.
Разделение на «свой - чужой» может быть по любому признаку: раса, национальность, язык, религия и так далее. Часто это разделение «рекламируется» в СМИ, государственными структурами, пропагандой, а не только народной массой, ибо оно является хорошим интегрирующим элементом.
Важно нам это потому, что образ врага является составным элементом модуля «свой - чужой». Немаловажно здесь также рассмотреть и понятие «враг». Враги могут подразделяться и по уровню институциональной дифференциации: враги низшего уровня - это враги «прямого действия», их много, и они неразличимы, они эквивалентны массе сообщества. Враги «второго», «третьего» и более высоких уровней - это враги, чьи действия носят опосредованный и институциональный или символический характер. Они представляют собой угрозу либо отдельным социальным институтам, их ресурсам, либо культурным программам или даже символическим структурам группы или сообщества, затрагивающим условия ее воспроизводства в будущем
Врагу присущи такие «архетипы», « как «чужой», «агрессор», «варвар», «преступник», «враг бога», «смерть», «достойный противник», «насильник», «мучитель или палач» и проч.. Среди множества иллюстративных и конкретных понятий можно выявить главное: враг - это то, что является угрозой самому существованию группы. Причем угроза самая непосредственная, побуждающая к ответным защитным и агрессивным действиям. То есть, по сути, враг относится к группе «чужие», являясь самым опасным её «представителем».
Если «чужой» может быть маргиналом, другим, насилие по отношению к нему может и не предполагаться, но по отношению к врагу насилие предполагается всегда. Это и выявляет главную разницу между «чужим» и «врагом».
Образ врага возникает и усиливается в условиях конфликта, эскалации напряженности, особенно во время возникновения агрессии и насилия по отношению одной группы к другой или даже друг к другу. Насилие по отношению друг к другу часто возникает в форме вооруженного конфликта, столкновений между государствами и войнами. И именно в этих ситуациях образ врага оказывает огромное влияние, ведь от его восприятия субъектами зависит их поведение, а, соответственно, от этого зависит дальнейшее развитие событий, оказывающих, в свою очередь влияние на политику.
Поэтому изучение образа врага в контексте войны представляется очень актуальным. В рамках нашей работы наиболее близок к проблематике «образа врага» тот тематический пласт, который связан с взаимовосприятием стран и народов.
Нас, прежде всего, интересует взаимоотношения народов и государств, и формирования их представления друг о друге. К субъектам восприятия относятся: государственные структуры, формирующие политику в отношении другого государства; определенные социальные категории населения и, наконец, конкретные граждане страны. К объектам восприятия относятся: государство, народ, его история, культура и так далее. На субъекты восприятия оказывают влияние: СИМ, кинематограф, пропаганда и др..
Процесс восприятия зависит от множества различных факторов. Это численность народа, их историческая значимость, самоопределение, культурная близость народов, характер взаимодействия их на протяжении истории. Образ динамичен, он никогда не остается одним и тем же. В то же время, есть то, что подвергается изменению очень мало или же вообще не изменяется. Это этнические стереотипы.
Этнический стереотип - комплекс представлений одной этнической группы о другой. Они всегда существуют в контексте автостереотипов - представлений народа-этноса о себе самом, которые соотносятся с инородным, внешним, иным, и только так и могут восприниматься и оцениваться. «Свое» есть точка отсчета для восприятия чужого, «матрица» для сопоставления, мерило и критерий для оценки. Соотнесение, сопоставление, сравнение своего и чужого, - основной механизм формирования образа иного. Но для формирования образа иного народа, его стереотипа важно не только, что сравнивается, но и кто сравнивает, т. е. качества народа - субъекта восприятия, прежде всего его национальный характер. Этнические стереотипы опираются на сложившуюся этнокультурную традицию, представляют собой схемы восприятия инокультурного опыта, играют активную роль в формировании мировосприятия и мировоззрения нации, Они же во многом отражают саму нацию, продуцирующую стереотип иного, многое говорят о национальном характере, ментальности народа.
Немецкая дисциплина, бразильская жизнерадостность, эстонское спокойствие, итальянская темпераментность - все эти эпитеты являются типичными этническими стереотипами. История народов и их взаимоотношения являются основным фактором, влияющим на складывание этнического стереотипа. Чем теснее и дружественнее было взаимодействие, тем более образ оказывался наделен положительными чертами. Характерным примером для нас может послужить взаимовосприятие России и Польши, России и Республики Беларусь.
В первом случает многовековые трения и конфликты, обусловленные религиозными, идеологическими, экономическими и политическими претензиями, привели к отрицательному взаимовосприятию народов. И даже в наше время, несмотря на заверения политиков и некоторые сдвиги в сотрудничестве, отношения продолжают быть несколько негативными. Ярким примером может послужить то, как польская молодежь, в среде которой сильны националистические взгляды.
Необходимо также заметить, что у каждого этноса разный принцип восприятия образов, разная устойчивость к «внешнему навязыванию» образа. Одни критически относятся ко всей новой информации о том или ином народе, и продолжают сохранять имеющееся о нем представление, даже если оно противоречит реальности. Другие готовы поддаться обыкновенной пропаганде и информационным технологиям, и составить новый образ.
Итак, разобрав общие теоретические положения, перейдем непосредственно к «образу врага».
