, которому придается философский статус. Если исходить из привычного строгого определения понятийного ряда, то жизнь - это скорее всего образ. В нем схвачены, по крайней мере, три содержательных компонента.
Во-первых, жизнь - это своеобразная целостность, внутри которой нет еще различения материи и духа, бытия и сознания;
Во-вторых, она воплощает в себе творческую динамику бытия. Жизнь при этом характеризуется как некий хаос, обладающий огромным созидательным потенциалом. В ней скрыта заранее определенная судьба;
В-третьих, жизнь можно улавливать, постигать с помощью интуиции, а не разумом.
Образу жизни придается религиозное, космологическое, историческое содержание. Так у Ф.Ницше, Л. Клагеса, Т. Лессинга, Л Фробениуса и др.» жизнь» трактуется как нечто естественно-органическое. В этом смысле она противопоставляется всему механическому, рассудочному.
«Жизнь» понимается также как некая космическая сила, обладающая неисчерпаемым творческим созидательным импульсом. А. Бергсон выражает это в понятии «жизненный порыв». В .Дильтей, Г. Зиммель, О. Шпенглер, пытаясь конкретизировать исходное понятие, обращаются к анализу неповторимых, уникальных образов культуры. Именно у них новые формы жизни возникают во всем своем своеобразии, отвергая изжившие себя, омертвевшие продукты механической цивилизации (О. Шпенглер). Но в данном случае речь идет в основном об историческом, культурном процессе.
Таким образом, названные трактовки жизни носят надличностный, внеперсоналистский, характер. Жизнь толкуется, что уже отмечалось, как метафизически-космический процесс, жизненный порыв, творческая эволюция, т.е. онтологически. Все эти определения направлены на постижение бытия, а не человеческого существования или человеческой природы. «Жизнь» понимается как некая длительность, безмерная, трудно постигаемая... На этом фоне, когда привычным философским категориям - материи, памяти, духу - нередко придается обезличенно-космический смысл, не приходится рассуждать, скажем, о постижении родовой сущности человека как актуальной проблеме философии жизни.
Парадокс заключается в том, что именно онтологизация понятий, которые уже закрепились в философской антропологии (память, дух), придание им космически-обобщенного смысла обеспечивают мощный импульс философскому постижению человека. Осуществив головокружительный вираж в сторону от уникального живого существа, философы жизни вместе с тем содействовали раскрепощению фи-лософско-антропологической мысли, неизмеримо расширили представление о человеке как природном создании.
В рамках философии жизни возникло множество поразительных догадок, без которых трудно представить себе современную философскую антропологию: проблема нестойкости человеческой природы, мысль об ущербности человека как биологического существа, возможности нового типа чувственности, интуиция о неисчерпаемости психики, культуре как антропологическом феномене и т. д. Почему так получилось? Пытаясь расшифровать понятие жизни, придать ему конкретный содержательный смысл, философы этого направления бессознательно обращались к живой мыслящей материи, ибо она-то и отличалась уникальностью и богатством, выглядела впечатляющим олицетворением жизни. Когда философы размышляли о жизненном процессе, о его безбрежном истолковании, они, естественно, пытались преодолеть уже сложившееся обуженное представление о нем. Эту невосполненность жизни они устраняли все-таки по человеческим меркам. Это и понятно, разрушить диктат расчленяющего сознания можно только противопоставляя ему другие грани одухотворенной материи.
Культивируя нейтральную, безличную основу непосредственного чувствования или описывая культуру как биологический организм, философы жизни все-таки подспудно в итоге раскрывали богатство человека. Вот почему предумышленное отвлечение от конкретной антропологии обернулось в окончательном варианте бурным вторжением в сферу человеческого бытия, морали, религиозного самочувствия, бессознательного.
Современная философская антропология имеет все основания искать собственные истоки в Артуре Шопенгауэре (1788-1800). Обращаясь к человеку, его предшественники (Декарт, Кант, Фихте) видели в нем, прежде всего сознание. Немецкий философ Артур Шопенгауэр разглядел в сыне природы его «тело». В.основе его философии не Бог, не дух и не идеи, а реальный мирской человек, одержимый страстью, голодом, страданием, желанием действовать.
В европейской традиции Шопенгауэр, возможно, был первым мыслителем, который показал, какую огромную роль в существовании человека играет половой инстинкт. Он отмечал, что люди находятся в крепостной зависимости от секса, а половой акт - это узел мира. Сам человек - это воплощенный половой инстинкт. Что касается полового влечения, то это попросту «сущность нашей культуры». Половые отношения в человеческом мире просвечивают везде, несмотря на те покровы, которые их облекают. Секс - это причина войн и цель мира. Несомненно, эти суждения подготовили психоаналитическое видение человека как живого существа.
Еще до Ф. Ницше Шопенгауэр в работе «О свободе человеческой воли» сформулировал тезис о том, что человек не обладает совершенной и устоявшейся природой. Он не завершен. Следовательно, он в равной степени свободен и несвободен.
Идея становления человека как живого существа принадлежит немецкому философу Ф. Ницше (1844-1900). Если многие философы рассматривали человека как некую уже установившуюся сущность, то Ницше, напротив, полагает, что этот вид в отличие от других биологических видов находится в процессе становления. Это положение обладает огромной эвристической силой: впоследствии оно приведет к рождению богатейшей проблематики философской антропологии как самостоятельного направления в XX в.
