Формы благотворительной деятельности в Российской империи середины XIX в.

Формы благотворительной деятельности в Российской империи середины XIX в.

ВВЕДЕНИЕ

фрейм благотворительность призрение

Актуальность работы. Историю развития человеческого общества можно рассматривать как историю взаимодействия отдельных людей и групп. Сама природа, тяжелые условия существования вынуждают человека к коллаборации. При этом образуется связь между отдельными звеньями, которая и называется человеческим обществом. Российское общество вследствие стрессовых перемен, несколько раз случавшихся за XX век, находится лишь на стадии своего формирования. В постсоветский период россиянам пришлось заново открывать для себя многие аспекты социальной жизни, существовавшие как в России до 1917 г., так и успешно функционирующие в условиях современной западной цивилизации. Поэтому актуальность исследования определяется прежде всего потребностями развития российского общества на современном этапе.

Одним из таких аспектов в сегодняшней социально-экономической ситуации в России является создание системы оказания частной и общественной помощи неблагополучным в социальном отношении общественным слоям. Особый интерес в этой связи представляет период конца XVIII и XIX вв., когда появляются как основные формы частной благотворительности, так и система государственного призрения.

Развитие благотворительности соответствует приоритетам и интересам страны, прописанным в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, таким как: «укрепление национального согласия, политической и социальной стабильности, развитие демократических институтов, совершенствование механизмов взаимодействия государства и гражданского общества; повышение качества жизни, укрепление здоровья населения, обеспечение стабильного демографического развития страны; сохранение и развитие культуры, традиционных российских духовно-нравственных ценностей».

Во-вторых, несмотря на появление в последнее время ряда монографий, посвященных проблеме благотворительности у таких крупных отечественных исследователей, как А. С. Тумановой, Г. Н. Ульяновой и ряда зарубежных Дж. Бредли, А. Линденмейер, изучающих становление частной благотворительности и системы общественного призрения в дореволюционный период, заметна нехватка специальных исследований отдельных организаций, обществ и комитетов, а так же самих благотворителей.

В-третьих, благотворительность, взаимопомощь общества и волонтерство входит в сферу собственных интересов автора исследования, как гражданина и человека, живущего в эпоху глобализации.

Объектом исследования являются формы благотворительной деятельности в Российской империи середины XIX в.

Предметом исследования является деятельность Общества посещения бедных.

Целью работы является анализ изменения фреймов российской благотворительности через Общество посещения бедных.

Задачи исследования:

1.Определить исследовательский потенциал анализа фреймов

2.Рассмотреть особенности формирования благотворительности в контексте гражданского общества

3.Рассмотреть факторы формирования российской благотворительности

4.Рассмотреть основные этапы развития системы призрения в Российской империи

5.Рассмотреть исторический контекст создания Общества посещения бедных

6.Определить образ члена Общества посещения бедных

7.Выявить особенности фрейма благотворительности в деятельности Общества

С учетом поставленных исследовательских задач хронологические рамки работы обусловлены периодом существования Общества посещения бедных и эпохой царствования Николая I, составляющей правовую рамку общественной деятельности. Это промежуток с 1825 по 1855 годы.

Источниковая база исследования представлена разного рода отчетностями, которые выпускало само общество. Сюда относятся устав, правила, записи годичных заседаний, годовые отчеты и списки членов за все время существования общества. Они служили не только для облегчения аудиторской деятельности со стороны почетных членов, но были также доступны самому широкому кругу лиц: отчеты печатались в газетах, выставляясь тем самым на суд общественности.

Не последнее место в списке источников занимают воспоминания участников общества. Так нам доступны мемуары одного из его основателей, графа В. А. Соллогуба, члена распорядительного собрания В. А. Инсарского и дневник профессора А. В. Никитенко, так же члена-распорядителя. К сожалению, нам не известно о существовании записей, оставленных членами-посетителями, которые могли бы существенно обогатить имеющийся материал.

В-третьих, это многочисленные публикации об Обществе посещения бедных и объявления об устраиваемых им мероприятиях в газетах и журналах, в основном Санкт-Петербургских ведомостях. Эта газета стала своеобразным публичным голосом Общества, она печатала не только сведения о нем, но доносила до читателя его идеи.

Наконец, так как председатель общества В. Ф. Одоевский, как и некоторые другие его члены, принадлежали к литературной среде, то их творчество являются важным источником для понимания мироощущения и направленности разного рода идей.

Степень изученности проблемы

Проблематизация данного исследования в русле анализа фреймов дает высокую степень оригинальности работы, хотя само изучение благотворительности в Российской империи и его исторических, культурных, правовых особенностей, в сочетании с изучением аспектов формирования гражданского общества является достаточно востребованным российским учеными.

Благотворительность активно изучалась в досоветский период. Притом характерной чертой было то, что теоретическими исследованиями занимались крупные практики-общественные деятели. Среди них можно 1 2 назвать таких специалистов как В. И. Герье , В. Ф. Дерюжинского Е. Д. Максимова . Так же из дореволюционных исследователей стоит выделить труды П. И. Георгиевского, В. Ильинского.

В советский период изучением благотворительности не занимались.

Исследование дореволюционного опыта российской филантропической деятельности возрождается в конце 1980 - начале 1990-х гг. Установочных характер носит очерк по истории благотворительности в X - начале XX в. Я. Н. Щапова. Возрождается интерес к данной теме во многом под влиянием западных исследователей, рассматривающих благотворительность в контексте развития гражданского общества, таких как Адель Линденмейер и Джозеф Бредли . Крупными специалистами здесь являются Г. Ульянова , изучающая некоммерческий сектор, А. Туманова исследующая российскую общественность.

Методической основой исследования является анализ фреймов, который был разработан американским социологом Ирвином Гофманом.

Фрейм - это структура ситуации или деятельности каркас человеческих взаимоотношений. Гофман исходит из того, человек анализирует весь проходящий перед его глазами поток событий, каждый раз отвечая для себя на вопрос: «что здесь происходит?». Поэтому фрейм гофмановском понимании - это и матрица возможных событий, и схема интерпретации. Фреймы не заданы жестко они могут трансформироваться, обретая новый смысл через ключи. Ключ - это набор правил, по которым происходят изменения. Любая переключенная или транспонированная деятельность обладает множеством наслоений, по которым можно определить, какие фреймы были изменены.Научная новизна и значимость данного исследования определяется спецификой построения авторской гипотезы в русле рассмотрения того, что современники Общества посещения бедных считали благотворительной деятельностью.

В своем исследовании мы хотим не только выделить фрейм филантропической деятельности членов данного общества, но так же сравнить его существовавшим на тот момент фреймом благотворительности.

Кроме того, согласно нашей гипотезе определенный контекст деятельности присущ определенной группе людей. Другими словами, проанализировав фрейм благотворительности Общества посещения бедных, мы обнаружим характеры и мотивы его членов. Реализация такого подхода позволяет не только лучше понять прошлое, но и дает возможность применить результаты исследования для изучения современности.

Практическая значимость.

Материалы исследования можно использовать в преподавании дисциплин связанных с изучением благотворительности, системы общественного призрения, волонтерского движения, а также формирования гражданского общества. Также материалы работы могут быть применены различными некоммерческими и неполитическими организациями.

Апробация результатов исследования

Положения и выводы диссертационного исследования были представлены и отражены в статье, сданной для публикации в сборник научных работ «CLIO-SCIENCE: Проблемы истории и междисциплинарного синтеза. Сборник научных трудов».

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ИЗУЧЕНИЮ ПОВСЕДНЕВНОГО ОПЫТА: ТЕОРИЯ ФРЕЙМОВ

1.1 Становление теории фреймов и определение фрейма в различных научных дисциплинах

Характерная черта социологических исследований последних десятилетий - это исследование рутинизированных практик человеческой деятельности. При этом акцент изучения ставится не на их содержание, а на контекст, а точнее, как благодаря взаимосвязи действия и того, что его окружает или под ним понимается, изменяется реальность. Одним из таких способов изучения повседневности является анализ фреймов - «нередуцируемых и неконструируемых форм социального взаимодействия».

Теория фреймов, ведущая свое начало от американских исследователей М. Минского, Г. Бейтсона и И. Гофмана, является не целостным теоретическим построением, а представляет собой совокупность концепций по социологии, психологии, когнитивной лингвистики, кибернетики. Все они выстроены вокруг контекстуализации события, действия или сообщения. Термин «фрейм» (англ. frame - рамка, каркас) представлен как обозначение контекста. 2

Бейтсон пытался синтезировать идеи феноменологии и прагматизма с достижениями теоретической логики (теория логических типов Б. Расела), лингвистики (теории лингвистической относительности Уорфа-Сапера) и «когнитивной революции» (исследований коммуникации в лингвистическом ключе). В работе «Теория игры и фантазии» термин «фрейм» служит одновременно для указания на контекстуальность действия и для определения структурных особенностей повседневной коммуникации. Важнейшей из таких особенностей является использование метакоммуникативных и металингивстических сообщений. Бейтсон описывает увиденное им поведение обезьян в зоопарке. Обезьяны как бы «играют в драку». Сама возможность такой игры существует благодаря метасообщениям, которыми обмениваются участники.

Спустя некоторое время после исследования Бейтсона понятие фрейм появляется у Марвина Минского, моделировавшего процессы мышления при создании искусственного интеллекта, и у Ирвина Гофман, применившего фреймы в социологии. Минского нередко называют основоположником фреймового анализа. Он вводит понятие фрейма в теорию искусственного интеллекта и трактует его как статическую информационную структуру - совокупность определенным образом структурированных данных, служащую для репрезентации стереотипных контекстов. В работе «Фреймы для представления знаний» фрейм рассматривается с точки зрения восприятия человеком новых условий реальности и мышления в процессе адаптации к незнакомой ситуации. Фрейм Минского - это информация, на основе которой человек делает прогнозы и соотносит свое поведение. Процесс мышления человека основан на наличии в его памяти большого набора разнообразных фреймов, из которого при необходимости отбирается соответствующий. Фрейм - понятие, которое Ирвин Гофман впервые услышал в 50-х годах на лекции Грегори Бейтсона. В бейтсоновском понимании фрейм относительно независим от контекста сообщения. У фрейма Гофмана появляется новая черта: это одновременно и «матрица возможных событий», которую таковой делает «расстановка ролей», и «схема интерпретации», присутствующая в восприятии. Гофман приходит к следующему:

«Элементы и процессы, которые человек считает значимыми, распознавая поведение, часто действительно тождественны тем, которые манифестируются в самом поведении - почему бы и нет, коль скоро сама общественная жизнь часто организована таким образом, чтобы люди могли ее понимать и действовать в ней. Таким образом, мы принимаем соответствие или изоморфизм восприятия структуре воспринимаемого несмотря на то, что существует множество принципов организации реальности, которые могли бы отражаться, но не отражаются в восприятии. По-скольку в нашем обществе многие находят это утверждение полезным, к ним присоединяюсь и я».

Российский социолог В. С. Вахштайн выделяет два направления в развитии теории фреймов: кибернитико-лингвистическую и социолого- психологическую. Их формирование и развитие происходило в одно и то же, но независимо друг от друга. Несмотря на наличие различных определений «фрейма» в различных дисциплинах, в целом они разделяют ряд фундаментальных допущений. Во-первых, фреймы понимаются большинством исследователей, как некие структуры (в мышлении или обществе), помогающие организовывать знание и угадывать смысл поступающей информации. Во-вторых, фреймы, выполняя эту функцию, производят некий отбор воспринимаемой реальности и делают их более «выпуклыми» таким образом, чтобы находить причину событий, определять проблемы, проводить моральную оценку и предлагать рекомендации для дальнейших действий.

Кроме того, теория фреймов создавалась как альтернатива классическим концепциям XIX - первой половины XX-го века. Так если в классическом, веберовском, социальном анализе в качестве мотивов рациональных поступков принято искать ценности индивида, то в теории фреймов эта концепция усложняется добавлением между ценностью и действием прослойки восприятия ситуации. Считает ли индивид в принципе возможным (когнитивная трактовка теории фреймов) или уместным (микросоциологическая трактовка) реализацию своих ценностей в конкретных ситуациях, определяет именно восприятие ситуации.

Ряд авторов указывают на то, что необходимо разделение фреймов на те, которые создаются уникальными ситуациями, и «привязываются» к ним, и неких универсальных фреймов, проявление которых можно видеть во многих жизненных ситуациях. Первые типы фреймов называют дискурсивными, вторые - культурными фреймами.

Дж. Хертог и А. Маклеод считают, что путь развития фрейм-анализа лежит через создание системы для классификации культурных фреймов. Их изучение «должно генерировать относительно стабильный, широко разделяемый набор культурных фреймов и субфреймов, которые оказываются валидными на протяжении значительного промежутка времени во многих областях».

.2 Анализ фреймов Ирвина Гофмана

«Я исхожу из того, что, оказываясь в какой бы то ни было ситуации, люди всегда задаются вопросом: «Что здесь происходит?». Не имеет значения, ставится ли этот вопрос явно (в случаях замешательства или сомнения) или возникает по умолчанию (в привычных ситуациях), ответ зависит от способа поведения в данной ситуации». Так, отвечая на вопрос «что здесь происходит?», мы используем ту или иную систему фреймов.

И. Гофман отвергает распространенное мнение, что повседневность не подлежит структурированию, поскольку взаимодействие носит стихийный характер. Для него любое социальное взаимодействие происходит по определенным правилам и в определенных рамках - это и есть «организация опыта» по Гофману. Поток социального взаимодействия может быть проанализирован не просто как состоящий из отдельных событий, но и «фреймированный», организованный в доступное изучение структуры. «Структура фрейма», в отличие от «ситуации», устойчива и не подвержена влиянию повседневных событий. Она аналогична правилам синтаксиса.

Обращение Гофмана к метафоре синтаксиса неслучайно. «Структуралистская революция», произошедшая в 60-70х гг. (во многом из- за стремительно развивающихся когнитивных наук), увлекла исследователей коммуникации идеей поиска «мета-кода», некой схемы упорядочивания взаимодействий, существующей независимо от содержания этих взаимодействий. В исследования искусственного интеллекта в тот же период приносит свои плоды идея изучения структур представления информации.

Предисловие к книге Гофмана «Представление себя другим в повседневной жизни». Это его первая книга, написанная в 1965 году. Из нее вышла теория фреймов. «Подход, развиваемый в данной работе, - это подход театрального представления, а следующие из него принципы суть принципы драматургические. В ней рассматриваются способы, какими индивид в самых обычных рабочих ситуациях представляет себя и свою деятельность другим людям, способы, какими он направляет и контролирует формирование у них впечатлений о себе, а также образцы того, что ему можно и что нельзя делать во время представления себя перед ними».

Основной вопрос фрейм-анализа: как определение текущего социального взаимодействия участниками связано с внешними, наблюдаемыми характеристиками взаимодействия? Каждый, совершая целеполагающие действия фреймирует их определенным образом. Это делает взаимодействие непроблематичным. В случае если оно выпадает из собственного фрейма, возникает вопрос: «Что здесь происходит?». Тогда происходящее обычно подвергается коррекции, дабы сделать его вновь понятным. Именно наблюдатель «вырезает» событие, пользуясь некоторой схемой интерпретации, придает ему определенность. Поэтому событие не имеет длительности, так как смысл не может иметь протяженности во времени и пространстве.

Стоит задуматься, как человек различает абсолютно одинаковые физические действия. Люди почти наверняка отличат дружеское приветствие от сигнала водителю такси, или от жеста, отгоняющего насекомых. Эта способность связана с тем, что любое единичное событие является частью целого потока событий, каждый поток составной частью входит в особую систему фреймов.2 За первичными или базовыми системами фреймов не скрывается никакая другая «настоящая» интерпретация - это и есть «настоящая реальность».

Когда человек распознает какое-либо конкретное событие, он вкладывает в свое восприятие одну или несколько систем фреймов или схем интерпретации, которые можно назвать первичными. Без этого события не имели бы никакого смысла.

Первичные системы фреймов различаются степенью своей организации. Одни содержат хорошо разработанную систему правил, тогда как большинство не имеют отчетливо выраженной формы и задают самое общее понимание. Однако это не мешает людям в бесконечном количестве единичных событий находить, воспринимать, «сшивать» вместе смыслом и присваивать наименования фреймам. Похоже, человек слабо осознает внутреннюю структуру фреймов, что не мешает пользоваться ими без каких- либо ограничений.

Все первичные системы фреймов можно разделить на две большие группы: природные и социальные. К первым относятся ненаправленные, бесцельные, неодушевленные, неуправляемые - «чисто физические». Полностью неуправляемые события происходят только благодаря «естественным» факторам, без участия воли и цели.

Социальные фреймы противоположны природным, они обеспечивают фоновое понимание событий, в которых участвуют воля, целеполагание - деятельность, воплощением которой является человек. В такой деятельной силе нет неумолимости природного закона, с ней можно договориться или противостоять. Действие подчиняет того, кто его производит социальной оценке действия, опирающейся на различную мотивацию: эффективность, осторожность, вкус и т. д. Поддерживается постоянный корректирующий контроль, особенно в тех случаях, когда действие кажется искаженным.

Так как люди - это часть материального мира, то практически любое действие человека сопровождается событием из мира природы. Поэтому любой сегмент социально направленного действия можно отдельно интерпретировать на основе природной схемы. Отсюда и двоякое понимание целенаправленных действий. Во-первых, это манипуляция предметами естественного мира в соответствии с возможностями и ограничениями, Так например, в игре в шахматы происходит перемещение фигурок по доске. Во- вторых, происходит действие в специфическом мире, к которым относятся шахматные правила. Человеку легко различить пере-движение фигур и ходы, или неудачный ход, сделанный из-за плохой продуманности комбинаций, от сделанного невпопад, то есть хода, который не соответствует конкретным социальным стандартам выполнения физических действий.

