, «Олеся» и «Суламифь», - объединённых этой прекрасной темой.
Протестуя против пошлости и цинизма буржуазного общества, продажных чувств, «зоологических» проявлений инстинктов, писатель создаёт удивительные по красоте и силе примеры идеальной любви, отправляясь для этого в глубину веков («Cуламифь»), забираясь в лесную глушь Волынской губернии («Олеся»), заглядывая в каморку влюблённого отшельника, последнего романтика в жёстком и расчётливом мире («Гранатовый браслет»).
Тема любви давала художнику возможность глубже показать губительные воздействия ненормальных общественных отношений на человеческую душу, показать враждебность мира квашниных всему чистому и святому. Но не только в этом дело, конечно. Тема любви для Куприна противостояла всему низменному, меркантильному, циничному, она не могла не привлечь большого и духовно здорового художника, верящего в человека, в силу и красоту человеческого духа. Куприн и в разработке этой темы был законным наследником русской литературы XX века.
ПОВЕСТЬ «ГРАНАТОВЫЙ БРАСЛЕТ»
Произведения Куприна, посвящённые любви, всегда увлекательны по сюжету, по своей динамической насыщенности. Но писатель не ставит задачей «Развлекать» или «Пугать». В острых и драматических положениях, которые он рисует, всегда высокое противостоит низкому, благородное - низменному, прекрасное - уродливому. Здесь постоянно звучат мотивы искренней, зачастую неразделённой любви, высокого трагедийного накала достигает столкновение «добра» и «зла», духовной красоты и духовного уродства.
Куприн начал писать «Гранатовый браслет» в Одессе, в 1910 году. Состояние духа у него к этому времени было крайне подавлено. Он дошел до такого обнищания, что был вынужден заложить все свои вещи в ломбарде и печатать, как он выразился, «что попало и где попало».
В то же время он настойчиво ищет в самой реальной, современной, «будничной» действительности людей, «одержимых» высоким чувством любви, способных подняться, хотя бы в мечтах, над окружающей прозой жизни. И, как всегда, он обращает свой взор к «маленькому», простому человеку. Так и возникла в творческом сознании писателя поэтическая тема «Гранатового браслета».
Приступая к анализу повести «Гранатовый браслет» необходимо кратко остановиться на сюжете произведения, что поможет уяснить основные проблемы, затрагиваемые в нем, понять обстоятельства трагической любви «маленького человека», почувствовать время, в рамках которого происходят события повести.
Мелкий чиновник, одинокий и робкий мечтатель, влюбляется в молодую светскую даму, представительницу так называемого «высшего сословия». Восемь лет продолжается безответная и безнадежная любовь. Письма влюбленного служат предметом насмешек и издевательств членов семейного клана князей Шеиных и Булат-Тугановских. Не воспринимает их всерьез и княгиня Вера Николаевна, адресат этих любовных откровений. Присланный неизвестным влюбленным подарок - гранатовый браслет - вызывает бурю негодования брата княгини, товарища прокурора Булат-Тугановского. Он готов растоптать, уничтожить «плебея», осмелившегося оказывать знаки внимания потомственной дворянке. Близкие княгине люди считают бедного телеграфиста ненормальным, маньяком. И только старый генерал Аносов, с которым любит откровенничать княгиня, догадывается об истинных мотивах столь рискованных поступков неизвестного влюбленного: «А - почем знать? Может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины».
Любовь «маленького человека» заканчивается трагически. Не выдержав столкновения с миром жестокости и равнодушия, с озлобленностью очерствевших душ, герой повести погибает.
Могла ли быть такая любовь в действительности? «Гранатовый браслет» - чистый вымысел или Куприн сумел найти в жизни сюжет, отвечающий его авторской идее?
Писатель старался находить в реальном мире сюжеты и образцы для своих произведений. В основу повести положены факты из семейной хроники князей Туган-Барановских. В октябре 1910 года Куприн сообщал об этом своему другу, критику и историку литературы Ф. Д. Батюшкову: «Это - помнишь? - печальная история маленького телеграфного чиновника К. П. Жёлтикова, который был так безнадёжно, трогательно и самоотверженно влюблён в жену Любимова (Д. Н. теперь губернатор в Вильне)». Кто же такой герой повести?
Стихотворение австрийского поэта первой половины XІX века Николая Ленау созвучно с содержанием повести «Гранатовый браслет»:
Молчать и гибнуть…Но милей,
Чем жизнь, волшебные оковы!
Свой лучший сон в очах у ней
Искать, не проронив ни слова! -
Как свет застенчивый лампад
Трепещет перед лицом Мадонны
И, умирая, ловит взгляд,
Небесный взгляд её бездонный !…
«Молчать и гибнуть»- вот духовный обет влюблённого телеграфиста. И всё-таки он нарушает его, напоминая о себе своей единственной и недопустимой Мадонне. Это поддерживает в его душе надежду, даёт ему силы переносить страдания любви. Любви страстной, испепеляющей, которую он готов унести с собой в потусторонний мир. Смерть не страшит героя. Любовь сильнее смерти. Он благодарен той, которая вызвала в его сердце это прекрасное чувство, возвысившее его, маленького человека, над огромным суетным миром, миром несправедливости и злобы.
Сцена прихода к Желткову представителей правящей касты - сюжетный и драматический узел рассказа. Здесь сталкиваются носители разных духовных начал и намечается трагический финал, который подготовлен всем повествованием.
По логике вещей Желтков - лицо страдающее. И в начале сцены рисуется тягостное состояние, в котором он оказался.
Внешний облик этого человека усиливает впечатление, что он предуказанная жертва. Все, почти все в нем говорит о робком, застенчивом характере. Здесь писатель прибегает к интересному приему. Он дает два рисунка, слагающиеся в художественный портрет Желткова. Первый из них - это рисунок фигуры героя: «Лица хозяина сначала не было видно : он стоял спиной к свету и в замешательстве потирал руки. Он был высок ростом, худощав, с длинными пушистыми мягкими волосами».
