Повседневная жизнь революционеров в годы первой русской революции
Повседневная жизнь революционеров в годы первой русской революции
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ "СТАРШЕГО ПОКОЛЕНИЯ"
.1 Факторы, влиявшие на формирование мировоззрения революционеров
.2 Ссылки и аресты как элемент повседневности
ГЛАВА 2. ЖЕНЩИНЫ В РЕВОЛЮЦИИ
.1 Оформление революционного сознания
.2 Революционный быт как образ жизни
ГЛАВА 3. РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ-ТЕРРОРИСТЫ: ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И ПРОВОКАЦИЯ
.1 Образ жизни провокаторов
.2 Жизнь и деятельность летучих боевых отрядов на примере лбо со ПСР
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ИСТОЧНИКИ
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность изучения деятельности революционеров через призму повседневной жизни связана с развитием в исторической науке такого направления, как история повседневности в целом, с одной стороны, и значением революционного крыла общественной жизни Российской империи на рубеже XIX - ХХ вв., с другой. Поиск истоков и причин формирования мощных и жизнеспособных радикальных партий, радикализация значительной части мыслящего общества, формирование своего рода "моды" на нигилиста- революционера, требуют от исследователя вдумчивого анализа истоков данного феномена. Изучение повседневной жизни радикалов позволяет проанализировать истоки мировоззрения, жизненные идеалы и позиции деятелей революции.
Отечественный исследователь и теоретик истории повседневности, Н.Л. Пушкарева пишет, что повседневность должна включать в себя частные события в жизни человека, а также эмоциональную сторону событий и явлений, значимых для конкретной личности. Можно сказать, что термин повседневность включает в себя формы поведения людей, в том числе в специфических, экстремальных социально-политических условиях. В центре внимания истории повседневности лежит «реальность, которая интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного жизненного мира».
Актуальность темы определяется тем, что в последнее время в исторической науке проявляется рост интереса к человеку, к отдельной личности, изучая жизнь радикалов, стремившихся повлиять на ход истории, можно определить и мотивацию их поступков. Благодаря изучению повседневной жизни "поздних" народников, женщин-революционерок и деятелей террористических организаций начала ХХ в., можно воспроизвести не только эпизоды их личной жизни, но и общественной, а также более глубоко раскрыть особенности революционного движения конца XIX начала ХХ веков.
Народническая идеология оказала глубокое воздействие на молодёжь XIX-начала ХХ вв. Особо нужно отметить активную роль русских женщин в революционном движении. Наравне с мужчинами женщины участвовали в революционной деятельности и некоторые из них становились лидерами, проявляли бесстрашие, отрекались от традиционных человеческих ценностей, покидали семьи ради победы идеи революции.
Нетипичная для обывателя повседневная жизнь революционера, полное отречение от традиционных ценностей, уход из семей, формировали новую реальность. Одной из задач нашего исследования является описание максимально достоверно этой реальности, ставшей типичной для подавляющего большинства революционеров, единственно приемлемой, состоящей из необычных повседневных практик.
Предметом данной работы является повседневная жизнь революционеров на рубеже веков. Объектом - условия формирования революционной идеологии и особенности повседневных практик отдельных революционных деятелей.
Цель работы - охарактеризовать типичные стороны повседневной жизни русских революционеров.
Задачи:
-Изучить повседневную жизнь революционеров "старшего поколения". Рассмотреть факторы влиявшие на формирование мировоззрения революционеров: ссылки и аресты как элемент повседневности.
-Описать роль женщины в революции и оформление революционного сознания как такового.
-Разобрать быт революционеров.
-Проанализировать деятельность революционеров-террористов, образ жизни провокаторов, а так же жизнь и деятельность летучих боевых отрядов.
Основным источником по мировоззрению и повседневности является опора на личные воспоминания и впечатления участников событий, в которых авторы описали то, что ими переживалось. Это помогает воссоздать атмосферу их жизни. «Запечатлённый труд» в двух томах Веры Фигнер написан ей в 1921 году в эмиграции. Книга богата разнообразным материалом. Автор раскрывает взаимоотношения в своей семье. В своей работе она рассказала о волнующих её вопросах свободы, морали, о том, что пришлось пережить, находясь в тюремном заточении, а, выйдя на свободу, искать своё место в жизни. С любовью о своей няне, как родном и близком человеке, вспоминает Вера Николаевна в рассказе «Моя няня». В Полное собрание сочинений вошли кроме «Запечатлённого труда» ещё воспоминания, стихи, письма родным и друзьям, которые также являются незаменимым историческим источником. В стихах В.Н. Фигнер передала чувства, переживаемые в заточении и веру в правоту революционного дела. Много стихов она посвятила сокамерникам - народовольцам: Лопатину, Лукашенко и др. Женский взгляд на жизнь революционеров видим и в трудах народоволки П.С. Ивановской. Она в своих «Воспоминаниях» рассказывает о событиях, участницей которых она была и о людях, с которыми была связана революционной деятельностью.
В. Вересаев в своих воспоминаниях дает психологический портрет В.Н.
Фигнер. Писателя привлекает её цельный образ революционера, прямота и откровенность в отношениях с людьми. Он обращает внимание на необыкновенную красоту Веры Николаевны, которую отмечали окружающие. Он характеризует её как сильную волевую личность, которая постоянно находилась в борьбе.
«Повести моей жизни» Н.А. Морозова также непосредственный исторический источник. Первая повесть была написана им в Шлиссельбургской крепости в 1902 г. Н.А. Морозов рассказывает о своём детстве, становлении научных и политических взглядов, а далее повествует о тех жутких условиях, в которых ему пришлось жить более 20 лет (в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях). Поражают мельчайшие подробности описываемых им картин. Работа Н.А.Морозова «В начале жизни»является составной частью воспоминаний «Повести моей жизни». Она охватывает периоды его детства, гимназические годы, начало революционной деятельности и «хождение в народ». Автор пишет о становлении своих революционных взглядов и сомнениях в правильности выбранного жизненного пути. Одними из главных ценностей являются письма узников тюрьмы. Они написаны родным и знакомым. В «Письмах из Шлиссельбургской крепости» Н.А. Морозов передал воспоминания о детстве и юности, о «хождении в народ», а также описал чувства и эмоции, которые были пережиты за многие годы заключения.
В «Террористической борьбе», выпущенной в 1880 году в Лондоне (по
другим сведениям в Женеве), Н.Морозов отводит чрезмерную роль террору, желая сделать эту борьбу «исторической, традиционной, популярной». Он уверен, что ради идеи стоит идти на убийства. Отдельно стоит рассмотреть теорию террористической борьбы Н.А. Морозова. В 1870-х годах он последовательно отстаивал свою точку зрения о возведении политических убийств в систему.
Историография вопроса восходит к началу ХХ в. В. Богучарский в монографии «Активное народничество семидесятых годов» представляет свои глубокие рассуждения об идейных корнях народничества, анализирует взгляды идеологов этого движения: Бакунина, Лаврова, а также ищет причины неуспеха движения в народ. Работа содержит много документального материала: воспоминания участников движения, отрывки речей революционеров на суде, личную переписку, цитаты из газет и журналов того времени, что позволяет составить представление о рассматриваемой эпохе.
Повествование о быте, мечтаниях о светлом будущем русского народа, заключении фиктивных браков между революционерами с целью конспирации,
«хождении в народ», арестах идёт в «Очерках из жизни русских революционеров 70-80-х годов».
Книга жандармского генерала А.И. Спиридовича «Партия социалистов- революционеров и её предшественники» представляет собой исследование, построенное на фактическом материале, в котором освещается деятельность партии эсеров с момента образования до 1917 года. Автор использовал целый массив источников, т.к. был связан с полицейскими ведомствами..
Сохранившаяся переписка Азефа с товарищами по партии, с охранной службой, женой, любовницей дают возможность составить его более полный портрет. Переписка «великого провокатора» представляет большой интерес для историков, т.к. по его письмам можно характеризовать взгляды, убеждения, интересы и т.д. По словам З.И. Перегудовой и Д.Б.Павлова «эпистолярное наследие Азефа является не только комплексом документов нравственного характера, но и ценным источником революционного и общественного движения России».
Жизни и деятельности В.Н. Фигнер посвящено множество книг и статей. В 1920-х гг. вышла рецензия С. Иванова18 на книгу В.Н. Фигнер
«Запечатлённый труд», журнал «Летописи марксизма»19 охарактеризовал
«Запечатлённый труд» В.Н. Фигнер как одно из выдающихся явлений мемуарной литературы и как важный исторический источник. В 1928 году газета «Красная звезда»20 писала, что знакомство с книгой Фигнер необходимо каждому, кто желает сознательно относиться к историческому прошлому.
Книга В.Н. Войновича «Степень доверия»21 посвящена жизни и творчеству В.Н. Фигнер. Э. Павлюченко - историк, исследовательница вопросов общественного движения XIX века в России в своей работе «Вера Николаевна Фигнер и её «Запечатлённый труд»22 отмечает, что в революционном движении женщины сыграли выдающуюся роль. Автор шаг за шагом прорабатывает биографию В.Н.Фигнер в совокупности с рассмотрением революционного движения в России конца XIX - начала XX вв. Она пишет, что воспоминания Фигнер сконцентрировали в себе всё самое характерное своего времени. Монография этого же автора «Женщины в русском освободительном движении от Марии Волконской до Веры Фигнер», вышедшей в 1988 году, посвящена женскому вопросу, начиная с декабристок и заканчивая народовольцами. Автор отмечает, что с развитием общественной жизни женский вопрос обострился и активизировался во время революций.
«Хождение в народ» она считает «женской стихией, продолжением органической деятельности, начатой ещё 60-десятницами»24. Исследуя психологические особенности народников, Э.А. Павлюченко выделила два момента, сближающие революционеров с верующими людьми - тип мышления (усвоение революционных идей на уровне веры) и преемственность религиозной культуры (аскетизм, жертвенность, идеалистическое восприятие народа). Автор пишет и о том, что в процессе борьбы сформировался новый женский тип с не женскими качествами: решимость, твёрдость, верность революции. Часто такие качества порождали крайние меры - террор.
Современные исследователи изучают такие аспекты проблемы, как женщины в революции, так, например, диссертация О.Н. Кондаковой, в которой говорится о женщинах-революционерках, посвятивших себя революционному делу. Автор делает выводы, что появился новый тип женщин, психологически готовый к борьбе.
Также о повседневной жизни революционеров некоторая информация содержится в публицистике. Например, академик С.И. Вольфкович, который был лично знаком с Морозовым, поражало в нем неутомимое трудолюбие. Публицист А.В. Амфитеатров в работе «Шлиссельбуржцы» вступает в полемику с автором статьи «Шлиссельбургское последействие» Л. Войтоловским. «Шлиссельбургское последействие» написано на основе записок бывших узников М. Фроленко и М. Новорусского. Л. Войтоловский считает тех, кто вышел на свободу после многолетнего заключения, духовно опустевшими. Он объясняет это тем, что изоляция личности от коллектива приводит к «оскоплению души … Ценою принижения интеллекта они (узники) приобретали возможность вынести столь долгое отсутствие импульсов к жизни». Л. Войтоловский считает Н. Морозова человеком, который почувствовал в себе духовное банкротство и поэтому «искал спасение в недрах своего собственного мозга». А. Амфитеатров не согласен с таким выводом. Опираясь на воспоминания шлиссельбуржцев, он считает, что бывшие заключённые крепости не отупели, а наоборот, набрались интеллектуальной и физической энергии. Они не потеряли надежду быть ещё полезными обществу. Что касается Николая Морозова, то его здоровье автор называет богатырским, которое всё выдержало и даже окрепло. И на свободу он вышел в твёрдом духе. Л. Круковская представляет свою книгу «Н.А. Морозов. Очерк жизни и деятельности», вышедшей в Петербурге в 1920 году. Она знакомит с деятельностью Н.А. Морозова, в основном обращая внимание на его научную работу. Автор считает, что жизнеописание учёного может послужить уроком для тех, кто устал от жизни и зарядить таких людей энергией. Писателя М.П. Поповского привлекают незаурядные люди большого интеллекта и высоких идеалов. Он с восторгом отзывается о народниках, но «хождение в народ» автор считает неверным решением.
Работа В.А.Твардовской «Н.А.Морозов в русском освободительном движении» посвящена биографии Морозова, из которой читатель узнаёт о «хождении в народ», участии Морозова в революционной организации «Земля и воля» и «Народная воля». В статье Г.С. Кана «Идейные еретики» делаются попытки охарактеризовать некоторых народовольцев, не согласных с программой «Народной воли». О.В. Будницкий концентрирует внимание на терроризме как феномене, который ещё недостаточно изучен («Терроризм глазами историка. Идеология терроризма»).
История провокаторства привлекала не только ученых исследователей, но стала обсуждаемой темой в популярной литературе, например, имя Е.Ф. Азефа оказалось притягательным для писателей, мемуаристов. Ему посвящались воспоминания, ставились пьесы: «Товарищ Иван», «Орёл или решка». Б.Савинков в своих «Воспоминаниях террориста» писал в основном о революционной деятельности Азефа. Но также отводил место для его характеристики в обычной жизни. С точки зрения Савинкова Азеф представлял собой не только идеал революционера, но и образцового, скромного семьянина, любящего жену и детей.
Б.Николаевский в «Истории одного предателя» дал яркую характеристику Азефу, подробно описав его жизненный путь. Многое автор почерпнул непосредственно из рассказов сожительницы Азефа Х. Клёпфер.
Исследование Б. Николаевского построено на тщательном подборе фактического материала. Но Р.А. Городницкий считает, что Б.Николаевский односторонне подошёл к рассмотрению фигуры Е.Ф. Азефа, характеризуя его как низменную личность. По мнению Городницкого для полного воссоздания портрета Азефа надо рассматривать позиции двух лагерей - правительственного и революционного.
Необходимо упомянуть книгу Ф. Лурье «Полицейские и провокаторы» написанную в популярной форме, в которой автор рассматривает взаимоотношения полиции со своими агентами. В.Г. Джанибекян посвятил свою работу «Азеф - король провокаторов» исследованию биографии главного провокатора.
Монография А.А. Городницкого «Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911гг.», выпущенная в 1998 году, построена на обширном историческом материале. Ю.М. Лотман рассматривает быт и повседневную жизнь русского общества во взаимосвязи с культурой, обращая внимание на обычаи, одежду, поведение в обществе, на внутренний мир человека. Он раскрывает сущность декабристского движения в России, как первого революционного движения в стране, останавливая внимание на их мировоззрении. П. Бергера и Т.Лукмана интересует проблема социологии жизненного мира человека. Объектом их анализа является объективная реальность, которая взаимодействует с человеком.
