»
Студент Лапшин А.М.
Группа 41-МЭ
Специальность 060600
«Мировая экономика»
Руководитель_________________
Оценка работы_________________
Орел, 2009
СОДЕРЖАНИЕ
Введение
. Глобализация как неизбежная закономерность развития мирового пространства
.1 Понятие глобализации, ее сущность
.2 Движущие силы глобализации
.3 Противоречия новой глобализации
. Глобализация и современный мировой порядок
.1 Вызовы глобализации
.2 Будущее мирового пространства
.3 Глобализация и альтернативы России
Заключение
Список использованной литературы
ВВеДЕНИЕ
В современных условиях одним из основных направлений, определяющих и одновременно синтезирующих развитие всех форм международных отношений, является процесс глобализации. Это новая ступень интернационализации общественной жизни - экономических, политических, социокультурных, экологических, демографических связей между народами. Глобализация приобретает собственную логику и инерцию, оказывает все большее влияние и на внутреннее развитие разных стран.
Сейчас, пожалуй, нет другой проблемы общественного развития, которая привлекала бы столь пристальное внимание ученых-экономистов, политологов, социологов, культурологов, экологов - как проблема глобализации. Она стала предметом серьезных научных исследований, жарких дискуссий и столкновения мнений. Эта проблематика не сходит со страниц прессы и научной литературы, ей посвящаются специальные международные конференции, и отводится все более важное место в выступлениях руководителей многих стран. Активное обсуждение проблем глобализации ведется в рамках ООН и других международных организаций.
Наиболее существенный вклад в исследование процесса глобализации внесли работы таких зарубежных ученых-политологов и экономистов как К. Омаи, Ф. Фукуяма, Р. Райх, С. Хантингтон, П. Христ, Г. Томпсон, С. Краснер, Дж. Ю. Стиглиц, Дж. Розенау, Л. Турроу, Н. Чанда и др. Из отечественных исследователей можно выделить В.Л. Иноземцева, М. Мунтян, Н.А. Косолапова, А.И. Неклесса, В.К. Левашова, А. Богатурова и др.
Тем не менее столь значительный интерес к данному явлению так и не привел к формированию единой точки зрения касательно причин его возникновения, факторов развития и влияния на современное мировое пространство.
Отношение к глобализации неоднозначно, а иногда и диаметрально противоположно. Одни видят в ней угрозу, другие - средство дальнейшего прогресса. На политической арене возник новый феномен - антиглобалистское движение, заявившее о себе рядом нашумевших выступлений в Сиэтле, Мельбурне, Давосе, Праге, Ницце, Генуе и других точках планеты.
Являясь сложным и неоднородным по своим проявлениям процессом, глобализация приводит к ряду неоднозначных последствий для развития мирового пространства. Реальные процессы глобализации крайне противоречивы, порождают ряд болезненных проблем, ставят мировое сообщество перед серьезнейшими вызовами. Одни противоречия заложены в самой глобализации, другие возникают или обостряются вследствие наложения ее на сложную картину современного мира.
Таким образом, определение влияния глобализационных процессов на современное мировое пространство, а также на место и будущее России в нем остается крайне актуальным на сегодняшний день вопросом и составляет цель данной работы.
Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:
раскрыть содержание понятия «глобализация»;
проследить процесс развития представлений о глобализации;
выявить основные черты глобализационных процессов и факторы их обусловившие;
определить вызовы глобализации, угрозы мировому порядку, непосредственно с ней связанные;
обозначить основные возможные сценарии развития мирового геополитического пространства в условиях глобализации, а также места России в нем.
глобализация мировой пространство
1. Глобализация как неизбежная закономерность развития мирового пространства
.1 Понятие глобализации, ее сущность
Существование глобализации как явления само по себе не вызывает сомнений и никем не оспаривается. Однако определение глобализации представляет немалые научные трудности, усугубляемые политическим звучанием проблемы, стоящими за ней беспрецедентными по масштабу и концентрации интересами как материального, так и в не меньшей степени идеологического характера.
Осознание того, что человечество вступило в эпоху глобализма и стоит перед принципиально новыми для себя проблемами, началось на рубеже 1960-х годов с известных докладов Римского клуба и было продолжено в 1970-е годы экологами в русле работ по устойчивому развитию. Однако в те десятилетия представители обоих направлений не связывали или лишь минимально связывали свои концепции с проблематикой международных отношений [15].
Первыми о явлении глобализации в связи с мировой политикой и международными отношениями заговорили в 1970-е годы экономисты. Все они так или иначе зафиксировали главное в изучаемой ими сфере: транснациональные корпорации, этот закономерный итог концентрации производственного и финансового капитала, достигли оборотов, превышавших ВВП большинства государств; а кроме того, через их транснациональную деятельность получали возможность уходить из-под национального регулирования, контроля со стороны государственных и общественных структур отдельной страны. Их ресурсы позволяли транснациональным корпорациям (ТНК) влиять (как объективно, так и намеренно) на внутреннее положение в десятках государств, темпы и направление их развития, фактически ограничивая тем самым суверенитет таких государств. В совокупности все это означало, что в международной жизни утверждаются новые центры принятия решений и практической власти, способные влиять на правила игры и даже формировать их на глобальном уровне, притом не только в сфере экономики. Появление электронных финансовых инфраструктур, открывших возможности за считанные часы и минуты перебрасывать десятки и сотни миллиардов долларов спекулятивного капитала из одних стран и/или регионов в другие, де-факто перечеркнуло экономический суверенитет большинства государств современного мира.
-е и особенно 1990-е годы стали периодом нараставшей критики сложившегося положения с позиций идей социал-демократии, экологизма и научного неприятия неолиберализма как неспособного по сути его справиться с проблемами, выдвигаемыми глобализацией [7, 110].
Тем самым объективно расширялись понимание первопричин и последующих процессов глобализации, представления о масштабах и направленности этого явления, его последствиях и связанных с ним опасностях и угрозах, равно как и открываемых им возможностях.
Объективное содержание глобализации составляют разнородные по их происхождению, сферам проявления, механизмам и последствиям процессы, что позволяет и требует рассматривать глобализацию как качественно самостоятельную, сложную систему явлений и отношений, целостную в ее системности, но внутренне весьма противоречивую.
Эксперты Международного валютного фонда (МВФ) определяют глобализацию как «растущую экономическую взаимозависимость стран всего мира в результате возрастающего объема и разнообразия международных сделок с товарами, услугами и мировых потоков капитала, а также благодаря все более быстрой и широкой диффузии технологий» [4, 21].
Но все это - лишь зримая часть явления глобализации, основу которого образуют, как представляется, единство капитализма в его наивысшей к настоящему времени стадии развития; техносферы как наивысшего материального результата всей предшествующей эволюции человечества; и начавшихся процессов функциональной стратификации государств в зависимости от того, какое место они занимают в системе обеспечения потребностей техносферы.
Капитализм, далеко эволюционировав от того, каким он был еще 30-40 лет назад, не говоря о более ранних периодах, в самом конце XX века завершил формирование целостного мирового хозяйства, чем вплотную подвел планету и прежде всего самого себя к необходимости политического оформления этих новых реалий. Беспрецедентных масштабов достигли концентрация и централизация капитала, повлекшие (наряду с иными факторами) появление сложных организационных структур, потребных как для обеспечения жизнедеятельности капитала в современных условиях, так и для контроля государства и общества за ним - и с его стороны за обществом и государством в десятках стран мира [12].
Заместитель директора Института США и Канады РАН профессор А.Д. Богатуров, отмечая расплывчатость и неточность термина «глобализация» применительно к тем «материальным и виртуальным новациям», которые обобщались «в обыденном политологическом дискурсе» этим словом, считает, что его содержание формировали в различных сочетаниях восемь основных тенденций и явлений:
объективное усиление проницаемости межгосударственных перегородок (феномены «преодоления границ» и «экономического гражданства»);
резкое возрастание объемов, скорости и интенсивности трансгосударственных, транснациональных перетоков капиталов, информации, услуг и человеческих ресурсов;
массированное распространение западных стандартов потребления, быта, самопонимания и мировосприятия на все другие части планеты;
усиление роли вне-, над-, транс- и просто негосударственных регуляторов мировой экономики и международных отношений;
форсированный экспорт и вживление в политическую ткань разных стран мира тех или других вариаций модели демократического государственного устройства;
формирование виртуального пространства электронно-коммуникационного общения, резко увеличивающего возможности для социализации личности, то есть для непосредственного приобщения индивида, где бы он ни находился, к общемировым информационным процессам;
возникновение и культивирование в сфере глобальных информационных сетей образа ответственности всех и каждого индивида за чужие судьбы, проблемы, конфликты, состояние окружающей среды, политические и иные события в любых, возможно, даже неизвестных человеку уголках мира;
возникновение «идеологии глобализации» как совокупности взаимосвязанных постулатов, призванных обосновать одновременно благо и неизбежность тенденций, «работающих» на объединение мира под руководством его цивилизованного центра, под которым так или иначе подразумеваются США и «группа семи» [3, 51].
Обзор проявлений глобализации позволяет А. Богатурову подразделить их на материальные и виртуальные, относя к первым все то, что касается реального движения финансовых потоков, трансферта технологий, товаров и услуг, массовых миграций, создания глобальных информационных сетей, ко вторым - содержательное наполнение этих сетей, распространение определенных ценностей и оценочных стандартов, формирование и продвижение предназначенных международному общественному мнению политико-психологических установок, в связи с чем этот автор формулирует важный вывод: «глобализация - это не только то, что существует на самом деле, но и то, что людям предлагают думать и что они думают о происходящем и его перспективах».