Лицо Желткова вначале не показано. А все движения его свидетельствуют о глубокой растерянности. Он в замешательстве потирает руки, а затем: «Худые, нервные пальцы Желткова забегали по борту коричневого короткого пиджачка, застегивая и расстегивая пуговицы». И, наконец, писатель показывает его лицо. Это второй рисунок: «Теперь он стал весь виден : очень бледный, с нежным девичьим лицом, с голубыми глазами и упрямым детским подбородком с ямочкой посередине».
Все в этом облике подтверждает первое впечатление о нежной и застенчивой натуре, все, кроме одной детали, говорящей о целеустремленности и упорстве характера. Деталь эта - упрямый подбородок.
В начале сцены Желткова атакует Булат - Тугановский. Растерянность, подавленность героя усиливаются. Желтков не может не ощущать своей невольной «вины». Пока обвинения, предъявляемые Желткову, не выходят из круга этических принципов, пока речь идет о душевном спокойствии, достоинстве любимой женщины, ему трудно что-либо сказать в свою защиту. Но вот Булат - Тугановский заикнулся о своем намерении обратиться к властям, и разговор сразу принимает иной характер. Желтков после фразы о властях начинает полностью игнорировать его. Он как бы обретает сознание собственного морального превосходства. Тут наступает переломный момент сцены:
« - Простите. Как вы сказали? - спросил вдруг внимательно Желтков и рассмеялся. - Вы хотели обратиться к власти?.. Именно так вы сказали?
Он положил руки в карманы, сел удобно в угол дивана, достал портсигар и спички и закурил».
Хотя Булат -Тугановский еще пытается третировать Желткова и угрожать ему, но духовный перевес уже полностью на стороне последнего. Маленький чиновник «выпрямляется» и говорит как бы с высоты чувства, вознесшего его над житейской суетой, открывшего ему новый, сияющий мир.
Собственно, нет даже разговора Желткова с Шеиным, говорит только Желтков, а Шеин слушает, подавленный огромностью переживаний, недоступных ему самому. Впоследствии он признался жене: «Для него не существовало жизни без тебя. Мне казалось, что я присутствую при громадном страдании, от которого люди умирают, и я даже почти понял, что передо мною мертвый человек. Понимаешь, Вера, я не знал, как себя держать, что мне делать».
Последнее письмо Желткова поднимает тему любви до самого высокого трагизма. Оно предсмертное, поэтому каждая его строка наполнена особенно глубоким смыслом: «…Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете. Я проверял себя - это не болезнь, не маниакальная идея это любовь, которою Богу было угодно за что-то меня наградить.
Пусть я был смешон в Ваших глазах и в глазах Вашего брата, Николая Николаевича. Уходя, я в восторге говорю: «Да святится имя Твое».
Восемь лет назад я увидел вас в цирке в ложе, и тогда же в первую секунду я сказал себе : я ее люблю потому, что на свете нет ничего похожего на нее, нет ничего прекраснее Вас и нежнее. В Вас как будто бы воплотилась вся красота земли…»
Но ещё важнее, что смертью героя не заканчивается звучание патетических мотивов всевластной любви. Великое чувство, «поразившее» Желткова, не умирает вместе с ним. Его смерть духовно воскрешает княгиню Веру, раскрывает перед ней мир неведомых ей доселе чувств, ибо любовь к мужу никогда не была таким «чудом», о существовании которой она узнала теперь. Великая любовь безвестного человека входит в её жизнь, и будет существовать в её сознании, как неизгладимое воспоминание о таинстве, с которым она соприкоснулась, и значение которого вовремя не сумела понять. Она говорит мужу: «Я ничего от тебя не хочу скрывать, но я чувствую, что в нашу жизнь вмешалось что-то ужасное».
Ранее холодно-высокомерная и равнодушная к чувствам простых людей, аристократка Вера Шеина идёт в бедное жилище, где лежит мёртвый Желтков. Здесь вновь патетически звучит мотив любви как великого таинства. « Глубокая важность была в его закрытых глазах, и губы улыбались блаженно и безмятежно, как будто бы он перед расставанием с жизнью узнал какую-то глубокую и сладкую тайну, разрешившую всю человеческую жизнь».
Кончается эта сцена получением Веры последней записки Желткова, в которой, как в письме, содержится просьба о сонате Бетховена. Трагическая эмоциональная волна как бы нарастает, достигая высшего предела в заключительной главе, в которой тема великой и очищающей любви раскрывается наконец полностью в патетических аккордах гениальной сонаты. Под звуки торжественной и печальной музыки начинает трепетать и как бы раздваиваться душа княгини Веры. Женщина потрясена тем, что мимо неё прошла большая любовь, «которая повторяется только один раз в тысячу лет». Музыка властно овладевает Верой Шеиной, и в её душе слагаются слова, которые ей как бы нашёптывает погибший. Под музыку возникают ритмические фразы: «…в уме ее слагались слова. Они так совпадали в ее мысли с музыкой, что это были будто бы куплеты, которые кончались словами: «Да святится имя Твое».
Да ,я предвижу страдание, кровь и смерть. И думаю, что трудно расстаться телу с душой, но, Прекрасная, хвала тебе, страстная хвала и тихая любовь «Да святится имя Твое».
Вспоминаю каждый твой шаг, улыбку, взгляд, звук твоей походки. Сладкой грустью, тихой , прекрасной грустью обвеяны мои последние воспоминания. Но я не причиню тебе горя. Я ухожу один, молча, так угодно было Богу и судьбе. «Да святится имя Твое».
В предсмертный печальный час я молюсь только тебе. Жизнь могла бы быть прекрасной и для меня. Не ропщи, бедное сердце, не ропщи. В душе я призываю смерть, но в сердце полон хвалы тебе: «Да святится имя Твое».