Взаимодействие стран, государств, народов неизбежно ведет к формированию определенных представлений друг о друге, которые тем ярче, отчетливее и детальнее, чем более масштабны, разносторонни и интенсивны контакты. Чем больше объективных противоречий между государствами и их народами, чем более напряженны их отношения, тем больше в этих представлениях накапливается негативного, которое, актуализируясь в конфликтных ситуациях (необязательно военных), перерастает в образ врага.
Войны и военные конфликты представляют собой один из крайних вариантов межгосударственного взаимодействия, в котором противоречие интересов приобретает радикальную форму вооруженного насилия, используемого для достижения своих целей путем нанесения максимального ущерба или даже полного уничтожения другой стороны. Естественно, что такие обстоятельства «взаимодействия» порождают и особые формы взаимовосприятия, в которых образ противника предельно упрощается, схематизируется, насыщается почти исключительно негативными характеристиками.
В экстремальной ситуации вооруженной борьбы «на взаимоуничтожение» имеет ценность только то, что способствует уничтожению противника, то есть всё, обеспечивающее мобилизацию собственных сил, в том числе и морально-психологических. Эта мобилизация, помимо всего прочего, предполагает непременное возбуждение в массовом сознании сильных негативных эмоций по отношению к противоборствующей стороне, вплоть до чувства ненависти к врагу
Обычно начало формирования образа начинают еще до начала военных действий, причем необязательно, что война может начаться - «холодная война» яркий тому пример. Достаточно только напряженных отношений или эскалации конфликта в международных отношениях.
Несмотря на важность такого фактора в формировании образа врага как пропаганда, она «никогда не бывает единственным механизмом формирования образа врага: существует немало каналов восприятия (в том числе и военного противника) помимо манипулятивных воздействий власти. Тем более в обществе, где развиты культурные, гражданские и коммуникативные институты (система образования, разделение властей, средства массовой информации, искусство и т. д.) К тому же пропаганда тем меньше имеет влияния, чем выше уровень образованности и критического мышления в обществе. Навязывания «сверху» так же должно соотноситься с реально происходящими событиями, иначе эффекта никакого не будет.
Поэтому, мы можем сделать вывод, что пропаганда не всегда может оказать решающее влияние на формирования в обществе образа врага. «Корни этих явлений восходят к древним социокультурным и психологическом механизмам: В различных обществах и культурах, у различных народов «образ врага» приобретает некоторые общие черты. При всех различиях в причинах и обстоятельствах конфликтов и войн, на протяжении истории существует повторяющийся набор изображения противника - некий «архетип» врага, который создается, как мозаика, по частям. Враг изображается: чужаком, агрессором, безликой опасностью, богоненавистником, варваром, ненасытным захватчиком, преступником, садистом, насильником, воплощением зла и уродства, смертью. При этом главное в «образе врага» - это его полная дегуманизация, отсутствие в нем человеческих черт, человеческого лица. Поэтому «абсолютный враг» практически безличен, хотя может и персонализироваться. Восприятие чужака в качестве врага уходит корнями в родоплеменное общество человечества. Именно тогда закладывались социально-психологические механизмы «образа врага», как правило, вне своей микросреды. Появились антитезы «мы - они», «свои - чужие», «племя - враг племени»
Итак, мы видим, что образ врага-это не только одно лишь навязывание «сверху», так же нельзя и преувеличивать роль субъективного фактора, влияния негативных стереотипов. Нам представляется адекватной точка зрения, согласно которой принимаются во внимания все факторы, и вырабатывается «золотая середина»: ««Большинство войн и конфликтов было порождено не ложными представлениями и отнюдь не негативными национальными стереотипами, а реальными экономическими, политическими, социальными причинами, различными интересами и противоречиями, и сводить конфликты и войны лишь к неправильному восприятию окружающего мира или какой-либо страны, отдельного народа было бы неправомерным. Вместе с тем, сама ситуация напряженности, особенно ведущая к вооруженным конфликтам, порождала и одновременно подкреплялась «образом врага». То есть причинами конфликтов, в том числе военных, всегда являются реальные интересы и противоречия, а не национальные стереотипы и образы врага. «Не «образы врага» или «негативные национальные стереотипы» рождают конфликты, а ситуация конфликта, напряженности, взвинченности являет собой почву для возникновения, становления и развития «образа врага».
Таким образом, не следует упрощать ни механизм формирования образа врага», ни его содержание, ни его структуру и т. д.
Следует заметить, что глубоко традиционалистскому способу разделения социальной реальности по принципу «своих» и «чужих», фундаментальному для любых отношений в архаике, подчиняются любые другие типы социальных действий - от моральных представлений (двойная племенная или трайболистская этика для «своих» и для всех прочих) до профессиональных или правовых отношений. Такая система способствует не просто консервации образов врага, но известной его сакрализации (демонизации), превращения в основные механизмы поддержания сегрегированной или дихотомической реальности
Итак, теперь мы можем сказать, что есть образ врага: Образ врага - это представления, возникающие у социального (массового или индивидуального) субъекта о другом субъекте, воспринимаемом как несущий угрозу его интересам, ценностям или самому социальному и физическому существованию, и формируемые на совокупной основе социально-исторического и индивидуального опыта, стереотипов и информационно-пропагандистского воздействия
Образ врага кардинально негативизируется в условиях эскалации вооруженного столкновения. Любые жестокие и агрессивные действия враждебной стороны трактуются как злость, жестокость, варварство, бесчеловечность, тогда как на свои аналогичные действия закрывают глаза или относят к храбрости, силе, отмщению за павших товарищей. Все поступки и характеристики по-разному оцениваются в зависимости от стороны, о которой идет речь. Если это «наши» - то это храбрость, мужество, смекалка. Если это враг - то коварность, хитрость, фанатизм. Враг должен быть обязательно аморальным и враждебным человечеству, ибо необходимо оправдать его истребление.