Социолог О. И. Горяинова определяет первичную систему фреймов как культурные инварианты, устойчивые во времени базовые образцы опыта социальной группы. Они «...конституируют центральный элемент культуры... порождают образцы человеческого понимания...». Первичный фрейм соотносим с культурологическим понятием «культурная картина мира», поскольку он упорядочивает опыт группы в течение длительных временных промежутков.

Однако в центре внимания Гофмана оказались не первичные системы фреймов. Его куда больше увлекает способность к трансформации «настоящей реальности» в нечто пародийное, имеющее с той реальностью только внешние черты сходства. Эту трансформацию он называет переключением или транспонированием. Транспонироваться могут материальные объекты, эпизоды деятельности, сообщения и события. При этом транспортируемая деятельность лучше поддается дальнейшей транспонируемости. Гофман делает вполне постмодернистический вывод, что «суверенным бытием» обладает не субстанция, а отношение. «Бесценная авторская акварель, хранимая по соображениям безопасности в папке с репродукциями, оказывается в данном случае лишь репродукцией». Этот вывод разрушает различие между системами первичных и вторичных фреймов.

На основе базовых образцов опыта происходит их трансформация, которая названа вторичной системой фреймов. Механизмом такой трансформации, является «ключ», т.е. набор правил, посредством которых один вид деятельности преобразуется или переключается в другой. «Ключ» (key) - это одно из центральных понятий в теории фреймов. Гофман соотносит его с набором конвенций, посредством которых определенная деятельность, уже осмысленная в какой-либо базовой системе фреймов, трансформируется в иной, с точки зрения участников, вид деятельности. Этот процесс можно назвать переключением или настройкой.

Системы фреймов не фиксированы как алгоритмы восприятия, а всегда находятся в процессе формирования, происходит постоянное «фреймирование» реальности. «Ключи» (keys) и «переключения» (keyings) фреймов - соотнесение воспринимаемого события с его идеальным смысловым образцом. Ключ обозначает тональность межличностного общения, переключения - его транспозиция из одной тональности в другую, а так же настройка распознавания ситуации. Для понимания реального мира нам нужно множество миров, которые мы создаем, используя «ключи». Все многообразие жизненных ситуаций представлено многообразием образцов ситуаций - переключениями.

Гофман оговаривает несколько важных замечаний для переключений. При переключении происходит систематическая транс-формация субъектов, действия, предметов, уже осмысленных в некоторой схеме интерпретации; если нет исходной схемы, то нечего переключать.

Между изображающими драку или играющими в шахматы гораздо больше общего, чем между теми, кто претворяется, что дерется и делает это по-настоящему. Поэтому переключение может лишь слегка трансформировать внешнюю форму деятельности, зато радикально изменит то, что происходит на самом деле. Следовательно, переключение играет принципиальную роль в определении того, что мы принимаем за реальность вообще.

Для переключения первичных систем фреймов Гофман предлагает пять основных ключей: выдумка (make-believe), состязание (contest), церемониал (ceremonial), техническая переналадка (technical redoing) и пересадка (regrounding).

Выдумка - это имитация деятельности, развлечение без практического результата. Выдумывая, люди превращают серьезное в несерьезное, а так же создают вымышленные миры, поэтому формами выдумки являются игровое притворство (игра) и фантазии. Состязания преобразуют опасные, агрессивные виды деятельности в форму игры, где существуют правила «честного» состязания.

Церемониалы - это определенная разновидность социальных ритуалов, к которым относятся венчания, похороны, присвоения титулов и званий. Церемониал происходит по заранее разработанному сценарию. Посредством церемониала свершается событие, которое определяет их последующие отношения с непосредственным окружением и миром. Происходит превращение человека в его будущую «роль».

При технической переналадке некоторые «отрезки» повседневной деятельности, взятые независимо от своего обычного контекста, могут получать выражение в формах, соответствующих утилитарным целям, тем самым они принципиально отличаются от подлинных представлений, где результат не имеет особого значения. К технической переналадке относятся разного рода демонстрации, инсценировки, презентации и выставки.

Пересадка может оставлять деятельность без изменений, при этом кардинально поменяв ее мотивы. Таким образом, понятие «пересадка» зиждется на допущении о том, что одни мотивы удерживают исполнителя в круге обычной деятельности, тогда как другие, особенно устойчивые и институционализированные, выводят его за пределы привычного. Типичным примером пересадки является благотворительность королевских или аристократических особ. Выполняемая деятельность берется вне ее повседневного контекста, что как бы ее отчищает.

Каждое последующее переключение создают как бы наслоения (lamination) одного фрейма на другой, при этом оставляя редуцированную часть предыдущей деятельности. При этом глубинный слой деятельности настолько увлекателен, что может всецело поглотить внимание участника. Кроме того, создаются внешние наслоения, образуют своего рода оболочку фрейма (the rim of the frame), которая маркирует реальный статус данного вида деятельности независимо от сложности ее внутреннего расслоения. У Деятельности, полностью определенной в терминах первичной системы фреймов оболочка полностью совпадает с ядром. А если человек ведет себя несерьезно, то он воспринимает деятельность, независимо от ее многослойности, в игровом ключе.

Итак, согласно логике теории фреймов человек анализирует весь проходящий перед его глазами поток событий, каждый раз отвечая для себя на вопрос: «что здесь происходит?». Ответ не заключается в самом действии, он находится в его контексте, поэтому происходящие событие может интерпретироваться как часть давно прошедшего, и быть неопределенно продолжительным во времени. Причина лежит в двух генеральных схемах интерпретации: природной и социальной, которая предполагает неслучайный характер, наличие воли, разума и цели. Поэтому фрейм гофмановском понимании - это и матрица возможных событий и схема интерпретации. Люди склонны корректировать свою деятельность согласно этой матрице и обрезать реальность (выделять второстепенные и игнорировать не соответствующие) согласно тому, какую схему интерпретации они применяют.

Фреймы могут трансформироваться, обретая новый смысл через ключи. Ключи - это набор правил, по которым происходят изменения. Любая переключенная или транспонированная деятельность обладает множеством наслоений, по которым можно определить, какие фреймы были изменены. Так с помощью фрейм-анализа в нашем исследовании мы сможем определить какие транспонированные виды деятельности стоят за фреймом благотворительности для Общества посещения бедных.

ГЛАВА 2. СТАНОВЛЕНИЕ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ И СИСТЕМЫ ОБЩЕСТВЕННОГО ПРИЗРЕНИЯ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ

2.1 Благотворительность в контексте развития гражданского общества

Проблемы изучения гражданского общества в России напрямую связаны с историей нашей страны. Рубежом начала активного изучения данной темы является конец 1980-х - начало 1990-х гг. Вместе с крушением авторитарного режима и демократизацией общества, исследования, посвященные гражданскому обществу, не только становятся возможными, но и остро-востребованными действительностью.

Вместе с тем исследователи не только не сходятся между собой в оценках сформированности гражданского общества, как в дореволюционной России, так и современной, но и сам термин трактуют по-разному. Ряд авторов понимают под ним, достигшее определенного экономического, социального и культурного уровня индустриальное общество. Тогда уровень развития рыночной экономики, демократических институтов, соблюдения прав человека становится основным показателем существования или отсутствия гражданского общества.

Другие рассматривают гражданское общество в контексте противостояния государству. Наиболее авторитетными представителями в данном направлении считаются политолог Д. Коэн и социолог Э. Арато, которые развивают воззрения немецкого философа Ю. Хабермаса. В работе «Гражданское общество и политическая теория» они определяют гражданское общество как сферу социального взаимодействия, которая находится между экономикой и государством, и состоит из семьи, объединений, социальных движений и различных форм публичной коммуникации. Ядром общества выступают добровольные, неполитические ассоциации: «создание ассоциаций и жизнь в ассоциациях», а самосознание и институционализация - два обязательных условия существования гражданского общества.

Ю. Хабермас также признает за добровольными ассоциациями возможность управлять и действовать самостоятельно в противовес власти, основывающийся на традиции, силе и ритуале. Они служили противопоставлением королевскому абсолютизму и патриархальному укладу и сыграли главенствующую роль в появлении буржуазной публичной сферы, позволяющей людям собираться вместе, обмениваться мнениями, становиться публичными людьми и формировать общественность.2

Философ В. М. Межуев под обществом граждан понимает совместные (коллективные) действия людей в сфере общественной жизни, причем в условиях, когда она перестает быть монополией властных элит - как традиционных, так и современных. Эти действия или поступков, которые носят как стихийный, так и организованный характер, получая в этом случае институциональную форму неправительственных, негосударственных объединений, союзов, ассоциаций, функционирующих по принципам самоорганизации, самоуправления и, как правило, самофинансирования. Непосредственно гражданское общество предстает как сложившаяся независимо от властной вертикали, существующая помимо нее система горизонтальных связей и отношений, охватывающая собой значительную часть населения. 3

Вместе с тем определение Межуева кажется нам недостаточным, так как из него следует, что гражданское общество появляется одновременно с совместными действиями людей в публичной сфере. А уменьшение монополии властных элит требует разъяснения и оценки степени: «насколько эта монополия должна сократиться». Кажется вполне обоснованным подход, объединяющий данное качественное определение с количественным подходом степени развитости демократических институтов: совокупности индивидуальных и групповых воль, механизмов их взаимодействия, площадок, где ведутся переговоры.

В период конца XVIII - начала XX вв. модернизируется социальные, правовые, политическое отношения в России. Складывается гражданская культура со своими атомами - гражданами, интересы, которых совместимы с ассоциациями, в которых они состоят лишь частично. Это подразумевает с их стороны индивидуализм и личную ответственность каждого за все, что делает общество, государство или даже человечество в целом. Личная ответственность влечет за собой совесть, которая базируется на понятиях хорошего или плохого, справедливости решений. Такие люди составляли передовую, образованную часть России, мыслящую категориями общественного блага, воплощающую свою позицию в различных объединениях. Взаимоотношения между членами общества и самим обществом определяются неформальным «социальным договором», исключающим ранее существовавшую гипертрофированную роль государства над гражданином и его частной жизнью, поэтому укореняется мнение, что гражданское общество по определению не зависит от государства, а его самоорганизация происходит автономно в рамках демократических прав и свобод. Вторгаясь в различные сферы жизни дореволюционной России, общественность оспаривала государственную монополию на выражение интересов всего населения.

Необходимо пояснить значение термина «общественность», как более привычное для России XIX века. Историк Б. Н. Миронов трактует его, как образованную и социально активную часть населения, к которой относится дворянство, духовенство и верхи торгово-промышленного класса.2

Синонимами для такой части населения в середине XIX века была «либеральная общественность», «образованное общество», «прогрессивные общественные начинания», а зачастую и общественная сфера или общество в целом. Под общественностью также можно понимать организованную, институционализированную, действия которой не являются эгоистическими, а направлены на развитие всего социума в целом. По мнению большинства ученых «общество составляло несколько процентов населения России», однако «его значимость определялась не столько его численностью, сколько влиянием идейным и духовным, а также материальным».

Несмотря на то, что историки зачастую связывают прогрессивное мировоззрение и проекты реформ с буржуазией, самообразованием, нравственным саморазвитием занимались и либерально настроенные земледельцы, и разночинная интеллигенция, и правительственные чиновники. Некоторые исследователи даже поставили под сомнение само существование буржуазии как единого доминирующего политического и экономического класса.2

К середине XVIII века натурфилософия в основном заменила религиозное миропонимание в Европе светским, механическим и эмпирическим анализом за наблюдаемой природой. Сама природа стала рассматриваться нечто изменчивое. В след за этим естественная философия начала осмысливать по-другому и нравственность, предлагать способы достижения нравственного совершенства через накопление и приумножение знаний. Исключительная роль отводилась эмпирическому методу, добывающему по средствам экспериментов и эмпирических наблюдений знания к природе. Естествознание подразумевало под собой накопление сведений, их классификация и каталогизация. Джоэл Мокир назвал этот процесс «революцией знаний» или «индустриальным Просвещением», целью которого заключалась в применении знаний ради улучшения жизни, прогресса и общественного блага.

Наука стала не просто продуктом, накопления эмпирического знания. Она превратилась в процесс рефлексии общества, над миром в котором оно живет через производство, оценку и обнародование знаний, а это неминуемо вело к развитию коллективных форм занятия научной деятельности. Сначала наука развивалась под патронажем феодальных властей, в лице просвещенных монархов и государственных чиновников, так как те видели в ней средство усиления государства и распространения собственного влияния. Академии, возникшие в период Ренессанса в Италии и расцветшие во Франции в период Раннего Нового времени, то есть XVII-XVIII вв., первоначально материально обеспечивались отдельными лицами, затем им начали оказывать поддержку целые общества.

Постепенно от претензий на объяснения законов природы наука переходит к поиску и объяснению закономерностей в человеческом обществе. От накопления, классификации и каталогизации социума наука стала делать попытки «исправить» его, выстроив на разумных началах, отладить его самоуправление. Доминирование над природой сулило и доминированием над человеком. Использование науки в качестве инструмента корректировки общества сулило экономическую выгоду, но прежде всего решение социальных проблем. К XIX веку среди деятелей просвещения укоренилось мнение, что путем к прогрессу являются массовое образование. Они предполагали, что широкое распространение грамотности среди простого населения зародит в них жажду познания и нравственное самосовершенствование, которое сделает жизнь разумной и облегчит человеческое бремя.

Особенно высоко ценилось выработка таких личных качеств, как распространенные у людей среднего класса трудолюбие, чувство собственного достоинства, независимость, самостоятельность и стремление к самосовершенствованию.

Научные и философские добровольческие общества напрямую никак не угрожали абсолютистскому государственному строю, и во многом их расцвет произошел благодаря дарованным властью привилегиям. В XIX веке монархи сами создавали, опекали и финансировали многие важные проекты, напрямую связанные с научными разработками. В Центральной Европе и в России государство выступало активным партнером частных ассоциаций, желая преобразовать и реформировать общество. Правительственные чиновники входили в научные общества не только в качестве покровителей, но и сами были большими поборниками науки и крупными научными деятелями. Служение государю повышало статус ученого, ровно в той же степени как звание «покровителя науки» и «просвещенного правителя» возвышало самого государя. По замечанию Философа Просвещения Кондорсе: «для частных лиц, жаждавших общественной деятельности под эгидой монарха «занятия наукой могли представлять собой... необозримое поле деятельности и приносили и достаточно пользы и достаточно славы, чтобы наполнить их душу гордостью и удовлетворением.

Прикладная наука, требовала все больших материальных затрат, а также коллективных усилий, которые могли быть обеспечены только за счет государственной поддержки. Кроме того, экспериментальная наука стимулировала коллективные усилия по изучению окружающего мира, оказывая мобилизационную деятельность для человеческих ресурсов. Этим она формировала чувство национальной идентичности и помогала строить империю. Правительство и ученые рассматривали науку и расширение знания как служение на благо государству и патриотическое дело. Члены обществ в своих публикациями доказывали пользу науки для национального прогресса и процветания страны.

В России частные ассоциации, как и институты гражданского общества в целом были плодом противоречивого процесса, начатого в царствование Екатерины Великой (1762-1796), которая, как и ее внук, Александр I (18011825), в руководствовалась идеями французского просвещения. При младшем внуке, Николае I, пережившим восстание декабристов 1825, к любым иностранным идеям вообще и французскому просвещению в частности относились с большим подозрением, как к источнику революций и всякого рода заговоров. Тем не менее, зарегистрированные общества продолжали функционировать, а те, которые занимались продвижением науки и придерживались теории официальной народности, даже процветали.

В 1783 Екатерина II опубликовала перевод книги известного педагога- реформатора Иоганна фон Фелбигера «Обязанности человека и гражданина» в собственной редакции. «Все члены гражданского общества должны стараться изо всех сил ради процветания общества с готовностью помогать верховной власти во всем, что она прикажет, и почитать все ее установления... Если кто-либо из подданных возымеет полезное намерение или предложение, которое могут принести пользу обществу или предотвратить возможный вред, тогда ему следует представить свое предложение верховной власти». С 1783 по 1796 гг. было отпечатано 43 тыс. экземпляров книги, ставшей учебником основанных при Екатерине II школах.

В теории дух служения должен был быть добровольным, а не возникать по желанию начальства. Поэтому появление в 1785 «Жалованной грамоты дворянству» было обосновано именно идеями Просвещения. Екатерина II, как и другие современные ей монархи, сама создавала условия для взаимодействия людей, желая втянуть их в цивилизационный процесс.

Впрочем, первый шаг в направлении был сделан еще ее Мужем, Петром III, который манифестом «О даровании вольности и свободы российскому дворянству» в 1762 году освободил дворян от обязательной службы.

Императрица также своими указами стимулировала создание средства для выражения общественного мнения, частично освобожденного от контроля со стороны государства. 15 января 1783 была разрешена деятельность вольных типографий, просуществовавших 13 лет. И хотя впоследствии они были закрыты, и учреждена предварительная, типографии академии наук и Московского университета остаются.