Ты, ты и люди, которые окружали тебя, все вы не знаете, как ты была прекрасна. Бьют часы. Время. И, умирая, я в скорбный час расставания с жизнью все-таки пою - слава Тебе.
Вот она идет, все усмиряющая смерть, а я говорю - слава Тебе!..»
Трудно определить жанровые особенности отрывка, навеянного тёмой трагической любви и выражающего одновременно скорбную патетику бетховенского произведения. Перед нами своеобразное стихотворение в прозе, - здесь и моление о любви и глубокая скорбь о недостижимости её; здесь отражается соприкосновение душ, из которых одна слишком поздно поняла величие другой. Вера Шеина как бы перевоплощается, обретает великую силу любви, навеянную погибшим. Она шепчет слова, которые мог бы произнести только он, она охвачена чувствами, которыми судьбе было угодно наградить только его.
Эта баллада о любви, оказавшейся сильнее смерти и победившей после смерти, состоит из шести строф - по числу музыкальных фраз сонаты Бетховена- и завершается признанием того, что великая любовь на миг- может быть, навсегда- соединила две души.
«Успокойся, дорогая, успокойся, успокойся. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Ты ведь моя единая и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение. Но навеки. Ты обо мне помнишь? Помнишь? Помнишь? Вот я чувствую твои слезы. Успокойся. Мне спать так сладко. Сладко, сладко».
Лирика этого напевно - музыкального периода окрашена тихой грустью, скорбной радостью, сознанием всепобеждающей красоты и величия подлинной любви.
Так что же всё-таки любовь? В повести Куприна старик-генерал Аносов ратует за сильную любовь, которая «заключает весь смысл жизни - всю вселенную».
Любовь не может быть изолированной. Она проявляется во всём спектре человеческой жизнедеятельности. Истинная любовь, по мысли Куприна, является основой всего земного. Возможно, поэтому влюблённые часто обращают свои взоры к звёздному небу. Великий итальянский поэт Данте Алигьери не случайно заключительным стихом каждой из трёх частей «Божественной комедии» сделал слова: «Любовь, движущая солнцем и прочими звёздами».
Писатель рассматривает любовь как глубокое нравственно-психологическое чувство. Устами генерала Аносова он говорит, что это чувство не должно быть ни легкомысленным, ни примитивным , ни, тем более, основываться на выгоде и корысти: «Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчёты и компромиссы не должны её касаться».
Любовь, по Куприну, должна основываться на высоких, возвышенных чувствах, на взаимном уважении, симпатии, доверии, верности, искренности, честности и правдивости.
А.М. Горький, который ранее критиковал Куприна за отход от реальной действительности в мир мистики, от этой повести был в восторге. В одном из писем он писал: «А какая превосходная вещь «Гранатовый браслет» Куприна… Чудесно! Начинается чудесная литература».
Итак, повесть «Гранатовый браслет» - подтверждение того, как Куприн в реальной жизни ищет людей, «одержимых» высоким чувством любви, способных подняться над окружающей пошлостью и бездуховностью, готовых отдать всё, не требуя ничего взамен. Писатель воспевает возвышенную любовь, противопоставляя её ненависти, вражде, недоверию, антипатии, равнодушию. В письме к Ф. Д. Батюшкову (1906) он утверждает: «Любовь- это самое яркое и наиболее понятное воспроизведение моего Я. Не в силе, не в ловкости, не в уме, не в таланте…, не в творчестве выражается индивидуальность. Но в любви».
Эта мысль писателя получила воплощение в другой его повести - «Олеся» (1898).
ЛЕСНАЯ СКАЗКА О ЛЮБВИ. ПОВЕСТЬ «ОЛЕСЯ»
Повесть «Олеся» (1898) должна была явиться одним из произведений полесского цикла, но в ходе работы произведение как бы переросло первоначальный замысел. По своей идейной насыщенности, по глубине образов, по своей поэтической настроенности оно уже не укладывалось в рамки рассказов о живописном уголке России.
В первом варианте повести было довольно длинное вступление, впоследствии Куприн его снял. В этом вступлении рассказывалось, как группа гостей некоего помещика, Ивана Тимофеевича, проводит время на охоте, а вечерами, за рюмкой домашней наливки, забавляется охотничьими историями. Но вот однажды хозяин дома рассказывает, вернее, читает свои записи об одном интересном эпизоде из своей жизни.
Как мы видим, в первом варианте подступы к основному сюжету были слишком широкими, повествование теряло в своей поэтичности, замедлялось. Но не только в этом дело. Рассказывающий историю своей молодости Иван Тимофеевич- старик; следовательно, события отодвигаются в далёкие времена, теряют свою разоблачительную силу. Кроме того, хотя и в первом варианте история любви рассказывалась от первого лица, она всё же теряла часть своего поэтического очарования. Заранее был известен её печальный исход, рассказчик уже «пережил» свои волнения и чувства, успокоился. Любовная поэма в значительной степени утрачивала краски живой жизни.
Во втором и окончательном варианте повесть начинается с описания жизни её героя, очутившегося волей судьбы в глухой деревушке на окраине Полесья. Вся вступительная часть, включающая две с половиной главы, носит в известной степени автобиографический характер. В ней сообщается даже, что герой возомнил себя писателем, ибо «…уже успел тиснуть в одной маленькой газетке рассказ с двумя убийствами и одним самоубийством и знал теоретически, что для писателей полезно наблюдать нравы».
Здесь Куприн явно иронизирует над собой и своими творческими достижениями. Но автобиографичность заключается , конечно, не только в этом шутливом отступлении. «Судьба забросила меня на целых шесть месяцев в глухую деревушку Волынской губернии, на окраину Полесья». И действительно, Куприн провёл там именно шесть месяцев. Вообще всё вступление носит фактический характер, воспроизводит детали полесской жизни с той присущей писателю точностью, которая не оставляет сомнения в том, что речь идёт о передаче личных впечатлений.
