимании на благо общества и государства. Данная картина прослеживается в процедуре оценивания их труда государством [8, с. 34]. В реестре наград младшего помощника Тургайского уездного начальника К. Беремжанова фигурировали 2 серебряные медали, которыми он награждался в конце 70-х-начале 80-х годов XIX века - соответственно на Аннинской и Станиславской лентах. За усердную службу он получил в награду серебряную именную печать. К. Беремжанов получил в награду знак общества Красного креста для нехристиан за содействие при пожертвовании казахами Тургайского уезда юрт для раненных и больных воинов в компанию 1877-1878 годах. Этой категорией граждан воспринималась новая символика наград в виде медалей, орденов и др. материальных ценностей, которые в финансовом отношении, возможно, не играли существенной роли, но определяли морально-качественную характеристику награжденных [8, с. 35]. В числе награжденных медалями и орденами казахских служащих фигурируют следующие: И. Валиханов, А. Сейдалин, К Кокенев. Впечатляет наградной список чиновника Внутренней Орды есаула Мухамеджана Чултурова Бекмухамедова. Подобная модель поведения сохранилась у казахских служащих до революции 1917 года Чиновники, как правило, награждались за выполнение разовых масштабных общественных акций. Не менее важным показателем успешной деятельности исследуемой группы являлось их перемещение в пределах империи. При этом перемещение, которое в архивных источниках фиксируется под понятием «командировка» проходило по оправданной мотивации. Казахские служащие мигрировали по приказу руководства либо в пределах области, либо в пределах региона, либо выезжали за границы исследуемой территории [8, с. 36].
В источниках фиксируются награды канцелярских служащих в период начала ХХ века - активной деятельности Государственной Думы. Наградная система казахских чиновников в какой-то мере возвышала их положение в глазах казахских общинников и повышала их чувство ответственности служения государству на фоне депутатской деятельности казахских интеллигентов. Соответствующая процедура распределения наград между служащими, вне учета казахских думцев сохранялась до окончания периода работы Государственной Думы. Продолжительная деятельность казахских переводчиков в одной структуре компенсировалась подобными наградами. Следует отметить, что в начале ХХ века переводчики имели право обладания отпуском в размере 2-х месяцев. Например, словесный переводчик Атбасарского уездного управления А. Джилкайдаров получил возможность свободного перемещения в границах империи на длительный период [9, с. 40]. Примечательно, что на период отпуска словесных переводчиков за ними сохранялось финансовое содержание [9, с. 41]. Анализ «Приказов» свидетельствует о возможности перемещения чиновников в пределах империи. В исследованных источниках эпизодов о перемещение аульных учителей в отпускное время не встречается. Впрочем, в периодике исследованного периода очень часто фиксируются материалы о бедственном положении сельского учительства, к которым относились и казахские специалисты. В 1912 году серебряной медалью «За усердие» на Александровской ленте награждается большая группа учителей Оренбургского учебного округа. В числе награжденных фигурирует 2 казахских учителя: Жанмалетдин Бейсенов и Ханафия Жолдыбаев. Оба они заведовали школами в Кустанайском уезде [9, с. 43].
Таким образом, соответствующими действиями государство поощряло деятельность клерков подобного уровня. В процедуре награды аульных учителей, писарей и прочих представителей низовой администрации в виде наград доминировали ценные подарки: часы, табакерки и т.д. Так, в 1908 году словесный переводчик, не имеющий чина Омского уезда Ахмет Татин за беспорочную службу, награждается почетным халатом 3-го разряда [10, с. 24]. Подобные подарки в определенной мере являлись компенсацией незначительных окладов канцеляристов. В 1902 году серебряными часами награждается писарь Акмолинской волости Павлодарского уезда Раимбеков Бабаубек [10, с. 25].
В числе награжденных и перемещенных по служебной горизонтали в когорте казахских управленцев обвиненных в злоупотреблениях за исключением ряда ранее упомянутых лиц никто не упоминается. Таким образом, наградная система, вышеизложенная модель перемещения казахских чиновников, косвенно демонстрируют нравственно-личностные особенности некоторых казахских граждан, стремившихся к повышению ролевой статусности в российском обществе. Следующим критерием результативности действий выявленной части чиновников может служить отсутствие жалоб со стороны этнических общин на качество их труда. В процессе производственной деятельности служащие взаимодействовали с европейскими народами, ориентированными на государственную модель управления, и казахами, часть которых стремилась придерживаться традиционной сферы. Некоторые казахские служащие контактировали с народами Приуралья и Сибири. Эта тактика отношений активизировала гибкую схему восприятия окружающего мира казахскими служащими. Из категории проживавших в городах казахских служащих в процентном соотношении преобладали чиновники. Очевидно, это было связано с их профессиональной деятельностью. Образовательный уровень во многом определял профессиональную подготовку служащих. Стабильный карьерный рост фиксировался у юристов и определённой части администраторов. Большинство фельдшеров, врачей и учителей за весь период производственной деятельности фактически не испытывали карьерного роста. Уровень их квалификации ограничивался полученным образованием. Сфера деятельности этой группы проходила вне городского сектора. Служащие проживали точечно и являлись единственными специалистами на огромной территориальной площади. Существенными факторами, затрудняющими их квалификацию, являлись дефицит финансов, хроническая рабочая перегрузка и отсутствие конкуренции [11, с. 70].
Безусловно, профессиональные заслуги чиновников являлись гарантом дальнейшего будущего членов их семей. Казахские служащие часто обращались с ходатайственными письмами о представлении их детям права на стипендии в учебных заведениях. Во многих случаях соответствующие поощрения учитывались, как одна из форм признания заслугу. Наряду с категорией служащих выделяется группа казахских интеллигентов, не имевших наград. Данные личности действовали в бюджетной сфере в качестве служащих и имели не меньшее влияние в национальной среде. По большей части соответствующие личности трудились на юридическом поприще и обладали университетскими дипломами. Наряду с духовными лидерами и представителями знатных кланов значительной популярностью у казахов обладали европеизированные интеллигенты, провозглашавшие духовно-нравственные идеалы. В общественно-культурной сфере начала XX века были значимы учителя, писатели, поэты, журналисты. В силу профессионального статуса служащие существенно ограничивали сферу деятельности в общественной работе. Из среды администраторов не было значительных писателей, работники государственного аппарата не проявляли творческой активности в журналистской сфере, особенно в политической печати. Скорее, их действия носили регламентированный характер в ракурсе этатистских традиций имперского общества. При этом администраторы интенсивно сотрудничали с научными обществами, оказывая посильное влияние на духовную культуру казахов. В процентном соотношении численность казахских служащих оказалась невысока [11, с. 71].