На этом основании он утверждает, что ряд выводов практически во всех известных теориях глобализации, формально апеллирующих к материальной стороне этого процесса, тем не менее не кажутся ни безупречными, ни единственно возможными интерпретациями действительности [3, 56].
1.2 Движущие силы глобализации
Большинство современных исследователей - как отечественных, так и зарубежных - полагает, что глобализация является спонтанным процессом, который обусловлен прежде всего экономическим, технологическим и социальным прогрессом последних десятилетий. При этом отмечают обычно быстрый рост международной торговли, масштаб инвестиционных потоков, формирование всемирного информационного пространства - в общем, все большую открытость отдельных экономик. В то же время обращают внимание на становление неких глобальных институтов и практик, которые способствуют укреплению единства мирового сообщества. В результате спонтанный характер глобализации выводится, по сути, из подразумеваемой теоретиками бессубъектности этого феномена; рассматривая реально происходящие в мире процессы, обществоведы на редкость единодушно отказываются от анализа как заложенных в них причинно-следственных связей, так и их направленности. В результате современное обществоведение, по существу, отказывается от каких-либо серьезных попыток вскрыть реальные движущие силы глобализации.
Многие исследователи феномена глобализации считают, что она обусловлена "свободным движением капиталов и возрастающей зависимостью национальных экономик от глобальных финансовых рынков и транснациональных корпораций", что она представляет собой "процесс, в ходе которого стираются географические границы социальных и культурных систем". Нередко в подобных объяснениях обнаруживается явная тавтология; например, утверждается, что в эпоху глобализации важнейшими оказываются "транснациональные подходы к организации глобальной системы, в основе которой лежат глобальные тенденции и институты". В некоторых работах по глобализации сделаны попытки дать новые определения формирующейся глобальной цивилизации - например, как "сетевого общества". Можно встретить и такие смелые утверждения, будто современный мир управляется глобальными институтами, пусть даже это не дает основания говорить о "мировом правительстве". Одним словом, протекающие ныне процессы рассматриваются как "формирование глобального человеческого сообщества", а "абсолютное большинство живущих на Земле постепенно вырабатывают общее понимание основных принципов жизнеустройства" [5, 47].
Л. Туроу, со своей стороны, полагает что ответ на вопрос, "является ли глобализация инструментом совершенствования человечества, зависит от того, какой тип глобальной экономики мы создаем". Можно привести множество других подобных примеров [18].
Возможно, теоретикам глобализации трудно признать, что глобализация представляет собой не процесс становления единой цивилизации, базирующейся на пресловутых "общечеловеческих" ценностях, а нечто совершенно иное - экспансию "западной" модели общества и приспособление мира к потребностям этой модели.
То, что сегодня называют глобализацией, более точно может быть определено как вестернизация. Сам этот термин не нов; обозначаемое им явление характеризуется практически всеми теми признаками, которыми сегодня принято наделять глобализацию. "Вестернизация, - писал С. Латуш, - явление универсальное по своему временному характеру и географическому охвату... Модель технологического общества со всеми его атрибутами - от массового потребления до либеральной демократии - в принципе легко воспроизводима и в силу этого всеобща". Отличие заключено лишь в одном, но принципиальном моменте: у вестернизации есть субъект, и потому этот процесс не ведет к формированию "сетевого" общества, не утверждает равенства и братства, а создает мир, управляемый из единого центра на основе единых принципов. Говоря о вестернизации, не приходится доказывать необходимость ее "регулирования", так как изначально признается четкое различие между "ведущим" и "ведомым", центром и периферией [11].
Глобализация не является приметой нашего времени. Ее начало можно отнести к середине XV в., когда началось, говоря словами Ф. Броделя, превращение "мира европейских экономик" в мировую хозяйственную систему европейского типа. Эта "глобализация" не была торжеством свободного рынка и общечеловеческих ценностей, но она закладывала основы того мирового порядка, который мы наблюдаем и поныне. Эта "глобализация" не создавала "сетевого" общества, ибо тогда, в отличие от нашего времени, принято было говорить не о "встречах" европейцев с населением, скажем, американского континента, а об открытии европейцами новых земель за океаном. Но эта "глобализация" с неизбежностью приводила к включению многих новых территорий в зону европейского влияния; она резко активизировала международную торговлю; она создавала условия для распространения на весь мир тех единых принципов социального общежития, отсутствие которых воспринимается сегодня столь болезненно. И, наконец, эта "глобализация" не только перестраивала жизнь народов мировой "периферии", но делала более зрелым и сам западный мир; не зря многие философы отмечают, что эпоха модернити, "будучи порождена Европой, в то же самое время сама породила Европу" как социальную систему, способную к быстрому и динамичному развитию.
Европа, ставшая лидером этой волны глобализации и остававшаяся им до начала Второй мировой войны, идеально соответствовала этой своей роли. Предпринимая первые колонизаторские усилия, европейцы не имели хозяйственного превосходства. Даже спустя два с половиной столетия после появления первых колоний в Америке, все европейские страны вместе взятые обеспечивали не более 23% мировой промышленной продукции, в то время как на долю Индии приходилось 24.5%, а Китая - почти 33%; через 150 лет доля Европы составляла уже 62%, а доли Индии и Китая - 1.7 и 6.2%, соответственно. Европейцы сумели достичь мирового господства по двум причинам: во-первых, они обладали самыми передовыми на тот момент социальными институтами - саморегулирующимися, способными к быстрому совершенствованию и пригодными для копирования; во-вторых, они считали территории, над которыми устанавливали контроль, составной частью своих империй, достойной того же отношения, какого признавались достойными и остальные их части. Период европейского доминирования над миром воистину был эпохой становления "европейского мира", тем временем, когда "Европа рассеяла по всем континентам свои капиталы, свою технику, свои языки и самих европейцев" [5, 48].
Вторая мировая война радикально изменила экономическую и политическую ситуацию в мире. Европейским экономикам был нанесен сильнейший удар: по уровню ВВП крупнейшие страны Европы оказались отброшенными к показателям конца XIX - начала XX в. На этом фоне единственным лидером оказались Соединенные Штаты: их доля в мировом валовом продукте превысила 45%, а превосходство американской промышленности в первые послевоенные годы было еще более подавляющим. К 1948 г. на США приходилось 22% суммарного оборота международной торговли, а реализация планов послевоенного восстановления экономик Европы и Японии сделала Соединенные Штаты крупнейшим международным инвестором. Вполне закономерным стало и превращение доллара в основное средство международных расчетов и главную мировую резервную валюту.
Однако изменения в западном мире не сводились лишь к смене хозяйственного лидера. Стали рушиться европейские колониальные империи, политическое значение которых уже к концу 30-х годов серьезно превосходило обусловливаемые ими хозяйственные выгоды. Одна из главных причин деколонизации заключалась в неспособности метрополий поддерживать прежние объемы инвестиций в страны периферии, что вело к укреплению национально-освободительных движений. Играла свою роль и политика США, направленная на дальнейшее политическое ослабление европейских государств. В результате к началу 60-х годов трехсотлетнюю эпоху управляемой вестернизации можно было считать завершившейся [11].
1.3 Противоречия новой глобализации
Американцы предложили миру собственное видение глобализации. Они считали, что этот процесс должен основываться на американских идеалах свободы и непоколебимой вере в оптимальный характер рыночного регулирования. С этой точки зрения, стратегией ускоренного развития стран "третьего мира" провозглашалось их инкорпорирование в систему международного разделения труда. Однако проект "глобализации по-американски", при видимой его логичности, имел ряд скрытых изъянов, обусловивших главные пороки современного этапа мирового развития. Приток капиталов в страны "третьего мира", способный обеспечить их ускоренный рост, неизбежно предполагал, и это, во-первых, выгодное использование западными предпринимателями различий, существовавших между отдельными регионами мира, и уже поэтому декларируемое экономическое единство мира на деле обречено было оставаться иллюзией. Во-вторых, активизация инвестиционных и товарных потоков становилась теперь делом частных компаний, что заведомо означало отсутствие механизмов эффективного их регулирования, объективно увеличивало вероятность финансовых кризисов, сотрясающих ныне мировую экономику. И, наконец, в-третьих, не имея рычагов системного политического воздействия на эти страны, американцы перешли к тактике избирательного и точечного вмешательства, которое постепенно стало идентифицироваться с изощренной защитой интересов американских корпораций и служить одним из доказательств грабительского характера "новой глобализации".
В рамках логики этой "новой глобализации" отношения между центром и периферией качественно изменили свой характер; теперь это были отношения между теми, кто активно действует, и теми, кто вынужден лишь реагировать на эти действия. Как следствие, в современной "глобализации", как и в лотерее, в выигрыше заведомо могут оказаться только немногие. Это становится основанием для утверждений, что "современная глобализация не является по-настоящему глобальной" [5, 51].
Чтобы убедиться в этом, достаточно проследить динамику разрыва между наиболее богатыми 20% населения планеты и наиболее бедной его частью: будучи 7-9-кратным сразу после окончания Второй мировой войны, он стал 50-75-кратным в наши дни. Особый же драматизм ситуации придает тот факт, что масштабный рост торговых и инвестиционных потоков и продолжающаяся активизация хозяйственного взаимодействия принимают формы, все менее подвластные какому-либо контролю. Как следствие, западные страны, и прежде всего США, заинтересованные в успехах своих компаний, оказывают всяческую поддержку их деятельности за рубежом. Другое следствие состоит в том, что формально независимые развивающиеся страны, не имея возможности влияния на международные концерны, оказываются все более маргинализированными. Таким образом, "новая глобализация" неизбежно превращается в инструмент углубления мирового неравенства, каковой и усматривают в ней современные антиглобалисты [8, 34].