Функции врага заключаются в том, чтобы:
) быть условием (тотальной) постоянной, но истерической мобилизации общества для обороны страны,
) задавать взаимосоотнесенные фокусы негативной идентификации (разные типы врагов не просто связаны друг с другом, но поддерживают друг друга, «просвечивают» друг через друга). Мобилизация захватывает не все общество, а лишь его управляющие структуры, бюрократию - «членов внутренней партии», исполнительного аппарата управления. Война - не процесс, а состояние общества. Внешние (но не внутренние) «враги» на пике ненависти периодически меняются - одно враждебное государство замещается другим
Теперь рассмотрим типологию образа врага. Выделяют две большие группы образов: обобщенный образ врага, формировавшийся в ходе самой войны (условно его можно обозначить как «синхронный»), включал в себя официально-пропагандистский, служебно-аналитический и личностно-бытовой образы. А ретроспективный, послевоенный образ соединял в себе индивидуальный образ-воспоминание ветеранов-участников событий, художественно-обобщенный, историко-аналитический и другие типы образа. Официально-пропагандистский элемент преобладал до приобретения человеком личностного опыта общения, контакта с врагом; служебно-аналитический, как правило, доминировал у командного состава и разного рода спецслужб, которым требовался адекватный образ врага на основе объективной и большой по объему информации для принятия оперативных и стратегически важных решений; наконец, личностно-бытовой тип образа оказывался самым распространенным и присутствовал как основной на всех армейских уровнях, непосредственно вовлеченных в боевые действия.
Можно говорить и об определенной эволюции образа врага на протяжении войны с точки зрения пропорций этих типов в индивидуальном сознании. Основной тенденцией в его развитии был переход от доминировавших пропагандистских стереотипов накануне и в начале войны к личностно-бытовому, эмоционально-конкретному образу, формировавшемуся в результате индивидуального опыта
Образ врага - составная часть проблемы «мы-они», поэтому формирования образа зависит от конкретных исторических условий, экономического и социального положения общества. Кроме того формирования образа врага может выполнять и другие функции. «Враг» в этой системе - один из важнейших элементов организации репрессивного режима. Это - полумифический внешний противник…
3.1 Германия и немцы в сознании российского общества
Главный соперник России в двух мировых войнах - Германия. Каким же предстает образ немцев?
Как известно, к войне готовятся еще до её начала, и, следовательно, образ врага формируется тоже до начала войны. До начала войны существуют три этапа, на каждом из которых пресса выполняет особые задачи… на первом, «раннем этапе задачей прессы было создать не только в своей стране, но и у общественности всего мира твердое убеждение в миролюбии своего государства и в том, что мероприятия, осуществляемые его правительством, являются вынужденными и проводятся для улучшения благосостояния своего народа и в интересах всего человечества»; на втором, «более близком к войне этапе печать старалась показать всю несправедливость домогательств противника и указывала населению на те опасности, которые могут возникнуть у них со стороны нарушителей мира»; на третьем, «предмобилизационном этапе печать должна была приводить неопровержимые доказательства того, что ожидаемая война является для данного государства единственным и притом вынужденным выходом из создавшегося положения, осветить непримиримость противника, враждебность его намерений и действий, о которых до этого она молчала
Итак, рассмотрим каково было отношение к немцам в российской печати. Антинемецкие настроения в России имели достаточно длительную историю. Это было связано, с тем, что «русские немцы», существовавшие во всех сферах жизни российского общества были заметным фактором «чужой» культуры, участвовавшей в формировании русской национальной культуры и в развитии русской национальной мысли. Поиски национальной идентичности, осмысление представления о «русскости» шли в значительной мере через осмысления «немецкости», осмысления образа немца, через отталкивание от немецкого Начало войны с Германией 19 июля (1 августа) 1914 года привело к обострению шовинистических настроений, чуждая культура стала восприниматься враждебной.
Отношение в российской печати к немцам не было однородным. Шовинистически настроенные издания противопоставляли культуры немцев и русских, упоминали о немецком засилье, крестовых походах тевтонцев. Немецкие ученые, путешествующие по России, представлялись шпионами, пасторы - разрушителями духовного единства русского народа, немецкие колонии и общества - «рассадниками германизма», пытающимися «изнутри» приблизить победу их «Faterland»
В либеральной печати выделилось два основных направления. Это прогрессистское и кадетское. Одно, представленное П.Струве (журнал «Русская мысль») и поддерживавшими его прогрессистами, открыто защищало идеи национал-либерализма, при этом подчеркивалось, что война со стороны России носит «духовно-оборонительный характер»
Другое направление, кадетское, было менее агрессивно настроенным к немцам. «Журнал либерального народничества «Русское богатство» выступил против печатной пропаганды «образа врага», считая, что подобные публикации имеют целью «разжечь слепую жестокую вражду ко всему немецкому, вплоть до немецкого языка». Ведущий публицист журнала «Современник» (редактор меньшевик Н. Суханов) Е. Маевский с сожалением констатировал, что уродливый «противонародческий национализм» не исчез, сменив «позицию и одежду», «он обратился в антинемецкий»
Большевики так же не поддерживали шовинистические настроения, обвинив в антигерманизме и соревновании в «патриотизме» всю либеральную печать.
