EM. P. 528], а в русском для передачи этого понятия используются такие слова, как «сила», «мощь», «власть». На мой взгляд, специфика значения potestas применительно к средневековому выделению его сферы из властной практики, дифференцирования его на фоне других граней власти, аналогична значению русского выражения «власть и могущество», что отражает и значение власти, и значение способности, и значение величия.
В целом, развитие корня *poti-, лежащего в основе латинского potestas, демонстрирует некоторые значения, довольно важные для понимания последнего. Среди них можно выделить, во-первых, «власть мужа», во-вторых, «силу» и, в-третьих, «господство». Первое демонстрирует происхождение власти этого рода из сферы семейных и родовых отношений. Второе раскрывает связь власти этого рода с насилием: обладающий этой властью способен к войне, что отразилось, в частности, в старофранцузских дериватах potestas. Наконец, власть этого рода определенным образом связывает субъекта и имущество: это власть господина и хозяина распоряжаться вещами.
.2 Сфера распространения
Potestas - одно из самых употребительных обозначений власти в латинском языке в самых разных контекстах и значениях. Буквально это слово обозначает способность сделать что-либо, - это является базовым значением. Оно распространяется на самые разные контексты, от правовых до бытовых и религиозных. Potestas является модусом общественной организации (esse in potestate), применительно к субъекту может характеризовать его личную свободу (esse suae potestatis), может подразумевать право законотворчества (potestas legisferendi sive legislativa), или способность самого субъекта обладать властью (mea potestas) [LD]. Potestas может относиться к политической власти, где оно близко по значению к dominium и imperium, или к власти магистрата, общественной должности, службе. Метонимически значение potestas также распространяется на самого человека, занимающего общественную должность, на магистрата или правителя. Таким образом, значение potestas распространяется на способность вообще, на общественную силу, и на самого человека, представляющего эту силу.
.3 Potestas в римском мире
На первый взгляд, в категориальном аппарате римского политического мышления слово potestas не занимает центральной позиции: концепты «доблесть» (virtus), «слава» (gloria), «обычай» (mos) употребляются там гораздо чаще. Однако древность и этимология potestas делает его базовым понятием власти, и оно присутствует на разных уровнях общественной организации: в семье, публичной жизни и, позднее, в понимании императорской власти.
В первую очередь, potestas для римского мышления - это власть домовладыки. Это базовый, изначальный аспект власти домоправителя, помимо сакрального главенства и имущественного управления (dominium). Patria potestas - основная юридическая сторона отношений между отцом и детьми, исключительно сильная по сравнению с другими культурами и правовыми системами. В личном отношении она подразумевает в первую очередь, право принимать или отвергать новорожденного (ius exponendi), право жизни и смерти (ius vitae ac necis), а также право продажи (ius vendedi). В имущественном отношении она подразумевает то, что любая собственность детей делается пожизненной собственностью отца. Эта ситуация, впрочем, является отправной в истории развития семейного римского права, и характерна по большей части для царского Рима и ранней Республики: с течением времени абсолютная власть отца все более ограничивается, хоть и остается главным реликтом патриархального родового строя.
Власть римского царя имеет ту же природу, что и власть paterfamilias - царь имеет ту же власть над народом, что и отец - над семьей. Магистратская власть во время Республики представляется исторически происходящей от царской власти (Liv. AUC. 2. 1. 7; Cic. Rep. 2. 56), однако её распределение среди магистратов разного уровня должно гарантировать то, что она уже не является царской и тиранической. Уподобление власти децемвиров царской власти в отношении общественных владений, res publica, вызывает негодование Цицерона во «Второй речи о земельном законе»: магистрат должен отправлять власть именем и во благо народа (Cic. Agr. 2. 13-14). Этот случай проясняет то, что любая potestas должностного лица, царя или магистрата, по сути, происходит от римского народа и является, в первую очередь, его достоянием. Цицерон подчеркивает это в знаменитом фрагменте сочинения «О законах», говоря: potestas in populo, auctoritas in senatu sit (Cic. Leg. 3. 28). Легитимируется эта власть, что естественно, процедурой выборов.
В целом, понятие potestas в римской политической культуре, как в частной, так и в публичной сферах, относится к власти мужа и гражданина. В случае публичной сферы, potestas принадлежит народу как объединению мужей, но никогда не отправляется ими самолично, а препоручается на законном основании магистрату, или позднее - императору.
.4 Potestas в христианской мысли
В Средние века значение potestas постепенно приобретает другие аспекты, что связано с тремя факторами. Во-первых, в рамках христианской мысли формулируется тезис о божественном происхождении всякой власти (Рим. 13:1; Мф. 9:6). Во-вторых, утверждается представление о священности светской власти. Как следствие, закрепление закрепление понятия potestas за светской властью, освященное известным посланием Геласия I, создало известный политико-богословский парадокс: с одной стороны, светская власть имеет божественный характер, с другой же, обращена исключительно на управление телами.
Для Блаженного Августина, как и для предшествующих ему отцов Церкви, отправной точкой политической теории стала глава 13 Послания к Римлянам. Можно отметить, что для обозначения земной власти в этом пассаже переводчик Павла Иероним пользуется понятием potestas, тогда как божественную власть он передает словом ordo. Однако в трактате «О граде Божием» Августин не придерживается какой-либо строгости словоупотребления: potestas у него - и царская власть в Риме (August. De civ. D. XV. 5); и всемогущество Творца (August. De civ. D. XXI. 7); и императорская власть (August. De civ. D. V. 21); и просто потенциальная возможность (August. De civ. D. XIII. 22). Светская власть в теории Августина окончательно приобретает однозначно божественный характер, даже власть языческая (August. De civ. D. V. 19), а, значит, истинный христианин, как гражданин града Божьего, должен повиноваться земной власти, как он повинуется божественной власти.
Развитие концепции Августина можно увидеть в сочинениях одного из наиболее ярких своих последователей. Исидор Севильский, комментируя слова пророка Осии о правителях, властвующих не по велению Господа, замечает, что характер земной власти отражает благосклонность Господа к народу, которому он дает эту власть (Isid. Sent. III. 48). В целом, вычленение специальной семантики potestas у Августина и Исидора кажется чем-то искусственным; однако именно осмысление ими земной власти, обозначаемой словом potestas и подчиненной божественному установлению, оказало сильнейшее влияние на последующую каноническую традицию.
