проанализировать содержательное наполнение повести через обращение к медицинско-психиатрической литературе, рассматривающей повесть с точки зрения отражения в ней конституционных особенностей психики писателя.
Методы. Исследование проводилось на основе биографического, сравнительно-сопоставительного и культурно-исторического метода.
Научно-теоретической основой исследования стали труды литературоведов В.Н. Топорова, А.И. Батюто, Б.К. Зайцева, Г.А. Бялого, Л.В. Пумпянского и психиатров В. Гиндина, В.И. Руднева.
Актуальность и новизна данного исследования заключаются в том, что повесть «Призраки» 1) впервые становится объектом специального исследования; 2) с максимальной полнотой рассматривается с точки зрения отложившейся в ней общественно-политической, философской и эстетической позиции писателя; 3) исследуется в сопоставлении и соотнесении с другими, так или иначе близкими ей по проблематике произведениями писателя; 4) анализируется как текст, отражающий «внутреннюю биографию» писателя в ее психиатрическом ракурсе, который прежде практически никогда не становился объектом пристального внимания исследователей.
Предметом исследования является повесть Тургенева «Призраки» в ее сопоставлении с другими, так или иначе соотносящимися с ней по проблематике произведениями писателя.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использовании полученных результатов в спецкурсах по творчеству Тургенева в средней школе и ВУЗе.
Работа состоит из Введения, шести глав, Заключения, списка литературы, включающего 57 источников.
ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ ПОВЕСТИ «ПРИЗРАКИ»
Многие литературоведы предполагают, что основой для сюжета «Призраков» стал сон Тургенева. Этот сон описан в одном из писем к Полине Виардо. Писателю приснилась белая фигура, назвавшаяся его братом Анатолием (из биографии Тургенева мы знаем, что Анатолия не существовало): он сам и его «брат» превратились в птиц и летали над океаном.
По воспоминаниям А.В. Половцева, Тургенев создал «Призраков» случайно. «У меня набрался ряд картин, эскизов, пейзажей. Сперва я хотел сделать картинную галерею, по которой проходит художник, рассматривая отдельные картины, но выходило сухо. Поэтому я выбрал ту форму, в которой и появились «Призраки ».
Сюжетная задумка появилась около 1855 года, и Тургенев уже пообещал эту повесть редактору «Русского вестника» М.Н. Каткову. Однако Тургенев, еще не приступив к «Призракам», написал повесть «Фауст» и напечатал ее в «Современнике». М.Н. Катков был этим крайне недоволен, уверяя, что «Фауст» - это переделанные «Призраки», а сюжет обещался ему. Тургенев в силу своего характера решил поступить назло редактору журнала - намеренно, против собственной воли, закончить «прескверную повесть» и напечатать ее теперь уже в «Современнике», чтобы доказать Каткову, что «Призраки» - не «Фауст». Однако работа продвигалась с трудом, а более или менее структурированный и понятный план повести был составлен только по завершении Тургеневым романа «Отцы и дети». К этому времени злоба на Каткова угасла, а отношения с Ф.М. Достоевским укрепились, и повесть была обещана братьям Достоевским и их журналу «Время».
Первоначально повествование велось от третьего лица, а не как в окончательном варианте - от первого. На одном из листов чернового варианта Тургенев перечислил эпизоды, вошедшие в повесть, в той последовательности, которая пошла в беловой вариант:
1. Высоко наверху.9. Лаго Маджиоре.2. Над лесом.10. Волга.3. Над рекой.11. Париж.4. Уездный город.12. Швецинген.5. Остр(ов) Уайт.13. Шварцвальд.6. Пруд. Дома.14. Петербург.7. Понтийские болота.15. Общий вид России.8. Окрес(тности) Рима.
В письме к Достоевскому Тургенев сообщал: «Повесть, назначенная для «Времени», не подвинулась в эти последние дни, много других мыслей (не литературных) вертелось у меня в голове... Но я либо ничего не буду писать, или напишу эту вещь для Вас. А писать ее хочется»2.
В 1861 году, в декабре, Тургенев все же приступает к написанию текста «Призраков», но работа идет медленно, с большими перерывами, хотя, каждый раз возвращаясь к этому тексту, Тургенев обещает закончить его быстро, но «проклятая повесть» не движется. Черновой автограф включает в себя огромное количество вариантов, исправлений. Поскольку редакция «Призраков» совершалась прямо в черновом автографе, от беловой рукописи он мало отличается.
Первым, кому Тургенев в 1863 году отправил готовый вариант с просьбой показать рукопись в литературных кругах, стал П.В. Анненков, один из старых литературных друзей Тургенева, к мнению которого писатель неизменно прислушивался. Единовременно с этим, будучи в Баден-Бадене, в Париже, Тургенев знакомил с рукописью своих знакомых. Многие увещевали писателя не печатать эту рукопись, прочтенную, ее возвращали с пометами и замечаниями, критиковали и осуждали. Тургенев заметно волновался, в своем письме к Анненкову отмечал, что, видимо, зря появился этот продукт его музы, что повесть неуместна, просил Анненкова убедить Достоевского не печатать рукопись до своего приезда из заграницы.
Поправки, которые были сделаны после многочисленных замечаний, не отразились в черновом варианте. Их Тургенев записал на отдельных листах и послал с письмом к Анненкову с просьбой, в случае одобрения со стороны Анненкова, продержать корректуру.
Основной вариант отличается от автографа значительным количеством сокращений, в результате чего образ Эллис стал еще более фантастическим и неясным. Возможно, что изменения, коснувшиеся конкретно образа Эллис, были сделаны под влиянием критики Достоевского.
Достоевский считал, что беловой автограф недостаточно фантастичен, а если добавить чуть больше мистики, то тогда бы «смелости больше было»3.
Когда Анненков получил поправки от Тургенева, он послал ответное письмо писателю с просьбой убрать из повести место, в котором Эллис указывает на дорогу, где ходят треугольные люди. Анненков аргументировал это тем, что фантастическое не может быть бессмысленным. Тургенев принял поправку Анненкова.
Писатель сомневался в надобности публиковать такое странное творение, не похожее ни на что, что создавалось им прежде. Но все сомнения развеяли Анненков и Достоевский, настаивавшие на публикации. Произведение, написанное в мистическом ключе, должно было пробудить в обществе интерес к «поэтической правде», по мнению Достоевского. Он также подчеркивал, что, несмотря на фантастичность повести, в произведении очень много реального: «Это реальное есть тоска развитого и сознающего существа, живущего в наше время, уловленная тоска. Этой тоской наполнены все «Призраки» (письмо от 23 декабря 1863 года).
В конце марта 1864 года в двух номерах журнала братьев Достоевских «Эпоха» «Призраки» были наконец опубликованы.
Первая публикация открывалась небольшим вступлением, «Словом от автора», в котором Тургенев писал, что художественные произведения должны быть написаны таким образом, чтобы потом не возникало необходимости дополнительно толковать их. Однако «Призраки» вызывали опасения у писателя: смогут ли читатели понять эту повесть? Поэтому в Предисловии Тургенев обращается к читателям, привыкшим ожидать от писателя серьезных вещей, с просьбой не искать в повести никаких аллегорий и скрытых смыслов. «Призраки», по словам Тургенева, - это «просто ряд картин».
В последующих публикациях «Вместо предисловия» не печатали. Литературными источниками «Призраков» принято считать «Страшную месть» и «Вия» Гоголя и «Сильфиду» Одоевского.
После публикации критические отзывы о повести были неоднозначны. Были те, кто воспринял этот ряд картин как нечто прелестное, но тем не менее образ Эллис для многих оставался непонятен.
М.А. Антонович, критик журнала «Современник», писал, что картины настолько не связаны друг с другом и разнохарактерны, что вся повесть в целом не производит ясного впечатления, все слишком неопределенно. Д.И. Писарев назвал «Призраки» пустяком, а анонимный рецензент «Книжного вестника» заявил, что «Призраки» - просто каприз художника, эффектный, но никакой пользы обществу не приносящий. 4
Многие сочли «Призраки» знаком упадка тургеневского таланта. Сатирические журналы высмеивали полеты героя с Эллис, изображая героев повести в карикатурах и пародиях.
По этому поводу Тургенев писал Анненкову: «По всем известиям,
«Призраки» потерпели общее фиаско. А все-таки мне сдается, недурной человек был покойник».
Вскоре после публикации «Призраки» были переведены на немецкий, французский, датский и шведский языки. Перевод на немецкий язык (Фридрих Боденштедт, 1865г.) был дважды редактирован самим Тургеневым. А французский перевод (П. Мериме, 1866г.) был настолько несовершенен, что писатель внес большое количество корректировок перед публикацией. Тургенев уделил большое внимание правке переводов, чтобы избежать неточностей и непонимания.
Литературоведы предполагают, что писатель создал три редакции «Призраков», каждая из которых впоследствии превратилась в самостоятельное полноценное произведение: «Фауст», «Призраки» и «Довольно». Однако изучение автографов опровергает эти мнения.
любовный повесть тургенев жанровый
ГЛАВА 2. ЖАНРОВАЯ ПРИРОДА ПОВЕСТИ
Литература XIX века все реже использовала жестко регламентированные жанровые структуры, - тенденция, которая продолжилась и в XX веке. Писатели стремились синтезировать различные формы повествования, в результате чего стала наблюдаться так называемая атрофия жанров.
«Призраки» - наиболее сложное произведение Тургенева среди всех его «таинственных» повестей. Жанр произведения с трудом поддается определению и вызывает множество вопросов и споров у литературоведов. Учитывая этот факт, правильней было бы, с нашей точки зрения, определить «Призраки» не как произведение какого-то одного конкретного жанра, а как синтез разных жанров. Сам Тургенев колебался в определении жанра вещи, которую он создает. В письмах писатель именует «Призраки» то «прескверной повестью», то «фантазией» (в окончательном варианте рукописи в подзаголовке стоит именно слово «фантазия»).
Внутреннее состояние Тургенева в это время оставляет желать лучшего, он не верит в себя, не верит, что способен создавать большие серьезные вещи и признается в одном из писем, что теперь может писать только «сказки», «личные, как бы лирические шутки, вроде «Первой любви». Показательно, что в эпиграфе к повести появляется обозначение ее жанра как сказки: Миг один, и нет волшебной сказки - И душа опять полна возможным. (А. Фет)
И в самом деле, читателя на протяжении всего повествования не покидает ощущение невероятности происходящего. «Сказка» находится на грани реальности и вымысла, и точно так же в повести, как и в сказке, нет рационального объяснения полетам героя с призраком. Казалось бы, это все сон, но дворовая Марфа опровергает «сновидческую» версию: «…в сумеречки из дома вышел, а в спальне каблучищами-то за полночь стукал», и значит, «летанье не подлежит сомнению».
В произведении присутствуют романтические настроения: романтический герой, обращение к фантастической, экзотической образности, идея самоценности человеческой личности. Эти романтические оттенки и нюансы в повести заставляют вспомнить о творчестве романтика Жуковского. Тургенева и Жуковского сближает интерес к психологии человека в так называемых пограничных состояниях, а также использование такого приема, как мотив сна. У Тургенева происходит «расширение пространства» (Англия, Франция, Германия, Италия, Россия) и исчезают временные рамки (Цезарь с его легионами, эпоха Степана Разина). «Призраки» сближаются также с романтическими элегиями Жуковского, что позволяет отметить присутствие элегического начала в повести.
Тот факт, что череда картин в повести вводится через мотив путешествия главного героя по различным временам и пространствам, позволяет говорить об использовании черт жанра путешествия. Основа жанра путешествия - описание героем-путешественником точных фактов, касающихся тех странах, которые он посетил.
Документальность, художественность и фольклор объединяются в повести образом рассказчика, что также характерно для литературы путешествий и конкретно для жанра путевых записок или очерков. И там и там герой выступает с позиции наблюдателя - он пристально наблюдает за чужим миром с его характерными особенностями. Формообразующим фактором жанра путешествия всегда является противостояние «своего» и «чужого» миров.
К такой форме повествования, как путевые очерки, близки такие жанровые образования, как автобиографический, исторический и философский очерк.
Г.Н. Поспелов отличает очерк от других эпических форм в силу отсутствия в нем единого конфликта и высокой степени описательности5. Сам Тургенев отмечал, что основную цель в его повести составляют именно картины, описания. «Я кончил недавно небольшую вещь - и представьте - фантастическую! - скорее описательную», - сообщал он Е.Е. Ламберт.
Очерк обладает большим познавательно-информационным спектром, однако не затрагивает проблемы становления личности, конфликта человека с обществом.
Социолог М.М. Ковалевский, знакомый Тургенева и поклонник его таланта, воспринимал «Призраки» как исторический очерк. Задачей Тургенева, по его мнению, было описать не конкретные исторические события или же лица, а проиллюстрировать психологию читателей. В этой повести, по мнению Ковалевского, Тургенев развернул панораму всей истории человечества в ее переломные моменты.6 Идеолог народничества П.Л. Лавров усматривал за мистическими образами повести размышления автора над историей человечества и ее перспективами.7
Тургенев считал, что гармонию человек находит в чистой красоте природы, окружающего мира, возвышенного искусства. И автор, и герой повести верят в вечную ценность Красоты, в ее спасительную функцию. Грязный, смрадный Париж, его женщин с букетами «ярких поддельных цветов» и «выскребленными ногтями вроде когтей», страшных своей искусственностью и некой хищностью, его мужчин, грубых, «бегущих дрянной припрыжкой за продажной куклой», подражающих «лучшим» манерам гарсонов Вефура, подобострастничающих, выслуживающихся, писатель противопоставляет прекрасному Шварцвальду в Германии. Где- то недалеко виднеется восхитительный замок рококо, лебедь спит на одном из прудов, «горят алмазами» светлячки. Вся природа будто утопает в ласковом лунном свете. Описание пространства, противопоставленного чаду Парижа, дополнятся статуями сатиров, нимф, как бы расширяя его и мифологизируя. В этом месте повести сон и реальность соприкасаются, образуя причудливый синтетичный мир (бродят сны). Герою здесь «легко и как-то возвышенно спокойно и грустно», гармония царит в этом месте. Оказавшись над кишащим людьми муравейником Парижа, герой умоляет Эллис унести его из этого ужасного места, его охватывает паника, отвращение и страх. Лишь попадая в «страну легенд», герой обретает покой. Такое противопоставление позволяет Тургеневу наглядно показать свое отношение к искусственности, грязи и ничтожности человеческого городского мира того времени.