С военными неудачами на фронте в 1915 году нападки на немцев в шовинистической прессе только усилились. В изобразительной пропаганде применялся образ «немца-зверя», «образ безобразного немца», сравнивали славянскую культуру и немецкую, отдавая предпочтение последней, и не признавая достижений немецких деятелей только потому, что они немецкие.
Либеральная пресса прекращает издание материалов о «зверствах немцев».
События февраля 1917 года внесли существенные коррективы в содержание и характер печатного материала. Вопросы о русском национализме, об «образе врага» и борьбы с «немецким засильем» уступают место проблемам, посвященным революции и деятельности временного правительства
Все стороны, как немцы, как австрийцы, так и русские запугивали своих солдат вражеским пленом. Рассказывали о жестоком обращении с пленными, зверствах, убийствах, плохих условиях. Во многом со стороны немцев и австрийцев по отношению к русским военнопленным это было действительно так, тогда как в большинстве случаев российские офицеры хорошо обращались с немецкими и австрийскими военнопленными. А славян из армии Австро-Венгрии оставляли вполне хороших условиях, отсылали в тыл.
Бывали, конечно, и исключения с обеих сторон. Так, в письме неизвестного офицера с французского фронта есть любопытный эпизод, в котором даны восторженные оценки мужеству неприятеля: «Французов гораздо больше, чем нас, и они безумно храбры… Что это за люди! Идут на верную смерть… Сегодня был такой случай. Начали, как всегда. Впереди - офицер. Но солдаты замялись. Половина осталась в траншеях. Другую половину мы моментально смели, как метлой. Остался целым один офицер. Машет шпагой и бежит на нас… И вот мгновенно без команды затихла стрельба. Ни мы, ни французы, не стреляем. Храбрец постоял перед жерлами наших пулеметов, рука со шпагой бессильно повисла. Повернулся и сконфуженно, как провинившийся школьник, пошел к своим…» Но в целом для немецкой армии такие настроения были нетипичны
«Приведем для сравнения несколько писем, найденных у военнопленных и убитых немецких солдат и офицеров. 21 августа 1914 г. командир 33 эрзац-батальона капитан фон Бессер пишет о боях в Восточной Пруссии: «Мои люди были настолько озлоблены, что они не давали пощады, ибо русские нередко показывают вид, что сдаются, они поднимают руки кверху, а если приблизишься к ним, они опять поднимают ружья и стреляют, а в результате большие потери». В ответе его жены от 11 сентября 1914 г. мы находим следующий отклик: «Ты совершенно прав, что не допускаешь никакого снисхождения, к чему? Война - это война, и какую громадную сумму денег требует содержание в плену способных к военной службе людей! И жрать ведь тоже хочет эта шайка! Нет, это слишком великодушно, и если русские допускали такие ужасные гнусности, какие ты видел, то нужно этих скотов делать безвредными! Внуши это также своим подчиненным». Но если в письмах начала войны, преисполненных бодрости и патриотического подъема, отношение к врагу чаще всего высокомерно-презрительное, то чем дольше длится война, чем сильнее проявляется усталость, тем чаще неприятель воспринимается в облике такого же измученного, уставшего от войны человека. Характерно, что подобные настроения распространяются как на фронте, так и в тылу. Вот что пишет жена немецкого солдата 17 декабря 1914 г. из Берлина: Ты боишься, как ты мне пишешь, что когда-нибудь можешь попасть в плен? Я не думаю, дорогой Вилли, но когда случится, ведь русские тоже люди и с вами тоже будут обращаться, как с людьми. Я говорила с русскими беглецами, и они мне описывали русских как добродушных людей, но я все-таки прошу тебя - не попадайся в плен. Слышали ли вы про великую победу в Польше? Сегодня весть эта стала распространяться у нас. Но сколько людей, вероятно, опять при этом должны были погибнуть? Не захотят ли русские скоро мира? Когда подумаешь, не поймешь, почему, почему все это?»
Чем больше длится война, тем меньше желания воевать у участников войны. Так, письма свидетельствуют о прекращении боевых действий в праздники, бывали случаи братания солдат, отказа стрелять в противника или идти в атаку.
Важно также сравнения обеих сторон друг с другом. Вот что пишет в письме один из солдат немецкой армии по поводу снабжения продовольствием и обмундированием: «Вечером выступили и по дороге опять встретили несколько больших партий военнопленных русских. Это довольно крепкие и, можно сказать, хорошо кормленые люди». А в одной из немецких газет за 5 апреля 1915 г. не без зависти говорится: Русский пехотинец хорошо одет и обут. Что касается питания, то много жаловались после сдачи в плен, что несколько дней ничего не ели, имея при этом внешний вид очень хороший. У немецких офицеров сложилось уже давно мнение, что русские солдаты это говорят для вызова к ним чувства сожаления. При обыске у русских военнопленных при каждом пехотинце всегда находили кусок хлеба.