Для римских Пап V-VII вв. проблема земной власти и сосуществования «двух градов» заключается в том, что, хоть potestas и устанавливается Богом, правители как люди состоят в лоне Церкви. Иначе говоря, встает вопрос о статусе potestas перед лицом Церкви. Папа Лев I предполагает, что связь состоит в том, что главной задачей королевской (или императорской) власти является физическая защита Церкви. Его преемник, Папа Геласий I, в одном из писем к императору Анастасию I постулировал двойственность политической власти, выделив в ней королевское могущество (regalis potestas) и священный авторитет понтификов (auctoritas sacrata pontificum). Это определило отношения между Церковью и земной властью: земные правители (император) должны быть покорны священникам, поскольку последние ответственны за спасение души; священники же должны быть покорны земным законам в том, что касается политического порядка и земных дел. Таким образом, в рамках геласианского учения potestas означает власть императора, установленную Господом, заведующую земными законами и земным порядком, и находящуюся в духовном ведении Церкви ради спасения души, как и все земное. Potestas здесь является необходимой земной силовой поддержкой церковного авторитета, без которого последний не имеет реального веса.
В конце XII - начале XIII вв. Папа Иннокентий III вносит некоторые уточнения и прояснения в эту теорию: в условиях развития учения о папском примате и взгляда на христианское общество как иерархическую структуру, отражающую устройство Небесного Царства (под влиянием Псевдо-Дионисия Ареопагита), potestas как термин языка власти получает новые аспекты значения. Так, в булле Sicut univesitatis 1198 г. Иннокентий III практически повторяет формулу Геласия I, и использует те же выражения для обозначения церковной (auctoritas pontificalis) и светской власти (regalis potestas), но делает акцент на том, что именно власть Папы является единственным проводником Божественной воли на земле, и светская власть существует и действует только благодаря ей и только под ее контролем. Чтобы усилить эту мысль, он использует метафору солнечного света для папской власти и лунного - для светской, как отражение и следствие первой. В изданной четырьмя годами позже булле Venerabilem 1202 г., посвященной праву Папы утверждать и отменять итоги выборов императора Священной Римской империи, Иннокентий III использует слово potestas для обозначения права германских князей выбирать императора (в сочетании ius et potestas), которое происходит от самого апостольского престола, а также для обозначения власти князей, объединенной в фигуре императора на основании закона и обычая (de iure ac consuetudine). Наконец, в булле Per venerabilem 1202 г. слово potestas раскрывается с другой стороны: этот текст является ответом Папы на просьбу графа Уильяма III из Монпелье узаконить в правах наследства незаконнорожденного сына последнего, и способность Папы это сделать обозначается именно словом potestas, т.к. касается светского закона (вопроса о наследстве). Это называется habere potestatem legitimandi, и в наивысшей степени принадлежит римскому понтифику потому, что никто не стоит выше него.
Таким образом, в языке власти на рубеже XII-XIII вв. potestas означает светскую власть, продолжение и отражение власти духовной, которая опирается на закон и обычай, и может быть передана императору на основании выборов. С точки зрения Церкви, в иерархически устроенном христианском обществе Папа обладает наивысшей властью, а, значит, и светской, т.е. может вмешиваться в светский закон и механизмы передачи potestas императору.
В сочинениях Фомы Аквинского, систематизировавшего весь предшествующий средневековый философский опыт, potestas как властный термин означает могущество, насилие, господство, и используется во множестве контекстов. В первую очередь - как божественная власть, власть Христа и власть служителей Церкви (potestas auctoritatis, potestas ministerii, potestas excellentiae) (1 Th. q. 43. 7 ad 6; 3. q. 64; 4 Sent. 5. 1. 1 c): последним она принадлежит как власть переданная (potestas commissa/delegate) (2-2 Th. q. 67). Власть, которой священник рукополагается в сан и власть правосудия обозначается одним и тем же выражением (potestas iurisdictionis) (2-2 Th. q. 39; 4 Sent. 19. 1. 3. 1 ad 1; 24. 2. 1. 2 c). Potestas разделяется на телесную и духовную, potestas corporalis и potestas spiritualis (2-2 Th. q. 39. a. 3; q. 60. 6 ob. 3; 2 Sent. 44 exp). В светской плоскости Фома использует potestas в значениях отцовской власти, хозяйской власти (над рабом) (potestas dominativa, potestas paterna) (2-2 Th. q. 50. 3 ad 3; q. 104. 5 ad 1; 3. q. 58. 4 ad 2), общественной власти, власти народа и власти лучших (potestas optimorum, potestas populi (2-1 Th. q. 105. 1 c; q. 41. 1 ad 3; q. 60. 6 c); королевской власти и власти тиранической (1 Th. q. 103. 6 ad 3; 2-2. q. 42. 2 ob. 3; q. 50. 3 ad 3) и в целом светской власти (potestas saecularis, potestas temporalis) (2-2 Th. q. 19. 3 ob. 2; q. 60. 6 ob. 3; 2 Sent. 44). Универсальность употребления potestas Фомой отражает представление об иерархии форм, которое он наследует у Аристотеля. Наивысшая власть принадлежит Богу, и все остальные власти происходят от нее и подчиняются ей; в духовной сфере Богу напрямую подчиняется и представляет его Папа; в светской сфере божественную власть представляет легитимный правитель. Potestas существует на всех уровнях этой иерархии, а не является одной из сторон дуалистичного устройства христианского общества, принадлежа только светскому правителю.
.5 Potestas во Франции на рубеже XIII-XIV вв.
К концу XIII в. в языке власти средневековой Европы potestas накопило множество аспектов смысла: его использование несло на себе следы его фигурирования в античных текстах, читавшихся и распространявшихся, в Священном Писании, каноническом праве и схоластике. В условиях разразившегося на рубеже XIII-XIV вв. конфликта между папским престолом и французским королем употребление potestas в том или ином значении зависит от позиции автора, от того, какие традиции политической мысли берутся им в расчет. Для позиции Рима манифестом в этом конфликте является булла Папы Бонифация VIII Unam Sanctam 1302 г., которая считается наиболее полным выражением доктрины двух мечей с позиций примата Папы. Употребление potestas в Unam Sanctam носит на себе следы томизма и учения Псевдо-Дионисия Ареопагита («О небесной иерархии»), на которого его составитель непосредственно и ссылается. Potestas в тексте буллы означает в первую очередь власть Церкви, которая распространяется и на духовную, и на светскую сферы. Через евангельскую метафору двух мечей (Лк. 22:38; Мф. 26:52) объясняется, что светские правители действуют ради Церкви, и подчиняются ей согласно общему принципу подчинения вышестоящей форме. В результате, как и в сочинениях Фомы Аквинского, potestas фигурирует на всех уровнях иерархии форм, и терминологический дуализм, заданный Геласием I, снимается.