Во вступительной части повести рассказывается о необщительном характере полесских крестьян, об их темноте, о следах польского крепостничества. Надо сказать, что, описывая во вступительной части нравы полесских крестьян, Куприн излишне лаконичен, потому что эти нравы имеют непосредственное отношение к трагическому завершению истории любви Олеси.
Действие происходит на окраине Полесья, куда, казалось бы, не должны проникнуть злоба и обман, от которых бежит герой повести. Здесь, в лесной глуши, происходит его знакомство с «дочерью природы» - полесской девушкой Олесей.
Ни в одном из произведений Куприна, посвящённых любви, не показано так вдохновенно, с такой целомудренной нежностью слияние двух сердец. Повесть Куприна, несмотря на её трагический финал, представляет собой поэму о высоком счастье взаимной любви.
Яркое и необычайное событие в жизни героя повести подготавливается постепенно. Непосредственно перед тем, как в повести начинает звучать её главная тема, писатель создаёт атмосферу тоски и грусти, которыми охвачен герой, атмосферу, как бы наполненную смутным ожиданием чего-то исключительного.
«На меня нашло странное, неопределённое беспокойство. Вот, - думалось мне, - сижу я глухой и ненастной зимой ночью в ветхом доме, среди деревни, затерявшейся в лесах и сугробах, в сотнях вёрст от городской жизни, от общества, от женского смеха, от человеческого разговора… И начинало мне представляться, что годы и десятки лет будет тянуться этот ненастный вечер, будет тянуться вплоть до моей смерти, и так же будет реветь за окном ветер, так же тускло будет гореть лампа под убогим зелёным абажуром, так же тревожно буду ходить я взад и вперёд по моей комнате, так же будет сидеть около печки молчаливый, сосредоточенный Ярмола- странное, чужое мне существо, равнодушное ко всему на свете: и к тому, что у него дома в семье есть нечего, и к бушеванию ветра, и к моей неопределённой, разъедающей тоске».
Встрече героя с Олесей предшествует несколько сцен, которые служат подготовкой к этой встрече. Сначала интерес героя к «колдунье» вызван лишь возможностью ознакомиться с легендой, возникшей вокруг неё, познакомиться с тем, как она «ворожит», услышать её рассказы. Пока «колдунья»- это старуха - Мануйлиха.
Центральный образ повести - образ Олеси - пока ещё в тумане. Куприн не хочет предварять развитие событий, он лишь внушает мысль, что вскоре должно что-то произойти.
Для чего же всё это понадобилось Куприну? Внезапное появление девушки необычайной красоты даёт возможность устами его героя более ярко и взволнованно описать её оригинальную прелесть. Но основная причина того, что о «лесной» девушке ничего не известно на первых страницах повести, вплоть до её встречи с героем, заключается в другом. Писатель хочет всячески «отделить» Олесю от внешнего мира, показать её в естественной для неё обстановке прекрасной и могучей природы.
Образ Олеси, поэзия её любви, окрашенные в пантеистические тона, отражают эстетическое отношение писателя к действительности. Подлинно прекрасное может торжествовать лишь вдали от мира, где царят чистоган и лицемерие.
Естественно, что в этом произведении природе отводится исключительная роль. Уже в третьей главе, описывающей охоту, художник рисует зимний лесной пейзаж. Этот пейзаж способствует возникновению нового состояния духа, предвещающего то огромное чувство, которое ждёт героя. «Было так тихо, как только бывает в лесу зимой в безветренный день. Нависшие на ветвях пышные комья снега давили их книзу, предавая им чудесный, праздничный и холодный вид. По временам срывалось с вершины тоненькая веточка, и чрезвычайно ясно слышалось, как она, падая, с лёгким треском задевала за другие ветви. Снег розовел на солнце и синел в тени. Мной овладело тихое очарование этого торжественного, холодного безмолвия, и мне казалось, что я чувствую, как время медленно и бесшумно проходит мимо меня…»
Томительная отрешенность от мира, которую герой повести испытывал в дни вьюги, сменяется другой отрешенностью, полной торжественного покоя, какой-то внутренней благодати. Тихая взволнованность героя особенно точно определяется словами: «…время медленно и бесшумно проходит мимо меня». Но и без этих слов пейзаж даёт представление о медленном течении времени, совершающемся почти в полном безмолвии. Впечатление неподвижности, холодного покоя исходит от розовеющего и синеющего снега.
Герой ещё не увидел Олесю, но он уже вступил в тот сказочный мир, в котором произошли самые волнующие события его жизни. Охота показана писателем вскользь: большими прыжками пересекает поляну заяц, а вскоре из леса выбегает собака Ярмолы, она останавливается на секунду, чтобы лизнуть снег, и продолжает гнать серого.
Увлечённый охотой, герой заблудился, и случай выводит его к болоту, близ которого расположена хромая и ветхая избушка «колдуньи». Сцена разговора героя со старой Мануйлихой описана в обычной реалистической манере Куприна, и вместе с тем в этом описании есть штрихи, обычные для традиционных сказок о бабе-яге. Избушка стоит на сваях, она покосилась. Внешний вид Мауйлихи также соответствует традиционному образу сказочной колдуньи. «… Худые щёки, втянутые внутрь, переходили внизу в острый, длинный, дряблый подбородок, почти соприкасавшийся с висящим вниз носом; провалившийся беззубый рот беспрестанно двигался, точно пережёвывая что-то; выцветшие, когда-то голубые глаза, холодные, круглые, выпуклые, глядели, точно глаза невиданной зловещей птицы».
И облик «колдуньи», и облик избушки, и окружающий пейзаж - всё это создаёт впечатление живописной дикости и причудливости той обстановки, в которой расцвела оригинальная и яркая красота Олеси. Как и всегда, Куприн стремится создать контраст, выделить прекрасное и светлое на фоне угрюмого и страшного. В данном случае ему пришли на помощь народные сказания.