Современный человек - это всего лишь набросок, некий эмбрион человека будущего, настоящего представителя истинной человеческой природы. Однако есть ли какие-нибудь гарантии, что этот процесс реализуется неотвратимо? По мнению Ницше, таких гарантий нет. Нынешний человек, человек-животное, как полагал немецкий философ, потерял смысл и цель своего существования. Христианская аскетика была направлена на освобождение человека от бессмысленного страдания. Достигалось этим, по мысли Ницше, лишь отторжение человека от основ бытия и уход в ничто, а по сути - обострение страданий.
Но какого же человека, по мнению Ницше, можно считать настоящим? Того, чья совесть чиста перед его волей к власти. Верны ли социологические и этиологические (этиология - учение о причинах) догадки Ницше по поводу первобытной истории человечества? Современная наука все чаще дает отрицательный ответ на этот вопрос. Это не означает, разумеется, что философская антропология Ницше покоится на неверных посылках и потому не дает толчка к позитивному ее обоснованию. Напротив, его идеи стали стимулом к разработке философских проблем философии, способствовали возведению проблематики человеческой жизни в ранг самостоятельного философского предмета.
В своих произведениях «Человеческое, слишком человеческое», «Веселая наука», «Так говорил Заратустра», «по ту сторону добра и зла» и др., - написанных в афористической и часто парадоксальной форме, Ф. Ницше выступил против спекулятивной рационалистической философии, против христианской религии и связанной с ней традиционной морали. Провозгласив «переоценку всех ценностей», Ницше поставил в центр своей философии понятие жизни, характеризуемой стремлением к самоутверждению, к могуществу - волей к власти. Жизнь находится в процессе вечного становления, вечной борьбы сильных и слабых воль.
Отсюда - отрицание всех абсолютов, релятивизация моральных принципов (что хорошо для сильных, плохо для слабых), гносеологический «перспективизм» (у каждого свой угол зрения, своя «перспектива»).
В истории, по Ницше, нет прогресса, нет цели, но есть «вечное возвращение» одного и того же. Тем не менее, человек должен познавать и созидать, должен стремиться превзойти самого себя и стать «сверхчеловеком» сциентистский нигилизм философия жизнь
Как полагает А. Бергсон, интуиция и интеллект представляют собой два противоположных направления работы сознания. Интуиция идет в направлении к самой жизни, интеллект же - в прямо противоположном, и поэтому вполне естественно, что он оказывали я в строгом подчинении не духа, а материи. Для человека, стремящегося вновь растворить интеллект в интуиции, исчезает или смягчается много затруднений. Но такая доктрина, по мнению философа, не просто облегчает нам процесс мышления, но также дает нам новую силу, необходимую для действования в жизни. Бергсон защищает философию как творческий акт и стремится приблизить ее к искусству. Именно в философии он видит жизненный порыв (е1аn vitalе) к творческому восхождению, к переходу за границы необходимости . Он знает, что философия как творческий акт - это не наука и не походит на науку.
Бергсон признает жизненную иррациональность действительности и силится привести с ней в соответствие иррациональность в познании, - пишет Н.А. Бердяев. - И это все-таки оказывается формой приспособления к мировой данности. Философия Бергсона - освобождающаяся, но не свободная философия. Философия становится искусством, но боязливо еще оглядывается на науку .
Выступая против механицизма и догматического рационализма, Бергсон утверждает в качестве подлинной и первоначальной реальности жизнь, интерпретируемую как некую целостность, радикально отличающуюся от материи и от духа, которые, взятые сами по себе, являются продуктами распада жизненного процесса. Сущность жизни может быть постигнута только с помощью интуиции, которая, будучи своеобразной симпатией, как бы непосредственно проникает в предмет, сливаясь с его индивидуальной природой. Интуиция не предполагает противопоставления познаваемого познающему как объекта субъекту; она есть постижение жизнью самой себя. Поэтому Бергсон призывает обратиться к собственной жизни сознания, которая дана каждому непосредственно. Самонаблюдение, по Бергсону, позволяет обнаружить, что тканью психической жизни является длительность, непрерывная изменчивость состояний, которые незаметно переходят одно в другое. Длительность, а стало быть, жизнь, имеет не пространственный, а временной характер. Это «качественное», «живое» время радикально отличается от механическо-физического времени, которое, по мнению Бергсона, возникает в результате разложения интеллектом длительности. Интеллект Бергсон трактует как орудие оперирования с «мертвыми вещами» - материальными, пространственными объектами, противопоставляя его интуиции.
Учение об интеллекте и интуиции получает у Бергсона обоснование в его метафизике - в концепции эволюции органического мира. Жизнь - это некий метафизическо-космический процесс, «жизненный порыв», своего рода могучий поток творческого формирования: по мере ослабления напряжения жизнь распадается, превращается в материю, которая характеризуется Бергсоном как неодушевленная масса, вещество.
Человек - существо творческое, поскольку через него проходит путь «жизненного порыва». Способность к творчеству, по Бергсону, связана с иррациональной интуицией, которая как божественный дар дана лишь избранным. Таким образом, Бергсон приходит к элитарной концепции творчества и культуры вообще.
Философская концепция Бергсона внутренне непоследовательна. Резкое противопоставление Бергсоном рассудка и интуиции делает невозможным философское познание, ибо созерцаемое в «чистой» интуиции, без всякого понятийного различения должно оставаться невыразимым. В своей абсолютизации изменчивости Бергсон приходит к полному субъективизму. Учение Бергсона оказало значительное влияние на прагматизм У. Джемса, персонализм, экзистенциализм, философию истории А. Тойнби.
Наиболее известны работы:
«Этюд о непосредственных данных сознания» (1889);
«Материя и память» (1896);
«Творческая эволюция» (1907);
«Введение в метафизику» (1914);
«Длительность и относительность. По поводу теории относительности Энштейна» (1922);
«Два источника морали и религии (1932)