Положение солдат и офицеров армии Российской империи в XIX веке
Реферат
Положение солдат и офицеров армии Российской империи в XIX веке
В данном реферате мы попытаемся разобраться с положением солдат и офицеров в армии в исследуемый период. Под «положением» мы понимаем: права, денежное довольствие, быт, включая вещевое и продуктовое довольствие. Также в этой главе мы затронем тему русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Разумеется, некоторые аспекты быта солдат подразумевают небольшую отсылку, небольшую характеристику Главного интендантского управления.
Рассмотрим для начала некоторые правовые нововведения 70-х - начала 80-х гг. по отношению к нижним чинам, то есть к солдатам. 13-го марта 1876 года солдатам, числящимся в запасе или находящимся в бессрочном и временном отпусках, было разрешено отлучаться за границу по общим правилам, указанным в уставе о паспортах. Единственным условием была необходимость «отметиться» в полицейском управлении с сообщением уездному воинскому начальнику в том же порядке, что и при других отлучках нижних чинов с места жительства. Практика достаточно нестандартная с точки зрения нашего времени, но вполне нормальная по меркам второй половины XIX века.
Абсурдность солдатской службы в 70-е годы XIX века заключается в необходимости выплачивать налоги в тех же размерах, что и вне службы. Ситуация начала меняться лишь в 80-х годах. Так, циркуляр 1882 г. н. 146, освобождал нижние чины от подушных податей во время состояния на действительной службе со следующим комментарием: «каким бы способом эти подушные подати ни раскладывались между членами общества, так как подобными раскладками не изменяется сущность сборов, определяемых по числу душ, а установляется лишь порядком взимания сборов с отдельных членов общества, почему часть подушной подати, которая причитается с нижнего чина, не может быть взыскиваема с него, хотя бы и косвенным образом, чрез переложение этой подати на принадлежащую ему землю или другое какое имущество». Эта статья в сочетании со статьей 26 «Устава», гласящей: «Принадлежащие к податным сословиям лица освобождаются во время состояния на действительной службе от всех взимаемых подушно государственных, земских и общественных сборов; равным образом они освобождаются лично и от натуральных повинностей. В отношении же к имуществам, им принадлежащим, означенные лица обязаны платежом податей и иных сборов и отбыванием следующих с тех имуществ повинностей на общем основании», вызвала серьезную путаницу и попытки не уплачивать налоги. В связи с этим в 1888 г. вышел приказ н. 170, который разъяснял ситуацию. Апеллируя к статьям 26 и 31 «Устава», приказ постановлял, что «нижние чины, состоящие в запасе, освобождаются в течение одного года лишь от взимаемых подушно податей и иных сборов и от натуральных повинностей, которым они подлежали бы лично; в отношении же к имуществам, им принадлежащим, чины эти обязаны платежом податей и иных сборов и отбыванием следующих с их имуществ повинностей, но общем основании». Выше мы говорили о праве Военного Министерства призывать на службу всех, не обращая внимания на любые льготы, во время войны. Но ситуация не была настолько критичной, как это может показаться, так как в 1877 году вышел приказ н. 326 «о презрении семейств чинов запаса и ратников государственного ополчения, призванных в военное время на службу». Согласно этому приказу, жены и дети призванного на службу без различия сословий и состояний имеют право получать от города или селения, в котором проживают, бесплатное помещение с отоплением, в случае отсутствия собственного жилья. Земства обязаны выдавать продовольствие этим семьям натурою или деньгами, «полагая на каждое призреваемое лицо, без различия возраста, не менее одного пуда двадцати восьми фунтов муки, десяти фунтов крупы и четырех фунтов соли в месяц. Призрение близких родственников, если они содержались трудом призванного, возлагается на городские и сельские общества. Все это - обязательный порядок, который должны выполнять земства и общины, но приказ подразумевает, что в случае наличия свободных средств земства обязаны принимать любые меры по улучшению жизни семей военнослужащего. В случае если у земства не хватает средств, оно имеет право делать заимствования из продовольственного капитала или из городских и сельских магазинов. Такой порядок сохраняется в течение года после приказа о приведении армии к мирному положению.
Прошлый приказ относится к семьям, оставшимся на своем месте жительства и не отправившимся к месту службы призванного. Видимо, практика сопровождения семьей солдата и проживание их рядом с местом службы была распространена, так как в 1877 году вышел приказ н.466, распространяющий предыдущий закон на семьи, живущие в мирное время при нижних чинах и получающих от них средства к жизни.
Отметим, что семей, пользующихся призрением, оказалось много, и в 1878 г. вышел циркуляр н.420, несколько ограничивающий предыдущие приказы. Теперь, в случае если семья переехала за призванным и живет не по месту приписки, то в призрении ей отказывают.
После войны вышел циркуляр н.312 от 1879 года, согласно которому «должны быть призреваемы семейства всех вообще нижних чинов, погибших в минувшую войну с Турцией, в том числе и семейства нижних чинов, умерших на войне от болезней».
Вышеописанные законы относятся к семействам военнослужащих и, на наш взгляд, имеют большое значение, поскольку повышают престиж армии в обществе и уменьшают количество неявившихся на призыв, в виду невозможности оставить семью без содержания.
Также интересным является приказ н.104 от 1883 года в честь коронования Александра Третьего, согласно которому объявлялось прощение отлучившимся от своих команд и просрочившим отпуск, отменялось разжалование офицеров, сокращались на треть сроки пребывания на гауптвахтах, освобождались наказанные, но еще не заключенные на гауптвахту солдаты и офицеры, прощались солдатские штрафы. А приказ н.107 производил в офицеры всех подпрапорщиков, эстандарт-юнкеров и подхорунжих, выполнивших требования, но до сих пор не назначенных на должности; и самое главное: «действующие ныне правила о ежемесячном пособии от казны отставным нижним воинским чинам, сделавшимся неспособными к личному труду от ран, увечий или болезней, понесенных на действительной службе (ст. 33 уст. о воин. повин.), распространить и на тех нижних воинских чинов, которые сделались неспособными к личному труду по увольнении в запас, вследствие ран, увечий или болезней, понесенных во время состояния на действительной военной службе...».
Так как речь пошла о налоговых обязательствах солдат на службе, стоит сказать, прежде всего, о денежном довольствии нижних чинов. Довольствие это может быть разделено на постоянное и случайное. К первому виду относится жалованье, ко второму - наградные деньги за отличия и за государственные работы. Жалованье разделяется на три оклада: основной, усиленный и добавочный. Первый выдается при обычных условиях службы, второй в военное время со дня перехода через границу и до дня возвращения; или в мирное время в войсках отдаленных местностей. Добавочное жалованье выдается в двух случаях: сверхсрочным фельдфебелям и старшим унтер-офицерам; и георгиевским кавалерам. Как основной, так и усиленный оклад различаются по званиям или по роду оружия и роду войск. По званиям выделяются 9 категорий от наименьших окладов к большим: 1)рядовые; 2) ротные горнисты и барабанщики; 3) ефрейторы, наводчики и бомбардиры; 4) музыканты рядового звания; 5) музыканты унтер-офицерского звания и трубачи; 6) младшие унтер-офицеры и фейерверкеры, батальонные барабанщики и горнисты; 7) взводные унтер-офицеры, старшие фейерверкеры, каптенармусы (квартирмистры), тамбур-мажоры, штаб-трубачи, штаб-горнисты и полковые барабанщики; 8) фельдфебеля (вахмистры); 9) потупей-юнкера и кандидаты на классную должность. По роду оружия: наибольшие оклады присвоены нижним чинам артиллерии и инженерных войск; затем кавалерии и, наконец, пехоте. Итак, самый большой оклад (фельдфебеля, старшие музыканты) составлял 36 рублей, а усиленный 54 рубля. Наименьшей же оклад получал рядовой армейской пехота - 2 рубля 70 копеек основной или 5 рублей 25 копеек усиленный. При этом оклады в гвардии всегда стабильно выше. Исключение составляют: портупей-юнкера и кандидаты на классную должность, которые получают 100 рублей в год во всех родах войск; фельдфебеля и старшие унтер-офицеры специальных частей, которым присвоен оклад равный гвардейскому. Увеличение оклада за награды всегда производилось по одному и тому же принципу. Новый оклад жалованья высчитывался от оклада, получаемого в день совершения подвига. Так, например, Георгиевские кавалеры четвертой степени получали прибавку в 1/3 оклада, третьей - в 2/3, второй - в размере полного годового, первой - 1,5 оклада. Прибавочное жалованье было наибольшим у фельдфебелей - 84 рубля и взводных унтер-офицеров - 60 рублей. Жалованья фельдфебелей и унтер-офицеров резко отличаются от остальных. Связано это даже не с обычной логикой (выше звание - выше оклад), а со стремлением военного управления и лично Д.А. Милютина. Во «Всеподданейших докладах по Военному Министерству» за период с 1871 по 1875 года военный министр проводит одну и ту же мысль. Нехватка обученных, толковых унтер-офицеров в войсках, а также нехватка опытных офицеров может быть восполнена за счет удержания на службе лучших унтер-офицеров сверхсрочно. Для улучшения кадров организовывались специальные учебные команды, а для создания мотивации унтер-офицеру остаться на службе, каждый год военный министр предлагал увеличить им денежное довольствие и уравнять их в правах с офицерами. Того же мнения о роли денежного довольствия унтер-офицеров придерживается и А.В. Аранович: «Размер денежного оклада имел значение только в отношении к нижним чинам унтер-офицерских званий: во-первых, для того, чтобы достижение этого звания было как можно заманчивее, и, во-вторых - для удержания унтер-офицеров на сверхсрочной службе».
