Почему в СССР не могло быть свободы совести
Почему в СССР не могло быть свободы совести
Лучшев Е.
Враждебное
отношение российских большевиков к религии является хорошо известным фактом.
Своей идейной базой Коммунистическая партия всегда считала диалектический и
исторический материализм и смотрела на себя как на наследницу всей
материалистической мысли прошлого. «Социал-демократия строит свое
миросозерцание на научном социализме, т.е. марксизме, — подчеркивал В.И. Ленин
в одной из своих дореволюционных статей. — Философской основой марксизма…
является диалектический материализм, вполне воспринявший исторические традиции
материализма… материализма безусловно атеистического, решительно враждебного
всякой религии». [1]
Однако
главная причина гонений на религию в советское время заключалась отнюдь не в
мировоззренческих принципах Коммунистической партии (материалистические
воззрения марксистов-меньшевиков не мешали им резко осуждать религиозную
политику советских властей), а в том, что, что она свои внутрипартийные
идеологические установки стремилась навязать в качестве обязательных всему
обществу.
На
этот вопрос нужно смотреть шире, и речь должна идти, в конечном счете, не о
философско-теоретических основах большевизма, а о его тоталитарной психологии.
«Пришедшие в октябре 1917 г. к власти в России люди выросли при режиме
'чрезвычайных' и 'временных' законов, то была единственная конституция, которую
они знали», — пишет Р. Пайпс. [2] Советский общественный строй был естественным
порождением русской истории и во многих отношениях не только не противоречил
основам дореволюционного российского бытия, но был их преемником и
продолжателем. Общественное сознание в России никогда не отличалось склонностью
к уступкам и терпимости в идейной сфере, однако отечественный коммунизм можно
считать концентрированным выражением этой традиции. Нетерпимость как один из
штрихов национального характера в большевизме превратилась в абсолют, в
теоретически обоснованную «тоталитарную несвободу» (Г.П. Федотов). Первая,
дореволюционная партийная программа (1903) включала в себя демократические
требования (в том числе свободу совести), но демократические свободы в России
интересовали Ленина и его сподвижников лишь настолько, насколько они создавали
благоприятные условия для деятельности партии и подготовки перехода к
диктатуре. Этот настрой ощущается во всех работах Ленина, начиная с самых
ранних и кончая самыми последними. Слово «демократия» в его лексиконе всегда имело
уничижительный, бранный оттенок. Он никогда не скрывал (см., например, его
статью «Памяти графа Гейдена», написанную в 1907 г.), что самыми опасными
врагами революции он считает не буржуазию и помещиков, а демократов —
«культурных лакеев» и «слезоточивых дурачков», способных разными «хорошими
словами» затуманить классовое сознание рабочих и крестьян и увести их с
революционного пути. Между демократией и социализмом лежит целая пропасть,
подчеркивал лидер большевиков, «…и русским социалистам давно бы пора понять
это, понять неизбежность и настоятельную необходимость полного и окончательного
разрыва с идеями демократов». [3]
Антидемократизм
в полной мере проявлялся и в идеологической деятельности партии, считавшей себя
обладательницей абсолютной истины. Ю. Ларин на XII съезде партии утверждал:
«РКП никогда не ошибается, РКП всегда права, РКП всегда предвидит правильный
ход событий... В промежутке между партийными съездами этими качествами обладает
ЦК РКП, а в промежутках между заседаниями пленума они принадлежат Политбюро
ЦК». [4]
Ларин
говорил в полушутливом тоне, и его реплика вызвала смех сидевших в зале
делегатов съезда; однако эта реакция имела явно одобряющий, поддерживающий
характер. Шутка скрывала глубокий смысл и точно отражала настрой партии — фанатизм,
уверенность в собственной непогрешимости, агрессивное неприятие любых
проявлений идейного и политического разномыслия. В силу необходимости партии
иногда приходилось идти на компромиссы и сотрудничать с другими политическими
движениями, но такие решения давались ей с большим трудом и сопровождались
множеством оговорок и ограничений. Это своеобразное отношение большевиков к
компромиссам иронически пародировал А.А. Богданов: «Соглашения? это зачем? —
делиться добычей? как бы не так; что? иначе нельзя? ну ладно, поделимся... А,
стой! мы опять сильнее! не надо... и т.д.». [5]
Заключив
соглашение, руководители партии ежеминутно были готовы расторгнуть его и
начинали лихорадочно искать повод, чтобы открыть военные действия против
нынешних союзников. При этом выявление разногласий и сведение счетов
производилось в предельно грубой, унижающей оппонента форме. В книге «Что такое
'друзья народа' и как они воюют против социал-демократов?» (1894) Ленин,
характеризуя видного представителя русского либерализма Н.К. Михайловского,
использовал такие выражения, как «пустолайка», «тявканье», «дикие мысли»,
«политическое лакейство», «топырщатся же подобные слизняки» и т.п.
Воспроизведенное в «Философских тетрадях» ленинское замечание в адрес Гегеля —
«бога жалко!! сволочь идеалистическая!!» тоже не было случайной полемической
оговоркой, за ним стояли осознанные, сложившиеся жизненные принципы. Близко
знавшие Ленина современники отмечают, что он приходил в раздражение, когда ему
напоминали о необходимости порядочности и честности в политике.
