Глобалисты и передел мира
МИНЕСТЕРСТВО
ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ФГУП
«Свердловский экономико-юридический колледж»
РЕФЕРАТ
Глобалисты
и передел мира
Выполнил: Студент 3 курса
Гр. 1731
Микшеев Аслан Рубенович
Преподаватель:
Стасько Елена Анатольевна
Екатеринбург 2025г.
1. Исторические
корни глобализации
o Колониализм,
Ост-Индские компании, Берлинская конференция.
o Бреттон-Вудская
система, доминирование доллара, МВФ.
o Распад
СССР и неолиберальные реформы 1990-х.
2. Глобалисты
и их инструменты
o ТНК:
Apple, Google, ExxonMobil — контроль технологий, ресурсов, медиа.
o Международные
организации: МВФ, ВТО, ООН — мягкая сила и
экономическое давление.
o Политические
элиты: ЕС, Китай — наднациональные проекты («Один пояс —
один путь»).
3. Механизмы
передела мира
o Экономика:
офшоры, долговая дипломатия, санкции.
o Культура:
Голливуд, английский язык, цифровые платформы.
o Технологии:
ИИ, Big Data, кибервойны.
4. Критика
глобализма
o Неравенство:
1% владеет 54% богатства.
o Утрата
суверенитета: арбитражные иски корпораций против государств.
o Экология:
выбросы CO?, истощение ресурсов.
o Культурная
эрозия: доминирование западных ценностей.
5. Сценарии
будущего
o Многополярность:
БРИКС, дедолларизация.
o Зелёная
глобализация vs. коллапс: климатические миграции, долговой кризис.
Глобализация, как процесс интеграции
экономик, культур и политических систем, стала доминирующей силой XXI века,
формируя новый миропорядок. Однако её движущие силы — «глобалисты» — остаются
объектом ожесточённых дискуссий. Под этим термином понимают не только
транснациональные корпорации (ТНК) и международные организации, но и сеть
политических элит, технократов и идеологов, продвигающих унификацию мировых
процессов. Их деятельность ведёт к радикальному переделу мира:
перераспределению ресурсов, трансформации суверенитета государств и созданию
наднациональных структур власти. Актуальность темы усиливается на фоне пандемии
COVID-19, ускорившей цифровизацию, и войны в Украине, обострившей борьбу за
многополярность.
Исторические корни глобализации уходят в
глубокое прошлое. Ещё Римская империя демонстрировала ранние формы интеграции,
создавая единые экономические и правовые системы от Британии до Месопотамии.
Однако современная глобализация берёт начало в эпохе Великих географических
открытий XV–XVI веков, когда европейские державы установили контроль над
морскими торговыми путями. Испанская конкиста XVI века, захватившая золото
ацтеков и инков, не только финансировала европейские войны, но и заложила
основы мировой торговли драгоценными металлами. Позднее Ост-Индские компании —
Британская и Голландская — стали прообразами современных транснациональных
корпораций. Обладая монополией на торговлю специями и опиумом, они действовали
как квазигосударства, имея собственные армии и суды. Их прибыли превышали
бюджеты многих стран, что подчёркивает их влияние на ранние этапы глобализации.
Берлинская конференция 1884–1885 годов, на которой европейские державы
разделили Африку, игнорируя этнические и культурные границы, стала символом
имперского передела мира. Последствия этого решения ощущаются до сих пор,
например, в конфликтах в Руанде или Демократической Республике Конго, где
искусственные границы спровоцировали межэтническое насилие.
XX век принёс институционализацию
глобализации. Бреттон-Вудская система 1944 года закрепила гегемонию доллара
через привязку к золоту, а создание МВФ и Всемирного банка установило
финансовые правила, выгодные Западу. После распада СССР в 1991 году
глобализация достигла пика, воплотив мечту Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории» —
триумфе либеральной демократии. Однако вместо ожидаемого единства мир
столкнулся с новыми формами колониализма. Неолиберальные реформы 1990-х годов,
продвигаемые МВФ, привели к масштабной приватизации в России и странах
Восточной Европы. Это не только усилило социальное неравенство, но и позволило
транснациональным корпорациям захватить ключевые отрасли экономики. Параллельно
Китай, соединив государственный капитализм с экспортной ориентацией, бросил
вызов западной гегемонии, превратившись в «фабрику мира» и перехватив
инициативу в технологической гонке.