Прежде чем перейти к вопросу довольствия, то есть описанию того, как жили, рассмотрим для начала, где жили военнослужащие. Фактически здесь нас интересует казарменное устройство. Д.А. Милютин в своих докладах отмечал нерешенность этого вопроса. «Вопрос о казарменном расположении войск, столь необходимом для благоустройства и образования их, приобретет еще большую важность вследствие предпринятых преобразований в устройстве местных и резервных войск и при предстоящем еще сокращении сроков службы. К сожалению, вопрос этот почти не подвинулся вперед в продолжение истекшего года. Предположения учрежденной при Министерстве Финансов Комиссии по квартирной повинности все еще остаются без движения, а предложенные некоторыми частными лицами проекты постройки казарм, при тщательном рассмотрении их в особой Комиссии при Главном Штабе, оказались совершенно неосуществимыми в финансовом отношении. Военном Министерство старалось, по крайней мере, извлечь пользу из некоторых существующих строений, обращением их в казарменные помещения, как то: в Варшаве (помещения оставшиеся от упраздненных управлений), в Округах Рижском (два замка герцогов Курляндских), Виленском и Киевском (примонастырские и конфискованные имения)». Постройка казарм велась настолько медленно, что на протяжении нескольких лет (с 1871 по 1876 г.) Военный Министр постепенно отказывается от освещения этого вопроса. Так, в 1872 году он уже вводит казармы лишь в контекст образования войск, говоря о «пространном квартирном расположении». «При возрастающих требованиях военного образования, не только масс, но и одиночных людей, особенно же при существующих по прежнему неблагоприятных условиях частью климатических, частью происходящих от пространного квартирного расположения у обывателей, становится понятным, что доведение уровня военного образования армии до возможного совершенства, соответствующего современного состоянию военного дела, требует весьма обдуманных руководящих указаний...». В итоге в Военном министерстве поняли, что решить проблему казарменного размещения самостоятельно министерству не под силу, отпускаемых средств едва хватало на поддержание в исправности уже существовавших зданий. Поэтому по закону от 8 июня 1874 года постройку казарм перевели в ведение местных городских и земских учреждений. Но даже эти меры не привели к скорому решению проблемы. Д.А. Милютин дает следующую оценку устройства казарменных помещений: «Насколько утешительно видеть отличное состояние наших войск в отношении их состава, обучения, благоустройства, - настолько же печально заглянуть на их помещениях и на быт офицеров». Там же, в отчетах по Московскому и Харьковскому округу, военный министр пишет, что не только казармы, но и лазаретные помещения находятся в плохом состоянии, и отмечает, что это «главные источники болезненности в войсках». Причина кроется в недостаточности финансирования. «Города, земства и гражданские власти ссылаются на недостаточность своих средств; Министерство финансов и Внутренних дел служат на Земские сборы. Вопрос размещения войск не продвигается ни на шаг». Подобная ситуация сложилась и с военным училищами, так в докладе Д.А. Милютин пишет: «В особенности оно терпит от неудобства помещения, так как расположено в двух отделенных один от другого частных домах. Идет речь о постройке особого здания; но для него потребуется значительный расход из войсковых сумм».
Даже построенные казармы не отличались удобством с точки зрения размещения личного состава. Например, вот так характеризует обстановку в казарме А.И. Деникин: «Солдат наш жил в обстановке суровой и бедной. В казарме вдоль стен стояли деревянные нары, иногда отдельные топчаны. На них - соломенные тюфяки и такие же подушки. Покрывались солдаты грязными шинелями». Привычные предметы быта - постельные принадлежности, даже полотенца, стали выдаваться солдатам только при военном министре А.Ф. Редигере. Однако выдававшиеся вещи, по свидетельству самого А.Ф. Редигера, были ужасного качества, а солдаты стремились продать их, а на собственные деньги купить что-то лучшее.
В походных условиях расположению солдат уделялось еще меньше внимания. Показательно, что М.Д. Скобелев 18 января 1878 года в Адрианополе отдает приказ, в котором говорится «Еще раз напоминаю, что в случае беспорядков, части, в которых окажутся виновные в сем, будут выведены из города и расположены биваком». С точки зрения устройства бивуака, наглядным является приказ н. 349 от 12-го октября 1877 года, в котором, среди прочего, читаем: «Посылать по возможности безотлагательно, унтер-офицеров с командами, достаточно многочисленными, на рубку леса. Требую, чтобы все части воспользовались хорошею погодою, чтобы образовать изрядный запас дров не только для кухонь, но и для больших костров; это будет в дурную погоду большим облегчением для солдат. … Завтра же отвести места с рассветом для кухонь, боен и обращаю главное внимание начальников частей на устройство выгребных ям, ежедневное засыпание слоем земли и, по наполнении их, на отвод новых мест под те же ямы. Вообще буду требовать чистоту в лагере и на боевой позиции». Необходимость отдачи этого приказа говорит об отсутствии общих норм, регулирующих это положение. На этом основании можно сделать вывод, что в других частях устройство, обслуживание выгребных ям было не оговорено специально, что способствовало распространению болезней, однако, об этом позже. Наш вывод подтверждается М. Газенкампфом, который в своем дневнике пишет: «Бивуак главных квартир поражает отсутствием самых элементарных требований чистоты и порядка: зады нашего бивака - чисто цыганский табор». Мы видим, что даже на высшем уровне, расположение на местности было далеко от идеала. А вот такую картину рисует А. Пузыревский: «Несмотря на то, что коновязи переменяли места, лошади стояли по колено в грязи; в темные, холодные ночи они часто срывались, причиняя беспокойство солдатам, которые должны были вставать и ловить, в темноте, носящихся по биваку коней».
Обратимся теперь к таким важным составляющим военного быта как вещевое довольствие и продовольствие. А.В. Аранович сразу дает негативную оценку довольствию солдат, связывая его с плохими дорогами, а значит отсутствием возможности поставлять вовремя в необходимых масштабах вещи в войска. Однако мы не согласны со столь категоричной и безапелляционной оценкой. Рассмотрим данный аспект с разных сторон.
Во-первых, довольствие солдат в исследуемый период изменилось с институциональной точки зрения. В 1864 году было создано Главное интендантское управление, которое заменяло два департамента - Провиантский и Комиссариатский и было меньше их по количеству чиновников. Суммы, определенные сметой 1864 года для двух департаментов, стали отпускаться новому управлению. В обязанности этого органа входило составление новой финансовой сметы на следующие года, для чего рассматривались сметы, поданные окружными интендантскими управлениями. Итогом деятельности управления к началу 70-х стало издание «Положения об управлении войсками в военное время», переизданное в 1876 году с некоторыми изменениями. Согласно этому положению снабжением войск занималось окружное интендантское управление, должности корпусных и дивизионных интендантов появлялись только в военное время. Интересно комментирует эти изменения Д.А. Милютин в своей записке «Почему так много недовольных нашими военными реформами»: «Одною из главных целей преобразований в администрации военной - было возможное искоренение взяточничества и казнокрадства. Можно смело сказать, что цель эта в значительной степени достигнута ... интендантство ведёт дело чище и успешнее. … Даже и в числе оставшихся на службе [чиновников], вероятно, найдутся многие, сожалеющие о том, что при новом порядке ведения дел и новой отчётности уже невозможно рассчитывать на ту наживу, которая в прежние времена служила приманкой к известным должностям в военно-хозяйственном управлении».