В екатерининской России возникают несколько типов добровольческих ассоциаций. Часть просвещенной общественности занимаются пропагандой и развитием русского языка, в то время как другой частью становится светское благотворительное общество. Как указывает Адель Линденмейер, такие первопроходцы российской благотворительности как Николай Новиков «писали учебники для начинающих свою деятельность членов русских добровольных ассоциаций». «Границы между официальной и публичной сферами, государством и гражданским обществом были неопределенны и прозрачны», поскольку государственные чиновники сами основывали добровольческие общества или состояли в их органах управления, часть из которых находилась под императорским патронатом.

Российские ассоциации были так или иначе связаны с наукой. Научная деятельность, в особенности применение результатов научных изысканней и распространение их среди населения страны - в этом заключалось главное понимание общественного служения для просвещенных членов обществ. Даже благотворительность стала формой распространения передовых научных знаний, а точнее результатом эволюции филантропической мысли.

Первым добровольческим обществом стало Вольное экономическое общество. Оно было близко к императорскому двору, но не было придатком государственного аппарата.

Общество было открыто, как инициатива просвещенной императрицы и ее сановников. В 1764 году новгородский губернатор Якоб Иоганн Сиверс подал Екатерине II докладную записку о состоянии сельского хозяйства в России, в которой рекомендовал создание частного сельскохозяйственного общества, которое могло бы собирать, передавать и распространять сведения наиболее подходящих для российских условий новых иностранных открытиях в области агрономии.

Екатерина II поддержала инициативу и гарантировала государственную поддержку. Общество получило полуправительственный статус: его члены носили мундиры имперского образца, а само общество бесплатно пользовалось государственной типографией. Гербом ВЭО стало изображение пчел, которые несут мед в улей. Пчелы ассоциировались с нравственными, религиозными и хозяйственными добродетелями - трудолюбием и работой на общую пользу. Надпись на гербе, расположенная рядом с символами сельскохозяйственного труда, урожая и императорского покровительства, гласила: «полезное».

Вольное экономическое общество управлялось на принципах добровольности членства и самоуправления, именно это и делало его вольным. Для надежности устав должен был быть одобрен императрицей, и нет никаких сомнений, что он составлялся с учетом того, что могло быть одобрено, а что нет. В ходе составления устава и правил, члены общества пытались определить границы самоуправления. Устав рассматривался членами обществ как малая конституция, правила которой они чтили и всячески защищали.

Значение Екатерины Великой заключается в том, что она создает прецедент плюралистического общества, сокращает значение двора, как единственного центра культурной жизни и создает условия наступления «золотого века русской интеллектуальной жизни».

Обязанности человека и гражданина не только учили послушанию властям, но воспитывали в гражданах чувство долга по отношению к другим людям: «Поскольку жизнь трудна, люди не могут позволить себе обходиться без помощи других, не видят в этом ни необходимости, ни преимуществ. И когда только возможно, мы должны поворачиваться к людям лицом и помогать им, и таким образом, добиваться благосостояния вместе».2

Отношение к добровольческим обществам начинает меняться при следующем императоре, Павле I. В 1797 император Павел I запретил употреблять слова общество и гражданин. И хотя Александр в начале своего правления был благожелательно настроен по отношению к частным ассоциациям, после 1815, как считает М. Раев, император поворачивается в сторону политики «запретов и преследования эффективных гражданских организаций... Общественные вопросы были объявлены вне компетенции частных лиц, то есть стали исключительной монополией государства».

В 1822 накануне мятежа в Семеновском полку, император издал указ о закрытии масонских лож, запрете тайных обществ и любых нелегальных (не имеющие устава), организаций и повелел всем благотворительным обществам представить свои уставы для проверки и одобрения. В 1825 циркуляр адмирала Шишкова, министра духовных дел и народного просвещения, предписывал всем научным обществом представить отчеты об их работе с момента учреждения и предоставлять их впредь. А. С. Шишков был инициатором принятия цензурного устава, прозванного чугунным, считал, что Россия слишком далеко зашла в подражании Западу, тогда как следовало больше заботиться о собственной душе.

Долгое тридцатилетнее правление младшего брата Александра, Николая I традиционно считается временем подавления гражданского общества, реакции, консерватизма, формализма и бюрократизма. Часто такое поведение Николая Павловича приписывают обстоятельствам, сопровождающим императора при восшествии на престол. Но еще В. О. Ключесвский убедительно доказывал, что царствование Николая было бы таким же и без восстания декабристов и вполне соответствовало последнему десятилетию правления Александра. Скорее, реакционные силы, укрепившиеся во второй половине царствования Александра I, желали еще больше отвести Россию от революций.

По мнению А. И. Герцена правление Николая не было однозначным, а состояло из сменяемых этапов реакции и относительной либерализации. Ужесточения в основном следовали следом за европейскими волнениями в 1830, 1842 1848 годах. В предреволюционный 1847 в отчетах III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии говорится о заметном возбуждении в обществе, критике в адрес правительства. Реакция 1848 года стала последней и самой тяжелой для гражданского общества, и была отменена уже только после смерти Николая, во времена Великих реформ Александра II. Под подозрение попали даже благотворительные общества, открытие новых подобных ассоциаций было запрещено, а старые были присоединены к полугосударственным Ведомству Императрицы Марии Федоровны и Человеколюбивому обществу. Чуть позже был добавлен запрет для армейских чинов состоять в каком-либо обществе, в том числе и благотворительном.

Говоря об отношении Николая I и общественности, нельзя не упомянуть о прессе и стеснительном положении свободы слова и мысли. 10 июня 1826 года был принят устав, в народе прозванный чугунным. Устав исправлял прежнюю «недостаточность руководящих правил» и контролировал три сферы жизни: правовую, общественное мнение, науку и воспитание. И хотя вскоре устав был заменен на более умеренный, само цензурирование осталось, а подконтрольность печати выдвинула новый тип государственного чиновника Российской империи: цензора, человека, который лично был ответственен за все, что пропустил, а потому стремился больше запретить, чем пропустить. Деятельность журналов и газет могла быть в любой момент приостановлена, что означало финансовый крах для коммерческого издания. Были запрещены многие авторитетные журналы, например, выпустивший одно из знаменитых «Философских писем» Чаадаева, «Телескоп». Цензора, пропустившего его в печать, сняли с должности, а редактора отправили в Усть-Сысольск. После этого случая к каждому журналу было представлено по два дополнительных государственных чиновника. Опасения закрытия приводили к внутренней самоцензуре, что не могло не сказаться на качестве материала.

С 1836 г. было также запрещено открытие новых изданий, и лицам, желавшим заняться литературным бизнесом, не оставалось ничего, как выкупать уже имеющийся. Кроме непосредственно Цензурного комитета выявлением вредных мыслей в книгах и журналах занималось III отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, а ряд других ведомств так же проводил предварительный просмотр публикаций их профиля. Картину дополнял образ императора как верховного цензора, который тщательно следил за всем, что выходит в общество (чего стоит только редактирование Николаем I произведений Пушкина).

Но и при Николае Павловиче политика правительства не была однозначной, даже реакционер Шишков основал свою ассоциацию -

Общество любителей русской словесности, для распространения идеи национальной гордости и патриотизма.

Итак, в России не существовало законов об ассоциациях. Правила, регламентирующие добровольческие общества, были регламентированы в Уставе полицейском (Уставе благочестия) 1782, в котором проводилось различие между обществами легальными и тайными, которые были запрещены. Ни одно общество не могло быть основано без предварительного разрешения администрации. При этом каждому обществу, цели и деятельность которого были одобрены правительством, предоставлялись гарантии помощи и покровительства. Историк Николай Ануфриев в исследовании правительственной регламентации деятельности добровольческих обществ использует понятие концессионной системы - прием, при помощи которого абсолютные монархи, особенно русские, поощряли частных лиц для занятия торговлей, обеспечивая им различные привилегии. Наличие устава обеспечивало ассоциация легальный статус. В каждом отдельном случае устав одобрялся властями, а часто лично царем. В отличие от ассоциаций для коммерции, деятельность которых регулировалась гражданским или коммерческим правом, русские ассоциации частных лиц регулировались административным или полицейским правом.

Развитие гражданского общества возможно только при условии существования системы права. Государство является правовым, если сформулированы юридические законы, в которых закреплены основные гражданские и политические права человека. Именно гражданские права делают людей независимыми от государственной власти, политические - источником власти. Екатерина II начинает процесс по развитию прав граждан. Жалованные грамоты городам и дворянству сделали этот процесс необратимым, и приемникам Екатерины не оставалось ничего другого, как и дальше развивать правовую регламентацию отношений государства и общества.

Российское гражданское общество и добровольческие благотворительные организации как его часть, во многом были детищем государства, хотя государство по отношению к обществу проводило неопределенную и непоследовательную политику. Правительство с самого начала балансировало между патернализмом с одной стороны, и подавлением - с другой, не видя возможности ни запретить частную инициативу, ни «развязать ей руки». Государство хотело от общества помощи в модернизации страны, а с другой стороны стремилось не допустить, побочных политических последствий.

Сложные взаимоотношения общественности и государства не были противостоянием, они были сотрудничеством, но сотрудничеством, которое не может избежать конфликта, так как общество все время подталкивало медлительное государство. Тем не менее, запрещая, ставя палки в колеса общественности, государство все же шло не противоположным курсом, а по пунктиру, намеченному общественностью. Само общество не переставало сотрудничать с государством, постоянно подстраиваясь под новые правила игры. В своей внутренней жизни добровольные общества были частными. Однако, преследуя избранные цели, они неизбежно вступали в сферу общественной жизни, которую государство считало целиком своей. Члены обществ прекрасно осознавали, что публичные дискуссии на тему важных общественных и особенно патриотических задач вполне можно осуществить в условиях самодержавной власти. Добровольческие общества стали, таким образом, решающем фактором в долгом и постепенном процессе освобождении народа из-под патерналистской опеки государства.

2.2 Исторические аспекты формирования феномена российской благотворительности

Человеческая история всегда была и остается историей соперничества и взаимопомощи. Взаимопомощь существовала во времена речных цивилизаций и в догосударственный период. Помощь нуждающимся - один из механизмов, помогающий выжить группе биологических особей там, где поодиночке шансы на выживание меньше, который достался человеку «по наследству» от более примитивных форм. Кажется, сама природа толкнула людей на путь поддержки друг друга. «Избегайте состязания! Оно всегда вредно для вида, и у вас имеется множество средств избежать его!... А потому объединяйтесь - практикуйте взаимную помощь! Она представляет самое верное средство для обеспечения наибольшей безопасности, как для каждого в отдельности, так и для всех вместе; она является лучшей гарантией для существования и прогресса физического, умственного и нравственного. Вот чему учит нас Природа; и этому голосу Природы вняли все те животные, которые достигли наивысшего положения в своих соответствующих классах. Этому же велению Природы подчинился человек - самый первобытный человек, - и лишь вследствие этого он достиг того положения, которое мы занимаем теперь».

Впоследствии, вместе с усложнением жизни, усложнялись и ее частные аспекты: взаимопомощь приобрела более абстрактный характер, приобрела такие культурные формы, как филантропия, благотворительность, меценатство, оказание волонтерских услуг. Тем не менее с усложнением она не потеряла своей первоначальной природы, у благотворительности, как у любого дарения всегда две стороны: дарить и возвращать назад.

Феномену дара посвящена отдельная дисциплина - экономическая антропология, которая изучает стереотипы безвозмездного дарения, разного рода помощи в индустриально развитых странах. Предметом анализа здесь является не столько деятельность организаций и волонтеров, сколько желания и мотивации большого количества людей осуществлять бескорыстную помощь.

На рубеже 1980-х - начала 1990-х годов были опубликованы многочисленные работы антропологов, посвященные дару, его месту в функционировании общества. Большое влияние оказала работа А. Вайнер о жителях Тробрианских островов. Человек, участвуя в процессе разного рода обрядов, отдает, не задумываясь, вернется ему это и в каком виде. Подарки - это в первую очередь способ общения, проявление внимания и выказывание солидарности друг с другом. Эта сторона дара хорошо видна в так называемых бессмысленных дарах. В монографии «Неотчуждаемая собственность: парадокс одновременного владения и дарения» А. Вайнер утверждает, что дары не обязательно предполагают отношение ты мне - я тебе. Она полагает, что обосновывает реципрокосность (взаимность, взаимный обмен) не ее отчужденность, а наоборот «желание сохранить что- то, выведенное из процессов обмена. Это что-то есть собственность, которая свидетельствует об идентичности индивида или группы, и этим утверждается различие между людьми и группами. Так собственник неотчуждаемого устанавливает различия, он привлекает другие виды богатства».

«Неотчуждаемая собственность достигает абсолютной ценности, так как составлена субъективно и отделена от обмениваемых ценностей или абстрактной ценности денег». Эти мысли схожи с идеями М. Мосса, который считается основателем экономики дара. «К счастью не все еще вещи оцениваются исключительно в понятиях купли-продажи. Вещи обладают еще чувственной ценностью помимо продажной, если только вообще в них может существовать продажная стоимость сама по себе». Другими словами ценность данный подарок имеет только для данной группы или индивида, поскольку исходит из его традиций, обычаев истории. Происходит не передача дара как такового, а передача, сохранение, утверждение ценностей данной группы. Всеобщее безвозмездное дарение приводит к универсализации ценностей в социуме. Таким образом, бескорыстное дарение представляет интересную научную проблему, актуальную как для традиционных, так и индустриальных современных обществ.

Как было показано выше, благотворительность в той или иной форме существовала в любом обществе на любой стадии его развития. На Руси помощь нуждающимся присутствовала и до принятия христианства в качестве государственной религии. Еще в дохристианскую эпоху, жертва, приносимая божествам, не являлась видом обмена вещей. Человек ожидал не материального вознаграждения, а божественного покровительства - одобрения со стороны высших сил. Эта жертва легко трансформировалась благотворительность - безвозмездное дарение другому человеку, за что даритель получал одобрение от бога и чувство морального удовлетворения. С распространением христианства благотворительность становится одной из основных нравственных обязанностей русского человека. Русь вместе с религией импортировала и устоявшиеся в Византии готовые формы деятельности. Глагол «благотворить» в древнерусской форме «благотворити» и производные от него пришли в русский язык как калька с древнегреческого в процессе восприятия христианской религии и византийской литературы. Эти и производные от них слова можно найти в ряде литературных памятников XI века, которые являются переводами с греческого./ С. 12-13

Европе и на Руси в эпоху раннего Средневековья монастыри были типичными благотворительными учреждениями. Они владели обширными землями, разного рода имуществом и средствами, полученными за аренду. Кроме того, частные лица жертвовали или завещали церкви большие суммы денег. Часть средств уходила для помощи нуждающимся: «нищих кормление и чад мног, странным прилежание, сиротам и убогим промышление, вдовам пособие, девицам потребы, обидным заступаение, внапастея вспоможенье, в пожаре и потопе, пленным искупленье, в гладе прекормление, в худобе умирая покровы и гробы». Причиной столь тяжкого положения множества людей чаще всего были княжеские усобицы, природные форс-мажоры: смерчи, морозы, нашествия саранчи и др., а также просто малоурожайные годы.

Кроме того, монахи должны были подчиняться церковному уставу, что до некоторой степени служило гарантией, позволяющей воплощать в жизнь благочестивые замыслы благотворителей. Согласно уставу 996 г., забота о нуждающихся возлагалось на духовенство: «бабы, вдовицы, задушние человецы, прикладницы, странницы, нищие, монастыри и бани их, и врачи их, больницы и врачи их, пустынницы, станноприимницы, и кто святая одеяния иноческая свержет, те все древнему Уставу Святых Апостол и Святых отец и Благочестивых, Православных Царей Святым церквам даны Патриарху, или Митрополиту или епископу, в коемждо аще пределе будут, да ведает их той и управу дает и разсуждает». Таким образом, церковь стала первым оформленным институтом, а не частным лицом, способным исполнить волю завещателя.

Дореволюционный исследователь права И. Андреевский считал, что благотворительность основывалась на традициях, глубоко укоренившихся в обществе: В первую очередь, в появившемся вместе с принятием христианства обычае князей выделять церкви десятую часть доходов. Вместе с ним развивался, особенно в период монгольского ига, обычай других частных лиц завещать церкви свое имущество на помин души; Не последнюю роль играли традиции содержания нищих при монастырях, обычае гостеприимства и подаяния беднякам, свойственным для русского человека.

Летописи свидетельствуют, что самый большой пример для нищелюбия подавали сами князья. Лавреньтевская летопись повествует, что празднуя победу над печенегами Владимир Святой, "створи праздник велик, варя триста проваръ меду, и съзываше боляры своя и посадникы старейшины по всем градом и люди многы, и роздая убогым триста гривен, и праздновав осмь дней". Для тех, кто в следствии немощи или болезни не был в состоянии самостоятельно добраться до княжеского двора, Владимир повелел на телеги погрузить «хлебы, мяса, рыбы, овощь розноличный мед в бчелках, в других квас, возити по городу въпрощающим: кде болинии, и нищь, не могли ходити? Тем раздаяху на потребу».