Различные авторы, в соответствии со своими методологическими принципами, по-разному оценивают события, связанные с революционерами, включенными нами в исследование. Историки советского периода восторженно отзываются о революционерах, считая их героями, выделяя их стремление освободить народ от самодержавия. Особое место отводилось женщинам в революционном движении, что было связано с наступлением героического периода в истории русской интеллигенции. Современные историки более реалистичны, они стараются глубже вникнуть в проблему.
ГЛАВА 1. ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ "СТАРШЕГО ПОКОЛЕНИЯ"
1.1 Факторы, влиявшие на формирование мировоззрения революционеров
Н.А. Морозов - один из ярких представителей народовольцев. Одарённый и способный он серьёзно увлекался наукой, которой решил посвятить свою жизнь, но попав в революционную среду, поменял свои взгляды. После долгих размышлений он отошел от научной стези. Совершив «хождение в народ» и познакомившись с его бытом, Морозов определил для себя дальнейший революционный путь в жизни.44. Его отец был из дворян, а мать - из богатых крестьян.
Для Н. Морозова мать оставалась нравственным идеалом на протяжении всей жизни. Н.А. Морозов писал из Шлиссельбургской крепости: « …Вы мне сказали, что всякий раз, когда я хочу сделать что-нибудь касающееся другого человека, я сначала представил бы себе, что это самое сделали со мной, и если сочту такой поступок дурным по отношению к себе, то он нехорош и с моей стороны». «Отношения детей и взрослых являются главными двигателями в развитии ребёнка и весь психический склад человечества передаётся через узкий тоннель детства и через способы ухода за детьми».
Обстановка их дома представляла «смесь дворянской сельской простоты и научной увлеченности обитателей дома». Внутренние комнаты дома блестели зеркалами от пола до потолка, с которого свисали бронзовые люстры, на стенах располагались картины знаменитых художников в золочёных рамах.
Уже в десятилетнем возрасте к Николаю стали приходить в голову мысли о справедливости: почему один живёт в богатстве, а другой в нищете и голоде? Уже тогда у него появились религиозные сомнения. Оказалось, «что в таком незаметном, тихом человеке на самом деле заключен подлинный покоритель мира». К тому же у него была прирождённая любовь к природе, вызывавшая особенное восторженное чувство. Морозов был одухотворён природой до такой степени, что утром здоровался с речкой, деревьями, солнцем и т.д. а вечером прощался.
В гимназические годы многие революционеры хорошо учились, но интересовались в основном, государственным устройством. Так, Морозов узнал, что республиканский строй в иностранных государствах достигнут в результате тяжёлой борьбы. Рассказы о Петропавловской крепости вызывали в его воображении картины ужасов. Читая романы, Морозов знакомился с жизнью людей. В. Фигнер писала в воспоминаниях, что Морозов - «пылкая натура, мечтающая о геройских подвигах», но пока таких не находилось и из двух дорог, которые рисовались Николаю в будущем (наука и гражданская свобода), он пока выбирал первую.
Модным научным направлением было естествознание. Учась в гимназии, многие будущие революционеры увлекались естествознанием. Днями и ночами он просиживали над книгами, ища ответы на вопросы: как начался мир и чем он окончится, в чём сущность сознания, стоит ли жить. Много читали, учились "не ровно, то поражая учителей знаниями, а то запуская предмет». Учителя гимназии так характеризовали его: «Чрезвычайно способен и усидчив, если хочет; рассеян и вечно занят чем-то посторонним». Они всё чаще задумывались о месте науки в обществе, видя, что ей отводится второстепенная роль при самодержавном строе. Морозов считал, что тот, кто занимается наукой, такой же герой, как и борец за свободу. К девизу: свобода, равенство, братство он добавил науку, которая может рассеять суеверия и предрассудки.
Многие революционеры формировались в 60-70 гг., много времени они проводили в размышлениях о различных сторонах русской жизни: о бедных и богатых, об образованных и неграмотных и приходили к выводу о необходимости образования. Например, народник Морозов констатирует общее для революционеров, явление: «Окружающая обстановка детства наложила отпечаток на душу Морозова, содействовала развитию в нём сосредоточенности, которая сыграла роль в будущем».
Большое влияние на формирование революционного мировоззрения оказывали первые годы обучения в университете. Пестрившие воззваниями и прокламациями, жизнь студента была весьма политизирована. В тексте различного рода листовок запоминалось больше всего то, где писалось о самопожертвовании во имя идеалов, раздавались воззвания к борьбе свободу. «Вот люди, за которых можно отдать душу, вот что делается и готовиться в тайне. А я всё думал до сих пор, что кроме нашего кружка нет в России никого, определяющего наши взгляды!». Он начал приходить е мысли, что хорошо бы погибнуть за истину и справедливость. «Идеалистически настроенный, с мягкой нежной душой, он благоволил с юных лет перед людьми, жертвующими собой для общего блага и освобождения человечества», - так высказалась о Николае Морозове Л. Круковская.
Учась в Университете, Морозов жил с другом на квартире на полном попечении прислуги и лакея. Его комната имела учёный вид, одна стена была уставлена сотнями естественнонаучных книг, другая - увешана витринами с коллекциями насекомых, которых он сам собрал.
Зимой 1874 г. он стал посещать квартиру О.Г. Алексеевой - своеобразный общественный салон, где собиралась интеллигенция, сочувствующая революционерам. Люди нового типа покорили его смелостью, отношением к народу, к долгу. Он понял, что «участие в революционной борьбе - дело не только увлекательное и романтическое, но и суровое и опасное, требующее мужества и самопожертвования». Чтобы понять и осмыслить жизнь народа, Морозов с товарищами посещал харчевни, а чтобы иметь предлог путешествовать по деревням, освоил ремесло сапожника. Таким образом, в результате мучительной борьбы Морозов решил идти в народ, как сотни других молодых людей.
Чтобы привлечь внимание крестьян, народовольцы организовывали чтение книг, устраивали посиделки с песнями, в которых осмеивались власть и самодержавные порядки. Песенки разучивались и разносились народом по деревням. «Мы ковали в крестьянских пестрявых рубахах и грубых фартуках в три молота, так что наши удары, быстро следующие друг за другом, отбивали на раскалённом куске металла одну непрерывную дробь. Тысячи железных искр вылетали огненными струями из-под наших молотов…» Крестьяне относились к Николаю как к своему человеку, завязывая разговоры, к нему быстро привязался сын хозяина, где Морозов осваивал кузнечное дело. Так как сын был неграмотным, как и основная масса крестьян, то Николай начал ему читать книжки, привезённые с собой, но к глубокому разочарованию книги не воспринимались. «Черту абсолютной неспособности охватывать соотношения между различными, связанными друг с другом идеями приходилось мне встречать в головах отдельных людей, не развитых предварительным обучением». Но жизнь в деревне не ограничивалась для Николая Морозова только пропагандой. В окрестностях он искал лишайники и окаменелости, т.е. то, что представляло интерес для науки, которая всё также оставалась его страстью.
Хождение в народ совершалось пешком и в полном одиночестве. Николаю было и страшно, и в то же время радостно от чувства свободы. На его пути встречались в основном безграмотные крестьяне, с которыми трудно было вести пропаганду. «Народовольцы всеми силами стремились в деревню, а деревня не давалась им в руки».
Очутившись в крестьянской среде, Николай думал, как бы ему чем- нибудь не шокировать крестьянскую семью. Но оказалось, что рабочие пользуются в деревнях особым уважением, т.к. у них можно многому научиться. Вероятно у крестьянина кроме идеала внешности есть ещё и идеал внутреннего содержания. «И этот идеал - удачливый человек, которому всё без труда удаётся… народ, отчаявшись получить возможность образования, начал мечтать не об учёном человеке, а об удачливом. Только этот идеал уже прошлый, ... в какую форму он у них выльется в ближайшем будущем? Не в виде ли интеллигентного человека?». В этом утверждении мы можем усомниться, т.к. в то время крестьяне в большинстве своём не могли об этом задумываться и не внимали пропагандистским стараниям народовольцев.
Труд был очень тяжёлым, они работали с утра до вечера, но так как опыта у них никакого не было, то зарабатывали всего 7 копеек в день. Этого едва хватало на пропитание, а уставали они так, что валились с ног. Приходилось им работать и в болоте, проваливаясь в лаптях в воду. Занятие это было прекращено после того, как Союзов заболел. После этого местные крестьяне их зауважали, т.к. сами больше двух недель не выдерживали. Морозов был тронут таким отношением. Несмотря на тяготы и лишения, ему нравилось хождение в народ.
Шагая по деревням, Николай тосковал по своим товарищам, тревожился не арестованы ли они. Особенно он волновался за Алексееву - товарища по революционному кружку. Народовольцы изгоняли из своей жизни такие чувства, как любовь, счастье, которые по их мнению унижали человека. Они прославляли «идеал политического стоицизма, героического аскетизма». Но они оба были счастливы, т.к. «добровольно обрекли себя на гибель во имя высоких бескорыстных идеалов всеобщей братской любви и равенства».
«Социализм был для них верой, а народ его божеством» Николай тосковал и по своей прежней жизни, желание читать, заниматься наукой его не покинуло. В крестьянской среде до него не доходило ничего из цивилизованного мира. Иногда он чувствовал себя отщепенцем, с которым опасно разговаривать из-за страха быть арестованным. Но это чувство Морозова не подавляло, а, наоборот, заставляло идти по выбранному пути . Его девизом было: если чего-то боишься, но считаешь хорошим, то именно это сейчас и сделай.
По возвращении в Москву Морозову представилась возможность вступить в революционное тайное общество. Он немедленно согласился стать его членом. Перед ним замелькали политические заговоры, тюрьмы с подземными ходами, то есть картины когда-то прочитанных романов. Революционеры собирались для обсуждения текущих дел, обменивались мнениями, кто-то сочинял стихи, кто-то пел, но Морозову хотелось скорейшей революции. Товарищи объяснили ему, что для неё необходима идейная подготовка народа, он прислушивался к их мнению и многое обдумывал сам. К тайному обществу присоединили и общество естествоиспытателей. В результате чего было собрано много научной, художественной литературы и образована целая библиотека. Спустя годы Николай Морозов задавал себе вопрос: правы были ли те, кто отказался от движения? И получал такой ответ:
«…были правы, потому что сбылись предсказания о гибели. Вся активная часть кружка попала в темницу, ссылку, а некоторые на каторгу… Но дальнейшая история показала, что наши труды не погибли бесследно, хотя цель пробуждения России от её тысячелетнего сна и была достигнута и не так как предполагали вожди тогдашнего движения, а несколько своеобразно. Враги наши своими гонениями помогли развитию и распространению освободительных идей несравненно больше…» Морозов приходил к выводу, что те, кто отстранился, не увидели яркой жизни и прожили тускло.
После начавшихся арестов Морозов вынужден был уехать в поместье знакомых помещиков. Здесь он скрывался вместе с О.Алексеевой. Они пользовались полной свободой: купались, гуляли по окрестностям. Но, восторженно описывая свою жизнь в крестьянской среде, возможно, Морозов что-то и преувеличивал. Скорее всего - это юношеская бравада. Мы думаем, что нереально адаптироваться к крестьянской обстановке, попав в неё, до этого находясь в богатых хоромах родителей.
Революционеры 70-80 -х гг. много времени проводили за границей. Когда одному из них представилась возможность поехать в Швейцарию для пропагандистской работы, это открывало для него новые горизонты. Приехав в Швейцарию, он ощутил себя по-иному. «Живя среди ежедневных опасностей, человек по натуре не робкий, он привыкает их встречать лицом к лицу, но он живо чувствует их отсутствие. … Вам кажется, как будто вы возвратились из далёкой поездки к себе домой и сбросили надолго с своих плеч всякие заботы…». - другая страна производила новые впечатления. Остановившись на короткое время в Берне, Морозов не мог не побывать у памятника Вильгельму Теллю - символа освобождения. Николай мысленно поздоровался с Теллем и ощутил легкость и свободу.
В Женеве ему пришлось жить не в отеле, а в типографии т.к. почти все деньги, привезённые из России, он отдал в долг, который не вернули. Поэтому квартирой стала служить типография. Вместо подушки служил свёрток газет, вместо одеяла - тоже бумага. Но воображение Морозова разыгралось и его склонность к романтизму говорила, что здесь очень хорошо. Спать обёрнутым листами революционных изданий означало жить как истинный революционер, который отказался от всех удобств. Ночью температура опускалась до 5 градусов, но под кучей листов ему было тепло.
Николая не было, а все мелкие вещи он носил с собой в сумке, подаренной В.Фигнер. В Женеве русские эмигранты отнеслись к Морозову как к ветерану революции. Он пользовался большим уважением за то, что исходил половину России во всевозможных видах, научился выражаться языком народа, а значит лучше его понимать. Все приглашали его в свои квартиры с рассказами, т.к. интересно было узнать о хождении в народ. Морозов ощутил себя общепризнанным человеком и вырос в собственных глазах. Находясь за границей, Николай Морозов стал членом Интернационала, мечтал создать его отделение в России. Он посещал собрания революционеров, лекции по географии, много читал. Николай Морозов постепенно превратился в террориста, отстаивающего свою точку зрения о необходимости применения политического террора. Он был уверен, что « террористическое движение будет неизбежно, если будущая террористическая борьба станет делом не отдельной группы, а идеи, которую нельзя уничтожить подобно личности».
Таким образом, Николай Морозов нашёл выражение своим мечтаниям в грозной борьбе. В.Н.Фигнер вспоминала: «Выступления с оружием в руках, нападения повсюду, насильственное освобождение товарищей, попавших в руки правительства, как нельзя более соответствовало его пылкой натуре и давнишним мечтам». Революционеры не ставили ни во что ни свои жизни, ни чужие. Такова была их психология. В беседах о ценности жизни и ответственности за убийства В.Фигнер с Б. Савинковым отмечалась надуманность этих проблем. В.Фигнер сказала: « Если берёшь чужую жизнь - отдавай и свою легко и свободно. …Мы о ценности жизни не рассуждали … всегда были готовы отдать, как-то просто, без всякой оценки». И далее: «…повышенная чувствительность к экономической и политической обстановке затушевывала личное, и индивидуальная жизнь была такой несоизмеримой величиной в сравнении с жизнью народа, что как-то не думалось о своём». Но Э. Павлюченко отмечает, что сама Вера Фигнер была против террора, «но всё- равно принимала его как необходимость». Американские учёные Э. Найт и А. Гейфман анализируя мотивы самопожертвования народовольцев, сопровождавшие террористические акты, пришли к заключению, что скорее всего многие террористы имели психические отклонения. Этим объясняется их тяга к смерти. Они нашли для себя нестандартный способ рассчитаться с жизнью - своей или чужой.