В сочинениях того времени, отстаивающих автономность светского правителя от церковной власти также исчезает терминологический дуализм, но в употреблении potestas просматриваются иные коннотации: эти тексты отсылают к античным смыслам этого термина, к potestas императора в первую очередь. Так, в «Споре между священником и рыцарем» potestas используется для обозначения как духовной, так и светской властей (potestas spiritualis и potestas temporalis), но, т.к. универсальная иерархия христианского мира решительно отвергается, светская власть оказывается независимой от духовной, и опирается на свое божественное происхождение, закон, традицию; в том числе обосновывается через свою целевую причину, которая заключается в спасении королевства и respublica. Важным пунктом в обосновании полноты potestas французского короля в трактате является утверждение о том, что французский король является наследником императора, а Франция соответственно - империи, что ставит этот термин в трактате в контекст не канонического права и богословия Аквината, а римского права. Духовная власть, potestas spiritualis, существует по тем же принципам, но она не является полноправной представительницей божественной власти на земле, т.к. наследуется Папой от Христа не в своей полноте, а в своем «урезанном» варианте - это власть Христа в состоянии смирения, т.е. власть проповеди в первую очередь.
Развитие potestas как термина языка власти проходит в Средние века несколько этапов, на каждом из которых разворачиваются разные аспекты его смысла, как лингвистического, так и концептуального, заложенные в римском праве, римской политической традиции, в античной философии и Священном Писании. Если для Отцов Церкви potestas - это власть римских магистратов и императоров, то Геласий I делает potestas термином христианской политической теологии, ставя его в пару с термином auctoritas: отныне potestas обозначает власть светскую в отличие от церковной. Однако на фоне универсалистских тенденций средневековой мысли этот дуализм постепенно начинает толковаться как элемент общего иерархического устройства христианского общества: это подкрепляется рецепцией Аристотеля в томизме и общими политическими претензиями папского престола.
Если Иннокентий III оставлял папскую potestas для экстраординарных случаев, то Бонифаций VIII приписывает папству полноту potestas, что шло вразрез с политическими интересами французского короля как главы зарождающегося национального королевства: на этом фоне возрождается значение potestas как власти императора, как охранителя республики, обладающего военной мощью и самостоятельным религиозным значением.
2. Auctoritas
.1 Этимология
Слово auctoritas, -atis, является существительным женского рода, и происходит от существительного мужского рода auctor (основатель, создатель [Дв. C. 114а-б]) и обозначает его деятельность. Существительное auctor, в свою очередь, происходит от глагола augeo, означающего «приумножать», «увеличивать», «взращивать» [Дв. С. 116; EM. P. 56-57]. В основании парадигмы этого глагола лежит корень *aeg-, *aug-, *ug-, прослеживающийся во множестве языков индоевропейской семьи: в греческом ἀ(ϝ)ἑξω («приумножать»), в древнеиндийском vaks̆an̥a-m («укрепление, подкрепление»), в готском wahsjan («прирост, приращение») [Walde. S. 73]. В самой латыни этот корень был очень плодотворен и, помимо auctoritas, от него происходят слова augur, -is («жрец, прорицатель» [Дв. C. 116б]), augmentum, -i («приращение, рост» [Дв. С. 116б]), auctus, -i («возросшийся, увеличение» ([Дв. С. 115а]), augustus, -i («возвышенный, священный» [Дв. С. 117б]).
.2 Auctoritas в римском мире
В языке власти Древнего Рима слово auctoritas имеет два главных аспекта значения, связанных между собой: значение социально признаваемых качеств, и значение правового статуса - дееспособности. На практике оно может относиться к домовладыке, к членам Сената, к римскому народу, к отдельным гражданам, к судьям и решениям, выносимым ими, и к императору. Я рассмотрю две группы употреблений: случай auctoritas patrum (позднее ставшее auctoritas Senatu, патрициев/Сената) и случай auctoritas principis / principalis (правителя). Понятие auctoritas patrum относится к процедуре утверждения Сенатом (в царском Риме - собранием старейшин патрициев, потому - patrum) решений народного собрания в статусе закона (Liv. AUC. 1, 17, 22, 33; Cic. Rep. 2, 13, 17, 18, 20, 21). В частности, это относилось к утверждению положения царя или магистрата, в терминах римского языка власти - утверждению imperium должностного лица. Таким образом, auctoritas является качеством, которым наделены сенаторы, а позднее, по мере своей институционализации, сам Сенат. Это качество и придает решениям Сената реальную силу, которая формирует политическую реальность и распоряжается военной мощью (империем). В том числе власть магистратов (potestas), препорученная им римским народом, как было показано в предыдущем разделе, становится законной только при условии согласия и одобрения auctoritas Senatu.
Понятие auctoritas principis (principalis) разрабатывается Цицероном на основании как раз auctoritas Senatu и представлении о значении личностного начала в политическом процессе. Однако в силу связи понятия auctoritas с феноменом Сената, с совещательностью, оно не могло существовать в условиях диктатуры (Cic. Off. 2. 2), и, соответственно, представление о личной auctoritas было разработано в ином ключе: auctoritas principis, как было не раз отмечено, лежит в русле республиканской идеологии. Цицерон разрабатывает двойственную концепцию правителя: princeps libertatis recuperandae и rector rei publicae.
Первый обладает сугубо приватной auctoritas, «работающей» в исключительных случаях, подразумевающих военное вмешательство (примеры: Сципион и молодой Помпей). Влияние второго ближе по смыслу и фактически к влиянию Сената: его влияние распространяется через consilium publicum, и обладает более моральным статусом, чем сугубо юридическим. Auctoritas такого правителя - это статус «первого из граждан». Именно в этом смысле использует выражение auctoritas principis Октавиан Август, когда пишет, что не обладал potestas большей, чем любой другой магистрат, но обладал наивысшей auctoritas (Aug. RG. 34). Однако именно деятельность Августа оказалась решающей для развития феномена auctoritas в римской политической культуре: на основании объединения в руках одного человека полномочий и консула, и народного трибуна, сформировался институт принцепса, объединяющий власть народа (право наложения вето на решения Сената), военную и гражданскую консульскую власть, а также жреческий статус. Auctoritas principis, таким образом, сосредотачивает в себе все возможные проявления auctoritas, и становится не только условием законности решения, но и самим источником законности, и auctoritas в её первоначальном смысле размывается, сливаясь с potestas. К эпохе Домината власть принцепса, уже императорская власть, распределяется в системе чиновничьей иерархии, и является источником силы и закона в её функционировании.