Сохранялась тенденция соответствия морального облика конкретного лиц общественному мнению, ибо нравственное лицо по причине обретения популярности в социуме оказалось выше зажатых инструктивными документами чиновников. При подобных обстоятельствах влияние в этнической среде приобретали личности связанные с искусством, главным образом с литературой и журналистикой. Анализ производственной деятельности казахских чиновников показывает, что в городах оставались наиболее востребованные, так как там сложнее было построить карьеру и создать необходимые деловые отношения. Определенная часть казахских служащих перемещалась в аграрный сектор. При этом в непосредственный контакт с казахским населением входили переводчики и письмоводители. Представители других профессий работали в смежных оседлых поселениях. Соответственно у многих из них формировалось понимание цены достигнутого достатка. У прогрессивной части чиновничества доминировало чувство ответственности за существующие реалии, при которых они смогли достигнуть более лучшего качества жизни. В источниковых материалах не встречаются сведения о деградации казахских служащих, большинство которых только в первом поколении обладали соответствующим статусом и имели основания для проведения сравнения в свою пользу. При этом соответствующие чиновники осознавали потребность изменения условий своего положения, а соответственно изменения основ системы рекрутирования подбора кадров [11, с. 77]. Все же в канцелярских уездных управлениях, окружных судах и прочих сферах казахские сотрудники находились в подчинении от вышестоящих патронов, русских чиновников. Фактически в начале ХХ века повторялась ситуация середины XIX века, обоснованная социальными отношениями в казахском обществе, когда казахские султаны-управители, ограниченные в политических полномочиях и материальных ресурсах, определяли алгоритм действий своих потомков ориентированных на русское государственное образование. Теперь эти потомки - дипломированные специалисты, проживая в городах, вероятно, имели большой спектр своего развития. Однако их положение в обществе ограничивалось статусностью подчиненных. Потомки этой европейски образованной группы служащих генетически должны были составить светскую интеллигенцию во втором поколении, реализовывая себя в научных сферах, творчестве и искусстве. События 1917 года и последующая эпоха прервали этот длительный процесс. И все же материальные блага для большинства из них, как и для многих категорий российского чиновничества, оказались недоступны. Для них были типичны характерны трафаретные персонажи гоголевских и чеховских героев. Ограниченные инструктивными документами и регламентированной формой финансирования канцелярские служащие, прежде всего, реально осознавали иллюзорность перспектив быстрого обогащения. Характерно, что географически в процессе удаления от города к деревне увеличивалась статусность и социальное положение служащих всех рангов. Некоторые чиновники прекрасно осознавали свое нынешнее состояние и практически подходили к реализации собственной задачи достижения благ посредством продвижения в аграрную среду [12, с. 19]. Уровень подготовки служащих зависел от многих факторов, в том числе таких, как личное финансовое благополучие, материальное обеспечение оконченной ими школы, качественность учительского корпуса. В штате европейски образованных казахов выделялись действительно подготовленные граждане и псевдоподготовленные функционеры. На подсознательном уровне каждый из них соизмерял свои возможности. В пучину деловых игр и грядущих задач достижения благ окунались наиболее подготовленные из них. Анализ личных дел казахских служащих показывает, что за пределы собственной этнотерритории выезжали либо выходцы из малообеспеченных семей, либо настроенные на карьерный рост фигуранты. Нормы общежития казахов сохраняли свою устойчивость в аграрно-кочевой среде. Образованные казахи толерантно воспринимались казахскими общинниками в этот период. И если ранее в начале XIX века Валиханов и другие казахские маргиналы неоднозначно оценивались в казахской общине, то впоследствии отношение к группе казахских прогрессистов существенно меняется. В казахском обществе сформировались представления о конкретных казахских служащих известных в определенной микросреде. Чиновники на уровне волостных писарей и канцелярских клерков получили известность в территориальных рамках конкретной административной единицы [12, с. 20]. Высокоэрудированные и профессионально подготовленные казахские специалисты ранга, отдаленного от рутинного исполнения, приобретали популярность в значительных ареалах. Численность казахского населения в городах Северо-Западного и Восточного Казахстана в целом оставалась незначительной. Исторический сюжет природно-деловых и личных отношений казахского чиновничества не получил должного освещения в отечественной историографии. Наверняка однородцы городских казахов, при капитализации экономики олицетворяли в их лице наиболее успешную категорию. В данном случае имеются в виду состоятельные слои казахов-горожан. Такие граждане олицетворялись, как образованные люди, обладавшие не просто элементарной грамотой, а имевшими существенные познания в тех сферах жизнедеятельности, которые обуславливали индивидуальность личности в представлениях общинников. Но, мыслителей такой масштабности, как Ч. Валиханов, И. Алтынсарин и А. Кунанбаев, было немного [13, с. 14]. В казахском обществе с каждым десятилетием просвещенных граждан становилось все больше и больше. Многие из них, по уровню образованности и широте кругозора, не уступали известным мыслителям. Так, например, в учительской среде наряду с Алтынсариным состоялся Габдугали Балгимбаев. Как прекрасные учителя-методисты заявили о себе А. Байтурсынов, И. Кульжанов. Казахские офицеры Н. Джантюрин, А. Сейдалин учились по тому же принципу, что и Ч. Валиханов. И если ранее просвещенные граждане в Российской империи имели потребность и возможность заявить о себе, то впоследствии происходят существенные изменения. Интеграция империи в общемировые процессы определила унификацию делопроизводства и дальнейшую профессиональную подготовленность кадров. Поэтому казахские специалисты локализовались в своей профессиональной сфере с целью своего сохранения. Как показывает анализ биографии казахских служащих такие категории как врачи, фельдшеры, канцелярские служащие зачастую не имели лидерских качеств либерально-демократического движения начала XX века [13, с. 15]. А многие низовые чиновники и вовсе оказались индефиррентны к социальному расколу. Казахские интеллигенты и служащие в основном не имели земельной собственности, как русские дворяне центральных губерний. Казахская категория служащих оставалась разночинной по составу. В них формировались основы сословной чести, которая зиждилась на принципах защиты интересов государства и общества. Многие представители этой среды, не имевшие значительных материальных ресурсов могли отстаивать только собственное право включения в мозаичное этнокультурное окружение на равных правах, что обуславливалась знанием законов и стремлением сохранить личную свободу, но и следовать исполнению личных прав и обязанностей. В своем совершенстве интеллигенты и служащие исходили из потребностей сохранения духа личной свободы и независимости от давления общин. Ценностные ориентиры чиновничества создавались из условий окружающего мира сформировавшегося в условиях поляризации отношений российских городов и витавшего духа гражданской свободы университетов. Вчерашние казахские студенты, по примеру своих русских однокашников, стремились совместить профессиональные качества, гражданские идеалы, научность и увлечение новационными идеями. Этот разнообразный инструментарий в перспективе позволил им не раствориться в монотонной динамике аграрной стихии или небольших провинциальных городов. Казахские специалисты прекрасно осознавали всю сложность совершенства в крупных промышленных центрах России, образ жизни которых стимулировал их дальнейшее творчество [14, с. 17].