Столь масштабные негативные последствия новой глобализации во многом обусловлены очевидным отсутствием хозяйственной самодостаточности Соединенных Штатов - главного "глобализатора" новейшего времени. Другая причина заключается в том, что большинство "глобализируемых" развивающихся стран принципиально неспособны адекватно реагировать на вызовы глобализации.
В XXI век Америка шагнула в качестве довольно странного мирового лидера. Зависимая от инициированных ею же процессов, она - в отличие, например, от имперской Великобритании - выступает не основным "экспортером", а, напротив, крупнейшим "импортером" товаров, капитала и мигрантов. Ее финансовое доминирование крайне неустойчиво, ее технологические успехи порождены ею же самой спровоцированным гипертрофированным спросом на соответствующую продукцию; таким образом, "то, что считается сильными сторонами Америки, при ближайшем рассмотрении не может характеризовать подлинно глобального гегемона". Основной "бедой" современной глобализации стало то, что главным ее действующим лицом оказалась страна, привыкшая использовать мир в своекорыстных целях и потому не способная по-настоящему заботиться о поступательной динамике его развития [5, 51].
Другая проблема, не имеющая очевидных решений, порождена ситуацией, сложившейся на периферии современного мира. Хотя многие склонны полагать, что именно вмешательство западных стран стало главной причиной нарастания бедности в "третьем мире", большая часть трудностей, переживаемых государствами "Юга", обусловлена, как показывает беспристрастный анализ, их собственной политикой. Получив независимость от метрополий, новые государства стремились копировать европейские политические институты, но в большинстве из них не существовало ни наций в традиционном смысле этого слова, ни предпосылок для развития демократических процессов. Произвольно проведенные европейцами границы сделали гражданами новых государств людей, принадлежавших к разным племенам, религиям и историческим традициям. Этнические, религиозные и культурные различия создавали стабильные большинство и меньшинство, в результате чего демократия, даже если она и декларировалась, быстро превращалась в инструмент доминирования одной части общества над другой. Экономическая стратегия новых независимых государств также оказалась тупиковой. Как многие развитые страны в прошлом, они инициировали ускоренное развитие национальной промышленности, но в последней трети XX в. индустриализм оказался уже устарелой парадигмой. Таким образом, безвыходность ситуации порождалась тем, что развивающиеся страны неспособны были воспользоваться полезными западными рецептами в политической сфере и руководствовались давно устаревшей западной экономической стратегией [9].
Как результат страны мирового "Юга" за последние 30 лет в полном смысле слова стали территорией хаоса. В войнах между ними или внутригосударственных этнических конфликтах за эти годы здесь погибло более 16 млн. человек; но по-прежнему, несмотря на этот страшный опыт, развивающиеся страны наращивают военные расходы, достигающие в ряде африканских государств 15.7-27.4% всех расходов бюджета. На лицо движение в сторону гуманитарной катастрофы: только за 90-е годы и только, в Южной Азии и Африке численность населения, живущего менее чем на 1 долл. в день, увеличилась с 747 до 803 млн. человек, а менее чем на 2 долл. в день сегодня вынуждены существовать 84.8% жителей Южной Азии и 74.7% африканцев. От 32 до 70% населения стран "периферии" лишены доступа к источникам качественной питьевой воды, от 30 до 45% постоянно недоедают. Детская смертность в 40 беднейших государствах планеты достигает 10.4%, а средняя продолжительность жизни не превышает 45 лет и уверенно снижается, причем особенно быстро - в Африке. В то же время невиданными темпами продолжается разрушение среды обитания, и виноваты в этом не столько западные компании, хищнически эксплуатирующие природные ресурсы, а местные жители, применяющие примитивные технологии обработки почвы и использования сырья. Так, за последние 30 лет в Африке, Азии и Латинской Америке утрачено 120 млн. га сельскохозяйственных угодий, а вырубка лесов в Юго-Восточной Азии ежегодно уничтожает до 1.4% общей площади лесных массивов в этой части мира. При этом все подобные тенденции тревожат скорее европейцев, чем "элиты" стран "третьего мира", где на содержание государственного аппарата выделяется в 4-8 раз больше средств, чем на финансирование всех видов образования, где неравномерность распределения общественного богатства в 3-6 раз превышает показатели развитых стран и где лишь 29% гуманитарной западной помощи достигает местных бедняков [8, 35].
Все это позволяет сполна оценить специфику "новой глобализации" и ее отличия от прежней вестернизации. Если в эпоху колониализма слабые в политическом и экономическом отношении страны оказывались лакомой добычей колонизаторов, как правило, поддерживавших там определенный порядок, то теперь такие регионы перестают представлять какой-либо интерес, поскольку небезопасны для инвестиций и неспособны к развитию. Если метрополии выделяли значительные средства для развития колониальных владений, то теперь деньги, не всегда законным образом заработанные на периферии, при первой же возможности устремляются на Запад ради их сохранности. Если в прежние времена миллионы европейцев, пусть даже движимые материальными интересами, направлялись в самые отдаленные уголки мира и своим трудом способствовали модернизации стран пребывания, то сегодня миллионы отчаявшихся граждан мирового "Юга" бегут на "Север", чтобы паразитировать там на чрезмерно либеральной социальной политики развитых стран [5, 59].
При этом критика всех этих тенденций неизбежно порождает сомнения относительно принципов свободной рыночной экономики, всемирной демократии и неограниченного индивидуализма - всего, на чем базируется социально-политическое устройство Соединенных Штатов Америки.
На пороге третьего тысячелетия перед Соединенными Штатами, ставшими глобальной державой - моделью Нового Рима в постсовременной Ойкумене, - раскрылись огромные перспективы. Однако лидерство США в мире все чаще связывается с экономическим и военным превосходством и все реже с превосходством культурным и моральным. Генри Киссинджер в статье «Наше близорукое видение мира» отмечает, что американское общество «в результате окончания холодной войны испытало искушение навязать миру в одностороннем порядке свои предпочтения без учета реакции других народов либо иных долгосрочных издержек данного курса». Критике, в частности, подвергались наметившееся расхождение между политической риторикой и повседневной практикой американской администрации, ее неспособность плавно и гармонично трансформировать декларируемые принципы правления в общепринятые нормы поведения, появились сомнения и в отношении способности США удержать мировую ситуацию от сползания к хаотизации и последующему коллапсу [14].
Действительно, построение универсального сообщества, основанного на началах свободы личности, демократии и гуманизма, на постулатах научного и культурного прогресса, на идее вселенского содружества национальных организмов, на повсеместном распространении модели индустриальной экономики - все эти цели и принципы оказались под вопросом. Напротив, происходит размывание структур гражданского общества, секулярного мироощущения, демократических принципов и процедур, все чаще используемых как камуфляж для совсем не демократической политики. «Не будет преувеличением утверждение, что в наиболее сознательных кругах западного общества начинает ощущаться чувство исторической тревоги и, возможно, даже пессимизма, - описывает создавшееся положение Збигнев Бжезинский. - Эта неуверенность усиливается получившим широкое распространение разочарованием последствиями окончания холодной войны. Вместо нового мирового порядка, построенного на консенсусе и гармонии, явления, которые, казалось бы, принадлежали прошлому, внезапно стали будущим». В провозглашенной Америкой «Национальной стратегии для нового столетия» прямо констатировалось, что баланс безопасности в мире динамичен и неустойчив, поскольку подвержен угрозам, опасный потенциал которых «имеет тенденцию к росту» [7, 112].
В самих в Соединенных Штатах к началу века также обозначились определенные негативные тенденции в обществе и экономике, появились симптомы дисгармонии, спада, да и социально-политическое обустройство планеты при помощи одних только финансово-правовых технологий стало выглядеть все менее вероятным.
Таким образом, рассматривая процесс глобализации, мы можем констатировать, что под глобализацией обычно понимаются две разные вещи, откуда возникает путаница понятий. Первое определение глобализации - действительная глобализация - есть осуществляющийся в реальности процесс навязывания всем странам и государствам мира западного экономического, политического, культурного, технологического и информационного кода. Такая глобализация проводится «богатым Севером» (странами НАТО), «золотым миллиардом» и направлена на укрепление их мирового господства. Это форма «нового колониализма». «Богатые» правят «бедными», «развитые» - «неразвитыми». Народы и страны при этом утрачивают остатки «суверенитета» и - либо встраиваются в систему глобализма, либо становятся «отверженными», странами-париями, «осью зла».
Экономически такая глобализация настаивает на повсеместном утверждении либеральной модели экономики, радикального монетаризма, «финансизма» (развитие фондовых рынков, венчурных фирм и т. д.).
Политически такая глобализация утверждает необходимость повсеместного утверждения светского либерал-демократического устройства, доминации идеологии «прав человека», «открытого общества», «гражданского общества». Государственность, административные системы разных держав постепенно упраздняются.
Такая глобализация может быть названа «глобальной глобализацией» (т. к. подразумевает переход от системы суверенных стран к единому мировому государству с Мировым Правительством во главе) и «однополярной глобализацией» (т. к. главной инстанцией остается современный Запад, один из двух полюсов предыдущей двухполярной системы, одержавший победу в «холодной войне» и сохраняющий свое могущество).