2.3 Auctoritas в христианской мысли
В языке христианского богословия первая полная разработка понятия auctoritas принадлежит Блаженному Августину. Августин отталкивается не от языка власти Римской империи, а от более общего значения слова auctoritas, и это понятие становится очень важным для него в представлении о постижении человеком истины: оно становится в один ряд с разумом (ratio) и благодатью (gratia). В первую очередь Августин разделяет auctoritas божественную и человеческую, и строит иерархию носителей auctoritas: Священное Писание, церковные традиции, решения соборов, и, наконец, персональная auctoritas в своей полемике с донатизмом. Однако значения, в которых Августин использует auctoritas в «О граде Божием» не столь выстроены и специализированы: это значение «человеческий авторитет как пример» (August. De civ. D. 1, 23); «свидетельство» (August. De civ. D. 1, 13), ученое мнение (August. De civ. D. 4, 1; 8, 19); повеление римских понтификов (August. De civ. D. 2, 8); указание гадательных книг (August. De civ. D. 3, 18); авторитет святых (August. De civ. D. 1, 24); божественная воля (August. De civ. D. 2, 8); божественный авторитет (August. De civ. D. 1, 21). Таким образом, Августин делает auctoritas термином христианского богословия, но в языковой практике практически не отходит от традиционного римского значения этого слова.
Однако во второй половине V в., когда формируется запрос на теоретическое прояснение соотношения церковных прелатов как представителей апостолического авторитета, и императорской власти: представление о христианском сообществе, о всей Церкви как о едином теле, требовало единого принципа функционирования. В концепции, предложенной Папой Геласием I, Церковь, и, в первую очередь, Папа, предстает своего рода главной «экспертной системой» по функционированию христианского общества как проводник священного знания, и на этом основывается principatus папского престола, его верховенство. В случае расхождения между взглядом Церкви и действиями светской власти, последние становятся нелегитимными и не имеющими оснований в христианской вере, а, значит, подрывающими основу христианского общества. Это приводит к тому, что Геласий использует формулировку auctoritas sacrata pontificum, где само по себе auctoritas содержит также сильную отсылку к власти римского Сената. Эта формулировка послужила базисом для дальнейшего развития теории папского примата, и заложенный Геласием I терминологический дуализм во многом предопределил язык власти средневековой Европы.
Формулировки, предложенные Геласием I, используются в оригинальном виде и в конце XII в. Папой Иннокентием III. Концептуальное значение auctoritas практически не меняется: Иннокентий III использует этот термин для обозначения власти Папы, которая является источником и законом для власти светских правителей (метафора солнечного и лунного света). В булле Venerabilem 1202 г. он использует термин auctoritas, не выделяя его концептуально: auctoritas стоит в паре с ius (ius et auctoritas), точно так же как potestas стоит в паре ius (ius et potestas). В булле Per Venerabilem 1202 г., впрочем, снова просматривается терминологический дуализм: для spiritualibus, духовной сферы, по выражению Иннокентия «требуется» auctoritas, на основании которой формируется potestas legitimandi Папы - как в более важных делах, так и, соответственно, в меньших. Здесь auctoritas ставится в один ряд со словами providentia (предусмотрительность) и idoneitas (пригодность), т.е. является скорее качеством, на котором основывается претензия Папы на potestas legitimandi, а не на саму по себе законодательную власть. Таким образом, Иннокентий III, сохраняя геласианские формулировки, вводит, тем не менее, концептуальную ясность: auctoritas папского престола - не род власти, оборотной стороной которой является potestas regalis, светское могущество, а источник, в котором Папа черпает свое собственное могущество, наивысшее среди могуществ других земных правителей, не имеющих доступа к auctoritas престола Святого Петра.
В сочинениях Фомы Аквинского auctoritas является очень важным термином, но не имеющим прямого отношения к политической философии: его значение, в первую очередь - статус священных текстов (auctoritas Scripturae, 1 Th. q. 1. 8 c), освященных божественной auctoritas (1 Th. q. 33. 4 ad 1). Как термин политической фразеологии auctoritas используется Аквинатом в «Комментарии на Послание к римлянам», где самый важный случай его употребления - в сочетании auctoritas apostolica (Sup. Rom. 1, 1; 1; 4; 12, 1): Христос передает свою божественную auctoritas полностью апостолу (Гал. 1:1) (в отличие от остальных верующих, которые получают от Бога через Христа только благодать, gratia (Sup. Rom. 1, 5; Ин. 1:17; Гал. 1:3)). Апостольская auctoritas - основание церкви (Sup. Rom. 1, 5) и епископской власти (potestas episcopi) (4 Sent. d. 25 q. 3 a. 2 qc. 3 ad 4), которая соотносится с светской властью так же, как светская власть соотносится с искусствами и добродетелями, т.е. стоит на порядок выше (4 Sent. d. 25 q. 1 a. 1 co.) Папской власти же, согласно универсальному принципу подчинения (по Аристотелю) Фома отводит роль главы единства Церкви, и верховной епископской власти (potestas) (4 Sent. d. 24 q. 3 a. 2 qc. 3 co.) Таким образом, auctoritas, опять же, не является само по себе разновидностью власти, а только освящает власть церкви и, соответственно, все остальные власти, как знак причастности к Христу.
.4 Auctoritas во Франции на рубеже XIII-XIV вв.
Бонифаций VIII в булле Unam Sanctam 1302 г., которая, как уже было сказано выше, является манифестом позиции папского престола по вопросу отношений между церковной властью и светской, использует термин auctoritas так же не для обозначения рода власти, присущей Церкви. Более того, в Unam Sanctam auctoritas фигурирует и в отношении светской сферы (auctoritas temporalis), и божественной (контекстный синоним для potestas divina). В первом случае auctoritas temporalis (светское господство/владычество/влияние) противопоставляется spiritualis potestas, которой оно и должно подчиняться. Во втором случае auctoritas является источником, на основании которого Церковь, или Папа, как «духовный человек» (spiritualis homo, 1 Кор. 2:15) имеет право судить все, что стоит ниже его в универсальной иерархии: земную власть и меньшую духовную власть. В результате геласианское значение auctoritas как специфически присущей Церкви разновидности социального влияния еще более размывается, чем это уже произошло благодаря Иннокентию III и Фоме Аквинскому. Политико-теологический дуализм, аутентичный или фиктивный, присущий геласианской парадигме, окончательно встраивается в систему представления об универсальном иерархическом принципе. На основании божественного установления и auctoritas, и potestas, как знание и способность, распространяются и на Церковь, и на Папу, и на епископов (меньшие духовные власти), и земных правителей, но сам Папа является первым носителем их обоих на земле, и потому является верховным владыкой.
