исторический анализ
Цель и задачи дипломного сочинения определили его структуру. Данная работа из введения, трёх глав и заключения.
Наряду с «Калевалой», являющейся естественной базой нашего исследования, мы в своей работе опираемся и на ряд других источников и документов по истории карело-финского народа, а также на достижение отечественной и зарубежной историографии.
Глава I. Историография
Источниковедческая база данного исследования представлена различными группами источников. Из группы фольклорных источников первым следует назвать эпос «Калевала». Он был написан и издан Э.Леннротом в окончательном своём варианте в 1849 г. Данное произведение состоит из 50 рун или двадцати двух тысяч стихов и ставится исследователями по своёй значимости с такими всемирно известными эпосами, как «Одиссея», «Махабхарата» или «Песнь о Нибелунгах».
Исходя их региона исследования, мы рассматривали такой источник, как «Старшая Эдда». Она представляет собой собрание песен о богах и героях, записанных в середине XIII века. И содержит десять мифологических и девятнадцать героических песен, которые перемежаются небольшими прозаическими вставками, поясняющими и дополняющими их текст. Песни «Эдды» анонимны, от других памятников эпической литературы их отличают лаконизм выразительных средств и концентрация действия вокруг одного эпизода сказания. Особый интерес представляет «Прорицание Вельвы», содержащие в себе представление о мироздании, и «Речи Высокого», представляющие собой наставления в житейской мудрости. В дополнение нами использовалась «Младшая Эдда», написанная Снорри Стурлусоном около 1222-1225 гг., и состоящая из четырех частей: «Пролога», «Видения Гюльви», «Языка поэзии» и «Перечня размеров».
Источники личного происхождения представлены в данном исследовании таким произведением как «Путешествие Элиаса Лённрота: Путевые заметки, дневники, письма. 1828-1842». На основании данного источника был сделаны важные выводы, касающиеся проблемы авторства «Калевалы», интерпретации замысла и механизма отбора материала для создания эпоса. Этот путевой дневник также незаменим для этнографических исследований, так как содержит в себе информацию, касающуюся свадебного ритуала карел середины XIX века.
В сборниках документов по истории Карелии в Средние века и Новое время такие документы как предисловие М.Агриколы к «Псалтырю Давида», «Рассказ карела Ноусиа», « Грамота новгородского епископа Феодосия» помогли подтвердить ряд данных, касающихся быта и религии древних финнов и карел.
Большое значение также имеют археологические данные. Поскольку письменных источников данного периода не найдено, только они могут доказать или опровергнуть информацию данную в эпосе. Особенно это касалось вопроса датировки перехода к активному использованию в металлургии железа. Следует отметить также большую связь в работе между археологами и Калевалой, их постоянное взаимодействие. Об этом мы можем судить по постоянным ссылкам в различных археологических исследованиях на данный эпос.
Историография данной темы достаточно обширна. Необходимо рассмотреть и проанализировать мнения различных ученых, занимавшихся эпосом Калевала с момента его выхода в свет, относительно степени его историчности. Что прямо относится к заявленной нами теме исследования.
Финский ученый М.А. Кастрен одним из первых начал разработку данной проблемы. Он придерживался своеобразного взгляда на историчность карело-финского эпоса. Исходя из того, что в первобытные времена невозможно было возникновение таких широких эпических произведений, как «Калевала», Кастрен «полагал, что трудно проследить в финском эпосе какую бы то не было общую идею, которая бы связывала бы различные эпизоды «Калевалы» в одно художественное целое». Разные руны на сюжеты «Калевалы», по его мнению, возникли в разное время. А местожительство героев эпоса - «Калевалу» он представлял как некий исторический пункт, нечто вроде селения. Взаимоотношения между Калевалой и Похъёлой Кастрен рассматривал как историческое отражение отношений между карельскими и финскими родами. При этом он считает, что прообразами героев не могут быть исторические личности.
После первого издания «Калевалы» в 1835 г. в изучение карело-финского эпоса и его исторической основы включились многие русские и западноевропейские авторы. В Российской империи первыми на «Калевалу» обратили внимание декабристы. Федор Глинка заинтересовался сюжетом карельской руны об игре Вяйнямёйнена на кантале и сделал перевод этой руны на русский язык. Некоторое внимание карело-финскому эпосу уделял критик В.Г. Белинский. Так он составил рецензию на книгу Эмана «Главные черты из древней эпопеи Калевалы». Такие же русские ученые как Афанасьев, Шифнер пытались сопоставить сюжеты карело-финского эпоса с греческим и скандинавским, например, изготовление кантале Вяйнямёйненом и создание Гермесом кифары; эпизод смерти Лемминкяйнена и кончина Бальдера.
Во второй половине века на смену мифологическим толкованиям приходит теория заимствования. Представителями таких взглядов являются П. Полевой, Стасов, А.Н. Веселовский. Все они отрицают историчность рун и видят в них только мифологию.
В конце XIX века среди русских ученых появляется интерес непосредственно познакомиться с источниками, используемыми Лённротом в «Калевале». В этой связи этнограф В.Н. Майков отмечает, что сам Лённрот «отрицал всякое единство и органическую связь в песнях Калевалы. И вместе с тем придерживался другой точки зрения, согласно которой «финский народный эпос представляет собой нечто целое, но и проникнут от начала и до конца одной идеей, а именно идеей о создании Сампо и добывание его для финского народа».
Но существовали и иные взгляды, в частности В.С. Миллер и его ученик Шамбинаго, пытались проследить взаимосвязь карело-финского эпоса и произведений русского народного творчества. Ими обсуждался вопрос об исторических условиях сближения русского былинного богатыря Садко с образом героя рун «Калевалы» Вяйнямёйнена. Так В.С. Миллер писал по этому поводу: «Финские сказания, ходившие о священном озере Ильмене, конечно, должны были стать известными славянскому населению, перейти к нему … и слиться с его родными преданиями». Такие взгляды оказали серьезное влияние на развитие взглядов финских фольклористов первой половины ХХ века.
Применение индоевропейской теории к изучению карело-финского эпоса привела Я. Грима к сравнению «Калевалы» с индусским эпосом. Он видел в эпосе отражение древней борьбы финнов с лопарями. Другой же филолог, М. Мюллер, искал сравнительный материал к рунам «Калевалы» в греческой мифологии. Главное достоинство «Калевалы» он видел в том, что она открыла сокровищницу прежде невиданных мифов и преданий. Поэтому он ставит её в один ряд с такими величайшими эпосами мифа, как «Махабхаратой», «Шахнаме», «Нибелунгами» и «Илиадой». На финских филологов также влияние оказали некоторые изыскания немецкого филолога фон Теттаца, считавшего руны об изготовлении Сампо и его похищении основным содержанием «Калевалы».
Из французских филологов мы можем отметить Л. де Дюка, одного из первых переводчиков «Калевалы». Он, как и Лённрот, развивал концепцию исторического происхождения карело-финского эпоса. Что касается английских и американских филологов, то они усиленно разрабатывали тему влияния «Калевалы» на поэму американского поэта Лонгфелло «Песнь о Гайавате».
Некоторые пытались проследить в карело-финских рунах отражение магического мировоззрения и сопоставить финские руны с древними англо -саксонскими мифами. Значительное внимание «Калевале» уделил итальянский филолог Д. Компаретти, опубликовавший в конце XIX века монографию о национальной поэзии финнов и карел. «Во всей финской поэзии, - писал Компаретти, - воинственный элемент находит редкое и слабое выражение. Магические песни, с помощью которых герой побеждает своих противников; не являются, конечно, рыцарскими». Поэтому Компаретти отрицал в рунах наличие прямых заимствований. В карело-финских рунах он видел такое явное проявление общенародной поэзии, что отказывался доказывать факт их заимствования финнами из норвежской поэзии, русских былин и других славянских песен. Но при этом Компаретти был склонен отрицать отрицание в рунах исторической действительности, так как не видел в этом эпосе даже самых основных этнических и географических представлений.
И в ХХ веке русские ученые продолжали активно изучать «Калевалу», главной оставалась проблема её происхождении (народном или искусственном). В 1903 г. вышла статья В.А. Гордлевского, посвященная памяти Э. Лённрота. В своих рассуждениях о том, что такое «Калевала» он опирался на исследование А.Р. Ниеми («Состав «Калевалы», Собрание песен о Вяйнямёйнене»). В этой статье русский ученый полемизирует с носителями западной теории происхождения карельских эпических рун (Ю. Крон), преувеличивавшими прибалтийско-германское влияние через викингов и варягов на эпос карел и финнов. Для В. Гордлевского же «Калевала» - «безраздельное достояние всего финского народа». По его мнению, причиной хорошего сохранения эпических рун в Карелии стало то, что «знаменитые карельские певцы ещё твердо помнили, что их предки явились в дотоле дикий край из Восточной Финляндии в эпоху Северной войны; их язык до сих пор хранит в себе следы соприкосновения с восточными финнами и шведами». Также ученый приводит две точки зрения на «Калевалу». Представляет ли она народную поэму, созданную Э. Лённротом, в духе народных певцов, или это искусственное образование, сделанное Лённротом из разных обрывков. Далее В.А. Гордлевский замечает, что, конечно, современные ученые отвергают форму «Калевалы» в виде народной поэмы, поскольку в таком виде она никогда не пелась народом, хотя, продолжает автор она могла вылиться и в такую форму. В конце Гордлевский подчеркивает, что «в своей основе «Калевала» - народное произведение, запечатленное демократическим духом». Эта статья богатая верной информацией и плодотворными идеями, дала мощный толчок для изучения «Калевалы» в России.
Эту тему продолжил в 1915 г. переводчик «Калевалы» на русский язык Л. Бельский, но, в отличии от Гордлевского, он более категоричен. Так в предисловии к своему переводу он писал, что труды ученых «разрушили взгляд на нее как цельное произведение финского народа, что «Калевала» представляет собой искусственно связанный в эпопею Э. Лённротом ряд отдельных былин и других видов народной поэзии, как, например, свадебных песен и заговоров. Увлекшись желанием дать нечто вроде гомеровской эпопеи, Э. Лённрот связал органически несвязуемое.
В это же время в Финляндии распространение получает учение К. Крона и его школа. По его мнению, такое произведение как «Калевала», «ценнейшее из того, что было создано на финском языке, не могло зародиться среди бедного и неграмотного карельского народа». Однако многолетние усилия Крона и его школы, оказались тщетны. В западной Финляндии не было найдено рун, относящихся к тематике «Калевалы», так и не нашли героико-эпических песен, хотя поиски начались еще в XVI веке. В основном обнаружили католические легенды и полурелигиозные заклинания. Несмотря на это, К. Крон создал опирающуюся на целую цепь предположений теорию, согласно которой руны «Калевалы» зародились в западной Финляндии в позднее средневековье и «предположительно» пелись в домах тогдашней финской аристократии и «предположительно» распространялись профессиональными бродячими певцами. В 1918 г. Крон заменяет эту теорию на новую.
Согласно новой теории, он отодвигает время зарождения рун «Калевалы» примерно на полтысячелетия назад, то есть от позднего средневековья на конец периода скандинавских викингов. В «Руководстве по эпическим песням «Калевалы» он дал такое «психологическое» объяснение: «Во время борьбы за нашу самостоятельность моему взору представилась эпоха, когда финны, со своей стороны, самостоятельно совершали морские походы на побережье Швеции». Таким образом, профессор Крон выдумал целую героическую эпоху финских морских разбойников, чтобы затем к этой эпохе притянуть и чудо зарождения рун «Калевалы». Но, несмотря, на явную фантастичность, теория Крона оказала влияние на финских ученых, занимающихся изучением «Калевалы».
В Советской России интерес к «Калевале» проявился в статье, напечатанной в 5 томе «литературной энциклопедии» (1931), профессор Д. Бубрин указывал на двойственность «Калевалы». С одной стороны - это народная эпопея, так как в её основу легли народные песни, но при этом они подверглись обработки и их соединение весьма условно. Интересны также суждения Е.Г. Кагарова о «Калевале», высказанные им в предисловии к изданию «Калевалы». Он заметил: «Калевала была составлена в середине XIX века, и единство поэмы объясняется в известной степени личным поэтическим замыслом составителя». В Э. Лённроте он видел лишь поэта-редактора, который, избрав ряд циклов и эпизодов и придав эпосу завязку и развязку, претворил его в стройное и единое целое. Но при этом ни Бубрин, ни Кагаров в своих исследованиях не использовали первичного материала, т.е. народных, лирических и эпических песен и заклинаний.
В 1949 г. в Петрозаводске отмечался столетний юбилей «полной Калевалы» (окончательной версии 1849 г.). На нем должен был выступить В.Я. Пропп с докладом «Калевала в свете фольклора». В нем были представлены новые положения на карельскую проблематику, т.е. «руны» объявлялись общим достоянием западных и восточных финнов.
Но доклад отверг О.В. Куусинен, бывший составителем программы и главным докладчиком на сессии. Его же доклад и общая тема юбилея базировались на трех тезисах: 1) «Калевала» - не книга Э. Лённрота, а сборник народных песен, отредактированных им; 2) песни преимущественно карельского происхождения, а не западнофиннского; 3) руны «Калевалы» возникли не в аристократической среде викингов, а среди простого народа в период предшествующий средневековью. Таким образом, «Калевала» великое явление карельской, а не финской культуры. Поэтому смелые идеи В.Я. Проппа в Советском Союзе пришлись не ко времени. В своей книге «Фольклор и действительность», он пишет, что нельзя отождествлять «Калевалу» и народный эпос. Поскольку Э. Лённрот не следовал народной традиции, а ломал её. Он нарушал фольклорные законы и подчинял эпос литературным нормам и вкусам своего времени. Этим он создал «Калевале» широкую популярность.
Очень содержателен двухтомник В.Я. Евсеева «Исторические основы карело-финского эпоса», вышедший в конце 50-х гг. ХХ века. Где с точки зрения, исторического материализма эпос разбирается построчно и сравнивается с корпусом эпических песен карело - финнов. На основании такого подхода было признано, что в Калевале отражаются события, присущие стадии разложения первобытнообщинного строя и соответственно вопрос о её историчности решён положительно.
Неоднократно к «Калевале» в своих исследованиях возвращается Э. Нарну. Главное отличие «Калевалы» от народной поэзии он видит в том, что в результате определенной редакции сказительских вариантов, определенной системы «монтажа» лучших мест, унификации имен «возникла новая эстетическая целостность с новым содержательным уровнем».
