Пуштунское население Пакистана
Пуштунское население
Пакистана
Пуштуны, составляющие
примерно 15% населения Пакистана (свыше 20 млн. человек), представляют собой
вторую по численности его национальную группу. Доминируют же в Пакистане
панджабцы. Их около 60% – почти две трети жителей страны. Провинция Панджаб,
занимающая относительно небольшую площадь (26% всей территории) к востоку от р.
Инд в ее верхнем и среднем течении, является геополитическим центром, основным
внутренним полем Пакистана. Расположенный к западу от Инда ареал
преимущественного расселения пуштунов не относится к этому полю, образуя
периферийную, пограничную часть общего государственного пространства.
Пуштунский ареал распадается
на три главные части. Первая – это Северо-Западная пограничная провинция – СЗПП
(области Малаканд, Хазара, Мардан, Пешавар, Кохат, Банну и Дераисмаилхан). К
пуштунам принадлежит три четверти населения провинции. В области Хазара,
расположенной на северо-востоке, их меньшинство – на ее юге преобладают
панджабцы, говорящие на языке хиндко, а на севере, в отрогах Гималаев – горные
дардоязычные народы (ховары, кохистанцы и др.). В остальных областях (за
исключением Дераисмаилхана, где часть населения – панджабцы, говорящие на языке
сирайки) пуштуны составляют почти стопроцентное большинство. В СЗПП проживает
более 14 млн. пуштунов.
Вторая часть пуштунского
ареала – расположенный к западу от СЗПП Район племен федерального подчинения
(РНФП). Он состоит из семи агентств – Баджаур, Моманд, Хайбер, Куррам, Оракзаи,
Северный и Южный Вазиристан и шести территорий, примыкающих к округам СЗПП –
Пешавару, Кохату, Банну, Лаккимарвату, Дераисмаилхану и Тэнку. Агентства
возглавляют политические агенты (номенклатура унаследована с колониальных
времен). В районе (полосе или зоне племен) проживает свыше 3 млн. пуштунов.
Третья часть ареала –
северные (северо-восточные) области провинции Белуджистан, примыкающие с юга к
СЗПП. Пуштуны, численностью около 2 млн. человек, обитают компактно в областях
Зхоб и Кветта.
Существенная доля (2–3 млн.)
пуштунов проживает за пределами традиционного ареала расселения, главным образом
в Карачи, а также Исламабаде, Лахоре и в менее крупных городах провинций
Панджаб иСинд.
Состоящий из трех частей
пуштунский ареал отличает почти полное преобладание этнических пуштунов,
сосредоточенных на относительно небольшой площади приблизительно в 100 кв. км
(восьмая часть территории страны) при средней плотности 170–180 чел. на
кв. км, весьма высокой для в основном горной и пустынно-гористой местности.
Западным продолжением ареала
служат восточный и южный регионы Афганистана, где проживает 10–12 млн. пуштунов
(афганцев). Сплошная зона проживания пакистанских и афганских пуштунов
охватывает территорию приблизительно в 250–300 тыс. кв. км с населением
приблизительно 30 млн. человек.
Пуштунский ареал не только
географически, но и исторически можно охарактеризовать как периферийный для
Пакистана. Идея создания этой страны как родины для индийских мусульман
зародилась в провинциях колониальной Индии, где те составляли меньшинство. В
абсолютно мусульманской и иранской в лингвистическом отношении Северо-Западной
пограничной провинции она долгое время не пользовалась поддержкой, и только в
1940-х годах там приобрели влияние политические силы, выступившие за ее
присоединение к созданнному в августе 1947 г. Пакистану.
Но и после этого на
северо-западе страны продолжали действовать харизматические лидеры, партии и
организации националистического направления. Они требовали не только
закрепления провинциального статуса за районами преобладания пуштунов (в
1955–1970 гг. СЗПП входила в состав единой провинции Западный Пакистан),
но и объединения всех трех частей пуштунского ареала в одну большую провинцию
Пуштунистан с предоставлением ей прав широкой автономии.
Периферийное, пограничное
положение пуштунского ареала оттенялось тем обстоятельством, что лозунги
создания Пуштунистана в 40–70-х годах прошлого столетия активно поддерживало
правительство Афганистана. Афгано-пакистанские споры и противоречия, связанные
со статусом пуштунского ареала, особенно района племен, не раз приводили к
пограничным конфликтам, а в 1961–63 гг. – к разрыву дипломатических
отношений.
Геополитическая
периферийность пуштунского региона заставила управляющую элиту Пакистана
обратить на него особое внимание. Но оно ограничилось в основном лишь
включением представителей верхов традиционного пуштунского общества в состав
правящего класса. Сама конфигурация последнего претерпела уже в 50-х годах
существенные изменения – выходцам из Северной Индии (т.н. мухаджирам) пришлось
потесниться, предоставив пуштунам место главных партнеров панджабцев в деле
управления страной. Особенно значительной оказалась доля пуштунов в высшем
генералитете, который образовал с гражданскими чиновниками доминирующий
военно-бюрократический тандем.