Иван Грозный первым попытался систематизировать казуальный характер помощи, дать приют всем нуждающимся. Стоглав 1551 года стал площадкой для дискуссии, возбужденной царем. Проблеме призрения над нищими посвящены 9, 10, 12, 13 вопросы царя. На церковном соборе он вопрошает: «Милостыня и корм годовой, и хлеб, и соль, и деньги, и одежа по богадельным избам по всем городом дают из нашие казны. А христолюбцы милостыню дают же, а вкупаются у прикащиков мужики с женами мало больных, а нищие и клосные, и гнилые, и престаревшиися в убожестве глад и мраз, и зной, и наготу и всякую скорбь терпят, и не имеют, где главы подклонити, - по миру скитаются. Везде их гнушаются. От глада и от мраза в недозоре умирают и без покания и без причастия, никим небрегомы. На ком тот грех взыщется? И о тех, что промыслити православным царем и князем и святителем, достоит о них промыслити. » Будучи русским царем, Иван не может не чувствовать своей ответственности перед народом. За нищих с него будет спрошено, когда настанет время предстать перед тем, кто вручил ему власть земную. Но не только боязнью перед богом можно объяснить желание Ивана IV решить проблему с бедными. Россия становится крупной державой на международной арене, и участившиеся связи с другими странами наличие иностранцев заставляют царя устыдиться собственной страны. «Иноземцы ся тому дивят».

Стоглавый собор признавал заботу о бедных не только делом церкви, но и общественным, так как общество должно доставлять средства на него и в лице выборных целовальников, вместе со священником, заведовать ими. Забота о тех, кто мог самостоятельно передвигаться, была возложена на боголюбцев «своего ради спасения». Стоглав делает благотворительность прямой духовных обязанностью для каждого человека, если только он не язычник.

Были также сделаны первые попытки отделить по-настоящему нуждающихся от тех, кто может существовать за свой собственный счет. В Судебнике 1550 говорится, что торговым людям городским нельзя жить при монастырях, " а на монастырях жити нищим, которые питаются от Церкви Божьей милостынею".

Процесс систематизации призрения со стороны государства продолжилась при Алексее Михайловиче. Согласно Уложению 1649 года введен специальный налог на выкуп пленных, хотя как справедливо замечает правовед А.Н. Афанасьева, выкуп пленных скорее относится не к благотворительности, а к области военного права.4 Кормчая книга включала как церковные правила, так и некоторые гражданские законы, находящиеся в церковном управлении. К ним относится общее призрение, в котором особое место отводится заботе о вдовах и сиротах, для чего был основан особый Приказ строения богаделен.

Параллельно с формированием государственного призрения происходил процесс кристаллизации частной помощи нуждающимся. Духовные основы благотворительности как важнейшей формы православного благочестия сформировались еще в Древней Руси, но только на рубеже Нового времени (в конце XVI - XVII вв.) они были окончательно ««кодифицированы» в виде некоего перечня праведных поступков со ссылками на предания и сочинения греческих богословов. Этот процесс, по всей видимости, связан с представлением стремлением позднего Средневековья к универсальности и энциклопедичности знания, к количественному выражению, как показателю убедительности.

Главным источником знаний о нормах благочестивого поведения в период начала Нового времени являются синодики - особая книга, куда записывались имена умерших поминания усопших за упокой в церкви. Они стали завершением мысли о важности христианской благотворительности для попадания души в рай. XVII в. был временем наибольшего распространения синодиков.2 Большинство синодиков, кроме имен, содержали краткие записи вкладов или завещание на «благое деяние», за которое следовало поминать человека. Сумма не была указана, а имена благотворителей шли в одном списке, хотя и сортировались согласно социальной иерархии, что уравнивало всех в глазах церкви земной и небесной.

Синидики также содержали предисловие в виде притч и иллюстраций к ним. Одной из самых распространенных была притча о новгородце Щиле и Шиле. По преданию Шил был посадником и занимался ростовщичеством. Мысль о том, что богатство скоплено неправедным путем, вызывает у него угрызения совести, и Шил решает построить монастырь во имя Покрова

Богородицы. Но местный архиепископ отказывается освещать монастырский храм и накладывает на посадника епитимью: Шил должен отпеть себя заживо в новом храме. Во время отпевания гроб с телом проваливается в преисподнюю и возвращается только после сорокоуста - заказного поминания за упокой, в сорока церквях Новгорода. Сын же посадника должен раздать отцовское имущество в виде милостыни нуждающимся.

Таким образом, подача милостыни или благотворительность становится практически гарантированным способом отпущения грехов и дальнейшего вечного пребывания в раю, ибо «дающий нищему - Христу подает» (синодик-притча «О пользе милостыни»). Поэтому нравственные правила указывали для лиц имущих не только давать нищим, но так же тем, кто в силу своего положения, например монахи, не мог иметь собственного состояния. Из собранных таким образом денег, монах сам давал милостыню нуждающимся. Так же поступала и церковь, выделяя на эти цели из частных и государственных пожертвований.

Схожую функцию выполняла и вкладная книга. Примечательно, что из церковного обихода эти источники исчезают одновременно (к концу XVIII века) - что может послужить косвенным доказательством изменения взгляда на задачи массовой благотворительности. Милостыня из подаяния Христу становится подаянием конкретному лицу или заведению, а «Милостники Божии» становятся добрыми, сострадательными людьми.

Немалую роль в десакрализации милостыни сыграл Петр I, вводя строгие полицейские меры, хотя процесс был начат еще в конце XVII века, при его брате Федоре. Федор Алексеевич издал указ, в котором предлагалось отделять истинных нищих от «притворных и последних наказывать, чтоб впредь по улицам бродящих и лежащих нищих не было». Истинные нищие получали в богадельнях при монастырях через общественные работы. Государство вводило новый принцип, по которому роль его в деле заботы о бедных определялась в первую очередь требованиями порядка, безопасности и общественного благоустройства. Так же был указан источник финансирования. Нищенская среда стала восприниматься как рассадник преступлений и болезней. При этом указы принимались с оглядкой на иностранцев, которые крайне удивлялись тому, что в России нищим и больным разрешено лежать на улице.

Позже синодальная церковь продолжила дело десакрализации благотворительности. Обер-прокурор синода И. И. Милиссино в своем проекте реформ церковной жизни предлагал «совершенно отменить поминовения усопших». Таким образом, конец XVII в., а частично уже и XVI в., государством меняет взгляд на задачи благотворительной работы. Указы 1551 и 1682 гг. содержали идею перехода от частной благотворительности частным лицам к идее общественного призрения, как отрасли государственного управления, основывавшейся на разборчивом отношении к нищим и содержании их в заведениях закрытого типа. Термины «благотворительность» и «общественное призрение» различались в первую очередь субъектами, оказывающими помощь. Когда она оказывалась частными лицами или общественными организациями, то можно говорить о благотворительности; общественное презрение оказывалось государством для помощи нуждающимся подданным.

При Петре борьба с нищенством переросла в борьбу с нищими. Их надлежало «отсортировать»: дряхлые и увечные воинские чины, престарелые и «здравия весьма лишенные», «кормикормитися собой немогущие», незаконорожденные младенцы и сироты, их надлежало поместить в закрытые приюты при монастырях, а « кроме богаделен, ни где бы нищие не шатались» трудоспособные же отправлялись на принудительные работы. Запрещено было просить милостыню по церквям. Пойманных на нищенстве вторично били «нещадно батожьем» на площади и ссылали на каторгу, женщин и детей отправляли на принудительную работу на мануфактуру.

Благотворительность допускалась, только как часть государственного призрения. 16 января 1721 в Регламенте главного магистрата предписывалось призревать полиции «сирых, убогих, больных, и увеченых и.. самых престарелых обоего пола», защищать вдовиц и сирых: надзирать за смирительными домами и госпиталями. Средства же для устройства госпиталей и детских приютов изыскивать не из казны, следуя западному опыту, а от людей зажиточных: «И такие домы (госпитали) построить Магистрам земским иждевением впредь со временем, сысква к тому, також и на пропитание оных людей средства... понеже и в других Госудаствах такие домы не токмо больших, но везде и малых городах обретаются, и имеют первое свое начало от подаяния таких людей, которые во имении суть свободны, к чему уставы и регулы (всякой город и землю) обязуют, а именно должны собственных убогих снабдить».

Указ 12 декабря 1721 предписывалось "выдаче из жалования у всяких чинов людей, кроме солдат, по одной копейке с рубля на содержание госпиталей и довольствия больных"; Этот указ стал первым общероссийским налогом на содержание благотворительных заведений.

Менялась не только государственная политика в отношении благотворительности, менялась сама этика. Заметную роль в изменении взгляда на слепую помощь и на самих нищих, как людей живущих вне труда, а значит вне своего божественного предназначения, сыграли протестанты и успехи новых капиталистических стран. Именно в этих странах черпали свое вдохновении такие реформаторы, как Петр Великий. Как и протестанты люди новых взглядов по-новому смотрели на старый источник, черпая вдохновение в Библии. Ссылки на Евангелие делало их взгляды легитимными в глазах общества: «повелевает нам Бог от пота лица нашего сиесть от промыслов праведных и различных трудов ясти хлеб» ; «И запрещает Бог, да праздный человек ниже яст». В тексте Регламента Духовной коллегии 1721 впервые подвергнут критике древнейший обычай подачи милостыни нуждающемуся, без выяснения причины побирается ли он от праздности или по несчастью. Таким образом, благотворитель, подавшей нищему, больше не спасал свою душу, а наоборот множил грех.

В послепетровский период значительных изменений в сфере призрения бедных не наблюдалось. При Анне Иоановне лишь увеличилось количество устроенных богаделен, а при Елизавете Петровне, которая находила их обременительными для казны, количество их опять сократилось. При ней продолжают издаваться указы, запрещающие нищенство. Характерной является история, послужившая поводом для выхода подобного указа от 13 апреля 1758. Императрица во время прогулки прямо территории дворца увидела нищенку «у коей все лицо в ранах изрыто и смотреть весьма противно». Елизавета Петровна повелела «таким увечным и гнусным отнюдь не допускать здесь в резиденции таскаться», построить закрытую богадельню на Васильевском острове «только не на больших улицах и в таком месте, где бы знатного проезда не было».

Итак, Первая четверть XVIII века стала переходным периодом от неорганизованной частной благотворительности, к созданию заведений общественного призрения по единому плану и регламенту. При этом сам Петр не рабочую систему государственных заведений, не найдя для этого достаточных средств, своими указами он лишь наметил политический курс в деле призрения. Более значительным достижением Петра является сдвиг в понимании задач благотворительности, наметился переход к прагматичности: важен становится результат помощи, а не сам акт, который больше не спасал душу.

.3 Развитие системы общественного призрения в Российской империи

В последней четверти XVIII в. - времени «просвещенного абсолютизма» воззрения на благотворительность делают очередной поворот: отношения к нищенству становятся более гуманными. Как и в предыдущий раз изменения происходят под сильным влиянием идей запада. Просвещение проповедует гуманизм, который учит видеть в человека во всех людях. Нищих стали считать скорее жертвами обстоятельств, чем закоренелыми преступниками.

Ко времени правления Екатерины II относится создание системы приказов общественного призрения. На основании «Учреждения о губерниях» 1775 г. образованные на территории каждой губернии приказы был возложен обширный перечень задач. Им было поручено устройство, а в дальнейшем попечение и надзор, народных школ, сиротских домов (для призрения и воспитания сирот обоего пола, оставшихся в результате потери родителей без пропитания), госпиталей, богаделен (в них содержались убогие, увечные и престарелые мужчины и женщины), домов для неизлечимо больных, работных домов (призваны были дать работу, пропитание и кров трудоспособным неимущим), смирительных домов (для сумасшедших). На их содержание каждая губерния должна была выделить 15 тыс. рублей из своих доходов. Приказы общественного призрения почти на сто лет, до введения «Положения о земских учреждениях» 1864 г., стали главным органом государственного попечительства в Российской империи, а в губерниях где не была проведена земская реформа, просуществовали до советского времени.

Приказы общественного призрения были бюрократическими организациями. Они состояли из двух заседателей от верховного земского суда, двух от губернского магистрата и двух от верхней расправы под руководством губернатора. Эти чиновники в силу наличия других занятий слабо представляли (а часто и не желали вникать) в чем состоит суть дела общественного презрения. Свою службу в этих приказах они рассматривали как занятие вынужденное и второстепенное. Эффективности приказов не способствовало и то, что согласно статье 393 «Учреждения о губерниях» приказы заседали с 8 января до страстной недели, то есть неполные три месяца. Сказывался как недостаток государственных средств, так и второстепенность вопроса в глазах власти.

На низкую эффективность системы приказов указывали еще дореволюционные исследователи благотворительности. Андреевский так объяснял неудовлетворительные результаты их работы: «В самом зародыше приказ носил начала формализма и бездействия». Безличное,

Бюрократически-формальное отношение чиновников к такому делу как благотворительность было увековечено Н. В. Гоголем в комедии ревизор, а имя Артемия Филипповича Земляники, попечителя богоугодных заведений, стало нарицательным для обозначения работников государственного призрения: «...чем ближе к натуре, тем лучше, - лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет».

Недостатки организации приказов, а так же нехватка средств заставили власть в конце XVIII привлечь к решению проблемы помощи нуждающимся частных лиц. Возникла идея соединения действий государства, сословных и общественных групп, частной благотворительности под патронажем власти. Эти элементы и составляли систему общественного призрения до начала советского периода. Утверждалась она постепенно, первые шаги в этом направлении были сделаны уже при царствовании внука Екатерины II, Александре I. При нем начали действовать целый ряд благотворительных организаций, получивших общее правовое оформление и название «учреждений на особых основаниях управляемых». На их появление и дальнейшее развитие во все время существования сильное воздействие оказывал передовой европейский опыт. Для Европы XIX века, как было сказано выше, патернализм со стороны государства был нормальным явлением, а общественность могла действовать только в сферах и в формах дозволенных монаршей властью.

Созданные на новых принципах, благотворительные учреждения XIX в. представляли собой отдельную от Приказов общественного призрения организацию. Их специфичность обусловливалась комплексностью их правового статуса: учреждения не подчинялись никакому министерству, являлись полугосударственными-полуобщественными независимыми благотворительными ведомствами. Старейшей благотворительной организацией подобного вида было особое благотворительное придворное ведомство, созданное Марией Федоровной, супругой Павла I в 1797 г, куда вошли учрежденные Екатериной II Воспитательные дома для детей сирот.. Указом Николая I от 25 октября 1828 г. данные заведения получили название «Ведомство учреждений Императрицы Марии» (ВУИМ), которые согласно духу николаевского времени вошли в состав основанного 26 октября 1828 г. IV Отделения Собственной его императорского величества канцелярии. В октябре 1854 г. данная структура вновь была переименована в «Ведомство учреждений Императрицы Марии, состоящих под покровительством их императорских величеств».

Организации ВУИМ управлялись и контролировались лицами из числа выбранных деятелей и существовали за счет личных средств императрицы, государственных субсидий и частных пожертвований. Помощь оказывалась в виде нуждающимся пропитания, проживания, обучения, денежного пособия. После Марии Федоровны ведомство возглавляли последовательно жены действующих императоров: Александра Федоровна (при Николае I), Мария Александровна (при Александре II). При Александре III и Николае II ВУИМ управлялся Марией Федоровной, что отчасти объясняет желание Николая создать дополнительное ведомство для супруги, Александры Федоровны.

В 1802 г. в Санкт-Петербурге было образовано другое полуобщественное ведомство, Императорское человеколюбивое общество (ИЧО). Первоначально оно именовалось Филантропическим и было переименовано в 1816 году. Тогда же Общество получило стройную организацию и статус центрального установления по призрению бедных.Ежегодно казной субсидировалось 100 тыс. рублей, которые вместе взносами почетных членов и членов-благотворителей составляли бюджет Общества.

ИЧО действовало на всей территории Российской империи, как в городской, так и сельской местности. Это был конгломерат различных попечительных комитетов, филантропических обществ, заведений, которые занимались воспитанием и обучением детей-сирот и бедных родителей; призрением старых, увечных, неизлечимых и разного рода нетрудоспособных; оказанием медицинской помощи и предоставляя временное помещение, пищу и денежными пособиями. Учреждения ИЧО должны были предоставлять в совет ежегодный отчет о своей деятельности и направлять ежемесячные финансовые ведомости. По мнению исследователя благотворительности Г. Уляновой, для Общества была характерна высокая централизация и регламентация деятельности, что ослабляло общественное начало и отрицательно сказывалось на организации дела в целом.Современники относили к ИЧО и ВУИМ скорее как государственным предприятиям, находя их дух слишком казенным и бюрократическим.

К правлению императора Александра относилось и образование ряда частных благотворительных заведений, как в столицах, так и в провинции. В 1803 г. граф Н.П. Шереметев основал в Москве Странноприимный дом на 100 человек и при нем больницу на 50 коек. В 1806 г. орловский помещик Лутовинов организовал в Мценском уезде Орловской губернии больницу для бедных с аптекой и лабораторией. Император поначалу относился к подобным начинаниям благосклонно, однако во второй половине его царствования происходит ужесточение контроля как над всей общественной жизнью в целом, так и над общественной и частной благотворительностью в частности. Указ 1816 г. «О непринятии от порочных людей пожертвования и о не награждении их за оные» требовал от благотворителя предоставления справки от полиции, удостоверяющей в том, что он не состоял под судом и следствием. Другой мерой, ограничивающей создание частных благотворительных заведений, являлось требование в наличии достаточного количества средств для открытия и содержания подобного учреждения. Несовершенное законодательство и чрезмерное регулирование со стороны императорской власти также мешали активации общественным начинаниям в области филантропии: благотворительные общества хотя и состояли в ведении Министерства внутренних дел, но учреждались только с высочайшего соизволения императора. Таким образом, преуспеть в данном начинании могли только обеспеченные люди, а пристальное внимание императора само по себе увеличивало ответственность, которую не каждый состоятельный, благочестивый человек готов был взять.

