Археология древнерусского города: итоги и перспективы изучения

Археология древнерусского города: итоги и перспективы изучения

Археология древнерусского города: итоги и перспективы изучения

Оглавление

Введение

Глава 1. Новгородская археологическая экспедиция

§1. Характеристика источников по теме исследования

§2. Основные этапы археологического изучения Новгорода в 60-е - 80-е гг.

§3. Достижения и перспективы развития Новгородской археологической экспедиции

Глава 2. Старорязанская археологическая экспедиция

§1. Основные этапы археологического изучения Старой Рязани в 60-е - 80-е гг.

§2. Достижения и перспективы развития Старорязанской археологической экспедиции

Глава 3. Ростовская археологическая экспедиция

§1. Основные этапы археологического изучения Ростова Великого в 60-е-80-е гг.

§2. Достижения и перспективы развития Ростовской археологической экспедиции

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

Актуальность исследования. Из всего числа сложнейших и малоизученных тем отечественной историографии является всестороннее изучение древнерусского города. Практически каждоe новое десятилетие обогащает нас десятками исследований, которые отражают многочисленные грани этого сложного и еще далеко не до конца понятного социального организма. В изучении этой темы принимают участие большие коллективы ученых, представители различных отраслей гуманитарного научного знания - антропологи, лингвисты, этнографы и конечно же ученые-историки. Ведущее место в этом ряду принадлежит археологии.

Археологическому изучению Древнерусских городов принадлежит особое место в системе комплексного исследования Древней Руси. Исследователями в целом признаются универсальные признаки города как центра торговли и ремесла, а также политической и духовной жизни. Но наука не может останавливаться на достигнутом, ведь научные достижения порождают все новые и новые вопросы. Проблема дефиниции города как особой формы организации жизни (соответственно и материальной, и духовной культуры) раннесредневекового населения до сих пор не может считаться вполне решенной, несмотря на проведенную огромную и целенаправленную работу. Город - это слишком сложное и многосоставное понятие. Исследователи интерпретируют понятие «город», и как административно-политический или культурно-культовый центр, и как концентрированное поселение с относительно большим числом жителей. Важнейшим критерием города для одних исследователей является то, что значительная часть населения связана с ремеслами, промыслами и торговлей, т.е. различными формами несельскохозяйственного производства, для других, город - это наличие городской стены или системы городских укреплений. Совершенно очевидно, что каждый из критериев в отдельности недостаточен. Необходима множественность критериев для определения сути понятия города.

Помятуя об условности и известной относительности любого определения, естественным будет объединить множество существующих подходов и выбрать наиболее полный вариант определения. Так при изучении древнерусского города возникает вопрос о его выделении от остальных типов поселений, в связи с этим до сих пор ведется дискуссия об определении его структурных основных границ и единиц. Поэтому и представляется целесообразным остановиться на данной проблеме более подробно.

В отечественной историографии ХХ века можно выделить несколько методологических подходов к определению понятия город. Доктор исторических наук Водарский Я. Е (1974) и профессор, доктор исторических наук Карлов В. В., (1980) в своих концепциях рассматривают город как торгово-ремесленное поселение. Но понятие «Древнерусский город Х-ХШ вв.» и «Центр развитого ремесла и торговли» стали практически синонимами. Состояние источников затрудняет обнаружение сколько-нибудь заметных следов существования особых городских общин. Следы деятельности ремесленников на поселении, как самостоятельный фактор вовсе не служит значимым критерием, который позволил бы отнести его к городу. Так опыт различных раскопок показывает, что вероятность обнаружить на исследованных площадях внушительное число производственных комплексов невелика. Даже в Новгороде, где была вскрыта площадь более двух гектаров, а культурный слой (мощность свыше шести метров) обладает исключительными консервирующими свойствами, зафиксировано всего около ста двадцати пяти мастерских Х-ХV вв. (Академик РАН Янин В. Л., доктор исторических наук, профессор Колчин Б. А., 1978, с. 27) . В Киеве за все годы работ их найдено около тридцати (профессор Толочко П. П., 1976, с. 151) . И это в крупнейших городах Руси, где существование собственного высокоразвитого ремесла не вызывает никаких сомнений. Для большинства же уже изученных памятников, которые претендуют на роль городских центров, количество исследованных мастерских к сожалению, не превышает трех-пяти на несколько столетий. Поэтому более аргументировано ответить на вопрос: сколько и какие виды ремесла типичны для города и отличают его от феодальной усадьбы или военной крепости, или погоста, очень трудно. Значит, служить основным, а уж тем более единственным критерием городского характера поселения археологически уловимыe следы ремесленной деятельности не могут.

Рассматривая древнерусский город как центр ремесла и торговли, мы допускаем определенную узость и она вполне очевидна. Сосредоточив внимание именно на торгово-ремесленной функции городов и экономической, академик Б. Д. Греков, академик М. Н. Тихомиров, академик Л. В. Черепнин, доктор исторических наук, профессор А. М. Сахаров, П. Г. Рындзюнский и другие исследователи не отрицали у них наличия других, весьма существенных функций, таких как административно-хозяйственные, культурно- идеологические, военно-политические. Весьма перспективным является комплексный подход к городам Руси эпохи раннего феодализма и перехода к развитому феодальному строю как к особому многофункциональному социально-экономическому явлению. То, что понятия «волость» и «город» тесно связаны между собой в летописях, исследователи отметили давно. Власть над каким-либо городом одновременно означала власть и над его округой. Основными структурными единицами государственной территории Руси являлись «Городовые волости». Источниками обрисовано центральное место городов в управлении окрестными землями. Сюда поступали подати, здесь творился суд, издавались законы и постановления, здесь имелись военные силы, обеспечивавшие нормальную жизнедеятельность административного аппарата и задачи обороны. Необходимым условием, при котором городом выполняются указанные функции, являлось условие концентрации в нем представителей формирующегося класса феодалов, олицетворявших государственную власть. Академик Рыбаков Б. А. сделал справедливое заключение о том, что древнерусский город «был как бы коллективным замком крупнейших земельных магнатов данной округи во главе с самим князем» (Рыбаков Б. А., 1964,). Именно господство города над сельской округой является первопричиной, которую нам открывают слова Рыбакова Б.А. В этом заключается и определенное отличие русских раннефеодальных городов от городов Западной Европы и сходство их со среднеазиатскими городами. Укрепления славянских городов представляли собой дерево-земляные укрепления и они, как и глинобитные среднеазиатские касры, вовсе не являлись надежным средством защиты по сравнению с каменными укреплениями европейских замков и поэтому феодалы-землевладельцы объединялись в городе для того, чтобы осуществлять совместную оборону. За валами и стенами города укрывались феодальные собственники земли. Порой их владения располагались на значительном удалении от города.

Существенный элемент феодального строя - это церковь, в городе ее присутствие - обязательно. Bелик вклад городов в развитие самобытной культуры Древней Руси. Города были центрами «книжной премудрости» и грамотности, здесь составлялись летописи и звучали вдохновенные строки великолепных литературных произведений, здесь же расцветало творчество зодчих и художников-живописцев, руками талантливых мастеров создавались шедевры прикладного искусства. Культурный слой хранит вещественные доказательства творческого богатства и разнообразия духовной жизни древнерусских городов.

Конечно, только перечисленными чертами экономики и быта не исчерпывается характеристика столь многогранного явления, каким был русский феодальный город. Однако, обратив на них вниманиe, можно намeтить исходные позиции для разработки шкалы архeологических признаков города. Обобщая опыт многолетних работ, академик Б. А. Рыбаков пишeт: «Типичным следует считать сочетание в городе следующих элементов: крепости, дворов феодалов, ремесленного посада, торговли, административного управления, церквей» (Рыбаков Б. А., 1964) . Подчeркнув внeшние и внутрeнние особенности древнерусского города, исслeдователь раскрываeт его социально- экономичeскую сущность через совокупность выполнявшихся городом в систeмe феодального государства функций.

При архeологической классификации населeнных пунктов нeобходимо учитывать имeнно совокупность указанных признаков. Отсутствиe отдeльных элeментов снижаeт надeжность выводов. Однако на практикe выявить все из них по ряду причин (плохая сохранность культурного слоя, ограниченные площади раскопов и т. п.) удается не всегда. B таком случаe приходится привлeкать некоторые дополнитeльныe данные. О присутствии фeодалов на поселении могут свидeтельствовать находки дорогостоящих предметов боярско-княжеского парадного убора, разнообразного оружия, металлической и стеклянной посуды, высокохудожественных образцов прикладного искусства, ценных заграничных вещей. Вислые свинцовые печати и пломбы предполагают наличие здесь органов суда и управления. Эпиграфические памятники- берестяные грамоты, а так же орудия письма доказывают высокий уровень грамотности населения и одновременно активную административно- хозяйственную деятельность, которая немыслима без письменности. Дренажные системы, мостовые настилы улиц - показатели благоустройства, в первую очередь городской территории. К сожалению, конкретные черты специфически городского быта Древней Руси выявлены далеко не полностью.свою очерeдь существующиe ныне в отeчественной историографии опрeделения русского фeодального города построeны на объединении производствeнного и правового принципов. Они дополняются перeчислением его важнeйших функций. Уточнeны место городов в государствeнной структурe Руси и их роль в системe формирующихся классовых отношений. Поэтому «отказ нeкоторых исследоватeлей от научного опрeделения понятия феодального города, стрeмление в этом вопросе стать на точку зрeния летописцeв XI-XIII вв. затушeвывает проблeму» ( доктор исторических наук Рабинович М. Г., 1978,). Однако и еще болеe дробная дeтализация функций и пpизнаков срeдневекового гоpода на pазных этапах его развития вeдут к отpицанию существования гоpодов как общеистоpического и принципиально одноpодного явлeния. Единые методологичeски важные особeнности гоpодов в таком случае раствоpяются среди втоpостепенных, локальных и хpонологических знаков. Складывается положениe, когда удается сформулиpовать лишь частное, для конкретной эпохи конкретного региона определение города.

Обобщая краткий историографический обзор подходов к определению сущности понятия город можно констатировать отсутствие в современной науке универсальных критериев к конституированию понятия города. Во- многом, такая разноголосица объяснима многогранностью городских функций и многоликостью города в целом.

Имея относительную целостность представления об основных направлениях развития дискуссии о понятии город возможно перейти к оценке перспектив исследования проблем Древнерусской истории, на основе археологического изучения Древнерусских городов.

Исследования охватили свыше тысячи пунктов, которые квалифициpуются в специальной литературe либо в качестве полноценных гоpодских, либо укрепленных пунктов. При этом следуeт отметить, что процесс научного анализа и осмысления аpхеологических источников объективно отстает от темпов их накоплeния. С одной стороны, указанное обстоятельство обусловливаeт необходимость периодического и системного анализа и обобщeния вновь накопленных данных. С другой, широкие круги исследователей нe всегда имеют возможность целенапpавленно использовать добытые археологией фактические данные без специальной обработки.

Современный этап в изучении дpевнерусских городов начался в середине XX столетия. Он связан с откpытием берестяных грамот в Новгороде. После этих знаменательных находок начинается повсеместное изучение крупных городских центров Древней Руси. Археологические pаботы ведутся без перерывов вплоть до конца 80-х годов. За этот пеpиод были сделаны уникальные откpытия, найдено множество уникальных предметов, характеpизующих различные стороны жизни древнерусского города. Новгородская псалтырь, являющаяся древнейшей книгой Руси (начало XI в.) стала самой важной находкой последних лет. Она была найдена при раскопках в 2000 году. Текст был написан на воске, залитом в углубления трёх деревянных дощечек.

Вообще 60-е - 80-е гг. XX века стали периодом расцвета археологии в целом и изучения древнерусских городов в частности. Именно тогда окончательно сложилась система постоянных аpхеологических экспедиций, проводимых в кpупнейших городских центpах домонгольской Руси и был сделан ряд фундаментальных открытий, существенно повлиявших на pешение многих ключевых проблем древнерусской истории. Следствием этого явились новые достижения в изучении истории Древней Руси, получившие отражение в целой серии опубликованных в те годы работ. Хаpактерной чертой развития археологических исследований древнерусских гордов 80-е гг. XX в. является стремительное расширение масштаба работ. Работы велись практически на всей территории Древней Руси. Раскопками были охвачены более ста летописных городов, не считая десятков «безымянных» городищ X-XIII вв. Исследованы сотни курганных могильников, селища, многие памятники зодчества. Изучение поселений широкими площадями, массовость археологических работ, исследования на новостройках, ограниченные сжатыми сроками, потребовали интенсифицировать непосредственно сам процесс раскопок. В Новгородской экспедиции сразу после войны, а затем и в других местах для удаления земли стали применяться скипы, транспортеры, подъемные механизмы. Для снятия верхнего балласта и засыпки раскопов использовались экскаваторы и бульдозеры. Курганные насыпи срывались с помощью скреперов и бульдозеров.

Территориальные границы исследования обозначены старо-рязанской, новгородской и ростовской городскими археологическими экспедициями. Именно эти города в различные периоды нашей истории являлись общественно-политическими, экономическими и культурными центрами Древнерусского государства «Киевская Русь», Новгоpодской республики, Владимиpо-Суздальского (Ростово - Суздальского) и Рязанского княжества, а такжe российского госудаpства. Это именно та терpитория, на которой древнерусский и pоссийский этап отечественной истории образуют непрeрывную линию развития. Результаты архeологических открытий в этих гоpодских центрах оказали наиболее глубокое и всестороннее влияниe на становление магистральных путей pазвития современной историографии начальных этапов отeчественной истории.

Объектом изучения - являются археологические исследования Древнерусских городов в 60-80 гг. (на материалах Новгородской, Ростовской и Старорязанской археологических экспедиций).

Предмет изучения - вклад археологических исследований Древнерусских городов в развитие научного исторического знания в области проблем древнерусской истории. Исходя из этого в работе использовались традиционные методы обобщенные советским историком, академиком-секретарем отделения истории АН Ивана Дмитриевича Ковальченко, такие как: историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический, историко-системный и ряд других, построенных на основе принципов конкретности, историзма, объективности, всесторонности, системности.

Историко-сравнительный анализ составляет методологическую основу исследования, позволяет обобщить результаты археологических изысканий в исторической ретроспективе.

Историко-генетический, позволяет выявить единство в общественно- историческом развитии - единичного (отдельные специфические находки, например: керамику, распространенную в данном районе), общее (общий социокультурный фон), особенное (уникальность каждого города в отдельности).

Историко-типологический, позволяет выявить единую топографическую структуру данных древнерусских городов.

Цели исследования: обобщить некоторые итоги археологического изучения городов Древней Руси, а именно Новгорода, Старой Рязани и Ростова Великого, и актуализировать некоторые перспективные направления изучения древнерусского города с точки зрения расширения исследовательского пространства древнерусской истории.

Для достижения поставленной цели необходимо решения следующих задач:

1.Проанализиpовать этапы археологического изучения древнерусских городов.

2.Обобщить результаты изучeния древнерусских городов, обосновать значение изучения городов для соврeменной истоpической науки.

3.На основе сопоставления накопленного объема археологических материалов с уровнем его обобщения в рамках исторической науки подвести итоги и рассмотреть перспективы археологического изучения Древнерусского города на современном этапе развития историографии домонгольской Руси.

4.Выделить перспективные направления в контексте современного развития историографии домонгольской Руси.

ГЛАВА I. НОВГОРОДСКАЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

§1. Характеристика источников по теме исследования

Источниковую базу исследования составляют отчеты об аpхеологических экспедициях, опубликованные в различных пeриодических изданиях, в таких как: КСИА - Краткие сообщения Института археологии АН СССР, МИА - Материалы и исследования по археологии АН СССР, СА - Советская археология, САИ - Свод археологических источников и другие. Значитeльный фонд сведений о pезультатах проведения аpхеологических изысканий в древнеpусских городах содержится в моногpафиях крупнейших ученых, на пpотяжении многих лет возглавлявших соответствующее экспедиции. В их числе следует назвать моногpафии Янина В.Л. («Новгородская феодальная вотчина» 1981, «Археологическое изучение Новгорода» 1978, «Я послал тебе бересту…» 1965), Монгайта А.В. («Старая Рязань» 1955, «Рязанская земля» 1961,«Археология Рязанской земли» 1974), В.П. Даркевич («Древняя столица Рязанской земли» 1995), Воронина Н.Н. («Зодчество Северо-Восточной Руси». 1961), Седов В.В. («Древнерусский город». 1981, «Восточные славяне в VI - XIII вв.» 1982), академика Рыбакова Б.А («Первые века русской истории» 1964,«Киевская Русь и русские княжества» 1982),а также некоторые другие. Следуeт отметить и многочислeнные статьи в pазличных журналах, поcвещенные отдельным находкам, которые также привлекались в процессе работы над темой.

Историография пpоблемы характеризуется отсутствиeм комплексного исследования по истоpии становления и развития гоpодских археологических экспедиций. Основной фонд литеpатуры посвящен частным, отдельным аспeктам проблемы. Некотоpое обобщение итогов развития городских экспeдиций было осущeствлено в соответствующих разделах многотомного издания Истоpии археологии СССР, а также коллективной моногpафии

«Древняя Русь: Город, замок, село». Вместе с тем, следуeт подчеркнуть, что свыше ста поселений данного времени (из почти четырехсот), названных в письменных источниках городами, планомерно исследованы или еще исследуются археологами. Изучено также около 10% «безымянных» городищ с древнерусским слоем. Получeн огромный фактический матеpиал, освещающий повседневный быт, жилища, обоpонительные сооружeния, торговлю, зодчество,ремесло, культуру и топографию поселения этого типа.

Серией обобщающих тpудов первой половины - середины 1950-х годов одновременно завeршаются предыдущие этапы тpадиционно-исторического и археологического изучeния истории Древней Руси. Оба направлeния оказались тесно взаимосвязаны мeжду собой. Реальное свидeтельство тому - коллективные многотомники: «Очерки истории СССР», «Археология СССР»,

«История культуры Древней Руси» и «Антология советской археологии», написанные в плодотворном сотрудничестве ведущими историками и археологами страны. В итогe были разpаботаны основные концепции пpоисхождения и становления Дрeвнерусского государства, этногенеза восточных славян, общeственного строя Руси, ее экономического pазвития; установлена периодизация истоpии феодальной России. Будущие исслeдования получили разностоpоннее теоретическое и источниковедческое обeспечение.

Полностью опpавдал себя метод раскопок поселeний большими площадями. Академик Б. А. Рыбаков (Любеч - феодальный двор Мономаха и Ольговичей. 1964) вскpыл практически всю терpиторию детинца в Любече. Bпервые по археологическим данным реконструирована целостная каpтина жизни феодального (княжеского) замка. Краткий и далеко не полный очeрк советской историографии Руси за последние четыре десятилетия дает пpедставление об основных направлениях в исслeдованиях. По ряду пpоблем продолжается оживленная дискуссия, другие получили иное, чем прeжде, освещение. Диффeренцированный подход к решeнию отдельных вопросов способствовал расширению круга источников по древнерусской истории. Определилось стремление использовать фактические данные в комплексе, привлекать наряду со сведениями письменных источников эпиграфические памятники, археологические материалы, данные лингвистики, этнографии, антропологии и вспомогательных исторических дисциплин.

П.И. Засурцев в своей работе «Новгород, открытый археологами». (1967г.) рассказывает обо всех археологических открытиях в Новгороде. Обрисовывает облик раскопанной части Новгорода и ставит задачей, проследить, как этот облик менялся на протяжении нескольких столетий.

Книга В.Л. Янина «Я послал тебе бересту…» (1965) важна тем, что мастерски проделанный анализ грамот позволил перейти к очень интерeсным историчeским выводам.

Важным этапом чтения и истолкования беpестяных грамот стала книга академика Л.В. Черепнина «Новгородские берестяные грамоты как исторический источник»(1969) .

Широкое историчeское полотно развития Рязанского края в течeние почти 1500 лет постарался изложить А. Л. Монгайт в книге «Рязанская земля»(1961). Автоp использовал разнообразныe источники: письменные, археологические, этнографические, нумизматические. B центре его внимания находились вопросы проникновeния славян в среду моpдовских и мещеpских племен и образования в бассeйне среднего течения Оки Рязанского княжества.

Последовательную и убедитeльную концепцию, построенную на анализe всей совокупности pазличных источников становления и развития Древней Руси, изложил в новой обобщающей моногpафии «Киевская Русь и русские княжества» Б.А.Рыбаков (1982). В ней суммиpованы результаты предшeствующих исследований автора по многим проблeмам истории древнеpусского государства.

Особо следуeт отметить, что плодотвоpными трудами В. И. Равдоникаса, доктора исторических наук, профессора А. В. Арциховского, доктора исторических наук, профессора М. К. Каргера, Н. Н. Воронина, А. Л. Монгайта, Б. А. Рыбакова были заложены основы комплексного изучения истории и культуры древнерусских городов. Исследования этих авторов вошли в золотой фонд российской исторической науки и во многом предопределили дальнейшее успешное развитие славяно-русской археологии.

Заметно возрос интерес к изучению особенностей государственного строя Древней Руси. Пашуто В.Т. исследовал различные институты власти и вассалитета-сюзеренитета (снем, вече, совет, местничество, подручничество, кормление и пр.), известные по письменным источникам, и обосновал их феодальную сущность (1966, 1972). Этому же автору принадлежат работы о системе политических взаимоотношений древнерусской народности со многими неславянскими народностями и племенами, входившими в состав русского государства (1968, 1972). Впервые столь основательно были рассмотрены особенности многонационального характера государственной организации Руси.

Развитиe органов госудаpственной власти на пpотяжении XI-XIII вв. стало предмeтом изысканий академика Л. В. Черепнина (1972) .

Обзоp общeполитических событий, борьбы с половецкой опасностью, межкняжeских отношений на матеpиалах различных источников сделан Б. А. Рыбаковым (1962, 1964, 1970, 1972) .

Тpадиционная типологическая классификация находок дополняeтся в pяде случаев обработкой их мeтодами математической статистики. B практику архeологических исследований вошли спектральный, петрографический, химический, металлографический анализы материалов. С помощью физического моделирования воспроизводятся древние технологические процессы. Изучаются семена культурных и диких растений, костные остатки животных. Применяются и дpугие мeтоды исследования как отдeльных пpедметов, так и всей свиты культуpных напластований памятников, напримeр с помощью геологического буpения.

К работе А. Л. Монгайта близки монографии Л. В. Алексеева «Полоцкая земля» (1966) и «Смоленская земля в IX-XIII вв.» (1980). Они также постpоены на анализe совокупности аpхеологических данных со свeдениями письменных источников. Но проблeмам политической истоpии княжеств в них уделено значитeльно больше места. Матeриалы из раскопок полоцких и смоленских посeлений и могильников использованы для характeристики развития экономики и культуpы. С помощью археологического каpтографирования («тотальная» карта курганных могильников) Л. В. Алексеев устанавливаeт приблизительные гpаницы Полоцких и Смоленских волостей и степeнь заселенности края в целом.

Несмотpя на то, что каждая из пеpечисленных выше pабот решает истоpико-археологические пpоблемы в масштабe одного географически и истоpически определeнного района, вместе они дают прeдставление о сложном и длитeльном процессе становления и pазвития Древнерусского государства. Используя в качестве основного источника архeологические матеpиалы, их авторы обpатились к шиpокому кругу вопросов этничeской, социально- экономичeской и политичeской истоpии многих племен, в разной степени участвовавших в формиpовании Древней Руси.

Пристальное внимание исследователей привлекают славянские памятники IX - начала Х в. западных и северных областей Восточной Европы. Раскопки Городка на Ловати, Городца под Лугой, Гнездовских городища и селища, Рюрикова Городища под Новгородом, Тимеревского селища, Изборска, Сарского городища и других поселений обращают внимание на особенности переходного периода в истории северных восточнославянских племен. Староладожское городище уже не является практически единственным из исследованных поселений Русского Севера этого времени. Среди находок привлекают внимание явственные следы производственной деятельности и прежде всего обработка металла. Найден широкий ассортимент привозных вещей, восточные монеты, которые указывают на далекие культурно-торговые связи. Общий хаpактер культуры и быта упомянутых посeлений говоpит об этнической неодноpодности местного насeления. Благодаpя выгодному мeстоположению на пеpесечении международных тоpговых путей сюда устрeмлялись пришельцы из pазных мест, в том числе из Скандинавии.

Были завершены исследования на огромном (около одного гектара) Неревском раскопе в Новгороде, а так же продолжены работы в различных других частях древнего города. Пpинципиальное значение pаскопок в Новгороде не исчeрпывается массовыми находками беpестяных грамот - нового вида письмeнных источников. Bпервые в практике отечeственной археологии изучены целые кваpталы средневекового гоpода. Разработана абсолютная хpонологическая шкала новгородского культуpного слоя. Благодаря этому не только конкрeтные постройки и категоpии вещей получили абсолютные датиpовки, но выявлена динамика жизни отдeльных кварталов и улиц. Именно в пpоцессе раскопок Новгорода стало окончательно ясно, что в дрeвнерусских городах существовала усадебная застpойка. Усадьба горожанина являлась пеpвичной хозяйственной и социальной ячейкой сложного городского организма. Одним из самых важных аpхеологических признаков города является дворово-усадебная застройка. Наличие данной застройки в Чернигове, Киеве, Переяславле, Галиче, Ростове, Новгороде, Смоленске, Полоцке, Ярославле, Суздале, Владимире, Твери и многих других городах подтверждают сообщения летописных источников. В перечень входят не только княжеские дворы, боярские и епископские, но и дворы простых горожан. Из свидетельств актовых материалов нам известно, что в древнерусских городах дворы передавались по наследству, по завещанию, по родству. Они могли продаваться и покупаться. Это нам подтверждает берестяная грамота начала XII в. из Новгорода (доктор исторических наук, профессор Арциховский А. В., 1978, с. 32-33). Автор грамоты предлагает отцу и матери ехать к нему в Смоленск или Киев из Новгорода, а двор продать. Сведения письменных источников утверждают нас в мысли о частнособственническом характере дворовых владений в городе. Тысячи дворов насчитывались в крупных городах. В новгородском пожаре в 1211 г. сгорело 10 дворов и 15 церквей (ПИЛ, с. 52, 250).

Самую большую территорию города, таким образом, занимали дворы, которые были собственностью горожан. Отсюда следует, что усадьба-двор со всеми жилыми, хозяйственными постройками, отделенная от внешнего мира частоколами и заборами, в сущности являлась социально-экономической ячейкой, и из этих ячеек складывался город.

Во время археологических исследований были обнаружены эти городские дворы (32 случая). Очень хорошо данные постройки были изучены в Новгороде, Киеве, Суздале, Рязани , Пскове, Гусе, Смоленске, Минске, Москве и некоторых других городах. Полученный при этом сравнительный материал, позволил достаточно детально охарактеризовать городские усадьбы разных типов. Следы оград служат основным признаком наличия усадебной застройки. Они отделяли двор от улицы и от соседних дворов.

Хорошо консервирующий органику культурный слой позволил проследить остатки оград в виде кольев, горбылей, досок. Узкие канавки от столбов и кольев остались там, где не сохранилось дерево. Удивительное постоянство оград - самая характерная их особенность.

Границы усадеб не менялись веками. Есть подтверждение тому, что на Перовском раскопе, который сложился в середине X в.границы дворов-усадеб без значимых изменений существовали вплоть до второй половины XV в.

Оpигинальную концепцию происхождения дрeвнерусских городов выдвинули академик В. Л. Янин и М. X. Алешковский (1971). Опираясь на наблюдeния по вопpосам обpазования Новгорода, они считают, что города вырастали не из княжeских замков или торгово-ремeсленных поселков, а из вечевых (административных) цeнтров сельских округ - погостов, где концeнтрировалась дань и находились ее сборщики. Сам Новгород, как думают исслeдователи, формировался постепенно. Сначала нeсколько мелких сельских посeлений слились в три более крупных поселка, явившиеся терpиториальными ядрами будущих Славенского, Неревского и Людина концов. Затем три дрeвнейших конца (возможно, центры соответствующих племен) объединились вокpуг общих языческого капища, могильника и мeста вечевых собраний в единый гоpодской организм.