Интереса также оценка солдатами боевых способностей противника. Так в российской армии высоко оценивали немцев как дисциплинированных, смелых солдат, с неплохим техническим развитием в армии. Ближе к концу войны многие считали, что немцев невозможно победить. Совсем иным отношения было к австрийцам. Их считали мене серьезным противником, также как и мадьяр, а славянских солдат в расчет не брали вовсе, так как те скорее готовы были перестрелять австрийцев, тогда как к казакам-конвоирам относились дружелюбно.
Под конец войны на фоне всеобщей усталости и нежелании воевать люди стали искать виновника войны. Естественно, никакой из народов не считал себя таковым. Так немцы винили англичан, австрийцы немцев. Психология «свой-чужой» не позволяла считать свою страну и народ агрессором в этой мировой бойне.
Мы рассмотрели отношение солдат разных сторон к врагу и войне в целом. Совсем по-другому выражен образ врага в офицерском составе Российской армии. Вместе с тем на образ противника оказывали влияние и другие факторы. В силу своего уровня культуры и образования, офицеры по- иному трактовали события войны и ее атрибуты. Для них были важны численные, военно-стратегические и тактико-технические показатели противника. А поэтому, их восприятие неприятеля отличалось преобладанием абстрактно-аналитической составляющей их сознания. Данная тенденция усиливалась, если офицер служил в отдалении от фронта и был знаком с войной лишь по спискам погибших, передвижению войск и прочей статистико-стратегической информации
Во-первых, стоит заметить на высокий процент этнических немцев в офицерском составе армии, что, несомненно, меняло отношение к врагу с враждебного на уважительное, сочувствующее. Во-вторых, образованность офицеров. На немцев смотрели не как на врагов, которых нужно истреблять, а как на цивилизацию с высоким технологическим развитием, достигшую высот в культуре, философии. В-третьих - уважительное отношение к врагу по кодексу чести, по которому обучали офицерский состав.
«Не ускользала от взгляда офицеров и разница в быте, которая существовала между русскими и немцами. Входя в немецкий городок, на князя Г.К. Романова произвела впечатление его необыкновенная чистота и аккуратность. А штабс-капитан К.С. Попов замечает, что весь путь по Восточной Пруссии они прошли «останавливаясь в прекрасных усадьбах, замках или чистеньких и маленьких деревнях». Генерал же В.И. Гурко позже признавался в своих мемуарах: На меня произвели сильнейшее впечатление чрезвычайно высокие стандарты научного ведения сельского хозяйства, которые в Восточной Пруссии соблюдались повсеместно». А далее он подмечает богатство немецких крестьян, проистекавшее не только от их прилежания, но и от политики властей. Такие картины, особенно по сравнению с русскими городками и деревнями изумляли ни разу не выезжавших за границу офицеров
Особенно бросалось в глаза отличие немецкого, воспитанного и цивилизованного солдата от русского, который в основном был неграмотен. Среди российских рядовых подавляющее большинство были крестьянами, что не могло сказаться на отношении к ним со стороны дворянского офицерства. «Многие офицеры, признавая за русским солдатом ряд положительных качеств, говорили: «Все-таки австрийцы и немцы куда культурнее русского воинства». Аналогичные строки можно встретить и в мемуарах Р.Р. фон Раупаха. Не раз, отмечая лучшие стороны русского солдата, он фактически перечеркивает их одной фразой: Уже с самого начала войны было очевидно, что культурный уровень нашей армии значительно ниже германского». Подобный взгляд на свою и вражескую армии ведёт в сознании офицеров к весьма важным результатам: армия неприятеля удостаивается порой абсолютно беспочвенного восхваления и культурного превосходства, в то время как «родной» солдат лишается всех признаков цивилизованного человека, превращаясь в серую безликую массу
Такое отношение офицеров к врагу и собственным подчиненным не могло не оказать влияние на психологическое состояние участников войны. Это объясняется не только плохо скоординированной политикой в сфере идеологии, но и чисто психологическими факторами в массовом сознании офицеров. Помимо того, что многие из них носили немецкие фамилии или были в родстве с немцами, они воспитывались в духе благородного рыцарства, привыкая проявлять великодушие к противнику. Они не видели в немцах непримиримых врагов, но видели в них высококультурную нацию, стоящую на недосягаемой ступени развития. Немец был для них скорее соперником, у которого стоило учиться и перенимать всё самое лучшее
Армия еще до революции не была единым, дисциплинированным организмом, что сказалось на ходе боевых действий. Итак, в сознании участников. Первой мировой войны существовало два основных образа врага. Это представления о враждебном государстве или блоке государств; другой, «бытовой», возникал в результате непосредственных контактов с лицами из противоположного лагеря. На изменение образа врага влияли такие факторы, как продолжительность войны, ход и характер боевых действий, победы и поражения, настроения на фронте и в тылу, причем, более «мобильным» был именно второй образ.
К примеру, начало войну характеризуется подъемом патриотических чувств и резко негативного отношения к немцам в российском обществе, но уже к концу 1914 года начались скапливаться недовольство и усталость, а немцы стали восприниматься как непобедимые враги.
