установить позитивные и негативные последствия проводившейся в Дагестане политики.
Хронологические рамки работы - начало XIX века - 50-60-е гг. XIX века. Выбор верхней хронологической границы объясняется началом Кавказской войны, а, следовательно, и резким изменением специфики отношений сторон. Нижняя хронологическая рамка определяется стремлением включить в исследование анализ взаимоотношений Российской империи и Дагестана на заключительном этапе
Кавказской войны. Это даёт возможность рассмотреть политику царизма на протяжении всего периода военного покорения Дагестана.
Территориальные рамки исследования охватывают не только Дагестан, то есть географическую область, омываемую Каспийским морем с востока и граничащую с Чечнёй, Восточной Грузией и ханствами: Шекинским и Кубинским, но и весь Кавказ, то есть регион, ограниченный Чёрным морем на западе, Каспийским - на востоке, нижним течением Дона и Кума-Манычской впадиной - на севере и старой русской / советской границей с Турцией и Ираном - на юге.
Методологической основой дипломного исследования являются принципы диалектического подхода и историзма, предполагающие анализ всех явлений и событий с позиций всестороннего рассмотрения условий, в которых они происходили.
При написании диплома были применены специально-научные (исторические) методы: а) историко-генетический, в основе которого выявление причин, следствий и закономерностей развития; б) историко-сравнительный, рассматривающий фазы одного и того же явления, или в разных процессах общие ступени; в) историко- типологический (создание типов и конструкций); г) историко-системный открывает структурные связи и взаимодействие между ними.
В истории народов Кавказа, как и в истории Российской империи, взаимоотношениям этих государств принадлежит совершенно особое место. Проблему взаимосвязи горских обществ Дагестана и России обычно рассматривают в контексте Кавказской войны, крупного исторического феномена.
Если брать внешнюю сторону событий, то картина достаточно проста: Россия, исходя из своих национальных интересов, стремилась любыми путями утвердиться в предгорьях Кавказского хребта, а горцы Дагестана отстаивали свой многовековой ареал обитания и привычные жизненные ценности, всячески противились этому натиску. Такая элементарная схема оставляет место только для двух взаимоисключающих взглядов на вещи. Один - с позиции России, находившей законные оправдания для своей политики. Другой - со стороны горских народов, у которых было полное право эту политику принимать или отвергать.
Поэтому проблема «Россия и Кавказ» в отечественной историографии - одна из самых сложных. Авторы, писавшие во время Кавказской войны, группировались по принципу противостоящих «фронтов»: с одной стороны, русские историки видели в горцах непримиримого врага, с другой - местные авторы считали таковой же Россию, незаконно захватывающей кавказские земли. Результатом такого подхода к изучению столь противоречивого явления и стало появление в исторической мысли двух противоположных по своей сути войн - «русской» и «кавказской». Советские же историки не брали во внимание всю широту темы, исследуя лишь один аспект и задаваясь лишь одним вопросом: была ли Кавказская война «прогрессивной» или же «реакционной»? Эти субъективные подходы лишь мешали распутать столь сложный клубок русско-кавказских отношений.
Точка зрения официальной России, в основном разделявшаяся общественным мнением страны, была сформулирована в русской публицистике и историографии XIX - начала XX веков. Утверждалось, что высокие государственные соображения и сама историческая судьба обрекали Петербург на радикальные решения задачи приобретения Кавказа. Россия несла с собой цивилизацию, прогресс, православную веру, которые, как подразумевалось само собой, должны были вытеснить первобытные нравы и обычаи необузданных горцев. По понятным причинам доминировала тема о преобладании дикого начала в психическом складе и социальном быте жителей горных районов Дагестана, Чечни, Черкесии.
Дореволюционные учёные собрали огромный фактический материал, заложив фундамент для дальнейших исследований. Кавказоведением занимались преимущественно дворянские историки, утверждавшие идею об исконности и незыблемости самодержавия в России, поэтому историография имела определенное внутреннее единство, которое обеспечивалось той идеологической основой, что не без оснований называют «имперской традицией». В основе этой традиции лежит утверждение о том, что Россию на Кавказ привела геополитическая необходимость, и повышенное внимание к цивилизаторской миссии империи в этом регионе. Одно из характерных проявлений такого подхода - отрицание горской культуры как таковой, муссирование «дикости» местных племен, уклонение от изучения войны как цивилизационного конфликта. Одним из наиболее ярких представителей этого направления был Р.А. Фадеев, издавший в 1860 году в Тифлисе публицистическую монографию «Шестьдесят лет Кавказской войны». К этой же когорте историков можно причислить Н.Ф. Дубровина, В.А. Потто, А.К. Зиссермана.
Это относится практически ко всей досоветской историографии данного сюжета, в основе которой - пристрастное видение явлений, обусловленное мотивами, имеющими мало общего с научной методологией.
Заметное влияние на историографию Кавказской войны оказал воинствующий атеизм 1920-1930-х годов: историкам приходилось искать вариант оценки освободительного движения горцев под руководством Шамиля, в котором «антифеодальная» и «антиколониальная» составляющие затушевывали «реакционно - религиозную». Итогом стал тезис о реакционной сущности мюридизма, смягчённый указанием на его роль в мобилизации народных масс на борьбу с угнетателями.
Весьма сложным оказался и процесс «включения» Шамиля и сопротивления горцев в общую картину освободительного движения в России. В 1930-е годы имам Шамиль - борец против колониальной политики царизма - был включен в список народных героев освободительного движения наряду со С. Разиным, Е. Пугачевым, С. Юлаевым. После Великой Отечественной войны такой статус Шамиля выглядел странно на фоне депортации чеченцев, ингушей и карачаевцев, и его постепенно низвели до исторических деятелей «второго разряда».
В 50-х же годах его объявили врагом русского народа. В 1956-1957 гг. состоялось несколько научных дискуссий о природе Кавказской войны. Довольно четко выделились две группы историков. В первую вошли те, кто выступал с апологетикой Шамиля, считал его деятельность прогрессивной, а саму войну антиколониальной, составной частью борьбы с самодержавием. Вторую группу образовали ученые, называвшие движение Шамиля реакционным явлением. Сами дискуссии оказались малопродуктивными, характерными для эпохи «хрущевской оттепели», когда уже можно было ставить вопросы, но еще нельзя было предлагать ответы.
Проблеском в советской историографии стала книга Н. И. Покровского «Кавказские войны и имамат Шамиля». Историк даёт своё обоснование русско-кавказским отношениям: он считает, что после завоевания Кавказа власти сами эксплуатировали горцев и способствовали увеличению гнёта со стороны феодалов.
Покровский ничуть не умаляет жестокость набегов кавказцев, но делает в этом виновником Россию.
Политически ангажированными были и статьи К. Маркса и Ф. Энгельса, полностью соответствовавшие европейскому общественному мнению, которое в своей значительной части традиционно резко критически относилось к внешней и внутренней политике Российской империи. В событиях на Кавказе «классики марксизма», бывшие непререкаемым авторитетом для советских историков, видели особый фронт борьбы против жандарма Европы царской России, героический пример национально-освободительного движения, достойный всеобщего подражания. Несмотря на то, что сочинения К. Маркса и Ф. Энгельса о Кавказской войне представляли собой не научные труды, а политические памфлеты, советские историки по идеологическим соображениям были вынуждены с ними считаться. Им пришлось переосмысливать взаимоотношения России и Кавказа в рамках марксистской идеологии и марксистского метода. Антифеодальная концепция работала при одном условии - наличии феодализма в горах, соответствующего расслоения и классовых антагонизмов. Поэтому понятно стремление многих исследователей поднять уровень общественного развития горских обществ до такого состояния, где социальные напряжения преобразуются в острое столкновение между классами. Так патриархально-родовые структуры Дагестана были превращены в феодальные или предфеодальные (что больше похоже на истину). К такому направлению можно отнести М.Н. Покровского с его теорией «торгового капитала». Якобы в Дагестане Россия опиралась на местное купечество, они же стали активным элементом в обострявшихся классовых противоречиях. А некоторые историки даже находили буржуазные элементы у горцев.
Если до середины 40-х годов ХХ века в трудах С.К. Бушуева и Р.М. Магомедова подчёркивалось, что движение горцев Северо-Восточного Кавказа XIX века являлось антифеодальным и антиколониальным, направленным против экспансионистских притязаний царской России, то к середине 40-х годов ХХ века всё, что было связано с национально-освободительной борьбой народов окраин царской России, объявлялось реакционным, направленным против русского народа и на ослабление государственности.
После публикации в журнале «Большевик» статьи М.Д. Багирова «К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля» ряд исследователей из-за идеологического и административного давления вынуждены были поддержать концепцию Багирова, который движение горцев объявил реакционным, а Шамиля - ставленником и шпионом Турции и Англии.
Утверждение классово-партийного подхода к изучению истории для Кавказской войны обернулось в 1 930-1 970-е годы тасованием «антиколониального» и «антифеодального» акцентов, что в свою очередь толкало на поиск классовых конфликтов и искусственный «подъем» уровня развития социального устройства горцев до феодального. При этом старались не замечать следующего противоречия: в ходе войны в ряде регионов действительно имело место разрушение феодальных структур и торжество военной демократии, но никто не предполагал, что это было регрессивным явлением.
Советская историография располагает обобщающими и специальными трудами по вопросам русско-кавказских взаимоотношений. Одним из основных итогов длительной исследовательской работы можно считать идею о глубокой исторической предопределённости и прогрессивном характере присоединения Кавказа к России.
Кавказская война оказалась настолько сложной и неподатливой для официальной историографии, что за полвека исследований не появилось даже фактологической истории этой эпопеи, где в хронологической упорядоченности были бы представлены наиболее важные военные события, наиболее влиятельные фигуры и т. д.
Во время хрущёвской оттепели наступил новый период в освещении борьбы горцев Дагестана против царского самодержавия. В решении историков содержится вывод о том, что движение носило антифеодальный и антиколониальный характер и не могло быть инспирировано извне.
В 60-80-х. гг. оттепель сменилась застойным периодом в жизни советского общества, поэтому проблема горцев и их борьбы оказалась в числе запрещённых.
В середине 1980-х годов освобождение историков от идеологических ограничений, казалось бы, создало условия для серьезного, взвешенного, академического подхода к проблеме. Однако из-за обострения обстановки на Северном Кавказе и в Закавказье история включения этих регионов в состав
Российской империи приняла болезненно актуальный характер. Поверхностное истолкование тезиса о значимости исторических уроков трансформируется в попытки использовать результаты исследований в политической борьбе.
Развал СССР резко обострил духовный и идеологический кризис в России. Отношения между Москвой и Северным Кавказом приобрели особую значимость. Публикуется масса самых разнообразных материалов о Шамиле и его движении. Кампания реабилитации Шамиля в региональных средствах массовой информации перешла едва ли не в кампанию его канонизации. Довольно долго Москва игнорировала это мощное идеологическое наступление, но в 1994 году была предпринята решительная попытка исправить данный перекос. Вышел сдвоенный номер (март-апрель) российского историко-публицистического журнала «Родина», целиком посвящённый Кавказской войне.
История Кавказской войны была сильно деформирована в советский период, поскольку изучение этого феномена в рамках формационного учения было малопродуктивным. Если оставить без внимания откровенно конъюнктурные сочинения, то круг исследований по этой проблеме, вышедших в последнее время, тоже окажется совсем не велик. Его составляют монографии Н.И. Покровского, М. М. Блиева, В. В. Дегоева, Н.С. Киняпиной, Я. А. Гордина.
В 1983 году М.М. Блиев опубликовал в журнале «История СССР» статью, которая явилась первой попыткой вырваться за рамки «антиколониально- антифеодальной концепции». Она вышла в свет в той ситуации, когда идеологические ограничения были еще незыблемы, а деликатность темы предполагала максимальную осторожность в формулировках и подчеркнутую корректность в отношении тех, чью точку зрения автор оспаривал. Прежде всего, М.М. Блиев выразил свое несогласие с господствовавшим в отечественной исторической литературе тезисом о том, что Кавказская война носила национально-освободительный, антиколониальный характер. Он акцентировал внимание на мощной военной экспансии горцев Северного Кавказа по отношению к своим соседям, на том, что захват пленных и добычи, вымогание дани стали обычным явлением в отношениях горных племен и жителей равнин. М.М. Блиев выразил сомнение по поводу обоснованности традиционных хронологических рамок войны, выдвинув тезис о пересечении двух экспансионистских линий - имперской Российской и набеговой горской.
Итак, наиболее полно взаимоотношения Дагестана и Российской империи рассматривали Р.М. Магомедов, Х.М. Хашаев, Х.Х. Рамазанов, А.Р. Шихсаидов, В.В. Дегоев и М.М. Блиев.
По уровню общественного развития общества Дагестана на порядок уступали так называемым феодальным образованиям - ханствам, уцмийствам и бекствам. Самыми крупными в горном Дагестане были Аварское ханство и Кайтагское уцмийство. О них, как правило, с большой уверенностью пишут как о феодально-государственных образованиях, где якобы имела место крупная феодальная земельная собственность. В таком разрезе проблему рассматривают Р.М. Магомедов и Х.М. Хашаев. А о господстве феодальной формы земельной собственности во владениях Северного и Южного Табасарана и Кубинского ханства, куда входило значительное число лезгинских селений, пишут Х.Х. Рамазанов и А.Р. Шихсаидов.
В 1994 году вышла в свет монография М.М. Блиева и В.В. Дегоева «Кавказская война», основанная на обширном, в том числе западноевропейском, материале прикладного и теоретического характера. В ней глубоко и последовательно развивается идея о формационных истоках Кавказской войны.
На рубеже ХХ-ХХ1 века появились исследования О.В. Матвеева, Ю.Ю. Клычникова, В.А. Кумпана, Л.В. Шатохиной. В них обращается внимание не только на негативные стороны российского присутствия, как это делалось на предшествующих этапах в исторической науке. Они говорят о единстве веры и более привлекательной альтернативе развития для Кавказа.
Статья В. В. Дегоева «Проблема Кавказской войны Х1Х в.: историографические итоги», опубликованная во 2-м выпуске «Сборника Русского исторического общества» за 2000 год, стала своеобразным подведением итогов изучения Кавказской войны к началу ХХ1 столетия. Значительная часть статьи - демонстрация того, как отечественные историки, находившиеся в тисках официальной методологии, испытывавшие постоянный страх, что при очередном изменении «курса», они окажутся под прицелом оголтелой и вовсе не научной критики, влекущей за собой и трагические для них последствия, пытались сконструировать нечто приемлемое с точки зрения «единственно верного учения».
В 2001 году вышел в свет сборник статей В.В. Дегоева «Большая игра на Кавказе: история и современность», в трех разделах которого («История», «Историография», «Историко-политическая публицистика») представлены результаты многолетних научных исследований и размышлений этого ученого. Статья «Пасынки славы: человек с ружьем в буднях Кавказской войны» посвящена повседневности многолетнего противостояния горцев и русской армии. Особую ценность этой работе придает то, что это - едва ли не первая в отечественной историографии попытка проанализировать быт войны «колониального» типа. Популярный стиль изложения материала не лишил научной значимости и другую книгу В.В. Дегоева «Имам Шамиль: пророк, властитель, воин».
В 2004 году вышла отдельная монография М.М. Блиева «Россия и горцы Большого Кавказа. На пути к цивилизации», в которой он даёт развёрнутый анализ Кавказской войны, личностям, участвовавшим в ней (не только со стороны Кавказа, но и России) и описание хода событий, придерживаясь всё того же формационного принципа.
В последние годы вышли такие работы, посвящённые русско-кавказским отношениям в XIX веке, как «Северный Кавказ в составе Российской империи», «Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность», которые рассматривают специфику отношений во всём многообразии.
История русско-кавказских отношений в XVIII - первой половине XIX в. привлекла внимание западной буржуазной историографии, особенно современной. Высказанные в ней многообразные по оттенкам суждения сводятся в общем к двум взглядам. Одни учёные, стремящиеся объективно смотреть на вещи и отталкиваться от источника, а не от заведомо предвзятой схемы, признают присоединение Кавказа к России в целом прогрессивным актом.
Другие историки рассматривают присоединение Кавказа как завоевание. Зарубежная буржуазная историография активно изучала историю Кавказской войны. На основе опубликованных источников учёные достаточно полно восстановили её фактическую сторону.
Несмотря на это, преобладает идея об антиколониальном содержании движения Шамиля. В 1998 году на русском языке была опубликована монография израильского историка М. Гаммера «Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана». Эта работа пример того, как идеологические установки оказывали воздействие на творчество не только советских ученых.
Негативно-пренебрежительный тон в описаниях действий Кавказского корпуса, общий антироссийский настрой, избыточная публицистичность вплотную пододвигают работу М. Гаммера к той грани, за которой уже нет никакой науки. Яркие примеры неразумных действий некоторых военачальников он считает достаточным основанием для общего вывода о том, что русские войска не могли в течение нескольких десятилетий преодолеть сопротивление горцев из-за глупости генералов. О «внутрикавказских» причинах конфликта ничего не говорится, о грабительских набегах одна фраза, причем жертвами разбоев указаны только армяне и горские евреи - таты. Книга имеет довольно шаткую источниковую базу: автор, писавший ее в 198 0-е годы, по понятным причинам не имел доступа к советским архивам. Сомнительными и недостаточно аргументированными выглядят и некоторые важнейшие тезисы автора. Так, по мнению Гаммера, причиной затягивания конфликта было то, что царское правительство своей непримиримостью загоняло Шамиля в угол, не оставляя места для компромисса. Главными причинами войны называются общие колонизационные тенденции в политике Петербурга и стремление империи к захвату земель.
Круг источников по изучаемой проблеме достаточно широк. Для работы над дипломным исследованием привлекались законодательные, делопроизводственные, статистические источники, документы личного происхождения, существенную роль сыграли также материалы периодической печати.
Законодательные источники послужили основой для анализа развития административной системы на Северном Кавказе во второй половине XIX века.
Задача детального изучения политической практики российской администрации в регионе диктует необходимость широкого применения делопроизводственных документов.
Источниковой базой исследования также послужили официально- документальные материалы, источники личного происхождения: воспоминания, дневники, письма русских и зарубежных авторов.
Мемуары, дневники, записки государственных деятелей России и других держав при всей субъективности оценок и отбора фактов важны для понимания «духа времени», атмосферы, в которой складывались и нередко реализовались внешнеполитические концепции.
К числу ценных источников по исследуемой теме относятся опубликованные нормативные источники, актовые и исторические записи. Среди них в первую очередь следует отметить «Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссиею», «Материалы по истории Дагестана и Чечни (первая половина XIX века)», «История, география и этнография Дагестана XVIII-XIX вв.», а также «Русско- дагестанские отношения в XVIII - начале XIX в.: Сборник документов».
Ценный материал по проблеме содержится в сборнике документов «Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50-х гг. XIX века». Наряду с официальными документами, здесь имеется и обширная переписка Шамиля с его сподвижниками. Изданный архивным управлением МВД Грузии в 1953 году сборник документов, открывает достоверные факты о деятельности наибов Шамиля и горцев СевероВосточного Кавказа, а также по целому ряду вопросов проблемы.
Большой интерес по вопросам обычного права и религии в Дагестане представляют «Памятники обычного права Дагестана XVIII-XIX вв.», а также книга А.А. Руновского «Мюридизм и газават по объяснению Шамиля». Руновский был приставом при имаме в калужский период его жизни. Личное общение и наблюдения, участие в официальных и неофициальных встречах Шамиля с разными лицами позволили Руновскому дать уникальные сведения об имаме, его семье и приближённых.
Важным источником для изучения общей истории Дагестана является труд А.К. Бакиханова "Гюлистан-Ирам", освещающий ряд важнейших вопросов истории Дагестана и Ширвана, начиная с древнейших времен и заканчивая XVIII веком. Кроме обзора политической истории, автор сообщает сведения о происхождении отдельных народов и населенных пунктов Дагестана.
Важную информацию даёт и сборник «Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность». В нём впервые публикуется значительное количество разнообразных документов (начало XIX - начало XX вв.), как официальных, так и неофициальных, свидетельствующих о напряжённых поисках наиболее эффективного, взаимоприемлемого пути вхождения Кавказа в общее пространство Российской империи.
Для изучения демографических и экономических аспектов процесса интеграции Северного Кавказа в состав России в XIX веке активно привлекались материалы периодической печати. Статьи журнала «Военный сборник», «Русский инвалид», «Голос», альманаха «Сборник сведений о Кавказских горцах», «Кавказ», «Вопросы истории» являются важными источниками по истории развития отношений России и горных районов Северного Кавказа. Н.Ф. Грабовский, В.Б. Пфаф, А.Н. Дьячков-Тарасов, К.Ф. Ган и другие этнографы, географы и публицисты оставили ценные свидетельства об уровне и характере экономического развития ряда коренных народов Северного Кавказа, опубликованных на страницах кавказских периодических изданий.
Таким образом, рассмотренные источники образуют довольно значительную базу для исследования темы диплома.
Глава 1. Империя и её характерные особенности
. Россия как империя
россия империя кавказ политика
Рассматривая Россию в рамках имперской парадигмы необходимо понять природу возникновения империй и их характерные черты.
Изначально, учёные не слишком интересовались поиском содержания этого термина. Он использовался для обозначения государств разных эпох, которые просто было принято называть империей. Постепенно термин "империя" стал использоваться для концептуализации и осмысления современного мирового порядка.
Но за двадцать лет понятие "империя" получило самое широкое применение в научных и околонаучных кругах. Авторы, оперирующие данным термином, фиксируют его неопределённость и многозначность. Наполнение термина тем или иным смыслом зависит от исследователя, от конкретных условий его работы, научной дисциплины, а также от многих других факторов. Иначе говоря, имперская тематика является высоко идеологизированной и зачастую рассматривается каким-либо автором в контексте собственных идеологических предпочтений. Это проявляется в доминантности эмоционально-оценочных и мировоззренческих утверждений. Например, сторонники монархии идеализируют империю и приписывают ей исключительно положительные качества, тогда как исследователи с либерально- демократическими и этнонационалистическими взглядами обращают большое внимание именно на минусы имперского строя. С.И. Каспэ писал об этом: "Смешение фактов и ценностей - в любом случае одна из главных проблем политической науки, часто оказывающейся не в состоянии обеспечить объективность анализа реалий". [51; 26]
По мнению Ш. Н. Айзенштадта, основная причина возникновения империй - выдвижение в период обострения социальных конфликтов и кризиса традиционных политических механизмов новаторской элиты, стремящейся к восстановлению социального порядка - но не его примитивной реставрации. Сама политическая сфера и иерархия в империи в большей степени автономна по отношению к сферам и иерархиям социально-экономическим, религиозным, чем в феодальных, патримониальных, племенных или полисных системах. Основным признаком, позволяющим судить о централизованно-бюрократической имперской природе разнородных государственных систем, Айзенштадт считает достигающуюся в них частичную автономизацию сферы политического.