Во второй половине XIX века и в последующий период формируется слой казахских чиновников бегло освоивших образовательную программу. Эта категория чиновников выполняла второстепенные функции переводчиков и канцеляристов в государственно-административных структурах. Категория казахских военных реализовывалась в управленческом секторе на уровне уездов и волостей в качестве помощников уездных начальников. Врачи, учителя и фельдшеры качественно разнились по образовательно-профессиональному статусу и в основе своей проживали в смешанных посёлках [14, с. 18].
Профессионально подготовленных казахов проживавших в городах областей оказалось немного. В силу исторических причин кочевники-номады концентрировались в родовые общины и проживали на значительных расстояниях. Коммуникационные связи наиболее эффективно функционировали в летнее время. Социальная структура и принципы политического управления в локальных казахских общинах видоизменялись медленно и сохраняли идентичность в регионе. До XIX века в казахском социуме сохранялась прерогатива султанства как одного из важных звеньев управленческой сферы. Султаны выполняли функции верховных сюзеренов. Политическая стабильность в регионах во многом определялась спецификой отношений и частными мерами лидеров феодальных кланов. В исследуемый период происходила полная реорганизация политического статуса и социальной структуры казахского народа. В этот период казахи продолжали доминировать в исторической зоне своей былой государственности. Значительная часть казахов занималась различными видами животноводства. Синхронно в этот период продолжает увеличиваться удельный вес оседлых земледельцев-казахов. Так, по данным информаторов, в волостях казахи переходили на систему хлебопашества и сенокошения [15, с. 44]. При этом возводилась сеть пешеходных трактов, и закладывались железнодорожные транспортные магистрали. Однако затруднительные процессы общения сохранялись на указанных территориях, что осложняло информированность казахского населения. В связи с переходным периодом, нарушавшим естественно-исторический путь казахов, наблюдается смещение ролевых функций ведущих социальных групп. В официальных хрониках, периодической печати, исторических сообщениях второй половине XIX - начала XX веков отмечается повышенная значимость в казахском социуме представителей социальных сословий «черной кости». Лидеры этих групп по имущественному определению и должностным полномочиям возвышались в сравнении со старой казахской аристократией. Удельный вес казахского чиновничества всех рангов оставался невысоким. Итак, казахские служащие, действовавшие в рамках сухой документации и государственных нормативов, не обладали официальной публичностью как волостные начальники и находились в большей степени изоляции от своих однородцев их коммуникационные отношения с казахскими общинниками сохранялись посредством казахской традиционной элиты, низового чиновничества, рассыльных и переводчиков. В начале ХХ века в источниках не встречаются сведения ходатайствования казахских чиновников о предоставлении им аристократических званий тарханства или дворянства. Подобная направленность уже не играла существенной роли в сознании сложившихся казахских профессионалов, все четче ощущавших атомизацию городского населения, ориентированного под влиянием капиталистических отношений на индивидуализацию труда [15, с. 45].
Казахские специалисты всех уровней чинов и званий в своих поведенческих установках дистанциировалась от когда-то характерных для них в годы юношества форм аграрно-кочевой цивилизации. Примечательно, что казахские юристы, врачи, фельдшеры, учителя в независимости от занимаемой должности в численном соотношении поощрялись государственными наградами меньше, в сравнении с категорией волостных управителей. Из среды чиновничества выделялись представители канцелярской сферы - письмоводители и переводчики, которые наиболее тесно контактировали с казахской общественностью. Очевидно, данное социальное явление являлось характерным на этом историческом отрезке в переходный период для всего казахского социума и прежде, всего служащих, реально осознавших свое противоречивое значение в будущем империи и судьбе родного края. Многие из них, в частности работники канцелярских структур, служащие уездных управлений, члены суда были проводниками царской колониальной системы, зачастую пренебрегавшей культурой и общественными интересами казахского народа.
Наиболее прогрессивные из них на уровне занимаемой должности и степени кругозора определенными действиями пытались смягчить или изменить остроту и направление социально-политического воздействия. Если Ч. Валиханов и А. Кунанбаев с единомышленниками выступали с критических позиций как индивидуалисты-мыслители, то их последователи на рубеже XIX-ХХ веков, под впечатлением приобретенного опыта пытались создать систему коллективного общественного воздействия на государственную власть, объединив имеющиеся ресурсы. Итак, в исследоваемый период казахские группы служащих были представлены работниками административных, судебных - правовых структур, пролфессиональными группами врачей, фельшерев, ветеренаров и учителей. Представители этих профессией оказались востребованными в крае и реализовали свой потенциал с учетом качества подготовки, специализации и опыта.