Вся повесть пронизана ощущением ничтожности человечества («чувство омерзения охватило меня»). Сомнения, отчаяние и неуверенность героя вместе с его желанием объяснить происходящее, одолеть неведомые хаотичные силы выходят на первый план в повести, формируя философскую, а также эстетическую концепцию произведения. Эстетическая концепция, предполагающая противопоставление ничтожного мира людей и гармонического мира природы и искусства, заявляет о наличии в повести жанра эстетического манифеста.
В «Призраках» совершенно явно отразились и философские взгляды Тургенева. Его философия, основывающаяся на учении Шопенгауэра и других философов, образует призму, через которую писатель смотрит на события, описываемые в повести. Повесть «Призраки» является одним из ярких примеров, иллюстрирующих философские воззрения писателя, что дополнительно позволяет увидеть в произведении элементы жанра философского очерка.
Как уже говорилось выше, первым, кто прочитал «Призраков», был П.В. Анненков. В своем письме к писателю Анненков так определяет жанр повести: «Не фантазией следовало бы назвать Вашу статью, а элегией. Нет уразуметь этого автобиографического очерка» (письмо от 25 сентября (по старому стилю) 1863 года)8.
В ответ Тургенев только подтверждает высказанное Анненковым предположение, отдавая должное проницательности своего друга: «Я даже дрогнул, прочтя слово «автобиография», и невольно подумал, что когда у доброго легавого пса нос чуток, то ни один тетерев от него не укроется, в какую бы он чащу ни забился».
Этот обмен мнениями в письмах позволяет нам утверждать, что одним из жанровых истоков «Призраков» является автобиографический очерк.
Исследователи тургеневского творчества нередко отмечают сходство ряда картин в «Призраках» с кругом личных впечатлений Тургенева. К примеру, усадьба героя в точности воспроизводит строение усадьбы Тургенева в Спасском-Лутовинове, а глава о Степане Разине является переработкой семейного предания Тургеневых. В этой связи также важно отметить, что суждения Тургенева о политике вошли в повесть практически дословными цитатами из его писем.
А.Б. Муратов отмечает, что автобиографические подтексты можно увидеть в описаниях пейзажей Италии, российской усадьбы, Парижа и его жителей, Швецингенского сада и гор Шварцвальда, ночей в Петербурге и др. Эпизод с появлением Цезаря возникает по причине того, что во Франции в это время правил Наполеон III, боготворивший Цезаря, а появление Степана Разина в тексте явно связано с преданиями семьи Тургеневых и интересом писателя к исследованию Н.И Костомарова «Бунт Стеньки Разина».
Таким образом, мы можем утверждать, что в «Призраках» сочетаются такие жанры, как повесть, фантазия, сказка, элегия, эстетический манифест и автобиография как специфический жанр.
ГЛАВА 3. Любовная проблематика в «Призраках» и цикле любовных повестей Тургенева
Тема любви присутствует во всех произведения Тургенева, где-то выходя на первый план, где-то сопутствуя основной социально- исторической проблематике текста. Исходя из текстов Тургенева, можно с уверенностью утверждать, что, по его мнению, существует четыре типа любви: любовь-страсть, пожирающая, испепеляющая и жестокая, любовь спокойная, семейная, любовь-наслаждение и любовь-жертва.
Первый тип - это любовь Литвинова к Ирине («Дым»), Базарова к Одинцовой («Отцы и дети»). Любовь-страсть способна захватить любого человека, сильного и слабого, революционера, нигилиста, человека потерянного, несчастного и счастливого. И, овладев им, любовь-страсть уничтожает все, к чему тянулась его душа раньше, заставляет совершать странные и безумные поступки, подчас полностью меняет его личность.
Трагическая любовь-страсть - это злой рок. После такой любви человек не остается прежним. Либо он погибает, либо, униженный и израненный, возвращается в свою прошлую жизнь чужаком. В таких любовных отношениях всегда один - господин, а другой - раб. В произведениях Тургенева эти роли исполняют попеременно то мужчина, то женщина, но чаще всего рабом предстает перед читателями именно мужчина.
Тургенева всегда пугала невозможность объяснить иррациональные вещи, а любовь как раз не поддается объективному анализу, она сулит гибель, привносит хаос в существование. В итоге человек становится игрушкой в руках пробудившейся иррациональной силы.
Второй тип любви - это Аркадий и Катя («Отцы и дети»), спокойная любовь-дружба, способная создать крепкую семью. Такой тип любви не порождает конфликта, не заставляет героев меняться.
Любовь-жертва для Тургенева, отраженная почти во всех его любовных повестях, - это величайшая сила, способная преодолеть любые препятствия. «Фанатики идеи, часто нелепой и безрассудной, - писал Тургенев, - тоже не жалеют головы своей»10 и делают все ради того, во что верят. Писатель считал, что жить без любви-жертвы, низко и подло предаваясь удовлетворению эгоистических нужд в любви-наслаждении, значит жить впустую. Только любовь-жертва позволяет человеку преобразиться.
Такая любовь окрыляет, вдохновляет на подвиг. Женщины в произведениях Тургенева, подпавшие под власть любви-жертвы, принимают немыслимые решения. Подобно пушкинской Татьяне тургеневские героини идут навстречу своей любви, невзирая ни на какие общественные условности.
Квинтэссенцией развития любовного конфликта стал цикл любовных повестей, создававшихся Тургеневым в 1850-70-е годы: «Затишье» (1854), «Яков Пасынков» (1855), «Переписка» (1856), «Фауст» (1856), «Ася» (1859), «Первая любовь» (1860), «Вешние воды» (1872).
Как правило, герой принадлежит интеллигентному дворянскому сословию, он образован, осведомлен в философских тенденциях светского общества, рефлексивен, слаб и чувствует себя бессильным перед хаосом любовных чувств.
Структурно повести чаще всего строятся на временной оппозиции: далекое прошлое, в котором герой упустил настоящую любовь, и настоящее, олицетворяющее старость, горечь потерь и пессимистические настроения, вызванные разочарованием, сознанием бессмысленно прошедшей жизни. Прекрасное прошлое сталкивается с драматическим настоящим, в котором утомленный жизнью старик переосмысливает собственную жизнь («Ася», «Первая любовь», «Вешние воды»).
Любовные конфликты, представленные в повестях, никогда не разрешаются в пользу влюбленных. Любовь в произведениях Тургенева - сила, разрушающая судьбы героев. Ася в одноименной повести, открывающая свои чувства Н.Н., не встречает ответного порыва, на смену детской веселости приходит мысль о смерти. Брак Джеммы с человеком, который мог бы спасти положение ее разорившейся семьи, расстроенный разбившим ее сердце главным героем в «Вешних водах», смерть отдавшейся чувству Веры в «Фаусте» - олицетворяют неминуемую трагичность и мучительный исход любовного влечения.
Главными героями любовных повестей формально считаются молодые чистые мужчины, однако внимание читателя с неизбежностью сосредотачивается на женщине. Это и воздушные пушкинские татьяны, жертвенные и сострадательные (Джемма в «Вешних водах», Ася в одноименной повести), и дьявольские создания, жестокие и вероломные (Марья Николаева в «Вешних водах», в известной мере Зинаида в «Первой любви»).
В нашем исследовании для более глубокого понимания любовного конфликта в «Призраках» мы проведем сравнительный анализ образа женщины в «Первой любви» (1860) и в «Призраках», так как именно
«Первая любовь», по нашему мнению, из всех любовных повестей Тургенева наиболее близка «Призракам». Примечательно, что повести писались и задумывались в одно время, в период очередного мучительного расставания с Полиной Виардо.
Как уже было сказано выше, любовь-страсть чаще всего предполагает у Тургенева такую любовную пару: слабый мужчина-раб и властвующая над ним женщина. Героиня «Первой любви», Зинаида, представляет собой женщину в цветущей красоте, властвующую судьбами окружающих ее мужчин. Она молода и прекрасна, собирает вокруг себя многочисленных страдающих поклонников, завораживает их какой-то скрытой глубоко внутри тайной и манящим светом, исходящим от нее. Она ведет себя ветрено, глупо, по-ребячески. Играет в фанты, втыкает булавку одному из своих поклонников в руку, просто так, ради интереса, просит Володю, юношу, впервые полюбившего, (от лица которого ведется рассказ) спрыгнуть со стены. Первое время каждый новый поклонник - это азарт, воодушевление от безоговорочной победы. Зинаида растирала в пыль каждого, кто обращал на нее свой порабощенный взор. Она ждала другого, того, кто подчинит ее своей воле, кто будет психологически сильнее, чем она. Именно такой поворот и происходит в сюжете. Все переворачивается с ног на голову, когда Зинаида теряет свободу, становясь рабой своего неодолимого чувства к отцу Володи.
Сцена, в которой отец Володи в гневе ударяет хлыстом Зинаиду по руке, а она целует эту рану, благодаря своего «властелина», зеркально отображает жестокость Зинаиды по отношению к своим поклонникам (рука Зинаиды - рука поклонника, в которую она втыкает булавку ради потехи).
Зинаида находится в тяжелейшем внутреннем противоречии, она благодарна за то, что ее подчинили, и бунтует против неволи. Сильный и ясный ум, гордость и независимость уничтожены, развеяны по ветру. Зинаида, потешаясь над другими, сама же не выдерживает испытание роковой любовью и умирает молодой.
Прототипом Зинаиды Засекиной стала поэтесса Екатерина Шаховская, в которую был влюблен 15-летний Тургенев. Как и многие произведения писателя, «Первая любовь» написана на реальной основе. Екатерина Шаховская - первое разочарование молодого Тургенева.
Последнее и самое сильное разочарование в значительной мере отразилось в повести «Призраки».
В центре сюжета повести «Призраки» - образ Эллис, один из самых непонятных в творчестве писателя. «Что такое Эллис в самом деле? Привидение, скитающаяся душа, злой дух, сильфида, вампир, наконец? Иногда мне опять казалось, что Эллис - женщина, которую я когда-то знал». Она является герою каждую ночь, вместе с Эллис рассказчик летает сквозь пространство и время. Эллис сравнивается с птицей, и, казалось бы, это красивый, вдохновляющий душу образ, однако как сильно меняются и Эллис, и герой после их совместных полетов. Из рассказчика будто уходит жизнь, перетекая в бесплотный доселе призрак. С каждым полетом, обретая плоть и кровь, Эллис приобретает и более явные индивидуальные черты: кольцо на пальце, смуглое нерусское лицо. Она не объясняет, зачем приходит каждую ночь за героем, но делает это с неукоснительной регулярностью. Нам представляется, что такое описание женщины- вампира в не самый светлый период жизни Тургенева - это явная отсылка к Полине Виардо.
В.П. Боткин считал, что в образе Эллис скрыта аллегория. Тем не менее эта аллегория не разгадана. Неясность образа Эллис Боткин сравнивает с неразрешенным аккордом, что, как нам кажется, является очень точным сравнением впечатления, производимого в целом этой повестью на читателя11.
Однако сам Тургенев отвечал Боткину в письме, что в «Призраках» «решительно нет никакой аллегории». Тургенев сам не понимал Эллис. Исследователь Ч. Ветринский считает, что ее образ сходится с образом музы писателя, однако почему прекрасная муза с каждым полетом лишает своего художника жизненных сил? Обычно творчество представляется как акт исключительно радостный, приносящий высшее творческое удовлетворение, но у гениев этот процесс имеет и оборотную сторону. Одни писатели (Гоголь, Достоевский, Глеб Успенский) для создания живых образов жертвуют собственной душой, через ее «горение» открывают людям новые миры. Другие заняты переработкой впечатлений, полученных из внешнего мира (Пушкин, Тургенев, Толстой). Но оба типа похожи в том, что всю в своей жизни они воспринимают как материал для творчества. И это часто оказывается трагедией для писателей12. Чехов в пьесе «Чайка» вложил в уста Тригорина объяснение этого явления. Тригорин говорит о том, что каждую секунду писатель пытается запереть в «кладовую творчества» каждое мгновение радости или печали, фразы прохожих или же друзей, чтобы весь этот материал использовать когда- нибудь для написания новых произведений, и при этом ни на мгновение не останавливается в этом постоянном подборе материала, не имея возможности насладиться собственной жизнью сполна: «для меда, который я отдаю кому-то в пространство, я обираю пыль с лучших своих цветов, рву самые цветы и топчу их корни».
Культ писательства как призвания в обществе угасал со временем, но для Тургенева он всегда оставался магистральным, главным. Муза Тургенева была «вампиром», так как отрывала его от настоящей жизни. По мнению Ч. Ветринского, Эллис изображена иностранкой, и это намек на тургеневское западничество. Нам это соображение кажется неубедительным. Эллис в его статье «Муза-вампир» представляется существом, соединяющим в себе, соответственно, и музу, и вампира. Она дарит герою полеты во времени и пространстве, однако забирает в обмен на это его жизненную силу. Предположение, что Эллис - это муза, по нашему мнению, никак не подтверждается текстом повести. Герой в
«Призраках» не описан как писатель или же художник какого-либо рода, мы в принципе мало знаем о его личности и сфере его деятельности. Поэтому данное заявление исследователя представляется нам излишне смелым.
Однако совершенно очевидно, что отношения героя и Эллис близки к любовным. Призрак ревнует героя к живым женщинам, целует его и прямым текстом, хотя и несколько равнодушно, говорит, что любит его.
