Историография в Дагестане XIX в.

Историография в Дагестане XIX в.

Введение

В течение длительного периода, до середины 80-х годов, отечественная историческая наука развивалась в неблагоприятных условиях. С конца 20-х годов все большую роль в этом процессе играли не приоритеты научного поиска, не широкий общественный интерес к истории, а давление на историческую науку идеологических догм и партийно-государственного аппарата. Задачи исторической науки сводились к подтверждению политического курса, в силу чего истории были вынуждены становиться простыми комментаторами и иллюстраторами официальных трактовок событий прошлого. Имели место и грубое административное вмешательство в развитие исторической науки, и давление на историков вплоть до применения репрессий.

Подобной участи в отечественной историографии не избежала и проблема истории народно-освободительной борьбы горцев Северо-Восточного Кавказа против царской России в 20-50-х гг. XIX в. - составная часть отечественной истории, одна из героических и драматических страниц прошлого народов Кавказа. Эта проблема и остается одной из актуальных в отечественной историографии, по которой до сих пор не создано цельной, правдивой, подлинно научной концепции событий, сыгравших важную роль в судьбах народов Дагестана и Чечни.

Хронологические рамки исследования определяются временем деятельности трех имамов Дагестана (Гази-Мухаммадад, Гамзат-бека и Шамиля): 1828-1859 гг.

Задачи дипломной работы: 1) рассмотреть основные аспекты исторических сочинений Х. Геничутлинского и Абдурахмана Газикумухского; 2) дать анализ трудов М. Казембека и Г.-Э. Алкадари.

Обратимся к использованным источникам.

В дипломной работе подробно рассматриваются сочинения Хайдарбека Геничутлинского и Абдурахмана Газикумухского. Помимо этого в целях изучения отдельных сторон исследуемой проблемы привлекались сочинения Мухаммед-Тахира аль-Карахи и сподвижника Шамиля Гаджи-Али Нахибашева. Историоография изучаемой проблемы представлена следующими работами.

Из работ дореволюционных историков следует выделить труды Казем-бека и Г.-Э. Алкадари, которые подробно рассматриваются во второй главе дипломного исследования.

В.Г. Гаджиев в своей статье «Хайдарбек Геничутлинский и его историко-биографические и исторические очерки» (Хайдарбек Геничутлинский. Историко-биографические и исторические очерки. - Махачкала, 1992) дает краткую характеристику историческому сочинению указанного автора.

Воспоминания Абдурахмана Газикумухского отражены в исследованиях А.Р. Шихсаидова: «Воспоминания» Абдурахмана из Газикумуха» // Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний. - Махачкала, 1997; «Абдурахман Газикумухский о первом имаме Газимухаммеде» // Газимухаммед и начальный этап антифеодальной и антиколониальной борьбы народов Дагестана и Чечни. - Махачкала, 1997. В.Г. Гаджиев также интересовался трудом Абдурахмана (Гаджиев В.Г. Абдурахман и его воспоминания // Из истории дореволюционного Дагестана. - Махачкала, 1976). Рассматриваемым в дипломной работе вопросам уделил внимание Н.И. Покровский. Исследования по рассматриваемой проблеме представлена работой Х.Х. Рамазанова и его соавтора - А.Х. Рамазанова.

Р.М. Магомедов посвятил свой труд анализу работы Г.-Э. Алкадари. Эту же работу лезгинского историка анализировали Г.Х. Ибрагимов, С. Чечнин (Национально-освободительное движение народов Дагестана и Чечни в освещении Гасана Эфенди Алкадари // Газимухаммед и начальный этап антифеодальной и антиколониальной борьбы народов Дагестана и Чечни. - Махачкала, 1997).

Творчество М. Казембека исследовал М.А. Абдуллаев (Казем-бек - ученый и мыслитель. - Махачкала, 1963).

1. Работы очевидцев и участников освободительной борьбы горцев в 20-50-х гг. XIX в.

.1 Хайдарбек Геничутлинский

«Историко-биографические и исторические очерки», созданные Хайдарбеком Геничутлинским, ныне мало кому известны. В прошлом, однако, по крайней мере, некоторые из них имели определенное хождение в среде дагестанских арабистов. К примеру, с очерком «Имам Газимухаммад» и некоторыми другими произведениями был знаком Гамзат Цадаса.

Хайдарбек родился примерно в 1245/1829-30 г. в небольшом сел. Геничутль Хунзахского «общества». Отцом его был уздень Омар-хаджи, сын Хамзы, сына Али, Сына Хасана. После совершения хаджжа Хайдарбека Геничутлинского стали именовать Хайдарбеком-хаджи. Умер он на территории османской империи, в Аравии в 1873 г.

У Хайдарбека было два брата, одним из которых являлся Хамза, служивший в течение ряда лет арабским писарем начальника Аварского округа. У этого Хамзы был сын Хайдарбек, который имел сына Мансура, скончавшегося в 1987 г. Подобно своему брату Хайдарбеку, автору очерков, Хамза был хорошим знатоком арабского языка и традиционного круга арабо-мусульманских наук. Данная характеристика относится и к его ближайшему потомству - сыну Хайдарбеку и внуку Мансуру.

По своему мировоззрению Хайдарбек Геничутлинский - глубоко религиозный мусульманин, выразитель интересов руководителей движения горцев Дагестана и Чечни первой половины XIX в. Все явления и события Хайдарбек считает происходящими по воле Аллаха. Он убежден, например, что горцы Дагестана стали мусульманами лишь по воле Всевышнего. «Аллах захотел, - пишет Хайдарбек, чтобы над Дагестаном, обитатели которого были людьми заблудшими, несправедливыми, неверными-многобожниками, воссияло солнце ислама». Он считал также, что и само движение, проходившее под флагом мюридизма, возникло в Дагестане по воле Аллаха: «всевышний Аллах пожелал возвысить в Дагестане свое божественное Слово… Примерно в тысяча двести сороковом (1824/25) году Он-всевышний послал на землю Дагестана ученого-новатора, большого труженика, святого угодника эпохи ослабления веры, выдающегося храбреца, играющего роль сабли, обнаженной против людей заблудших и тиранов, героя-очистителя мусульманской религии от всякой накипи, нового главу исламизма - имама Газимухаммада Гимринского».

В кругах дагестанских арабистов второй половины XIX-начала XX вв. Хайдарбек Геничутлинский был известен как довольно крупный ученый. Об этом красноречиво говорят прежде всего свидетельства алимов Дагестана. Так, в начальной части текста одного из сочинений Хайдарбека указано, возможно, переписчиком: «создал этот труд благородный, богобоязненный ученый, уникум для своей эпохи хаджи Хайдарбек Геничутлинский. Да помилует его всевышний Аллах и да сделает Он его могилу цветущим садом!» Называли также Хайдарбека ученым-историком и «Красой исламской религии».

Характерной особенностью большинства сочинений Хайдарбека Геничутлинского является то, что написаны они весьма изящным слогом, в какой-то мере он даже злоупотребляет витиеватостью при изложении событий. Это - несомненное свидетельство больших познаний автора, аварца по национальности, в классическом арабском языке.

Очерки основаны на довольно широкой источниковой базе: это различного рода письменные памятники, устные свидетельства очевидцев и современников событий и т.д.

В первой трети XIX в. на Северо-Восточном Кавказе создалась взрывоопасная обстановка. Среди целого ряда приведших к этому причин, основной является ужесточение политики самодержавия по отношению к местному населению со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Народно-освободительной борьбе горцев Дагестана и Чечни 20-5-х гг. XIX в. посвящены, как отмечалось выше, три очерка нашего автора. На основании суждений Хайдарбека может сложиться впечатление, что эта многолетняя героическая борьба проходила лишь на религиозной основе. Чтобы названные суждения не создавали превратного представления о последней, как о «религиозной революции», необходимо обратить внимание на реальную социально-политическую обстановку, существовавшую тогда в регионе. Действительно, борьба горцев проходила под флагом ислама и укрепления устоев шариата в общественно-политической жизни. Верно и то, что в подъеме освободительного движения и в руководстве им весьма заметную роль играло местное мусульманское духовенство. Основываясь, однако, на этом, ни в коем случае нельзя борьбу горцев против царизма представлять в качестве чисто религиозного движения. Такой подход к решению вопроса лишает его широкой исторической перспективы. Возникновение движения не было следствием влияния догматов религии, а тем более деяний отдельных лиц - будущих имамов. Оно явилось логическим результатом развития социально-экономических коллизий в крае. Не случайно целый ряд лиц, принадлежавших к высшему мусульманскому духовенству, в том числе и представители Дагестана, открыто выступали против имамов - предводителей движения горцев, представляя их действия как нарушение канонов ислама, извращение шариата. Кавказоведы пришли к мнению, что идеи «мюридизма» стали широко распространяться на Северо-Восточном Кавказе и приняли политическое звучание с того лишь времени, «когда произошло соединение этих идей с массовым движением горцев», проживающих в регионе. «Это движение, основу которого составляло горское крестьянство с его антиколониальными и антифеодальными устремлениями, нарастало давно и независимо от деятельности мюридистских проповедников». Вот почему неверно называть мюридистским движением антицарскую и антифеодальную борьбу населения Дагестана и Чечни из-за того только, что она проходила под флагом мюридизма.

Все три названных выше очерка, как уже отмечалось, неравнозначны по объему, а также по широте охвата событий. Каждый из очерков посвящен освещению военных и иных действий, происходивших в периоды имамства Газимухаммада, Хамзата и Шамиля. Поэтому-то наш автор - Хайдарбек Геничутлинский, каждый из них и озаглавил именами указанных предводителей борьбы горцев.

Необходимо помнить, что горское движение на Северо-Восточном Кавказе прошло три основных и несколько промежуточных этапов. Характерной чертой первого этапа, охватывающего период с 1829 по 1839 гг., было объединение всех недовольных существующим порядком в одно мощное движение. На втором этапе, - с 1840 г. и примерно по 1852 гг. - который был охарактеризован Н.А. Добролюбовым как «блистательная эпоха Шамиля», движение горцев достигло своего апогея. На третьем этапе - с 1852 по 1859 гг. - движение в Дагестане и Чечне пошло на убыль.

Первоначально, как справедливо отметил в свое время проф. Н.А. Смирнов, борьба, носившая и антифеодальный характер, «с большой силой развернулась» в Дагестане, «особенно в Аварии, где истребление феодальной верхушки приняло повсеместный характер, в то время, как, например, в Чечне на первое место выдвинулась борьба против колониального режима». Уже первый имам Газимухаммад расправился более чем с 30 феодалами. Известно также, что один из первых ударов он направил против Хунзаха, резиденции аварских ханов. К сожалению, при описании этих событий, Хайдарбек Геничутлинский увлечен больше риторикой, чем изложением реальных фактов. Даже сражение за Хунзах, в котором приняло участие большое число воинов Газимухаммада, изложено у него в нескольких строках.