В 80-90-е гг. XX века большую часть своих исследований Э. Карху <#"center">Глава 2. История создания «Калевалы»
2.1 Исторические условия возникновения «Калевалы» и проблемы авторства
Важной составляющей нашего исследования будет являться установление исторических условий, которые повлияли на создание интересующего нас источника. В начале XIX века и особенно в 20-е гг. в культуре Европы наступает период расцвета направления романтизма. Эту ситуацию можно расценить как ответ на такие грандиозные события, как Великая Французская буржуазная революция, походы Наполеона, изменившие жизнь во многих европейских странах и перекроившие их границы. Это было время, когда ломались вековые устои, формы человеческих взаимоотношений, уклады жизни. Большую роль в этом также сыграл промышленный переворот, который с одной стороны привёл к росту экономики, торговли, увеличению числа жителей городов, а с другой усугубил и без того сложную социальную ситуацию : став источником разорения крестьян в деревнях, и как следствием голода, роста, преступности, пауперизации. Всё это означало, что эпоха Просвещения с её верой в человеческий разум и всеобщий прогресс оказалось несостоятельной в своих прогнозах. Поэтому начинается новая культурная эпоха романтизм. Для которого характерны : разочарования в прогрессе, надежды на улучшения жизни и вместе с тем чувство растерянности в новом враждебном мире. Всё это породило бегство от реальности в некие сказочные и экзотические страны и дали, где люди пытались найти идеал жизни.
На этом фоне можно проследить повышенный интерес к историческому прошлому народов. Этому способствовали теории Г.-В. Гегеля и Гердера. Под их влиянием происходило формирование национальных идеологий. Поэтому изучение народных традиций, быта и творчества стало таким актуальным. С помощью фольклора, последователи романтизма хотели найти тот золотой век, в котором, по их мнению, жили в прошлом их народы. И общество было тогда построено на гармоничных началах, и везде царило всеобщее благополучие.
Появляется образ народного поэта, который чувствует прелесть и мощь дикой природы, естественных чувств и, соответственно, народных преданий и мифов. Поэтому в странах Европы многие энтузиасты направляют свои силы на поиски и фиксацию различных жанров фольклора (мифов, песен, преданий, сказок, загадок, пословиц). Классическим примером здесь может служить деятельность братьев Гримм. Результатами этой работы стали массовые публикации по всей Европе сборников песен, сказок, беллетризованные истории из жизни народа . Так же такой повышенный интерес к сказкам, песням, пословицам может быть объяснён тем, что они перестали считаться чем-то низким, грубым, простым и свойственными лишь простонародью. И стали восприниматься как отражение национального духа, как проявление гения народа, с их помощью можно было познать общечеловеческую или даже божественную основу.
Уже позже, когда романтизм как направление переживёт свой первый кризис, изменится отношение к фольклору, появиться серьёзный научный подход. Теперь он воспринимается как возможный исторический источник. Во многих странах будут созданы национальные школы изучения этих специфических источников. Многочисленные теории, споры и дискуссии на тему авторства и происхождения эпосов, мифических циклов продолжались уже и после смены культурного направления.
Все эти культурные веяния не обошли стороной и Финляндию, где ими была увлечена вся образованная часть общества. Именно в такой обстановке учился автор Калевалы Элиас Лённрот. Далее мы подробно рассмотрим его биографию, для того, чтобы понять, как личность автора могла повлиять на формирование эпоса.
Э. Лённрот родился в 1802 г. на юго-западе Финляндии, в местечке Самматти, в семье портного. Он был четвёртым ребёнком среди своих семерых братьев и сестёр. Ремесло отца и маленький участок не могли прокормить многочисленную семью, и Элиас вырос в нужде и бедности. Одним из первых его детских воспоминаний был голод. В школу он пошёл достаточно поздно в двенадцать лет, в некоторой степени это было восполнено тем, что читать Элиас научился достаточно рано, и его постоянно можно было видеть с книгой. В школе, где обучение велось на шведском языке, он проучился четыре года сначала в Таммисаари, затем в Турку и Порвоо. После этого он был вынужден приостановить обучение и начал помогать отцу в его ремесле. Вдвоём они ходили по селениям, работая у заказчиков на дому. Помимо этого, Лённрот занимался самообразованием, подрабатывал в роли бродячего певца и исполнителя религиозных песнопений, а также был учеником аптекаря в Хяммиенлина. В этой работе ему помогло то, что латынь он изучил ещё в школе, читая латинский словарь. Феноменальная память, упорство и желание учиться дальше помогли ему самостоятельно подготовиться к поступлению в университет города Турку. И как установили его биографы, что ни до него, ни много десятилетий после него никому другому из этих мест не довелось учиться в университете. Здесь Лённрот изучал сначала филологию, и его дипломная работа была посвящена финской мифологии и называлась О боге древних финнов Вяйнямёйнене. В 1827 г. она была выпущена в качестве брошюры. Затем Лённрот решил продолжить образование и получить специальность врача. Но в 1828 г. в городе случился пожар, и здание университета сгорело, обучение было приостановлено на несколько лет и Э.Лённроту пришлось стать домашним учителем в Весилатхе.
После окончания университета, в 1833 г. он получил место окружного врача в маленьком городе Каяни, где прошли последующие двадцать лет его жизни. Каяни был городом только по названию, фактически это было довольно убогое местечко, с четырьмястами жителями, отрезанное от цивилизации. Население часто голодало, то и дело вспыхивали грозные эпидемии, уносившие много жизней. В 1832-1833 гг., был неурожай, разразился страшный голод, и Лённроту как единственному медику в обширной округе хватало забот сверх меры. В письмах он, писал, что сотни и тысячи больных, предельно изможденных людей, разбросанных к тому же на пространстве в сотни верст, ожидали от него помощи, а он был один. Наряду с врачебной практикой Лённрот выступал в роли народного просветителя. В газетах он печатал статьи с целью сбора для голодающих, выпустил срочно переизданную им на финском языке брошюру «Советы в случае неурожая» (1834), написал и издал в 1839 г. лечебный справочник для крестьян и составил Юридический справочник для всеобщего просвещения. Также большой его заслугой было написание популярной книги Воспоминания о жизни людей во все времена, соавторство в Истории Финляндии и Истории России. На свои собственные средства выпускал журнал Мехиляйнен. За великие заслуги перед наукой в 1876 г. он был избран почетным члёном Петербургской Академии наук. Используемый для характеристики личности автора Калевалы источник Путешествия Элиаса Лённрота: Путевые заметки, дневники, письма. 1828-1842., позволил составить представление о стиле работы ученого, сферах его научных интересов, о том с помощью каких приёмов создавалась Калевала.
2.2 Обстоятельства создания «Калевалы» как исторического источника
Далее мы хотели бы проследить историю зарождения фольклористики в Финляндии. Это поможет нам понять, как сформировались научные интересы Э. Леннрота и на какие материалы он мог опираться в своей работе. Стоит отметить, что интерес к фольклору всегда присутствовал в Финляндии. Основоположником здесь можно считать епископа Микоэла Агриколу, который в предисловие к своему переводу «Псалмов Давида» на финский язык обращает внимание священников на то, что среди финских языческих богов значатся Вяйнямейнен, Ильмаринен, Калевала, Ахти, Тапио, а среди карельских богов - Хийси. Этим епископ проявил практический интерес к именам героев карело-финского эпоса. Поскольку активно занимался борьбой против еще сохранившихся при нем среди карелов и финнов языческих воззрений. В 1630 г. шведским королем Густавом II Адольфом был издан мемориал, по которому он повелевал записывать народные предания, легенды, рассказы, песни, повествующие о прошлых временах. Король рассчитывал найти в них подтверждение исконных прав шведского престола на владение обширными территориями на севере Европы. Хотя эта цель осталась не достигнутой, начало повсеместному собиранию народной поэзии было положено. С утверждением романтизма в культуре как основного направления привело к повышению интереса к проявлениям фольклора.
Не менее знаменит Кристфрид Ганандер (1741-1790 гг.). В работах «Словарь современного финского языка» (1787 г.) и «Финская мифология» (1789 г.) он цитировал многие образцы народной поэзии. «Финская мифология», насчитывающая около 2000 строк карело-финских рун, до сих пор является настольной книгой исследователей поэзии калевальской метрики. Чрезвычайную ценность представляют приведенные в ней комментарий и интерпретации содержания песенных фрагментов.
К ХVIII веке относится появление исследований народной поэзии профессора Д.Юслениуса, Х.Г. Портана и др. Важную роль в подготовке «Калевалы» сыграли сборники текстов фольклориста и просветителя К.А.Готтлунда (1796-1875), впервые высказавшего идею создания единого фольклорного свода. Он считал, что если собрать все древние песни, то из них можно было бы составить некую целостность, подобную творениям Гомера, Оссиана или «Песни о нибелунгах».
Непосредственным предшественником Э.Лённрота был С. Топелиус (старший), отец известного финского писателя, опубликовавший в 1829-1831 гг. пять тетрадей народных эпических песен, собранных от карельских коробейников, привозивших товары из Беломорской Карелии в Финляндию (85 эпических рун и заклинаний, всего 4200 стихов). Именно он указал Э.Лённроту и другим энтузиастам-собирателям путь в Беломорскую (Архангельскую) Карелию, где «еще звучит голос Вяйнямейнена, звенят кантеле и Сампо». В Х1Х веке отдельные финские народные песни публикуются в Швеции, Англии, Германии, Италии. В 1819 г. немецкий юрист Х.Р. фон Шрётер перевел на немецкий язык и опубликовал в Швеции, в городе Упсала сборник песен «Финские руны», в котором была представлена заклинательная поэзия, а также некоторые эпические и лирические песни. В Х1Х в. эпические, заклинательные, свадебно-обрядовые, лирические песни записывали А.А. Борениус, А.Е. Алквист, Й.-Ф.Каян, М.А.Кастрен, Х.М.Рейнхольм и другие - всего было собрано около 170 тыс. строк народной поэзии.
В это время зарождается идея о возможности создания единого эпоса из разрозненных народных песен финн и карел одним человеком или группой ученых. Это было основано на теории немецкого ученого Ф.А. Вольфа, согласно которой гомеровские поэмы - это результат позднейшей работы составителя или составителей над песнями, существовавшими до этого в устной традиции. В Финляндии эту теорию поддерживали такие ученые, как Х.Г. Портан и К.А. Готлунд. Х. Г. Портан ещё в конце XVIII века предположил, что все народные песни происходят из единого источника, что они согласуются между собой по главному содержанию и основным сюжетам. И с помощью сравнения вариантов друг с другом, можно возвращать их к более цельной и подходящей форме. Он же пришел к заключению, что финские народные песни можно издать так же, как "Песни Оссиана" шотландского поэта Д. Макферсона (1736-1796). Портан не знал, что Макферсон издал свои собственные стихи под видом песен древнего слепого певца Оссиана.
В начале XIX века эта идея Портана приобрела форму социального заказа, выражающего потребности финского общества. Известный языковед, фольклорист, поэт К.А. Готтлунд, будучи студентом, в 1817 г. писал о необходимости развития "отечественной литературы". Он был уверен в том, что если бы из народных песен пожелали сформировать упорядоченную целостность, будь то эпос, драма или что-нибудь другое, то родился бы новый Гомер, Оссиан или "Песнь о Нибелунгах".
Одной из причин повышенного интереса к фольклору, по нашему мнению, является изменение в правовом статусе и положении Финляндии на мировой карте. В 1809 г. завершилась последняя война между Россией и Швецией за северные территории, включая Финляндию, Карелию и Прибалтику. А борьба эта длилась с переменным успехом почти тысячу лет, начиная с варяжских и викинговских походов. Была эпоха (ХУI- ХУП вв.), когда Швеция считалась великой европейской державой Финляндия в течение шести столетий принадлежала Швеции. Российский император Александр I, завоевав Финляндию и желая уменьшить в ней шведское влияние, предоставил финнам автономное самоуправление. И в марте 1808 г. народ Финляндии был торжественно провозглашен нацией с собственными законами, автономной формой государственности.
Но в начале XIX века финской нации как таковой еще не существовало, ее предстояло еще создать, и огромную роль в этом сыграло наряду с общественно-политическим и экономическим развитием, всемерное развитие национальной культуры. В наследство от многовекового шведского господства Финляндии досталось административное управление, система школьного и университетского образования, печати и всей публичной культурной жизни. Официальным языком оставался шведский язык, хотя он был доступен лишь одной десятой части жителей. Сюда входили верхние сословия, образованные круги, малочисленное еще городское население.
Этнически финским в языковом и культурном плане являлось крестьянство, основное население края. Но в языковом отношении оно оставалось бесправным, в официальную жизнь его язык не имел доступа. Это было одной из причин задержки естественного эволюционного процесса складывания финской нации. Также актуальной оставалось угроза шведской ассимиляции, поскольку финнов было меньше миллиона. Всё это привело к поискам национальной идентичности, культурных традиций и как результату национальному самоутверждению.
Совокупность этих предпосылок сформировали у Э.Лённрота интерес к собиранию фольклора, и воспользовавшись вынужденным перерывом в обучении, он опираясь на совет Э.Топелиуса (старшего) отправляется в 1828 г. в свою первую из 11 поездок в финляндскую Карелию и провинцию Саво записывать ещё сохранившиеся руны. За четыре месяца Леннрот собрал материал на пять тетрадей сборника "Кантеле" (из них четыре были опубликованы в 1828-1831 гг.). От рунопевца из прихода Кесялахти Юханы Кайнулайнена он записал более 2000 строк. Уже в этом сборнике Леннрот пользовался методом, отвергнутым русской фольклористикой: он соединял строки разных песен. Кое-что брал из сборников К.Готтлунда и С.Топелиуса. Уже в этом издании в качестве персонажей действовали Вяйнямейнен, Ильмаринен, Лемминкяйнен, Пеллервойнен, Лоухи, Тапио, Миэликки и другие.
Только в 1832 г. во время третьего путешествия Леннроту удалось дойти до деревень российской Карелии. В деревне Аконлахти он встретился с Соавой Трохкимайненом и записал несколько эпических песен. Героями, которых были Лемминкяйнен и Кавкомиели, Вяйнямейнен, делающий Сампо и кантеле.
Очень удачной стала четвертая экспедиция Леннрота в 1833 г., когда он посетил северно-карельские деревни Войница, Вокнаволок, Чена, Кивиярви, Аконлахти. Важную роль в истории создания Лённротом "Калевалы" сыграла встреча с рунопевцами Онтреем Малиненом и Воассилой Киелевяйненом. На основании записанного материала был подготовлен сборник Свадебных песен. Собранный во время этой поездки материал дал возможность для создания многогеройной поэмы. До этого Леннрот работал над поэмами об одном герое ("Лемминкяйнен", "Вяйнямейнен").