Раскол страны в 1971 г.
с образованием на месте ее восточной провинции независимого государства
Бангладеш укрепил центральное внутриполитическое положение Панджаба, а также
союз между панджабской и пуштунской элитами. Однако экономическое и социальное
развитие страны в течение двух последних десятилетий шло медленно, не поспевая за
быстрым демографическим ростом. На итогах хозяйственной и культурной эволюции
отрицательно сказалась также милитаризация экономики, вызванная широким и
разнообразным участием Пакистана в военно-политическом противостоянии сил в
соседнем Афганистане.
Пуштунский ареал оказался
одним из тех районов страны, которые наиболее пострадали от последствий ее
превращения в «прифронтовое государство» и наименее продвинулись по пути
экономических и социокультурных перемен.
За 80–90-е годы в экономике
СЗПП и других пуштунских регионов не наблюдалось заметных структурных сдвигов.
Основными занятиями населения оставались сельское хозяйство и торговля. Доля
горожан в пуштунском ареале за период между переписями 1981 и 1998 г.
почти не выросла. Зато увеличился и достиг 27% удельный вес тех, кто не имел на
момент переписи постоянной работы. Только 37% взрослого населения, относимого к
рабочей силе, а это в основном мужчины, включая мальчиков старше 10 лет, имели
какую-то сельскую квалификацию, а городские профессии получили лишь 8% .
Грамотность, хотя и выросла
в СЗПП в 1981–98 гг. почти вдвое, но охватила лишь чуть более трети
жителей. Исключительно низка она среди женщин (менее 20% в СЗПП и менее 10% в
районе племен).
Если к бедному населению в
Пакистане в целом относят почти 40%, то в пуштунском ареале к нему принадлежит
почти две трети. Пополнить доход позволяют отхожие промыслы, такие как работа в
богатых странах Аравии (Персидского залива), а также в крупных городах других
провинций Пакистана и служба в армии.
Увеличивают доходы
крестьянства посевы опийного мака, запрещенные властями. В районе племен
запреты малодейственны, но там до недавнего времени занимались, в силу
природных условий, не столько выращиванием мака, сколько переработкой в героин
ввезенного из Афганистана сырья. Главные доходы от наркотиков имеют крупные
торговцы и дилеры. К их числу относят представителей верхушки ряда племен, в
частности афридиев.
Еще один важный источник
незаконного дохода – ввоз и торговля контрабандными товарами. Они доставляются
на знаменитые пуштунские рынки Ланди-Котал и Бара нередко самым примитивным
способом (на спинах людей) через пустынные районы Ирана и Афганистана.
Экономическому и культурному
отставанию пуштунского ареала соответствует традиционность его политической
культуры. На характере преобладающей там социально-политической активности
сильнейшим образом сказалась кампания исламизации, которую развернули с конца
70-х годов военные власти под руководством генерала М. Зия-уль-Хака. В 80-е
годы к ней добавился эффект от участия Пакистана в «священной войне» (джихаде)
в Афганистане, а в 90-е гг. – от поддержки пакистанскими властями талибов,
«самой исламской» из исламских группировок, боровшихся там за власть.
Развернутая «сверху»
исламизация получила в пуштунских регионах значительную поддержку «снизу». Не
случайно ведущую исламистскую партию Пакистана «Джамаат-и-ислами» (ДИ,
Исламское общество) с 1989 г. возглавил пуштун Казн Хусейн Ахмад, весьма
популярный деятель в стране и особенно в СЗПП.
На пуштунов в основном
опирается другая крупнейшая религиозно-политическая организация
«Джамиат-и-улама-и-ислам» (ДУИ, Ассоциация богословов ислама). Она в 80-е годы
эволюционировала из достаточно умеренной силы в радикальную. Лидеры двух ее
фракций – МауланаФазлур Рахман и Маулана Сами-уль-Хак – пуштуны. Причем «домен»
первого – область Дераисмаилхан и пуштунские районы Белуджистана, а второго –
более северные области СЗПП. Улемы пуританской школы деобанди, близкие к ДУИ,
сыграли роль «крестных отцов» движения «Талибан». В руководимых ими медресе и
духовных академиях прошли курс религиозного образования и воспитания молодые
афганцы, составившие его костяк. Особенно заметной в этом отношении была
академия (дар-ул-улумхаккания) Сами-уль-Хака в местечке Акорахаттак. Немалый
вклад в подготовку талибов внесли и деобандийские академии Карачи (главным
образом в районе Бинори-таун), где пуштуны, проживая компактно, образуют
обширные колонии.