После вынужденного отступления от резиденции аварских ханов, имам Газимухаммад перенес военные действия в равнинный Дагестан - взял сел. Параул, сжег дом шамхала Тарковского и т.д. Крестьяне Приморского Дагестана первоначально оказывали Газимухаммаду поддержку, но вскоре, увидев, что имам не предпринял реальных шагов к их освобождению от феодального гнета, стали отходить от возглавляемого им движения. Тем не менее Газимухаммад достиг тогда крупных успехов в борьбе с царскими войсками. Организовав в начале 1831 г. в урочище «Чумискент» (Чумгесген) укрепленный лагерь, имам совершил ряд успешных рейдов в различных направлениях. Так, в течение нескольких дней он осаждал крепость Бурную и лишь взрыв порохового погреба да прибывший на помощь крупный отряд царских войск спасли ее от неминуемой сдачи. Далее, на 15 дней затянулась осада имамом кр. Внезапной, но прибытие значительных по численности отрядов под командованием кн. Бековича-Черкасского и ген. Эмануеля вынудили его снять осаду и отступить к сел. Эндирей. Затем Газимухаммад двинулся в Южный Дагестан и в августе 1831 г. осадил Дербент. Блокада города продолжалась в течение 8 дней, но подошедшие царские войска сыграли и здесь свою роль. Газимухаммад был вынужден отступить в Табасаран, а оттуда вернуться на родину, в Гимры. Осенью того же года он совершил дерзкий рейд на Кизляр, ворвался в город и с большими трофеями вернулся в своей лагерь, расположенный в «Чумискенте». Отсюда Газимухаммад начал рассылать письма в разные общества Дагестана и Чечни с призывами: готовиться к будущим схваткам. Весной 1832 г. Газимухаммад совершил успешный поход в сторону Чечни. В результате, на его сторону перешла большая часть горцев региона.

Успехи Газимухаммада не могли не встревожить самодержавие. Кавказское командование предприняло самые решительные меры против имама. В августе-сентябре 1832 г. 10-ти тысячный отряд под командованием ген. Г.В. Розена огнем и мечом прошел Чечню, а 10 октября блокировал сел. Гимры. На 8-й день после ожесточенного сражения Гимры был взят, Газимухаммад пал в битве. Вместе с имамом погибли тогда и некоторые соратники, а его ближайший сподвижник Шамиль был тяжело ранен. Об этом трагическом событии кратко рассказывает Хайдарбек Геничутлинский.

Нелишне напомнить дополнительные факты, которые помогают воссоздать картину тех героических событий.

После многочасовой схватки Газимухаммад, Шамиль и еще 13 смельчаков вынуждены были укрыться в доме, находящемся за завалами. Убежище это оказалось, однако, окруженным солдатами. Некоторые из них забрались уже на крышу и стали разбирать ее, другие начали готовить поджог дома. Не видя другого выхода, имам Газимухаммад решился на отчаянный шаг. Отдав последние распоряжения, он бросился на солдат, осаждающих дом, но был тут же сражен их штыками.

Шамиль, сильно обеспокоенный тем, что солдаты подожгут дом и тогда взорвется находящийся в нем порох, предложил сделать вылазку, но остававшиеся в живых сподвижники медлили. Тогда Шамиль в одиночку бросился на штурмующих. Двоих он убил или смертельно ранил, но третий успел все же пронзить его грудь штыком. Шамиль, однако, схвативши одной рукой штык, шашкой с размаха полоснул солдата. Тот упал. Использовав эту заминку, Шамиль вытащил штык из своего тела и побежал. Стрелять в отчаянно бегущего человека солдаты не решились, дабы не угодить в своих и Шамиль таким образом ушел от вражеской пули. Но добежав до ложбины, он упал, истекая кровью, и в таком положении пролежал несколько часов, пока его не заметил один из горцев. В то время как Шамиль залечивал свои раны, горцы, как подчеркивает наш автор, дали присягу Хамзату Гоцатлинскому и признали его, таким образом, своим имамом.

Мухаммадтахир Карахский разъясняет: «когда пал смертью праведника Газимухаммад, то ученые и представители народа на его место назначили Хамзата».

Свою деятельность в качестве имама Хамзат начал, говоря словами Карахского, с того, что «кружил по селениям и городам с товарищами, наставляя, увещевая, приказывая и запрещая». В очерке, посвященном описанию деяний этого имама, как, впрочем, и в большинстве других памятников дагестанского историописания, Хамзат Гоцатлинский предстает как решительный и наиболее последовательный борец против феодалов Аварии. Из местных источников известно об уничтожении им в сел. Ругуджа «начальника Султанава»; на самом же деле по приказу Хамзата убито было тогда 45 человек из знатного рода Султаналиевых. Точно также он поступил «в каждом из подчинившихся ему обществ». Расправился Хамзат и с хунзахскими ханами. В результате, как подчеркивает наш автор, он «сломал хребет могучим тиранам и накрутил носы спесивым гордецам».

Часть жителей Хунзаха решила, однако, отомстить имаму, причем в организации заговора немалое содействие оказал им родственник аварских правителей Ахмедхан Мехтулинский. Шамиль советовал тогда имаму перенести свою резиденцию из Хунзаха в другое место, но Хамзат не прислушался и продолжал жить в замке правителей Аварии. Не воспринял он должным образом и информацию о наличии заговора и в итоге поплатился головой.

После смерти Хамзата, пишет Хайдарбек Геничутлинский, «власть принял…Шамиль».Хаджиали Чохский (Нахибашев), касаясь этого события, писал: «по умерщвлении Гамзата власть имама перешла к Шамилю». Не правда ли, очень похожие сообщения? В них, однако, нераскрытым остается механизм перехода власти имама от одного человека к другому. Некоторые подробности о том, как это происходило, сообщает Мухаммадтахир Карахский. «Хамзат, - пишет он, - еще раньше завещал халифатство после себя Шамилю. После Хамзата собрание благородных ученых возложило халифатство на Шамиля. Шамиль принял его на себя только лишь после упорного отказа».

Третьему имаму в то время было 35 лет. Это был плотный, мускулистый мужчина высокого роста. Мужественное лицо, прямой с горбинкой нос, белоснежная кожа, русые волосы, борода, густо окрашенная хной, открытый проницательный взгляд серо-голубых глаз, глубокая морщина между бровями, гордая осанка и уверенные движения. Все это придавало величине облику нового имама. Природа щедро одарила Шамиля и талантами: он обладал глубоким и проницательным умом, с детства обнаруживал твердую волю, был отчаянно смел и решителен, взыскателен и рассудителен.

После принятия на себя обязанностей имама Шамиль, трудясь с присущей ему настойчивостью и упорством, за короткое время сумел объединить вокруг себя и сплотить недовольные царизмом силы разрозненных горских племен и обществ. Оставалось подчинить своей власти Хунзах.

В этих условиях, верно оценив опасность, нависшую над аварией, ее правитель Ахмадхан Мехтулинский и его окружение обратились за помощью к русскому командованию на Кавказе. Наш автор, однако, пишет, что не Ахмадхан, а члены хунзахской общины (не уточняя, кто именно) пригласили в горы войска «неверных». Правитель же Аварии, якобы, не только не рекомендовал хунзахцам обращаться к царской армии, но даже предупреждал, что в этом им придется впоследствии «раскаиваться». Данные утверждения Хайдарбека Геничутлинского не находят себе подтверждения в других независимых источниках. Как бы там ни было, в 1837 г. Хунзах был занят царскими войсками, что поставило под их контроль значительную часть Аваристана.

Интересные сведения об отношении хунзахцев к русским сообщает декабрист Я. Костенецкий. «В Хунзахе, - пишет он, - мы были настолько безопасны между ними, что ходили без оружия. Это было очень странно…здесь в горах, между неизвестного нам народа, мы были совершенно как дома. Я возьму, бывало, книжку и пойду гулять по полям хунзахским, как будто в Малороссии по собственным поместьям: недоставало лишь халата. Встречающиеся аварцы приветствовали меня «Салам алейкум», как будто своего земляка, и спокойно продолжали свой путь».

Хайдарбек допустил некоторые неточности при описании похода царских войск на земли к югу от Хунзаха, предпринятого в сентябре того же 1837 г. Командовал этой экспедицией не «Аргут» (ген. М.З. Аргутинский - В.Г.), как пишет наш автор, а ген.-м. К.К. Фезе. Принимали в нем участие и отряды милиции Мухаммадмирзы-хана Казикумухского, Ахмадхана Мехтулинского, шамхала Тарковского. После многодневных боев войскам ген. Фезе удалось овладеть частью крупного аула Телетль. Большего они не достигли. Начались переговоры, а затем было заключено перемирие. Шамиль обещал не возбуждать более горцев на борьбу с царизмом и в залог верности выдал русским в качестве аманата своего племянника Хамзата.

Мир этот оказался, однако, недолговечным. В 1838 г. военные действия между Шамилем и царскими войсками, правда, не происходили, но это объясняется скорее всего тем, что в то время Кавказское командование было занято подавлением Кубинского восстания. Шамиль же умело использовал предоставившиеся ему возможности и подчинил своей власти Андию, Гумбет, Салатавию, Койсубулу и часть Чечни.

В 1839 г. российское командование на Кавказе, решив одним ударом покончить с имамом, предприняло наступление на горный Дагестан.

С севера, со стороны Чечни, в направлении Внутреннего Дагестана двинулись войска под командованием ген. П.Х. Граббе; ген.-м. Пулло, которого Хайдарбек Геничутлинский именует «главой многобожников». В этом походе командовал лишь одним из отрядов царских войск. Надо здесь отметить, что вместе с царскими войсками действовали тогда шамхал Тарковский и Ахмадхан Мехтулинский со своими отрядами численностью в 3320 человек. Всего же, по данным Д. Милютина, в составе экспедиции ген. П.Х. Граббе находилось 45 горских князей, беков и старшин.

июля 1839 г. царские войска подошли к Ахульго, которое к тому времени Шамиль превратил при помощи ряда искусственных сооружений в неприступную крепость. После продолжительных и жестоких боев Ахульго, однако, пала; 29 августа ген. Граббе послал донесение о взятии этой крепости.

