Эсте как- то заметил, что «папа видит сны глазами Лоренцо Медичи».
Старшего сына, Пьеро, Лоренцо женил на Альфонсине Орсини, продолжив родство с кланом Орсини. Остальные дети Лоренцо, точнее, дочери, были выданы за представителей флорентийских фамилий: Лукрецию выдали за Джакопо Сальвиати, Антонию Контессину - за Пьетро Ридольфи, а Луиза Контессина была обручена с представителем младшей ветви Медичи - Джованни Пополано Медичи. Макиавелли писал, что этот союз был заключен с целью укрепления уз внутри рода Медичи, однако Луиза умерла до свадьбы. Апогеем политического брака в клане Медичи в XV веке был брак Марии Маддалены Медичи с сыном Папы Иннокентия VIII с целью приблизиться к папскому престолу, что в конечном итоге удалось.
Таким образом, семья Медичи одна из первых начала заключать брачные соглашения с иноземцами, нарушая традицию альянсов внутри флорентийских родов. Впоследствии представители рода Медичи породнились с французским двором через браки Екатерины Медичи и Марии Медичи. Как отмечает Л.А. Котельникова, «по данным кадастра 1427 г. имущественная дифференциация зашла достаточно далеко», поэтому можно предположить, что среди богатых флорентийцев наметилась тенденция изменения брачных стратегий в сторону браков, повышающих престиж и сулящих больше денег, пусть даже заключаемых с иностранцами. И одними из первых продемонстрировали такую стратегию негласные правители Флоренции.
1.2 Внутрисемейные отношения в клане Медичи
Несмотря на политические устремления Медичи, в частной истории семьи встречаются эпизоды, которые раскрывают членов семьи в «домашнем» свете.
Так, многие авторы упоминают известный эпизод, описанный феррарским хронистом Лодовико Карбоне. Как-то послы из Лукки обсуждали с Козимо важные вопросы; в комнату вдруг вбежал его внук (Лоренцо), который вручил деду ножик, тростинку и попросил сделать свисток. Козимо, прервав аудиенцию, вырезал игрушку, и мальчик ушел довольный. Послы были в недоумении, почему Козимо прервал серьезную беседу ради забавы ребенка. Козимо ответил, что им еще повезло, что внук не попросил поиграть на новой дудке, потому что он бы наверняка повиновался. Возможно, своим поведением Козимо продемонстрировал в том числе послам роль своего внука как наследника правящей династии, но с другой стороны, данный эпизод показывает также любовь деда к внуку. Трепетное отношение к детям сообщают письма Лукреции Торнабуони, а также отчеты воспитателей детей Лоренцо Великолепного. В одном из писем Лукреция пишет своему мужу Пьеро: «Вчера я писала тебе, что Джулиано лучше. Я преувеличила изменение, о котором сказал маэстро Мариотто, этой ночью Джулиано, как прежде, слег в жару». В условиях перманентных эпидемий здоровье детей было основной заботой. Во всех письмах данного периода справка о здоровье была одновременно и клише, и проявлением реального внимания к здоровью. Так, Лукреция в одном из писем вновь упоминает: «Лоренцо здоров, и вы для него словно до сих пор здесь. Мы хорошо продвинулись в чтении Овидия, и Джулиано прочел четыре книги из истории и сказок». Также и воспитатели детей Лоренцо регулярно сообщали Лоренцо Великолепному о здоровье его детей. Так, Никколо Миккелоцци (сын Микелоццо Микелоцци), секретарь Лоренцо, писал 19 апреля 1476 года: «Дети в добром здравии и веселы, как никогда. Они играют без устали. Малышка Маддалена все время хочет танцевать. Маленький Джованни тоже совершенно здоров». Приведенные свидетельства показывают не только заботу и любовь к детям, но также и особенность семейных отношений в Италии - отношения с детьми даже в правящей семье были более неформальными, чем в европейских дворах, когда дети практически полностью находились на попечении нянь, воспитателей, учителей. У детей в семье Медичи также были воспитатели, однако общение с потомством было более тесным: дети часто бывали с дедом, отцом, но больше всего - с матерью.
Поэтому мать могла пользоваться большим влиянием на своих детей. Лоренцо Великолепный обожал мать. Впрочем, все в семье Медичи очень уважали Лукрецию Торнабуони. Пьеро был более других членов семьи болен подагрой, и полноценно не мог выполнять свои функции. Его представителем и стала его супруга Лукреция Торнабуони. Об обладании Лукрецией полномочиями решать важные дела свидетельствует одно из писем придворного Медичи Луиджи Пульчи. Он писал Лукреции в Кареджи: «Истцом является Андреа Уги, ваш дражайший друг. Урбано Каттани откупился, чтобы не продолжать тяжбу (ему присудили взыскание в 600 лир в палаццо де Подеста, помимо изъятия виноградника, от чего следует разорение и, возможно, последует большое зло для Урбано). Я бы хотел от Вас письмо в защиту Урбано, чтобы можно было снять обвинение и дать ему прощение через Вас или мессера Пьеро Веспуччи, так как он его большой друг, и ведь он не хочет быть причиной бедственного положения тех, кто хорошие люди и Ваши друзья. И если по возвращению Вашему сюда [во Флоренцию], выслушаете его снова, то сделаете 22 сольди за лиру, и я сделаю так, что мессер Пьеро будет еще говорить с ним. И хотелось бы, чтобы это письмо было написано сразу и хорошими чернилами. Таким образом, прошу, чтобы это было сделано из любви ко мне и этому вашему бедному другу, и чтобы устранить скандал, который, как я вам обещаю, из этого всего последует. Так что будет хорошо устранить все это дело. И если же Урбано, как неблагодарный человек, не помнящий о благодеяниях Лоренцо, когда тот заставил его вернуть то, не сделает, как он был предупрежден, скажу Якопо Гвиччардини, как ваш представитель, что это их работа на Свиной Горе изыскать какое-то средство». Очевидно, что в письме речь идет о серьезном деле, которое может повредить семье (неприкрытый шантаж Урбано Катани на лицо). Во- первых, Пульчи обращается напрямую к патронессе, во-вторых, одного ее письма достаточно для решения дела. Все эти факторы ясно показывают влиятельность Лукреции. Козимо Старый говорил о ней, как о «единственном в своем роде человеке в семье». Кроме того, она писала сочинения на религиозные темы, чем заслужила интеллектуальное признание среди современников. Также она активно участвовала в воспитании своих детей. Когда она умерла в 1482 году, ее сын Лоренцо писал Элеоноре д'Эсте:
«Пребываю безутешен, потеряв не только мать, но единственное прибежище от многих моих тревог и облегчение многим заботам…Лишь вспомню о ней - разрывается сердце!». Хотя траур по женщинам обычно не касался нечленов семьи, траур по Лукреции длился год среди всей семьи: из-за траура по Лукреции была отложена свадьба Лоренцо Торнабуони с Джованной дельи Альбицци. Лукреция присутствует на четырех фресках в фамильной капелле Торнабуони, что показывает ее значимость для семьи брата, который заказал фрески.
Авторитет Лукреции был связан не только с перениманием некоторых функций Пьеро Подагрика, но перенимание это стало возможно благодаря ее характеру, ее личным качествам и способностям. Ведь не все женщины завоевывали себе такой почет. Наннина де Медичи, дочь Лукреции, написала в 1479 году, что «никто по своей воле не пожелает родиться женщиной», а она была одной из самых привилегированных женщин своего времени.
В отличие от Лукреции, у Клариче Орсини было гораздо меньше влияния в семье. Во-первых, Лоренцо Великолепный ее не любил, а во-вторых, у нее, судя по всему, был не такой характер, который бы позволил ей занять особое положение. Из писем Лукреции следует, что Клариче, когда она ее встретила, была очень скромна. Возможно, робость, скромность были частью характера Клариче, что подтверждается личной перепиской Клариче к Лоренцо: «Так славно бы было, если бы вы к нам сюда приехали, что мы вас ждали уже три вечера до трех часов… Думаю, что лишь дела вас там так стесняют», - писала Клариче Лоренцо. В Кафаджолло, где большей частью жила Клариче, Лоренцо наведывался редко, и Клариче жалостливо напоминала о себе: «Шлю вам двух зайцев, чтобы ради моей любви, получив их, вы вспомнили обо мне». Последняя фраза топос, и все же такими жалобными посланиями вряд ли можно было завоевать авторитет в семье Медичи, а тем более внимание мужа, который отселил жену подальше. Обращает на себя внимание, что высказывания ее более осторожны, чем у Лукреции. Чувствуется дистанция, которая существует между автором и адресатом. Можно себе представить психологический дискомфорт Клариче.
Был, однако, эпизод, который показывает, что принадлежность Клариче к клану Орсини позволяли ей настаивать на своем. Так было в вопросе о воспитателях их детей. Лоренцо хотел воспитывать детей в гуманистическом духе, и приставил к детям гуманистов и своих придворных Анджело Полициано, Луиджи Пульчи и других. Клариче в этом вопросе выступила категорически против. Во-первых, Клариче была в состоянии войны с придворными Лоренцо, а во-вторых, хотела воспитывать детей в несколько ином духе, чем протеже Лоренцо. Полициано писал Лоренцо: «Что до Джованни, мать заставляет его читать Псалтырь, чего не могу ни в коей мере одобрить». Луиджи Пульчи очень покровительствовала в свое время Лукреция Торнабуони. В отличие от Лукреции, Клариче была далека от гуманистов. Кроме того, она ненавидела всех придворных своей свекрови, к которой Лоренцо прислушивался больше, чем к Клариче. Клариче благоволила Маттео Франко, и в конце концов, Лоренцо пришлось отступить: он отстранил Полициано и Пульчи от воспитания детей. Луиджи Пульчи Лоренцо перевел к Руберто Сансеверино, с которым у Лоренцо были дела, которыми занимался Луиджи Пульчи. Между друзьями Лоренцо и Клариче шла настоящая война. Луиджи Пульчи писал злобные сонеты в адрес Маттео Франко, который был на стороне Клариче. А Маттео жаловался в посланиях Лоренцо на Луиджи Пульчи. В одном из писем Луиджи Пульчи к Лоренцо, в котором описывается Зоя Палеолог, в том числе проскальзывает некоторое пренебрежение к Клариче: «Мы вошли в комнату, где на высоком помосте сидела в кресле раскрашенная кукла. На груди у нее были две огромные турецкие жемчужины, подбородок двойной, щеки толстые, все лицо блестело от жира, глаза распахнуты, как плошки, а вокруг глаз такие гряды жира и мяса, словно высокие дамбы на По. Ноги тоже далеко не худенькие, таковы же и все прочие части тела - я никогда не видел такой смешной и отвратительной особы, как эта ярмарочная шутиха. Целый день она беспрерывно болтала через переводчика-на сей раз им был ее братец, такая же толстоногая дубина. Твоя жена, будто заколдованная, увидела в этом чудище в женском обличье красавицу, а речи переводчика явно доставляли ей удовольствие. Один из наших спутников даже залюбовался накрашенными губами этой куклы и счел, что она изумительно изящно плюется. Целый день, до самого вечера, она болтала по- гречески, но есть и пить нам не давали ни по-гречески, ни по-латыни, ни по- итальянски. Впрочем, ей как-то удалось объяснить донне Клариче, что на ней узкое и дурное платье, хотя платье это было из богатого шелка и скроено по меньшей мере из шести кусков материи, так что ими можно было накрыть купол Санта-Мария Ротонда. С тех пор мне каждую ночь снятся горы масла, жира, сала, тряпок и прочая подобная гадость». Это письмо демонстрирует неуважительное отношение к Клариче придворного Лоренцо Великолепного.
Таким образом, влияние Клариче определялось лишь происхождением из рода Орсини, личного же влияния на Лоренцо она не имела, даже его придворные позволяли себе говорить о ней свысока, поскольку это было дозволено самим Лоренцо. Напротив, личное влияние на Лоренцо имели фаворитки (Лукреция Донати и Бартоломеа Нази).