Новую поэму Леннрот назвал "Собранием песен о Вяйнямейнене". В науке она получила название "Перво-Калевала". Однако напечатана она была уже в двадцатом веке, в 1928 г. Дело в том, что Леннрот сам задержал ее публикацию, поскольку вскоре отправился в пятое путешествие, давшее ему наибольшее количество песен. За восемнадцать дней апреля 1834 г. он записал 13200 строк. Основной песенный материал он получил от Архиппы Перттунена, Мартиски Карьялайнена, Юркки Кеттунена, Симаны Мийхкалинена, Варахвонтты Сиркейнена и сказительницы Матро. Один знаменитый А. Перттунен спел ему 4124 строки.
"Перво-Калевала" содержала шестнадцать глав-песнопений. Уже в этой поэме был разработан главный сюжет и конфликт. Однако, как писал В. Кауконен, Леннрот еще не нашел ответа на вопрос, где и когда жили его герои. В "Перво-Калевале" уже была Похъёла, но не было Калевалы. Сампо в этой поэме называлось сампу. Выглядело оно как некий чудесный закром с никогда не иссякающим зерном. Герои привезли его на мыс туманного залива и оставили на поле.
Возвратясь из пятой поездки в Каяни, Леннрот стал заново обдумывать эпический сюжет. По свидетельству того же Кауконена, Леннрот теперь вносит в текст "Перво-Калевалы" дополнения и изменения во все ее главы и так много, что вряд ли можно найти 5-10 строк подряд, взятых из конкретной народной песни и сохранившихся в первоначальном виде. И главное: он придумал завязку. Сделав Айно (образ в основном вымышленный Леннротом) сестрой Ёукахайнена, Леннрот побуждает Ёукахайнена мстить старцу Вяйнямейнену не только за то, что проигрывает ему состязание в пении, но и потому что Вяйнямейнен виновен в гибели сестры.
Любой эпизод "Калевалы", сравненный с народными источниками, отличается от них. Чтобы объяснить, как тот или иной эпизод получился под рукой Леннрота, надо писать целые исследования. Беря из рун порой лишь несколько строк, Леннрот разворачивал их и ставил в общий сюжет. О том, что такое сампо, как его делают, певцы знали очень мало, а пели о нем от трех до десяти строк, не больше. У Леннрота же о Сампо рассказывается целая история на многих страницах. Имея, по сути, лишь одну пастушью песню, где упоминается Калевала, Лённрот сочинил страну, где живут Вяйнямейнен, Лемминкяйнен, Ильмаринен.
Первая версия "Калевалы" изданная в 1835 г. состояла из 32 рун, с общим числом строк более 12 000 тысяч и имела следующие название Калевала или старинные карельские песни о древних временах финского народа. Затем Э. Лённрот продолжал поиск народных песен и работу над поэмой. Эта работа продолжалась еще четырнадцать лет. В 1840-1841 гг., на основании материала собранного в ходе нескольких предыдущих поездок, был выпущен трёх томный поэтический сборник Кантелетар, который ещё называют младшей сестрой Калевалы . В нём содержались отдельно записанный женский фольклор, т.е. свадебные, обрядовые песни, плачи, заклинания, а также разнообразные варианты рунических песен записанных более чем от ста сказителей.
При работе над расширенным вариантом эпоса автор достигает огромной творческой свободы. С 1835 по 1844 гг. он совершает ещё шесть экспедиций, посетив, кроме Карелии, регион Северной Двины и Архангельск, а также Каргополь, Вытергу, Петербургскую губернию, Эстонию. К 1847 г. Э.Лённрот имел уже около 130 тыс. строк записей рун. Нового материала накопилось столько, что он заявил: «я мог бы создать несколько «Калевал» и ни одна из них не была бы похожа на другую».
Титаническая работа Э.Лённрота была завершена в 1849 г., когда вышла в свет «полная» «Калевала», состоящая из 50 рун или 22 758 стихов. Этот «канонический вариант» «Калевалы» ныне известен во всем мире. Её появление было восторженно встречено общественностью, вызвав настоящий бум среди собирателей и поклонников народной поэзии. В Карелию, а позднее в Ингерманландию, направились десятки собирателей народных песен. Одни хотели удостовериться, что сюжеты, темы, мотивы, персонажи «Калевалы» не вымышлены Э.Лённротом. Другие отправились на поиски новых, не найденных Э.Лённротом вариантов рун.
Значение Калевалы ещё и в том, что она является первым крупным произведением финской литературы, а также образцом финского языка. Образы и сюжеты эпоса оказали огромное влияние на развитие национальной культуры Финляндии, самых разных ее областей - литературы и литературного языка, драматургии и театра, музыки и живописи, даже архитектуры. Через все это "Калевала" повлияла на формирование национального самосознания и самой финской нации. В настоящие время эпос не утратил своего культурного значения. Едва ли не каждый писатель, художник, композитор республики, независимо от его национальности, испытал в той или иной форме влияние "Калевалы".
Появления «Калевалы» оказалось значимым не только для финской культуры, но и для всего мирового культурного сообщества. Леннрот при создании "Калевалы" имел перед глазами "Илиаду" и "Старшую Эдду", а "Калевала" поощрила представителей других народов к созданию своих национальных фольклорно-литературных эпопей. Появились эстонский эпос "Калевипоэг" Ф.Крейцвальда (1857-1861) и латышский эпос "Лачплесис" А.Пумпура (1888); американский поэт Генри Лонгфелло создал на материале индейского фольклора свою "Песнь о Гайавате" (1855). Таким образом "Калевала" приобрела мировую известность.
К настоящему времени «Калевала» переведена более чем на пятьдесят языков, известно также около ста пятидесяти ее прозаических изложений, сокращенных изданий и фрагментарных вариаций. И в настоящее время появляются новые переводы эпоса. Только в 1990-е годы издано более десяти переводов на языки народов: арабский, вьетнамский, каталонский, персидский, словенский, тамильский, фарерский, хинди и другие. Продолжается публикация новых переводов карело-финского эпоса на языки, на которых он издавался и ранее - английский, венгерский, немецкий, русский.
Вопрос заинтересованности российской науки и культуры в вопросах карело-финского фольклора будет рассмотрен нами более подробно. А именно как была воспринята и оценена Калевала. Как известно, первые сведения о карело-финской народной поэзии появились в русской печати еще в начале XIX века. Как и в печати других стран, главным источником этих ранних сведений были исследования финского просветителя второй половины XVIII века профессора Хенрика Габриеля Портана, который справедливо считается не только отцом финской историографии, но и фольклористики.
Из работ Портана путешественники по Финляндии швед А. Ф. Шельдебрант и итальянец Джузеппе Ачерби включили отдельные тексты карело-финских рун в свои книги, переведенные на ряд европейских языков. В 1806 г. отрывок из книги Ачерби опубликовал русский журнал "Любитель словесности". В 1821 г. молодой Андрес Шегрен, впоследствии известный финно-угровед и член Российской Академии наук, опубликовал на немецком языке в Петербурге небольшую книгу о финском языке и литературе, в которой упоминалось и о фольклоре. Шегрен собирал народные песни и в 1827 г. встретился в Петрозаводске с ссыльным русским поэтом Федором Глинкой, который перевел на русский язык несколько рун; одна из них была в следующем году опубликована в русском журнале "Славянин".
В 1840-е гг. о "Калевале", финской литературе и финском народе много писал для русских читателей известный ученый Яков Карлович Грот, тогда профессор русского языка и литературы в Хельсинкском университете, впоследствии российский академик. Грот был близко знаком с Элиасом Леннротом, они были хорошими друзьями, часто встречались, переписывались. Сохранилось двадцать писем Леннрота Гроту на шведском и финском языках. Грот много путешествовал по Финляндии; в 1846 г. он предпринял вместе с Леннротом длительную поездку в Северную Финляндию. В том же году он опубликовал на русском языке книгу об этом путешествии, которая вызвала интерес также в Финляндии. В своих статьях Грот подробно писал о Леннроте и его трудах, дал прозаическое изложение "Калевалы", а некоторые руны перевел в стихах.
В 1847 г. на русском языке вышло прозаическое изложение "Калевалы", выполненное Морицем Эманом. Это издание заслуживает упоминания не столько само по себе (Эман недостаточно владел русским языком и допустил много ошибок и стилистических несуразностей), сколько потому, что на него откликнулся рецензией В. Г. Белинский.
Следует сказать и о том, что опубликованный в 1852 г. первый немецкий перевод "Калевалы" (расширенной редакции 1849 г.), сыгравший большую роль в ее пропаганде в разных странах мира, был выполнен в Петербурге русским ученым и академиком Антоном Шифнером. На перевод Шифнера отчасти опирались потом последующие немецкие переводчики "Калевалы" в Германии, например, Мартин Бубер (1914 г.) и Вольфганг Штейниц (1968 г.). Перевод Шифнера послужил в качестве дополнительного "контрольного пособия" также переводчикам "Калевалы" на многие другие языки народов мира, подобно тому, как русский перевод Л. П. Бельского стал таким пособием для переводчиков "Калевалы" на языки народов СССР. Переводом "Калевалы" на русский язык занимались в дальнейшем ученики выдающегося русского языковеда и фольклориста, профессора Московского университета Ф. И. Буслаева. В числе его учеников были изучавшие русский язык финляндские стипендиаты Г. Лундаль и С. Гельгрен, переводившие в 1870-80-е гг. руны "Калевалы", главным образом в прозаическом изложении.
Учеником Ф. И. Буслаева был и Леонид Бельский, доцент Московского университета и самый значительный русский переводчик "Калевалы". Он первым осуществил полный стихотворный перевод эпоса (второй, расширенной редакции) на русский язык. Как рассказывал потом сам Бельский в статье, опубликованной в финском журнале "Валвоя", именно Буслаев подал ему мысль о переводе "Калевалы"; он постоянно общался с ним и поддерживал его в процессе пятилетней работы. Буслаев первым прочитал готовую рукопись перевода, дал о ней похвальный отзыв (другим рецензентом рукописи был Я. Грот). Перевод был опубликован в 1888 г., и Бельский снабдил его стихотворным посвящением Буслаеву, своему наставнику. Перевод получил признание, он был отмечен Пушкинской премией Российской Академии наук, и его литературная жизнь оказалась на редкость долговечной. При повторном издании в 1915 г. Бельский внес в перевод некоторые улучшения; потом перевод его многократно переиздавался и улучшался другими редакторами; он продолжает переиздаваться вот уже в течение почти целого столетия, причем в советский период он выходил несравненно более крупными тиражами, чем до революции.
Перевод Бельского, разумеется, не является идеальным, таких переводов, по-видимому, вообще не существует, но у него есть свои несомненные и весомые достоинства. Главное достоинство заключается в том, что Бельскому удалось передать древнеэпический стиль "Калевалы", особую эпическую интонацию повествования. Бельский пробовал и сам писать стихи, хотя он не стал крупным поэтом. Отчасти это чувствуется и в его переводе "Калевалы". После всех исправлений в его переводе и сейчас встречаются обороты, которые могут показаться тяжеловатыми. Однако в результате терпеливых усилий и трудов Бельский хорошо прочувствовал мир "Калевалы", глубоко проник в ее дух и сумел передать это русскому читателю. В лучших местах, а их немало в его переводе, русский стих звучит именно как эпический калевальский стих - весомо и величественно, в нем есть и прозрачная простота, и высокая торжественность, и трагизм, и юмор,- как все это есть и в оригинале.
Со временем возникла потребность в новом переводе. Инициативу подал О. В. Куусинен, когда составленный им сборник "Из поэзии Калевалы" нужно было представить русскому читателю. Работу выполнила группа карельских переводчиков - поэты Н. Лайне, М. Тарасов, А. Титов, А. Хурмеваара. Переводчики стремились, по их словам, перевести эпос "на максимально живой современный литературный русский язык". Перевод вышел в 1970 г. и вызвал разноречивые отклики в печати. Одним он показался более близким современному читателю по сравнению с переводом Бельского, другие находили в нем излишнюю литературность и недостаток древней фольклорной эпичности. Сказывалась также разностильность, разный почерк нескольких переводчиков. Попытка была повторена в 1998 г., вышел перевод выполненный фольклористом Э.Киуру и поэтом А.Мишиным
Исследование биографии Э.Лённрота, помогло понять, как происходил сбор материала для создания книги, и что его долгая кропотливая работа, в ходе которых было письменно зафиксировано уходящие в прошлое устное творчество финнов и карел, помогла сохранить очень ценные исторические сведения. А реакция мирового культурного сообщества на выход данного произведения подтвердило его значимость и уникальность. Мы увидели, что не сразу автор пришел к идее создания Калевалы, и далее будет целесообразно исследовать более подробно эволюцию замысла автора в ходе его работы над Калевалой.
2.3 Замысел автора
В первые годы путешествий за народными песнями Леннрот думал, что ему удастся соединить куски, фрагменты (в виде народных песен) некой большой народной поэмы, существовавшей в древности, которая со временем рассыпалась. Как мы уже знаем, в разное время идею поддерживали Портан, Готтлунд, Кеккман. Но вскоре Леннрот убедился в том, что это абсолютно неосуществимо. Он рассуждал так: даже если поэма была и рассыпалась, то с течением времени песни-фрагменты отдалились друг от друга, изменяясь в устах новых поколений рунопевцев. И механическое соединение народных песен поэмы не рождало. Требовался иной, творческий подход к материалу. Он наиболее полно проявился при работе над расширенной версией эпоса. Теперь Леннрот начинает писать поэму народными строками, редактируя их, обогащая, в частности, аллитерацией. Прекрасно зная особенности песенных традиций, помня разного рода готовые строки - клише, формулы, выработанные веками , он создавал эпизоды и конфликты, которые не встречались в собранном им материале.
Чтобы показать этот приём конкретней, приведём следующий пример: В 1834 г. Элиас Леннрот записал от Архиппы Перттунена такие заключительные строки:
Даже лучший песнопевец
Песен всех не выпевает.
Даже водопад проворный
Всей воды не изливает.
Тут стезя певцам открыта,
Дальше новый путь продолжен
Для хороших рунопевцев.
В версию "Калевалы" 1835 г. последние три строки песни А. Перттунена вошли без изменений, но в ином словесном окружение:
Только все-таки, но все же
спел я руну, песнь исполнил,
срезал ветки, путь наметил.
Тут стезя певцам открыта.