На деле же снабжение армии было отдано в частные руки. Так, в дневнике Газенкампфа читаем запись от 24 апреля 1877 года: «Возмущен до глубины души тем, что вчера вечером узнал. Приказанием по армии, от 9 апреля, н. 71, продовольствие армии за границею отдано в руки компании из трех евреев: московского - Горвица, севастопольского - Грегера и одесского - Когана. Грегер - старый знакомый Непокочицкого, а остальные двое рекомендованы полевым интендантом Аренсом. Как мог начальник штаба армии поставить свою безупречную репутацию на такую крапленую карту?» Неудачи не заставили себя ждать. Войска 11-го корпуса, по прибытии в Галац и Браилов, четыре дня ждали прибытия комиссионеров и были вынуждены израсходовать свой неприкосновенный запас. «Когда комиссионеры явились, то поставили такое сено, которое лошади не стали есть. Командир 12-го корпуса Ванновский, не дождавшись комиссионеров, приказал войскам заготовлять продовольствие собственным попечением». О тех же недостатках пишет и Вакха Гурьев в своих письмах от 1877 года: «беспорядки, которые допускаются здесь нашей военной администрацией, например: полевое комиссионерство, составившееся из одних жидов, выдает вместо сена такой бурьян, что порядочный хозяин не стал бы употреблять его и на подстилку своим лошадям, а, между тем, тут все высшие представители нашего полевого интендантства, но их не разыщешь в городе и днем с огнем, а если и разыщешь, то получишь одни обещания на словах, а бурьян так и остается бурьяном...». Естественно, ситуация не осталась незамеченной, а последствия были следующие: «Евреи бросились жаловаться и нашли поддержку в начальнике канцелярии начальника полевого штаба. Это чиновник буквоед-формалист, привезенный Непокойчицким из кодификационного комитета, впервые увидавший вблизи войска в Кишиневе. ... Полевому интенданту. действ. статскому советнику Аренсу, эта идея навязана: он согласился с нею потому, что у него самого никакого представления об условиях продовольствия войск на войне не было и нет».
Перейдем непосредственно к исследуемому вопросу. До 1865 года все вещи, выдаваемые солдатам делились на три категории: срочные с определением сроков, срочные без определения сроков и бессрочные. Недостатки этой системы заключались в путанице, создававшейся при определении вещей по категориям. В итоге солдаты зачастую вовсе не получали нового обмундирования, при этом пытаясь укрыть этот факт от начальства, дабы не получить взыскания. В министерство Д.А. Милютина все вещи стали считать срочными, при этом определенные сроки устанавливались для обмундирования, неопределенные для оружия, обоза и лошадей.
Ввиду того, что внешний вид солдата исследуемого периода подробно изучен, к тому же существуют записки Д.А. Милютина, в которых подробно раскрывается непосредственно состав вещевого довольствия, мы рассмотрим практическую сторону вопроса. Несмотря на то, что предпринимались попытки улучшить обмундирование и снаряжение солдата, война выявила полную их несостоятельность. Вещи были неудобны в быту, часто использовались не по назначению и быстро изнашивались. В своих воспоминаниях А. Пузыревский ярко описывает все обозначенные проблемы. «Ранцы оказались неудобными и тяжелыми, вследствие чего впоследствии оставлены в складах и заменены мешками». Мундир выполнен так, что не дает возможности в холодную погоду свободно поддевать под него фуфайку или вторую рубашку, белые панталоны в пехоте бесполезны, а рейтузы для конницы недостаточно прочны. Положительную оценку автор дает только шинели, которая впрочем «излишне тяжела, особенно когда намокнет», и башлыку. «Для прикрытия в ненастную или суровую погоду головы имелись башлыки - предмет, оказавшийся на войне в высшей степени полезным; кроме прямого своего назначения башлык нередко служили и для других целей, как например, для переноски снарядов, сухарей, заменяли головной убор в случае его окончательной порчи или потери и т.п.». Шинель же выполняла две функции, помимо основной, она служила одеялом и подстилкой, так как солома была редкостью, да и в любом случае быстро смешивалась с грязью от сырой почвы бивака. Естественно, такие условия порождали увеличение заболеваемости. Представленные соображения А. Пузыревского по следующим двум вопросам интересны, поскольку расходятся с данными других источников. Так, он пишет про теплые вещи: «снабжать людей в зимнее время особой теплой одеждой, в виде, например, полушубков, затруднительно, да кроме того такие полушубки удобны лишь во время пребывания людей на месте или, пожалуй, при относительной легких движениях на ровной местности; наоборот: при усиленных движениях в горах, по дурным дорогам и т.п., они горячат и крайне утомляют людей, а с наступлением теплых дней представляют величайшую обузу для каждой части». В то же время А.И. Деникин пишет, что до русско-японской войны отсутствовала отдельная статья расходов на теплые вещи, и «тонкая шинелишка покрывала солдата и летом, и в русские морозы». Очевидно, теплые вещи все-таки были, но вопрос этот решался не высшим руководством. Однако генералитет явно был в курсе этой проблемы. Так, в дневниках Д.А. Милютина читаем: «Продолжается сквернейшая погода; по ночам термометр спускается чуть не до нуля; сильный ветер с дождем, страшная грязь;- а войска все еще не получают теплой одежды, не исключая и отряда на Шипке, который бедствует в лохмотьях, без крова и даже без огня на позиции. ... Оказывается, что войска 4-го корпуса чуть не босые».
Далее, А. Пузыревский пишет про обувь: «сапоги, раз сшиты хорошо и из хорошего материала, - обувь превосходная, но солдат должен иметь что-нибудь легкое для бивака, чтобы освежить ног, просушить сапоги и т.п.; кроме того, при нем должны постоянно находиться мелкие принадлежности для починки сапог». В то же время М.Д. Скобелев оценивает их по-другому. В приказе от 13-го сентября 1880 года говорится: «Опыт минувшей войны показал, как быстро изнашиваются сапоги в осенних и зимних походах и как нужно беречь их, так как возобновление обуви иногда положительно невозможно. Поэтому предлагаю всем начальникам частей дозволять нижним чинам надеть сапоги только при наступлении сырой, дождливой погоды, стараясь пользоваться штиблетами до последней возможности».
Рассматривая продуктовое довольствие солдат, П.А. Зайончковский ограничивается следующим выводом: «Суточный рацион солдатского питания состоял из чая с черным хлебом по утрам (на день полгалось три фунта хлеба); борща или супа с половиной фунта мяса или рыбы и каши в обед; жидкой кашицы, заправленной салом, на ужин». Но этот вопрос возможно рассмотреть подробнее. Так, М. Газенкампф подробно описывает систему продуктового довольствия, учитывая некоторые детали и особенности. Все продовольствие он делит на хлеб и приварочные продукты, провиант. Приварочные продукты «служат для приготовления горячей пищи на обед и ужин, как-то: мясо, масло или сало, овощи, соль и разного рода приправы». Провиант составляет мука и крупы. Помимо этого солдату положена водка и чай. Сравнивая систему продовольствия с иностранными армиями, автор пишет, что заграницей войска получают готовый хлеб из центральных хлебопекарен, в то время как, российская армия получает муку. Вопрос выпечки хлеба ложится на плечи командиров. В силу географических и оргштатных особенностей Российской Империи, развернуть систему центральных пекарен невозможно. «Она может быть с выгодою введена лишь в таких пунктах, где постоянно сосредоточено значительное число войск». На момент создания источника (1878-1880 гг.) существовало три военных пекарни: постоянные в Варшаве и Вильне, и одна в Красном Селе, работающая только во время лагерных сборов. М.А. Газенкампф положительно оценивает опыт использования военных пекарен, но выделяет две основные причины, по которым военное министерство не отказывается от существующей системы в пользу централизации. «Войска свыклись с нею и вполне довольны существующим порядком; и экономия от припека остается в пользу войск и идет на удовлетворение разных других хозяйственных нужд, на которые или совсем не полагается отпуска от казны, или же он определен в недостаточном размере». В 1876 году в продовольствие войск были введены консервы, отношение в войсках к которым было негативным. «Отзывы командующих войсками в округах насчет вкуса консервов - разноречивы; но все они согласны в том, что консервное продовольствие крайне обременительно для нижних чинов в мирное время, что размер каждой порции недостаточен для дневного пропитания и что некоторые сорта консервов вредны для здоровья». Определенный вывод о введении консервов можно сделать по провианту военного времени. В приказах М.Д. Скобелева ни разу не упоминаются консервы, а неприкосновенный и носимый запасы провизии всегда составляют сухари. «Для движения все части отряда должны иметь по возможности неприкосновенного запаса сухарей, крупы, гурты скота и спирту на 8-10 дней на каждого человека. … Начальникам частей внушить людям о неприкосновенности носимого ими сухарного запаса. Ежедневно делать поверку, чтобы люди не расходовали его без приказаний и с виновных строго взыскивать».