.2 Ссылки и аресты как элемент повседневности
По возвращении в Россию революционеров очень быстро арестовывали. Например, даже готовность к аресту не помогала становилась часто неприятной неожиданностью. Морозова и Саблина арестовали на границе. С.М. Кравчинский вспоминал: «Арест произошёл благодаря неосторожности самого Николая, просидев где-то целый день на чердаке, он не вытерпел и вышел прогуляться. Это была непростительная ребяческая оплошность».
Испытания народники старались встретить достойно, в такой обстановке они сначала падали духом, чувствовали себя обречёнными: «Пусть жизнь окончится теперь, она окончится честно».74 Первые дни заточения арестант, как правило, чувствовал себя очень нервно, привыкая к новой обстановке. Но затем началось новое горе - день, ничем не занятый, тянулся бесконечно долго. Большим событием стало, когда разрешили читать книги. Чтение запоем романов и журналов отвлекало от тяжёлого испытания. Чтение пробуждало воображение, многие начинали писать. Появилась надежда, что кто-нибудь из товарищей поможет освободиться. «Арестованный мечется по камере до тех пор, пока не осознает своего положения. Далее наступают томительные дни и рождаются воздушные планы о свободе».
Первый месяц заключения был самым мучительным. Удручало, что с воли не было никаких вестей. Из окна темницы человеческий мир казался недоступным, и этому миру не было никакого дела до идей и людей , томящихся в тюрьмах. Заключённым приносили жареных цыплят, ветчину, масло, деньги и книги.
Заключенному полагалось 10 копеек в день. На них можно было купить кусок чёрного хлеба за 3 копейки, а на остальное - кусочек дешёвой колбасы или рыбы. Белый хлеб и сахар были недоступны. Скудную тюремную пищу приходилось делить на маленькие кусочки, чтобы хватило на несколько раз. Через четверть часа организм снова требовал пищи. Изредка заключенный ходил из угла в угол своей камеры, но большее время лежал, чтобы окончательно не потерять силы. Во сне ему снились вкусные блюда, а просыпался он с болью в желудке.
Находясь в одиночке, народники размышляли о новой жизни, за которую боролись народовольцы. Морозов испытал голод, одиночество, бездеятельность, то есть то, что может сломить человека. Но, судя по воспоминаниям, он оказался сильнее невзгод, т.к. рассуждал о новой жизни, которая, по его мнению, непременно наступит.
Заключенных переводили из одной тюрьмы в другую и везде, была угнетающая тоска. Велика была угроза сойти с ума от бездействия и в таком состоянии выдать товарищей. Он старался не поддаваться страху, пытка одиночеством и безмолвием убивала мозг. Он вспоминал, что одиночное заключение - это особый экзотический строй жизни, который развивает и особую психологию. По ночам его мучили кошмары, и он с ужасом ожидал прихода ночи. Они были такими яркими, что проснувшись, Морозов не мог сразу отличить сон от действительности. А поздними вечерами, ходя по камере, боялся взглянуть в углы и увидеть там чудовищ, хотя умом он не верил в их существование. «Но с течением какого-то промежутка времени чувствительность притупляется и человек становится более спокойным. Т.к. до сих пор я не умер, стало быть нужно жить»
Разнообразие в жизнь вносило только перестукивание по стене с сокамерниками. Единственными живыми существами были мыши, которые чем-то шуршали, грызли хлебные крошки, сидели на столе и кровати. Они помогали отвлечься от безотрадных мыслей. Чтобы как-то коротать время, Морозов повторял по памяти стихотворения Некрасова, которого очень любил, Лермонтова, Пушкина. Вскоре он сам начал сочинять и записывать стихи на стене, т.к. бумагу тоже не давали. «Я понял, как вечно недоедающий человек должен ,наконец, сделаться идиотом или, в лучшем случае, неспособным к умственной деятельности».
Однажды Николаю передали от сокамерника ветчину, апельсины , чай и сахар. Этот день запомнился как настоящий пир. У него заработало воображение и стали выстраиваться научные мысли. Идея написать свою книгу оказалась вовремя пришедшей, поэтому он с таким рвением бросился работать над ней. Работа помогала ему разгонять тоску и утолять голод.
Николая перевели в Московскую тюрьму и он даже не успел попрощаться со своим новым другом. В его новой камере стояла кровать, застеленная матрацем из соломы и войлочным одеялом. У окна стояла табуретка. Это была вся обстановка. Сидя на табуретке, Морозов часами наблюдал через маленькое оконце за происходящим на улице: торопящихся прохожих, играющих детей и т.д. наблюдая эти картина, он размышлял: «… как много надо времени, чтобы просветить умы и души этой пёстрой толпы, сделать их восприимчивыми ко всему идеальному, высокому, даже в политически свободном республиканском строе, а не только в таком, как у нас…» Морозов погрузился в мир литературных приключений. Его мозг заработал и начал жить жизнью литературных героев. Постепенно он окреп духом. Путём перестукивания по стенам Николай познакомился с новыми товарищами. Весть о Морозове разнеслась по всему Петербургу, друзья с воли стали присылать ему фрукты, конфеты. Подкупленные надзиратели передавали ему записки от товарищей, книги. Морозов прочитал книги по истории, потом принялся за другие. Он решил сам писать историю богов и духов.
Неожиданно Морозова отпусти на свободу. Домой Николай вернулся красиво одетым и постриженным. Отец не хотел, чтобы прислуга увидела его сына в оборванном виде. А сам Николай думал иначе: « Отчего бы отцу просто не привезти меня домой и, показав швейцару, не сказать: вот как царящий у нас произвол и угнетение обработали моего сына!». Многих отпускали на поруки родственников с условием, что он не будет заниматься революционной деятельностью.
Такое положение не устраивало и в первый же день на свободе он встретился с товарищами с которыми его связывала сила преданности высшим идеалам. За долгое время отсутствия дома родители сообщили полиции об исчезновении сына. Отец Николая Морозова, например, старался всячески отвлечь сына от революционных идей и показать, что кроме революционного мира существует мир другой, который намного ярче и интересней. Видимо, у народников произошли изменения в восприятии жизни: перестали привлекать свобода, богатство, красота окружающего мира.
Вновь налаживались связи с товарищами-революционерами, записавшись в библиотеку, где ему передавались записки. Друзья на воле и те, кто сидел в тюрьме любили своего друга Николая Морозова. Они радовались, что он на свободе и в нужный момент включится в борьбу. Получил Морозов и послание от В.Фигнер, полное дружбы и радости. Он писал: «Вот они, верные друзья на жизнь и смерть, неизменные и в радости, и в горе! Как ничтожны показались мне перед ними те нарядные светские барышни и дамы, с которыми старался знакомить отец, надеясь, что их вид затемнит в моих глазах прежние облики!». По приказу императора Морозов вновь был арестован и уже никто не был в силах его освободить.
Снова оказавшись в камере, Николай почувствовал мучительную тоску. Время, проведённое на воле, показалось ему сном. Он снова оказался в мрачной каморке с пыльными стенами. Как будто ему нарочно показали разницу между свободой и заключением. Если бы его посадили в другую камеру, то было бы легче. А здесь же Николаю вспомнилось всё пережитое и будущее казалось неизвестным. Его снова ждало повторение мучительных ночей и полное одиночество днём. Но неожиданно какая-то внутренняя пружина поднялась из глубины его души, которая сказала, что нельзя сдаваться и падать духом. Морозов решил окончательно, что посвятит себя только революции. А для этого ему надо подготовиться самому и поддержать товарищей.
Он сказал себе, что не упадёт духом и будет работать и бороться. Таким образом, Николай окончательно определился с выбором. Почти все народовольцы, заключённые в Шлиссельбурге, надеялись на лучшее будущее, так как состояние безнадёжности не постоянно. « Оно может длиться часами, днями, но всё равно проходит». Поэтому отчаяние сменялось у Морозова мыслями о воле, счастье. За годы заключения Н.Морозов освоил английский, немецкий, польский, итальянский языки. Он учил языки не путём зазубривания, а за счёт звуковых аналогий. В результате через месяц он уже читал романы в оригинале. У него было желание выучить голландский и шведский языки, но друзья не нашли учебников. Кроме того, Морозов изучил различные курсы математики и выработал собственные математические воззрения.
В крошечном тюремном садике он разводил цветы, около 300 сортов. Он писал родным из Шлиссельбургской крепости, что вера в науку поддерживала его в трудные моменты жизни. «Чувствую невыразимое удовольствие всякий раз, когда после долгих размышлений, вычислений, иногда бессонных ночей, мне удаётся найти порядок и правильность в таких явлениях природы, которые до сих показались загадочными».
В Шлиссельбурге Морозовым было написано 26 томов рукописей, которые он вывез при освобождении в 1905г. Впечатляет работа, проделанная Н.А. Морозовым в тюрьме. Несмотря на то, что он был человеком большой эрудиции, вызывает сомнение, как мог один человек сделать столько открытий в различных областях науки, имея ограниченную информацию и не имея соответствующего образования.
Другим занятием было сочинение стихов. Отсутствие впечатлений на протяжении долгих лет приводило к тому, что заключенные, не способные заниматься как Морозов, начинали забывать слова и связно говорить. Поэтому часто декламировались стихи известных поэтов и свои собственные. Стихи, написанные Морозовым о пребывании в темнице, находили отклик у сокамерников и вскоре оказались переданными на волю. Они вошли в сборник «Из-за решётки» и были опубликованы в Женеве. А за Морозовым установилась репутация поэта, чем он очень гордился. В стихах он открывал свой внутренний мир, рассказывал о сомнениях, которые одолевали его в одиночной камере, о тоске по родным, по природе. Но его стихи, стихи умирающего духовно и физически, заставляли сопротивляться и надеяться.
В.Фигнер вспоминала, что Морозов был молчалив и всегда погружён в свои мысли. Но он всегда находил силы утешить или помочь кому-то из товарищей. В молодости он не любил шуток, но в тюрьме стал шутить и выдумывать смешные истории. «В последние 10-12 лет этот узник с высохшим телом, но не с переставшей в его уме живой мыслью, с удивительной настойчивостью день за днём обдумывал и набрасывал на бумагу гипотезы и соображения, делал бесчисленные вычисления, составлял таблицы и схемы. Позади его была почти вся жизнь, а впереди - одна безнадёжность». Иногда больной и измученный Морозов признавался, что его силы тают. Но он с новым воодушевлением принимался за работу в надежде, что его сочинения увидят свет. Он писал матери из Шлиссельбургской крепости, отсидев в ней уже 14 лет: «… будем надеяться на лучшие дни! Не будем думать, что душевное настроение зависит только от окружающей обстановки». В. Фигнер писала, что Морозов «мучился цингой. Преодолевал колющие боли в ногах, но всё равно старался ходить по камере, повторяя: «Меня хотят убить … а я всё-таки буду жить!». Николай Морозов отмечал, что стоило отдаться осуществлению какой-либо цели, тогда личные невзгоды начинали казаться ничтожными по сравнению с величием общечеловеческой работы.
В.Каверин вспоминал: «Ему некогда было заниматься собственной смертью, которая годами неотступно грозила ему… Именно эта удивительная способность позволила ему прожить такую долгую жизнь».
Л. Толстой, прочитав воспоминания Н.А. Морозова сказал, что «Морозов поучителен, и очень интересно заглянуть в душу революционера».
ГЛАВА 2. ЖЕНЩИНЫ В РЕВОЛЮЦИИ
.1 Оформление революционного сознания
Женщины в революционном движении составляют отдельную страницу истории. Их жизнь, деятельность, бытовые условия и мировоззрение формировались сходным путем. Типичным представителем революционерок России была В.Фигнер. Вера Николаевна Фигнер родилась в 1852 году в Казанской губернии в дворянской семье. О своей матери В.Фигнер писала с большой любовью. Мать получила домашнее образование она немного играла на фортепиано, немного пела и говорила по-французски. А остальное « для обогащения ума она приобрела собственными усилиями, как все даровитые
личности, учась и совершенствуясь до конца жизни». От неё дети
унаследовали способность к самодисциплине, упорство, выдержку. Мать не приняла идей социализма, но оказала моральную поддержку троим дочерям, когда они оказались в тюрьмах и изгнании.
Родители старались, чтобы их дети росли неприхотливыми: ели, что дают, одевались в то, что есть. Атмосфера в доме была казарменной: мать не могла "...Ни ласкать, ни баловать, ни даже защитить перед отцом она нас не могла и не смела, а безусловное повиновение и подавляющая дисциплина были девизом отца», - так описала отношения в семье В.Фигнер. Таким образом, между родителями и детьми не было близких отношений. По мнению американского исследователя Л. Демоз чередование воспитательных мероприятий родителей с телесными наказаниями закаляло ребёнка как личность. Возможно это и способствовало в будущем вовлечению Веры Фигнер в революционную борьбу. Единственным утешением для Веры и её братьев с сёстрами была няня. Только она понимала потребности детей и только с ней они отдыхали душой.
До 6-ти лет Вера жила в лесу изолированно от людей, т.к. отец служил лесничим. «И нигде, насколько видит глаз и ухо слышит, никакого признака бытия человека: ни дыма из трубы, ни лая собаки или отдаленного звона с высоты деревенской колокольни». Поскольку кругом не было ни одной живой души, то жизнь семьи была полна своеобразных эмоций. В связи с переводом отца на другую работу, семья Фигнер переехала в деревню, где была другая обстановка. Барский дом с высоким крыльцом окружали молодые дубы. «… дом этот стоял над небольшим прудом, в котором плавали и кричали жирные утки. Повсюду раздавались деревенские звуки: лай собак, пенье птиц и мычание коров». Кроме того, здесь был красивый сад. Детство, проведённое в такой среде, заложило основу потребности общения с природой у Веры. Тяга к природе сохранилась у неё на всю жизнь.