Дальше новый путь продолжен
для хороших рунопевцев,
для певцов еще искусней
средь растущей молодежи,
восходящих поколении.
В окончательной версии "Калевалы" 1849 г. строки сложились в таком виде:
Только все-таки, но все же
я певцам лыжню оставил,
путь пробил, пригнул вершину,
обрубил вдоль тропок ветки.
Здесь теперь прошла дорога,
новая стезя открылась
для певцов, что поспособней,
рунопевцев, что получше,
средь растущей молодежи,
восходящего народа (руна 50).
Сопоставив две версии "Калевалы", мы увидели, какому тщательному отбору подвергались отдельные строки и слова. Происходила замена на более точные, звучные, придающие тексту более глубокий смысл. Процитированная выше семистрочная заключительная песня А. Перттунена дала толчок для заключительной песни "Калевалы" (107 строк), где Леннротом были использованы многие строки других рунопевцев и сконструированы свои собственные. Так вырастали и все другие эпизоды "Калевалы". Как заметил исследователь "Калевалы" Вяйно Кауконен, изучивший ее строку за строкой, "калевальским" в "Калевале" является не то, что сходно с народной поэзией, а то, что ее отличает от нее".
Следует заметить, что при таком подходе к фольклорному материалу видоизменялись не только сюжеты, но и портреты персонажей. Они все более индивидуализировались, за ними закреплялись определенные деяния. Вяйнямейнен в "Калевале" - искусный певец, смастеривший кантеле, сначала из щучьих костей, а затем из ствола березы, Ильмаринен - умелый кузнец, сковавший небесный свод и чудесную мельницу. Лемминкяйнен - беспечный вояка, любимец женщин, приходящий на чужие пиры без приглашения, Лоухи - умная и хитрая хозяйка страны, куда ездят герои за невестами и откуда похищают Сампо. Трагической фигурой в поэме Леннрота становится раб Куллерво, покончивший жизнь самоубийством за свой тяжкий грех.
Известное высказывание, что есть лишь одна созданная Леннротом "Калевала", есть лишь одна вымышленная Леннротом древняя калевальская эпоха" подтверждается сюжетным характером рун. Затем перед каждой главой шло её краткое содержание. Как известно такой прием был характерен для традиций западноевропейского романа. Переходы от главы к главе, от события к событию, от героя к герою тщательно готовились предыдущими событиями, намечались самим автором-повествователем, присутствие которого ощущается в тексте. В Калевале это проявляется в словах автора в начале и конце произведения. А также в его отношении к героям рун.
Принципиально также понимание отношения автора к историчности рун. Лённрот придерживался теории карельского происхождения рун. Даже руну о похищении Сампо он считал в той или иной мере исторической действительностью. Прообраз Похъёлы он видел в упоминаемой скандинавскими источниками Биармии, которая, по его мнению, находилась в устье Северной Двины. В одной из своих статей Лённрот писал, что Хольмгард из скандинавских источников в действительности является Холмогорами на Северной Двине и это же название в переводе звучит как Сариола - центр Похъёлы. А в своей диссертации Лённрот рассматривал Вяйнямёйнена как историческую личность, как некого предка, научившего людей Севера мореходству и земледелию. Также Лённрот отрицает божественное происхождение образов Вяйнямёйнена и Ильмаринена и видит в них олицетворение людей труда: кузнецов и мастеров по изготовлению лодок.
Взгляды Лённрота на истории возникновения карело-финского эпоса для его времени были прогрессивными. Он не сомневался в карело-финском происхождении рун «Калевалы». Полностью отвергал мысль о возникновении этого эпоса среди западно-финских викингов. Считая руну о Вяйнямёйнене и Ильмаринене творчеством древних бармийцев, Лённрот думал, что руны о Лемминкайнене и Куллерво возникли позднее.
Исторические отражения в карело-финском эпосе Лённрот считал осложненными и затуманенными в связи с возникновением большого количества вариантов рун на один и тот же сюжет. Историческую основу эпоса Лённрот видит не во взаимоотношениях карел и финнов с лопарями, а в даннических отношениях с древними бармийцами. Доказательством этому служит сюжет, в котором Лемминкяйнен привозит на север овес. В предисловии к первому изданию «Калевалы» Лённрот писал: «Мне кажется, что Калева был самым первым финским героем. Возможно, он был первым прочно поселившимся на Финском полуострове жителем, род которого затем распространился по всей стране». Таким образом, Лённрот видел в рунах отражение исторической действительности эпохи родового строя.
Следующий интересный момент в анализе эпоса можно отметить то, что поэмность "Калевалы" подчеркивается ее композицией и архитектоникой. "Калевала" во всем симметрична. Начальным словам певца в ней соответствуют его заключительные слова, появлению Вяйнямейнена - его уход, эпизодам о рождении Вяйнямейнена - эпизоды о рождении сменившего его "короля" Карелии.
"Калевала" состоит из двух частей, в каждой по двадцать пять песен (рун), имеющих постоянную перекличку между собой. И каждой из частей вначале рассказывается о поездках за невестой, а потом - за сампо. В симметричных местах употребляются те же самые строчки-клише. Так, в 8-ой руне Вяйнямейнен просит сесть в свои сани деву Похъелы ("Сядь со мною, дева, в сани, опустись в мою кошевку") - в 35-ой Куллерво просит об этом же девушку, встреченную им на дороге, правда, несколько другими словами. Лемминкяйнен в 11-ой руне похитил деву острова Кюлликки, Ильмаринен похитил вторую дочь хозяйки Похъелы в 38-ой. (И в том, и другом случаях девушки одинаковыми словами просят отпустить их на волю.) "Измена" Кюлликки (она пошла без разрешения на деревенские игрища) привела к тому, что Лемминкяйнен отправляется в Похъелу за второй женой. "Измена" второй дочери Лоухи Ильмаринену (она смеялась с чужим мужчиной, когда кузнец спал) побуждает Илмаринена отомстить ей, а затем отправиться вместе с Вяйнямейненом, отбирать у хозяйки Похъелы Сампо.
Таких примеров в композиции находится достаточно много. При этом композиционная симметрия поэмы не мешает отходу в сторону от основного сюжета или даже остановке сюжетного движения. Главы, в которых повествуется о свадьбе Илмаринена и девы Похъёлы (21-25), развитию сюжета никак не помогают. Но эти главы помогают лучше понять влияние личность автора на конечный вариант произведения. Поскольку их реальное воплощение он мог видеть во время своих многочисленных экспедиций по русской Карелии, где они произвели на него большое впечатление. Свадебные главы (приезд жениха, свадьба, советы невесте, советы жениху, встреча молодых в доме жениха) имеют своё внутреннее напряжение, поскольку они построены по законам драматургии, на контрастах эпизодических героев.
) На уровне сюжета и композиции Леннрот добился той свободы, которой не было, да и не могло быть у народных певцов: они и не стремились к связному изложению всех известных им сюжетов, лежащих в основе карельских и финских эпических песен.
) Леннрот с большой свободой пользовался и материалом лирических свадебных, пастушьих, охотничьих песен и заклинаний. Он ставил строки и фрагменты из них в монологи и диалоги, тем самым углубляя психологию поступков героев, показывая их чувства, их душевное состояние.
) Мастерство Леннрота-поэта лучше всего яснить на уровне отдельных строк. Создатель "Калевалы" прекрасно знал карело-финскую поэзию, ее художественные особенности, своеобразие ее поэтики. Он пользовался всем арсеналом поэтических приемов (параллелизмами, аллитерацией, гиперболами, сравнениями, эпитетами, метонимиями).
) Строки записанных рун под его пером обретали новый смысл, новую звукопись. Любой фрагмент песни, попадая в текст "Калевалы", изменялся сам и изменял соседние с ним строки.
) Вместе с тем, «Калевала» Э.Лённрота исторический источник. Основа произведения - древнефинский фольклор и исторические источники, позволяющие реконструировать прошлое карело-финского народа.
Во второй главе нашего исследования, в центре внимания стояли такие вопросы как: предпосылки возникновения эпоса, влияние биографии автора на текст, обстоятельства, сформировавшие окончательный вид произведения, сам процесс сбора материала и, наконец, реакция мирового культурного сообщества на выход «Калевалы» в свет. Какие же ответы были получены. Во-первых, «Калевала» возникает под влиянием культурных процессов охвативших всю европейскую культуру первой половины девятнадцатого века и логично их продолжила в рамках финской культуры. Во-вторых, исторические условия Финляндии этого времени дополнительно создавали интерес к подобным проявлениям культуры. Можно сказать, что в обществе существовал социальный заказ на произведение подобное «Калевале». И как признается всеми исследователями, она сыграла большую роль в формировании не только финского самосознании, но и стала примером для других собирателей фольклора. В- третьих, мы попытались доказать точку зрения, согласно которой «Калевала» - это самостоятельное произведение, имеющие одного автора Э. Лённрота. Конечно. Нельзя отрицать тот факт, что она была написана на фольклорном материале, но при этом Э. Лённрот подбирал и выстраивал руны исходя из своего замысла. Также он соединял части отдельных рун, чтобы придать им вид, усреднённый для всех местностей, расширял или дописывал необходимый ему сюжет для связывания рун в единое смысловое и композиционное целое.
Будучи выдающимся произведением Э.Лённрота «Калевала» с тем, важнейший исторический источник, позволяющий воссоздать древнюю и средневековую картину жизни карело-финнов. Основу эпоса составляют многочисленные исторические и фольклорные материалы, значительная часть которых к настоящему времени утрачена. Отсюда - значение «Калевалы» как исторического источника.
Глава 3. Повседневная жизнь и религиозные представления Карело - Финнов
В третьей главе нами будет произведён более подробный анализ текста самого эпоса. Он будет состоять из нескольких этапов, которые помогут в решении основных задач работы.
3.1 Основные сюжеты эпоса
Основную нить повествования можно разбить на три макросюжета. Самый архаичный сюжет посвящён происхождению мира и созданию всего сущего. Космогония древних финно-угров, отраженная в древних эпических песнях, интересна тем, что процесс творения был осуществлён с помощью утки и её разбившегося на части яйца:
Из яйца, из нижней части,
Вышла мать - земля сырая;
Из яйца, из верхней части,
Встал высокий свод небесный,
Из желтка, из верхней части,
Солнце светлое явилось;
Из белка, из верхней части,
Ясный месяц появился;
Из яйца, из пестрой части,
Звезды сделались на небе;
Из яйца, из темной части,
Тучи в воздухе явились (руна 1).
Как мы видим, картина происхождения мира показана довольно плоско и схематично. При этом в отличие от традиционного развития подобного сюжета в большинстве индоевропейских мифов, нём не так явно принимает участие демиург (творец) или богиня-мать. Их деятельность более заметна на стадии обустройства и наполнения мира, когда дева Ильматар поднимается из глубин вод и начинает процесс творения:
Только руку простирала -
Мыс за мысом воздвигался;
Где ногою становилась -
Вырывала рыбам ямы;
Где ногою дна касалась -
Вглубь глубины уходили.
Где земли касалась боком -
Ровный берег появлялся;
Где земли ногой касалась -
Там лососьи тони стали;
И куда главой склонялась
Бухты малые возникли (руна 1).
Создание мира в основном зооморфным персонажем является одним из доказательств того, что, возможно, руны «Калевалы» представляют собой наиболее древний из зафиксированных в Европе эпосов. Он стоит на грани шаманского мифа и собственно эпоса. При этом мы видим антропоморфных божеств и узнаём их имена уже в первой песне,
Такие мифы служат основой представлений данной группы людей об окружающем мире, служат объяснением появления чего- то нового (животного, растения, общественного установления). Особая же их функция заключена в том, что эти мифы излагают сакральную историю, повествует о событии, произошедшем в достопамятные времена начала всех начал. Они рассказывает, каким образом реальность, благодаря подвигам сверхъестественных существ, достигла своего воплощения и осуществления. И этим даёт людям жизненную основу, уверенность в себе и освобождает творческую энергию. Именно благодаря таким сведениям, мифы в дописьменной культуре являются неоценимым источником для формирования представлений о мировоззрении финно-угров во II-I тысячелетии до н.э.
Лённрот начинает повествование именно с этого сюжета, что является его данью народной традиции, но при этом он использует её с тем чтобы выстроить линейное историческое время: от легендарно-мифологического прошлого к более или менее реальному настоящему и будущему. Благодаря этому мы видим логическое объяснение устройства мира, что, как правило, совсем не свойственно истинным мифам, между которыми часто нет согласованности. Во всём этом можно найти подтверждение той точки зрения в историографии, что Калевале является произведением авторским. Поскольку мы видим, что Э.Лённрот ломает свойственный мифам ритм и выстраивает их согласно своему замыслу, по которому он пытался объединить все сюжеты в единый логический рассказ. Также он может дописывать руны, расширять или сужать тексты песен. И соответственно своему замыслу он подбирал руны, известно, что из 100 тысяч стихов которые он записал, только 22 тысячи вошли в «Калевалу».
Второй макросюжет переходит на уровень героев. Такое разделение сюжетов характерно для многих мировых эпосов. Наиболее характерные примеры, подтверждающие это высказывание, можно найти в Старшей Эдде. В «Калевале» выделяется три основных героя: певец-заклинатель Вяйнемёйнен, кузнец Ильмаринен, охотник Лемминкяйнен. При своей самодостаточности эти персонажи объединены единым сюжетом. А именно сватовством к прекрасным девушкам Похъёлы. Такой подход позволил автору соединить этих героев в единую нить повествования. Напомним, что первоначально он хотел издать отдельные поэмы, посвященные каждому герою в отдельности. Но то, что он сделал тему сватовства одной из центральных в эпосе, позволило ему включить в текст большое количество материала посвящённого свадебному ритуалу. Возможно на такой ход его сподвигло то, что в ходе своих экспедиций он постоянно был свидетелем деревенских свадеб, и таким образом решил в литературной форме зафиксировать этот важный этнографический материал. Можно отметить, что это ему вполне удалось. Поскольку в настоящие время с «Калевалой» связано большое количество фольклорных мероприятий, направленных на распространение и сохранение культурных традиции. И в них эпос является примером и основой.
Но вернёмся к рассмотрению сюжета. С его помощью наиболее полно раскрываются характеры героев. Они становятся приближенными к простым обывателям, то есть приобретают утилитарный характер. Что лишний раз показывает нам бытовую составляющую эпоса. В связи с таким подходом Калевалу можно рассматривать как некую энциклопедию повседневной жизни, скрытую за мифологическими образами. В плане исторических сведений этот сюжет является революционным, поскольку отражает важное изменение в семейных отношениях. Путешествия героев за невестами в далёкую и опасную страну Похъёлу, прямо указывает на переход от эндогамии к экзогамии. Теперь браки внутри одного рода запрещены, и поход за невёстой становится важным и ответственным действием.