Второе определение глобализации - потенциальная глобализация - есть чисто теоретический проект, распространенный в гуманитарных (чаще всего «левых», экологических, сциентистских и т. д.) кругах развитых стран. Гуманитарная глобализация мыслится как развитие диалога культур и цивилизаций после окончания противостояния двуполярного мира. В этом случае под «глобализацией» понимается не навязывание Западом единой экономической, культурной, политической, информационной, ценностной модели всем остальным, но «глобальный обмен опытом», интенсивный диалог различных субъектов. Подобная глобализация предполагает изживание «колониального» («расистского») подхода, стремится предоставить различным народам свободу для выбора пути исторического и культурного развития.
Гуманитарная глобализация допускает многообразие социально-политических и экономических систем, имеет пацифистский характер, ведет к ядерному разоружению всех стран, включая США, или (как промежуточная фаза) созданию нескольких ядерных полюсов, ограничивающих друг друга, и может быть названа многополярной, в отличие от первой - однополярной.
Разновидностью такой глобализации можно считать «частичную», «локальную глобализацию» или «глобализацию больших пространств», подразумевающую интенсивное экономическое, политическое и социальное сближение стран с единым цивилизационным кодом (глобализация не в рамках всей планеты, но в рамках одной цивилизации). Примером «региональной глобализации» можно назвать современный Евросоюз или страны ЕврАзЭс.
Следует подчеркнуть, что «многополярная глобализация» представляет собой проект гуманитарной интеллигенции, а также чисто теоретическую модель, отвечающую интересам тех стран или блоков стран, которые оказываются в невыгодном положении в случае успешного осуществления другой глобализации - «однополярной», «глобальной» и «американоцентричной».
Потенциальная глобализация (т. е. такая глобализация, которой нет, но которая могла бы быть) является альтернативой действительной глобализации.
По основным параметрам два значения термина «глобализация» не просто различны, но противоположны [1, 116].
2. Глобализация и современный мировой порядок
.1 Вызовы глобализации
Наличие позитивных последствий процесса глобализации отмечают зарубежные и отечественные исследователи. Он открывает новые возможности социально-экономического прогресса благодаря более быстрым темпам углубления международного разделения труда, формированию качественно новых условий для распространения знаний, технических достижений, управленческого опыта и производственной культуры. Все это способствует экономии на издержках производства, оптимизации размещения ресурсов в мировом масштабе, расширению ассортимента и повышению качества товаров на национальных рынках. Высокая степень взаимозависимости стран теоретически создает их взаимную заинтересованность в политической, социальной и макроэкономической стабильности. Конкуренция и расширение рынка ведут к углублению специализации и международного разделения труда, стимулирующих в свою очередь рост производства не только на национальном, но и на мировом уровне.
Как следствие конкурентного давления процесс глобализации порождает непрерывное внедрение инноваций в мировом масштабе, соответственно появляющиеся преимущества позволяют улучшить положение всем участникам-партнерам, получающим возможность, увеличив производство, повысить уровень заработной платы и жизненные стандарты людей. Глобализация, содействуя распространению и обмену информацией, капиталами и технологиями, дает возможность остальным странам быстрее преодолеть свое отставание и приблизиться к ведущим странам мира.
Совершенно очевидно, что глобализация, по крайней мере в экономическом проявлении, - объективно обусловленный процесс общественного развития. Борьба против глобализации как таковой, стремление ее сдержать или тем более остановить бесперспективна и бессмысленна.
Однако это вовсе не значит, что все происходящее на мировой арене неотвратимо, оправданно и заслуживает лишь положительной оценки.
Практически каждый съезд представителей международных экономических организаций сопровождается многотысячными демонстрациями и шумными акциями протеста антиглобалистов. Заглядывая в ближайшее будущее, можно без особого риска предсказать, что противостояние сторонников глобализации и её непримиримых врагов будет продолжаться, принимая всё более крайние формы. Антиглобалисты - не единственный и далеко не самый опасный противник глобализации. В действительности противодействие глобализации зачастую исходит от государств, которые одновременно стремятся извлечь выгоду из членства во всемирных экономических организациях.
Политические лидеры, способные предугадать хотя бы недалёкое будущее, не могут пассивно вести свои страны в русле глобализации и её лидера США. Ярким примером тут является Китай. Эта страна открыла свои рынки для мировой торговли, вступила во Всемирную торговую организацию, но при этом не отступает ни на шаг от жёсткого курса на соблюдение своих национальных интересов. Национальный интерес Китая заключается в приобретении статуса сверхдержавы Тихоокеанского бассейна. Таким образом, экономические инструменты ставятся на службу достижению геополитической цели.
Западная Европа со своей моделью глобализации («мондиализм») также проводит в жизнь собственную геополитическую стратегию, тесно связанную с судьбой бывших европейских колоний в Африке. Кроме того, даже в тех странах «третьего мира», где глобализация одерживает победу, это не приводит к созданию копий западных государств [9].
Напротив, как отмечалось в предыдущей главе, в тех развивающихся государствах, которые попытались интегрироваться в глобальную экономику, резко возросло неравенство, увеличился разрыв между селом и городом. Городской сектор и средний класс серьезно выгадали от подключения к глобальным транспортным и коммуникационным сетям, а малоимущее сельское население, не получившее образования, заметно отстало. По имеющейся оценке, менее 0,5 % китайских семей сейчас владеют более 60 % личных богатств страны. При этом свыше 150 млн. рабочих-мигрантов, занятых в строительстве современных китайских городов, плюс миллионы тружеников обветшавших сельских фабрик влачат нищенское существование. На фоне процветания, связанного с глобализацией, также резко увеличился разрыв между богатыми и бедными в Индии [6, 11].
Куда приведёт мир противостояние между ростом «архипелагов благосостояния» и всё большим обнищанием населения стран «третьего мира»? Один из возможных сценариев - обособление ведущих стран Запада (или, точнее, Севера, поскольку в модель вписываются некоторые страны Восточной Азии) в своего рода «закрытый клуб». От «третьего мира» он сможет отгородиться невидимой стеной таможенных барьеров, жёсткого иммиграционного законодательства, усилившимися спецслужбами. Разместив в развивающихся странах вредные и трудоёмкие производства, «клуб» оставит себе чистую и прибыльную сферу высоких технологий и контроль над информационными сетями, которые в XXI в. окончательно превратятся в инструмент глобального господства. Разумеется, подобное обособление вызовет недовольство стран, не принятых в члены «клуба». Однако военная мощь Севера достаточно долгое время будет служить убедительным аргументом для поддержания статус-кво. Не рискуя назвать конкретные даты воплощения в жизнь этого сценария, можно предположить, что такое положение вещей просуществует от двух до пяти десятков лет (т. е. до середины XXI в.).
Непременное условие реализации сценария - установление контроля «клуба» над основными ресурсными регионами планеты, в первую очередь над нефтеносными шельфами Персидского залива и Каспия. Поэтому война США и их союзников против Ирака весной 2003 г. прежде всего объясняется долгосрочными целями лидера глобализации.
Но это лишь один из возможных сценариев для XXI в. Другой вариант развития событий предполагает жёсткую конфронтацию стран гипотетического «клуба» и оставшейся в стороне от благ глобализации части «третьего мира». В настоящий момент человечество переживает лишь начало этой драмы. Однако есть все основания предполагать, что в будущем противостояние между двумя полюсами земной цивилизации приобретёт ещё более радикальный оттенок. Решающим обстоятельством может стать ограниченность природных ресурсов планеты в условиях постоянно возрастающего населения [9].
Каждую секунду на Земле рождается 21 человек и умирают 18. Таким образом, ежедневно человечество прирастает на 250 тыс. человек, причём весь этот прирост приходится на развивающиеся страны. Темпы роста постоянно увеличивались, приближаясь к 90 млн. в год и превращая воспроизводство человечества в настоящий демографический взрыв. Рост этот, правда, не бесконечен. В развитых странах он прекратился за счёт того, что их население уже прошло через фазу так называемого демографического перехода. Данный переход, по мнению многих учёных, неизбежно приводит к стабилизации численности народонаселения. Учёные предполагают, что и развивающиеся страны стоят на пороге эры демографического перехода. Если это действительно так, то прогноз на будущее должен быть пересмотрен в более оптимистичном ключе. Однако пока демографический рост в странах третьего мира не закончился. Пропасть же, отделяющая их от «клуба золотого миллиарда» становится шире с каждым годом. Если для граждан «золотого миллиарда» одной из основных проблем является хроническое переедание и тучность, то свыше 3 млрд. людей в развивающихся странах страдают от недоедания (1,2 млрд. из них постоянно голодает). Среди 4,4 млрд. людей, составляющих население «третьего мира», три пятых живут в условиях, не соответствующих минимальным санитарным требованиям, и просто лишены доступа к нормальной питьевой воде. Ежегодно 8 млн. человек в «третьем мире» умирают от загрязнения воды и атмосферы. Показатели детской смертности в этих странах чрезвычайно высоки, в то время как продолжительность жизни неуклонно сокращается. И все же именно эта нищая, лишённая чистой воды, продуктов питания и природных ресурсов часть человечества обеспечивает демографический рост [6, 12].
Так или иначе, в настоящий момент человечество стоит перед окончательным разделением на две неравные части, качественно отличающиеся друг от друга по экономическим, политическим и даже половозрастным характеристикам. Богатому Северу, опирающемуся на колоссальную военную мощь и управляемому международными экономическими институтами, противостоит бедное, страдающее от голода и отрезанное от основных природных ресурсов население стран «третьего мира». Столкновение между этими двумя сосуществующими на единой планете человечествами станет, возможно, одной из наиболее драматичных коллизий нового века.