Для формирования империи необходимы определённые условия, а именно наличие в системе политической легитимации государства абсолютных, универсальных компонентов; наличие в политической практике государства устойчивой тенденции к территориальному расширению; отсутствие или ограниченность ассимиляции населения вновь включаемых в состав государства территорий, сохранение им своих этнокультурных особенностей. Государство становится имперским в тот момент, когда оно в результате территориальной экспансии преодолевает некий порог внутреннего этнокультурного разнообразия.
Итак, несмотря на критику М. Дюверже теории Айзенштадта, его определение империи является классическим в истории, оно основано на синдромном подходе: «Термин «империя» обычно используется для обозначения политической системы, охватывающей большие, относительно сильно централизованные территории, в которых центр, воплощённый как в личности императора, так и центральных политических институтах, образовывал автономную единицу. Далее, хотя империи обычно основывались на легитимации, они часто использовали некоторые более широкие, потенциально универсальные политические и культурные ориентации, выходившие за пределы того, что бьло свойственно любой из составляющих империи частей». [35; 20] Государство-империя также ясно характеризуется с точки зрения «правового понятия государства» цитатой известного немецкого исследователя рубежа XIX-XX вв. Георга Еллинека как «обладающая верховной властью корпорация населяющего определенную территорию народа или, применяя употребительный в новейшее время термин, обладающая первичной властью территориальная корпорация». [51; 27]
Империя сама по себе безгранична, но не столько пространственно, сколько идеологически.
Главной функцией империи С.И. Каспэ считает экспансию, так как она определяет многочисленные имперские практики. Она может принимать два вида: физическую (приобретение новых территорий) и символьную (воздействие на представления людей о себе).
А. Ф. Филиппов писал: «Империя не исчерпывается государством. Имперское пространство есть двуединая граница: собственно государственная граница и - смысловой горизонт коммуникации». Он же утверждал, что « сочетание потенциала экспансии с имперской идеей образует идеальную границу империи». [51; 48] Успешная реализация имперской программы, рождённой в рамках конкретной этнокультурной общности, где в силу констелляции ряда субъективных и объективных факторов формируется представление о наличии некоей миссии глобального значения, приводит к образованию зоны абстрактной и соотнесённой с абсолютной системой ценностей социальной коммуникации. В пределах этой зоны осуществляются все ключевые с точки зрения системных интересов социальные взаимодействия. Но естественным следствием такого развития событий является постепенное ослабление связей возникающих имперских институтов и смысловых комплексов с их первоначальным этнокультурным базисом, в социальном аспекте происходящее в первую очередь на элитном уровне. Чем ярче выражен парохиальный характер политической культуры местных сообществ, тем в большей степени сохраняется их самобытность. Любая форма политического участия неизбежно провоцирует прогрессирующую эрозию этнокультурной самобытности и формирование новой надэтнической элитной общности. Экономический аспект проблемы взаимоотношений империи и периферии связан с постепенным выравниванием центра и окраины, происходящий и во всех областях социального взаимодействия. Рано или поздно развитие провинциальной экономики приводит к гомогенизации экономического пространства империи, к исчезновению в нём структурных различий: части превращаются в соперников и империя распадается. Имперская система сохраняет свою целостность в том случае, когда существует имперский центр, задающий смысловой горизонт несимметричных социальных интеграций.
Обстоятельно проанализировав особенности постановки темы империи в российском социально-политическом дискурсе последних лет, Л. С. Гатагова предлагает обобщённый вариант синдромного определения империи, системными признаками которого являются следующие характеристики: «Во-первых, сакральный характер власти, обычно существляемой без посредничества промежуточных - между правителем и народом - органов и учреждений. Во-вторых, экспансия, как низменная интенция и как «modus vivendi», и её следствие - размеры, масштабы территории (при этом ядро государства может быть совсем небольшим, приращение обеспечит экспансия). В-третьих, наличие центра и периферии, окраин, провинций, либо метрополии и колоний. В-четвёртых, полиэтничность и доминизирующий (над всеми остальными, отнюдь не всегда численно) этнос или группа этносов. В-пятых, общая идеология (ею может быть и религия, не обязательно исповедуемая большинством населения). В-шестых, претензии на мировое значение, а то и на мировое господство». [51; 36]
Дамирчиев Э.И. вводит своё определение империи: "Империя - это обширное государство со сложным общественным строем ( множеством сословных и этнических групп), в котором источником верховной власти признаётся божественное начало (в монотеизме - Бог), а её носителем - единоличный правитель (монарх), причём идеология этого государства носит универсальный (всемирный) характер". [40; 18]
Он же выделяет следующие характерные признаки империи: 1) сакрализация единоличной власти, 2) верховенство права, 3) единство императора и подданных обусловлено и поддерживается принадлежностью к единому культу (религии, церкви), 4) постоянная военная и идеологическая экспансия, в идеале предполагается подчинение всего мира, 5) сложность общества: этническое многообразие и сословно- классовое расслоение, 6) стремление и способность к разрешению любых конфликтов на максимально обширном пространстве, к постоянному публично-правовому и мировоззренческому согласию между разными группами, 7) отрицание республики, демократии и принципа множества как такового, 8) антиномия универсализма и изоляционизма, 9) наличие отлаженного механизма имперской регламентации и модернизации как средства исторического самосохранения в условиях необратимых социокультурных изменений. [40; 26]
Империя возникает в ответ на исторический вызов такого масштаба, при котором всё общество, его политический организм и элиты оказываются под угрозой полного распада и выпадения из истории. В качестве ответа на масштабные культурные и формационные сдвиги классическая империя запускает механизм имперской модернизации, цель которой - путём преобразования внешних сторон имперской жизни сохранить неизменной сакральную основу империи, в том числе посредством необходимых и должных самоограничений политической элиты и делегирования ею части своих полномочий гражданскому обществу. Отказ от подобных контактов с обществом, замкнутость элит - одна из важнейших причин имперских провалов, квази-имперских проектов, разного рода искажений и мифов.
Методологические подходы к изучению имперской государственности разнообразны. Условно можно выделить следующие направления теоретического поиска: 1) политико-системное, 2) историческое, 3) социально-системное, 4) структурно-функциональное, 5) политико-философское.
Первый рассматривает империю как тип политической системы, характеризующейся высокой степенью иерархичности и централизации, недемократическими механизмами легитимации, неравенством в устроении общества и в административно-территориальном отношении. Для данных систем особенное значение имеет контроль над территорией, а также постоянная экспансия, в связи с чем империя непрерывно находится в режиме мобилизации. Как уже отмечалось, по мнению Айзенштадта, имперская политическая система может возникнуть в ходе исторического развития у любого народа и представляет собой переходную форму от "традиционных" систем к "современным". Империя рассматривается здесь лишь как тип государственности, в отрыве от сакрально-религиозной идеи, которая как раз не позволяет ограничить империю понятием государства.
Второй характеризуется релятивизмом: он не признаёт империю как особую реальность метафизического или системного порядка, отрицает наличие какой-либо общей модели имперской государственности и сосредоточен на описании конкретных исторических империй. Слабость этого подхода в том, что отказываясь от концептуального осмысления империй, исторический подход лишается чётких критериев как отбора объектов для анализа, так и классификации этих объектов.
Третий восходит ко взглядам Никласа Лумана, понимает империю как особое пространство социальных коммуникаций и взаимодействий. Такому пространству присуща, прежде всего, потенциальная бесконечность, вследствие чего "империя не исчерпывается государством. Имперское пространство есть двуединая граница: собственно государственная граница... и смысловой горизонт коммуникации". [63; 30] Сам имперский принцип рассматривается здесь как стремление к созданию универсального и единого, плюралистичного и при этом центрированного пространства межчеловеческих коммуникаций и интеракций в масштабах земного шара. Именно в этом с социально-системной точки зрения отличие имперской модели коммуникации от исторически соперничающих с ней этнических и национальных моделей, построенных на принципе исключения коммуникаций, а не их включения в более широкий порядок взаимодействия.
Четвёртый близок к политико-системному, но в отличие от последнего не ограничивает империю организационно-управленческими характеристиками. Данный подход понимает империю как двусоставный феномен, включающий в себя, во- первых, сакрально-идеологическое ядро, во-вторых, конкретную совокупность институтов, механизмов, посредством которых идея империи осуществляется вполне. Данный подход устанавливает функциональную взаимосвязь между имперской идеей и имперской политической системой, данная связь носит характер дополнительности: имперская идея в той же мере необходима имперскому механизму, в какой имперский механизм необходим ей. По словам Каспэ, "сбалансированный взгляд на империю должен в равной мере учитывать оба аспекта - реально-политический и мифологический, функционально обусловленная взаимосвязь, которых образует феномен империи". [51; 49]
Пятый придаёт особое значение исследованию имперского идеологического и сакрально-правового комплекса, полагая, что именно в этой области кроется отличие империи от любой другой политии. Данный подход полезен для выявления специфики империи, а именно её идеи. Лурье считает, что изучение империи следует начинать с анализа "комплекса религиозно-государственных идей (который можно назвать центральным принципом империи), лежащего в основании всех внешних и внутренних проявлений имперской практики и практически во всех случаях сочетающего в себе культурный универсализм и политический изоляционизм". [40; 26]
Русское государство постепенно стало превращаться в империю с XVI века, особенно явственным этот процесс был в классический имперский период XVIII - XIX века. Расширение территории Российской империи происходило за счёт процессов воссоединения, завоевания, мирного вхождения соседних народов и регионов Восточной Европы, Кавказа, Сибири, Прибалтики, Средней Азии, Казахстана, Дальнего Востока, Центральной Азии. А формирование границ
Российского государства завершилось в конце XIX - начале ХХ века с присоединением Туркмении (Закаспия) и Тувы (Урянхайского края).
Административное устройство, как известно, зависит от исторических условий, типологии политической системы, общественной инфраструктуры и формационного уровня государства. Важным компонентом и рычагом административно - территориального управления является развитый в той или иной степени бюрократический аппарат. Органы центральной местной администрации отличаются по уровню разделения властных функций, степени иерархичности, нерасчленённости или дифференцированности внутренней структуры. Определённое значение при этом имеют традиции государственного управления, играющие двоякую роль стабилизатора и противовеса всяким инновациям. Жизнеспособность, относительная крепость или слабость государственно-административного устройства зависят от комплекса причин, но определяющее значение имеет его способность к трансформации и реформированию по новому образцу.
Таксонимическим показателем государства того или иного типа являются характер и специфика взаимоотношений между центральными и местными органами власти. В соответствии с этим признаком историки и юристы выделяют два основных вида (категории) государства, называемые централизованные и декомпенсированные. Первый из них характеризуется концентрацией всей административной власти в высшем, обычно столичном, бюрократическом аппарате. Второй тип отличается распределением функций управления между центром и местными органами власти.
В результате Петровских реформ первой четверти XVIII века были заложены основы новой инфраструктуры и принципы функционирования и регламентации деятельности правительственного аппарата. В России сложился особый тип самодержавного дворянско-чиновничьего государства. Трансформация политической системы и создание империи происходили в тесной связи и взаимодействии с административно-территориальными преобразованиями. В условиях патриархально - дворянской политической системы петровской России задачи государственного управления не могли быть осуществлены деятельностью только центральных органов, ведь акты непосредственного исполнения требуют деятельности на месте, в различных частях государственной территории. Само собой разумеется, что нельзя всех подданных принудить к исполнению государственной воли через лишь центральные органы. Даже если исполнение предусмотренных законодательством мер совершается деятельностью государственных учреждений, их действия необходимы и в центре, и на местах. В текущей властно-управленческой жизни всегда возникает множество вопросов, которые требуют обязательного решения, и применительно именно к условиям данной территории. Органы управления в центре не могут оперативно и гибко реализовать общие положения закона и учесть препятствия и трудности для каждой области. Закономерно, что существуют и местные органы управления, не только призванные исполнять распоряжения из центра, но и наделенные некоторой долей самостоятельной власти распоряжения. Их деятельность существенным образом, в конечном случае, определяет общую картину государственно-управленческого устройства страны, формируя специфику власти.
Преобразования российской государственности в XVIII в. по пути империостроительства в полной мере были распространены и на регионы. Основные направления этих реформ заключались в рационализации организации и деятельности регионального аппарата управления и становлении государственной службы, вытеснении административного обычая законодательными актами в нормативном регулировании этих процессов.
Особенности региона вели к необходимости создания таких региональных центров власти, которые могли бы представить местное общество и его управляющие структуры перед монархом. Они обуславливали более широкую компетенцию местного государственного аппарата и усиливали значение сословного самоуправления. Губернская реформа 1775 г., построенная на принципе усиления местной власти за счет введения в структуру местного управления помимо губернской администрации и власти наместнической (генерал-губернаторов), должна была повысить эффективность всей государственной системы. Это был шаг в сторону деконцентрации управления, свидетельствующий о понимании необходимости создания сильной и относительно самостоятельной региональной власти.
К началу XIX в. система государственного управления в России в итоге имела много общего с так называемой континентальной моделью, прежде всего с французской системой административного и муниципального управления. В частности, характер отношений между выборными органами и центром определялся схожим порядком предоставления полномочий местным органам и осуществления административного контроля. Децентрализация, сопровождаемая разделением сфер ведения и наделением самостоятельного принятия решений, характерная для процесса регионализации, была несовместима с основными принципами российского государственного устройства. Вследствие этого многочисленные планы создания на основе национального или административно-территориального принципов областей- автономий и выделения регионального уровня управления не имели шансов на осуществление.
Итак, отношения «империя - регион», «империя - население» в системе государственного управления Российской империи четко не выделялись, но уже в XVIII в. наблюдается пристальное внимание центральной власти именно к возможностям местного уровня власти по реализации фискальной функции государства. В начале XIX в. проблемы в деятельности региональных властных структур достаточно ясно определяются и находят выражение в административной политике Российского государства. В отношении правительственных попыток создания эффективных региональных систем управления показательны три тенденции: создание регионально-управленческих систем на колонизируемом пространстве Сибири; определение систем управления национальными регионами, интегрируемыми в состав Российской империи; отработка института генерал- губернаторства как механизма присутствия верховной власти в регионе. В региональной политике просматриваются два вектора: западный, связанный с интеграцией населения присоединенных территорий, и восточный, который определялся колонизацией зауральских территорий.
. Политический статус окраин и округов, входящих в состав Российской империи
Формирование централизованного Российского государства отличалось многообразием форм политического, социально-экономического взаимодействия и вариантов вхождения соседних народов и стран в состав империи. Важнейшим итогом этого длительного исторического процесса явилось образование унитарной по внешним признакам, но по существу поливариантной, многонациональной державы.
Наиболее популярным долгое время был вывод, что Россия состояла из метрополии и колониальных окраин. При этом не бралось в расчёт наличие протекторатов, административных и политических автономий и других единиц. Разумеется, эта структурная мозаичность постепенно затушёвывалась в процессе укрепления основ абсолютной монархии, однако даже в конце XIX - начале ХХ века в составе России находилось Царство Польское, Великое княжество Финляндское, а в политической зависимости - три протектората: Бухарский, Хивинский и Тувинский (Урянхайский край). Необходимо отметить и существование в это время своеобразных полуавтономных наместничеств на Кавказе и Дальнем Востоке. [68; 30]
В состав Российского государства начиная с XVIII века входили особые политико-административные единицы - так называемые автономии. Правоведы и историки различают два типа автономии - административную и политическую, или законодательную.
Первая признаётся весьма близкой, но не идентичной самоуправлению. Главным её признаком является право на создание собственных органов управления, основанных на принципе выборности. К административным автономиям можно отнести: а) некоторые административно- территориальные единицы западных окраин, сохранивших прежний статус самоуправления в составе империи (таковыми являются региональные автономии Прибалтики и Бессарабии); б) присоединённые в различные периоды феодальные ханства (ханства Юго-Западного Поволжья, Восточного Закавказья и Северного Кавказа); в) относительно небольшие царства и княжества Кавказа в составе России (полусамостоятельные царства и княжества Западной Грузии конца XVIII - начала XIX века, такие, как Имеретия, Мингрелия и Гурия, освободившиеся в 1774 году от вассальной зависимости от Османской империи); г) федерации или объединения «вольных» сельских обществ (союзы горских общин Кавказа).
В рассматриваемую категорию административных автономий, как уже было отмечено, можно включить Бессарабскую область (Молдавию), присоединённую к России в начале XIX в. Действовавшие в крае временные правила представляли собой подобие областной конституции. Вместе с тем, Бессарабия не имела собственного законодательного органа. Правда, здесь продолжали действовать старые молдавские законы, а в департаментах - органах гражданской администрации - наряду с русским использовался и молдавский язык. Однако ни учреждённое в 1813 г. Временное правительство, ни созданный в 1818 г. Верховный совет Бессарабской области не имели парламентского статуса. Главной их функцией являлось осуществление верховного административного и военного руководства. Исполнительная власть в Молдавии принадлежала Областному правительству во главе с гражданским генерал- губернатором. Верховный Совет Бессарабской области выполнял также административные и судебные функции в крае. Молдавская автономия была урезана в 1816г. и заменена наместнической формой управления.
Практически такая же ситуация сложилась и в региональных автономиях Прибалтики. Значительная её территория была присоединена в результате Северной войны России со Швецией (1700-1721). В состав империи вошли области Эстляндия и Лифляндия, а в 70-х гг. XVIII в. и Латгалия. Остзейское баронство, рыцарство и бюргерство сохранили в своих руках административную и судебную власть. Высшей инстанцией местного самоуправления являлись ландтаги, состоявшие из представителей дворянского сословия. Екатерина II, считавшая, что автономия края - «это нечто большее, чем ошибка», пыталась изменить его статус. В 1782-1784 гг. она ввела здесь наместничество во главе с генерал-губернатором, лично подчинявшимся императрице, а также Сенату. Несмотря на это, ничего фактически не поменялось в статусе автономии. Всё то же остзейское баронство удержало свои привилегии и влияние в системе местной администрации. [68; 100]
Рассмотренные примеры доказывают, что несмотря ни на какие нововведения в управлении краями, они остаются самобытными. Попадая под власть Российской империи, автономии фактически являются независимыми государствами.
Политическая автономия характеризуется наличием своего неделегированного статуса, закреплённого исторической традицией, юридической практикой либо соответствующим законодательством. Подобные автономии, отличающиеся лишь степенью политической и административной зависимости, входят в состав более крупных государств, империй или суверенных конфедераций. Среди политических автономий следует отметить, прежде всего, гетманскую форму управления на Украине и государственное управление в Царстве Польском.
Гетманы на Украине обладали на первых порах сравнительно широкими властными полномочиями. После воссоединения с Россией их прерогативы сохраняются на Левобережной Украине и несколько слабее - в Слободской Украине и в Запорожской Сечи. Однако власть гетмана была в определённой мере ограничена
Радой, своего рода законодательного органа, имевшего право избирать верховного главу Украины. Трансформация гетманщины в XVIII в. происходила за счёт установления правительственного надзора и введения российских учреждений (коллегий) на Украине. После измены Мазепы строгий контроль устанавливался не только над гетманом, но и над казацким старшиной. Образование абсолютистской монархии усилило правительственную политику унификации административного устройства края в общероссийском масштабе. Украинская автономия просуществовала с небольшими перерывами более полутора веков. Левобережная часть вместе с Запорожской Сечью постепенно трансформируется в Малороссийскую губернию. Дальнейшая административно-территориальная унификация региона происходит с вхождением в состав России в 90-х гг. XVIII в. Правобережной Украины. В XIX - начале XX в. Украина практически мало чем отличалась по своему внутреннему устройству от многих других окраин империи.
Серьёзного внимания заслуживает и Царство Польское. Политическое самоуправление Польши было закреплено в конституции 1815 г., дарованной Александром I. Польша считалась государством с особым конституционным правом и собственной армией. Российский император, являвшийся одновременно польским королём, признавался главой всей исполнительной власти, но законодательные функции должен был осуществлять совместно с парламентом, Сеймом. Важную роль в государственном управлении Царства Польского играл Государственный совет, разрабатывавший законопроекты, которые поступали на рассмотрение Сейма.
Польская автономия - это пример трансформации конституционно- монархического устройства в обычную административную автономию. Восстание 1830-183 1 гг. привело к ликвидации конституции, Сейма и Государственного совета. Почти вся полнота власти оказалась в руках наместника.
Отличительной чертой политических автономий являлось наличие собственных законодательных органов власти. Важным признаком при этом - обладание прерогативами во внутреннем управлении. Однако их суверенные права ограничивались общегосударственными институтами. В условиях российской политической системы таким институтом была самодержавная власть, которая постепенно унифицировала административное устройство окраин. Большое значение для понимания общеполитической системы Кавказа, Средней и
Центральной Азии является представление о форме политического включения окраины в состав территории, о протекторате. Термин «протекторат» обычно применяли к странам, находившимся под покровительством других, более сильных и развитых государств. Однако нет общего определения об их степени зависимости. Соглашение обязывает протектора оберегать и защищать своего протеже, который, в свою очередь, должен оказывать ему всяческие услуги и помощь. Важнейшим признаком таких отношений считается делегирование протектору своих внешнеполитических прав.
Исторические факты позволяют выделить два основных типа протектората, характеризующую особую модель межгосударственного взаимодействия. Первый из них был следствием обоюдного внешнеполитического акта и базировался на добровольном изъявлении зависимости (например, Картли-Кахетинское царство, заключившее с Россией Георгиевский трактат в 1783г.); а второй представлял собой образец протекторатных отношений, установившихся в итоге военных действий и заключения мирного договора (например, отношения России с Бухарским эмиратом и Хивинским ханством).
Основное различие между выявленными типами протекторатов обусловлено историческими путями их становления и развития. Ритуал легитимизации, особенно протекции раннего типа, отражал местные традиции, и его обязательным элементом была присяга на верность сюзеренному правителю. Георгиевский трактат, например, 1783 года гарантировал покровительство России Восточной Грузии от иноземной угрозы. Стороны обменивались дипломатическими представительствами, но протеже лишался права на самостоятельную внешнюю политику.
Восточная Грузия в соответствии с концепцией договора рассматривалась как зависимая страна с ограниченным суверенитетом. То же было и с Бухарским эмиратом, только в конвенции не было указано политического статуса ханства. Однако бухарский эмир, сохраняя внешне свои легитимные права суверена, фактически оказался в зависимости от России.