Фигнер вспоминала, что она росла живой, драчливой девочкой. Также она была красивой и поэтому взрослые, приезжавшие в гости, обращали на неё внимание. Вера Николаевна не теряла своей красоты и в течение всей своей жизни. Современники отмечали, что и в 60 лет она оставалась красивой с неизменным пробором, но уже седых волос. Общение со старшими способствовало её раннему развитию. Писать и читать Вера научилась играючи, а вот куклы не любила, с детства она полюбила чтение. Таким образом, с ранних лет в ней были заложены такие черты характера как дисциплинированность, честность, упорство, неприхотливость. Именно они помогли в будущем перенести трудные условия существования в тюрьме.
После окончания гимназии Вера Фигнер поступила в Казанский институт. Разлука с родными не стала для неё тягостной, и она сразу освоилась в новой обстановке. Шесть лет учёбы развили у Веры чувство товарищества, твёрдый распорядок приучил к дисциплине, развилась привычка к умственной работе. Своим умственным развитием она обязана чтению. А тяга к учению сохранялась у Веры на протяжении всей жизни. Она всегда помнила слова своей классной дамы: «Учение никогда не может кончиться. Всю жизнь вплоть до могилы надо учиться».
Вернувшись после окончания института в свою деревню Никифорово, Вера продолжала с жадностью читать. Это были Писарев, Чернышевский, Добролюбов, а также журналы «Отечественные записки», «Современник» и др. В кругу родственников велись беседы не только на семейные темы. Здесь обсуждались и общественные темы. Вера говорила, что её ум после окончания института был свободен от общественных и политических идей. Но постепенно у неё стало зарождаться стремление к общественной деятельности. Она начала чувствовать неудовлетворённость деревенской жизнью и стала размышлять о том, чем заняться и что предпринять. Вера решила продолжить образование в университете и стать врачом, чтобы затем лечить людей в деревне. Она не могла жить без деятельности и цели. Она стала добиваться поступления в университет, чтобы «принести свои знания в деревню как оружие против болезни, нищеты и невежества». Профессию медика выбирало большинство русских женщин, как одну из нужных для народа. Уверенности ей придал и отец, который считал, что если дочь за что-то возьмется, то обязательно выполнит. Вера решила ехать учиться в Швейцарию. Но перед поездкой родители повезли её на бал в Казань, чтобы познакомить с высшим светом. Оказавшись среди незнакомых людей в освещённом зале, Вера почувствовала себя неуверенно. Но побывав на балах несколько раз, она стала входить во вкус. Кроме того Вера познакомилась с молодым человеком за которого вскоре вышла замуж. Муж, Алексей Викторович Филиппов, работал судебным следователем.
Но тяга к знаниям её не покидала и она продолжала готовиться в университет, занимаясь геометрией, алгеброй и иностранными языками.
Вера воспитывалась разными по характеру людьми. Её мать была доброй и приветливой. Она привила Вере любовь к чтению; воспитала честность и порядочность. Отец оказывал подавляющее влияние на семью. Его отличали деспотизм и вспыльчивость. Но ещё в нём присутствовал революционный дух. Детей в семье старались воспитать неприхотливыми, что пригодилось Вере в будущем. Поскольку семья жила изолированно ото всех, то общение с кем-либо было ограниченным, что в свою очередь сформировало в Вере тягу к людям, поэтому Вера с удовольствием поехала учиться в гимназии, а затем в институте. После его окончания она не могла найти приложения своим силам в деревне и решила продолжить образование за границей, чтобы потом лечить людей. Опорой ей в этом стал отец.
Вера Фигнер приехала в Цюрих вместе с сестрой и мужем. Для обеспечения жизни студента требовалось около 4-х тысяч рублей, поэтому все вещи из приданого были проданы, помогли и некоторые накопления её мужа. Вера мечтала посвятить свою жизнь медицине. Она была принята в университет без экзаменов и ей не терпелось скорее начать учёбу. Вера сказала себе: «Не буду ходить ни в театр, ни на прогулки и рыбу не буду ловить. Ничего кроме ученья…». Молодёжь относилась к науке как к статическому процессу. Так думала и Вера. Но уже в Шлиссельбургской крепости она поняла, что наука не стоит на месте, а движется вперёд. «Сотни и тысячи людей неустанно и непрерывно, словно маленькими молоточками стучат в дверь природы, постепенно раскрывая её тайны…». Приезд за границу не был данью моде. Вере поездка далась нелегко, т.к. требовалось преодолеть предрассудки провинциальной среды и материальные трудности.
Вера уговорила мужа, который был следователем, поменять профессию и тоже стать врачом. Она считала, что надо построить больницу для бедных, а не заниматься «защитой сильных и казнью слабых». В первую ночь в чужой стране её муж с большей остротой почувствовал, как сильно он любит Веру.
«Ради неё я уехал из России, с ней одной были связаны мои надежды… За что бог послал мне такое счастье?»97 Цюрих давал возможность не только учиться, но и привлекал молодёжь как революционный центр. Для молодёжи открывалось много возможностей: свобода слова, собраний, сходок.
Учась в университете, Вера ходила на лекции, в библиотеки, участвовала при операциях. Она уставала, т.к. имела слабое здоровье, но ставила перед собой главные цели - закончить университет, защитить диссертацию, получить диплом. Записавшись в русскую библиотеку, Фигнер узнала много нового по общественным вопросам, истории, литературе. Познакомившись с запрещённой литературой, она остановилась на рабочем вопросе. Для её ума открывались новые мысли: изучать надо не только медицину, но и общественные науки. Она задавалась вопросами о происхождении социализма, рабочем движении и т. д. Всё было для неё ново и хотелось найти ответы, таким образом, главным для Веры Фигнер явилось обогащение знаниями, а вопросы питания, одежды и быта её не занимали.
Но когда её сестра Евгения спросила Веру готова ли она отдать все силы революционному делу, отказаться от науки и бросить мужа, то Вера ответила полным согласием. После ей предложили стать членом тайного общества; на что Вера с радостью согласилась. Тогда она ещё не представляла, какие трудности ожидают её впереди, хотя уже задумывалась о возможной ссылке или каторге. «Проводить в народе социалистические идеи мы думали без всяких уступок существующему народному миросозерцанию; считали необходимым говорить ему не только о коллективной собственности, но и коллективном труде по принципу «от каждого по его способностям, каждому по потребностям… думали выработать среди народа сознательных социалистов в западноевропейском стиле». За границей Фигнер познакомилась со многими будущими народовольцами: Саблиным, Морозовым, Кравчинским и др. Вера располагала некоторыми денежными средствами и поэтому помогала тем, кто нуждался в них. Она вспоминала: «Я никогда не могла переносить мысли, что хорошее или полезное дело может останавливаться из-за презренного металла».
В.Фигнер писала, что её привлекло евангелие своей духовной красотой.
«Под его влиянием стал усваиваться взгляд на аскетизм, как нечто высшее в жизни. Склонность к аскетизму была заложена в ней условиями воспитания в родном доме и в институте». Дома у неё был суровый режим отца, а в институте - самодисциплина, монотонность и почти монастырское воспитание. При знакомстве с социалистическими идеями в Цюрихском университете оказалось, что аскетизм- это необходимое требование от каждого, кто принял его идеи. «При существующем строе приверженцы этих идей должны были быть готовыми к материальным и духовным лишениям». Фигнер вобрала в себя революционные идеи: «Революционер должен быть человеком безупречным, честным, нравственным, всегда готовым помочь ближнему и бороться со злом. Сам же должен пользоваться только тем, что необходимо от жизни. Люди делались мало-помалу настоящими аскетами». Теперь главными для Веры становились аскетизм и самоотречение. Она считала, что «провозглашать любви ученье, обличать несправедливость существующего строя, бороться во имя освобождения всего человечества против тех, кто захватил богатство и власть, и за это понести преследование -вот, казалось, апостольская миссия нового времени». Размышляя по поводу своей будущей профессии врача Вера приходила к выводу, что эта деятельность эгоистична, т.к. будучи врачом она окружит себя уважением и благополучием. А вот этого ей теперь и не хотелось. Она требовала для себя лишений и духовного напряжения. На такое могли пойти немногие, но Вере хотелось быть в их числе. В свои 20 лет она выбрала путь в жизни, чтобы нести счастье другим людям, жертвуя собой.
Цюрих становился революционным центром и русское правительство запретило пребывание здесь русских студентов. Рушились планы стать врачом. Для продолжения образования В.Фигнер решила переехать в Берн, где продолжала усердно заниматься.
Когда в студенческой среде раздался призыв бросить учёбу и вернуться в Россию, чтобы пропагандировать социалистические идеи среди народа, Вера заколебалась. И т.к. она оказалась подверженной влиянию массы, она бросила учёбу и вернулась в Россию. Чувство долга перед товарищами не позволило ей оставаться за границей.
Она рассуждала, что знания у неё уже были, а диплом не обязателен, поэтому можно всё бросить и езжать на помощь друзьям-революционерам и в то же время «… не кончив курса, отступить, не достигнув цели. Мне было стыдно бросить… Стыдно перед собой и перед другими. Какими глазами посмотрят на меня все те, кто знал о моём предприятии, тогда ещё не слыханном в провинциальной глуши; те родные и знакомые, которые сочувствовали, одобряли и провожали в Цюрих пожеланиями успеха на новом для женщины общественном поприще… А с другой стороны революционное дело, которое требует усилий, друзья, заключённые в казематы и зовущие на помощь…». Но внутренняя борьба закончилась и Вера Фигнер приняла решение ехать в Россию.
За границей Вера осваивала не только медицину, она с увлечением изучала общественные науки, вопросы рабочего движения. Здесь она познакомилась со многими народовольцами и их идеями, изменился её внутренний мир, а увлечение социализмом породило желание уйти в революционную деятельность. Отторгнув от себя всё личное, Вера Николаевна почувствовала, что готова к лишениям ради высоких идей. В её взглядах произошёл перелом в сторону коренных преобразований общества. И если раньше она хотела только лечить людей, то теперь эта задача показалась ей не нужной. Веру стали волновать вопросы переустройства мира, но решение вернуться в Россию далось ей нелегко, т.к. хотелось довести начатое дело до конца. И всё же чувство долга взяло верх и Вера вернулась на родину. Что касается её личной жизни, то она трагична. «По идейным соображениям Вера ушла от своего мужа. Такой взгляд на брак был характерен для многих женщин-революционерок. Некоторые использовали гражданские и фиктивные
браки в революционных целях, тем самым уходя от основного смысла брака». Николай Морозов тоже жил гражданским браком с Ольгой Любатович, а настоящей семьёй обзавёлся уже в солидном возрасте после освобождения из Шлиссельбургской крепости.
.2 Революционный быт как образ жизни
В 1875 г. Вера Николаевна вернулась в Россию и окунулась в процесс пропагандистского движения. С 24-х лет её судьба была связана с революционной судьбой. В. Вересаев вспоминал: «Она нашла дорогу и вся живёт революционной работой, в которую ушла целиком». В то время она ещё не имела опыта революционного дела и поэтому исполняла то, что от неё требовали. Вера жила в Москве в съёмной квартире, занимаясь конспиративным делопроизводством: расшифровывала записки из тюрем и шифровала ответы.
И она дождалась своего часа. Она решила идти в народ. Фигнер устроилась фельдшерицей в волостную больницу. Она писала: «Чтобы выйти из мелкой колеи интересов семьи, погони за наживой, я взяла науку как средство, а народ как цель». Вера решила осуществить свою давнюю мечту - прийти на помощь простому человеку. Для революционеров «социализм был верой, народ - его божеством». Очутившись лицом к лицу с деревенской жизнью, вдали от родных и от своей среды, Вера почувствовала себя бессильной и одинокой, кроме того, она не знала как подступиться к простому человеку. До этого она знала о нищете народа только теоретически: из книг и журналов, теперь же пришлось столкнуться с ней вплотную.
Вера полностью окунулась в работу. В течении 18 дней из 30 она разъезжала по деревням, ощущая бездну народного горя. Она вела приём больных в одной из изб, которая моментально наполнялась народом, взрослыми и детьми. Люди приходили истощённые, грязные, с застарелыми болезнями. От жалости у Веры текли слёзы, и после работы она от усталости бросалась на кучу сена и задавалась вопросами: где конец этой нищете, не находится ли русский народ в периоде своего вырождения и что может нарушить его бесконечное терпение и пассивность? Теперь Вера увидела, что положение простого народа можно понять, если на своей шкуре испытать его страдания. Она была упорна в своих решениях и продолжала лечить людей, т.к. чувствовала, что нужна им. В деревне Вера жила просто, как и все: не ела белого хлеба, почти не ела мяса. Её рацион составляли щи, каша, чёрный хлеб с солью. Жалованье фельдшерицы было 25 рублей в месяц. Из них на питание уходило 10-12 рублей. Фигнер вспоминала, что «эти 3 месяца были для меня тяжёлым испытанием по тем ужасным впечатлениям, которые я вынесла из знакомства с материальной стороной народного быта; в душу народа мне заглянуть не удалось - для пропаганды я рта не раскрывала».
Следующим этапом работы стал Петровский уезд Саратовской губернии, где появление фельдшерицы было для крестьян диковиной. Прежде чем идти к ней, они сначала шли в церковь, а потом стекались как к чудотворной иконе. Скоро слава Веры-доктора перешла границы уезда. Вера ответственно подходила к своей работе: внимательно слушала каждого больного, наставляла, как принимать лекарства. В первый месяц она приняла 800 больных, а за 10 месяцев - более 5 тысяч. Вера отмечала: «Такая жизнь, такое отношение к нам простых душ, чающих света, имели такую чарующую прелесть, что мне и теперь приятно вспоминать её: каждую минуту мы чувствовали, что нужны, что мы не лишние. Это сознание своей полезности и было той притягивающей силой, которая влекла нашу молодёжь в деревню: только там можно иметь чистую душу и спокойную совесть…».
В деревне Вера жила с сестрой легально, но против них началась борьба тех, кому они мешали воровать, брать взятки. Кода, например, сёстры присутствовали на суде, то писарь уже не мог заниматься вымогательством, т.к. боялся, что на него напишут жалобу. Стал меньше пополняться и кошелёк местного священнослужителя, т.к. храм меньше посещался. В результате батюшка написал в вышестоящие органы, что народ стал дерзок после общения с фельдшерицей и учительницей. Кроме того, за Фигнер началась слежка. Оставаться в деревне стало опасно, и сёстры решили вернуться в Петербург. Проведя достаточно большое время среди народа, В.Фигнер пришла к выводу, что простые люди увидели в народовольцах своих друзей, а значит, они не зря ходили в деревню. Э.А. Павлюченко в своей монографии отмечает, что «хождение в народ было женской стихией, органическим продолжением активной просветительской деятельности, начатой ещё 60-десятницами, реализацией неиссякаемой женской потребности прийти на помощь, учить тёмных, лечить больных».