В «Призраках» практически буквально отражена разрушительная сила любви-страсти. Герой вверяет Эллис свое тело и душу, разрешает «взять» их, при этом сознавая, что Эллис опасна (в описании призрака много настораживающего - поцелуй, как жало; странный блеск в глазах и др.), и в итоге он оказывается неспособным прекратить эти отношения.
Иррациональные силы, управляющие героями во время их роковых влюбленностей, пугают своей разрушительностью. В произведениях Тургенева любовный конфликт всегда связан с понятием рока в жизни человека. Любовь в большинстве произведениях автора не может быть простой и рациональной, ее нельзя объяснить или же «обуздать».
ГЛАВА 4. Общественно-политические аспекты повести. «Призраки» в соотношении с циклом «Записки охотника» и романом «Дым»
Произведения Тургенева чаще всего синтезируют две сюжетные линии: остросоциальную и лирически-любовную. Тургенев всегда в своем творчестве наибольшее место уделял раскрытию общественных проблем, социально-политическая позиция автора была ярко выражена во всех произведениях и в последующие годы, за исключением любовных повестей, некоторых стихотворений в прозе и «таинственных» повестей (в них политическая тема не является магистральной).
Характеристику общей социально-политической позиции Тургенева, особого восприятия им общественного устройства мы начнем с его цикла
«Записки охотника». В 1847 году публикуется первый очерк из этого цикла - «Хорь и Калиныч», который становится отражением политических взглядов как самого Тургенева, так и круга литераторов журнала
«Современник» (Белинский, Герцен, Некрасов и др.). Их общественная позиция формировалась на основе западнического либерализма, который провозглашал необходимость для России следовать за Западной Европой в своем развитии как духовном, так и политическом, экономическом и культурном. Россия, по мнению русских западников-либералов, сильно отставала от своих западных собратьев, и главным камнем преткновения было крепостное право.
Именно этот социальный институт был раскритикован Тургеневым в «Записках охотника». Приблизительно половина очерков цикла строится по определенной схеме: деспотичный, жестокий помещик играючи разрушает жизни беззащитных крестьян, которые находятся в абсолютной зависимости от своих тиранов-хозяев, в узаконенном рабстве. В то время как западные державы, если и имели рабов, то это были другие неразвитые народы, Россия превращает в рабов собственных сынов, равных своим господам по крови. В цикле Тургенева настойчиво подчеркивается, что при крепостном праве нарушаются права людей, данные им природой. Дворовая девушка Арина («Ермолай и мельничиха») лишена возможности быть с любимым человеком, а ее попытки защитить собственное право на любовь приводят к гневу барина и полнейшему краху еще теплившихся надежд. Старик Сучок из «Льгова», который отзывается на любое имя, дрожит от страха перед любым барским окриком, окончательно потерял свою личность. Такой тип крестьянина, без собственного «я», без мнения, без целей и мечтаний, без всего, что делает человека личностью, часто появляется в произведениях Тургенева. Беспомощность и потерянность подчиненного перед вышестоящими, безмолвие народа - самая трагичная сторона истории России, по мнению Тургенева. В стихотворении в прозе
«Повесить его!» также отражена беззащитность слабых в своем безвластии людей. Тучный генерал с маслеными пальцами, только что плотно покушавший, который отдает приказ повесить своего солдата, оклеветанного местной склочной бабой из-за пары-тройки кур, и честный солдат, человек слова и дела, не имеющий прав на этой земле, - вот та схема общества, которая была распространена в России, вот то, о чем Тургенев откровенно высказывался и против чего боролся.
Понятие прав человека принадлежит эпохе великих европейских революций XVII - XVIII века. В основе провозглашенных в 1789 году принципов Великой французской революции лежало два понятия: независимость личности и договор. Эти два понятия возникли в результате определенной траектории развития общества, фундаментом которого к тому времени стала торговля, а торговля предполагает обмен, в котором участники должны быть равны, свободны и являться собственниками. Поэтому базовыми принципами 1789 года стали равенство, собственность, всеобщность, договор, личность.
Впервые понятие прав человека было сформулировано в 1640 году во время Английской революции левелерами (уравнителями) в их борьбе против коалиции Сити и джентри. С тех пор лозунг прав человека стал программой всех либеральных партий.
Но не только потерявших личность крестьян изображал Тургенев.
«Записки охотника» полны портретов крестьян как личностей цельных, готовых к реформам, преобразованиям, личностей гуманных, находящихся даже ближе к продвинутому Западу, чем помещики, владеющие ими.
Хорь в очерке «Хорь и Калиныч» обладает удивительной практической хваткой, разумно ведет хозяйство, интересуется устройством европейского государства. Тургенев на примере Хоря показывает, что в России тоже может зародиться «некий русский эквивалент представителей европейского третьего сословия - честных и предприимчивых бюргеров, преобразивших экономическое лицо Европы» (Тихомиров). Павлуша из очерка «Бежин луг», не похожий на других крестьянских мальчиков, героев очерка, своей смелостью, рационализмом, - это тот новый человек, который способен бросать вызов Судьбе. С.В. Тихомиров видит в нем параллель образу «необыкновенного» человека Андрея Колосова из одноименной повести Тургенева, а также байроновским героям14. Частое сравнение героев цикла с великими деятелями и «вечными образами» мировой литературы позволяет Тургеневу уравнять героев-помещиков и героев-крестьян, как бы иллюстрируя универсальную справедливость либеральных принципов 1789 года (Хорь - Сократ, Лукерья из «Живых мощей» - Жанна дАрк, дворянин из «Гамлета Щигровского уезда» - воплощение русского Гамлета).
В цикле «Записки охотника» писатель подчеркивает, что крестьяне с их, казалось бы, абсолютной необразованностью, невежественностью в области культуры, обладают природной духовной культурой. Между тем дворяне, считая духовную культуру признаком своей сословной идентичности, не замечают, что крестьяне подчас обладают более глубокими и тонкими душами.
В «Записках охотника» встречаются герои не только откровенно западной направленности (Хорь и Павлуша), но и, как удачно выразился по этому поводу Б.М. Эйхенбаум, «восточной». Основой личности такого героя будет отказ от личности как таковой и слияние с природой, с миром вообще. Такой отказ от своего «я» был бы немыслим для героя западнического типа, восточный же тип обретает в этом отказе невероятную силу. Таков, например, певец Яшка Турка из очерка
«Певцы», побеждающий профессионально поющего городского жителя. Судья в этом состязании отдает пальму первенства именно Яшке, потому что он пел, «без оглядки на других, на то, какое он производит впечатление, пел, забывая самого себя»15.
Интерес к «восточным» характерам бросает тень на приверженность Тургенева к западническим идеалам. В среде мыслящей русской интеллигенции в 40-е гг. XIX века возникает два враждебных друг другу направления: западничество и славянофильство. Западники провозглашали ориентацию на Запад, а славянофилы на Россию самобытную, допетровскую, восточно-религиозную. «Записки охотника» стали своеобразным соединением этих противоположных идейных установок: наряду с либеральными мыслями в очерках явно отвоевывают почетное место герои с «восточной» душой. Кротость русской христианской души никак не совпадала с горделивым рациональным строем западного мышления. Многие современники при таком противоречии стали относить Тургенева к сторонникам славянофильства, однако сам писатель строго отрицал причастность к славянофильскому кругу воззрений.
И западники, и славянофилы были рьяными патриотами, верили в светлую будущность страны, в ее великое предназначение. Оба течения резко отрицали институт крепостного права в России и критиковали николаевский режим.
Славянофилы отстаивали индивидуальность и самобытность России. По их мнению, Россия противостоит Западу своей особенной религиозностью, кротким и жертвенным народом - идеалом православного видения мира. Русский человек особо относится к власти, народ живет в договоре с политической верхушкой. Славянофил К. Аксаков отмечал, что народ, живя по общинному принципу, решает вопросы сообща, а принимать окончательное решение предоставляет монарху. Именно поэтому, по сравнению с прогнившим и обреченным Западом, Россия, находясь в таком договоре, не была подвержена критическим потрясениям и революционным переворотам. К примеру, при Земском соборе во времена Московского государства была бы просто невозможна революция наподобие Великой французской.
Несмотря на приверженность к самодержавному строю, славянофилы критиковали политику Николая I, ратовали за освобождение народа и разумное просвещение.
Как уже было сказано выше, Тургенев не принимал путь развития России, по которому предлагали идти славянофилы. Писатель высмеивал идеалы старой Руси, к которой идеологи славянофильства призывали вернуться как к эталону общественного строя. Для Тургенева все, что происходило до петровских реформ, характеризовалось абсолютным неуважением к человеку, когда любой, хоть немного распоряжающийся властью, мог безнаказанно издеваться над теми, кто ниже его в этой жестокой, бесчеловечной общественной системе. В очерке «Однодворец Овсянников» Тургенев создает карикатурный образ К. Аксакова - в частности, в эпизоде, когда молодой помещик, увлеченный идеями славянофилов, облачается в национальный костюм, выходит в народ и предлагает спеть «народную песню».
Романы Тургенева составляют «летопись идейной жизни русского общества»16. В «Рудине» и «Дворянском гнезде» отражаются люди 40-х гг., в «Накануне» и «Отцах и детях» - разночинцы, демократы, в «Нови» - народническое поколение. Все романы были остро-политическими, социальными, писались «по горячим следам», пробуждая в кругу читателей бурю эмоций и реакций.
Однако наступил период охлаждения и враждебности к творчеству Тургенева, когда после головокружительного успеха его романов, особенно «Дворянского гнезда», он представил на суд читателей такую странную, как будто «случайную», повесть. Публикацию «Призраков» и критики, и читатели встретили с недоумением и растерянностью. Такая реакция была связана еще и с расхождением Тургенева во взглядах с одним из главных журналов русского общества - радикальным «Современником». Публикация после нашумевшего романа «Отцы и дети», полного общественно-острых вопросов, подобной чисто «художественной» повести воспринималась как слабость и «потеря таланта».
Тем не менее современники Тургенева были не правы. В «Призраках» довольно явно отражается тургеневская концепция исторического развития и животрепещущие социальные вопросы. Два исторических лица и два события - правление Цезаря и восстание Степана Разина - олицетворяют две силы в стране: правящую верхушку и бунтующий народ. Обе силы охвачены жаждой крови и стремлением к единоличной власти, не допускающей существования никакой оппозиции.
Цезарь, воплощающий тиранию и жестокость власти, и его легионы, эту тиранию воспевающие, вызывают ужас у рассказчика. Не меньший ужас вызывает у него такая же безликая и такая же страшная в своей чудовищной мощи, хотя и детальней прорисованная, толпа, пошедшая за Степаном Разиным. Восстание изображено через хаос звуков, рассказчик не видит людей, но он слышит лязг цепей, повелительные восклицания, жалобный плач, выкрики: «Бей! вешай! топи! режь! любо! любо! так! не жалей!». Призывы к жестокости, лихорадочная жажда убийства всякого рода «белоручек». Кругом кровь и дикий хохот.
Цезарь и Степан Разин - фигуры совершенно разных эпох и менталитетов, однако сущностно они абсолютно одинаковы. Такое сравнение, такой выбор исторических типов, событий призван подтвердить владевшую в тот период Тургеневым идею о бессмысленности исторического развития. Люди, захваченные мировым хаосом, превращаются в страшных животных, не способных построить прочную цивилизацию, основанную на гуманности и рациональности.
Цезарианский мир ужасал Тургенева. Оказавшись в охваченном победной лихорадкой Париже (победа Франции и Италии над Австрией), Тургенев писал Анненкову: «…завтра происходит в Париже великое преториански-цезарианское празднество… все улицы Парижа перерыты, везде наставлены триумфальные ворота <…> это император будет держать аллокуцию в цесарско-римском духе…». Тургенев (как и супруги Виардо) уезжает на это время из Парижа, слишком ничтожны казались ему люди, стекающиеся со всех концов страны, чтобы восхвалять Наполеона III, политику которого он явно недолюбливал. Таким образом, своего рода «цитатой из жизни» оказывается бегство героя «Призраков» из грязного Парижа, особенно если продолжить слова Тургенева из письма к Анненкову: «Лучше сидеть перед раскрытым окном и глядеть в неподвижный сад…».
В своем отношении к политике Наполеона III - олицетворения отрицаемого им цезарианства - Тургенев был солидарен с Герценом, чуть ранее в публицистическом цикле «Начала и концы» отметившим: «Бонапартизм действует лишь при помощи смерти. Его слава - вся из крови, вся из трупов. В нем нет созидательной силы… Все это призраки, привидения: империи, королевства, династии, герцоги, маршалы, границы, союзы»17. Столь пессимистическое отношение к политической программе Наполеона III и прочих авторитарных правителей было животрепещущей социально-политической «злобой дня», но если пессимизм Герцена был связан только с современностью, то Тургенев видел обреченность общества, построенного на авторитарных принципах, и в далеком прошлом.
Долгое время Франция в глазах писателя была местом, глубоко пустившим корни в его сердце, однако с изменениями в политической структуре страны, с приходом к власти Наполеона III, Тургенев перестает восхищаться любимой до того страной. Новая Франция вызывает у него только презрение и отвращение.
Поэтому он был даже рад, когда Пруссия напала на Францию в 1870 г., поскольку считал франко-прусскую войну борьбой цивилизации с варварством. По мнению Тургенева, победа Пруссии - это возможность искоренения воцарившейся во Франции безнравственности.
Победа Луи Бонапарта на выборах была неожиданной. Из государственного аппарата были изгнаны все республиканцы. Был принят закон, установивший ценз оседлости (3 года) и лишавший таким образом более трех миллионов человек избирательного права (за что боролись французы во время Великой Французской революции). Бонапарт перекроил конституцию, оставшись на второй срок. Совершив государственный переворот и подавив массовые восстания, он подготовил новую конституцию, установив имперскую власть в стране. Печать оказалась в ведении полиции. Французы потеряли все свободы, предоставленные им «принципами» 1789 года.