Хоть «Спор между священником и рыцарем» и представляет направление мысли, оппозиционное по отношению к политике папского престола, термин auctoritas в этом трактате так же не является обозначением специфической разновидности власти, присущей Церкви. В «Споре…» auctoritas в целом используется гораздо реже, чем potestas (4 раза против 25), и может относиться к разным субъектам: Священному Писанию (Dispute, P. 295b), священникам (Dispute, P. 294b), королевству (Dispute, P. 300a), королю (Dispute, P. 299a). Оставляя за скобками auctoritas в значении «цитата из авторитетного текста», можно сказать, что в любом случае auctoritas присуще несколько признаков. Во-первых, auctoritas передается субъекту от кого-либо, стоящего выше в иерархии: королю и священнику - от Бога, королевству - от империи. Соответственно, auctoritas является признаком некоторого статуса обладающего ей субъекта, что является для последнего основанием (и это второй признак) претензии на право постановлять, устанавливать закон (statuere). Таким образом, auctoritas для автора «Спора…» состоит в приобретенном признанным путем особого статуса самостоятельности, который является необходимым условием права регулирования нормативности. Для священника и короля это значит, что на основании auctoritas они могут постановлять в пределах этой auctoritas, а для королевства это значит, что его законы имеют ту же силу, которую имели законы империи.
В целом, auctoritas как единица политической фразеологии, претерпела меньше смысловых изменений, чем то же potestas, в истории европейского языка власти. Возможно, это произошло потому, что строго дефинировать auctoritas довольно сложно, и изменения в его значении можно проследить только при помощи глубокого дискурс-анализа большого количества рядовых текстов, что не реализуемо в рамках данной работы. Тем не менее, подводя некоторый итог, можно сказать, что auctoritas, как дериват индоевропейского корня *aweg-, имевшего смысл «производить», «увеличивать», «растить», «умножать», «укреплять», в сочетании с возникшими в латыни религиозными аспектами смысла (вспомним: augur, augustus), сохраняет значение произведения, выведения в действительность, но не в буквальном смысле земледельческого цикла, в религиозном и правовом смысле: обладающий auctoritas производит в действительность норму как закон, на основании того, что он, будучи причастным к сфере сакрального, обладает специальной компетентностью в вопросе о должном. Таким образом, auctoritas является не специфической властной практикой, а обязательным признаком инстанции, которая способна высказываться об истинном и должном, и своим высказыванием придавать статус закона некоторой норме.
3. Iurisdictio, imperium, regnum
.1 Этимология
Слово iurisdictio является существительным женского рода и образовывается в результате соединения двух корней: корня слова ius (существительное среднего рода, «закон», «справедливость») и существительного женского рода dictio («высказывание», «речь»). Ius, в свою очередь, в древней латыни имеет форму jous и происходит от древнеиндийского yoh̩, что значит «благо», а в авестийском этот корень прослеживается в слове yaoz̆daðaiti, что означает «целительный ритуал» [Walde. S. 399]. Существительное dictio родственно глаголу dico, но оно имеет свою собственную историю: оно происходит от древнеиндийского dis̆t̩i-h̩, означающего «предписание, указание» [Walde. S. 232]. Любопытно, что общий у dictio и dico древнеиндоевропеский корень *deiko в древнегреческом сохраняется в слове δίκη «право, справедливость» [Walde. S. 231]. Таким образом, корни, заложенные в слове iurisdictio, несут на себе следы значений «благо», «исцеление», «предписание», «речь», и образуют некоторый спектр смыслов, неизменно сохраняющийся за словом iurisdictio и проявляющийся в его употреблениях.
Imperium происходит от глагола impero, который означает «приказывать», «управлять», «господствовать» и в свою очередь происходит от глагола paro («готовить», «устраивать»), родственного глаголу pario, означающему «рожать», «производить», «добывать» [Дв. С. 726б; Walde. S. 380]. Таким образом, сочетание с приставкой in- корня глагола paro дает значение «заставлять что-либо произойти» [EM. P. 311a], a само слово imperium содержит значение «власть», как власть отца над детьми и хозяина над слугами, власть административная [Ibid.]
Слово regnum, существительное среднего рода, происходит от слова rex: его корень происходит из древнеиндийского корня слова rāt̩, означающего «царь», «король» [Walde. S. 652]. Спектр значений этого корня не столь велик, как всех вышеперечисленных терминов: слово rex означает исключительно царя, или того, кто правит, но в сфере значений сохраняется архаический религиозный оттенок [EM. P. 572b].
.2 Сфера распространения
Использование всех трех слов не ограничено какими-либо специфическими рамками, но лишь отсылает к определенным сферам функционирования общества. Так, слово iurisdictio, как имеющее отношение к правовой сфере, возникает в сочинениях историков, философов и риторов (Tac. Ann. 1, 15; Plin. HN. 5, 47; Liv. AUC. 41, 8; Seneca. Ad Luc. 118). В Средние века iurisdictio в значении «справедливость», «закон» используется в официальных документах, в королевских хартиях [Ducange]. Слово imperium более универсально, как относящееся к вообще политической сфере: оно появляется в римской литературе очень рано, и только к концу Республики начинает использоваться для обозначения власти правителя или административную единицу, на которую распространяется власть. Распространение regnum так же, как и imperium, крайне широко, но следует отметить, что у Цицерона слова rex и, соответственно, regnum, являются отрицательно окрашенными как свидетельства царской эпохи и противными понятию свободы, libertas. В Средневековье широкое употребление regnum сохраняется, и используется для обозначения как власти и светской, и духовной (regnum apostolicum), так и для обозначения конкретной территории, находящейся под властью короля или любого другого феодала [Ducange].
Iurisdictio, imperium, regnum в римском мире
В языке власти Древнего Рима очень тесно связаны термины iurisdictio и imperium: они оба обозначают тот объем власти и полномочий, которые получает магистрат при вступлении в должность. Iurisdictio здесь имеет властный, территориальный и судебный аспекты смысла. В первую очередь оно означает все распоряжения и акты магистрата во время его деятельности, и имеет градации в зависимости от статуса магистрата: может быть большим и меньшим. Во-вторых, iurisdictio означает территорию, округ, в котором магистрат обладает своими полномочиями. И, наконец, iurisdictio означает судебную деятельность претора. В эпоху империи сфера значения iurisdictio значительно расширяется, и относится ко всем высшим властям и к любой судебной деятельности (D. 2. 1). Imperium в Риме означает законодательную норму, право распоряжаться, или власть. В строгом юридическом смысле imperium значит власть высших магистратов, или, позднее, императора, и включает в себя и административный, и законодательный, и военный смыслы. В политическом отношении imperium постепенно стало отсылать к универсалистскому, мессианскому проекту Римской империи как носительницы культурных и политических традиций в окружении варварского мира. Внутри понятия imperium необходимо выделить понятие imperium merum, которое отсылает к власти магистрата, которая не имеет пересечений с iurisdictio, и подразумевает только взаимодействие с преступниками (ius gladii). Это понятие сохраняется в Средних веках как imperium merum et mixtum, и означает местную власть, способную судить и карать преступников [Ducange]. Понятиe regnum в языке власти Древнего Рима не столь нагружено, и отсылает в первую очередь к эпохе Царского Рима, и даже просто обозначает это время, что сообщает ему негативные коннотации в сочинениях эпохи Республики. В этом содержании важна отсылка к слову rex, к царю, который сочетал в себе и верховного судью, и полководца, и жреца, но был избран народом и утвержден auctoritas Сената.