Политологи предполагают, что противостояние богатых и бедных стран имеет все шансы превзойти по интенсивности конфликты времён послевоенного освобождения колоний. Они предупреждают о том, что экономическое неравенство Севера и Юга может привести к настоящей большой войне «с массовыми потерями». Прогнозируются вооруженные попытки бедных стран получить доступ к относительно дешёвой энергии. Увеличение потребления энергии является главным условием выхода из состояния постоянной бедности и отсталости. Однако в настоящее время все сколько-нибудь значимые нефтяные и газовые месторождения находятся под контролем либо постиндустриального Севера, либо Организации стран- экспортёров нефти (ОПЕК). Беднейшим странам мира за «энергетическим столом» XXI в. места нет.
Это навсегда изгоняет их в последний эшелон современной цивилизации и лишает надежды выйти когда-либо из тупика. Единственной перспективой для них остаются вооружённые конфликты, которые, несмотря на несравнимый военный потенциал противников, могут нанести значительный урон постиндустриальному Северу. Прежде всего потому, что в этих конфликтах «золотой миллиард» будет защищать своё благосостояние, тогда как беднейшие страны станут сражаться за выживание [9].
Другой тип конфликтов, которые, вероятно, потрясут мир XXI в., это «водяные войны» - вооружённые столкновения за контроль над источниками пресной воды. Нехватка годной для питья воды является одной из самых больших экологических проблем нашего времени. Технологическая революция и взрывное развитие «грязных производств», вытесняемых в страны «третьего мира», уже привели к тому, что более трети запасов грунтовых вод заражены химически или биологически вредными веществами и стали непригодны для питья и использования в сельском хозяйстве. Несмотря на кажущуюся фантастичность, «водяные войны» уже идут. Их ареной сейчас являются Ближний Восток и страны Африки южнее Сахары. Например, Израиль и Ливан постоянно конфликтуют из-за контроля над рекой Хасбани, берущей начало в Ливане, но впадающей в Тивериадское озеро на территории Израиля. Если в течение ближайших десятилетий ситуация с мировыми запасами пресной воды будет по-прежнему ухудшаться (а оснований для оптимистичных прогнозов пока не наблюдается), ареал этих войн значительно расширится. Крупнейшие естественные резервуары пригодной для питья воды превратятся в не менее привлекательный природный ресурс, чем нефть и газ. В наши дни проблема загрязнения воды становится ещё более острой в связи с необходимостью размещения ядерных отходов военного производства и энергетики. Богатый Север не собирается хранить радиоактивные отходы на собственной территории. В роли «всемирной помойки» опять выступают страны «третьего мира».
После одобрения президентом В. Путиным закона о ввозе для переработки отработанного ядерного топлива в одну из таких свалок превратилась Россия. На импорте примерно 22 тыс. тонн бывшего топлива, предназначенного для захоронения, планируется заработать около 20 млрд. долларов. Однако трудно оценить тот ущерб, который будет нанесён почвам и грунтовым водам нашей страны в результате захоронения чужих ядовитых отходов ядерной энергетики [9].
Но глобализация несет в себе отрицательные последствия и для экономически развитого Севера.
Так например, усугубляющееся экономическое неравенство, безработица и борьба за сохранение рабочих мест в индустриальном мире подстегивают протекционистские настроения и требования проводить более жесткую иммиграционную политику.
Приток неимущих переселенцев вызывает к жизни всё более строгие иммиграционные законы. А запланированное строительство 700-мильной стены вдоль американо-мексиканской границы рискует превратиться в настоящий символ антииммиграционной политики Запада.
В развитых странах экономические последствия расширяющейся международной интеграции вызвали недоверие к глобализации со стороны среднего класса - того самого, процветание которого издавна строилось на международной торговле и инвестициях. Электронные сделки и упрощенное банковское регулирование способствовали трансграничной мобильности финансистов, но не всегда служили выгоде обычных граждан. Даже те, кому пока удается сохранить свои рабочие места, опасаются, что их профессиональная квалификация окажется невостребованной в стремительно меняющемся мире.
Пока капитал, избавившись от оков, странствует в поисках менее дорогостоящей, но более квалифицированной рабочей силы, занятое население США и Европы чувствует себя все менее защищенным. Автоматизация производства, а также перевод его в офшор привели к тому, что за три последних десятилетия в Америке ликвидированы тысячи рабочих мест.
Имеют место обоснованные страхи, что новые технологии и глобализованные рынки труда отчасти станут угрозой для рабочих мест среднего звена. Фабрики на Западе закрываются, потому что в КНР или Чехии условную единицу их продукции теперь можно изготовить на несколько центов дешевле. Огромный китайский экспорт в Соединенные Штаты, которые вынуждены в связи с этим закрывать свои мощности, чаще всего базируется на американских разработках. Перевод производства в офшор увеличил доходы компаний и количество дешевых товаров, но прибыль от их реализации оседает в карманах высшего руководящего звена, а выгода распыляется среди миллионов потребителей, никак не компенсируя потери увольняемых. Многих беспокоит то, что практически неограниченное предложение дешевой рабочей силы за рубежом способно безвозвратно лишить Запад уже утраченных им рабочих мест.
Теория конструктивного разрушения, согласно которой постоянное повышение производительности ведет к отмиранию старых отраслей и подъему новых, на этот раз может не сработать. Занятость сокращается, и нет надежды на то, что возникнет другая с аналогичной или более высокой оплатой труда. Классическое решение проблемы безработицы - переподготовка и получение новой профессии - может оказаться неприменимым в современной глобальной экономике, ведь вполне квалифицированные работники доступны ныне на другом конце света за одну десятую часть той зарплаты, которую требуют в США либо Европе.
В Западной Европе тоже нарастает обеспокоенность. Социальное законодательство не позволяют европейцам, следуя примеру американцев, проводить массовые увольнения, но компаниям Старого Света все же удалось заморозить зарплаты, угрожая своим рабочим возможными перспективами аутсорсинга. Любопытно, что не только работники низшего звена, но и высокооплачиваемые руководители корпораций теперь боятся, что их потеснят соперники. Перебои с ростом занятости и повышение социальных расходов стимулировали подъем экономического национализма на Западе.
Неспособность властей многих европейских стран справиться с неизбежными диспропорциями спровоцировала волну протекционистских требований со стороны трудящихся. Сиюминутные политические соображения и популизм правительств не способствовали принятию сложных решений по сохранению открытости [19].
История изобилует примерами того, как рост международных связей и внедрение новых технологий способствовали появлению немногих выигравших и множества проигравших. В прошлом последствия глобализации часто вызывали негативную реакцию, но разница между ростом международных связей тогда и теперь объясняется высоким уровнем развития информации и коммуникации.
В сегодняшней глобальной сфере любая негативная реакция возникает и распространяется быстрее, чем раньше. Так, например, в начале 2006-го телеканалы и интернет-блоги сообщали миру о «попытке враждебного поглощения» франко-люксембурского стального гиганта Arcelor индийским мультимиллиардером Лакшми Митталом. - Ред. Эти новости разжигали пламя экономического национализма в Европе и в Соединенных Штатах, заставляя правительства принимать срочные меры вопреки своим убеждениям.
В развивающемся мире коммуникационная революция также накаляет социальную напряженность. Неимущим прекрасно известно, как живут состоятельные люди. А любые проблемы становятся достоянием всеобщей гласности намного раньше, чем удается выработать или применить разумную политику по их разрешению.
Мгновенная передача информации превратила представителей самых разных профессий и приверженцев любых верований в ее массовых потребителей, не только консолидируя людей, но и создавая почву для всякого рода предрассудков. Вместо того чтобы содействовать диалогу и пониманию друг друга, всеобщий информационный поток вызывает шок и подхлестывает ксенофобию. В то же время мир взаимозависим, и неспособность оценить долгосрочные последствия этого чревата риском сползания к гигантскому кризису. Международной системе явно недостает институционального потенциала для того, чтобы противостоять современным проблемам. Неэффективность Организации Объединенных Наций особенно ярко проявляется в отсутствии адекватной реакции на крупные гуманитарные катастрофы. Однако обвинять во всем ООН бессмысленно. Глубинная причина кроется скорее в нежелании (или неспособности) ключевых действующих лиц мировой сцены привести эту организацию в соответствие с сегодняшними и завтрашними требованиями.
Существует ли реальная угроза полного краха глобализации? Аргументы о том, что, мир слишком тесно переплетен бесчисленным количеством связей, чтобы развалиться, носят несколько идеалистический характер. Так, накануне Первой мировой войны многие высказывали мнение о том, что этот мировой конфликт «экономически невозможен». История изобилует примерами того, как эмоции берут верх над соображениями разума и экономического прагматизма.
Однако опыт истории не подтверждает вероятность того, что глобализация - эта форма интеграции, принявшая с течением времени гигантские масштабы, - когда-либо остановится. Сложный процесс, тысячелетиями набиравший скорость, нельзя остановить в одночасье. Величайшие катаклизмы - от падения Римской империи и эпидемии «черной смерти» до спада торговли и миграции в межвоенный период XX века - замедляли это движение, временно нарушая взаимосвязи. Возможно, мы приближаемся именно к такой паузе [19].
2.2 Будущее мирового пространства
В настоящее время экономика, политика, право, социальные отношения, вовсе не становясь повсюду одинаковыми, приобретают невиданную ранее степень совместимости. Взаимодействие, взаимопроникновение, взаимозависимость национальных организмов начинают приобретать столь интенсивный и органичный характер, что невольно возникает вопрос, в какой мере мы остаемся в рамках вестфальской (в широком смысле) системы международных отношений - системы, базирующейся на взаимоотношениях суверенных государств.