В мирное время военное руководство сталкивалось с проблемой финансирования, которая отражалась на продовольствии нижних чинов. Практически это значит, что при возрастающей дороговизне продуктов, приварочные оклады, т.е. суммы, ассигнованные на покупку приварочных продуктов, оказывались недостаточными. Подобных трудностей можно было бы избежать, если бы приварочный оклад определялся сообразно с существовавшими в каждой отдельной местности рыночными ценами. Однако на уровне государственного управления существовали определенные преграды для должного пересмотра данного оклада. Так, если по решению Военно-Окружного Совета, исходившего из справочных цен, предстояло увеличить оклад на 50 копеек в год или менее, то оставлялся прошлогодний оклад. Если приходилось увеличить более чем на 50 копеек, «т.е. хотя бы только на 0,14 копейки в день», то Военно-окружной Совет не мог увеличить оклад собственной властью, самостоятельно. Для изменения этой сумму требовалось разрешение Военного Совета. Сложность системы выразилась в сохранении окладов уровня 1871 года на все десятилетие. Интересно, что даже несмотря на существование 169-ти постных дней в году, которые заметно влияли на снижение необходимых сумм на продовольствие, приварочные оклады оказывались недостаточными. Финансовые проблемы Военного Министерства А. Редигер комментировал следующим образом: «Стремление многих войсковых начальников помочь солдатскому быту упиралось в дефицит бюджета: даже при добавлении одной копейки к сумме ассигнований, положенных на одного солдата, требовалось совокупное увеличение затрат на четыре млн. рублей». При этом нужно понимать, что армия и так занимала большую часть государственного бюджета. На нужды армии в среднем шло в 1858-1862 гг. 27% государственного бюджета и 29% в период с 1865 по 1875 гг. А если исключить правительственную программу железнодорожного строительства, то доля армии в государственных расходах в 1865-1875 гг. в среднем ежегодно составляла 31%. Впрочем, согласно И. Волковой, доля военных расходов достигала 37,8%, но уже в 1881 году к моменту ухода Д.А. Милютина с поста военного министра - 26%. Тенденция сохранилась и к концу 1880-х доля снизилась до 20%. Но все-таки в сравнении с европейскими странами, цифры эти кажутся незначительными. В Германии ассигнования на нужды армии составляли в 1880-е годы свыше 60%, а в 1890-е годы не опускались ниже 40% от государственных расходов.
В военное время ассигнования на провиант увеличивались, что позволяло солдатам питаться даже лучше, чем в мирное время. Так, в письмах священника В. Гурьева читаем о налаженной системе продовольствия войск: «Кроме наших бедных лошадок, уже голодающих, мы сами и наши солдаты еще не испытывали особенно чувствительных лишений: мяса здесь много, скот болгарский отличный, похожий на наш черноморский; войска сами покупают волов и бьют их. За каждым полковым обозом тянется еще обоз воловый или гонится целое стадо; пришли на бивуак, сейчас вола за рога - и готов ужин». Там же читаем и о некотором изобилии. Даже находясь в непосредственном соприкосновении с противником (10 верст), в войсках не просто нет нужды в продовольствии, но «даже роскошь: коньяк, ром, красное вино, икра, балык, колбаса, сыр, сардинки и пр.» Впрочем, нельзя сказать, что это было повсеместно и стабильно. Часто возникали и большие недостатки. Мы уже говорили о найме частных лиц для совершения поставок продовольствия и о вызванных этим проблемах. В вопросах продовольствия мы сталкиваемся с теми же ситуациями. М.Д. Скобелев, старавшийся всячески улучшить положение солдата, писал: «Солдаты отряда, благодаря бездействию товарищества, уже несколько дней питаются значительною частью кукурузою, и если и сего числа не будет отпущено мне хлеба в должной пропорции, я вынужденным найдусь донести о настоящих беспорядках по продовольствию войск вверенного мне отряда до сведения Его Высочества главнокомандующего армию». После чего войска получали печеный хлеб, вместо сухарей и по фунту мяса на человека. В. Гурьев пишет, что в Яссах и по всей Румынии солдаты получали превосходный пшеничный хлеб, настоящие малороссийские паляницы, но в Белле комиссионерство выдало такой некачественный хлеб, что его не стали есть и голодные лошади. Чай и сахар солдаты получали исправно, водку регулярно, но не ежедневно. В том же источнике встречаем интересное описание выдачи водки в Румынии: «сегодня в первый раз я видел, как нашей санитарной роте выдали водку - взяли по равной части румынского картофельного спирта и колодезной воды, смешали, и вышла какая-то желтоватая, мутная, пенистая бурда - ничего, солдатики выпили и только крякнули». Впрочем, питание нижних чинов больше зависело от командиров, нежели от комиссионеров. Так, М.Д. Скобелев часто акцентировал внимание на обязанности начальников частей заботиться, чтобы солдаты были сыты при всех условиях, в которые попадает часть. Отдавая приказы, касающиеся пропитания, он, тем не менее, указывал на личную ответственность командиров по этому вопросу. «Раз навсегда требую, чтобы артельные котлы всюду следовали за частями и чтобы для нижних чинов не проходило ни одного дня, в который они не получали бы горячую пищу. Исключения всякий раз будут исходить от меня лично. После самого жестокого боя наступает затишье и опыт дней 30 и 31 августа убедили меня, что храбрые и распорядительные начальники даже в эти дни находили возможным подвозить горячую пишу своим солдатам.
Наоборот, если нижние чины не накормлены, то происходит это или от растерянности, или от нерадения начальника. И то и другое может повлечь за собою отрешение от должности».
Практика русско-турецкой войны 1877-1878 года, а именно обозначенные проблемы с поставками и успешные попытки покупать провиант на месте, изменили систему поставок в будущем. Так, в обзоре деятельности военного министерства читаем: «Стал широко применяться подряд по вызовам, который в 70-х годах принял вид поставок по долгосрочным контрактам; в 1881 году более одной четверти провианта, потребного для войск Европейской России, заготовлялось с торгов по вызовам и по долгосрочным контрактам … уже в 1881 году, было постановлено не заключать впредь долгосрочных контрактов, а заготовлять провиант по возможности с торгов. Затем, с 1883 года, стали производиться опыты заготовления иными способами: попечением самих войск, чрез земледельцев, покупкой ржи на элеваторах и при посредстве министерства финансов».
Теперь, когда мы имеем представление о размещении или проживании, обмундировании и питании военнослужащих, скажем пару слов о развитии болезней в военное время, как, своего рода, маркерах устройства быта. В. Крестовский приводит очень оптимистические цифры. Так, он пишет, что на начало войны имелось 34 госпиталя на 19.922 места, из которых было открыто 13 на 3.900 мест. В начале 1877 года в них состояло 1,899 человек, что составляло на всю армию, численностью около 180.000, только 1% больных. Также он сообщает, что эпидемических болезней во всем районе расположения действующей армии нет и не было; тифозных случаев приходится не более пяти-шести на госпиталь; преобладающие формы заболевания - сифилис и местная глазная болезнь. Причины такого «счастливого состояния здоровья армии» он видит в образцово-устроенном продовольствии («люди, кроме обыкновенной казенной дачи, получают каждый до семи копеек в сутки на приварок, винные и чайные порции, смотря по надобности»), и в способах размещения людей в казармах и по квартирам, при которых, по его словам, принимается в расчет даже количество кубических футов чистого воздуха, потребное для человека. «Кроме того, во всех частях ближайшее начальство наблюдает за поддержанием правильного образа жизни людей: своевременно даваемая здоровая пища, достаточный сон, военные прогулки, дающие организму достаточной моцион и постепенно втягивающие людей в трудности походного движения, отсутствие продолжительный и потому утомительных строевых учений - все это, при полном внимании начальства к нуждам нижних чинов, плодотворно действует на бодрость их духа и тела. Наконец, тщательный уход за больными в госпиталях, внимание и полное рвение к делу, в особенности со стороны молодых врачей...». Плюс ко всему, процент заболевших в его сообщениях никогда не превышает 2% (1,25%, 1,49% и т.д.), или, более конкретно, больных в госпиталях от одной до трех тысяч человек. Если вспомнить, что эти цифры публиковались в «Правительственном вестнике», а также оценить реальную обстановку расположения армии, то становится понятно, что вряд ли они отражают реальную картину вещей. Принципиально другие данные приводят Л.С. Каминский и С.А. Новосельский. Так, по дунайской армии число умерших от болезней, которое, естественно, меньше общего числа больных, составило: от болезней 44 431, скоропостижно 744, от несчастных случаев 479. Сюда же причисляются 137 человек, покончивших жизнь самоубийством. В кавказской армии в этой армии от болезней умерло 35572 человека. Что касается заявления В. Крестовского об отсутствии эпидемических заболеваний, то и этот тезис весьма спорный. Так, исследование тех же авторов показало, что в русско-турецкой войне 1877 - 18788 гг. были распространены все формы тифов. Из 81363 умерших от болезней 43 985, то есть 54% приходилось на тифозные заболевания. В дунайской армии от тифов умерло 54%, в кавказской 56%. Схожие данные предлагает более новое исследование Б.Ц. Урланиса, который проводит параллели между Крымской войной и русско-турецкой войной 1877-1878 гг. Так, он пишет «К числу наименее благоприятных в санитарном отношении войн относятся войны, дающие коэффициент свыше 3-х. Это - Крымская война (для французской и английской армий) и русско-турецкая война 1877-1878 г. Эпидемии тифа и холеры в Крымскую войну и эпидемии тифа и дизентерии в русско-турецкую войну привели к тому, что потери от оружия неприятеля составили лишь около одной четверти всех летальных потерь». По его подсчетам, от оружия неприятеля погибло 22 391 человек, а от болезней 82 636, что означает, что на 10 человек убитых приходило 37 умерших от болезней.