Есть запись Никколо Валлори: «Любил он молодую даму из семьи Донати редкой красоты, высочайшей добродетели, и рода знатнейшего, в честь которой Лоренцо не только слагал изящнейшие стихи на тосканском языке, но также устраивал великолепные на удивление зрелища, среди которых был турнир». Действительно, Лукреция Донати была королевой турнира 1469 года. Однако сам турнир был устроен, конечно, не из-за нее, а приурочен сразу к нескольким событиям - во-первых, к 20-летию будущего правителя города, а во-вторых, в честь примирения некоторых итальянских городов (по договору 1468 года).
Лукреция была замужем, она вышла замуж за Никколо Ардингелли еще до свадьбы Лоренцо Великолепного. Причем, в устройстве брака, по всей видимости, сыграл определенную роль сам Лоренцо, поскольку именно он устроил разрешение для Никколо Ардингелли вернуться во Флоренцию на время свадьбы (Ардингелли был на Леванте в негласной ссылке). Сам Лоренцо в день свадьбы Лукреции во Флоренции не был. Браччо Мартелли, который входил в компанию Лоренцо, тогда писал Лоренцо: «Хоть и знаю я, мой милый Лоренцо, что поведать тебе о том, что последовало за твоим отъездом, означает причинить тебе и даже увеличить горе от того, что ты здесь не находишься, тем не менее, с другой стороны, желая показать тебе труды наши за тебя, в твое отсутствие не меньшие, нежели при тебе, хотел я этим письмом скорее доставить тебе несколько горьких удовольствий, чем молчать об этом нашем счастье; для полноты его недостает лишь твоего, весьма желанного для нас и опять же для Лукреции, присутствия…Много раз я видел в глазах ее мучительную к тебе жалость, и как скрывает она за смехом такую печаль!». Также о влиянии Лукреции Донати мы узнаем из писем Алессандры Строцци: «Жена его [Никколо Ардингелли] здесь, и так веселится, что справила себе новый наряд своих цветов и с жемчужинами немногими, но большими и прекрасными. И третьего дня в ее честь был дан бал в папской зале Санта Мария Новелла, по приказу Лоренцо ди Пьеро. Он был там с компанией молодых людей, и они были наряжены в ее цвета: темно-лиловые чоппетты, расшитые чудным жемчугом». Потом монна Алессандра говорит, что Лоренцо устраивает возвращение Ардингелли «для жены Никколо, так как за этим стоит она». Таким образом, Алессандра Строцци считала, что Лукреция Донати в состоянии повлиять на судьбу мужа благодаря благосклонности Лоренцо Великолепного. Кроме того, не только Браччо Мартелли, но и другие члены бригады Лоренцо сообщали ему о Лукреции. Так, Сиджисмондо делла Стуфа, писал Лоренцо, что встретил Лукрецию «на улице де Серви, идущую, видимо, от исповеди и покаявшуюся во всех прегрешениях, совсем не нарумяненную и красоты невиданной, в черном платье и с покрытой головою; шаг ее был так тих, что казалось, будто камни и стены благоговеют, когда она идет по улице…Не хочу говорить ничего более, дабы не вводить тебя в грех в эти святые дни». Кроме того, у Луиджи Пульчи есть канцона, в которой символически рассказывается о влюбленности Лоренцо Великолепного и Лукреции Донати в их молодости. Отсюда следует, что фаворитка имела реальное влияние на Лоренцо Великолепного. И этот роман вдохновлял самого Лоренцо и его окружение на создание поэтических произведений.
Другой возлюбленной Лоренцо Великолепного была Бартоломея Нази. Так, Франческо Гвиччардини в «Истории Флоренции» писал: Лоренцо «много предавался чувственным наслаждениям…Последней многолетней его привязанностью была Бартоломея деи Нази, жена Донато Бенчи, хотя и не очень хорошо сложенная, но изящная и благородная, в неё он был так сильно влюблен, что одну зиму, когда она жила на своей загородной вилле, он в пять или шесть часов вечера отправлялся к ней из Флоренции со многими товарищами на почтовых лошадях и возвращался от нее на рассвете. Это весьма раздражало Луиджи делла Стуфа и Бутту де Медичи, которые его сопровождали, но Бортоломеа, заметив их недовольство, навлекла на них немилость Лоренцо, и последний в угоду ей отправил Луиджи послом к султану, а Бутту - к Великому турку. Странно, как этот сорокалетний человек, мудрый и столь высокой репутации, оказался во власти женщины, некрасивой, к тому же в летах, и совершил поступки, непростительные даже юнцу». Гвиччардини отмечает влияние Бартоломеи на Лоренцо, который из-за нее принял решения, затрагивающие других людей. И если сравнить данный эпизод с делом о воспитании детей Лоренцо и Клариче, то очевидно, что Клариче труднее было добиться своего.
1.3 Отношения Медичи с ближайшим окружением
В ренессансной Флоренции гуманисты задавались вопросом о том, что важнее - родство или дружба (дружбе посвящена целая книга Альберти). По мнению Дэйл Кент, однако, в дружбу тогда вкладывали иной смысл, чем сейчас, а именно дружественные отношения подразумевали либо патронаж, либо иную помощь. Например, у Альберти его персонаж Лионардо говорит: «…исходите из того, что нет другой вещи, столь же полезной, и пригодной для того, чтобы жить в благополучии и блаженстве, как дружба». Письма Луиджи Пульчи также подтверждают, что воспринимать данные дефиниции надо именно как патронажно-клиентные отношения. Известно, что семья Медичи имела обширную клиентелу, однако отношения Медичи с родственниками, с придворными, с клиентелой имели различные коннотации.
Рассмотрим отношение к незаконнорожденным детям. У Козимо был незаконнорожденный сын Карло от рабыни. Карло воспитывался в доме Козимо вместе с остальными сыновьями, а потом его сделали настоятелем монастыря Сан-Стефано в Прато. Духовная карьера для незаконнорожденных сыновей знати практиковалась по всей Европе, так что флорентийский образ жизни здесь не был исключением. И именно Карло заказал работы по росписи фресок в монастыре придворному художнику отца - Филиппо Липпи, что свидетельствует о непрекращающейся связи отца и сына. На одной из фресок художник изобразил и Карло в солидном образе. Несмотря на то, что нет признания Карло де-юро, косвенные источники свидетельствуют о том, что статус Карло приближался к статусу других детей Козимо. Семья обеспечила хорошую судьбу для Карло. Также у Пьеро Подагрика была внебрачная дочь по имени Мария, но, как это часто было принято в отношении девочек, она воспитывалась отдельно. В 1470 году она вышла замуж за Лионетто Росси, управляющего банком Медичи в Лионе. Таким образом, и незаконнорожденные дети в семье Медичи получали возможность благополучной жизни.
Младший брат Лоренцо - Джулиано Медичи - пользовался равным авторитетом. Об этом говорит и то, что им обоим была устроена джостра на двадцатилетие, и даже празднования, приуроченные к двадцатилетию Джулиано были не менее пышными, чем у Лоренцо. Также Маккиавелли, описывая ситуацию с наследством Джованни Борромео, когда Лоренцо сделал так, что суд принял закон, по которому дочь Джованни Борромео не получала отцовское наследство, отмечал: «Джулиано неоднократно выражал по этому поводу негодование своему брату Лоренцо, убеждая его, что можно все потерять, когда желаешь приобрести слишком много». Этот пассаж отражает равенство между братьями. Несмотря на старшинство Лоренцо, Джулиано открыто и публично мог давать ему свои советы. На картине «Поклонение волхвов» Сандро Боттичелли изобразил братьев с разных сторон картины, Лоренцо чуть ближе к отцу, что отражало порядок наследования. Однако при этом Джулиано изображен особенно горделиво. Кроме того, Сандро Боттичелли нарисовал известный портрет Джулиано Медичи в профиль. Известно, что Лоренцо был безутешен по смерти Джулиано. Таким образом, представляется, что во внутрисемейных отношениях старшинство отходило на второй план по сравнению с личным фактором. Хорошие отношения братьев - это их личный выбор, раскрывающий их индивидуальные черты. О близости отношений Лоренцо и Джулиано говорит и то, что сын Джулиано воспитывался как сын Лоренцо вместе с детьми Лоренцо. Все дети изображены на фреске в Санта Тринита.
Незаконнорожденность сына Джулиано Джулио не помешала ему стать Папой Римским под именем Климент VII. Джулио Медичи воспитывался в семье Лоренцо Великолепного вместе с его детьми. Сын Лоренцо Джованни Медичи первым стал Папой Римским под именем Льва Х, однако он был законнорожденным сыном, а Джулио - нет, но для семьи Медичи это не играло роли, они позаботились об официальном признании Джулио законнорожденным, и в итоге Джулио также стал папой римским. Аналогичную процедуру претерпел Леон Баттиста Альберти, когда получил от папы статус законного сына отца уже во взрослом возрасте. Кроме того, известно, что незаконнорожденные сыновья могли наследовать имущество отцов. Таким образом, для Флоренции был характерен либерализм в отношении определения статуса и судьбы незаконнорожденных детей.
Рассмотрим отношения Медичи с параллельной ветвью. Пол Стратерн упоминает, что у Козимо были близкие отношения с братом. Известно, что брат Козимо Лоренцо по традиции выполнял многие дипломатические задачи, также участвовал во всех мероприятиях брата и вместе с ним отправился в изгнание. Конечно, он был и партнером в банковском деле семьи, и при его разделе получил огромное состояние, перешедшее затем к его сыну Пьерфранческо, а затем его сыну Лоренцо. В юности Лоренцо ди Пьерфранческо не имел особенных трений со старшей ветвью, однако потом Лоренцо Великолепный одолжил у младшего Лоренцо очень большую сумму, и их отношения со временем разладились. Кроме того, Лоренцо ди Пьерфранческо по мере взросления приобрел иную политическую ориентацию. Как пишет Эрнст Гомбрих, Лоренцо ди Пьерфранческо сетовал на участь тех, кто «живет под властью тирана». «Он был в близких отношениях с Карлом VIII Валуа. Когда тот вошел во Флоренцию, вынудив к бегству сына Лоренцо Великолепного Пьеро Невезучего, Лоренцо Пьерфранческо с братом объявили себя пополанами, не примкнув, впрочем, к лагерю Савонаролы», - пишет Гомбрих. Лоренцо ди Пьерфранческо также был активным участником кружка в Кареджи, в некотором смысле «учеником» Марсилио Фичино, с которыми они обменивались многочисленными письмами, а Анджело Полициано посвятил ему одну из поэм. Также он был знаменитым заказчиком картин Сандро Боттичелли и дружил со многими известными людьми своего времени. По предположению Эрнста Гомбриха, между кареджистами при жизни Лоренцо Великолепного произошел раскол, и Лоренцо Великолепный и Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи условно олицетворяли разные группировки. Именно этим, по мнению Гомбриха, объясняется то, что среди имущества Лоренцо Великолепного не оказалось ни одной крупной работы Сандро Боттичелли, в то время как большинство известных шедевров Боттичелли были заказаны Лоренцо ди Пьерфранческо и их создание обсуждалось между кареджистами и художником. Однако стоит заметить, что Сандро Боттичелли создал множество портретов Джулиано Медичи. Поэтому можно не быть столь категоричными в поляризации общества лиц, имевших отношение к «неоплатоновской академии». Кроме того, Лоренцо предпочитал собирать античные предметы искусства. Эрнст Гомбрих приводит три письма Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи, два из которых адресованы Лоренцо Великолепному. В них он почтительно обращается к Лоренцо Великолепному, называя его «многочтимым отцом», распространенное почтительное обращение. Они коротки и полны топосов. Тем не менее, мы узнаем, что родственники довольно тесно общались. Например, во втором письме, приводимом Гомбрихом, речь идет о покупке поместья. Лоренцо Великолепный был в гостях у Лоренцо ди Пьерфранческо, чтобы уговорить его купить поместье Андреа делла Стуффа в Кастелло. И Лоренцо-младший пишет о том, что готов последовать совету Великолепного и совершить сделку, когда тому будет угодно. А третье письмо, адресованное не Великолепному, а некоему Сандро Паганьотти, отражает заметное недовольство в отношении Лоренцо Великолепного: «Америго был здесь у меня по их делам; теперь я думаю, что все идет плохо, потому что, мне кажется, Лоренцо не склонен помогать…Я не еду, потому что не верю, чтобы от меня был какой-нибудь прок, я хотел бы помочь, если Вы считаете, что это в моих силах, хотя я опасаюсь раздосадовать этим Лоренцо…». Скорее всего, Лоренцо ди Пьерфранческо столкнулся с тем, что Лоренцо Великолепный действовал в своем духе - движимый не соображениями родства, а своими интересами в ущерб прочим. Интересно само восприятие родства. У Козимо с братом были отношения, подобно тех, что у Лоренцо Великолепного и Джулиано Медичи, но уже их внуки явно не считали себя близкими родственниками. Решающим фактором ссоры стал финансовый вопрос, ко всему прочему, Лоренцо ди Пьерфранческо был противником политики Лоренцо Великолепного, его тирании. В первой главе уже говорилось, что родство не гарантировало общую политическую принадлежность. Примечательно также, что сплоченность семьи Лоренцо Великолепного оказалась крепче уз родства между потомками Козимо и его брата Лоренцо.