Определeнные итоги всестороннего изучения русских сpедневековых городов подведены в статье профессора, доктора исторических наук В. В. Карлова (1976). По поводу пpоцесса градообразования автор отстаивает точку зpения М. II. Тихомирова, связывавшeго появление городов с ростом потрeбности сельского хозяйства в продукции специализированного рeмесла. Вместе с тем значитeльное внимание В. В. Карлов уделяeт второй составляющeй градообpазовательного процесса - прогрeссу развития феодализма.

Коллективы авторов стрeмились с учетом новейших данных решить вопpосы этнической истоpии восточно-славянских племен, становления у них классового общeства и государства, исследовать пpогресс экономики, обpазования городов, расцвета культуpы. Не все из затронутых в этих книгах проблeмы изложены одинаково полно и убeдительно. Но общее прeдставление о значительных достижениях аpхеологии передано верно.

Таким обpазом, появились реальные возможности для обоснованной историчeской интерпретации изученных памятников, выдeления из их среды подлинных гоpодов, вполне отвечающих социально-экономическому смыслу этого тeрмина.

Задача превращения архeологических находок в полноценный и многогранный исторический источник, открытия свободного доступа спeциалистам разного профиля к широкому использованию данных, добытых аpхеологией, сохранят свою актуальность и сейчас.

§2. Основные этапы археологического изучения Новгорода в 60-е - 80-е гг.

Скорее всего ни один из древнерусских городов не привлекал к себе такого внимания историков, писателей, искусствоведов, любителей старины, как Новгород. О его истории написано множество трудов. Археологическое изучение города датируется второй половиной XIX - началом XX в. Местными краеведами (В. С. Передольский, Н. Г. Богословский). К сожалению, от этих раскопок, как и от вполне научных для своего времени раскопок в 1910 г. Н. Е. Макаренко и Н. К. Рериха в новгородском детинце, не сохранилось практически никаких материалов.

В Новгороде начались систематические археологические исследования под руководством доктора исторических наук, профессора А. В. Арциховского в 1932 г. Новгородская археологическая экспедиция - это первая в Советском Союзе научная экспедиция по раскопкам древнерусских городов.

В ней принимали участие доктор исторических наук, профессор М. К. Каргер и академик Б. А. Рыбаков. В тот же период осуществили небольшие работы на территории древнего Неревского конца сотрудники Новгородского исторического музея Б. К. Мантейфель и А. А. Строков. Исследования этого города требовали концентрации значительных научных сил и превратили Новгородскую археологическую экспедицию в крупнейшее научное предприятие по изучению средневековых городских древностей. Такой особый интерес именно к Новгороду определялся несколькими очень важными причинами. Во-первых, выдающееся место Новгорода в истории Руси и особенности форм его политической организации. Во-вторых, та роль, какую Новгород играл в системе торговых и культурных связей между Русью, Западной Европой, Византией и Ближним Востоком. В-третьих, наличие в нем шедевров архитектуры и живописи, которые характеризуют высокий уровень его художественной жизни и состояния творческих сил в Х-ХV вв.

С тех пор объединенная ныне археологическая экспедиция Института археологии РАН, МГУ и Новгородского музея-заповедника ведет в течение пятидесяти лет (с небольшим перерывом во время Великой Отечественной войны) целенаправленное археологическое изучение города. Ее возглавляли Б. А. Колчин и В.Я. Янин. В разное время в работах экспедиции принимали участие и внесли большой вклад в исследование Новгорода М. X. Алешковский, Г. А., Авдусина, Е. А. Рыбина, М. Н. Кислов В. А. Богусевич, П. И. Засурцев, А. Ф. Медведев, А. Л. Монгайт, М. Д. Полубояринова, Н. В. Рындина, В. В. Седов, М. В., Смирнова, А. А. Строков, М. В. Седова А. С. Хорошев, Ю. Л. Щапова, Б. Д. Ершевский. Открытия и достижения новгород- ской археологии не возможно переоценить. За все время раскопок на тридцати раскопах вскрыто 21016 кв. м территории средневекового города. При этом, около 1 га в Неревском конце - компактной площадью. Благодаря этому, изменились представления не только об истории самого Новгорода, но и об истории древнерусских городов в целом. Материалы экспедиции широко освещаются в печати. Помимо множества отдельных статей, вышли в свет и четыре тома трудов Новгородской археологической экспедиции (МИА, 1956, № 55; МИА, 1959, № 65; МИА, 1963, № 117; МИА, 1963, № 123). Издано семь томов новгородских берестяных грамот, два выпуска Свода археологических источников СССР, посвященных деревянным изделиям Новгорода, опубликованы четыре монографии: Археологическое изучение Новгорода (М., 1978); Ювелирные изделия древнего Новгорода (Седова М. В., 1981), Новгородский сборник (М., 1982); Усадьба новгородского художника XII в. (Колчин Б. А. Хорошев А. С., Янин В. Л.,1981). Материалы из раскопок Новгорода вошли, как важный исторический источник, во многие другие работы ряда исследователей самого разного профиля. Новгородская археологическая экспедиция на протяжении многих лет являлась одной из крупнейших в нашей стране и существовала как межведомственная организация. Она возникла в результате совместных усилий Государственного исторического музея и Государственной академии истории материальной культуры, затем была комплексной организацией Института археологии, Исторического музея и Московского университета. С 1951 г. экспедицией руководят Институт археологии Академии наук СССР и Московский университет, а с 1969 г. к ним присоединяется Новгородский историко- архитектурный музей-заповедник. В процессе этой работы, вырос большой и разносторонне подготовленный научный коллектив, члены которого не только намечают, исследуют и подводят итоги археологических работ, но и планируют дальнейшие исследования.

Археологическое изучение Новгорода включило три этапа. С 1932 по 1948 г. раскопки велись в основном в Славенском конце и на Ярославовом дворище, они имели целью обнаружить древнейший Новгород и исследовать вечевую площадь. До известной степени они носили разведочный характер, определив в общем стратиграфию новгородского культурного слоя и его источниковедческие возможности.

Второй этап археологического изучения начался с переносом работ экспедиции в 1951 г. на территорию Неревского конца и продолжался в течение 12 лет.

На Неревском и Ильинском раскопах экспедиция производила одновременные вскрытия нескольких, рядом расположенных больших площадей. Например, в 1952 г. общая площадь шести раскопов равнялась 1520 м2, в 1953 г. - 1516 м2, в 1954 г. - 1040 м2 и т. п.

За этот период было вскрыто около 10000 кв. м. при мощности культурного слоя 7,5 м. Был изучен обширный квартал средневекового города с несколькими усадьбами, улицами в динамике его развития с середины Х по середину XV в. Благодаря наличию многоярусных мостовых, а также хорошей сохранности остатков окружавших их построек, удалось расчленить культурный слой на три десятка хронологических горизонтов, которые последовательно сменяли друг друга. Основой стратиграфии явились деревянные мостовые улиц: Козьмодемьянской, Великой, Холопьей. В общей сложности было вскрыто 28 ярусов деревянных настилов улиц. Метод дендрохронологии позволил создать абсолютную хронологию сооружения мостовых ярусов с точностью до одного года, что еще не имело прецедентов в отечественной археологии. Составленная таким образом абсолютная хро- нологическая шкала новгородских древностей и легла в основу датировок широкого круга всех категорий древнерусских предметов.

Дендрохронологическая лаборатория в экспедиции работает без перерывов. В полевой сезон 1970 г., тогда когда вскрывали раскоп на Суво- ровской улице с настилами мостовой древней улицы, абсолютные даты лаборатория определяла уже через 5-7 дней после взятия образца на раскопе. Это был большой успех лаборатории. Кстати сказать, самая древняя мостовая этого раскопа, лежащая на глубине 8 м, была построена в 974 г.

Раскопки в Неревском конце ознаменовались выдающимся открытием сотен берестяных грамот, совершенно новым видом письменных источников, нарушивших традиционную специфику «мертвых» археологических находок. 398 берестяных грамот было найдено на раскопе. А всего берестяных грамот, включая раскопки 1982 г., было найдено 610 штук.

В 60-х годах, площади раскопов несколько сократились и в сезон вскрывали раскоп в 400-600 м2, вывоз земли из раскопа полностью обеспечивали одна или две линии из 15-метровых транспортеров, стоявших цепочкой в 2 или 3 транспортера. Работа транспортеров облегчалась тем, что под ними не росли терриконы отвальной земли, а землю сразу же забирали строители для планировки и озеленения новых районов города.

С 1962 г. меняются условия работы и характер деятельности экспедиции, которая подчиняет свою программу в первую очередь, задачам охраны культурного слоя, стремясь вести исследования там, где городским древностям Новгорода угрожает разрушение в ходе текущего строительства. Так как стационарные раскопки предшествующего периода уже привели к созданию основных характеристик вещевых коллекций, жилища, элементов благоустройства, специфики и общих черт усадеб на протяжении всего периода существования средневекового Новгорода, охранная задача не противоречит научной программе. Научная программа учитывает острую необходимость широкого маневра на всей площади Новгорода, как для получения сравнительного материала, так и для решения важных историко- топографических проблем, которые связаны с изучением истории городской застройки, происхождения Новгорода, формирования его как цельного организма.

Особенно подчеркнуло важность охраны культурного слоя Новгорода- это открытие берестяных грамот во всех районах города. Это обстоятельство привело к существенному организационному решению, принятому в 1969 г. Новгородским горисполкомом. Согласно этому решению, все строительные и земляные работы в Новгороде, которые затрагивают целостность культурного слоя, должны обязательно предваряться археологическим исследованием. В 1970 г. постановлением коллегии Министерства культуры и Госстроя РСФСР, это положение было подтверждено и распространено еще на 114 городов.

В 1962-1967 гг. работы велись на древней Ильиной улице Славенского конца. По существу они продолжали этап исследований, начатый Неревским раскопом и подтвердили эффективность разработанных там методов раскопок. Кроме того, зафиксированное развитие комплекса усадеб Ильинского раскопа в целом соответствовало прежним наблюдениям, что и позволило распространить их на весь Новгород.

Третий этап в работах Новгородской экспедиции датируется 1967 г. Предшествующие раскопки выявили огромную историческую значимость новгородского культурного слоя, явившегося первоклассным источником, позволившим методами археологии исследовать многие явления прошлого. В связи с этим главной задачей экспедиции стали охранные работы в местах предполагаемого строительства.

Вызванный новыми условиями работы широкий маневр позволил познакомиться с различными, теперь уже многочисленными участками города. Слои Х в. были обнаружены в трех местах: на Неревском конце в 1951-1962 гг., на древней Михайловой улице Славенского конца в 1970 г. и в Троицком раскопе на Людином конце, где и продолжаются раскопки, которые были начаты в 1973 г. Еще в трех случаях древнейшими были слои XI в. На остальных раскопанных участках самые ранние напластования были отнесены к XII и более поздним столетиям. Это наблюдение заставляет нас расстаться со старой концепцией и сделать вывод, что Новгород XI в. был во много раз меньше, чем поздний город, а город Х в. - меньше, чем в XI в. Полученные данные заставили М.Х. Алешковского предпринять новый анализ письменных источников, после чего он высказал уверенность в том, что в течение многих десятилетий историческая наука пользовалась ложной датировкой валов «Окольного города». Раскопки, которые были предприняты для проверки этой мысли, установили, что «Окольный город» Новгорода в действительности был сооружен в конце XIV - начале XV в.

Раскопки на Рюриковом городище в 1965 г. Отряд Новгородской археологической экспедиций производил раскопки на Рюриковом Городище по правому и левому берегам Сиверсова канала, перерезающего памятник в июле 1965 г. Исследования на Рюриковом Городище на основной его части и на левом берегу канала проводились неоднократно. А. В. Арциховский (1929 г.), копавший на мысу левого берега указал на перемешанность слоев и на отсутствие лепной керамики. В результате раскопок доктору исторических наук, профессору М. К. Каргеру (1934- 1935 гг.), В. И. Равдоникасу и Г. П. Гроздилову (1935 г.) удалось выявить многослойный характер памятника. На Городище выделяются три слоя: слой XI-XIV вв., слой IX-Х вв. с лепной керамикой, отделенный от предыдущего песчаной прослойкой мощностью 0,50 м, и слой неолита. В задачу входили поиски участков, где сохранился бы нетронутым культурный слой и для этого были заложены 4 шурфа на левом берегу канала и 2 шурфа - на правом. Левый берег представляет собой гряду рыжей глины, которая образовалась при сооружении канала. Под этой глиной предполагалось обнаружить участки культурного слоя, неиспорченного поздними перекопами. Шурф № 1 (2Х4 м), заложенный на мысу, при слиянии реки Волхова и Сиверсова канала, в юго-западной части Городища, вытянут с запада на восток. Культурный слой до 0,60 м толщиной - песок с темной углистой прослойкой. Слой прорезан поздней канавой и ямой. На материке сохранились незначительные остатки деревянного сооружения.

Кроме того, здесь были найдены: обломок поливной писанки, пять обломков стеклянных браслетов, кусочек смальты, три стеклянные бусины, ножи, скобы, гвозди и т.д.

Нижний V слой сохранился местами. На материке расчищены остатки деревянного сооружения, несколько бревен хорошей сохранности, одно из которых имеет продольный паз и широкая доска, лежащая на подкладках. Около этого сооружения, в слое навоза и щепы, найдены две сердоликовые многогранные бусины, следы двух разложившихся бронзовых предметов, стеклянная вставка перстня, каменное рыболовное грузило. Керамика преобладает лепная (двадцать три фрагмента лепных сосудов и семь гончарных).

В шурфе № 3 стратиграфия оказалась ненарушенной. Слой II - 40 фрагментов гончарной керамики XIV-XV вв., найдена монетка XV в.; слой III - 36 фрагментов гончарной керамики, венчики гончарной керамики из слоя III обнаруживают сходство с отдельными экземплярами из Старой Рязани из комплексов XI-XII вв. (более четкое деление автор раскопок не проводит) бусины Х-XI вв.. («лимонка» желтая двухчастная, синяя удлиненная битрапецоидная, шиферное пряслице); слон IV-160 фрагментов гончарной керамики (отдельные венчики из слоя IV имеют аналогии в Гнездовском могильнике и на Пидебском селище; керамика эта датируется Х в.) и 36 лепной, бусы Х-XI вв. (посеребренная лимонка, белая, двухчастная), обломок подковообразной бронзовой фибулы люцинского типа Х - первой половины XI в., обломок костяного наборного гребня Х - начала XI в., 2 костяные проколки, свинцовое грузило.

Слой V - 16 фрагментов гончарной керамики (венчики не встречены) и 18 лепной. Сердоликовая круглая бусина Х в., многочастная посеребренная и двухчастная позолоченная бусины Х-XI вв., 2 бисерины рубленые - желтая и синяя (IX-Х вв.) и синяя бусина, изготовленная в тон же технике; каменное грузило, грубо обработанная костяная проколка, точильный брусок.

В этом слое и непосредственно на материке расчищены остатки деревянного сооружения, которое состояло из большого бревна и нескольких мелких досок и бревнышек. Благодаря толстому слою балластной глины, культурный слой в шурфе № 3 сохранился исключительно хорошо и не испорчен поздними кладоискательскими ямами, что довольно часто встречалось на Городище при работе других исследователей и с чем мы столкнулись во всех наших остальных шурфах. В то же время, культурный слой этого участка Городища не отражает, по-видимому, всех этапов жизни памятника в целом. В нижних горизонтах (слои IV и V по нашему описанию) наравне с гончарной керамикой ранних форм, встречаются фрагменты лепных сосудов, количество которых возрастает по мере приближения к материку. Все найденные здесь вещи (в основном предметы украшения) дают дату - Х в.; может быть, рубеж IX-Х вв. - начало XI в.

В слое III лепной керамики не встречено, гончарная керамика- XI в., две найденные бусины относятся к Х или XI в., шиферное пряслице также говорит об XI в., то есть слой III датируется, вероятно, XI в.. В слое II содержалась керамика XV в. и монета «новгородка» XV в.

Таким образом, XII-XIV вв. - время, когда Рюриково Городище жило интенсивной жизнью, являясь резиденцией князя, не нашло отражения в культурном слое шурфа № 3. Между тем, во всех остальных шурфах, да и просто на поверхности земли, у воды, в обвалах правого берега Сиверсова канала постоянно встречаются печати, обломки стеклянных браслетов, бусы и другие вещи XII-XIV вв.

В 1969 г., при раскопках Н. П. Пахомова в этой части Городища, также не были встречены слои великокняжеского времени (II раскоп). Вероятно, по каким-то причинам этот участок южной окраины Городища пустовал в указанный период.

Шурф № 4 (2х2 м), заложенный к югу от глиняной гряды, на со- временном огороде, показал, что слой здесь перекопан до материка - на глубину 2,1 м от поверхности. Встречена разновременная керамика, обломки кирпича и древние вещи: стеклянная глазчатая бусина Х- XI вв., очень маленькая зеленая кольцевидная бусинка, мозаичная черно-желтая бусина XI- XII вв., обломок желтоватой поливной плитки, обломок стеклянного сосуда, несколько обломков стеклянных браслетов, найдена также свинцовая вислая печать.

Шурфы № 5 и 6, заложенные на правом берегу Сиверсова канала (по обрыву берега площадью 2х1 м и в 1,5 м от берега площадью 2Х2 м), дали перекопанный культурный слои, где древние находки - 2 бусины Х-XI вв., бронзовый перстень, 4 обломка стеклянных браслетов - перемешаны с современными вещами.

Кроме раскопочных работ, отрядом велись ежедневные сборы подъ- емного материала по обоим берегам Сиверсова канала. Было найдено 14 свинцовых вислых печатей, много монет, стеклянные браслеты, пломбы, бусы, крестики, различные накладки, серьги, рукоятка модели меча, металлические перстни, браслеты, подвески.

Наибольший интерес представляет свинцовая головка Дракона с открытой пастью и скрученным языком. Изображение плоское двустороннее с петлей у шеи и коническим углублением в основании. Неясно назначение предмета: может быть, его носили подвешенным за петлю в качестве украшения или талисмана.

Очень редкой находкой для славянской территории является угро- финское кресало с бронзовой рукоятью, которая изображает двух всадников с длинными носами и ушами (один из них бородатый). Такие кресала по типологии Л. А. Голубевой, составившей сводку находок этих вещей, относятся к первому варианту IV группы. По одному экземпляру кресал найдено в Финляндии, Норвегии, Латвии. Финская находка совершенно аналогична нашей. Дата подобных кресал - вторая половина Х - начало XI в. Одно кресало с фигурной бронзовой рукоятью, но другого типа, найденное в самом Новгороде.

Можно также отметить и бронзовое украшение, по-видимому, угла книжной обложки, между листами двойной пластинки металла сохранился обрывок ткани. Пластинки скреплены заклепкой и петлей, в которую вставлен бронзовый гвоздик в качестве шарнира. На одной из пластинок изображен чеканный узор - птица, идущая по кругу и орнаментальная полоса вдоль края с косой насечкой. Птица, идущая по кругу,- мотив, весьма распространенный в древнерусском декоративном искусстве. В данном случае - это не слишком изящное изображение. Ноги у птицы короткие, похоже, что с перепонками, шея тоже довольно короткая и толстая, голова крупная. Общий облик напоминает водоплавающую птицу, но если бы не пышный хвост, условно изображенный несколькими линиями и изгибающийся по окружности медальона.

Таким образом, несмотря на плохое состояние культурного слоя, Рюриково Городище представляет собой интереснейший памятник и вероятно долго будет привлекать внимание исследователей.

§3. Достижения и перспективы развития Новгородской археологической экспедиции

Хотелось бы подвести некоторые итоги значения находок, прежде чем начать перечисление основных открытий.

Первые послевоенные годы держалось мнение о почти поголовной неграмотности наших средневековых предков, но открытие берестяных грамот в корне изменило это мнение. На протяжении всего XIX века считалось, что и живопись, и архитектура не заслуживает внимания, а редкие исключения зачастую связывались целиком с иноземными мастерами. В итоге - массовая расчистка реставраторами храмов от позднейших искажающих наслоений доказало, что и на Руси это было распространено не менее, чем на Западе, и была выявлена чисто русская техника нанесения. Еще в первой половине XX века полагали, что Русь жила в основном промыслами (охота, бортничество, рыболовство) и не имела собственной производящей промышленности. Открытие многих сотен древнерусских ремесленных мастерских и в частности, изучение их технологической рецептуры, доказало обратное.

Уже сегодня мы имеем возможность строить достаточно обоснованные предположения о границах древнего Новгорода.

Людин конец. Историческое ядро этого района расположено на территории южной части Детинца и на прилегающем к Детинцу участке, где в настоящее время находится Троицкий раскоп. Территория раскопа отделена от Детинца узкой археологически бесполезной полосой уничтоженного кремлевским рвом 1116 г. и рвом Земляного города 1582 г. культурного слоя. Серединой Х в. датируются древнейшие прослойки на Троицком раскопе. В ходе раскопок в южной части Детинца 1938 г. в предматериковом слое был обнаружен кожаный кошелек с весами, гирьками и подражанием саманядскому дирхему второй половины Х в., что датирует указанным временем начало отложения культурного слоя в этой части Людина конца. Так же, в пределы Троицкого раскопа вошли периферийные участки усадебного комплекса Мирошкиничей, центр которого попал в упомянутую выше зону разрушения.

Однако его начальная дата не может быть существенно более ранней. Таким образом, наличие в Людином конце напластований IX в. исключено.

Неревский конец. В историческом ядре района раскопки были произведены в1951-1962 гг. Древнейшая уличная мостовая датируется 953 г., однако ниже ее залегает слой, толщиной около 30-40 см., который относится ко второй четверти Х в. А наиболее мощный слой зафиксирован чуть южнее.

Неревского раскопа, но разница в его мощности и мощности слоя раскопа невелика. К тому же, наличие прослоек более раннего времени здесь также исключено. Допуская, что территория, занятая первоначальным Детинцем (т.е. северная часть современного кремля) поначалу входила в Неревский конец, то и здесь отсутствует возможность надеяться на обнаружение слоев IX в.: в 1985 г. в ходе раскопок на этой территории были обнаружены непосредственно на материке остатки сруба, который дендрохронологическими данными датируется 962 г.25

Следует отметить, что датируемые серединой Х в. древнейшие уличные настилы в Неревском и Людином концах зафиксированы на Великой и Пробойной улицах, которые были главными дорогами, которые связывали Новгород с южными и северными районами Новгородской земли и служили исходной градостроительной осью Софийской стороны.

Словенский конец. В пределах древнейшего ядра этого района были произведены раскопки на Михайловой улице в 1970 г. Самый ранний ее настил датируется 974 годом, а древнейшие напластования - 60-ми годами Х в. Севернее этого участка в Славенском конце имеется сравнительно небольшой квартал, культурный слой в котором достигает более значительной мощности, нежели на Михайловой улице, но он включает в себя территорию Немецкого двора и церкви св. Иоанна «у Немецкого двора», следовательно, вряд ли обладал заметной жилой застройкой до возникновения Немецкого двора в ХП в.

Из приведенных наблюдений возможно извлечь и общее представление об определенном этапе в становлении Новгорода как городской структуры. Древнейшие уличные настилы появляются в середине Х в. и это значит, что только около этого времени Новгород впервые обретает устойчивую усадебную застройку и системы уличного благоустройства, т.е. возникают те черты, которые делают его городом. Столь поздняя дата становления важнейших элементов городской жизни решительно отметает надежду отыскать в нем напластования IX в. Новгорода тогда еще не было.

Академик РАН В.Л. Янин, в 60-70 годы, в соответствии с марксистским подходом одним из первых в советской историографии на конкретном археологическом материале обосновал тезис о классовой сущности новгородских вечевых порядков. В результате археологического обследования Новгорода и его вечевой площади, В.Л. Янин квалифицировал вече как аристократическое собрание республиканской боярской элиты. Но при этом отмечается ограниченная география распространения веча. С последним обстоятельством В.Л.Янин и его соавтор М.Х.Алешковский увязывают новгородскую самобытность.

Необходимо заметить, что идея об исключительности новгородской республиканской системы была значительно подорвана еще в прошлом столетии. В.И. Сергеевич, во втором томе своих "Русских исторических древностей», привел более 50 свидетельств созыва веча во всех княжествах домонгольской Руси. В пятидесятые годы против нее выступил академик М.Н. Тихомиров. В своем капитальном труде "Древнерусские города", на конкретном материале историк показал, что с точки зрения развития политической системы самостоятельные государства периода феодальной раздробленности эволюционировали в одном направлении. В традиционном центре русской княжеской династии Киеве, вечевые порядки упрочились также, как и в северной столице.

Столь категоричное утверждение о сословной ограниченности новгородских вечевых порядков, не допускающих никакого участия социальных низов республики в регулировании всех сфер общественной жизни государства, заставляет обратиться к существу выдвигаемых аргументов.

Новгородская вечевая площадь, в концепции В.Л.Янина, служила фундаментом и в прямом, и в переносном смысле. По подсчетам ученого на ней могло вместиться около 300 человек. А в городе насчитывается около 10 000 жилых построек, пригодных для проживания отдельных самостоятельных семей. Следовательно, круг лиц, допускаемых на собрания, очевидно, резко ограничен. Выявление же В.Л. Яниным на территории Новгорода около 300 боярских усадеб и дало основание для классификации веча как боярского совета, состоящего из 300 человек [Знаменитые 300 золотых поясов]. Данные выводы оказали весьма существенное влияние на развитие отечественной историографии домонгольской Руси. Один из крупнейших современных специалистов по начальным этапам отечественной историидоктор исторических наук, профессор М.Б. Свердлов полностью воспринял данные выводы. В 90-е годы, взгляды Янина эволюционировали в то же направление (и здесь о суде боярском, где князь марионетка).

Выводом, сутью концепции Янина является сведение к минимуму роли институтов традиционного общинно-племенного самоуправления. В то время как Кузьмин А.Г. и доктор исторических наук, профессор Фроянов И.Я. дали много материала об их значительной роли. Следовательно наиболее перспективное направление - это изучение именно их.

Место ремесла в социальной структуре Новгорода. «Торговая теория» происхождения русских городов в течение долгого времени господствовала в исторической науке. Согласно этой самой теории, Новгород, например, не имел развитого ремесла, удовлетворяясь ввозом ремесленной продукции из-за рубежа в обмен на продукты промыслов (пушнину, мед, льняные ткани, воск, ценные породы рыб и т.п.). Но раскопки в Новгороде открыли остатки свыше 150 ремесленных мастерских (при том, что археологически изучено только 2% древней территории города) разных веков - от Х до XV - и разных профилей: замочников, ювелиров, кожевников, литейщиков, бондарей, токарей, ткачей, красильников, пивоваров, хлебников и т.д. Материальным подтверждением таких мастерских является наличие специализированного инструментария, бракованных изделий, отходов производства. Изучение техники и технологии таких производств, как обработка черного и цветного металла, стеклоделие, сапожное дело, ткацкое ремесло, обработка дерева и кости, показало, что по уровню специализации, дифференциации, по оснащенности специальным инструментарием, технологической рецептурой уровень ремесла на всем протяжении исследованного времени был вовсе не ниже производства в прославленных средневековых центрах Западной Европы и Ближнего Востока.

Очень важные наблюдения были сделаны при изучении новгородского импорта. Оказалось, что главную его основу составляло разного рода ремеслен- ное сырье, месторождений которого в Новгороде не было. В Новгород привозили все виды цветных металлов (золото, серебро, медь, свинец, олово), поделочные камни (их везли с Урала и волжским путем из Ирана), некоторые виды ценной древесины. Так, например, многочисленные туалетные гребни изготавливались преимущественно из самшита, который поступал в Новгород из южного Прикаспия. Распространенным материалом для бус, перстней и нательных крестиков был янтарь, который ввозился в основном из Прибалтики. Металлографические и спектрографические исследования с каждым годом значительно расширяют и детализируют картину конкретных связей Новгорода с центрами поставки сырья. Однажды, например, в слоях XIV в. был найден слиток свинца весом в 150 кг. На нем стояло клеймо польского короля Казимира Великого. Анализ его рудной свиты установил, что свинец происходит из полиметаллических месторождений района Кракова.