В описании хаты писатель продолжает воссоздавать атмосферу, близкую к сказочной: «Ни совы, ни чёрного кота я не заметил, но зато с печки два рябых солидных скворца глядели на меня с удивлённым и недоверчивым видом». Очерчивая характер, мироощущение и поведение старой Мануйлихи , писатель также сочетает обычное с необычным.
Мануйлиха и ее внучка не уроженки Полесья, они пришлые, с севера, где, как отмечает писатель, народная речь пестрит хлесткими словами, прибаутками и поговорками. Поэтому речь Мануйлихи богата своеобразными оборотами, к которым прибавляются и «магические» обороты, обычно употребляемые гадалками.
С приходом Олеси начинает меняться поэтическая тональность произведения, тоска уступает место радости, прекрасное торжествует над уродливым. Куприн мог бы обставить появление Олеси какими-нибудь внешними эффектами. Но он, как всегда, предпочитает детали, отражающие настроения людей, их психологию.
Слышится песня, напеваемая свежим, сильным и звонким голоском. Необычайное волнение охватывает старую Мануйлиху.
«- Ну, иди, иди теперь, соколик, - тревожно засуетилась старуха, отстраняя меня от стола. - Нечего тебе по чужим хатам околачиваться. Иди, куда шёл…
Она даже ухватила меня за рукав моей куртки и тянула к двери. Лицо её выражало какое-то звериное беспокойство».
Подтекст этих нескольких фраз необычайно ёмок. Люди причинили уже много зла старой Мануйлихе. Они прогнали её с ребёнком из села, они обрекли её на одиночество, они продолжают преследовать её. Старуха страшится и ненавидит их, но пуще всего она боится за свою внучку, которая выросла на лоне природы, не знает людей и может стать жертвой их злобы. Беспокойство старухи как бы предвещает трагический исход лесной сказки.
В красоте Олеси, в гордой силе, исходящей от неё, писатель воплощает красоту и гордую силу природы, которая как бы сформировала человека по своему подобию. «Моя незнакомка, высокая брюнетка лет около двадцати - двадцати пяти, держалась легко и стройно. Просторная белая рубаха свободно и прекрасно обвивала её молодую, здоровую грудь. Оригинальную красоту её лица, раз её увидев, нельзя было позабыть, но трудно было, даже привыкнуть к нему, его описать. Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, тёмных глазах, которым тонкие, надломленные по середине брови предавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности; в смугло-розовом тоне кожи, в своевольном изгибе губ, из которых нижняя, несколько более полная, выдавалась вперёд с решительным и капризным видом».
В этой девушке есть наивность «естественного человека», сложившегося вдали от буржуазной цивилизации. Свойственна Олесе и та изменчивость настроения, которой подвержен человек, окружённый природой, то ласковой, то суровой.
Вообще природа с ее красотой и очарованием, с ее властным и просветляющим воздействием на душу человеческую занимает исключительно важное место в повести, определяет весь ее колорит.
Первое свидание героя и Олеси состоялось зимой, а последующие происходят весной. За время разлуки созрели чувства в душе двух людей, ощутивших живую симпатию друг к другу при первой встрече. И когда начинается пробуждение природы, вся радостная и торопливая тревога ожившего леса вызывает в душе героя смутные предчувствия, томительные ожидания. Могучий порыв весны овладевает героем так властно потому, что и образ девушки, теперь уже постоянно возникающий перед ним, неотделим от природы: «Мне нравилось, оставшись одному, лечь, зажмурить глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и беспрестанно вызывать в своем воображении ее то суровое, то лукавое, то сияющее нежной улыбкой лицо, ее молодое тело, выросшее в приволье старого бора так же стройно и так же могуче, как растут молодые елочки, ее свежий голос, с неожиданными низкими бархатными нотками…Также привлекал меня в Олесе и некоторый ореол окружавшей ее таинственности, суеверная репутация ведьмы, жизнь в лесной чаще среди болота…».
Вдали от буржуазной среды с ее условностями, мелочной суетой, ее цинизмом и лицемерием герой повести всецело отдается чудесному, освежающему душу сближению с природой. Переживания героя очень полно отражали думы и настроения молодого писателя. Уже на заре своей писательской работы Куприн не раз задумывался над вопросом: почему в современном ему обществе люди так далеки от природы? Жизнь большого города привлекала его многими своими сторонами. Но вместе с тем город казался ему чудовищем, калечащим, уродующим жизнь людей. Поэтому он так вдохновенно воспевает в повести животворную, очищающую силу природы, плодородную мощь земли.
Драматическое развитие отношений между героем и героиней как бы подталкивается внешними обстоятельствами. Старая Мануйлиха и ее внучка сторонятся людей, но не могут не соприкасаться с враждебным миром. Людская ненависть взрывает их одиночество, покушается на них. В этом гонении единодушны и власти в лице местного урядника и невежественные, суеверные крестьяне. Приход в лесную избушку урядника Евпсихия Африкановича, дающего женщинам двадцать четыре часа на выселение, посещение им героя повести, наконец, вспышка вражды перебродских крестьянок к Олесе, преодолевшей свою боязнь и пришедшей в церковь, - все это предвещает трагический финал.
Непосредственная опасность, благодаря стараниям героя повести, давшим уряднику мзду, кажется, отведена от обитателей лесной избушки. Тем не менее, тучи продолжают сгущаться над головой Олеси. Тревога ощущается в сложных переливах чувств, в тех изменениях, которые происходят в отношениях двух любящих друг друга людей, когда они сильнее начинают осознавать происходящее с ними, останавливаются в недоумении, испуге перед чувством, властно овладевшим ими.
Меняется отношение Олеси к герою повести. Доверчивая ласковость, оживление, ребяческая шаловливость сменяются какой-то непреодолимой неловкостью в обращении, в слове, жесте. Вот герой повести заболевает, влюбленные лишены возможности видеться. Олеся не знает, почему не приходит ее любимый, терзается, тоскует. Она уже не испугается своей любви, она, наверное, сказала бы ему, что любит его, появись он внезапно перед ней.