После возвращения из народа Вера жила на нелегальной квартире под Петербургом, а когда начались аресты, к ней начали приходить мысли об отступлении. Наружно она старалась сохранять бодрый вид, но про себя думала, что наступает конец революционной деятельности и конец всей ёё жизни. революционер арест провокационный боевой
Как и многие народовольцы Вера Фигнер тоже пошла в народ. Непосредственно столкнувшись с крестьянской жизнью, она поняла, что ничего о ней не знает и какое-то время находилась в растерянности, но Вера не опустила руки. Она близко к сердцу принимала проблемы крестьян, которые обращались к ней за помощью, и искренне хотела им помочь, испытывая при этом жалость к ним. Деятельность Веры Николаевны вызывала недоверие и подозрение со стороны должностных лиц. Поэтому она вынуждена была вернуться в город. Особого счастья она не испытала после «хождения в народ», но удовлетворение приносило осознание того, что она полезна для других людей.
Аресты и заключения коснулись и женщин. "Из женщин участие принимали - умная, энергичная и самоотверженная бестужевка Лидия Стуре, под сильным нравственным обоянием которой находились все знавшие ее - Анна Распутина, всецело преданная делу революции, Лебедева, скрывавшаяся под вымышленной фамилией Казанская, Рогозинникова и много других лиц, веривших в сверхценность личности, способной единичными усилиями разрушить целый политический и социальный строй".
В октябре 1884 г. В.Фигнер была арестована и несколько дней провела в Департаменте полиции. В последнем письме к родным с воли она писала: «Я не могу и не должна вам говорить, что моя энергия уходит на то, чтобы крыть своё внутреннее состояние и быть бодрой для других. Не подумайте, что меня одолевают сомнения, разочарования. Я твёрдо убеждена в правильной постановке нашего дела и в неизбежности того пути, которым мы идём… Но в жизни каждой партии, каждой организации были кризисы, переживать которые мучительно... Если вы хотите добра мне, то пожелайте мужества и силы, чтобы с пользой прожить до момента, когда партия снова начнет своё шествие вперед».
Вера жила в тёмной, сырой и грязной камере. От постоянного молчания ослабли голосовые связки, и расстраивалась речь. Психологи согласны с этим, но «при нормальной работе мозга речь может только замедляться. А сам человек в условиях изоляции грубеет внешне и внутренне. Духовный потенциал полностью не утрачивается, а силы ума направляются на физическое самосохранение». Изменялась и её психика. Организм привыкал к тишине, а от малейшего шороха наступало раздражение. Она говорила, что все, кто оказался в тюрьме, были похожи на людей, которых выбросило на необитаемый остров после кораблекрушения. Такие же ощущения испытывал и Н.Морозов. В камере для человека всё исчезало: природа, краски, звуки. А вместо этого - замурованные ячейки, где томились узники. Над всем этим висела атмосфера насилия, бездушия и смерти. В.Н.Фигнер имела возможность видеться с родными 2 раза в неделю по 20 минут. Но с каждым разом Вере всё труднее было ходить на свидания, т.к. трудно стало выходить из молчания. Она просто не знала о чём говорить и о чём просить.
В тюрьме из уст начальства Вера узнала о том, что Дегаев (член «Народной воли». Был завербован полицией. «Дегаев превратился в палача своих бывших товарищей» ) оказался провокатором и что по его вине она попала под арест. «Мне хотелось умереть, а надо было жить. Я должна была жить, чтобы на суде сказать своё слово - исполнить последний долг… и, как товарищ тех, кого предал Дегаев, я должна была разделить до конца участь, общую с ними». А жить было возможно в том случае, если занять голову чем- то, не относящимся к революционному делу. Поэтому Вера начала изучать английский язык и уже через две недели могла читать подлинники. Также она изучала историю, политическую экономии, психологию и др. Вера отмечала, что она никогда так плодотворно не занималась, как в крепости: в институте чтение не приветствовалось, в университете не хватало времени, а в России обстановка не располагала к чтению. В Петропавловской крепости ей написано более 50-ти писем сестре, в которых содержались отзывы на разные сочинения авторов. То есть, Веру Фигнер, также как и Николая Морозова, спасало творчество.
В.Н. Фигнер ждала суда 20 месяцев, находясь всё это время в Петропавловской крепости. Когда настал час, она испугалась, что может потерять нить мышления. В течение всего судебного процесса Вера изнемогало от слабости. Действовал на нервы и резкий контраст: после тишины и одиночества - возбуждённые голоса и яркий свет люстр. Кроме этого она увидела своих товарищей: бледных и истощённых. Вера с тревогой ждала, когда ей дадут последнее слово. Она очень волновалась, но понимала, что должна говорить, хотя настроения у неё не было. « Я была подавлена общим положением дел в нашем отечестве; сомнения не было - борьба, протест были кончены; на много лет наступала тёмная реакция… Вся организация «Народная воля» представляла обломки…». Речь прошла блестяще и произвела впечатление. В.Фигнер говорила, что её жизнь была благоприятной и её семья не нуждалась в куске хлеба. Но не все имеют такие условия жизни. Но в силу контраста между её положением и положением большинства она решала создать себе цель в жизни: достичь блага для окружающих. Революционер Н.К. Михайловский вспоминал: «…Захватывала она своей цельностью, сквозившею в каждом её слове. В каждом её жесте не было колебаний и сомнений». А.С. Иванов сказал о Вере Фигнер, что «есть натуры, которые не гнутся, их можно только сломить, сломить насмерть, но не наклонить к земле». Фигнер объяснила, почему она - дворянка стала революционеркой: «я всегда требовала от личности, как от всех, так и от себя, последовательности и согласия слова с делом… раз я теоретически признала, что только насильственным путём можно что-то сделать, то я обязана принимать непосредственное участие в тех насильственных действиях, которые приняты той организацией, к которой я примкнула».
После суда у Веры установилось блаженное состояние. Она понимала, что совершила всё возможное и отдала всё, что возможно обществу. Вера Фигнер исполнила свой долг и на сердце у неё отлегло. Хотя физические и духовные силы были на исходе. Судом её приговорили к смертной казни через повешение. Вера была готова к смерти. Впервые за многие месяцы заключения она крепко уснула.
Тюрьма лишила Веру всего: родины, друзей, родных. Здесь пространство ограничивалось только тюремным двором, а из людей присутствовали только жандармы с неподвижными лицами. Сама тюрьма была похожа на склеп, а камера - на гроб. Мрачная картина усиливалась от чёрно-серых стен и полов. Так обрисовала своё пристанище Вера Фигнер. Всех узников окружала полная неизвестность, т.к. свидания с близкими и переписка запрещались. Здесь были забыты имена и фамилии; вместо них каждый заключённый имел свой номер (у Веры был номер 11). «В сфере общечеловеческих отношений за нами не признавалась личность с её высшими запросами… по каторжному положению ты № такой-то и больше ничего! Но нашим властям этого было мало. Они не скрывали от нас, что в их глазах мы не только преступники, лишённые всех прав, но и нравственные выродки, которым чуждо всё человеческое, благородное и высокое».
В своих воспоминаниях В.Н. Фигнер писала, что не готова была к Шлиссельбургу. Ей невыносимо было тут находиться. Но, по её словам, в её сознании никогда не рождалось сомнение в неправильном выборе жизненного пути. Хотя иногда ей казалось, что лучше умереть, чем находиться здесь, боясь сойти с ума. Вскоре завязались отношения с сокамерниками благодаря перестукиваниям по стене, что дало возможность хоть как-то общаться. Г.А. Лопатин сказал, что Вера Фигнер принадлежит России. В этом случае «слово было сильным раздражителем, которое придавало сил». И.И. Попов сказал, что «Вера Николаевна была сверхреволюционером. Она являлась идеалом для начинающих революционеров…». Но Л.А. Тихомиров критически относился к Фигнер. Он считал, что Вера Николаевна была только агитаторшей, которая увлекала людей искренностью и свое красотой. «Но в голове у неё был сумбур, и она ничего не понимала в людях». Необъяснимым чувством радости наполнилась жизнь Веры, когда в тюремном дворе она столкнулась со своей единомышленницей Л.А Волкенштейн. И если стук по стене являлся способом существования в тюрьме, то возможность встретиться и перекинуться словами представляло целое событие. Теперь жизнь перестала казаться невыносимой.
Через несколько лет заточения Вера получила разрешение на бумагу, чтобы писать. Это тоже явилось событием и первое, что она написала, был отрывок из поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Спустя некоторое время к ней пришло вдохновение, и она сама стала сочинять стихи и перестукивать их соседям. Товарищи последовали её примеру, и открылась полоса поэтического творчества.
Один из арестантов, Лукашевич, щедро делился своими знаниями. За несколько лет он прочитал лекции по многим отраслям естественных наук при этом знания подкреплялись наглядными пособиями, изготовленными в мастерских. Умственный труд приносил удовлетворение, а физический - эстетическое наслаждение.
Своё освобождение В.Н.Фигнер назвала однобокой радостью, т.к. рвались связи с людьми, с которыми она провела 20 лет жизни. Её переправили в Петропавловскую крепость, где она провела несколько дней, а узнав, что к ней пришли брат с сёстрами, испугалась. Вера не знала как себя вести с ними и чувствовала неуверенность. Перед ней стояли дамы - её сестры, которых Вера помнила молодыми и солидный инженер - её брат. А Вера казалась перед ними безумной старухой в лохмотьях, отброшенная временем назад и пытавшаяся связать прошлое с настоящим.
Тюрьма сломила многих. Сомнения приходили и к В.Н. Фигнер, но она заставляла себя быть мужественной. Получив свободу, она испугалась её, т.к. отвыкла от неё и привыкла быть узницей.
О популярности В.Н.Фигнер говорят письма, сохранившиеся в её архивах. Они шли в её адрес от рабочих, военных, студентов, школьников.
Находясь долгие годы в тюремном заключении, Вера Николаевна приспособилась к её порядкам, а выйдя на свободу, она оказалась в полной растерянности. Сравнивая судьбы Н. Морозова и В. Фигнер, можно сказать, что они были характерны для молодёжи конца XIX века. В этот период времени много молодых людей увлекалось революционной литературой, вступали в кружки, «ходили в народ». Народовольцы побросали свои семьи, т.к. «культ братства, основанный на единстве идеалов, был для них главным». Поскольку Морозова и Фигнер привлекало всё новое, то они тоже загорелись желанием посвятить свои жизни делу свободы и прогресса. Они пережили длительное тюремное заключение и выжили благодаря сильному характеру, воле и терпению. Смысл жизни им придали занятия умственным и физическим трудом.
Осознание того, что человек осуждён пожизненно, может сломить любого. Но Морозов и Фигнер старались не поддаваться этому чувству. То, что оба оказались не пассивными, не замкнулись в своём состоянии, помогло им выжить. Но Николай Морозов оказался духовно сильнее Веры Фигнер. Возможно, это связано с тем, что он всегда был больше поглощён своим собственным миром. Это качество отмечала В.Н. Фигнер на основе его писем к ней, в которых Морозов основное внимание обращал на свои научные труды, женитьбу и т.д. Фигнер же была более открытой, готовой броситься на помощь по первому зову.
Освобождение они встретили по-разному. Н.А. Морозов сразу окунулся в науку, которая спасла его в тюрьме и вдохновила на воле, здесь сказался его природный оптимизм. В.Н. Фигнер же, выйдя на свободу оказалась сломленной, поэтому ей тяжело было приспособиться к новой жизни, к тому же за годы заточения ослабло здоровье. Вера Николаевна долго искала для себя занятие. Писательский труд, благотворительность, путешествия в какой-то мере этому способствовали.
ГЛАВА 3. РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ-ТЕРРОРИСТЫ: ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И ПРОВОКАЦИЯ
.1 Образ жизни провокаторов
Евно Фишелевич Азеф - один из лидеров эсеровской партии, возглавлявший её Боевую организацию, в то же время был провокатором, секретным сотрудником работавшим на полицию. В данной главе рассмотрены основные периоды его жизни, начиная с детства в многодетной семье, когда беднота наложила на него свой отпечаток. Уже в детские годы у Азефа начали закладываться такие черты характера, как жадность, корыстолюбие, а также стремление к достижению поставленных целей.
Е.Ф. Азеф родился в 1869 году в местечке Лысково Гродненской губернии в семье очень бедного портного Фишеля Азефа. В семье было 3 сына и 4 дочери. Жилось им очень тяжело: кругом нищета и отчаяние. Ещё будучи ребёнком. Азеф знал, что когда-нибудь он разбогатеет и выучится на инженера. В его жизни так и произошло. Евно говорил своим братьям и сёстрам: «Буду терпеть холод и голод, чтобы получить образование. Уеду за границу, а когда вернусь, тогда передо мной откроются все двери богатых домов. Я буду ездить в собственной коляске, ходить в роскошные клубы». Когда Евно было 5 лет, его семья переехала в Ростов-на-Дону. Сюда, в богатый край, стекались предприимчивые люди. Но отец не смог нажить капитала, хоть и занялся торговлей. Но на самого Евно Азефа атмосфера погони за лёгкой наживой наложила отпечаток. «С ранних лет ему были присущи любовь к деньгам и беззастенчивость в выборе средств для их получения».
Выбиваясь из сил, отец старался дать детям образование. В 1890г. Азеф закончил гимназию и еще какое-то время проучился в училище. Товарищи относились к нему плохо. «Его считали скрытной душой и фискалом. Соседи тоже недолюбливали грубого и чёрствого Евно, которого школьные товарищи окрестили нелестным прозвищем «толстая свинья». Когда его исключили из училища, Евно вынужден был перебиваться случайными заработками. Он давал уроки, работал репортёром местной газеты, служил писарем, но ещё учась, Азеф завёл знакомства среди членов революционного кружка народовольческого направления. Однажды он принял решение бежать в Германию и там поступить в политехникум. Причин этому было несколько, это невозможность жить с родителями из-за постоянных скандалов и желание скрыться от полиции, а так же намерение получить образование.