Тургенев, с его давно сложившимися либеральными убеждениями, не мог простить подобное предательство священных идей Французской революции.
В «Призраках» переживания Тургенева уместились всего в одну строчку, сконцентрировавшую в себе тургеневскую веру в цикличность истории: «Минуя дворец, минуя церковь св. Роха, на ступенях которой первый Наполеон в первый раз пролил французскую кровь, мы остановились высоко над Италиянским бульваром, где третий Наполеон сделал то же самое и с тем же успехом». Акцент на том, чью кровь пролили наполеоны, определенно подчеркивает бесчеловечность такой политики - пролитие крови граждан своей собственной страны не имеет ничего общего с идеей прекрасной свободолюбивой Франции.
Восстание Степана Разина в «Призраках» тоже было своеобразной «цитатой из жизни», но на этот раз русской. Русские радикальные нигилисты, лидером которых негласно считался Чернышевский, провозглашали идеи русской крестьянской революции, распространяя после отмены крепостного права листовки, прославляющие бунты Пугачева и Разина. Они требовали «отрубления» голов тысячам помещиков, которые посмеют пойти против восстания, «звали Русь к топору», отсюда в «Призраках» - «в топоры их, белоручек!»
В итоге многочисленные крестьянские восстания середины XIX века напоминали разинщину, а русский и европейский абсолютизм - цезарианский Рим. Неважно, чем вызван бунт, реальными социальными причинами, несправедливостью или же чем-то менее «уважительным», Тургенев не принимает кровавый путь разрешения конфликтов. Такой бунт ничем не лучше ликования легионов, экзальтированно восхищающихся величием своего тирана.
Сходная оценка политического положения в стране появится и в написанном через три года после «Призраков» романе «Дым» (1867) - первом безгеройном романе Тургенева. Действие романа происходит в 1862 году. Памфлет против крепостничества и военной бюрократии, положенный в основу «Дыма», по своей резкости и открытости позиции превосходил все, что до того когда-либо было написано Тургеневым.
«Оппозиция справа» - комическое зрелище, хотя бы потому что дворянство было невежественно в политическом деле. Освобождение крестьян с землею - просто красивое наименование дела, касающегося только дворянского класса, но никак не целого народа18. По сути, цель «освобождения» крестьян заключалась в освобождении дворянства от экономически невыгодных для него условий крепостничества в связи со сложившейся экономической ситуацией в стране. И противоборствующие отмене крепостного права дворяне шли наперекор своему же сословию, своим же интересам. Чего хотели бездельники князья и генералы, отдыхающие в Баден-Бадене и изображающие из себя знатоков политической арены? Отменить 19 февраля было бы невозможно: если бы народу сообщили, что у него снова отберут свободу, данную в 1861, то в 1862 поднялся бы бунт похлеще «бессмысленной и беспощадной» пугачевщины.
Этот бунт привел бы к уничтожению дворянства и становлению крестьянской республики. Поэтому Тургенев вкладывает в уста Литвинова мысль о противоречивости крепостнической программы: «надо переделать… да… переделать все сделанное. - И девятнадцатое февраля? (Литвинов) - И девятнадцатое февраля, - насколько это возможно… А воля? Скажут мне. Вы думаете, сладка народу эта воля? Спросите-ка его… - Попытайтесь, подхватил Литвинов, попытайтесь отнять у него эту волю…»
Реплика Литвинова остается без ответа: каждый в светском кружке генерала Ратмирова уже прекрасно понимает, что дворянство стремительно шагает навстречу своему закату.
Тургенев насмехается над нелепостью крайних крепостников, особенно над их наигранной рыцарской позой. Ненависть к новой жизни, к освобожденному мужику маскировалась под флером благородной печали об ушедших из-под опеки крестьянах («мы должны предостерегать, мы должны говорить с почтительною твердостию: воротитесь, воротитесь назад…»).
В «Дыме» много умолчаний, сделанных по соображениям автоцензуры. Казалось бы, действие романа происходит в так называемый «год Чернышевского», а его фигура отсутствует в тексте, будто и не существовала вовсе. Споры у Губарева сильно сокращены, многого не сказано, так как в 1867 году даже имя Чернышевского было под запретом.
Когда Чернышевский возглавил «Современник», первое время он поддерживал либеральную партию, выступавшую против крепостничества. Обсуждение крестьянской реформы в корне меняет общественные настроения в России. Невозможно было говорить о едином интересе всех классов общества, Чернышевский стоял на позиции борьбы с помещиками, самодержавием.
После обнародования царского правового акта произошло резкое разделение между либералами, стоявшими за оставление власти помещикам, и революционерами, эту власть категорически отрицавшими. Чернышевский проклинал реформу, которую выдумало государство, лавируя между либералами и помещиками и пытаясь угодить и тем, и другим.
По мнению Чернышевского, реформа носила грабительский характер, заставляя крестьян платить выкуп за свои же земли. «Просто сказать, всех в нищие поворотят помещики по царскому указу», - писал он в прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон»19. Как раз в этой подпольной прокламации Чернышевский призывает крестьян к восстанию, по сути становясь идейным вдохновителем революционного движения.
В нечленораздельных высказываниях Губарева в «Дыме», опять же по причине автоцензуры, практически невозможно усмотреть смысл, не зная, что же происходило тем летом: «что значат эти пожары <…> правительственные меры против воскресных школ, читален, журналов? А несогласие крестьян подписывать уставные грамоты? И наконец, то, что происходит в Польше? Разве вы не видите, к чему все это ведет?». И вот что мы должны увидеть в этих вещаниях: 16 мая - начало пожаров в Петербурге, 3 июня - закрытие воскресных школ за распространение ненадлежащего социалистического учения, 6 июня - закрытие Шахматного клуба и всех народных читален за неосновательные толки о пожарах, 12 июня - закрытие вообще всех читален и воскресных школ, по тем же причинам приостановлены «Современник», «Русское слово», а заодно и аксаковский «День», 12 июля - арест Чернышевского (возможного члена руководящей группы восстания).
Губарев и его группа, по мнению Пумпянского, - это вульгарная форма идеологии лондонской группы, своего рода славянофильский социализм, что отсылает нас к борьбе славянофилов и западников. Тургеневским рупором становится Потугин - герой-резонер, идеолог, впервые отделившийся от главного героя романа и отошедший на второй план.
В отличие от проникнутых пессимистическими настроениями автора и рассказчика «Призраков», Потугин свято верит в силу цивилизации Запада, способной своей рациональностью через принципы равенства, терпимости, гуманности и другие европейские идеалы справиться с иррациональностью, хаотичностью мира. Именно поэтому Россия должна опираться на опыт разумного Запада. В России, по мнению Потугина- Тургенева, не так развит культурно-цивилизационный слой, который был бы способен усмирить бушующее насилие. Цивилизацию в России всегда олицетворяли представители правящего образованного класса, однако кружок Ратмирова и кружок Губарева, члены которых постоянно рассуждают о судьбе России, о ее роли в мировой истории, - это, по Тургеневу, совсем не гуманные, просвещенные и культурные деятели, способные обуздывать и «окультуривать» хаотичность человеческой природы. Аристократы-ратмировцы пребывают в мечтаниях о силовом подавлении преобразований в российском обществе, а губаревцы - о народном восстании. Оба кружка говорят о силовых общественных взрывах, не считаясь с тем, что они неизбежно приводят к большим кровавым потерям.
Однако, как бы не критиковалась Потугиным внутренняя политика России, ее высшее аристократическое общество, он не предстает в романе идеальным героем, даже идеологическая его система в некоторых пунктах далеко не так убедительна, как кажется ему самому. Охваченный губительной любовью к Ирине, он потерян и жалок. Такой же страшной, без преувеличения - убийственной, любовью к той же женщине захвачен и главный герой романа Литвинов - своего рода ученик Потугина. И здесь вновь перед нами предстает пессимистически настроенный автор «Призраков». Получается, что и герой-идеолог, и главный герой оказываются беззащитными перед хаотичностью и варварством любовных чувств, и эта беззащитность лишает их трезвого мышления, а значит, выводит из «стана борцов» с иррациональностью мира.
На всем творчестве Тургенева, начиная с 1860-х гг., лежит печать кризиса общественного движения в России и личного кризиса писателя. Это было смутное время, когда уже пошатнулись старые принципы, а новые еще не успели зародиться. Как сказано в романе: «Говорят иные астрономы, что кометы становятся планетами, переходя из газообразного существования в твердое; всеобщая газообразность России меня смущает - и заставляет меня думать, что мы еще далеки от планетарного состояния. Нигде ничего крепкого, твердого - нигде никакого зерна; не говорю уже о сословиях - в самом народе этого нет». Старое либерально ориентированное мировоззрение, которое являлось отличительной чертой «Записок охотника», теперь уже явно не оправдывает себя. Даже на крестьян, в которых когда-то Тургенев видел будущее России, у него нет надежды. Уже нет абсолютного западника Тургенева, поскольку он теперь всерьез сомневается в самом идеале западноевропейской цивилизации. Люди теряют смысл в своем бесконечном «клублении» и напрасно ищут дорогу в эпоху абсолютного бездорожья.
В 1860-х годах Тургенев продвигает в своих произведениях философию пессимистическую в своей основе: история не развивается, весь грандиозный исторический процесс идет по кругу. Ратмировцы и губаревцы - это те же приспешники Цезаря и последователи Степана Разина на новый лад.
ГЛАВА 5. ФИЛОСОФСКИЕ ПОДТЕКСТЫ ПОВЕСТИ (ШОПЕНГУАЭР, ПАСКАЛЬ, МАРК АВРЕЛИЙ)
Философские подтексты присутствуют во всех произведениях Тургенева, который был хорошо знаком с европейской древней (античной) и новой философией.
С ранних лет Тургенев мечтает об ученой карьере, в 40-е гг. изучает философию в Берлинском университете и, возвратившись на родину, получает степень магистра философии.
В своих философских изысканиях Тургенев был неприхотлив, впитывал как губка новые веяния. Формирование его собственной философии происходило на основе слияния подчас совершенно различных по духу философских учений. Тургенев никогда не ограничивал свою любознательность, был терпим к изречениям всех философов, анализируя их спокойно, с максимальной объективностью.
Так, к примеру, в письме к А.А. Фету он прокомментировал одно из новейших направлений европейской мысли - материалистическую философию: «Принялся за Карла Фогта. Ужасно умен и тонок этот гнусный материялист!» Ирония этого высказывания заключается в том, что Фет и «философы» «Русского вестника» (на тот момент издававшегося М.Н. Катковым) считали «гнусным» любые материалистические проявления в философии, искусстве, эстетике, наделяя таким эпитетом любые направления материализма. Тургенев же стремился ко всяческому расширению собственного понимания мира, что, естественно, находило отклик в его произведениях (многие высказывания Базарова в «Отцах и детях» отдают дань материализму).
Однако, несмотря на жадное поглощение знаний, довольно рано у Тургенева обнаруживается и желание спорить с общепринятым и общеизвестным. Уже в Берлинском университете он начинает сомневаться в силе философии, его «утомляют философские отвлеченности», в душе созревают ироничные выпады в сторону немецкой идеалистической философии (в письмах мы находим такие фразы: «на здоровье скушал Канта», «Лейбниц у меня еще бурчит в желудке» и другие). «Гегель и его апостолы» перестают интересовать Тургенева, он все больше обращается к «внеуниверситетским» знаниям, увлекается Гете.
На рубеже 1840-х годов мнение Тургенева о немецких философах- идеалистах меняется в корне. Публикуются сочинения Фейербаха, критикующие это направление, и Тургенев заявляет, что единственный человек в Германии, который действительно пишет дельные вещи, - это Фейербах. Из Гегеля писатель усваивает только идею развития, гегелевская же системность становится для него олицетворением ограниченной, «предубежденной» картины мира.
Эта точка зрения инициирует в 1860-е годы критику Тургеневым славянофильства и герценовской антитезы Восток-Запад.
Таким образом, исходя из отношения Тургенева к системам в принципе, мы можем сделать вывод об отсутствии в тургеневских произведениях сколько-нибудь строгой философской системы. Философское мировоззрение писателя не формировалось на основе какого- то одного учения или же мыслей одной личности. В силу превосходной эрудиции писателя в его произведениях могут встретиться черты и следы самых разных философских направлений. Однако в данной главе мы берем на себя смелость выделить ряд философских лейтмотивов, более или менее органичных для тургеневского творчества в целом и конкретно для повести «Призраки».
«Призраки» сконцентрировали в себе основные философские воззрения Тургенева того времени. Исследователи в произведениях писателя находят отголоски мыслей таких философов, как Марк Аврелий, Шопенгауэр, Паскаль, Гете.
Большинство исследователей связывают философию Тургенева в первую очередь с шопенгауэровским пессимизмом.
В одном из писем к Герцену Тургенев призывает адресата «читать поприлежнее Шопенгауэра», а в споре с ним о России и Западе утверждает, что на Россию и Запад дует один и тот же «самум». Эта мысль свидетельствует о пессимистическом восприятии истории Тургеневым - все страны развиваются по одному и тому же «сценарию».
Упоминание о Шопенгауэре появляется среди заметок, сделанных Тургеневым к «Призракам» в октябре 1861 года: «Вид земли (Шопенгауэр)».
Исследователи усматривают в описании вида земли с птичьего полета (23 глава повести) влияние главного философского труда Шопенгауэра «Мир как воля и представление». Земля в описаниях Тургенева заселена людьми, более ничтожными, чем мухи, живущими в своих «слепленных из грязи жилищах». Население земли, прикованное к «глыбе презренного праха», мгновенно и иссушено болезнями и нуждою, обитает на «хрупкой, шероховатой коре». В сочинении Шопенгауэра мы находим такие строки: «В беспредельном пространстве бесчисленные светящиеся шары; вокруг каждого из них вращаются около дюжины меньших, освещюнных; горячие изнутри, они покрыты оцепенелой холодной корой, на которой налют плесени породил живые и познающие существа, - вот эмпирическая истина, реальность, мир» 22 . Презренный прах и налет плесени - все самое ничтожное открывается с высоты птичьего полета, хотя, казалось бы, мир в искусстве и философии всегда представлялся чем-то величественным.