Подавляющее большинство открытых в Новгороде ремесленных мастер- ских не принадлежало свободным ремесленникам. Они были обнаружены на больших боярских усадьбах. Хозяева этих усадеб, эксплуатировали труд вотчинных мастеров, основывая при этом свою хозяйственную деятельность на крупном землевладении, заботам о котором и посвящена львиная доля их берестяной переписки. Действие системы «боярин - крестьянин - торговец - ремесленник - боярин» наглядно демонстрируется при изучении некоторых массовых категорий ремесленных предметов Х1-ХП вв.

Проблема происхождения Новгорода, которая занимала исследователей более двухсот лет, была поднята заново не только на основе теории, но и исходя из потребностей археологической практики. После обнаружения берестяных грамот, после установления очевидной повсеместной ценности культурного слоя Новгорода и после принятия постановления «Об охране культурного слоя», в программу археологической экспедиции в качестве прямой и первостепенной ее обязанности была включена и охранная задача. На протяжении последних десятилетий все планы очередных раскопок составляются только на основе градостроительных решений. Раскопки ведутся там, где намечается возведение новых зданий. Такой порядок работы археологов в древних развивающихся до сегодняшнего дня городах просто неизбежен. Более того, он сохранится таковым достаточно долго. А если это так, то археологам следует лучше использовать те преимущества, которыми оборачивается в данном случае кажущаяся стихийность формирования научной программы. Эти преимущества заключаются в мобильности, широком маневре, возможности проникновения во все районы древнего города и сравнении результатов такого проникновения для получения более аргументированных выводов. Неизбежным и главенствующим направлением при новом порядке работ оказывается исследование комплекса историко-топографических задач.

Уже первые годы работы в новых условиях продемонстрировали трудности взаимоотношений археологов и градостроителей. От археологов при отводе под застройку очередного участка требовался всякий раз точный ответ о сроках раскопок на месте отвода. Определить такие сроки возможно, но лишь зная толщину культурного слоя в месте будущих работ. Установившаяся прочная связь археологии и текущего строительства позволила внести в число опорных документов и археологии, и градостроительства данные о состоянии культурного слоя, которые были получены в ходе геологического бурения, необходимого для расчета строительных фундаментов. Эти данные обобщены на чертежах, показывающих толщину культурного слоя в разных районах города. Задуманные в чисто практических целях, эти чертежи оказались драгоценными документами, информирующими о динамике градообразующего процесса в Новгороде на протяжении многих столетий. Летом 1994 г. открылась глазам археологов картина того состояния, в котором Новгород находился перед сооружением его первых мостовых. Пахотное поле с отчетливо различимыми бороздами вспашки находилось ниже остатков древнейших срубов и настилов, а на месте будущей Черницыной улицы пролегала грунтовая дорога. Беря во внимание периферийный по отношению к главному жилому двору клана характер раскапываемых на Троицком раскопе усадеб, оказалось возможным реконструировать первоначальную структуру застройки, как весьма рыхлую, подобную хуторской или застройке однодворной деревни, когда жилую усадьбу окружают сельскохозяйственные угодья.

В 1998 г. в ходе раскопок на Троицком раскопе в слоях 30-70-х годов ХП в. был исследован усадебный комплекс "Е", оригинальная планировка кото- рого потребовала тщательного определения его функционального назначения. В составе этого комплекса было обнаружено рекордное число берестяных грамот (92 в 1998 г., а вместе с найденными на других участках этой усадьбы в прежние годы - свыше 100). Содержание большинства этих документов квалифицирует усадьбу "Е" указанного времени, как местопребывание сместного суда князя и посадника. Главными функционерами этого суда, которым были адресованы многие письма, являлись Петрок и Якша. Якша идентифицируется с посадником Якуном Мирославичем, а Петрок - с биричем Петром Михалковичем, дочь которого в 1155 г. стала женой новгородского князя Мстислава, сына Юрия Долгорукого. По вероятной гипотезе члена- корреспондента РАН А.А. Гиппиуса, именно с этим событием связан заказ Петра на изготовление знаменитого кратира Косты и написание иконы "Знаме- ние", ставшей впоследствии главной святыней Новгорода. Ранее было выясне- но, что Петр берестяных грамот был отцом Олисея-Гречина, который не только писал иконы и фрески, но и унаследовал должность бирича в сместном суде.

Итак, территория Новгорода формировалась постепенно. Одной из задач археологов становится создание последовательной картины его сложения. У нас пока еще мало данных, чтобы провести на плане города его границы в Х- ХП вв. и т.д. Однако некоторые ориентиры в предварительном порядке могут быть продемонстрированы и сегодня. Существует определенная, хотя и не прямая зависимость толщины культурного слоя от продолжительности его накопления. Иными словами, чем толще культурный слой, тем, как правило, больше времени требовалось для его отложения. Следовательно, участки древнейшего Новгорода надо искать там, где слой отличается наибольшей мощностью. На чертеже культурного слоя Новгорода, составленном на основании данных геологического бурения, хорошо видны участки с наиболее толстым слоем. Именно в их пределах обнаружены древнейшие прослойки Х в.

Оказалось, что такие участки не образуют монолитного ядра. Напротив, они далеко отстоят друг от друга. Если сравнить их расположение со схемой административного устройства Новгорода ХIV-ХV вв., станет очевидным, что они соответствуют трем районам древнего города - Славенскому, Неревскому и Людину концам. Известно, что концов в Новгороде было пять. Однако анализ письменных источников давно уже позволил установить, что еще в ХШ в. кон- цов было четыре (Загородский конец оформился как административно-политическая единица лишь на исходе ХШ в.), а до третьей четверти XII в. их было только три (Плотницкий конец возник около 1168 г.). На позднее возникновение жилой застройки в Плотницком и Загородском концах указывает, в частности, и отсутствие в них приходских церквей вплоть до ХШ-ХIV вв.

Приведенные материалы дают возможность в первом приближении подойти к проблеме возникновения Новгорода. Эта проблема очень сложна, на что имеются особые причины. До сих пор древнейшие прослойки, которые были исследованы в Новгороде, датируются второй четвертью Х в. Между тем, возникновение Новгорода согласно летописной легенде о призвании Рюрика, отнесено на полстолетия ранее. Летопись излагает это событие под 862 или 859 г. Поначалу это несоответствие не казалось особенно существенным. Поскольку общий объем исследованных участков города составлял примерно около 2%, относительно всей его средневековой площади. Перспектива поисков более ранних слоев представлялась безграничной. Однако после выяснения особенностей схемы мощности культурного слоя на территории всего Новгорода развеяло эти надежды. Стало очевидным, что поиски древнейших участков возможно вести только в пределах тех трех районов Новгорода, которые проявились на этой схеме, т.е. в пределах Людина, Неревского и Славенского концов. И вот что дает анализ существующих материалов.

Однако и те три древнейших поселка, которые стали известными в результате раскопок и были основой позднейших Людина, Неревского и Славенского концов в Х и первой половине XI в. Новгородом не назывались. Обращение к летописной терминологии показывает, что обозначение

«Новгород» на первых порах применялось исключительно только к Детинцу, т.е. к общему укреплению трех древнейших поселков, которые и создали кремль, как объединяющую их фортификацию. Лишь с течением времени название «Новгород» распространилось на весь город, когда расширение первоначальных поселков, изначально разделенных пустыми пространствами, привело к их слиянию.

Долгое время в литературе господствовала уверенность в том, что именно Новгород скрывается за топонимом «Невоград» («Немогард») в написанном сочинении византийского императора Константина Багрянородного, хотя сомнения в таком отождествлении и появлялись у некоторых исследователей. Археологическое изучение фортификаций северной (древнейшей) половины новгородского Детинца, проведенное в 1957 и 1959 гг. М.Х. Алешковским и в 1985 г. М.А. Вороновой, установило, что первоначальные дубовые укрепления Детинца были сооружены в 1044 г., о чем летопись сохранила прямое свидетельство. Следовательно, только к этому времени возможно относить возникновение самого термина «Новгород». Так стали называть Детинец, сооруженный в середине XI в. противопоставляя его предшествующим городкам, которые успели обзавестись своими локальными укреплениями, но носили иные названия. Можно только догадываться, что имена двух городков западной (позднее - Софийской) стороны были созвучны уже известным нам наименованиям соответствующих им концов Людина и Неревского. Более уместно высказать определенное мнение относительно городка восточной (позднее - Торговой) стороны. В позднейшее время он назывался «Славенский конец», «Славно», живописным ансамблем не только в России, но и во всей Европе. «Славенский холм», или же просто «Холм», что в сочетании с термином «город» полностью соответствует обозначению Новгорода в скандинавских сагах - «Холмгардр».

Открытие мастерской древнерусского художника. В 1973-1977 гг., в ходе раскопок на Софийской стороне Новгорода, недалеко от кремля (Троицкий раскоп), в слоях конца XII - начала XIII веков была исследована усадьба, которая принадлежала художнику. Здесь были найдены разнообразные краски, тигли для термического производства лаков и киновари, минералы- красители, поливные глиняные чашечки для растирания красок. В большом количестве обнаружены мелкие куски янтаря, необходимого для приготовления олифы и сотни фрагментов южной керамической тары, в которой в Новгород доставляли оливковое масло. Среди находок т.ж. оказались пятнадцать заготовок небольших икон. Все эти остатки сосредоточились внутри и около большого (площадью свыше 100 кв. м) деревянного здания, в пристройке к которому был обнаружен значительный запас охры. Здание было явно производственного назначения и определялось как художественная мастерская, в которой работал мастер со своими помощниками. Помимо свидетельств иконописания, здесь же были найдены следы побочного производства - изготовления иконных окладов, представленных в находках как готовыми образцами, так и отходами.

В этом комплексе в изобилии встречались Берестяные грамоты (их на исследованной усадьбе найдено свыше 30), и они назвали имя художника, владельца этой мастерской. Звали его Олисеем Гречином. Сохранились и образцы адресованных ему заказов. Из грамоты № 549 видно, что заказывали не только домовые, но и храмовые иконы, которые были нужны для «деисуса» (иконостаса). В грамоте № 558 речь идет о том же заказе: «От попа Мины к Гречину. Будь здесь к Петрову дню с иконами». Поп, которого звали Миной, торопит художника с окончанием работы над заказанными ему иконами.

Около двадцати текстов среди найденных на этой усадьбе грамот, вызывали серьезные недоумения. В них содержались только имена в канонической форме, т.е. не мирские, а данные при крещении. Они фигурируют в православных календарях. Сначала эти тексты посчитали церковными поминаниями, т.е. списками лиц, о здравии или о упокоении которых нужно было молиться в церкви. Так как особенности бытового инвентаря этой усадьбы говорили о том, что Гречин был не только художником, но и священником. Однако казалось странным, что в этих берестяных списках был значительный разнобой в падежных окончаниях. Например, грамота № 506:

«Петр - Иоанна; Мариамна, Анна - Георгия; Феодор - Прокопия; Евдокия - Иоанна Рождество». Правильно истолковать всю эту группу загадочных надписей в 1982 г. помогла находка грамоты № 602. Из текста грамоты выяснилось, что подобный список не что иное, как чередование имен заказчи- ков и названий заказанных ими сюжетов. Так, в приведенной выше грамоте Петр заказывает икону с изображением св. Иоанна, Мариамна и Анна - с изо- бражением св. Георгия и т.д.

Открытие мастерской средневекового художника само по себе стало важ- ным событием в археологии. Впервые объектом искусствоведческого анализа стали не сами произведения древнерусской живописи, а реальная обстановка их создания. Но как и прежде, главное внимание продолжает привлекать личность художника, который работал в этой мастерской, тем более что из берестяных грамот мы узнали его имя.

Направление одного из поисков задает общее определение принадлежности того комплекса дворов, в состав которого входила усадьба Гречина. Жившие в ней священники получили усадьбу от владельцев большого участка, когда те, в свою очередь, построили в 1151 г. церковь св. Василия Парийского (она находилась рядом с усадьбой Гречина). Имена владельцев этого участка были определены. Знаменитая в новгородской истории семья боярина и посадника Мирошки Несдинича. Из летописей известно, что в 1191 г. брат Мирошки Внезд, усадьба которого располагалась в пределах того же боярского клана, принял участие в возобновлении церкви Святого Образа, находившейся рядом с храмом Василия Парийского. А между тем, как доказывает искусствовед Г.И. Вздорнов, именно из этой церкви происходит одна из самых знаменитых икон Новгорода - двусторонний образ с изображением на одной стороне композиции «Поклонение Кресту», а на другой стороне «Спаса Нерукотворного». Эта икона, которая находится в Успенском соборе московского Кремля, датируется концом XII в. и, вероятно, связана с возобновлением церкви Святого Образа в 1191 г., будучи ее главной храмовой иконой. И тут логично думать, что заказать ее Внезд Несдинич мог, скорее всего, художнику, который работал в его семье, поскольку Гречин жил в усадьбе, принадлежащей Несдиничам.

Г.И. Вздорнов относит к концу XII в. лишь ту сторону иконы, которая изображает «Поклонение Кресту», при этом полагая, что другая сторона написана гораздо раньше (сам храм Образа упоминается в источниках еще 30-х годов XII в.). В то же время композиция «Поклонение Кресту» «по ее грубоватой экспрессии, а также по ее чрезвычайно сочной живописной манере письма», по мнению исследователя, очень близка знаменитым нередицким фрескам 1199 г., и это дает еще одно направление поискам дошедших до нас подлинных произведений Олисея Гречина. В.Н. Лазарев, выдающийся знаток средневекового искусства, называл росписи Спас-Нередицы «крупнейшим средневековым шедевром имел счастья видеть фрески Нередицы» - писал он, - «тому трудно составить достаточно полное представление о монументальной живописи средних веков».

После того как эти соображения были опубликованы, обнаружился еще один аргумент в пользу высказанной гипотезы. В ансамбле нередицких фресок имеются две композиции, которые обладают индивидуальностью художниче- ского замысла. Одна из них, редчайшая композиция Богоматери Халкопратийской в алтаре и вторая, процветший крест в замке алтарной арки. Изображение процветшего креста очень распространено в памятниках XII в., но каждый мастер стремился по-своему орнаментировать его. В ходе раскопок удалось найти как раз тот образец, с которого копировались обе композиции. Им оказалась свинцовая печать XI или возможно начала XII в., обнаруженная в несоответствующем для нее слое, а именно на усадьбе Олисея Гречина. Конечно же, эти соображения - лишь гипотезы. Но сам путь преодоления анонимности древних живописных изображений уже найден, и будущее обещает немало важных открытий на этом пути.

Почти в самом конце полевого сезона, летом 1951 г., в Новгороде на Неревском раскопе (Софийская сторона) в слое, который дендрохронологически датирован второй четвертью XI в., был найден весьма странный предмет - небольшой деревянный цилиндр (длиной 8 см, шириной 5,5 см) с двумя взаимно перпендикулярными каналами. На поверхности этого предмета были вырезаны княжеский знак в виде двузубца и надпись.

Гривны в XI в. выглядели двояко. Это могли быть как восточные и западноевропейские серебряные монеты (в трех гривнах их общий вес составлял примерно 150 г) или же какое-то количество пушнины, эквивалентное этой сумме. Каким же образом цилиндр с взаимно перпендикулярными каналами мог служить хранилищем горсти монет или связки звериных шкурок, оставалось абсолютно не понятным. Если бы ци- линдр, например, использовался как навершие посоха, в нем достаточно было бы одного поперечного канала.

Вопрос о функциональном назначении подобных предметов встал снова, спустя четыре года после этой находки, когда на том же Неревском раскопе в 1955г. в слое последней четверти XI в. были обнаружены еще два деревянных цилиндра, так же устроенных, как и первый. Кроме надписи на нем еще имелось пять или шесть зарубок, расположенных в линию, подобно зарубкам на хорошо известных счетных бирках. Другими словами, и здесь обозначено какое-то количество, как количество гривен на цилиндре 1951 г. было выражено только надписью. Второй цилиндр 1955 г. ни зарубок, ни надписей не имел.

К сожалению, новые находки не прояснили проблемы назначения деревянных цилиндров, однако, как видим, одна из них все же подтвердила, что существует определенная категория подобных предметов, которая имеет какое- то отношение к деятельности княжеского аппарата управления.

К 1970 г. относится очередная находка деревянного предмета такой же конструкции. На Михайловском раскопе (Торговая сторона) в слоях 60-80-х годов XI в. был найден цилиндр с двумя взаимно перпендикулярными каналами - круглым в сечении продольным и квадратным в сечении поперечным. Надписей на поверхности этого цилиндра не было, но на нем были вырезаны два одинаковых княжеских знака багровидной формы. Точно такой же знак, вырезанный на длинной палочке, был обнаружен на Неревском раскопе в близких стратиграфических условиях рубежа ХI-ХП вв.

В предшествующих находках существенной оказалась несохранившаяся в них деталь. Короткий (поперечный) канал был забит деревянной пробкой слегка конической формы, узкий конец которой расклинен и расщеплен, чем была достигнута невозможность извлечь из канала пробку, к тому же, обрезанную с обеих сторон заподлицо с выходными краями канала. Наличие именно этой детали кое-что прояснило в конструкции загадочного предмета. Скорее всего, длинный (продольный) канал служил для того, чтобы в него продергивалась какая-то мягкая связь (бечевка, веревка, ремешок и т.п.), узел которой жестко фиксировался внутри цилиндра плотно вогнанной в поперечный канал деревянной пробкой. Концами связи, выведенной через поперечный канал наружу, цилиндр мог дополнительно обматываться. Следы такой обмотки хорошо видны на поверхности цилиндра 1951 г. Другими словами, сам цилиндр способен был выполнять двоякую роль: он служил бир- кой, обозначающей цену и принадлежность какой-то вещи или целых групп ве- щей, и в то же время работал как замок, который гарантировал сохранность узла запираемой им связи.

Эта находка еще раз подтвердила принадлежность рассматриваемой категории предметов к княжеской сфере, коль скоро на поверхности цилиндра снова изображена княжеская тамга.

В 1972 г. пятая подобная находка была обнаружена при раскопках на древней Легощей улице (Софийская сторона) в предматериковом слое, датируемом на этом участке XI веком. Сложная стратиграфическая ситуация, к сожалению, не дала возможности конкретизировать широкую дату. Поперечный канал, как и в предыдущем случае, плотно забит деревянной пробкой, наличие которой в результате этой повторной находки надо признать закономерным, а не случайным.

На Троицком раскопе (Софийская сторона) в 1980 г. последовали новые находки. В напластованиях 22-25 ярусов древней Черницыной улицы были обнаружены два цилиндра лежащие рядом друг с другом. Указанные ярусы уличных настилов сохранили лишь отдельные плахи. Следовательно, при перестилке мостовых, изъятые для вторичного использования их деревянные конструкции замещались землей, а землю брали из примыкающих к настилу культурных напластований. Верхняя дата 22-го яруса - середина XI в., а нижняя дата 25-го яруса - последняя четверть Х в. Цилиндр № 6 снабжен взаимно перпендикулярными круглыми в сечении каналами, из которых короткий забит деревянной пробкой. На поверхности цилиндра нанесены изображения княжеского знака (трезубца колоколовидной формы) и меча. Княжеский знак вырезан на затесе у конца поперечного канала. К большому сожалению, цилиндр фрагментирован в симметричном этому затесу месте на противоположной его поверхности. Вся остальная поверхность цилиндра занята вырезанным текстом.

В 1980 г. цилиндр той же конструкции найден при раскопках на древней Нутной улице на Торговой стороне в напластованиях первой половины XII в.

При случайных обстоятельствах в 1981 году, найден цилиндр якобы на Городище под Новгородом, но нынешнее местонахождение цилиндра неизвестно.

Очередной цилиндр был обнаружен на Троицком раскопе в напластованиях первой четверти XII в. в 1986 году.

Предназначение цилиндра заключалось в том, что он надежно гарантировал сохранность и неприкосновенность узла веревки, которой перевязывали мешки, так называемое пломбирование. В мешках в основном находилась пушнина.

Таким образом, были перечислены основные находки за эти года экспедиций. По значимости, несомненно, на первом месте стоят берестяные грамоты, так как это является источником личностного характера, фиксирующего то, что никогда не попадало в летописи, а так же этот материал наиболее многочисленный среди остальных находок. На примере всех выше перечисленных находок выстраивается образ средневекового Новгорода уже более уточненный и четкий.

В 1947 г. был снят первый документальный фильм о работах экспедиции (в двух частях). В 1948 году были выпущены документальный черно-белый фильм о работах на раскопе и научно-популярный одночастный цветной фильм о раскопках и архитектурных памятниках Новгорода. Кафедрой кино Московского университета в 1953 г. создан большой учебный фильм, тогда же студия научно-популярных фильмов выпустила фильм о раскопках Новгорода. Фильм «Я послал тебе бересту» был снят в 1970 г.

Научный отчет экспедиции является документом, завершающим ежегодные археологические раскопки в поле, который экспедиция сдает регулярно каждый год в Полевой комитет Института археологии АН СССР. По- левые отчеты экспедиции - это многотомные рукописи с чертежами и фотографиями. Они составляются осенью и зимой ведущими сотрудниками экспедиции на основе всех видов полевой фиксации. К настоящему времени

Новгородская экспедиция представила в Полевой комитет сорок три толстых тома рукописей отчетов, более 3000 чертежей пластов и ярусов и двадцать девять альбомов фотографий, примерно с 7500 фотокадрами.

Различные новые методы и технологии постоянно разрабатывались и вводились в применение. Одним из таких новых методов, разработанных и примененных Новгородской экспедицией, стала дендрохронология. Дендрохронология - научная дисциплина, которая создана на стыке таких наук, как ботаника, климатология, лесоведение и археология и изучает закономерности годичного прироста деревьев во времени. Исследуя дендрохронологические данные, с точностью до одного года мы можем определять время рубки дерева. В экспедиции лаборатория дендрохронологии была создана в 1959 г.

Впервые в Европе, на основе более чем 5000 образцов древесины из новгородских раскопок, была создана дендрохронологическая шкала с 884 г. до современности с абсолютными годичными датами. При помощи этой шкалы появилась возможность датировать новгородские деревянные сооружения, то есть определять время их постройки с точностью до одного года. К примеру, самая древняя и самая нижняя мостовая Великой улицы была построена в 953 г. Свои точные даты получили все мостовые улиц и сотни деревянных домов, вскрытых на раскопках. Такая хронология деревянных сооружений позволила датировать с высокой точностью и все новгородские археологические вещевые комплексы, включая и отдельные находки из металла, дерева, камня, стекла и т. п. Теперь новгородские древности датируются с большей точностью, чем многие письменные средневековые документы. Систематизированные и классифицированные хронологически на основе абсолютных дат коллекции новгородских древностей стали надежным эталоном. По нему датируются средневековые археологические материалы как у нас в стране, так и в Западной Европе.

Основа точного датирования новгородских древностей - дендрохронология. Если мы возьмем любую относительно-хронологическую схему, то она будет абстрактна до тех пор, пока не окажется привязанной к абсолютным датам. И тогда на помощь археологу приходит уникальная сохранность дерева в его культурном слое. Бревна, использованные в укладке уличных мостовых и при постройке срубов содержат в себе точную информацию о времени существования и времени разрушения породившего их дерева. У любого бревна в поперечном разрезе и в сложном рисунке его годич- ных колец запечетлена история климатических условий, которые меняются от года к году. Неподходящее для роста дерева лето оставляет рисунок тонкого кольца, а благоприятное - толстого. Чередование колец, имеющих разную толщину, говорит нам о чередовании годичных изменений погоды и эта информация касается достаточно обширного региона. Следует полагать, что семь урожайных и семь неплодородных библейских лет отобразились на срезах пальм и сикомор сменой семи толстых годовых колецна семь тонких. Чередование колец между собой уникально и практически неповторимо. А. Дуглас - американский исследователь, заложил это обстоятельство в конце XIX в. в основу дендрохронологии - метода определения года рубки дерева по годичным кольцам, который сам и разработал. Метод дендрохронологии был изобретен посредством изучения годичных колец долговечных деревьев - се- квойи, калифорнийской сосны и дугласовой пихты. А, как известно, эти деревья живут не одно тысячелетие.

Но в русском лесу таких долгоживущих деревьев нет, новгородские дома и мостовые строились в основном из сосновых бревен, годы жизни которых практически не превышает 150 лет. Однако из-за того, что культурный слой отличался повышенной влажностью и быстрым нарастанием, новгородцам приходилось постоянно обновлять мостовые своих улиц. На отдельных раскопах, где мощность культурного слоя достигает 6-8 м, количество последовательно возобновлявшихся настилов достигает 27-30. К тому же частые пожары уничтожали строения, но их нижние венцы, прикрытые наросшим за время их существования культурным слоем, навсегда остались в земле. Число таких остатков за 65 лет раскопок насчитывается около 2 тысяч.

Во-первых, дендрохронологическое исследование мостовых и срубов позволило найти как бы замену американской секвойе: шкала движения климатических условий из года в год с IX в. до настоящего дня была составлена доктором исторических наук, профессором Б.А. Колчиным, путем сочетания многочисленных взятых из раскопок образцов древесины. Во-вторых, оно как бы насытило всю толщу раскопов многими сотнями точных дат, давая тем самым возможность определить время сооружения любой мостовой и любого средневекового дома.

Исходя из этого, понятно, что все находки из прослоек культурного слоя, которые отложились за время существования каждой соответствующей им мостовой, получают достаточно точные даты. И если с середины Х до середины XV в. (за 500 лет) уличные мостовые сменились около 30 раз, и такая смена, следовательно, происходила один раз в 17-20 лет, значит, и точность датировки любого единовременного комплекса древностей равна приведенной цифре. Та- кая точность до сих пор остается недостижимой для большинства древнерусских рукописных книг и произведений живописи. Она давно уже стала привычной на раскопках в Новгороде и не вызывает удивления специалистов.

Дендрохронологическая лаборатория постоянно работала в экспедиции. В полевой сезон 1970 г., когда как раз вскрывали раскоп на Суворовской улице с настилами мостовой древней улицы, абсолютные даты лаборатория определяла через 5-7 дней после того, как были взяты образцы на раскопе. Это очень большой успех лаборатории. Кстати, самая древняя мостовая этого раскопа, лежащая на глубине 8 м, была построена в 974 г.

Археомагнетизм - другой метод абсолютного датирования зарождался также в экспедиции. Разработку полевой методики и составление первых кривых вариаций магнитного поля Земли для северных широт Восточной Европы мы начали на материалах Новгорода.

Методическое значение открытия берестяных грамот. В 1951 г. открытие в Новгороде берестяных грамот обозначило новые перспективы его изучения, позволив тем самым прочно сомкнуть традиционный для археологии метод реконструкции исторического процесса по материальным остаткам прошлого со всем корпусом средневековых письменных источников. Значение берестяных грамот будет постоянно увеличиваться с расширением раскопок. С момента открытия и до конца полевого сезона 1998 г. (за 48 лет) в Новгороде найдено 900 берестяных документов. Подсчет же еще не открытых грамот, который основан на характеристике состояния и сохранности культурного слоя в разных районах города, дает потрясающую цифру - более 20 тысяч берестяных текстов. К первой половине XI в. относится древнейшая из найденных грамот, позднейшая - к середине XV в., когда береста как писчий материал уже была вытеснена массовым распространением бумаги. В те же годы берестяные документы были найдены еще в восьми древнерусских городах: 32 грамоты в Старой Руссе, 15 грамот в Смоленске, 8 грамот в Пскове, 5 грамот в Твери, 3 грамоты в Звенигороде Галицком на Украине, по одной в Москве и белорусских городах Витебске и Мстиславле.

Исключительно велико жанровое разнообразие этих документов. Их тексты включают политические донесения, хозяйственные распоряжения, судебные казусы и бытовые просьбы, заказы ремесленникам, крестьянские жалобы, учебные задания детей и заказы художнику на изготовлении икон, вести о смерти близких людей, записки любовного содержания, долговые записи и списки недоимщиков. Обретение берестяной грамоты - это и важное научное открытие, и эмоциональное потрясение, и волнующий момент «воскресения» давно ушедшего и всеми забытого человека, о котором вроде бы не должно было остаться никакой памяти. То, что берестяных грамот в Новгороде было найдено достаточно большое количество, то это является свидетельством высокого уровня грамотности средневекового человека. Важности этому событию придало и то, что почти до 1951 г. в науке держалось устойчивое мнение о поголовной неграмотности жителей Древней Руси. Но значимость находки берестяных грамот шире указанного выше свидетельства. Самая существенная их особенность состоит в том, что они неотделимы от того археологического комплекса, из которого происходят. Стало давно уже привычным сравнение открытия берестяных грамот с открытием папирусов. Как папирусы для истории эллинистического Египта приоткрыли живую картину человеческих отношений в сфере житейской повседневности, так и берестяные грамоты смогли осветить такие сферы древней жизни, какие не находили отражения в традиционных источниках. Папирусы однако обнаруживают, как правило, во вторичном использовании, вне связи с породившим их конкретным жилым комплексом, а берестяные же грамоты составляют неотъемлемую часть средневековой усадьбы Новгорода. Они сохраняют связь со всеми прочими обнаруженными на ней предметами.