«...Социал-демократия, — утверждал он, — не связывает себе рук, не суживает
своей деятельности одним каким-нибудь заранее придуманным планом или приемом
политической борьбы, — она признает все средства борьбы, лишь бы они
соответствовали наличным силам партии и давали возможность достигать наибольших
результатов, достижимых при данных условиях». [6]
Такими
же способами велась и внутрипартийная борьба. Идейная полемика на партийных
съездах, по замечанию одного из ее участников, напоминала догматические споры
на вселенских соборах. Уже на II съезде РСДРП в 1903 г. в адрес
группировавшихся вокруг «Искры» последователей Ленина звучали обвинения, что
они одинаково непримиримо относятся и к своим врагам, и к друзьям. К этой
категории партийных деятелей относился и Емельян Ярославский, будущий
руководитель советских антирелигиозников. В конце 1917 г., узнав, что А.В.
Луначарский, только что назначенный на пост наркома, подал в отставку из-за
обстрела большевиками памятников московского Кремля, Ярославский опубликовал в
газете «Социал-демократ» статью «Жалеете камни, а не жалеете людей» с грубыми
нападками на наркома. «Мы знаем цену таким людям, — писал он, — они покидают
нас каждый раз, когда особенно нужны силы, в минуты решительной борьбы они уходят
от нас. Они революцию хотели бы видеть разодетой светлые ризы, в перчатках
хотели бы они совершить ее, не запачкав свои холеные руки…». [7] По поводу этой
статьи А.А. Богданов писал Луначарскому: «Таково товарищеское уважение. Это
пролетарий? Нет, это грубый солдат, который целуется с товарищем по казарме,
пока пьют вместе денатурат, а чуть несогласие — матерщина и штык в живот». [8]
В
1907 г. ленинские методы полемики стали предметом разбирательства на третейском
партийном суде, созданном ЦК по требованию меньшевиков (временно объединившихся
с большевиками на IV партийном съезде), оскорбленных ленинской грубостью и
бесцеремонностью. Самому виновнику скандала эти обвинения казались вздорными и
смехотворными, поскольку он считал любой способ дискредитации оппонентов
допустимым. Главное — привлечь на свою сторону массы, вызвать в них презрение и
ненависть к своему противнику, а каким способом это достигается — вопрос
второстепенный. Полемические формулировки, подчеркивал он, должны быть
рассчитаны «...не на то, чтобы поправить ошибку противника, а на то, чтобы
уничтожить, стереть с лица земли его организацию». [9] Не скрывая презрения к
участникам разбирательства, он поучал, что в политике морали нет и быть не
может, единственный ограничитель здесь — это «пределы уголовного закона и
ничего более». [10] Но и авторитет закона вождь партии был готов признавать
лишь по необходимости, и после революции роль правового фактора в идейной
борьбе также была сведена к нулю. «У ленинской полемической этики и тактики два
критерия допустимости: партийная целесообразность и 'пределы уголовного
закона', — пишет Д. Штурман. — Как только уголовное законодательство тоже
начало определяться партийной целесообразностью, всякие ограничения для Ленина
и его преемников в этом плане исчезли». [11]
Совершенно
очевидно, что установление в стране Советов однопартийной политической системы
было предопределено изначально, уже самим фактом прихода большевиков к власти.
Все политические партии в России, в том числе социалистические, после 1917 года
были обречены на то, чтобы превратиться в «лагерную пыль». Не многим лучше была
участь и религиозных организаций.
В
первые месяцы после Октября, когда позиция и планы Советской власти полностью
еще не прояснились, церковная политика большевиков по инерции включала в себя
демократические лозунги и способна была породить иллюзию, что Советы собираются
идти по пути создания правового государства. В печати в это время появлялось
множество публикаций, авторы которых с восторгом говорили о том, что революция
в России подвела историческую черту под религиозными гонениями и открыла для
страны дверь в современную цивилизацию, в царство духовной свободы. Начавшийся
«красный террор» быстро развеял эти иллюзии — в подтверждение слов русского
поэта Н.Ф. Щербины:
У
нас чужая голова,
А
убежденья сердца хрупки,
Мы
— европейские слова
И
— азиатские поступки.
В
1919 г. была принята новая партийная программа, которая, вопреки ранее
принятому и закрепленному Конституцией законодательству о религии, объявила
коммунистическое учение официальной государственной идеологией страны Советов.
Это событие окончательно поставило крест на свободе совести, превратив ее в
один из тех пропагандистских политических мифов, которыми так богата советская
история.
Список литературы
[1] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 17. С. 415.
[2]
Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 413.
[3]
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 280.
[4]
Двенадцатый съезд РКП(б). 17-25 апреля 1923 г.: Стеногр. отчет. М., 1968. С.
113.
[5]
Богданов А.А. Вопросы социализма: Работы разных лет. М., 1990. С. 353.
[6]
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 376.
[7]
Ярославский Е.М. Против религии и церкви. М., 1934. Т. 1. С. 11.
[8]
Богданов А.А. Указ. соч. С. 354.
[9]
Пятый (Лондонский) съезд РСДРП. Апрель-май 1907 года: Протоколы. М., 1963. С.
678.
[10]
Там же. С. 681.
[11]
Штурман Д. О вождях российского коммунизма. Париж, 1993. Кн. 1. С. 212.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.gumer.info/