Образование централизованного Российского государства и превращение его в многонациональную державу отличалось сочетанием военных акций с дипломатическими контактами и мирными соглашениями с народами сопредельных областей и регионов. В ходе таких контактов вырабатывались определённые нормы и принципы взаимоотношений. Обе стороны принимали на себя определённый специально оговорённый круг обязательств: сюзерен должен был защищать интересы своего вассала, оказывать всяческую помощь, оборонять от вражеских нападений; в свою очередь вассальные правители и владетели обязывались нести военную службу, участвовать в борьбе с недругами сюзерена и выплачивать ему дань.
. Административно-территориальная политика Российской империи по отношению к окраинам и округам
Поливариантность государственной инфраструктуры России накладывала свой отпечаток и придавала специфический облик административному устройству её окраин. В то же время действовала как общая закономерность тенденция централизации и политической интеграции, которая постепенно нивелировала местные особенности и способствовала формированию единой политико-административной системы. Однако этот процесс не был однообразным, единовременным и протекал с неодинаковой степенью интенсивности, особенно в европейской и азиатской частях империи.
Административная система России по своей инфраструктуре представляла собой иерархию управленческих форм и соответствующих уровней власти. Различие между ними определялось по организационному принципу, по степени властных полномочий и субординации инстанций. Вершина пирамиды власти упиралась в царский трон, ниспадая ступенями по разветвленной сети органов центрального и местного управления.
Характерной для центрального управления чертой являлась концентрация властных функций, а для местных органов - распределение их по вертикалям учреждений и ведомств. Административное устройство провинций выражалось в различных формах: от жёсткого ведомственного подчинения до основанного на свободных выборах общественного самоуправления.
В данном параграфе представляется важным рассмотреть формы административно-территориального управления окраинами Российской империи, для того чтобы в дальнейшем понять какую форму административного управления изберёт Россия для Кавказской территории и почему.
Наиболее ранней формой местного территориального управления являлось воеводство. Генетически эта практика восходит ко времени Московского княжества. С течением времени воеводство обрело более широкий размах, охватив все окраинные территории Российского государства. В XVII в. воеводы обладали уже всей полнотой власти в регионах, собирали налоги, были наделены военно- полицейскими и другими функциями. Наместники окраин обычно злоупотребляли служебным положением, занимались самоуправством и казнокрадством.
Воеводская форма управления имела свои региональные и некоторые функциональные отличия. Характерная её черта - нечёткость административного деления, зачастую неопределённость границ между воеводствами, приказная чересполосица. Они не имели единообразного управления, строго фиксированных уездов, что объяснялось во многом их этническим составом, природно- географическими условиями. Спецификой некоторых окраинных воеводств являлось сочетание территориально-родовых единиц с новыми российскими административными делениями (волостями, станами, уездами). В XVIII в. в Поволжско-Приуральском крае сохранялась такая административно-территориальная власть. Хотя этот регион отличала несколько большая по сравнению с другими централизация властных полномочий. Местным воеводствам предоставлялся некий иммунитет в расходовании денежных и натуральных сборов, шедших на содержание чиновничьего аппарата.
Другая категория регионального административного устройства - так называемое народно-военное управление, происхождение формы правления которой, вероятно, связано с воеводской системой, потерпевшей соответствующую трансформацию. Она фиксируется, как правило, на окраинных территориях, присоединённых в результате военных действий. В начале XIX в. такая система получила широкое распространение на Кавказе, где были учреждены военные округа во главе с особыми комендантами - в основном это были офицеры, нередко полковники и даже генералы действующей русской армии, которые осуществляли не только военные, но и гражданские функции управления. В их компетенцию входили также административно-хозяйственные, судебные и полицейские обязанности.
Военно-комендантская система преимущественно служила формой административного устройства на переходном этапе от временного к стационарному управлению, поэтому ей был присущ ряд существенных недостатков. Главным образом это выражалось в отсутствии твёрдо установленных правил судопроизводства, норм сбора налогов и строгого контроля за деятельностью инородного аппарата, что способствовало засилью над местным населением ханов, беков и других представителей феодального сословия.
Система военно-народного правления отмечается и в других российских окраинах, в том числе в Средней Азии и Казахстане. Несомненно, она имела здесь некоторую специфику. В отличие от Закавказья, где этот термин соотносился в основном с горскими народами, здесь он распространялся преимущественно на кочевое население. Однако сущность этого понятия определялась его ведущим смысловым компонентом, выражавшим объединение функций военной и гражданской власти.
Самой распространённой формой административно-территориального устройства России стало губернское управление. Переход к этой системе произошёл в процессе Петровских реформ. Однако характер и результаты происшедших тогда перемен далеко неодинаково оцениваются учёными. Ряд авторитетных исследователей полагает, что губернии в функциональном отношении мало чем отличались от прежних воеводств, другие считают, что реформы, в особенности послепетровского времени, повысили роль и значение провинциального управления в форме губерний.
В XIX в. губернатор считался не только главой провинции, но осуществлял надзор за деятельностью полицейских и других карательных органов. То есть его функции носили как бы двойственный характер. В его обязанности входило обеспечение внутренней безопасности, обнародование государственных законов, издание собственных указов и постановлений. Однако самой важной функцией оставался контроль за деятельностью провинциальных органов, учреждениями общественного и сословного управления и должностными лицами.
Губернская система России рассматриваемого периода по структурным и функциональным параметрам не была единой прежде всего потому, что наряду с провинциями, управляющимися по общероссийским правилам, существовали и губернии с особым статусом. В XIX - начале XX в. в Сибири таковых насчитывалось четыре, в Царстве Польском - десять, а на Кавказе - семь. Губернии различались между собой и по территориальным параметрам, причём большинство из них не имели достаточно чётких административных границ. Разумеется, и состояли они из неодинакового числа уездов и волостей, закреплённых в качестве низших административных единиц ещё во времена Екатерины I.
Губернское управление за двести с лишним лет своей истории испытало ряд изменений, прошло через фазы подъёма и спада. Эта система была, несомненно, более прогрессивна по сравнению с приказным устройством, имела синтезную структуру, поскольку в ней сочетались монократические и коллегиальные принципы. В составе губернских управ существовали инстанции, рассматривавшие административные дела первого разряда и являвшиеся совещательными органами при генерал-губернаторе. Административные дела второго порядка решались губернаторами, вице-губернаторами и советниками.
По мере бюрократизации государственного аппарата губернская реформа всё более утрачивала свою первоначальную сущность и значение. Важное значение имело развитие местного самоуправления - со своими особенностями во времени и пространстве. В пореформенный период самоуправление имело ограниченный, преимущественно сословно-представительный характер. Отличительной чертой этого института было слабое, неравномерное распространение и фактическая включённость в систему официальных учреждений.
В общероссийской системе политико-административного устройства немалую роль сыграло так называемое наместническое управление. Xотя генезис и конкретные подтипы российского наместничества мало изучены в современной исторической науке, можно, тем не менее, утверждать со всей определённостью, что одной из важных причин развития этой формы административно- ведомственного управления стало расширение империи за счёт новых территорий.
В Петровское время обозначаются новые контуры этого административного устройства, когда представление о старом наместничестве в форме воеводства переносится на губернское управление. В царствование Екатерины II по мере увеличения числа провинций зарождается практика объединения нескольких губерний в одно наместничество. Такие крупные административные единицы именовались также генерал-губернаторствами, во главе которых стояли высшие командные военные чины. Известен факт, когда в 1783г. губернии Лифляндия и Эстляндия были объявлены наместничествами. Наместническая форма правления имела своей главной целью укрепление государственной власти на местах путём централизации административной системы. В большинстве своих конкретно-исторических проявлений эта система была направлена также на подрыв основ местного сепаратизма и национальных движений, В 1782 году наместники были поставлены во главе почти всех провинциальных учреждений и наделены полномочиями генерал-губернаторов. Фактически они оказались неподвластны Сенату и подчинялись лично царю.
Наместничество как форма политико-административного устройства существовало в целом ряде окраин Российского государства. Помимо Украины, Белоруссии, Молдавии оно было введено в Прибалтике, Великом княжестве Финляндском и Царстве Польском, а также в Сибири, на Дальнем Востоке и на Кавказе. Административно-территориальная система российских окраин прошла в целом длительный и сложный путь развития, отмеченный двумя основными тенденциями, которые своеобразно перекрещивались, но были разными по своей объективной направленности. Движение к единой модели государственного строя объективно входило в противоречие с подспудным и явным стремлением к административно-региональной автономии.
Глава 2. Кавказ - окраина Российской империи
. Специфические особенности региона
Территория Кавказа огромна, она занимает выгодную международно-торговую позицию, простираясь от Чёрного до Каспийского моря. Насколько уникальна природа региона, настолько непонятны и люди, населяющие его, хозяйственная и общественная жизнь которых определялась, прежде всего, особенностями географической среды. Зависимость её от природных условий была столь велика, что отрасли экономики и орудия труда, быт и культурные традиции, казалось, являлись частью этой среды.
Бенкендорф писал: " Страна, подобная Кавказу, где место, занимаемое человеком, - ничто, а сам человек - всё... такая страна облагораживает человека, отдавшегося ей душой и телом... Зачем лишать себя этого неоценимого сокровища - "Кавказа", который суть не кто другой, как тот же русский, переделанный Кавказом!". [37; 50]
Символом Кавказа для русского человека были горы - тип ландшафта, резко контрастировавший с российской плоскостью, антитеза Великой русской равнине. Горы очаровывали русского дворянина при первом своём появлении на горизонте. Это был мятеж против унылой упорядоченности природы. Радикальная смена рельефа была не главной, но достаточно важной составляющей взаимоотношений русского человека и Кавказа. Из характера горного пейзажа вырастала философская концепция края. Кавказ для русского человека - другая знаковая система, внутри которой отпадают многие привычные критерии. Но при этом был и психологический парадокс, игравший немалую роль в духовном бытии русского человека на Кавказе: восторг перед грандиозным величием горного пейзажа, смешанный с ужасом почти мистическим. Бенкендорф писал: " Когда бы только избавиться от этих проклятых гор. Нельзя не повторить с Ермоловым его энергичного чисто русского выражения, вырвавшегося у него, когда он с вершины Караная, как и теперь мы, в первый раз увидал у своих ног этот огромный лабиринт пропастей, громадных гор, расколотых и перевёрнутых, образующих это море камней и скал Дагестана". [37; 29]
Само движение России на Кавказ имеет значительно более глубокие причины, чем военно-стратегические, геополитические и экономические. Важную роль играл и культурно-психологический аспект. Кавказ как культурно-психологический феномен возник в сознании русского просвещённого дворянства в момент, казалось бы, для этого совершенно неподходящий, - в середине 1810-х годов, после военного триумфа, когда русский дворянин имел все основания для гармоничного самоощущения и удовлетворения своей исторической ролью. Однако именно в этот период дворянский авангард входит в полосу тяжёлого психологического кризиса. Такое сознание, наряду с политико-экономическими факторами, объясняет стремительную деградацию русского дворянства в XIX в веке. Просвещённый дворянин, осознавший свои возможности и почувствовавший себя человеком историческим, оказался - по контрасту с минувшими годами противоборства с великим Наполеоном - в "мёртвой зоне". Дело было не в отсутствии поля деятельности, но в масштабах деяний. [37, 45]
Константин Леонтьев писал об омертвелости метрополии и животворной роли окраин. Но если для Леонтьева окраины, Кавказ, в первую очередь, благотворны как психологические пространства, в которых сохраняется традиция, противостоящая разрушительному либерализму и европейской уравнительности, и потому их надо сохранять в первозданном виде, то для другого мыслителя и практического деятеля той эпохи, генерала Фадеева, Кавказ был средоточием враждебной для России энергии, враждебной всему христианскому миру энергии, вытесняемого из истории мусульманства, энергии, которую необходимо подавить. [24, 58]
Горец подавал пример полного презрения к смерти и, что самое главное, был носителем идеи свободы как абсолютной ценности. Для горца смерть - естественный элемент его бытия, для молодого русского офицера, ещё не вжившегося в кавказский мир, явление абсурдное и потрясающее. Горец - человек иного уровня, иного характера, самооценки. Сочетание прекрасного и ужасного, смерти и свободы было одной из мощно притягательных черт Кавказа.
Все передовые люди России в первой половине XIX века не сомневались в том, что присоединение Кавказа отвечало государственным интересам России, было исполнением цивилизаторской миссии на Востоке. «Нам приходилось или остановиться у подножия Кавказского хребта, добровольно замыкая судьбы России в узкие границы Дона и Волги, или перешагнуть смело «через те скалы, где носились лишь туманы, да цари-орлы»... и тогда на нашем политическом горизонте открывался весь древний Восток», - писал В.А. Потто. [17; Т. 2; 7]
А Ермолов писал после своего назначения главноуправляющим Грузией и командующим Кавказским корпусом: «В Европе нам шагу не дадут ступить без боя, а в Азии целые царства к нашим услугам». [35; 3]
. Формы самоуправления и организации общества на Кавказе
В начале XIX века горские народы были организованы в различные самоуправляющиеся государства (ханства и шамхальства в Дагестане), ряд феодальных владений в составе Кабарды, демократические вольные общества или союзы вольных общин, в которых важнейшую роль в системе управления играли старейшины, как правило, выходцы из богатых и уважаемых семей. Жизненный уклад и быт горцев во многом совпадал и регулировался обычным правом и шариатским судом. Условно горцы делились на «покорных», которые признавали над собой российское правление, «полупокорных», и «немирных» или «непокорных». К первым относились население шамхала Тарковского, ханства Мехтулинское и Аварское. Они управлялись народными обычаями под надзором русских приставов, подчинявшихся командующему войсками в Северном Дагестане. В категорию «покорных» входили салатовцы и койсубулинцы, но позже, почти все они перешли к открытой враждебности к русским, став фанатичными приверженцами идей мюридизма. Центр военного управления находился в Темир-Xан-Шуре. Средний Дагестан с центром в Дербенте, окончательно отошедшим к России по Гюлистанскому мирному договору с Персией 1813 г., возглавлялся окружным начальником. Население же нагорного Дагестана, в долинах Андийского Койсу, Аварского Койсу и в долине Кара-Койсу, относилось к числу непокорных. Самая южная часть Дагестана, где располагалось Кубинское ханство, присоединённое к России по Гюлистанскому миру, в административном отношении входила в состав Закавказья.
Жизнь кавказского народа строилась на основе кровнородственных отношений. Наиболее характерными организациями такого вида были тайны в Чечне и тухумы в Дагестане. Тухум - родственная группа людей в горных районах Дагестана. Через подобную организацию общества прошли многие народы мира. Дагестанский тухум представлял собой классическую форму родовой организации для всего кавказского народа. Xотя к XIX в. он и утратил былую мощь как производственная единица.
Важным признаком тухума как сохранившейся родовой организации и продолжавшего функционировать в качестве имущественного союза являлось господство эндогамии. Эндогамный брак представлял новую ступень развития рода, так как накопившееся богатство вынуждало девушку выходить замуж внутри своего тухума в интересах сохранения за последним имущества и личного состава рода.
Наконец, тухум фактически продолжал сохранять свою традиционную управленческую структуру - не менее важный признак его устойчивости. Род имел своего главу, которого либо выбирали путём свободного голосования либо эта должность присваивалась посредством наследования. Однако независимо от того, каким путём достигалась эта должность, глава никогда не приобретал деспотических прав над другими членами рода.
К началу XIX в. тухум переживал изменения, шло формирование тухумной знати. Сам глава рода теперь был наделён новыми полномочиями руководителя тухума в сношениях с другими тухумами или обществами и председателя родового суда, управлявшего родовым имуществом. Такие сдвиги касались не только внутренней жизни, теперь уже и роды делились на богатые и бедные. Со временем отдельные тухумы могли противопоставить себя целым джаматам - территориальным общинам: так, два джамата, Карах и Нела, оказались бессильными перед тухумом Рагин и вынуждены бьли обратиться за военной помощью к Умма- хану Xунзахскому. Позже эти явления стали правилом.
Более высокая форма организация общества - сельская или территориальная община. В Дагестане она состояла из нескольких тухумов, имевших общую территорию. Как и род, она отличалась замкнутостью, господством натурального хозяйства с преобладанием тухумных производственных отношений. Родовые принципы организации общества перекочевали в сельскую общину, где всё было подобно тухуму (та же управленческая система, те же общинные собрания, на которых могут присутствовать все совершеннолетние мужского пола). Но социальные сдвиги, происходящие повсеместно не могли не затронуть общину. Более ощутимо социальные перемены коснулись сферы управления. Рядом со старейшиной - главным административным лицом общины - начинал действовать кадий - судья по религиозным делам. Старейшина, как представитель консерватизма, постепенно отодвигался со сцены кадием, носителем новых идей - шариата.
Но главы сельских общин так просто не сдавались, стремясь удержать в своих руках всю полноту власти, они нередко сами пытались приспособиться к новшествам. Многие из них даже брали на себя функции военачальника, обеспечивая себе тем самым достаточно прочный общественный статус, но, в то же время, активно вовлекаясь в набеговую практику в роли её организатора. Это в свою очередь ещё больше сближало старейшину с родовой знатью, которая стремилась к обогащению и социальным привилегиям. В целом, опираясь на совет старейшин и народное собрание, старейшина утверждал общественное начало, то есть пролог к созданию военно-политического образования. [27; 23]
Наблюдавшиеся в сельской общине закономерности действовали ещё шире в масштабах «вольных» обществ, на начальных этапах представлявшего собой примитивную организацию сельских общин периода военной демократии. Количество союзов сельских общин варьировалось: к началу XIX в. их было только 12, а позднее уже 60. Образовывались они по территориальному принципу. Даже в названиях обществ были отражены их территориально-этнические и политические признаки. «Важно также отметить - в полном названии «вольного» общества (например, Акушала х уреба) первая часть - «Акушала» относилась к его территории, вторая - к одной из основных функций общества - военной («х уреба» - войско, ополчение)». [27; 23] Сама структура «вольного» общества отвечала потребностям того времени, главная цель - защитить свою территорию от других более сильных обществ, или захватить чужую.
В «вольных» обществах Дагестана исследователи фиксируют четыре вида собственности: частную (подворную), родовую (тухумную), вакуфную ( мечетскую) и, в ранне-феодальных образованиях, ханско-бекскую.
Верховным собственником являлась община, джамат. В таких условиях, каждый отдельный человек был собственником только в качестве звена коллектива. С одной стороны, это придавало устойчивость общинно-родовым порядкам, с другой же вело к развитию имущественного неравенства, в первую очередь между общинами. Это объясняется тем, что часть прибавочного продукта общины принадлежала более высокой форме джамата, существовавшей в виде некоего единого лица, которому следовало нести дань. Мелкие общины в таком случае были обречены на нищету.
Таким образом, ситуация с частной собственностью, где господствовали в основном подворная и джаматская, явно свидетельствовала о переходности в экономике и социальной жизни «вольных» обществ, об их ещё тесной привязанности к первичной, бесклассовой общественной формации. [27; 26]
Несмотря на то, что «вольное» общество представляло собой промежуточную фазу между сельской общиной и будущей государственной формой организации общества, оно являлось новой, более высокой ступенью организации, ведущей к разрешению главной задачи - консолидации горских обществ.
Другая, характерная для Кавказа, форма организации общества будет рассмотрена на примере Чечни.
Жизнь чеченского народа строилась на тайповых отношениях. «В процессе сегментации из отдельных тайпов формировались «гары», или «неки», - ветви тайпа». [27; 49] Тайп не единственная форма организации общества, в Чечне создавались военно-экономические объединения определённой группы тайпов, называвшиеся тукхумами, в отличие от дагестанских тухумов. Они не были связаны между собой кровным родством, но объединялись для решения насущных общих задач защиты от противника и экономического обмена. К XIX в. таких тукхумов насчитывалось в Чечне около 135.
Тайпы, в основе которых была родовая организация, строили свою жизнь на основе исторически сложившихся принципах, отличавшихся высокой устойчивостью. Они обеспечивались обычным правом. М. А. Мамакаев насчитал 23 принципа. [27; 49]
Основными из них были следующие нормы:
1.«Единство и незыблемость тайповых отношений». [27; 49]
2.«Право на общинное землевладение». [27; 49]
Все земли делились между отдельными тайпами, но не дробились на каждого члена. Весной происходила раздача владений, которая производилась по жребию. Таким образом, участок давался на год. Внутри тайна происходило уже своё деление полученной собственности: каждая фамилия получала свою часть. А для того, чтобы потом никто не претендовал на отведённой данной фамилии участок, все присутствовавшие брались свидетелями в обозначении границ, на конце которых резали баранов и быков, варили мясо и потчевали свидетелей.
Итак, господствовавшие в Чечне формы земельной собственности - племенная, тайповая и семейная - указывали на переходность социально-экономической структуры общества.
3.«Объявление всем тайпам кровной мести». [27; 51]
Объявление всем тайпам кровной мести за убийство или нанесённое оскорбление - один из самых главных принципов в жизни горских народов. По чеченскому адату, «все личные обиды и важнейшие преступления, как то: убийство, насилие» не подлежали судебному разбирательству... согласно обычаю «каилы», родственник пострадавшего должен был уничтожить убийцу или кого-либо из его родных. «Со своей стороны те мстили за кровь кровью». [27; 51] В мщении участвовали все родственники тайпа без исключения.
4.«Предводитель тайпа». [27; 51]
Тайп имел своего главу - гыхамаду, старейшину. В функции предводителя входило решение спорных вопросов между родственниками. Вообще, чеченцы вели независимый образ жизни и поэтому не терпели никакой власти над собой так, что обычно избирали предводителя не из своей среды. Но если дело касалось управления тайпом и тукхумом, то здесь срабатывал принцип - кто старее в роде, тот и был наставником, старейшиной.
5.«Баячча». [27; 52]
Наряду со старейшиной в тайпе выбирался также баячча, то есть главнокомандующий. Он наделялся властью лишь во время военной опасности. Тем не менее, его общественное влияние было велико независимо от сложившейся ситуации. Военачальники никогда не претендовали на господство, они считали себя равными среди равных. Так, любой воин, участвовавший в набегах, мог называть себя баячча.
. «Совет старейшин». [27; 52]
Одним из важных признаков демократизма в управленческой организации рода являлся совет старейшин. Он представлял верховную власть в роде. В функции совета входили выборы и смещение предводителя рода и военачальника, принятия решения о кровной мести или о выкупе и т. д. все старейшины обладали равными правами, но принимать участие в собрании могли только мужчины, имевшие право на выражение своего мнения. К началу XIX роль совета значительно увеличивается в связи с обострением социально-политической жизни чеченцев.
. «Право наследования». [27; 53]
Переход имущества умершего к членам тайпа особо подчёркивал ранние формы организации чеченского общества. Оставленное умершим имущество делилось между членами его семьи и ближайшими сородичами. Порядок наследования с течением времени менялся, так вводились новые установки, посредством внедрения шариата. Одно остаётся неоспоримым - всё имущество должно оставаться в роде.