2.3 Работа казахских служащих в благотворительных, культурных и научных организациях
Структурные изменения казахского общества обусловили отток определенной части просвещенных казахов в города степной зоны, испытывавших сильное влияние из европейской части империи. Профессионально-ролевая статусность данных фигурантов в иерархии управления оказалась различна. При этом существенно превалировала степень сближения их по этническому признаку. В городской период обучения у представителей учащейся молодежи вырабатывался их единый стиль поведения в новой среде. В XIX веке в казахском обществе сахронялась родоклановые противоречия обостренными действиями колониальных правителей. Сформировавшимся в городских условиях просвещенные казахи становились носителями колонилизации общества единства духовной культуры и общности исторической судьбы. Данный фактор стимулировал их деятельность в реализации своих возможностей на новом профессиональном поприще. Например, А. Букейханов, будучи султаном по происхождению занимался исследованием влияния султанства в казахском народе. Научная деятельность А. Букейханова достаточно известна и данным вопросом занимались многие исследователи. Потомки некоторых султанских фамилий продолжали функционировать в качестве успешных служащих и общественных деятелей, исследователи истории казахов А.И. Доборосмыслов получил от его потомка-дипломированного судьи А. Беремжанова. Наглядно прогрессивная миссия влияния султанов прослеживается в деятельности небезывестного хана Джангира. По воспоминаниям М.С Бабаджанова, хан вел изысканный образ жизни, на собственном примере, прививая своему окружению европейские новации имперского социума. Он неоднократно посещал крупные города: Петербург, Оренбург, Москву, Астрахань и Саратов [16, с. 18]. В длительных, насыщенных по событиям путешествиях, Джангира сопровождала многочисленная казахская свита приближенных, обогащавших свой внутренний мир запечатленными событиями. Значительный приток казахской молодежи в средние специальные учебные заведения на территории региона приходится на последнюю четверть XIX века. По большей части казахские функционеры являлись представителями одного поколения, воспитанными в единой системе ценностей и сформировавшиеся в унитарной образовательной системе. Наплыв учащейся казахской молодежи фиксируется в незначительное количество специальных училищ губернских центров и провинциальных городов. Поэтому личные контакты периода обучения в городах являлись основой дальнейших взаимоотношений данной категории граждан [16, с. 19].
Казахские служащие исследуемого периода несли новые образцы поведения в аристократической среде ориентированной на восприятие европейских стандартов и как следствие проживания в городах. Мотивационную ценность приобретал кропотливый созидательный путь на примере личного совершенства. Казахи из этих слоев демонстрировали собой адаптируемый к историческим реалиям новый тип граждан. Последовательно формировались новые ценностные ориентиры, постоянно воспринимаемые представителями других социальных слоев. Формировавшийся в естественно-исторических условиях смены времен года монотонный труд детерминировался энергичными действиями этих личностей рассчитывавших на собственные возможности, раскрываемые в динамике этнокультурных контактов и включения в образовательную среду. Благополучный дебют единичных представителей определенных фамилий катализировал успехи их младших представителей, представленных, как правило, братьями сыновьями. В XIX начале XX веков часто прослеживалось обучение ближайших родственников в одних и тех же учебных заведениях. На протяжении второй половины XIX-начала XX веков наблюдается динамика изменения социально-профессиональных характеристик служащих по таким критериям: место работы, их количественная характеристика, социальная структура. С течением времени существенно повышался уровень образования, опыт и стаж работы служащих. Соответствующие критерии повышали личностную самооценку казахских граждан. Эти факторы формировали принцип их морально-психологической устойчивости в новой социокультурной среде и уверенность в дальнейшем восприятии себя как относительно самостоятельных граждан. С этого времени казахские служащие ознакамливаются с театральным искусством, библиотеками, музеями и другими источниками духовной культуры. Культурно-образовательный уровень и социальное происхождение казахской молодежи были различны. Их идейные мировоззрения и коммуникативные качества формировались под воздействием социальной среды учебных заведений и университетов империи. Для них характерно восприятие существенной дифференциации Санкт-Петербурга, как столичного центра империи от других городов. Наследственные традиции доминанты ядрового центра общины экстраполировались на мотивацию поведения казахских служащих [16, с. 20].
Казахские интеллигенты и служащие, получившие образование в университетах Санкт-Петербурга, впоследствии доминировали в общественно-политической жизни. По-видимому, данный аспект диктовался многими причинами: большой объем информации урбанизированного города, широкий духовный потенциал, формирование личных связей с представителями столичной общественности, оказавших влияние на их личностный рост и дальнейшие события в государстве. Изначально численность казахских студентов-петербуржцев оказалась выше казахской студенческой средыряда других городов. Примечательно, что в Санкт-Петербургском университете наблюдался высокий удельный вес уроженцев из национальных окраин, которые своей корпоративной сплоченностью являли пример взаимосотрудничества для казахских учащихся, сохранивших эту традицию в дальнейшем. Образованные казахи знали друг друга в пределах города и области. Подобная комплиментарность заключалась в установлении контактных связей и регулярном общении в домах известных деятелей. Тогда как в городах восточных провинций империи представителями татарской общественности формируются мусульманские попечительские органы, патронировавшие и направлявшие культурно-духовную деятельность тюркских этнических групп. Подобные татарские организации оказались представленными торгово-ростовщическими кругами. То есть доминанта в соответствующих организациях сохранялась за экономически независимыми деятелями, в какой-то мере определявшими свою политическую независимость и уровень гражданского сознания во взаимоотношениях с властными структурами по реализации политической стабильности в регионе. [16, с. 21]. Финансовые мощности казахских служащих, незначительно сосредоточенных в городах, явно оказались недостаточными в создании подобных организаций и лоббировании интересов казахского общества на уровне областных центров и областей. Все-таки значительная часть исследуемых представителей казахской страты действовали в рамках служебной исполнительской дисциплины на уровне занимаемых должностей в соответствующих официальных структурах. Требовалось грамотное исполнение, регламентируемого четко установленным инструктажем профессионального долга. Творчество и прочее свободомыслие в схеме функционирования подобной сферы не воспринимались как должный инструмент развития производства, ибо эти представители обслуживали интересы государства. Соответствующий компонент стимулировал отвлечение от творчества подобных служащих и уход в себя. Очевидно, немногочисленные казахи-горожане знали много друг о друге и у них вырабатывались совершенно иные критерии оценивания индивидуальной деятельности. В данный период эти казахи ощущали свою ответственность за перспективы своего народа и его судьбу. Середина XIX века ознаменована точечной деятельностью казахских интеллектуалов, проявивших себя на военно-государственной службе. В исторической литературе не встречается упоминаний о тесной взаимосвязи этих служащих, что весьма примечательно. Несомненно, немногочисленные казахские интеллектуалы были осведомлены друг о друге. Так Ч. Валиханов тепло отзывался о деятельности М.С Бабаджанова в статье «Записка о судебной реформе» [34, с. 75]. Ч. Валиханов, М.С. Бабаджанов, И. Валиханов и ряд других офицеров-администраторов обладали популярностью в значительном регионе и предпринимали деятельностные мероприятия в общественной сфере. Уровень деловых контактов и степень социализации немногочисленной группы европейски-образованных казахов-администраторов первой половине XIX века центральной части империи оказались существенно выше от представителей других категорий казахского народа. Проживая в иноэтнической среде, эти деятели приобщались к новым формам сотрудничества и взаимодействия городского социума, отличавшихся от социальных моделей отношений аграрно-кочевого народа. Иерархический рост указанных личностей предопределил самостоятельность их степени служения посредством выражения собственной гражданской позиции в рамках функционирующего законодательства. Данные интеллектуалы занимались научной деятельностью, ориентированной на исследование своей этнотерритории. В плеяде военных в общественно-научной сфере заявили Ч. Валихан, Чингисхан, Сейдалины и другие. Европеизированные казахи становились носителями пробуждающегося национального сознания. В городах традиционные связи казахских общин родственной личной направленности детерминировались в совершенно иные деловые связи, все четче проявлявшиеся между казахскими служащими. Локально-точечные порывы интеллектуалов первой половины XIX века их последствия заменяются синхронными, взаимосвязанными мероприятиями непрерывного толка. Это проявлялось в попытках создания театров, организации печати, участия в научных обществах, патронаже просвещения и культуры. В перспективе занятые в бюджетной сфере урбанизированные казахи становились центром притяжения для своих периферийных родственников. В социокультурных установках общинников происходило наглядно-образное смещение. На смену эпическим героям силовой направленности, деяния которых отличались явной гиперболизированностью, приходили реально существующие личности. Рутинное длительное продвижение постепенно обустраивающихся в меняющихся условиях новых индивидуальностей, наглядно воздействовало на их современников-аграриев [36, с. 45]. Фактически квартиры образованных казахов превращались в культурные очаги и места длительного проживания для своих многочисленных родственников и бывших соседей. В сословной интерпретации просвещенные казахи актуализируются как образец подражания и родовой гордости. В массовом сознании общинников формируется символ нового покровителя-сюзерена в лице специалистов. В сложившихся условиях эффективным методом обеспечения достоинства в обществе и тем более в новой среде было сохранение статусности преобразователя. Принятие внешней знаковой атрибутики косвенно доказывает мотивацию поступков исследуемой группы.