Глобализация ставит в принципиально новое положение институт суверенного государства в системе международных отношений и во внутренней, исторически монопольной его сфере. Появление транснациональных корпораций, миграция по миру огромных капиталов и спекулятивных средств давно создали для государства проблему отношений с этими субъектами и явлениями, нерешенную и поныне.
Международные отношения конца XX века перевели в практическую плоскость и проблему ограничения суверенитета государства извне. Глобализация идет много дальше: экономическими, информационными, международно-правовыми и иными средствами она активно проникает во внутигосударственную сферу и там превращается в один из важнейших, в большинстве случаев главный, определяющий фактор внутренней жизни, мощь которого все чаще и сильнее превышает возможности данного государства. Последнее тем самым все более трансформируется из исторической и этнокультурной самоценности в корпорацию по управлению социально-территориальной системой. Эффективность этой корпорации все более зависит от того, сколь успешно вписалась она в глобализацию и функциональные связи с техноструктурой, сумела ли позитивно связать с ними все наиболее значимые области и процессы своей внутренней жизни. Чем полнее выполняются названные задачи, тем императивнее такое государство должно быть политико-правовыми средствами вписано в миропорядок и нести ответственность, в том числе материальную, за его серьезные нарушения. Не исключено, что придется платить и своего рода международные "налоги" на поддержание этого миропорядка (миротворчество на добровольной основе может скоро захлебнуться в нехватке средств) [10].
Глобализация создает также иллюзию ненужности, иногда даже вредности национальных правительств и государств. Современная экономика в принципе способна обеспечить все население планеты достаточным количеством еды, одежды, жилья, социальных услуг. Современные инфраструктуры технически способны доставить все это в любую точку планеты. Однако этому противостоят стремящиеся сохранить свои власть и господство локальные элиты, опирающиеся ради этого на инструмент национального государства. В подобных рассуждениях вольно или невольно взаимоподменяются понятия элит и государства: но сами такие рассуждения служат обоснованию дальнейшего развития глобализации, мерой продвижения которой становится международное право, создаваемое наиболее развитой частью мирового сообщества или навязываемое ему явочным порядком наиболее дееспособными субъектами глобализации (со стороны США подобные попытки обрели в последние годы регулярный и обвальный характер): именно право не только гарантирует обеспечение соответствующих интересов, но и "тянет" за собой на длительных отрезках времени шлейф социальных, культурных, политических и иных последствий, в их совокупности фактически и формирующих «глобальную социальность» [12].
Наряду с традиционными факторами национальной мощи (территория, население, уровень экономического развития, величина армии и степень ее оснащенности, научно-техническая база, система союзов и т.д.) глобализация выдвигает на первый план новые факторы силы: информационно-коммуникационный потенциал, положение на мировых финансовых рынках, современные технологии, возможности воздействия через международные организации, идейно-политические рычаги. В нынешних условиях взаимопроницаемость национальных организмов делает сильных сильнее, а слабых - слабее [13].
Как было сказано выше, в настоящее время важнейшая системообразующая характеристика мироустройства заключается в контроле Запада (15% населения Земли) над более 70% мировых ресурсов, производства, торговли, потребления. Несмотря на всю риторику о равных возможностях, свободной конкуренции, преодолении диспропорций в развитии, упорядоченном росте, он хочет сохранить и закрепить существующее положение вещей. Процесс глобализации дает ему в руки мощные рычаги контроля, сдерживания, а при необходимости - и ликвидации потенциальных конкурентов. В зависимости от значения проблемы, конкретных условий, силы сопротивления он может варьировать меры воздействия в широком диапазоне - от предоставления займов до вооруженного вмешательства.
На этой стадии наиболее емким определением глобализации может служить формула "асимметричной взаимозависимости". Главным субъектом, "распорядителем" процесса глобализации выступает постиндустриальный Запад, а остальные части мира, хотя происходящее в них и оказывает обратное воздействие на западные общества, все же скорее являются объектами (или жертвами) этого процесса. Преодоление "элитарного" характера глобализации, превращение ее в демократический процесс, открывающий доступ к новым возможностям всем и каждому, - ключ к созданию устойчивого миропорядка.
Сегодня вряд ли можно утверждать, что западная стратегия глобализации, создания «мегаобщества» определилась окончательно. Налицо серьезные противоречия между Соединенными Штатами и объединяющейся Европой, особняком стоит Япония. Да и внутри западных обществ разгорается нешуточная борьба по этому кругу проблем. Даже после того, как то или иное общество самоопределится в новой реальности взаимозависимого мира, его позиция будет постоянно уточняться, корректироваться, а то и просто меняться.
Не следует забывать, что новый мировой порядок, возникший после холодной войны, никем не установлен и не освящен. Не случайно его нередко называют "новым мировым беспорядком". Действительно, в отличие от прошлого сейчас нет каких-то общепринятых правил игры на международной арене. Одновременно действуют различные установки, в значительной степени противоречащие друг другу. Это создает опасную ситуацию неопределенности, двусмысленностей, конфликтующих подходов.
Выше отмечалось, что стихийно формирующийся новый мировой порядок во многом вырастает снизу, постепенно кристаллизуясь вокруг наиболее сильных игроков. На базе этих центров силы формируются обширные суперрегионы, взаимодействие внутри которых отмечено повышенной интенсивностью. В зависимости от степени интеграции они принимают различные формы - от зон свободной торговли до конфедеративных объединений.
Эта новая политико-экономическая конфигурация мира все больше привлекает внимание исследователей. На первый план выходит вопрос о природе формирующихся суперрегионов - идет ли речь о замкнутых торгово-экономических блоках с явной склонностью к автаркии или опорных конструкциях новой структуры мирового хозяйства. Пока преобладает идея открытого регионализма, когда внутренняя интеграция идет рука об руку с развитием связей между регионами [13].
В итоге международно-политическая глобализация будет скорее всего развиваться в сложной взаимосвязи с процессами локальных суверенизации, равнодействующей чего станет, вероятно, укрепление тенденций к регионализации в отношениях между малыми и/или средними государствами, внутри многонаселенных, многонациональных государств, а также между малыми и/или средними государствами и регионами крупных государств. Социальная опора глобализации в современном мире имеет отчетливо западные происхождение и формы; все прочие окрашены в локальные цвета. Она западоцентрична по происхождению всех важнейших ее компонентов (знания, средства, технологии, структуры и т.п.) и американоцентрична по роли в ней экономики, национальной валюты и военной силы США. Ведущая к становлению трехмерной модели мира глобализация может и скорее всего будет стимулировать процессы размывания и распада наиболее крупных многонациональных государств и интеграции и образования новых региональных интеграции преимущественно экономического типа на базе мелких и средних государств и неосуверенных территорий.
В этих условиях международно-политические отношения начала XXI века становятся не чем иным, как процессом непосредственного формирования глобальной социальности и ее непременного признака - комплекса внутриглобальных отношений, а нынешний миропорядок - зародышем будущей политической организации такой социальности на первом этапе ее вероятного существования [11].
Выдвижение США на роль "мирового лидера" (что бы под ней ни понималось и как бы она ни исполнялась), единственной страны с подлинно глобальными интересами и возможностями во всех сферах жизни, объективно означает, что для США проблемы глобализации (в том числе влияния на явления и процессы, составляющие содержание мирового развития или существенно воздействующие на него) стали уже вопросами повседневного управления. Было бы неверно видеть причины возвышения США лишь в самоликвидации второй сверхдержавы. Распад СССР снизил (но не снял вообще) возможности ограничения политики США в мире. Но главные свои позиции США создали во всех сферах современной жизни задолго до исчезновения Союза, о чем говорилось в предыдущей главе.
Именно это определило становление в 1990-х годах американоцентристского миропорядка, фактически претендующего на определенный тип политической организации глобализирующегося мира в отсутствие сил или держав, способных эффективно уравновешивать США [16].
Политико-организационный тип нынешней системы международных и межгосударственных отношений в категориях современной теории политики следует охарактеризовать как зародышево-авторитарный (доминирование, но не господство Запада, а в нем - США), закамуфлированный под олигархический ("семерка", "восьмерка" или даже группа из 10-15 ведущих государств, фактически определяющих решение важнейших вопросов мировой политики и экономики). Это тип еще зарождающийся, поскольку ни США, ни Запад не управляют ходом мировых экономики, политики, развития. Но это тип уже действующий: Запад, особенно США на протяжении 1990-х годов все более активно реализуют их притязания направлять (если нужно, то силой) ход мировых экономики, политики, порядка и развития. Все более откровенные на протяжении 1990-х годов тенденции к усилению роли НАТО, стремление поставить альянс выше международного права, ООН и ее Совета Безопасности свидетельствуют о нарастающем авторитаризме. Это тип, закамуфлированный под олигархический (но не олигархический в чистом виде) потому, что в "большой семерке" или "восьмерке" резко различаются реальный вес и возможности США, с одной стороны, и иных участников группы, с другой. Формальное равенство прав пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН (иной возможный состав группы "государств-олигархов") ослабляется размыванием веса и роли Совета Безопасности и ООН в целом по сравнению с "большой семеркой" и НАТО.