С другом он поселился в одном из городов Германии, где они сняли комнату в старом доме. Здесь было холодно и сыро, а электричество подавалось только на несколько часов в сутки, но ради учёбы Евно Азеф был готов на любые лишения. Денег у него было мало и он постоянно слал письма в еврейские организации с просьбами о материальной помощи. Жена Азефа Любовь Григорьевна вспоминала студенческие годы мужа так: «Он был вечно голоден и ему было вечно холодно. Он постоянно жался от холода и когда я к нему заходила в свободное время, то всегда была такая картина: он всегда жарит бифштекс или лежит и спит».
Е. Азеф всегда отличался расчётливостью и стремился найти для себя выгоду. Для поправления своего материального положения он решил предложить услуги немецкой полиции: доносить на товарищей из революционных кружков, находящихся в Ростове и в Германии. Л. Прайсман пишет: «Полное отсутствие каких - либо моральных критериев, непонимание того, что такое мораль, нравственность, порядочность могли побудить его предложить свои услуги полиции». Ростовское жандармское управление дало такую характеристику Азефу: человек неглупый, пронырливый, корыстолюбивый. Жизнь Азефа пошла вверх после того, как он начал получать от полиции 50 рублей в месяц. Но свой доход он скрывал от однокурсников, продолжая изображать из себя вечно голодного студента. Азеф всегда был осторожным и уже позже в качестве своего дохода называл благотворительную помощь от еврейских организаций или внезапно появившегося богатого приятеля. Что касается друзей, то их у Азефа не было. Многим он не нравился с первого взгляда - отпугивала его внешность. Наружность Азефа была такой необычной, что увидев его один раз, невозможно было забыть. П.С.Ивановская так его описала: «Высокого роста, толстая широкая фигура его опиралась, несоразмерно с туловищем, на тонкие ноги. Длинные руки женской формы, вялые, мягкие, вызывали при прикосновении неприятное ощущение чего-то склизкого, холодного, точно прикоснулась к холодной лягушке или слизняку. Глаза у него были карие, всегда бегающие …но в нём искрилось много ума и какой-то лукавой усмешки. В особенности характерен был рот с эфиопскими толстыми губами…; какое-то странное и неподдающееся объяснению сочетание было в этом типе: соединение добра и зла, неясной ласки и поразительной жестокости, соединение заботливой дружбы и предательства». То есть сама внешность являлась противоречивой. В.Н.Фигнер так описала Азефа: «…в зал вошёл высокий, тучный господин с короткой шеей, толстым затылком и типичным лицом еврея». Но М. Гоц и В.Чернов, безгранично доверявшие Азефу, отмечали у него детскую, располагающую улыбку. Но это было потом, когда Азеф уже состоял в руководстве партии эсеров и это касалось только внешности. На самом деле он был умён, хитёр и талантлив. Постепенно у окружающих сглаживалось отталкивающее впечатление о нём, а доверие возрастало. Товарищи по партии отмечали, что работа с Азефом всегда шла плавно и гладко. Сам он обращался со всеми по-дружески и никогда не брезговал чёрной работой.
К концу обучения в политехникуме Азеф уже имел прочное уважение в русских студенческих кругах. Он владел библиотекой нелегальных изданий и взимал небольшую плату с читателей, что также пополняло его бюджет. В студенческой среде, а позже и в среде революционеров замечалось, что он всегда уклонялся от публичных выступлений. Сам Азеф объяснял это своим неумением красиво говорить. На самом деле, возможно, он придерживался правила «молчанье-золото».
В 1899 г. Е. Азеф получил диплом инженера-электрика и начал работу на одной из фирм. В этом же году он женился на студентке Бернского университета и убеждённой революционерке Л.Г. Менкиной. Через несколько месяцев его жена уехала продолжать образование, а Азеф остался в Германии. Хотя они и любили друг друга, привычки к совместной жизни не имели. Как только они съезжались, то начинались скандалы, т.к. у них были совершенно разные натуры.
Вскоре сам Е. Азеф вернулся в Россию по решению Департамента полиции. Постепенно он начал входить в революционную среду, становясь своим человеком не только в среде полиции, но и в среде эсеров. Е.Ф.Азеф был умным, сообразительным и решительным. Именно эти черты характера помогали ему быть в числе основателей эсеровской партии и встать во главе Боевой организации. Не меньше ценила эти качества и полиция. А.И. Спиридович дал следующую характеристику Азефу: «Человек выдающегося ума, математически аккуратный, способный, рассудительный, холодный и осторожный до крайности, он был как бы рождён для крупных организаторских дел. Редкий эгоист, он руководствовался в своих поступках только личными интересами, для достижения которых считал пригодными все средства - до убийства и предательства включительно». Азеф был хорошим знатоком людской психологии, умел наблюдать, понимать настроение. Поэтому он действовал по одному шаблону, будь то члены ЦК партии или офицеры охранки. Шаблонный метод Азефа состоял в том, что он принижал других и восхвалял собеседника. Возглавляя Боевую Организацию, Азеф всегда выступал инициатором идей, но старался сделать так, чтобы его идеи выдвигались кем-то другим, а в случае необходимости Азеф мог спрятаться за спины других или вообще отказаться. В этом проявлялась его хитрость и способность мыслить перспективно подыгрывая двум сторонам. Роль игрока заложена была в его характере, он любил риск. Возможно, когда отойдя от дел он осел в Берлине и начал играть в азартные игры, он удовлетворял свою потребность в острых ощущениях.
Поселившись в Москве на Воздвиженке, Азеф снял скромную 3-х комнатную квартиру, в 1900 году - дачу в Сокольниках. Он стал приобретать респектабельный вид. Его зарплата как провокатора составляла в 1900г. 150 рублей в месяц. В 1901г. он получал уже от Департамента полиции 500 руб. в месяц. В конце карьеры его жалованье составляло 1000 руб. и столько же суточных и премиальных. От эсеровской партии он имел скромный оклад -125 руб. в месяц. Перед партийными товарищами Азеф вёл себя аскетически, отказываясь без нужды тратить партийные деньги. Члены ЦК партии говорили о нём с умилением: «сидит на хлебе и селёдке», но вне общества революционеров он жил по-другому. Так, 5 января 1905 года Азеф приехал в Москву из Петербурга в поезде первого класса, а ночь провёл в самом дорогом доме терпимости. С женой он разыгрывал скромного семьянина, таким же его считали и соратники по партии. На самом деле Азеф стремился к солидной обеспеченной жизни, любил комфорт и порядок в доме. Живя в Москве, он нанял прислугу, его жене - революционерке такая мещанская жизнь не нравилась. Поэтому с женой Азеф старался жить скромно и расчётливо, постоянно жалуясь на нехватку денег. Вне дома Азеф любил шиковать, не боясь, что его заподозрят в происхождении доходов. Его жена постоянно находилась в неведении относительно его доходов, т.к. своих секретов муж не раскрывал. Он постоянно врал жене, что отец присылает ему только 15-20 рублей в месяц! Много позже Любовь Григорьевна рассказывала, что её муж много тратил на себя, но денег у него она никогда не видела. Сама же она постоянно была в долгах, а Азеф прибирал у неё каждую копейку и постоянно ругал за лишние траты. Даже после разоблачения, когда его жизнь висела на волоске, он заказал себе три заграничных костюма. «Хорошая одежда была одной из его главных слабостей». После убийства Плеве Азеф уехал с семьёй в Париж и возвращаться в Россию не хотел, хотя он был «смелый человек и любил отчаянный риск и смелую игру». В данном случае он испугался.
Его состояние описала член партии эсеров П.Ивановская, которая случайно вошла в его квартиру... Бывает так, что какой-то один штрих помогает понять человека сразу, чем постоянное общение с ним. Таким случаем стал для Ивановской следующий эпизод. На широченной кровати она увидела Азефа, содрогающегося всем телом. Его дряблое лицо с быстро бегающими глазами выражало страх избиваемой собаки. Как впоследствии узнала Ивановская, Азеф дрожал от мысли о возвращении в Россию. Он отговаривал жену от возвращения и хотел уехать в Америку, бросив всё. Но на этот раз всё для него обошлось благополучно. Эсеры превозносили его славу, и полиция ничего не заподозрила, но Азеф постоянно находился в состоянии тревоги, боясь разоблачения и со стороны товарищей-эсеров, и со стороны полиции, т. к. служил на два фронта. В. Чернов пишет, что 1905 год стал переломным в карьере Азефа, когда он уже почти перестал сотрудничать с полицией, его арестовывают и с ним "объясняются", в результате чего, если раньше он сам решал во что посвящать полицию, а во что нет, то теперь Азеф и его начальник из полиции Герасимов регулируют и координируют работу сообща. «Азеф дает гарантии предотвращения вовремя террористических ударов по центральной власти. Герасимов берется беречь революционный престиж Азефа, давая ему возможность во время спасать жизнь террористов, действующих в сфере его ведения». В его жизни было много сомнений и переживаний. Но он никому не доверялся и полагался только на себя. Кто-то заметил, что у Азефа глаза и взгляд профессионального убийцы, который скрывает какую-то мрачную тайну. А ведь так и было на самом деле.
Находясь какое-то время с семьёй в эмиграции, Азеф жил очень скромно даже по понятиям революционеров. Их Парижская квартира находилась на улице Глясьер и состояла из двух комнат еле-еле меблированных. В глаза бросалось убожество обстановки. Одна из подруг жены Азефа часто останавливалась у них после поездок. Она рассказывала, что Любовь Григорьевна очень нуждалась в деньгах. В то же время эта подруга была удивлена, что Азеф почти ничего не даёт семье. В конце концов она с Любовью Григорьевной сходились в том, что при своих партийных заботах муж просто не успевал думать об этом. На самом деле Азефа, видимо, устраивало такое положение дел. Все видели нищету его семьи и должны были понимать, что он хороший отец и муж, который во всём себе отказывает. Поэтому слухи о том, что Азеф кутит в ресторанах, впечатления не производили, и руководители партии в это не верили.
Всю жизнь Е. Азеф обманывал не только своих однопартийцев, но и семью. Историкам ничего не известно о его романах в партийных сферах. Видимо их и не было, т.к. об этом могла узнать жена и товарищи. Азеф конечно же не хотел допускать падения своего престижа. Кроме того, его не интересовали интеллигентные женщины, да ещё и революционерки. «Ему нравились девицы из дорогих публичных домов, дамы полусвета, певицы кафе- шантанов». Азефа интересовала романтическая сфера жизни. Он любил женщин лёгкого поведения свидания с которыми назначал в самых дорогих ресторанах. В этой среде Евно нашёл свою самую сильную любовь. В 1907 году в Петербургском кафе «Аквариум» он познакомился с певичкой из Германии Хедди (Хедвига Клёпфер). Красавица-брюнетка привязалась к Азефу и осталась верной подругой до конца его дней. Он привлекал её решительностью и расчётливостью (Азеф жил экономно, но не жадничал). Жена отошла на второй план, и Азеф стал открыто появляться с любовницей в Лондоне, Париже. Но Хедди так и не узнала о нём правды. Азеф представился коммерсантом из России. Всё свободное время они проводили вместе. Их видели в ресторанах, дорогих ювелирных магазинах, увеселительных местах. Азеф несчётно тратил деньги, что было замечено революционерами. Его видели в театре в дорогой ложе шикарно одетого с бриллиантовым перстнем. За одни только бриллиантовые серьги для Хедди, купленные а Париже, Азеф заплатил 25 тысяч франков. «О финансовой солидности говорили делаемые им подарки» - писал Б.Николаевский.
Во время расследования партийцами провокационной деятельности Азеф повёл себя очень умно и хитро... большую часть времени он старался проводить с семьёй в деревне под Женевой. Он высказывал желание самоустраниться от партийных дел, но товарищи его отговаривали, т.к. не верили в его предательство. Иногда Азеф разыгрывал истерические припадки, рвал на себе одежду кричал: «Как меня, который не жалел сил для партии, подозревать, порочить. Я этого не перенесу. Я пущу себе пулю в лоб». Но ночами он не спал, вскакивал, боясь каждого шороха. Он понимал, что ему надо бежать и был похож на затравленного зверя. Ради спасения своей жизни он готов был уехать на край земли и жить Робинзоном. Хотя и в изгнании он хотел жить всё - равно красиво.
Когда ещё не все тёмные тучи сгустились над Азефом, он решил отдохнуть с семьёй на курорте в Италии. Здесь же поправляли здоровье старые революционеры. Азефы поселились в недорогом отеле. Е.Ф. Азеф гулял, общался с соседями. Среди них была и В.Фигнер. Азеф произвёл на неё хорошее впечатление, но долго находиться в кругу пожилых людей он не мог. Поэтому иногда он отъезжал в Монте-Карло поиграть в игорном доме. Какое-то время Азеф расслаблялся на Пиренеях и жизнь с семьёй казалась ему скучной после увеселительных поездок с Хедди. Он слал ей бесчисленные письма с пожеланиями о встрече. Вскоре каникулы у детей закончились, и жена Азефа уехала с ними, оставив мужа одного переживать тяжёлые минуты, но долго он не скучал. Как только Любовь Григорьевна уехала, появилась Хедвига. Вновь началось время «сплошного пикника». Они купались, ловили рыбу. Затем парочка совершила турне по Испании, где они бродили по Мадриду, смотрели бой быков. Предстоящий суд по поводу провокаторской деятельности его почти не волновал, т.к. он надеялся, что всё обойдётся и товарищи не смогут предъявить обвинения своему лидеру, но вот здесь Азеф ошибся.
После окончательного разоблачения он сбежал из России, обещав жене вернуться и воспитать детей. Сбежал благодаря растерянности и отсутствия бдительности со стороны товарищей-эсеров. В день побега он быстро попрощался с женой. В этом момент он думал только о себе, а что будет с семьёй и в каком положении она окажется, когда все узнают, что Азеф предатель дела революции его особо не волновало. Он поехал в Германию к своей Хедди. Размышляя о ситуации, в которую он попал, Евно Фишелевич себя не винил. Он хорошо понимал в какое дело влез много лет назад. Он укорял себя только за то, что переиграл. Надо было раньше выходить из игры, а его всё манили власть и деньги. Б.Савинков так рассудил результат бегства Азефа: « … я думаю, что сделал большую ошибку, подчинившись малодушному постановлению ЦК: на партию и на БО лёг позор безнаказанности Азефа».