С глубоким тактом рисует художник переживания влюбленных. Страницы, описывающие объяснение без слов, когда герой повести впервые после выздоровления появляется в лесной хате, и последующая глава любовного свидания в лесу принадлежат, несомненно, к одним из наиболее поэтических страниц о любви, созданных русской литературой. Именно здесь, в этих сценах любви, в которых малейшее неверное слово, малейшая ошибка вкуса в описаниях недопустимы, писатель показывает себя глубоким психологом и большим художником.
Ступив на порог избушки, герой чувствует, как сердце забилось с тревожным страхом у него в груди. Он не решается толкнуть дверь, едва переводит дыхание.
«Я помню, очень ясно помню только то, что ко мне быстро обернулось бледное лицо Олеси и что на этом прелестном, новом для меня лице в одно мгновение отразились, сменяя друг друга, недоумение, испуг, тревога и неясная, сияющая улыбка любви… и как много я читал в больших темных глазах Олеси : и волнение встречи, и упрек за мое долгое отсутствие, и горячее признание в любви… Я почувствовал, что вместе с этим взглядом Олеся отдает мне радостно, без всяких условий и колебаний все свое существо».
В эпизоде объяснения в любви между героем и Олесей Куприн вновь обращается к лесному пейзажу - и не просто для создания поэтической обстановки, но в поисках многозначительного, даже символического фона, который как бы объяснял чувства человека, предавал им первозданную чистоту, действовал на душу как музыка.
«Мы в это время находились как раз на середине длинной, узкой и прямой, как стрела, лесной просеке. Высокие, стройные сосны обступали нас с обеих сторон, образуя гигантский, уходящий вдаль коридор со сводом из душистых сплетшихся ветвей. Голые, облупившиеся стволы были окрашены багровым отблеском догорающей зари…».
В этот момент влюблённым кажется, что, кроме них, в мире нет никого. Перед ними как бы открывается дорога жизни, по которой им так страстно хочется пойти вдвоём. Но багровый отблеск догорающей зари придаёт этой дороге какую-то печальную таинственность.
Сцена объяснения любви лаконична, но как в ней много сказано, каким горячим трепетом, какой искренностью овеяно каждое слово! Писатель сумел вложить в сцену объяснения какую-то первозданную силу и чистоту, в ней слышится могучий зов природы, полной «свежих соков» и «жажды нового материнства».
В лесу, приютившем Олесю и её возлюбленного в первую ночь их любви, всё полно таинственного очарования. Лунный луч, пройдя сквозь листву, рисует причудливые узоры на стволах деревьев. Главные усилия художника направлены к тому, что бы передать многоцветность, бесконечное разнообразие и глубокую, затаённую жизнь ночного леса. Сияние лунных лучей он уподобляет «серебристым» и «прозрачным», «газовым» покровам.
Световую дорожку он называет «светлой», «нарядной», «прелестной» аллеей. Здесь, как часто у Куприна, наиболее распространёнными являются сочетания трёх прилагательных с существительным. Это имеет большое значение в звуковом отношении, создавая гармоничную завершённость. Вообще Куприн придаёт немалое значение благозвучию. Он крайне редко употребляет краткие прилагательные, звучащие более резко, отрывисто, чем полные. Чаще встречаются у него наречия, производные от качественных прилагательных. Но он иногда использует их именно потому, что, обладая некоторыми выразительными свойствами кратких прилагательных, наречия эти всё же более благозвучны. Он не пишет, например, что в сиянии луны лес был «пёстр», «таинствен», «причудлив». Его предложение более мелодично: «Вошёл месяц, и его сияние причудливо, пестро и таинственно расцветило лес».
Любовь Олеси и героя повести расцветает в драгоценной оправе зелёного бора, простая и глубокая, нежная и чувствительная, как природа. Это любовь «языческая», но стыдливо-целомудренная даже в своих чувственных проявлениях. «Почти целый месяц продолжалась наивная, очаровательная сказка нашей любви, и до сих пор вместе с прекрасным обликом Олеси живут с неувядающей силой в моей душе эти пылающие вечерние зори. Эти росистые, благоухающие ландышами и медом утра, полные бодрой свежести и звонкого птичьего гама, эти жаркие, томные, ленивые июньские дни… ни разу ни скука, ни утомление, ни вечная страсть к бродячей жизни не шевельнулись за это время в моей душе. Я, как языческий бог или как молодое, сильное животное, наслаждался светом, теплом, сознательной радостью жизни и спокойной, здоровой, чувственной любовью».
Лесная сказка кончается трагически. И не только потому, что в светлый мир Олеси врываются дикость и подлость окружающего мира. Писатель ставит вопрос более значительный.
Герой повести искренне и глубоко любит Олесю, но он не может не считаться с мнением своей среды, общества, в котором он живёт. Мысль о женитьбе на Олесе сначала лишь изредка приходила ему в голову. «Решение жениться с каждым днем крепло в моей душе, и под конец я уже перестал видеть в нем дерзкий вызов обществу. «Женятся же хорошие и ученые люди на швейках, на горничных, - утешал я себя, - и живут прекрасно и до конца дней своих благословляют судьбу, толкнувшую их на это решение. Не буду же я несчастнее других, в самом деле?»
Но вместе с этой мыслью появлялись сомнения. И дело не только в том, что общество может отвернуться от него. Дело так же в самой Олесе. Как эта девушка, воспитанная среди природы, свободная от всяких условностей мещанского общежития, почувствует себя в модном платье? Как она будет разговаривать в гостиной? У героя достаточно ума и сердца, чтобы преодолеть свои сомнения. Он готов на всё, ибо жизнь без Олеси ему кажется невозможной. Но какое решение примет Олеся?
Тема разделённой любви сменяется в повести другой, постоянно звучащей в творчестве Куприна темой - недостижимого счастья. Герой повести, увлекаемый своим чувством, закрывает глаза на будущее. Но так не может поступить Олеся. Её любовь - «великодушная любовь», девушка больше всего боится причинить горе любимому человеку.