Однако Тургенев и Шопенгауэр видят в этом мире, особенно в людях, нечто далекое от величия в принципе. Люди сравниваются Тургеневым с насекомыми - самыми низшими на биологической лестнице живых существ созданиями, и даже больше - люди еще хуже мух, ничтожней нижайших насекомых (не то что пчела или божья коровка). Хорошо известно, что в мировой литературе образ хтонического насекомого нередко сравнивается с сатаной (например, «Повелитель мух» У. Голдинга - явная отсылка к Вельзевулу, помощнику дьявола). Тем не менее в большинстве произведений, в которых встречается образ мухи, сюжет строится на противостоянии человека и насекомого. Случай Тургенева - особый, в его высказывании совершенно ясно определена граница человеческой самости: человек поставлен писателем даже ниже «сатанинского» грязного насекомого.
Однако, несмотря на очевидное сходство с Шопенгауэром в утверждении отсутствия какого-либо смысла в человеческой жизни, несмотря на глубокую пессимистичность «Призраков», было бы несколько опрометчиво отводить именно Шопенгауэру главную роль в формировании мировоззрения писателя. Как было сказано выше, Тургенев лояльно, хотя и критично относился ко всему, что попадало в область его интересов.
В чем-то критически оценивалась им и философия Шопенгауэра.
Шопенгауэр считает бессмысленным заботиться о жизни человека, переживать, если чьей-то жизни грозит опасность, или же пытаться кого-то спасти. К чему столько переживаний из-за крошечной ничтожной капли в огромном океане мироздания, которая не проживет и мига в масштабе вселенной? Шопенгауэр, в отличие от Тургенева, находится на «вершине» философской мысли с ее полным равнодушием к жизни и отречением, граничащим с презрением ко всем формам этой жизни, особенно к человеку. Тургенев же был гуманистом. Он жалел и любил людей.
Тургенев искал решение проблем человеческого бытия, Шопенгауэр же утверждал, что априори ничто не достойно сожаления. Исходной точкой пессимизма для Тургенева является неизбежность конца, для Шопенгауэра смерть - это мажорный финальный аккорд его размышлений, мажорный в том смысле, что смерть как полное уничтожение и переход в полную пустоту есть долгожданное выпадение человеческого существа из исполненной страданий жизни.
Тургеневская философия отличается от шопенгауэровской помимо всего прочего еще тем, что идеи Тургенева способны меняться, развиваться, «жить». Он старается рассматривать бытие с разных точек зрения, корректируя свои настроения и установки, ища пути, иные подходы. Шопенгауэр же как бы умер в своей философии. Говоря так, мы имеем в виду его апологию абсолютной стагнации, а также активный призыв философа к смерти до смерти.
Вопрос о смерти занимает многих героев Тургенева. Эта тема сильно волновала писателя, он прислушивался к убегающему времени, много думал о приближающемся конце: «Когда я лежу в постели и мрак облегает меня со всех сторон - мне постоянно чудится этот слабый и непрерывный шелест утекающей жизни <…> Мне жутко» (стихотворение в прозе «Песочные часы»).
Тургенев открыл для себя пессимистическую философию не только благодаря трудам немецкого мыслителя. Сама жизнь Тургенева, его сложные, подчас мучительные отношения с матерью, с Полиной Виардо, страхи, постоянно одолевавшие его, можно сказать, подвели его к такому восприятию мира. М.О. Гершензон пишет об этом: «…он не видит в мире ничего светлого, ничего утешительного; жизнь кажется ему юдолью страданий, царством бессмысленной и жестокой случайности. Человек терпит неисчислимые бедствия, его радость минутна, надежды обманчивы, и труды, и подвиги, и славу - все поглощает смерть»23.
Эпизод в «Призраках», в котором герой и Эллис встречают Смерть, ярко иллюстрирует восприятие Тургеневым человека как абсолютно ничтожного существа. «Еще тревожнее, еще отчаяннее заметалась Эллис. Она увидела! «Все кончено! Я пропала!.. - слышался ее прерывистый шепот. - О, я несчастная! Я могла бы воспользоваться, набраться жизни… а теперь… Ничтожество, ничтожество!» Этот эмоциональный всплеск призрака, его боязнь смерти вызывают у героя тревожные думы. Неужели и призрак боится смерти? Неужели все подвержено уничтожению? И последняя фраза в произведении, стоящая в сильной позиции текста, тоже посвящена ничтожеству: «И зачем я так мучительно содрогаюсь при одной мысли о ничтожестве?»
В подобном взгляде на мир можно найти немало сходства с философией Паскаля. В своей книге «Мысли» Паскаль поднимает вопрос о соотношении человека, живущего в пределах категории времени, и вечности. Размышления на эту тему приводят Паскаля к мысли о ничтожности человеческого существования, - мысли, близкой и Шопенгауэру, и Тургеневу. Лишь только человек остается в одиночестве, он сразу погружается в депрессивное состояние из-за невозможности оправдать хоть каким-нибудь способом свою никчемность. Поэтому люди любят шум, они боятся остаться наедине с вселенной, оттеняющей, подчеркивающей бренность бытия. Человек находится между бесконечностями времени и пространства, являясь только тенью, существующей всего лишь один миг и не возвращающейся больше никогда, не знающей собственного предназначения маленькой крупицей бытия. «Все, что я сознаю, это только то, что я должен скоро умереть», - утверждает Паскаль.
Однако принципиальная разница во взглядах Паскаля и Тургенева заключалась в разрешении проблемы бытия. Паскаль, будучи, по мнению Тургенева, рабом католической веры, находил решение всех бытийных проблем в обращении человека к Абсолюту, к Богу. Тургеневу же такие философские умозаключения казались как минимум наивными. Отношение к религии у писателя было неоднозначным. По его мнению, только с помощью веры в жизни людей может проявиться «чудо», однако он эту веру потерял, и во многих своих письмах, диалогах с друзьями сожалеет об этом.
Вопрос о соотношении вечности и человеческой мимолетности решался и в античности. Демокрит, Эпикур и их последователи предлагали решать эту проблему посредством осознания необходимости выработки безмятежности внутреннего «я». Античные философы проповедовали спокойное отношение и к жизни, и к смерти, воспринимая их как этапы вечного космического движения, сменяющие друг друга. Тем не менее и среди античных философов находились отдельные индивидуумы, придерживавшиеся пессимистических взглядов на жизнь. Существует предание о «вечно плачущем» Гераклите и «вечно смеющемся» Демокрите, которое считается свидетельством одновременного развития двух противоположных призм, через которые воспринимался в античности вопрос о жизни и смерти. Однако и «гераклиты», и «демокриты» осознают мимолетность человеческого бытия.
Высказывания о мимолетности человеческого бытия можно найти и в рассуждениях римского философа-стоика Марка Аврелия.
В комментариях к академическому собранию сочинений и писем Тургенева отведено довольно незначительное место идеям Марка Аврелия (лишь один раз упоминается о нем во всех 30 томах), однако Марк Аврелий - это именно тот философ-правитель, который никогда не был предметом тургеневской иронии. «Мыслитель на троне, сравнительно гуманный император»25 являлся весьма необычным примером императора, пекущегося о каждом в отдельности, выделяя личность среди толпы. Но больше всего Тургенева в нем привлекало сходство мыслей, касавшихся человеческого ничтожества. Жизнь любого человека, по мнению Аврелия, ничтожна по сравнению с бесконечными пределами пространства и времени. Люди мечтают о славе, о великих свершениях, желают оставить «след» в этом мире, забывая, что «все быстро предается забвению», что «вся земля только точка» и «какой крошечный уголок ее занимает место твоего пребывания» 26 . Философия императора часто сводилась к сентенциям об отказе и от радости, и от печали. Человек, считал Аврелий, должен стоять выше всех земных чувствований и, самое главное, безмолвно ждать смерти как неизбежного момента человеческого существования, поскольку такой ход событий предопределен природой, а значит, оправдывает возможные страдания.
Подобные размышления о природе можно обнаружить и у Гете, чьи философские идеи, в частности - идея природоцентризма, также стали одним из формирующих философию Тургенева элементов. Гете в противоположность Тургеневу и в унисон Марку Аврелию был оптимистично настроен в отношении роли природы в жизни человека. Он считал, что природа по праву имеет власть над человеком. Она его вводит в этот мир, и ей решать, когда и как она уведет его из этого мира. Природа не ненавидит свое творение, она как абсолютный ноль: все, что происходит в мире, как правда, так и ложь, - это ее заслуга и ее вина.
Природа равнодушна, она находится в вечном стремлении строить и разрушать.
Гетевское отношение к природе часто определяют понятием пантеизм, близким тому романтическому пониманию природы, которое мы находим в произведениях Тургенева. Безусловно, для Тургенева пантеизм не стал объяснением устройства мироздания и бытия как такового, однако писатель не отрицал его философскую базу.
Природа, по мнению Тургенева, целостна и заключает в себе единство всех своих составляющих, при этом каждая составляющая, будь то комар, цветок, соринка в глазу человека, считает себя центром всей вселенной, сердцем природы. Закон природы Тургенев формулирует так: тихое одушевление, равновесие во всем, сдержанность - основа природы, все остальное, отклоняющееся от заданного уровня траектории, уничтожается ею как непригодное. Этот закон отражает обреченность человеческого существования. Человек никогда не поймет до конца, зачем он здесь нужен, он лишь «расходный материал», и ничего великого ему не предназначено, а если и предназначено, то он об этом никогда не узнает. И если он «расходный материал», то какой смысл вообще жить?
Тургенев в своих философских воззрениях на природу остается пессимистом, но не в традиционном понимании. Тургеневский пессимизм безутешен в силу чисто человеческой усталости и разочарований Тургенева-человека, но при этом писатель полон и непреодолимой любви к жизни. Главным источником тургеневской печали является невозможность личного бессмертия для человека, бессмертия, в котором человек оставался бы личностью, а не растворялся бы без остатка в ничто.
Таким образом, мы выявили ряд перекличек между мировоззрением Тургенева и взглядами других философов, а также различия между ними. Тургенев не стремился создать некое учение, не продвигал свои идеи в массы как просветитель или автор-демиург, он просто находился в постоянном поиске истины и способа решения бытийных проблем. В силу своей гениальности писатель вобрал в себя множество различных учений и доктрин, в каждой находя что-то нужное именно ему для построения собственной картины мира. Его философия построена на противоречиях. Ее можно определить как своеобразный синтез презрения к ничтожности человеческой участи, страха смерти в сочетании с ощущением бессмысленности существования и в то же время удивительной жажды жизни, любви и сострадания к людям.
«Призраки» обнаруживают тяготение к такому синтезу и в то же время к выборке, преломлению вполне определенных философских традиций.
Круг тем в повести расплывчат и широк: от критики современного общества до космического по своим масштабам пессимизма.
Обозначенные нами выше философские идеи имели существенное влияние на «таинственную» повесть Тургенева. К примеру, некоторые положения из книги Марка Аврелия стали предпосылкой для идейно- фабульной схемы повести: «Знай, что если бы ты, внезапно поднявшись вверх над землей, бросил бы взгляд на человеческие дела и на многоизменчивый ход их, то преисполнился бы презрения к ним <…> и, что сколько бы раз ты не поднимался таким образом, ты всегда увидишь одно и то же, единообразное и кратковечное» 27 . Подобные мысли отсылают нас к полетам главного героя «Призраков» с Эллис сквозь время и пространство. Тот факт, что с каждым полетом герой видит одно и то же - эпизоды с Цезарем и Степаном Разиным, - заставляет нас вспомнить хотя бы о той же исторической концепции писателя.
Хотя «Призраки» пропитаны шопенгауэровским пессимизмом, Тургенев, вернувшись после короткой лирической повести к объективному роману «Дым», сохраняющему значительный объем пессимистических настроений, все же старается вывести повествование к возможному разрешению ситуации (возвращение Литвинова к Татьяне, предполагающее душевное успокоение).
Тургенев-философ тяготеет к созерцательности, медитативности, избегает категоричности в философских обобщениях. А. Батюто называет
«Призраки» и «Довольно» своеобразными произведениями-медитациями, в которых больше сомнений, чем каких-либо четких философских тезисов, но это всегда сомнения, указывающие на мысль ищущую.
Для Тургенева не существует пустых абстракций, та же природа понимается им просто как общее начало, вбирающее в себя все существующее.
В «Призраках» такое понимание природы отражается в мысли о враждебности человеку общих законов бытия и о невозможности для мыслящей личности проникнуть в тайну «всеобщего» (герой так и не смог осознать, что с ним происходило и почему). Весь текст произведения испещрен синонимами к слову «тайна» и производными от него - загадочность, таинственность и т.п. Более того, диалоги героя с Эллис большей частью выглядят так: герой задает важный жизненный вопрос, чтобы разъяснить себе происходящее, - она обычно не отвечает на него. Такой диалог похож на то, как Тургенев понимает «иные» силы, которые вряд ли когда-нибудь ответят, что они по существу представляют собой и зачем что-либо делают.
К этому сводятся все философские рассуждения Тургенева. В «Призраках» писатель выступает как философ со своим собственным видением мира, поэтому в главе, посвященной жанру произведения, мы определяли его жанр в том числе и как философский очерк. В повести отчетливо вырисовываются три пересекающихся и сложно взаимодействующих друг с другом темы: природа - история - современность; прекрасное - ужасное; человек - общество.