Напротив, компанию Лоренцо составляли в основном люди, финансово зависимые от него. Известными клиентами Медичи были братья Пульчи. Например, Луиджи Пульчи, которого называли Джиджи, был приближенным еще Лукреции Торнабуони, это по ее заказу он написал поэму «Морганте». Также он выполнял разные деловые поручения, сначала простые, а при Лоренцо уже более ответственные. Например, Луиджи вел дела с Роберто Сансеверино от имени Лоренцо. Так, в письме от 10 марта 1476 (1477) года Лоренцо писал Луиджи: «…ты знаешь, так как на словах я тебе это говорил, насколько я хочу, чтобы означенный С. был разумным образом в нашем услужении «…» Он был бы во главе кондотты, и если бы ему не хватало поддержки других, то у него всегда была бы наша. Этот путь кажется мне верным, а все другие, о которых ты пишешь, мне таковыми не кажутся. Так должны были бы ты и Синьор думать одинаково. То государство [Болонья] должно было бы этому способствовать и его Синьор так же. Мы охотно это сделаем, даже если бы нам пришлось понести другие траты, как я в этом уверен, понимает синьор Руберто, сделаем еще и эти траты, не считая тех, которые уже несем. Таково мое мнение. И в случае, если синьора Руберту устроит, меня об этом сейчас же уведоми, и поговори там с мессером Томмазо, с которым ты можешь свободно обсудить всё. И я надеюсь, что дело сделается, потому что мне кажется, это подходит всем сторонам, которые в этом участвуют…». Таким образом, Луиджи Пульчи работал на Лоренцо. Большое количество их писем посвящены именно финансовым и политическим делам. Денежная зависимость Пульчи от Лоренцо отражается и в его письмах, когда он рассказывает патрону о своей нужде и т.д. Деловые и персональные отношения настолько переплетались, что вынужденно становились более личными, чем просто деловые. Так, несомненно между Луиджи Пульчи и Лоренцо Великолепным существовал свой сарказм: «Но если бы я тебе не написал, ты бы не знал, где я…И еще, если бы тебя спросили: «Что делает Луиджи? Или где он?», ты бы стал всеобщим посмешищем, если бы не ответил сразу…».
Клиенты могли обращаться к патрону по брачным делам, которые для XV века были не столько личным, сколько прагматичным делом. Так, брат Луиджи, Бернардо, обращается к Лоренцо, чтобы тот помог уладить женитьбу Луиджи: «…помнится мне, в что в тот раз я открыл Вам моё желание, чтобы он взял себе донну, и просил я у Вас помощи, чтобы расположить его к таковому делу». Однако замысел Бернардо не удался, и он продолжает: «Так что с тех пор и по сей день более не находил я в нем такого намерения… И я вновь взываю… призвать и склонить его к таковому делу. Это то, что по моему разумению будет полезно и почетно ему, и для меня будет исключительной милостью, тем паче что у меня нет детей». Итак, Бернардо полагает, что патрон должен участвовать в судьбе своей клиентелы и кошельком, и словом.
Луиджи Пульчи в своих письмах к Лоренцо часто обращается к общим дружеским воспоминаниям. Они часто обсуждают канцону или другое литературное произведение. Деловые отношения перемешаны с более близкими дружественными отношениями. Грань деловой и частной жизни, поэтому кажется стертой в отношениях с клиентелой, и как отмечают авторы книги «История частной жизни», «клиентела - это искусственный линьяж, еще одна форма частной жизни…».
Таким образом, подводя итоги первой главы, мы можем говорить о том, что семья Медичи была одной из первых флорентийских семей, которая стала заключать браки вне Флоренции. Брачные альянсы Медичи были стратегически продуманы. Иерархия в семейных отношениях просматривается - патриархат, однако авторитет и влияние в семье зависело в большей степени от личности, чем от гендера или от происхождения из союзного клана. Авторитет Козимо Медичи, Лоренцо и Джулиано Медичи был связан, в первую очередь, с их личностными качествами. Индивидуальные черты Лоренцо, Джулиано и других членов семьи раскрывались в их взаимоотношениях. Иначе обстояло дело с родственниками. Родственные узы не гарантировали политические узы, как показал пример отношений Лоренцо Великолепного и Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи. Финансовая зависимость клиентелы обуславливала большую близость к семье Медичи так, что границы частной жизни между членами семьи Медичи и их придворными были размыты. Отношения клиентелы и патронов были облачены в форму дружбы, они были посвящены в дела личной жизни друг друга. Двор Лоренцо Великолепного можно считать частью семейной структуры Медичи.
Глава II. Семейная структура клана Строцци
.1 Брачные стратегии семьи Строцци
Брак был важнейшей вехой и делом в жизни флорентийских семей, о повышенном внимании к браку и семье во Флоренции XIV - XV вв. свидетельствует духовная и светская литература данного периода, созданная и посвященная специально данному вопросу. Обобщенную брачную стратегию флорентийцев обрисовали Френсис и Джозеф Гис в книге «Брак и семья в Средние века». Они сделали вывод, согласно которому образование семейных альянсов во Флоренции XIV - XV вв. осуществлялось по двум принципам: либо с кланом со стороны, но выше по статусу, либо с семьей по соседству, что укрепляло местные связи. Учитывая изменения, происходившие во флорентийском обществе в данный период, увеличение размеров приданого в этот период, отмеченное Д. Херлихи и К. Клапиш-Зубер, особенности и сложность брачных стратегий можно понять на примере «Книг о семье» Леона Баттисты Альберти и писем Алессандры Строцци.
Как отмечает И.А. Ануприенко, «из определений брака, как вероучительных, так и юридических, предстает трехчастная модель целепологания этого института: рождение и воспитание детей; взаимная помощь в приумножении богатства и повышении статуса в обществе; средство укрощения плотского вожделения». Леон Баттиста Альберти посвятил первую книгу о семье именно воспитанию детей. Что касается брачных стратегий, то этому вопросу посвящена вторая книга, а также отчасти третья. В произведении Альберти выступают персонажи хоть и одного клана, но разного положения, образования и мышления. Так, о браке в его сочинении говорят он сам, молодой человек, высокоученый зрелый Лионардо и неученый, простой, но опытный и уже пожилой Джанноццо. Между тем, сам Баттиста Альберти никогда не был женат, не имел семьи, и в некоторых своих сочинениях утверждал отрицательные стороны брака в то время как в «Книгах о семье» его персонаж, наоборот, выступает за любовь и семью. О главной цели семьи говорит Лионардо: «Для того, кто основывает свое достоинство и авторитет на добродетели, а пользу и выгоду извлекает из своих трудов, никто не будет в этом отношении дороже, чем любящие и законные дети…». В тексте сочинения Альберти можно увидеть актуальную для флорентийского общества проблему нежелания некоторых молодых обзаводиться семьей. Среди причин автор называет страх молодых людей: «ибо им кажется, что брак порабощает их волю и мешает свободной жизни…»; «они считают тяжелым и неприятным бременем содержание помимо себя еще жены и детей, и сомневаются в своей способности достойно обеспечить изо дня в день растущие потребности семьи…». Нужно обратить внимание на подобные пассажи, так как они подспудно отражают важность финансовой стороны жизни. На нежелание своих сыновей жениться сетует и Алессандра Строцци в своих письмах, хотя в этом случае она драматизирует, поскольку ее сыновья все же женились. Д. Херлихи и К. Клапиш- Зубер обратили внимание на связь подобных социальных проблем с демографической ситуацией. Авторы привели в пример рикорди Джованни Морелли, в которых тот утверждает, что в XII и XIII веках 40-летние женихи и 24-26-летние невесты были обычным явлением. В его же время молодые люди женились в возрасте 20-25 лет (крайний срок - 30 лет), а девушек их отцы старались выдать побыстрее - в 15-летнем возрасте. В то же время некоторые авторы высказывали мнение, что в XIV веке женихи и невесты были старше, чем в последующие периоды. А Лапо ди Джованни Никколини де Сиригати писал, что его дяди были холостяками в 40 лет, и только один потом женился. Поэтому Херлихи и Клапиш-Зубер использовали сведения из кадастров и пришли к выводу, что Черная смерть в XIV веке вызвала демографический спад и сокращение продолжительности жизни, что, по их мнению, привело к снижению возраста первого брака как для мужчин, так и для женщин. А демографическое восстановление в XV веке позволило увеличить возраст вступления в первый брак. По флорентийским кадастрам авторы высчитали средние возрастные показатели для Флоренции: в 1427 г. для мужчин - 30,3 г., для женщин - 17,6 г.; в 1458 г. для мужчин - 30,5 г., для женщин - 19,5; в 1480 г. для мужчин - 31,4, для женщин - 20,8 г.Разница в возрасте, таким образом, получается 12,7-11- 10,6для трех кадастров соответственно. Очевидна тенденция сокращения разницы в возрасте вступивших в брак впервые. В «Книгах о семье» Леон Баттиста Альберти утверждает, что «современные авторы полагают, что жениться следует в 25 лет: «Все единодушно заявляют, что до 25 лет пылкую и страстную молодежь вредно допускать к браку, потому что она должна растратить пыл и жар своего возраста, более направленный на самоутверждение, чем на продолжение рода». Конечно, данный тезис распространялся на мужчин. Алессандра Строции считала 16-летний возраст дочери Катерины критическим:
«Эту партию я считаю наилучшей, так как ей 16 лет, и она не может более откладывать брак…», - писала она сыну о Катерине. Жених у Катерины Марко Паренти было как раз 25 лет, как по Альберти. Еще более критическим монна Алессанра находила возраст младшей дочери Лессандры, которую выдала замуж в 18 лет за Джованни Бонси, которому было 46 лет, и для него это был второй брак. Однако причиной подобного мезальянса была небезоблачная репутация Лессандры. О том, что подобная разница в возрасте не воспринималась как должное говорит письмо Бонси, адресованное Филиппо Строцци: «Филиппо, ты слишком любезен, говоря мне «вы». Я сделаю все, что в моих силах, дабы меня более почитали, и особенно, дабы не вызывать недовольства Лессандры. Однако не давай ей чувствовать, что я слишком стар для нее. Так что, прошу тебя, не употребляй более [это обращение]». Таким образом, можно предположить, что возраст не был самым главным ориентиром при выборе супругов, но по возможности родители старались избегать большой разницы в возрасте будущих супругов.