Большинство европейско-образованных казахов продолжали действовать в государственно-исполнительных органах власти. Попутно формируется профессиональная группа учителей и врачей. Очевидно, многие представители указанных слоев принимали активное участие в общественной сфере. Важным фактором соответствующих действий являлось огромное желание оказания помощи своему народу, посредством использования собственных возможностей, которые у большинства из них были ограниченными. Чувство одиночества в иноязычной среде предопределяло мотивацию поступков казахских служащих и интеллигентов, получивших возможность со стороны произвести сравнительный анализ развития разных обществ и культур на ограниченном территориальном пространстве. Безусловно, общественная деятельность оценивалась конкретными личностями как метод саморазвития в стремлении к социальному равенству в условиях жестких государственных ограничений и четкой иерархичности власти. Данное качество являлось стимулятором в перспективе продвижения по службе. Создание в городах местных государственных учреждений при наличии у просвещенных казахов права выбора работы способствовало их притоку. В городских центрах изначально они составляли чиновничество, в котором численно преобладали представители низовой администрации. Этноконфессиональное единство немногочисленных казахских служащих способствовало появлению программы профессиональной и общественной взаимопомощи, что соответствовало национальной общественной психологии проживавших в ином этнокультурном окружении казахов. Впоследствии на базе этой группы создается единое объединяющее идеологическое начало [37, с. 78].
Стартовые возможности к обучению в Оренбургских училищах, получивших известность в регионе администраторов И. Алтынсарина, А. Сейдалина, Т. Сейдалина и многих других определялись благодаря воздействию султана Ахмета Джантюрина [38, с. 40]. Данный институт взаимопомощи оказался наиболее приемлимым и соответствовал историческим традициям казахов. Образовательная сеть на исследуемой территории развивалась при активном участии учителей Алтынсарина, Байтурсынова, Бабина.
В казахском обществе развивалась традиция подвижничества. В феодальный период подвижническая миссия заключалась в оказании материальной и духовной помощи однородцам. Народная традиция коллективного единства определяла потребность преодоления хозяйственных трудностей. По почину казахских общин формируется институт казахских почетных блюстителей аульных школ. Подобная миссия возлагалась на известных в локальной зоне влиятельных энергичных личностей. Почетные блюстители комплектовались из уважаемых состоятельных деятелей. Во второй половине XIX века в категории казахских служащих на уровне врачей, учителей, юристов наблюдаются представители из разночинной среды, как например тот же М. Карабаев и др. В деловой сфере казахские служащие успешно конкурировали с устоявшимися аристократическими фамильными династиями. Фактически формируется новая группа просвещенных граждан, степень воздействия каждого из которых зависела от личных волевых качеств, профессиональных характеристик и научного кругозора [38, с. 41]. Облаченные в европейское платье со светскими манерами, казахские интеллигенты имели возможность приобретения популярности в казахской среде при незначительных финансовых ресурсах, но развитой индивидуальной подготовки необходимой для защиты казахского общества и его развития. Патронатная сфера казахских администраторов по отношению и талантливым безродным учащимся, с течением времени переходит в участии состоявшихся казахских прогрессистов в массовых общественных акциях. При этом казахские служащие не обладали большими финансовыми ресурсами. Их задача состояла в обозначении выполнимых целей и объединении значительной группы казахских общинников на уровне волостей и области. Имея положительный пример реализации собственных возможностей, эти служащие активизировали потенциал казахских общин ограниченных территорий.
В исследуемый период наблюдается присутствие казахских представителей в тюремных попечительных советах - организациях, призванных оказывать морально-психологическую помощь заключенным. С середины XIX века наблюдается приток казахских заключенных в государственные тюрьмы. Расслоение казахского общества, сопровождавшееся разрывом привычных социально-экономических связей, деградирующее сказывалось на маргинальной части населения. Лишенные средств к существованию и неадаптированные к новым реалиям данные представители оказались вытолкнутыми на периферию социальных отношений. В казахской традиционной судебно-исполнительной системе отсутствовал институт тюрем, как формы наказания. Унификация судопроизводства посредством тюремного изолированного заключения в иной социальной среде осложнила физическое пребывание казахов, в большинстве не знавших русский язык. Соответствующая реакция казахской общины выразилась в представительстве ее участников в подобных комитетах как в средстве влияния и участия в судьбах заключенных. Аналогичные комитеты действовали в городах. В данной акции причудливым образом сочетались официально-разрешенные институты общественного призрения и устойчиво сохранившиеся формы традиционной системы взаимопомощи. Театральное искусство как форма духовной культуры было слабо представлено в казахской традиционной среде. У казахов преобладала развитая песенная и музыкальная культура. Носителями театрального искусства являлись представители русского чиновничества и интеллигенции. Немногочисленные казахские чиновники городов, в большинстве своем перенесшие в учебный период безденежье и бедность, были лишены снобизма и чванства. У наиболее активной части казахских чиновников и служащих наблюдалась корпоративная солидарность, проявлявшаяся в просвещении народных масс [39, с. 55].