В процессе работы над «Призраками» Тургенев высказывал сомнения в актуальности того, что выходит из-под его пера. Писатель называл свое новое произведение «фантазией» и опасался, что читатели сочтут ее «несколько детской», не имеющей «человеческого смысла», «очепушившейся», однако опасался напрасно. В итоге получилось произведение, несущее огромную философскую нагрузку. По словам Достоевского, «в них [в «Призраках»] много дряни: что-то гаденькое, больное, старческое, неверующее от бессилия, одним словом весь Тургенев с его убеждениями», однако, несмотря на всю эту «гадость», Достоевский восхищался произведением и говорил, что «поэзия много выкупит».
ГЛАВА 6. «ДНЕВНОЙ» И «НОЧНОЙ» ТУРГЕНЕВ. ПОВЕСТЬ «ПРИЗРАКИ» В ПСИХИАТРИЧЕСКОМ РАКУРСЕ
Каждый писатель до известной степени изображает в своих сочинениях самого себя, часто даже вопреки своей воле.
И.В. Гете
Одна из задач нашей работы - подтвердить или опровергнуть высказываемый врачами-исследователями тезис о том, что психическое состояние, описанное в «Призраках», отражает реальную картину психики писателя и напоминает своими симптомами определенные диагнозы в психиатрии. Данный тезис обратил на себя пристальное внимание, в первую очередь, благодаря признанию самого писателя в том, что повесть глубоко автобиографична.
В. Чиж в своей работе «Тургенев как психопатолог» дает список тургеневских текстов, в которых, по его мнению, Тургенев описал патологические болезни, но повести «Призраки» в этом списке нет. Мы же, со своей стороны, считаем, что «Призраки» должны стоять на первом месте в этом «психопатологическом» списке.
В тургеневедении существует своеобразная классификация тургеневских состояний-настроений. Это «дневной» и «ночной» Тургенев, или - в других источниках - «светлый» и «темный» Тургенев. Впервые в литературоведении такое разделение творческой личности писателя появляется в книге В.Н. Топорова «Странный Тургенев». Таким образом, «дневной» Тургенев - это писатель, кругом тем которого являются социальные проблемы, тема возвышенной любви, восхваление роли образования и культуры, а произведения в целом характеризуются идеями рационального осмысления жизни. «Ночной» же Тургенев пишет о потере смысла существования, о неуверенности в будущем, об одиночестве, о тяжелых пессимистических психологических состояниях, вызываемых ощущением неустранимой иррациональности и хаотичности жизни.
В сознании массового читателя характеристика личности Тургенева до сих пор остается весьма и весьма поверхностной. Надо признать, что во многом и современники писателя воспринимали его как личность относительно не глубоко.
Все, что мы знаем из большинства мемуарных источников о его характере, поведении, в основном характеризует его как спокойного, уравновешенного человека, часто предсказуемого, общительного и доброжелательного, с развитым чувством долга, сочувствующего, с волевым началом, но и мягкого, иногда до слабости. Тургенев даже при наличии нервных срывов оставался человеком глубоко альтруистическим, ни на минуту не прекращавшим помогать другим людям и заботиться о них, даже когда он был стар, болен и ждал смерти.
Тургенев еще до отмены крепостного права начал понемногу даровать своим крестьянам свободу. Когда же крепостное право отменили, он раздал участки собственной земли слугам матери. А тем, кто уже в силу возраста не мог работать на земле или же в доме, платил большую пенсию, обеспечивая их до конца жизни. Одним из ярких примеров отношения Тургенева к крестьянам и их любви к своему благодетелю является его камердинер Захар Федорович Балашов. В силу того, что Тургенев часто отсутствовал в своем поместье Спасское-Лутовиново, а брать уже старого слугу в путешествие было бы как минимум бессердечно, писатель выделил камердинеру приличный кусок земли с домом и всегда обращался с ним как со старым другом. Старый же друг, не принимая никаких возражений, при возвращении барина в родной дом снова принимался за свои старые обязанности. Захар Федорович очень любил Тургенева и дорожил им. Отношение писателя к крестьянам, доброе и человечное, вызывало ответную любовь к своему барину.
Однако не только крестьянам помогал Тургенев. Он срывался на помощь больному, потерявшему смысл жизни, запутавшемуся - любому человеку по любому поводу. Он умел разговаривать с людьми, вселять веру и тормошить волю. «Вообще говоря, нравственная доблесть его превышала все его недостатки, и требовалось много усилий и громадное количество литературных и жизненных неприличий, чтобы из такого человека сделать себе врага и недоброжелателя»28 - писал Анненков.
У Тургенева слово не расходилось с делом. К примеру, важная для него как западника-либерала идея исторического развития России, заключающая в гуманизме, массовом просвещении и «окультуривании» народа, реально претворялась им в жизнь в виде масштабной помощи стране: писатель устраивал нуждающихся в больницы, спонсировал школы, устраивал благотворительные литературно-художественные «утра» для сбора денег в пользу нуждающихся, в Париже учредил первую русскую библиотеку, многим помогал найти работу.
Однако, по мнению В.Н. Топорова, Тургенев многое делал напоказ, он ждал от своих добрых дел плодов в виде похвал и почестей. Во многом такое сильное желание быть любимым оправдано тяжелым детством Тургенева, деспотизмом и жестокостью матери. Ребенком Тургенева нещадно секли за любые провинности, его детство было отравлено злобой и садизмом - все это в итоге повлияло на его психику. Доктор Г.В. Сегалин утверждает, что мать Тургенева, Варвара Петровна Лутовинова, была натурой с явными психопатологическими особенностями29. Его дядя страдал эпилепсией, родной брат - спился, а отец вел патологически беспорядочную половую жизнь и к тому же каждый вечер почти маниакально со свечой проверял углы дома на наличие всяческой нечисти, панически боясь чего-то «другого», необъяснимого (эта картина сильно отпечаталась на детской психике Тургенева). Такая нездоровая наследственность в итоге сыграла существенную роль в жизни писателя. «Темный» Тургенев в результате этого часто «гасил» «светлого», «ночной» - «дневного», и наружу прорывались тоска, депрессия, гнев, апатия и непреходящий страх.
Прежде чем мы перейдем к перечислению странных случаев из жизни Тургенева, описываемых его современниками, необходимо специально отметить, что Тургенев был удивительным человеком - любознательным, глубоким, разносторонним. В нем было множество положительных качеств, он был приятным собеседником и хорошим другом, верным и честным. Всего этого мы ни в коем случае не должны упускать из виду. Просто для нашего исследования важно сделать акцент именно на «темных» («ночных») странностях в его поведении.
В дневниках критика В.Г. Белинского обнаруживается описание странных припадков, которые случались с Тургеневым дважды в год. Все начиналось с судорог в груди, «он раздирает себе руки, плечи, грудь щетками до крови, трет эти места одеколоном и облепляет горчичниками»30. Больше никто не упоминал о подобного рода способах самолечения. Тургенев часто приписывал себе какие-либо болезни, которых и в помине не было в его здоровом организме, и совершенно серьезно в панике пытался избавиться от них.
Но были случаи и, казалось бы, обычного шутовства. Когда Тургеневу было около 30 лет, он часто любил изображать «зарницу» и «молнию» на лице, тем самым пугая окружающих.
В. Колонтаева в воспоминаниях описывала это так: «Фарс этот начинался легким миганием глаз, подергиванием и перекашиванием рта то в одну, то в другую сторону, и это с такой неумолимой быстротой, что передать трудно, а когда начиналось изображение молнии, то уже вся его физиономия до того изменялась, что он был неузнаваем; все его личные (лицевые) мышцы приходили в такое быстрое и беспорядочное движение, что становилось страшно» 31 . Он часто просил позволения представить сумасшедшего и, когда представлял, бегал по комнате, драпируясь в мантилью хозяйки дома и изображая страх или гнев. Интерес ко всякого рода пограничным состояниям человеческого психики сопровождал Тургенева всю жизнь. Он предпринимал попытки понять иррациональные силы мироздания, в том числе обращаясь и к такому явлению, как различного рода отклонения в человеческом мозге, изучал медицинскую литературу, интересовался природой спиритических сеансов, гипноза и прочих «потусторонних» явлений, ставших популярными в то время.
Если писатель не желал разговаривать, пишет А.В. Щепкина, он мог, придя в гости, просидеть несколько часов кряду в абсолютном молчании, что смущало хозяев дома. Когда присутствующие пытались заговорить с Тургеневым, он отвечал односложно, апатично смотря в одну точку. Анненков пытался объяснить такое поведение тем, что Тургенев, даже будучи в обществе, обдумывал собственные произведения, располагал сцены, искал новых героев или сюжеты. Возможно, на такое объяснение друга Тургенева можно положиться, однако бывали случаи неадекватного введения «новой темы» в диалог с людьми. В одно из привычных молчаливых посещений Тургеневым дома Щепкиной он внезапно спросил: «Случалось вам летом видеть в кадке с водою, на солнце, каких-то паучков? Странных таких...?». Он подробно и долго описывал, как выглядят паучки, их форму, цвет, а потом замолчал. Никто ему не ответил, да он и не ждал ответа.
Длительное молчание, к примеру, описывается в трудах по психиатрии как «уход в себя», а неадекватное ситуации введение новой темы в диалог как «вопросы мимо». Все это может свидетельствовать об известных расстройствах мышления.
Бывали в жизни Тургенева случаи, которые невозможно объяснить простым «обдумыванием романов» или же его характером. Например, гневные вспышки, которые не предварялись видимыми причинами, а сила раздражения при которых не совпадала с возможным раздражителем. В «Воспоминаниях» В.А. Соллогуба засвидетельствован рассказ самого Тургенева о «маленьком происшествии» в лондонском фешенебельном ресторане. Писатель пошел обедать вместе с Н.М. Жемчужниковым, не ожидая столкнуться с «излишним священнодействованием» вокруг их персон. «Я чувствовал, - рассказывал Тургенев Соллогубу, - что у меня по спине начинают ходить мурашки; эта роскошная зала, мрачная, несмотря на большое освещение, эти люди, точно деревянные тени, снующие вокруг нас, весь этот обиход начинал выводить меня из терпения <...> мною вдруг обуяло какое-то исступление; что есть мочи я ударил об стол кулаком и принялся как сумасшедший кричать: Редька! Тыква! Кобыла! Репа! Баба! Каша! Каша!» Сотрапезник же, по мнению Тургенева, вообще воспринял это происшествие со страхом за писателя, посчитав, что тот лишился рассудка33.
Эту выходку можно было бы воспринять, как излишнюю эпатажность, однако сам Тургенев, рассказывая об этом случае, не может объяснить, что руководило им. Своего рода немотивированный аффект переживал Тургенев в такие моменты, но аффект особого плана. Чаще всего в состоянии аффекта люди не отдают себе отчет в том, что они делают, иногда даже не помнят, что они делали, после того как приходят в себя. Что касается Тургенева, то писатель прекрасно понимал, что начинающийся в нем процесс неадекватен, он детально помнил происходившее и мог пересказать эпизод, в котором участвовал все-таки не как наблюдатель, а как человек в состоянии аффекта. При условии неконтролируемого аффекта Тургенев остается критичен к тому, что он делает, но, к сожалению, даже при учете незатуманенного разума, писатель не справлялся с некой силой внутри и не мог сдержать неадекватные, нелепые порывы.
У Тургенева часто бывали приступы отвращения к жизни. Тургенев рассказывал Я.П. Полонскому об одном из способов борьбы с тоской: напала внезапная тоска на него в Париже, не знал, что делать и куда деваться от этого гнетущего состояния. Сидел и разглядывал шторы, раскрашенные в пестрые цветочки и непонятные узоры, вдруг пришла в голову идея: сорвать штору и смастерить из нее длинный колпак. Смастерив, Тургенев «надел его себе на голову, стал носом в угол» и стоял. Такой способ помог ему преодолеть тоску, он говорил Полонскому:
«Веришь ли, тоска стала проходить, мало-помалу водворился какой-то покой, наконец мне стало весело». Длительное застревание на предмете с узорами часто приводит к зрительным иллюзиям у людей с подорванной психикой, а уже зрительные иллюзии способны довести человека до исполнения опять же неадекватных, порой граничащих с ритуалами, действий, совершив которые человек способен обрести покой.
Такое стояние лицом к стенке часто описывается в произведениях Тургенева, когда героям становится внезапно очень плохо. «Иногда находило на него нечто вроде ярости - и тогда он делался страшен: становился в угол, к стене лицом - и весь потный да красный <...> заливаясь злобным хохотом и топая ногами, повелевал наказывать кого-то - вероятно, братьев!» («Отрывки из воспоминаний своих и чужих: I. Старые портреты», 1881).
Что такое тоска, приступы которой преследовали Тургенева до самой смерти, рассказано им самим в дневниковой записи 1877 года: «Полночь. Сижу за своим столом, а на душе у меня темнее темной ночи. Могила словно торопится проглотить меня; как миг какой-то пролетает день, пустой, бесцельный, безответный. Смотришь, опять вались в постель. Ни права жить, ни охоты нет: делать больше нечего. Нечего ожидать и нечего даже желать».
Виардо - олицетворение всего женского, всего недоступного для Тургенева, всего, что в итоге сделало его одиноким. Эта любовь к Виардо только усиливала и страх смерти, и тоску, словно яркая певица высасывала его жизненные силы, жестоко играя с ним. К концу жизни Тургенев говорил, что часто чувствует вокруг себя запах смерти, объясняя такое неприятное чувство отсутствием возможности любить. Он считал, что в нем все выгорело, отлюбило, и нет больше сил испытывать такие чувства. А любовь это жизненная сила. Вся жизнь Тургенева, по его словам, была пропитана женским началом, ни книги, ни какие-либо развлечения никогда не заменяли и не смогли бы заменить писателю женщину. Однако в понимании Тургенева женщина - это не просто человек женского пола или же предмет низкой плотской любви. Тургенев принимал лишь существование любви окрыляющей, наполняющей силами, даже если потом отбирающей сторицей все, что подарила. Одержимость Виардо, фанатичная преданность ей не позволяли Тургеневу любить ее по- настоящему. Одержимость иссушает желание жить. Таким образом, Эллис в «Призраках» - тургеневская Виардо, как мы уже отмечали выше, - была своего рода «вампиром»: она становилась все «плотнее» и живее по мере того, как физически угасал и обессиливался герой-рассказчик. Показательно, что Эллис не могла летать днем, и столь же показательно, что в конце повести герою может быть поставлен диагноз анемия (мало крови).