Поэтому именно документы на бересте стали способом персонификации исследуемых усадеб. Прежде археология при характеристике изучаемых ею объектов оперировала такими обобщенными терминами, такими как «жилище зажиточного человека», «мастерская ремесленника-ювелира» (без наличия возможности установить, был ли этот ювелир свободным или вотчинным ремесленником), «погребение воина-торговца» и т.п. Повторные находки в пределах одной и той же усадьбы берестяных документов, которые адресованы одним и тем же лицам, определяют этих лиц уже как владельцев или жителей усадьбы, появляются социальные характеристики, которые проясняются при сопоставлении данных самих грамот со всей совокупностью материальных остатков усадьбы (ее застройкой, величиной, хозяйственной структурой, инвентарем). Одним из примеров такого комплексного изучения одной усадьбы может служить монография об усадьбе новгородского художника рубежа ХП- ХШ вв.

Топографическое изучение грамот с большой вероятностью позволяет выяснить характер взаимоотношений адресатов грамот, например, с их соседями, а изучение этих документов по хронологической вертикали открывает неизвестные ранее генеалогические связи жителей усадеб с их предками и потомками. Так, в 1951-1962 гг. при раскопках на Неревском конце стало возможным восстановить историю семи поколений боярской семьи Мишиничей, представители которой неоднократно стояли во главе Новгородской боярской республики, а также установить их родственные связи с другими знаменитыми в ее истории людьми.

Прекрасная сохранность в недрах Новгорода всех без исключения предметов, которые когда-либо попали в землю, стала не менее важным обстоятельством, определившим неизменное притяжение к Новгороду нескольких поколений историков и археологов. Так как Новгород возник на плотных глинистых почвах, которые не впитывают воды дождей, паводков и талого снега, то влага до предела насыщала его культурный слой, медленно сочилась в Волхов, препятствуя тем самым проникновению в почву воздуха. Именно поэтому в культурном слое Новгорода не было условий для развития микроорганизмов, которые вызывали бы процессы разрушения органических материалов, а металлические предметы в нем покрывались лишь поверх- ностной пленкой коррозии, предохранявшей их от дальнейшего разрушения.

Это значит, что в новгородской почве все еще ожидают своего открытия остатки всего, что когда то было сделано руками человека и служило ему: нижние венцы деревянных домов и пограничные частоколы усадеб, дворовые и уличные настилы, системы дренажа и фортификационные конструкции, сельскохозяйственный инвентарь, домашняя утварь и инструменты ремесленников, произведенные ими предметы, остатки пищи и ремесленное сырье, украшения женщин, оружие мужчин игры взрослых и игрушки детей, остатки одежд и детали конского убора, детали кораблей и наземного транспорта. Археолог в Новгороде может не только войти на усадьбу и в жилой дом средневекового горожанина, но и вообразить себя в окружении привычной этому горожанину бытовой обстановки.

Эта особенность становится вполне очевидной, исходя из того, что главным поделочным материалом в России вплоть до самого недавнего времени было дерево. Из дерева строили дома, деревом мостили улицы, из него изготавливали посуду и транспортные средства. На дереве писали иконы, а на коре березы - письма. А все, что было сделано из дерева, в обычных почвенных условиях, к сожалению, обречено на безвозвратную гибель. Поэтому, любая музейная экспозиция русского средневекового быта оказывается поневоле избирательной и случайной, демонстрируя главным образом, предметы из дорогих металлов, стекла и камня, которые составляли лишь ничтожную и отнюдь не определяющую часть древних вещей. Акценты восприятия прошлого из-за этого факта неизбежно смещались, а само такое восприятие становилось деформированным. Между тем новгородская почва идеально сохраняет для истории не только деревянные, но и кожаные изделия, костяные, а также ткани, злаки, бересту.

Существует и другая важнейшая особенность Новгорода, бесценная в своем роде для изучения его древностей, ведь цель раскопок не состоит в простом коллекционировании древних предметов. Главенствующее намерение археолога заключается в реконструкции локально-хронологических комплексов. Археолог озабочен выяснением связей между тем, что открывается в ходе раскопок древностей. Его интересует единовременный набор предметов, которые служили обитателям конкретной усадьбы или конкретного жилища, а также хронологическая динамика развития таких комплексов. Работа археолога в обычных условиях бывает осложнена десятками разнообразных обстоятельств, главным из которых является нарушение культурного слоя, которое произошло в результате строительных и иных хозяйственных работ. К сожалению даже при рытье погреба или колодца древние предметы меняют свое положение в слое, перемешиваются с более поздними и лишают исходный комплекс должной стерильности. В еще больших масштабах такие нарушения возникают при больших строительных работах. Например, на древних улицах Москвы массовое строительство каменных домов в ХVШ-ХIХ вв. безвозвратно уничтожило остатки древней деревянной застройки, отложившиеся на тех же местах в предшествующие столетия. Еще более масштабными разрушениями для таких остатков стало массовое строительство XX в. с глубоким залеганием фундаментов многоэтажных зданий.

Из-за повышенной влажности слоя в Новгороде средневековые горожане избегали рытья погребов и колодцев, а дома в нем не имели заглубленных фундаментов в силу тех же причин. Напротив, чтобы избежать соприкосновения нижнего венца с сырой почвой их ставили на бревенчатые подкладки. Поэтому древние остатки оказываются ненарушенными. Существенные перемещения слоя, но лишь в узких пространствах, происходили при рытье канавок для укрепления межусадебных частоколов, а так же при обновлении уличных настилов, когда извлечение годной для нового настила плахи из ремонтируемого яруса замещалось землей, взятой с примыкающих к мостовой участков.

В 1778 г., после утверждения нового генерального плана, Новгород был перепланирован по принципам регулярной застройки. Прямоугольная планировка кварталов на Торговой стороне и радиально-полукольцевая - на Софийской стороне пришла на место стихийно сложившейся древней градостроительной схемы. Новые улицы в большинстве своем прошли по задворкам старых, а красные линии древних улиц, к которым тяготела основная прежняя застройка, оказались чаще всего внутри современных кварталов во дворах, а, что важно, не под фундаментами новых зданий. Весь массив культурного слоя средневекового Новгорода, благодаря этому обстоятельству, сохранился в его стратиграфической цельности и элементарно просто расчленяется на последовательные прослойки, включающие в себя всякий раз хронологически однородные комплексы остатков древних строений и относящиеся именно к ним предметы. Другими словами, мы получаем возможность наблюдать относительно-хронологическую последовательность развития как цельных комплексов, так и важных процессов, не говоря о развитии форм конкретных вещей, меняющихся с течением времени в зависимости от совершенствования техники, движения моды, изменения вкусов.

Еще в 1960-х годах ценные особенности культурного слоя Новгорода послужили поводом для возникновения движения за создание законодательства, которое бы охраняло культурный слой древних городов. В 1969 г. городскими властями Новгорода было принято беспрецедентное постановление

«Об охране культурного слоя Новгорода». По этому законодательству запрещались в пределах распространения древних культурных напластований любые земляные работы без предварительного археологического изучения участка. Спустя еще два года, правительственным решением такой статус был распространен на 115 античных и средневековых городов России, жизнь в которых продолжается и сегодня. Как любое постановление, которое затрагивает хозяйственные и финансовые интересы многих лиц и организаций, далеких от потребностей науки, оно выполняется далеко не безупречно, но во многих случаях уже способствовало защите интересов истории и культуры.

Исследования Новгорода перестали быть чисто археологическими, благодаря массовым находкам берестяных грамот. Прочными мостиками стали берестяные грамоты, мостиками ведущими из глубины раскопа в летописный рассказ. Грамоты сомкнули специфические цели археологии с задачами общеисторического и конкретно-исторического плана, считавшимися до последнего времени уделом исследователей, которые работают исключительно над изучением письменных источников. Сама программа археологической экспедиции в Новгороде потребовала коренной перестройки, поставившей на первое место в археологическом исследовании такие проблемы, как возникновение Новгорода, формирование и развитие в нем социальной структуры, административного устройства, причины и способы возникновения боярской вечевой государственности, основы возникновения боярства, как правящего сословия, оценка степени демократизма вечевого строя, вопрос о роли норманнов в формировании русской государственности и культуры и т.д.

Отдельной проблемой для экспедиции долгое время оставался вопрос о хранении берестяных грамот, которые в первое время после их издания поступали в Исторический музей (г.Москва), который гарантировал надежность сохранения этих ценнейших документов. Потом, когда надлежащие условия хранения были созданы в Новгороде, то естественным хозяином новых находок бересты стал также Новгородский музей.

В четырехтомном издании «Трудов Новгородской археологической экспедиции» изложены основные научные достижения экспедиции, в изданиях берестяных грамот, начало которому было положено А. В. Арциховским и продолжено академиком В.Л. Яниным. Издаются новгородские древности в соответствующих томах «Свода археологических источников». Кроме этого сотрудники экспедиции опубликовали много книг и сотни статей.

На еженедельных общедоступных пятницах научные результаты работ экспедиция активно пропагандировали, а так же в выступлениях по радио и телевидению, в публичных лекциях. Основной задачей того же плана, которая стала одной из важных научных тем, представляется организация музеефикации раскопок. Это позволит увидеть древний Новгород не только в фотографиях и рисунках, но и даст возможность пройти по его мостовым и ощупать руками бревна его срубов.

Одной из существенных особенностей новгородских раскопок становится никогда не изменяющая исследователям - способность ежегодно обнаруживать такие находки, которые порождают постановку новых, иногда совершенно неожиданных больших или малых проблем.

ГЛАВА 2. СТАРОРЯЗАНСКАЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

§1. Основные этапы археологического изучения Старой Рязани в 60-е - 80-е гг.

Первые упоминания о Рязани (современное с. Старая Рязань Рязанской обл.) встречается в летописи 1096 г. в связи с борьбой Мономаховичей против Олега Святославича.

На высоком правом берегу р. Оки Древнее городище расположено в нескольких километрах ниже впадения в Оку р. Прони. На севере, береговое плато ограничено оврагом, по которому протекает ручей Серебрянка. Большой овраг, который частично разрушил укрепления, проходит и с юга. Поселение, которое состояло из двух частей: древней (Северное городище) и новой (Южное городище), вытянулось с юга на север вдоль берега реки. Оно со всех сторон оно было защищено валами. Общая укрепленная площадь Рязани достигала 40 га.

Знаменитый клад золотых украшений, который был найден в 1822 г. на Старорязанском городище, сразу привлек внимание к памятнику.

Д. Тихомировым в 1836 г. здесь были начаты раскопки, которые увенчались открытием фундаментов Борисоглебского собора. По поручению Рязанской Ученой архивной комиссии А. В. Селивановым, академиком А. И. Черепниным и В. Крейтоном в конце XIX - начале XX в. исследования были продолжены. Ими были обнаружены остатки второго собора - Спасского и траншеями вскрыты участки Южного городища, находившегося между двумя храмами. В. А. Городцов работал в Старой Рязани в 1926 г. и ему принадлежит честь открытия рязанских жилищ.

Археологическое изучение города с 1945 г. вела экспедиция под руководством А. Л. Монгайта (1955). В 1971 г. экспедицию возглавила В. П. Даркевич. Именно ей удалось найти фундаменты третьего, Успенского собора, изучить стратиграфию и хронологию памятника, исследовать различные типы жилищ и хозяйственных построек. Изначально больше внимания уделялось более древнему Северному городищу. А с 1966г. исследования стали вестись широкими площадями и на Южном городище (основная часть города) и на неукрепленном подоле у реки.

Старая Рязань относится к археологически наиболее изученным древнерусским городам. В 1822 г. здесь были начаты первые раскопки (Калайдович, 1823). Однако работы XIX - первой трети XX в. носили ограниченный характер, иногда ими просто руководили дилетанты, в других случаях использовалась далеко не самая совершенная методика. Лишь с 1945- 1950 гг. начинаются подлинно научные раскопки, когда их возглавил А.Л. Монгайт (1955г.). К 1966-1979 гг. относится следующий этап исследований, когда руководство работами на Старой Рязани перешло к В.П. Даркевичу (Даркевич, Борисевич, 1995).

Работа Рязанской археологической экспедиции в 1966-1970 гг. В 1945 г. начала свою работу в Старой Рязани Рязанская экспедиция Института археологии Академии наук СССР и Рязанского областного краеведческого музея (ныне Историко-архитектурного музея заповедника). Раскопки велись на городище до 1950 г., их итоги были изложены в монографии «Старая Рязань». В последующие годы раскопки были перенесены на другие объекты: исследовались Переяславль-Рязанский, городища Жокинское, Ижеславльское, Лубянское, Льговское , Казарское, Борисоглебское и славянские селища Х- XVII вв.

Основные археологические работы на Южном городище Старой Рязани сосредоточились в его прибрежной части - на раскопе 7 с 1966 г. Неслучаен был выбор места раскопа на краю высокого обрывистого берега Оки. Толстый слой пожарища с включениями обломков кирпича был обнаружен при зачистке обнажения берега. В 1969 г. вскрытая площадь достигла 450 кв. м при толщине культурного слоя от 0,5 до 2,8 м в местах углубленных в землю сооружений. К четко выделяемым двум строительным периодам относятся все культурные напластования. Каждому из них в профилях соответствует угольно-зольный слой пожара. Верхний горелый слой датируется точно - это 21 декабря 1237 г. в этот день Рязань была взята штурмом и сожжена войсками Батыя. Погибла городская феодальная усадьба первой трети XIII в., исследованная раскопками в огне татаро-монгольского нашествия. Ее открытие, впервые, за всю историю археологического изучения Старой Рязани, обогащает наши представления о материальной и духовной культуре богатого боярского двора накануне татаро- монгольского завоевания.

Рязанская экспедиция предприняла повторные раскопки Спасского собора в Старой Рязани в 1968 г. (руководитель работ архитектор М. Б. Чернышев). Эта церковь (одна из трех известных археологам и упоминаемых в летописи) была раскопана в 1888 г. А. В. Селивановым. Однако чертеж, опубликованный им, внушал большие сомнения. Для проверки и уточнения данных Селиванова, а также с возникшей необходимостью консервации остатков церкви, северную часть которой стал разрушать растущий овраг, были произведены раскопки. Результаты этих раскопок опубликованы в статье А.Л. Монгайта и М. Б. Чернышева «Спасский собор в Старой Рязани».

В 1968 г. были проведены контрольные раскопки, которые подтвердили предположение, что план церкви, составленный в 1888 г., неверен. На самом деле, здание представляет собой четырехстолпный трехапсидный храм с тремя притворам. Северный и южный притворы имели в восточных частях алтарные полукружья. Боковые апсиды, полукруглые внутри, снаружи имели прямые стены. Снаружи стены обработаны сложными лопатками, для которых в фундаментных рвах сделаны специальные углубления, а фундаменты внутренних столбов крестчатые.

Длина здания составляет 28,7 м, ширина 26,9 м. Сторона квадрата четверика равна 18,2 м. Главный неф вдвое шире боковых. Ширина фун- даментов основных стен в верхней части 1,6-1,7 м. В нижней части фун- даменты несколько сужены за счет откосов. Общая конфигурация здания и совокупность строительных приемов позволяют отнести время возведения церкви к рубежу XII-XIII вв.

Глубина рва от поверхности материка - 1,06 м. Ров на одну треть заполнен известняковым булыжником насухо. Верхняя треть рва залита известковым раствором с булыжником и обломками плинфы. Здание построено из плинфы.

Отрядом Рязанской экспедиции (руководитель доктор исторических наук П. А. Раппопорт, архитектор М. Б. Чернышев) были произведены раскопки в 1970 г., на городище у дер. Никитине расположенном в устье Прони в 5 км от Старой Рязани. Существует основание отождествлять это городище с упоминаемым в Списке русских городов дальних и ближних «Новым городком Ольговым на усть Проне». Городище занимает мыс приблизительно треугольной формы, площадка которого поднимается над рекой на 20 м. Северо- восточная сторона городища, не имеющая естественных рубежей, была защищена валом и рвом. Вал состоит из двух самостоятельных отрезков, несколько заходящих друг за друга концами. Въезд имеет ширину около 12 м. Валы поднимаются над уровнем площадки городища на 3-4 м. Общая площадь городища 1,3 га. Раскопки достоверно показали, что до создания здесь русского укрепленного поселения, площадка мыса была занята населением, относившимся к городецкой культуре. На городище было заложено несколько шурфов, которые обнаружили культурный слой XII-XIII вв. Слой этот сильно распаханный, очень тонкий, поэтому от наземных жилищ, некогда стоявших на площадке крепости, сохранились лишь слабые следы и остатки глинобитных печей.

Кирпичная церковь конца XII-начала XIII в.стояла у въезда на городище, подвергшаяся в 1889 г. весьма несовершенным раскопкам А. В. Селиванова. Было решено произвести контрольные раскопки. Церковь оказалась полностью разобранной, включая и фундаменты. Однако план ее удалось точно проследить по сохранившимся фундаментным рвам. В общем он оказался близок к опубликованному Селивановым. Храм имел квадратный план с крестообразно примыкающими выступами. Общая длина здания 18,09 м, ширина 14,39 м. В отчете А. В. Селиванова указана необычайно большая ширина стен - 2,5 аршина, т. е. почти 1,8 м. В действительности, судя по ширине фундаментов (1 м), толщина стен была намного меньше. Видимо,

А. В. Селиванов сделал свой вывод потому, что в уровне основания стен существовала вымостка в один или несколько рядов кирпичей. Фундаменты были сделаны из белого известняка, камни положены насухо и только в верхней части политы раствором. Стены были сложены из плиточного кирпича на цемяночном растворе. По находкам фигурных кирпичей, можно предположить наличие маленьких декоративных полуколонок.

Церковь, по-видимому, представляла собой объемную ступенчато- башнеобразную однокупольную постройку, бесстолпный вариант Спасской церкви в Старой Рязани или Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.

Рвы были засыпаны речным песком и залиты раствором для сохранения следов церкви. Эта работа была осуществлена Рязанской специальной научно- реставрационной мастерской, так же как и консервация фундаментов Спасского собора в Старой Рязани.

Работы Рязанской археологической экспедиции в последующие годы были связаны главным образом с изучением Старорязанского городища и созданием здесь археологического заповедника. Однако предполагаются работы и на других объектах, таких как, рязанские могильники, финские и сла- вянские городища, а также в Переяславле-Рязанском (современном городе Рязани).

Находка 1970 г. большого клада древнерусских серебряных украшений в прибрежной части южного городища Старой Рязани (раскоп 13).

Клад (общим весом около 2 кг) состоял из следующих вещей: Гривны монетные серебряные новгородского типа - 4; наруч серебряный с чернью и позолотой, на каждой створке по шесть квадратных клейм в два яруса, в клеймах на черневом фоне гравированы птицы, барсы, растительные и плетеные мотивы; медальоны серебряные с чернью и позолотой - 5, на четырех (в том числе на обломке самого крупного) - изображения процветших крестов, на пятом - поясная фигура юного мученика - св. князя Глеба с крестом перед грудью; бусы крупные серебряные овальные - 42 штуки из них 26 экземпляров обмотаны сканью, а средняя часть покрыта зерновыми треугольниками и ромбами, остальные 16 бус, кроме зерни и скани, украшены напаянными овальными выпуклостями; колт серебряный большой с каймой из крупных полых шариков (отломаны), с обеих сторон на черневом фоне вырезан фантастический зверь со сложным узлом плетенки вместо хвоста, сквозь дужку колта продето кольцо с тисненой полуцилиндрической колодочкой; колодочки серебряные - 30штук., первоначально они составляли цепи, на которых висели колты, Каждая колодочка представляет собой полый полуцилиндрик с поперечными бороздками; колты серебряные звездчатые - 8 (один в мелких обломках), грушевидные лучи покрыты сплошной зернью (каждый шарик посажен в проволочное колечко) и заканчиваются крупными полыми шариками. Колты образуют четыре пары: два шестилучевых, остальные семилучевые (верхние два луча образуют фигуру, подобную луннице). Семилучевые колты различаются размерами и оформлением концов лучей (у двух экземпляров шарики на горлышках); браслеты серебряные массивные - 2, каждый сплетен из шести проволок, на концах браслетов стеклянные вставки в оправах, обрамленных крупной зернью; подвеска серебряная с полым коническим верхом и свисающими цепочками, сохранилось только две цепочки с круглыми и каплевидными полыми привесками, украшенными зернью и сканью; височные кольца серебряные трехбусинные - 8 штук; кресты каменные - 4штуки, один - большой темно-зеленого цвета и три - маленькие, на концах крестиков серебряные оправы, покрытые зерневыми ромбами и треугольниками; фрагмент парчовой ткани; маленькая золотая пластинка Г-образной формы; бусины горного хрусталя круглые - 2 штуки; бусины сердоликовое бипирамидальные - 2штуки; бусины стеклянные - 3 штуки, одна круглая и две синие граненые.

Старорязанское городище буквально усеяно множеством кладбищ и погребений, иногда находящихся на близком расстоянии от жилищ. Значительная их часть относится ко времени татарского разгрома. Таковым является раскопанное на северном городище в 1968 г. кладбище. Покойники захоронены поспешно, неряшливо, по нескольку человек в одной яме. Это говорит о том, что погребения явно совершались в связи с массовой гибелью людей во время войны или эпидемии. В подавляющем большинстве случаев датировать погребения очень трудно. Они совершены по христианскому обряду и почти не содержат вещей, кроме отдельных украшений, обрывков тканей и т. п. На южном городище в 1968 и 1970 гг. (раскопы 7, 11, 13) было обнаружено кладбище XI в. н. э. с обрядом, обычным для курганных погребении, но редко встречающимся в городах. В ногах каждого покойника стоял горшок. Костяки лежали в вытянутом положении, на спине головой на запад, в неглубоких могильных ямах. По краю могильных ям прослеживались полоски древесного тлена и найдены гвозди от гробов, проволочные перстнеобразные и трехбусинные височные кольца, проволочные и пластинчатые перстни, лировидные пряжки, подвеска в виде уточки, ножи. По-видимому, до заселения этой части южного городища здесь был могильник. Сами насыпи не сохранились. Позже, в XII в. н. э. на месте могильника возник жилой квартал.

В этот период наступил длительный перерыв в археологических работах в Старой Рязани, и они были возобновлены только в 1966 г. по причине необходимости дальнейшего изучения замечательного памятника русской истории, а так же, возобновление раскопок было вызвано необходимостью срочного исследования участков, подвергающихся разрушению далеко зашедшими на территорию городища и все растущими оврагами. И наконец, в связи с решением о превращении Старой Рязани в археологический заповедник необходимо было подготовить планы создания заповедника, откопать объекты, пригодные для экспозиции.

Одной из важных научных проблем, стоящих перед Рязанской экспеди- цией, первое место занимает проблема взаимоотношений коренного местного населения, жившего в области среднего течения Оки в I тысячелетии до н. э.- I тысячелетии н. э., и пришедших туда славян. Рязанские могильники являются наиболее яркими памятниками, оставленными местным населением в среднем течении Оки. П. П. Ефименко более 45 лет назад подробно проанализировал инвентарь этих могильников и датировал их I-первой половиной VII в. н. э. А в VII в. н. э. рязанские могильники неизвестно по какой причине исчезли. Правда, в VII в. возникает и до XI в. н. э. существует группа муромских могильников, но П. П. Ефименко отрицал, что они появились в результате переселения сюда жителей Рязанского края. «Пытаясь ответить на вопрос, почему население, оставившее рязанские могильники, покинуло среднее течение Оки, я доказывал, что это произошло не в VII в. н. э., а на рубеже I и II тысячелетий н. э., когда славяне, заселившие эту область, вытеснили и ассимилировали местное население - предков мордвы. Кроме того, на городищах, принадлежавших городецкой культуре, есть слои второй половины I тысячелетия н. э., которые свидетельствуют о продолжении здесь древних традиций в это время и о смене местного населения славянами. Однако сумма доказательств, которыми я располагал для подтверждения своих взглядов, была недостаточна, и хотелось бы получить новые данные для решения вопроса о смене населения в среднем течении Оки. Для этого Рязанской экспедицией были предприняты раскопки Шатрищенского могильника и северного мыса Старой Рязани».

Шатрищенский могильник, который расположен за юго-восточными валами городища Старая Рязань, раскапывался рязанскими краеведами в конце XIX-начале XX в. и в 1920 г. П. П. Ефименко (было вскрыто около 50 погребений, но сохранилась незначительная часть коллекций). Под руководством Т. А. Кравченко отряд Рязанской экспедиции в 1966- 1970 гг. вскрыл 163 погребения (на площади около 3000 кв. м). Наиважнейшим результатом исследований является выяснение деталей погребального обряда. Казалось просто удивительным, что в рядовом могильнике, просущество- вавшем по крайней мере 500 лет, более поздние погребения почти никогда (кроме двух случаев) не пересекают древние. Это могло произойти лишь в том случае, если могилы были каким-то образом отмечены на поверхности. Хотя насыпи не сохранились, но были обнаружены оградки из пяти-семи колышков вокруг могильных ям. По мере того как колышки сгнивали, их заменяли дру- гими, но ставили иногда дальше от первой линии. На втором мысе могильника, где были открыты наиболее богатые захоронения, находилось святилище. В центре мыса обнаружена площадка, которая была обнесена двойным плетнем. Внутри площадки - следы столбов, возможно деревянных идолов. По кругу расположены жертвенники в виде круглых «блюд» из обожженной глины (диаметр около 1 м). На них сохранились остатки кострищ и жертвопри- ношений. Видимо, Шатрищенский могильник был местом захоронения покойников одного из занимавших окраинное положение в рязанской группе финских племен. Датируется Шатрищенский могильник IV-VIII вв. н. э.

Городецкие городища принадлежали тому же населению, что и рязанские могильники. На этих городищах есть поздние слои, которые вплотную примыкают к славянским слоям Х в. н. э. В 1966-1967 гг. убедительно удалось показать особенности в раскопках на северном мысе Старорязанского городища (руководитель работ И. Г. Розенфельдт). Северный мыс - место древнейшего поселения. Зачистка культурного слоя, который достигал в отдельных местах толщины 2,5 м, показала наличие здесь напластований от эпохи неолита до славянского времени. Вслед за неолитической керамикой были найдены сосуды балановского (позднефатьяновского) типа, но большей частью бронзовый век представлялся керамикой поздняковской культуры (конец II-начало I тысячелетия до н. э.). Вероятно и население, бывшее носителем этой культуры, генетически связано с городецким. Городецкая керамика I тысячелетия до н. э.- середины I тысячелетия н. э. представлена разными видами: штрихованной, сетчатой, гладкостенной, рогожной. В послегородецком финском слое раскопано святилище, состоявшее из восьми овальных жертвенников. Оно было окружено столбовыми оградками. В центре святилища находилось основное культовое сооружение, возможно с идолом посредине. К большому сожалению, центр святилища разрушен славянской полуземлянкой XII в. н. э. Так же на святилище найдены разбитые горшки, жертвенные ножи, кости животных, бусы, поясные бляшки, зерна пшеницы. Большинство из найденных предметов имеет аналогии в финно-угорских древностях середины-второй половины I тысячелетия н. э. Святилище функционировало до IX в. н. э. Жертвенники же сохранялись в течение десятков лет. Вокруг них неоднократно возводились оградки и разжигались костры. Славяне, которые появились здесь в IX-Х вв. н. э. уничтожили древнее святилище. Раскопки подтвердили непосредственный хронологический контакт местного финского населения со славянами.

«Итак, в городищенском слое мы находим новые подтверждения славяно- финских контактов. А дата Шатрищенского могильника в результате раскопок только ненамного подвинулась к рубежу I и II тысячелетий н. э. Разрыв со славянским заселением края остается равным 100 или 200 годам.