.3 Iurisdictio, imperium, regnum в христианской мысли
В средневековом политическом языке iurisdictio, imperium и regnum не являются специфическими терминами, заложенными в программных официальных текстах, но, тем не менее, с ними связан ряд философских проблем. Так, iurisdictio начинает детально осмысляться как специальный термин довольно поздно, уже в XIII в. английским юристом Генри Брактоном, который рассматривает отношение королевской власти и закона; во Франции - юристами, писавшими о феодальном праве; и Марсилием Падуанским, касательно церковной юрисдикции. В двух первых случаях данная проблематика лежит в плоскости теории королевской власти, и связывает iurisdictio и с imperium, и с regnum. Король стоит в системе сложных отношений между Божественным законом, естественным и человеческим, когда он одновременно и подчинен закону, и является его источником, т.е. обладает iurisdictio на основании полученной им власти (imperium). Во втором случае, Марсилий Падуанский рассматривает церковную iurisdictio, которая подразумевает возможность и церковного наказания, и светского (поскольку отлучение от Церкви влечет за собой следствия для светской жизни человека), на основании анализа классического определения этого термина буквально как «законоговорение», и приходит к выводу, что iurisdictio как аспект власти может относиться только к тому, кто так же обладает достаточной силой для обеспечения соблюдения закона, т.е. обладает светской potestas.
Термин imperium в средневековой культуре получает серьезную смысловую нагрузку, поскольку является формулировкой для обозначения политической и культурной идентичности - связи с авторитетом Римской империи. Культурное и политическое значение концепции imperium в Средние века было обусловлено несколькими факторами.
Во-первых, в языке наследуется сугубо римское значение этого слова, которое, как было сказано выше, содержит в себе универсалистские коннотации. Во-вторых, для первых варварских королевств раннего Средневековья опыт римской политической культуры представлялся максимально авторитетным: демонстрация причастности к этому опыту, на репрезентативном, терминологическом, и других уровнях была формой легитимации их власти. В-третьих, imperium получает богословское значение: высший imperium как власть трактуется первыми богословами и апологетами как несомненно божественная принадлежность, а Иероним Стридонский в комментарии на пророчество Даниила (Дан. 2:40) отождествляет Римскую империю с «четвертым царством», после которого должно наступить «царство небесное», чем встраивает понятие imperium в систему христианской эсхатологии (Hier. Proph. P. 88-95).
Таким образом, обладание imperium означает некоторую причастность к некоторому авторитету, auctoritas, которая, как было сказано выше, коренится в традиции (римской) и в сфере сакрального (христианская вера). Так в христианской культуре срабатывает и обратная зависимость понятий imperium и auctoritas: первый получается от последнего, тот, кто обладает авторитетом, auctoritas, распоряжается imperium. На основании этого формируется две модели легитимации imperium в Средневековье: imperium, полученный от Папы как носителя верховной auctoritas в христианском мире (концепция translatio imperii, коронация Карла Великого, булла Иннокентия III Venerabilem 1202 г., борьба за инвеституру), и imperium, наследуемый напрямую от римской традиции («Константинов дар», Оттон III). Именно противоречия между этими двумя моделями легитимации imperium позднее сказались в использовании этого концепта в противостоянии между папством и французским королем на рубеже XIII-XIV вв.
Понятие regnum существует рядом с понятием imperium, и отношение между ними менялись. Если в римской традиции это зависело от идеологической трактовки политического опыта эпохи царского Рима, а также от отношения к периферии римского мира, то в Средниe века понятие regnum становится более нейтральным и универсальным: может употребляться для обозначения власти и божественной, и духовной, и земной, но самый общий оттенок значения, который можно было бы вычленить - материальный, ощутимый аспект власти - великолепия и богатства: это объединяет и значение «величие», и «подвластная территория», и «корона» [OLD. P. 902b]. Территориальное значение imperium, таким образом, связывает его некоторым образом с понятием imperium, и делает возможным соединение их и сопоставление в языке: в титулатуре императоров Священной римской империи, и позднее - в формуле «король является императором в своем королевстве», работавшей уже в теории верховного сюзеренитета короля на рубеже XIII-XIV вв.
Iurisdictio, imperium, regnum во Франции на рубеже XIII-XIV вв.
В конце XIII в. понятия jurisdictio и imperium непременно сопровождают рассуждения о власти, а концепция imperium даже становится инструментом в репрезентативной манифестации претензий папского престола на полноту власти. Так, Бонифаций VIII в целом отождествляет объем iurisdictio объему potestas. В булле Clericis laicos 1296 г. Бонифаций постулирует верховную jurisdictio папского Престола, над «императорами, королями и правителями, герцогами, графами и баронами…», и из этого делает вывод о неподвластности церковного имущества светской фискальной политике. Этот тезис Бонифация VIII в числе прочего ложится в основание его позиции, манифестированной уже в булле Unam Sanctam.
С другой стороны, в светской публицистике того времени понятие jurisdictio стоит в системе сложных отношений королевской юрисдикции, Божественного закона, естественного закона и юрисдикции Папы. Так, в «Споре между священником и рыцарем» отразилась теория «двойной юрисдикции», заимствованная автором «Спора…», по-видимому, у Фомы Аквинского или кого-то из его последователей. Это означает, что королевская юрисдикция имеет два уровня, соответственно двум видам правил, по Фоме: построенных по «распоряжению естественного разума» и построенных на «божественном и человеческом установлении» (1-2 Th. q. 104 a. 1 co.). Соответственно этому, «судебные предписания», законы, должны учитывать не только божественный закон, но быть «сообразны изменению человечества» и «соответственно человеческим и божественным учреждениям» (1-2 Th. q. 104 a. 3 ad 1). Таким образом, король в обыкновенном состоянии пребывает в покорности закону, является королем феодалов, но в случае кризиса, каких-либо изменений, имеет право на экстраординарную юрисдикцию, и вмешательство в любые дела королевства - и в этом случае он сам становится законом, а легитимирующей формулой - pro ratione voluntas, quod plaquit, и другие. Это очень влиятельный подход к проблеме светской юрисдикиции, который впоследствии становится важным для теории королевского суверенитета.