Сравнение Эллис с птицей отсылает нас к мотиву «безгнездовья», постоянно присутствующему в произведениях Тургенева. Например, мы совершенно явно обнаруживаем его в стихотворении в прозе «Без гнезда»:
«Куда мне деться? Что предпринять? Я как одинокая птица без гнезда... Нахохлившись, сидит она на голой, сухой ветке. Оставаться тошно... а куда полететь? <…> И вот она расправляет свои крылья - и бросается вдаль стремительно и прямо. <…> Она сложила, наконец, крылья... и с протяжным стоном пала в море. Волна ее поглотила... и покатилась вперед, по-прежнему бессмысленно шумя. Куда же деться мне? И не пора ли и мне - упасть в море?». «Безгнездовье» - это также и реальный удел Тургенева-человека. Своего собственного гнезда писатель так и не смог создать, всю жизнь кочуя с семьей Виардо. Даже рождение дочери не помогло Тургеневу обрести чувство собственной семьи.
А.Ф. Кони приводит слова Тургенева, уговаривавшего одного своего знакомого жениться: «Вы себе представить не можете, как тяжела одинокая старость, когда поневоле приходится приютиться на краюшке чужого гнезда, получать ласковое отношение к себе как милостыню и быть в положении старого пса, которого не прогоняют только по привычке и из жалости к нему <...> Не обрекайте себя на такое безотрадное будущее!»
Исследователи выделяют самую главную психологическую странность Тургенева - тоскливую меланхолию с изрядным присутствием ипохондризма.
Он панически боялся холеры, до какого-то помешательства. Гостя у Герцена, Тургенев убедил себя в том, что неизлечимо болен, а именно, болен холерой. Хотя Герцен, зная склонность писателя преувеличивать собственные состояния, и сомневался в правдивости поставленного Тургеневым себе диагноза, все же остался рядом с ним. Естественно, диагноз не был подтвержден, но писателю нужна была поддержка. Еще один подобный случай, связанный со страхом заболеть холерой, произошел летом 1881 года. Прочитав в газете, что где-то в Брянске появились люди, заболевшие холерой, Тургенев, бледный, испуганный, явился к Полонскому и вынес себе приговор: «Ну, теперь я не живу, теперь я только двигающаяся, несчастная машина». Оказалось, пишет Полонский, что «слово «холера» на Тургенева производит нечто вроде паники, поглощает все его мысли, делает его почти помешанным». Однако страх холеры не ограничился одним днем, Тургенев перестал есть, к вечеру страх усилился, ночью он совсем не спал и ни о чем кроме этой ужасной болезни не мог и думать. Сам Тургенев понимал бессмысленность опасений, когда болезнь находится в трехстах верстах от него, но тем не менее боялся. Он не мог объяснить свой страх и описывал свое состояние в дневниках таким образом: «Первое, что я начинаю чувствовать, это судороги в икрах, точно там кто-нибудь на клавишах играет. Как я могу это остановить - не могу, а это разливает по всему телу тоску и томленье невыразимое. Начинает сосать под ложечкой, я ночи не сплю, со мной делаются обмирания... и затем расстраивается желудок. Мысль, что меня вот-вот захватит холера, ни на минуту не перестает меня сверлить, и что бы я ни думал, о чем бы ни говорил, как бы ни казался спокоен, в мозгу постоянно вертится: холера, холера, холера... Я, как сумасшедший, даже олицетворяю ее: она мне представляется в виде какой-то гнилой, желто- зеленой, вонючей старухи. Когда в Париже была холера, я чувствовал ее запах: она пахнет какой-то сыростью, грибами и старым, давно покинутым дурным местом. И я боюсь, боюсь, боюсь... И не странное ли дело, я боюсь не смерти, а именно холеры... Я не боюсь никакой другой болезни, никакой другой эпидемии: ни оспы, ни тифа, ни даже чумы... Одолеть же этот холерный страх - вне моей воли. Тут я бессилен». Ровно до тех пор, пока в Брянске не осталось ни одного признака холеры, Тургенев не мог успокоиться. Страх именно перед холерой, скорее всего, перешел к нему от матери, она тоже боялась холеры и пересекала свои владения только в стеклянном ящике на носилках.
Боязнь заразиться - это пример сверхценной идеи в психиатрии. Сверхценные идеи характеризуются влиянием извне на эмоциональное состояние человека. Такие идеи могут быть нормальными, когда переживания соразмерны причинам, их вызвавшим, либо же болезненными, как в данном случае у Тургенева. Сосредоточиваясь на сверхценной идее, человек не способен полноценно выполнять рядовые жизненные задачи, испытывает трудности при попытках сконцентрировать внимание.
Еще в детстве у Тургенева наблюдались странные состояния, которые ввергали его в панику. Он был уверен, что темя его не заросло и мозг прикрыт только кожей. Страх был настолько серьезным, что Тургенев совершенно не сознавал его эфемерности. В пансионе, когда писатель был подростком, кто-то из сверстников прознал об этой странной фобии. И всякий раз кто-нибудь норовил ткнуть пальцем в темя Тургенева, чтобы полюбоваться реакцией бедного ребенка, охваченного паническими атаками. С Тургеневым сразу делалось дурно, появлялось головокружение, страх захватывал писателя, доводя иногда до обмороков. Хотя, конечно же, незаросшее темя - это очевидный вымысел.
По свидетельству Анненкова, Тургенев начал погружаться в особо пессимистические настроения и думать о смерти, начиная с 1857 года. 26 лет мысль о «близком» конце не покидала Тургенева.
Писатель в основном жаловался на болезнь, которая проявлялась как дискомфорт, стеснение внизу живота. Эту болезнь он принимал за каменную, долгое время мучавшую его отца и в итоге приведшую его к смерти. Однако Тургенев справился с этим, но на смену «стеснениям в области живота» пришла серия простудных заболеваний и бронхитов. После них он вошел в период ужаса перед холерой и в это время не проходил мимо ни одной аптеки, попадавшейся ему на пути, без того чтобы не купить каких-нибудь капель или лечебных лепешек. Он считал, что укушен собакой и заболеет бешенством, что отравился и жизнь его скоро примет печальный оборот. Однако, когда припадки проходили, сам же и смеялся над этими убеждениями.
Из-за этих припадков и вечно обнаруживаемых у себя болезней Тургенев никогда не останавливался в отелях, предпочитая уединение. Проштудировав огромное количество медицинских энциклопедий и справочников, Тургенев приобрел столько знаний в области медицины, что, по словам Гейне, мог бы легко отравить самого себя. Свою тягу к медицинским знаниям Тургенев объяснял стремлением знать о человеческих страданиях. Лечение же доверял только докторам, скрупулезно выполняя их требования.
Стремление вылечиться инициируется желанием жить, но и здесь Тургенев вступает в противоречие с самим собой. Н.В. Щербань записал такой рассказ Тургенева об одном происшествии, особенно его поразившем: «Давно уже, на улице, на моих глазах, вытащили из-под омнибуса человека. Он тут же и скончался, но успел сказать, что сам бросился под колеса от невралгических мук. Он весь был раздавлен, но повторял: «Ах, какое облегченье!» Я понимаю этого человека...»37. Данный эпизод позволяет наметить возможную психологическую близость Тургенева Гаршину. Описание эпизода похоже на то, как в итоге закончил свою жизнь Гаршин (сбросился с лестницы). Он осознавал свою болезнь и сохранял рассудок, находясь в состоянии припадка (некое раздвоение). Гаршин часто посещал Тургенева, они дружили. «Красный цветок» - центральное произведение всего творчества Гаршина. В основу его сюжета легло заболевание, которое мучило писателя и в итоге свело его в могилу, - шизофрения. Гаршин страдал слуховыми галлюцинациями, голоса приказывали ему покончить жизнь самоубийством, однако болезнь не всегда торжествовала над его разумом. Гаршин прослеживал ее развитие, понимал, что с ним происходит. И вот это раздвоенное состояние, когда один человек в тебе здоров, а другой сумасшедший, и описано в «Красном цветке», который, важно отметить, посвящен Тургеневу. Надо думать, ранее Тургенев понимал его боль, понимал эту усталость и желание поскорее уйти из жизни.
Даже когда писатель не болел, когда шутил и смеялся, он мог посреди смешного рассказа на секунду померкнуть взором, но потом, что- то как будто пересилив, снова возвращался к повествованию.
Свидетельство Н.А. Островской: «Тургенев часто объявлял, что он «очень болен», и всегда воображал в себе какие-то необыкновенные болезни: то у него внутри головы, в затылке что-то «сдирается», то точно «какие-то вилки выталкивают ему глаза»... Он в такую минуту хохлился, охал, а потом разговорится, развеселится и забудет о своих недугах»38.
В письме к П.В. Анненкову от 11 апреля 1882 года Тургенев сообщает своему старому приятелю: «Я заболел странной, глупой, неопасной, но едва ли излечимой болезнью - angine de poitrine». Привыкший к такого рода заявлениям Анненков не поверил в серьезность этой новости. Но вскоре выяснилось, что болезнь кончиться может только мучительной смертью. Тургенев писал тогда: «Ничтожество меня страшит - да и жить еще хочется... хотя... Ну, что будет, то будет».
Как обезболивающее, Тургенев принимал морфий, и последние дни его жизни были полны галлюцинаций. Впрочем, Тургенев видел призраков и не только когда галлюцинировал под воздействием морфия. Б. Зайцев описывает такой случай. Однажды, спустившись по лестнице, Тургенев увидел Луи Виардо, умывавшегося в уборной, однако, пройдя пару шагов, снова наталкивается на того же Луи, который спокойно сидел за столом.
Тургенев говорил, что люди в Лондоне иногда как будто раздваивались. Разговаривая с пастором, писатель видел и самого пастора, и его скелет с пустыми впадинами вместо глаз. Приходил к Тургеневу и призрак женщины, разговаривающей с ним на французском языке. «Странно, что по-французски, - говорит Тургенев, - У меня никогда не было близкой женщины иностранки, из умерших то есть… Я несколько раз видел привидения в своей жизни».
Не только зрительные галлюцинации посещали Тургенева, но и слуховые. Этот мотив он настойчиво вводил в свои произведения. К примеру, в произведениях «Стук... стук... стук!..» и «Стучит!» (первая половина 1870-х гг.) слуховая галлюцинация становится основой повествования. В обоих случаях происхождение стука таинственно, источник невозможно определить, и он вызывает тревогу у того, кто постоянно слышит этот стук. В «Призраках» к зрительным галлюцинациям мы с легкостью причислим явления самой Эллис герою, а к слуховым - все те явления, которые предваряли ее появление («Вдруг мне почудилось, как будто в комнате слабо и жалобно прозвенела струна»), а также переживания героя при попадании в эпоху Степана Разина.
Помимо зрительных и слуховых галлюцинаций, в «Призраках» описываются также галлюцинации температурные («Мне показалось, что рука, лежавшая холодноватым поясом вокруг моего стана, тихо шевельнулась...»), тактильные («Я почувствовал на губах моих какое-то странное ощущение, как бы прикосновение тонкого и мягкого жала... Незлые пиявки так берутся») и обонятельные («Запах померанцев обдал меня волной - и вместе с ним и тоже как будто волною принеслись сильные, чистые звуки молодого женского голоса»; запах мускуса, сравниваемый Тургеневым с запахом смерти).
В повести герой несколько раз характеризуется как человек с «расстроенными» нервами: «Я долго не мог заснуть и беспрестанно переворачивался с боку на бок. Чюрт бы побрал эти глупости с вертящимися столами! - подумал я, - только нервы расстраивать...» Вертящиеся столы - это отсылка к знаменитым спиритическим сеансам того времени, ставшим популярными, начиная с 60-х гг. XIX века. Подобные «связи» с потусторонним миром вызывают у героя повести тревогу, предваряя его последующие полеты с призраком.
Каждый день перед появлением призрака герой проводит в, казалось бы, необоснованном волнении: «Сердце билось во мне, как будто ждало чего-то» или «Я провел день в волнении. За ужином я выпил почти целую бутылку вина, вышел было на крыльцо, но вернулся и бросился в постель. Кровь тяжело колыхалась во мне». К каждой новой встрече герой подготавливается «психически» (ко второй - с помощью алкоголя).
Однако в своих полетах герой сохраняет критическую способность рассудка, спрашивая себя, не с ума ли он сходит, взаправду ли все это, и даже в некотором роде пытаясь провести расследование (эпизод, когда он расспрашивает ключницу).
Все полеты, предваряемые такой «психической подготовкой», по сути, есть бред, галлюцинации, вызванные болезненным состоянием героя.
В финале повести призрак перестает посещать героя, и он чахнет, теряет жизненные силы: «собственное здоровье расстроилось: грудь заболела, бессонница, кашель. Всю тело сохнет. Лицо желтое, как у мертвеца».
Движение сюжета повести представляет собой калейдоскоп совершенно разрозненных картин, ведь сюжет подчиняется движению мысли героя, а она у него далеко не организована в логичную последовательность, это просто яркие вспышки картин в воспаленном мозге.
По словам психиатра В. Гиндина, «И.С. Тургенев предстает перед психиатрическим взором как личность с мозаичным складом характера. Стержневым синдромом является депрессия с ипохондрическими и фобическими переживаниями, проходящая красной нитью через всю жизнь писателя; кроме того, мы наблюдаем также истероидные черты - актерство, демонстрации, фатовство, кокетливость, предпочтительно проявляющиеся в дамском обществе»39.