Младший брат Александра I, Николай I, еще больше ужесточил политику в отношении добровольческих обществ и, хотя ряд исследователей считают, что гражданская инициатива продолжила развитие, период правления Николая можно признать самым тяжелым временем за весь XIX век для частной благотворительности. Очередное ужесточение в отношении добровольных ассоциаций связано с всеобщей революционной атмосферой в Европе в 1848 и февральской революцией во Франции в частности. Но не события из-за границы обеспокоили подозрительного правителя, отчеты третьего отделения Собственного Его Императорского Величия канцелярии говорили о возбуждении в обществе во второй половине 1840-х годов, замечается критика в адрес правительства. А. Линденмайер указывает на наложенный Николаем I в марте 1848 г. запрет на создание благотворительных обществ, который был отменен только после смерти императора, в 1859 г. Перспективу имели лишь государственные учреждения. В такой обстановке Николай I запрещает даже благотворительность, разрешив помощь нуждающимся только «личными подаяниями, либо через посредничество Приказов общественного призрения». Добровольные ассоциации он делает частью государственной системы призрения, заставляя подчиняться частную инициативу бюрократическому духу Императорского человеколюбивого общества или Ведомств императрицы Марии Федоровны.

Тем не менее в 1830-е годы в столицах была образована новая разновидность благотворительных учреждений - Комитеты для разбора и призрения просящих милостыни («комитеты о нищих»). Эти учреждения были результатом пересадки передовой европейской мысли в области презрения на русскую почву. Комитеты, как и другие получастные ведомства, совмещали в себе добровольные и частные начала, что и стало определяющим в характере учреждений. В комитетах работали представители различных сословий (состояний): дворяне, купцы, духовные лица, известные своей филантропической деятельностью. Капиталы ведомства формировались из субсидий Императорского человеколюбивого общества, частных пожертвований, кружечных сборов, а также от адрес- конторы (органа, аккумулировавшего сведения о проживающих в городах беглых крестьянах, лиц по фальшивым паспортам) и городской думы. В ведении комитетов о нищих находились работные дома Петербурга и Москвы. Государственный элемент оказался сильнее частного и также как в Человеколюбивом обществе и Ведомстве императрицы Марии Федоровны в комитетах преобладал бюрократический дух, заглушавший живую инициативу и горячую преданность делу. А слабое материальное положение и также отсутствие контактов с городским управлением дополняли картину несостоятельности нового ведомства.

Статистические данные могут служить наглядной иллюстрацией насколько эпоха Николая Павловича являлась сдерживающим фактором для отечественной филантропии: Так, если до 1862 г. в Российской империи действовало до 100 благотворительных обществ, то уже в первый месяц 1862 г. появилось 9 новых, в последующие десятилетия численность их динамично возрастала, составив к 1901 г. 6268 добровольческих филантропических ассоциаций в городах и сельской местности.

Эпоха Великих реформ принесла изменения и в законодательство о благотворительной деятельности. Во-первых, в 1862 г. старый порядок открытия благотворительных обществ только с «с Высочайшего соизволения» был изменен. Теперь эти функции возлагались на МВД. Это свидетельствовало о том, что к общественной инициативе власть стала относиться более спокойно. Земство внесло заметные улучшения и изменения в систему приказов общественного призрения. Расходы на помощь нуждающимся постоянно увеличивались, так с 1871 по 1890 г. они возросли почти в 5 раз, с 485 тыс. руб. до 2 млн. 287 тыс. руб. Если в 1860-х гг. в 55 губерниях насчитывалось 784 благотворительных заведения, то по данным на 1891 г. их число только в 44 губерниях возросло до 4,5 тыс.

Во-вторых, с 1864 начало действовать «Высочайшее утвержденное положение о губернских и уездных земских учреждениях», в этих губерниях закрылись Приказы общественного призрения, а их обязанности перешли к земским учреждениям. В-третьих, после принятия Городового положения 1870 г. общественное призрение в городах было возложено на муниципальные органы. Оно провозгласило, что обязанность городов содержать и не допускать до прошения милостыни своих нищих, которые были не в состоянии работать. Однако, эти требования носили декларативный характер, в частности устройство и содержание благотворительных учреждений не включались в число обязанностей.

Еще одним важным изменением в законодательстве о филантропии явился акт 10 июня 1897 г., стал «Примерный устав обществ пособия бедным». Он давал право «без предварительного сношения с министром внутренних дел, разрешать своей властью: а) учреждение благотворительных обществ пособия бедным, если они принимают примерный устав...б) заменять действующие уставы обществ, по ходатайству последних примерным уставом» было предоставлено губернаторам.2

Вершиной совместной работы государственного призрения и частной инициативы стала учрежденное в 1894 г. в Москве городское попечительство бедных.

Проект, который Герье предоставил городской думе 1891, основывался на опыте немецкого города Эльберфельда, считавшимся одним из самых удачных в деле борьбы с нищенством. Их подход зиждился на трех фундаментальных принципах: децентрализация, основанная на делении города на районы, индивидуальная помощь и дружеские посещения добровольцев. Каждый из 364 районов этого города был под присмотром волонтеров-посетителей. Они должны были выяснить социальные условия каждого конкретного случая, определить необходимую помощь и ее количество. Что не менее важно, каждый волонтер становился кем-то вроде куратора над нуждающимся, оказывая на него ободряющее и нравственное воздействие. В идеале доброволец имел не больше четырех подопечных. Принципы попечительства отвечали передовым воззрениям на дело научной филантропии. Характером своей деятельности они были схожи во всем, кроме децентрализованности, на Общество посещения бедных, существовавшего в Санкт-Петербурге за 50 лет до создания городского попечительства.

Согласно уставу, составленному Герье, каждый мог поучаствовать в качестве волонтера. Не все были согласны с таким решением, настаивая на том, что членство должно быть платным, одно победило мнение, что попечительства должны привлекать как можно больше сторонников, особенно той же среды, что и сами призреваемые бедняки. Поэтому сумма минимальной годовой оплаты не была фиксированной. Косвенно это так же должно было отучить людей подавать милостыню и служило своеобразной страховкой для бедняка в будущем.

Городские попечительства состояли из лиц, желавших содействовать делу помощи бедным ежегодными денежными взносами или личным трудом, которые выражался в сборе пожертвований, посещении нуждающихся, уходе за больными и др. Руководство участковых попечительства избирался городской думой. Решения о предоставление помощи в том или ином виде, выносились на районных собраниях волонтеров. Волонтеры-посетители могли присутствовать на собрании, только если их позвал один из членов собрания. Голосовать они могли только по тем делам своих подопечных - эта уступка, появившаяся не сразу, делала труд добровольцев более значимым. Акцент в предоставлении помощи ставился на дальнейшую самоподдержку нуждающегося.

По мнению автора проекта и профессора истории В.И. Герье, московские попечительства были «первым в России опытом организованной добровольной общественной деятельности в области благотворительности и борьбы с нуждой, - и опытом удавшимся». Они являлись показателем того, «до какой степени благотворно и существенно, чтобы общественные силы принимали в этой сфере непосредственное и деятельное участие», выражали острую «потребность серьезного и осмысленного отношения к великой проблеме нужды и способам борьбы с нею». Очевидным достоинством попечительств Герье считал то, что «они привлекают к делу призрения лиц, для которых благотворительность не есть служба или карьера, а личное и специальное призвание».

Помощь бедным благодаря деятельности московских попечительств вышло на качественно новый уровень и стало в большой степени общественным делом, привлекавшим к себе представителей всех городских слоев. Членами и сотрудниками числились около 2 тыс. человек. МВД, считая опыт более чем успешным, издало в марте 1899 г. циркуляр, рекомендовавший открывать попечительства и в других городах. Что и было сделано в Харькове, Саратове, Пензе, Туле, Ставрополе и др. В Санкт- Петербурге система участковых попечительств о бедных заработала только в 1907 г. Последней попыткой пересмотреть отношение ответственности государства к своим гражданам была предпринята комиссией, возглавляемой К. К. Гротом.

Грот был сторонником совместной работы государства и общественности. Он считал, что первоочередными задачами были: «1) Определение прав на призрение, во-первых, по местностям (закон об оседлости), на каких общественных союзах должна лежать обязанность призрения; во-вторых, по личности, - кто имеет право на призрение - по возрасту, семейному состоянию, телесным или душевным недостаткам, болезни и т.д.; 2) Определение источников средств на дело призрения, как общегосударственных, так и местных; 3) Устройство центральных и местных органов, заведывающих делом призрения; 4) Определение способов призрения и учреждений для оного - рабочих домов, больниц, богаделен, приютов и пр.»

Комиссия признала, что кроме нетрудоспособных, право на призрение должны иметь лица, способные к труду, но так, что не поощрять тунеядства.

По их мнению: «то, что расходуется на призрение, окупается экономиею в расходах на тюрьмы».

Комиссия не смогла выполнить, возложенную на нее миссию, так как часть ее членов считали, что государство обязано взять заботу о призрении своих граждан, тогда как другая часть во главе с профессором Герье с этим не соглашался. Он доказывал, что этот принцип верен «лишь на почве социализма, который передавая государству и государственному управлению всю землю, весь капитал и все производительные силы народа, превращая всякого гражданина в работника на государство, вправе требовать, чтоб государство всем давало работу и призревало всех, не имущих работы или неспособных к ней». Герье опасался, что из принципа гарантирующего общегосударственное призрение, будет следовать и право на труд.

Система помощи нуждающимся в Российской империи складывалась не сразу и неравномерно, была сегментарной. Приказы общественного призрения, первые подобного рода органы, созданные Екатериной II в 1775 г., закончили существовать только с приходом советского государства. Наряду с ними действовали такие полугосударственные организации как Ведомство учреждений императрицы Марии и Императорское человеколюбивое общество. Известный исследователь филантропии Ульянова относит Приказы и учреждения «на особых основаниях управляемых» не к системе призрения, а к благотворительности, так как источником финансирования были частные пожертвования (Приказы 20% в 1861г., Ведомства Императрицы Марии 60-70%).

Быстрый и хаотичный рост многих городов после отмены крепостного права, во второй половине XIX - начале XX в. стал непосильным вызовом для старой, основанной еще на сословных принципах системы призрения Российской империи. Эпоха «дикого капитализма» быстро расходовала человеческий материал, выбрасывая отработанный «шлак» на улицы. Тем не менее правительство не спешило в предоставлении гарантий людям, утратившим работоспособность. Растущее количество бедных и безработных жителей в городах было серьезной проблемой. Их число росло из года в год (и по официальным данным, к 1915 г. число нуждающихся в помощи составляло более 8 млн. чел., при 170 млн. чел. всего населения).

Развитие законодательства о благотворительности происходило одновременно с увеличением объемов благотворительного: к примеру, в 1896 г. помощью воспользовались почти 1,2 млн. чел., в 1901 г. - около 1,4 млн. чел.

Медлительность государства в решении социальных проблем стала стимулом для частной инициативы. На бурный рост предприятий общество реагировало не менее бурным ростом разного рода некоммерческих объединений. В этих условиях благотворительность являлась практически единственным способом снижения социальной напряженности. Статистика показывает возникновение в конце XIX в. большого числа благотворительных заведений разных типов. Более 19 тысяч, с общей суммой капиталов составляла 268 млн. руб..

В конце своего существования Российская империя пробует изменить отношение к призрению, пересмотреть законодательство, сохранившее корпоративные и сословные черты, и выработать систему, гарантирующие всеобщее социальное обеспечение. Не смотря на то, что в комиссии по выработке нового положения трудились признанные авторитеты в области благотворительности, они не смогли прийти к общему решению относительно форм государственной помощи. В результате дискуссию свернули, а окончательно вопрос был решен в пользу всеобщего социального обеспечения с приходом советской власти.

ГЛАВА 3. ОБЩЕСТВО ПОСЕЩЕНИЯ БЕДНЫХ В ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ: ТЕОРИЯ ФРЕЙМОВ

3.1 Создание Общества посещения бедных

Описав кратко состояние благотворительности в Российской Империи в период правления императора Николая I и указав направление, в котором она развивалась в дальнейшем, мы теперь можем перейти непосредственно к рассмотрению предмета нашего исследования: Общества посещения бедных, его места в общем контексте времени и филантропической мысли.

«Общество это возникло, как тогда говорили и писали, вследствие частных разговоров в одном просвещенном кружке о постоянном распространении бедности в столице и о бесплодности безразличного пособия делаемого тем, кто просит, а не тем истинно беден. Граф Соллогуб, в то время знаменитый лев, ухватился за эту идею и едва ли не первый предложил образовать общество для разумного вспомоществования бедным людям, т. е. не иначе как по должном удостоверении в их бедности и по исследовании: какой именно способ помощи наиболее будет полезен.»

Сам граф В. А. Соллогуб в своих мемуарах вспоминает: «Я получал каждый день прошения о подаянии, и весь Петербург был наводнен подобными челобитиями. Мне пришла в голову мысль исследовать, кто пишет эти письма и как существенно можно помочь действительно нуждающимся».

Главный расчет авторов общества был в том, что «самое многосложное дело может быть исполнено, посредством соединения в одну массу отдельных, малых и легких усилий».2 Простой расчет показывал, что если из 30 человек, соединившихся с благотворительною целью, каждый пожертвует одним днем в месяц на посещение трех бедных семейств, то в течение года образуется возможность помочь сознательно тысяче семейств. Таким образом «жертвуя одним днем в месяц, благотворитель способствует к облегчению участи тысячи страждущих».

Масштабы бедности, количество нуждающихся, не особо представлялись будущим членам общества. Они только понимали «постоянное распространение бедности» видели, что их много, но, сколько даже примерно сказать не мог никто. Тем не менее ставилась задача именно на искоренение бедности.. Именно поэтому в последствии задача оказалась сверхтяжелой для такого ограниченного числа людей.

«Конечно, выяснить истинную личность просителя можно и самостоятельно, но абсолютно невозможно, из того что некоторые из жителей Петербурга получают более трехсот писем в год, стекающихся часто на одной и той же неделе, особенно перед праздниками, а ровно и в случае разных домашних происшествий у известных особ, как то свадеб, крестин, похорон и проч. К этому же стоит присовокупить и то что, случае часто не терпящие отлагательства, а сами просители рассеяны по всему пространству столицы, и «что как показал опыт почти нет возможности одному лицу посетить, в течении одного утра, более трех семейств, ибо огромное время теряется в отыскивании бедного на чердаке или в подвале, даже когда и имя и место жительства его обозначены с некоторой точностью; не говоря уже о частых переменах квартир, о неправильном означении имени владельцев домов и вовсе фальшивых адресах».

Сами по себе просьбы, которые получали состоятельные лица, не были чем-то необычным. Традиция кормить, одаривать одеждой и деньгами по случаю семейных торжеств или поминок является одной из самых давних на Руси. Такой обычай до некоторой степени оправдывал существующий порядок и увеличивал число просьб со стороны нуждающихся. Письма лишь были выражением николаевского времени, где даже просьба о милостыне стала бюрократическим запросом. Вступив на благотворительное поприще, Общество попыталось трансформировать эту традицию, сделав себя гарантом того, что деньги не просто буду розданы нищим, а будут служить для уменьшения их количества. "Желая ознаменовать добрым делом благополучное в моем семействе событие, посылаю вам пятьсот рублей с просьбою распорядиться деньгами по вашему усмотрению", - такой типичный пример пожертвования приводит граф Соллогуб в своих мемуарах.

Идея была высказана князю В. Ф. Одоевскому « всегда готовому на доброе и полезное дело», будущему бессменному председателю общества, и вместе с которым был написан проект устава.» . Он был показан М. Ю. Виельгорскому, в то время могущественному царедворцу, в доме которого проживал Соллогуб.

апреля 1846 г. государь император высочайше утвердил устав Общества посещения бедных, содержащий в себе 3 основных принципа:

1.Общество имеет главным предметом действий своих удостоверение в настоящем положении жителей С.-Петербурга, которые обращаются с просьбами к разным благотворительным лицам.

Посему, входя в посредничество между благотворителями и нуждающимися, оно содействует, чтоб благотворения достигали своего назначения.

2.Помощь действительно нуждающимся общество оказывает в следующих видах: а) престарелых, увечных и больных, не могущих содержать себя собственными трудами, равно сирот и детей бедных родителей, помещает в учрежденные им благотворительные заведения или ходатайствует о призрении их в посторонних учреждениях и на счет честных людей и б) прочим неимущим доставляет вспоможение деньгами или одеждою, дровами и т.п.; больным же оказывает врачебное пособие в их жилищах через медиков общества, с безденежным отпуском лекарств.

3. Лица, поступающие в состав общества разделяются: а) на членов- благотворителей б) членов-посетителей и в) членов-распорядителей. Членами-благотворителями именуются те лица, кои обяжутся вносить ежегодно в кассу общества определенную сумму или содействовать обществу безвозмездно и постоянно своими трудами. Член-посетитель, внося ежегодно 15 руб., обязан находиться, хоть один день в месяц, в распоряжении правления общества и, по указанию члена-распорядителя, лично посещать бедных для собрания о них надлежащих сведений. Члены - распорядители составляют правление общества. Число их ограничивается 15, и из них один занимает место председателя. Все сии лица ежегодно избираются всем обществом из среды его по баллотировке. Те из них, кои получают наибольшее число избирательных баллов, утверждаются в сих должностях попечительства общества.