Находясь в бегах, Азеф старался всячески себя обелить и перед однопартийцами, и перед женой. В письмах к ней из Германии он клялся в верной любви и, заверял, что стал жертвой роковой ошибки и просил его не бросать. Он писал, что ему осталось только умереть. Азеф лицемерил. Он не страдал от разлуки с семьёй. В это время он находился рядом с Хедвигой для которой был «единственным зайчиком». В письмах руководству партии также проступает его многоликость. Например, 7 января 1909 года (время, когда Азеф ускользнул от товарищей) он написал из-за границы письмо В.Чернову, полное негодования: «Ваш приход в мою квартиру вечером 5 января и предъявление мне какого-то гнусного ультиматума, без суда надо мною, без дачи мне какой- либо возможности защищаться против возведённого полицией на меня гнусного обвинения - возмутителен и противоречит всем понятиям о революционной чести и этике».140Таким наглым образом он пытался защитить себя. И в тот же день Азефом было отправлено письмо А. Герасимову: « Дело дрянь… Два дня назад ко мне явились на квартиру для опроса. Я в 3 часа ночи ушёл без всего из дому и уже не возвращался… Положение трудное, искать будут…». Но уже не было в живых Григория Гершуни, не было людей из высшего руководства ПСР, которые ему бы поверили.
Сбежав, Азеф вынужден был прятаться и от эсеров, и от полиции, на которую работал. Рядом с ним находилась Хедди, с которой он жил то в одном, то в другом городе, чтобы сбить столку преследование. Но, находясь в бегах, Азеф всё чаще думал о семье, особенно о двоих сыновьях. Ему хотелось также вернуть уважение жены. И ещё он хотел, чтобы она не мешала ему общению с сыновьями. Азеф постоянно слал жене умоляющие письма, в которых пытался оправдаться. Ему хотелось узнать не болеют ли дети. Таким образом, можно сказать, что какое-то прозрение у него наступило, но в ответ он не получил ни одного письма. В 1913г. семья Азефа уехала в Америку, сменила фамилию. Младший сын сумел забыть отца. А старший сын посчитал, что даже не вправе жениться и иметь детей, т.к. они могут унаследовать черты деда.
Из смелого и решительного, хотевшего «совместить в своих руках всю власть, всё могущество», Азеф превратился в нервного и подозрительного. Его стали охватывать приступы ужаса, он перестал спать по ночам. Евно и Хедди часто меняли паспорта и сами путались где и кем они назывались. Азеф вынужден был быть осторожным, боясь, что кто-нибудь его узнает. По приезде на новое место они с Хедди селились в тех отелях, где не было русских. Азеф немного изменил свою внешность, отрастив бородку. Он внимательно следил за внешностью и хорошо одевался. Азеф говорил своей подруге, что денег у него на всё хватит и нет необходимости заботиться о будущем, а надо приятно жить настоящим.
Поэтому они праздно проводили время. Совершили путешествие в Египет, где осмотрели пирамиду Хеопса и другие достопримечательности, купались и загорали. Затем они побывали в Швейцарии, Дании, Норвегии. Осенью 1910 года Евно с Хедди осели в Берлине в богатом доме под фамилией Неймайер.
Азеф не любил домашний быт, но рядом с Хедди он начинал ему нравиться. Азеф решил, что остаток жизни надо прожить в своё удовольствие. Для этого у него было достаточно капитала. Азеф превратился в преуспевающего мещанина. В новый дом он завёз дорогую мебель, чёрный рояль, хрусталь и серебро. По подсчётам Б.Николаевского Азеф потратил на обстановку и подарки сожительнице около 100 тысяч марок. Азеф начал заниматься новой деятельностью - игрой на бирже. По мнению историков он внёс немалые деньги. В 1914г. Азеф потерял около 14 тысяч марок, но это не нанесло ему большого урона. Историками подсчитано, что на революционной деятельности и службе в полиции он заработал 200-250 тысяч марок. Играя на бирже, он старался заводить новых знакомых. Азеф поражал окружающих своей хлебосольностью, никогда не скупился и всегда ставил на стол русский самовар. Вращаясь среди буржуазии, Азеф старался и выглядеть как ей подобает. Он шил себе костюмы только у известных портных. Ни в чём не была обделена и Хедди.
В свободное время Азеф много читал. Что касается поэзии, то он её не особо любил, но понравившиеся фразы запоминал наизусть. Особенно ему нравились стихи о гордом человеке, стоящем на вершине горы. В этом он видел себя. Говорили, что Азеф очень любил музыку кабаков, которую слушал с умилением и восторгом. Отмечали, что он не был обделён и чувством юмора. Так во время Лондонской конференции Азеф попросил одного из видных партийных деятелей сходить с ним на почту и отправить заказной конверт, содержащий отчёт о конференции. Азеф отправлял его в Департамент полиции, но товарищ, конечно, ни о чём не догадался.
Азеф часто выезжал на курорты, поправляя здоровье больного сердца и почек, а также лечился от неврастении. На курортах он перестал соблюдать осторожность, перестал заботиться о том, что его могут убить бывшие товарищи по партии. В это время партия эсеров находилась в упадке, отчасти и благодаря самому Азефу. Поэтому он и чувствовал себя относительно спокойно. В данный период жизни в Азефе обнаружился азартный игрок в карты. Он играл так, что мог остаться совсем без гроша. В этом случае он просил Хедди выслать денег. Свои проигрыши Азеф воспринимал очень тяжело, но не из-за потери денег, а от огорчения.
Азеф не мог предположить и предвидеть, что начавшаяся Первая мировая война сделает его нищим, сметёт богатство и обесценит русские ценные бумаги. В один момент было потеряно всё. Надежд на будущее у них не оставалось. Тогда Евно и Хедди решили открыть новое дело - корсетную мастерскую. Дела Азеф вёл аккуратно и предусмотрительно, также как когда-то террористические дела. Он учил Хедвигу «изготавливать корсеты малых размеров, т.к. война скорее всего затянется, дамы будут худеть, сидя на голодной диете. Азеф был отличным лавочником!» Вполне возможно, что они бы с Хедди продержались благодаря трудолюбию и настойчивости. Но вскоре Азеф был арестован как анархист. Он провёл в тюрьме два года.
Находясь в тюрьме, Азеф зря время не тратил. Он здесь нравственно совершенствовался. Азеф писал своей подруге, что « после молитвы чувствовал себя лучше, радостнее и сильнее душой, что близость к богу укрепляла его страдания». К дню рождения Хедди он составил таблицу морально- философских правил, включающие, например, такие: наперёд прощай всех, не презирай людей, не высмеивай и т.д. Некоторые историки считают, что такое мировоззрение развилось у Азефа от старости. А также возможно, что он хотел угодить тюремному начальству, которое читало переписку, чтобы оно поспособствовало его вызволению на свободу. Второе кажется более правдоподобным, если учитывать характер Азефа. В тюрьме Азеф имел возможность читать газеты, а также его отпускали на прогулки по городу на два часа. От постоянного холода и сырости в камере Азеф заболел и его положили в тюремную больницу. Он был взволнован и угнетён, и ещё боялся, что Хедди его бросит, т.к. он не мог помогать ей материально. Так как ничего конкретного Азеф предложить ей не мог, то начал учить её христианскому терпению. Себя он рисовал верующим человеком, который в смирении принимает несчастья, выпавшие на него. Он благодарил бога, который просветил его и очистил душу. Но позднее «шелуха показного благочестия и показной преувеличенной заботливости к госпоже Хедвиге спадает. Всё чаще он думает о себе, порою совершенно забывая о том, как приходится ей». А Хедди отдавала Евно свои последние куски масла и сыра, которые она получала по карточкам.
Одиночное заключение - это жестокое испытание, которое не каждый может выдержать. Но Азеф его преодолел. В декабре 1917 года после заключения соглашения между немецким правительством и большевиками Азефа выпустили из тюрьмы. Больной, он возвратился к своей Хедди. Она не имела постоянного заработка, т.к. часто меняла работу. Но до последнего дня она кормила Азефа. Когда ему стало совсем плохо (обострилась болезнь почек), его поместили в лечебницу для бездомных на окраине Берлина. Перед смертью Азеф отметил, что в нищете родился в нищете и умирает. 24 апреля 1918 г. он умер. Хедди похоронила его на кладбище на окраине. Чтобы не было лишних разговоров, на могиле не указано ни имени, ни фамилии, а только номер 446. По другим источникам номер 411.
Об Азефе существовали различные мнения, поэтому представляет интерес их рассмотреть. Так как жена была ему самым близким человеком, то её мнение заслуживает внимания. «Я думаю, что в нём ничего искреннего нет. Я его не знаю». С годами Азеф, видимо осознавал, что жена - убеждённая революционерка не будет ему опорой. Поэтому связал свою жизнь с Х. Клёпфер, которая не интересовалась его взглядами.
Что касается отношения к Азефу полицейских чинов, то они разные. Первый руководитель Азефа Семякин в 1897 году отмечал, что «сообщения Азефа поражают своей точностью». С. Зубатов видел в нём «только афериста, который служит правительству ради своей доходности». А начальник Петербургского охранного отделения генерал Герасимов восторженно отзывался об Азефе, считая его «знатоком человека, умным собеседником, решительным врагом революции». И если отношения Азефа с полицией носили формальный характер и особой близостью не отличались, то общение с революционерами требовало от него большого напряжения, чтобы не вызывать подозрений. Почти все члены партии эсеров с теплотой и почтением относились к нему. В.М.Чернов так уважал Е. Азефа, что даже после многих лет после его разоблачения продолжал употреблять азефские выражения. Чернов отвергал все попытки представить Азефа неинтеллигентным человеком. Такого же мнения был и Г.В.Плеханов. Селюк, близко знавшая Азефа, тоже считала его образованным, обаятельным человеком. Она так вспоминала о нём: «… он читал Канта в подлиннике, умел умно и интересно говорить». М.Р. Гоц: «Можете ему верить, как мне». Но друг Азефа со студенческих лет эсер М.О.Левин другого мнения о своём товарище. Левин никогда не находил в Азефе тех выдающихся качеств, которые характеризовали бы его как эсеровского вождя. Хотя и не сомневался в его политической безупречности. М.О.Левин усматривает причины возвышения Азефа в низком умственном и общечеловеческом уровне революционной среды, в которой Азеф вращался. По мнению Левина властолюбие Азефа и его истеричность побуждали его играть историческую роль. « В сознании, что он, Евно Фишелев, держит в своих руках судьбу обоих борющихся лагерей и что от него в сущности зависит ход событий в России, и, пожалуй, во всём мире, его душа находила, быть может, удовлетворение». Левин считает, что имя Азефа несёт в себе и осуждение тому режиму, который дал ему возможность сыграть свою роковую роль.
Для осмысления фигуры Азефа надо учесть и мнение Б.В.Савинкова. До разоблачения Азефа он вспоминал о нём: «Личной дружбы между нами не существовало, но в моих глазах он был единственным достойным мне товарищем… моё чувство к нему приблизительно братское». Позже Савинков увидел причину фатального влияния Азефа на членов партии: «Горе наше в том, что рост нашего ЦК и нас, Боевой организации, не превышал роста Азефа».
Вся жизнь Е. Азефа - это игра. В течение многих лет он водил за нос товарищей по партии, изображая преданного революционера. В полиции он тоже считался верным человеком. «Вот талант перевоплощения, доведённый до совершенства!». Способность перевоплощения помогала Азефу строить насчёт него соответствующие иллюзии. На самом деле его интересовали только материальные блага. Благодаря хитрости и ловкости прожил в своё удовольствие, хотя постоянно находился в состоянии тревоги. Но расплата всё- таки настигла Азефа. Конец его жизни был омрачён берлинской тюрьмой, затем смертью в полной нищете. Все накопления, заработанные предательской деятельностью, были потеряны.
Подводя итог вышесказанному, отметим, что Е.Ф. Азеф был яркой личностью в истории революционного движения. Изворотливый ум, хитрость, стремление добиваться поставленных целей выдвинули его в лидеры эсеровской партии. Эти же качества пригодились и для работы в качестве агента полиции. Если бы не двойная игра Азефа ,то его можно было бы поставить в один ряд с пламенными революционерами. Но его предательство не позволяет этого сделать. Поэтому имя Азефа всегда будет связано с провокаторством.
Л.Г. Прайсман в работе «Феномен Азефа»153 пытается найти причину
двойной игры Азефа. По его мнению, ответ состоит в том, что Азеф был алчным, меркантильным и не принимал ни революционного, ни правительственного радикализма.
3.2 Жизнь и деятельность летучих боевых отрядов на примере лбо со ПСР
Летучий боевой отряд Северной области партии социалистов- революционеров состоял из различных по социальному происхождению людей. Штаб-квартира ЛБО находилась в Финляндии, там под непосредственным контролем Трауберга изготавливались бомбы, производилась фотосъемка будущих убийц-террористов, организовано обучение стрельбе и метанию бомб. Не опасаясь русских властей разрабатывались планы террористических атак, а так же их подготовка и затем уже совершались дерзкие и неожиданные налеты на Санкт-Петербург.
Создателем и руководителем Летучего боевого отряда Северной области партии социалистов-революционеров, организованного летом 1906 года являлся Альберт Давидович Трауберг, известный так же под партийной кличкой "Карл" из-за чего эта революционная группа была известна как "Отряд Карла", был скрывшемся из Прибалтики письмоводителем судебного следователя. А.И. Спиридович отмечал высокие лидерские качества Трауберга т.к. он смог сплотить и "подчинить своему влиянию даже и не родственных ему ни по вере, ни по национальности, социалистов-революционеров и поставил террор на исключительно широкую ногу."
Из секретного донесения от начальника Лифляндского Губернского Жандармского Управления по Прибалтийскому району г. Рига начальнику С. Петербургского Охранного Отделения 14 декабря 1909 года мы можем узнать о происхождении А. Трауберга т.к. на момент казни все сведения о нём были только из его собственных показаний.
Альберт Давидович Трауберг родился в 1880 году, впоследствии казнен по делу Северного летучего боевого отряда. По национальности латыш. По вероисповеданию лютеранин. Окончил Городское училище в Зендене. Его мать Анна Ансовна Трауберг 62 лет, вдова. Братья Эдуард, Ян и Давид, а так же сестра Элла. Мать и братья приписаны к крестьянам Рамельской области. Сестра Элла замужем за крестьянином Пормсахенской волости, Гольдигенского уезда Микелем Вильгельмовичем Спруде 1887 г.р. по профессии портным, и проживает вместе с мужем в г. Риге. При ней же живёт мать и брат Давид Трауберг, работающий при постройке моста через Двину в Ригу. По негласным сведениям с ними без прописки живет и Ян Трауберг, а Эдуард Трауберг скрывается заграницей.