Детально описанные в повести зрительные и слуховые галлюцинации - это заболевания экзогенно-органические (органические, травматические, сосудистые, инфекционные и интоксикационные заболевания головного мозга).
В 1863-1864 годах Тургенев перенес онейроидный синдром, который как раз и описан в «Призраках».
Онейроидный синдром 40 - разновидность нерезкого сновидного помрачения сознания, характеризующаяся яркими видениями и обильными фантастическими переживаниями. Может входить в структуру кататонической шизофрении. Впервые описан Майер-Гроссом в 1924 году.
Больной является действующим лицом своих галлюцинаций, переживания могут сопровождаться различного рода толкованиями, бредовой рефлексией. Осложнения доходят до императивных галлюцинаций («Отдайся мне. Я тебе зла не сделаю. Скажи только, два слова: возьми меня», - говорит герою Эллис), иллюзий и психосенсорных нарушений.
Люди с онейроидным синдромом являются свидетелями чудовищных катаклизмов, путешествуют во времени, перед ними разворачиваются панорамические картины прошлого, исторические битвы. Сознание сужается, но в контакт больной вступает. Иногда онейроид носит осциллирующий характер и тогда обозначается как ониризм. При таком течении синдрома больной может ночью испытывать описанные психопатологические переживания, а днем сохранять трудоспособность и контактировать с окружающими. Не так ли все происходит и с героем «Призраков»?
Психиатр В.И. Руднев видит в «Призраках» описание гиперэстезии воспоминаний, отмечая, что галлюцинации Тургенева были «не что иное, как появляющиеся (неправильно или по желанию) образы воспоминаний» 41 . Выше мы уже отмечали, что многие описания в «Призраках» - это точное воспроизведение того, что Тургенев видел когда- то и даже описывал в своих письмах.
В конце жизни у писателя были галлюцинации также и на фоне ясного сознания, что схоже с педункулярным галлюцинозом - патогномичным синдромом для органического поражения ножек мозга.
Исходя из клинического анализа продуктивных психопатологических симптомов, исследователи предполагают наличие у Тургенева органического процесса в головном мозге, протекавшего благоприятно и обострившегося в последние годы жизни, что ярким образом отразилось в «таинственной» повести «Призраки». Повесть вызывала у самого писателя смешанные чувства: от родительской нежности к своему чаду до ненависти к тяжелому непонятному для него самого тексту.
Тургенев перестал жить раньше, чем умер. Ему было невыносимо тяжело справляться с самим собой, он чувствовал бесполезность этой борьбы и тяжелую усталость. В одном интервью для петербургской газеты «Русская жизнь» Тургенев отвечал на вопросы репортера так: «Если бы вы не были вы, кем бы желали вы быть? - Никем; - Где бы вы предпочли жить? - Там, где никогда не бывает холодно; - Кто ваши любимые прозаики? - Я больше не читаю; - Кто ваши любимые художники и композиторы? - Я больше не смотрю картин и не слушаю музыки. - Каково ваше настоящее душевное состояние? - Ноль».
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Целью данной работы был анализ повести «Призраки» в ее историко-культурном и психиатрическом аспекте.
В ходе исследования мы пришли к выводу, что повесть «Призраки» обладает рядом художественных особенностей, значительно отличающих ее от других произведений писателя. Во-первых, со строго литературоведческой точки зрения «Призраки» - это своего рода гибрид, оригинальный синтез весьма различных жанровых образований, восходящих к различным литературным направлениям. Во-вторых, повесть имеет «размытую» структуру в плане хронологического развертывания сюжета: «ряд картин», которые открываются герою произведения во время его полетов с призраком, могут быть переставлены в другом порядке, и смысл произведения не потеряется. В-третьих, описание «внутренней» жизни героя в повести явно преобладает над «внешней» информацией о нем. Повесть «Призраки», традиционно включаемая в цикл «таинственных» повестей писателя, сильно отличается от других его произведений, известных массовому читателю, своим глубочайшим пессимизмом, сознанием обреченности и ничтожества человеческого существования и «неясностью» образов. В главе 5 мы указываем на философские источники, повлиявшие на формирование мировоззрения писателя в данном ключе.
Однако, несмотря на явное отличие повести от предшествующего «Призракам» творчества Тургенева, она четко вписывается в систему его произведений. В главе 3 и 5 повесть рассматривается в контексте других произведений писателя с акцентом на перекличках ряда затрагиваемых в ней тем - любовный конфликт, отражение в произведении социально- политических проблем и реалий эпохи - со звучанием этих тем в далеко не «таинственных» произведениях писателя (цикл «Записки охотника», повесть «Первая любовь», роман «Дым» и др.).
Тема любви - одна из постоянных тем Тургенева. Тот тип любви, который становится основой конфликта в «Призраках», любви, воплощающей действие иррациональных, страшных в своей необъяснимости и хаотичности сил, встречается в разной степени выраженности и в некоторых других произведениях писателя. Такой тип любви именуется в нашем исследовании любовью-страстью. Герои, попадающие под власть любви-страсти, теряют свою личность, способность к принятию самостоятельных решений, такая любовь иссушает и уничтожает прошлую жизнь героя, однако подчас только благодаря ей человек, по мнению Тургенева, способен очиститься и познать истину. Именно любовь-страсть охватывает героя «Призраков». Главная героиня повести, таинственная, призрачная девушка Эллис, является буквальным олицетворением этих иррациональных любовных сил, что в каком-то смысле позволяет увидеть в ней даже некое вампироподобное существо (она не терпит дневного света, высасывает жизненную силу из героя, в конце повести заболевающего анемией - малокровием).
Судьба страны заботила Тургенева на протяжении всей его жизни. Будучи западником и либералом, писатель начинал с «Записок охотника», впервые открывших для русской литературы личность крестьянина, пропагандировал западнические идеи всеобщего просвещения и гуманизма, раскрывал в своих произведениях, неизменно вызывавших бурные отклики в обществе, актуальные проблемы исторического пути России, как они ему виделись с его мировоззренческой позиции. Однако восприятие им истории и роли в ней человека со временем менялось. К концу жизни Тургенев перестал верить в возможность каких-либо позитивных изменений имеющегося строя, писателя охватывали пессимистические настроения, в произведениях стали возникать идеи кругового движения истории, как бы топчущейся на одном месте и ни к чему не ведущей. Так, в «Призраках», уже предсказывающих этот поздний пессимистический период тургеневской жизни, сопоставление двух эпох - Цезаря и восстания Степана Разина (вызывающих отчетливые ассоциации с современностью - репрессии со стороны монархического государства и инициируемые нигилистической молодежью крестьянские бунты) - призвано свидетельствовать о том, что на протяжении нескольких столетий в истории ничего не менялось, люди по-прежнему жестоки, и когда у них появляется власть, их охватывает жажда крови, поэтому мечта о просвещенном обществе, основанном на братской солидарности людей, скорее всего, никогда не будет воплощена в жизнь. Подобные идеи обнаруживаются и в самом пессимистическом по настроению романе Тургенева «Дым».
Анализ психиатрического аспекта повести «Призраки» позволил подтвердить - на конкретном примере - бытующий в психиатрическом научном сообществе тезис о некоторых «странных» отклонениях в психике Тургенева-человека. В повести «Призраки» нами были обнаружены зрительные, слуховые, тактильные, температурные и обонятельные галлюцинации, подтверждаемые биографическими фактами из жизни писателя. Онейроидный синдром, перенесенный Тургеневым во время создания повести, объясняет во многом ее необычную структуру и столь же необычный сюжет.
Тема «внутренней» биографии писателя остается нераскрытой до конца. Другие «таинственные» повести Тургенева («Собака», «Рассказ отца Алексея», «Сон», «Клара Милич (После смерти)») не пользуются особым вниманием литературоведов и никогда не становились объектом психиатрического знания. То же касается и довольно большого количества тургеневских стихотворений в прозе, среди которых отчетливо выделяется целый блок «фантастических» и опять же в чем-то «таинственных» произведений («Старуха», «Насекомое», «Конец света», «Черепа», «Двойник» и др.), которые, на наш взгляд, также нуждаются в пристальном внимании как литературоведов, так и психиатров, поскольку окончательный «диагноз» можно поставить только на основе большого количества показательного материала.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Издания художественных и философских текстов, писем и воспоминаний И.С. Тургенева и других авторов
1.Анненков П.В. Молодость И.С. Тургенева. 1840 - 1856 // Вестник Европы. 1884. N 2. С. 449 - 473.
2.Бродский Н.Л. И.С. Тургенев в воспоминаниях современников и его письмах. Ч. 2. М., 1924.
3.Гаршин В.М. Красный цветок. М., 2006.
4.Островский А.Г. Тургенев в записках современников. М., 1999.
5.Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем в 30 тт.: Сочинения в 12 тт. Письма в 18 тт. М., 1978-1986.
10.Чехов А.П. Чайка // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30-ти томах. Сочинения. Том 13. М., 1986.
11.Шопенгауэр А. Мир как воля и представление // Шопенгауэр А. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1. / Под редакцией Ю.Н. Попова М., 1992
12.Щербань Н.В. Из воспоминаний об И.С. Тургеневе // Щербань Н.В. Тридцать два письма И. С. Тургенева и воспоминания о нем (1861 - 1875). Русский вестник. № 7-8. 1890
13Гюте. Избранные произведения. М., 1950.
Литературно-критическая и научно-исследовательская литература о творчестве И.С. Тургенева
14.Айхенвальд Ю.И. Тургенев // Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей. М., 1994. С. 255 - 262.
15.Аскерова Ж.И. Тургенев как мыслитель. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., МГУ им. М. В. Ломоносова, 1996.
16.Батюто А.И. Тургенев-романист. Л., 1972.
17.Бялый Г.А. Русский реализм. От Тургенева к Чехову. СПб., 1990.
18.Гиндин В. Не дай мне Бог сойти с ума. Омск, 2004.
19.Головко В.М. Художественно-философские искания позднего Тургенева, изображение человека. Свердловск, 1989.
20.Гофман М.Л. К психологии творчества И.С. Тургенева // Голос минувшего. 1927. №5. С.216-229.
21.Гревс И.М. История одной любви. И.С. Тургенев и Полина Виардо. М., 1928.
22.Гулянова В.А. К образу тургеневских женщин // Материалы научной конференции молодых ученых. Ереван, 1971. С. 217-218.
23.Зайцев Б. К. Жизнь Тургенева. Париж, 1949.
24.Зимовец С. Тургеневская девушка: Генеалогия аффекта (опыт инвективного психоанализа) // Логос. М, 1999. Вып.2. С. 43-49.
25.И.С. Тургенев и Общество любителей российской словесности. М., 2009.
26.Круковский А. Русская женщина в изображении Тургенева // Журнал Министерства народного просвещения. 1914. №8. С. 177- 195.
27.Кузавова М.В. Любовно-философские повести И.С. Тургенева и проблема циклообразования в творчестве писателя 1850-х годов. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., МГПУ. 2012.
28.Курляндская Г.Б. Проблема характеров в романах Тургенева // Вопросы литературы. 1958. № 9. С. 64 -78.
.Лебедев Ю.В Жизнь Тургенева. М., 2006. 32.Лебедев Ю.В. Тургенев. М., 1990.
33.Летопись жизни и творчества И.С. Тургенева. 1818-1858. СПб., 1995.
34.Лие В. Своеобразие психологизма в повестях И.С. Тургенева «Ася», «Первая любовь» и «Вешние воды». М., 1997.
35.Литературное наследство: Из парижского архива И. С. Тургенева. Т.3, кн. 1. М., 1964.
36.Могилянский А. П., Кийко Е. И. Комментарии: И.С. Тургенев «Призраки» // Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем в 30 тт. Т.7 М., 1981. С. 470-486.
37.Муратов А.Б. И.С. Тургенев после «Отцов и детей» (60-е годы). Л.,1972
38.Муратов А.Б. Тургенев-новеллист (1870 - 1880-е годы). Л., 1985.
39.Недзвецкий В.А. Женские характеры в творчестве И.С. Тургенева // Литература в школе, 2007. № 6 . С. 2-5.
40.Пумпянский Л.В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000.
41.Пустовойт П.Г. Романтическое начало в творчестве И.С. Тургенева Романтизм в славянских литературах. М.,1973.
42.Руднев В.И. Психологический анализ «Призраков» Тургенева // Клинический архив гениальности и одаренности. Под ред. Г.В. Сегалина. Т.4. 1928. С. 23-35
43.Савоськина Т. А. Философско-романтическая концепция любви И.С. Тургенева // Проблемы романтизма в русской и зарубежной литературе. Тверь, 1996. С. 99 - 103.
. Сегалин Г.В. Патогенез и биогенез великих и замечательных людей Клинический архив одаренности. Т.1. Вып. 1. 1925. С. 27-31.
45.Скуднякова Е.В. Роль фантастического и реального в сюжетно- композиционной организации повести И.С. Тургенева «Призраки» // Журнал «Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена». Вып. 53. Т. 22. 2007.
46.Творчество И.С. Тургенева. Сб. научн. работ. М., 1920.
47.Тихомиров С.В. Тургенев // История русской литературы XIX века. В 3-х ч. Ч 2. (1840-1860 годы). Учебник. Для ВУЗов. Под ред. В.И. Коровина. М., 2005. С. 395 - 436.
48.Тихомиров С.В. Тургенев // Литература в школе от А до Я. Энциклопедический словарь-справочник. М., 2006. С. 458 - 464.
49.Топоров В.Н. Странный Тургенев. М., 1998.
50.Улыбина О. Б. Проблемы поэтики «таинственных повестей» И.С. Тургенева. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Коломна, Нижегородский гос. университет им. Н. И. Лобачевского. 1996.
Научная литература справочного и теоретико-методологического характера
51. .Поспелов Г.Н. Теория литературы. Учебник. М., 1978.
52. Фролов Б.С., Дехерт В.А., Пашковский В.Э. Психиатрический терминологический словарь. СПб., 2008.