Герцегу Лейхтенбергскому предложено было звание попечителя, которое им и принято. Начальный капитал общества составлял 260 рублей, но вскоре, в виду крайней популярности общества, разросся, и за годы существования было потрачено около четырехсот тысяч. С самого начало общество не имело постоянного источника дохода и полностью зависело от благотворительности. Крайне неустойчивое финансовое положение усиливалось тем, что общество не только занималась раздачей пособий, но и содержало многие заведения, лечебниц, семейные квартиры, которые требовали постоянных расходов.

Итак, разговоры о бедности, об улучшении положения жизни людей были обычным предметом для разговора в высшем обществе. В. А. Инсарский хотя и указывает Соллогуба, как на автора идеи, но добавляет, что сама идея, кажется, витала в воздухе, и, возможно, даже были и другие подобные высказывания, однако же, с менее деятельным позывом. В общем, идея подобного общества никого не удивила, а лишь удовлетворила общую на то потребность. Зрелость общественности была достаточной решении проблемы. И так как разговоры шли среди самой образованной молодежи, то формы нового общества должны соответствовать передовым представлением о научном подходе к благотворительности: помощь должна быть индивидуальной, систематической и достаточной для «излечения недуга» социальной болезни, каким тогда стали считать бедность. Условия бедности должны быть исследованы - это важное завоевание времени, в котором эксперименты с природой, а так же всеобщее увлечение физикой, магнетизмом и естественными науками вообще создали уверенность в эмпирическом, позитивистском исследовании. Только изучив конкретный случай, выявив причины бедности, ее глубину можно по-настоящему помочь человеку. Это соответствовало научной моде на статистику. Люди, открывшие поколение назад романтическую старину своего отечества, теперь принялись изучать ее действительное положение дел. За год до Общества посещения бедных было открыто Русское географическое общество, куда частично входили одни и те же люди.

«Я живо помню эти первоначальные, многочисленные и, можно сказать, блестящие собрания. Можно без преувеличения сказать, что в то время все, что было замечательного и умного в Петербурге - принадлежало обществу. Весь аристократический мир стоял в его списках; не было ни одного литератора или журналиста, который не был членом общества; большая часть гвардии спешила приобретать это скромное, но в то время очень модное звание; финансовые знаменитости поддерживали общество; знаменитейшие доктора предлагали ему свои услуги. И наконец, огромный список членов общества украшали именами Императорской фамилии и первым в числе их стоял наследник цесаревич, нынешний славный и любимый народом государь... »

На языке теории фреймов занятие членами благородных родов деятельной филантропией называется пересадкой - переносом деятельности в другой контекст. Любая самая грязная работа как бы очищается через «обрезание» обычного меркантильного интереса, и рассматривается как жертва во имя благой цели. Поэтому занятие неквалифицированным трудом или дружеское общение с лицами, стоящими на более низкой ступени социальной лестницы, не унижает достоинства благодетеля, и даже наоборот - может подтвердить его статус, если такое поведение входит в круг неформальных обязанностей лиц, к котором он принадлежит.

.2 Образ члена Общества посещения Бедных

Тем не менее такая мода на благотворительность нравилась далеко не всем. Для некоторых само слово «мода» имело отрицательную коннотацию, как что-то приходящее, несерьезное, что задевает человека лишь поверхностно, а потому постыдное для по-настоящему серьезных людей. Поэт Н. А. Некрасов, который сам был близок к членам Общества, куда входил и его товарищ по литературной деятельности в Современнике И. И. Панаев, сочинил стихотворение «Филантроп», которое было сатирой и на В. Ф. Одоевского и на все Общество посещения бедных и на либеральных деятелей вообще. Верст на тысячу в окружности Повестят свой добрый нрав, А осудят по наружности: Неказист - так и неправ! Пишут как бы свет весь заново

К общей пользе изменить, А голодного от пьяного Не умеют отличить...

В некоторых вариантах стихотворения аналогия «Сиятельного лица» и В. Ф. Одоевского была настолько очевидна, что Некрасов решает изменить некоторые строчки, в том числе по личной просьбе самого князя. Бедных петербургских жителей, Стариков, сирот и вдов Общество благотворителей Приняло под свой покров.2

Из разных вариантов сатиры на либеральных деятелей вообще, он так же выбирает наименее конфликтный (последний, из приведенных ниже.) Не взыщите! честность ярая Одолела до ногтей;

Словом, либеральство ярое Одолело до ногтей;

Словом, вольнодумство ярое Одолело до ногтей;

Некрасов отчетливо выражает то, чего раньше не было - для него благотворительность сиятельных лиц - это всего лишь игра, другими словами - мода несерьезное поветрие, которое сменится чем-то другим. Он указывает на чисто внешнее ее проявления - это увлечение идеями, а когда сталкиваются с грязной жизнью, то гонят как что-то недостойное. Это явно указывает на то, чего раньше не было и то, что теперь появилось. Но Некрасов не видит в ней попытку общества примерить на себя новую роль. В философии приоритета чувств над идеями нет ничего нового, проблема «Спасет ли красота мир?» стояла на протяжении всего XIX века. Она сводила с ума лучших российских писателей Толстого, Достоевского и Гоголя. Гоголь сжег второй том Мертвых душ, не сумев примирить свою эстетическую натуру с разумом. Сердце требует полюбить весь мир, а как можно полюбить человека в его несовершенстве? Вот это несоответствие эстетического романтизма и реализма и высмеивает Некрасов в своих стихах.

Мода нужна обществу как механизм усвоения культурного феномена других. То есть мода - это, если хотите, поглощение чужой культуры культурой собственной или усвоение нового культурного феномена. Она является чутким датчиком, способным зафиксировать все изменения культурного фона общества. Так почему модным стало именно занятие

благотворительностью?

Некрасов, критикуя благотворительность в своих стихах, на самом деле обличает мировоззрение либерального общества. Он высмеивает В. Ф. Одоевского, как одного из самых ярких его представителей, в котором отличительные черты представлены в наиболее «чистом» виде. Поэт говорит о том, что такими мерами Россию не спасти. Высказывает явно более левые взгляды, как и его журнал «Современник», сформулированные В. Г. Белинский в письме Гоголю: освобождение крестьян, избавление от телесных наказаний, исполнение имеющихся законов. Ведь это совсем не те вопросы, которые пытались решить либералы подобные Одоевскому. Некрасов давал ясно понять, что, «сколько ветошь не латай, а все равно никуда не годится». Ему не нравилось, что насущную повестку дня подменяют более второстепенными вопросами.

Обратимся к биографиям некоторых членов Общества для того чтобы описать образ либерального деятеля николаевской эпохи. Во-первых, рассмотрим фигуру графа В. А Соллогуба, одного из основателей общества. Граф Соллогуб был непоследовательным человеком, который положительно ничего не мог делать твердо и серьезно. Его увлекали идеи, которыми он быстро загорался, но так же быстро и остывал, а потому неспособного отдаться какой-нибудь идеи до конца. Граф имел множество талантов, но, не имея привычки к терпению, ожидал быстрых результатов. В сочетании с большим честолюбием, эти качества приводили к тому, что он часто переоценивал себя и собственную значимость. В. А. Инсарский, товарищ Соллогуба по Обществу и его приятель пишет о нем следующее: «Одаренный замечательным литературным талантом, богатым воображением, самым изящным вкусом во всем, где требовался вкус - этот человек на практике был самым пустейшим человеком, не умевшим ни из своей богатой натуры, ни из своего счастливого положения извлечь никакой существенной пользы. Он имел какую-то роковую способность везде падать: начав литературное поприще блестящими дебютами, он постепенно падал, как литератор и, наконец, упал совершенно. Женившись на милейшей женщине из семейства Виельгорских, этих сильных и могущественных царедворцев, он упал в семейном быту до самой унизительной степени. Начав службу в Государственном Совете, он упал и там, несмотря на поддержку таких людей, как Виельгорские. Наконец, учредив общество посещения бедных, он скоро упал в мнении всех членов до такой степени, что его никто не хотел слушать, и только мы с Одоевским были сколько-нибудь к нему внимательны, тогда как наши красные, под предводительством Хрущева, просто выражали ему презрение.

Граф был очень легкомысленным до непорядочности и имел множество вредных привычек, свойственных человеку из высшего света того времени.

В. А. Соллогуб не был единственным легкомысленным должником- благотворителем. Такими качествами отличались и многие другие члены Общества посещения бедных. Сергей Алексеевич Авдулин - чиновник министерства иностранных дел. Вел широкий образ жизни, вращался в свете и растрачивал свое состояние. Многие из чиновников служили в Министерстве иностранных дел. И по складу явно были либералы и западники.

М. Н. Лонгинов был активным автором в журнале «Современник», прославился в литературе как составитель порнографических рассказов, а на склоне лет занял пост Главного Цензора. Видимо, этот молодой человек не обладал никогда твердыми убеждениями, а был, скорее, живим, легко увлекающимся представителем своего времени.

Князю М. К. (князь Михаил Кочубей), хитрому и нечистому, прикрывавшему благотворительностью свои личные корыстные цели, страшно доставалось от Хрущева.2

Зачем этим господам, которые ведут светскую жизнь и, которая, казалось бы, мало состыкуется с образом со скромным образом филантропа, заниматься благотворительностью. Ответ может заключаться в определении транспонировании фрейма государственной службы в благотворительный. Скучная, монотонная деятельность - отчеты и заседания становятся публичными мероприятиями, о которых пишут в газетах. И Гофман отмечает, что деятельность, которая уже была транспонирована, лучше поддается дальнейшим переключениям, так как она хуже «состыкована» с окружающей действительностью. Поэтому «как бы работа» транспонируется еще раз: добавляется позирование или игра на публику. И тут уже появляются те личности, которые никогда не стали бы помогать без возможности игры или позирования. Им не интересна ни работа, ни благотворительность сама по себе, а только общественный эффект - так некоторые используют Общество, как способ укрепить свое положение в свете, стать человеком с нужной репутацией и биографией. Занятие благотворительностью - само по себе метасообщение для общества, говорящее о том, что человек свой. Прогрессист и порядочный человек, с которым можно и нужно иметь дело. В условиях нового времени больше не достаточно выглядеть как порядочный человек, нужно действовать как порядочней человек, состоять членом благотворительной организации. В такой ситуации, даже человек чуждый идеям помощи ближнему, становится порядочным, деятельным членом общества.

Главным покровителем благотворительной деятельность являлся сам государь и члены императорской фамилии. Такой патронаж был проекцией патриархальной семьи: царь - отец отечества, его супруга - мать. Гендерное разделение накладывало на императрицу определенный паттерн поведения: она защитница и утешительница для всякого. Этот стереотип начинает играть ведущую роль после Екатерины II, когда женщины-императрицы больше не становятся правительницами. Павел I запретил женщинам императорской семьи занимать русский престол. Им предстояло осваивать новое положение в системе государственной и общественной жизни. Именно жена Павла I, Мария Федоровна, стала первой «вдовствующей императрицей» при сыне- императоре. Благодаря ее энергичной деятельности произошла смена модели поведения, а сама императрица была образцом, который копировали все дальнейшие женщины царской семьи и самые влиятельные в обществе дамы. Наследие, которое оставила после себя Мария Федоровна, заключалось изменении статуса благотворительной деятельности, ставшей престижным занятием и возвысившейся до государственной службой.

Кроме того, так как фрейм - это способ осмыслить ситуацию, ответ на вопрос что здесь происходит, то постоянно происходит столкновение двух реальностей: стереотипного понимания ситуации и интерпретации, которую предлагают сами благотворители. Возможность использования теории фреймов для изучения влияния Общества посещения бедных на общество обеспечивает само определение фреймов в пространстве когнитивного мироустройства, как прослойки между ценностями и действием: не пытаясь изменить ценности людей, Общество влияло на их восприятие ситуации, тем самым опосредованно оказывая воздействие на видение возможностей реализации своих ценностей в этих ситуациях. Примером могут быть многочисленные балы, устраиваемые Обществом для сбора средств.

«Устройство различных предприятий в пользу общества было одним из главнейших предметов нашей деятельности. И действительно: обычных доходов у нас было очень мало и, если мы зарабатывали деньги, то именно этими предприятиями...

Трудно изобразить ту силу участия, которым публика сопровождала наши затеи. Я помню первый наш бал с лотереею-аллегри, 3 января, кажется, 1847 года. Начал с того, что положительно невозможно было удовлетворить всех, желающих иметь билеты на этот бал, поэтому ценность их, в последние дни перед балом, достигла баснословных размеров. Потом во время съезда на бал не было возможности принять на сохранение все платье бесчисленных посетителей, и потому многие, чтобы только попасть на бал, просто бросали свои вещи в сенях. Разумеется, что все залы Дворянского собрания были положительно битком набиты, все это ждало момента открытия лотерейных колес, потому что в то время это было делом довольно новым, и оно не опошлилось еще до нынешней степени положительного отвращения к нему».

То есть Общество посещения бедных своими многочисленными предприятиями по сбору средств не старалось изменить ценности в светском обществе каким-либо нравоучениями или показать им, что их жизнь полна радости, построенной на угнетении крестьян. Они переформатировали привычный образ жизни людей того времени, давая ему новое определение. Таким образом, человек, который вел до определенной степени светский образ жизни: играл в азартные игры, растрачивал состояние, веселился на балах, мог продолжать заниматься тем же самым, но при этом считал, что делает это как благотворитель и ведет порядочный образ жизни.

Тем не менее самого графа В. А. Соллогуба нельзя обвинить в намерении использовать Общество, как способ приобретения социального капитала, так как он обладал по-настоящему широкими связями, а причина его неуспешной карьеры кроется как раз в собственном неумении быть практичным. Материя в его случае намного тоньше: как человеку из светского общества, ему нравилось причислять себя к лучшему что в нем было: увлечение литературой и причисление себя к кружку самых известных литераторов, занятие благотворительностью и нахождение среди самых передовых филонтропов того времени. По-своему он был высоконравственным человеком, который занимался призрением и на склоне лет.

«Тридцать лет тому назад начались мои опыты в социальных вопросах и послужили зародышем того убеждения, к которому я теперь пришел, что тюрьмоведение - наука преимущественно социальная и только относительно нравственная, тогда как филантропы видели в ней преимущественно сторону нравственную и не обращали внимания на социальную. В этом-то и заключаются все ошибки пенитенциарных стремлений». Эта запись сделана Владимиром Александровичем много позже создания Общества посещения бедных. Мемуары, как вещь, переосмысленная спустя многие годы, может искажать или даже противоречить изначальным мыслям. Но нельзя не обратить внимания на фразу «тюрьмоведение - наука преимущественно социальная» или выразим его мысль более широко «филантропия - это больше про социальное, нежели про духовное» очень интересна. В. А.

Соллогуб если не выражался, то вполне мог чувствовать это когда с приятелями основывал общество посещения бедных.

Другими словами можно понять идею графа в следующем: всегда считалось, что нужно лечить следствия болезни - нравственное разложение, будь-то уголовное сознание человека или сознание попрошайки, тогда как принцип, на котором строилось Общество, заключался в избавлении от условий, заставляющих человека опускаться в своем достоинстве. Известное выражение гласит, что легко быть добрым человеком, пока все хорошо, и только по-настоящему добрый человек поступает хорошо в трудную минуту. Члены Общества посещения бедных понимали эту фразу по-своему. Они не стремились к воспитанию по-настоящему добрых людей, способных выдержать любые трудности, но стремиться не доводить или вытаскивать человека из этих трудностей.

Эта идея очень отличается от, например воззрений Н. И. Новикова одного из первых российских общественных деятелей и филантропов. И общество посещения бедных и более ранние просветители-масоны, подобные Новикову, стремились к одной цели: исправлению или улучшению положения людей, особенно подданного населения. Но шли к этому противоположными путями: просветители через нравственность к лучшей жизни, а Общество через лучшую жизнь - к нравственности. Этот переход филантропии из сферы нравственной в сферу социальную и является ключевым отличием гражданского служения от всех форм благотворительности, в том числе христианского милосердия предыдущих эпох. Это ни в коем случае не значит, что филантропия сделалась предметом чисто технократического сознания, но решение проблемы требовало именно системности, рассудка, а не чувства.

Обратимся теперь к фигуре князя В. Ф. Одоевского, бессменного председателя Общества, выразителя его духа и человека нового времени. Как уже отмечалось выше, первым кому граф Соллогуб рассказал об идее разбора приходивших писем и оказания помощи действительно нуждающимся, был князь Одоевский и только потом уже графу Михаилу Юрьевичу Виельгорскому, приближенному к императорскому двору, В. А. Соллогубу нужен был человек более чем нравственный, который отнесется к ее затее серьезно и деятельно.

«Он - предшественник всех "разговаривающих лиц" у Тургенева, его Лежнева и других, - предшественник философических диалогов у Достоевского и до известной степе-ни родоначальник вообще "интеллигентности" на Руси и интеллигентов, - но в благородном смысле, до "употребления их Боборыкиным".

...Но он ушел от них в Петербург, где стал заниматься "химией", в то время только что вышедшей из алхимии; стал читать "Адама Смита", которого почитывал и современник его, Евгений Онегин. ».

Князь В. Ф. Одоевский родился 30 июля 1803 года и получил образование в Московском университетском благородном пансионе, куда поступил очень рано в возрасте 13 лет и окончил с золотой медалью.