Сводя уже показанные недостатки организации тыла и снабжения с заболеваемостью в войсках, мы бы хотели показать некоторые аспекты устройства госпиталей и санитарной части. В. Крестовский пишет: «На должности смотрителей во всех госпиталях назначены теперь строевые офицеры, избранные из особого резерва, состав коего еще и прежде, благодаря прикомандированиям на годовой срок к большим военным госпиталям, приобрел уже достаточную практику в своем деле. .... При их вступлении в свои должности, они не были с первых же дней снабжены нужными инструкциями и сведениями о своих правах и обязанностях по военному положению; у них не было ни XVI книги Свода Военных Постановлений, ни табелей об отчетности, ни вообще всех необходимых руководств». Также он пишет, что продовольствие больных налажено отлично. Но самое главное, он утверждает, что хозяйственная часть, имея многоуровневую систему (запросы от врачей, начальников госпиталей, полевых инспекторов), налажена без огрехов. Однако В. Гурьев рисует другую картину, описывая санитарные поезда и повозки. Так, он пишет, что санитарные поезда сильно отличаются как по внешнему виду, так и по внутреннему устройству. «Одни - великолепные, щегольские, со всевозможными приспособлениями; другие - обыкновенные товарные. Первые устроены августейшими членами императорской фамилии или разными обществами и частными лицами; вторые - собраны со всех железных дорог и приспособлены для перевозки больных и раненых... В чем собственно состоят эти приспособления - не знаю... В десять-двадцать вагонов я заглядывал и нигде никаких приспособлений не заметил: обыкновенные товарные вагоны, в которых, и то не во всех, настлана солома довольно тонким слоем и на ней в два ряда лежат несчастные страдальцы - вот и все». Так же дело обстоит и с повозками для раненых. «В транспорте около двухсот повозок, на которых помещается более шестисот страдальцев; телеги разных калибров и форм: военные, интендантские артёлки, похожие на огромный сундук, только без крышки, и простые, мужицкие, вольнонаемных погонцев, с будками, крытыми черным, непромокаемым брезентом; в этих последних, почти в каждой, есть соломенная подстилка, на которой лежат больные; но в казенных артёлках подстилки или вовсе не полагается, или есть тоненький слой какой-то трухи. ... И тут, значит, та же судьба, что и в вагонах санитарных поездов; кто попал в мужицкую фру, тому относительно лучше, по крайней мере, сносно, но кому досталась артёлка, те вынуждены переносить мучительную тряску... Неудобнее посудин для перевозки раненых трудно и придумать - это чистая каторга. Лица несчастных исхудалые, желтые, с явной печатью переносимых ими мучений, из многих кибиток слышатся душу раздирающие стоны, ото всего транспорта идет какой-то мучительно-жуткий гул». О тех же недостатках пишет А. Пузыревский: «Вообще сказался во время войны недостаток организации в войсках вьюков и отсутствие легких повозок в виде одноколок».
Отдельный интерес представляет нравственный облик и поведение солдата. А.В. Федоров утверждает, что с введением всесословной повинности в армию начало поступать большое количество «деклассированных элементов, физически неполноценных людей, а также, так называемых, политически неблагонадежных». Приказы М.Д. Скобелева представляют нам богатый материал, ярко отражающий данный вопрос. Так, в приказе от 10-го ноября 1876 года читаем: «При езде по улицам казаки бьют жителей нагайками, сбивают с голов продавцов корзины с лепешками и фруктами, пьянствуют и после зари производят в помещениях своих шум. Делая известным об этом по вверенным мне войскам, ставлю это на вид, а командира предписываю арестовать на гауптвахте на 5 суток. Предваряю его, что если замеченные мною беспорядки не будут немедленно исправлены, то он будет отрешен от командования частью. Людям сотни стыдно вести себя так, как они вели себя до сих пор. Кто может забыть, что лежачего не бьют, что честный солдат должен быть грозен только пред неприятелем на войне, а не стоя на квартирах в мирном городе, то, я в том твердо уверен, вряд ли молодецки выполнит долг свой в бою пред Государем и отечеством, когда к тому представится случай». Генерала очень волновал вопрос поведения солдата, особенно по отношению к местному населению. Он старался ограничить любое проявление неугодного поведения, даже направленное против местного населения на территории противника. В Адрианополе 10-го января 1878 года он отдает приказ, в котором говорит о большом количестве отсталых при переходе, о нижних чинах, которые, «забывая честь мундира, оставляли ряды с целью грабежа». При этом каждый раз, обращаясь к моральным ценностям: «Да избавит нас Господь от искушений...», указывая на особое положение солдата: «на нас счастливцев, авангард действующей армии, обращены взоры всей России, всего мира», «Сохраним во всей чистоте славу русского имени и славу полков, поддержанную в эту войну ценою крови», М.Д. Скобелев прежде всего возлагает ответственность за поведение нижних чинов на младших офицеров и командиров частей, которые будут нести ответственность за своих подчинённых и преданы полевому суду. Вероятно, меры эти были недостаточными и к достаточным результатам не приводили, поскольку далее в приказах мы встречаем не только повторяющиеся ситуации, но и попытка генерала наладить контроль и увеличить коллективную ответственность, связать потенциального провинившегося отношением его же сослуживцев, их запретом. 18-го января 1878 года он приказывает организовать патрули вокруг каждой расположения каждой части из состава части, возлагая ответственность на поведение солдат в каждом квартале на командиров частей. С заключением мира, генерал повторяет все свои требования, на сей раз апеллируя к воле императора. «По приказанию Его Императорского Высочества, Главнокомандующего, объявляю, что всякое мародерство или насилие относительно жителей, в каком бы ничтожном размере или форме они ни проявлялись, повлекут за собою взыскание с виновных по всей строгости законов военного времени. И, кроме того, Его Императорское Высочество, Главнокомандующий, изволит смотреть на подобный случай в части, как на доказательство недостаточного личного влияния начальника на своих подчиненных, а потому и предписал подвергнуть ответственности, кроме непосредственно виновных, еще и начальника той части, в которой беспорядок проявится. Я убежден, что вверенные мне храбрые войска не помрачат своей бессмертной боевой славы несоответствующим поведением в мирное время, и, помня, что одна паршивая овца может испортить целое стадо, будут сами строго следить за теми из них, которые могли бы поддаться искушению затемнить дорогое нам доброе о нас мнение Августейшего Главнокомандующего». Позже опять акцентирует внимание на достойном поведении по отношению к хозяевам при расквартировании. Уже после войны, 9-го июня 1880 г., в приказе н. 90 М.Д. Скобелев пишет об ограниченности власти командира: «Всеми действиями военно-служащих должен руководить закон; им, а не личным произволом, должен руководствоваться всякий начальник как в своих действиях вообще, так и в наложении дисциплинарных взысканий в особенности, чтобы и нижние чины знали, чем они должны руководствоваться в своей служебной деятельности, и сами бы приобрели уважение к закону». Все приведенные приказы дают нам возможность сформировать достаточно негативное представление о русском солдате 70-х годов XIX века. Это отнюдь не значит, что каждый человек в строю был подвержен описанные порокам, но частота приказов говорит о большой распространенности этого явления. И, самое главное, решение этого вопроса на уровне командующего дивизией генерала говорит о достаточно крупных масштабах описываемых проступков, т.е. о масштабах, справиться с которыми младшие офицеры самостоятельно не могли.