Хотя имам Шамиль с несколькими приближенными ему лицами и избежал тогда плена, уйдя в Чечню, российское командование на Кавказе было уверено, что с сопротивлением горцев покончено. Оно, однако, жестоко ошиблось. Уже в начале 1840 г., доведенные до крайности лихоимством и насилиями ген. Пулло и других имперских военачальников, равнинные чеченцы подняли всеобщее восстание и попросили Шамиля возглавить его. Шамиль умело воспользовался предоставившейся ему возможностью и вскоре достиг больших успехов как в Чечне, так и в Дагестане. Это и было началом «блистательной эпохи Шамиля».

В 1842-1845 гг. движение горцев, возглавляемое Шамилем, достигло наибольших успехов. Имам занял 13 русских крепостей и в результате подчинил своей власти почти всю Аварию и Чечню. На этой территории было создано военно-теократическое государство - имамат, со своей иерархией, внутренней и внешней политикой.

В пору наивысших успехов движения горцев имамат занимал территорию площадью около 900 квадратных верст. Во главе этого государства стоял обличенный большой властью имам ал-азам - «великий имам» Шамиль. Наиболее важные вопросы внутреннего управления и военной организации обсуждались постоянно действующим диванхана - верховным советом, а также - на периодически созываемых съездах, где принимали участие: наибы, ученые-алимы и представители администрации.

Территория имамата была разделена на наибства. Всего было создано 50 наибств, но более или менее постоянных было 30. За время существования имамата этими военно-административными единицами управляли более 150 наибов, среди которых были представитель почти всех народов Северо-Восточного Кавказа. Хайдарбек, однако, ограничился упоминанием лишь нескольких, в том числе двух очень известных и преданных горскому делу наибов: аварца Ахбердил Мухаммада (в русских источниках «Ахверды Магома») Хунзахского и чеченца Шуаиба Центароевского.

Кратко, но с ценными подробностями, описана в анализируемом сочинении большая часть битв Шамиля с царскими войсками, происходивших в 1842-1845 гг.

Важные сведения Хайдарбек сообщает о так называемой даргинской или Сухарной экспедиции под командованием ген.-лейт. М.С. Воронцова. Чтобы создалось верное представление об этом, укажем, что хорошо подготовленная царская армия в составе 21 батальона пехоты, 4 рот саперов, 3 рот стрелков, 16 сотен казаков и милиции, 2 грузинских дружин и 16 орудий, преодолевая сопротивление горцев, проникла в глубь имамата и заняла территорию Андии. Затем эта армия вступила в резиденцию имама - Дарго, расположенную в Чечне, в лесистой Ичкерии, и только тут царские военачальники поняли, что они окружены. Отрезанный от продовольственных баз, неся огромные потери в людях и снаряжении, ген. М.В. Воронцов делал отчаянные попытки вырваться из окружения. Неизвестно, чем бы еще все это кончилось, если бы не подоспел на помощь усиленный отряд под командованием ген. Фрейтага.

Согласно официальным данным, за время названной экспедиции царские войска потеряли 4 генералов, 168 офицеров, 3433 солдат. И тем не менее царское правительство объявило, что цель экспедиции достигнута - столица имама взята. Главнокомандующий М.В. Воронцов, целый ряд высших и низших офицеров, а также масса нижних чинов получили правительственные награды.

Описывая битвы, проходившие между Шамилем и царскими войсками Хайдарбек Геничутлинский обошел молчанием поход имама в Кабарду, который был предпринят в 1846 г. с целью расширить экономическую и политическую базу имамата и его территорию. Поход не имел успеха. Может быть, именно поэтому Хайдарбек не упомянул о названном предприятии третьего имама.

Удивление вызывает и то что в предлагаемом сочинении не говорится о посылке Шамилем наибов на Северо-Западный Кавказ. Здесь не упомянут даже наиб Мухаммадамин Асиялав, который в течение ряда лет успешно руководил борьбой закубанских - адыгейских народов против царизма.

Хайдарбек Геничутлинский своеобразно решает вопрос о конфликте Шамиля с известным Хаджимурадом. Верный и здесь своему подходу к историческим событиям, он считает, что разрыв между имамом и его прославленным наибом явился результатом клеветы со стороны недостойных злоумышленников и заключает: это «было предопределено самим Аллахом».

На самом же деле этот конфликт возник из-за ряда причин, среди которых не последнюю роль сыграли действия Хаджимурада в Кайтаге и табасаране, а также интриги завистников. Как бы то ни было, переход Хаджимурада на сторону российского командования принес вред не только имаму, но и самому Хаджимураду. Оказавшись в чуждой для себя обстановке, переживая и беспокоясь о семье, оставшейся в горах, Хаджимурад стал рваться назад. В свою очередь и имам близко к сердцу принял побег Хаджимурада. Сожалея о случившемся, Шамиль делал все, чтобы вернуть своего лихого наиба.

Жаркие дебаты среди ученых-кавказоведов велись, как известно, по поводу связей руководителей народно-освободительной борьбы горцев с иностранными государствами. В печальной памяти 50-е годы движение народов Северного Кавказа было даже объявлено «инспирированным из-за рубежа», а его руководителей и особенно Шамиля представляли в качестве «ставленника султанской Турции и английских колонизаторов». Эта антинаучная версия кавказоведами уже давно отброшена. И все же вопрос о связях руководителей движения с иностранными государствами до сих пор вызывает живой интерес.

Правда, что Шамиль, Джамалудин и другие руководители северокавказских горцев обращались с письмами о помощи к турецкому султану, шерифу-правителю Хиджаза и даже к Франции. Письма эти частично опубликованы. Реальной помощи от них горцы, по крайней мере, дагестанцы и чеченцы, так однако и не получили. Пишет об этом и наш автор. «Имам Шамиль, - совершенно справедливо подчеркивает Хайдарбек, - на протяжении целых двадцати лет ожидал, что придут приятные вести от Османского государства» и сам время от времени направлял «делегации к источнику власти» султану Абдулмаджиду, но так и не получил от последнего реальной помощи. Поэтому имам был вынужден продолжать борьбу, «имея малое количество людей, припасов и вооружений».

О Шамиле турецкий султан вспомнил, и это не случайно, лишь тогда, когда началась Крымская война. Он направил предводителю горцев Дагестана и Чечни письмо, о котором говорит Хайдарбек, но поддержка султана выразилась в том лишь, что имаму были присланы медаль с драгоценными камнями, знамя и молитвенный коврик. Даже тогда, когда Шамиль предпринял поход на Грузию и находился в 60 км от Тбилиси, султан не оказал ему военной помощи.

Свое поведение османы объясняли сложившейся в то время обстановкой. Сам же Шамиль думал об этом совершенно иначе и, что особенно важно, позже, находясь уже в России, он доверительно сказал как-то приставу А. Руновскому: «Если ты веришь [мне], то поверь и тому, что я действительно не хотел быть султанским» наместником-валием. Здесь имам был искренен. Об этом, кстати, хорошо знали в России «По показаниям некоторых лиц, хорошо знавших Шамиля, писал официальный историограф Кавказской войны акад. Н. Дубровин, - видно, что он не желал соединяться с турками».

Своеобразно, хотя быть может и несколько упрощено, наш автор объясняет причины, приведшие к падению имамата. Местные историки второй половины XIX в.: Мухаммадтахир Карахский, Хаджиали Чохский, Абдурахман Согратлинский и другие во многом обвиняли здесь наибов, представляя их чуть ли не главными виновниками отхода народных масс от движения против царизма. Они прямо указывали на гнет, злоупотребления и лихоимство со стороны наибо32*в, которые отталкивали народные массы от борьбы за свободу Северо-Востоного Кавказа. «Наибы, - писал Хаджимухаммад Согратлинский, - оказались подобно волкам над стадами, из-за их несправедливостей и злонамеренных наказаний стеснялись просторы земли для народа». Кстати сказать, аналогичную мысль высказал и Хаджимурад. «Доходы наибов, - свидетельствовал он, - состоят в помощи рук вверенного им края». Обо всем этом хорошо знал, естественно, и сам имам. Не случайно ведь он, стремясь укрепить государственные устои, усиливал угрозы и репрессии, и очень круто, не считаясь с былыми заслугами, снимал наибов с занимаемых должностей; за время правления Шамиля было отсранено от управления несколько десятков наибов. Хайдарбек обошел, однако, эти факты молчанием и всецело сосредоточил свое внимание лишь на одной причине, приведшей к поражению государства горцев Дагестана и Чечни. Таковой он считает широкое наступление самодержавия и с этим, пожалуй, нельзя не согласиться. Действительно, после Крымской войны против Шамиля была направлена огромная, хорошо вооруженная армия, которой командовал ген. А.И. Барятинский, превосходящая по численности все население имамата. Рядом с царскими войсками против Шамиля боролись также и довольно многочисленные отряды кавказской милиции. Далее российское командование в течение целого ряда лет широко использовало подкуп и другие подлые «политические» меры воздействия на боровшихся горцев. В итоге к лету 1859 г. А.И. Барятинский и проник в глубь гор Северо-Восточного Кавказа. Сначала народ, а потом и наибы, по свидетельству Хаджиали Чохского, начали вести переговоры с пограничными русскими начальниками, которые ласково принимали их и делали им довольно щедрые подарки. На сторону кавказского командования перешел даже Кебедмухаммад телетлинский вместе с задержанным им тарикатским наставником-мюршидом Джамалудином Казикумузским. В начале августа сдались мудир Даниялбек Елисуйский, а также другие наибы. Они поступали так, говоря словами Хайдарбека, «ради личного преуспевания - ради денег и наград».

С имамом остались теперь лишь немногие. Покинутый своими сторонниками, Шамиль с 400 приближенных вынужден был отступить на Гуниб. Здесь он попытался было организовать сопротивление, но, поняв безысходность своего положения, под нажимом семьи, вынужден был капитулировать. 25 августа 1859 г. князь Барятинский телеграфировал Александру II: «Гуниб взят, Шамиль в плену и отправлен в Петербург».

Путь Шамиля в Россию лежал через Темир-Хан-Шуру, Чирюрт, Ставрополь. В Чугуеве, куда его привезли специально, с ним встречался император Александр II. Оттуда имама отправили в Москву и далее в Петербург.

«Великолепная иллюминация, какой еще никогда не было в Петербурге, даже та, которую устраивали во время коронации, далеко не так была блистательна, как нынешняя».

1.2 Абдурахман Газикумухский

Крупнейший востоковед академик И.Ю. Крачковский впервые в европейской научной литературе определил место дагестанской арабоязычной литературы XIX в. и дал ей блестящую характеристику. Среди памятников этой литературы, имеющих выдающееся значение, он назвал несколько крупных исторических сочинений, в том числе и исторический труд Абдурахмана из Газикумуха, которому посвятил специальную статью «Арабская рукопись воспоминаний о Шамиле».