Времена обучения князя пришлись на увлечение молодежью философии. Но в отличие от предыдущих поколений, поколение Одоевского увлекалось немецкой философией. Немецкий идеализм хорошо лег на русскую почву и в 20-х годах появляются кружки, изучения философии: В Москве возникло два кружка: Кружок Раича и отпочковавшееся от него «Общество любомудрия». Последний просуществовал всего два года, и после восстания декабристов кружок был вынужден самораспуститься. В него входили: В.Ф. Одоевский (председатель), Д.В. Веневитинов (секретарь), И.В. Киреевский (будущий славянофил), СП. Шевырев, М.П. Погодин (оба они стали потом профессорами Московского университета), А.И. Кошелев и еще несколько лиц. В большинстве своем членами кружка были люди, знавшие друг друга по государственной службе в Архиве министерства иностранных дел в Москве, которых А. С. Пушкин увековечил в своем «Евгении Онегине», назвав Архивными Юношами. Само по себе это звание было модным, а на службу попадали только дети влиятельных дворян. По воспоминаниям Кошелева на службу нужно было приходить два раза в неделю и даже в рабочее время молодые люди просвещали философским и литературным беседам. Эти молодые люди мечтали о революции 1789 в России и ждали многого от декабрьского восстания. Об их политических взглядах говорит эпизод рассказанный тем же Кошелевым в своих воспоминаниях. Во время присяги новому императору, по распоряжению свыше караул был утроен, а солдаты снабжены патронами. Ожидали, что Архивные юноши произведут подражание петербургскому возмущению. В какой-то мере эти настроения так и остались в компаниях, в которых состоял Одоевский. Будучи уже взрослым человеком, он и другие члены Общества во времена французской революции 48 года называли себя именами членов временного правительства.

«Тут господствовала немецкая философия, т. е. Кант, Фихте, Шеллинг, Окен, Геррес и др.... Тут мы иногда читали наши философские сочинения; но всего чаще и по большей части беседовали о прочтенных нами творениях немецких любомудров.

Христианское учение казалось нам пригодным только для народных масс, а не для нас, философов. Мы особенно высоко ценили Спинозу и считали его творения много выше Евангелия и других священных писаний».

Одоевский тогда был председателем кружка. Видимо, не как самый интеллектуально развитый, но как любимый всеми, и больше всех увлекавшийся, горевший новыми идеями.

«Как бы то ни было, но тогда вся природа, вся жизнь человека казалась нам довольно ясною, и мы немножко свысока посматривали на физиков, на химиков, на утилитаристов, которые рылись в грубой материи. Из естественных наук лишь одна нам казалась достойною внимания любомудра - анатомия... но анатомия естественно натолкнула нас на физиологию, науку тогда только что начинавшуюся, и которой первый плодовитый зародыш появился, должно признаться, у Шеллинга, впоследствии у Окена и Каруса. Но в физиологии естественно встретились нам на каждом шагу вопросы, не объяснимые без физики и химии; да и многие места в Шеллинге были темны без естественных знаний; вот каким образом гордые метафизики, даже для того, чтобы остаться верными своему званию, были приведены к необходимости завестись колбами, реципиентами и тому подобными снадобьями, нужными для - грубой материи.

«В собственном смысле именно Шеллинг, может быть, неожиданно для него самого, был истинным творцом положительного направления в нашем веке, по крайней мере в Германии и в России. В этих землях лишь по милости Шеллинга и Гете мы сделались поснисходительней к французской и английской науке, о которой прежде, как о грубом эмпиризме, мы и слышать не хотели».

Одоевского упрекали в энциклопедизме, он действительно сам утверждал, что не может остановиться на чем-то одном, ему интересно все. Но в его собственной философии он пытался соединить все разрозненные знания в одну систему. Ему была близка идея единой системы, как в науках, так и в общественных учениях.

Все чем увлекалась в интеллектуальной среде 30-х - 40-х годов везде можно заметить присутствие, а часто и деятельный след В. Ф. Одоевского. В одном он был похож на графа Соллогуба: он не мог довольствоваться чем- нибудь одним: будь-то открытые лекции известного профессора или литература, юридическая деятельность или самое широкое филантропическое поприще. Он слыл чудаком и оригиналом, и ему определенно нравилась эта роль, он сознательно поддерживал этот имидж. Он мог предстать в колпаке звездочета или накормить своих гостей блюдами, приготовленными с помощью сложных химических процессов. Характер князя не просто требовал участия во всех модных веяниях интеллектуальной среды, но активной примерки ее на себя. Если это касается химии, то он мог удивлять всех своей научным подходом к кулинарии. Если литература - то непременно фантастика. Если философия - то эклектическое сочетание близких ему славянофилов и его просвещенного западного характера.

В. Ф. Одоевский как никто другой чувствовал свою обязанность всему миру. Он сам состоял из идей, которые наполняли тогда интеллектуальную Европейскую элиту.

«Наши ли - наши мысли даже в минуту их зарождения? Не суть ли они в нас живая химическая переработка начал внешних и равносложных: духа эпохи вообще и среды, в которой мы живем, впечатлений детства, беседы с современниками, исторических событий, - словом, всего, что нас окружает?... Трудно отделиться от семьи, от народа - еще труднее; от человечества - вовсе невозможно; каждый человек волею или неволею - его представитель, особливо человек пишущий; большой или малый талант - все равно; между ним и человечеством установляется электрический ток, - слабый или сильный, смотря по представителю, - но беспрерывный, неумолимый.

Новое филантропическое общество, его позитивистские, утопические идеи как нельзя лучше подходили князю Одоевскому - ученому, энциклопедисту, увлеченному всеми науками сразу, не пропускающему ни одной публичной лекции и члену только что открывшегося Русского географического общества.

Появление общества посещения бедных совпало с общим духом исследования, появления географического общества, интереса к статистике и этнографии. Новый тип филантропического общества, которое собирало информацию, обследовало положение бедных, здоровье членов их семей. Создаются филантропические тематические комиссии, статистические общества для проведения социальных обследований с целью информирования и мобилизации общественного мнения, привлечения внимания официальных кругов к «темным» сторонам социальной действительности. В рамках так называемой социальной (моральной) статистики большинство тем обследований было связано с проблемами социальной гигиены, условиями жизни бедных слоев населения. Филантропы-реформаторы ставили целью проводимых по их инициативе и поддержке исследований поиск действенных методов социального реформирования вообще, организацию национальных систем общественного здравоохранения, регулирование условий найма в частности.

Романтизм и интерес к прошлому, начавшийся в Германии, и охвативший всю Европу, обеспечил философское оправдание к изучению национальной истории или даже обретению ее. Это породило идею национальной самобытности там, где она могла быть наименее затронута цивилизацией, а значит испорчена. Отсюда стремление к изучению удаленных уголков своей родины, попытка зафиксировать и сохранить культурное наследие. Поэтому История Н. М. Карамзина, Словарь В. И. Даля и Русское географическое общество - это все звенья одного процесса. Собирание национальной идентичности считалось в высшей мере делом патриотическим, которым могли заниматься только люди с наличием средств и времени. Но даже крупного состояния было не достаточно для сбора информации о такой большой и неизученной стране как Российская империя, поэтому государство становится неизбежным партнером в деле «открытия» собственной страны. Так в 1845 году было создано Русское географическое общество.

Князь Одоевский стал выразителем еще одного набирающего тогда популярность западного течения мысли - национализма. Он стал одним из первых выразителей столь популярной мысли во второй половине 19 века: что Европа дряхлеет, а Россия, вооружившись достижениями цивилизованной Европы, приходит на ее смену. Осмелимся же выговорить слово, которое, может быть, теперь многим покажется странным, а через несколько времени слишком простым: Запад гибнет». Эта идея так же была свойственна и В. А. Соллогубу, видимо, роднила их. Это делало Одоевского славянофилом среди западников и западником среди славянофилов. Но и те и другие вышли из немецкой философии и на первом этапе ничем не разделялись. Впрочем, к моменту окончательно разделения двух лагерей князь Одоевский отходит от литературы, а его благотворительными делами занимаются приятели из западнического лагеря.

В юности увлечения Одоевского сформировали его когнитивное восприятие мира - восприятие эстетическое - это было желание совместить философию и искусство. Можно любить человечество, но трудно любить человека. Одоевский пытался совместить это. Он говорит об улучшении мира через прогресс, что мир по капле избавляется от страданий, и в то же время не прячется в выдуманном будущем, а действием улучшает мир в настоящем.

«Если в наше время перед нашими глазами паровые машины достигли от чайника, случайно прикрытого тяжестию, до нынешнего своего состояния, то как сомневаться, что, может быть, XIX столетие еще не кончится, как аэростаты войдут во всеобщее употребление и изменят формы общественной жизни в тысячу раз более, нежели паровые машины и железные дороги. Словом, продолжал мой знакомый, в рассказе моего китайца я не нахожу ничего такого, существование чего не могло бы естественным образом быть выведено из общих законов развития сил человека в мире природы и искусства. Следственно, не должно слишком упрекать мою фантазию в преувеличении».

Князь В. Ф. Одоевский одним из первых в России начал сочинять фантастическую литературу. Что более примечательно, что это была не просто фантастика, а утопия. «4338-й год: Петербургские письма» - утопический роман, который раскрывает неминуемость счастья и прогресса. Главная же черта прогресса - это уменьшение страдания. Другим человеком, который сочинил утопическую повесть, был еще один основатель Общества посещения бедных - Граф Соллогуб. В главе «Сон» повести Тарантас он изобразил светлое будущее России. Как сказал основатель морального утилитаризма Джон Стюарт Милль, чья критика Бентама очень похожа на критику утилитаризма Одоевского: «мысль о том, чтобы сравнить

настоящее с прошлым, могла стать популярной только тогда, когда каждый человек осознал, что он живет в меняющимся мире. Эта вера в прогресс - та отличительная черта, которая больше всего роднит Одоевского и Соллогуба и других членов общества. Это был взгляд утилитаристов нового поколения, чья вера в прогресс делала его настолько ощутимым, что им хотелось его приблизить как можно быстрее, именно на это они тратили все свободное время, занимаясь волонтерской работой.

Итак, отвечая на вопрос: «почему благотворительность стала модным явлением?», мы можем разделить причины на две группы: внешние и внутренние.

Внешняя сторона лежала, во-первых, в том, что активная филантропия начала входить в определенный набор качеств, которым должен был соответствовать приличный человек из общества; во-вторых, сама благотворительная деятельность, транспонируясь, приобретала игровые черты, располагая к позированию на публике, а потому привлекала людей, желающих этой публичности; и наконец, с помощью пересадки фрейма бала и других светских развлечений в контекст благотворительности, членам Общества посещения бедных удалось сделать филантропию очень популярной, так как, не изменяя привычек людей, не требуя от них никаких ограничительных жертв, они превращали повседневную деятельность в благотворительную. Внутренняя сторона матировала тех, кто действительно желал облегчить бремя нуждающихся. Это трансформация филантропов в середине XIX века. Дух наступающего времени, выражавшийся в господстве позитивистской науки, эмпирического эксперимента и поиска объективных законов для социального организма научил людей верить в прогресс и способствовать его наступлению уже при жизни. Благотворительность именно в годы существования Общества посещения бедных переходить из категории нравственной, то есть обязанности христианина, в категорию социальную - шага на пути к прогрессу.

3.3 Особенности фрейма благотворительности в деятельности Общества посещения бедных

В предыдущем параграфе мы немного затронули тему транспонирования государственной службы в благотворительную деятельность. Теперь нужно об этом рассказать подробнее.

Николаевскую политику называют охранительной, под этим полагают то, что император не желал сколь-нибудь существенных преобразований в государстве. Николай I так же и не консервации всех процессов, застоя в стране. Вместо этого был взят курс на позитивную программу: улучшение того, что уже есть. Так одной из первых задач стало составления Полного свода законов Российской Империи, первая часть которого была подготовлена М. М. Сперанским уже к 1832 г. Духе механических, технократических реформ происходили и дальнейшие преобразование в стране за долгую 30 летнюю николаевскую эпоху.

Если весь уклад этого времени заключался в создании всеобъемлющей бюрократии, то это должно было накладывать двоякий отпечаток на общество: с одной стороны приучало служилую молодежь к решению любых вопросов рационально и положительно. С другой, отталкивало от казенной службы, вследствие своей безжизненности, безразличности. У молодых чиновников-идеалистов зреет мечта о «собственном деле», то есть преобразовании государства теми же средствами, но самостоятельно. Это была бюрократическая мечта - соединения правильной бюрократии и того, к чему «лежит душа».

Естественно, как любое новое явление, оно трудно уживалось с традициями. Вот, что пишет профессор А. Н. Никитенко, один из членов- распорядителей Общества: «Я, между прочим, склонял его открыть для публики, хоть бы по билетам, свою богатую картинную галерею. Но у нас не принято служить общественным интересам иначе как в звании чиновника».Итак, в Николаевскую эпоху происходит окончательное формирование фрейма государственной службы, в виде дворянина-чиновника, занятого канцелярским делопроизводством. Офицеры, служащие в армии мало чем отличались от чиновников, имели право перехода на гражданскую службу с рангом, соответствующим армейскому чину. Эта первичная система фреймов, с помощью пересадки - замены контекста с государственной службы на общественную, становится новым видом благотворительности, которая в наше время получила название волонтерская деятельность.

Василий Антонович Инсарский, чиновник в департаменте государственных имуществ, так описывает свое вступление на филантропическое поприще: «Имея много свободного времени и зная, что при самом учреждении общества князь Одоевский был избран единогласно председателем правления, я как-то, при встрече с ним на одном из балов Дворянского собрания, - в то время лучших общественных балов в Петербурге. - случайно заявил ему свое желание зачислиться в состав этого полезного общества».

Как и сейчас условия для становления волонтером два: желание помогать и наличие свободного времени. Так как именно привычка быть занятым службой делает непреодолимым желание заполнить свой досуг делом хотя и личным, но достойным и полезным. Государственная служба создает фрейм гражданского волонтерства, добавляя в него слой фрейма этой самой службы.

Кроме того, транспонированная деятельность легче поддается дальнейшим переключениям, так как она плохо «подогнана» к действительности. Служба, став благотворительностью, транспонируется в более «нереальные», игровые виды деятельности. Так В. А. Инсарский описывает, как проходили еженедельные распорядительные собрания общества: «когда в 1848 году произошло волнение во Франции и там учредилось временное правительство, мы в шутку распределили имена членов этого правительства между собой, и Краевского единогласно назвали "Маратом" или "Марастом"».

На первый взгляд кажется, что это переключение происходит из-за рутинности самого процесса сбора информации, ведения строгой отчетности, заседаний, собрания и голосования по выбранным вопросам, но следуя логике гофмановского фрейм-анализа, транспонирование происходит именно из-за нерутинного характера деятельности: члены общества в повседневной жизни не собираются каждый день для решения вопросов о судьбах людей.

«Оглядевшись в новом положении своем члена распорядительного собрания, я тотчас заметил, что всю прелесть его заседаний составляют формы, целиком и, быть может, в преувеличенном даже виде и размере перенесенные из западных палат. Наш милый председатель был истинным мучеником различных затей на этот лад, и хотя постоянно действовал и колоколом, и молотком, которые у него находились всегда под рукой, но мало водворял порядка, особенно на первое время в наших прениях».

Переключение из заседания распорядительного собрания в игру в правительство происходит благодаря метасообщениям. В данном случае это сама обстановка, подражания парламентским заседанием Западной Европы. Во-вторых, это способ, каким люди попадают в члены-распорядители: происходит баллотировка, схожая с теми, которые проводились в дворянских собраниях и клубах. В-третьих, само освещение деятельности собрания со стороны императорской фамилии (на собраниях присутствовал попечитель Общества, герцог Лейхтенбергский) делает его легитимным правительством в игровой деятельности.

Наконец, на собрании принимались решения, которое изменяет судьбу пусть и отдельно взятого человека, но через него шла проекция на всех призреваемых, общество и страну. Такая игровая деятельность ускоряла отрыв Общества от государства, делало его самостоятельным и пусть и в игровой деятельности, но способной заменить правительство.

Косвенные подтверждение того, что новый вид благотворительности был именно транспонированием государственной службы, мы находим в составе участников Общества.

Еще со времен создания Ведомств императрицы Марии Федоровны филантропия являлось одним из немногих видов деятельности, которая дозволена и даже почетна для светской женщины. Они могли оказывать материальную помощь, так же как представители других состояний (сословий), а так же существовала практика назначения влиятельных дам попечительницами благотворительных заведений, но членами Общества, подобно другим дворянским клубам могли становиться только мужчины. От представителей купечества ожидали только одного - денежных пожертвований или материального обеспечения. Так на странице 4, годового отчета за 1853 год находим благодарность за полное снаряжение аптеки для бедных.

Существовали так же естественные преграды для вступления в Общества посещения бедных. Во-первых, человек должен был обладать свободным временем, которое практически отсутствовало у городских рабочих, так законодательства, нормирующего длительность рабочего дня, не существовало. Во-вторых, все члены Общества при самом основании «решили, что ни одна копейка жертвуемых благотворителями не должна быть потрачена на какие-либо внутренние издержки общества, а потому договорились вносить ежегодно по 30 рублей серебром ежегодно; остатки о сей суммы в конце года могут быть присоединены к сумме на вспоможение бедным». Это соответствовало примерно месячному размеру жалования чиновников низших рангов. В самих правилах нет ни единого слова о том, кто может быть членам Общества, а кто - нет. Тем не менее, в список распорядителей Общества исключительно состоит из государственных чиновников (только один отставной, остальные действующие. Им был известный издатель «Отечественных записок» И. И. Панаев).