Определенное место в
политической жизни пуштунского ареала Пакистана традиционно занимали левые по
идеологической и внешнеполитической ориентации силы, такие как ныне действующая
«Аваминэшнлпарти» (Народная национальная партия – НПП, лидер – Афрасиаб
Вали-хан, внук известного с колониальных времен харизматического лидера
пуштунов Хана Абдул Гаффан-хана и сын двух других известных политических
деятелей Абдул Вали-хана и его жены Бегум Насим). Кроме ННП, на выборах в СЗПП
успеха добивались и общенациональные партии – Пакистанская народная партия
(Беназир Бхутто) и Пакистанская мусульманская лига (Наваз Шариф).
Впрочем, поведение
электората в пуштунском ареале отличалось своими особенностями. В СЗПП бóльшими,
чем в целом по стране, были электоральные успехи исламистов из ДИ. А в
пуштунских районах Белуджистана чаще всего добивались победы кандидаты ДУИ
(фракция Фазлур Рахмана).
Последние парламентские
выборы, состоявшиеся в октябре 2002 г., подтвердили и усилили эти
тенденции. Столкнувшись после событий 11 сентября 2001 г. с новой
ситуацией в стране, вызванной тем, что ее военные власти присоединились к
возглавляемой США войне с терроризмом, в первую очередь с режимом «Талибан» в
Афганистане, а также тем, что правительство президента генерала П. Мушаррафа
поставило вне закона более полудюжины боевых организаций, связанных с
легальными религиозными партиями различных направлений, исламисты объединились
в преддверии всеобщих выборов в организацию «Муттахидамаджлис-е амал» (ММА,
Объединенный фронт действия). Хотя по всей стране за нее проголосовали лишь 11%
всех избирателей, она смогла занять в Национальной ассамблее Пакистана (маджлис-е
шура) приблизительно 20% мест. Сказалась концентрация голосов, поданных за ММА
главным образом в пуштунских районах. В провинциальном собрании СЗПП исламисты
получили большинство и сформировали правительство. Наибольшее число мест
оказалось у них и в ассамблее Белуджистана, но они остались там в оппозиции
правительству, опирающемуся на поддержку представителей ряда мелких партий и
независимых кандидатов, избранных в непуштунских регионах провинции.
Особое политическое
положение занимает зона племен. В той ее части, которая входит в Район племен
федерального подчинения (FATA, FederallyAdministeredTribalArea), до сих пор
запрещена деятельность общепакистанских партий и организаций. Там действует
уголовное законодательство колониального времени. Право голоса на выборах в
парламент долгое время имели лишь вожди и старейшины племен. Это правило было
отменено впервые в ходе предпоследних выборов 1997 г. К участию были
допущены все граждане, но явка оказывалась и тогда, и в 2002 г. весьма
низкой. К тому же сохранилось положение, при котором все кандидаты выступают
как независимые.
Вместе с тем в районе племен
(прежде всего в Хайберском агентстве) действуют свои политические организации.
Наибольшей поддержкой пользовалась там в последние годы религиозная партия
«Техрик-и-иттехад-и-улама-и-кабаил» (Движение единства улемов района племен).
Определенные позиции сохраняла и левонационалитическаяпартия
«Пуштунхвакаумипарти» (Пуштунская национальная партия, лидер – ЛатифАфриди).
Среди горцев области
Малаканд влиятельной была возглавляемая воинствующим исламистом Суфи Мухаммадом
организация «Техрик-и-нифаз-и-шариат-и-мухаммади» (Движение за установление
мусульманского закона). В 1994–95 гг. она организовала массовые
выступления и добилась от властей согласия на введение норм шариатского права в
Малаканде.
В ходе войны с талибами в
сентябре-декабре 2001 г. полоса племен на всем ее протяжении, а также
пуштунские районы Белуджистана были главной ареной массовых антиамериканских
выступлений. Суфи Мухаммад набрал 10-тысячный корпус добровольцев и перебросил
их в Афганистан для участия в войне на стороне движения «Талибан».
Однако политические симпатии
горных пуштунов обычно не отличаются постоянством. Разгром талибов и отрядов
бен Ладена уменьшили число и энтузиазм их сторонников. Родственники посланных в
Афганистан добровольцев провели митинги с требованиями их возвращения, что в
основном и удалось сделать. Центральные власти добились осуждения Суфи
Мухаммада на три года тюрьмы и запретили его организацию.