Но одновременно такое положение означает, что в мире появился реальный центр фактической глобальной власти (в лице США и НАТО), стремящийся и способный осуществлять эту власть если не везде и повседневно, то в наиболее значимых для него местах и ситуациях (иной вопрос, сколь легитимны сам центр и присваиваемая им власть и сколь эффективна последняя). Наличие центра дееспособной власти (или как минимум военно-политически оформленного союза государств и отдельно взятого государства, готовых и способных претендовать на роль подобного центра) позволяет говорить о начале (но только начале) процесса создания политической системы глобализирующегося мира как единого целого. Единственность этого центра указывает на авторитарность формирующейся системы [11].
Если неформальная стратификация субъектов внутриглобальных отношений определяется их общими мощью и влиянием, масштабами их достижений в социальной и других областях, а также их особенными заслугами в отдельных сферах, то процесс выстраивания властной и правовой вертикали политической организации глобализирующегося мира может пойти различными путями и привести по прошествии 20-30 лет к принципиально разным для будущего мира результатам: от авторитарно-олигархической организации внутриглобальных отношений до утверждения в них основ демократии.
Переходный период, который займет, видимо, всю первую треть XXI века, будет нести в себе признаки и качества как традиционной "двухмерной", так и глобальной "трехмерной" моделей, периодически усиливая то одни, то другие, но в целом на долговременных шкалах отсчета все сильнее подчиняя мировое развитие логике последней. При этом внутренняя организация каждой из моделей международных и межгосударственных отношений допускает ряд собственных вариантов.
"Двухмерная" геополитическая модель (т.е. геополитического, военно-силового, "политреалистического" видения) объективно делает упор на силовых механизмах эволюции международной системы, а значит, на стихийном характере предстоящего развития. Социальная стихия в истории неизменно вела к авторитаризму, а в век информационных технологий чревата беспрецедентным тоталитаризмом. Лидерство США и масштабы их отрыва от ближайших конкурентов делают такой вариант самоорганизации миропорядка возможным, но маловероятным: распад СССР, помимо прочего, указывает на отсутствие пока знаний и средств, которые позволяли бы управлять (а тем более жестко) столь крупными социально-территориальными системами. Кроме того, в таком жестком управлении каждым "медвежьим углом" планеты просто нет необходимости ни для какого потенциального лидера глобальной тоталитарной системы.
В рамках "трехмерной" интеграционной модели при постепенном усилении тенденции к трансформации части международных отношений во внутриглобальные отношения целостного и взаимосвязанного мира, с вычленением в них политических межгосударственных отношений как сферы придания миру большей организованности и управляемости, эволюция постсоветской системы международных отношений может "избрать" иные содержания и направленность: 1) резкая, достаточно продолжительная анархизация международных отношений в целом и/или отдельных региональных подсистем в случае быстрого, обвального (посткризисного) распада лидирующей роли США; 2) становление (с опорой на вес, роль и возможности США и НАТО) необходимых самим США и Западу механизмов глобального регулирования, обладающих высокой степенью надежности обеспечения желаемых результатов и способных ограничивать при необходимости суверенитет отдельных субъектов международных и межгосударственных отношений; 3) расширение реального содержания и диапазона международной жизни и международных отношений так, что отношения межгосударственные будут постепенно все более оттесняться с монопольного положения, которое они пока занимают, на роль одного из объектов и предметов регулирования формирующихся внутриглобальных отношений.
При этом социально-политическое качество внутриглобальных отношений может оказаться принципиально различным. Утверждение жестко авторитарного или тоталитарного начала во внутриглобальных отношениях, в их организации одним из основных объективных его последствий имело бы, скорее всего, усиление и "выпячивание" (политическое и практическое) таких черт и аспектов глобализации, которые дают основания рассматривать ее как новый, исторически позднейший, отвечающий современному развитию производительных сил и иных факторов вид колониализма. Один из важнейших ее аспектов заключается еще и в том, что капитализм силой транснациональных экономики и финансов подчиняет себе то, что не удалось удержать в подчинении ни оружием, ни политическими средствами. И это по-своему закономерно [12].
Вместе с тем в последнее время наметилась четкая тенденция расстановки геополитических и экономических сил в мире не в пользу Вашингтона. Хотя у США нет конкурентов, сравнимых с ними по всем параметрам национальной мощи, в Южной и юго-восточной Азии возвышаются новые акторы, которые в ближайшем будущем могут бросить вызов американскому доминированию в мире. Это такие перспективные страны, как Индия и Китай, обладающие экономическим, культурным и научным потенциалом, мощь которых в ближайшее время будет удваиваться и догонит США, перенеся центр глобализированного мира из западного полушария в АТР [2, 76].
Темпы и векторы развития КНР структурируют международные отношения в "азиатской половине мира", особенно в Северо-Восточной и Юго-Восточной Азии. Не исключено, что АТР превратится в самый бурно развивающийся регион земного шара. По величине ВВП он уже сопоставим с США и ЕС, хотя политически и экономически интегрирован слабее. Пока, однако, нет однозначного ответа на крайне важные вопросы: в какой мере и как конкретно экономическая масса Китая и его конкурентный потенциал будут использованы во внешней политике? Как та, в свою очередь, скажется на структуре отношений в мире?
Ясно, что Азия попытается достойно ответить на вызов европейских и североамериканских интеграционных блоков, ибо иначе азиатским странам трудно будет отстаивать свои интересы в мире. По некоторым прогнозам, в ближайшие 20 лет Китай может оказаться абсолютным лидером АТР по темпам экономического развития. Сейчас активно обсуждается возможность создания "свободной экономической зоны", которая включила бы в себя Китай и АСЕАН. Есть ли в таком интеграционном сообществе место для России?
Уже в ближайшие два десятилетия Китай, скорее всего, заметно увеличит свой военный потенциал. Если экономика страны будет расти на 7 проц. в год, Пекин сможет удвоить свои военные расходы, не увеличивая их долю в процентном отношении к ВНП. Такой Китай, к тому же интегрированный с АСЕАН, США будут воспринимать совсем иначе, нежели сегодня [8, 38].
2.3 Глобализация и альтернативы России
Глобализационный вызов России чаще всего рассматривается с точки зрения того, удастся ли ей сохранить и условиях все более целостного, глобально организующегося мира не только суверенитет, но и ее специфическое место "великой державы". Если оставаться в рамках сугубо научного анализа поставленной проблемы, последний вопрос фактически звучит так: сможет ли Россия в длительной перспективе удержаться в группе государств-олигархов, куда ее условно допустили в награду за разрушение СССР и в надежде на соответствующее поведение самой России в будущем? [12].
Однако при всей серьезности этого вопроса, думается, что суть глобализационного вызова для России все же не в этом. До сих пор не только российские элиты, но и многие аналитики как-то упускали из поля зрения то обстоятельство, что целостный мир, опирающийся на глобальную (в отличие от мировой) экономику, будет неизбежно означать радикальное изменение роли государства не столько в международных отношениях, сколько в его отношениях с собственным обществом.
Когда капиталы и труд получают возможность свободно (пусть не без технических сложностей) мигрировать из страны в страну, с течением времени неизбежно возникает положение, когда капитал и люди начнут "переливаться" туда, где качество их жизни и деятельности окажется наилучшим. Собственно, это давно происходит: отток специалистов и капитала из России с начала 1990-х годов - факт общеизвестный.
Когда войны уступают авансцену экономике, государство вынуждено превращаться в корпорацию по социально-экономическому управлению территорией и ее развитию. И чем менее эффективно оно в этом качестве, тем вероятнее, что наиболее динамичная часть населения просто уйдет туда, где больше возможностей самореализации, выше качество жизни и где лучше платят. Необходимости покушаться на номинальный суверенитет государства при этом просто не возникает.
Суть глобализационного вызова для России заключается в том, что она при таком развитии событий рискует превратиться в одну из "мировых деревень" - номинально суверенную и номинально великую, но по сути все менее дееспособную вследствие потери качества ее населения (как все менее дееспособна российская деревня из-за аналогичного процесса, развивающегося внутри самой России) [11].
В рамках "двухмерной модели" будущего мира у России при любом политико-идеологическом повороте ее развития нет благоприятных внешних перспектив: она слишком слаба экономически и в военном отношении; слишком велики "ножницы" между ее формальным статусом и реальными возможностями: слишком малы шансы на изменение ее относительных положения и веса к лучшему в ближайшие 10-15 лет. В мире голой силы основанием считаться с Россией служит лишь ядерное оружие (причем политическая действенность этого основания может потребовать подтверждения, а значит, объективно повышает риск применения ядерного оружия в ближайшие годы). Стратегической надеждой РФ в пределах этой модели были бы особо доверительные, тесные и привилегированные отношения с США (вряд ли возможные при сохранении ядерного потенциала России); и/или же упование на развал США и Запада изнутри - тогда относительный вес России в Евразии и мире может возрасти, ее положение укрепиться.
В рамках "трехмерной модели" Россия пока политически и, что важнее, функционально находится за пределами техносферы, а потому ее стратегическая задача: из системы обслуживания ее (где Россия с ее энергосырьевным экспортом сегодня объективно и находится, и где ее хотели бы закрепить, но без ядерного оружия и без способности создавать технологии будущего) перейти со временем в саму техносферу, но в условиях параллельного создания и развития демократического мирового сообщества государств (в ином случае вхождение в техносферу может сопровождаться опасным ослаблением фактической самостоятельности России).
Стартовые позиции для этого у России еще есть. Возможность занять и удержать такое место будет определяться не только отношением США и Запада, но и способностью самой России устойчиво и надежно выполнять значимые для техносферы, не символические функции, совместимые с интересами ее собственного восходящего развития и способствующие последнему, а также национальной безопасности страны [12].