Таким образом, руководствуясь интересами защиты и эволюции казахского общества прогрессивно-настроенные национальные интеллигенты и служащие активно занимались общественной деятельностью. Сфера их общественных интересов оказались обширна. Консолидированные идеей развития социума просвещенные казахи способствовали становлению образования и научных обществ в регионе. Под их воздействием начинают функционировать благотворительные, медицинские, культурные общества в орбите влияния, которых оказались народные массы. Радикальные события начала ХХ века существенно возвысили позиции служащих и интеллигенции, влияние каждого из которых определялось общественными функциями и волевыми качествами. Прежде всего, акцентировалась задача объединения общественных деятелей в единый механизм. Данная группа формировалась по принципу единства идейных взглядов. Важнейшим рычагом консолидации этой группы являлись общественные организации, создаваемые ими по собственной инициативе. В процессе совместного сотрудничества в этих организациях, а также в государственных общественных объединениях вырабатывались коллегиальные методы управления, практика принятия мобильных решений и иерархия управления. Негласные лидеры общественных структур в реальности преобразовывались в действующих руководителей. Корпоративные действия казахских прогрессистов способствовали использованию ими всех легальных методов воздействия на массы. Помимо творческих встреч с казахской общиной прогрессисты активно использовали периодическую печать, как наиболее мобильное и широкоохватывающее средство распространения идей. Исторически казахи занимали огромные территориальные пространства. Основными средствами их коммуникационного воздействия оставались речевое общение и почтовая служба. В имперский период меняется структура информационного пространства в регионе проживания казахов. В городском секторе и прилегающих районах акцентировалось влияние официальных периодических изданий. Поколение казахских служащих во второй половине XIX века развивалось под воздействием русских газет со специфической структурой и форматом официальных новостей. Таким образом, газеты являли собой средство передачи информации имперских властей общественности. На рубеже XIX-XX веков на этнотерритории казахов, по инициативе государственных властей, оформляется издание официальной казахской периодики, функционирующей по примеру русских газет. При этом часть информации носила компилятивный характер в ракурсе изложения государственной хроники. Характерные отличиянациональной печати заключались в преподнесении научно-практических советов и познаний, востребованных казахскими общинниками. В идейно-содержательной части данные издания в своей основе способствовали раскрытию общеимперских идей. Казахские интеллигенты стремились действовать в этих газетах, ориентированных, прежде всего на казахскоязычную публику. И если ранее Ч. Валиханов, и как ряд других казахских интеллектуалов, концентрировались на изложении собственных мыслей в русскоязычных научных журналах и официальной периодике, то его идейные единомышленники получили право доступа в официальные газеты. Действительно, подобные издания интенсифицировали процесс оповещения и ознакомления казахов с государственными событиями [39, с. 70]. При этом стиль изложения информационного материала разнился. Ч. Валиханов, М. Бабаджанов и некоторые другие казахские интеллектуалы ориентировались на изначально подготовленную в научном и государственно-теоретическом аспектах публику. Соответствующие корреспонденты со знанием дела апеллировали к историческим фактам, научным материалам, статистическим показателям, масштабным событиям. Их читательская среда представлялась публикой с соответствующим образовательным цензом и социальным статусом. Казахские публицисты позднего периода исходили из специфики газеты, которая должна была являть образец восприятия для читающей публики различного социального положения, разноуровневой образовательной подготовки и кругозора. Технические параметры газеты так же существенно ограничивали информационный материал излагаемых материалов. Общественные лидирующие позиции в казахской интеллектуальной среде занимали те представители, которые оказались наиболее мобильными в защите жизненного пространства народа. Это, прежде всего юристы Х. Досмухамедов, М. Каратаев, А. Беремжанов, А. Турлубаев, личности, не ограничивавшиеся только деятельностью в нише производственной практики в территориальном ареале конкретной организации. Формирование новых ориентиров мировосприятия меняющейся ситуации предопределило активизацию поиска конструктивной реализации личностных потребностей названных персоналиев. Данная категория личностей с течением времени консолидировалась в ведущее звено по схеме сближения выработанных взаимных принципов реформирования общества и государства. В начале ХХ века они лидировали во всех социальных сферах и оказались наиболее контактными с представителями интеллигентской общественной мысли национальных групп империи [40, с. 21]. На ранней стадии производственной деятельности, будущие лидеры «Алаш» не обладали тем политическим инструментарием, который определил их положение в обществе. Масштаб влияния их личного статуса зависел от сферы общения и каналов получения информации. Разносторонняя базовая подготовка предопределила другие способы реализации своих возможностей посредством либерализации государственных основ этими молодыми людьми. Деятельность в общественной сфере таковых казахских деятелей компенсировалась признанием их в национальной среде. Их статусность основывалась на собственном авторитете и стремлении к синтезу доминировавших в регионе национальных культурных эталонов восприятия действительности.
Фактически казахские специалисты, особенно юристы и учителя, развивали либерально-демократическую идеологию, носителями которой являлись российская интеллигенция и студенчество. Будучи учащимися, гимназий, городских училищ и университетов казахские юноши только осваивали городские условия жизни. Личное время и познавательные функции учащихся концентрировались на познании учебного материала и восприятия городского инонационального окружения. В период служебной деятельности при сформировавшемся личном статусе городского специалиста, адаптированном к окружающим условиям, продолжается дальнейший творческий рост этих граждан ориентированных на общественную и политическую деятельность [41, с. 14]. Итак, казахские служащие в исследоваемый период занимались общественной работой. Общественная деятельность служащих обосновывалась обьективными причинами оказания помощи своему народу. Национальный служащии реализовывали свои возможности и потенциал в научной, культурной, благотварительной сферах. Под влиянием служащих формируется национольные литератры, небходимые в информировании и прсвещении н6арода.