Понятие imperium в условиях противостояния короля и Папы становится очень важным орудием в полемике, как содержащее отсылку к власти императора. Imperium не используется Бонифацием VIII как термин политической фразеологии, но имплицитно содержится в изобразительной репрезентации его власти: так, Джотто, которому Бонифаций VIII покровительствовал, изображает Папу как преемника императора Константина на фреске в Латеранской базилике. C другой стороны, положение короля так же описывается легистами как положение императора, на основании нескольких вещей: наследования auctoritas и dignitas от империи Карла Великого, и употребляя распространенную в XIV в. юридическую максиму rex est imperator in regno suo. Последняя обязана своим происхождением проблеме независимости французского короля от императора Священной римской империи.
Regnum в спорах о королевской власти и власти Папы имеет, как и imperium, не только значение «власти», но и, как и imperium, участвует в внешнем, ритуальном аспекте власти как «корона» (символический смысл); и, разумеется, имеет материальное значение (грубо говоря - территориальное). Так, в первую очередь, папистские теологи использовали regnum в выражениях так, что оно означало «христианство», «сообщество всех христиан», «Церковь» - например, как regnum ecclesiasticum (синонимично с principatus ecclesiasticus, principatus apostolicus, principatus papalis). Кроме того, Бонифаций VIII предпринимает новацию в системе папского облачения: он добавляет к традиционной одной короне (regnum) папской тиары вторую, что может соответствовать его претензиям на полноту власти и над светской, и над духовной сферами. В территориальном значении же regnum используется в основном прокоролевскими авторами, и фигурирует как контекстный синоним для ecclesia, imperia, dominium, populus, respublica.
Употребление regnum в таких значениях имеет несколько аспектов. Во-первых, regnum может описываться как единое тело. Во-вторых, regnum - это некоторая целостность, которая является мини-проекцией империи, будучи наследницей последней, но неподвластной ее юрисдикции (Dispute, P. 300b). В-третьих, regnum как dominium становится очень важным понятием, включающим в себя аспекты «обладание» и «земли» (agros, temporalia), которые занимают важнейшее место в вопросе о королевских налогах: вся земля в королевстве принадлежит королю, и значит, он имеет право взимать с нее налог, как арендную плату (Dispute, P. 299b). Кроме того, в аргументах, обосновывающих власти короля в пределах королевства как власть императора в империи, regnum становится связанным с понятием respublica и populus, и выражения pro necessitate reipublice, pro defensio regni, pro salute populi Christianae становятся синонимичными - это делает regnum ценностным понятием, заложенным в основание воздвижения теории верховного королевского сюзеренитета.
Таким образом, триада iurisdictio, imperium, regnum связывает споры о королевской и папской власти с несколькими важными сферами: с правовой сферой, со сферой идентичности, с фискальным аспектом и, в результате, проговаривается и ценностный аспект. Если iurisdictio - это власть суда (и закона), то imperium - это характер исполнения этой власти, а regnum - место исполнения этой власти. Эта связь, однако, является технической, поскольку приобретает аргументативное значение только в случае уточнения локации авторитета, auctoritas, который легитимирует эту схему: когда носитель auctoritas - Папа, то и его iurisdictio распространяется на весь христианский мир, предстающий как империя, и царство; когда носитель auctoritas - французский король, то его iurisdictio распространяется на все королевство, как мини-проекцию империи, его воля имеет вес воли императора, и regnum - предел, заключающий в себе его власть, его закон, и его главную цель.
Выводы реферата
Именование власти, таким образом, проявляет ее сложную природу. Латинское potestas как мощь, сила, возможность, способность, принудительная власть, является той слепой материей, которая лежит в основании осуществления политики. Это власть магистрата, хорошо просматривающаяся в понятии merum imperium как potestas gladii, власть, доходящая до вопроса жизни и смерти. Перед римскими папами она являлась в первую очередь силой светского правителя, как насилие и военная мощь, и если изначально она отводилась сильным императорам и королям, то по мере укрепления института папства она соответственно представляется и возможным достоянием пап. Однако potestas само по себе не является политической властью, оно нуждается в легитимности, и только так может быть оформлено как феномен.
Auctoritas и potestas, таким образом, диалектически производят власть, которая далее распространяется в плоскостях закона, приказа и предела, который она заполняет. Триада iurisdictio, imperium и regnum оказывается инструментом того действия, которое производится сочетанием мощи и авторитета. Суд, воля и место функционируют так, как это задано мощью и авторитетом, распространяя условия защиты и спасения (от преступников и врагов) на определенную целостность (respublica, королевство, христианский мир). Так, iurisdictio, imperium и regnum предстают как схемы того пространства: воображаемого, символического, буквального, человеческого - которое покрывается властью.
Литература
1.Аристотель. Метафизика / Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1 / Ред. В. Ф. Асмус. М., 1976. С. 65-367.
2.Аристотель. Политика / Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4 / Пер. с древнегреч. Общ. ред. А. И. Доватура. М., 1983. С. 375-644.
.Аристотель. Физика / Аристотель. Сочинения. В 4-х т. Т. 3 / Вступ. статья и примеч. И. Д. Рожанский. М., 1981. С. 60-262.
.Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М., 2008.
.Блаженный Августин. О граде Божьем / Творения. Том 3-4 / Подг. текста к печ. С. И. Еремеева. СПб., 1998.
.Домиций Ульпиан. Об обязанностях проконсула. 1. 16. 4. 6 / Домиций Ульпиан. Об обязанностях проконсула / Пер. с лат., вступ. ст. и прим. А. Л. Смышляева // Вестник древней истории, № 4 (1985). С. 221-233; № 1 (1986). С. 194-214.
.Салическая правда / Пер. Н. П. Грацианского. М., 1950.
.Фома Аквинский. Сумма теологии. Часть II-I. Вопросы 90-114 / Пер., ред., и прим. С. И. Еремеева. К., 2010.
9.1198 Sun-Moon Parable of Innocent III / Fontes Historiae Iuris Gentium: Band 1-3: Fontes Historiae Iuris Gentium Quellen zur Geschichte des Völkerrechts / Sources to the History of the Law of Nations. Berlin, 1988 1995. B. 1 (1995)
.1202 Decretal Per Venerabilem of Pope Innocent III / Fontes Historiae Iuris Gentium: Band 1-3: Fontes Historiae Iuris Gentium Quellen zur Geschichte des Völkerrechts / Sources to the History of the Law of Nations. Berlin, 1988 1995. B. 1 [1995]. P. 433.