«- Нет, нет… Ты и сам понимаешь, что об этом смешно и думать. Ну какая я тебе жена, на самом деле? Ты - барин, ты умный, образованный, а я? Я и читать не умею и куда ступить не знаю… Ты одного стыда из-за меня не оберёшься…»
И дальше:
«- Не сердись, мой дорогой! - с мольбой воскликнула она, видя по моему лицу, что мне не приятны эти слова. - Я не хочу тебя обидеть. Я ведь только о твоём счастье думаю».
В этих словах вся Олеся с её врождённым умом и великодушным сердцем. Перед нами ярко очерченный образ девушки цельной, благородной и чистой - один из интересных женских образов в русской литературе.
Повесть завершается сценой, вносящей в эту лесную сказку немногие, но значительные штрихи, способствующие созданию удивительного целостного настроения. Герой приходит в покинутую лесную избушку и видит на углу оконной рамы нитку красных бус, намеренно оставленную Олесей.
Со стесненным, переполненным слезами сердцем я хотел уже выйти из хаты, как вдруг мое внимание привлек яркий предмет, очевидно нарочно повешенный на угол оконной рамы. Это была нитка дешевых красных бус, известных в Полесье под названьем «кораллов», - единственная вещь, которая осталась мне на память об Олесе и об ее нежной, великодушной любви».
РАДОСТНАЯ И ТРАГИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ В ПОВЕСТИ «СУЛАМИФЬ»
В годы реакции (1908год) Куприн создал замечательное произведение о любви - повесть «Суламифь».
Повесть «Суламифь» является одним из наиболее широко и известных и популярных произведений писателя. Не только в творчестве Куприна, но и среди произведений мировой литературы, посвящённых любви, «Суламифь» занимает видное место по яркости красок, силе поэтического обобщения.
Эта узорная, проникнутая духом восточных легенд повесть о радостной и трагической любви бедной девушки к царю и мудрецу Соломону, о любви, которая «никогда не пройдёт и не забудется», навеяна библейской «Песнью песней».
«Песнь песней» - это самая поэтическая, вдохновенная, самая «земная» и «языческая» из библейских книг, созданная , по-видимому, на основе народной любовной лирики. В яркой библейской поэме нет отчётливого сюжета. Кажется, что она была рассчитана на тех, кто уже хорошо знал историю любви царя и простой девушки. Поэту в «Песни песней» были даны только квинтэссенция событий, их общее настроение, только философско-поэтические «формулы» любви. Вполне естественно, что возникает желание знать всю эту историю, знать всё, что скрывается за этими поэтическими намёками, прекрасными и сильными аккордами, знать, если можно так выразиться, всю мелодию. Таким желанием был, наверное, воодушевлён Куприн, те более что «Песнь песней» близка его творчеству, в котором столь важное место занимает тема всепобеждающей любви.
Сюжет «Суламифь» является в огромной степени порождением творческой фантазии Куприна, но краски, настроение он черпал из библейской поэмы. Однако это не было простым заимствованием. Очень смело и искусно, используя приёмы стилизации, художник стремился передать пафосно-напевный, торжественный строй, величавое и полное энергии звучание древних легенд. «Ты царица, Суламифь. Ты родилась настоящей царицей. Ты смела и щедра в любви. Семьсот жен у меня и триста наложниц, а девиц я знал без числа, но ты единственная моя, кроткая моя, прекраснейшая из женщин. Я нашел тебя, подобно тому, как водолаз в Персидском заливе наполняет множество корзин пустыми раковинами и малоценными жемчужинами, прежде чем достанет с морского дна перл, достойный царской короны. Дитя мое, тысячи раз может любить человек, но только один раз он любит. Тьмы людей думают, что они любят, но только двум из них посылает Бог любовь».
Писателя увлекает яркий восточный колорит, и целые страницы посвящены сверкающим драгоценным камням, которыми Соломон украшает свою возлюбленную Суламифь. «Суламифь заслушивалась его, когда он рассказывал ей о внутренней природе камней, о их волшебных свойствах и таинственных значениях.
Вот анфракс, священный камень земли Офир, - говорил царь. - он горяч и влажен. Погляди, как он красен, как кровь, как вечерняя заря, как распустившийся цвет граната, как густое вино из виноградников энгедских…Посмотри ,Суламифь, на эти сапфиры. Одни из них похожи цветом на васильки в пшенице, другие на осеннее небо, иные на море в ясную погоду…Царь всех камней - камень Шамир. Греки называют его Адамас, что значит неодолимый. Он крепче всех веществ на свете и остается невредимым в самом сильном огне. Это цвет солнца, сгустившийся в земле и охлажденный временем.»
Эти описания с их ошеломляющим богатством красок, эпитетов, сравнений, метафор очень много дают и для раскрытия образа Соломона. Даря камни своей возлюбленной, он только испытывает их красоты, наделяет их особыми свойствами и качествами, при этом выясняется отношение Соломона к людям, его верования и мудрость. Так, жадный, притягивающий серебро камень Мгнадис-Фза он дарит Суламифи, потому что она бескорыстна. «Дарил также царь своей возлюбленной ливийские аметисты, похожие цветом на ранние фиалки, распускающиеся в лесах у подножия Ливийских гор, - аметисты, обладавшие чудесной способностью обуздывать ветер, смягчать злобу…; персепольскую бирюзу, которая приносит счастье в любви..; и кошачий глаз - оберегающий имущество, разум и здоровье своего владельца… Надевал царь на шею Суламифи многоценные ожерелья из жемчуга, который ловили его подданные в Персидском море, и жемчуг от теплоты ее тела приобретал живой блеск и нежный цвет. И кораллы становились краснее на ее смуглой груди, и оживала бирюза на ее пальцах, и издавали в ее руках трескучие искры те желтые янтарные безделушки, которые привозили в дар царю Соломону с берегов далеких северных морей отважные корабельщики.»Он дарит её свой излюбленный камень смарагд, ибо он «зелен, чист, весел и нежен, как трава весенняя» и «отводит чёрные мысли».