В трактате Леона Баттисты Альберти один из персонажей Лионардо высказывает мнение, что жениху следует сперва изучить будущую жену: «Но пусть он поступит так, как поступают хорошие отцы семейства, при покупке несколько раз осматривающие товар, прежде чем заключить сделку. При всякой покупке и приобретении нужно обзавестись сведениями и советами, расспросить о вещи побольше людей и отнестись к делу как можно внимательнее, чтобы потом не жалеть о потраченных деньгах. А тем более внимательно должен вести себя тот, кто собирается стать мужем. Мой ему совет - всячески изучить на протяжении многих дней ту, с кем он должен провести оставшиеся годы как ее муж и спутник». Это наставление очень мудро, но в реальной практике флорентийцев у будущих супругов не было возможности изучить друг друга или их было крайне мало. Браки устраивали родители, а смотринами во Флоренции традиционно занимались матери семейства, а не женихи. Жену Филиппо монна Алессандра подбирала во Флоренции тогда, как Филиппо был в Неаполе. О потенциальных невестах он знал со слов матери и мужа сестры Марко Паренти, а вживую никаких невест он не видел. Так что идеальный совет Альберти несколько вступает в противоречие с жизнью.
У Альберти в принципе воспроизводится данная схема: «После того, как по настоянию и совету стариков и всей семьи молодой человек примет решение, матери, родственницы и подруги, которые знают всю подноготную живущих в городе девиц и как они воспитаны, должны подобрать кандидатуры, хорошие по рождению и воспитанию, и представить их будущему жениху. Тот пусть выбирает из них подходящую ему по вкусу. Старикам и всем старшим членам семьи не следует отвергать никакую невестку, лишь бы о ней не ходили скандальные и подозрительные слухи. В остальном она должна удовлетворять требованиям того, кто будет должен удовлетворять ее требованиям». Итак, по Альберти одно из главных - это репутация невесты, все прочее - на усмотрение жениха.
Следующим пунктом после репутации по Альберти идет красота будущего супруга или супруги. Но под красотой он подразумевает скорее здоровье, чем привлекательность: «Прекрасным я считаю мужа, приученного кратному делу, если он располагает внушительной внешностью, крепкими и выносливыми во всех трудах мышцами. Красота старика, по моему мнению, заключается в благоразумии, дружелюбии и рассудительности его речей и советов; но какой бы красотой он ни отличался, разумеется, прелесть старика будет иной по сравнению с молодым кавалером». Красивой считалась женщина, которая могла родить детей: «Точно так же я считаю, что женская красота оценивается не по жеманству и приятным чертам, а по сложению и способности зачать и родить тебе много прекрасных детей»- писал Альберти. Такое же целеполагание брака обнаруживает монна Алессандра Строцци: «…надежда, которую я питаю, что вы оба возьмете жену, и, как следствие, появятся сыновья». Хотя Альберти и начинает с таких критериев, как репутация и красота, но надо понимать, что всё это будет относиться к невесте своего или ближайшего круга, что подтверждается и сведениями из писем Алессандры Строцци. Клан Строцци был самым богатым кланом Флоренции по кадастру 1427 г.Однако в 1434 г. Маттео Строцци среди прочих противников Козимо Медичи был изгнан балией из Флоренции, и через год умер. Сыновья Маттео Строцци и Алессандры тоже были изгнанниками, и материальное богатство заметно сократилось по сравнению с предыдущими временами, даже можно сказать, что психология Алессандры кажется ограниченной, хотя, когда ее сын Филиппо встал на ноги, он стал богатым банкиром. Алессандре не то что не удалось выдать старшую дочь за представителя семьи более высокого статуса, но, напротив, пришлось согласиться на жениха статусом ниже (Марко Паренти хоть и был довольно богатым торговцем шелком, но все же был пополаном незнатного рода). Здесь идет укрепление финансов в ущерб знатности. Младшую же дочь пришлось выдать не только за рядового купца, но к тому же еще бедного, правда, в данном случае сыграла роль биография самой младшей дочери Алессандры. Невест для сыновей монна Алессандра искала среди флорентиек. Несмотря на то, что Филиппо и Лоренцо долгое время жили в Неаполе, а после того, как Филиппо переселился во Флоренцию, Лоренцо заменил его в Неаполе и жил там 9 лет до своей смерти, женились они оба на флорентийках, а их сестры вышли замуж за флорентийцев, что подтверждает тезис, высказанный в предыдущей главе, о том, что флорентийцы, как правило, заключали браки среди флорентийцев.
Итак, для семьи Строцци так же, как для Альберти, одним из основных критериев являлась репутация. Так, Филиппо Строцци пишет своему брату Лоренцо (в письме от 27 февраля 1469 года) по поводу девушки, на которой тот хотел жениться: «…она уже не столь молода и не имеет отца и матери; поэтому, будучи красивой, не было бы удивительным, если бы имелось какое-либо пятно на ее репутации». Филиппо пытается манипулировать братом, однако этот довод он считает достаточным, чтобы надавить на брата. И в конечном итоге, брату приходится отступить.
Также одним из важных критериев при выборе невесток для монны Алессандры была красота-здоровье будущих невесток, как по Альберти. Так, она пишет про одну, что она «красива и благовоспитанна», про другую, что та «неотесана и грубовата». Альберти пишет: «Прежде всего среди женских красот потребны добрые нравы; ибо у невоспитанной, расточительной, неопрятной и пьющей женщины никогда не будет хорошего телосложения, и никто не сочтет ее хорошей женой. Первейшими и похвальнейшими свойствами женщины являются скромность и опрятность». Примерно на то же обращает внимание Алессандра. Она разводит бурную деятельность по поиску невест для сыновей, а верным помощником в этом деле становится ее зять Марко Паренти, искупающий свое происхождение благодарностью клану Строцци. Они останавливаются на двух кандидатурах - из семьи Танальи и из семьи Адимари. В письмах Алессандра (да и Марко) называют их «Эта из Танальи» или «Эта из Адимари» или дочь того-то. М.Л. Абрамсон пишет: Подобные выражения, по- видимому, отражают пренебрежительное отношение к молодым девушкам: в представлении Алессандры они по-прежнему - в соответствии со шкалой приоритетов средневекового мира - занимают в гендерной структуре последнее место».
Сначала о встрече с отцом невесты договаривается Марко Паренти. Он пишет письмо Филиппо Строцци: «В ее виде нет ничего непривлекательного или безобразного…Обещаю тебе, что она может сравниться с мадонной Ипполитой [дочь миланского герцога] или быть еще лучше. Если ты имеешь жену, подобную той, какую имеет королевский сын, разве тебе этого недостаточно?». Алессандра пишет сыну, что девушка «обладает всеми качествами и благородными манерами, высокая, хорошо сложена». Монна Алессандра отмечает хозяйственность девушки: «…там шесть детей мужского и шесть женского пола, и она заправляет всем, так как мать всегда беременна и от нее мало толку». Также упоминается, что девушка из Танальи умеет читать, петь и танцевать. Между тем потенциальный жених находится в Неаполе.
Забавные маневры совершает монна Алессандра, чтобы посмотреть на невест. М.Л. Абрамсон пишет: «Алессандра отправляется к заутрене, чтобы взглянуть и на вторую из наиболее подходящих невест - одну из двух сестер Адимари. Не найдя ее, Алессандра случайно заметила незнакомую девушку и принялась рассматривать ее в темноватой церкви. Затем, выйдя вслед за ней, она догадалась, что видит «ту из Танальи». Заметив, пристальное внимание следовавшей за ней Алессандры, смущенная девушка «помчалась как ветер». Затем Алессандра прибегает к трюку, чтобы раскусить нрав девушки: посылает людей, и сама проходит мимо дома Танальи, чтобы узнать стоит ли та у окна. Во многих литературных произведенияхвстречается это клише, как признак праздности и порядочности женщин. Приличные дамы не должны выставлять себя напоказ, должны быть занятыми делом, а не глядеть в окна. Уловки монны Алессандры на этом не кончаются. Чтобы увидеть девушку Адимари, Алессандра отправляется в дом напротив. Наконец, она замечает девушку: «Она красивая и мне очень нравится», - пишет она Филиппо.
Таким образом, выбирая из невест из подходящих семей, во многом руководствовались и характеристиками самих невест, хотя воспринимались девушки неперсонифицированно, то есть личность, индивидуальность на данном этапе не играли роли, важны были типовые данные: репутация, внешность, здоровье, хозяйственность, воспитанность и т. п. Обратить внимание на внешние проявления предлагает и Альберти, но у него внешнее взаимосвязано с внутренним: «Нет ничего отвратительнее, чем грязная и распущенная женщина. Какой глупец усомнится в том, что женщину, которая не старается выглядеть опрятной и чистой не только внешне и в одежде, но и в словах и поступках, никогда не сочтут благонравной? А кому же неизвестно, что дурная нравом женщина редко ведет себя достойно? Сколь великий вред может нанести семье недостойное поведение женщины следовало бы обсуждать отдельно и в другом месте, но я не знаю, что является для семейства большим несчастьем, полная разобщенность или всего одна недостойная жена? Поэтому в невесте прежде всего нужно искать душевной красоты, то есть благонравия и благодетели, а в ее внешности нас радует не только приятность, красота и привлекательность, но и возможность получить в дом жену, пригодную для рождения детей, способную рожать крепких и здоровых младенцев. Старинная поговорка гласит: «Каких хочешь иметь детей, такую бери жену».
После красоты Альберти предлагает обратить внимание на родство: «…прежде всего, тут необходимо как следует изучить образ жизни и поступки новых родственников. Многие браки, как можно всякий день об этом услышать и прочитать, стали причиной крушения целых семей, ибо последние породнились со сварливыми, неуступчивыми, высокомерными и неприятными людьми…Иногда можно видеть, что оно [родство] вредит и приносит несчастье женихам, которые бывают вынуждены содержать собственную семью и в придачу еще ту, откуда взяли девушку. Нередко новые родственники, не умея вести дел или будучи неудачниками, по необходимости перебираются в дом своего зятя. Только что женившись, ты не можешь ни терпеть их без ущерба для себя, ни отослать их прочь без скандала». В данном отрывке Альберти предостерегает от негативных последствий породнения с семьей, имеющей шаткое материальное положение. С другой стороны, Альберти находит, что и родня более высокого положения также не есть хорошо, поскольку такая родня будет затмевать мужа их дочери своим статусом, и может позволить себе вмешиваться в семью дочери. Персонаж Альберти Лионардо в итоге советует выбрать родню равного положения, именно такой выбор он находит идеальным. Таков рецепт Альберти.
Аналогичное отношение к родству отражают письма Алессандры Строцци. Так, при выборах между двух кандидатур невест для сына монны Алессандры Строцци Марко Паренти пишет: «Адимари благороднее, чем Танальи, но не имеют никакой родни: ни отца, ни братьев, лишь дядья и двоюродные братья, но они грубые…Однако этот недостаток является также удобством, так как не будет никакого беспокойства и никаких обязанностей». Этот отрывок раскрывает целую гамму оттенков. Во-первых, упоминание благородства говорит о том, что и этому аспекту придавали известное значение. Во-вторых, отсутствие у семьи девушки близких родственников пресекает всякую возможность воспользоваться связями родни семьи невестки или помощью в какой-то нужный момент жизни родни со стороны невестки. С другой стороны, в отсутствии родни у семьи девушки можно увидеть и плюсы, поскольку любое родство (особенно на итальянской почве) предполагает взаимные обязательства, что накладывает ответственность и беспокойство. Так что, если у семьи девушки нет родни, то и помогать никому не придется, и конфликтов с родней жены не будет. Помимо подобных соображений из писем выступает еще один аспект, политический. Когда с первыми двумя кандидатками не сложилось, монна Алессандра, рассматривая других невест, писала сыну о дочери Питти: «От отца не будет много помощи, так как его считают мало склонным к услугам; занимая государственные должности, он был нечестным и имел плохую репутацию у тех, кто желает блага Коммуне». Мысль Алессандры в целом прозрачна - для ее семьи, все еще находящейся в опале на момент написания этих строк, было бы опасно связываться с персоной, имеющей нехорошую политическую репутацию. В конечном счете, старший сын монны Алессандры Филиппо женится на Фьяметте Адимари, на какой-то из сестер первоначальной кандидатки, которая успела выйти замуж, пока Строцци решали вопрос женитьбы. Лоренцо Строцци, младший сын Алессандры, хотел жениться на Мариетте Строцци, но браку воспротивились и Алессандра, и Филиппо.