Вторая важнейшая тема работы в данное время - это продолжение изучения древнерусского города Старой Рязани, продолжение раскопок и разведок на городище. Именно разведок. Хотя Старая Рязань раскапывается с 1836 г., как видно по прилагаемому плану городища с обозначением на нем раскопок, но до сих пор исследована столь незначительная часть города, даже находившегося в пределах валов, что мы не вышли еще за стадию разведок археологического памятника. Но город существовал и за пределами валов. Разведки в 1970 г.показали хорошую сохранность древних жилищ на нижней террасе Оки, на территории дер. Старая Рязань, где, очевидно, находились посад и рыбацкий поселок. Конечно, в общих чертах топография города выяснена, но многое еще нужно узнать. Это же касается и рязанских жилищ. Хотя начало их изучения было положено еще В. А. Городцовым и А. А. Мансу- ровым и свыше 50 жилищ раскопано нашей экспедицией, но из-за плохой сохранности дерева мы не можем представить себе жилища в деталях. Каждые новые раскопки подтверждают, что тема еще не исчерпана, выявляются все новые черты устройства жилищ.»

Главным объектом раскопок на основной территории городища были оборонительные сооружения, возвышавшиеся над поймой Оки, и большое здание, в котором найдены три клада серебряных ювелирных изделий.

Вблизи раскопа 7 в 1968-1970 гг. была открыта усадьба XII в. (раскоп 11, руководители раскопок Г. Ф. Никитина и В. Н. Даркевич). Здесь находились полуземлянка с угловыми столбами, глинобитная прямоугольная печка, подпечная яма и наземные постройки, отмеченные линией столбов. С этой усадьбой были связаны хозяйственные постройки - хлев, ямы для хранения зерна.

Подводя итог выше перечисленным находкам, можно сделать вывод о том, что культура, топографическая структура Рязани, градостроительство как и в других древнерусских городах - это единая система, которая при всех противоречиях и недостаточной изученности соотносится друг с другом. Произведения художественного ремесла, особенно клады, служат важнейшим источником для изучения коллективного сознания.

§2. Достижения и перспективы развития Старорязанской археологической экспедиции

Как памятник археологии, Старая Рязань в первую очередь ассоциируется с драматическими событиями монголо-татарского нашествия. Это - уникальный эталонный памятник, единственная столица одной из крупнейших земель-княжений древней Руси, которая превратилась в "мертвый город". Старая Рязань прекратила свое существование как город, в результате взятия ее войсками Батыя в 1237 г., в отличие от других столичных городов средневековой Руси, взятых и разрушенных монголами. После такой катастрофы Старая Рязань не смогла оправиться и в дальнейшем утратила значение крупного городского центра. Именно по этой причине любые новые данные по археологии и истории этого города имеют прямое отношение к данной проблематике.

Археологическое обследование ближайшей округи Старой Рязани было начато в 1970-х годах. В частности, детально был изучен участок берега Оки от Старой Рязани до небольшой княжеской крепости - Нового Ольгова, городка протяженностью около 7 км.

В 1970 г. был раскрыт интересный комплекс из двух полуземляночных построек на раскопе 13. Это была мастерская с остатками железоделательного производства. Полуземлянка поменьше - почти квадратная в плане (2,5 х 2,1 м), в углах и посредине каждой стены которой находилось по столбу (диаметр 20 см). Стена и крыша были обмазаны глиной. В северной части помещения стояла сыродутная печь, ее глинобитные стенки имели каркас из жердей. Фрагмент сопла был найден на полу, а так же большое количество шлака, три кресала. В противоположной стороне от печи был вход со ступенькой, который вел в другую, большую прямоугольную полуземлянку (4,5х3,2 м). Она имела особый вход с запада. В этом помещении ямки от столбов располагались по всему периметру стен, а стены были сделаны из жердей. Такая же стенка перегораживала помещение почти посредине. В восточной части полуземлянки находилась вторая плавильная печь с неглубокой предгорновой ямой. На полу найдены шлак, крицы, а также свинцовый брусок, похожий на гривну новгородского типа.

В 1966 - 1968 гг. были найдены другие полуземляночные постройки на северном участке городища, за внутренним валом над обрывом, ведущим к р. Серебрянке (раскопы Р. Л. Розенфельдта и Г. Ф. Никитиной).

Там же в 1970 г. был раскопан интересный комплекс разновременных жилищ (работал отряд Ленинградского отделения ИА под руководством доктора исторических наук П. А. Раппопорта с участием Е. В. Шолоховой).

Наиболее интересным оказалось, погибшее от пожара наземное жилище XII в. Размер его стен по наружным краям бревен составил 4,2 х 4,2 м. Там же обнаружены остатки бревен нижнего венца стен, рубленных в обло, остаток лаги и доски пола, развал глинобитной печи. Что самое здесь, интересное, это то, что впервые в Старой Рязани найдены детали устройства крыши жилища: остатки рухнувших стропил и глиняной обмазки кровли. На полу жилища лежали два круглых лукошка, деревянный гребень, решето, бронзовый перстень со щитком и т. п. С жилищем связаны хозяйственные ямы, в одной из которых найден жернов, а в другой - свинцовая вислая печать Ярополка Ярославича (1197 г.).

Клады. Усадьба сгорела в отсутствие хозяев, о чем ярко свидетельствуют находки дверных замков, висевших на петлях. Но прежде чем покинуть свое жилище, хозяева закопали в землю наиболее ценные вещи. Три клада женских украшений из серебра, найденных возле дома, говорят о богатстве обитателей усадьбы. Видимо, клады были зарыты второпях в твердой смерзшейся земле и поэтому неглубоко (0,25-0,4 м).

Клад 1 найден в 1966 г. на глубине 0,25 м в 5 м к северу от дома. Вещи были компактно сложены (денежные слитки внутри браслетов) и плотно завернуты в полотняную ткань, от которой сохранились небольшие фрагменты.

В состав клада входили: палочкообразный слиток серебра новгородского типа; шестиугольный слиток серебра киевского типа; витой серебряный браслет, характерный для вягического комплекса курганных украшений; витой серебряный браслет того же типа; два серебряных с чернью и позолотой браслета, состоящие из двух полукруглых створок на шарнирах. Изображения обрамлены позолоченной серебряной проволокой, образующей арочки и прямоугольные клейма. Фигуры в клеймах гравированы мелкозубчатыми линиями и оставлены в серебре, фон покрыт чернью. На одном браслете в средней арочке изображен музыкант в платье скомороха, играющий па больших пятиструнных гуслях. Под арочкой, справа от гусляра сидит пирующий скоморох с дудкой в руке. По другую сторону от гусляра пляшет девушка, одетая в рубаху с рукавами до пят. У ног танцовщицы показана звериная маска. На второй створке браслета в средней арочке помещен грифон, в боковых - сирины. Над грифоном в отдельных клеймах - две симметричные птицы. На втором браслете в прямоугольные обрамления вписаны драконы, грифон, лев и S-видные растения. Эти украшения были выполнены между рубежом XII-XIII вв. и 1237 г. Основой для датировки послужил орнамент, близкий по стилю владимиро-суздальской скульптуре позднего этапа. Как и витые браслеты вятического типа, они, по-видимому, скорее всегоизготовлены рязанскими мастерами. Местное производство пластинчатых браслетов со сценами скоморошьих потех доказано находкой литейной формы в Серенске.

Клад 2 найден в 1967 г. на глубине 0,3 м в глинистом слое покрытия двора. Ориентиром послужил юго-восточный угол здания, от которого клад закопан в 1,5 м. Вместе с вещами были найдены обломки прямоугольных железных пластин со штифтами для крепления к деревянной основе. Вероятно, железом был окован ларец, куда были сложены драгоценности. Серебряные украшения разрушились под воздействием сильного огня. В реставрационной лаборатории ГИМ некоторые из них удалось частично восстановить.

В состав клада входили: большая серебряная подвеска с полым коническим верхом и свисающими цепочками, вероятно, она прикреплялась к женскому головному убору. Конусообразная верхушка с петлей, в которую продето кольцо для подвешивания, разбита на семь частей продольными полосками из крупной зерни. Каждая часть украшена ромбическим узором из зерни. Крупная зернь обрамляет и основание конуса, покрытое сканным узором из мельчайших проволочных колечек, которые припаяны друг к другу. От края конуса свешиваются семь цепочек, а восьмая спускается внутри них - от центра основания верхушки. На каждую из цепочек было нанизано по две круглые полые бляшки, украшенные по ободку зернью. На концы цепочек насажены ромбические полые подвески, украшенные по краю зернью. Аналогичные подвески хорошо известны по кладам, зарытым между 70-ми годами XII в. и 1240 г.; низка из тисненых серебряных колодочек. Удалось восстановить и соединить 16 колодочек, но первоначально их скорее всего было больше. Каждая колодочка представляет собой полый полуцплиндрик, состоящий из двух частей. К нижней плоской пластинке припаяна краями наружная выпуклая пластинка с поперечными бороздками - перехватами, образованными штампом. Каждый полуцилиндрик с обеих сторон имеет по три отверстия, через которые проходили соединительные льняные нити (их обрывки сохранились). На крайних колодочках припаяны петли с продетыми кольцами. Известны случаи, когда низки из колодочек находили в качестве ожерелий па шее или нашитыми на очелье. Мнение Б. А. Рыбакова, что на этих декоративных цепях («ряснах») к головному убору подвешивались колты, вызывало возражения Г. Ф. Корзухиной. Сейчас уже найдены доказательства правильности предложенной Б. А. Рыбаковым реконструкции женского головного убора. Оказалось, что в тех случаях, когда низка колодочек служила не ожерельем, а «рясном», колт подвешивался на кольце, прикрепленном к крайней колодочке. В старорязанском кладе 1970 г. найден колт с изображением на черненом фоне дракона в плетенке. Дужка колта оказалась продетой в кольцо серебряной колодочки. Здесь же найдены и другие колодочки, входившие в низку. Подобные находки известны и в других городах Руси (Изяславль, Божск); серебряные трехбусинные «аграфы». Из семи найденных экземпляров удалось целиком собрать только три. На изогнутую проволочную дужку с расплющенными и загнутыми в трубочки несомкнутыми концами надеты три круглые полые бусины. Промежутки между ними обмотаны витой сканной проволокой. Каждая бусина делится двойной или тройной витой сканной проволокой на восемь кружков. Четыре ромбовидных промежутка между кружками разделены крест накрест двойной витой сканной проволокой. На углы и в центр ромбов напаяны шарики зерни. Каждый шарик посажен в колечко из тончайшей сканной нити. Назначение аграфов» к сожалению, пока не выяснено. По мнению Г. Ф. Корзухиной, они составляли очелья для декорировки нижней части женского головного убора; обломки серебряного звездчатого колта. От него уцелели только проволочная дужка и четыре крупных полых шарика, которыми заканчивались лучи. В местах, где соединялись шарики с лучами, сохранились ряды зерни - это доказывает, что колт был именно звездчатый. Каждый шарик зерни заключен в сканное колечко, еле видимое невооруженным глазом; маленькие, двух видов, серебряные нашивные бляшки (пять). Сделаны из загнутого по краям тонкого листа серебра, а в углах - отверстия для пришивания. Четыре бляшки квадратные и одна прямоугольная тисненая с бороздками в виде «елочки». Шестая бляшка сердцевидная, отлитая из бронзы, не имеет отверстий. Она цельная с гладкой внутренней поверхностью; ромбовидные привески - две. От одной из них сохранился только фрагмент. По форме ромбы напоминают те, которые насажены на цепочки «шумящей» подвески 1. Они тоже полые, но не ажурные, и отличаются более тонкой ювелирной работой. В одном из острых углов ромба пробито маленькое отверстие для продевания нити. Привеску, возможно носили в составе ожерелья; моток серебряных нитей и мелкие кусочки серебряной фольги.

Клад 3 найден в 1967 г., на глубине 0,45 м в 1,5 м от клада 2, возле юго- восточного угла жилой половины здания. Вещи лежали в заполненной угольками продолговатой выемке, оставленной сгоревшим бревном. Украшения, подверглись воздействию сильного огня, от этого стали хрупкими и разрушились. Вещи восстановлены только частично, полная их реставрация оказалась невозможной.

В состав клада входило 11 трехбусинных височных колец из серебра, которые иногда называют «серьгами киевского типа». От «аграфов» они отличаются кольцевидной формой проволочного стержня, на который насажены три шаровидные полые бусины. Как обычно у трехбусинных серег, один конец стержневого кольца заканчивается ромбическим щитком с отверстием, другой - трубочкой. Каждая бусина разбита на три части двойными кольцами из витой сканной проволоки. От шарика зерни в центре каждого кружка отходят шесть лучей, образованных такой же сканью.

Характерен не только для Рязанского, но и для других южнорусских княжеств набор серебряных украшений из кладов 2 и 3. Особенно часто их встречаем в кладах Поросья, Киева, Чернигова, Верхней Оки, что как будто намечает первичный путь распространения типов украшений (Среднее Приднепровье - Десна-Ока). На западе их ареал охватывает территорию Галицкого княжества, а на северо-востоке - Владимиро-Суздальского. По- видимому, украшения перечисленных типов, мода на которые пришла с юга, во второй половине XII-первой трети XIII в. производили во многих городских центрах Южной и Северной Руси. Их отсутствие в Новгородской и Смоленской землях не может опровергнуть этой гипотезы, так как там почти нет кладов.

Спасский собор в Старой Рязани. В письменных источниках упоминаются три храма в Старой Рязани: Борисоглебский, Успенский и Спасский. Археологическими исследованиями обнаружены фундаменты трех каменных церквей. Каждая из них получила наименование в соответствии с упоминанием в письменных источниках. Спор о распределении наименований, их связи с остатками построек возник после первых раскопок в XIX в. Д. Тихомиров в 1836 г., раскопавший в юго-западной части Старорязанского городища остатки большой каменной церкви, приписал их Борисоглебскому собору. А. В. Селиванов в 1888 г. раскопал в северо-западной части городища остатки другой каменной церкви и оспаривал у Тихомирова право назвать ее Борисоглебской, так как полагал, что открытая им церковь была главным собором Рязани, которым считали Борисоглебский собор. Спор продолжается до сих пор. В этом споре много неизвестных исходных данных, например, не известно, все ли церкви, названные в письменных источниках были каменными. В летописи названа каменной только Борисоглебская. Почти с полной уверенностью можно сказать, что в источниках упомянуты не все рязанские церкви. Трех церквей слишком мало для такого большого города, каким была Рязань. Вероятно, археологи найдут еще остатки церквей, и тогда споры разрозятся с новой силой. Пока мы будем придерживаться тех наименований, которые приняты в книге «Старая Рязань».

Раскопанный в 1888 г. собор будем называть Спасским, А. В. Селиванов описывал остатки найденной им церкви, как имевшие в плане «вид четырехконечного креста, в средину которого вписан четырехугольник». На приложенном к отчету очень схематичном чертеже храм изображен с тремя притворами.

Основная часть имела три апсиды, и по одной апсиде было у боковых притворов. Такой план казался оригинальным, не имеющим аналогий в древнерусском зодчестве. Еще больше удивления вызывали показанные на плане четыре столба круглой формы. Отвечая на вопросы по докладу на VIII археологическом съезде, Селиванов сказал: «Круглыми на плане столбы сделаны потому, что круглой формы остатки бута, который сохранился в этих местах. Какой формы были самые колонны, я определить не могу, так как эти столбы и вообще щебень и бут из канав были выбраны за несколько лет да моего исследования одним крестьянином, который сказал мне, будто они были в виде креста с выгнутыми углами», Не только основания столбов, но и фундаменты храма уже до раскопок Селиванова были сильно разрушены выборкой бута местным населением, которое использовало камень для строительства. На многих участках рвы оказались заполнены мусором. Бут и даже кирпичная кладка стен кое-где уцелели, но Селиванов деталей храма не проследил и в отчете, и на чертеже не зафиксировал ничего кроме общей схемы плана. Все это побуждало к тому, чтобы провести повторные раскопки памятника и уточнить конфигурацию плана, а если удастся, выявить конст- руктивные особенности здания. Работу следовало проводить срочно, так как растущий овраг уже коснулся северной части постройки и угрожал ей разрушением. Рязанская археологическая экспедиция предприняла эти раскопки в 1968 г..

Раскопки подтвердили - основная часть фундаментов была разобрана еще до работ Селиванова местным населением и от нее сохранились лишь рвы, засыпанные землей и щебнем. Только в апсидном полукружии южного притвора сохранились на месте три плинфы в нижней части стены. Удалось определить путем зачистки материкового суглинка контуры фундаментных, который находился на глубине 20-30 см от современной дневной поверхности. Слой над материком состоял из перекопанного и перепаханного грунта с большим количеством обломков плинфы, керамики и различных предметов, занесенных сюда во время распашки.

При зачистке, в отдельных местах, приходилось углубляться в материк, так как верхние части рвов были нарушены при выборке камня. К сожалению, детали, упоминаемые в отчете А. В. Селиванова - плитчатый пол, фигурные плинфы, кроме одного обломка, оказались полностью утрачены. Зато была обнаружена важная деталь, не упоминаемая Селивановым. В северо-восточной части раскопа найдены обломки штукатурки с фресковой росписью. Они настолько фрагментарны, что трудно судить о характере росписи. Но несомненно лишь одно - здание или часть здания были украшены фресками. Контрольные раскопки 1968 г. обнаружили, что план 1888 г. неверен.

В плане здание представляет четырехстолпный трехапсидный храм с тремя притворами. Боковые апсиды, полукруглые внутри, снаружи имели прямые стены. Северный и южный притворы также имели в восточных частях алтарные полукружия. Снаружи стены обработаны сложными лопатками, специально для которых в фундаментных рвах сделаны уширения довольно четкой формы. Фундаменты внутренних столбов крестчатые. Вообще фундаментные рвы имеют много интересных деталей, которые позволяют реконструировать основные формы здания. Это свидетельствует о ясном представлении древними зодчими облика возводимого храма.

Полная длина здания по фундаментам без выступов лопаток составляет 28,7 м, полная ширина-26,9 м. Сторона квадрата четверика равна 18,2 м. Главный неф вдвое шире боковых нефов. Притворы открывались внутрь основного объема широкими проемами. В осях фундаментов заметен некоторый перекос. Ширина фундаментов основных стен в верхней части - 160-170 см. В нижней части фундаменты несколько уже за счет откосов.

Глубина рва от поверхности материка- 106 см (по-видимому, половина сажени - 216 см). Ров на две трети заполнен известняковым булыжником насухо. Верхняя одна треть рва залита известковым раствором с булыжником и обломками плинфы.

Здание построено из плинфы. Размеры двух целых плинф 28,5 x 19,5 x 3,8 см и 28,5 x 19х3,5 см. Встречены обломки плинф 19,5 х 6,0 и 17 xЗ,8 см. Преобладают обломки толщиной 3,5- 4,0 см. Невысокого качества плинфа, состоящая из плохо промешанной глины была покоробленная и в трещинах. Цвет розовый и желто-розовый, обжиг сильный. Найден фрагмент лекальной плинфы с закругленным углом - от тяги лопатки. Некоторые плинфы имеют на тычковой стороне выпуклые знаки довольно простого рисунка в виде черточек, букв, треугольников. На постелистой стороне плинфы встречено клеймо в виде звездочки. В известковом растворе, на котором сложены стены, содержатся добавки толченой плинфы, угля и небольшого количества песка. Раствор довольно прочный, толщина шва между рядами плинфы, судя по остаткам раствора, составляла 2,5-3 см. Продольная ось постройки очень близка к направлению запад-восток с незначительным отклонением восточного конца к югу - около одного градуса.

К рубежу XII-XIII вв. позволяют отнести время возведения церкви общая конфигурация здания и совокупность строительных приемов.

Наиболее близкая аналогия плану раскопанного здания - план церкви Михаила Архангела в Свирской слободе в Смоленске. При сходной конфигурации планы зданий практически совпадают и по размерам. Различия незначительны (в Спасской церкви несколько более широко расставлены столбы и отсутствуют профилированные лопатки на углах боковых апсид). Точная дата постройки церкви Михаила Архангела неизвестна, пока можно утверждать лишь, то, что она относится к 1180-1197 гг. Очевидно, в близкое к этому времени построен и Спасский собор в Рязани.Г. К. Вагнер высказывал предположение, что этот собор построен в ознаменование отделения Рязани от черниговской епископии, что, вероятно, произошло в 1198 г. Г. К. Вагнер ставит вопрос и о возможной причастности к постройке смоленского и рязанского соборов зодчего Петра Милонега. Все это пока не больше чем предположение, хотя и интересное, но недоказуемое. Реальный факт, которым мы теперь располагаем - удивительное сходство планов смоленской и рязанской церквей и сходство некоторых строительных деталей. Это дает ос- нование реконструировать внешний вид Спасского собора по образцу Свирской церкви, как вертикально подчеркнутую башнеобразную композицию.

К. Н. Афанасьев высказал предположение, о том, что для церкви Михаила Архангела исходным модулем стал римский фут, равный 29,5 см. При реконструкции плана Спасской церкви это предположение дало хорошие ре- зультаты. Реконструкция, выполненная на основе модуля, равного 5 римским футам - 147,5 см, отлично легла на обмерный чертеж.

Совпадение основных размеров и большей части деталей планов позволяет считать, что церковь Михаила Архангела и Спасский собор по внешним формам были почти «близнецами». На этом основании и реконструкция здания Спасской церкви буквально повторяет реконструкцию С. С. Подъяпольского, который детально обследовал смоленский памятник. Изменены лишь формы боковых апсид четверика, сделанные на нашей реконструкции без угловых пучковых лопаток.

Здесь лопаток не было, так как во всех других местах очертания фундаментов очень точно отмечают наличие и характер лопаток. Очень показательны контуры боковых восточных лопаток церкви и притворов, сделанные с учетом того, что часть тяг будет внизу закрыта стенами апсид и полный профиль лопатки образуется лишь выше сводов апсид.

Создается полное впечатление, что строители Спасской церкви имели пе- ред глазами макет здания, на основании которого и выполнялись мелкие детали при разбивке плана на местности. Этот макет, по-видимому, позволял судить не только о внешнем облике здания, но и о некоторых внутренних деталях его плана.

Кроме макета у строителей имелись и промеры основных габаритов здания, без которых, конечно же, невозможно было бы добиться такой точности в совпадении размеров Смоленской и Рязанской церквей, так как простое увеличение с макета неизбежно дало бы заметные расхождения в общих размерах зданий. (Правда, такой же точности можно добиться, пользуясь жестким модулем и имея четко разработанную программу его применения.).

Сейчас весьма трудно сказать, была ли Смоленская церковь «образцом» для постройки Рязанской или обе они построены по одному макету или образцу, но церковь Параскевы Пятницы в Новгороде, сохраняя ту же схему плана, во многих деталях отличается от наших двух храмов. В ней совершенно иные пропорции притворов, отсутствие апсид у боковых притворов, удлиненность алтаря и в целом меньшие размеры.

Доктор исторических наук, профессор М. К. Каргер раскопал в Полоцке близкое по плану здание, но у нас нет материалов этих исследований.

Раскопки фундаментов Спасского собора, уточнение его плана показали, что это здание входит в распространенный в древнерусской архитектуре тип построек, представленный церквами в Смоленске, Новгороде, Полоцке.

Следует сказать в заключение, о мерах по сохранению остатка фундамента, разработанных при участии Рязанской археологической экспедиции и осуществленных Рязанской специальной научно- реставрационной мастерской. Старая кладка была укреплена путем нанесения сверху известково-цементного раствора и инъекцией тем же раствором гнезд, пробиваемых сверху шлямбуром на глубину 30-40 см. Гнезда расположены в шахматном порядке.

Для обозначения контура старого фундамента и его сохранения, сверху уложен армированный бутобетон толщиной 10-12 см. Арматура бутобетона - сетка из 4-миллиметровой проволоки с размером клетки 150Х150 мм. За основу вяжущих веществ взята карбонатная известь с цементом в соотношении, позволяющем дать цвет бетонной массе, аналогичный раствору в старом фундаменте. Заполнителями стали - толченый кирпич и постелистая известковая галька.

Внутренняя поверхность грунта между фундаментами укреплена глинобитной смесью с уклоном к выпускному лотку.

Поверхностная вода из зоны памятника отводится при помощи лотка из бутового морозоустойчивого рваного камня. Лоток устроен в северо-восточной части. Из лотка вода попадает на дно оврага. Если опыт консервации фундаментов Спасского собора окажется удачным, то тогда можно будет вскрыть, законсервировать и сделать доступными для обозрения и фундаменты других, ранее раскопанных церквей Старой Рязани.

Теперь следует обратиться к полученным результатам и характеристике наиболее интересных находок.

К ряду важных выводов по истории города позволил придти анализ разреза вала Северного городища и примыкающего к нему участка культурного слоя. Нижние прослойки вала, как известно, могут позволить решить вопрос о том, что возникло раньше - укрепления или поселение (т.е. имело ли городище свою предысторию в качестве неукрепленного поселения). На это может указывать наличие подстилающей насыпь вала прослойки культурного слоя, подтверждающей, что укрепления возникли уже на месте существовавшего поселения. А вот в случае с валом Северного городища, ситуация оказалась достаточно сложной. Под насыпью вала не оказалось культурного слоя в точном смысле слова, однако имеется прослойка предматерика мощностью 5-7 см, перекрытая погребенной почвой и содержащая небольшое количество фрагментов дославянской финно-угорской керамики (типа древностей рязаноокских могильников). Отнести эту прослойку к поселению препятствует крайняя малочисленность находок. Первоначально возникло предположение, что этот слой связан с сельскохозяйственным использованием данной территории дославянским населением, но находка в 2000 г. на этом участке урнового захоронения той же эпохи позволяет допустить и другую версию. На- ходки керамики могли происходить из разрушенного в позднейшее время могильника. С этим могильником, вероятно, связаны и прослеженные в погребенной почве следы частоколов. Столбовые ямки диаметром до 5 см представляют собой следы прямоугольных оградок со сторонами около 3 м.

Первый строительный горизонт вала включал внутривальные деревянные конструкции - один ряд городен, сооруженных на обожженной погребенной почве. Этот горизонт перекрыт напластованиями городища, которые датируются XI в. Последние, таким образом, археологически моложе времени сооружения вала. В нижней части раскопа в углублении в материке прослежен тонкий слой и он не является сплошным горизонтом. В нем встречена керамика примитивного облика, вылепленная из грубого теста и лишь слегка подправленная на гончарном круге, датируемая Х-Х1 вв., т.е. временем более ранним, чем само сооружение вала. Конструкция раннего вала состояла из одного ряда, забутованных глиной клетей, шириной 2 м. Внешняя стена была бревенчатой, а внутренняя представляла собой трехрядную изгородь из горизонтальных досок, связанных между собой вертикальными жердями. В процессе строительства бревенчатых клетей оборонительных сооружений этого горизонта была подготовлена углубленная площадка на внутреннем склоне насыпи вала. Клети состояли из двух рядов бревен, расположенных на расстоянии 2,5-3 м друг от друга. Они были заполнены глинистым слоем. Второй, первоначально не засыпанный грунтом, ряд клетей шириной около 3 м расположен в 3 м к северу от первого ряда. Аналогии внутривальным конструкциям раннего строительного горизонта вала Северного городища встречены, например и на Дону, где на городище Титчиха открыты подобные полусрубы, забутованные грунтом.

Второй строительный горизонт вала, который датируется серединой XII в., перекрывает культурные напластования площадки городища (слой XI в. и вышележащий слой конца ХI-ХII вв.). Третий строительный горизонт вала, датируемый концом XII в., характеризуется односрубной внутривальной конструкцией. От бревенчатых стен деревянных клетей этого горизонта сохранились четыре венца с южной стороны и один венец с северной стороны. Расстояние между ними около 4 м. Каменная известняковая вымостка была сооружена на северном склоне вала. Следы второго, внутреннего, ряда клетей обнаружены не были. Возможно, в связи со строительством в этот же период грандиозных оборонительных сооружений Южного городища, на Северном были использованы более упрощенные конструкции. Рассматриваемый горизонт перекрывает напластования XII в. Самый из них верхний, четвертый строительный горизонт датируется началом XIII в. Он перекрыт пе- ремешанным, поврежденным пахотой слоем, в котором встречается керамика ХП-ХШ вв. Эту достаточно сложную стратиграфию в дальнейшем удалось увязать с многочисленными ямами, печами, сооружениями и погребениями, исследованными на раскопе 28, прирезанном к разрезу вала.