Через всю повесть проходит противопоставление светлого и мрачного - как противопоставление любви и ненависти. Любовь Соломона и Суламифи, дающая им ни с чем не сравнимую радость, описана в светлых, праздничных тонах, в мягком сочетании красок. Здесь чувственное одухотворено и озарено поэтическими светом. А в храме Озириса и Изиды, где совершаются кровавые обряды, где властвует жестокая царица Астис, - там отсветы дымящихся огней делают ещё более зловещей мрачную роскошь языческого капища. И чувства царицы и влюблённого в неё Элиава лишены возвышенного характера.
В образе возлюбленной Соломоном Суламифи воплощена любовь, страстная и чистая, жгучая и светлая. Противоположное чувство- чувство ненависти и зависти - выражено в образе отвергнутой царём Астис. Суламифь вся как бы соткана из солнечных лучей. Она принесла Соломону большую чистую любовь, которая заполняет её целиком. Любовь сотворила с ней чудо, - она открыла перед девушкой красоту мира, обогатила её ум и душу. Любовь вкладывает в её уста вдохновенные слова, которые раньше она не могла бы произнести. И даже смерть не может победить силу этой любви. Суламифь умирает со словами благодарности за высшее счастье, дарованное ей Соломоном. Астис тоже прекрасна, но не светлой красотой. Волосы её выкрашены в синий цвет, а лицо «сильно нарумянено и набелено», «тонко обведённые тушью глаза казались громадными и горели в темноте, как у сильного зверя кошачьей природы». «Темные, злые, страшные и пленительные слухи ходили о царице Астис в Иерусалиме. Родители красивых мальчиков и девушек прятали детей от ее взгляда; ее имя боялись произносить на супружеском ложе, как знак осквернения и напасти.»
Её злая воля приводит событие к трагической развязке. Царица Астис, обещая свою любовь одному из царских телохранителей, Элиаву, побуждает его убить Суламифь. Он выполняет приказ царицы, за что казнён Соломоном.
Несмотря на свои небольшие размеры, «Суламифь» монументальна.
װטדףנ דכאגםץ הויסעגףשטץ כטצ הגטזףעס םא גוכטקוסעגוםםמל ט נךמל פמםו. ֿמזאכףי, םט ג מהםמל ןנמטחגוהוםטט ֺףןנטםא םו ףהוכועס עאךמדמ גםטלאםט מבסעאםמגךו הויסעגט, מםא סאלא ןמ סובו גכועס ןנוהלועמל ןמחטט ט סכףזטע ג עמ זו גנול ףסטכוםט הנאלאעטחלא נאססךאחא. ֽמ דכאגםמו, ךמםוקםמ, םו ג מבסעאםמגךו. ֲןוקאעכוםטו למםףלוםעאכםמסעט סמחהא¸עס חהוס ןנוזהו גסודמ גוכטקטול ט סטכמי ןונוזטגאםטי ׁףכאלטפט ט ו¸ גמחכבכוםםמדמ, דכףבמךטל ענאדטחלמל פטםאכא, ןנמסכאגכוםטול גוכטךמדמ ט גוקםמדמ.
ֿמנאזוםםא לוקמל כטאגא, ׁףכאלטפ דמגמנטע ׁמכמלמםף: «ֱכאדמהאנ עוב, למי צאנ, חא גס¸: חא עגמ כבמג, חא עגמ ךנאסמעף, חא עגמ לףהנמסע ך ךמעמנמי ע ןמחגמכטכ לםו ןנטכםףע ףסעאלט, ךאך ך סכאהךמלף טסעמקםטךף… ֽטךמדהא םו בכמ ט םו בףהוע זוםשטם סקאסעכטגוו לום». ְ ג סכמגאץ ןנמשאםט ׁמכמלמםא ס ׁףכאלטפ חאךכק¸ם סמךנמגוםםי סלסכ ןמל: «ִמ עוץ ןמנ, ןמךא כהט בףהףע כבטע הנףד הנףדא, ןמךא ךנאסמעא הףרט ט עוכא בףהףע סאלמי כףקרוי ט סאלמי סכאהךמי לוקעמי ג לטנו, המ עוץ ןמנ, ךכםףס עובו, ׁףכאלטפ, טל עגמ¸ גמ לםמדטו גוךא בףהוע ןנמטחםמסטעס ס ףלטכוםטול ט בכאדמהאנםמסע».
עט סכמגא םאןמלטםאע סךאחאםםמו קטםמגםטךמל ֶוכעךמגל ג « ֳנאםאעמגמל בנאסכועו»: «ִא סגעטעס טל ׂגמ¸».
ֿמגוסע «ׁףכאלטפ» מסמבוםםמ חאלוקאעוכםא ךאך ןנמסכאגכוםטו זוםשטם. ֿנוךנאסום לףהנוצ ׁמכמלמם, םמ וש¸ ןנוךנאסםוו ג ו¸ ןמכףהועסךמי םאטגםמסעט ט סאלממעגונזוםםמסעט ׁףכאלטפ, מעהאשא סגמ זטחם חא גמחכבכוםםמדמ. ׂאכאםעכטגא ןמגוסע ֺףןנטםא םמסטע דכףבמךמ מבשוקוכמגוקוסךטי ץאנאךעונ.
«ּםמדמ גוךמג ןנמרכמ ס עמי ןמנ. ֱכט צאנסעגא ט צאנט, ט מע םטץ םו מסעאכמס סכוהא, ךאך מע גוענא, ןנמבוזאגרודמ םאה ןףסעםוי. ֱכט הכטםםו בוסןמשאהםו גמים, ןמסכו ךמעמנץ טלוםא ןמכךמגמהצוג סט