Однако до недавнего времени только самому узкому кругу специалистов было известно, что перу Абдурахмана из газикумуха принадлежало еще одно историческое, вернее историко-этнографическое сочинение, сокращенное название которого «Китаб тазкират саййид Абдурахман» (Книга воспоминаний саййида Абдурахмана).

Творчество Абдурахмана их Газикумуха почти не изучено, его научное наследие, хотя, в основном, и выявлено, но не издано и не стало предметом всестороннего исследования. Все дошедшие до нас сочинения Абдурахмана посвящены истории Дагестана, а именно истории XIX в., в частности, народно-освободительным движениям.

Самое крупное историческое сочинение Абдурахмана из Газикумуха - «Воспоминания Абдурахмана» («Музаккарат Абдурахмана»). В конце рукописи - запись: «Завершена (эта книга)… рукой переписчика, автора саййида Абдурахмана, сына муршида Джамалуддина ал-Газикумуки ад-Дагестани 28 рамадана 1285 года», т.е. 11 января 1869 г.

«Воспоминания» Абдурахмана включены в состав сборной рукописи небольшого формата (16,9*10,6) в картонном переплете, обтянутом красной материей. Вся книга написана рукой Абдурахмана на белой бумаге со штемпелями различных фабрик (фабрики №6 Сергеева, Троицкой фабрики №4 Говарда в Калуге, Косинской фабрики №6, «Рязанской»), черными чернилами, имеются кустоды.

Сплошной пагинации рукописи нет, отдельные части пронумерованы автономно (19+3+320 листов+4 чистых листа). Сохранность текста хорошая, хотя рукопись нуждается в реставрации. Дефекты: отсутствуют листы: 264, 165, 284, 285, 305, 315. При нумерации пропущены № №275 и 276, но пропуска текста нет (т.е. после 274 листа сразу же идет лист 277).

а) «Ал-Адаб ал-мардийа» Джамалуддина из Газикумуха (лл. 1-19, пагинация карандашом, 11 строк, последняя страница - 14 строк; текст 13*9 см., кустоды). Текст колофоеа: «Я переписал это с оригинала (мин айн) книги «ал-Адаб ал-мардийа» по накшбандийскому тарикату, принадлежащему зенице ока моего, моего устада и моего родителя по происхождению, устада жителей Дагестана и Чечни и [тех, кто] по соседству с ними». Тут же - дополнение на полях страницы: «по тарикату - [сочинение] саййида Джамалуддина ал-Хусайни ал-Газигумуки. Год 1285», т.е. 1869 г.

Это один из самых надежных текстов (копия с автографа) популярного сочинения отца Абдурахмана - Джамалуддина из Газикумуха.

б) Фихрист алкитаб («Содержание книги»), 3 л., пагинация карандашом, 12 строк. Это названия глав «Воспоминания Абдурахмана». «Фихрист», имеющий самостоятельную нумерацию, возник, можно предположить, после завершения исторического сочинения как дополнение к нему.

в) Собственно сочинение Абдурахмана. Полное название сочинения: «Китаб тазкират саййид Абдаррахман ибн устад шейх аттарика Джамаладдин ал-Хусайни фи байан ахвал ахали Дагестан ва Чачан аллафаху ва катабаху фи Тифлис фи санати 1285» («Книга воспоминаний саййида Абдурахмана, сына устада, шейха тариката Джамалуддина ал-Хусайни о делах жителей Дагестана и Чечни. Сочинено и написано в Тифлисе в 1285 году», т.е. в 1869 г.

Арабский текст в 11 строк, автограф, 16,9*10,6, текст - «дагестанский» насх. Первоначальная пагинация - черной тушью, полистная, 320 л., в конце рукописи так и зафиксировано: «количество листов - 320». Позже была проведена постраничная пагинация, всего 624 страницы, здесь не учтены указанные выше утерянные листы. Интересно то, что 271-276 лл. Пронумерованы карандашом (остальные - черной тушью), - таким образом автор, очевидно, восстановил утерянные по какой-то причине листы.

Огласовка текста практически отсутствует, исключая только географическую номенклатуру и ряд особых случаев для правильного понимания текста. Исправление текста - чрезвычайно редкое явление. На полях - большое число (около 40) уточнений, глосс, дополнений, иногда значительных.

Особо стоит остановиться на содержании сочинения Абдурахмана. Оно делится на две взаимосвязанные, но резко отличающиеся по своему содержанию части. Первая часть - это краткое изложение сведений (в основном - биографических) о трех имамах - Газимухаммеде, гамзате и Шамиле. Основной стержень событий, изложенных в этих главах, - это распространение идей шариата и борьба с обычно-правовыми нормами, борьба за ликвидацию ханской власти, биографические данные об имамах, их учебе, взаимоотношениях с окружающим миром. Почти ничего о военных событиях в отличие от начальных глав другого сочинения Абдурахмана («Хуласат ат тафсил») или же сочинения мухаммаедтахира ал-Карахи, где известия о военных событиях занимают доминирующее положение.

Многие сведения первых трех глав «Воспоминаний» из жизни трех имамов могут быть проверены и подтверждены с привлечением других источников или же литературных материалов, однако ряд известий уникален, встречается только у Абдурахмана и представляет значительный интерес.

Вторая, доминирующая часть сочинения - это уникальный, не имеющий прецедентов материал, впервые в исторической дагестанской литературе так обстоятельно фиксирующий внутреннюю, а не военно-политическую жизнь дагестанского общества 20-5-гг. XIX в. основное внимание автор уделяет внутренней структуре имамата, системе государственного управления, институтам власти в центре и на местах, вопросам образования и обучения в медресе, интеллектуальной жизни вообще, военно-техническому снабжению и структуре армии, ее формированию, налоговой системе, судьбам переселенцев (мухаджиров), семье, приближенным имама. Много места отведено ценным этнографическим характеристикам, описанию различных обычаев и обычно-правовых норм, характеристике отдельных дагестанских селений и сосредоточенных в них различных производств, описанию климатических условий.

Вместе с тем распределение материала проведено неравномерно - главы V-XII (о мудирах; мухтасибах; об ученых Дагестана; о науках, распространенных в Дагестане; о муфтиях; о кадиях; о мутааллимах и о порядке их обучения, о знаменитых мутааллимах, ставших учеными в наше время) кратки, отрывочны, занимают иногда лишь одну страницу. Вместе с тем три главы наиболее объемны, информативны, занимают почти две трети текста - это главы о наибах Шамиля, дагестанских селениях и пребывании Шамиля и его семьи в Новом Дарго.

Известный ученый Н.И. Покровский в своей основательной статье «Обзор источников по истории имамата» впервые провел четкую классификацию исторических источников и материалов, посвященных народно-осободительному движению 20-50-х гг. XIX в. Он отмечал, что мусульманские источники можно разделить на две категории в зависимости от того, касалась ли их редакторская рука официальных царских историков или нет. «Почти все работы представителей мюридизма и тариката либо редактировались царскими офицерами, издававшими их, либо писались уже с учетом великодержавных требований». Таковы были, по мнению Н.И. Покровского, сочинения «истинные и ложные последователи тариката», «Рассказ очевидца о Шамиле», написанные, как отмечал И.Ю. Крачковский, «по прямому заказу русских властей».

Сочинения Абдурахмана также можно отнести к разряду последних. Академик И.Ю. Крачковский уже писал, имея в виду «Хуласат ат-тафсил», что эти записки «писались в Калуге, в русской обстановке, после ряда лет пребывания в России», что не могло не наложить отпечаток на позиции автора и на язык сочинения. «Составленные в начале 60-х годов по инициативе капитана А. Руновского и считавшиеся с возможностью чтения их русскими, они носят определенный характер, усугубляющийся тем, что автор значительно русифицировался во время долголетнего пребывания в Калуге».

Если «Хусалат ат-тафсил» был написан по инициативе полковника А. Руновского, то «Воспоминания» обязаны своим происхождением другому русскому чиновнику. Как писал Абдурахман в конце вводной части («Фихрист»), свои «Воспоминания» он писал «по поручению средоточия достоинств и заслуг начальника Кавказского (Горского) управления в 1868 г. по христианскому летоисчислению нашего возлюбленного, уважаемого начальника, его превосходительства генерал-майора Дмитрия Семеновича Старосельского, славу которого нет необходимости описывать».

Все эти обстоятельства наложили, разумеется, отпечаток как на характер, так и на содержание сочинения, однако Абдурахман старается быть объективным, точно обрисовывать внутреннее положение имамата, давать характеристику хозяйственной жизни, административной деятельности имама, отдельных социальных слоев общества.

Возвращаясь к материалам, напечатанным в нескольких номерах газеты «Кавказ», можно предположить, что они не представляют собой отдельного сочинения, а являются подготовительными набросками, вошедшими впоследствии в состав «Воспоминаний» Абдурахмана.

Мы располагаем лишь незначительными и неполными биографическими данными о нашем авторе. Полное его имя - саййид Абдурахман, сын Джамалуддина ал-Хусайни ал-Кибуди ал-Газигумуки ад-Дагестани. Почетный термин «саййид» и нисба «ал-Хусайни» объясняются принадлежностью к потомкам пророка Мухаммеда и особенно к той их ветви, которая восходит к Хусайну, внуку пророка. Нисба «ал-Кибуди» связана с отдельным кварталом Газикумуха (Къибуди, ранее - отдельным населенным пунктом). Время его рождения, думается, устанавилвается точно. Его отец, Джамалуддин из Газикумуха, на листке одной из арабских рукописей из своей личной библиотеки сделал следующую запись: «Дата рождения Абдурахмана, сына Джамалуддина - ночь на воскресенье, двадцать второго числа благословенного месяца Аллаха шавваль тысяча двести пятьдесят второго года». Это, думаю, самая достоверная запись о времени рождения Абдурахмана - 1 февраля 1837 г.

Джамалуддин из Тазикумуха был известным дагестанским ученым и преподавателем, духовным наставником Шамиля, одним из авторитетнейших знатоков арабской литературы, занимавшим выдающееся место в духовной жизни Дагестана. Он был одним из ярых сторонников тариката накшбендийского ордена, активным распространителем накшбендийских идей, автором знаменитого суфийского трактата «ал-Адаб ал-мардийа».