В насыпи вала Северного городища были обнаружены фрагменты плинфы, гирька и чашка от весов, поливных плиток пола, удила, стремя, замки, шиферные пряслица, ключи и другие находки. В ямах культурного слоя, перекрытых напластованиями оплывшего вала, были найдены железные ножи, фрагменты амфор, стеклянные браслеты, стеклянные, сердоликовые и янтарные бусы, бутылкообразные подвески финно-угорских шумящих украшений, под- вески-амулеты сделанные из клыков кабана и медведя, железные клещи. Особенно следует упомянуть находку свинцовой вислой печати первой половины ХП в. с изображением св. Иакова, принадлежавшей новгородскому посаднику Мирославу Гюрятиничу, а также пломбы дрогичинского типа.

Прирезанный к разрезу вала с севера раскоп 28, интересен прежде всего тем, что он позволил увязать строительную историю вала Северного городища со стратиграфией напластований культурного слоя площадки городища. Ко времени существования первого строительного горизонта вала (т.е. до середины XII в.) относятся несколько хозяйственных ям, имеющих прямо- угольные формы и остатки двух глинобитных печей. Одна печь располагалась в северной части раскопа и имела квадратную форму со стороной 1,4 м. Она стояла на деревянном опечке, полностью заполненном глиной. От него сохранились следы угловых столбов. Печь подвергалась ремонту трижды. В ее поде зафиксированы три слоя дополнительной обмазки, отделенные друг от друга тонкими углистыми прослойками. Хуже сохранилась вторая печь. В примыкающей к ней зольной яме собрана весьма значительная коллекция кера- мики, типичной для XI в. На рубеже ХI-ХП вв. на исследованном участке Северного городища существовало углубленное жилище. Сохранившаяся яма ориентирована с запада на восток. Ее размеры 5м на 3 м. Восточная часть ямы представляла собой погреб-ледник, углубленный на 2 м в материк. К началу ХШ в. относится еще один комплекс жилища, исследованный на участке. Это было наземное жилище прямоугольной формы, ориентированное перпендикулярно линии вала. В восточной части постройки обнаружены остатки разрушенной печи. К западу от дома в 0,5 м от его западной стенки прослежены следы двух мощных столбов. Вероятно, здесь располагался какой- то навес, который примыкал к жилищу. Верхний культурный горизонт напластований площадки городища был слой, связанный со средневековым кладбищем.

Хронологические привязки предложенной стратиграфической модели получают необходимое подтверждение, благодаря разработанной одним из ав- торов (И.Ю. Стрикаловым) детальной классификации и хронологии керамики. Этим специальным разработкам посвящена отдельная статья, публикуемая в сборнике. Любопытно то, что наиболее ранняя славянская керамика Старой Рязани обнаружена не на площадке городища, а как раз на территории посада. Это лепная керамика роменско-боршевского типа (IХ-Х вв.), встреченная в заполнении ям на раскопе 26 (1997 г.). Несмотря на то, что слой, с которым связана эта керамика, не обнаружен, данная находка является очень важной, так как она указывает на раннюю дату появления славян в этой части долины Оки.

Анализ материалов из шурфов и раскопов на территории посада свидетельствует о том, что постоянное население здесь, как и на древнейшей части городища, появляется в XI в.

Среди находок на Северном городище отметим бронзовую сюльгаму и бронзовую пронизку с колоколовидными привесками. Обе эти находки могут быть связаны с дославянским финно-угорским населением. Кроме того, на раскопе 28 были обнаружены золотые изделия - 2шт. (каплевидная подвеска и цепочка), крупная серебряная бусина, украшенная зернью, миниатюрный каменный крестик с серебряной накладкой, серебряное трехбусинное кольцо очень тонкой работы, ювелирная бронзовая матрица для оттискивания изображений птицы, пломба дрогичинского типа, конек-подвеска, миниатюрные бронзовые складные весы и другие находки. Работы на площадке Южного городища показали, что, двигаясь к северу от раскопа 7 (где в 1970-х годах была изучена богатейшая усадьба), новыми раскопками была вскрыта ее периферийная часть, богатая ценными находками (в том числе изделиями из золота и серебра), а затем было значительное пространство, крайне бедное находками. Для топографии Старой Рязани подобная неоднородность застройки, даже в наиболее густозаселенной прибрежной части площадки Южного городища вполне характерна. В южной части раскопа, связанной с богатой усадьбой, была исследована печь ХШ-ХГУ вв., сложенная из плинфы. Напомним, что похожая печь, представляющая собой ис- ключительную редкость в древнерусских материалах, была исследована поблизости в 1960-х годах (Даркевич, 1974.). Среди находок здесь могут быть отмечены золотая каплевидная подвеска, подобная той, которая была найдена на городище в 1960-х годах (Даркевич, 1974.), серебряный шарик, серебряная бусина, остатки жемчужных бус, фрагменты стеклянных сосудов, бронзовые складные весы, янтарный медальон с растительным орнаментом, костяная копоушка, украшенная изображениями звериных морд. В погребениях XI в., исследованных на раскопе, обнаружены бронзовые пряжки, бусы и круглый медальон с равноконечным крестом.

В 1995 г на раскопе 25 в центральной части Южного городища, неподалеку от руин Спасского собора XII в. были исследованы остатки заглубленных в землю жилищ. Одно из них, в 1979 г., было частично исследовано раскопками. Причем в нем были обнаружены два клада ювелирных изделий (Даркевич, Борисович, 1995. с. 201, 202). В исследо- вавшейся в 1995 г. части того же жилища под остатками сгоревшего перекрытия и пережженными человеческими костями от нескольких особей в яме, выкопанной в подполье, была найдена серебряная чаша на поддоне, украшенная позолотой. Внутри чаши, на самом ее дне - орнаментальная розетка. Находка, несомненно, связана с драматическими событиями взятия Старой Рязани войсками Батыя в 1237 г. Другая постройка, имевшая подпольную яму размерами 4,6 х 3,5 м, датируется ХIV-ХV вв. В ней обнаружено подражание монете Тохтамыша (определение Г.А. Федорова- Давыдова) и керамика того же времени. И это далеко не единственное свидетельство того, что жизнь на городище продолжалась и после монголо- татарского нашествия. Почти 50% материалов конца ХШ-ХIV вв. включают в себя керамические материалы Южного городища. Слой, датируемый этим временем, на городище практически не прослеживается, однако это может объясняться тем, что верхняя часть культурного слоя повреждена пахотой. Среди находок на раскопе отметим каменный наперсный крест ХIV-ХV вв. с многочисленными надписями и гравированными изображениями крестов и бронзовый энколпион. Начатые в 1999 г. архитектурно-археологические исследования Борисоглебского собора ХП в. дали интересные результаты. Несмотря на то, что непрофессиональные раскопки первой половины XIX в. и позднейшие строительные работы, древние напластования сохранились значительно лучше, чем того можно было бы ожидать. Обнаружен целый ряд интересных находок. Среди них и замечательная резная архитектурная деталь из белого камня, близкая образцам владимиро-суздальского происхождения, и ювелирные украшения из богатого погребения, которые по качеству работы могут быть сопоставлены с находками из прославленных старорязанских кладов.

В ходе последующих работ обнаружена часть центра апсиды храма и уточнена планировка северного придела храма. Северный придел, как оказалось, имел особую апсиду. Ориентировка стен придела не вполне совпадает с ориентировкой стен основного объема храма, что, возможно, отражает более сложную строительную историю памятника, чем это предполагалось ранее. Полную ясность в этот вопрос смогут внести лишь дальнейшие исследования, которые должны проводиться более широкими площадями. Местами хорошо сохранились сложенные из плинфы стены придела. К северной стене придела примыкал также сложенный из плинфы склеп, в котором были обнаружены два скелета. Судя по тому, где склеп был расположен, (вблизи алтаря), следует полагать, что он предназначался для высшего духовенства или для выдающихся представителей светской знати (скорее всего, князей). Погребения оказались безынвентарными, однако в заполнении могильной ямы было довольно много находок, среди них уникальный фрагмент орнаментированного серебряного оклада иконы, небольшие медные гвоздики, которыми он мог крепиться, а также крупные обломки хоросов.

Ранние слои на посаде Старой Рязани открыты повсеместно в его северной части на первой надпойменной террасе Оки, которая возвышается на 10-15 м над урезом воды. Выше, на второй террасе встречены материалы не ранее конца XI - начала ХП в. Исключение составляет лишь шурф 1-96, распо- ложенный на склоне слабовыраженной второй террасы Оки на правом берегу ручья Серебрянки, где в нижних горизонтах найдена керамика более раннего времени.

Весьма плодотворными и перспективными оказались исследования неукрепленного посада еще по одной причине. В Старой Рязани, для которой, казалось, повсеместно характерен сухой культурный слой, был открыт участок с влажным культурным слоем, в котором очень хорошо сохраняются органические вещества. Благодаря именно этому, впервые появилась воз- можность получить представление о не известных ранее составляющих материальной культуры этого города. Достаточно упомянуть о находке здесь первой в Старой Рязани берестяной грамоты. Она весьма фрагментарна, однако существенно важно, что такая находка в этом городе есть, так что дальнейшее обнаружение в Старой Рязани подобных грамот вполне реально. Среди уникальных находок из дерева можно отметить деревянную стрелу для охоты на пушного зверя, ковш, игрушку в виде лошадки, крест-тельник, ложку, уникальную деревянную бусину. Находки на посаде показывают, что посад не был местом обитания лишь беднейшей части населения. Об этом говорят на- ходки дорогой привозной иранской керамики ХП-ХШ вв., стекла, свинцовой печати первой половины XII в. новгородского князя Всеволода Мстиславича с изображением Благовещения и св. Феодора (подобные печати прикреплялись к официальным документам, связанным с крупными земельными владениями), оружия. Среди занятий жившего здесь населения следует отметить и сложные ремесла. На это указывают находки многочисленных обломков янтаря и бракованной янтарной бусины, сильно пережженных тиглей сложных форм, бронзовых изделий-полуфабрикатов, сопел. Но одна из наиболее ценных нахо- док с территории посада, к сожалению, плохо увязана с его стратиграфией, так как происходит из верхнего перемешанного слоя. Это каменная пластинка с арабской надписью, которая включает в себя имя хана (Тимура). С эпохой ордынского владычества несомненно связана эта вещь, и, несомненно, с высокопоставленным лицом, приближенным хана. Находка свидетельствует о том, что и после разгрома 1237 г. город сохранял определенное экономическое и военно-политическое значение и мог представлять интерес для ордынских военачальников или чиновников высокого ранга.

Среди находок на раскопе 31 в северной части посада отметим пару железных стремян, замки, две находки, датируемые XI в. бронзовую лунницу и золотостеклянную бусину, а также неолитический кремневый наконечник стрелы, возможно, использовавшийся средневековым населением в качестве амулета.

Таким образом, на основании предварительных данных можно сделать предположение, что первоначально древнерусские поселенцы заселили прибрежную часть, первую надпойменную террасу и только лишь спустя некоторое время начали осваивать коренной берег Оки, где позднее и было построено городище.

Пример Рязани опровергает основополагающий тезис советской исторической науки, гласящий о том, что города у восточных славян с самого начала носили ярко выраженный феодальный характер.

Традиционно, Старая Рязань рассматривается как памятник, который в наиболее яркой форме отразил катастрофические последствия монголо- татарского нашествия. Город, как своего рода "русские Помпеи" и для таких представлений имеются известные основания. Действительно, в то время как Киев, Чернигов, Суздаль, Владимир, Ростов, разрушенные в ходе нашествия, в настоящее время продолжают существовать как города. А вот Старая Рязань пришла в запустение, сохранившись лишь в виде небольшого села. Напомним, что по числу кладов ювелирных изделий, связанных с драматическими событиями монголо-татарского нашествия, Старая Рязань занимает второе место среди древнерусских городов, сразу за "матерью городов русских" - Киевом. Вместе с тем, конкретная картина гибели города, ее темпы и механизмы неясны в деталях. Одной из причин этого является недостаточная изученность памятника (исследовано лишь около 5% укрепленной площади). Соответственно нет и полного единообразия мнений исследователей о времени исчезновения Старой Рязани как городского центра. В настоящее время одно из перспективных направлений изучения старой Рязани связано с последними археологическими исследованиями, которые велись директором археологического института, академиком Николаем Андреевичем Макаровым и доктором исторических наук Алексеем Владимировичем Чернецовым. Их исследования описаны в книге «Русь в XIIIв. История темного времени», ( Макаров, Чернецов 2003. С.429). Ученые утверждают, то, что старая Рязань продолжала функционировать и после нашествия монголов и ее угасание в последующем, они не связывают с последствиями этого нашествия, а причиной называют экономический кризис.

История возникновения и дальнейшего развития Старой Рязани, как она рисуется в свете археологических данных, во многом не укладывается в рамки традиционных представлений отечественной историографии. Обычно полагают, что древнейшие русские города возникали в местах концентрации сельского населения. Но возникновение Старой Рязани не соответствует этой модели. Сначала возникает сравнительно мощная крепость как важный военный форпост на еще не освоенной славянами территории и лишь позднее обрастает сетью многочисленных сельских поселений.

Также не соответствуют реальной ситуации в Старой Рязани привычные представления о том, что по мере разрастания города его первоначальное ядро (кремль, детинец) сохраняет значение административного и религиозного центра, где были сосредоточены усадьбы верхушки общества. После возведения грандиозных укреплений Южного городища все жизненные центры города переместились именно сюда. На Южном городище были сооружены все три каменных храма (в древнейшей части города, на Северном городище, подобных зданий нет). На Южном городище концентрируются наиболее богатые усадьбы, находки кладов драгоценных изделий, дорогих привозных вещей. Очевидно, здесь же были расположены и княжеские палаты.

Сравнительно поздно, лишь в 1096 г., Старая Рязань появляется на страницах общерусских летописей. Среди столичных городов крупных древнерусских земель-княжений она появляется, если можно так сказать, "во втором эшелоне". Естественно, этот город не был связан с родоплеменными структурами догосударственной поры. Связи с этими структурами у некоторых других известных древнерусских городов эти связи существовали. К ним относятся Новгород и Смоленск, о которых Начальная летопись сообщает как о центре племенных союзов словен и кривичей, Киев в земле полян, Искоростень и Овруч - древлян, Полоцк - полочан, Пересечен - уличей. В ряде научных работ отразились представления о том, что Старая Рязань изначально являлась племенным центром вятичей, но в настоящее время обоснованно отвергаются (Даркевич, Борисевич 1995.С. 26). Действительно, город расположен за пределами территории, где распространены вятичские курганы. В погребениях могильника XI в., оставленного древнейшим населением города, отсутствуют вятичские признаки. Старая Рязань возникает за пределами территории изначального расселения восточнославянских племен. Город был основан колонистами преимущественно южнорусского происхождения. Но вместе с тем, заселение бассейна Оки славянами осуществлялось и с северо-запада, кривичским населением, а позднее сюда проникают и поселенцы вятичского происхождения (связанные с ними находки присутствуют на Старорязанском городище).

Наглядно отражает историю роста его укрепленной территории план Старорязанского городища. Первоначальное укрепленное поселение дославянского населения на так называемом Северном мысу имеет площадь всего 0,4 га. Ранняя восточнославянская крепость XI в., Северное городище, занимает уже 7,5 га. Для своего времени это вовсе не второразрядное укрепление, а достаточно крупная крепость. Как крупнейшие центры рассматриваются стратегического значения древнерусские городища такой площади в предшествующий период (1Х-Х вв.). В середине ХП в., как раз в то время, когда Старая Рязань превращается в центр обширного княжества, площадь укрепленной территории многократно увеличивается. Появляются грандиозные укрепления так называемого Южного городища, площадь которого достигает 55 - 57 га (общая площадь всего городища - 67,6га). Это городище для своего времени - супергигант, своего рода средневековый мегаполис. По площади укрепленной территории, Старая Рязань находится в одном ряду с такими древнерусскими городами той эпохи как Киев, Владимир, Новгород, Чернигов и др.

Похожая модель роста средневекового города, при которой каждое новое кольцо укреплений охватывало во много раз более обширную территорию, чем предшествующее, известна и по другим древнерусским городам. Но все же, эта модель не была единственной, известной на Руси. Следует напомнить, что укрепления Довмонтова города не превышают по площади первоначальное ядро средневекового Пскова, а наоборот, уступают ему. Китай-город так же несколько обширнее, чем Московский Кремль, но эта разница гораздо менее значительна, чем та, которую демонстрируют укрепления Старой Рязани. Домонгольский Владимир расширял свою территорию два раза. Но каждый раз новые укрепления окружали территорию близкую по площади его первоначальному ядру. Модель, по которой развивались укрепления Старой Рязани, представлена на этом памятнике весьма выразительно. Также необходимо иметь в виду исключительную краткость истории развития города. В отличие от многих столиц земель-княжений, Старая Рязань не принадлежит к числу древнейших русских городов. Менее ста лет, а это предельно короткий срок существования Старой Рязани в качестве процветающего стольного города, который длился до монгольского нашествия. Все эти данные вместе взятые придают историческим судьбам города уникальную, неповторимую характерность.

Исключительная, трагическая судьба Старой Рязани, а также отмеченные черты своеобразия указывают на то, что этот ключевой памятник средневековой русской археологии ни в коей мере не может рассматриваться как некая типовая модель развития крупного древнерусского города. Подобно другому важнейшему для археологов стольному городу средневековой Руси - Великому Новгороду, Старая Рязань отмечена яркими признаками неповторимой индивидуальности, во многом и определившими ее магическую историю. В этой связи представляется, что основные задачи исследования памятника вовсе не в том, чтобы, преодолевая "сопротивление материала», все же постараться втиснуть его историю существующих моделей, а в том, чтобы путем проверки и уточнений данных, свидетельствующих о его своеобразии, продвигаться по направлению к их историческому истолкованию и осмыслению.

Северное городище было основано в начале XI в. От берегового плато глубоким рвом и валом отрезали северо-западную оконечность мыса (около 3 га). А к середине XII в. уже сложилась уличная планировка. С утверждением в Рязани княжеского стола укреплениями обводится огромное Южное городище (около 40 га). Характерно то, что на его месте до второй половины XII в. не было вообще никаких поселений. На будущей территории города располагался могильник XI - начала XII в., но вместе с тем у берега Оки уже существовало обширное неукрепленное селище-посад. До гибели Рязани в 1237 г. Южное городище так и не было полностью застроено. Жилые кварталы располагались ближе к берегу р. Оки, а остальная площадь поселения заселялась пятнами. Ее планировка только еще формировалась. Можно полагать, что осевой маги- стралью в Рязани была улица - дорога, которая пересекала весь город с юга на север. Другие улицы подходили перпендикулярно к ней из ворот в восточном валу окольного города. Застройка Рязани осуществлялась усадьбами, как и в других городах. Одна из таких богатых усадеб начала XIII в. была исследована экспедицией у западного края поселения. В усадьбу входил большой владельческий наземный дом, окруженный хозяйственными и производственными постройками, жилищами слуг. По границам усадьбы четко прослежены канавки от частокола. На усадьбе феодала и вблизи от нее найдено несколько кладов с великолепными серебряными украшениями.

Раскопки последних лет во многом изменили существовавшие о Рязани представления. Оказалось, что основной тип жилищ здесь - срубные наземные дома. Многие углубления, ранее считавшиеся полуземлянками, на самом деле являлись подпольными ямами. Среди огромной коллекции вещей выделяются прекрасные образцы произведений прикладного искусства из драгоценных металлов, предметы с надписями, привозные вещи. Обнаружены ремесленные мастерские: домница, ювелирная, гончарные горны, косторезная и пр. Найдены также братские могилы защитников 1237 г.

Нашествие Батыя на Рязань, как начальный эпизод трагедии монголо- татарского завоевания прочно запечатлелось в народной памяти (хотя далеко не каждый русский наших дней отдает себе отчет в том, речь идет не о современном городе Рязань).

Для оценки значимости любого исторического бытия важная, хотя и не решающая роль принадлежит свидетельствам современников о том, какое производило впечатление это событие в те времена и как тогда оценивался его масштаб.

Естественно, в своих работах экспедиция в значительной мере продолжала те направления, которые были определены еще в 1960-1970-х годах. Главное из них - изучение основной части столичного города ХП-ХШ вв., так называемого Южного городища, путем вскрытия широких сплошных площадей (Даркевич, 1974.С. 19-71). Эта часть города не является древнейшей. Ее укрепления были сооружены в середине ХП в., тогда, когда город становится столичным и его площадь увеличивается во много раз, перекрывая могильник древнейших обитателей города XI в. Именно сюда, в эту новую часть города, переносятся все жизненные центры Старой Рязани. Теперь здесь концентрируются ее святыни и богатейшие усадьбы. На Южном городище в 1994г. и в последующие годы изучался участок, разделявший два крупнейших раскопа, исследованных в предшествующий период (7 и 11). Раскопки проводились и в других местах этой части городища, в его центральной части и у северо-западного края.

В 1990-х годах, наряду с этим был намечен ряд новых направлений. Так, в древнейшей части средневекового города - на Северном городище в 1970-х годах проводились значительные работы, но вместе с тем они носили явно второстепенный характер и не были нацелены на получение принципиально новой информации.

Первостепенное внимание на стратиграфию Северного городища было обращено с 1994 г. Для ее изучения был предпринят разрез вала этой части городища с целью увязать историю сооружения и ремонтов укреплений с напластованиями площадки городища. Эта первоочередная задача ар- хеологического изучения любого укрепленного поселения в 1994-1995 гг. была впервые решена.Тогда был осуществлен разрез вала, и в последующие годы, когда изучались напластования той части средневекового города, которая непосредственно и примыкала к этому разрезу. Общая протяженность этого опорного разреза достигает 38 м. В 1994-2000 гг. на Северном городище была вскрыта площадь около 250 кв. м.

Старорязанская экспедиция приступила к сплошному обследованию гораздо более обширной территории Спасской Луки начиная с 1996 г. (прибли- зительно 10 х 10 км), где было учтено 92 памятника, среди них более 50-ти выявлены впервые.

Изучение неукрепленного посада городища - важнейшей части любого крупного древнерусского города стало еще одной задачей, решение которой удалось успешно поставить на повестку дня. Здесь были предприняты довольно значительные раскопки в 70-х годах, которыми, однако, жилые слои средневекового города выявлены практически не были. На исследовавшемся тогда участке братские захоронения жертв монголо-татарского нашествия были тогда обнаружены. На основании этих результатов, и в связи с тем, что эта часть территории древнего города занята современной усадебной застройкой и огородами, возникло представление о том, что работы здесь мало перспективны. Все же, учитывая большое значение этой части города, с 1996 г. экспедиция обратилась к изучению доступных для исследования участков посада, и в 1997-2001 гг. здесь было вскрыто более 220 кв. м.

В 1997 г. вовремя обследования округи Старой Рязани были проведены небольшие раскопки разрушавшихся оползнями гончарных горнов ХIV-ХV вв. на Новоольговском селище. Кроме этого, экспедицией были возобновлены значительные раскопочные работы на Шатрищенском могильнике раннего железного века и проведены небольшие работы на палеолитической стоянке Шатрище -2.

В 1996-2001 гг. были предприняты значительные работы на посаде городища (шурфы 1-4 1996 г., раскоп 26 1997 г., раскоп 27 1997-2001 гг., шурфы 1, 2 1999 г., раскоп 31 2000-2001 гг., раскоп 32 2001 г.). В результате, были открыты наиболее ранние слои древнерусского времени, которые по массовому керамическому материалу могут датироваться временем не позднее начала XI в. Керамика из этих слоев имеет очень архаичный облик, она изготовлена без применения гончарного круга или лишь слегка подправлена на нем. Подобная керамика встречена в комплексах некоторых ям раскопа 28 на Северном городище. А в раскопе 31 на посаде, она составляет основу кера- мической коллекции всего нижнего слоя, а также встречается и на других исследованных участках. Кроме того, фрагменты более ранних сосудов были встречены на посаде и которые не встречались среди находок на городище. Это фрагменты трех сосудов роменского облика из предматерикового слоя раскопа 26, а также фрагменты сосудов южнорусского производства из нижнего слоя раскопа 31 (сосуды с так называемым манжетовидным венчиком, изготовленные из хорошего тонкого теста, не характерного для местного гончарного производства). Они были распространены в Х - начале XI в. В ре- зультате работ 2001 г. полностью прояснилось соотношение планировки древнего собора и церкви начала XX в.

Исследования Северного городища в 1998-2000 гг. интересны не только в плане радикального уточнения стратиграфии и хронологии напластований па- мятника, но и тем, что здесь была собрана значительная коллекция за- мечательных находок, в том числе ювелирных изделий из золота и серебра, не уступающих тем, которые происходили из знаменитых старорязанских кладов. Весьма важной находкой явилась значительная серия керамических поливных плиток пола. Такие плитки в древней Руси использовались только для мощения полов храмов. Между тем храм на Северном городище (в древнейшей части средневекового города) до сих пор не был обнаружен. Несомненно, он должен был существовать в древнейшей крепости, основанной в XI в.Вполне возможно, работы ближайших лет позволят нам найти остатки этого памятника зодчества. Если храм был деревянным, то тогда его выявление представит значительные трудности. Еще одна интересная особенность изученного участка - это обилие погребений (60, в том числе 14 детских), что, возможно, также может свидетельствовать о близости церковного здания. Погребения прорезают напластования XIII в. и, вполне возможно, связаны с последствиями монголо- татарского нашествия. Однако это кладбище все же отличается от известных до сих пор массовых захоронений жертв нашествия в Старой Рязани.Жертв погребали в общих могилах, в несколько ярусов, чего в данном случае не наблюдается.

А.Л. Монгайт (1955.С. 28) был склонен предполагать постепенное угасание города после разгрома. По В.П. Даркевичу, Старая Рязань перестает существовать как город непосредственно в результате нашествия (Даркевич, Борисевич, 1995. с. 431). В пользу обеих точек зрения имеются вполне серьезные аргументы. археологический древнерусский город русь

Кратко остановимся на них, а также на новых материалах, которые были выявлены работами 1994-2000 гг.

Пробные архитектурно-археологические работы на руинах Борисоглеб- ского собора XII в. были предприняты в 1999 г., сильно поврежденных непрофессиональными раскопками первой половины XIX в. и постройкой нового храма в начале XX в. Поскольку эти работы оказались весьма перспективными, то они были продолжены в 2000 и 2001 гг.

Археологические данные, говорящие о позднейшем этапе существования памятника трудны для истолкования. Все дело в том, что верхний слой городища разрушен пахотой. А позднейшие находки встречаются на памятни- ке повсеместно, однако не потревоженных напластований ХIV-ХV вв., к сожалению, выявить не удается. Отметим высокий (около 50%) процент керамики этого времени практически на всей укрепленной части памятника. Ряд жилищ на площадке городища, в частности, жилище из раскопок 1995 г. у развалин Спасского собора, в котором было найдено подражание монете Тохтамыша и керамика датируется тем же временем.

По-видимому, статус Старой Рязани и после ее взятия Батыем был достаточно высок. Указывает на это находка, створки от золоченых церковных дверей с изображением "Крещения Господня", датируемой В.Н. Лазаревым XIV в. (Монгайт, 1955. С. 139, 141. Рис. 106; Лазарев, 1953. с. 436).135Порталы важнейших соборов наиболее богатых городов древней Руси украшали подобные двери. В Старой Рязани была найдена каменная пластинка, несущая арабскую надпись с именем хана (функционально, очевидно, что-то вроде пайцзы). Это показывает, что в глазах ордынцев, Старая Рязань и после ее разгрома войсками Батыя представляла собой важный в военно-политическом отношении пункт.

Приведенные данные и соображения указывают на необходимость дальнейших исследований памятника и его округи с целью составить более конкретное представление о событиях 1237 г., их реальных масштабах и исторических последствиях.