Все остальные принципы были столь же традиционны, что и приведённые, и восходили к родоплеменным отношениям.
Тайповые отношения, к первой половине XIX в. ещё не повреждённые экономикой России, представляли собой не второстепенный, а господствующий уклад в общественно-экономической жизни не только Чечни, но и других районов. Во время Кавказской войны тайп усиленно сопротивлялся насаждению нового уклада. Неслучайно, что тайповые отношения сохранятся вплоть до 30-х гг. XX в., когда в ходе коллективизации мелкие тозы возникали по тайповому принципу. Нельзя утверждать, что чеченское общество переживало первобытно-родовую стадию. Устойчивость родовых отношений являлась характерной чертой горских общественных структур Кавказа. Парадокс состоял в том, что при неодинаковой степени развитости общественных отношений у народов Кавказа фактически не было серьёзных различий в целом, а неодинаковость обуславливалась лишь географическим фактором, то есть горским и равнинным. Господствовавшее в горных и высокогорных районах малоземелье сдерживало процессы накопления частной собственности, а это в свою очередь, влияло на темпы общественного развития. В результате, достигнув в общественной организации переходного состояния эти районы, долгое время лишались возможности выйти на новые уровни стадиальных процессов. Когда же они вступили в стадию феодализации, они обнаружили большую социальную мобильность, чем любые другие народы в эпоху феодализма. Этим и специфичен Кавказ.
. Начало взаимоотношений России и Кавказа. Общие тенденции управления кавказским регионом
Формирование внешнеполитической программы России на Кавказе происходит именно в начале XVIII века. Это время считается относительно мирным. Правительство России прибегает главным образом к дипломатическим средствам. А военные акции связаны лишь с Османской империей, Крымским ханством и Ираном, претендовавшими на политическое господство на Кавказе.
Уже Пётр I стремился к установлению тесных связей с народами Кавказа, рассчитывая упрочить своё положение на этих землях. Благодаря умелой дипломатии Пётр получил военную и политическую поддержку у черкесов, кабардинцев, народов Дагестана и Азербайджана. Его персидский поход оказал заметное влияние на социальные и политические интересы разных общественных слоёв Кавказа. Общим итогом кампании стало добровольное вступление многих владений Дагестана в подданство России. Преемники же Петра I оценивали достижения своего предшественника как тягостное бремя, доставившее правительству крупные расходы, ведь Турция не хотела отдавать с миром эти территории. По мнению вице-канцлера Остермана, приобретённые Петром территории на Кавказе невозможно было удержать из-за расходов и совсем непохожего на российские погодные условия климат. [52; 19] Из-за таких настроений в правительстве России, в 1732 г. был подписан Рештский договор с Ираном, по которому Россия возвращала Ирану все завоёванные провинции при Петре. А кульминацией русско-иранских отношений становится Ганджийский договор 1735 г.: Россия признаёт власть персидского шаха над Дагестаном. На тот момент времени правительство ещё не осознало той важности, какую представлял для России Кавказ, поэтому и отношения развивались неравномерно и без ущерба империи.
С 40-х годов XVIII в. начинается новый этап во взаимоотношениях между Кавказом и Россией. Именно Кавказ ищет протекции империи от мусульманских нападок. Турция постоянно совершала разорительные набеги на Северо-Западный Кавказ, добиваясь у адыгейских народов дани и политического вассалитета. Набеги сопровождались насильственным насаждением мусульманства среди горцев. Не уступал Турции и иранский шах Надир, который добился от неё в качестве сфер влияния Грузии, Восточной Армении и Азербайджана. Одновременно он приступил к захвату Дагестана. Иранская армия уничтожала целые аулы, не щадя никого, ни детей, ни женщин, ни стариков.
Враги были не только внешние, но и внутренние. Местные феодалы пытались извлечь выгоду из новых властителей, так что их гнёт только усиливался над зависимым населением. В этих условиях среди горцев Северного Кавказа с новой силой укреплялась политическая ориентация на Россию. В 1743-1744 гг. из Дагестана в Петербург прибыло несколько посольств с просьбой дагестанских владетелей принять их под покровительство России. А в 1750-1757 гг. подданства России просили шамхал Тарковский, ханы Аварии, Казикумуха и «вольные» общества Дагестана. К этому же времени относится установление связей России с Кабардой, князья которой придерживались российской ориентации и страдали от набегов крымских ханов. Россия послала туда отряд солдат, чтобы примирить враждовавших в Кабарде сторонников России и Турции. Устанавливаются так же русско-осетинские отношения. Всё те же внешние опасности угрожали и этим территориям. Посольство просило присоединить Осетию к России, разрешить населению перебраться на равнинные земли Северного Кавказа и строить там поселения.
Несмотря на все просьбы народов Кавказа, Россия не очень спешила брать их в подданство, ведь это неизбежно вело к войне, что не очень соответствовало планам империи. Но с начала 60-х гг. XVIII в. Россия наряду с укреплением военно- политических позиций приступила к освоению природных богатств Северного Кавказа. Сначала основным объектом экономических интересов являлись горные залежи. Из поездки в Осетию экспедиция вынесла твёрдое убеждение о наличии там богатых свинцовых и серебряных рудных месторождений и даже признаков золота. После этого инициатива о присоединении Осетии к России, до сих пор принадлежавшая осетинам, постепенно стала переходить к России. Однако Россия не переставала считаться с Крымским ханством, Ираном и особенно с Турцией. Крым всячески стремился помешать развитию тесных отношений народов Северного Кавказа с Россией, обострял и без того накалённые русско-турецкие противоречия. Xан Крым-Гирей, например, спешил сообщить Турции об основании укрепления - Моздока.
С середины 60-х гг. XVIII в. решает, несмотря на противодействие Турции, Ирана и Крыма, создать прочные позиции на Северном Кавказе. Распространение подданства на эти народы представлялось царизму наиболее актуальной задачей, поскольку война с Турцией становилась очевидной и неизбежной. Российское правительство, активизируя связи с народами Кавказа, не только изучало их политическую ориентацию, но и пыталось конкретно рассматривать вопросы, касавшиеся присоединения отдельных народов. В 1770 г. в состав России вошла Ингушетия. А в результате русско-турецкой войны (1768-1774гг.) Россия прочно укрепила свою южную границу. Она получила свободу действий на Северном Кавказе, что подтверждал Кучук-Кайнарджийский мирный договор. Кабарда признавалась владением России. По желанию осетинского народа правительство России в октябре 1774г. назначило русско-осетинские переговоры в крепости Моздок. В ходе переговоров по всем вопросам (присоединение Осетии к России, разрешение осетинам выселиться на предгорную равнину Центрального Кавказа, защита от нападений кабардинских князей, учреждение на территории, занятой поселенцами- осетинами, военной крепости и форпостов) была достигнута договорённость. По условиям Кучук-Кайнарджийского мира Россия также могла вмешиваться в отношения между Грузией и Турцией, что расширяло перспективы развития русско- грузинских отношений.
Политика России на Кавказе не исчерпывалась отношениями с коренными жителями. Здесь царизм столкнулся также с кавказским казачеством, поселения которого восходят к XVI в. Казаки выработали своеобразную общественную структуру и самоуправление в форме казачьей общины, которая со временем превратилась в организацию, способную не только управлять внутренней жизнью переселенцев, но и обеспечить их внешнюю безопасность. К XVIII веку в некоторых казачьих войсках, например Гребёнском, формально сохранилась выборность старшин. Однако в Кизлярском войске, созданном в начале русско-турецкой войны 1735-1739гг., должности не были выборными; приём в войско и исключение из него целиком зависели от начальников, назначаемых центральной властью. Таким образом, в первой половине XVIII в. российское самодержавие, по существу, добилось полного военно-административного подчинения казачества Предкавказья. Процесс утверждения в Предкавказье России носил мирный характер и не встречал сопротивления казачества. Главным итогом этих событий стало превращение казачества в военно-служилое сословие, с помощью которого империя не только укрепляла южные границы, но и стремилась к дальнейшему продвижению на Кавказ.
К концу 70-х гг. XVIII в. перед Россией встала задача завоевания Центрального Кавказа. Несмотря на то, что уже были присоединены Кабарда, Осетия и Ингушетия, проблема подданства всего Центрального Кавказа стояла остро перед Россией. В Кабарде, например, часть феодальной знати по-прежнему выражало недовольство строительством Кавказской линии. От посылки депутации в Петербург, выражения протеста кабардинские князья часто переходили к военным нападениям на российские крепости, требуя их срытия и возвращения занятых Россией земель.
Но самой важной задачей для России оказалось решение проблемы Чечни. Только полное её присоединение к России, как и нормализация политической ситуации в Кабарде, могло превратить Большой Кавказ в оплот дальнейшей политике на юге и в необходимое звено между Россией и Западным и Северо-Восточным Кавказом - неприсоединёнными ещё к России районами.
Русско-чеченские контакты развивались весьма многосложно, периодически прерываясь набегами чеченских старшин. В начале 80-х гг. XVIII в. успешное развитие русско-чеченских отношений привело к решению вопроса о присоединении Чечни к России. Многие чеченские общества к этому времени уже приняли присягу на верность России и просили её подданства. 21 января 1781г. представители Чечни явились к кизлярскому коменданту Куроедову и официально приняли подданство России. Значение этого договора очень велико, так как оно завершало юридическое оформление длительных русско-вайнахских отношений.
На Центральном Кавказе, точнее в Осетии, России предстояло ещё присоединить её Западную часть - Дигорию. Осетинские феодалы не признавали включения Дигории в состав Российской империи, но местное население выступало за присоединение. Эти противоречия вылились в восстание крестьян, которых поддержала российская администрация на Кавказе, и Дигория вошла в состав России.
Итак, в 80-е гг. XVIII в. Россия фактически устранила барьер на Центральном Кавказе и выходила в Закавказье. Главные цели - Армения и Грузия. В Петербурге Арменией занимались самые видные деятели правительства Екатерины II. Но, по-видимому, пока ещё не доставало чёткого представления о политическом статусе, в который лучше всего в интересах России поставить Армению.
В 1780г. И. Лазарев подал записку А. В. Суворову, которая наиболее полно отражала интересы армян. В ней содержалась идея восстановления с помощью России армянского государства и установления над ним российского политического протектората, способного гарантировать ему внешнюю безопасность. Армяне рассматривали этот план как проект освобождения и политического устройства Армении. Освободительное движение в Армении ускорилось политикой России на Кавказе, но обнаружило различные течения. Его прогрессивное течение рассчитывало на создание армянской республики, в которой бы значительно ослабла власть феодалов и свободно развивалась торговая буржуазия. Этот проект правительство России не обсуждало. Xотя российская империя и проявляла активность в Армении, всё же больше интересовалась ею в русле своей общей кавказской политики. В Петербурге продолжали поощрять переселение армян в пределы России, где их колониям предоставлялись различные материальные, религиозные и политические льготы.
В политике России в Закавказье главным объектом оставалась Грузия. На исходе 1782г. Ираклий II стал просить Екатерину II принять Грузию под свой протекторат. 24 июля 1783г. в крепости Георгиевске на Северном Кавказе Россия и Грузия подписали Георгиевский трактат. Заключение Георгиевского договора произвело большое впечатление на феодальных владетелей Кавказа, ревностно относившихся к политическому успеху грузинского царя. Прямое покровительство России над Грузией заставило владетелей Дагестана и Азербайджана считаться с Ираклием, в адрес которого они отправляли дружественные послания. Зато резко враждебно встретила этот договор Турция, что привело к русско-турецким войнам (1787-1791гг.), этой крайне неустойчивой политической обстановке, усугублявшейся двуличием мусульманской знати, Россия принимала меры, направленные на дальнейшее развитие своей политики в районах, не вошедших ещё в состав России. Сделать это было крайне сложно, так как отношения России, как оказалось, обострились не только с Турцией, но и с Закавказьем.
В 1785г. здесь началось антирусское движение населения во главе с Ушурмой, или, как он известен в исторической литературе, шейхом Мансуром. Он стремился отрезать Россию от Закавказья, путём захвата военной линии Астрахань - Кизляр - Моздок. Положение усугублялось и тем, что на его стороне выступили и некоторые дагестанские владельцы. Россия же пыталась заручиться от горских владетелей присягами верности, которые позволили бы установить над ними политическое покровительство России. Присягу приняли шамхал Тарковский, эндереевцы, аксаевцы и уцмий Кайтагский. Развязкой этих осложнений стал договор, подписанный в 1791г. в Яссах между Турцией и Россией. По этому документу Турция фактически подтвердила условия Кучук-Кайнарджийского мира, признала присоединение Крыма и Кубани к России, право империи защищать христианские народы дунайских княжеств - Молдавии и Валахии, но эти районы вместе с Бессарабией Россия возвращала Турции.
Достижением России в отношениях с Кавказом стало присоединение Грузии в конце XVIII в., когда грузинский царь обратился к России с просьбой о военной помощи. Это присоединение укрепило политическую ориентацию Северного Кавказа на Россию и решимость в борьбе против ирано-турецкой агрессии.
В начале XIX в., а именно после присоединения Грузии, Россия стала обращать особое внимание на Восточный Кавказ, в частности Дагестан, где предполагалось продолжить политику присоединения Кавказа. Влияние России в этом регионе оставалось проблематичным, поскольку часть местных владетелей оставалась по- прежнему неустойчивой, многие из них вели двойную игру, опираясь и на Турцию, и на Россию. Всё же в 1802г. в Георгиевске был достигнут федеративный союз владетелей Дагестана и Азербайджана, который способствовал дальнейшему развитию русско-дагестанских отношений. А в 1803г. войска генерала Гулякова присоединили Джаро-Белоканские «вольные» общества - важный в военно- стратегическом отношении район.
Не всё шло не так гладко, как хотелось Российскому правительству: к началу XIX в. относятся многочисленные антирусские выступления. С этого момента политика Российской империи с мирных дипломатических сотрудничеств меняется на военное вмешательство в кавказский регион. Брат царя Георгия был настроен проперсидски. В 1800г. он бежал в Тегеран и оттуда стал агитировать соплеменников за союз с персидским шахом. Вдова Георгия, его сыновья и другие представители царской семьи также были недовольны протекторатом и хотели от него избавиться. Кроме того, Павел пошел на включение Картли и Кахетии в состав империи без учета роли и места царствовавшей династии, как это первоначально предлагалось. Александр, вопреки подсказкам своих советников и пожеланиям грузинской стороны, пошел по стопам отца. Это еще более усилило недовольство и возмущение грузинского дворянства. Мало того, очень скоро из-за скверного исполнения своих должностных обязанностей со стороны русской администрации и военных, которые находились под началом командующего войсками на Кавказе Кнорринга и ненавистного для всех бывшего посла в Тифлисе П. И. Коваленского, отношение к русским в Картли и Кахетии окончательно испортилось. В результате положение России в Грузии на протяжении десятилетий было неустойчивым.
Уже в 1832г. состоялся антироссийский заговор. В 1839-1840 гг. грузины, одинаково христиане и мусульмане, с нетерпением ожидали прихода Ибрагима-паши, сына египетского правителя Мухаммеда Али как своего освободителя, а в 1841г. разразилось восстание в Гурии.
Александр I попытался изменить ситуацию: в августе 1802г. он отозвал с Кавказа Кнорринга и Коваленского и назначил князя П. Д. Цицианова главнокомандующим Кавказской линией и верховным правителем в Грузии с полномочиями наместника императора. Действуя с присущей ему решительностью и твердостью, он отправил вдову и сыновей последнего царя Картли и Кахетии в Петербург и тем самым упрочил политическое положение.
Он старался убедить православное грузинское дворянство принять верховенство России. В 1803г. Мингрелия согласилась принять протекторат России. В 1804г. за ней последовали Имеретия и Гурия. Подход к мусульманским соседям у него был дифференцированным. В 1803г. были приведены в подчинение лезгины Чарталаха и султан Элису. На следующий год штурмом взята Ганджа (14 января 1804 г.), местный хан убит, а его владение присоединено к России и переименовано в Елизаветполь. В 1805 г. на верность России присягнули ханы Карабаха, Ширвана и Шеки.
Это было последним достижением Цицианова. 20 февраля 1806 г. он был предательски убит под стенами Баку ханом Xусаином Коли, сделавшим вид, будто он сдается и готов подчиниться. Отрезанную голову Цицианова послали в Тегеран Фет Али-шаху.
Однако стремительное продвижение и захватническая политика России были чреваты последствиями: две великие державы, были встревожены столь быстрым усилением России на Кавказе. Более того, Ганджа и другие ханства все еще считались вассалами персидского шаха, и сколь бы шатким ни было господство Персии, она на Востоке, как и Турция на Западе, скоро поняли, что войны с Россией не избежать. И они ее начали: к 1804г. Россия уже вела войну с Персией, с 1807г. - с Османской Турцией, и все это помимо того, что уже началась война с Наполеоном. Таким образом, последующие восемь лет сменявшиеся в Грузии русские губернаторы должны были воевать одновременно на двух фронтах. При этом им приходилось рассчитывать лишь на внутренние ресурсы и силы без надежды на подкрепление, потому что война с Францией не давала возможности России развернуть широкие военные действия на Кавказе. Мало того, русским губернаторам постоянно приходилось иметь дело с бунтами местного населения как христианского, так и мусульманского, вызванного поборами и взяточничеством русского военного командования.
Несмотря на все трудности из всех этих войн Россия вышла победительницей. По Бухарестскому мирному договору с Османской Турцией 1812г. и по Гюлистанскому договору с Персией 1813г. Россия подтвердила свои права на Картли и Кахетию, Имеретию (присоединена в 1810г.), Мингрелию, Абхазию (снова приняла протекторат России в 1810г.) и на ханства Ганджа (Елизаветполь), Карабах 1805г., Шеки 1805г., Дербент 1806г., Кубах 1806г., Баку 1806г. и части Талиша 1812г., а Османы и Каджары отказались от своих притязаний на эти территории.
Кроме того, Персия полностью отказалась от претензий на Дагестан. Эти территориальные приобретения были завоеваны на втором этапе войн с Персией (1826-1828гг.) и Турцией (1828-1829гг.). Туркманчайский договор 1828г. добавил России остальную часть Талышского ханства, а также Эриванское и Нахичеваньское ханства. По Адрианопольскому мирному договору 1829г. Россия окончательно вернула себе Анапу, Ахалкалаки и Ахалцихе, а Османская Турция отказалась от владения восточным побережьем Черного моря.
Итак, к середине XIX в. почти весь Кавказ был захвачен или присоединён к Российской империи. Сначала кавказские общества сами просили о помощи или принятия их в подданство, позже же Россия, осознав, политические и экономические выгоды владения этими территориями стала жестоким хищником в поиске удобных средств в захвате Кавказского региона. Xотя цель не всегда оправдывает средства, Россия не пренебрегала ничем: ни военными и даже кровавыми захватами, ни уступками в политике. Политика России менялась в зависимости от того, насколько была сильна в это время империя, оценивая - сможет ли она принять удар со стороны сильных восточных держав, которые также претендовали на выгодные кавказские земли.
По мере присоединения или завоевания кавказских территорий перед Россией вставала проблема управления ими. Предстояло найти такую форму имперского присутствия в этом регионе, которая прежде всего позволит обеспечить там социально-политическую стабильность, необходимую в том числе, для решения текущих и грядущих внешнеполитических задач.
Дело осложнялось целым рядом факторов. С точки зрения языка, религии, культуры, внутреннего устройства, кавказские государственные, полугосударственные и догосударственные образования были неоднородными. Внутри них зачастую царили раздробленность и усобицы, а между ними - вражда и соперничество, чаще всего за местную гегемонию.
Постепенно местные социальные элиты и простой народ начинали видеть в империи высшую власть, третейского судью, надклассовый и наднациональный инструмент организации жизни общества. Именно порядок и организация мало- помалу становятся для людей ключевыми, жизненно важными идеями. Русским же властям на Кавказе сразу стало ясно, что унификация этого края по имперско- губернскому образцу - занятие рискованное, дорогостоящее и малоэффективное. Русская администрация на присоединённых землях носила по преимуществу военный и чрезвычайный характер. Генералам и офицерам поневоле приходилось заниматься гражданскими делами, примирять социально-политические элиты, благоустраивать города и т.д. Русские солдаты использовались как дешёвая и весьма квалифицированная рабочая сила. Теперь, когда этот мозаичный регион оказался под скипетром царя, задача состояла в соединении разнородных элементов во имя достижения стабильности и управляемости.
Имперская власть вводилась далеко не везде, но и там, где вводилась, зачастую носила номинальный характер, давая себя почувствовать лишь тем, кто открыто демонстрировал нелояльность к ней. Многие азербайджанские и дагестанские правители, изъявлявшие покорность России, были оставлены на своих престолах, а их подданные продолжали жить, как и прежде, правда, с той существенной разницей, что отныне обеспечивалась внешняя безопасность, и ограничивались наиболее вопиющие формы внутренней организации.
В это время сформировались две противоположные концепции интеграционной стратегии на Кавказе: концепция централизма и регионализма.
Централисты выступали за скорейшую имперско-административную унификацию Кавказа; регионалисты же предлагали действовать постепенно, не торопясь упразднять те локальные особенности, которые со временем либо отомрут сами собой, либо будут безболезненно и органично вытеснены новыми политическими формами.
Приобретённые Россией на Кавказе территории можно разделить на две основные категории - те, что находились как бы в вассальных отношениях с империей, и те, что попали под прямое имперское управление.
В первом случае Россия, сохраняя местным владетелям их прежний статус и наследственно-династические права, брала их на своё содержание и на свою военную службу, обычно присваивал им ранг генерал-майора. В практическом плане новая властная иерархия мало изменила внутри-социальную систему. И до поры до времени Петербург это устраивало постольку, поскольку представлялось самым удобным способом контроля над кавказским социально- политическим пространством.
Вторая категория - имперская администрация. На государственную службу, гражданскую и военную, рекрутировались представители местных народов, а не обязательно принадлежавшие к социальным верхам или христианской вере. Главными критериями были лояльность к России и профессиональная пригодность. «Туземные» кадры получали привилегии правящего класса, благодаря чему формирование новой кавказской политической элиты происходило относительно гладко.
Адаптация грузин и армян в колониальную управленческую систему и воспитание в них имперского мировоззрения облегчались религиозной общностью с русскими. В случае же с тюрками мусульманами та же цель достигалась религиозной терпимостью русских, готовностью и умением царских властей воздействовать на представителей иной культуры неотразимыми материальными и моральными стимулами.
Тем самым было положено начало процессу зарождения среди нерусского населения имперской идентичности.