Абдурахман даёт ряд интересных сведений о своем отце и о его деятельности на духовном поприще. «Родитель мой, сеид Джемалэддин Гуссейн, был родом из Казикумуха. В первой своей молодости он служил при бывшем казикумухском хане Аслан-хане в качестве письмоводителя. Хан любил его, и за усердную службу его и преданность пожаловал ему три деревни в Кюринском ханстве, под общим именем Астал, и жители этих деревень платили дань моему отцу». Но Джамалуддин вскоре «очнулся от светского забытья», - обратился к Богу с полным раскаяньем в своих грехах, в которых он провел прошлую свою жизнь, будучи в услужении у Аслан-хана. Ибо кто проводит время в сообществе тиранов, у того большая часть жизни проходит в согрешениях». Поэтому он посетил Мухаммеда ал-Яраги, от которого принял тарикат и «позволение направлять по этому пути желающих вступить на истинный путь». С этой миссией он вернулся в Газикумух, где «проводил время в уединении, занимаясь молитвами и направлением посетителей его на путь истины». Аслан-хан отрицательно относился к распространению тариката и мюридизма, потому Джамалуддин вынужден был удалиться в селение Цудахар, откуда вернулся в Кумух только после смерти правителя (1836 г.).

По своим политическим взглядам шейх резко расходился с имамом Газимухаммедом, потому что «не соглашался с последним в его действиях против русских и в возмущении дагестанского населения», тем не менее, он пользовался громадной популярностью, принимал активное участие в идеологической и политической жизни Дагестана.

Джамалуддин находился в близких родственных отношениях с Шамилем. Его дочь Захидат была женой Шамиля («первая дама Дагестана и Чечни»), а его сыновья Абдурахман и Абдурагим были женаты на дочерях имама. После пленения Шамиля Джамалуддин жил некоторое время в Телетле, затем в Казанище. В 1862 г. он переселился в Турцию, где и скончался в 1866 г. в Стамбуле.

О детских годах и учебе Абдурахмана мы не имеем, к сожалению, подробных сведений, но можно предположить, что он получил от отца основательное общемусульманское образование, прошел обычный традиционный курс дагестанского мутааллима. В 23-летнем возрасте он оказался вместе со своей женой Нафисат и братом Абдурагимом в составе лиц, сопровождавших Шамиля в Калугу, где провел более 6 лет.

Калужский период жизни Абдурахмана получил в литературе и материалах (особенно в письмах) некоторое освещение. Сохранилась часть переписки ere и его брата Абдурагима с их отцом, знаменитым шейхом Джамалуддином. «Что касается до нас, то, слава Богу, по милости Великодушного нашего Монарха живём в совершенном довольствии и спокойствии, без тоски и печали», - это из письма Абдурахмана из Калуги, отправленного в 1860. Этот отзыв типичен и для других писем Абдурахмана и в последующем, как, кстати, и для всех писем Шамиля, Возможно, учитывался постоянный официальный контроль за прохождением писем Шамиля и его окружения.

Представители официальных властей сразу же обратили внимание на образованность, любовь к чтению и способности молодого Абдурахмана, на особое доверие Шамиля к нему. А.И. Руновский отмечал, что «старший брат очень подвержен к своей религии и много интереса находит в чудесах, описываемых мусульманскими Книгами, к которым он питает доверие неограниченное. За всё за это, а также за великую грамотность, Шамиль питает к нему большое расположение. Гунибская переписка ведена им. Абдурахим так же хорошо развит, как и его брат». Калужский губернский воинский начальник писал о его «способностях и благонамеренности», о том, что при таких достоинствах он мог быть «полезным даже для службы на Кавказе, в качестве переводчика, или состоять при местном управлении Т-Х. Шура». Он довольно свободно мог говорить, писать и читать на русском языке, хорошо знал мусульманское право, обычаи дагестанских горцев.

Однако неблагоприятные климатические условия Калужской губернии, прогрессирующая болезнь жены побудили Абдурахмана обратиться к официальным властям с просьбой «позволить ему с женой переехать на жительство на Кавказ и поселить её близ Т-Х. Шуры, места её родины». Наступившая в 1866 г. смерть жены Нафисат ускорила отъезд Абдурахмана в Дагестан. Похоронив жену в селении Гимры, он не вернулся в Калугу, а выехал в Тифлис», где был зачислен в Дагестанскую постоянную милицию, «с откомандированием в команду милиционеров Кавказского горского управления».

Кстати, здесь он продолжал свою успешно начатую еще в Калуге работу над материалами о Шамиле и народно-освободительном движении, здесь же подготовил к печати работу своего отца «Ал-Адаб ал-мардийа», снабдив её предисловием. В год выхода в свет этого трактата Абдурахман завершил в Тифлисе свою крупную историческую работу, известную под названием «Воспоминания». В 1871 г. он возвращается в Дагестан, вернее «был откомандирован от горского управления в распоряжение начальника Дагестанской области, с назначением ему пожизненной пенсии по 450 р. в год»..

Сведения о пребывании Абдурахмана в Дагестане, начиная с 1871 г. очень скудны. Имеется сообщение о том, что ещё в 1308/1890-1891 г. он занимал должность кадия в Газикумухе Годом его смерти считают 1318/1900 или 1901 г.

Творчество Абдурахмана вызывает всё растущий интерес учёных. Выше уже рассказывалось об основополагающей статье академика И.Ю. Крачковского, посвященной сочинению Абдурахмана.

Что касается «Воспоминаний» Абдурахмана. то впервые об этом крупном историческом труде сообщил известный дагестанский ученый, блестящий знаток дагестанской арабоязычной литературы М.-С. Саидов (1902-1985), который выполнил в 1963 г. перевод сочинения с арабского языка на русский (за исключением вводной и заключительной частей, одной небольшой главы и вставок на полях рукописи). Перевод не был снабжен историческим комментарием. Попытки издания перевода в 1976 г. не увенчались успехом «благодаря» активной, достойной лучшего применения деятельности некоторых административных и партийных руководителей Дагестанского филиала АН СССР, воинственно оберегавших «идеологическую чистоту» научных трудов, особенно тех, что готовились на секторе востоковедения, от «тлетворного влияния реакционной исламской литературы».

Тем не менее, нельзя отрицать, что основная часть сведений, зафиксированных в «Воспоминаниях», отличается своей точностью, правдивостью, нередко - уникальностью. Историко-этнографический контекст, «взятый на вооружение» автором, не имел в дагестанской арабоязычной литературе продолжения, если не считать «Хуласат ат-тафсил» самого же Абдурахмана, созданный им в Калуге.

Как указывалось выше, «рукопись-автограф - это единственный известный нам экземпляр «Воспоминаний» Абдурахмана, он хранится в рукописном фонде Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра. Обстоятельства приобретения рукописи в инвентарной книге не отмечены. Однако имеется сообщение о том, что «автограф воспоминаний Абдурахмана приобретен Институтом ИЯЛ Даг. филиала АН СССР у сына известного арабиста Али Каяева». Источник этого сообщения не указан, но, скорее всего, это записано со слов М.-С. Саидова, который хорошо знал историю рукописи. Неизвестно нам также и время приобретения «Воспоминаний».

Если сравнить наш текст с текстом другого сочинения Абдурахмана - «Хуласат ат тафсил», то нетрудно обнаружить значительные различия в области лексики и в форме изложения материала. В «Воспоминаниях» практически нет слов, заимствованных из русского языка, как это имеет место (и довольно часто) в «Хуласат ат-тафсил». Нет ни одной стихотворной вставки, так обильно представленных в другом сочинении, как и тематических отступлений, плохо связанных с основным материалом. Арабский язык, - как правило, не представляет особой трудности для перевода, исключая несколько последних страниц, написанных вычурным, чрезмерно образным языком, не всегда понятным, что делает перевод иных мест проблематичным.

Мощный взлет исторической литературы середины XIX в., вызванный грандиозными народно-освободительными движениями, был явлением закономерным. «Эпоха Шамиля выдвигает, по-видимому, впервые в арабской литературе Кавказа ряд крупных исторических хроник местного происхождения». Количество этих сочинений значительно, если иметь в виду литературу предыдущих столетий. Как по числу сочинений, так и по всей информативности, «отзывчивости» на события «Шамилевский цикл» не знает себе равных ни до, ни после XIX в. Он стал крупным, новым явлением дагестанской арабоязычной литературы, не получившим, к сожалению, развития, хотя последующие события (в частности, восстание 1877 г.) не уступали по своей грандиозности и территориальному охвату событиям 20-50-х гг. XIX в.

К числу известных в науке исторических сочинений, посвященных народно-освободительному движению, XIX в., относятся:

. «Хуласат ат-тафеил ан ахвал ал-имам Шамиль» («Резюме подробного изложения о, деяниях имама Шамиля») Абдурахмана из Газикумуха. Это сочинение, одинаково интересно «и для биографии Шамиля, и для бытовой картины России в начале 60-х годов». Речь идет о так называемых записках Абдурахмана. Как отмечал И. Ю, Крачковский, «они носят определенный характер, усугубляющийся тем, что автор значительно русифицировался во время долголетнего пребывания в Калуге».

. «Барикат ас-суйуф ал-джабалийа фи бад ал-газавал аш-шамилийа» («Блеск горских сабель в некоторых шамилевских газаватах») Мухаммедтахира ал-Карахи (умер в 1880 г.). Это наиболее крупное историческое сочинение среди созданных в XIX в. и освещающих народно-освободительное движение 20-50-х гг. XIX в.

. «Воспоминания» Абдурахмана из Газикумуха, которым посвящена настоящая работа.

. Гаджи Али. «Сказание очевидца о Шамиле». Имеется только русский перевод, выполненный Г.А. Подхалюзиным, арабский оригинал или же иной список не обнаружены.

. «История» Курбана из Ашильты. Арабский подлинник также не обнаружен.

. Исхак из Урмы. «Эпоха Шамиля». Арабский подлинник также не обнаружен.

. Халил из Ангида. «Ал-Хабар». Полное название сочинения: «Ал-хабар фи-т-тарих ал-махалли». Арабская рукопись хранится в коллекции М.-С. Саидова, переданной им в дар Институту истории, археологии и этнографии. Перед нами рассказ о событиях в Дагестане в середине XIX в., прежде всего о деятельности Шамиля и о восстании 1877 г.

8. «Китаб фи байан шаджаат ал-батал Хаджимурад» («Книга о храбрых поступках героя Хаджимурада»). Автор не указан. Сочинение небольшого размера, на арабском языке.

. «Ал-Вакаи вакаат фи-д-Дагестан ба'д хабс имам Ша-муил» («О событиях в Дагестане после пленения Шамиля»). Небольшой арабский текст, автор которого не указан.