Алессандра сообщила Филиппо, что по слухам Мариетта сблизилась с Бенедетто Строцци. Филиппо написал Лоренцо: «Она уже не столь молода и не имеет отца и матери; поэтому, будучи красивой, не было бы удивительным, если бы имелось какое-либо пятно на ее репутации». Лоренцо приходится подчиниться. Таким образом, в данном случае решающим доводом стала репутация девушки, а также отсутствие у нее родителей и, соответственно, хорошего приданого, хотя о приданом Мариетты в письмах не упоминается.
Что касается дочерей Алессандры, то старшая Катерина была выдана замуж за Марко Паренти, который был единственным сыном своего отца и наследником. Но он не был благородного происхождения, уступая статусом Строцци. Однако, сделав ставку на Марко, Алесссандра не ошиблась, потому что он много помогал теще. Вероятно, не будучи в щекотливом положении, монна Алессандра выбрала бы для дочери жениха равного статуса. Марко Паренти же поступил не по рецепту Альберти, выбрав невесту из семьи более высокого положения. Вторую дочь монна Алессандра выдала крайне неудачно, но в данном случае письма позволяют думать, что у нее просто не было выбора, и младшая Лессандра была выдана замуж за Джованни Бонси, не обладавшего ни знатностью, ни богатством, ни хорошей родней, к тому же еще старше на 20 лет и имевшего детей от первого брака и побочного сына. Фьяметта Адимари, жена Филиппо, была из семьи, у которой особенно не имелось никакой родни. Катерина Строцци была выдана за Марко Паренти, который был единственным сыном, и его родня не могла возложить груз на плечи семьи Строцци. Брак младшей дочери Алессандры Строцци можно считать исключением по особым обстоятельствам. Только Марко Паренти повысил свой статус. Обобщенную брачную стратегию флорентийцев обрисовали Френсис и Джозеф Гис в книге «Брак и семья в Средние века». Они сделали вывод, что образование семейных альянсов во Флоренции XIV-XV вв. осуществлялось по двум принципам: либо с кланом со стороны, но выше по статусу, либо с семьей по соседству, что укрепляло местные связи». Но из писем Алессандры Строцци не следует, что невест она искала именно в своем квартале или что жизнь ее протекала в консортерии.
Конечно, при браке учитывалось приданое невесты и финансовая состоятельность жениха. Однако сразу стоит отметить, что у Альберти этот фактор стоит не на первом месте, а у монны Алессандры и на первом, и не на первом. Так, монна Алессандра пишет сыну: «Нельзя расстраивать дело из-за денег, как ты сам много раз говорил мне…Не надо глядеть на деньги, ибо, ежели, глядеть на это, можно не добиться результата». Приданое в 1000 флоринов в середине 60-х годов XV века считалось не очень большим, а приданое в 1500 флоринов - большим. Монна Алессандра называет приданое в 1000 флоринов «приданым ремесленника», однако при этом сама отдает за обеих дочерей именно такие приданые. В письмах упоминается, что некий Манфреди давал за дочерью очень большое приданое, явно выходящее за рамки среднего - 2000 флоринов, но потому, что желал породниться с влиятельным Питти. Таким образом, он менял деньги на связи. А Марко Паренти уже в 1480-х гг. дал за каждой из своих дочерей по 1400 флоринов приданым. Уже в начале XVI века 2000 флоринов приданого не являлось большим. Так, Франческо Гвиччардини, взявший 2000 флоринов за Марией Сальвиати, писал, что мог взять гораздо более крупное приданое. Жизнь дорожала, и шла тенденция увеличения приданого, как отмечено в исследовании Херлихи и Клапиш-Зубер. Таким образом, среднее приданое в 60-80-е гг. XV века составляло 1200-1400 флоринов.
Брачные стратегии флорентийцев, таким образом, полностью строились на расчётах, но, помимо размера приданого невесты и финансовой состоятельности жениха, учитывались такие нюансы, как репутация супругов и их родни, соответствие статусов семей, заключающих альянс, здоровье и др.
В рассматриваемый период мы не находим свидетельств стремления флорентийцев заключать браки по принципу соседства или консортерии, как утверждается в книге Гисов (видимо, это было присуще более раннему периоду). Повышение социального статуса, конечно, приветствовалось, но так происходило далеко не всегда, иногда было предпочтительнее заключать брак с равным по статусу кланом, а иногда даже понизить статус ради богатства жениха или невесты, как в случае с Катериной Строцци и Марко Паренти. Для семьи Строцци были важнее репутация и деньги.
В отличие от семьи Медичи, в семье монны Алессандры Строцци все альянсы были заключены с флорентийскими семьями, хотя сыновья монны Алессандры и жили долгое время в Неаполе.
2.2 Внутрисемейные отношения Строцци
Теоретически в семьях существовала иерархия, являющаяся идеалом для моралистов эпохи и предполагавшая главенство мужа над женой, но реальность на поверку не всегда соответствовала патриархальной модели. Так, в семье Строцци после смерти мужа монна Алессандра стала главой семьи, потому что ее дети были слишком малы, а свекра и свекрови уже не было. Такое положение она занимала вплоть до взросления старшего сына. По мере взросления бразды правления берет в свои руки Филиппо, однако авторитет монны Алессандры не канул в лету. Некоторые семейные вопросы Филиппо решает с помощью матери, а когда обзаводится семьей, его жена и дети живут с монной Алессандрой, которая явно управляет невесткой, является старшей в семье. Так, в одном из писем Фьяметта (супруга Филиппо) пишет ему: «Я была приглашена [на свадьбу], и монна Алессандра отпустила меня туда». То есть Фьяметте надо иметь разрешение, чтобы пойти на свадьбу. Монна Алессандра как бы замещает Филиппо.
Среди сыновей большим авторитетом пользовался старший. Младший брат, Лоренцо, хотел жениться на Мариетте Строции, дальней родственнице. Однако Филиппо был против этого брака: «Нам нужны незапятнанные родственники», - писал Филиппо брату. Лоренцо отвечал ему: «Если ты не захочешь ее принять, ее не будет, но знай наверняка, что другую я никогда не захочу иметь». Но Лоренцо не сдерживает своего обещания, он женится-таки на другой девушке. Данное событие показывает авторитет Филиппо в семье, а через Филиппо и авторитет монны Алессандры, потому что это именно она передавала всю информацию о девушке старшему сыну.
Самые горячие письма относятся к периоду, когда дети Алессандры были юны. Она скучает, беспокоится о детях, ждет их писем: «Когда я читаю ваши письма, то не могу от любви удержать слёзы». Когда младший сын Маттео едет к братьям в Неаполь, чтобы приобщиться к делам, она выражает боль разлуки в письмах. Медиевист Филипп Арьес в труде «Ребёнок и семейная жизнь при старом порядке»доказывал, что детство как понятие и как специфическая роль в семье возникли в XVII веке. Российский медиевист Ю.Л.Бессмертный пришел к выводам, что забота о детях по мере улучшения жизни увеличивалась. В семье Строцци о детях, конечно, заботились. Например, монна Алессандра просит своего старшего сына быть ласковым к младшему, не осыпать его тумаками. А когда Маттео заболевает, и умирает, горю Алессандры нет предела. Также пассаж Марко Паренти доказывает, что некое понятие детства всё же имелось у флорентийцев в данный период: «Может быть, он никогда не был ребенком», - высказывает Марко монне Алессандре свое мнение о Филиппо. Видно, что Марко выделяет детство. Действительно, Филиппо пришлось рано повзрослеть из-за обстоятельств, но понятие детства мы видим. И в пассаже Марко о Филиппо также затронут важный психологический аспект - человеку пришлось рано повзрослеть ввиду жизненных обстоятельств. И именно в таких моментах раскрывается индивидуальность человека. Также о внуке монна Алессандра пишет: «Он - моя радость и утешение…Он всегда около меня, как цыпленок около наседки». Этот пассаж также демонстрирует отношение бабушки к внуку, как к ребенку. Детей, умерших во младенчестве, монна Алессандра в письмах не упоминает. Люди старались не привязываться к младенцам, поскольку смертность до трех лет была высокой. Люди выработали психологический иммунитет, воспринимая смерть младенцев как неизбежность. Другое дело - смерть подросшего сына Алессандры, которого на горько оплакивает.
Отношения матери и сыновей близкие. Она пишет: «Я жажду всем сердцем и душой всегда жить там, где находитесь вы. И единственное, чего я боюсь, - умереть раньше, чем я увижу вас обоих». Филиппо также проявляет заботу о матери. Во время чумы 1450 года он просит Лоренцо увезти мать из Флоренции в безопасные места.
Алессандра всячески показывает, что хотела бы, чтобы Филиппо и Лоренцо жили вместе, помогая друг другу. Но большим ее одобрением пользуется Филиппо, потому что Лоренцо одно время увлекался азартными играми. Таким образом, сама Алессандра поставила авторитет старшего сына с самого начала выше всего в семье. И в последующем Лоренцо приходилось примиряться с данным обстоятельством. То есть в формировании авторитета Филиппо сыграли роль сразу несколько факторов: его старшинство по возрасту (что важно для традиционного общества), возложение матерью на него ответственности, одобрение матерью поступков Филиппо, взрослость, закаленный характер и холодный ум самого Филиппо. Лоренцо, будучи вторым братом, уже одним этим был обречен на вторые роли, но его увлечения (азартные игры, влюбленности) еще больше повлияли на то, что последнее решение оставалось за Филиппо и монной Алессандрой. Приходится признать, что авторитет в семье в среднегородской среде зависел во многом от гендерных ролей. В «Книге о семье» один из персонажей - Джаноццо - с упоением рассказывает, как третировал молодую жену своими нравоучениями и правилами ведения хозяйства. Пример семьи Строцци демонстрирует с одной стороны властную Алессандру, с другой стороны, явно подчиненную жену Филиппо. Авторитет монны Алессандры сложился из двух факторов - ее вдовства и ее характера. Если у женщины был характер, у нее еще могло остаться поле для маневров. И не только у женщины. Характер мужчины тоже определял его положение в семье. Монна Алессандра манипулировала младшим сыном через чувство вины. В таких психологических аспектах и раскрывается характер человека независимо от внешних обстоятельств. Таким образом, видно, что Лоренцо не обладал столь сильным характером, как мать и старший брат, и потому был ведомым. Он мог настоять на браке с Мариэттой, но все же отказался от этой затеи под давлением матери и брата. Поэтому можно отметить и значение психологических аспектов на роли в семье.
Индивидуальные черты человека влияют на внутрисемейные отношения. Так, чуткость Марко Паренти создает хорошую атмосферу в его семье. Монна Алессандра отмечает, что Катерине повезло, за исключением свекрови. Когда умирает брат Катерины Маттео, Марко сначала сообщает Катерине о болезни, а уже потом о смерти Маттео, что говорит о его деликатности. Напротив, монна Алессандра часто демонстрирует неделикатность души. Так, по поводу подарка Филиппо Катерине (он послал ей 25 связок льна) монна Алессандра пишет сыну:
«Ты послал лен Катерине бесплатно. Мне кажется излишним дарить лен Марко, у которого имеются средства». При этом Филиппо к этому моменту довольно богатый человек, а к концу жизни становится одним из самых богатых флорентийцев, а Алессандра рассуждает как купчиха средней руки. Затем, видимо, случается какое-то недоразумение, потому что в следующем письме монна Алессандра просит Филиппо, чтобы тот написал Катерине, что лен - это подарок: «Это покажет, что ты помнишь о ней…и ей не будет казаться, что она совсем лишена братской любви, и она получит от тебя немного тепла…Она сможет говорить: «Мне его прислал мой брат!». Письма монны Алессандры демонстрируют, что ее привязанность к сыновьям крепче, чем к дочерям.