Следующий макросюжет является отражением хозяйственной жизни финно-угров в древности. Он представляется достаточно архаичным. Хотя Лённрот выбрал из двух вариантов развития сюжета северокарельский, который содержит в себе отражение более поздних процессов. Здесь история с созданием волшебной мельницы Сампо и борьбой за её обладание будет связана сюжетом о сватовстве в экзогамном роду (Похьеле). Происходит слияние мифа о происхождении культурных благ с характерными мотивами выполнения трудных (или невыполнимых) заданий соискателем руки девушки. И к ним в какой-то момент добавилось задание выковать загадочное Сампо, вернее сказать, ставшее уже загадочным, поскольку его первоначальное значение хранилища или вместилища культурных благ («всяческого жита») затуманилось.
По общим представлениям, Сампо - это мельница - самомолка, которая является вечным источником пищи и залогом процветания своего хозяина и всего рода. Но первоначально образ Сампо в сознании людей не был однозначным. Так строчка из 10 руны в описании этого предмета, говорит нам о том, что у него была пестрая крышка. Подобный эпитет в рунах присущ также небу. Исходя из этого, можно говорить о том, Сампо представляло собой вариант мирового древа, наподобие Иггдрасиля из Старшей Эдды. Тем более что дальше по тексту будут упомянуты его три корня:
И один шел корень в землю,
А другой - на берег моря,
Третий корень - в глубь утеса.
В других местностях образ Сампо был связан с бессознательно-художественной переработкой представлений о происхождении растительности, злаков, богатств морских глубин. Естественно, что на протяжении веков менялся не только образ Сампо, но и сам миф, составляющий содержание этого эпического сюжета. Вместе с развитием более реалистического понимания происхождения явлений природы сначала эволюционировал, а с некоторого момента разрушался и сам миф о Сампо, пока не утратил первоначальных своих очертаний. Вследствие этого, дошедшие до нас варианты руны сохранили лишь осколки древнего мифа. Мы же вернёмся к тому варианту сюжета, который был предложен Э. Лённротом в «Калевале». Идея создания данного артефакта принадлежит, хозяйке северной страны Похъёлы, старухе Лоухи. Это должно стать испытанием для героев, желающих посвататься к её красавице дочери. Лоухи предлагает рецепт, на основании которого и должно быть сделано Сампо:
Взяв конец пера лебедки,
Молока коров нетельных
Вместе с шерстью от овечки
И с зерном ячменным вместе (руна 7).
Как мы видим, рецепт довольно сложен и не понятен, что является отражением фрагментов наиболее древнего понимания образа Сампо. Поэтому образ Сампо нельзя воспринимать односложно, он имеет многоуровневый характер. Если рассматривать в качестве объекта народного счастья и благосостояния, то он требует слияния трёх основных сущностей хозяйства: охоты (перо лебедки), скотоводства (молоко и шерсть) и земледелия. Сочетание этих видов хозяйствования должно было обеспечить правильное устройство жизни. Неудивительно, что в таком достаточно бедном ресурсами крае, как Финляндия у людей всегда было стремление облегчить себе жизнь, и Сампо прекрасно подходило для этого. Подобный образ чудесной мельницы, которая мелит желаемое богатство, можно встретить в Старшей Эдде в Песни о Гротти.
Наиболее богатой на историческое отражение действительности является та часть руны, в которой описан процесс изготовления Сампо. Мало знать рецепт, необходимо найти мастера. Для этого нужен культурный герой , способный сотворить такую чудесную вещь. Им становится кузнец Ильмаринен, известный уже тем, что сумел выковать небо. Сам процесс достаточно сложен. Через три дня раздувания мехов и поддержания жара Лук из пламени явился
Был по виду лук прекрасен,
Но имел дурное свойство:
Каждый день просил он жертвы,
А по праздникам и вдвое (руна 10)
Ильмаринен сломал лук и бросил его обратно в горнило. Следующим за луком:
Вышла лодка - красный парус,
Борт весь золотом украшен,
Но имел дурное свойство:
Сам собою шел в сраженье (руна 10)
И его изломал Ильмаринен, но не остановил работу и снова три дня горит горн:
Из огня корова вышла
Хороша корова с виду,
Но у ней дурное свойство;
Спит средь леса постоянно,
Молоко пускает в землю ( руна 10).
Ильмаринен режет корову на мелкие куски, бросает в огонь. Вновь раздувают меха, опять проходит три дня, смотрит:
Из огня там плуг выходит,
Но имел дурное свойство:
Он пахал поля чужие,
Бороздил соседний выгон .
Этот плуг тоже был брошен в огонь. Наконец, еще через три дня Ильмаринен увидел, что Сампо вырастает, крышка пестрая возникла. И тогда стал он молотком стучать сильнее и довел создание Сампо до конца.
Таким образом, перед нами ряд фантастических образов - аллегорий. Необходимо сравнить их с тем, что изначально было помещено в печь Ильмаринена. Все эти предметы символизируют определённые типы хозяйств и характерные им формы жизни. Рассмотрим их более детально: Лук - это символ межплеменных распрей, которые вызваны преобладанием охотничьего хозяйства с его жестким распределением лесных угодьев. Нарушение этих границ, а также увеличение определенной нормы количества людей может провести к массовому голоду. Челнок - образ жизни викингов, когда хозяйство прибавляется за счет грабежа иных земель. Священная корова - малопроизводительное лесное скотоводство с элементами кочевой архаики, появившееся за счет вытеснения в леса степных народов. Плуг - миграция на земли финнов славян - земледельцев с земледельческим культом и своим бытом. Таким образом, в массовом сознании людей того времени Сампо - это сопряженная со счастьем оптимальная организация хозяйствования, в которую вошли и лук и челнок и корова и плуг органически, утратив свои разрушительные качества.
Следующая стадия сюжета связана с теми богатствами, которые давало Сампо роду старухи Лоухи:
Что муку одним бы боком,
А другим бы соль мололо,
Третьим боком много денег (10 руна).
В этом отрывке мы видим значение для дальнейшего развития темы. Сохраняя в реликтовом виде «осколки» мифа родового общества о происхождении культурных ценностей, образ Сампо включил в себя не только черты эпохи своего зарождения, но и признаки позднейших эпох с развитыми товарно-денежными отношениями: ведь Сампо мелет не только «на еду» и «на расходы в доме», но и «на продажу». Нет никаких сомнений в том, что образ такой мельницы мог возникнуть только в условиях проникновения в карельскую деревню всепоглощающих товарно-денежных отношений, когда деньги стали подлинными эквивалентами товаров, заменив некогда существовавших в этом плане хлеба и соли.
Далее в центре нашего внимания будет находиться третий макросюжет. Идея двух сфер эпического пространства всегда присутствует рунах. Без этого эпическая поэзия, эпический мир немыслимы. Б.Н. Путилов пишет по этому поводу: „В любом эпосе мы имеем дело с взаимоотношениями (чаще всего - конфликтными) двух противостоящих миров - «своего» и «чужого». В этом случае собственно пространственные характеристики включаются в более широкий комплекс, оказываясь рядом с характеристиками этническими, социальными, реже - культурно-бытовыми".
В карельских рунах противостояние стран выражено еще в архаических формах, но, тем не менее, оно присутствует. Пытаясь истолковать это противостояние не мифологически, а исторически, Лённрот отчасти допускал, что Похъёла - это Лапландия (в рунах Лаппи), но все же больше склонялся к тому, что под народом Похъёлы подразумевается какое-то финское племя. Межплеменные отношения не могли не отразиться в рунах; без реальных „своего" и „чужого" племен едва ли могло возникнуть само мифопоэтическое противостояние. И поэтому Похъёла в рунах характер имеет двойственный характер. Первоначально это мифологическая страна, страна эпических персонажей-соперников, специфическое отражение и порождение мифосознания, но временем это значение стало забываться, и было переосмыслено уже как страна саамов.
В рунах и заклинаниях хозяйка Похъёлы, колдунья Лоухи, предстает с постоянными эпитетами-формулами, подчеркивающими ее физическую ущербность, злой нрав (дикая, свирепая, бешеная) и даже женскую слабость. Также постоянно по тексту рун можно видеть, как герои пренебрежительно отзываются об этом крае, считая его более бедным и отсталым. Исторически это объясняется тем, что в более северных территориях архаические элементы жизни продолжают существуют более продолжительное время. Так в Похьеле по-прежнему сильна власть женщин и истинной хозяйкой рода является старуха Лоухи.
Что касается эпической страны Калевалы, то в собственно фольклорной традиции это название именно в такой форме встречается очень редко (только в одной из баллад и в свадебных песнях). Но довольно часто и географически широко (в Карелии, Юго-Западной Финляндии, Эстонии) встречаются мифологические предания о „сынах Калевы", могучих великанах, которые демонстрируют свою необычайную силу. О „сынах Калевы" впервые упомянул М. Агрикола в перечне языческих божеств у карел в 1551 г.
Столкновение этих двух миров произойдёт на почве вопроса обладания Сампо. Начиная с 39 руны это основной сюжет. Герои Калевалы и народ собираются в поход за мельницей, поскольку считают не правильным, что её владеет только Лоухи, хозяйка Похъелы. Некоторые исследователи склонны в этом сюжете видеть историческое отражение процесса смены матриархата на патриархат. Но есть другая точка зрения, согласно ей сюжет с Сампо отражает время проникновения земледелия к более северным племенам в Похъелу, в приморскую Сариолу. Хозяйка Севера упрашивает южан изготовить для ее народа Сампо, а когда она получает волшебную мельницу, то говорит:
Отчего не жить в Похьеле, Если Сампо есть в Похьеле? Там ведь пашни, там посевы, Неизменные там блага. Теперь после получения Сампо Лоухи, хозяйка Похъелы владеет и скотом, и зерном: «Осмотрела в хлеве стадо, перечла зерно в амбаре».
Борьба же за Сампо, очевидно, поэтическое выражение столкновений южных племен с северными из-за земледельческих угодий, борьба, лишь олицетворенная «мельницей» как символом блага вообще. Поход людей Калевы в Похъелу за Сампо выглядит не как военное предприятие, а как переселение колонистов на север; на корабль, предназначенный для похода, сели: Сто мужей, держащих весла.
На одном боку той лодки. Молодцы-красавцы сели. На другом боку той лодки Сели девушки в колечках. Там на дне уселись старцы.
В данной части исследования нами были подробно рассмотрены основные сюжеты эпоса «Калевала». Что это дало для решения задач исследования? Во-первых это лишний раз доказало что руны относятся к разным периодам истории от глубокой древности до нового времени. Причем их сочетание может встречаться в одной руны одного сюжета. Из этого следует второй вывод, что такая ситуация могла возникнуть в том случаи, когда у эпоса есть непосредственный автор ( Э. Лённрот) и он обладает большим количеством вариантов рун, из которых берёт части наиболее подходящие для развития его замысла. В третьих сюжеты расположены в хронологической последовательности от наиболее древних к событиям, отражающим принятия христианства. Многие руны в таком виде, в котором они представлены в Калевале, никогда не исполнялись рунопевцами. Более того сюжеты взаимосвязаны между собой и часто один проистекает из другого, что делает похожим эпос на роман. Что касается историчности данных сюжетов, то в них легко угадываются как события II-I тысячелетия до н.э., так и средневековья и нового времени. Соответственно, за Калевалой можно признать статус исторического источника, поскольку письменными источниками этих времён мы не располагаем, а данные археологии не могут полностью реконструировать картину жизни.
3.2 Героические образы «Калевалы»
Следующий интересующий нас момент будет касаться героев эпоса и их специфики по сравнению с другими эпосами, и прежде всего со Старшей Эддой. К эпосам разных народов обычно добавляется эпитет "героические эпосы". Но героика карело-финских народных рун и "Калевалы" особая, еще не связанная с воинскими подвигами, боевыми дружинами, князьями, королевичами, античными царями, раннерабовладельческими или раннефеодальными формами государственности. Ничего этого в "Калевале" нет, хотя и упоминаются мечи и копья.
В "Калевале" героика - мифологическая, борьба ведется еще с мифологическими чудовищами, колдунами и колдуньями, причем с помощью не столько оружия, сколько магических заклинаний. Героями карело-финских народных рун и "Калевалы" являются присущие древним мифам особые "культурные герои" - языческих полубожеств- полулюдей, почитаемых в качестве первопредков и основателей данного рода, племени, народности. О них сохраняется сакральная память потому, что они создали и обустроили мир, заложили основы жизни. В рунах воспеваются подвиги выдающихся героев, наделенных необычайными качествами.
Идеальный герой эпоса всегда самый сильный, мудрый, умелый. Никто, кроме Вяйнямейнена, не может столкнуть в воду им же изготовленную лодку; никто, кроме него, не в силах разрубить мечом огромную щуку, за которую зацепилась в море лодка; только Вяйнямейнен способен смастерить из костей щуки кантеле, и он же извлекает из инструмента первые звуки. Отблеск первобытно-родового мышления ложится на самих героев, они прославляются как родоначальники и первопредки, заложившие материальные и духовные основы жизни данной родовой общины. Они первые и лучшие, и в этом первородном своем качестве они и их деяния воспеваются в эпосе.
При всей фантастичности образов и событий эпос повествует о реальных занятиях древних людей, о реальном древнем быте. Эпические герои ловят рыбу, охотятся на зверей, строят лодки, куют железо, рубят подсеки, сеют хлеб, варят пиво, сватают невест, оплакивают погибших детей - все вроде бы как у обычных людей. И вместе с тем эти обыденные занятия необычны, они овеяны героикой и полны высокого, торжественного смысла уже потому, что совершаются впервые и в одном ряду с космогоническими событиями. Эти обыденные занятия - тоже акт первотворения мира, земной жизни. И все в этом акте одновременно и просто, и величественно, и полно чудес.