.Antequam essent clerici / Vigor S., Dupuy P., Savaron J. Histoire Du Differend D'entre Le Pape Boniface Viii Et Philippes Le Bel, Roy De France. Paris, 1655.
.Augustus Octavianus. Res gestae Divi Augusti / Imperatoris Caesaris Augusti Operum Fragmenta, ed. E. Malcovati, 1962.
.Cicero De lege Agraria / M. Tulli Ciceronis Orationes. Vol. 4, ed. A. C. Clark, 1909.
14.Cicero. De legibus / Cicéron. traité des lois, ed. G. de Plinval, 1968.
15.Cicero. De officiis / M. Tulli Ciceronis Scripta Quae Manserunt Omnia. Fasc. 48, ed. C. Atzert, 1932.
.Cicero. De Re publica / M. Tulli Ciceronis Scripta Quae Manserunt Omnia. Part 4, Vol. 2, ed. C. F. W. Mueller, 1890.
.De Civitate Dei contra Paganos libri XXII / S. Aurelii Augustini Opera Omnia / Ed. J.-P. Migne, Patrologiae Cursus Completus Series Latina, 41 (1864).
.Digesta Iustiniani. Vols. 1-4 / Ed. T. Mommsen, P. Krüger, A. Watson, 1985.
19.Disputatio inter clericum et militem / Erickson N. A Dispute between a Priest and a Knight // Proceedings of the American Philosophical Society. Vol. 111 (N. 5), 1967. P. 288 309.
.Enarationes in Psalmos / S. Aurelii Augustini Opera Omnia / Ed. J.-P. Migne, Patrologiae Cursus Completus Series Latina, 36 (1865).
.Epistola 12 Gelasii papae ad Anastasium Augustum / Epistolae Romanorum Pontificum Genuinae / Ed. A. Thiel. T. 1. 1868.
.Epistola CLVI ad Leonem Augustum / S. Leonis Magni Opera Omnia / Ed. J.-P. Migne, Patrologiae Cursus Completus Series Latina, 54 (1846).
.Extravagantes Decretales quae a Diversis Romanis Pontificibus. Liber I. Titulus VIII. De maioritate et obedientia. C. 1 (Unam Sanctam) / Corpus Iuris Canonici. T. 2 / Ed. E. Friedberg, A. L. Richteri. Leipzig, 1955.
.Fischer B., Weber R. Biblia Sacra: Iuxta Vulgatam Versionem. Stuttgart, 1994.
.Hieronymus. Commentariorum in Danielem libri III / Ed. F. Glorie, Corpus Christianorum Series Latina, 75A. .Turnhout, 1964.
.Innocenti III Papae Sermones de Tempore. Sermo II / Innocentii III Opera Omnia. T. 4 / Ed. J.-P. Migne, Patrologiae Cursus Completus Series Latina, 217 (1855).
.Innocentii III PP. Regestorum lib. XIII. CLVI. Venerabilem / Innocentii III Opera Omnia. T. 3 / Ed. J.-P. Migne, Patrologiae Cursus Completus Series Latina, 216 (1855).
.Ioannis Sareseberiensis Policratici sive De nugis curialium et vestigiis philosophorum libri VIII / Ed. C. C. I. Webb. Oxonii, 1909.
.Isidori Hispalensis episcopi Etymologiarum sive Originum libri XX / Ed. W. M. Lindsay. Oxford, 1911.
.Isidori Hispalensis Sententiae / Ed. P. Cazier. Turnholt, 1998. Электронный ресурс: [ https://www.hs-augsburg.de/~harsch/Chronologia/Lspost07/Isidorus/isi_se00.html ]. Дата обращения: 22.05.2016.
.L. Annaei Senecae ad Lucilium Epistulae Morales. Vols. 1-2 / Ed. L. D. Reynolds, 1965.
.Leber Sextus Decretalium D. Bonifacii Papae VIII. Liber III. Titulus XXIII. De immunitate ecclesiarum. C. 3 (Clericis Laicos) / Corpus Iuris Canonici. T. 2 / Ed. E. Friedberg, A. L. Richteri. Leipzig, 1955.
.Plinius Secundus. Naturalis Historia / C. Plini Secundi Naturalis Historiae Libri XXXVII. Vols. 1-5 / Ed. C. Mayhoff, 1892-1909.
.Quaestio de potestate papae / Vigor S., Dupuy P., Savaron J. Histoire Du Differend D'entre Le Pape Boniface Viii Et Philippes Le Bel, Roy De France. Paris, 1655.
.Quaestio in utramque partem / Goldast M. Monarchia S. Romani imperii, I. 1612.
.Tacitus. Annales / Cornelii Taciti Annalium ab Excessu Divi Augusti Libri / Ed. C. D. Fisher, 1906.
37.Thomas Aquinas. In Epistolas S. Pauli. Super Romanos / Corpus thomisticum / 2000-2013 Fundación Tomás de Aquino. Электронный ресурс: [ #"justify">38.Thomas Aquinas. Scriptum super Sententiis / Corpus thomisticum / 2000-2013 Fundación Tomás de Aquino. Электронный ресурс: [ #"justify">39.Thomas Aquinas. Summa Theologiae / Corpus thomisticum / 2000-2013 Fundación Tomás de Aquino. Электронный ресурс: [ #"justify">.Thomas Aquinas. Super Epistolam B. Pauli ad Galatas lectura / Corpus thomisticum / 2000-2013 Fundación Tomás de Aquino. Электронный ресурс [ #"justify">41.Titi Livi Ab Urbe Condita. Vol. 1 / Ed. R. S. Conway, C. F. Walters, 1955.
42.Арендт Х. О насилии / Пер. с англ. Г. М. Дашевского. М., 2014.
.Арзаканян М. Ц. История Франции: учебник для вузов / М. Ц. Арзаканян, А. В. Ревякин, П. Ю. Уваров. М., 2005.
44.Арнаутова Ю. Е. Инвеститура // Православная энциклопедия. Т. 22. С. 495-505. Электронный ресурс: [ <#"justify">47.Блок М. Феодальное общество / Пер. с фр. М. Ю. Кожевниковой. М., 2003.
.Блок М. Характерные черты французской аграрной истории / Пер. с фр. И. И. Фроловой, ред. и пред. А. Д. Люблинской. М., 1957.
.Бойцов М. А. Империя / Словарь средневековой культуры / Под общ. ред. А. Я. Гуревича. М., 2003.
50.Бойцов М. А. Инсигнии / Словарь средневековой культуры / Под ред. А. Я. Гуревича. М., 2003.