Стоит сказать, что «нравственный элемент» играл очень большую роль в солдатской повседневности. От того, насколько умело, командиры организовывали специальные мероприятия и вдохновляли своих подчиненных, зависели победы в войнах. И здесь снова ярким примером стал М.Д. Скобелев, который всячески заботился о «душевном состоянии» вверенных ему подразделений. Для начала разберемся, что генерал вкладывал в это понятие. Прежде всего, это дисциплина. «Считаю священным долгом напомнить доблестным войскам, ныне мне вверенным, что основанием боевой годности войска служит строгая служебная исполнительность, дисциплина. - Дисциплины, в полном значении слова, быть там не может, где начальники позволяют себе относиться к полученным им приказаниям небрежно. Это должно отзывается на отношении нижних чинов к долгу службы. Строгий порядок в лагере, на бивуаках, строго исполнение всех, даже мелочных требований службы, служит лучшим ручательством боевой годности части». Во-вторых, это отношение офицера к солдату. «Прошу всех гг. офицеров вверенных мне храбрых войск проникнуться убеждением, что неустанная заботливость о солдате, любовь к нему, делом доказанная, лучший залог к победе». М.Д. Скобелев отмечал, что в военное время роль нравственного элемента особенно важна, соотнося его к физическому как 3:1. Способы достижения необходимого уровня - опора «на сердце или на дисциплину в строгом ее проявлении, иногда на то и другое вместе». А средства: «молодецкое слово молодца, музыка, песни и, наконец, поддержание уставного порядка, хоть бы ценою крови, но без предварительного продолжительного пиления, ненавистного русскому солдату». Генерал делал большую ставку на религиозность, потребности людей в вере, которые старался удовлетворить даже в отсутствие полковых священников. «Перед выступлением, в день боя, приказано было отслужить перед фронтом бригады молебствие, но за неимением священника, который не успел прибыть, сотни были выстроены покоем и хор певчих из казаков пропел "Отче наш". Затем генерал объехал сотни, поздравил всех с предстоящим боем, выразил полную уверенность и надежду на молодцов-казаков, и выступил под Плевну, лично начальствуя авангардом из двух сотен и четырех орудий». Старался генерал наладить и досуг солдат. «Лагерь наш слишком скучный. Желательно было бы, чтобы чаще горели костры, пели бы песни; назначать по очереди, перед вечернею зарею, в центре позиции играть хору музыки. Разрешается петь и поздно вечером. Во всех ротах обратить серьезное внимание на образование хороших песельников; поход без песельников - грусть-тоска!». Генерал считал, что бездействие порождает упадок духа, пьянство и болезни и что солдат всегда должен быть чем-то занят. «Поэтому кроме постоянных учений, ознакомления с уставами и новым оружием, гг. офицеров должны поощрять в солдатах чтение и устройство разного рода игр». Последнее было особенно важно и, видимо, перенималось многими командирами. В письмах В. Гурьева читаем: «Сулейман от нас каких-нибудь верстах в десяти, на той стороне Кара-Лома и, несмотря на такое соседство, наши и ухом не ведут: повсюду говор, хохот, песни, прибаутки. … Как все довольны и счастливы, что попали в Рущукский отряд, тогда как 2-я гренадерская дивизия повернула к Плевне. Начинают уже зарываться в землю, но не по приказу, а по доброй воле; я заходил в некоторые землянки, с непривычки жутко, могила, а привыкнешь, говорят, ничего, хорошо». М.Д. Скобелев всячески старался создать у местного населения благоприятный образ о русском солдате. «Обязываю кормить и вьючных животных, постановленных от населения, помня, что сохранить их в интересах славы дивизии. С проводниками и возчиками обращаться ласково, не отказывая им в горячей пище, а буде возможно и в порции спирта, но наблюдать за ними, для чего каждому обозу полка придать по два казака».
Отдельно стоит сказать о «гулевых» полках, то есть формируемых в военное время из народов Кавказа. Существовала практика создания «национальных» полков. Слово «гулевой» отражало назначение этих полков, сейчас бы их назвали отрядами специального назначения. «Они первые, быть может, вступят на территорию противника; им же, весьма вероятно, предстоит и первая с ними встреча. Они будут нести сторожевую и партизанскую службу, впереди и по сторонам своей армии, а также по флангам и в тылу армии неприятельской, так сказать, гулять по неприятельскому краю. Они не входят в состав какой-либо крупной тактической единицы, не связаны административно и тактически с каким-либо корпусом, как дивизии регулярной кавалерии, а составляют совершенно самостоятельную часть, состоящую при действующей армии». Отдельной их задачей было карательство за зверства против христиан. «Терско-Горский четырехсотенный полк делится на два дивизиона; в первом дивизионе служат исключительно осетина, а во втором - ингуши. Между первым есть 170 человек христиан, вторые же исключительно магометанского вероисповедания; все они жители Терской области, владикавказского и осетинского округов». Отличительной особенностью этого полка являлось полное добровольное начало его комплектования. Все солдаты встают на довольствие, однако, получают заметно больше. «Теперь они получают от казны содержание: каждый рядовой - по десяти рублей в месяц жалования, фураж и пищу натурою, ... всем им розданы казенные берданки казачьего образца взамен их собственных кремневых ружей». Социальные взаимоотношения в таких полках, вопреки ожиданиям, строятся на общих принципах военного устройства. «Между осетинами находятся в первом дивизионе 60 алдаров, то есть местных дворян, из которых есть люди весьма зажиточные и даже богатые, как напр. Ходарцов, имеющий шесть тысяч в год дохода, и большая часть этих алдаров добровольно служит рядовыми всадниками. Вообще, между горскими добровольцами стоят в рядах и отцы с сыновьями, и дяди с племенниками, и по нескольку родных братьев. Между офицерами найдется, пожалуй, несколько неграмотных, но за то все они с практического навыка прекрасно знают свое дело, все они украшены тремя-четырьмя серебряными и золотыми знаками военного ордена и почтенными боевыми шрамами на лице и теле; есть межу ними и люди с отрубленными в бою пальцами, а все-таки служат по доброй охоте и снова рвутся в бой». В строю с солдатами служит и мулла, который также выполняет функции медика. Конечно, в сообщениях В. Крестовского чувствуется некий элемент пропаганды, призыва ориентироваться на эти полки, поскольку он приводит несколько ярких историй о непросто добровольном поступлении на службу, но и желании кавказцев организовать больше полков, собрать всех мужчин. Тем не менее, полки эти интересны особой, братской обстановкой. «Между всеми полками сводной дивизии как-то с первого же разу установился братский дух военного товарищества, или, как они называют, куначества. Тут нет и в помине ни зависти, ни бахвальства одно части перед другою; полк на полк смотрит как на своего верного кунака, надежную поддержку и братскую помощь в боевом деле». Это чувство единства пытался перенять и привить своим подчиненным и М.Д. Скобелев. «В боевом куначестве частей следует искать главный залог побед. Им славилась старая кавказская армия, которая служила и будет служить доблестным для нас примером. Кавказские предания куначества частей, перенесенные на новую почву, привились и в туркестанском военном округе, способствуя и там братскому соревнованию между частями на пользу и славу Государя и отечества, тем обеспечивая во всех частях войск уверенность в выручке своих перед неприятелем во что бы то ни стало, часто даже не ожидая приказаний». Он обращал внимание на важность во всех звеньях воспитывать солдат в духе неразрывной боевой связи, уважения друг к другу и готовности, в решительные минуты, всем жертвовать для товарищей.
Теперь обратимся к положению офицера в армии. При этом мы определяем, что положение офицера от положения солдата, особенно в военное время, отличалось тремя вещами: правовым статусом, денежным довольствием и производством в чины. Хотя, например, И.С. Таранова выделяет еще и социальный статус, поскольку офицер считался дворянином.