Основная работа интеграционного механизма происходила все же в светской сфере. В первой половине XIX в. на Кавказе формируется влиятельный слой просвещенной "колониальной" бюрократии, представленной людьми, которые были исполнены высокого, искреннего чувства моральной ответственности за порученную им державную миссию. Среди них было немало таких, кто понимал, ценил и даже преклонялся перед кавказской культурой, признавал за ней право на самобытное развитие под имперской эгидой. Они уже тогда всем своим образом действий ставили вопрос не о поглощении, а о выращивании феномена, который был удачно назван канадским историком Г. Райнлендером национально-имперской культурой. И в конечном итоге именно эта, а никакая другая формула несмотря на массу объективных и субъективных препятствий - восторжествует во второй половине XIX в. и, тем более, в ХХ в.
Есть и парадокс, и логика в том, что просвещенная бюрократия рождается и начинает свою активную гражданственную деятельность при самых жестких, самых имперско-мыслящих кавказских наместниках П. Д. Цицианове и А. П. Ермолове. Профессиональные военные, воспитанные в соответствующем духе, эти генералы видели свое предназначение, прежде всего в наведении внутреннего порядка в крае и защите его от внешних угроз, что отныне становится проблемой безопасности России, то есть приоритетной проблемой любого государства. Отсюда широкое использование силовых методов. Однако они не являлись самоцелью и применялись только в тех случаях, когда мирные средства не действовали, хотя, конечно, остается далеко не праздным вопрос насколько та или иная ситуация действительно была безвыходной.
П. Д. Цицианов и А. П. Ермолов осознавали, что, помимо армейского, нужен и другой инструментарий для борьбы против беспорядка. Именно с этой прагматической целью они создали на Кавказе весьма сплоченную колониально - чиновничью корпорацию, руководствуясь соображением о том, что ее эффективность будет прямо пропорциональна ее просвещенности. Особым покровительством пользовались те, которые своими взглядами и творческим потенциалом более всего отвечали представлениям наместников о сути и форме цивилизаторской миссии России.
«Имперский Кавказ во многом напоминал "плавильный котел", хотя и отличался от американской модели. Он олицетворял надыдентичность, отнюдь не подавлявшую национальное, культурное и конфессиональное, а скорее вбиравшую все это в себя. Утверждаясь на Кавказе, Россия сращивалась с ним. Изменяя его, она изменялась и сама». [43; 39]
. Деятельность русских наместников на Кавказе и их планы к его покорению
Кавказ являлся целью Российской империи в рамках ее имперской тенденции к расширению границ. Перешеек между Чёрным и Каспийским морем в течение многих веков оставался яблоком раздора. А отсутствие на Кавказе прочных государственных образований, внутренние усобицы, социально-культурная и конфессиональная неоднородность приводили к нестабильности в данном регионе. На первый взгляд Кавказ казался лёгкой добычей. Но уже первые столкновения с горцами показали, что военный опыт, имеющийся в распоряжении империи, далеко не всегда был применим.
При этом включение данного региона в состав Российской империи протекало не как одноплановая акция, а весьма сложно: в политике проявлялись, сменяя друг друга и репрессивная, и прагматическая тенденции, что отчасти зависело от личности военачальника. Тем более, что изначально истинными хозяевами России на Кавказе были командующие Кавказским корпусов. Введение российских форм управления на территориях горских народов проходило в условиях нестабильной в военном отношении обстановки и в процессе завоевания Россией новых территорий и постепенного включения их в уже существующую административную систему.
Процесс вхождения горских народов в российское подданство проходил тяжело, как для русской администрации, так и для вновь присоединённых народов, которые нередко оказывали сопротивление новым для них формам управления, поэтому правительство для достижения своих целей использовало различные средства - от дипломатических до насильственных. Для этих территорий была выбрана такая форма управления, как приставства, она носила черты скорее военного, чем гражданского управления. Приставы - военные чиновники, первоначально назначались для надзора за жизнью внутри горских обществ, не допуская всплеска враждебных настроений, направленных на российское правительство, они не вмешивались в дела внутреннего управления, но постепенно их власть расширялась и получила официальное оформление после присоединения к учреждённому в 1797 г. Азиатскому департаменту Коллегии иностранных дел, который занимался делами азиатских народов, как подданных российского государства, так и граничивших с ними. В 1800 году была учреждена должность главного пристава. Главный пристав подчинялся главноуправляющему. В его компетенцию входило управление народами, населявшими Астраханскую губернию и жившими за Кавказской линией. Первым главным приставом был гражданский чиновник, он осуществлял посреднические функции между горскими народами и россиянами в процессе разбора спорных дел и конфликтов. В его обязанности входило наблюдение за реализацией прав, предоставленных народам, входящим в сферу его компетенции: пользование земельными и природными угодьями, ведение торговли, разрешение поездок на дальние расстояния, в том числе в Петербург.
В таком виде существовала административная система, даже не система, а некий набор правил и инструкций, согласно которому осуществлялось управление на территории Грузии и Кавказа.
На первых порах России вообще требовалась не безусловная покорность, а лишь минимальная управляемость, добиться этого было нелегко. Горцы не знали такого института как государство в полном смысле этого слова. Одним из главных просчётов российского командования было неверное истолкование просьб о верноподданичестве, исходивших от местного населения. Горцы видели в этом максимум прав и минимум обязанностей. А все устные письменные клятвы верности рассматривались как акты о вхождении в состав Российской империи.
Этим империя была сбита с правильной оценки существовавшей ситуации. До 1810-х годов Россия даже не планировала установления своего контроля над горными районами Адыгеи, Осетии, Чечни и Дагестана.
Более того, в Петербурге не видели в этом никакой надобности, так как интересы в пространстве между Чёрным и Каспийским морями определялись стратегическим противостоянием с Персией и Турцией, а также стремлением обеспечить безопасность сухопутной трассы Астрахань-Дербент-Баку-Астрабад, которой пользовались при торговле с Востоком.
Активизация России на Северном Кавказе в 1817 году связана с начавшейся там своеобразной религиозно-духовной реформацией. Местные исламисты суфийского толка задумали грандиозную программу преобразования горских общин на основе их объединения, искореняя языческих пороков усобиц, жёсткой регламентации общественной и личной жизни. Данная концепция очень быстро переродилась в военно-политическую программу и в организованное сопротивление внешним врагам-иноверцам. Неспокойными были Осетия и Кабарда, совершались набеги из Чечни и Дагестана, горных районов Северо-Западного Кавказа.
О методах российского управления народами на покорённых территориях недвусмысленно сказал в своём рескрипте на имя Цицианова император Александр I: «Что касается до горских народов, то едва ли не лучшею или не коренною политикою нашего существования должно, дабы отвращать между ними всякое единомыслие...». [45; 208] Цицианов вёл активную завоевательную политику на Кавказу, но довольно скоро понял, что жестокая и бескомпромиссная позиция далеко не всегда приводит к ожидаемому результату. В 1804 году он представил императору план умиротворения Кабарды, предлагая придать ей статус внутренней провинции, с особой формой управления, оказывать со стороны правительства покровительство мусульманской религии, не отказываясь в то же время от мероприятий по распространению христианства среди населения, дать возможность молодёжи получать военное образование для последующей службы в императорских войсках, развивать беспошлинную торговлю, промыслы. Много внимания в проекте Цицианов уделил судебной системе. Он предлагал ввести судопроизводство, руководствуясь обычаями и традициями народа. Предостерегал от поспешного введения среди горцев норм российского права, видя в них непоправимый вред, наносимый лояльности к российскому правительству. Проект об умиротворении Кабарды, на самом деле, касался всех горских народов, он олицетворял собой те основные направления в политике российского правительства, которые должны были преобладать, по его мнению, в деле сближения России и Кавказа. Но Цицианов трагически погиб в 1806 году, многие проекты остались нереализованными и забытыми. Александр I вспоминал генерала Цицианова, признавая его незаменимым.
Следующий главноуправляющий, семидесятилетний Гудович, не внёс в область гражданского управления каких-либо заметных преобразований. А его преемник, генерал А.П. Тормасов, тоже поначалу исповедовавший мирную инициативу в отношениях с горцами, однако к концу своего пребывания на Кавказе пришёл к убеждению, что только сила и страх могут привести российское правительство к успеху.
Политика Н.Ф. Ртищева не удовлетворяла требования правительства, она была слишком либеральна: политика подкупов, заигрывания и уступок. Александр I желал отправить на Кавказ человека инициативного, опытного в военных делах, способного сформулировать программу и реализовать её немедленно. Свой выбор правительство остановило на кандидатуре генерала А.П. Ермолова.
Его деятельность составила целую эпоху в истории народов Кавказа.
Генерал Ермолов был убеждён, что судьба Кавказа предрешена, он должен стать неотделимой частью Российской империи. По его мнению, существование в этом крае независимых и полунезависимых государств и обществ любого вида и вероисповедания, будь то христианство, мусульманство или язычество, в горах или на равнине, просто несовместимо с честью и достоинством российского императора, с безопасностью и благополучием его подданных.
Во Всеподданнейшем рапорте А.П. Ермолов пишет: «Прежде войска наши ходили к ним в землю неизвестную, по положению почти неприступную, - туда, где весь народ соединялся для защиты жён, детей и собственности. Надобно оставить намерения покорить их оружием, но отнять средства к набегам и хищничествам, соединив во власти своей всё, что к тому им способствовало еще более, и в охранение угрожаемых им мирных дагестанских обществ, предприняты были военные против него действия». [45; 33] Он пытался исправить ошибки предшественников, избегая бесполезных и ненужных жертв. Прежде всего, он стремился прочно обосноваться в предгорьях, выдвинуть русские базы поближе к Кавказскому хребту и тем самым ограничить этим горцев свободу действий. Были построены укрепления: Грозная,
Внезапная, Бурная. Соединённые дорогами, они образовали фортификационную линию с запада на восток - от Назрани до Каспийского моря.
Имея намерение внести изменения в порядок административного управления краем, Ермолов в представленной Александру I «Записке» просил расширить права главноуправляющего с целью проведения крупномасштабных преобразований в крае, главным образом, в сфере административного аппарата управления. Он предлагал предоставить ему право кадровых назначений и перемещений на подчинённой территории, финансовую самостоятельность, право распоряжаться незаселёнными землями, кроме того, он просил издавать законы и постановления, касающиеся Кавказа, не раньше, чем после консультации с ним. Петербург настороженно отнёсся к этим предложениям, усмотрев в этом опасную инициативу. Не имея возможности действовать самостоятельно, Ермолов принял решение действовать через Сенат, инициировав в 1818 году сенатскую ревизию Кавказской губернии и предвидя её результаты. Выводы ревизии сенаторы Д.Б.Мертвого и Б. А. Гермес отчасти совпадали с мнением Ермолова о преобразовании Кавказской губернии в область.
По результатам ревизии, Ермолову было предложено составить проект административного преобразования губернии. По мнению Ермолова, особое положение новой области и её приграничный характер вызывали необходимость введения особого управления, он аргументировал его тем, «...что нравы и образ жизни людей, в Кавказской губернии обитающих, имеют более нужды в простом полицейском надзоре, нежели в судебных установлениях», и высказывался за уничтожение существующих в уездах земских судов. [35; 47] Ермолов предложил вместо них образовать окружные управы, ввести должности окружных начальников, а в городах Моздоке и Кизляре - комендантов, в обязанности которых входило бы выполнение функций земских исправников. Проект Ермолова был передан на рассмотрение в Сибирской комитет, учреждение, которое уже имело опыт составления проектов для управления национальными окраинами России.
июля 1822 года был опубликован указ об изменении Кавказской административной системы. Согласно ему, Кавказская губерния была переименована в область с четырьмя уездами. Губернским городом окончательно был утверждён Ставрополь, вместо должности губернатора появилась должность начальника области, которую исполнял командующий войсками на Кавказской линии. Городская и земская полиция в городах Моздоке и Кизляре подчинялась военным властям. Судебная система была разделена следующим образом: гражданским судопроизводством, основанным на местных обычаях, занимались приставы, которые назначались русской администрацией из представителей местной феодальной знати. Должности же главных приставов исполняли русские офицеры, а уголовные дела рассматривались в военном суде.
Однако, несмотря на нововведения, присутственные места, так же как города и уезды в Кавказской области, имели вид настоящего захолустья. В областном центре - Ставрополе - не было ни одного каменного здания, отсутствовали здания, имевшие общественное значение, улицы были непроходимы из-за грязи и мусора и никогда не освещались. В тёмное время суток они представляли собой серьёзную опасность не только для здоровья, но и для самой жизни. Отсутствие у городских жителей интереса к состоянию собственного жилища отчасти объяснялось частыми набегами горцев, несших разорение и нищету. Стоимость утраченного во время разбоев имущества жителям города не возмещалась - нищета и болезни царили повсюду. Торговля не только в Ставрополе, но во всей области находилась в зачаточном состоянии, дороги, мосты, переправы наводили ужас на цивилизованного человека, гостиниц не было, карантины работали с многочисленными нарушениями, полиция, как земская, так и городская, не соответствовала своему назначению.
В сферу гражданских занятий Ермолова входило развитие торговли. Ещё перед отъездом на Кавказ в 1816 году он получил от Комитета министров «Проект умиротворения вверенного ему края без применения военной силы». Автором проекта был Н.С. Мордвинов, известный своими либеральными взглядами, с ним был согласен и Александр I. Основная задача, которую должен был решить Ермолов, выражалась в том, чтобы организовать выгодную для горских народов торговлю. Однако мирные намерения далеко не всегда оправдывали себя, и ермоловская администрация рассматривала торговлю лишь как вспомогательное средство умиротворения Кавказа, часто устанавливая экономическую блокаду в наказание за набеги. Тем не менее, торговые контакты сыграли свою роль, они выставлялись русской администрацией как альтернатива набегам и разбоям и преподносились горцам в качестве награды за лояльность.
В 1827 году, когда Ермолов уже был в отставке, вступило в силу разработанное его администрацией высочайше утверждённое Учреждение для управления Кавказской областью, к которой причислялись и земли войска Черноморского. Кавказская область входила под управление Главного управления вместе с Грузией. Вся система управления состояла из 4-х степеней: главного управления, областного управления, окружного и волостного. Областное управление учреждалось в Ставрополе, окружное - в Ставрополе, Георгиевске, Моздоке и Кизляре. Земли войска Черноморского управлялись особыми правилами. В состав волостного управления отдельной частью входило управление «внешними инородцами» (так именовались кавказские жители, обитавшие за Кавказской линией), они состояли в ведении линейных военных начальников - приставов. Судопроизводство по уголовным преступлениям для «внешних инородцев» производил военный суд, гражданские дела они имели право решать на основании древних обычаев и законов. Приставам предписывалось не вмешиваться в исковые дела инородцев, если последние не будут просить их посредничества. Властям рекомендовалось поощрять переселение инородцев на внутреннюю сторону Кавказской линии.
В 1827 году вместо Ермолова главноуправляющим был назначен генерал- адъютант граф И.Ф. Паскевич. Ермолов обвинялся во многих злоупотреблениях, одним из поводов для этого послужило дело «О смертных казнях в мусульманских провинциях», в нём генерал и его сподвижники изобличались в неоправданных казнях и расправах с горцами. В вину Ермолову ставили и непродуманность политики по отношению к ханам, бекам и агаларам, поставившей под сомнение права собственности мусульманской власти, запрещение паломничества в Мекку, подавление любого сопротивления, объявление блокад и другие проявления жестокости. Часто после попыток открытого или скрытого сопротивления ханы покидали свои родовые земли и искали защиты у Персии. Новая администрация попыталась всю ответственность за бедственное положение края возложить на предшественника, но это удалось ей лишь отчасти. Паскевич вынужден был признать, что войны с Персией и Турцией подорвали экономику края, который в течение 4-х лет служил плацдармом для русской армии. Войска опустошили продовольственные запасы местных жителей, вытоптали посевы и сады, реквизировали фураж и скот.
Военные действия и страшные эпидемии чумы довели местную промышленность до крайне тяжёлого состояния, фактически уничтожив эти виды деятельности.
«Гроза Кавказа» А.П. Ермолов за 10 лет лишь начал свою многогранную деятельность и смог убедиться, что кавказские проблемы - дело длительное и, может быть, неразрешимое. Вопрос об этом волновал Ермолова всю его жизнь. И в конце её, незадолго до смерти, он написал строки о том, что, может быть, России не стоит так держаться за Кавказ, потому что с точки зрения безопасности её южной границы Персия и Турция не могут ей угрожать, так как это слабые противники, которые сильны только поддержкой англичан.
В 1835 году Комитет по делам Закавказского края представил проект на рассмотрение Государственного совета. Проект носил название «Основные положения для областей, составлявших Закавказский край», который так и не получил законодательного оформления. Принципиальным противником этого законопроекта оказался генерал Г.В. Розен, назначенный на Кавказ вместо Паскевича в 1831 году. Он считал, сто мусульманские провинции ещё не готовы к нововведениям, и добивался сохранения комендантской (военной) системы управления. Он был уверен, что замена военного управления гражданским в русском варианте с его бюрократической волокитой возбудила бы недоверие населения к новой организации управления. Как человек дальновидный, он не отрицал необходимости реформирования системы управления, но считал, что этот процесс должен быть постепенным.
Однако в 1840 году императором был утверждён проект под названием: «Учреждение для управления Закавказским краем». В некоторых районах Восточного и Западного Закавказья вспыхнули волнения, в Южной Осетии, Гурии, Белоканах начались крупные беспорядки, которые были жестоко подавлены.
Ещё задолго до этих реформ, А.С. Грибоедов советовал не навязывать «здешнему народу не соответствующих его нравам и обычаям законов, которых никто не понимает и не принимает». [45; 219] Грибоедов был уверен, что только экономические связи России с Кавказом смогут нераздельно соединить оба государства. Этот тезис был положен им в основу проекта «Российской Закавказской компании», который Грибоедов разработал вместе с П.Д. Завилейским, но которому не суждено было реализоваться.
Той же политики придерживался и МС. Воронцов, который, объявляя вне закона Шамиля и его ближайших сподвижников, давал понять, что он проводит четкую грань между ними и остальным обществом. Он говорил о том, что русские войска пришли, чтобы освободить горцев от деспота и ничуть не затронуть исламскую веру или обычаи и права народа. Но в отличие от предыдущих наместников Воронцов считал оружие не лучшим помощником, ведь борьба велась, главным образом, против идеи. Посылая прокламации горцам, он пытался убедить их в том, что борьба с Россией не подходящий выход из конфликта. Такими действиями он способствовал расширению и так уже существующей в горских обществах оппозиции Шамилю. Главная задача, которую ставил Воронцов, была приобщение Кавказа к общероссийской государственности и гражданственности. Его политика - политика этатизма, то есть лишённая этноцентристских устремлений.
По закону 1846 года Закавказский край был разделён на четыре губернии: Тифлисскую, Кутаисскую, Шемахинскую и Дербентскую; в 1847 году был образован Прикаспийский край, в который в основном входили народы Дагестана, здесь была введена военная форма управления во главе которой находился командующий войсками. Джаро-Белоканская область и султанство Елисуйское получили военное управление. В 1849 году была образована Эриванская губерния. В основу системы административно-территориального деления края был положен принцип централизации, который должен был способствовать экономическому развитию разных его частей.
В целом, Воронцов изменил вектор российской политики в сторону реального сближения с местными народами, прежде всего, христианского вероисповедания, но вместе с тем, проводя неизбежную русификацию в области административной системы, старался избегать репрессивных методов управления, действуя с большой осторожностью и осмотрительностью.
Идея «восстановления православного христианства на Кавказе» не давала покоя кавказской администрации в период наместничества князя А.И. Барятинского. Установить на завоёванной территории свою веру он считал долгом православного государства. Он предлагал учредить особое братство по примеру средневековых рыцарских орденов в средние века, но на современной основе, под покровительством одного из членов Императорского дома, с ежегодными взносами, подпиской, организацией духовного образования в виде классов при семинариях, школ при церквах и монастырях для детей знатных горцев, изучении кавказских языков, переводов на кавказские языки Святого писания. Инициатива Барятинского встретила понимание у Александра II. Правда, забегая вперёд, можно сказать, что все попытки русской администрации по христианизации Кавказа, в том числе и учреждение Общества православного христианства на Кавказе, не имели успеха. Затраченные на его деятельность средства не были оправданы, разве что часть православного духовенства получила работу и средства к существованию.
апреля 1858 года было утверждено «Положение о Кавказской армии», первый документ, законодательно утвердивший военно-народную систему управления. Кавказская армия была разделена на военные округа. Командующие округами наделялись большей самостоятельностью в принятии решений, наместник, он же главнокомандующий, осуществлял общее руководство. В этом законе, определяющем военное положение армии, имелись статьи, касающиеся управления горскими народами, которые не вошли в состав гражданского управления. Таким образом, впервые была законодательно закреплена система военно-народного управления, получившая развитие в 1960-е годы.
Деятельность Барятинского не ограничилась преобразованиями в военной области, не менее активно он взялся за реформирование гражданского управления.
Если князь Воронцов обладал на Кавказе властью, равной власти министра, то князь Барятинский, создав из присутственных мест подобие министерств, носивших название департаментов, намного расширил границы своей власти.
Новая реформа сводилась к созданию системы местного управления, подобно той, что существовала в центральном аппарате. Палаты были преобразованы в департаменты, наделённые правами министерств, законодательная власть сосредоточилась во Временном отделении при Главном управлении наместника кавказского, а уже в 1859 году было утверждено «Положение о Главном управлении и Совет наместника кавказского».
Однако, все мемуаристы убеждены, что преобразования не имели особого смысла, так как не привели к ожидаемому эффекту, результатом стало небывалое увеличение штатов и расходов на их содержание, а в обществе утвердилось мнение о том, что некоторые структуры в аппарате управления создавались для обеспечения почётными и доходными местами особо приближенных к наместнику лиц.
В 1860 году образуются Дагестанская и Терская области с особым статусом. Учреждается канцелярия по управлению «Кавказскими горами», преобразованная в 1865 году в Кавказское горское управление, а в 1880 году в Кавказское военно- народное управление. Все отрасли управления соединялись в лице начальника области.
Александр III продолжил реформирование системы управления на Кавказе. Разработанный в Петербурге в конце 1881 года проект реформы административной системы Кавказа (введённый в действие императорским указом от 29 января 1882 года) характеризовался стремлением приблизить эту систему к общероссийским стандартам и максимально сократить автономию региональной администрации. Однако, если для Закавказья в результате реформы 1882 года были установлены общероссийские формы взаимодействия между центральными государственными органами и региональной администрацией, то на Северном Кавказе аналогичные преобразования практически зашли в тупик. К концу 1880-х годов весь этот регион вновь оказался под контролем военного ведомства. Упраздняются Наместничество и Кавказский комитет, вводится должность Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе и командующего войсками Кавказского военного округа. Однако эти и другие более частные изменения не меняли колониальной сущности управления. Сложившиеся к 1888 году формы взаимодействия центральных органов государственного управления и кавказской администрации существовали вплоть до конца XIX - начала XX вв.