. «Зикр ахвалат Гази Малла Авари» («О деяниях Гази Молла Авари») Мирза Джабраила, сына Исрафила Дербенди Суперхи. Сочинение написано на азербайджанском языке и состоит из трех частей: «О делах Гази Молла Авари», «О выступлении Гамзата Авари после Гази Молла и рассказ о деяниях Хаджимурада Хунзахи», «О выступлении Шамиля после смерти Тамзата и рассказы (о) Хаджимураде». Текст датирован 1310/1893 г.

11. Исторические очерки Гайдарбека из Геничутля. Ознакомление с сохранившимися историческими сочинениями показывает, что самые крупные описания событий середины XIX в. принадлежат Абдурахману из Газикумуха и Мухамедтахиру ал-Карахи, сподвижникам и секретарям Шамиля.

2. Труды дореволюционных дагестанских историков

.1 Казембек

Что касается многочисленной группы местных ученых и исследователей 2-й половины XIX в., оставивших заметный след в историографии Дагестана своими работами, относящимися к истории, этнографии, фольклору и другим историческим и вспомогательным дисциплинам, то они, безусловно, испытали влияние русской и европейской исторической науки. Будучи хорошо знакомы как с конкретным дагестанским материалом (фольклорным, этнографическим, лингвистическим и т.п.), так и с письменными памятниками традиционной местной историографии, они рассматривали их лишь как объект исследования, придерживаясь в своих собственных трудах общепринятых методов европейской науки (и в первую очередь - критического отношения к материалу).

Из упомянутой группы прежде всего следует отметить М.-А.К. Казембека. Это не только наиболее ранний и наиболее крупный представитель данной группы ученых - его можно рассматривать и как переходную фигуру в науке, т.к. его научное наследие несет в себе черты как местной традиции, так и европейской школы.

Наличие черт местной традиции в научном творчестве Казембека неудивительно. Уроженец Дербента, он в молодости успел пройти весь традиционный курс обучения, принятый в Дагестане того времени. Кроме этого, как явствует из воспоминаний Казембека, в тогдашнем Дербенте сложился своеобразный кружок образованных молодых любителей истории, к которому принадлежал и он сам. Члены его, собираясь почти каждый вечер, читали вслух произведения местной и классической восточной литературы, философии и историографии. Это первое, но основательное и широкое знакомство с источниками и традиционной устной историографией и философией послужило начальной основой дальнейших исследований Казембека в области востоковедения, но уже в русле европейской традиции. Ее методы он основательно усвоил в период работы в Казанском университете, профессором которого он стал за сравнительно короткое время.

О значительных масштабах и высоком уровне научной деятельности Казембека свидетельствуют приглашение его в Петербургский университет, членство в Российской и нескольких иностранных академиях и наличие среди его учеников таких известных востоковедов, как Березин и др. Казембек по праву считается одним из основоположников русского востоковедения, и его подход к исследованиям и мировоззрение в конечном счете формировались под воздействием передовой русской общественно-политической мысли.

Мы не затрагиваем всего разнообразия научных интересов Казимбека, не касаемся его религиозных сочинений, а отмечаем лишь работы по мусульманской истории и праву, по лингвистике, источниковедению и разным проблемам культуры Востока. Для нас особый интерес представляют работы по истории Дагестана и Кавказа, занимающие в научном наследии Казембека значительное место.

Интересно отметить, что некоторые работы Казембека написаны на тюркском и персидском языках, и именно в таких работах особенно сильны черты местной и восточной традиции. Трудно привести другой пример ученого, которому удавалось бы так сочетать в своем научном творчестве столь разнородные научные традиции, как это было у Казембека. Его правомерно рассматривать как единственный в своем роде «мост» между местной и европейской научными традициями.

В историографических особенностях работ любого историка всегда находит отражение мировоззрение их автора. В этом смысле Казембек не составляет исключения. В общем его идеологию можно охарактеризовать как просветительскую. Общеизвестно, что он остался религиозным человеком, однако никогда не был фанатиком; был добросовестным чиновником, но никогда не поддерживал проявлений тирании или административного произвола. Одним словом, это был типичный представитель умеренной интеллигенции своего времени.

Для изучения взглядов Казем-Бека на общественное движение важное значение имеют его работы «Мюридизм и Шамиль», «О значении имама, его власть и достоинство», «Мохаммед Амин», посвященные движению и идеологии кавказского мюридизма.

Мюридизм есть разновидность суфизма или одно из его течений, отмечал Казем-Бек. Корни суфизма восходят к первым векам хиджры. Еще тогда некоторые мусульмане, вследствие общения с христианскими монашескими орденами, удалялись от света и предавались молитве и самоизнурению. Они проводили дни свои в пустынях, ночи в пещерах, питались кореньями трав и другими съедобными растениями и привлекали к себе людей, возбуждая в них то любопытство, то удивление и уважение к этой жизни. Впоследствии они составили различные братства.

После утверждения ислама в Персии под влиянием остатков буддизма, зороастратизма, характерной чертой которых является отказ от всего земного и мистицизм, эти братства подвергались некоторому изменению, в также возникали новые общины мистиков.

Все эти различные школы основаны на учениях тариката (путь к богу, к истине). Вступившие на путь тариката называли себя мюридами, что означает ищущие истину, стремящиеся познать бога.

Чтобы достигнуть духовного общения с единственной истиной - богом, мюриды должны были пройти несколько ступеней самосовершенствования. Но они не могут найти пути самосовершенствования, пути к божеству самостоятельно, поэтому должны иметь духовных руководителей-мюршидов или шейхов. Только под руководством духовного наставника мюрид может освободиться от влияния земной жизни, правильно развивать свое душевное влечение.

На высшей ступени тариката мюрид достигает общественного откровения, и, по выражению мусульман, «Гува фиш ва гува фиш. - Он в нем и он в нем, т.е. человек в боге и бог в человеке».

«Мюридизм, - писал Казем-Бек, - между мусульманами есть не что иное, как преданность духовному воспитателю». Стало быть, мюридизм есть слепая и безотчетная преданность своему духовному наставнику. Вот почему мюриды обожествляли своих шейхов, приписывали им такие чудеса, которые не снились даже пророку.

Далее Казем-Бек отмечает, что поскольку мюридизм есть преданность духовному наставнику, то от последнего зависит, какое направление дать мюридизму: тихое отшельническое или политическое.

Одним словом, шейх может распоряжаться жизнью своих мюридов как собственной.

«В тарикате, - писал Казем-Бек, - как вообще в религии, право наследия не существует; или оно передается мюршидом достойному ученику из среды многих, или выбор предоставляется ученикам-мюридам…Тут пользуются исконно духовной властью лишь те, которые или своими интригами, или своим благочестием и воздержанной жизнью успели приобрести популярность. Конечно, тут важную роль играют и ум и ученость».

На этих началах развиты все школы суфиев или мистиков, различие между ними не существенное.

Будучи основанным на тарикате, мюридизм мог быть вызван джихадом, когда предводители движений «принимали на себя личину мюршидов, духовных воспитателей преданной им толпы».

Так для мюридистского движения не обязательно, чтобы его участники были тарикатистами. Мюридистскую форму может принять любое движение, использующее знамя газавата, когда во главе его стоит духовное лицо.

В политических восстаниях, отмечает Казем-Бек, в том числе в Дагестане мюридами назывались войска.

Во всех религиозных переворотах и революциях ислама, - пишет Казем-Бек, - предводителями революционных партий были лица духовные, приобретшие в народе достаточное значение, чтобы окружить себя последователями, и слово мюрид не иначе давалось этим последователям, как только при условии, чтобы мюршид (учитель) их более или менее принадлежал к тарикату, хотя бы даже в качестве самозванца».

Таким образом, тарикат служил знаменем как реакционного, так и революционного движения в исламе.

Объясняя возникновение мюридистской идеологии в Дагестане, Казем-Бек писал, что впервые схоластические идеи в Дагестан были занесены ранними миссионерами ислама. Они развивались здесь постепенно.

«В номенклатуре ученых Востока, - писал Казем-бек, - более пятидесяти громких имен принадлежат Дагестану; там были, как есть и ныне, отличные (по мусульманской оценке) филологи, философы и законоведы». Однако, как обличает Казем-Бек, мюридизм существовал в Дагестане в то время еще номинально. Его идеи не были распространены среди основной массы горцев и не использовались в политических целях. Они стали распространяться в конце XVIII и в начале XIX века. Этому в значительной мере способствовало сношение духовных лиц Дагестана с духовными лицами Малой Азии и Турции, с одной стороны, Бухары и Туркестана - с другой.

Находясь на службе у царского правительства, Казем-Бек не мог открыто говорить об истинной причине, породившей движение горцев - колониальном гнете. Однако он достаточно ясно подчеркивает, что не продуманная и не соответствующая условиям жизни горцев политика царского правительства послужила причиной взрыва.

Мыслитель указывает, что для сохранения покорности Кавказа необходимы три орудия: великодушие, бескорыстная храбрость, правосудие. Но русское правительство не могло обеспечить такую политику. Поэтому и без того слишком натянутые струны не могли не лопнуть. Из этих слов Казем-Бека нетрудно установить, что недовольство горцев имело место и до движения политического мюридизма.

Таким образом, отмечает Казем-Бек, кавказский мюридизм является результатом всего предыдущего развития.

Почва была готова. Только нужен был человек, умеющий соединить в себе все условия духовного звания, открыто призвать горцев на газават и тем самым придать мюридизму политический характер. Такими людьми и были Кази-Мулла и Шамиль.

Казем-Бек отмечает, что много писали и будут еще много писать о Шамиле. Он «…долго еще у нас не будет анахронизмом. В Европе начали говорить о нем немного позже, чем у нас; но и там будут говорить и писать о нем долго. Шамиль поважнее и поинтереснее Абдул-Кадыра, а этот еще свеж в памяти французов…В имени Шамиля скрывается много мыслей исторических и патриотических…Разумные русские патриоты не гнушаются его имени…Он все-таки герой и создатель героев».

Шамиль лично, конечно, не мог создавать героев) и сам стал героем благодаря поддержке более или менее широких слоев народных масс.

Среди горцев, боровшихся против царского самодержавия, было не мало героев, воспитанных и выдвинутых из своей среды народом. Шамиль только мог способствовать этому выдвижению.

В трудах Казем-бека нет, конечно, глубокого анализа причин и движущих сил мюридизма и движения горцев, их причины и силы движения он преимущественно усматривает в неразумной политике царского правительства, невежестве, фанатизме горцев, газавате и т.д. Но все же мысли Казем-бека о возникновении и развитии мюридистской идеологии в Дагестане и движения горцев не лишены интереса.