.2 Австро-Венгрия и её поданные в сознании общества Российской империи
Основным союзником Германии в Первой мировой войне являлась Австро-Венгрия. Это империя, раздираемая на момент начала войны социальными и этническими конфликтами, объединяла под своей властью две титульные нации-немцев (швабов) и мадьяр (венгров). Кроме того в её состав входило множество других народов, всячески притесняемых и презираемых титульными нациями: сербов, украинцев, поляков, итальянцев и других.
Между немцами и мадьярами отношения так же не были безоблачными - мадьяры пытались усилить свою независимость и влияние на политику империи. К тому же процент призванных солдат в армию среди мадьяр был самым высоким - почти половина всех призванных под ружьё были венграми.
Император Австрии и король Венгрии Франц-Иосиф в манифестах обращался к весьма пестрому населению своей империи патриархально-торжественно: «Мои народы!» … «Его народы» чувствовали себя в пределах его монархии, как раки в корзине, которые таинственно о чем-то шепчутся и выползают из нее вон. Иные, как венгры и чехи, даже и не шептались, а говорили в полный голос: сепаратные идеи владели ими давно и обсуждались на все лады. В рачьей корзине этой швабы считали главенствующей нацией себя, венгры - себя; немцы ненавидели чехов, чехи - немцев; галицийские украинцы были на ножах с поляками, никогда не перестававшими мечтать о самостоятельной Польше; итальянцы Триента тяготели к Италии; трансильванские румыны - к Румынии; южные славяне - к Сербии. «Лоскутное одеяло» в любой подходящий момент готово было разодраться на клочки, сшитые, как оказалось, на живую нитку. Доходило даже до того, что венгры открыто высказывались против присоединения к землям Франца-Иосифа побежденной Сербии: они опасались, что в этом случаен славяне, благодаря своей большей численности, получат и самый большой вес в государстве и спихнут с первого места Венгрию
Не все народы были притесняемыми. К примеру, полякам наоборот, допусали послабления, разрешили говорить на польском языке. А итальянцев, славян, румынов наоборот, всех отправляли на фронт без разбора, даже тех, кто не годен по состоянию здоровья.
«Межэтнические и социальные противоречия не могли не проявиться и в действующей армии «лоскутной» империи. Особенно заметны они были «внешним» наблюдателям. Американский корреспондент Джон Рид так описывал свою встречу летом 1915 г. с колонной австрийских пленных, конвоируемых двумя донскими казаками: Их было тридцать, и между этими тридцатью было представлено пять наций: чехи, кроаты, мадьяры, поляки и австрийцы. Один кроат, два мадьяра и три чеха не знали ни слова на каком-либо языке, кроме своего родного, и, конечно, ни один австриец не знал ни звука по-богемски, кроатски, венгерски или по-польски. Между австрийцами были тирольцы, венцы и полуитальльянцы из Пола. Кроаты ненавидели мадьяр, мадьяры ненавидели австрийцев, а что касается чехов, то никто из остальных не стал бы с ними разговаривать. Кроме того, все они резко отличались друг от друга по социальному положению, причем каждый стоявший на высшей ступени с презрением смотрел на низшего. Как образчик армии Франца-Иосифа, группа эта была весьма показательна
Такая обстановка среди этносов, сложившаяся в Австро-Венгрии, повлияла и на формировании образа врага в России. Если по отношению к немцам как врагам России и царя все было ясно, то к армии Дунайской империи относились дифференцированно, в зависимости от этнической принадлежности солдат. Ведь количество славянских солдат, которые рады были бы скорее воевать против австрийцев, чем за них, было велико. Правда негативные моменты так же присутствовали - военнопленные сербы отправлялись в тыл и сожительствовали с солдатками, что не могло не огорчать фронтовиков.
К австрийским немцам отношение было негативное: «В целом боевой дух австро-венгерской армии был весьма низок, что не осталось без внимания русских наблюдателей. Разведка доносила: «Офицеры австрийские, в числе 14 человек, взятые в плен Златоустовским полком, произвели, за исключением одного, удручающее впечатление своей неинтеллигентностью вообще, внешним видом и грубостью манер» (3 декабря 1914 г.); Офицеры запаса [австрийской армии - Е.С.], проявляя в бою малодушие и растерянность и совершенно не умея руководить своею частью, в то же время не менее строевых офицеров пользовались саблею и особой плетью для поддержания своего престижа и дисциплины, которая начинала падать» (27 июля 1915 г.) И если вначале российские солдаты и офицеры проявляли уважение к австрийцам, то после применения химического оружия к ним чувствовали «личную озлобленность».
Единства в армии Австро-Венгрии не было вовсе. Во время переговоров о сдаче офицеры в первую очередь проявляли озабоченность своими личными интересами, требовали сохранения личных вещей, отправки наградных списков в Вену, немцы проявляли презрение по отношению к славянам, и во многом во время осадного положения при голоде среди чехов, немцы ходили сытыми и даже упитанными.