Отчасти такое положение дел объясняется не переключенным слоем государственной службы в новом фрейме. Правительство и сами члены общества по привычке продолжали считать себя на действенной службе. Правило 11 Общества гласит: «Секретарь, получая жалование, считается в действительной службе. Он состоит, по должности, в VIII классе и носит мундир VIII разряда, ведомства Министерства внутренних дел; пенсия же ему назначается по VII разряду пенсионного устава». При рассмотрении устава, сам Николай I сделал комментарий на это правило «Последовало особое Высочайшее повеление, чтобы Секретарю Общества не было предоставлено право на получение пенсии, так как право сие не присвоено чиновникам благотворительных учреждений, содержимых за счет частных приношений» То есть, со стороны власти Общество выглядело, как еще одно учреждение «на особых основаниях управляемых».

Описать увиденное можно лишь за счет существования в языке представленного события. Восход описать легко, потому в используемом языке есть подходящие ресурсы. Благодаря таким ресурсам можно описывать не только текущее появление события, но и предсказывать подобное поведение в будущем. Трудности подобного рода существуют для «конечных» событий, разрушающих определенный порядок, так и для «начальных - событий порождающих новый социальный порядок. Другими словами уникальные события делают возможными все последующие операции наблюдения и самонаблюдения, но сами события недопустимы описанию на языке тех порядков, которые они учреждают.

Именно из-за отсутствия возможности описания существующим языком и нежелания текущей власти этот язык расширять, судьба общества была предрешена с самого начала.

«Давление сверху на наше общество началось с того, что в одно прекрасное утро грозный император Николай нашел неудобным, чтоб военные люди занимались делами общества, вследствие чего оно разом потеряло почти половину своих членов, принадлежащих к военному званию...

Но как ни прискорбно было это событие, общество удержалось еще на ногах и продолжало усердно действовать на пользу страждущего человечества, когда в 1848 году нанесен был ему новый и окончательный удар...

Волнения, происшедшие во Франции, побудили наше правительство зорко оглянуться кругом и, так как оно и прежде смотрело на нас весьма сомнительно, то и сочло долгом, прежде всего, прихлопнуть нас. В красноречивом рескрипте, на этот предмет сочиненном, сказано было, что деятельность наша столь полезна, что удалось обратить на себя царское внимание и что, в воздаяние наших заслуг и разных добродетелей, наше общество присоединяется к Императорскому человеколюбивому обществу.Такую цепочку злоключений Общества строит В. А. Инсарский, которые привели к его закрытию.

Конечно, император, который до конца своих дней видел в армии призраки восстания декабристов, не мог относиться не подозрительно к подъему общественности. И отчасти запрет на участие в частных благотворительных ассоциациях для военных, и, да, отчасти более строгое регулирование Общества попечения бедных и присоединение его к Императорскому человеколюбивому обществу можно объяснить тем, что после Февральской революции во Франции 1848 г. правительство стало еще подозрительнее. Люди, занятые на государственной гражданской или армейской службе, которые тратят свое свободное время на то, чтобы ходить по подвалам, где живут нищие, не внушали властям доверия. Кроме того, правительство поражало и что в попечении общества, по отчетам, состояло до 15-ти тыс. семейств.

Но нам это видится несколько иначе. За первые полгода работы Общества, когда оно только искало эффективные формы работы, членами было посещено 793 семейства, а его попечение распространилось на 1830 человек. Тогда как после такого успеха, за один только февраль 1847 года члены общества посетили 1500.2 В отчете общества за 1849 год говорится о том, что новых бедных может быть совсем немого, и главную направленность своей работы общество видит в наблюдении за уже известными, усилении средств общества и взаимном содействии с другими благотворительными учреждениями. Общество успешно создало множество полуавтономных благотворительных заведений, некоторые из которых смогли пережить его закрытие. Это было практически решением проблемы на уровне города.

Сами члены Общества указывают, что ждали предложений от властей: «Вступив блистательно на поприще благотворительности и, так сказать, захватив поле, отведенное Императорскому Человеколюбивому Обществу, мы на первых порах возбудили в нем зависть и недоброжелательство. Блистательные наши отчеты клали на него самые сильные тени. Многие из наших членов были даже убеждены, что оно тянет последние свои дни и что само правительство будет просить нас взять дело, которого оно не умеет разобрать, несмотря на огромные средства, ему представленные.2 Именно масштаб, успешность и отсутствие фрейма гражданского волонтерства привели к тому, что власть инкорпорировала добровольческую ассоциацию в себя. По сути - это было признание эффективности общества и его успехов, иначе бы его оставили в покое или просто закрыли. Николай в свойственной ему логике просто сделал общество частью бюрократического органа, который должен был продолжать трудиться.

Окончательно Общество закрылось в начале 1855 г. из-за уменьшения интереса, а значит и финансовой поддержки, общественности, занятого Крымской войной, а так же уменьшения собственной мотивации членов, вынужденных считаться с волей Императорского человеколюбивого общества.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Феномен русской благотворительности формировался из нескольких источников. Во-первых, желание взаимопомощи, позволяющее коллективу выжить и приспособиться к суровым природным явлениям, Во-вторых, это присущее всем людям универсальное чувство эмпатии, которое заставляет человека увидеть в другом живом создании схожие с самим собой черты. Это сильное эмоциональное чувство было доведено до экстремума в христианском учении, проповедуемом Иисусом Христом. «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, - вот первая заповедь! Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной, большей сих, заповеди нет». Вторая заповедь была не менее важна, чем первая, а сами бедняки, нищие и те, кто не стремился стяжать имущество были наиболее близки к богу. В мировоззрении средневекового человека фигура Иисуса Христа была идеалом для любого верующего. Тот, кто действительно хотел жить согласно с учением, стремился к отстранению от мирского и особенно всего, что было связано с имуществом. Религиозный дух сделал нищенство даже своего рода ремеслом: нищий значит божий, безгрешный, замаливал грехи всего общества. Человек зажиточный, как бы часто он не ходил в церковь, не мог не чувствовать неправедности своего существования: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное»2. Мировоззрение средневекового человека, основанное на вере в сверхъестественное, в магию, видело в богатстве источник греха, который приравнивался к проклятию, а потому только контрзаклинание могло снять его действие. Поэтому в средневековье благотворительность приобретает формы морального императива: самые крупные благотворители - князья, они устраивают пиры для всех нуждающихся, а для тех, кто не может передвигаться, угощение развозят по городу на повозках; бояре и зажиточные горожане не отстают от князей, во время семейных праздников или поминок они угощают любого человека. Милостыня на Руси наряду с молитвой и постом была частью покаяния верующего христианина. Во многом благотворительность оправдывала существовавшее в обществе неравенство, а авторитетные церковные мыслители зачастую не столько призывали к отказу от богатства, сколько использования его для благих целей: «...даешь серебро, а получаешь отпущение грехов... избавляешь бедного от голода, а он избавляет тебя от гнева Божия».

Эта христианская обязанность подачи милостыни трансформировалась в национальную черту в виде чрезвычайной готовности подать просящему, сохранилась в русском человеке, несмотря на все запреты государства и старания людей рационального толка, до конца существования Российской империи, а, отчасти, и до наших дней.

Тем не менее с XVIII века прослеживается и другая традиция. Корни ее противоположны эмоциональным религиозным мотивам христианства, хотя и расцвели в среде протестанткой реформации. Капиталистические отношения, реформация, прагматизм, а затем и просвещение с новыми техническими достижениями создали представителя нового общества - человека экономического. Сначала прагматизм, следуя антитезе христианства, пытался бороться с нуждой наиболее механическими способами: путем его запрещения. Нищие были десакрализованы, и приравнены к преступникам, а благотворители стали пособниками преступлений. Таковой была политика правителей конца XVII - первой половины XVIII веков, а главным идеологом преобразования в области благотворительности, как и страны в целом стал Петр I. Именно он задал курс на полицейско-административное призрение нищих со стороны государства.

Первая четверть XVIII века стала переходным периодом от неорганизованной частной благотворительности, к созданию заведений общественного призрения по единому плану и регламенту. При этом сам Петр не рабочую систему государственных заведений, не найдя для этого достаточных средств, своими указами он лишь наметил политический курс в деле призрения. Более значимым достижением Петра является сдвиг в понимании задач благотворительности, наметился переход к прагматичности: важен становился результат помощи, а не сам акт, который больше не спасал душу.

Рационализация в отношении бедных в Новое время требовала сосредоточения не на акте передачи милостыни от имущего к неимущему, а на ее последствиях. Поначалу, следуя полицейско-административной логике, государство попыталось решить проблему самостоятельно, справедливо воспринимая помощь общества, как вторжение в монополию на власть. Но масштабы проблемы, а главное ее глубинные причины, скрытые в огромном неравенстве в положении между слоя общества, заставляют монархические правительства идти на уступки. Частная благотворительность становится предохранительным клапаном, стабилизирующим общество, в отсутствии адекватной системы перераспределения средств более равномерно.

Благодаря ключу «пересадка», который переключает ту или иную систему фреймов в благотворительность, представители императорской фамилии или дворянской аристократии могли заниматься любой деятельностью, не заботясь о поддержании сословной чести. Самая неприглядная, черная работа должна была рассматриваться не сама по себе, а неразрывно от контекста или цели. Поэтому благотворительность раньше чем, что бы то ни было, перекидывало мостки между социальными слоями в обществе.

Отношение абсолютной монархии очень неохотно менялось в сторону большей проработанности законодательства и большей свободы добровольческой деятельности. Поэтому всю первую половину XIX в. проявление частной инициативы было сильно ограничено, а все случаи ее конкретной реализации носили концессионный характер личного договора с императором.

Российское гражданское общество и добровольческие благотворительные организации как его составная часть, во многом были детищем государства, хотя государство проводило по отношению к ним неопределенную и непоследовательную политику. Правительство с самого начала балансировало между патернализмом с одной стороны, и подавлением - с другой, не видя возможности ни запретить частную инициативу, ни «развязать ей руки». Государство хотело от общества помощи в модернизации страны, а с другой стороны стремилось не допустить, побочных политических последствий.

Сложные взаимоотношения общественности и государства не были противостоянием, они были сотрудничеством, но сотрудничеством, которое не может избежать конфликта, так как общество все время подталкивало медлительное государство. В своей внутренней жизни добровольные общества были частными. Однако, преследуя избранные цели, они неизбежно вступали в сферу общественной жизни, которую государство считало целиком своей. Члены обществ прекрасно осознавали, что публичные дискуссии на тему важных общественных и особенно патриотических задач вполне можно осуществить в условиях самодержавной власти. Запрещая, ставя палки в колеса общественности, государство все же шло не противоположным курсом, а по пунктиру, намеченному общественностью. Само общество не переставало сотрудничать с государством, постоянно подстраиваясь под новые правила игры.

В такой ситуации в 1846 году возникает Общество посещения бедных. Оно создается как воплощение научных идей своего времени на практике. Утверждается главенство наблюдения, регистрации и эмпирического эксперимента; синтезируются дисциплины и ищутся объективные законы жизни социума. Ученые-позитивисты, вскормленные романтизмом, приступают к изучению собственных корней и текущего состояния государств. Происходит переворот в понимании благотворительности: из нравственной «болезни», требующей лечение души, переходит в социальную, нуждающуюся в поддержании тела. Именно из такой среды происходят новые филантропы, такие как председатель Общества, князь В. Ф. Одоевский, для которых прогресс - то, что можно физически измерить, а значит приблизить собственным трудом.

Отчасти благотворительность становится модной благодаря Обществу посещения бедных. На то существовал ряд внешних и внутренних причин. К первым относится то, что занятия благотворительностью стали отвечать представлением о том, какими чертами должен обладать человек из общества; во-вторых, сама благотворительная деятельность, транспонируясь, приобретала игровые черты, располагая к позированию на публике, об Обществе писали в газетах, в нем состояли литераторы. Такая слава привлекала людей. Наконец, с помощью пересадки фрейма бала и других светских развлечений в контекст благотворительности, членам Общества посещения бедных удалось сделать филантропию очень популярной, так как, не изменяя привычек людей, не требуя самоограничения, а порой, даже наоборот, призывая к веселью, они превращали повседневную деятельность в благотворительную.

Внутренняя сторона матировала определенный слой людей, которые в исторической литературе называются дворянами-либералами. Имея прогрессивистские взгляды, эти люди были скованы монополией власти на изменения в общественном укладе. Им выпало родиться в стране, которая не соответствовала их представлениям о социальной справедливости, а потому такие ассоциации, как Общество посещения бедных были им просто необходимы, чтобы чувствовать себя порядочными людьми. Приближая своими действиями прогресс, эти люди могли в несправедливом мире жить по-совести и до некоторой степени оправдывать существующее, или хотя бы принимать его, как временное зло, которое рано или поздно тоже будет улучшено.

Общество посещения бедных свою работу строило на двух принципах: индивидуального подхода, заключавшегося в тщательном исследовании положения бедного, на основе которого принималось решение о форме и размере помощи; соединении небольших усилий множества человек, для решения большего дела.

Реализация второго принципа требовала создания иной формы благотворительной помощи, которой могли бы заниматься люди, служащие в качестве государственных чиновников. Поэтому происходит транспонирование этой службы в фрейм деятельной благотворительности.

В новом фрейме хорошо видны слои не переключенной реальности. Так членами общества становились только мужчины, которые были представителями коронного чиновничества, действительными или в отставке, офицерских армейских чинов и избранные представители литературной интеллигенции. Женщины-аристократки, несмотря на то, что для них занятие благотворительностью было частью социальной жизни, могли быть только попечительницами открываемых Обществом заведений или помогать материально. Роль купцов и представителей других состояний так же была сведена к спонсорству.

Деятельность Общества была крайне эффективной. В его картотеке находились дела более 15 тыс. человек, при этом количество членов не доходило и до 300. В отчете за 1849 г. говорится, что большого количества новых бедных может и не быть, а свою деятельность оно видит именно в продолжении работы с имеющимися опекаемыми. Такой размах благотворительной деятельности представлял для власти серьезную проблему: необходимо было решить его дальнейшую судьбу. Сами члены ждали, что государство может передать функции призрения в их руки. Вместо этого Общество посещения бедных было инкорпорировано в государственную структуру Императорского человеколюбивого общества. Это произошло из-за несформированности фрейма гражданского волонтерства. Общество хотя и было частной, добровольческой ассоциацией, но не было полностью отделено от государства: казначей числился на службе, а попечителями общества состояли члены императорской фамилии. По сути - это было признание эффективности общества и его успехов, иначе бы его оставили в покое или просто закрыли. Николай в свойственной ему логике просто сделал общество частью бюрократического органа, который должен был продолжать трудиться.

Окончательно Общество прекратило свое существование в начале 1855 г. Начавшаяся Крымская война увела общественные интересы с внутренних проблем на внешние. Благотворители были заняты поддержкой того, кого война перемалывала.

Общество посещения бедных не было первым добровольческим обществом в Российской империи, но оно было первой ассоциацией, целиком построенной на добровольческом труде людей, которые не занимались этим профессионально или наоборот - от случая к случаю. Члены общества состояли на действительной государственной службе, а свой досуг проводили, занимаясь благотворительностью. Это позволяло им жить честными людьми в несправедливом мире. Это тип людей сыграл определяющую роль в дальнейших преобразованиях, в том числе в освобождении крестьян.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1.Вестник благотворительности. 1897. № 9.

2.Воспоминания В.А. Инсарского. Из быта наших помещиков. 1840-1850 // Русская старина, 1874. - Т. 9. - № 2. - С. 301-322.

3.Воспоминания В.А. Инсарского. Из быта наших помещиков. 1840-1850 // Русская старина, 1895. Т. LXXXIII. № 1.

4.Годичное заседание Общества посещения бедных 16 мая 1850 г.

5.Отчет Общества посещения бедных за первое полугодие от 9 мая по 9 ноября 1846. Спб., 1847.

6.Отчет Общества посещения бедных за второе полугодие от 9 ноября 1846 по 9 мая 1847. Спб., 1847.

7.Отчет Общества посещения бедных от 1 мая 1847 г. по 1 февраля 1848 г. Спб., 1848.

8.Отчет по высочайшее утвержденному Обществу посещения бедных за год. Спб., 1850.

9.Отчет по высочайшее утвержденному Обществу посещения бедных за год. Спб., 1852.

18.Отчет по высочайшее утвержденному Обществу посещения бедных за год. Спб., 1853.

19.Отчет по высочайшее утвержденному Обществу посещения бедных за год. Спб., 1853.

20.Отчет по высочайшее утвержденному Обществу посещения бедных за год. Спб., 1854.

21.Одоевский В. Ф. Русские ночи. М. 1975.

22.О лечебнице для приходящих, основанной высочайше утвержденным Обществом посещения бедных. Спб., 1850.

23.Памятники старинной русской литературы / Под ред. Н. И. Костомарова. - СПб., 1860.

24.Полное собрание русских летописей. М., 1962. Т. 1: Лаврентьевская летопись.

25.Пирожкова Т. Ф. Записки Александра Ивановича Кошелева. М. 2002.

26.Правила Общества посещения бедных просителей в С. Петербурге. 1846.

27.Письмокн. В.Ф. Одоевского к великой княгине Елене Павловне.

28.ПСЗI.

29.Санкт-Петербургские Ведомости за 1846-1855 гг.

30.Состав Общества посещения бедных за 1850-1854.

31.Соллогуб В. А. Повести Воспоминания. М., 1988.

32.Список г. г. членов Общества посещения бедных. Спб., 1850.

33.СудебникиXV-XVI веков. М.; Л., 1952.

34.Творения Святого Отца Нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского. Спб., 1897. Т. 3, кн. 1. С. 293, 308.

35.Устав Общества посещения бедных просителей в С. Петербурге. 1851.