Видимо, поскольку в обществе было принято считать замужних дочерей членами тех, семей, куда их выдавали, люди психологически с детства готовились к меньшей привязанности к дочерям.
Когда Филиппо Строцци размышляет дать ли мужу сестры крупную сумму в долг, монна Алессандра пишет: «У них плохо обстоит дело с одеждой: когда Алессандре приходится чинить их платье, они надевают плащ прямо на рубашку. Итак, думаю, их нужда велика…Я бы никоим образом не хотела, чтобы между вами возникли раздоры, но не знаю, откуда бы Джованни мог взять эти деньги, чтобы вернуть вам долг…». Монна Алессандра отдает в аренду зятю Джованни Бонси свой дом, уменьшив арендную плату для него, поскольку у него нет средств. Из писем мы узнаем, что какую-то мелочь братья одолжили Бонси. Монна Алессандра могла повлиять на сыновей, но предпочла предоставить решение давать большую сумму в долг Бонси или нет, на их усмотрение. Было ли это ее выбором или стереотипом поведения, присущим обществу? С одной стороны, ее отход от управления семьей по мере взросления старшего сына заставляет думать, что гендерные роли встают на свои места. Но есть и такой момент. В одном из писем монна Алессандра пишет Филиппо: «Мне твоя персона дороже, чем имущество, которое, как ты видишь, каждый оставляет здесь».
Таким образом, отношения в семье зависели от уровня личности человека и от гендерных стереотипов. Марко Паренти, близкий к гуманистам демонстрирует больше деликатности в семейных отношениях, чем монна Алессандра, для которой многое измеряется деньгами, за исключением тех случаев, когда речь идет о жизнях сыновей. Чем прагматичнее был человек, тем больше в нем было гендерных стереотипов и в отношениях с родными. И всё же очевидно, что гендерный фактор был одним из определяющих в жизни социального слоя, к которому относилась семья Строцци. Но не единственным. Пример Лоренцо Строцци показателен в плане влияния индивидуальных черт на внутрисемейные отношения. Монна Алессандра, обладая сильным характером, влияла на младшего сына через чувство вины, через укор в том, что его желания не соответствовали ожиданиям семьи (его азартные игры, желание жениться на неподходящей девушке). И ведомым Лоренцо был не только потому, что так складывались обстоятельства, но и потому что таков был его характер и психологический фон в семье, где решения оставались за старшим братом и матерью, которая часто прибегала к психологическому давлению, стремясь достичь желаемого. Филиппо же обладал авторитарным характером, и потому его роль соответствовала патриархальной модели. Таким образом, мы можем утверждать, что, по крайней мере, роль в семье зависела не только от гендера, или старшинства, или других типовых факторов, но также определялась личностью члена семьи и психологическим фоном в семье.
2.3 Отношения Строцци с ближайшим окружением
Поскольку письма монны Алессандры принадлежат женщине, то мы по этому источнику сталкиваемся в основном с кругом общения, который имеет монна Алессандра. У женщин круг общения был ограниченнее, чем у мужчин. Посплетничать женщины могли только на праздниках (свадьбах, крестинах). Например, жена Филиппо Строцци Фьяметта описывает в письме мужудвухдневную свадьбу в подробностях, - видимо, для нее это событие разбавило рутину. В обычные дни круг общения - это домочадцы, затем родственники, причем, в большей степени мужа, чем жены. Если в семье Медичи более ближний круг составляли придворные, нежели родственники, то в письмах монны Алессандры вся жизнь идет в основном с родственниками: дела, общение. Помощь родственникам и принятие помощи от родственников имеет различные оттенки.
Когда Филиппо Строцци размышляет дать ли мужу сестры крупную сумму в долг, монна Алессандра пишет: «У них плохо обстоит дело с одеждой: когда Алессандре приходится чинить их платье, они надевают плащ прямо на рубашку. Итак, думаю, их нужда велика…Я бы никоим образом не хотела, чтобы между вами возникли раздоры, но не знаю, откуда бы Джованни мог взять эти деньги, чтобы вернуть вам долг…». Монна Алессандра отдает в аренду зятю Джованни Бонси свой дом, уменьшив арендную плату для него, поскольку у него нет средств. Из писем мы узнаем, что какую-то мелочь братья одолжили Бонси. Монна Алессандра могла повлиять на сыновей, но предпочла предоставить решение давать большую сумму в долг Бонси или нет, на их усмотрение. Было ли это ее выбором или стереотипом поведения, присущим обществу? С одной стороны, ее отход от управления семьей по мере взросления старшего сына заставляет думать, что гендерные роли встают на свои места. Но есть и такой момент. В одном из писем монна Алессандра пишет Филиппо: «Мне твоя персона дороже, чем имущество, которое, как ты видишь, каждый оставляет здесь».
В лице Марко Паренти, мужа дочери Катерины, Алессандра Строцци находит верного помощника. Он помогает во всех семейных делах, в частности, ведет переговоры с семьями невест для Филиппо и Лоренцо («Хотя у нас стоят холода, Марко не охладел к вашим делам», - пишет Алессандра). Почему же Марко так помогает Строцци? Дело в том, что Марко имел скромное пополанское происхождение, но его отец стал богат, и Марко, будучи единственным сыном, унаследовал богатство отца и приумножил его, и смог породниться с таким «благородным» кланом, как Строцци. Из чувства благодарности и в силу своих особых качеств Марко участвует во всех семейных делах Строцци, хотя его родственная степень такая же, как у мужа Лессандры Строцци Джованни Бонси. Но Джованни Бонси беден, а Марко Паренти богат. В одном из писем сыну монна Алессандра пишет о кандидатуре Марко Паренти в качестве мужа: «Она [Катерина] могла бы оказаться в семье более высокого положения и более благородной, но … тогда мне и вам был бы причинен ущерб», то есть пришлось бы дать большое приданое. Историк М.Л.Абрамсон считает, что данный эпизод показывает, что эмоциональная привязанность Алессандры к сыновьям сильнее, чем к дочерям, и причина связана с гендерными особенностями времени. Но еще более глубокая причина кроется в скудости материальных ресурсов, которые и обуславливают такие приоритеты и иерархию в привязанностях матери. Конечно, по сравнению с семьей Медичи в семье Строцци и в среде аналогичных Строцци семей гендерный аспект возрастает.
У монны Алессандры есть брат Дзаноби Мачинги и брат Антонио Мачинги. Именно Дзаноби отвез ее в свой дом в Антелле во время чумы во Флоренции в 1448 году. Дзаноби укрывался от уплаты налогов и судебных штрафов. Большую часть его долгов уплатила Алессандра. Но потом подала иск на брата, потому что она в течение долгого времени кормила и одевала брата, и суд удовлетворил ее иск - присудил отдать ей приданое их матери - два дома и два земельных участка в Антелле. Но уже при следующей вспышке чумы в 1450 году Дзаноби вновь вместе с Алессандрой укрываются в доме в Антелле, и монна Алессандра пишет сыну: «Мой Дзаноби переехал сюда, чтобы составить мне компанию». Так от помощи до исков и обратно протекают взаимоотношения Алессандры и Дзаноби. С другим братом Антонио Алессандра тоже судится по поводу участков. Когда речь заходит об имуществе, Алессандра всегда проявляет себя довольной скупой. Конечно, в период, когда ее семья подверглась изгнанию, сыновья были маленькими, ей приходилось нелегко. Но Филиппо Строции в зрелом возрасте стал одним из богатейших флорентийцев, а монна Алессандра по-прежнему считала каждый флорин, упрекала за 25 связок льна, которые Филиппо послал в подарок сестре.
Сыновья монны Алессандры приобщались к банковскому делу у двоюродных братьев их отца. Филиппо - в Неаполе у Никколо Строцци, а Лоренцо - в Брюгге у Якопо Строцци. После смерти Якопо Строцци Лоренцо воссоединился с братом в Неаполе. По смерти Якопо Лоренцо хлопочет, чтобы вдове человека, приютившего его, досталось как можно меньше. По завещанию Якопо оставляет Лоренцо 250 дукатов, однако он еще задерживается в Брюгге, чтобы не упустить никакое имущество покойного. Потребительское отношение к другому родственнику Никколо проступает в письмах Строцци. Никколо сделал одолжение, как родственник, взяв к себе Филиппо. И первоначально Филиппо пишет о своей благодарности матери: «Я им очень доволен, ибо он всегда высказывал и будет высказывать мне доброе расположение». Монна Алессандра наставляет сына быть послушным и благодарным Никколо. Монна Алессандра пытается оказать максимально внимательный прием Никколо, когда тот останавливается во Флоренции по дороге в Барселону. Никколо останавливается в ее доме, монна Алессандра хвалит себя за радушный прием в письме к сыну: «Все остальное время он оставался здесь и постоянно ел и ночевал… И вся родня пришла, чтобы повидать его», приходили и самые видные горожане Флоренции, а она, Алессандра, воздавала Никколо «такие почести, какие только было возможно». Когда сыновья Алессандры встают на ноги, они начинают тяготиться благодарностью Никколо. Алессандра пишет:
«Вы теперь в таком возрасте, что не нуждаетесь в опеке, в том, чтобы находиться в зависимости от него…Не то чтобы он плохо поступал с вами, но вижу, как он придирается по мелочам». То есть теперь монна Алессандра находит отрицательные стороны во взаимоотношениях с Никколо. С каждым письмом негатив увеличивается. Так, в одном из писем она осуждает действия Никколо во время раздела имущества его брата Якопо, хотя сам сын Алессандры Лоренцо пытался урвать как можно больше по смерти Якопо, и ничуть не заботился оставить вдову и дочерей Якопо нищими. Теперь же монна Алессандра пишет:
«Он очень скудно дал им сукно на плащи и другую одежду - ничтожно мало для двух дочерей…у них такое поношенное платье, что они не могут выйти из дома». Уже в следующий раз она пишет: «Относительно поступков Никколо я нисколько не дивлюсь, ибо такова его природа, что он всегда действовал супротив нас. Восхвалим Бога, наградившего вас такой доблестью, что вы можете заниматься делами без него». На самом деле, Никколо обучил сыновей Алессандры банковскому делу, ввел их в свое дело, а теперь монна Алессандра приписывает эту заслугу Богу, а не Никколо. Психология человека такова, что он всегда может себя оправдать, договориться со своей совестью. Как только финансовые интересы родственников расходятся, их отношения тут же портятся. Подобную картину мы наблюдали в отношениях Лоренцо Великолепного и Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи, которые поссорились после того, как Лоренцо Великолепный одолжил денег у родственника. Никакой духовной близости или уважения к родственным узам между родственниками мы не наблюдаем, их взаимоотношения обусловлены лишь выгодой. Если в семье эмоциональный фон важен, то в отношениях с родственниками привязанность не фигурирует. Очевидно, что в том числе ограниченные ресурсы существования приводят к исключительно потребительскому отношению между родственниками. Вторым аргументом можно считать то, что родственные связи не обязательно гарантировали общую политическую платформу.
Леон Баттиста Альберти говорит: «Имущество во многих отношениях преходяще и хрупко, а родственники всегда остаются родственниками, если только ты их считаешь таковыми и обходишься с ними соответственно». По большому счету, здесь подразумевается конформизм по отношению к такому образу жизни, который диктовала в рассматриваемый период жизнь. Как следует из отношений семьи Строцци с родственниками, отношения диктовались прагматизмом. Эта вынужденная зависимость родственников друг от друга порождала двуличие в отношениях между родственниками.
Рассмотрим отношения Строцци к незаконнорожденным детям, и сравним с семьей Медичи.