После того как Азеф распустил боевую организацию эсеров, начали действовать боевые летучие отряды. В.М. Чернов пишет, что Азеф пытался отойти от дел, его арестовывают и он начинает работать напрямую с Герасимовым, куратором Азефа от охранки. Целью его работы был срыв терактов. Летучему отряду до внедрения Азефа удалось совершить ряд терактов, такие как, например, убийство Максимовича. В момент осуществления очередного теракта против министра юстиции Щегловитова и великого князя Николая Николаевича все девять участников теракта были задержаны охранкой и арестованы одновременно в разных частях города. Решением суда семь участников теракта были повешены.
Альберт, Эдуард Давид и Элла Трауберги в 1906 году привлекались к дознанию в качестве обвиняемых по 102 статье уголовного уложения за принадлежность к латышскому социал-демократическому союзу. Альберт и Эдуард скрылись до привлечения. Дело было передано Прибалтийскому Генерал-Губернатору 1 ноября 1907 года для внесения в Военный Суд, но чем кончилось сведения отсутствуют.
Альберт Трауберг, кроме того, привлекался в 1904 году в качестве обвиняемого по 126 ст. Уголовного Уложения, дело же было прекращено в силу Высочайшего манифеста 26 октября 1906 года.
В ночь с 15 на 16 мая 1908 года А. Трауберг был выдан из С. Петербургской крепости для исполнения приговора суда - казнь через повешение. О чем и было доложено в департамент полиции в тот же день, тело было предано земле на месте казни.
По архивам защитника по политическим процессам А.А. Леонтьева и личным воспоминаниям его жены Л.А. Леонтьевой мы можем узнать, что вину за разгром Северного летучего боевого отряда, А. Трауберг как и некоторые другие участники процесса возлагали на Азефа. Перед казнью А. Трауберг уверял своего защитника присяжного поверенного Переверзева, что он был предан Азефом, в доказательство рассказал такой случай. После суда к нему в камеру явился прокурор Палаты - Камышанский и предложил ходатайствовать о помиловании. Трауберг с негодованием отверг это предложение. Тогда Камышанский сказал ему "к чему этот героизм, к чему это самопожертвование, когда в самом центре вашего центрального комитета сидит человек, который служил нам и нам известны все мелочи, которые происходят в вашей партии". Слова Трауберга распространились между членами боевого отряда. Это было последнее крупное предательство Азефа.
Почти все члены отряда отказывались давать показания, за исключением Петра Константинова, который дал подробные сведения о своих контактах с участниками отряда и как осуществлялось взаимодействие. Возможно поэтому его не казнили с остальными членами отряда, а дали 15 лет каторги. Из его показаний нам известно, что на момент ареста ему 23 года, холост, имеет 6 классов образования и работает техником. Он рассказывает, что около 3-х лет назад познакомился с вдовой поручика Александрой Яковлевной Янчевской, чья квартира являлась явочной, для участников летучего боевого отряда. Собрания на квартире происходили примерно раз в неделю, где обсуждалась районная работа присутствовавших и распределялась агитаторская и пропагандистская работа среди рабочих. После ареста Александры Янчевской, квартиру продолжила предоставлять для собраний её несовершеннолетняя дочь Вера. Константинов утверждал, что активных действий в отряде не предпринимал, но сочувствовал целям и имел на хранении оружие и взрывчатку. Постепенно в отряде появляются новые члены, а оружие и взрывчатые снаряды распределяются у участников. 7 февраля 1908 Константинов был задержан в первой половине дня по пути на фабрику Воронина, где он трудился. Аресты были произведены в разных частях города, но одновременно.
Члены отряда были разные по происхождению люди. Например Анна Шулятикова, она же Распутина по мужу, тоже революционеру, Распутина была в дружеских отношениях и часто бывала у известного Пермского общественного деятеля Н.В. Мешкова, который был хорошо известен в Петербурге, т.к. субсидировал журнал "Былое" и последнее время жил в Петербурге. Иногда она бывала в литературных кружках. Разойдясь с мужем она всю себя отдала революции - небольшого роста, всегда в черном. Примерно так её описывала Л.А. Леонтьева.164 Хотя при этом в камере перед смертью она написала трогательное письмо своим детям - двум девочкам, где были слова: .
«Мои дорогие птички! Ваша мама обнимает и целует вас крепко-крепко. Не забывайте меня. Мне так хочется почувствовать на своей шее ваши маленькие ручки и услышать ваши голоса, зовущие меня таким приятным именем - мама, но мне никак нельзя приехать теперь к вам...» Революционеры ЛБО СО ПСР шли на смерть с улыбкой и без раскаяния. Как до этого вся их жизнь была подчинена революции, так и на смерть они шли убежденные в своей правоте.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Многие перспективные молодые люди и девушки во второй половине XIX в., несмотря на блестящее образование и перспективы карьеры, увлеклись революционной деятельностью. Молодые, энергичные они хотели для русского народа благ, переустройства мира в соответствии со своими идеалами. Революционные идеи завладели их сознанием, желанием посвятить свою жизнь отечеству. Отказавшись от комфортной жизни революционеры увидели смысл в том, чтобы служить идеалам свободы и равенства. Лозунг движения русской интеллигенции звал в народ. Народ был для народовольцев божеством, а социализм - верой, сравнимой с религиозной. Революционеры - это новый психологический тип людей. Их мировоззрение было таковым, что оно обязывало к пропаганде идей, отказу от привычной жизни, стремлению жертвовать собой, к действиям против власти, искренним желанием отдать жизнь ради реализации своих идей.
Специфику бытового поведения народовольцев составляет способность дворян без всякой наигранности слиться с крестьянским бытом. Дворянская интеллигенция создала себе идеал, который предполагал изгнание страха, демонстрацию бесстрашия. Главным идеологом народовольцев считался П.Л.Лавров. Его идеи сформировали мировоззрение многих дворян, которые считали, что интеллигенция могла умственно развиться, именно потому, что не занималась физическим трудом. Им занимался тёмный, забитый простой народ. Поэтому интеллигенция, как считали народники вслед за Лавровым, в долгу перед народом и должна этот долг вернуть. Но поскольку крестьянство не готово к революции, то задачей образованной интеллигенции является пропаганда идей социализма в массах. Сознание того, что политические перевороты возможны (в частности влияние оказала Французская революция), формировало взгляды молодёжи XIX века. Таким образом, время рождало героев. Только народ остался равнодушным.
Многие из них в воспоминаниях ярко и точно описали то состояние, которое они пережили, находясь в тюремном заточении. Одиночество, тишина, отсутствие связей с внешним миром убивали человека. Поэтому многие сходили с ума. Народовольцы понимали, что им суждено погибнуть в тюрьме. Но вера в революционные идеалы помогала им выживать и переносить нравственную катастрофу, книги и занятия наукой отвлекали от мрачных мыслей. Без этого они, возможно, погибли бы, как десятки других товарищей. Гуманист Ф.Петрарка считал, что ум, душа и слово взаимосвязаны. Слово свидетельствует о душе, а слово, рождённое от мудрого ума, рождает художественную речь. Обладая умом и талантом, Морозов и Фигнер писали, сочиняли и, таким образом могли уходить от тяжёлой действительности. Проведя более 20 лет в заточении, они выстояли и это можно назвать подвигом. Они не поддались унынию, проявив силу воли. Находясь наедине с самим собой, их нервная система приспособилась к необычным условиям. Тюрьма дала им возможность размышлять, укрепила разум, но не изменила убеждений. По словам Э. Павлюченко узники противопоставили волю и протест медленной казни в заточении.
В начале ХХ в. множество молодых людей увлекалось революционной литературой, вступали в кружки, вели революционную и террористическую деятельность.
С развитием революционной деятельности оформилось и такое направление борьбы с его радикальным направлением, как провокаторство. Е.Ф. Азеф по-своему уникальная личность, в котором ужились твёрдость, решительность, коварство и подлость. Он не имел никаких высоких идеалов и не стремился к ним. Главной его целью было обогатиться, причём не важно какими путями. Жажда денег и власти толкали его на предательские поступки. Двуликий человек вёл и двуликую политику, сумев войти в доверие к революционерам и к полиции. Таким же Азеф был и в семейной жизни. Он любил красивую жизнь: дорогую одежду, отдых на курортах, любил кутить в ресторанах. Избежав сурового приговора эсеров, сумел замаскироваться и прожить в эмиграции до смерти. Дать однозначную оценку Е.Ф. Азефу историки не представляют возможным. Азеф был игроком и актёром. У людей, с которыми он работал, создавался тот образ, который Азеф играл в данный момент.
Однозначно оценить деятельность революционеров нельзя. С одной стороны они стремились к всеобщему благу, а с другой - методом борьбы выбрали террор. Хотя надо отметить их целеустремлённость и самоотверженность, с которыми они шли на смерть. Террористы и провокаторы являлись представителями революционного лагеря, но оказались на противоположных полюсах. Основной причиной этого, видимо, был различный взгляд на действительность. Морозов и Фигнер жили в материальном достатке, получили образование. Можно предположить, что от избытка роскоши они и ухватились за новые идейные веяния, желая претворить их в жизнь и оставить о себе след в истории. Азеф был более прагматичным. Испытав нужду и голод, он стремился к материальному обеспечению, не интересуясь идеями справедливости и гуманизма.
ИСТОЧНИКИ
1.Ашенбреннер М. Военная организация народной воли. - М., 1924
2.Богучарский В.Я. Активное народничество семидесятых годов. - М.: Издательство Сабашниковых, 1912
3.Вересаев В. Литературные воспоминания. Собрание сочинений в 5 томах. - М.: Правда. 1961. Т.5
4.Вольфкович С.И. Николай Александрович Морозов. 1854-1946. - М.: 1921.
5.Герасимов А.В. На лезвии с террористами. - Париж, 1985
6.Герасимов А.В. На лезвии с террористами. //Париж, 1985
7.Герои русской революции. №1 Петроград, Революция, 1917
8.Ивановская П.С. Боевая организация. Из воспоминаний. //Былое, №3, 1928
9.Левин М.О. Мои воспоминания об Азефе. //Воля России, №8, 1927 10.Листок //Земли и воли. 22 марта 1879. Революционная журналистка семидесятых годов. - Ростов-на-Дону, 1970 11.Лукашевич И. Воспоминания. //Былое №1. 1917
13.Морозов Н.А. Письма из Шлиссельбургской крепости. - Спб. 1910 14.Морозов Н.А. Повести моей жизни. - М.: АН СССР, 1962 15.Морозов Н.А. Террористическая борьба. - Лондон, 1880 16.Николаевский Б.И. История одного предателя. - М.: Вече, 1991 17.Новорусский М. Записки шлиссельбуржца 1887-1905. - М.: 1933 18.Овсянико-Куликовский Д.Н. Воспоминания. - П., 1923
19.Прайсман Л.Г. Феномен Азефа. //Индивидуальный политический террор в России XIX-начала XX вв.//Материалы конференции. Мемориал, 1996
20.Савинков Б. Воспоминания террориста. - М.: Вагриус, 2006 21.Спиридович А.И. Партия социалистов-революционеров и её предшественники. - Петроград, Военная типография, 1918
22.Фигнер В.Н. Моя няня. XII сборник //Знамя. 1892
23.Фигнер В.Н. Полное собрание сочинений в 7 томах. - М.: 1932
24.Фигнер В.Н.. Запечатлённый труд. Воспоминания в 2-х томах. - М.: Мысль, 1964
25.Чернов В.М. Перед Бурей // Издательство имени Чехова, 1953
26.Амфитеатров А.В. Шлиссельбуржцы. Собр. Соч. т.35. - Спб.: Просвещение, 1915
27.Бергер П, Лукман Т. Социальное конструирование реальности. - М.: Медиум, 1995
28.Будницкий О.В. Терроризм глазами историка. Идеология терроризма. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1996
29.В подполье. Очерки из жизни русских революционеров 70-80 гг. - С.- Петербург: Друг народа, 1907
30.Войнович В.Н. Степень доверия. - М.: Политиздат, 1972
31.Войтоловский Л. Шлиссельбургское последействие. - Киевская мысль, 1915
32.Гинев В.Н. Революционеры 1870-х годов. - Лениздат, 1986 35.Городницкий Р.А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901-1911 гг. - М.: РОССПЭН, 1998 36.Джанибекян В.Г. Азеф-король провокаторов. - М.: Вече, 2005 37.Зильбер Г, Лонге Ж. Террористы и охранка. - М.: Вече, 1991
38.Иванов С. Рецензия на книгу В.Н. Фигнер. Запечатлённый труд. - М.: Задруга, 1921
39.Кан Г.С. Идейные еретики народной воли. //Индивидуальный политический террор в России XIX-начала XX вв.//Материалы конференции. Мемориал, 1996
40.Кондакова О.Н. Автореферат. Женщины революционерки 70-80-х годов XIX в. и их пребывание в Сибирской ссылке. - М., 2002
41.Круковская Л.Я. Н.А. Морозов. Очерк о жизни и деятельности. - П., 1920 42.Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). - Спб.: Искусство, 1994 43.Лурье Ф. Полицейские и провокаторы. - С-Петербург.: Час-пик, 1992
44.Найт Э., Гейфман А. Революционный террор в России 1893-1917. - М., 1997
45.Никольский Н.М. Спор исторической критики с астрономией. - М., 1908 46.Павлов Д.Б, Перегудова З.И. Письма Азефа 1893-1917. - М.: Терра, 1994 47.Павлюченко Э. Вера Николаевна Фигнер и её «Запечатлённый труд». - М., 1964
48.Павлюченко Э. Женщины в русском освободительном движении от Марии Волконской до Веры Фигнер. - М.: Мысль, 1988
49.Поповский М. Побежденное время. Повесть о Николае Морозове. - М.: Политиздат, 1975
50.Прайсман Л.Г. Террористы и революционеры. Охранка и провокаторы. - М.: Россия, 2001
51.Прайсман Л.Г. Феномен Азефа. //Индивидуальный политический террор в России XIX-начала XX вв.//Материалы конференции. Мемориал, 1996
52.Пушкарева Н.Л. История повседневности: предмет и методы. - М., 1997 53.Соловьев Ю.И. Николай Морозов учёный-энциклопедист. 1982 54.Твардовская В.А. Н.А. Морозов в русском освободительном движении. - М.: Наука, 1983
55.Тютюкин С.В., Шелохаев В.В. Марксисты и русская революция. 1996