Отличия в правовом положении солдата и офицера ярко выразились в Воинском уставе о наказаниях. Согласно этому уставу вводилось два типа наказаний - уголовные и исправительные. В первую группу входили: смертная казнь, ссылки на каторжные работы, поселение с лишением всех прав и заключение в крепости. Исправительные наказания определялись в зависимости от звания. Для офицеров: ссылка в Сибирь с увольнением и лишением прав, временное заключение в крепости с увольнением, временное заключение в тюрьме с увольнением, содержание на гауптвахте, денежные взыскания; для нижних чинов: временное направление в военно-исправительные роты, заключение в военной тюрьме, денежные взыскания, лишение нашивок за беспорочную службу с переводом в разряд штрафных. Главным проступком считалось нарушение воинского долга. Неповиновение каралось заключением на срок от 4 до 12 лет в мирное время, а в военное - расстрелом. За нарушение обязанностей в карауле или должностные преступления нижним чинам грозила военная тюрьма или расстрел, а офицерам - разжалование. Л.Г. Бескровный считает, что подобная ситуация была вызвана стремлениями генералов - бывших крепостников, которые пытались сохранить прежний порядок в войсках. Фактически развивая эту мысль, И. Волкова пишет: «язык социальной коммуникации милютинской армии должен быть поставлен в прямую связь с поиском альтернативы основаниям субординации и подчинения, на которых строилось дореформенной войско. Старая схема вырастала из простого, автоматического переноса отношений господ и крепостных на отношения нижних чинов и командирского звена. С утратой этого базового конструкта остро встал вопрос о замещении. Собственно, в эту сторону и была повернута вся разработанная и навязанная солдату сигнальная система поз, движений и жестов, открывая простор для необъятной дисциплинарной власти».
Отдельно можно сказать, что с окончанием войны положение офицеров и солдат отличалось будущим их детей. Так, циркуляр от 1878 г. н. 248 определял «открыл приют для бесплатного воспитания и обучения сыновей офицеров, убитых и тяжелораненых в последнюю войну. В приют этот принимаются дети в возрасте от 4-х до 12-ти лет и приготовляются к поступлению в учебные заведения, преимущественно военного ведомства...».
Денежное довольствие офицерского состава строилось на более сложных принципах, чем солдатское. Основополагающий принцип выдачи денег - необходимость удовлетворения тех нужд, на которые не полагалось натурального отпуска. Поэтому нижним чинам денежное довольствие служило по мелочи, а офицерскому составу для удовлетворения многих потребностей (продовольствие, обмундирование, вооружение, снаряжение и т.д.). При этом размер оклада должен был быть таков, чтобы каждый офицер мог не только безбедно существовать, но и дорожил службой. Последнее особенно важно. Проблема удержания офицеров на службе для исследуемого периода стояла очень остро. В докладе Александру Второму весной 1871 года Д.А. Милютин писал: «Положение их так трудно, не только в здешних деревушках, но и в городах, что образованные офицеры естественно ищут себе других путей и покидают военную службу при первой возможности». 11-го июня 1871 года он приводит жалобу высшего командования Донской артиллерии, в которой говорится о недостатке офицеров, просьбе «дать артиллерии казачьей какие-либо преимущества, чтобы привлечь новых офицеров к этому роду службы». Та же самая ситуация раскрывается и во Всеподданейшем докладе по Военному министерству от 1-го января 1871 года, но более детально: «Относительно положения офицеров в армии 1870 год не принес никаких существенных улучшений. Несмотря на все меры, принимаемые к увеличению ежегодного пополнения армии офицерами, некомплект и в настоящее время простирается до 2700 офицеров против штатов мирного времени; с приведением же войск на военное положение недостаток возрастет до 6.740. Глобальная причина этого некомплекта остается прежняя: лучшие офицеры стараются при первой возможности оставить военную службу и перейти в другие ведомства, где труды их лучше вознаграждены. … Такая убыль офицеров ясно указывает, что все, принимаемые Военным Министерством, так сказать, косвенные меры к улучшению быта военнослужащих недостаточны и что единственный исход из такого крайне невыгодного для армии положения заключается в прямом увеличении содержания строевых офицеров». Увеличить значительно жалованье офицеров удалось только в 80-х годах. В 70-х же дело обстояло следующим образом. Жалованье производилось соответственно разнице в чинах, и различиях родов войск. Так, например, поручик гвардии получал такое же жалованье, как и капитан армейской пехоты; поручик генерального штаба, артиллерии, инженерных войск и стрелковых батальонов - наравне со штабс-капитаном армии. Помимо этого, гвардейские офицеры, состоящие в строю, получали усиленный оклад, то есть в два раза больше. Также усиленный оклад получали: 1) офицеры всех войск, находящихся в исключительно тягостных условиях, как, например, в отдельных округах; б) офицеры в особом положении, т.е. слушатели военных академий, состоящие в учебных частях и т.д.. На данном этапе жалованье офицера ничем не отличается от солдатского, за исключением размеров, речь о которых пойдет чуть позже. Но из офицерского оклада делались определенные вычеты, которые можно разделить на постоянные (обязательные и добровольные) и единовременные. Постоянные вычеты - на медикаменты и госпиталь 2,5% и в эмеритальную кассу 6%. Единовременные - за повышение в чинах и должностях и вообще при всяком увеличении денежного содержание или за вновь пожалованные ордена. Само же жалованье складывалось из оклада и добавочных окладов: «1) столовые деньги, выдававшиеся всем занимающим известного рода должности; 2) добавочное содержание высшим строевым начальникам до командиров полков и других отдельных частей включительно и 3) добавочное содержание всем строевым обер-офицерам, не получающим столовых денег. Оклады столовых денег были определены за вычетом 6% в эмеритальную кассу и 2% в инвалидный капитал». На основании указа от 7-го июля 1873 года с каждого генерала и офицера при всяком увеличении денежного содержания (т.е. не только жалования, но и столовых, добавочных, квартирных денег и прочего) удерживалась разница между старым и новым содержанием в продолжение первых 3-х месяцев со дня Высочайшего повеления или распоряжения начальства об увеличении содержания. Вычеты за ордена производились в определенном для каждого ордена размере при ближайшей выдаче жалованья. Так, например, наименьший вычет составлял 10 рублей за орден Св. Анны 4-й ст.; наибольший - 500 руб. за орден Св. Андрея Первозванного. Жалованье выдавали ежемесячно во всех родах оружия. Исключение составляли только гвардейские части, где обыкновенный оклад выдавался ежемесячно, а прибавочный - единовременно, в начале апреля. Естественно, высшие офицеры получали самые большие деньги. Так столовые деньги больше всего были у начальника полевого штаба действующей армии - 3500 рублей, при этом меньше всего были 120 рублей у делопроизводителей из классных чиновников. Добавочное содержание, назначаемое для удовлетворения представительских расходов офицеров, было различным. Например, корпусный командир получал 2400 рублей в год, а командир батареи 300 рублей. Постоянно увеличивающаяся дороговизна жизни вызывала необходимость увеличивать содержание офицеров. Изменения окладов в 80-е гг. приведены в следующей таблице:
Таблица 1.Оклады жалованья офицерского состава в 1880-х годах в рублях.
Чин/год1881 г.1882 г.1887 г.Командир полка150018241824Командир отдельного батальона90010951095Командиру не отдельного батальона600729849Младший штабной офицер300546666Командир роты300366666Должностной офицер240276276Младший офицер96183183Обзор деятельности военного министерства в царствование Императора Александра 3 1881 - 1894. СПб. 1903 С.91
солдат офицер армия
Приведенные данные показывают, что в ходе проведения преобразований больше всего изменилось содержание младших офицеров и командиров тактических единиц - численно почти в два раза. При этом даже при увеличении окладов положение офицеров российской армии было хуже, чем в европейских державах. «Окружающие их условия дают возможность, в особенности младшим офицерам, легче переносить стесненность их положения и спокойно ждать улучшения своей участи с повышением в чинах. ... При проездах по железным дорогам, взимается плата по уменьшенному тарифу; им почти везде облегчен доступ в театр; особые пособия от правительства содействуют устройству между ними общих столов, учреждению библиотек или кабинетов для чтения; офицеры встречают деятельную помощь также и в тех случаях, когда, по каким-либо служебным обстоятельствам, вынуждаются делать расходы большие против обыкновенных, например, при различных командировках, сборах и передвижениях. ... Вычеты из штатного содержания (при производстве, при пожаловании орденами и проч.) распространены менее нашего. Наконец, по самому развитию общественной жизни и средствам промышленности, все потребности, свойственные сколько-нибудь образованному человеку, удовлетворяются с гораздо меньшими издержками, чем у нас». Таким образом, положение офицеров по сравнению с иностранными отличается в высших чинах - меньшим денежным содержанием, а в низших - удобством и выгодностью жизни.