У монны Алессандры 7 лет жила незаконнорожденная дочь Якопо Строцци, в то время как сын Алессандры Лоренцо жил и учился у Якопо в Брюгге. Спустя 7 лет Алессандра выдала дочь Якопо Изабеллу за тосканского шелкодела. Расходы Алессандры Якопо, конечно, возместил. Забота об этой девочке весьма поверхностная. Сам отец девочки пишет: «Вы говорите, Изабелла очень довольна юношей. Это доставляет мне большую радость». Якопо предпочитает поверить словам Алессандры, никогда не видя ни этого юношу, ни спрашивая у самой Изабеллы.
Не менее прагматично поступают монна Алессандра и Филиппо Строцци с детьми Лоренцо. Лоренцо до женитьбы имел двоих детей от другой дамы. Монна Алессандра считает, что чем раньше мальчика заберут от матери, тем скорее они забудут друг друга. Алессандра проявляет жестокость, принятую, однако, в то время. Где росла девочка, неизвестно, известно лишь то, что Филииппо выдал ее замуж за сапожника с приданым в 600 флоринов.
Незаконнорожденных сыновей забирали отцы в свои семьи, а незаконнорожденных дочерей отсылали к родственникам. Незаконнорожденных сыновей вводили в семейный бизнес или давали другое образование, часто предназначая церковную карьеру, как известно из всеобщей истории. Леон Баттиста Альберти тоже был незаконнорожденным сыном, однако, отец дал ему образование и позже Альберти смог получить статус законного наследника отца. Незаконнорожденных дочерей же в купеческой среде Флоренции выдавали за людей, не претендующих на социальный статус невесты - за ремесленников, и соответственно, приданое незаконнорожденных дочерей было гораздо меньше приданого законных дочерей.
Более значимым фактором, влиявшим на судьбу незаконнорожденных детей, было состояние отца. Ради большого приданного даже один флорентийский нобиль Якопо Пиччинино женился на побочной дочери миланского герцога в первой половине XV века. Если сравнить порядок, принятый в купеческой среде Флоренции со схемой, принятой в семье Медичи, то можно сказать, что порядок был такой же. Только, конечно, карьера незаконнорожденных сыновей и социальный статус незаконнорожденных дочерей была пропорциональна богатству семьи Медичи. Как говорилось в первой главе, сын Козимо Карло воспитывался в семье Козимо вместе с другими его детьми, и был сделан настоятелем монастыря в Прато, а дочь Пьеро была выдана замуж за управляющего банка Медичи в Лионе. Конечно, стать папой Римским - исключительная судьба, однако, карьера Джулио Медичи (сына Джулиано) полностью повторяет порядок, принятый во Флоренции - ему предназначили церковную карьеру. Учитывая же богатство и политические амбиции семьи Медичи, его церковная карьера оказалась выше других.
Подводя итоги второй главы, на примере семьи Строцци мы можем говорить о том, что флорентийская аристократия сохраняла традицию заключения браков в пределах Флоренции в XV веке. Перед заключением брака во внимание принимались в первую очередь финансовая сторона репутация семей. Кроме того, в брачных альянсах Строцци пожертовали и знатностью во имя сохранения финансового состояния. Однако и другие факторы были очень важны для флорентийцев. Поэтому поиски подходящих женихов и невест были сопряжены с большими хлопотами и вызывали у монны Алессандры бурные переживания. В отношениях внутри семьи Строцци, как и в семье Медичи, решающую роль играл, как это не парадоксально, не гендер, а личность. Однако стоит отметить, что гендерные стереотипы в семье Строцци проявлялись сильнее, чем в семье Медичи. И тем не менее, власть в семье зависела от personality. Монна Алессандра Строцци манипулировала младшим сыном с помощью чувства вины, и он, обладая менее сильным характером, подчинялся воле матери и старшего брата. Филиппо Строцци же обладал авторитарным характером, и потому его роль соответствовала патриархальной модели. Чем прагматичнее был человек, тем сильнее общественные стереотипы влияли на его поведение. Так, Марко Паренти был деликатнее своей тещи, что находило отражение в поведении по отношению к близким.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Рассмотрение брачных стратегий сквозь призму внутрисемейных отношений на примере семей Медичи и Строции показало, что флорентийцы при заключении браков руководствовались утилитарными соображениями. Но расчет у двух семей был разный. Так, главным приоритетом брачной стратегии в семье Медичи был политический расчет, тогда как все остальные факторы практически не играли роли. Это позволило семье Медичи не только повысить престиж в пределах Флоренции, но и дало возможность подготовить почву для получения папской тиары впоследствии.
В отличие от Медичи, для представителей рода Строцци приоритетным при создании семьи являлись финансовый фактор и репутация. Они пожертвовали знатностью, чтобы сохранить состояние. Однако значимость репутации также играла настолько большую роль, что приводила членов семьи в тревогу. Хлопоты порождало взвешивание и менее важных факторов.
Общим же в брачных стратегиях семей Медичи и Строцци являлось то, что о любви, привязанности или симпатии на этапе заключения брака речь не шла, а будущие супруги обезличивались. В трактате Леона Баттисты Альберти приветствуется изучение супругами друг друга до свадьбы, также ряд исследователей отмечали, что в XV веке, судя по источникам, любовь и теплые чувства в семье стали рассматриваться как важная составляющая жизни человека. Но все эти трактаты носили рекомендательный характер. А в практиках флорентийцев подобный идеал был невозможен, поскольку браки заключались как сделки родителями, а смотринами, как правило, занимались матери семейства. Конечно, теплые чувства могли возникнуть в семье, но не на этапе заключения брака. Кроме того, в источниках в большей мере нашла отражение любовь родителей и детей, чем супругов.
Если Медичи одними из первых стали заключать браки с иностранцами, то семья Строцци предпочитала традиционный образ жизни - альянсы внутри Флоренции. Однако в рассматриваемый период мы не находим свидетельств стремления флорентийской аристократии заключать браки по принципу соседства или консортерии, как утверждается в ряде исследований.
Вопреки ряду исследований, утверждающих, что такой дефиниции как «детство» до XVII века не существовало, изучение частной жизни семей Медичи и Строцци показало, что понятие детства не только существовало у флорентийцев XV века, но и отличалось особо трепетным отношением к детям. Итальянский стиль общения с детьми проявился и в семье Медичи: несмотря на статус негласных правителей, отношения с детьми носили неформальный характер, если сравнивать с европейскими дворами, где дети практически полностью находились на попечении нянь, воспитателей, учителей. У детей в семье Медичи также были воспитатели, однако общение с потомством было довольно тесным.
В семье Строцци точно также прослеживается особая любовь и забота о детях. Но поскольку смертность детей, особенно в младенческом возрасте, была высокой, родители выработали психологический иммунитет: они не привязывались к детям до 3 лет, воспринимая ранние смерти как неизбежность. Однако потеря подросших детей становилась огромным горем для родителей, о чем свидетельствуют письма Алессандры Строцци, потерявшей младшего сына в подростковом возрасте.
Для Флоренции был характерен либерализм в определении статуса и судьбы незаконнорожденных детей: сыновья воспитывались в семье отца и имели почти те же права, что законнорожденные сыновья, могли наследовать отцу или получить официальный статус, а девочки с определенного возраста обычно воспитывались у родственников, и их выдавали замуж в соответствии с возможностями их семьи. В семье Медичи незаконнорожденные сыновья имели прекрасную карьеру и такой статус в семье, как законнорожденные сыновья, что позволило Джулио Медичи стать папой римским. Судьба незаконнорожденных детей была прямо пропорциональна состоянию их отцов.
Семейная жизнь во Флоренции XV века строилась на патриархальных началах. Однако истинное положение женщины и границы ее свободы во многом зависели от ее личности. Примером тому служит контраст между авторитетом Лукреции Торнабуони, которая решала действительно серьезные дела, и положением Клариче Орсини, которая с огромным трудом добилась возможности удалить от воспитания ее детей неугодных ей персон.
Также и в семье Строцци место члена семьи зависело от личности, хотя совсем сбрасывать гендер со счетов не следует. В семье Строцци правили монна Алессандра Строцци и ее старший сын Филиппо, а младший сын и жена Филиппо подчинялись. Манипулируя чувством вины младшего сына, монна Алессандра добивалась своего. В случае с Филиппо его старшинство совпало с авторитарным характером. Место, роль, авторитет в семье зависели от личных качеств члена семьи.
Именно персональные характеристики и личный выбор Лоренцо и Джулиано Медичи обусловили их дружеские отношения. А вот отношения с родственниками часто носили враждебный характер из-за финансовых разногласий. Филиппо и Лоренцо Строцци были обязаны дядьям тем, что те взяли их в свое дело, обучали. Но это порождало двуличие в отношениях между родственниками. Как только интересы родственников расходились, их отношения тут же портились. Лоренцо Великолепный одолжил большую сумму у Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи, не вернул, и они поссорились, Лоренцо ди Пьерфранческо стал и политическим оппонентом Лоренцо Великолепного. В такой ситуации в семье Медичи особую роль играли придворные или клиентела
люди, финансово зависимые от патрона. И дефиницию «дружба» следует понимать именно как клиентно-патронажные отношения, но в случае с двором Лоренцо Великолепного это были очень тесные и дружественные отношения.
Таким образом, в XV веке были заложены новые принципы брачно- договорных отношений, которые оказывали влияние и на внутрисемейные отношения флорентийской знати.
1.Alessandra Macinghi Strozzi. Lettere di una gentildonna del secolo XV ai figliuoli esuli / Pubbl. da C.Guasti. Firenze, 1977.
2.Lettere de Luigi Pulci a Lorenzo il Magnifico e ad altri. Lucca: Typ. Giusti, 1886. - 199 p.
.Tre lettere di Lucrezia Tornabuoni a Piero de' Medici ed altre lettere di vari concernenti al matrimonio di Lorenzo il Magnifico con Clarice Orsini ricordo di Nozze nel gennaio. Firenze, 1859. - 16 p. [Электронный ресурс]. URL: https://play.google.com/books/reader?id=t3qkghJJuQIC&printsec=frontcover&outpu t=reader&hl=ru&pg=GBS.PP1 (последняя дата обращения 29.05.2016).
4.Альберти Леон Баттиста. Книги о семье / Пер. М.А. Юсима М.: Языки славянской культуры, 2008. - 416 с.
.Письма Алессандры Мачинги-Строцци в книге Абрамсон М.Л. Человек итальянского Возрождения. Частная жизнь и культура. М.: РГГУ, 2005. - 428 с.
6.Письма Лукреции Торнабуони, Клариче Орсини и других // Барджеллини Пьеро. Женщины Лоренцо де Медичи. [Электронный ресурс]. URL: http://valya- 15.livejournal.com/357087.html?thread=1132511 (последняя дата обращения 04.08.2015).
ЛИТЕРАТУРА
1.Brucker G. Renaissance Florence. NY, 1969.
2.Brucker G. Civic World of Early Renaissance Florence. Princeton, 1977.
.Brucker G. Florence. Berkeley: Univ. of California press, 1997.
.Cassandro M.Per une tipologie delle struttura femiliare nelle aziende toskane dei secoli XIV-XV I erti dirigenti nelle Toscana tardo cominale. Firence, 1983. P. 1-33.
.Cohn S. The Laboring Classes in Renaissance Florence. NY, London, 1980.
.Crabb A. The Strozzi of Florence: Widowhood and family solidarity in the Renaissance. Ann Arbor, 2000.
.Fabbri L. Alleanza matrimoniale e patriziato nella Firenze del' 400. Studio sulla famiglia Strozzi. Firenze, 1991.
.Goldthwaite R. Private Wealth in Renaissance Florence: A study of Four Families. Princeton, 1963.
.Kelly-Gadol J. Did Women Have a Renaissance? In Becoming Visible: Women in European History, edited by R. Bridenthal and Claudia Koonz, 149-64. Boston: Houghton Mifflin, 1977.