Подобно тому, как мудрость и сила Вяйнямейнена, высокое мастерство Ильмаринена символизируют жизнеспособность всего рода, так же и в эстетике фольклорно-эпической поэзии общее преобладает над частным. Гиперболы, как и постоянные эпитеты, призваны дать обобщенное и устойчивое представление о герое или предмете, они указывают на наиболее общий его признак. Вяйнямейнен - степенный и умудренный опытом старец, Лемминкяйнен наделен красотой молодости, у каждого персонажа есть своя ведущая черта. Наиболее архаичным героем эпоса является Вяйнямёйнен - знаменитый песнопевец. Он становится победоносным представителем своего народа в борьбе против черных сил Похъелы. В рунах он выступает также в качестве работника, наделенного самыми разносторонними способностями: пахарем, охотником, рыбаком, создателем кантале, исцелителем больных, строителем лодки и опытным моряком. Но прежде всего он несравненный песнопевец. В состязаниях по пению, на которые Вяйнямёйнен был вызван завидовавшим его искусству похъёльским хвастуном Ёукахайненом, но пение Вяйнямёйнена раздается так мощно, что:
Вспенилась вода в озёрах,
Затуманилась земля повсюду,
Горы медные качнулись.
Слава Вяйнямёйнена основывается не только на искусстве пения, но и также на глубине его познаний. Среди народа он слывет: «прорицателем», который обладает способностью заглянуть в прошлое и в будущее. В следующей руне описывается его путешествие в поисках знаний. За словами «о вещей происхождении» он ходил в подземное царство к великану Антеро Випунена и выведал у него древние руны и заклинания. Аналогичный сюжет встречается в «Младшей Эдде», где Один совершает путешествие к источнику мудрости, находящемуся под охраной великана Мимира и за возможность испить из него оставляет свой правый глаз.
Знание происхождения мира или вещей происхожденье, дает возможность власти над ними. Это как бы означает старшинство над вещью, а старшинство в родовом обществе означало власть. Поэтому знание происхождения мира и вещей никогда не было простой прихотью, оно предполагало всесилие. Потому и древность происхождения Вяйнямейнена означает его мифологическую значимость. Он появился раньше всех иных людей, сам является и богом и человеком, оказывается одновременно молодым и старым, и бессмертным.
Весьма колоритен и характер Вяйнямёйнена. Мы видим, как он: истерзанный морскими волнами, плачет от бессилия в седьмой руне, но мы также видим его твердо стоящим на корме своего челна во время бушующего шторма (руна 10-я). Иногда он предстает увлекающимся женихом (руна 8-я), а в другой раз наставником народа. То он поддается власти нежных мелодий своего кантале, то он как мужественный герой рвется в бой.
Смелость и решительность сочетаются в Вяйнямёйнене со спокойной рассудительностью. Он - воплощение мудрости. Когда в руне его называют «старым, верным», то под этим, очевидно, подразумевается, что он опытный и надежный. Задумывая великое дело, Вяйнямёйнен тщательно готовится к совершению его. В минуту опасности он действует решительно и смело, и тогда оказывается, что этот старый герой доблестно превосходит других (руна 40-я).
Он инициатор и руководитель похода героев Калевалы за Сампо. Его мудрость и подвиги имеют решающее значение как на различных этапах этого похода, так и во всех последующих боях за спасение народа Калевалы от козней Лоухи.
Вяйнямёйнен уходит со сцены, согласно последней руне эпоса, после появления на свет сына Марьятты, родившегося от проглоченной ею ягодки брусники. Когда сын Марьятты был окрещён «королём Карьялы, носителем всей власти», глубоко оскорбленный Вяйнямёйнен уплывает на медном челне, оставив «народу вечную радость, потомкам великие песни».
Уходя, он, однако, пророчит, что в будущем еще вернется:
Времени пройдет немало,
Дни заменятся другими -
И я снова буду нужен,
Ждать, искать меня здесь будут,
Чтобы снова сделал Сампо,
Новую пропел бы песню,
Новую луну достал бы,
Вызволил бы снова солнце.
Образ Ильмаринена - знаменитого кузнеца Калевалы больше приближен к реальности, чем образ Вяйнямёйнена. Хотя много чудесного сопровождают этот популярный образ во многих эпосах мира. Начиная с его рождения:
Рос на угольной поляне,
И в руке он молот держит
В кулаке щипцы сжимает.
Темной ночью он родился,
Днем уж кузнецу он строит.
Этот образ был создан автором преимущественно на основе южнокарельских рун. Где очень подробно даётся описание его внешности и характера. Это статный мужчина цветущего возраста. Он молчалив, спокоен и всегда серьёзен. Ильмаринен медлителен в действиях и нелегко берется за новое дело, если оно не относится к кузнечному мастерству.
Но в кузнеце он - в своей стихии. Он куёт целыми днями, нередко забывая на долгое время об окружающем мире. Он куёт мечи, копья, плуги, косы, при надобности даже кольца и прочие женские украшения. В своем ремесле он подлинный виртуоз, который в работе над лучшими своими созданиями, охвачен творческим вдохновением. Однажды Ильмаринен создал из золота и серебра настоящую скульптуру - прекрасную девушку, глядя на которую он и сам восхищался. Величайшим же творением Ильмаринена является Сампо.
В «Калевале» повествуется и о других его подвигах, благодаря которым он получил руку девицы Похъелы: о том, как он вспахал змеиное поле, взнуздал страшного медведя и как при помощи выкованного из железа огненного орла поймал в реке Маналы чудовищную щуку (руна 19-я). Во время похода за Сампо, как и в других случаях, Ильмаринен является самым близким соратником Вяйнямёйнена. Он не наделен качествами вождя, но он мужественный и непоколебимый воин, не говоря уже о его незаменимости в роли превосходного оружейного мастера калевальцев.
Образ Лемминкяйнена-молодого удалого бойца, более приближен к классическому образу героя - искателя приключений и любимца женщин. Мать, очевидно, баловала его в детстве, и он вырос беззаботным и ветреным юношей:
Был он обликом прекрасен,
Ростом также превосходен.
Но он был не без порока,
Жизнь он вёл не без ошибок:
Очень был на женщин падок.
Но в то же время он отличный лыжник и искусно владеет мечом. Он бесстрашный смельчак, идущий навстречу опасностям. Но у него отсутствует рассудительность Вяйнямёйнена и серьезность Ильмаринена; к тому же он любит похвастаться. Однако Лемминкяйнен обладает живостью и чувством юмора, качествами, которыми не одарен Ильмаринен. Но, несмотря на слабости и недостатки характера Лемминкяйнена, люди явно любят этого героя . Но при этом отнюдь не одобряют безрассудство и неосторожность Лемминкяйнена, его бахвальство. Эпос прямо не упрекает его в этом, но показывает, как необдуманные поступки Лемминкяйнена приводят к печальным последствиям.
Так, во время первого похода в Похъелу, когда Лемминкяйнен по коварному предложению Лоухи отправляется на охоту за «лебедем смерти», и он попадает в ловушку и чуть не прощается с жизнью. Только самоотверженные усилия матери возвращают его к жизни (руна 15-я). Последствием его второго похода является большое ответное нападение воинов Похъелы, которые до основания уничтожают его родной дом (руна 28-я). В третий поход он отправляется без достаточной подготовки на случай морозов, и его челн вмерзает во льды моря, сам же он едва не погибает (руна 30-я). Возвращаясь из похода за Сампо, Лемминкяйнен, несмотря на предупреждения Вяйнямёйнена, принялся петь - горланить, отчего журавль, стоящий на берегу, испугался, полетел с криком в Похъелу и разбудил усыпленную Лоухи (руна 42-я). За героями «Калевалы» снаряжается погоня. Правда, при нападении Лоухи, Лемминкяйнен бойко орудовал своим мечом, но Сампо утонуло в море. За бахвальство народ наказывает его тем, что часто ставит в смешное положение. Тем не менее, о недостатках и слабостях Лемминкяйнена говорят в «Калевале» с добродушным юмором - ведь как бы то ни было, он «муж превосходный», когда надо биться с воинством Похъелы.
Особняком стоит в эпосе Куллерво, образ раба, мстящего всему миру за свои беды. Имя Куллерво вошло в историю финской литературы, составляя ее трагедийный пласт. Образ этот сложен, многозначен, в нем слились мотивы сказок и песен о рождении мальчика-силача с традиционными пастушьими песнями, где пастушок чаще всего существо обездоленное. Использован также ингерманландский сюжет о вражде двух братьев из-за малоземелья.
В эпосе ему посвящены руны с 31 по 37. С самого рождения Куллерво является рабом Унтам, своего дяди. Унтамо с вооруженным отрядом уничтожил дом его родителей и убил, как предполагали, всех его родных. Впоследствии, однако, выясняется, что родителям, брату и сестре Куллерво удалось бежать и скрыться в глухом лесу. Боясь, что из Куллерво может вырасти мститель за свой род, Унтамо хотел убить его ещё ребенком, но это ему никак не удалось. Старинные руны повествуют о чудесном спасении мальчика от гибели в море, в пламени костра и даже на виселице (руна 31-я).
Вскоре Куллерво подрос и стал необычайно сильным юношей. Унтамо думал, что в его лице получит «раба достойного сотни сильных» (руна 31-я). Но Куллерво портил всякую работу чрезмерным приложением сил, - так дерзко проявлялся его протест против рабства. Унтамо, с целью избавиться от ставшего ему обременительным раба, продал его в Карелию Ильмаринену.
После ряда злоключений, найдя своих родителей и обесчестив свою родную сестру, которую он не узнал после долгой разлуки, Куллерво приходит к выводу, что во всех несчастьях его семьи виноват Унтамо. Несмотря на просьбы матери отправляется в поход против Унтамо. По пути он получает известие о смерти своих родных, но только смерть матери трогает его. Но и эта весть не может заставить его вернуться домой. Он рвется вперед и достигает своей цели: уничтожает жилье Унтамо и все, что там было.
Но после достижения своей цели, Куллерво окончательно оказался за пределами общества. Он совершенно одинок. Путь его лежит в глухую тайгу, где он бросается на собственный меч. Таков конец этого героя закономерен, по словам автора. В речи Вяйнямёйнена мы видим, что причины такого поведения героя кроятся в том, что воспитан он был чужими людьми. Так в своеобразной форме доносится до людей древняя этика семейного воспитания.
Все эти герои представляют собой временные пласты, отраженные в эпосе. Начиная с архаичного эпоса первопредка Вяйнямейнена и заканчивая позднесредневековым рабом Куллерво. При этом они полностью соответствуют специфики данного эпоса. Многими исследователями подчеркивается тот факт, что эти герои в большей степени люди, чем боги. Описание их жизни даёт богатый материал для реконструкций картин быта. говорит о первичном выделение ремесла из земледелия. Показывает различные уровни и статусы в обществе и, наконец, несёт в себе большую часть сакральных сведений и представлений финнов и карел.
3.3 Повседневная жизнь в рунах «Калевалы»
Переходя непосредственно к анализу содержания эпоса, нашей целью будет раскрыть богатство информации содержащийся в этом источнике, т.е. на основе сведений представленных в рунах мы попробуем реконструировать повседневную жизнь людей, с их занятиями, обычаями и верованиями.
В «Калевале» нет следов наличия государства или близкой по функциям структуры, мы не наблюдаем правителей и систему управления, нет также разделение общества на социальные группы. Основой всего является большая семья или в более северном варианте (Похъела) род. Как правило, такие семьи живут в отдельно стоящей обширной усадьбе с многочисленными постройками. Семья состоит из 3- 4 поколений и включает в себя до 20 родственников. Часты упоминания о слугах. В основном это молодые девушки и девочки, выполняющие по дому простую работу:
Эй ты, девочка-малютка,
Принеси в котле съестного,
Поднеси ты гостю пива (руна 27).
Если говорить о рабстве, то оно больше похоже на патриархальное, чем на классическое. Этой теме посвящен цикл рун о герое Куллерво. Он стал рабом, поскольку в рабстве была его мать, и последствии был продан, как нерадивый работник. Но такое положение дел отмечено только один раз. Существует также категория наёмных работников:
Раздувать рабов заставил
За поденную оплату ( руна 39).
Но их социальный статус достаточно низок, раз используется тот же термин, что и для настоящих рабов. Такие работники, конечно, не допускаются к земледелию, а занимаются только самой тяжёлой и грязной работой.
Основу жизни составляет земледелие. У каждой семьи есть свои участки и они владеют ими на правах собственников. И такое упоминание встречается в тексте.
Остров весь уж поделили,
Все размерены поляны,
Лес по жребию раздали,
Все луга уж у хозяев ( руна 29).
Но при этом земледелия остаётся достаточно примитивным - подсечно-огневым. Его эпическому описанию посвящена вся вторая руна. Он долго время являлся основным способом обработки земли, поскольку леса в этих местах очень густые. Вначале Вяйнямёйнен находит на берегу моря «семь семян, шесть зерен» овса и ячменя. Он собирает их и кладет в мешочек из лесных шкурок. Затем птичка подает ему добрый совет ему:
Не взойдет ячмень у Осмо,
Не расчищено там поле,
Там не срублен лес под пашню,
Хорошо огнем не выжжен (руна 2)
Вяйнямёйнен следует её совету и уже скоро на пашнях Калевы колосится богатый урожай.
Исходя из отрывка видно, что основные культуры это неприхотливые овес и ячмень, идеально подходящие для местного климата. И только один раз встречается упоминание пшеницы в руне 21.
В рунах мы встречаем упоминания о древних земледельческих орудиях. Для вспашки земли использовали деревянную или даже каменную соху.
В «Калевалы» встречается часто образ «огненной сохи», это связано с обычаем, применявшимся в древности, когда деревянную соху обжигали. В руне 10 есть намёк на появление плужного земледелия, поскольку говорится, что кузнец Ильмаринен выковал плуг. Соответственно, главной тягловой силой была лошадь, а основным транспортом сани. Обработка зерна проста, под стать самому земледелию. Для перетирания зерен используют ступицу, пестик, жернова:
Изотру покуда камень,
Раскрошу покуда пестик
Растолку покуда ступку,
Проверчу тяжелый жернов.
В карело-финских эпических песен обнаруживается своеобразное отражение древних форм скотоводства. Поскольку стадо часто изображают как большое, огромное, то, можно, предположить по аналогии, что оно является общим стадом целого рода. Так в ответ на просьбу отца, посмотреть на кого лает пёс, девушка отвечает:
У меня и так есть дело,
Я смотрю за большим стадом,
Убираю хлев у коров.
Общинный характер владения подтверждается и тем, что общее стадо в рунах называется «нашим», и тем, что помещение, где находится большое стадо рода Похъёлы, изображается огромным. С этими образами перекликается образ большого быка, которого старуха Лоухи хочет зарезать, что бы приготовить пир на свадьбе дочери. Но не всем героям это под силу, и только «сообща они убивают большого быка» (руна 21-я). Скот также является символом благополучия, достатка в доме, по нему судят, насколько богат род. Поэтому Кюлликки и не хочет выходить замуж за Лемминкяйнена, считая, что в его доме нет коров, а следовательно нет и пищи. В руне 32-й мы читаем, что жена Ильмаринена, отправляя коров на пастбище, просит духов леса защитить её стадо, уберечь от беды. Это еще раз доказывает насколько ценили калевальцы свои стада, раз призывали духов на помощь, чувствуя, что не способны сами уберечь полностью домашних животных.