Глобалисты представляют собой
разнородную коалицию, чьи интересы часто пересекаются, но не всегда совпадают.
Транснациональные корпорации, такие как Apple, Google и ExxonMobil,
контролируют ключевые секторы мировой экономики. Например, технологические
гиганты не только формируют цифровую инфраструктуру, но и влияют на культурные
тренды. Алгоритмы TikTok, обрабатывающие миллиарды видео ежедневно, стали
инструментом формирования политических взглядов молодёжи. В 2020 году Индия
запретила TikTok, опасаясь китайского влияния, что спровоцировало рост
локальных платформ, таких как Chingari и Moj. Фармацевтические корпорации,
такие как Pfizer и Moderna, во время пандемии COVID-19 продемонстрировали, как
патентное право может противоречить глобальной безопасности. Получив $80 млрд
прибыли, они обеспечили вакцинами лишь 2% населения беднейших стран, что
подчеркнуло приоритет прибыли над общественными интересами.
Международные организации, такие как МВФ
и ВТО, часто выступают инструментами мягкой силы. Кредитные программы МВФ
сопровождаются жёсткими условиями, включая приватизацию и сокращение социальных
расходов. В Замбии 2000-х годов требования МВФ по либерализации рынка меди
привели к захвату месторождений китайскими компаниями, лишив страну контроля
над ключевым ресурсом. ВТО, лоббируя интересы ТНК, ограничивает права
государств на защиту местных производителей. Например, в 2017 году США и ЕС
заблокировали попытки Индии ввести субсидии для фермеров, что обострило проблему
сельской бедности. Даже ООН, декларирующая равноправие, сталкивается с
дисбалансом: 80% финансирования её программ поступает от США, ЕС и частных
фондов, таких как Рокфеллер и Гейтс. Это приводит к тому, что климатические
инициативы зачастую игнорируют потребности развивающихся стран, вынуждая их
выбирать между экономическим ростом и экологией.
Политические элиты, выступающие за
глобальную интеграцию, также играют ключевую роль. Европейский союз, создавая
наднациональные структуры вроде Европейской комиссии, демонстрирует как
преимущества, так и риски передачи суверенитета. Кризис 2008 года показал, что
ЕС готов пожертвовать интересами Греции ради стабильности еврозоны, навязав
жёсткие меры экономии. Китайские руководители, в свою очередь, используют проект
«Один пояс — один путь» не только для экономической экспансии, но и для
укрепления мягкой силы. Инвестируя $1 трлн в инфраструктуру 140 стран, Китай к
2030 году планирует вовлечь 65% мирового населения в свою орбиту влияния,
создавая альтернативу западной модели.
Механизмы передела мира разнообразны и
часто взаимосвязаны. Экономическая экспансия проявляется через офшоризацию
— 32трлн(4032трлн(408 млрд долга. Санкции, как инструмент геополитики,
также меняют правила игры. Западные санкции против России в 2022 году
заморозили $300 млрд золотовалютных резервов, но ускорили дедолларизацию: 25%
торговли РФ теперь ведётся в юанях и рупиях, бросая вызов долларовой гегемонии.
Культурная гегемония Запада
поддерживается через медиаимперии, образование и язык. Голливуд, контролируя
70% мирового кинопроката, формирует глобальный культурный код, продвигая
американские ценности. Ежегодные доходы индустрии превышают $100 млрд, что
делает её мощным инструментом мягкой силы. Образовательная система также
отражает дисбаланс: 80% научных статей публикуются на английском, а западные
университеты, такие как Гарвард и Оксфорд, задают стандарты знаний,
маргинализируя незападные подходы. Языковая экспансия усиливает этот процесс:
1.5 млрд человек изучают английский, в то время как 40% языков мира находятся
под угрозой исчезновения, стирая культурное разнообразие.