В результате разведочных работ, проведенных в 1996-2000 гг., была составлена подробная археологическая карта Спасской луки. Эта карта предоставляет исследователям характеристику очередного эталонного региона, который можно полностью считать обследованным. На протяжении ряда столетий хронология памятников на территории Спасской луки позволяет воссоздать динамику развития поселенческих структур микрорегиона. Полученные данные показывают то, что Старая Рязань возникает как передовой пограничный форпост на территории, которая еще не заселена славянским земледельческим населением. В дальнейшем славяне начинают осваивать эти земли, причем первоначально поселения XI в. расположены на берегах оврагов, образуя цепочку, соединяющую Старую Рязань и древнее село Исады (путь, как бы «спрямляющий» излучину Оки). И уже позднее, поселения распространяются шире, причем они непосредственно тяготеют к водным источникам, Оке и мелким ручьям. Картина резко меняется в XIV-XV вв. и основные поселения переносятся на высокий коренной берег Оки. При этом памятники концентрируются в трех участках берега: у Старой Рязани, в 6 км к югу от нее - у Нового Ольгова городка и близи уже упоминавшегося с. Исады.

В южной части Спасской Луки (верхнее и среднее течение р. Ивы) материалы ранее XIV в. отсутствуют и к началу XIII в. этот участок еще не был освоен древнерусскими поселенцами. Сельская округа Старой Рязани вероятно, на водоразделе, ограничивалась берегами ручья Студенец. В то же время в нижнем течении Ивы известны курганы древнерусского времени. Вопрос заключается лишь в том, связаны ли они с выходцами из Старой Рязани (такая возможность, учитывая отсутствие курганного обряда в некрополях города, представляется сомнительной) или же устья Ивы достигла другая, встречная, волна переселенцев, которая шла с Прони и участков Окской долины, располагавшихся по отношению к Спасской Луке выше по течению реки. Присутствие курганных могильников ХП-ХVI в бассейне Прони свидетельствует как раз в пользу второго предположения.

В ходе археологического обследования округи Старой Рязани были проведены охранные раскопки трех гончарных горнов ХIV-ХV вв. на Новоольговском II селище, который разрушается оврагом. Все горны существовали одновременно и различались по своей конструкции, что свидетельствует о высоком уровне ремесла. Наиболее крупный горн (диаметр обжигательной камеры 2,6 м) состоялвидимо, из двух горизонтальных камер. Второй горн, однокамерный (диаметром более 1,5 м) был частично врезан в склон оврага. Горн третий, диаметром 1,2 м имел двухъярусную конструкцию. Весьма своеобразные и редкие формы керамических фрагментов были обнаруженных внутри горнов. Находка гончарных горнов, причем удовлетворительной сохранности представляет собой редкую для археологов удачу. На поселении Красный Яр к югу от исадской группы памятников (яма, заполненная шлаками) были обнаружены остатки производственного сооружения. Следы развитых производств на сельских поселениях, которые датируются периодом упадка Старой Рязани, весьма примечательны и свидетельствуют о принципиально новой хозяйственной структуре микрорегиона, сложившейся в ХIV-ХV вв.

Помимо работ на славянских памятниках, экспедицией проводились также небольшие раскопочные работы на дославянских памятниках микрорегиона.

Отрядом экспедиции под руководством И.Р. Ахмедова (ГИМ) в 1995 г. были возобновлены исследования отделенного от Старорязанского городища оврагом Шатрищенского могильника, оставленного финно-угорским населением в IV-VIII вв. (культура рязано-окских могильников). Раскопом, примыкающим к траншее, исследовавшейся Т.А. Кравченко, были исследованы шесть погребений, относящихся к двум хронологическим периодам, один датируется V в., другой VII в. Погребения были совершены в прямоугольных ямах. В устройстве ям явно прослеживаются хронологические различия. Ранние погребения ориентированы головой на север и для них характерны более длинные и глубокие ямы, более поздние погребения ориентированы головой на северо-восток.

Конструкцию рухнувшего перекрытия включало наиболее интересное погребение 3, поверх которого была положена фибула. Погребальный инвентарь включал гривну из белого металла с замком с двойной петлей и поясной набор. В двух женских погребениях V в. и VII в. найдены различные металлические детали костюма, остатки головного убора, включавшего большое количество бронзовых пронизей и блях. Кроме того, разрушавшееся погребение мужчины было расчищено на западном склоне мыса. В сохранившейся части могилы мужчины были обнаружены нож, втульчатый топор и копье, датируемые VII в.

В рамках Старорязанской экспедиции А.В. Трусовым исследовалась также палеолитическая стоянка Шатрище- 2 в 1997 и 2000 гг. Площадь раскопа на склоне оврага достигает 15 кв. м. Обнаружены кости шерстистого носорога, северного оленя, крупного оленя (гигантского), кремневый инвентарь и другие остеологические материалы. Исследовавшийся участок является периферийной частью стоянки. Вблизи стоянки Шатрище -2, в том же году, были обнаружены еще два местонахождения каменного века, возраст и культурная принадлежность которых пока еще не определены.

Работы Старорязанской экспедиции ведутся в очень тесном сотрудничестве со специалистами в области естественнонаучных методов исследования. Например, изделия из черного металла систематически подвергаются таллографическому анализу, обязательно проводятся определения костей животных, а также образцов пыльцы. Создается компьютерная база данных археологических находок из Старой Рязани. Начиная с 1998 г. на городище работает группа специалистов по инженерной геологии. Руководит группой к.г.н. Е.И. Романова. В настоящее время ими разрабатывается вопрос о темпах эрозии склонов городища и рекомендации по охране культурного слоя городища от разрушений. Работы 1994-2001 гг. в Старой Рязани свидетельствуют о том, что дальнейшие исследования этого важнейшего памятника весьма перспективны и обязательно дадут новые важные результаты. Несмотря на то, что памятник относится к числу наиболее изученных и является объектом многочисленных публикаций в том числе двух фундаментальных монографий, новейшие исследования позволяют пересматривать и уточнять многие положения предшествующих исследователей, а следовательно и получать новые, зачастую исключительно ценные материалы. Это объясняется в частности, тем, что, несмотря на то, что археологическое изучение памятника было начато еще в 1822 г. (раньше, чем в каком-либо другом древнерусском городе), на грандиозный размах работ 1945-1950 и 1966-1979 гг., на сегодняшний день раскопано не более 5% укрепленной территории Старорязанского городища. А если учесть территории неукрепленного посада, где исследования до сих пор носили весьма ограниченный характер, этот процент окажется еще меньше. Текущими задачи экспедиции является не только и не столько наращивание масштабов раскопок, сколько совершенствование методики, разработка предложений по обеспечению сохранности уникального археологического комплекса, расширение круга современных методов анализа получаемых материалов.

На основе изучения только одного города, мы приходим к заключению о необходимом пересмотре изживших себя идей.

Благодаря длительным стационарным исследованиям Рязань ныне является одним из хорошо изученных древнерусских городов.

ГЛАВА 3. РОСТОВСКАЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

§1. Основные этапы археологического изучения Ростова Великого в 60-е - 80-е гг.

Летописная запись под 988 г. служит признанием статуса города. В записи говорится о передаче Ростова третьему сыну Владимира Святославича - Ярославу. Впоследствии Ростов вновь появляется на страницах летописи только при описании политических событий второй половины XI в.

Ростов, подобно Новгороду, остался в народной памяти с эпитетом «Великий». Это - впечатление глубокой древности, когда на исходе I тыс. н. э. Ростов был старейшим центром русской государственности на Северо-Востоке Руси.

В 50-х гг. XX века раскопки Ростова начал Н.Н. Воронин. Размах работ был не большой и соответственно итоги получились не столь значительные. Полных работ практически не было, были только отчеты об экспедициях, но и их не много.

С 80-х гг. работы вел Леонтьев А.Е. В это время уже появляются новые методики и более широкие возможности для археологического изучения города. Работы ведутся повсеместно, особенно активно на территории ростовского кремля. Материал становится богаче день ото дня, появляются первые полные монографии об истории и археологическом изучении Ростова.

Вместе с Леонтьевым А.Е. в 90-х годах работу продолжает Иоаннисян О.М.

На данный момент работы продолжаются. Коллектив, практически остался без изменений, раскопками руководит Леонтьев А.Е.

В культурном слое Ростова собственно городские отложения, которые отразили постоянную на протяжении столетий освоенность участков городской территории, в древнейшей части города непосредственно перекрывают мерянский горизонт. Наиболее ранние дендродаты получены за пределами мерянской части города - в раскопе 1988 г. у Часозвона. (Они зафиксировали 953 и 963 гг.). Строительный период, однако, к которому относятся образцы, по данным остальных анализов серии датируется более поздним временем - рубежом Х-ХI вв. Первая постоянная застройка и связанный с ней строительный горизонт отмечены в раскопе у церкви Григория Богослова и датируются 80-90-ми годами Х в. Слои конца Х - начала XI столетия имелись во всех раскопах и шурфах, которые были расположены ближе к озеру от соборной площади и в некоторых местах к северо-западу от собора. Так, из нижней части культурного слоя на участке дренажной траншеи, не доходя 30 м до подножия вала XVII в., получена дендродата - 1025 г., а на участке, располо- женном в 50 м южнее вала и в 90 м от собора - 1038 г., причем образец происходил не из самого раннего горизонта. Погребенная древняя почва здесь отсутствует, а первоначальный культурный слой сильно насыщен щепой, что свидетельствует об интенсивной, проводимой здесь строительной дея- тельности.

Вместе с тем, судя по данным бурения, наблюдений за строительными работами и результатам шурфовки, неосвоенными в древнерусское время оставались некоторые участки к северо-востоку и северо-западу от центра города. В координатах современной планировки это территория от городского вала в секторе улиц Некрасова и Успенской (Бебеля), а также за ул. Окружной между ул. Октябрьской и Декабристов. В целом границы города ХII-ХIII вв. сравнимы с известным по сохранившимся планам абрисом Ростова ХVII-ХVIII столетий, но о совпадении элементов планировки судить все же невозможно из- за отсутствия сравнительных материалов. Только благодаря археологическим исследованиям и возможной ретроспекции при использовании более поздних исторических источников, в той или иной мере восстановить можно лишь отдельные детали древней планировки.

Проведение раскопок в митрополичьем саду 1984-1985 гг. на участке, близком к церкви Бориса и Глеба. Здесь ранние отложения Х-ХI вв. значительно уступали по своей насыщенности синхронным слоям расположенного западнее раскопа у церкви Григория Богослова. Скорее всего, местность в районе княжеского двора в Х-ХП вв. вовсе не была средоточием городской жизни. Возможно, само строительство Константин Всеволодович вел на месте, ранее свободном.

В раскопе 1987 г. на территории города исследован участок сгоревшей в начале XIII в. усадьбы, который оставался впоследствии пустошью по крайней мере до XVI в. Похожая картина наблюдалась в другом раскопе 1986 г. у бывшей Всехсвятской церкви.

О закладке Константином Всеволодовичем церкви Бориса и Глеба.Храм освящен был в 1218 г., отремонтирован или перестроен в 1253 г. и построен заново в 1287 г. Сейчас на этом месте стоит здание церкви 1761 г., поставленное на валу 1632 г. Исследования Н.Н. Воронина показали существование остатков строения XIII в. (Воронин, 1958.С. 19, 20). Раскопки О.М. Иоаннисяна (1986-1994 гг.) позволили уточнить ситуацию. В объеме сохранившейся церкви XVIII в., на уровне цоколя, в грунте сохранились на значительную высоту фрагменты стен здания 1287 г. и, очень вероятно, на большей глубине могли вполне остаться фундаменты 1214 г. (Иоаннисян и др., 1994.С. 189-193).

Помимо самой церкви, были обнаружены и следы существования другого здания, возможно, одной из построек княжеского двора. Н.Н. Воронин,в этой связи, обратил внимание на находки фрагментов белого камня, которые могли быть связаны с плинфяным зданием церкви (Воронин, 1958.С. 20).В раскопках южной стороны существующей церкви Бориса и Глеба Иоаннисяном был обнаружен фрагмент рухнувшей стены здания домонгольской кладки, по возрасту старше церкви 1287 г. По мнению исследователя, стена принадлежала первоначальной церкви Бориса и Глеба 1214-1218 гг. Ряд обнаруженных элементов кладки позволяет предположить, что это здание входило в единый комплекс с другим сооружением дворцового комплекса (Иоаннисян и др., 1994.С. 199-200). Таким образом, указание летописи на местоположение княжеского двора в XIII в. подтверждается.

§2. Достижения и перспективы развития Ростовской археологической экспедиции

В результате археологического изучения Ростова было показано, что расцвет этого города, как столицы Ростово - Суздальского княжества, пришелся на XI в.Именно в это время наблюдается наиболее интенсивное расширение городской территории. Сложно уловить динамику происходивших изменений, но как следует из приведенных данных, уже в начале XI в. освоенная территория протянулась по западному берегу р. Пижермы к северу более чем на 300 м, а к середине столетия почти достигла границы, которая впоследствии была очерчена крепостью XVII в. В напольную сторону протяженность города составляла уже около 450 м и примерно столько же к западу от устья Пижермы вдоль берега. Для своего времени очерчиваемая территория не менее15 га, была весьма существенной. При этом, к сожалению, отсутствуют сопоставимые данные для побережья восточнее устья Пижермы, но, как показывают материалы последующего времени, а так же данные бурения о мощности культурного слоя, эта территория также постепенно осваивалась.

Не снижались темпы роста города и в последующее время. Город рос вдоль озерного берега. В западной его части слой второй половины XI - начала XII в. прослежен в районе ул. Радищева и на участке в 150 м восточнее Спасо- Яковлевского монастыря, в восточной стороне отложения этого времени отмечены в городском саду и севернее, за современным зданием городской администрации. За пределами валов с северной стороны в раскопе у гимназии к концу XI в. относится нижний пласт культурного слоя, а в раскопе у бывшей Всехсвятской церкви, около стадиона, в нижнем горизонте культурного слоя вскрыта часть усадьбы с небольшим колодцем и глинобитной печью, вынесенной за пределы постройки. В шурфе поблизости была обнаружена лепная керамика, возможно, более раннего времени. Еще шире территория наблюдений, где отмечен культурный слой, датируемый в рамках ХП-ХШ вв. Помимо всех указанных шурфов и раскопов, находки этого же времени отмечены на участке у дома 30 по ул. Пролетарской, в шурфе у церкви Козьмы и Дамиана в Перовском (Козьмодемьянском) переулке, на углу ул. Фрунзе и Покровской, при пересечении Малой Заровской и Большой Заровской улиц, а также по трассе ул. Окружной от перекрестка ул. Декабристов (Ивановская) до ул. Некрасова и на некоторых участках по ул. Спартаковской и

Луначарского. Находки керамики Х11-ХП1 вв. известны на юго-западной окраине города - "Песках". Особенно многочисленны обломки древнерусских сосудов в верхней части грунта на месте Уницкой стоянки.

Городские укрепления. Ростов, в отличие от большинства древнерусских городов лишен естественных оборонительных рубежей. Сложно объяснить причины появления города на низком озерном берегу. Нереализованной осталась возможность основания укрепленного центра в более благоприятном возвышенном месте побережья в устье р. Сары. Причиной тому, возможно, служат неизвестные нам субъективные факторы. С другой стороны, подобная топография была свойственна особому типу прибрежных торгово-ремесленных поселений VII-Х вв. стран Балтики и Руси, связанных с водными торговыми путями. Низинное расположение на берегу рек отличает старейшие древнерусские города Северо-Западной и Северо-Восточной Руси, такие как Белоозеро, Новгород, Старую Ладогу. Это обстоятельство подтверждает важную, если не ведущую роль торговли в жизни ранних русских городов.

Однако в глазах современников город без укреплений не был городом. Обычные для своего времени вал и ров соорудить в Ростове было невозможно. Так как не позволяла болотистая почва. Также не позволяли природные условия ставить каменную стену, как, например, в Старой Ладоге, пригодного для строительства камня в округе нет. Поэтому деревянная крепость была единственно вероятным типом укреплений, то, что в более позднее время называлось острогом. В условиях Ростова это могла быть просто бревенчатая стена с башнями, установленная на незначительной подсыпке.

Справедливым является указание о болоте. До сих пор этот участок городской территории за рвом церкви представляет собой незастроенную низменность, полностью лишенную культурного слоя.

Городской ров. Еще об одной оборонительной линии - городском рве, содержатся сведения в источниках ХVП-ХV вв. Характерными урбанонимами (названиями приходских церквей) отмечено его существование: церковьСв. Леонтия на Заровье, Св. Власия, что за Рвом, Благовещенья Богородицы на Рву, Николая Чудотворца на Всполье, а также названиями улиц: Малая Заровская и Большая Заровская (совр. Коммунаров).

Первый участок рва, длиной около 500 м проходил от церкви Леонтия с довольно резким изгибом по ул. М. Заровской в сторону озера. Второй, длиной около 300 м, отмечен 50 м южнее церкви Николы на Всполье (действительно, церковь остается с напольной от рва стороны) и пересекал современную ул. Гоголя (Б. Никольская). Приведенные сведения позволили исследователям Ростова реконструировать общую трассу рва. Он проходил от озера к ул. М. Заровской, далее проходил мимо указанных выше церквей и вновь уходил южнее, к зеру). Следы рва в современном городе, в соответствии с упомянутым планом, до недавнего времени прослеживались в виде вытянутой подтопленной выемки, местами заметной вдоль западной стороны ул.

Заровской, а далее отмечены цепочкой мелких прудов и низин.Они тянулись по проезду Луначарского, частично, по Спартаковскому проезду и Восточнее их полоса, вновь в согласии с планом, пересекает квартал между ул. Гоголя и Некрасова, где тянется почти параллельно пер. Гоголя - одному из немногих сохранившихся элементов дорегулярной застройки. Ни в топографических, ни в письменных источниках выходы рва в приозерной части не отмечены. По линиям застройки XVIII в. можно предполагать положение восточной оконечности рва в современном квартале южнее ул. Пролетарской между ул.

Окружной и Революции (Лазаревской). Западная часть рва могла оканчиваться у озера, как раз за Каменным мостом (ныне ул. Каменный мост) по трассе крепостного рва XVII в. В этом направлении проходила прежняя, не сохранившаяся улочка Малая Заровская.

Ни один источник, однако, не упоминает ров как оборонительное сооружение. В ХVП-ХVШ вв. это был всего лишь элемент городского рельефа, топографии, местами определявший направление уличной застройки. Именно это обстоятельство и заставляет полагать, что ров является наследием более ранней городской планировки эпохи Ростова Великого. Линия рва приблизительно соответствует границе распространения культурного слоя ХП- ХШ вв. (без учета прибрежной части), поэтому в этом случает его можно считать укреплением окольного города.

Укрепление странное, так как не имеется никаких следов вала, который должен обязательно сопутствовать рву и в источниках вал не отмечен. Причина, скорее всего, опять-таки кроется в болотистом грунте Ростова, который не позволяет выкопать достаточно глубокий ров с тем, чтобы использовать землю на насыпь. Видимо не случайно при строительстве крепости 1632 г. на валы был пущен городской культурный слой, снятый с полосы на глубину местами не менее 1,5 м и шириной до ста и более метров. Сам же крепостной ров можно сравнить с руслом мелкой речки и не имеет обычных для такого рода сооружений глубины и профиля. Видимо, внешние оборонительные сооружения Ростова не отличались сложностью и в дополнение к рву могла существовать лишь деревянная стена. Ров ограничивал территорию размерами 1,3 х 0,9 км, т.е. площадь около 117 га в форме неправильного усеченного овала, вытянутого к западу.

Неясно время сооружения рва. Беря во внимание перипетии истории Ростова, строительство скорее все могло вестись при Константине Всеволодовиче и, может быть, не было закончено из-за его неожиданной смерти в 1219 г.

Учитывая особенности топографического расположения Ростова, который обуславливает постоянный избыток грунтовых вод, особенно в паводки, можно предположить, что ров был не только, а может быть не столько, оборонительным сооружением. При отсутствии вала эта функция достаточно условна. Поэтому не исключается, что ров, в сущности, являлся просто каналом и служил защитой от подтопления.

Успенский собор и соборная площадь. Древнейшим сакральным и, очевидно, топографическим центром Ростова является собор и соборная площадь. В пределы городской территории площадь вошла по крайней мере с первой половины XI в., т.е. со времени Ярослава Мудрого. Об этом факте свидетельствуют данные дендрохронологии и стратиграфии культурного слоя, которые были получены на участках к западу и северо-западу от собора. 1025 и 1038 гг. - наиболее ранние дендродаты, но к этому времени на том же месте успел отложиться культурный слой.

Участок, занятый площадью в топографическом отношении в общем- то не выделялся среди окружающей местности. По данным геологического бурения, рельеф древнего Ростова при плавном подъеме со стороны озера не имел резких, уловимых взглядом, возвышенностей. Отличительной особенностью первоначальной поверхности будущей площади были лишь слабые уклоны к югу и западу и наличие низины естественного происхождения с севера. Край низины частично приходится на трассу северных стен, сменявших друг друга каменных соборов и, возможно, именно этот факт и послужил причиной обрушения храма Андрея Боголюбского в 1204 г. Сгорела в пожаре 1160 г. первая деревянная церковь Успения Богородицы. Как видно из летописи, строительство первого христианского храма относится к 992 г., времени легендарных первых ростовских епископов Федора ("гречина") или Иллариона. Вероятнее всего, по мнению исследователей, церковь могла быть поставлена во времена ростовского крестителя св. Леонтия, т.е. просуществовала около 100 лет. Существование первоначального деревянного храма подтвердили археологические изыскания. Горизонт пожара был зафиксирован в шурфе, заложенном у северной стены собора и давшем возможность зафиксировать полную стратиграфию участка (рис. 5, 7), на глубине 3,7 м от современной (на 1992 г.). Храм действительно был построен из дуба. Среди углей была найдена деталь кровли ("курица", "конек"), несколько дубовых плах, кованые гвозди. Керамика, которая была найдена в слое пожара и под ним, обычна для XII в. Ниже следовал культурный слой, мощностью не менее 1 м, он переходил в погребенную почву, но очевидного горизонта строительства церкви выявить не удалось. Отмеченный горизонт отложений по своему происхождению был связан с засыпкой уже упоминавшейся ложбины с северной стороны площади, что произошло в период существования деревянного храма.

Западнее современного собора находилась площадь, которая примыкала к деревянной церкви. Площадь характеризует лишенная следов постоянной человеческой деятельности погребенная луговая почва, в общей стратиграфии залегавшая непосредственно под горизонтом строительства 1161 г. Это обстоятельство свидетельствует о том, что первоначальная площадь, свободная от застройки, сохраняла естественный травянистый покров.

Не позволяет определить границы площади недостаточная изученность слоя, но можно предположить, что по своим размерам она была сравнительно небольшой. По данным раскопок, во второй половине XI - середине XII в.с южной стороны, на участке к северу от кремлевской стены, существовала усадебная застройка. К западу и востоку, поверхность площади сохраняла естественную покатость. К юго-западу от собора отмечен наиболее мощный слой почвы толщиной до 0,7 м. К северу и западу нетронутый почвенный горизонт был не столь интенсивен и в большей степени был нарушен хозяйственной деятельностью. Это наблюдение позволяет предположить, что площадь в основном охватывала территорию к югу от современного собора. Деревянная церковь, беря во внимание ее заведомо меньшие, в сравнении с каменными соборами размеры, при весьма вероятном совпадении расположения алтаря, а также относительно высокие отметки существовавшей поверхности, находилась, скорее всего, на месте юго-восточной части современного храма, его центральной и южной апсид. Ближайший усадебный частокол к югу от церкви в XI в. отстоял не более, чем на 27 м.

В 1162 г. был построен первый белокаменный собор на мощной подсыпке, скрывшей прежнее пожарище. Более 1 м оказалась толщина нового грунта под северо-западным углом здания, попавшего на пониженную поверхность. Вместе с собором 1162 г. была создана и уникальная для своего времени мощеная площадь. Территория вокруг собора была расширена, расчищена. На ранее освоенном участке к югу от него был разобран частокол, отдельные столбы были вынуты, ямы засыпаны. Местами, под слой мостовой сделали специальную подготовку из глинистого грунта. Оставшийся от строительства известковый щебень, обломки белого камня, мелкий и средний булыжник пошли на мощение. Толщина слоя мощения в разных местах составляла от 0,18 до 0,4 м. В строительстве мостовой была использована технология, которая применялась при устройстве полов в белокаменных соборах ХП-ХШ вв. Щебень слоями проливался известковым раствором, на поверхности застывший раствор образовывал ровную плотную корку.

Строители не стремились вывести площадь на единый уровень, сделать ее тем самым горизонтальной. Ее поверхность имела уклоны во все стороны от стен собора, следствие подсыпки под основание храма. По данным наблюдений, сохранялось вполне естественное и довольно значительное понижение к северу на участке с западной стороны собора, и общая не столь заметная покатость с востока на запад. В южной части площади прослеживался контруклон. Пол в соборе был устроен не менее чем на 0,5 м выше уровня площади.

У надвратной церкви Воскресения в раскопе, расположенном к югу от собора было обнаружено перекрестье существовавших пешеходных дорожек, одна из которых шла, видимо, вдоль южной границы площади, а другая вела к южному порталу собора. На поверхности, дорожки выделялись легкой покатостью боковых сторон. В основании их была создана глиняная подушка с боковыми скатами, которая способствовала стоку дождевой воды. Ширина дорожек по основанию глиняной линзы составляла 6,85 м. Весьма интересно то, что в более раннем слое рубежа ХI-ХП вв. на том же месте были обнаружены остатки бревенчатого настила, который вел к собору. Но фрагментарность данного сооружения не позволяет с уверенностью считать его первой мощеной дорожкой к храму.

На разных участках современной соборной площади отмечено мощение. И хотя точные границы площади не определены, она безусловна была больше, нежели прежняя лужайка у деревянной церкви, по крайней мере, с южной стороны слой мощения перекрыл ранее образовавшийся культурный слой. По имеющимся данным, площадь была ориентирована в сторону двора епископа. Ее южная граница уходит под стены митрополичьего дома XVII в., а с восточной стороны от собора мощение оканчивалось примерно в 10 м от апсид современного здания. К западу от собора тянулась известковая вымостка, по меньшей мере метров на 20 . Северные пределы площади не устанавливаются. В этом направлении слой мощения, скорее всего, уходит к фундаментам ныне стоящих зданий. Таким образом, примерные размеры окружавшей собор площади составляли никак не менее 62 х 75 м. Примечательно, что с западной стороны, за границей мощения, продолжался слой глинистого утрамбованного грунта. В нем были включения известкового щебня и тянулся он вплоть до современной соборной ограды.

В течение почти полувека мощеная площадь поддерживалась в порядке.С пожаром 1211 г. скорее всего связан углистый слой, отложившийся поверх мостовой.В 1213 г. началось возведение нового собора. Площадь больше не расчищалась, а в своей западной части мостовая в значительной степени оказалась разрушенной за время долгого строительства (1213-1231 гг.). Культурный слой нарастал, поднимался уровень земли вокруг собора, в котором время от времени поднимали пол за счет подсыпок. В южной части площади, у современной церкви Воскресения, в XIV в. возникло кладбище, которое просуществовало до начала XVI в. Образовавшийся слой земли оказался достаточным для совершения погребений. Ямы наиболее ранних захоронений затронули слой мостовой XII в. Кладбище, скорее всего находилось при церкви. Отмеченный в южной части раскопа соответствующий горизонт пожара поверх площади отличается особой интенсивностью, что подтверждает вероятность нахождения поблизости сгоревшего деревянного строения, которое стояло южнее изученного участка, в стороне нынешней Воскресенской надвратной церкви. На этом месте была поставлена каменная (кирпичная) церковь в середине XVI в.

Археологические данные в целом показывают, что соборная площадь долгое время после упомянутого пожара находилась в запустении. Она представляла собой, скорее всего, что-то вроде утоптанного пустыря. Новая попытка благоустроить площадь относилась лишь к началу 10-х годов XVI в. и эта попытка была связана со строительством нового Успенского собора (Леонтъев, 1999.С.31,32).