Заключение
В ХIХ веке завершается процесс установления имперского господства на территории Казахстана. Российская империя в данный период представляла поликонфессиональное многоэтническое государство. В имперском пространстве сохранялась существенная разница между регионами по социально-экономическим параметрам, индустриальному развитию, техногенным и урбанизационным процессам. Казахстан, равно как и большинство сегментов империи, представлял типическую провинцию, находившуюся в политической зависимости от метрополии. В данную эпоху в регионе по глобальной причине природно-климатических особенностей доминировал аграрный способ производства с ярко выраженной номадной направленностью. Казахский народ был рассредоточен в огромной территориальной зоне. При этом в наиболее благоприятных сегментах сохранялось взаимодействие аграрной и оседло-земледельческой цивилизации. Казахи как единая социоэтническая структура по форме производства, уровню и качеству жизни основополагающих элементов материальной и духовной культуры отличались от народов империи и прежде всего сконцентрированных в метрополии европейских народов.
Смещение ролевых функций казахской аристократии и рядовой верхушки предопределяло изменение ментальности представителей этой категории, ориентированных на восприятие новой тенденции с целью выработки адаптационного потенциала дальнейшего лидирования в казахской этнической среде. Внедрение в регионе военно-административной схемы управления сочеталось инкорпорированием во власть представителей вышеперечисленных национальных, социальных групп. Сам принцип военного управления подразумевал установление четкой иерархии, жесткой дисциплины и беспрекословного подчинения нижестоящих структур власти. Очевидно, данная метода оценивалась как адекватная реакция государства на антиимперские выступления в регионе местного населения. Включенные в новую систему администрирования казахские служащие, первоначально рекрутируемые из аристократии, лишались привычных властно-управленческих рычагов былой казахской действительности. В то же время казахские служащие новых официальных структур обладали правом значительных льгот, дистанциировавших их от этнической среды. Интеграция империи в международную политику обусловила фактор реформирования системы образования как реальной составляющейся имперского будущего [56, с. 18]. Таким образом, в государстве во второй половине ХIХ века формируется университетское образование. Казахская молодежь получила право обучения в университетах в 70-е годы ХIХ века. Изначально на указанную систему образования ориентировались выходцы из семей казахских служащих, в которых за длительный исторический сюжет прошлого разрабатывалась программа перспективного развития своих представителей. Впоследствии как показали события, социальная среда казахского студенчества отличалась разнородностью, что являлось показателем преломления сознания казахов, оценивших значимую роль государственного образования как весьма важного аспекта акклиматизации в процессе государственных новшеств. Казахское студенчество обучалось в большинстве университетов империи. Рационально подходившие к процессу социализации казахские юноши выбирали университеты и специальности по таким важным критериям, как востребованность профессиональных качеств в этнической среде, конкурентоспособность, территориальных высших учебных заведений логичен вывод сохранения высокого удельного веса казахского студенчества в сравнительном аспекте Санкт-Петербургского и Казанского университетов.
Эпохальные события второй половины ХIХ века акцентировали долгосрочную программу реформирования имперского общества, ориентированного на рыночные капиталистические отношения и как следствие вынужденное признание монархическим режимом демократических институтов и свобод по европейской версии. Анализ производственной деятельности казахских правоведов демонстрирует отток значительной части из них за пределы этнотерриториального проживания. Данный процесс со всей очевидностью характерен именно для этой профессиональной группы. В Приуралье и Сибири удачно стартовали и продолжали карьеру юристы А. Темиров, Ж. Акпаев, А. Турлубаев, Д. Досмухамедов, А. Беремжанов. В условиях хронической нехватки правоведов в регионе актуализировался вопрос их стационарной деятельности по месту жительства. Большинство приезжих специалистов в регионе не имели существенных познаний в области культуры, традиций и языка казахов, что сохраняло их изоляционное положение.
Таким образом, в начале ХХ века интеллектуальное ядро казахских реформаторов составили относительно молодые люди, пытавшиеся за короткий исторический период аккумулировать опыт предшествующих поколений и движений мирового сообщества. В процессе борьбы казахские интеллектуалы использовали всевозможные методы противостояния власти. Прежде всего, они акцентировали свое внимание на содружестве с ведущими демократическими силами государства, т.е. мусульманскими прогрессивными движениями, национальными партиями и либеральными кругами российского общества, главным образом с кадетами. Тандем казахских прогрессистов с мусульманским сообществом нашел свое отражение в организации их совместной координационной работы уже с конца ХIХ века. Следует выделить отсутствие ярко выраженного реального противостояния по принципу взаимного неприятия светской интеллигенции и религиозной элиты. Данные категории в казахском обществе находились на стадии формирования и не имели существенного веса как, например, в татарской среде. Более того в этот период происходит сближение прогрессивных слоев этих категорий на фоне выработки концепции казахской государственности.
Список использованных источников
профессиональный адаптация служащий
1. Касымбеков Н.Б. Первый Президент Республики Казахстан. Хроника деятельности. Астана: Деловой мир. 2009. - 396 с.
2. Назарбаев Н.А. Стратегия трансформации общества и возрождения евразийской цивилизации. - Москва. «Экономика». 2000. - 543 с.
3. Кенжетаев Б.А. Казанские учебные заведения и процесс формирования казахской интеллигенции в сер. ХIХ - начале ХХ вв. - Казань. «ПИФ», 1996. - 87 с.
4. Храпченков Г.М., Храпченков В.Г. История школы и учительской мысли Казахстана. - Алматы. «Кайнар», 1998. - 168 с.
5. Кул-Мухамед М. Жакып Акпаев. Патриот. Политик. Алматы. Атамура», 1995. 234 с.
. Ашнин Ф.Д., Алпатов В.М., Насилов Д.М. Репрессированная тюркология. Москва. «Восточная литература», 2002. - 294 с.
. Осадчий Ф. Великий творец добра и света. Алматы. «Арыс», 2001. -103 с.
М. Чокай. Я пишу Вам из Ножана (воспоминания, письма, документы.). Алматы: Кайнар, 2001. -250 с.
. Турсунов И.А. Очерки истории казахов Омского Прииртышья. Учебное пособие. Омск: ООИПКРО, 2000. - 276 с.
10. Валиханова Н.С. Национальные движения и партии Средней Азии. Историография. «Народный учитель». - Москва, 2000. - 202 с.
11. Нурмагамбетова Р.К. Движение Алаш и Алаш-Орда. Историография проблемы 1920-1990-е годы ХХ века. - Алматы, 2003. - 155 с.
. Озганбай О. Дорога в будущее. (Х. Досмухамедулы: жизнь и судьба.) 2 изд. Алматы «Нурлы Алем», 2006. - 160 с.
13. Аманжолова Д.А. Казахский автономизм и Россия. История движения Алаш. 1917-1920 годы, Москва., ИЦ «Россия молодая», 1994, - 210 с.