Технологический контроль становится
новым фронтом борьбы за влияние. Цифровые платформы, такие как Amazon и
Alibaba, контролируют 60% мировой онлайн-торговли, определяя через алгоритмы,
какие товары увидят потребители. Искусственный интеллект, используемый
компаниями вроде Palantir (связанными с ЦРУ), анализирует Big Data для
прогнозирования социальных протестов, что ставит под вопрос право на
приватность. В Китае система «Социальный кредит» регулирует доступ граждан к
услугам на основе их поведения, создавая прецедент цифрового авторитаризма.
Кибервойны, такие как взрыв трубопровода Colonial в США в 2021 году,
демонстрируют, что хакерские атаки становятся инструментом геополитики, угрожая
критической инфраструктуре государств.
Критика глобализма объединяет широкий
спектр сил — от левых активистов до правых популистов. Экономическое
неравенство остаётся ключевой проблемой: по данным Oxfam, 1% богатейших людей
владеет 54% мирового богатства, в то время как 700 млн человек живут менее чем
на $1.90 в день. Ярким примером дисбаланса служит Нигерия, которая, экспортируя
2 млн баррелей нефти ежедневно, тратит 80% бюджета на импорт бензина из-за
отсутствия собственных НПЗ. Утрата суверенитета проявляется в том, как
международные арбитражные трибуналы ВТО часто поддерживают корпорации против
государств. Например, Chevron в 2000-х годах подавала в суд на Эквадор, требуя
отмены экологических штрафов, что поставило под угрозу природные ресурсы
страны.
Экологический коллапс, усугубляемый
глобализацией, становится всё более очевидным. Глобальная логистика
ответственна за 20% выбросов CO?, причём один круизный лайнер выбрасывает
столько же серы, сколько 376 млн автомобилей. Добыча лития для аккумуляторов Tesla
в Чили приводит к опустошению водоёмов, оставляя местные общины без доступа к
воде. Культурная эрозия также вызывает тревогу: в Индии 80% молодёжи
предпочитают McDonald’s традиционной пище, а Франция, борясь за идентичность,
законодательно запрещает англицизмы в официальных документах.
Сценарии будущего миропорядка
варьируются от оптимистичных до апокалиптических. Усиление Китая и расширение
БРИКС за счёт Ирана, Саудовской Аравии и Аргентины может создать многополярный
мир, где доля БРИКС в мировом ВВП достигнет 35% к 2030 году. Отказ от доллара в
торговле между Индией и Россией, а также развитие цифрового юаня бросают вызов
финансовой гегемонии Запада. Однако цифровой колониализм, проявляющийся в
метавселенныхMeta и нейротехнологияхNeuralink, грозит тем, что корпорации
получат контроль не только над данными, но и над сознанием людей. Европейский
«Зелёный курс» и климатические фонды ООН могут перераспределить ресурсы в
пользу устойчивых технологий, но риск «зелёного протекционизма» остаётся,
угрожая новыми формами исключения. В худшем случае коллапс системы возможен
из-за киберконфликтов, климатических миграций (250 млн человек к 2050 году) и
кризиса глобального долга, который достиг $307 трлн.
В заключение, глобалисты, несмотря на
риторику о «единстве мира», создают систему, где власть сосредоточена в руках
узкой группы игроков. Передел ресурсов, технологий и культурного пространства
углубляет неравенство, провоцируя рост национализма, протекционизма и
антикорпоративных движений. Будущее миропорядка будет зависеть от способности
глобальных институтов адаптироваться к требованиям справедливости,
экологической устойчивости и культурного разнообразия. Без этого хрупкий баланс
между интеграцией и суверенитетом может быть разрушен, поставив под вопрос саму
возможность устойчивого развития человечества.