Российская власть проявляла дифференцированное отношение к различным этническим группам противника. Поддерживались националистические движения в Австро-Венгрии, которым давались туманные авансы на предмет независимости в случае победы Антанты. Определенные реверансы делали в адрес поляков, которым намекали на возможность послевоенной широкой государственной автономии в составе Российской империи. Рядом привилегий пользовались славянские военнопленные, в том числе - чехи и словаки. Уже после Февральской революции в России (в апреле - июне 1917 г.) был даже сформирован Чехословацкий корпус из военнопленных австро-венгерской армии и русских подданных чешской и словацкой национальностей. Корпус сначала дислоцировался на Украине, а в дальнейшем, после Октябрьской революции сыграл очень значимую роль в истории Гражданской войны в России
4. Эволюция образа врага в ходе войны
В этой главе мы рассмотрим изменения образа врага на протяжении Первой мировой войны. Естественно, образ врага не бывает статичен, он постоянно меняется, и происходит это под влиянием различных обстоятельств, происходящих событий и хода боевых действий.
Как нам известно, начало войны с Германией было встречено с воодушевлением. Все немецкое многим стало ненавистно, столица была переименована с немецкого на русский лад, кое-где с заводов уволили работников с немецкой фамилией. Немцев воспринимали как врагов, противников, чуждых русской культуре, как захватчиков, притеснителей славянских народов.
Пропаганда Первой мировой войны была пропагандой ужасов. Пресса зачастую изображала врагов как чудовищ, зверей, которые мучают мирное население, не знают жалости. Особенно в этом преуспела английская пресса, но и в отечественной существовала такая тенденция. Стоит посмотреть на названия статей: Невероятное зверство германцев», «Христиане ли немцы?» и «Германские неистовства» , «Как воюют палачи». В целом в обществе, особенно в рабочей и крестьянской среде, отношение к Врагу и являлось таковым. 1914-1915 годах патриотическая волна по стране имела антинемецкий характер. «Накал патриотических страстей наглядно демонстрирует эпизод, произошедший 26 июля 1914г. В цирке г. Невьянска Екатеринбургского уезда Пермской губернии. Во время представления толпа зрителей накинулась на борца, изображавшего немца, что едва не привело к трагедии
Подобный случай не был единичным. Часто на заводах рабочие отказывались работать под руководством инженеров немецкого или австрийского происхождения. В Москве 14 ноября возникла забастовка на механическом заводе общества бр. Бромлей, где бастовало 73 рабочих, выдвинувших требование об удалении литейного мастера-австрийского подданного. Забастовка, продолжавшаяся полдня, прекратилась после того, как выяснилось, что мастер-чех
Но в ходе войны, когда психологическая усталость возрастала, на фронте начались неудачи, да и просто солдаты увидели, что враги такие же люди и христиане, как и они, а не звери, какими их рисовала пропаганда, образ врага изменился. Техническое превосходство противника, победы немцев оставили впечатление у солдат российской армии как о непобедимом враге, враге-машине.
В 1916 году, когда люди уже не желали продолжения войны, когда их воинственный пыл угас, и вместо патриотическо - военной риторики общество заговорило о поставках продовольствия, ненужности войны и ей бессмысленности. Крестьяне негодовали - зачем нужно идти войной в Галицию, тогда как земли там неплодородные, а о каких-то братьях славянах у них не было никаких представлений. Зачастую они кроме как своей родной губернии и Москвы с Петербургом ничего не знали.
Ближе к 1917 году в народе усилилось недовольство властями, из-за которых, как считалось, и началось немецкое засилье в России и поражения на фронте. Ослабление власти, её дискредитация в глазах широких общественных слоев в связи с выявившимися обстоятельствами и причинами поражения русской армии, резкое ухудшение экономического положения рабочих на фоне обогащения буржуазных верхов… вызвали актуализацию в сознании рабочих утративших в первые месяцы войны доминирующую роль представлений о несправедливости их социального и политического положения, рождавших чувства озлобления и протеста против существующего строя и имущих классов
Это сказывается на образе врага, который не просто уже не воспринимается так же, как раньше, но и имеет уже меньшее влияние на людей, их интересы и, соответственно, их деятельность. Ближе к 1917 году большинство людей больше волнуют внутренние проблемы, а войну они хотят чтобы уже поскорее завершили.
Заключение
В курсовой работе был рассмотрен период Первой мировой войны с 1914 года по 1917.
Образ врага является составной частью более широкой проблемы «свой-чужой», которая уходит глубоко корнями в проблему национальной идентичности.
Прежде всего, восприятие врага находится на уровне восприятие народом другого народа и государства. Мы установили прямую зависимость этого восприятия от исторической памяти народа, от истории взаимоотношения с другим народом, от национальной самоидентификации. Кроме того, мы выявили существование нескольких уровней восприятия врага, это как непосредственное восприятие конкретных представителей, так и восприятие в целом врага как определенной группы.
Мы определили роль пропаганды в формировании образа врага, которая имеет важную значение, но далеко не всегда решающее, а лишь одно из составляющих формирование образа.
Характерной особенностью образа врага является его динамичность. Образ никогда не является статичным, он меняется под воздействием пропаганды и происходящих событий, а также в непосредственном контакте с врагом. Разнится отношение к врагу и у разных слоев населения. Одно отношение складывается в тылу, и другое на фронте. Разница эта заключается в том, что на фронте враг воспринимается непосредственно, в тылу же опосредованно, по письмам фронтовиков, статьям из газет.
В качестве основных военных противников России на протяжении войны выступали Германия и Австро-Венгрия. Отношение к военным противникам в России зависело от многих факторов. Кто-то воспринимался как главный, сильный противник, другие - как второстепенные или более слабые. Влияли стереотипы враждебности, которые, естественно, были сильнее к Германии, которую воспринимали как агрессора и виновницу войны.