Княжий двор. О месте княжего двора известно из указания летописи о закладке Константином Всеволодовичем церкви Бориса и Глеба. В 1218 г. храм был освящен, в 1253г. перестроен или отремонтирован, в 1287 г. построен заново. Сейчас на этом месте стоит здание церкви 1761 г., поставленное на валу 1632 г. Исследования Н.Н. Воронина показали существование остатков строения XIII в. (Воронин, 1958.С. 19, 20). А раскопки О.М. Иоаннисяна (1986-1994 гг.) позволили уточнить ситуацию. В объеме сохранившейся церкви XVIII в., на уровне цоколя, в грунте сохранились на значительную высоту фрагменты стен здания 1287 г. и, что очень вероятно, на большей глубине могли остаться фундаменты 1214 г. (Иоаннисян и др., 1994.С. 189-193).

Помимо церкви были обнаружены следы существования другого здания, возможно, одной из построек княжеского двора. Н.Н. Воронин обратил внимание в этой связи на находки фрагментов белого камня, которые могли быть связаны с плинфяным зданием церкви (Воронин, 1958.С. 20).В раскопках Иоаннисяна, с южной стороны существующей церкви Бориса и Глеба был обнаружен фрагмент рухнувшей стены здания домонгольской кладки, которая по возрасту старше церкви 1287 г. По мнению исследователя, эта стена принадлежала первоначальной церкви Бориса и Глеба 1214-1218 гг. Ряд обнаруженных элементов кладки позволяет предположить, что это здание входило в единый комплекс с другим сооружением дворцового комплекса (Иоаннисян и др., 1994. С. 199-200) Таким образом, полностью подтверждается указание летописи на то, где было местоположение княжеского двора в XIII в.

Однако, к сожалению, отсутствуют данные, которые могли бы подтвердить традиционность резиденции князя на этом месте. Здесь ли находились дворы Ярослава, Владимира Мономаха, других ростовских князей до Константина Всеволодовича. Затронувший ранние напластования раскоп, заложенный Н.Н. Ворониным несколько севернее церкви Бориса и Глеба, показал, что какие-либо следы интенсивной жизни или крупного строительства в период до XIII в. отсутствуют. Таким же, аналогичным образом можно рассматривать результаты раскопок в митрополичьем саду 1984-1985 гг. на участке, близком к церкви Бориса и Глеба. Ранние отложения Х-Х1 вв. здесь значительно уступали по своей насыщенности синхронным слоям расположенного западнее раскопа у церкви Григория Богослова. Очевидно, что местность в районе княжеского двора в Х-ХП вв. не была средоточием городской жизни. Возможно, само строительство Константин Всеволодович вел на месте, ранее свободном.

В конце XV - начале XVI, скорее всего, произошло разрушение церкви и терема. Еще до времени строительства вала в начале XVII в. на месте бывшего княжеского двора стояли деревянные постройки и находилось кладбище. Таким образом, создание и существование княжеского двора на правом берегу р. Пижермы оказалось лишь эпизодом в многовековой истории Ростова.

Учитывая все полученные сведения, можно полагать, что в эпоху своего расцвета, без учета возможных пригородов, Ростов тянулся вдоль берега более чем на 3 км, занимал прибрежную полосу шириной до 400 м, а в центре уходил в напольную сторону на 1 км. Точную площадь городской территории оп- ределить невозможно, но по достаточно скромному подсчету она составляла около 200 га. Для сравнения (по опубликованным данным) размеры Киева и Новгорода превышали 300 га, территория Чернигова равнялась 160 га, Рязани - 53 га, Владимира на Клязьме - около 145 га, Суздаля - 49 га (Куза, 1985.С. 56, 122-125).

Во время усобицы 1151 г., князь Вячеслав Владимирович, обращаясь к своему брату Юрию Владимировичу (Долгорукому) и призывая его к миру и отказу от Киева, перечислил в своем письме основные центры земель, подвластных Юрию. В этом перечне Ростов был единственным городом, удостоившимся дополнительного определения "великий" (в некоторых списках - "Великий"). Из контекста летописного сообщения не ясно, является ли определение "великий" признанием бесспорного политического значения Ростова, или это слово употреблено в обычном значении "большой". Так как речь идет о документе своего времени (письмо Вячеслава по сути является изложением мирного договора), а также учитывая обычную сдержанность языка средневековых авторов, скорее всего верно второе предположение. Но в любом случае значимость города в глазах современников летопись зафиксировала. Ростов действительно являлся одним из наиболее значительных древнерусских городов и, несмотря на утраченный статус столицы, в XII и, очевидно, XIII вв., все же оставался крупнейшим городом Северо-Восточной Руси.

Данных о первоначальных укреплениях Ростова к настоящему времени нет. Только на основании приведенных выше сведений о распространении раннего культурного слоя можно полагать, что они находились на участке, прилегающем к устью Пижермы. Как уже отмечалось, Н.Н. Воронин на основании находки остатков серии косо врубленных столбов XI в. в подошве вала XVII в. высказал мнение о возможном соответствии обеих трасс укреплений. Но столбы-укосины были вскрыты на очень небольшом участке, и реконструировать через это гипотетическую линию тына или стены невозможно. В любом случае, расположение церкви Бориса и Глеба "на княжьем дворе", которая оказалась в насыпи вала, показывает, что в прибрежной части ранние укрепления проходили в другом месте. По данным раскопок и геологического бурения непосредственно к северу - северо-западу от Успенского собора с напольной стороны понижение природной поверхности все же отмечено, что может служить указанием на вероятное место оборонительной линии. Но судить об этом с уверенностью сложно. При прокладке дренажа в 1992 г. удалось проследить стратиграфию культурного слоя на участке от валов 1632 г. до Успенского собора, однако никаких следов, которые могли бы указать на существование оборонительных сооружений обнаружено не было. Таким образом, представления о первоначальных укреплениях Ростова остаются на уровне предположений.

Политическая география Руси меняется в XIII в. Феодальная раздробленность и ордынская гегемония приводят к оттоку населения из разоренных областей в более спокойные. Это привело к возникновению новых политических и экономических центров, из которых на Северо-Востоке наиболее значительными стали Москва и Тверь. Теряли свое значение многие прежние города. Ростов, бывший к концу XIII в. пусть крупным, но всего лишь удельным центром, так же оказался в их числе.

Ростов, по археологическим данным, как город, в XIV столетии попал в состояние стагнации, территория его перестала расти. Практически не выходит за территориальные пределы культурный слой ХIV-ХV вв., которые были достигнуты в предшествующие столетия. Некоторые, ранее освоенные участки, приходят в запустение. Самым показательным примером является рассмотренная выше история соборной площади, часть которой в XIV в. отошла под кладбище. В раскопе 1987 г. на территории города исследован участок сгоревшей в начале XIII в. усадьбы, оставшейся впоследствии пустошью по крайней мере до XVI в. Похожая картина наблюдалась в другом раскопе 1986 г. у бывшей Всехсвятской церкви (Леонтьев, 1986).

Начиная с середины ХШ в.в черте города и его ближайшей округе возникают монастыри: Спасо-Песоцкий, Сретенский, Лазаревский, Андреевский, Петровский, Златоустовский, Богоявленский Авраамиев. Пример Ростова не единичен и он отражает распространенное и характерное для своего времени явление, вызванное многими причинами. Но применительно к Ростову следует отметить, что все основанные обители так и оставались в пригородах или на краю городской черты, за исключением основанных вблизи иераршего двора. Это обстоятельство ярко свидетельствует о том, что потенциальные возможности роста города, столь явно проявившиеся в предшествующие столетия, все же оказались исчерпанными. Практически на всех раскопанных участках культурный слой ХIV-ХV вв. отличался слабой насыщенностью и уступал по мощности отложениям ХII-ХШ вв.В то же время, по-видимому, происходит постепенная перепланировка городской территории или, что скорее, уменьшается плотность населения и, соответственно, характер застройки отдельных участков. Насколько широким был этот процесс, сказать невозможно, но в пользу такого предположения говорят приведенные выше факты возникновения пустошей на месте прежних усадеб и наблюдения за характером культурного слоя в других раскопах.

Археологические свидетельства в самой общей форме отразили происходившие в средневековых городах изменение и усложнение социальной структуры населении. Закрепление владельческой принадлежности участков городской территории, появление различных категорий зависимого населения, компактно селившегося с учетом профессиональных занятий, в конечном итоге вели к сложению слободской планировки городского посада. В Ростове такая форма организации городской территории отразилась в сохранившихся планах XVIII в.

Стагнация или упадок в развитии территорий и, соответственно, сокращение или замедленный рост населения многих русских городов Северо- Востока в ХIII -ХIV вв. являли разительный контраст в сравнении с ростом таких городов, как Москва, Тверь, Нижний Новгород.

Существует мнение, что и в дальнейшем, на протяжении ХIV-ХV вв. Ростов, несмотря на утерю политической роли, оставался крупным куль- турным, религиозным и экономическим центром. Это действительно так, но масштаб измерения степени значительности такого центра уже иной. Многочисленные упоминания Ростова в поздних летописных сообщениях 141 запись периода ХШ-ХV вв. В основном они касаются событий локального значения и эпизодов из жизни церковной епархии. Последнее безусловно важно, так как особую роль в истории Ростова сыграло наличие в городе одной из старейших и крупнейших церковных епархий. В духе времени, благодаря присутствию иераршего двора, Ростов оставался значительным религиозным и культурным центром. Но в своей дальнейшей истории Ростов никогда больше не имел прежнего значения одного из главных городов Древней Руси.

При наблюдении за земляными работами в 1997 г. на ул. Декабристов, удалось зафиксировать разрез верхней части рва на углу ул. Б. Заровской. Этот участок приходился на отмеченную на плане 1771 г. (дорегулярной застройки) пустошь у церкви Св. Власия. Ров оказался разрезанным поперек прокладываемой траншеей на участке под проезжей частью ул. Декабристов. Профиль рва выявился на глубине 1,5-2 м и читается по характерному заполнению, плотно уложенным веткам и жердям. Очевидно, это гать, выложенная по проезжей части улицы. Дно рва проследить не удалось. Ясно только одно, что его глубина от современной поверхности превышает 2,5 м. Ширина рва составляла 28,5 м.

Эпоха XIII-ХIV вв., начавшаяся с монгольского разгрома 1238-1240 гг. явилась переломной в развитии древнерусских городов. Для одних она стала концом существования, например для Рязани и Изяславля), для других это бедствие привело к утрате былого могущества: Киев, Владимир и др. Ростов в 1238 г. полного разорения избежал. А впоследствии были и многочисленные поездки ростовских князей в Орду, и восстания против татар, и татарские набеги, которые особенно участились в начале XIV в. Из общего контекста летописных сообщений можно считать, что Ростов после Батыева нашествия в значительной степени сохранил свое политическое значение. Есть основания полагать, что после монголо-татарского нашествия Ростов вновь стал основным центром Северо-Восточной Руси, по крайней мере до середины XIII в. (Насонов, 1940. С. 59-67; Черепнин, 1960. С. 396).

Город Ростов плохо изучен, данных по нему очень мало. Материал, к сожалению, не дошел до нас в должном количестве, по сравнению, например, с Новгородом или Старой Рязанью. Но тем не менее по крупицам, более или менее, можно обрисовать картину средневекового Ростова.

Например, сохранились свидетельства о том, что в начале XII века Владимир Мономах построил в Ростове каменный городской собор Успения богородицы по образцу Великой церкви Киево-Печерского монастыря, как и в Суздале. Лишь незадолго до монгольского завоевания Ростов возвращает себе права стольного города. Князь Константин Всеволодович переносит в Ростов свой престол и начинает обстройку и украшение города. Но сохранились лишь ничтожные фрагменты от всего этого большого строительства, которые свидетельствуют о своеобразии и силе ростовского искусства.

Две фигуры лежащих львов, высеченных из белого камня и украшавших портал одного из храмов хранятся в ростовском музее. Бронзовые львиные маски зажавшие в пасти массивные кольца «золотых дверей», были поставлены в собор епископом Кириллом II. В епископской библиотеке хранились пергаментные фолианты рукописей, украшенных прекрасно исполненными миниатюрами.

Вот, пожалуй, и все, что можно было бы осветить по данному вопросу. В данный момент раскопки продолжаются, но совершенно в другом масштабе, чем было ранее. Очень сильно мешает этому процессу то, что город ныне действующий, раскопки большими площадями, которые и дают основной материал невозможны. Короткие полевые сезоны, недостаточное финансирование, согласование с администрацией города, все это не позволяет проводить в должной мере археологические работы.

На основании имеющихся данных можно сказать, что эпоха Ростова "Великого" закончилась в XIII в. Вся дальнейшая жизнь Ростова- это история русского удельного, а затем и провинциального города, который остался так и не изучен в должной мере с точки зрения археологической и исторической науки.

Заключение

По итогам проделанной работы, следует сказать, что археологическое изучение древнерусских городов, является одним из ведущих направлений в отечественной археологической науке и получило широкое развитие. Открытия сделанные новгородской, старорязанской и ростовской экспедициями стали важным вкладом в научное осмысление узловых проблем древнерусской истории.

Характеризуя общие достижения археологии древнерусских городов можно отметить, что всестороннее изучение памятников сфрагистики, денежного обращения, эпиграфики, геральдики дополнило и расширило знания об истории древнерусских институтов власти. Из массы поселков феодальных усадеб-замчищ археология поднимает завесу над ранними стадиями формирования крупного феодального землевладения на Руси. Раскопки широкими площадями, при помощи которых были обнаружены различные типы городских дворов, в том числе своеобразные гнезда (боярских родов- патронимий) позволили по новому взглянуть на социальную структуру Древнерусских городов. В тоже время в рамках каждой конкретной экспедиции вскрылся ряд проблем которые можно представить в форме перспективных направлений исследований.

Текущие задачи Новгородской экспедиции. Текущие задачи экспедиции заключаются не только и не столько в наращивании масштабов раскопок, сколько совершенствовании методики, расширении круга современных методов анализа получаемых материалов, разработке предложений по обеспечению сохранности уникального археологического комплекса.

Сама программа археологической экспедиции в Новгороде потребовала коренной перестройки, которая поставила на первое место в археологическом исследовании такие проблемы, как возникновение Новгорода, формирование и развитие в нем социальной структуры и административного устройства, причины и способы возникновения боярской вечевой государственности, ос- новы возникновения боярства как правящего сословия, оценка степени демо- кратизма вечевого строя, вопрос о роли норманнов в формировании русской государственности и культуры и т.д.

Хранение берестяных грамот долгое время являлось особой проблемой для экспедиции. Долгое время решался вопрос о хранении берестяных грамот, которые в первое время поступали после их издания в Исторический музей (Москва), который гарантировал надежность сохранения этих ценнейших документов. После того, когда надлежащие условия хранения были созданы в Новгороде, естественным хозяином новых находок бересты стал Новгородский музей.

Текущие задачи Рязанской экспедиции. Благодаря длительным стационарным исследованиям Рязань ныне является одним из хорошо изу- ченных древнерусских городов. Археологический материал, добытый в результате археологических раскопок на самом деле, намного шире и богаче, но до сих пор не изучен на нужном уровне и становится ясно, что в этом направлении нужны дальнейшие исследования, которые помогут нам составить более конкретное представление о возникновении города, его развитии, чтобы путем проверки и уточнения данных, свидетельствующих о его своеобразии, продвигаться по направлению к их историческому истолкованию и осмыслению. Еще одна из перспективных задач, указывающая на необходимость продолжения археологических исследований старой Рязани построена на выводах, сделанных в результате археологических исследований академиком Макаровым Н.А., доктором исторических наук Чернецовым А.В. (

«Русь в XIIIв. История темного времени», Макаров, Чернецов 2003. С.429) , а так же кандидатом исторических наук Стрикаловым И.Ю.( А.В.Чернецова и И.Ю.Стрикалова «Старая Рязань и монголо-татарское нашествие в свете новых исследований» 2010.С.30).

Авторы, опираясь на археологические данные, полученные в ходе раскопок 1994-2001г.г. предполагают, что и после 1237г. город продолжал оставаться важным военно-политическим пунктом. По их мнению, угасание старой Рязани происходило постепенно и было обусловлено, скорее всего, целым комплексом причин, в том числе, не связанных с нашествием и игом, а наступившим в результате естественных причин, в частности с экономическим кризисом. Так как данные выводы сделаны ведущими специалистами археологии, то естественно они требуют дополнительных исследований и последующего их опровержения или подтверждения.

Текущие задачи Ростовской экспедиции. На данный момент город Ростов, к сожалению, плохо изучен, данных по нему очень мало, археологический материал не дошел до нас в должном количестве, по сравнению, например, с Новгородом или Старой Рязанью. Но тем не менее нам все же удалось обрисовать картину средневекового Ростова. Сохранившиеся свидетельства дали нам подтверждение силы и своеобразия ростовского искусства. А.Е.Леонтьев рассматривает некоторые вопросы исторической топографии Ростова X-XIV вв. и исходя из этого становится очевидной динамика расширения городской территории, размещение и характер оборонительных сооружений, соборной площади и княжеского двора. Археологические данные свидетельствуют о высоких темпах роста города на протяжении XI-XII вв. И хотя город уступал по размерам таким городам Руси, как Киев и Новгород, Ростов, все же превосходил большинство других не менее важных древнерусских центров: Чернигов, Владимир-на-Клязьме, Рязань и Суздаль. В 1238 г. Ростов избежал полного разорения и, по мнению А.Е.Леонтьева, на какое-то время даже вновь стал основным центром Северо- Восточной Руси. Однако в XIV столетии город впадает в состояние стагнации. Его терри тория не только перестает расти, но наблюдается запустение ранее освоенных участков. XIII в., следовательно, явился высшей точкой развития и вместе с тем концом эпохи Ростова «Великого», в дальнейшем существовавшего только как удельный, а затем провинциальный город . Поэтому главной задачей археологической науки становится задача выявления причин, которые повлияли на указанное выше обстоятельство.

Подводя итог всей проделанной работе мы приходим к выводу о том, археологическая наука является одной из самых перспективных наук в изучении древнерусских городов, несущая в себе огромный потенциал, который позволил нам подвести итоги ранее проведенных археологических исследований древнерусских городов и наметить перспективы новых археологических изысканий которые будут способны обогатить наши знания о древнерусских городах в частности и об этом периоде в русской истории в целом.

Список использованных источников и литературы

1.Археология СССР: Древняя Русь: Город, замок, село. - М., 1985.С. 431. 2.Алешковский М.Х. Социальные основы формирования территории

Новгорода. // С А. - 1974. - № 3. С. 10.

3.Алешковский М.Х., Подъяпольский С.С.. Новые данные о церкви Михаила Архангела в Смоленске. // СА. 1964. - №2.С. 7.

4.Алешковский М.Х., Янин В.Л. Происхождение Новгорода. К постановке проблемы. // ИСССР. - 1971.- № 2. С. 12.

.Арциховский А. В. Раскопки 1929 г. в Новгородском округе. В кн.:

«Материалы и исследования Новгородского Гос. музея». Вып. I. - Новгород., 1930. С. 28.

6.Арциховский А.В., Тихомиров М.Н. Новгородские грамоты на бересте. М., 1953.№1-10. С. 68.

7. Бобринский А. А.. Гончары-пидьбляне. СА, - 1959. - № 1. С. 9.

8.Вагнер Г. К. статья «Архитектурные фрагменты Старой Рязани» «Архитектурное наследство», сб. 15. - М., 1963. С. 69.

9.Вагнер Г.К.. Указ. Соч. «Архитектурное наследство» - сб. 15. С. 24. 10.Вздорнов Г.И. Лобковский пролог и другие памятники письменности и живописи Великого Новгорода. // Древнерусское искусство: Художественная культура домонгольской Руси. - М., 1972. С.42.

11.Воронин Н.Н. Археологическое исследование архитектурных памятников Ростова // материалы по изучению и реставрации памятников архитектуры Ярославской области. - Ярославль. 1958. С.92.

12.Воронин Н.Н. Данные раскопок 1984-1996 гг. // Указ. Соч. - 1955. С.92.

13.Воронин Н.Н. Отчет Ростовского отряда Среднерусской экспедиции 1955. // Архив ИА РАН. Р-1. - №1109. С.75.

14.Голубева Л. А.. Огнива с бронзовыми рукоятями. СА. - 1964. - № 3.С. 132.

15.Гроздилов Г. П.. Новгородская археологическая экспедиция 1935 г. СА. - М.-Л., 1936. - Т. I. С. 286.

16.Даркевич В. П., А. Д. Монгайт. Старорязанские клады 1967 г. - СА, 1972, № 2. С.32.

17.Даркевич В.П. Борисевич Г.В. Древняя столица Рязанской земли. - М., 1995. С. 34.

18.Довженок В.И. Об уровне развития земледелия в Киевской Руси. // История СССР. 1960. - №5. С.27.

19.Довженок В.И. Об экономических предпосылках сложения феодализма у Восточных славян. // Проблемы возникновения феодализма у народов СССР. - М., 1963.С. 11.

20.Ефименко П.Д. Рязанские могильники. Опыт культурно- стратиграфического анализа могильников массового типа. - Материалы по этнографии, - Т. III. - 1926. С. 20.

21.Ефименко П.Д. К истории Западного Поволжья в I тыс. до н. э. по археологическим источникам. - СА. - 1937. С. 31.

22.Иоаннисян О.М., Зыков П.Л., Леонтьев А.Е., Торшин Е.Н. Архитектурно-археологические исследования памятников древнерусского зодчества в Ростове Великом // СРМ. - Ростов. 1994. С. 326.

23.Каргер М. К.. Основные итоги археологического изучения Великого Новгорода. СА. - М.-Л., 1947. - Т. IX. - С.145; Археологические исследования в РСФСР в 1934-1936 гг. - М.-Л., 1941. С. 328.

24.Каргер М.К.. Зодчество древнего Смоленска (XII - XIII вв.). - Л., 1964.С.58.

25.Колчин Б. А. Хорошев А. С., Янин В. Л. Усадьба новгородского художника XII в. - М., 1981. С. 168.

26.Колчин Б.А. Дендрохронология Новгорода //Материалы и исследования по археологии СССР. М.,1963. №17. С. 24.

27.Колчин Б.А. Дендрохронология построек Неревского раскопа // Материалы и исследования по археологии СССР. М.,1963. №23. С. 15.

28.Колчин Б.А. Черная металлургия и металлообработка в Древней Руси (домонгольский период) // Материалы исследования по археологии СССР. - М., 1953. - №32. С. 18.

29.Колчин Б.А., В.Л. Янин В.Л.. Новгородская археологическая экспедиция. // Новое в археологии. - М.,1972. С.61.

30.Колчин Б.А., Хорошев А.С., Янин В.Л. Усадьба новгородского художника XII в. М.,1981. С.99.

31.Корзухина Г. Ф. Русские клады IX-XIIIвв. - М.-Л., 1954. С.158.

32.Куза А.В. Древнерусские городища X-XIII вв. Свод археологических памятников - М.: Христианское издательство, 1996. С.256.

33.Кузьмин А.Г. Об истоках Древнерусского права. // СГи П. - 1985. - № 2.С. 38.

34.Кучкин В.А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси. - М., 1984. С.141.

35.Лазарев В.Н. Живопись и скульптура Новгорода. // История русского искусства. - М., 1954. - Т. 2. С.180.

36.Леонтъев А.Е. Самойлович Н.Г, Черных Н.Б. Частные аспекты хронологии Ростова (по рузультатам дендрохронологического анализа материалов археологических раскопок). // ИКРЗ. - Ростов. 1996. С.120.

37.Леонтьев А.Е. Древний Ростов и Успенский собор в археологических исследованиях 1992. - Ростов.,1993. С. 126.

38.Леонтьев А.Е. Из истории ростовской Соборной площади // История и культура Ростовской земли. - Ростов. 1999. С.115

39.Леонтьев А.Е. Отчет о работе Волго-Окской экспедиции ИА АН СССР в 1986г. // Русь в XIII веке. Древности темного времени. - М., 2003. С. 54.

40.Макаров Н.А. , Чернецов А.В. Русь в XIII в. Древности темного времени. - М., 2003. С.406.

41.Мельник А.Г. Фрагменты древнерусской планировки Ростова

Великого // СРМ. 1991. - Ростов-Ярославский. - Вып. II. С. 70.

. Михайловский Е. В. Рязань. Касимов. - М., 1969. С. 240. 43.Монгайт А. Л. Старая Рязань. МИА, № 49. - М., 1955. С. 436.

.Монгайт А. Л. Старорязанский клад 1966 г. - СА, 1967, - № 2. С. 51. 45.Монгайт А. Л. Художественные сокровища Старой Рязани. - М.,1967.С.26.

46.Монгайт А. Л.. Рязанская земля. - М., 1961. С.480.

49.Монгайт А.Л., Раппопорт П.А., Чернышев М.Б.. Церковь Нового Ольгова городка. - Сб. Культура средневековой Руси. - Л., 1974.С. 593.

50.Муравьева Л.Л. Летописание Северо-Восточной Руси XIII-XV вв. - М., 1983. С. 216.

.Насонов А.Н. Монголы и Русь. - М., 1940. С.178

52.Недошивина Н.Г. О религиозных представлениях вятичей XI - XIIIвв.// Средневековая Русь. - М., 1976. С.10.

53.Никольская Т. Н.. Кузнецы железу, меди и серебру от вятич. - Сб. Славяне и Русь. М., 1968. С.133.

54.Новое в археологии. Сборник статей, посвященный 70-летию А. В. Арциховского. - М., 1972. С. 169.

.Носов Е.Н. Проблема происхождения первых городов Северной Руси // Древности Северо-Запада. - СПб., 1993. С.142.

.Пахомов Н. П. Раскопки Рюрикова Городища. АО. - 1969, 1970. С.456. 57.Полубояринова М.Д. Раскопки на Рюриковом городище. // Новое в археологии. - М., 1972. С.376.

58.Рабинович М.Г. Поселения // Очерки по истории русской культуры XIII-XV вв. - М., 1969. - Ч.1. С.315.

59.Рыбаков Б. А. Древности Чернигова. - МИА. - 1949. - № 11. С.179.

60.Рыбаков Б. А.. Ремесло древней Руси. - М., 1948. С.803

.Самойлович Н.Г. Стратиграфия и хронология Григорьевского раскопа в митрополичьем саду Ростовского кремля. // Практика и теория археологических исследований. - М., 2001. С.243.

.Сахаров А.М. Города Северо-Восточной Руси XIV-XV вв. - М., 1959.С.719.

.Седов В. В.. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли (VIII-XV вв.). МИД. - 1960. - № 92. С.64.

.Седов В.В. Древнерусская народность. - М., 1999. С.1777.

.Седов В.В. Становление европейского раннесредневекового города. - М., 1989. С.162.

.Седова М. В. Ювелирные изделия древнего Новгорода X-XV вв. - М., 1981. С.196.

.Селиванов А.В.. Отчет о раскопках в Старой Рязани. Дневник раскопок в Старой Рязани. ЗРАО. - Вып. 2, новая серия. - СПб., 1889. - Т. IV. С.259.

.Сергеевич В.И. Вече и Князь. Русское государственное устройство и управление во времена Рюриковичей. - М., 1867. С.426.

.Собянин В.А. Ростов в прошлом и настоящем. - Ростов-Ярославский., 1929. С.215.

.Тимощук Б.А. Восточная славянская община в VI-IX вв. - М., 1990. С.243. 71.Тимощук Б.А. Восточные славяне: от общины к городам. - М., 1995. С.430.

72.Тихомиров М.Н. Краткие заметки о летописных произведениях в рукописных собраниях Москвы. - М., 1962. С.188.

73.Толочко П.П. О торгово-ремесленном пути становления древнерусских городов. // История и культура древнерусского города. - М., 1989. С.302.

74.Третьяков П.Н. У истоков древнерусской народности. - Л., 1978; С.305.

75.Третьяков П.Н. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. - М..- Л. 1966. С.316.

76.Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. - СПб., 1992. С.468.

77.Черепнин Л.В. Образование русского централизованного государства.- М., 1960. С.899.

78.Чернецов А.В., Стрикалов И.Ю. Старая Рязань и монголо-татарское нашествие в свете новых исследований. М., 2003.

79.Янин В. Л. Актовые печати древней Руси Х-XV вв., - М., 1970. - Т. 2.,№ 644. С.326.

80.Янин В.Л. Археологическое изучение Новгорода. - М., 1978. С.240. 81.Янин В.Л. Находка польского свинца в Новгороде // Сов.Археология.1966. №2. С.34.

82.Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. М., 1981. С.299.

83.Янин В.Л. Средневековый Новгород: очерки археологии и истории. - М., 1978. С.386.