Кази-Мулла и Шамиль, отмечает Казем-Бек, были тарикатскими мюридами Джемалутдина Казикумухского. Став имамами Дагестана, они превратились в повелителей правоверных мусульман, и мюридизму в целом придали политический характер. Казем-Бек характеризовал Шамиля как храброго и ученого человека, умного, опытного полководца, государственного и политического деятеля, сумевшего объединить все разрозненные общества Дагестана в одно целое.

Шамиль умел влиять на людей, воспитывать в своих мюридах слепую веру в идеи мюридизма и самоотверженность.

Казем-бек опроверг существовавшее среди значительной части русского общества мнение, будто Шамиль действовал в личных, карьеристических интересах. Он писал, что Шамиль фанатик и делает все по убеждению. «Притворства и не заметил. Главную черту характера я понял так: исполнение того, что внушает ему убеждение, он подчинил правилам, продиктованным холодным умом с малым, участием сердца, если вовсе не без этого участия».

Казем-Бек проводит мысль, что в имамстве Шамиля различаются два этапа. Соответственно этому менялись методы и формы правления.

До 1840 года имам действовал дипломатично. Снискивал к себе расположение духовных лиц, отдельных беков и владельцев. В начале 40-х годов, почувствовав себя достаточно сильным, он стал действовать самовластно. Он начал без всякого совещания с улемами, что он делал раньше, жечь и истреблять целые аулы, жители которых не последовали за ним.

Так положительно характеризуя Шамиля как государственного деятеля, Казем-Бек вместе с тем осуждает его за жестокие и несправедливые действия против народов после 1840 года.

Эти положения работ Казем-Бека оказывали и оказывают советским историкам помощь в изучении социальной природы имамата Шамиля, этапов его развития.

Отвечая на многочисленные вопросы современников, через год Казем-Бек написал статью, в которой дается объяснение: что такое имамат и почему Шамиль называл себя имамом.

Имамат, указывает Казем-бек, составляет один из важнейших вопросов схоластического мусульманского богословия, называемого ильмюль келям, т.е. учение о суждении. Предметом этого учения является суждение обо всем том, что касается верований человека.

В лексикографическом смысле слово имам означает: предводитель, путеводитель, указатель, распределитель, а также - границу, путь и все, что служит руководством, средством к достижению цели. В некоторых случаях это слово даже означает орудия и инструменты. «Рассматривая филологически все эти разнородные значения одного и того же корня, - пишет Казем-Бек, - мы приходим к следующему заключению. В древние времена, когда арабский язык получил от Гкорейшитов литературное свое значение и когда все областные наречия этого языка слились в одну огромную массу, глагол амма, между прочим, употреблялся в двух первобытных значениях: 1) вести к цели, начиная с известного пункта; 2) собирать вместе рассеянные единицы. Из первого составились существительные в смысле начала, с которого ведут, или по которому ведут. Отсюда: цель, намерение и, наконец, путеводитель. Из второго составились те же существительные, в смысле собрание, части или единицы, разные вещи и т.п.».

В юридическом смысле слово имам означает - управляющий всеми делами мусульманского народа, как в духовном, так и в гражданском его быту.

Отсюда и понятие имамат употребляется в двояком смысле: в широком смысле, как светский и духовный руководитель мусульман, в узком смысле - как первосвященник, руководитель мусульманского богослужения.

Казем-бек указывает, что слово имам у суннитов и шиитов имело разное значение. По мнению шиитов, имам должен быть невинным, безгрешным, сверхъестественным. Он может быть только из рода Алия. Поэтому после Махди (двенадцатый имам из рода Алия) они не признают имама. Сунниты допускают избрания имама из людей. Они имамами называли преимущественно людей, избранных для исполнения должности первосвященника, главного духовного лица. Кроме всего, отмечает Казем-Бек, понятие имама имеет также почетное значение, означающее передового человека своего времени. «Звание имама, в значении передового человека своего века в науке, дается самым известнейшим лицам по каждой отрасли человеческого знания. Большая часть примечательнейших ученых первых веков ислама носит этот эпитет и некоторые из них уже присвоили его себе, как собственное имя».

Кроме всего, - говорит Казем-Бек, - слово имам имеет еще значение и как избранник. У суннитов, как уже отмечалось выше, оно так понималось.

Изучив определенный материал, а также используя объяснения самого Шамиля и его приближенных, Казем-бек делал вывод, что Шамиль был избранником последователей кази-Муллы, избранником горцев и в этом смысле его называли имамом. Шамиль достиг этого своей политикой и действиями.

Вместе с тем, Казем-Бек намекает на то, что Шамиль мог и не быть избранником всех горцев, что он, сосредоточив в своих руках всю духовную и светскую власть, мог просто не считаться с их мнением, если бы он вдруг выступили против него.

Следует подчеркнуть, что хотя Казем-Бек не раскрыл социальную природу мюридизма, заслуга его состоит в том, что он попытался вывести мюридизм и движение горцев из внутренних причин, пытался связать это движение с политикой царского правительства, а влияние Турции на возникновение и развитие этого движения рассматривал не как основной фактор.

Эти выводы составляют главную ценность учения Казем-Бека.

2.2 Гасан-Эфенди Алкадари

Крупнейшим представителем местной историографической традиции XIX в. был Г. Алкадари.

Особенности исторического труда Алкадари в значительной степени объясняются разнородными обстоятельствами его жизни, сформировавшими его как ученого.

Прежде всего, следует отметить незаурядность и многогранность его личности: он был не только историком, но и администратором, активным участником политических событий и, с другой стороны, - поэтом, филологом (владевшим в достаточной мере и тюркским, и арабским, и фарсидским, и русским языками). В этом смысле к нему подходит термин «адиб», распространенный на Востоке с эпохи средневековья и относимый к разносторонне образованным людям. Видимо, все это в немалой степени объясняет, почему его труд был последним крупным произведением, относящимся к местной историографической традиции.

Книга Гасана Алкадари «Асари Дагестан» («Исторические сведения о Дагестане») - это история Дагестана с древнейших времен до конца XIX века. Написана она была в 1891 году и впервые вышла на азербайджанском языке до революции, и на русском языке издана в 1929 г. Литературное наследие Г. Алкадари получило высокую оценку у академиков В.В. Бартольда и И.Ю. Крачковского.

Как ученый Алкадари был сформирован дагестанской образованной средой (традиционная мусульманская схоластическая школа, традиционная духовная или несущая на себе клерикальный отпечаток литература, общение с типичными представителями клерикальной и схоластической образованности). Сказалось это и на стиле его книги - в ней история и поэзия переплетаются с религиозно-мистическими элементами. Однако наряду с этим пытливый ученый живо интересовался и изустными историческими преданиями. Ссылка заставила его познакомиться с русским языком и культурно-бытовыми чертами России. Наконец, несомненное и сильное влияние на него оказала работа А. Бакиханова. Знакомство с ней чувствуется в ряде мест текста «Асари Дагестан».

Существенное значение для оценки историографического наследия Гасана Алкадари имеет его позиция после возвращения из ссылки. Он целиком отдался научной и просветительской деятельности и выступал как горячий сторонник приобщения дагестанских горцев к культуре и жизни русского народа. Он оставил большое литературное наследство, начиная от произведений, посвященных толкованию религиозных догм, и кончая поэзией на азербайджанском языке и работами на темы естествознания. Выступал Гасан Алкадари и как публицист, сотрудничая в первой азербайджанской демократической газете «Экинчи» («Пахарь»).

В смысле научной концепции «Асари Дагестана» приходится признать, что ее автор был менее последователен и более эклектичен. Так, с одной стороны, он чаще обнаруживает стремление сослаться на «волю бога», с другой же стороны, он почти никогда не прибегает к сверхъестественным объяснениям исторических явлений, особенно в последней части работы. Столь же противоречиво его отношение к действиям царизма на Кавказе, которые он временами подает с явным осуждением, а в иных местах труда склонен с ними примириться. Части текста «Асари Дагестан» в ряде случаев слабо связаны друг с другом, что объясняется заимствованием их из разнородных источников без достаточной предварительной переработки. Рамки его труда заметно более узки, чем у «Гюлистан-Ирама»: он стремится ограничиться пределами Дагестана, причем заметно, что автору лучше известны исторические факты, относящиеся к его южной части.

Итак, относясь к тому же направлению местной историографии, что и «Гюлистан-Ирам», труд Г. Алкадари в историографическом отношении несколько уступает ему. Вместе с тем, «Асари-Дагестан» не лишен определенных достоинств с источниковедческой точки зрения. В сравнении с широкой (и несколько разбросанной) эрудицией Бакиханова, выражающейся в кратком пересказе важнейших, с его точки зрения, мест из персидских и арабских источников, использование их у Алкадари относительно более редко (чаще других упоминается Ибн-Кесир), зато он с лихвой возмещает это более частым обращением к местным письменным и фольклорным источникам, в большинстве своем ныне утраченным. Это объясняется отчасти более узкими и конкретными задачами, которые он перед собой ставил, отчасти же тем, что «Асари Дагестан», написанный в последней четверти XIX в., содержал больше сведений об исторических событиях, чем «Гюлистан-Ирам», написанный в первой четверти того же века. Поэтому в ряде случаев для современного исследователя, знакомого с основными восточными источниками не по беглому пересказу, а по комментированным качественным переводам, больший интерес представляет фактологическая конкретность Алкадари.

В заключение хотелось бы предостеречь начинающих исследователей от все еще проявляющейся тенденции использования текстов «Асари Дагестана» как равнозначных историческим источникам. Никогда не надо забывать, что, несмотря на весь тот источниковедческий интерес, которого они заслуживают, они все же являются не источниками, а историческими работами, в какой-то степени обобщающими и интерпретирующими исторический материал, исторические факты.

Когда Россия одержала верх на Кавказе над Турцией и Ираном, перед ней встала более трудная задача - усмирение народов Кавказа, обеспечение здесь своего полного владычества. В этом плане внутренние силы на Кавказе, противостоящие колонизации, оказались более могучими и непредсказуемыми. Образно говоря, когда Россия торжествовала свои победы на Кавказе, только родился будущий великий имам Шамиль (1798-1799 гг.). В это же время на Кавказе, прежде всего в Дагестане и Северном Азербайджане, вызревали такие духовные силы, которые привели к крупномасштабному освободительному движению народов Северного Кавказа, вынудя Россия направлять на Кавказ лучших своих военачальников и постоянно держать здесь 200-тысячную армию (для сравнения - против Наполеона Россия выставила 150-тысячное войско).