14. Нурбаев К.Ж. Из истории крестьянской колонизации Северо-Восточного Казахстана в XVIII-XIX вв. // Вестник КазНУ. Серия историческая, №4 (35), 2004. -210 с.
15. Устинов В.М. Турар Рыскулов. (Очерки политической биографии). - Алматы. «Казахстан», 1996. - 460 с.
16. Кошанов А., Сабден О., Догалов А. Турар Рыскулов: государственная деятельность и экономические воззрения. Алматы «Арыс», 2008. - 340 с.
. Кульбаев Т., Айтиев Р.А. Айтиев - жизнь полная мужества и трагедии. - Алматы «Арыс», 2006. - 400 с.
18. Алтынбаев М.К., Балакаев Т.Б., Белан П.С., Григорьев В.К., Козыбаев М.К., Нурмагамбетов С.К., Нурпеисов К.Н., Тасбулатов А.Б. Исторический опыт защиты отечества. - Алматы: «Борки». 1999. - 350 с.
19. Ланда Р.Г. Ислам в истории России. Москва. «Восточная литература», 1995. - 312 с.
20. Абдеш М. Ертеден Ел таныған. // Егемен Қазақстан. - Алматы, 7 тамыз. 1998.
. Бурабаев М.С. Общественная мысль Казахстана в 1917-1940 г. - Алма-Ата. «Гылым», 1990. - 247 с.
22. Аккылыулы С. Алихан Букейханов // Простор.-Алма-Ата.1993 - .213 с. - №10.
23. Ахметова Л.С., Григорьев В.К., Шойкин Г.Н. Қазақстан: елдін XX ғасырдағы басты тұлғалары сериясы. Астана, 2009. - 377 с.
24. Қ.Қеменгер. Омбыда оқыған қазақтар. Полиграфия. - Астана, 2007. -211 с.
25. Беданова А. Союз любви и мысли. // Казахстанская правда, 9 января. - Алматы, 2008. - №4.
26. Конкаева О.Б. Санжар Асфендияров және Халел Досмухамедов. // Роль национальной интеллигенции в истории в нач. ХХв. Материалы международной научно-практической конференции. Орал, 1 июля 2009 г. - 645 с.
27. Садырбаев А.С., Ибрагимова М.С. Ахмеджан Қозбагаровтың қоғамдық - саяси қызметі. // Роль национальной интеллигенции в истории ХХ в. Материалы международной научно-практической конференции. 1 июля 2009 г. Орал. - 462 с.
28. Кабульдинов З. Асылбек Сеитов - видный общественный деятель Казахстана. // Алматы, «Наука и образование Казахстана», 2007. - №1. - 155 с.
30. Садвокасова З.Т. Духовная экспансия царизма в Казахстане в области образования и религии (2 пол. XIX-XX вв.) - Алматы, 2005.
. Кудайберды-улы Ш. Родословная тюрков, казахов, киргизов. Династии ханов. - Алма-Ата. «Дастан», 1990. - 280 с.
32. Жиренчин К.А. Политическое развитие Казахстана в XIX-XX вв. - Алматы, 1996. - 242 с.
. Сыдыков Е.Б. Российско-казахстанские отношения на этапе становления тоталитарной системы. Алматы «Гылым», 1998. - 272 с.
34. Ермекбаев Ж.А. Казахские коллекции, представленные на российских и международных выставках XIX-XX вв. как важнейшие источники по изучению истории, этнографии и культуры казахского народа. // Документ в контексте истории. Материалы II-й международной конференции. - Омск, 2009.-125 с.
35. Есбайұлы Ә. Халқының Қарабаевы. // Отбасы және денсаулық.-Алматы, 2005. №4. - 180 с.
36. Хеезбаева. Первый редактор первой газеты. // Наука Казахстана. - Алматы, 1 октября 1998. - №20. - 220 с.
37. Абай. Слова Назидания. - Алма-Ата. «Жалын», 1983. - 160 с.
38. Ч.Ч. Валиханов. Сочинения в 5 томах. Алма-Ата, -175 с.
. И. Алтынсарин. Собрание сочинений в 3-х томах, Т.3. Алма-Ата, 1978 г. Наука,-252 с.
40. Султангалиева Г. «Татарские» диаспоры в конфессиональных связях казахской степи (XVIII-XIX вв. // - Москва. «Вестник Евразии», 2000 - С. 135. - №4.
41. Уральские депутаты-мусульмане в I и II Государственных Думах. // З.К. Анохина. Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Тезисы докладов. Часть1. Национальный вопрос и политические движения. Челябинск, 1995. - 450 с.
42. Абжанов Х.М. Отечеству преданно служить. // Алматы. Казахстанская правда, 24 июня 2005 г. - №4.
43. Абжанов Х.М. Миссия интеллигенции // Казахстанская правда. Алматы, 24 февраля 2006 - №9.
44. Тоган З.Г. Воспоминания. Москва, 1997.-613 с.
45. Абельдинов Д. Наш современник Алихан Букейханов. // Алматы. «Казахстанская правда», 7 августа 1996 - №3.
46. Зиманов С.З. Россия и Букеевское ханство. Алма-Ата. «Наука», 1982. - 168 с.
47. Сафаров Г. Колониальная революция (Опыт Туркестана). - Алматы: «Жалын», 1996. - 269 с.
48. История политических движений Казахстана. - Алма-Ата, 1991, 224 с.
. Кабдиев Д. Развитие экономической мысли в Казахстане (конец XIX - начало XX вв.). - Алма-Ата «Ғылым», 1978. - 192 с.
50. Толыбеков С.Е. Кочевое общество казахов в XVII - начале XX века. - Алма-Ата «Наука», 1971. - 620 с.
51. Григорьев В.К. Алихан Букейханов. // История Казахстана в лицах. Выпуск первый. - Астана, 1999.-107 с.
52. Курманбаев Б.Ж. Алаштың арадақтасы Алпысбай Қалменов. // Роль национальной интеллигенции в истории ХХ в. Материалы международной научно-практической конференции. - Орал, 2009. - 284 с.
53. Озганбай О. Государственная Дума России и Казахстан.1905-1917 гг. - Алматы «Арыс», 2000.-281 с.
54. Койгельдиев М. Инакомыслящий. // Казахстанская правда. - Алматы, 7 сентября 1991.
55. Букейхан А. Тандамалы. Избранное. Алматы: Казак энциклопедиясы, 1995. - 479 с.
56. Материалы по истории политического строя Казахстана, Т.1. - Алматы, 1960. - 403 с.