Перспектива получения
крупных денежных премий за выдачу вождей исламистских сил, недавно еще
контролировавших большую часть Афганистана, привела к сотрудничеству вождей и
старейшин ряда племен с организаторами международной антитеррористической
операции. Вместе с тем их лояльность требуется постоянно подпитывать денежными
вливаниями. Часть полосы племен по обе стороны от «линии Дюранда»
(демаркированной на картах горной границы между Пакистаном и Афганистаном)
несомненно превратилась в прибежище для уцелевших лидеров талибского движения и
руководства «Аль-Каиды». Играют роль при этом и традиционные законы
пуштунскогогостеприимства, и солидарность с братьями-мусульманами, и деньги,
которыми те располагают, и ненависть к «неверным», вторгшимся на их территорию.
Наибольшую поддержку, судя
по информации из печати (в частности, пешаварской газеты «Франтиер пост»), на
пакистанской стороне границы талибы и аль-каидовцы могут получать в округах
Бунер, Дир и других высокогорных районах области Малаканд, а кроме того, в
пограничном с афганским Хостом районе Парачинар в округе Хангу агентства
Куррам. Маловероятно, однако, чтобы на территории полосы племен возникли
укрепленные районы и лагеря. Совещание старейшин племен в агентстве Баджаур уже
в начале ноября 2001 г. приняло решение не допускать вооруженные группы на
свою территорию. Аналогична позиция традиционной верхушки основных племен
Хайберского агентства.
В заключение хотелось бы
отметить, что участие Исламабада в коалиции, возглавляемой США, позволило ему
добиться ряда преимуществ. В их числе экономические выгоды, такие как отмена
Вашингтоном санкций, введенных после ядерных испытаний 1998 г.,
реструктуризация внешних долгов, предоставление новой помощи на сумму около 1
млрд. долл., приток иностранного капитала, улучшение условий сбыта
пакистанских товаров на западных рынках и т.п. Все это способно несколько
улучшить экономическую конъюнктуру и облегчить материальное положение масс.
Вместе с тем трудно предположить, что экстренные меры рамочного характера
способны изменить «встроенный механизм» социально-экономической эволюции. Его,
в частности, характеризуют продажность и косность чиновничества, слабость и
неэффективность государственного и частнокорпоративного секторов, неуклонное
расширение сферы незаконного и полулегального бизнеса. Положение Пакистана во
многом соответствует формуле «слабое государство – сильное общество», при том,
что общество не дополняет и усиливает, а противостоит и подрывает государство.
Изменить ситуацию может,
очевидно, рациональная и пользующаяся доверием населения долговременная
государственная политика. Определенные условия для этого как будто созданы
завершенной осенью 2002 г. трансформацией военно-бюрократического режима в
парламентский. Последний однако сохранил некоторые ключевые черты прежнего.
Президент П. Мушарраф был избран на пятилетний срок путем проведения
недемократического референдума в апреле 2002 г. Введенные им поправки к
конституции, в случае если они будут одобрены парламентом, превратят Пакистан в
республику президентско-парламентского типа с решающим влиянием армии в
государстве и обществе.
Нынешние власти – президент,
его администрация и правительство пропрезидентской партии Пакистанская
мусульманская лига им. Каид-и-Азама (Великого вождя, имеется в виду
«отец-основатель» страны М.А. Джинна) – очевидно, хотят проводить в жизнь
программу модернизации и улучшения социального положения масс. Не исключено,
однако, что из этих усилий ничего не получится, а вследствие разбалансировки
внутриполитической и внешней региональной (афганской в первую очередь) ситуации
наступит очередной кризис власти и усиление центробежных тенденций.
Разрушительные для
пакистанского государства силы могут тогда дать о себе знать, в том числе, в
пуштунском ареале. Хотя маловероятно, чтобы он был в числе главных
«возмутителей спокойствия» – на эту роль претендуют Синд и Белуджистан. Однако
и среди пуштунов, несмотря на то, что значительная часть их элиты включена в
состав общепакистанского правящего класса, найдется немало людей, выступающих с
радикальных, ревизующих состояние дел позиций. Идеологической платформой для
такой ревизии, скорее всего, станет исламизм. При этом вполне возможно, что
речь пойдет не о планах создания идеального исламского государства, или нового
национального, типа Пуштунистана, а о программе введения исламских законов
(шариата) и лозунгах всемирной уммы, всеобщего мусульманского братства.
Пакистан в этом случае законсервируется на стадии полураспада, а пуштунский
(пакистано-афганский) ареал превратится в геополитический коридор (проходной
двор) между Центральной Азией и бассейном Индийского океана.
исламабад пуштунский
националистический
Список
литературы
1. Паничкин Ю.Н. Политическая борьба в Северо-Западной
пограничной провинции колониальной Индии и присоединение провинции к Пакистану
(1920–1947 гг.). Диссертация и автореферат диссертации на соискание ученой
степени кандидата исторических наук. – М.: Институт востоковедения РАН, 2000.
2. Ю.В. Ганковский. Национальный вопрос и национальные движения
в Пакистане. – М.: Наука, 1967, с. 172–184.