.Kelso R. Doctrine for the lаdy of the Renaissance / With a forewe by Katharin.
M. Rogers. Chicago, London, 1978.
11.Kent D. Friendship, Love, and Trust in Renaissance Florence. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2009.
12.Kent F. Household and Lineage in Renaissance Florence: The Family life of the Capponi, Ginori and Rucellai. Princeton, 1977.
.Kirshner J. Materials for a Gilded cage: nondotal assets in Florence, 1300-1500
// The family in Italy from antiquity to the present. New-Haven, London: Yale univ. press, 1991. P. 184- 207.
14.Kirshner J. Wives' Claims against Insolvent Husbands in Late Medieval Italy // Women of the medieval world. Oxford, 1985. P. 256-303.
15.Klapisch-Zuber Ch. Kinship and politics fourteenthcentury Florence // The family in Italy from antiquity to the present. New-Haven, London: Yale univ. press, 1991. P. 208-228.
.Molho A. Marriage alliance in Late medieval Florence. Cambridge (Mass.): Harvard univ. press, 1994. - 458 p.
.Musacchio, Jacqueline Marie. Art, Marriage, and Family in the Florentine Renaissance Palace. New Haven: Yale University Press, 2000.
.Philips M. The Memoir of Marco Parenti. A life of Medici Florence. L., 1987.
.Sacred Narratives Lucrezia Tornabuoni de' Medici. Edited and translated by Jane Tylus. University of Chicago Press, 2001.
.Tuscans and Their Families: A Study of the Florentine Catasto of 1427. Herlihy D., Klapisch-Zuber Ch. New Haven: Yale University Press, 1985.
21.Абрамсон М.Л. Человек итальянского Возрождения. Частная жизнь и культура. М.: РГГУ, 2005. - 428 с.
.Антонетти П. Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте. М.: Молодая гвардия, 2004. - 288 с.
23.Ануприенко И.А. Женщины в обыденном восприятии представителей городской среды Италии XIV - XV вв. Автореф. дисс. канд. ист. наук. Ставрополь,2006.[Электронныйресурс]. URL: http://www.dissercat.com/content/zhenshchiny-v-obydennom-vospriyatii- predstavitelei-gorodskoi-sredy-italii-xiv-xv-vv (последняя дата обращения 06.05.2016).
24.Ануприенко И.А., Краснова И.А. Письма Маргариты Датини // Адам & Ева: альманах гендерной истории. № 12. М., 2006.
25.Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке. Екатеринбург: Издательство Уральского Университета, 1999. - 415 с.
.Ачидини Кристина. Беноццо Гоццоли. М.: Слово, 1996. - 80 с.
.Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой. М.: РГГУ, 2000. - 1004 с.
28.Баччи Ливи М. Демографическая история Европы. СПб.: Александрия,
2010. - 298 с. (2).
29.Белосельская М. Жираф семейства Медичи, или экзоты в большой политике. М.: Захаров, 2009. - 352 с.: ил.
30.Бессмертный Ю.Л. О мире чувств и внутреннем мире человека прошлого / Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала Нового времени. Отв. редактор: Ю.Л. Бессмертный. М.: РГГУ, 2000. С.571-576.
31.Бессмертный Ю.Л. Частная жизнь: стереотипное и индивидуальное / Человек в кругу семьи. Очерки по истории частной жизни в Европе до начала Нового времени. Под ред. Ю.Л. Бессмертного. М., 1996.
32.Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века. М.: Наука, 1991. - 240 с.
33.Брагина Л.М. Самосознание флорентийцев по сочинениям гуманистов XV века // Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т.3. М.: Наука, 2000. - 378 с. С. 299-305.
34.Брагина Л.М. Итальянский гуманизм. Этические учения ХIV-ХV вв. М.:
«Высш. школа», 1977. -254 с.
35.Брагина Л.М. О некоторых спорных вопросах социальной психологии флорентийского купечества XV в. // Культура и общество Италии накануне нового времени. М.: Наука, 1993. С. 51-63.
36.Брагина Л.М. Культурная жизнь Флоренции первой половины XV века в оценке современников // Средние века. Вып. 60. М., 1997. С. 325-241.
37.Брагина Л.М. Социально-этические взгляды итальянских гуманистов (вторая половина XV в.). М.: Изд-во МГУ, 1983. - 303 с. 8 л. ил.
38.Буркхард Я. Культура Возрождения в Италии. М.: Юристъ, 1996. - 591 с.
39.Веккьо С. Женщины и семья в XV в. // История женщин на Западе. Т.2. Молчание средних веков. СПб.: Алтейя, 2010. С. 133-139.
40.В своем кругу. Индивид и группа на Западе и Востоке Европы до начала Нового времени / Под ред. М.А. Бойцова и О.Г. Эксле. М.: ИВИ РАН, 2003. - 363, (2) с.
.Гвиччардини Франческо. История Флоренции // Сочинения великих итальянцев XVI в.. СПб.: Алтейя, 2002. - 377 с.
42.Гвиччардини Франческо. Сочинения. М.: Academia, 1934 г. - 549 c.
.Гис Ф., Гис Дж. Брак и семья в Средние века. М.: Роспен, 2002. - 384 с.
44.Гомбрих Э. История искусства. М.: АСТ, 1998. - 688 с.
.Гомбрих Э., Шестаков В.П. Мифологии Боттичелли: Исследования неоплатонического символизма // Искусствознание: Журнал по истории и теории искусства, N. 2 /2002. Москва. С. 155 - 222.
46.Гуревич А.Я. Человеческая личность в средневековой Европе: реальная или ложная проблема? // Развитие личности. М., 2003. № 1. С. 24-31; № 2. С. 29- 40.
47.Гуревич А.Я. Исторический синтез и школа анналов. М.: Индрик, 1993. -
328 с.
48.Делюмо Ж. Цивилизация Возрождения. Екатеринбург: У-Фактория, 2006.
- 715, (2) с.
49.Де Санктис Ф. История итальянской литературы. Т.1. М.: Издательство иностранной литературы, 1963. - 536 с.
50.Зарницкий С.В. Боттичелли. М.: Молодая гвардия, 2007. - 327, (3) с., (16) л. ил. Библиогр.: с. 329.
51.История женщин на Западе. В 5Т. / Под общ. ред. Ж. Дюби и М. Перро. Т.2: Молчание Средних веков / Под ред. Кристианы Клапиш-Зубер. СПб.: Алтейя, 2010. - 507, (3) с.Библиогр. в примеч.
.История женщин на Западе. В 5Т. / Под общ. ред. Ж. Дюби и М. Перро. Т.3: Парадоксы эпохи Возрождения и Просвещения / под ред. Дэвис Земон Н., Фарж А. СПб.: Алетейя, 2008. - 558, (1) с.Библиогр. в примеч.
.История ментальностей. Историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах / Составитель Е.М. Михина. М.: ИВИ РАН, РГГУ, 1996. - 2531 с.
54.История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т.2: Европа от феодализма до Ренессанса; под ред. Ж. Дюби / Доменик Бартелеми, Филипп Браунштайн, Филипп Контамин, Жорж Дюби, Шарль де Ла Ронсьер, Даниэль Ренье-Болер. М.: Новое литературное обозрение, 2015. - 784 с., ил.
55.Котельникова Л.А. Феодализм и город в Италии в VIII - XV вв. М.: Наука, 1987. - 256 с.
56.Котельникова Л. А., Ролова А. Д. Итальянская знать и пополаны в средние века (новые исследования) // Средние Века, 1986. Вып. 49. С. 311-315.
57.Клулас И. Лоренцо Великолепный. М.: Молодая гвардия, 2007. - 259, (1) с.,
58.Краснова И.А. Брак и семья в городе: Флоренция XIV - XV веков / Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т.1. М.: Наука, 1999. С. 213-220.
59.Краснова И.А. Вдовы и жены изгнанников Флоренции / De mulieribus illustribus. Судьбы и образы женщин средневековья. СПб.: Алтейя, 2001. С. 29 - 60.
60.Краснова И.А. Влияние культуры Возрождения на духовную жизнь флорентийцев / Культура Возрождения и религиозная жизнь эпохи. М.: Наука, 1997. С. 40-49.
61.Краснова И.А. Деловой человек Флоренции: занятия, круг общения, общественное сознание / Город в средневековой цивилизации Западной Европы. Т.2. М.: Наука, 1999. С. 101-117.
62.Кудрявцев О.Ф. Флорентийская Платоновская Академия. М.: Наука, 2008.
- 492 с.
63.Кудрявцев О.Ф. Власть культуры: Лоренцо Медичи и флорентийская Платоновская академия // Переходные эпохи в социальном измерении. История и современность (сборник). М., 2002. С. 79 - 104.
64.Культура Западной Европы в эпоху Возрождения/ Под ред. Л. М. Брагиной. М.: Наука, 1996. - 396, (2) с.
.Куприченко Л.Н. Личность и общество в биографической и автобиографической традиции Флоренции XIV - первой трети XVI вв.: Автореф. дисс. канд. ист. наук. Ставрополь, 2006.
[Электронный ресурс]. URL: http://www.dissercat.com/content/lichnost-i- obshchestvo-v-biograficheskoi-i- avtobiograficheskoi-traditsii-florentsii-xiv-perv (последняя дата обращения: 01.05.2016)
66.Макиавелли Никколо. История Флоренции // Государь. М.: АСТ, 2013. -
672 с.
67.Микелетти Эмма. Доменико Гирландайо. М.: Слово, 1996. - 79, (1) с.
68.Пушкарева Н.Л. «Предмет и методы изучения истории повседневности» // Этнографическое обозрение. 2004. №5. С.3-19. [Электронный ресурс]. Системныетребования:AdobeAcrоbatReader.URL: http://journal.iea.ras.ru/archive/2000s/2004/Pushkareva_2004_5.pdf. (последняя дата обращения 07.06.2015).
69.Репина Л.П. Историческая наука на рубеже XX - XXI вв.: социальныетеории и историографическая практика. М.: Кругъ, 2011. - 560 c.
70.Репина Л.П. Новая историческая наука и социальная история. М.: ЛКИ, 2009. - 320 с.
71.Репина Л.П. Выделение сферы частной жизни как историографическая и методологическая проблема / Человек в кругу семьи. М.: РГГУ, 1996. - 358 с.
72.Репина Л.П. История женщин сегодня / Человек в кругу семьи. М.: РГГУ, 1996. - 358 с.
73.Ролова А.Д. Социальная история Флоренции XIV-XV вв. в Западной историографии 70-80 годов // Традиции и новации в изучении западноевропейского феодализма. Сборник статей. М.: ИВИ, 1995. С. 259- 271.
74.Ролова А.Д. Возникновение сеньории Медичи и культура Возрождения // Культура и общество Италии накануне нового времени. М.: Наука, 1993. С. 39- 51.
75.Рябова Т.Б. Женщина в истории Западноевропейского средневековья. Иваново: Издательский центр «Юнона», 1999 г. - 210 с.
76.Стратерн П. Медичи - крестные отцы Ренессанса. М.: АСТ, 2010. - 509,
(1) с.
77.Скотт Д. Гендер: полезная категория исторического анализа / Гендерные исследования. №5. 2001.
78.Тарасова М.С. «Этот дворец, полный чудес». Резиденция ренессансного нобиля в восприятии современников // Культура Возрождения и власть [Сб. ст. под ред. Брагиной Л.М.]. М.: Наука, 1999. С. 99 - 107.
79.Человек в кругу семьи. Очерки по истории частной жизни в Европе до начала Нового времени / Под ред. Ю.Л. Бессмертного. М.: РГГУ, 1996. - 372, (4) с.
80.Человек в мире чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала Нового времени / Под ред. Ю.Л. Бессмертного. М.: РГГУ, 2000. - 581, (1) с.
81.Шастель А. Искусство и гуманизм во Флоренции времен Лоренцо Великолепного. М.: Унив. кн., 2001. - 621,[1] с.