Все противоречия решались в рамках военно-народной системы, сущность которой заключалась в передаче всех административных функций в руки представителей военных властей, наделённых особыми полномочиями.
Только глубокое понимание специфических особенностей региона, уважение традиций народа и умелая военная политика могли привести к нужным результатам. Накопленный военный опыт позволял уберечься от одних ошибок, но не страховал от других. И уж тем более, невозможно было избежать грубых просчетов, которые всегда сопутствуют колониальной политике.
Глава 3. Дагестан и Российская империя
. Социально-экономические и социокультурные особенности Дагестана
К началу XIX века Дагестан состоял из двадцати четырёх соперничавших друг с другом полунезависимых ханств и более шестидесяти вольных обществ.
Название «Дагестан» состоит из двух частей: «даг» - гора и «стан» - страна, что вполне соответствует географической особенности, которой обладает данная территория.
В плоскостном, приморском Дагестане, где в основном жили кумыки, имелись следующие восемь феодальных владений: шамхальство Тарковское, княжества: Буйнакское, Эндреевское, Аксаевское, Костековское, Эрпелинское, Карабудахкетинское, Казанищенское. Шамхал Тарковский был некогда номинальной главой в системе кумыкских феодальных владений. Его положение определялось тем, что он являлся влиятельным князем не только в Кумыки, но и среди остальных дагестанских ханств.
В Южном Дагестане - II феодальных владений: ханства Дербентское, Кюринское, Курахское, Какинское и Рутульское, майсумство Табасаранское. Владения кадия Табасаранского, султанство Елисуйское и Утамыгшское, уцмийство Кайтагское. Так же в Южном Дагестане было шесть бекств: Целегюнское, Испикское, Зухрабкентское, Кара-Кюринское, Микрахское, Гапцахское.
В среднем и центральном Дагестане наиболее крупными владениями были Аварское. Мехтулинское, Казикумухское ханства и небольшие ханства: Енухское и Гоцатлинское.
С таким огромным количеством отдельных владений связана пёстрая этническая картина в Дагестане. Народности формировались здесь в условиях активного взаимодействия на протяжении ряда столетий осёдлого коренного населения и многочисленных пришельцев-завоевателей.
Самой многочисленной дагестанской народностью традиционно являлись аварцы.
Центральную и Приморскую часть Дагестана заселили лакци (лаки), даргинцы, лезгины (и близкие к ним табасаранцы, агулы, рутулы, цахуры). Кумыки населяли часть Прикаспийской низменности от Терека вдоль Каспия до реки Орасай Булак. Так же в Дагестане обитали азербайджанцы, терекемийцы и горские евреи (таты).
Таким разнообразием территорий и народностей и определялся разный уровень развития каждого отдельного ханства. В целом, организация общества отличалась многостадиальностью: здесь вполне сохранялась тухумная структура общественной жизни, являвшаяся первичной стадией организации общины; в качестве второй стадии социальной организации выступала сельская или территориальная община;
более высокой стадией, придававшей экономике Дагестана переходный характер, являлось возникновение вольных обществ, вовлечённых в набеговую систему и придававших социальным отношениям горцев внутренний и внешний динамизм.
Что касается господствовавших в «вольных» обществах форм собственности (а именно: частная (подворная), родовая (тухумная), вакуфная (мечетская) и ханско-бекская), то они свидетельствовали о переходном характере общественных процессов, социальная природа которых была глубоко связана с разложением родоплеменных отношений и складыванием новых, феодальных. [27; 46]
Столь поздняя ломка патриархальной структуры определялась суровыми природно-климатическими условиями и скотоводческим направлением экономики. Всё материальное благосостояние горской семьи зависело от продуктивности скотоводства, ведь пригодной земли для выращивания урожая практически не было. Размеры пахотного участка на двор еле достигали 1 десятину. Конечно же, были некоторые районы в Дагестане, расположенные в выгодных природно-климатических условиях, но их можно рассматривать лишь как исключения. Горцы выращивали в который оставался главной сельскохозяйственной культурой), овёс, просо, лён, бобы, коноплю и чечевицу.
Важной составляющей, если не определяющей, экономической жизни горцев была набеговая система с целью захвата в плен людей, имущества и разных ценностей. Такой порядок жизни мог считаться исключительным, если бы был присущ только Дагестану, но горцы лишь повторяли историю многих народов, гораздо раньше прошедших через насилие и жестокости. Экспансия крупными и средними вооружёнными отрядами предпринималась не только отдельными горскими обществами или же их союзами. Её широко практиковали и военно-политические объединения, представлявшие собой форму государственного образования раннефеодального типа. Одним из таких образований было Аварское ханство. Оно оказывало большое влияние на окружающие вольные общества.
Политические отношения здесь облеклись в ряде случаев в патриархальную форму и содействовали укреплению деспотической власти аварского хана над массой крестьянского населения. Важным источником доходов была продуктовая рента, получаемая с зависимых крестьян и, конечно же, разбойные набеги на Закавказье. В 80-е годы XVIII века глава этого ханства Умма-хан стал грозой для соседей Дагестана. Совершая более чем 20-тысячным войском внушительные военные акции на Кавказе, он облагал подвергавшихся нападению тяжёлой контрибуцией.
Индустрия набега также решала проблему ухода с гор и переселения на низину.
Важное место в структуре дагестанского общества занимал тухум. Что обозначает родственную группу людей. Это патронимическое объединение, имеющее здесь, однако, существенные отличия от патронимий Северного Кавказа. Дагестанский тухум существует только как органическая часть джаамата (то есть союза общин). Ему также присуща предпочтительная эндогамия, хотя и не строгая. Это опровергает идеи М.М. Ковалевского о тождественности тухума и джаамата и тухума и рода. В основе джаамата лежит соседство равных и совладение территорий, перспектива его развития - гражданское общество и государство, в то время как основа тухума - противоположная схема кровного родства.
Дагестанские селения отличались от населённых пунктов других горных областей Кавказа своими размерами. Иногда это были настоящие микрогорода, чаще - многоквартальные селения, где родственники стремились селиться рядом друг с другом, но даже когда такой принцип расселения им удавалось соблюсти, то порядок жизни определялся вовсе не родственными связями. Там, где жилые дома располагаются ярусами друг над другом, где плоские земляные крыши нижестоящих построек служат жизненно важным пространством обитателей домов вышестоящих, а количество ярусов в селениях может достигать нескольких десятков, трудно придерживаться только родственных отношений. Там преобладали соседские, общинные связи и взаимные обязательства.
Итак, уровень развития феодальных отношений в ханствах Дагестана был разным. Различными были так же формы и методы взаимодействия внутри владений. В одном случае крестьяне в ханстве формально не были закрепощены на земле феодалов, а в других - крепостничество стало повсеместным явлением.
Как известно из летописей, «дагестанская страна, населённая многими народами, была источником учения и учёных, родником, откуда выходили храбрецы и добродетели». [46; 13]
Находившиеся на перекрёстке цивилизаций и обладавшие самобытной культурой народы Дагестана к XIX веку достигли значительного уровня развития науки и просвещения. Ребёнок мог получить образование, как дома, так и в школах при мечетях (мектеб и медресе). Там были общедоступные библиотеки и книги. И, конечно же, в каждом доме был Коран.
О больших успехах системы исламского образования свидетельствует то, что в Дагестане не только переписывают созданные неместными авторами труды, но и создают свою собственную разнообразную литературу на арабском языке. С течением времени сфера применения арабского языка в Дагестане растет, а в XVII-XIX вв. он получает здесь весьма широкое распространение.
Арабский становится главным языком в сфере образования. На нем пишут научные труды, литературные произведения, по-арабски ведут делопроизводство, он является языком официальной и частной переписки. Основной целью обучения в этой системе на первой ступени было освоение Корана и правил религии, и все изучаемые предметы должны были в этом помочь. Например, арабская грамматика изучалась для того, чтобы верно понимать смысл религиозных текстов и не искажать его, география - для верного определения сторон света и направления на Мекку, куда следовало обращать лицо во время молитвы, астрономия - для верного вычисления времени молитв, начала и окончания постов, математика была нужна при решении наследственных вопросов. Следующие ступени уже давали более широкие знания и призваны были способствовать погружению учащегося в исламские науки.
П. Услар писал: «Если об образованности судить по соразмерности числа школ с массою населения, то дагестанские горцы в этом отношении опередили многие просвещённые европейские нации. Учение доступно каждому горскому мальчику». [47; 425]
Учёных в горах обычно делят на три вида: суфии, муллы и алимы. Обыкновенный горец, научившийся читать хорошо и ясно рукописный Коран и молитвы, заканчивает свою учёбу тем, что заучивает ещё маленькие книжки «Сокращённые пути» и «Познание ислама», то есть самые начальные правила ислама.
Из таких учёных многие потом соблюдают праведный образ жизни, а именно делают то, что предписано религией (избегают лжи, воровства, употребления спиртных напитков, не пропускают молитв, часто посещают мечеть, соблюдают чистоту тела и многое другое). Таких людей называют суфиями. Те же, кто продолжают учиться и достигают успехов в переводе Корана на туземный язык, а также могут грамотно писать по-арабски, - называются муллами. И, наконец, те, кто постигает принятую в горах программу учения, становятся известными повсюду своими знаниями, называются алимами.
Выдающимися учёными, духовными наставниками народа в Дагестане были шейхи Магомед Ярагинский и Джамалуддин Казикумухский, оказавшие огромное влияние на историю всего Кавказа.
Потомков рода Пророка величают титулом Сеид. Самым почитаемым Сеидом был Джамалуддин Казикумухский. Он обладал ораторским искусством, знал множество наук и языков, в том числе и русский, что было в горах большой редкостью. Когда он читал Коран, который знал наизусть, горцы всегда были очарованы его голосом. Со всего Кавказа стекались к нему ученики. Вскоре он принял тарикат от Магомеда Ярагинского и стал его ближайшим последователем. Они призывали народ к покаянию и умеренности во всём. Начавшаяся же Кавказская война побудила их к активным действиям.
Так же нельзя не упомянуть о том, что у горцев была хорошо развита медицина. Горцы умели делать, например, даже такую сложную операцию, как трепанация черепа. Больного клали на скамью лицом вниз, руки и ноги связывали, а во рту давали держать кусок одеяла или подушки, так как наркоза тогда ещё не знали. Пациента, к тому же, держали ещё двое помощника лекаря. Затем, острым, заранее простерилизованным ножом горский хирург делал надрез на обритой голове, удалял инородные тела или сломанные кости, зачищал края уцелевших костей. Затем рану промывали, смазывали сливочным маслом и накладывали повязку. Обычно рана быстро затягивалась. Или, например, при лечении сломанных конечностей употребляли кожу, снятую с барана только что. Обёртывали повреждённую конечность мехом внутрь и не снимали в течение продолжительного времени, а кожа постепенно деревенела и напомнила сегодняшний гипс.
Самобытная культура Дагестана развивалась с течением времени. У горцев было много традиций. Но приведённые примеры в данном параграфе доказывают, что люди, населявшие Дагестан не были дикими и необразованными. По многим параметрам они превосходили европейскую цивилизацию.
. Мюридизм и его истоки
Ислам принесли на Кавказ арабы. Это произошло ещё в VII веке, во времена стремительных завоеваний Халифата. Арабы построили первую мечеть в Дербенте. Считается, что главным проповедником ислама в Дагестане был шейх и полководец Абу-Мулим, похороненный в Хунзахе. Арабы ушли, но ислам остался, постепенно вытесняя древние языческие культы.
К началу XIX века все дагестанцы были мусульманами, за исключением горских евреев, часть которых в своё время также приняла ислам.
Жизнь народов и государств складывается постепенно. Но всегда происходит какое-нибудь событие, которое переворачивает всё установленное тысячелетиями и наступает новый этап в исторической жизни народа. В цивилизованных государствах такой переход происходит безболезненно и обычно сознательно. Тогда, когда предполагаются известные результаты, способные более или менее улучшить жизнь людей. Но ничего подобного невозможно встретить у традиционных народов, исповедующих ислам. Деспотизм об руку с рабством - неотъемлемая часть менталитета мусульман. Не бывает радикальных перемен, единственное, на что способен такой народ только на смену деспота другим, возможно, ещё более жестоким. То же самое было заметно между племенами Восточного Кавказа. Наконец, единственная капитальная попытка к перевороту в Дагестане последовала со стороны не тех племён, которые были угнетены и которые отличались большей степенью образования, а именно со стороны тех, которые совсем не были знакомы с цивилизацией. Об этом пишет А. Руновский в записках «Мюридизм и газават по объяснению Шамиля». [19; 25]
Мусульманское общество Северного Кавказа испытало в XVIII - в первой половине XIX веков серьёзные потрясения. Ещё в XVIII столетии среди мусульманской духовной элиты зародилось движение против российского проникновения на Северный Кавказ. В первой трети XIX века оно было возглавлено сторонниками братства Накшбандия, которое активно распространялось на Восточном Кавказе, в первую очередь в Нагорном Дагестане. Впоследствии это движение за очищение ислама и газават против России будет называться мюридизмом. Но начало ему было положено ещё до Кавказской войны.
Ошибка многих учёных заключается в том, что они неправильно дают наименование местности, откуда мюридизм перенёсся на Кавказ, а точнее в Дагестан. Говоря об этом, практически все учёные называют Бухару, с чем не соглашается Шамиль (третий имам).
В эпоху царствования Александра I в Багдаде жил один учёный по имени Халид-Сулейман. Он вёл праведный образ жизни и стал известным во всём мусульманском мире, за исключением Кавказа. Впоследствии его имя было записано в число мусульманских святых. Неизвестно откуда он почерпнул свою учёность. Известно лишь только то, что от него именно перешло учение тариката в Дагестан, и что это случилось следующим образом.
Исмаил, житель селения Курдомир, известный во всём Ширване как учёный и богобоязненный человек, отправился в Мекку, исполняя долг мусульманина, на поклонение гробу пророка. Там он и услышал о Халид-Сулеймане и решил стать его учеником. Когда же Халид удостоверился, что его ученик усвоил все знания, которые тот ему дал, то отпустил учёного домой со следующими наставлениями - «передать тарикат жителю селения Яраги, Курали-Магоме, а ему приказать передать его в свою очередь, одному из нукеров Аслан-Хана казикумухского, Джемалэддину, состоящему при хане в звании мирзы, («секретаря»).
Ни того, ни другого Халид, конечно же, никогда не знал и ничего о них не слышал. Точно так же как не знал их и шейх-Исмаил. Но Халид говорил под влиянием карамата и потому не возбудил в своём ученике ни малейшего удивления. [19; 30]
Сверхъестественная сила в мусульманах проявляется в трёх состояниях: гымкулла, зульмат и карамат. Любой человек, вернее мусульманин может достигнуть этих состояний тогда, когда он предаётся молитве и чтению духовных книг. Наступление пароксизмов или обмороков случается в то время, когда молящийся, окончив чтение книг, начинает призывать имя Божие, что продолжается по нескольку часов без отдыха. Возвышая постепенно голос и устремляя свои мысли к Богу - мусульманин отрешается напоследок от всего земного и с диким воплем «Аллах!» падает в обморок. Бывали примеры, когда обморок заканчивался смертью. [19; 38]
В продолжение обморока некоторые, видимо, более любимые Богом, удостаиваются видеть рай, ад, и все подробности загробной жизни, а так же пророков и ангелов, и даже самого Бога.
Этим самым припадком был одержим и пророк Мухаммед, написавший (или вернее продиктовавший) весь Коран именно под влиянием видений.
Человек, достигший карамата, этого просветления, становится чистым как стекло и в свою очередь видит, как через стекло, все помыслы людей, не только входящих с ним в сношения, но и отсутствующих, которых он совсем не знает.
Итак, через шейха-Исмаила, а потом шейха-Мухаммеда (ученика Курали- Магомы) тарикат попал в Дагестан, так как его принял Джамалуддин Казикумухский.
На этом этапе учение мюридизма по уверению Шамиля, не имело никакого политического значения, а было принято во всей первобытной своей чистоте, или иначе, - в той чисто монашеской, чуждой мирских дел форм, какую проповедники учения старались придать ему. [19; 44]
Шамиль говорил, что, называя учение тариката мюридизмом, люди впадают в большую ошибку. Слово мюрид обозначает «искатель правильной дороги», а в более широком смысле «ученик», «желающий учиться». В то же время, слово «шариат» - «правильная дорога», следовательно, если уж что и можно было назвать мюридизмом, то именно шариат. [19; 48]
Итак, «Обращение его (Джемалэддина) совершилось без особых приключений». Но сделать выбор, кому дальше передать тарикат, он должен был сам. Около пяти лет Джемалэддин проповедовал учение в тишине и спокойствии. Как вдруг услышал о выдающемся уме и учёности Гази-Магомеда, который занимался распространением шариата. Предвидя в нём будущего проповедника тариката, джемалэддин звал его к себе. Гази-Магомед был уже наслышан о новом учении. Но не очень спешил познакомиться с ним. Однако случай встретиться им представился. Гази-Магомед решил испытать учителя. Он захотел явиться к муршиду инкогнито, а именно под видом раба, уговорив при этом своего товарища сыграть роль господина. Приехав к Джемалэддиву, Гази-Магомед устроился возле дверей, а товарища пропустил вперёд на почётное место на ковре. Заметив это, Джемалэддин сказал: «Что ты там уселся, Гази-Мухаммед? Иди сюда: твоё место здесь - впереди всех!» [49; 75] Больше доказательств Гази-Магомеду было не нужно. Он посвятил себя новому учению. Так же быстро он сумел убедить Шамиля воспринять тарикат и проповедовать его вместе с ним.
Однако «учение тариката действительно приобрело в Гази-Мухаммеде самого плохого последователя: его мятежный ум никак не мог согласить честолюбивых своих стремлений с требованиями тариката об отшельничестве и о сближении с верховным существом - способом хотя и нелепым, но непременно мирным». Однажды читая книги с Шамилем, Гази-Магомед предложил Шамилю «делать газават». [19; 64] Это привело к обострению разногласий с Джемалэддином и вообще в мюридистском движении, так как в учении не сказано ни слова о газавате, напротив оно предписывает держаться в стороне от всех войн.
Знамя войны подняли не муршиды (проповедники тариката), а последователи общего учения ислама, поэтому Шамиль считал, что мюридизм далеко не политическое и уж точно не военное течение. Опасность заключалась именно в общем учении ислама, ведь с детских лет мальчику внушали, что нет Бога, кроме его Бога, и самое богоугодное дело - это обращение всех людей к исповеданию этого Бога.
В контексте политизации ислама следует отметить и то, что в понимании джихада также существуют различные, порой прямо противоположные точки зрения. Каждый трактует его по-своему: от вооружённой борьбы за мировое господство ислама до созидательного труда и самосовершенствования верующих. Джихад ( араб. - священная война, война за веру, усилие) - одно из важнейших предписаний ислама, предусматривающее использование любых средств, в том числе войны, для распространения мусульманской веры.
Большей частью он понимается как священная война против неверных. Апелляция к джихаду содержится в Коране и кодифицирована в мусульманской юриспруденции. Под лозунгом джихада сам пророк Мухаммад и первые арабские завоеватели вели свои победоносные войны. В данной связи обращает на себя внимание тот факт, что в Коране довольно редко используется «аль-харб», означающее войну, но в то же время часто встречается слово «джихад».
На протяжении всей истории ислама джихад трактовался в зависимости от конкретных условий и обстоятельств. Поэтому вполне естественно, что различаются несколько толкований джихада. Это, во-первых, большой джихад, означающий борьбу каждого отдельно взятого верующего с самим собой против собственного внутреннего врага, против собственных страстей, наклонностей, пороков. Это духовный джихад, не имеющий ничего общего с войной в собственном смысле этого слова. В этом контексте важно учесть, что само слово «джихад» дословно переводится как «усилие», в религиозном значении под этим подразумевается усилие верующего на пути к Богу.
Во-вторых, внутренний малый джихад, то есть война в самом исламском мире «дар эль-ислам», имеющая своей целью борьбу против врагов в пределах самой общины верующих мусульман, или, иначе говоря, против вероотступников. Она призвана оправдать подавление силой как восставших меньшинств, так и политической оппозиции, не подчиняющейся исламским заповедям.
И, наконец, в-третьих, внешний малый джихад, направленный против неверных за пределами самого исламского мира, во внешнем мире, составляющем «дар эль-харб», или «мир войны». В тюркоязычном мире в качестве синонима данного толкования слова «джихад» нередко используется термин газават. Он может означать либо наступательную войну, призванную расширить границы мира ислама, либо оборонительную войну, направленную на защиту своей территории от вторгшихся на неё врагов. - гаджиев геополитика
Но вернёмся в XIX век, одним из главных идеологов мюридизма и Кавказской войны стал Магомед Ярагский, в своих обращениях к общинникам он проповедовал: «Будучи под властью неверных или чьей бы ни было... все ваши намазы, все урючи, все странствования в Мекку, ваш нынешний законный брак и все ваши дети - бичь (незаконные); самые жертвы бедным, чтение Корана, памятники умершим - с прибытием русских ничего не значат».
К тому же 1820-е годы оказались несчастливыми для горцев. Сначала сильное землетрясение, а затем чума унесли множество невинных жизней. В этой обстановке учение накшбандийзма пустило на Кавказе прочные корни. Ведь оно указывало "истинных" виновников всех бед, обрушившиеся на головы правоверных мусульман и показывало простой выход из создавшейся ситуации. Кроме того, учение говорило о равенстве всех людей. Это не могло не привлечь горцев, многие из которых находились в крепостнической зависимости у ханов.
Собрав войско в 5-6 тысяч человек, они отправились в первый поход на Хунзах (центр Аварии). Но поход окончился неудачей. Это был военной поход под знаменем новой идеологии, идеологии мюридизма, которая устанавливала новую формулу жизни горцев Дагестана газават.
Новое учение было направлено на изменение не только внешней, но и внутренней политики. В борьбе против неверных оно ставило перед имамами задачи реформирования всей внутренней структуры общества.
. Государственное строительство и Кодекс Шамиля
В конце концов он объявил Шамилю: "Что бы там ни говорили Ярагинский с Джамалэддином о тарикате, на какой бы манер мы с тобой ни молились и каких бы чудес ни делали, а с одним тарикатом мы не спасёмся: без газавата не быть нам в царствии небесном...Давай, Шамиль, газават делать". [46; 47]
По мере того, как росли ряды его сторонников, Гази-Магомед всё усиливал призывы к газавату, и вот, наконец, в 1829 году он начал активно готовить своих мюридов к газавату. Первоначально он повёл борьбу против племенных вождей Дагестана, чьи симпатии к мюридизму были под вопросом. Недолгая, но активная деятельность Гази-Магомеда была направлена в основном на привлечение этих племён в свои ряды с целью создания мощного дагестанского объединения для борьбы с Россией. Впоследствии он был убит в битве при Гимри, так и не дожив до осуществления своей мечты. Задачу объединения Дагестана и Чечни под знаменем мюридизма предстояло решать его последователям - Гамзат-беку и Шамилю.