Гасан ал-Алкадари (1834-1910 гг.) и по генеалогии, и по деяниям оказался сопричастным к национально-освободительному движению горцев (точнее, народов Кавказа). Его видение этих событий, восприятие или невосприятие их имеют важное значение в исследовании кавказского феномена: могучая держава, одержавшая верх над не менее крупными и могучими державами (особенно Турцией), оказалась бессильной утвердить свое владычество в «покоренном» им Кавказе.

По свидетельству Г. Алкадари, в 1242 г. хиджры (1826-VIII, 5 1827-1,29) из аварского селения Гимры вышел человек, которого звали ал-Гази Мухаммад эфенди ибн Исмаил. Он провозгласил себя имамом в Дагестане. Поднял его жителей на войну против России, на изгнание ее армии, которая расположилась в многочисленных крепостях (построениях) в Дагестане. Гази-Мухаммад собрал также войско в Чечне. Он напал на крепость Кизляр. Там, в д. Байн, его встретило русское войско. Потерпев поражение, он возвратился в страшных лишениях в Дагестан.

Потом Гази-Мухаммад осаждал крепости Дарго и Дербент. Но сделать ничего не смог, только ходил (вокруг них), тем самым став причиной того, что большое количество войск было послано из России в Дагестан и Чечню и страдания, которые мусульмане испытывали со стороны последних (т.е. военных), сильно возросли. Так продолжалось в течение нескольких лет, пока не заперло его русское войско в горном проходе около с. Гимры. (Это произошло) в 1248 г.х. В этой битве Гази Мухаммед был убит, были также убиты все те, кто (когда-то) приносил ему победу и кто сейчас мужественно сражался, все, кроме Шамиля эфенди, который был родом из этого же селения (т.е. Гимры), и которого особо выделял любовью из числа своих родственников Гази-Мухаммад, и который был его любимым учеником.

В работах Г. Алкадари приведены весьма скудные сведения о Гази Мухаммад эфенди ал-Гимринском, первом имаме Дагестана и Чечни. Однако они достаточно емкие и дают возможность составить объективный портрет этого человека, видеть в нем как духовного, так и реального организатора и руководителя освободительного движения народов Северного Кавказа.

В главе 12 «Асари-дагестан» автор указывает на факт идеологической подготовки будущих имамов Гази-Мухаммада и Шамиля Магомедом Ярагским. По завершении обучения последние начали агитацию в пользу шариата и войны с неверными.

Давая оценку имаму Гази-Мухаммаду, Алкадари отмечает, что он «в знании политики и в практичности не был выдающимся, тем не менее в знании арабских наук он отличался в совершенстве». Здесь же автор отмечает, что первый имам напрасно начал войну с Российской империей, поскольку мог ограничиться мирным исповедыванием тариката.

Алкадари подробно описывает действия имама Гамзат-бека по захвату Хунзаха и обстоятельства гибели последнего, осуждая имама за истребление рода аварских ханов. Что касается деятельности имама Шамиля, то Алкадари отмечает, что он «ввел среди народа очень справедливые порядки»; характеризует государственный строй имамата, одним из признаков которого стало обращение при встрече лиц разного ранга «только ассаламу алейкум и алейкуму-ссалам».

Автор «Асари Дагестан» дает высокую оценку деятельности имама Шамиля, который был не просто имамом, но «еще лучше владел военным искусством и политическими знаниями и был доблестной исключительной личностью своей эпохи». В своей работе Алкадари дает оценку виднейших деятелей эпохи Шамиля: Джамалутдина Казикумухского, Даниял-султана Элисуйского и др. Отдельный эпизод описания освободительной борьбы горцев посвящен Хаджи-Мураду Хунзахскому, где высказывается восхищение его военными способностями, указывается причина бегства последнего из имамата - намерение Шамиля казнить Хаджи-Мурада.

Гасан эфенди Алкадари как яркий представитель многовековой арабо-мусульманской научной и литературной традиции в Дагестане не мог не отразить в своем творчестве национально-освободительное движение под руководством трех имамов. Трагичность, противоречивость, сложность этого движения своеобразно переломить как в судьбе, так и в творчестве Г. Алкадари.

Правда, в многогранном творчестве Г. Алкадари нет подробного изложения развития и распространения национально-освободительного движения, и тем не менее, сведения, приводимые им, дают возможность более последовательно проследить общую картину начального периода этого движения в Дагестане и Чечне. У истоков организованного выступления крупных сил против русской колонизации Кавказа стоял Гази Магомед, он первый имам Дагестана и Чечни, который в учении Накшбандийского тариката и мюридизма вслед за шейхом Мансуром вдохнул реальную силу освободительного движения.

В научном и литературном исследовании Гасана эфенди Алкадари (особенно в «Асари Дагестан») национально-освободительное движение в Дагестане и Чечне представляло в ракурсе собственного видения: с одной стороны, трагичность его исхода и бесцельности, с другой стороны, симпатия к свободолюбивым народам Кавказа, чьим сыном он сам является.

В осмыслении Гасана Алкадари борьба народов за свободу достойна уважения и поддержки, хотя она не всегда венчается успехом.

Заключение

В источниковедческой базе и историографии вопросов освободительной борьбы горцев Дагестана в XIX в. рассмотренные выше труды занимают немаловажное место.

Очерки Хайдарбека Геничутлинского, посвященные 3-м имамам (Газимухаммеду, Гамзат-беку, Шамилю) освещают их деятельность с раскрытием некоторых деталей, ранее неизвестных.

Сочинение Абдурахмана Газикумухского делится на две взаимосвязанные, хотя и отличающиеся по своему содержанию части. Первая часть - это краткое изложение биографических сведений о трех имамах - Газимухаммеде, Гамзате и Шамиле. Основной стержень событий, изложенных в этих главах, - это распространение идей шариата и борьба с адатами, борьба за ликвидацию ханской власти, биографические данные об имамах, их учебе, взаимоотношениях с окружающим миром. Практически отсутствуют сведения о военных событиях. Ряд известий, сообщаемых Абдурахманом Газикумухским, уникален, встречается только у него и представляет значительный интерес.

Вторая часть рассматриваемого сочинения - это уникальный, не имеющий прецедентов материал, впервые в дагестанской исторической литературе обстоятельно фиксирующий внутриполитическую жизнь дагестанского общества 20-50-х гг. XIX в. Основное внимание автор уделяет внутренней структуре имамата, системе государственного управления, органам власти в центре и на местах, вопросам образования и обучения в медресе, интеллектуальной жизни вообще, военно-техническому снабжению и структуре армии, ее формированию, налоговой системе, судьбам переселенцев (мухаджиров), семье, приближенным имама Шамиля. Труд Абдурахмана содержит уникальные сведения о наибах, их деятельности, о наиболее знаменитых селениях и их производственной специализации, обычаях, о жизни и деятельности Шамиля перед племенем.

Из числа дореволюционных историков, занимавшихся проблемой освободительной борьбы горцев в 20-50-е годы XIX в. следует выделить Г.-Э. Алкадари и М. Казембека. Алкадари описал в общих чертах события Кавказской войны и что особенно ценно, отметил ряд факторов и эпизодов борьбы горцев в южных районах Дагестана. Его отношение к действиям царизма на Кавказе противоречиво: временами он описывает их с явным осуждением, а в иных местах своей работы склонен с ними примириться.

М. Казембек в своих работах раскрыл идеологическую сущность освободительной борьбы горцев Северо-Восточного Кавказа в XIX в. (суфизм), подчеркнул обстоятельства, способствовавшие началу этой борьбы. Казембек разделил деятельность имама Шамиля на два этапа: 1) 1834-1840; 2) 1840-1859 гг. (что, впрочем, имеет спорный характер).

Список литературы

газикумухский борьба горец дагестанский

1. Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний. - Махачкала, 1997.
2. Гаджи-Али. Сказание очевидца о Шамиле. - Махачкала, 1990.
3. Мухаммед-Тахир аль-Карахи. Блеск дагестанских сабель в некоторых шамилевских битвах. - Махачкала, 1990.
4. Хайдарбек Геничутлинский. Историко-биографические и исторические очерки. - Махачкала, 1992.
5. Абдуллаев М.А. Казем-бек - ученый и мыслитель. - Махачкала, 1963.
6. Абдуллаев М.А. Мыслители народов Дагестана XIX и начала ХХ вв. - Махачкала, 1963.
7. Алкадари Г.-Э. Асари-Дагестан. - Махачкала, 1994.
8. Гаджиев Б.Г. Дагестан в истории и легендах. - Махачкала, 1965.
9. Гаджиев В.Г. Воспоминания Абдурахмана // Из истории дореволюционного Дагестана. - Махачкала, 1976. (У.с.).
10. Гаджиев В.Г. Хайдарбек Геничутлинский и его историко-биографические и исторические очерки // Х. Геничутлинский. Историко-биографические и исторические очерки. - Махачкала, 1992. (ц.с.)
11. Дубровин Н. История войн и владычества России на Кавказе. - СПб., 1871. - Т.I. - Кн. I.
12. Ибрагимов Г.Х., Чеснин С. Национально-освободительное движение народов Дагестана и Чечни в освещении Гасана Эфенди Алкадари // Газимухаммед и начальный этап антифеодальной и антиколониальной борьбы народов Дагестана и Чечни. - Махачкала, 1997.
13. Казем-бек М. Мюридизм и Шамиль. - Махачкала, 1990.
14. Казем-бек М. О значении имама, его власть и достоинства // Русское слово. 1860. №3.
15. Крачковский И.Ю. Арабская рукопись воспоминаний о Шамиле // Избранные сочинения. - М.-Л., 1960. - Т.6. (у.с.).
16. Магомедов Р.М. Дагестан. Исторические этюды. - Махачкала, 1975.
17. Магомедов Р.М. Шамиль в отечественной литературе. - Махачкала, 1990.
18. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербента. - М., 1963.
19. Покровский Н.И. Обзор источников по истории имамата // Проблемы источниковедения. - М.-Л., 1934. (У.с.).
20. Рамазанов Х.Х., Рамазанов А.Х. Шамиль. Исторический портрет. - Махачкала, 1990. (ц.с.).
21. Рзаев А. Мирза Казембек. - Баку, 1965.
22. Смирнов Н.А. Мюридизм на Кавказе. - М., 1963.
23. Смирнов Н.А. Характерные черты идеологии мюридизма. - М., 1956.
24. Фадеев А.В. Кавказ в системе международных отношений 20-50-х гг. XIX в. - М., 1956.
25. Шихсаидов А.Р. Абдурахман Газикумухский // Гази-Мухаммед и начальный этап антифеодальной и антиколониальной борьбы народов Дагестана и Чечни. - Махачкала, 1997.