Далее по сути сюжета, мы коснемся вопроса выделения ремесла из сельского хозяйства. Кузнец Ильмаринен в основном занимается своими прямыми обязанностями. Но при этом он мастер на все руки и рыбачит, и изготавливает лодки, сохи, а также участвует в боевом походе в Похъёлу за Сампо. Что может говорить о пока ещё очень низкой специализации ремесла.
И именно в этот период складываются исторические условия для возникновения руны о рождении железа. Согласно исследованиям финских этнографов, изображение способов добычи железа при всей фантастичности образов 9-ой руны на самом деле в своей основе реалистично. Проводя повторяющийся в многочисленных вариантах этой руны мотив сбора болотной железной руды по следам лесных зверей:
И колышет волн трясину,
И медведь болото топчет.
Поднимается железо ( руна 9).
Они не без основания видят здесь древнее отражение действительности. Так как болотную железную руду, обычно находящуюся под верхним слоем заболоченной почвы, без специально организованной её добычи легче всего обнаружить на следах, оставленных на болотистой почве медведем или другим тяжеловесным зверем. В руне о рождении железа нашла свое отражение и примитивная техника переработки железной руды в «тестообразное» железо. При этом отдельные, случайно образовавшиеся при этом куски чугуна считались испорченными, люди еще не знали, что с ними делать. Помимо железа в ходу были изделия из олова, меди и бронзы. В основном это были простые женские украшения - кольца, застежки. Из благородных металлов делали ритуальное оружие:
Золотой топор он держит
с рукояткою из меди (руна 16).
и более сложные, так называемые парадные украшения:
И нашла под пёстрой крышкой
Золотых шесть подпоясок,
И подвески золотые,
И серебряный кокошник (руна 4).
Подтверждением гипотезы, что в рунах отражён недавний переход от каменного к металлическому производству, является большое распространение каменных орудий. Это объясняется тем, что по техническим характеристикам железное орудие ещё долгое время значительно уступало изделиям из камня, бронзы или меди. К тому же в сознании людей каменные орудия наделялись таинственной сакральной силой. Какие же изделия по-прежнему делались из камня. Есть упоминание о каменных наконечниках:
Смерть в семенах Сууру,
В злобных наконечниках из камня ( руна 8).
Из каменных орудий труда встречаются те с помощью, которых вырубался лес:
Орудие из камня сделал,
Рукоятку изготовил из сосны,
Пусть здесь вырубят подсеку (руна 2).
Но в основном это такие орудия которые связаны с рыболовством ( крючки, грузила).
Если продолжить поиск сведений о других ремёслах, то в эпосе упоминаний о них нет, за исключением ткачества, но оно пока рассматривается как домашняя обязанность женщин. Судя по описанию ткацкого станка, он приобрел более современную вертикальную форму, став очень похож на тот, который использовали наши крестьянки в деревнях. Помимо основного вида деятельности, учитывая специфику окружающей природы, немалым подспорьем в хозяйстве финнов были охота и рыболовство. Начнём с рыболовства. В эпосе отразилась техника изготовления лодки, играющей исключительную роль при рыбной ловле. В древности среди предков карел для изготовления лодок использовался огонь. Подпаливаемое лишь с одной стороны дерево валилось и подвергалось постепенному выжиганию сердцевины. Карело-финская эпическая песня о поисках дерева для лодки также косвенно отражает в себе мотив изготовления лодки из целого дерева. Также некоторое распространение получила техника изготовления лодок из звериных шкур. В связи с этим объясняется странный на первый взгляд мотив, связанный с Антеро Випунена, по которому для изготовления лодки Вяйнямёйнену необходимо было:
Перебить табун оленей
Настрелять кучу белок.
Во многих рунах при описании лодки используется эпитет «большая», «стоуключинная», «стобортная». Это, возможно, указывает на то, что лодки находились в общей собственности и изготовлялись коллективно, что в свою очередь могло привести действительно к изготовлению больших лодок:
Лодка с Похъёлы подходит,
Сотней весел бьёт по морю
Сто мужей сидят у весел
Тысячи сидят там в лодке.
Но не только лодка, но и другие орудия рыбной ловли реалистически изображены в карело-финских эпических песнях. В частности, здесь упоминаются рыболовецкие сети и невод:
И лежали сети в лодке,
Невода в челне бывали,
По бокам шесты и сети;
На скамьях багры лежали …
С помощью рун мы можем узнать, кого же ловили карелы и финны в своих реках и морях. В основном это сиг, лосось и, конечно, королева подводного мира большая щука Туонелы, которая доставила много неприятностей Ильмаринену. Для её поимки он создал железного орла. Этот мотив создания или превращения героя в орла относится еще к древнему периоду финно-угорской общности (руна 19-я). изображение охоты в карело-финском эпосе встречается значительно реже, чем изображение рыболовства. Сюжет охоты, прежде всего, связан с героем Лемминкяйненом, поскольку во время его сватовства в Похъёле мать невесты задает ему ряд заданий. Он должен поймать лося, лошадь и лебедя. Для этого Лемминкяйнен:
Остриё поспешно
Насадил на быстрый дротик.
Натянул и тетиву он,
Приготовил стрел для лука (руна 13).
Но также для успешной охоты ему необходимы лыжи. Их изготовление считалось сложным делом, и такие мастера были уважаемы среди народа. Всё это говорит нам о том, что охота по-прежнему оставалась одним из важнейших промыслов, несмотря на развитие земледелия. В руне 46-ой мы видим отношение калевальцев к хозяину леса - медведю. С одной стороны он вожделенный предмет охоты, а с другой уважаемый зверь, носящий следы тотемизма, родового культа, нежно называемый: «Отсо, яблочко лесное, Красота с медовой лапой».
Настоящим кладезем информации по особенностям быта карело-финнов являются руны с 20 по 25. По свое ценности они сопоставимы с Речами Высокого из Старшей Эдды. Но есть одно большое отличие. В них мы видим советы, которые даются молодой хозяйки после свадьбы. Легко представить, как велось хозяйство, какие были отношения между родственниками, и как надо было вести себя молодой жене, чтобы заслужить одобрение новой родни:
Расточай слова получше!
Нравам новым научайся,
Позабудь былые нравы:
Смело можно сказать, что подобные советы, могут пригодиться и в современной жизни. В этих рунах дано изображение свадебного обряда. Все начинается с приготовлений к большому и богатому свадебному пиру. Ещё интересен этот эпизод тем, что большая часть его посвящена процессу изготовления пива и рецепт сходен с современным. Вообще-то, в эпосах редко встретишь эпизоды с темой еды. Здесь же в руне 20 представлены многие блюда карело-финской кухни:
Испекла большие хлебы,
Много толокна сварила,
Дали мясо им кусками,
Дали пряников красивых,
Дали ячного им пива,
Пироги лежат кусками,
Масло сложено частями,
На куски сиги разъяты,
И разрезал лососину (руны 20 и 25)
Далее следуют все этапы свойственные свадебному обряду: встреча жениха, пир, сбор невесты и список наставлений как вести себя, сочетающийся с традиционным плачем, который является традиционным отражением представлений о смерти невесты для своего рода и возрождении её в новом качестве жены в роду мужа. Следующий этап это встреча невесты в доме жениха. Здесь наиболее ценно описание приданного невесты:
Принесла с собою шубы,
Принесла с собою платьев,
И сукна у ней довольно ( руна 25)
Но все эти сведения лежат на поверхности. Какие ещё выводы мы можем здесь ещё найти. Э. Лённрот включил в эпическое повествование не свойственный ему материал женского фольклора, и тем самым существенно расширил значение Калевалы как исторического источника. Интересны наблюдения, касающиеся двойственного и противоречивого положения женщины в течение жизни. Часть женщин являются рабынями своих мужей, семей своих мужей, но другие женщины являются главами родов, и занимают высшие места в социальной иерархии. Вот как говорится о положении молодой невестки в доме супруга:
Вот узнаешь, горемыка,
На тебе ты испытаешь
свекра челюсть костяную,
каменный язык свекрови,
деверя язык морозный,
горделивый нрав золовки.
Вечною рабою быть у свекра,
В рабстве вечном у свекрови ( руна 22).
Из приведенных строк видно - молодая женщина занимала положение рабыни, батрачки в доме. Но в отличие от рабыни она не могла жаловаться, ибо то был ее род.
В вопросе сватовства мнение девушки было важно, считалось, что жених должен ей нравиться, но решающее слово оставалось за родителями и за выбором жениха. И если он ей не люб, то у нее лишь один способ отказаться от замужества - собственная смерть. Таков был, например, выбор Айно, сестры Еукахайнена, который выкупил обещанием отдать ее замуж за Вяйнямейнена собственную жизнь. Мать Айно была очень рада породниться с великим рунопевцем и колдуном Вяйнямейненом, она и слушать не хотела никаких возражений. Также в поэме есть примеры и покорения выданной насильно замуж девушки своему супругу. Такова история Кюлликки и Лемминкяйнена.
Лемминкяйнен был распутным и веселым мужчиной, который никогда не оставлял ни одну девушку без внимания. И вот, однажды дошли до него слухи о величайшей красавице, жившей в одной деревне. И он отправился туда, для того что бы взять ее в себе в жены. Но красавица Кюлликки была неприступной. Тогда герой решил проблему просто: он ее похитил. Но кто так угнетает молодую женщину? Любящий супруг? Возможно и он тоже, но главным образом свекровь - другая женщина. Именно она является хозяйкой дома. Причем не только по названию, но самым настоящим образом. Она ведает скотиной, припасами, работниками, всем семейством. В песни 32 есть строки подтверждающие это высказывание. Здесь хозяйка решает куда определить работника, и назначает его пастухом. Т.е. она ведает и батраками и стадами в хозяйстве. Таким образом, статус женщины не являлся постоянным и в течение жизни мог кардинально меняться.
Но при этом в сакральной сфере все стихии в мире Калевалы имеют именно Хозяек, а не Хозяев (как в русском фольклоре, где домовой, водяной, леший - все мужчины). Куутар - Дева Месяц, Велламо - Хозяйка Воды, Ильматар - Дева Воздуха и Мать Воды, Миэликки - Хозяйка Леса, Осмотар - изготовительница пива и мудрейшая из жен, Туони - хозяйка загробного мира. А в суровой северной стране Похъеле больше всего видно отражение древнего высокого положения женщин, поскольку заправляет всем здесь именно женщина, сильная и злая колдунья Лоухи.
Итак, в течении жизни женщина проходит ряд социальных стадий. Рождаясь, девочка, а потом девушка являлась ребенком в доме родителей, для нее было все то, чем родители владеют. Но выходя замуж и становясь женщиной, она резко меняла не только свой статус, но и фактическое положение в обществе. И только заведя собственный дом, отделившись от родителей мужа, женщина становилась Хозяйкой. Хозяйкой дома, хозяйкой всего добра. И теперь уже была ее очередь заправлять молодыми невестками, которых приводят в дом ее сыновья.
Но этот путь вовсе не был жестко определен. Если мужчина, который брал девушку в жены, уже жил собственным домом (как кузнец Илмаринен), то его жена сразу становилась главой дома, минуя положение работницы.
После подробного исследования «Калевалы» в качестве информационного источника. Мы можем признать, что, несмотря на специфику мифопоэтики, в стихотворных строках эпоса отразилась немалая часть сведений о различных сторонах жизни обычных простых людей: крестьян, первых ремесленников, рыбаков и охотников. Мы видим подробное описание их занятий, орудий труда, взаимоотношений. Дополнительно идут данные об их быте, видах жилищ, костюмах, украшениях, праздниках, ритуалах, обычаях. Особый интерес представляет практика лечения болезней, основанная на древних представлениях о том, что знание о происхождении болезни даёт над ней власть. Но при этом есть упоминания о вполне конкретных лекарствах состоящих из мёда и трав. И содержание таких мелких фактов в эпосе достаточно велико, чтобы создать объёмную картину жизни карело- финнов, и подтвердить мнение о том, что «Калевала» является не просто эпосом, а энциклопедией жизни простых людей.
3.4 Религиозные представления
В последней части данного исследования речь пойдёт обо всей совокупности богов и духов-хозяев карело-финнов, а также о практике верований. Мифологические персонажи «Калевалы» и карельского фольклора, отражают развитие народных верований от тотемизма через политеизм к монотеизму. В этом эпосе нашли отражение все три типа верований, обобщив, таким образом, религиозную практику многих столетий.
Среди мифологических персонажей «Калевалы» можно выделить несколько типов.
К первому можно отнести персонажей самого древнего уровня, самых архаических мифов, от образов которых сохранились только осколки. В рунах «Калевалы» они явно поблекли. Это и огромный орел, и большой бык, по рогам которого белке приходится скакать несколько дней и ночей, и образ девушки-лосося, и чудо-образ Сампо, и почитаемый медведь Отсо, в честь которого устраивали даже настоящий ритуализированный праздник. К этому типу относятся и противопоставленные образы «пчелки-маленького человечка» и злого шершня. Это самый таинственный мифологический срез «Калевалы», на нем лежит яркий отпечаток древнейших тотемистических верований карелов, когда человек искал покровителя среди окружавшей его живой и неживой природы .
Следующую группу мифологических образов представляют персонажи низшей мифологии и политеизма. В. В. Иванов сопоставлял низшую мифологию и политеизм с неофициальным и официальным культом. В карельской мифологии языческий божественный пантеон в подавляющем большинстве был мужского пола, духи - параллельно и мужского, и женского, а самая главная из них - мать земли, вообще не имела соответствующей мужской ипостаси. Среди низших мифологических персонажей, присутствующих, как в фольклоре, так и в «Калевале», можно выделить хозяев и духов различных стихий: воздуха, земли, воды. Их обилие в «Калевале» бросается в глаза. Многие из них выдуманы Лённротом, но подавляющее большинство проникло в поэму из заклинательной поэзии, а точнее, вместе с нею, так как в последнее издание «Калевалы» Лённрот включил много именно заговорных рун. Из древних заклинаний Лённрот взял и яркую цветопись, свойственную описанию тех или иных духов, и множество блестящих, звонких эпитетов и метафор, и разветвленную систему имен.