Когда убили Гази-Магомеда, его тело выставили на всеобщее обозрение в Тарку, столице шамхала, как бы в доказательство победы русского оружия и для того, чтобы воочию показать мюридам, что этот представитель Аллаха на земле, святой имам, повержен могущественной Россией. Русские радостно поздравили друг друга с тем, что обрели, наконец, Кавказ.
Исчезнувший в это время Шамиль, тогда ещё практически неизвестный русским, не стал имамом, так как все считали его погибшим. Поэтому мюриды выбрали Гамзат-бека своим предводителем. Проведя несколько месяцев в горах и оправившись от ран, Шамиль вернулся в Гимры и вновь присоединился к движению. В течение последующих двух лет Гамзат с помощью Шамиля занимался распространением доктрин мюридизма и укреплением своих позиций, пока, наконец, в августе 1834 года вся Авария, за исключением Хунзаха, не признала его право на власть.
В сентябре и октябре 1834 года русские предприняли две успешные атаки на мюридов: первую - под командованием генералов Ланского и Клюгенау против Гимры, вторую - под руководством одного Клюгенау против Гергебила и Готсатла. Популярность Гамзата стала рассеиваться. Возможно, поэтому некоторые мюриды, осведомлённые о готовящемся заговоре со стороны Хаджи-Мурада, так и не донесли об этом своему предводителю.
Заговор по устранению Гамзата был спланировал очень тщательно, и в пятницу 19 сентября 1834 года, в полдень, когда имам направился в мечеть Хунзаха на дневную молитву, Хаджи-Мурад и его единомышленники напали на него и убили вместе с охраной. Изгнав мюридов, хунзахцы ввели в ханский дворец старую ханшу Кистаман, а Хаджи-Мурада выбрали своим старшиной.
Когда это произошло, Шамиля не было в Хунзахе, однако, услышав о случившемся, он собрал войска и направился в Хунзах, намереваясь наказать преступников. Но там уже образовалась сильная партия во главе с Хаджи-Мурадом. В этот же момент выступили русские войска для начала военных действий. Тогда Шамиль отступил к Гоцатлю, решив дать здесь решительный бой. Там он заставил дядю Гамзата отдать ему казну, а затем поехал в Ашилту, где и был провозглашён имамом и продолжил не только военные действия против русских, но и продолжал строить сильное и крепкое государство.
К 40-м годам XIX века на территории Дагестана и смежных с ним горных обществ было построено сильное государство Имамат. Столицей имамата при Шамиле была крепость Ахульго, затем селение Дарго, а после его разрушения русскими аул Ведено.
В состав Кавказского Имамата входила большая часть территорий Чечни,
Дагестана, а после 184 1-1842 гг. и Адыгеи. Численность населения, по разным оценкам, составляла от 500 тысяч, до 1 миллиона человек.
Чаще всего возникновение его связывают с именем третьего имама Шамиля и его успехами тех лет в борьбе против Российской империи. Между тем, начало данному государству положили два предыдущих правителя: Гази-Магомед и Гамзат- бек (объединили горцев под знаменем мюридизма и создали регулярные войска). Именно в 1820-х годах возник имамат и утвердился в 1834 году, когда Шамиля признали имамом. И если изначально имамат - это ставка верховного главнокомандующего, то постепенно возникало настоящее государство, структура которого постепенно усложнялась.
Придя к власти в 1834 году, Шамиль поставил перед собой задачи: объединение Дагестана и Чечни, и по возможности и всего Северного Кавказа в сильное государство; создание боеспособной армии для ведения антифеодальной и антиколониальной войны; учреждение государственных структур, действующих на основе шариата, выполнение своей религиозной миссии как имама мусульман Дагестана, Чечни и Черкесии.
В первые шесть лет правления нового имама власть висела на волоске: казалось, вот-вот ещё одна удачная экспедиция в горы - и с мюридизмом покончено (по крайней мере, с государством). Но с начала 40-х годов ситуация резко меняется, ещё вчера чуть не погибший Шамиль оказывается полновластным главой всего восточного и части западного Кавказа. [27; 180]
Наведя порядок в горах, Шамиль принялся за укрепление государственных органов и введение единой правовой системы. Он обновил Диван-хан (Государственный совет), состоявший из учёных, военачальников и других выдающихся личностей. Здесь решались дела государственной важности, обсуждались необходимые реформы, выносились даже иногда судебные решения. Решения в Диван-хане принимались на основе принципов Шуры, коллективности. Имаму принадлежало решающее слово только в делах военных операций и в некоторых других вопросах. Согласно положениям, утвержденным Шамилем, при Диван-хане имелись своеобразные министерства - отделы по делам налоговым, военным, общественного порядка, по надзору за исполнением шариата, судебным делам, по покровительству науке и ученым, по делам христиан, веротерпимости.
Для большей эффективности Шамиль разделил всю территорию на наибства (территории, границы которых совпадали с расселением народов и обществ), которые входили в состав трёх главных областей: Аварской, Андалальской и Чеченской.
Такое деление было удобно, так как имамат не имел чётких границ. Всего было учреждено более 50 наибств, во главе которых стояли наибы. Их назначал сам имам. Наибы были наделены широкими полномочиями и правами: они заведовали военными, судебными делами и гражданскими делами, Даже поначалу выносили смертные приговоры, но так как имущество казнённого поступало в распоряжение наиба, то это могло привести к корыстной подоплёке приговора, поэтому Шамиль взял эту обязанность на себя. Судебные уголовные дела были поручены муфтиям и их помощникам кадиям. Приговоры утверждал наиб, а исполняли мюриды.
Стать наибом мог любой горец независимо от происхождения, национальности и имущественного состояния. Всё зависело от личных качеств. Такая демократичность поддерживало в обществе уважение к власти и её учреждениям. Наибы подчинялись мудирам (генерал-губернаторам), которыми, как правило, были наиболее преданные Шамилю военачальники.
Замена старой консервативной системы управления, какой в Дагестане являлась ханско-бекская власть, происходила повсеместно и имела положительные последствия.
Для упорядочения деятельности наибов Шамиль издал специальный низам - «Положение о наибах». В нём указано, что наибы должны выполнять все требования имама, несмотря на согласие или несогласие с ними. Любое порицание имама или закона, или службы наиба карается строжайшим выговором перед народом. Глава восьмая устанавливает наказание за взяточничество (арест на 10 суток и оглашение проступка). В 14-й главе «Положения о наибах» Шамиль вводит новые положения относительно обязанностей наибов: «Наибы должны оставить решение дел по Шариату муфтиям и кадиям и не входить в разбирательство тяжб, хотя бы были они аулемами (учеными). Им предоставляется вести дела только военные. Этим низамом запрещается вручать одному лицу две должности (т.е. судебную и военную), для того, чтобы устранить всякое сомнение народа относительно наиба и пресечь всякие дурные и подозрительные помышления о нём». [19; 12]
Таким образом, можно проследить прогрессивную эволюцию системы управления Имаматом, которая состояла в разделении властей судебной и исполнительной. Этим положением Шамиль подтвердил эффективность модели управления, выбранной еще горцами «вольных обществ», которая состояла в непременном разделении этих видов властей. Как пишет Р. Магомедов, в те времена такой принцип был новшеством для большинства стран мира, включая и Россию.
Кроме того, Шамиль учредил казну - «Байтуль-мал», которая обладала функция министерства финансов. Главным сборщиком налогов был ближайший помощник и казначей Шамиля - Хаджияв, а на местах сбор налогов входил в обязанности наибов. Основными доходами были закат, подати с бывших ханских земель, хамус - пятая доля всех военных трофеев, добровольные пожертвования, штрафы, налоги с торговцев, имущество преступников и предателей, выкупы за пленных.
Шамиль был очень осторожен, вводя те или иные формы налогообложения. Он учитывал социальный состав населения, пытаясь найти опору в беднейших слоях, он уделял данной категории людей больше внимания. Но в Имамате не существовала точно установленная налоговая система, например, размеры и виды податей Шамиль часто менял. Одной из негативных сторон налоговой системы в Дагестане было то, что часть собираемых налогов оставалась в руках наибов, так как они считали, что введённые налоги - это повинности, которые должно выполнять на селение в пользу них. [46; 136]
Итак, Имамат - это военный, хорошо работающий государственный организм. Шамиль положил в основу государственного устройства естественные потребности его населения, общие для всех цели и природный характер горцев: свободу и равенство. Может быть, поэтому Имамат существовал в течение более 20 лет.
До образования в Дагестане имамата горцы руководствовались в своей домашней жизни адатом (обычаем), судились и решали все свои дела тоже по адату. Руновский пишет: «... «жить по адату», «судиться по адату» значит жить и судиться по тем неписанным правилам, которыми руководились с незапамятных времён народы, пребывающие в полудиком состоянии и ведущие более или менее патриархальный образ жизни». [19; 9]
Нелепость таких правил была ясна изначально, но проблема состояла в противодействии самого народа искоренению данной традиции. Первые два имама,
Гази-Мухаммед и Гамзат-Бек, действовали весьма не решительно по отношению к адатам, боясь возбудить недовольство у горцев. Опыт первых пяти лет восстаний привёл к осознанию несостоятельности системы и к необходимости ввести шариат. Такого рода деятельность и досталась на долю Шамиля.
Шамиль прекрасно понимал, что в учении шариата очень много содержалось противоречий, и некоторые постановления можно было трактовать по-своему, что в свою очередь могло привести к ещё худшим последствиям, чем использование адата. Он так же видел, что некоторые постановления, написанные 1200 лет назад, для народа, не имеющего ничего общего с горцами, были не применимы к быту и условиям данных людей. С этой целью имам дополнил и изменил некоторые постановления шариата. «Всё, что таким образом составилось, горцы называют «низамом», применяя этот термин к реформам по всем отраслям управления». [18; 33]
Все остальные законы и адаты, противоречившие низаму, были упразднены. Разночтения в исполнении самого шариата Шамиль также привёл к единообразию. Блуждания между различными толкованиями некоторых установлений шариата, которые Шамиль называл "несколькими дорогами", могли сбить с истинного пути не очень образованного или корыстного кадия. Чтобы пресечь возможность злоупотреблений, Шамиль сам определил "верный путь" и велел следовать ему всем остальным. При этом имам утверждал, что в самом шариате он ничего не изменил, так как невозможно изменить то, что установлено Богом.
Низамы Шамиля реформировали большинство отраслей права: уголовного, государственного, гражданского, земельного, административного, семейного и финансового.
Низамы определяли состав различных преступлений и устанавливали систему наказаний. Наиболее распространёнными видами наказаний были: денежный штраф, высылка, общественное осуждение, телесные наказания, содержание под арестом, смертная казнь. Демократизм установленных низамами норм превосходил все известные до той поры правовые системы мира.
Денежному штрафу подвергались только мужчины за такие преступления, как воровство, уклонение от военной повинности и умышленное прикосновение к женщине. Применение денежного штрафа по отношению к воровству было очень гуманным изменением, так как по Корану за данное преступление в первый раз должны были отсекать правую руку, во второй раз левую ногу, в третий - левую руку, в четвёртый - оставшуюся ногу, и в пятый - отсечение головы. Хорошо знакомые Шамилю наклонности народа внушали ему опасение придерживаться точного смысла постановления шариата.
Кроме того, Имам упорядочил брачный вопрос, установив калым в 20 рублей за девушку и 10 рублей - за вдову, строжайше запретил похищение невест и заключение браков беглецами.
Разводы в Дагестане были не редкостью. Чаще всего мужчины оставляли женщин, лишая её всяких имущественных прав. Шамиль же издал низам, по которому развод мог состояться по желанию мужчины или по обоюдному согласию. При этом: в первом случае жена получала право не только на то, что принесла в дом, но и на содержание в течение длительного времени.
Особое внимание уделил образованию. Начальное образование Шамиль сделал бесплатным и общедоступным. Образование имам считал самым важным оружием. Всеобщая грамотность даже удивляла тех, кто имел дело с горцами.
Самыми важными установлениями Шамиля были отмена кровной мести, уничтожение крепостного права и уравнение людей различного состояния в уголовной ответственности. Драки в горских селениях были явлениями частыми и обычными. Но героями таких происшествий всегда были люди богатые, несмотря на то, что равенство было в большом ходу, по крайней мере, на словах. Богатым всё сходило с рук. Шамиль же решил оградить слабого от жёсткой и несправедливой ответственности. Одно из правил шариата гласит: «Человека, пришедшего в чужой дом, в чужой сад, или в чужое поле для драки с хозяином или с членами его семейства, можно убить как собаку». Но другое правило шариата требует возмездие за пролитую кровь. [19;11]
Можно представить к какому результату приводили подобные указания. Шамиль уравнял шансы богатых и бедных. Он установил: «в случае смерти, причинённой во время драки человеку, пришедшему для этого в чужой дом (вообще в чужое владение), хозяин его освобождается от всякой ответственности, И если родственники убитого начнут мстить за его кровь, то сами они обратятся в убийц, подлежащих преследованию закона и мщению родственников убитого ими человека. Равным образом, если в драке будет убит хозяин дома или кто-либо из его домашних, тогда убийца должен подвергнуться мщению родственников убитого, даже при содействии правительства, если встретится в том надобность. Закон единый для всех. [19; 12]
Кровная месть была запрещена. Мщению не могли подвергаться ни родственники преступника, ни его имущество. Дело наказания виновных брало на себя государство.
А своими постановлениями о крепостном праве Шамиль разъяснил путаницу, господствовавшую в счетах владельцев с их крестьянами, и тем самым, положив начало свободы для многих, неправильно закабалённых в рабство, значительно облегчил участь других, которые, должны были остаться в крепостной зависимости. Несмотря на это он уничтожил крепостное право в селениях Ках, Куаниб, Xинниб и Тлягилюк, которыми с незапамятных времен аварские ханы владели на помещичьем праве.
Кодекс Шамиля был крайне демократичен. С помощью введённых законов имам пытался решить одну из главных задач - исправление общественной нравственности. Он вёл войну с внутренним варварством, ставя её на одну ступень с войной против Российской империи.
4. Российская администрация на территории Дагестана: характер взаимодействия
История возникновения и развития на Кавказе царской административно- политической системы - это своеобразная история российской бюрократии. Вслед за армией приходила администрация, что означало появление русского чиновничества в горах. Увы, но «...понятие «русский чиновник» терял свой этнодифференцирующий признак, становясь социально-политической категорией. Русские стали социально- образующей нацией...» на Кавказе. [45;133] Ведь возможность лёгкой наживы и бесконтрольного хозяйничанья на далёкой окраине манили туда всякого рода авантюристов. Их служба оговаривалась специальными льготами: за приезд давали чин коллежского асессора, различные денежные поощрения. Ермолов писал о чиновниках, что они «...почти все без знаний, а многие даже оказались не только не способными к исправлению дел или переписке набело бумаг, но ещё с дурным и развратным поведением». [67; 265] Кроме того, невозможно было избежать ни казнокрадства, ни взяточничества. Как не прискорбен был этот факт, но царское правительство ничего не могло сделать с этим. И только 11 июня 1849 года было издано «Положение о воспитании кавказских и закавказских уроженцев на счёт казны в высших и специальных учебных заведениях империи». Что позволило готовить чиновников из среды горского населения для государственной службы.
Первые меры по насаждению российской администрации были призваны контролировать управление на присоединённых территориях. Введение управления происходило в условиях военной обстановки, в процессе завоевания Россией всё новых территорий и их включение в существующую административную систему. Процесс вхождения под протекторат проходил тяжело как для русской, так и для кавказской стороны. Покорное население руководствовалось народными обычаями под надзором русских приставов, которые подчинялись командующему войсками в Северном Дагестане. Главный штаб военного управления находился в Темир-Хан- Шуре. Средний Дагестан с центром в Дербенте, окончательно отошедший к России по Гюлистанскому мирному договору, возглавлялся окружным начальником. Нередко присоединённые народы оказывали сопротивление новым для них формам управления. Таким было население Нагорного Дагестана. Для этих территорий была выбрана такая форма организации общества, как приставства, она носила черты скорее военного, чем гражданского управления.
Приставы - военные чиновники, которые первоначально назначались для надзора за жизнью внутри горских селений, не допуская всплеска враждебных настроений. Поэтому они не вмешивались во внутренние дела обществ. Но постепенно русская администрация присвоила себе и это право. Сам Александр I в рескрипте на имя Цицианова писал: «Что касается до горских народов, то едва ли не лучшею или не коренною политикою нашего существования должно, дабы отвращать между ними всякое единомыслие». [37; 27]
июля 1822 года был опубликован указ об изменении Кавказской административной системы. Кавказская губерния была переименована в область с четырьмя уездами. Губернским городом учреждён Ставрополь, вместо должности губернатора появилась должность начальника области, которую исполнял командующий войсками на Кавказской линии. Судебная система была разделена таким образом, что гражданским судопроизводством, основанным на местных обычаях, занимались приставы, которые назначались русской администрацией из представителей местной феодальной знати. Должности же главных приставов исполняли русские офицеры, а уголовные дела рассматривались в военном суде.
Несмотря на то, что данные методы управления пока не вызывали открытого протеста у населения, необходимо было вводить всё новое осторожно и постепенно.
Например, Ермолов ограничился сменой враждебно настроенных ханов, беков и кадиев на более лояльных, под непосредственным контролем военных чиновников и укрупнением некоторых административно-территориальных единиц.
Так шамхал Тарковский, сохранивший верность российским властям, получил в своё управление владения, изменивших им, аварского хана, джугунтайского бека и других. В Табасаране, управлявший им кадий, за антирусские настроения, был изгнан ещё в 1815 году, вместо него управление осуществлял комендант, но, после 1823 года, власть в Табасаране была передана бекам. В уцмийстве Кайтагском российская адмминистрация отстранила от власти прежнего хана, передав управление им бекам, находившимся под наблюдением пристава. Для управления уцмийством Башлы был назначен наиб, который следил, чтобы на его территории не селились новые жители, в случае мобилизации для военных действий обязан был возглавить отряд, составленный из жителей уцмийства, а также собирал подати в пользу казны. Наиб не имел права самостоятельно налагать наказания и штрафы, в его обязанности входило только информирование пристава, а тот уже должен был принимать необходимые меры. Иногда дагестанские селения подчинялись непосредственно приставу, в таких случаях гражданские дела разбирались по обычаю, дела духовные рассматривал кадий, а пристав подключался лишь тогда, когда участники судебных разбирательств оказывались недовольными, либо, когда необходимо было передать уголовное дело в военный суд.
Грибоедов писал по поводу управления: «Дайте народу им же самим выбранных судей, которым он доверяет. Если возможно, то не вмешивайтесь в его внутреннее управление, пусть в органах управления и в суде присутствуют депутаты, назначенные правительством, а в остальном же не прибегайте ни к какому насилию». [45; 219] Он считал, что только дав автономию населению, возможен диалог между двумя государствами.
Но в 1839г. произошли глубокие изменения в административном устройстве Дагестана. Генералы П.Х. Граббе и Е.А. Головин приступили к военно- административным преобразованиям.
Кумыки, считавшиеся покорными, были подчинены Главному кумыкскому приставу генералу Муссе Касаеву, в отношении которого несли повинности. А в отношении России они несли кордонную службу, то есть обеспечивали транспортные, дорожные работы, доставку дров. Повинности, конечно, воспринимались как нечто унизительное. Но главной причиной войны была администрация Граббе, вторгавшаяся во внутреннюю традиционную общественную структуру. В случае с кумыками наделение генерала Касаева обязанностями Главного пристава, что означала подчинение ему не только кумыков, но и соседних обществ, являлось отстранением местных владельцев от их обычной роли, что несло социальную опасность.
Для управления салатауовцами и гумбетовцами было создано Главное лезгинское приставство, через которое и осуществлялась власть российского военного командования. Так как гумбетовцы и андийцы раньше относились к подвластным Шамилю территориям, то к ним предъявлялись особые требования: 1. «Выдать аманатов и по одному «хорошему оружию с каждых 10 сакль»; 2. Исполнять все «требования» пристава; 3. Выполнять дорожные и подводную повинности; 4. Не переходить из одного аула в другой для постоянного жительства без дозволения начальства; 5. Избирать в каждом ауле старшину, ответственного за «порядок»; 6. Не давать убежища абрекам, мюридам, отказаться от участия в движении Шамиля». [27; 368]
В Аварском ханстве также произошли изменения. Когда в Хунзахе погибла ханская семья, резиденция стала яблоком раздора между местными владельцами и русской администрацией. Привлекала данная территория внимание своей обширностью и людскими ресурсами. Русское командование взяло власть в свои руки, а точнее под свой контроль. За очень короткое время, назначенный хан, Аслан - хан, был возведён до статуса российского генерала за неоспоримые заслуги (увеличил численность подвластного ему населения). Совместно с командованием он назначал старшин в вольных обществах и кадиев, разрушая традиционную систему выборов, а также данным селениям запрещалась практика набеговой системы, что не могло отразиться положительно. Кроме того, населению приходилось нести повинности, связанные с содержанием русского гарнизона.
В центральном Дагестане наиболее сильными были два общества: Акуша- Дарго и Андалал. Они не платили повинностей и фактически самоуправлялись. В Андалале, желая сохранить своё влияние, русское командование назначило жалование кадию.
Вся остальная подчинённая территория управлялась кадиями или ханами, подчинёнными русскому командованию. Кроме южно-дагестанских обществ, которые были полностью приведены в покорность специальной карательной экспедицией во главе с Е.А. Головиным. На этой территории были возведены укрепления - Тифлисское и Ахтынское. Эти общества управлялись особым окружным начальником, при котором был создан Диван. Сначала они платили дань, а позже стали облагаться новой податью.
Важно отметить, что в 40-х годах было учреждено Кавказское наместничество. Вслед за этим произошли и изменения в порядке управления всем краем со стороны правительственной власти. VI Временное отделение было закрыто, а Комитет по делам Закавказья с 3 февраля 1845 года стал называться Кавказским.
Он являлся органом высшего управления и надзора за местной администрацией, а нередко выполнял законодательные функции. Теперь наместник (так в своём письме Николай I назвал Воронцова, то есть в отличие от главноуправляющих, которые были до этого, наместник приобретал больше прав) обращался к царю через председательство Комитета. Но при этом все циркуляры комитета должны были быть санкционированы наместником, без которого не могло действовать на территории края ни одно из предписаний Комитета. Вообще, создавалось некое противоречие и путаница, при котором наместник всё же имел больше прав, чем Кавказский комитет. Но это не означало введение автономного управления или обособления от влияния общеимперской политики.