Исследование показало, что в ходе всех войны проявлялись как универсальные закономерности восприятия противника - представителей других государств, стран, народов, культур, так и специфика, обусловленная ситуацией - историческим временем, обстоятельствами вооруженного конфликта, особенностями самого противника. В тылу этот процесс протекал сложнее: информация туда поступала с запозданием и искажением, как правило, преображенная средствами пропаганды, преломленная в слухах и домыслах, и т. д.
Большая разница в восприятии оказалась и между офицерством, состоявшим преимущественно из образованного дворянского сословия, и рядовым составом, состоящим из безграмотного крестьянства. Зачастую офицеры, ценители европейской культуры, многие из которых являлись этническими немцами, испытывали большее уважение к солдатам врага, чем к своему рядовому составу.
Война отразилась на отношении к австрийским и немецким подданным на территории России, которые и до военных действий не всегда были в хороших отношениях с русским населением, а с начала войны стали притесняемыми.
Австро-Венгерской армия, многонациональная по-своему составу, она уже с начала войны рассматривалась в российском обществе не как единая армия врага. Отношение менялось в зависимости от этнической принадлежности австрийского поданного, кроме того, многие солдаты австро-венгерской армии с большим уважением относились к российской армии, чем друг к другу.
В курсовой работе мы проследили изменения образа врага в течение всей войны. Оно напрямую зависело от хода боевых действий, действий противника, снабжения армии и других факторов. Отражались эти изменения как в печати, так и в личных письмах служащих к себе домой.
В конце мы можем сделать выводы о том, что конструирование образа врага актуально до сих пор, более того оно продолжается и будет продолжаться в рамках существующей системы международных отношений и мобилизации населения страны. Образ врага активно используется в пропаганде и СМИ различных стран, явным примером может послужить конфликт на Корейской полуострове. Образ врага, таким образом, служит для искажения реальных исторических событий. Объективная историческая память требует активной защиты еще и потому, что за попытками ее искажения стоят вполне прагматические интересы - геополитические, экономические и др
Обращение к историческим событиям приобретает характер откровенного давления на современную Россию. И сегодня ей для того, чтобы отстоять свои законные права, ранее обеспеченные нормами международного права и общепризнанными договорами с другими государствами, заключенными в результате исторических, в том числе военных событий, приходится часто напоминать об исторической правде и отстаивать ее от многочисленных посягательств, диктуемых не только абстрактными «общечеловеческими ценностями», но и вполне корыстными целями.
Почти всю историю России характеризует одна, весьма неблагоприятная для нее тенденция - геополитические притязания соседей, попытки расчленить, отнять у нее те или иные территории, реализовывавшиеся в многочисленных войнах, особенно в XX веке. Никто в мире не заинтересован в усилении нашей страны, и периоды ее ослабления сопровождаются активизацией этих попыток. Поэтому в международной практике используются разнообразные, в том числе и «мирные» средства давления на Россию, среди которых методы психологической войны, манипуляция массовым сознанием - в ряду основных.
Российская власть не должна оставаться безучастными к этим нарастающим тенденциям. Российская историческая наука также должна защищать истину, адекватно освещая события прошлого и формируя объективные «образы», влияющие на отечественную и мировую историческую память.
Список используемой литературы
. Гудков Л. Идеологема врага. «Враги» как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции // Образ врага / сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова.- М.: ОГИ, 2005. - 15с.
. Дзялошинский И.М.. Российские СМИ: как создается образ врага. Статьи разных лет. - М.: Московское бюро по правам человека, Academia, 2007. - 19с.
3. Зульцман Р. .Bilanz des zweiten weltkrieges. Erkenntnisse und Verpflichtungen fur die Zukunft", Hamburg 1953. Русский перевод Л.К. Комоловой: "Итоги второй мировой воины. Сборник статей", под редакцией генерал-майора И.Н. Соболева, М:. Издательство иностранной литературы, 1957 г.
4. Култышев П.Г. Образ немца как противника в сознании русского офицерства в годы Первой мировой войны. http://cyberleninka.ru/article/n/obraz-nemtsa-kak-protivnika-v-soznanii-russkogo-ofitserstva-v-gody-pervoy-mirovoy-voyny#ixzz2EdHVkvoN <http://cyberleninka.ru/article/n/obraz-nemtsa-kak-protivnika-v-soznanii-russkogo-ofitserstva-v-gody-pervoy-mirovoy-voyny>
. Морозов И. Формирование в народном сознании «образа врага» как способ политической мобилизации в России // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании: Материалы Международной научной конференции/ Под ред. С.Н. Полторака. СПб., 2001.
. Поршнева О.С. Образ войны в сознании массовых слоев российского населения в 1914-1918 гг.//Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2005-2006. Актуальные проблемы изучения. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006. - 90с.
. Сенявская Е.С.. Противники России в войнах ХХ века: эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006. - 278с.
. Сенявская Е.С. Психология войны в XX веке: исторический опыт России. - М.: РОССПЭН, 1999. 435с.
. Тарутина Н.В. .Альманах современной науки и образования. - Тамбов: Грамота, 2008. № 6 (13): в 2-х ч. Ч. II.