Духи в «Калевале», как и в заговорах и мифологической прозе, и добрые (Дева солнца, Дева месяца, Дева добрая рябины), и злые ( Сюятар, сотворившая змею, или «Дева Туони, хозяйка загробного мира, Ловиатар, родоначальница всяких зол и болезней). Но в мифологической прозе подчас нет абсолютного разделения на абсолютно добрых и злых духов. Так, например, хозяин леса Тапио считается очень опасным, но он же может подарить охотнику лося, хозяйка дома в основном покровительствует жильцам, но, обидевшись за что-то, может начать вредить им. Поэтому почти в каждой руне встречается обращение к духа с просьбой о защите или покровительстве.
Почти у всех этих духов есть семьи, дети, слуги и служанки. Подчас и в рунах, они делают самую обыденную работу. Когда Вяйнямейнен попадает в Туонелу, он видит, что «Туони маленькая дева, низкорослая служанка, стиркой платьев занималась» И в то же время обыденность мифологизируется, жена Илмаринена просит Деву юга и Деву тепла своими передниками и подолами укрыть скотину от дождя и ветра. Заклинательная поэзия, и мифологическая проза, и эпические песни демонстрируют веру народа в духов, в хозяев природы. Но у каждого жанра свои цели повествования. Архаические заговоры непременно включали историю происхождения какого-то явления - болезни, раны или другой напасти, а затем старались ее победить, уничтожить или, наоборот, призвать на помощь соответствующего духа, хозяина. Иначе говоря, знахарю и колдуну требовалось покровительство духов. У Лённрота духи часто представлены как существа с высокоразвитым чувством прекрасного. Примером этого может служить восхищение Духов земли, воздуха и воды игрою Вяйнямейнена на кантеле. Описание их гнева доводит до гротеска.
Вера в персонажей низшей мифологии как неофициальная религия широко бытует в фольклоре и в наши дни. Об официальной религии карелов первой половины II тыс. н.э. наиболее полное представление можно получить из предисловия М. Агриколы к переводу Псалтири, написанного в 1551 г. Известный проповедник христианства указал в нем на поклонение народа одиннадцати языческим богам хяме и двенадцати карельским. В качестве богов Агрикола отметил Vainamoinen, который «песни выковал», Ilmarinen, который «небо и мир создал и приводил к месту путников», «сынов Калевы», косивших луга, Tapio, добывавшего в лесу зверей, и Ahti, достававшего из воды рыбу. Также в качестве «идолов, которым прежде поклонялся» народ, названы Turisas, Lieckio, Cratti, Tontu, Rachkoi, Capeet .
Самыми известными именами из списка Агриколы являются два главных героя «Калевалы» - Вяйнямейнен и Илмаринен. Но ни в народных рунах, ни в «Калевале» они не воспринимаются как боги. Это, в первую очередь, культурные герои, сделавшие массу первопредметов. Причем в южной Карелии приоритет чаще отдается Ильмаринену (Ilmoilline).
Божество воды Ахти и божество леса Тапио широко распространены и в фольклоре, и в «Калевале». Здесь Лённрот верен современной ему народной традиции. Это не боги середины тысячелетия, но за ними полностью сохранены права на владение подвластной им территорией. Мы узнаем, в каких условиях живут их семейства. И в то же время эти божества по своим функциям практически идентичны Духам леса и воды.
Из карельского языческого пантеона Агриколы в фольклоре и «Калевале» встречаются пять персонажей. Wedhen Erne - мать воды. Ее образ сопоставим с Ильматар, которой Лённрот, в отличие от народных рун, отдал первенство в сотворении земли из яйца утки. Она в «Калевале» - «мать воды и дева неба». Wedhen Erne - единственное божество, которое как бы ни имеет имени. Поэтому ее можно сопоставить и с Хозяйкой воды, которую Лённрот вслед за рунопевцами поднимал даже выше, чем Ахто. Nyrckes, который, по верованиям карелов, «дал лесу белок», сопоставим с Нюрикки, сыном бога и хозяина Метсолы. Хийси - божество из списка Агриколы, широко распространен практически во всех жанрах фольклора. Хийси - это олицетворение злого, в отличие от Тапио, хозяина леса. Он очень близок к образу kara, pira, то есть черту. Поэтому параллельно с именем Хийси появляется имя Лемпо или ютасы, злые духи, населяющие и горы, и воду, и огонь, и кладбища. из списка Агриколы созвучен Вироканносу из «Калевалы» и рун. Но это уже совершенно другой образ. В 20-й песне «Калевалы» - это мясник, заколовший большого быка, а в конце поэмы -священник, окрестивший чудеснорожденного сына Марьятты (аналог Христа), пришедшего на смену Вяйнямейнену. Это очень символично, поскольку Вироканнос являет собой как бы мостик к монотеизму, пришедшему на смену языческому многобожию.
Подобно этому и Ukko - верховное божество из списка Агриколы, сопоставимое с Перуном, Зевсом и Гором, по воле Лённрота - христианский библейский Бог. Таким образом, «Калевала», как и весь карельский фольклор, демонстрирует развитие народных верований от тотемизма к политеизму, а затем - монотеизму. При этом самобытна и разнообразна система персонажей карельской мифологической прозы. С одной стороны, она включает в себя образы, которых нет в фольклоре соседних народов, а с другой - в ней отсутствуют, например, такие распространенные в русском фольклоре образы, как русалка, кикимора, нет саамских гномов и лапландских куффитар.
Отдельно и более подробно хочется остановиться на теме отражения христианских мотивов в рунах Калевалы. Официальное крещение Древней Карелии началось в 1227 г., когда новгородский князь Ярослав Всеволодович послал священников "крести множество карел; мало не все люди". <#"center">Заключение
карелы финны эпос калевала
Изучение «Калевалы» убедило нас в значимости данного произведении для развития Финляндии. Руны эпоса содержат в себе сведения об истории этой страны, относящиеся к довольно обширному периоду с I тыс. до н.э.поI тыс.н.э. С помощью «Калевалы» были закреплены многие нормы финского языка. По сути карело-финский эпос является первым крупным произведением литературы Финляндии. Появление эпоса также способствовало формированию финского национально самосознания. Всеми исследователями признаётся значение «Калевалы» и для общемировой культуры
Вопрос авторства карело-финского эпоса в историографии не был окончательно решён и в XXI веке. Выделяют две основные теории. Последователи первой теории находят доказательства того, что «Калевала» - произведение народное, а Э. Лённрот просто собрал, обработал и издал руны. Сторонники авторства Лённрота, утверждают - он опирался на руны, но при этом он настолько сильно их изменил и подчинил своему замыслу, что получилась абсолютно новая книга. Спорным моментом является и происхождение рун, составляющих эпос Калевала. Так как они могли возникнуть и в Карелии, и в западных районах Финляндии. С этими вопросами связана проблема достоверности эпоса как источника, т.э. имеют ли события описанные в нем историческую основу. Каждый исследователь пытается найти в рунах те или иные моменты, которые согласуются с археологическими данными и с общеевропейскими историческими процессами.
Изучение предпосылок появления эпоса, показало, что направление романтизма, в культуре Европы начала XIX века, коснулось и Финляндии. Калевала стала вкладом финского народа в общемировую культуру. Этому способствовали и исторические условия, в которых находилась Финляндия. Получение независимости от Швеции и приобретение статуса автономии в составе Российской империи, создали необходимое положение для формирования в обществе социального заказа на создание произведения подобного «Калевале». Этот эпос, как признается всеми исследователями, сыграл большую роль в росте финского национального самосознания. Пример Калевалы вдохновил собирателей фольклора в других странах, отважится на создание аналогичных произведений.
Сравнивая текст руны эпоса с первоначальным вариантом, полученным от карельских рунопевцев, мы пришли к выводу, что Калевала - это самостоятельное произведение, имеющие одного автора Э. Лённрота. Естественно, Э.Леннрот работал с фольклорным материалом, но руны подбирал исходя из своего замысла. Он мог дописывать или изменять стихотворный текст, придавая ему вид, усредненный для всех местностей и связывая руны в единую логическую композицию. Большая заслуга автора «Калевалы» состоит и в том, что своей работой он зафиксировал бесценный материал, которому грозила опасность полного забвения.
Изучив «Калевалу» в качестве информационного источника, мы должны отметить, что в рунах нашло отражение большое количество данных, рассказывающих о различных сторонах жизни обычных простых людей: крестьян, ремесленников, рыбаков и охотников. Мы увидели подробное описание их занятий, орудий труда, взаимоотношений. Дополнительно идут данные об их быте, видах жилищ, костюмах, украшениях, праздниках, ритуалах, обычаях. Особый интерес представляет практика лечения болезней, основанная на древних представлениях о том, что знание о происхождении болезни даёт над ней власть. Но при этом есть упоминания о вполне конкретных лекарствах состоящих из мёда и трав. Количество таких мелких фактов в эпосе достаточно велико, чтобы создать объёмную картину жизни карело - финнов, и подтвердить мнение о том, что Калевала является не просто эпосом, а энциклопедией жизни простых людей.
При исследовании Калевалы нами была получена эволюционная картина развития религиозной жизни карело - финнов от первобытных верований (анимизма и тотемизма) к развитому христианству. Карело-финский эпос подтверждает то мнение, что на севере, пережитки сохранялись дольше и упорнее. Поскольку руны, составляющие эпос были зафиксированы в первой половине XIX века, но содержали в себе ёще достаточно языческого влияния.
Таким образом, заявленные цель и задачи исследования были реализованы. На этом основание, мы считаем, что карело-финский эпос Калевала является историческим источником. В нем отразилась история финнов и карел в I тыс. до н.э.- I тыс. н.э. в различных своих проявлениях.
Список источников и литературы
Источники
.Агрикола М. Псалтирь Давида.// История Карелии в документах и материалах (с древнейших времен до начала XX века): учебное пособие для средних школ./ сост. Т. Варухина и др. ; науч. ред. И. Афанасьева. - Петрозаводск, 2000.- с 16-22.
2.Грамота новгородского епископа Феодосия.//История Карелии в документах и материалах (с древнейших времен до начала XX века): учебное пособие для средних школ./ сост. Т. Варухина и др. ; науч. ред. И. Афанасьева. - Петрозаводск, 2000.- с.30
.Исландские саги : саги: пер.с древнеисл./ А.В. Циммирлинга - М.,1987.- 610с.
4.Лённрот, Э. Калевала : руны/Э. Лённрот; пер. с фин. Л. Бельского. - М. 1977. -575с.
5.Лённрот, Э. Путешествия Элиаса Лённрота: Путевые заметки, дневники, письма. 1828-1842.: дневник/ Э. Лённрот; пер. с фин. В. И. Кийранен, Р. П. Ремшуевой.- Петрозаводск, 1985.- 300 с.
6.Рассказ карела Ноусиа.: Регистр жалоб против дворянства в Финляндии 1556 год//История Карелии XVI-XVII вв. в документах. -/ Сост. Г. М. Коваленко, И. А. Чернякова, В. Петрозаводск. 1991.-с.67-75.
7.Старшая Эдда: песни: пер. с древнеисл./ А. Корсунова - СПб. 2008.-461с.
8.Стурлусон <http://lib.rus.ec/a/20550>, С. Младшая Эдда: песни / Стурлусон <http://lib.rus.ec/a/20550> Снорри; пер. с древнеисл. О. А. Смирницкой. - М. 1970. - 487 с.
Литература
9.Евсеев, В.Я. Исторические основы карело-финского эпоса // В.Я. Евсеев. - М., 1957. - 423 с.
10.Евсеев, В.Я. Карельский фольклор в историческом освещении // В.Я. Евсеев. - Л., 1968. - 540 с.
11.Жирмунский, В.М. Фольклор Запада и Востока // В.М. Жирмунский. - М.,2004. -465 с.
12.Карху, Э.Г. История литературы Финляндии: от истоков до XIX в // Э.Г. Карху. - М., 1979.- 421 с.
13.Карху Э. Г. «Калевала» - ее культурно-историческое и современное значение / Э. Г. Карху // "Carelia" <http://www.onego.ru/win/pages/carelia/>.- 1999.- № 3. -с.7-17.
.Карху, Э.Г. От рун к роману // Э.Г. Карху. - М., 1978.- 311 с.
16.Карху, Э.Г. Элиас Лённрот. Жизнь и творчество // Э.Г. Карху. - Петрозаводск, 1996.-395 с.
17.Киуру, Э.С. Фольклорные истоки Калевалы.// Э.С. Киуру. - М., 2001. - 357 с.
.Косменко, М. Г. Проблемы изучения этнической истории бронзового века - раннего Средневековья в Карелии / М. Г. Косменко // Сб. статей. Проблемы этнокультурной истории населения Карелии (мезолит - Средневековье). Ред. С.И. Кочкуркина, М.Г. Косменко. Петрозаводск, 2006. - С.56-65.
19.Кочкуркина, С.И. Археологические памятники корелы (V-XV вв.) // С.И. Кочкуркина. -Л., 1981. -571 с.
.Кочкуркина, С.И. Древние карелы. // С.И. Кочкуркина.- Петрозаводск, 1987. - 489 с.
.Кочкуркина, С.И. Народа Карелии: история и культура // С.И. Кочкуркина. - Петрозаводск. 2004. -507 с.
.Куусинен О.В. Эпос «Калевала» и его творцы / О.В. Куусинен // Лённрот «Калевала». Избранные руны карело-финского эпоса в композиции. - М., 1970.- С. 8-23.
.Мелетинский, Е.М. Происхождение героического эпоса // Е.М. Мелетинский.- М., 1964. - 460 с.
.Миллер, В.С. Отголоски финского эпоса в русском // В.С. Миллер. - М., 1918. - 70 с.
.Мишин, О.А. Путешествие в Калевалу // О.А. Мишин. - М., 1988. - 246 С.
26.Седов, В.В. Археология СССР. Финно-угры и балты в эпоху средневековья // В.В. Седов.- М., 1987. - 591 с.
27.Пропп, В.Я. Фольклор и действительность // В.Я. Пропп.- М., 1976. - 470 с.
28.Рахимова, Э.Г. От «Калевальских» изустных рун к неоромантической мифопоэтике Эйно Лейно // Э.Г. Рахимова. - М., 2001. - 317 с.
. Хурмеваара, А.Г. Калевала в России // А.Г. Хурмеваара. - Петрозаводск, 1972.-395с.
30. Чернякова, И.А. О чем не рассказал Элиас Лённрот // И.А. Чернякова. - Петрозаводск, 1998. - 411 с.