В 1860 году образуется Дагестанская область с особым статусом. Все отрасли управления (собственно военное или управление войсками, управление горскими народами на особых правах, ханское управление и гражданское) соединялись в лице начальника области. Ханско-бекское управление в 1864-1867-х годах было ликвидировано. Основной сутью военно-народного управления, учитывавшего в определённой степени и традиционные системы управления местных народов, всё же являлось недопущение любых антироссийских выступлений и беспорядков и жёсткий военно-колониальный контроль над местным населением. Областное, окружное, наибское и сельское управления, вытекая одно из другого, создавали довольно стройную вертикаль власти. «Положения» о сельских обществах, действовавшие в Дагестанской области фактически снизили роль общины, выдвинув на первый план не выборного, а назначаемого старшину, как непосредственного исполнителя воли и решений администрации. Царизм постепенно вкладывает в традиционные элементы управления другое социальное содержание, исходящее из интересов колониальной политики.
После того, как упраздняются Наместничество и кавказский комитет, вводится должность Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе и командующего войсками Кавказского военного округа, Дагестанской областью должен был управлять военный губернатор. Однако эти частные изменения не меняли колониальной сущности управления. А в 1899 году в Дагестане ликвидируются наибства и образуются участки по типу общероссийских.
Промахи Российской администрации в отношении горцев были одной из предпосылок Кавказской войны. Вся административная система насаждалась неумело и с помощью военной силы. Не были учтены традиционные особенности обществ и их менталитет. Повинности, насаждённые администрацией, легли тяжёлым грузом на плечи горцев, и стали унизительной обязанностью в их глазах. Горцы, сначала смотревшие на русских как на избавителей, оказались обманутыми.
Заключение
Взаимоотношения Российской империи и Дагестана невозможно рассматривать вне контекста Кавказской войны. Орлов писал Раевскому: «Через оную (войну) Россия потеряла много крови и соков. Но со всем тем в этой непрерывной войне есть что-то величественное, и храм Януса для России, как для Древнего Рима, не затворялся. Кто, кроме нас, может похвастаться, что ведёт вечную войну?» [35; 58]
Кавказская война - это столкновение двух противоположных реформационных «проектов», отягощённое субъективными и объективными моментами. Она затянулась на несколько десятилетий и представляет собой глубоко феноменальное явление, которое не исчерпывалось исключительно кровопролитными боями, а представляло собой глубокую и противоречивую картину взаимоотношений двух государств (России и Имамата).
«Историки часто преувеличивают географические масштабы Кавказской войны, преподнося её в виде сплошного фронта от Каспийского до Чёрного моря. Между тем, она шла на весьма ограниченной территории (горные районы Дагестана, Чечни, Черкесии), вне которой оставались просторы, населённые лояльными, невраждебными или просто безразличными к Россия народностями». [41; 408]
Проблемы Кавказа для России всегда были одними из самых сложных, порой болезненных. В начале XIX века Россия продолжает активно проникать на Кавказ. Цели, которые она преследовала, носили преимущественно политический характер.
Первой из них следует назвать потребность обретения новых, обусловленных геополитической ситуацией границ страны, необходимых для обеспечения стратегической безопасности южных районов империи, второй являлось стремление усилить своё влияние на Ближнем и Среднем Востоке посредством Кавказа.
В этих условиях у России, на первый взгляд, оставалось одно основное средство воздействия на ситуацию - военные действия. Однако, учитывая пророссийскую ориентацию немалой части кавказских народов, нельзя утверждать, что этот метод был единственным. К тому же в практике всех европейских держав были хорошо зарекомендовавшие себя способы контроля местной элиты: планомерное втягивание в совместные проекты, подкуп, заложничество, устрашение и так далее, вместе с тем приобщение к образованию и культурным ценностям. На данном этапе Российская империя смогла достичь значительных результатов, заключавшихся в присоединении больших территорий Закавказья, связанных с южнорусскими владениями России сухопутными и морскими коммуникациями. В состав России вошли Восточная Грузия, Абхазия, Мегрелия, Имеретия, Гурия, значительная часть ханства Северного Азербайджана. Однако, не все проблемы, стоявшие перед Петербургом, на Кавказе были решены: в отличие от народов Закавказья, горские народы Северного Кавказа практически не находились под российским управлением, что создавало постоянную угрозу тылам и коммуникационным линиям российских войск в Закавказье.
Кавказ - родина многих народов с их уникальными культурами, традициями, верованиями. На его территории исторически складывались своеобразные системы межэтнического взаимодействия. Само противостояние России и Кавказа основывалось, главным образом, на принадлежности воюющих сторон к слишком разным и слишком отдалённым друг от друга, исторически мало совместимым эпохам: Россия, переживавшая промышленный переворот и вступившая на капиталистический путь развития, столкнулась с горскими обществами, втянутыми в принципиально иную социальную стихию - в революционный переход к иерархическому обществу. Столь же контрастировали их внешнеполитические ориентиры: Россия тяготела к территориальному расширению и достижения статуса «сверхдержавы», а горцы Большого Кавказа обнаруживали устремлённость к совершенствованию военной организации и склонность к вооружённой экспансии. Лапин пишет, что это была война взаимного непонимания, непонимания основ и правил жизни представителями очень различавшихся друг от друга культур, культур в широком значении данного термина. [54; 56]
Процесс интеграции носил конфликтный характер. Царизм понимал, что фактически твёрдого подданства в начале XIX века не наблюдалось, поэтому пришлось покорять многие народы. На Северном Кавказе сохранялось состояние «военной тревоги», часто вспыхивали восстания. Постоянная озабоченность российских властей проблемой обеспечения безопасности и политической стабильности в регионе обуславливала их приверженность к чрезвычайным методам управления и репрессивным мерам, которые, в конечном счёте, вели к замедлению интеграционных процессов. Доминирующими становятся преимущественно силовые методы покорения горцев. Наиболее активно политику самодержавия проводит в 1818-1825-х гг. генерал Ермолов, которому удалось комплексом различных военных и экономических мер разбить военный союз феодалов и утвердить российские порядки на значительной территории. Но данная политика и усиление феодального и социального гнёта, в конечном счёте, привели к началу народно-освободительного движения горцев. В этот период кавказскую политику царизма отличают жестокие военно-карательные действия, торгово-экономическая блокада, использование широкого арсенала политических и идеологических взглядов, направленных на разобщение и ослабление горских народов.
На контролируемой территории по мере возможности вводятся приставства, военно-окружные управления, предпринимаются попытки ввести губернско-уездное управление (1840г.), происходят административные изменения в масштабе всего региона и появляются отдельные элементы управления, которое в будущем станет называться военно-народным.
Фактически на территории Северо-Восточного Кавказа действует специальное управление, являвшееся разновидностью военно-колониальной власти, отличной от общероссийского режима, основной целью которого было держать покорённое население под жёстким контролем, не допускающим в будущем повторения и возникновения новых антиправительственных выступлений.
Административно-судебная политика целиком и полностью вытекала из вышеотмеченной цели. Традиционное самоуправление заняло низшее, подчинённое положение в системе управления. Судебная система зависела от административной и, по существу, являлась её придатком.
Социально-экономическая политика, несмотря на то, что фактически превращала регион в аграрно-сырьевой придаток империи, способствовала развитию горских народов в новых политико-экономических условиях в составе Российской империи.
И всё же, несмотря на грубые просчеты, всегда сопутствующие «колониальной» политике, процесс имперской интеграции на Кавказе набирал силу и приобретал характер фундаментального и уникального явления. Происходило это во многом потому, что, при всех перегибах, преобразование формы и сути проводилось постепенно - даже там, где социальная восприимчивость к новому была чрезвычайно высока. «Политическое» и «экономическое» завоевание должно было быть закреплено «культурным», без которого невозможно было интегрировать местные народы в имперскую систему.
Национальный колорит не вытеснялся и не подавлялся, а органично сращивался с имперской культурой, дополняя и обогащая ее. Не только кавказцы заимствовали у русских, но и наоборот: русские охотно щеголяли кавказской атрибутикой, гордились своей "кавказскостью" как некой особой идентичностью. "Русская" тема глубоко проникала в грузинскую, армянскую, азербайджанскую и горскую литературу, а Кавказ стал неотразимым источником вдохновения для русских поэтов и писателей. [43; 47] В крае возникли новые российские крепости, выполнявшие целый ряд мирных функций. Со временем они становились политическими, социально-экономическими, инфраструктурными, культурными центрами региона (Владикавказ, Грозная, Нальчик). Здесь рождались разнообразные плодотворные и гибкие формы взаимодействия, была создана разветвлённая система коммуникаций, позволявших достигать и военно-стратегические цели, и обустраивать присоединённые территории. Построенные военными дороги, переправы и мосты дали мощный толчок развитию торговли и интеграции разных частей региона с Российской империей. Появлялись учебные заведения (аманатские, гарнизонные, полковые и другие школы), в которых получали образование дети русских военных, чиновников и представителей местных народов.
Российская империя в целях расширения территории ведёт экспансионистскую политику по отношению к Кавказскому региону, при этом она предлагает данной области более привлекательную альтернативу развития, чем могли предложить Турция или Персия. Так же важным фактором было единство веры метрополии и её колоний. Постепенно «процесс имперской интеграции на Кавказе набирал силу и приобретал характер уникального явления. Происходило это во многом потому, что в России образ империи символизировал вовсе не господство одной нации над другими и не типичные отношения между метрополией и её колониями. Он воплощал в себе сверхидеологию, добровольное самоотождествление, состояние ума и души человека, независимо от его веры, этнического происхождения, социальной Принадлежности, уровня образования и культуры». [43; 46] Но, несмотря на это, методы интеграции в имперскую систему приводили к большему разжиганию конфликта. Конечно, во взаимоотношениях империи и Дагестана находилось место и жестокости, и милосердию. А чем дольше длилось противостояние, тем сильнее стороны проникались взаимным уважением. Но неумелая и неуместная политика порождала столкновения. А непонимание жизни, традиций, обычаев и тем более местности и тактики ведения борьбы горцев приводило к бесполезным жертвам с обеих сторон.
Социальная история и культура горного Дагестана по-своему уникальна. Она являла собой образец той формы социально-политического развития, при которой общинные отношения, достигнув расцвета, доминировали, не позволяя складываться отношениям феодальным. В итоге в позднее средневековье и в новое время там существовали десятки независимых или полунезависимых от соседних ханств союзов общин или «вольных» обществ, и они в значительной степени формировали общий облик страны гор.
Образ жизни общества чётко отражал в себе горное селение, с линиями- ярусами сплетённых в одно целое жилищ семей. Они не то чтобы терялись в такой аульной застройке, но именно подчинялись её общему ритму. Вся традиционная система жизни была нацелена на формирование сознания (чувства) собственного достоинства. Образ горца - образ властелина мира. Одежда, осанка, жесты, мимика - всё имеет повышенное значение. Поэтому изучаю общество Дагестана во взаимоотношениях с Россией, необходимо обращать внимание не только на политические и экономические стороны процесса сближения двух государств, но и на психологические. Только изучив и поняв менталитет горцев, можно объяснить их поведение по отношению к России.
Многие учёные считают горцев дикарями и не понимают их ожесточённого сопротивления власти России. Как видно из данного исследования Дагестан был экономически отсталой страной, главная особенность - это традиционность во всём.
Несмотря на это во многих сферах жизни горские общества опережали европейские страны, как например, в медицине и в образовании.
Дагестан, не только символ, но и реальная военная сила, противостоящая политике России. Шамиль, имам, стоящий во главе созданного государства, претендовал на собственную модель развития. Он сумел создать военное государственное образование, достаточно крепкое, чтобы противостоять напору Российской империи и, в то же время, развиваться внутренне. Шамиль создал стройную и эффективную систему управления, опирающуюся на концепцию мусульманского государства об имамате и традиции местного самоуправления. Несмотря на то, что социальную дифференциацию в Имамате не удалось ликвидировать и провозглашённый принцип равенства всех мусульман лишь сгладил, притупил классовые противоречия, в тех исторических условиях объединение горцев в единую государственную систему было прогрессивным явлением. Имам покончил с властью местных беков ханов, осуществил первый опыт политического объединения горских народов в единое централизованное государство. Как военно-теократическое мусульманское государство с некоторыми элементами демократии Имамат явился высшей формой организации горцев во главе с Шамилем, в руках которого была сосредоточена власть над всей контролируемой им территорией. Однако при решении важнейших вопросов, связанных с деятельностью основных функций государства: военно-политических, социально-экономических, административно-судебных, конфессиональных, фискально-налоговых, семейно-бытовых, решение подобных вопросов выносилось на главный военно-шариатский совет государства - диван-хану.
Поражение Имамата было предопределено целым комплексом причин: участившимися «сбоями» систему, вызванными неумелым, нерадивым, а зачастую и корыстным использованием своего служебного положения многими представителями новой военно-административной и религиозной «элиты» Имамата; сохранением социальной дифференциации; незавершённостью начатых преобразований. Деспотизм наибов, экономическое истощение страны, кровопролитные сражения и убыль населения вызывали недовольство и возмущение простого народа. Стремясь продлить существование Имамата, не получив реальной помощи из стран Востока, Шамиль всё чаще прибегает к крайним мерам - угрозам и репрессиям, но эти суровые меры не дали ожидаемого результата.
Движение горских народов было безусловно освободительным. И поэтому восставшие горцы в достижении своих целей использовали все возможные и невозможные действия.
Это была борьба между Шамилем и Россией за власть над умами и душами горцев. Обе стороны применяли к объекту соперничества силу убеждения и убеждение силой, в зависимости от ситуации. В 20-50-е гг. XIX века победителем являлась то одна сторона, то другая - существовало равновесие сил.
К концу XIX века интеграция так и не была завершена. Среди факторов, удерживавших населённые коренными народами территории Северного Кавказа в составе России, по-прежнему основное значение принадлежало фактору силовому. Такая ситуация фактически не обеспечивала России прямых экономических выгод, а также не позволила в полной мере достичь и тех стратегических целей, которые империя ставила перед собой в черноморско-кавказском регионе.
Список источников и литературы
Источники
Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. - Тифлис, 1866-1904.
Апухтин И. Кавказ и присоединение его земель к России. - СПб., 1903.
Бакиханов А-К. Гюлистан-и Ирам. - Баку, 1926.
Гаджи-Али Сказание очевидца о Шамиле / Ред. В.Г. Гаджиев. - Махачкала, 1995.
Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20-50-е гг. XIX в. - Махачкала, 1959
Ермолов А.П. Записки. - М., 1991.
Ковалевский А.И. Народы Кавказа. История завоевания Кавказа. - СПб., 1915.
Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. - М., 1890.
Лапинский Теофил (Теффик-бей) Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Нальчик, 1995.
Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. - Одесса, 1882.
Лобанов-Ростовский М. Записки о Кавказе 1840-х-1850-х годов. - М., 2010.
Марков Е. Очерки Кавказа. - СПб., 1887.
Материалы по истории Дагестана и Чечни (первая половина XIX века). - Махачкала, 1940.
Омаров А. Воспоминания муталлима. - Махачкала, 1990.
Памятники обычного права Дагестана XVII-XIX вв. Архив. Материалы / Сост. Х.М. Хашаев. - М., 1965.
Потто В.А. Кавказская война. - М., 2000.
Романовский Д. Генерал-фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский и Кавказская война. - СПб., 1881.
Руновский А.А. Мюридизм и газават по объяснению Шамиля. - Махачкала, 1996.
Руновский А.А. Кодекс Шамиля. - СП6., 1862.
Русско-дагестанские отношения в XVIII - начале XIX в. Сборник документов / Отв. ред. В.Г. Гаджиев. - М., 1988.
Сборник сведений о Кавказе. - Тифлис, 1898.
Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. - М., 2000.
Фадеев Р. Шестьдесят лет Кавказской войны. - М., 2007.
Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом. - Тифлис, 1907.
Литература
Акопян В.З. Северный Кавказ: история и современность: Учебное пособие. - Пятигорск, 2007.
Арапов Д.Ю. А.П. Ермолов и мусульманский мир Кавказа // Вестник Московского университета. Серия 8. История. - 2001. - № 6.
Багиров М.К. К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля. - М., 1950. Блиев М.М. Базаров Р.С. История Осетии с древнейших времен до конца XIX. - Владикавказ, 2000.
Блиев М.М. Россия и горцы Большого Кавказа на пути к цивилизации. - М., 2004. Блиева З.М. Кавказское наместничество в середине XIX века: становление новой административной стратегии//Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия: Общественные науки. Приложение. - 2003. - № 9. Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие. - М., 2002. Бушуев С.И. Из истории внешнеполитических отношений в период присоединения Кавказа к России. - М., 1955.
Гаджиев А.Г. Роль России в истории Дагестана. - М., 1965. Гаджиев Б.И. Царские и шамилевские крепости в Дагестане. - Махачкала, 2006. Гаирбекова З.С. Кавказская война - синтез процессов военного конфликта и политической консолидации // Вестник Ленинградского государственного университета им. А С. Пушкина. Т.4. История. - СПб., 2013. - № 2.
Гаирбекова З.С. Кавказская война как столкновение исторических времен, культурных миров, этнических мировоззрений//Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. Т.4. История. - СПб., 2012. - № 3.
Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана. - М., 1998.
Гасаналиев М.М. Деятельность генерала И.В. Гудовича на Кавказе в начале XIX века//Вопросы истории. - 2011. - № 8.
Гатагова Л.С. Россия и Северный Кавказ: 400 лет войны? - М., 1998.
Гатагова Л.С., Трепавлов В.В. Кавказская война//Преподавание истории в школе. - 2006. - № 1.
Гордин Я. Зачем России нужен был Кавказ? Иллюзии и реальность. - СПб., 2008. Губаханова Р.А. К вопросу об организации управления Дагестаном во второй половине XIX века // Из истории дореволюционного Дагестана. - Махачкала, 1976. Дадаев Ю.У. Наибы и мудиры Шамиля. - Махачкала, 2009.
Дамирчиев Э.И. Империя как политический феномен: теоретико-методологические аспекты исследования: Дисс....канд. полит. наук. - М., 2010.
Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. - М., 2003.
Дегоев В.В. Кавказ в составе России: формирование имперской идентичности//Кавказский сборник. - Т.1 (33). - М., 2004.
Дегоев В.В. Кавказская война: альтернативные подходы к её изучению//Вопросы истории. - 1999. - № 6.
Дубровин А.В. История Кавказской войны XIX в.: источники личного происхождения // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 1: Регионоведение, философия, история, социология, юриспруденция, политология, культурология. - 2012. - № 4.
Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. - СПб., 1871-1888. История Дагестана: В 4 тт. - М., 1967.
Ибрагимова З.Х. Генерал А.П. Ермолов на Кавказе // Преподавание истории в школе. - 2010. - № 9.
Кавказ и Российская империя: проекты, идеи, иллюзии и реальность: Начало XIX - начало ХХ вв./Сост. Я.А. Гордин и др. - СПб., 2005.
Кавказская война: уроки истории и современность. - Краснодар, 1995.
Казиев Ш.М. Имам Шамиль. - М., 2003.
Казиев Ш.М. Карпеев И.В. Повседневная жизнь горцев северного Кавказа в XIX веке. - М., 2003.
Каймаразов Г.Ш. Очерки истории культуры народов Дагестана. - М., 1971. Кандур М. История Кавказских войн 1819-1859 годов. - Нальчик, 1996. Каспэ С.И. Империя и модернизация. - М., 2001.
Киняпина Н.С. Административная политика царизма на Кавказе и в Средней Азии в XIX веке // Вопросы истории. - 1983. - №4.
Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. - М., 1984.
Клычников Ю.Ю. Деятельность А.П. Ермолова на Северном Кавказе (1816-1827). - Армавир, 1998.
Клычников Ю.Ю. Российская политика на Северном Кавказе (1827-1840 гг.). - Пятигорск, 2002.
Копцева Е.Ю. Изменение плана военных действий на завершающем этапе Кавказской войны // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: История. Политология. Социология. - 2011. - № 2.
Красняков Н.И. Организация управления Кавказскими территориями Российской империи (XVIII - начало XX вв.): обзор и основные законодательные акты. - Екатеринбург, 2009.
Лапин В.В. Армия России в Кавказской войне XVIII - XIX вв. - СПб., 2008.
Лапин В.В. Кавказская война - война взаимного непонимания // Россия и Кавказ:
История. Религия. Культура. - СПб., 2003.
Лапин В.В. История Кавказской войны: Пособие к лекционному курсу. - СПб., 2003. Лапин В.В. Кавказская война//Кавказ и Россия. Прошлое и настоящее: История, обычаи, религия. - СПб., 2006.
Лапин В.В. Новейшая историография Кавказской войны // Отечественная история. - 2008. - № 5.
Лапин В.В. Русская армия в Кавказской войне XVII-XIX вв. // Английская набережная, 4. Вып.5. - СПб., 2007.
Лапин В.В. Хронологические рамки Кавказской войны в контексте ее историографии // Вестник СПбУ. Серия 2. История. - 2007. - № 3.
Леденев А.Ю. О связях горских народов Кавказа с Россией в конце 40-х - начале 50-х гг. XIX века. - Ставрополь, 1980.
Ляшиченко Е.Н. Политика Росси на Северном Кавказе в XVIII-XIX вв.: к вопросу о феномене кавказских войн // Россия и мир: вчера, сегодня, завтра. - М., 2002. Магомедов Р.М. Обычаи и традиции народов Дагестана. - Махачкала, 1992. Магомедов Р.М. Россия и Дагестан: страницы истории. - Махачкала: Даг. кн. изд-во, 1987.
Матвеев В.А. Россия и северный Кавказ: исторические особенности формирования государственного единства (вторая половина XIX - начало XX в.). - Ростов н/Д., 2006. Матвеев В. Е. Концепт «империя» в современной научной литературе: Дисс....канд. ист. наук. - Омск, 2008
Мунаев В.С. Деятельность М.С. Воронцова на Кавказе в 1844 - 1854 гг.//Вопросы истории. - 2010. - № 10.
Муратова Е.Г. Изучение истории Северного Кавказа XIX - начала XX в.//Вопросы истории. - 2010. - № 5.
Муханов В.М. Покоритель Кавказа князь А.И. Барятинский. - М., 2007.
Муханов В.М. Советская историография Кавказской войны XIX в. (1917-1941 гг.) // Первые открытые исторические чтения «Молодая наука». - М., 2003.
Нахшунов И.Р. Экономические последствия присоединения Дагестана к России (дооктябрьский период). - Махачкала, 1956.
Национальная политика в императорской России: цивилизованные окраины. - М., 1997. Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления. - М., 1998.