Долговременным интересам России и целям ее развития более всего отвечала бы плавная эволюция современной системы международных и межгосударственных отношений в сторону демократизации, разворота к служению интересам "среднего" слоя государств, занимающих в социально-экономической статистике ООН примерно 20-70-е места.
Центральная и самая серьезная дилемма России в том, что в целостный глобализирующийся мир, где правят экономика и финансы, она входит, внутренне не готовая к конкуренции на тех уровнях и в тех сферах, которые определяют положение государств в иерархии современных мировых экономики, политики, развития. При этом не готовая в самой опасной для нее сфере: в качестве ее социальной и политической элиты, в господстве перераспределителей над производителями.
Россия, дающая менее 1,5% мирового ВВП, фактически входит в систему глобализирующегося мира примерно с такими же возможностями влиять на формирование международно-политической его организации, с какими дотационный субъект РФ, занимающий 30-35 место из 89, может претендовать на формирующее влияние по отношению ко всей внутренней и внешней политике Кремля.
Тем не менее Россия в начале ХХI века остается одной из крупнейших стран мира с многовековой историей и богатыми культурными традициями. Несмотря на сложную международную обстановку и трудности внутреннего характера, она, в силу все еще значительного экономического, научно-технического и военного потенциала, уникального стратегического положения на Евразийском континенте, объективно продолжает играть важную роль в мировых процессах.
В перспективе - более глубокая интеграция России в мировую экономику, основанная на расширенном сотрудничестве с международными экономическими и финансовыми акторами и институтами и способная восстановить экономическую и геополитическую мощь страны. Это поможет России стать одним из геополитических центров на международной арене. Объективно сохраняется общность интересов России и других государств по многим проблемам международной безопасности, включая противодействие распространению оружия массового уничтожения, предотвращение и урегулирование региональных конфликтов, борьбу с международным терроризмом и наркобизнесом, решение острых экологических проблем глобального характера, в том числе проблемы обеспечения ядерной и радиационной безопасности [2, 77].
Уйти от существенного усиления направляющих воздействий извне в системе внутриглобальных отношений не только невозможно - вредно с точки зрения перспектив развития страны. Важнее суметь встроиться в систему и использовать ее возможности в интересах подъема России.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, рассматривая процесс глобализации, мы можем констатировать, что под глобализацией обычно понимаются два разных явления. Первое определение глобализации - действительная глобализация - есть осуществляющийся в реальности процесс навязывания всем странам и государствам мира западного экономического, политического, культурного, технологического и информационного кода. Такая глобализация проводится «богатым Севером» (странами НАТО), «золотым миллиардом» и направлена на укрепление их мирового господства. Это форма «нового колониализма». «Богатые» правят «бедными», «развитые» - «неразвитыми». Народы и страны при этом утрачивают остатки «суверенитета» и - либо встраиваются в систему глобализма, либо становятся «отверженными», странами-париями, «осью зла».
Такая глобализация может быть названа «глобальной глобализацией» (т. к. подразумевает переход от системы суверенных стран к единому мировому государству с Мировым Правительством во главе) и «однополярной глобализацией» (т. к. главной инстанцией остается современный Запад, один из двух полюсов предыдущей двухполярной системы, одержавший победу в «холодной войне» и сохраняющий свое могущество).
Второе определение глобализации - потенциальная глобализация - есть чисто теоретический проект, распространенный в гуманитарных (чаще всего «левых», экологических, сциентистских и т. д.) кругах развитых стран. Гуманитарная глобализация мыслится как развитие диалога культур и цивилизаций после окончания противостояния двуполярного мира. В этом случае под «глобализацией» понимается не навязывание Западом единой экономической, культурной, политической, информационной, ценностной модели всем остальным, но «глобальный обмен опытом», интенсивный диалог различных субъектов.
Гуманитарная глобализация допускает многообразие социально-политических и экономических систем, имеет пацифистский характер, ведет к ядерному разоружению всех стран, включая США, или (как промежуточная фаза) созданию нескольких ядерных полюсов, ограничивающих друг друга, и может быть названа многополярной, в отличие от первой - однополярной.
«Многополярная глобализация» представляет собой проект гуманитарной интеллигенции, а также чисто теоретическую модель, отвечающую интересам тех стран или блоков стран, которые оказываются в невыгодном положении в случае успешного осуществления другой глобализации - «однополярной», «глобальной» и «американоцентричной».
В настоящее время важнейшая системообразующая характеристика мироустройства заключается в контроле Запада (15% населения Земли) над более 70% мировых ресурсов, производства, торговли, потребления. Несмотря на всю риторику о равных возможностях, свободной конкуренции, преодолении диспропорций в развитии, упорядоченном росте, он хочет сохранить и закрепить существующее положение вещей. Процесс глобализации предоставляет ему мощные рычаги контроля, сдерживания, а при необходимости - и ликвидации потенциальных конкурентов. В зависимости от значения проблемы, конкретных условий, силы сопротивления он может варьировать меры воздействия в широком диапазоне - от предоставления займов до вооруженного вмешательства.
Несмотря на все международные противоречия, процесс глобализации и демократизации, а также доминирование демократических США способствуют распространению в мире достижений НТР и либерально-демократических ценностей, которые утверждают в международных отношениях правовые основы и принципы. Это повышает уровень стабильности и безопасности во взаимоотношениях акторов на международной арене. Экономическая целесообразность заставляет многие страны идти на стратегическое сотрудничество с лидером Запада, что способствует укреплению общемировых лидерских позиций США и международной безопасности в целом.
Однако имперские амбиции США делают американский мировой порядок непривлекательным для международного сообщества. Это порождает отторжение и сопротивление американской гегемонии в мире, что в условиях различных антагонизмов современной международной системы не позволяет создать новый международный и мировой порядок, основанный на безраздельном доминировании США.
Центральная и самая серьезная дилемма России в условиях глобализации состоит в том, что в целостный глобализирующийся мир, где правят экономика и финансы, она входит, внутренне не готовая к конкуренции на тех уровнях и в тех сферах, которые определяют положение государств в иерархии современных мировых экономики, политики, развития. При этом не готовая в самой опасной для нее сфере: в качестве ее социальной и политической элиты, в господстве перераспределителей над производителями.
Тем не менее Россия в начале ХХI века остается одной из крупнейших стран мира с многовековой историей и богатыми культурными традициями. Несмотря на сложную международную обстановку и трудности внутреннего характера, она, в силу все еще значительного экономического, научно-технического и военного потенциала, уникального стратегического положения на Евразийском континенте, объективно продолжает играть важную роль в мировых процессах.
В данных условиях России крайне важно суметь встроиться в систему нового мирового порядка и использовать ее возможности в интересах подъема страны и увеличения ее геополитического и экономического влияния в мире.
Список ИСПОЛЬЗОВАННОЙ литературы
1. Дугин, А. Геополитика постмодерна. Времена новых империй. Очерки геополитики XXI века - СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2007. - 382 с.
. Чекулаев, А.А. Проблемы внешней политики и перспективы России: учебное пособие. - Орел: ОрелГТУ, 2008. - 85 с.
. Богатуров, А. Синдром поглощения в международной политике // Pro et Contra. - № 4. - С.32-69.
. Воронин, В. М. Глобализация - высшая форма интернационализации/ В.М. Воронин, Т.В. Воронина//Финансы и кредит. - 2005. - №11. - С. 20-25.
. Иноземцев, В.Л. Вестернизация как глобализация и "глобализация" как американизация// Вопросы философии. - 2004. - №4. - 46-68.
. Левашов, В.К. Глобализация и устойчивое развитие// Устойчивое развитие. Наука и Практика,. - 2002. - №1. - С. 5-16.
. Неклесса, А.И. Проект «глобализация»: глобальные стратегии в преддверии новой эры // НАВИГУТ. - 1999. - № 1. - С. 109-113.
. Ширм, Ш. Глобализация - шанс для развивающихся стран?// Россия в глобальной политике. - 2003. - №5. - С. 32-39.
. Глобализация против геополитики [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.w3.org/tr/xhtml1/dtd/xhtml1-transitional.dtd.
. Клайн, Л. Глобализация: вызов национальным экономикам [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.archipelag.ru/ geoeconomics/global/challenge.
. Ключевников, Б. О глобализации, новом тоталитаризме и России [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.archipelag.ru/geoeconomics/ global/challenge/about-globalization.
. Косолапов, Н.А. Международно-политическая организация глобализирующегося мира: модели на среднесрочную перспективу [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.nationalsecurity.ru/ library/00038.
. Кувалдин, В. Глобализация - светлое будущее человечества? [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.manwb.ru/articles/ world_today/contemporary/GlobalFuture_VictKuv.
14. Межуев, Б. "Глобализация" под ударом [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.archipelag.ru/ht/authors/mezhuev/?library=724.
. Мунтян, М. Глобализация: что это такое? [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.perspektivy.info/oykumena/kotel.htm.
. Неклесса, А.И. Глобализация и новое геоэкономическое мироустройство [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.archipelag.ru/authors/neklessa/?library=1191.
. Стиглиц, Дж. Человеческое лицо глобализации [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.portalus.ru/modules/ruseconomics/ print.php?subaction.
. Турроу, Л. Будущее капитализма [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.patriotica.ru/subjects/globalisation.html.
. Чанда, Н. Почему взаимозависимость не гарантирует от больших конфликтов [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.stolbik.biz/ president-russia/Pochemu-vzaimozavisimost-ne-garantiruet-ot-bolshih-konfliktov.