Производство в чины было также непростым вопросом офицерской службы. По старым правилам для производства в последующий чин нужно было отслужить около четырех лет в строю, независимо от высоты чина. С проведением военных реформ указанное правило прекращало действовать на звании капитана, то есть командира роты. После чего в силу вступали два нерегулируемых фактора: случай и соизволение начальства. «В среднестатистическом варианте для армейской пехоты срок ожидания капитанского звания составлял не менее 10 лет. А на получение погон подполковника вообще не приходилось всерьез рассчитывать без протекции и особого везения». Исключение составляла лишь гвардия в лице гусарского, кавалергардского и конногвардейского кавалерийских полков. Здесь сохранялась выслуга лет, благодаря которой путь от младшего офицера до полковника занимал около 10-15 лет. Но служба гвардейского офицера требовала дополнительных ежемесячных вложений от 100 до 500 рублей на поддержание статуса.
Затронутый выше вопрос организованности и доступности офицерского досуга в Европе также оказался проблемным в армии Российской Империи. Причин тому было две: неудобное для удовлетворения потребностей офицерства расположение частей и личное нежелание части офицерства проводить досуг не в праздности. М.Д. Скобелев даже пытался это регулировать в приказном порядке: «Всех офицеров прошу побольше читать, что до нашего дела относится». Также он пытался ограничить азартные игры: «Замечено мною, что некоторые офицеры предаются картежной игре. Прошу начальников частей и управлений принять меры к прекращению сего, предупредить гг. офицеров и чиновников, что замеченные в картежной игре будут высылаться из края». Тот же вопрос затрагивает в 1871 году в своих размышлениях и Д.А. Милютин: «В зимние месяцы, когда офицеры меньше заняты исполнением служебных обязанностей, в видах сообщения им полезных знаний и возбуждения между ними живого интереса к занятиям теорией военного дела, во многих городах сосредоточения войск, были устроены публичные лекции и военные беседы по тактике, военной истории и военной гигиене». Вновь военный министр обращается к этой проблеме в 1873 году: «Кроме того, для улучшения обыденной обстановки жизни строевых офицеров, а вместе с тем и для возвышения нравственного их уровня и военного образования, давно уже был поднят вопрос об устройстве офицерских столовых, библиотек и собраний. Во всех почти частях армий чувствовалась в этом настоятельная потребность; но большею частью встречалось препятствие от недостатка денежных средств». В своих дневниках генерал-фельдмаршал писал об успешности проводимой политики. «Впрочем, в настоящее время вообще в армейских полках уровень интеллектуальный заметно повысился. Учреждение офицерских собраний произведет благотворное действие в этом отношении. Армейские офицеры понимают то, что сделано и что делается для облегчения их тяжкого положения; они ценят это и выражают свою признательность с трогательной наивностью».
«Никогда еще, положительно никогда Россия не имела в готовности такой силы, со всеми материальными средствами, как теперь; никогда и не могло быть прежде такого подготовления к быстрой мобилизации. ... У нас подготовлены войска и материальные средства, но вовсе не подготовлены ни главнокомандующие, ни корпусные командиры». «Даже прежние пессимисты, сомневавшиеся в существовании русской армии после всех реформ последних 10,15 лет, должны были успокоиться. В особенности замечателен был бодрый, смелый вид теперешнего солдата сравнительно с прежним, забитым, запуганным страдальцем. ... Как на первых двух смотрах, так и на последующих, выказалось возбужденное состояние духа во всех войсках; тут не было ничего искусственного, поддельного, а выказывался на всех лицах искренний энтузиазм». Так характеризовал армию исследуемого периода военный министр Д.А. Милютин. Предоставленные нами данные показали непростые условия быта солдата не только на войне, но и в мирное время, показали проблемы устройства интендантской и санитарной части. Все эти моменты говорят о характеристике военного министра, как о неверной, приукрашенной. Положение офицерства, несмотря на все проведенные реформы, также было не простым, в виду неудовлетворительного денежного довольствия. И все попытки Военного Министерства улучшить быт офицера оказались, как правило, неудачными.
Литература
. Обзор деятельности военного министерства в царствование Императора Александра III 1881 - 1894. СПб., 1903.
3. Приказы генерала М.Д. Скобелева (1876 - 1882). СПб., 1913.
4. Пузыревский А.К. Воспоминания офицера генерального штаба о войне 1877-1878 гг. в Европейской Турции. СПб., 1879.
. Пузыревский А.К. Десять лет назад. Война 1877 - 1878 гг. СПб.: Типография В.С, Балашева, 1887.
6. Пузыревский А.К. Русская армия перед войной 1877-1878 гг. СПб., 1889;
. Редигер А. История моей жизни. Воспоминания военного министра. Т. 1. М., 1999.
. Систематический сборник приказов по военному ведомству и циркуляров главного штаба за время с 1 января 1869 г. по 1 января 1896 г. Генерал-лейтенанта Коссинского. Разделы 1-4-й, Издание 3-е. СПб,: Типография М.М. Стасюлевича, В.О., 5 лин., 28. 1896 г.
9. Скалон Д.А. Мои воспоминания 1877-1878 гг. СПб.: тип. т-ва М.О. Вольф.Том 1,2., 1913.
10. Столетие Военного Министерства. Т.4. СПб.: Гл. Штаб. С.154
. Столетие военного министерства. Управление церквами и православным духовенством военного ведомства. Исторический очерк. Т.13 СПб., 1902
12. Сырнев А. Всеобщая воинская повинность в Российской Империи за первое десятилетие. 1874-1883 гг. СПб., 1886г.
13.Алабовский М. Участие офицеров в религиозно-нравственном воспитании солдат. Харьков., 1911.
. Аранович А.В. Тыл вооруженных сил российской империи во второй половине XIX - начале XX века (интендантское снабжение) СПб.: ИПЦ СПГУТД, 2012.
. Армия и национальные отношения: материалы международной конференции "Социальные аспекты военной реформы". 23-25 мая 1994 года. М., ГА ВС. 1994.
. Байдаков А.В. Православное духовенство русской армии и флота (Вторая половина 19 - начало 20 века). М.,1995. С.115.
. Бескровный Л. Г. Русско-турецкая война 1877-1878 гг. и ее историческое значение. М. 1978.
. Бескровный Л.Г. Очерки военной историографии России. М. Издательство академии наук СССР. 1962.
. Бескровный Л.Г. Очерки по источниковедению военной истории России. М.: Издательство Академии Наук СССР. 1957г.
. Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XIX веке. Военно-экономический потенциал России. И., 1973.
. Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XIX веке. М.: Наука.1973;
. Боголюбов А.А. Очерки из истории управления военным и морским духовенством в биографиях главных священников его за время с 1800 по 1901 гг. СПб., 1901.
24. Большакова О.В. Бюрократия и великие реформы в России (1860-70-е гг.). Современная англо-американская историография: М.: РАН ИНИНОН. 1996.
25. Бонч-Бруевич М.Д. Военные реформы Д.А. Милютина. // Военная мысль. 1943.№ 10-11.
. Бухаров Д. Россия и Турция. От возникновения политических между ними отношений до Лондонского трактата 13/25 марта 1871 года (включительно). СПб., 1878.
. Бушнелл Дж. Милютин и Балканская война: испытание военной реформы // Захарова Л.Г., Эклоф Б., Бушнелл Дж Великие реформы в России 1856 - 1874. М.: Изд-во МГУ, 1992.
28. Василенко В. Офицеры в рясах М.: Гос. изд-во. Отд. воен. лит., тип. "Красный пролетарий" в Мск., 1930.
29. Васильев А.М. Военный министр Александра II Д. А. Милютин - реформатор, педагог. М.: Илекса, 2002.
. Васильев А.М. Военный министр Александра II Д. А. Милютин - реформатор, педагог. М.: Илекса, 2002.
. Васильев А.М. Успешная военная реформа в России возможна. Памяти Д.А. Милютина (1816 - 1912). // Военная реформа в России: история и современность: Доклады Всероссийской научной конференции. М.: Изд-во Гуманитарного Университета, 2002.
. Волков С.В. Русский офицерский корпус. М.: Воениздат, 1993.
. Волкова И. Русская армия в русской истории. Армия. власть и общество: военный фактор в политике Российской империи. - М.: Яуза, Эксмо, 2005.
34. Волькенштейн О. А Великие реформы 60-х годов. М.: Польза, 1908.
35. Гершельман С. Нравственный элемент в руках М.Д. Скобелева. Гродна.: Губернская Типография. 1902.
. Голиков А.Е. Модернизация военной организации государства в контексте Великих реформ 1856-1874 гг. в России / Проблемы модернизации российского государства и Великие реформы Александра II: современный взгляд. Орел: из-во орловского филиала РАНХИГС. 2015.