Внутренняя политика Екатерины Великой

Внутренняя политика Екатерины Великой

Внутренняя политика Екатерины Великой

Содержание

Введение

Глава 1. Экономическая политика Екатерины II

1.1Политика в области сельского хозяйства и итоги её реализации

1.2Промышленность России во второй половине XVIII в.

1.3Торговля России в 60-90-х гг. XVIII в

Глава 2. Система государственного устройства в 1760-1790-х годах

2.1Губернская реформа 1775 г.

2.2Городская реформа 1785 г.

2.3Уложенная комиссия и другие выборные органы власти

2.4Первые шаги к правовому государству

2.5Период «закручивания гаек» (1789-1796)

Заключение

Список источников и литературы

Введение

В российской и мировой истории немного найдётся монархов, которых часто достаточно называть просто по имени, без присовокупления порядкового номера, чтобы всем было понятно, о ком идёт речь. К числу таких относится и Екатерина II, которую тоже достаточно часто именуют просто Екатериной (как в данной работе будет делать и автор), и эпитет «Великая», которого её нередко удостаивают, в этом отношении представляется излишним.

Чем же заслужила это Екатерина II? Великими военными победами и расширением пределов Российской державы? Бесспорно. Одно присоединение Крымского ханства, столько веков терроризировавшего своими набегами Россию и не только Россию, является большим достижением. И необходимо отметить, что большинство работ, посвящённых эпохе Екатерины, делают основной акцент как раз на внешнеполитической и военной истории. Однако из известных истории взглядов на государственную политику со стороны самой Екатерины II следует, что важнее другое.

А.Б. Каменский, который считает политику Екатерины II «достаточно цельной, направленной на реализацию определённой программы», выделил пять принципов императрицы в управлении страной: просвещать нацию; создавать и поддерживать «добрый порядок и законы»; иметь «хорошую и точную полицию; содействовать «расцвету государства и изобилию»; создавать государство, «сильное в себе и уважаемое соседями». Таким образом, мы видим, что сама Екатерина ставила просвещение, «добрый порядок и законы» и экономический «расцвет и изобилие» выше военного могущества. Поэтому необходимо обратить внимание в первую очередь на внутреннюю политику екатерининской эпохи.

Актуальность работы обусловлена в первую очередь необходимостью изучить екатерининский период как один из важных этапов развития России в направлении внедрения современных (причём зачастую «современных» не только по представлениям XVIII в., но и более поздним, иногда вплоть до нашего времени - например, правового государства) государственных институтов. В сочетании с ростом внешнего могущества страны (пожалуй, ни в одно царствование по крайней мере до Екатерины II Россия так не усиливалась) само по себе делает актуальным рассмотрение различных аспектов отечественной в эпоху Екатерины. Причём, поскольку, как уже сказано, большинство работ, посвящённых эпохе Екатерины, делают основной акцент на внешнеполитической и военной истории этого периода, в первую очередь актуально исследование внутриполитических аспектов. Однако в полномасштабном историческом контексте вопрос об актуальности можно поставить и гораздо шире.

Часто говорят, что история - это политика, опрокинутая в прошлое. Спор о том, способна ли Россия к развитию и прогрессу при нормальных (в том числе либеральных) правителях или только при деспотических вроде Ивана Грозного, Петра I и Сталина, возникает снова и снова. Равно как ведутся споры и о том, была ли либеральной правительницей Екатерина (противники этой точки зрения указывают, например, на усиление при ней крепостного состояния крестьян, на жестокое подавление Пугачёвского восстания, на расправу с Н.И. Новиковым и А.Н. Радищевым. Этими продолжающимися историческими спорами и необходимостью дать ответ на поставленные вопросы обусловливается ещё большая актуальность и практическая значимость работы.

Что касается научной новизны работы, то тут всё неизмеримо сложнее. Тема «Екатерина II» неисчерпаема, в историографическом обзоре будет приведена лишь небольшая часть имеющейся литературы. Тем не менее некоторые поставленные в работе задачи будут призваны по-новому осветить ряд, казалось бы, хорошо известных вопросов.

Историографический обзор.

Что касается литературы, то необходимо отметить, что есть многочисленные работы о самой Екатерине как личности и государственном деятеле, а так же и те работы, которые в той или иной мере описывают и её эпоху.

Дореволюционную историографию темы хотелось бы начать с работы П. Н. Гуляева. В свое работе он рассматривает правовые реформы Екатерины, пишет о состоянии российского права в более позднее время, но с описанием в том числе и правовых преобразований Екатерины.

В описании церковной политики Екатерины и в частности проблема секуляризации церковной собственности, принадлежащего историку А. Завьялову. Автор считает меры принятые Екатериной зависели отчасти от господствовавших стремлений века, к которым была причастна и сама императрица, отчасти от её личного характера, отчасти, наконец, от отношения общества того времени к духовенству.

Труд замечательного русского историка Ивана Дмитриевича Беляева(1810-1873) очень подробно рассказывает нам о жизни крестьян со времен Киевской Руси и до 18 века. Беляев создавал эту книгу в годы подготовки крестьянской реформы 1861 и стремился дать ответы на вопросы современности.

Работа Николая Дмитриевича Чечулина посвящена состоянию финансов, но в ней освещаются и более общие вопросы состояния экономики страны. Н. Д. Чечулин пишет, что финансовая и вообще экономическая сторона является наиболее слабой и наиболее мрачной стороною екатерининского царствования.

Уголовно-правовые взгляды одного из наиболее выдающихся ученых-юристов своего времени Г.И. Солнцева в 1907 году помогает нам разобраться в нормативных аспектах того времени. И понять какие все же изменения были при правлении императрицы.

В 1909 году появляется работа Александра Александровича Кизеветтера (1866-1933) о городовом положении при Екатерине Второй. В большей степени именно по данной работе понятна политика в отношении городов и конкретно городская реформа 1785 г.

О правовых реформах в дореволюционный период пишет и С.Н. Викторский в 1912 году. Больше всего конечно это касается смертной казни в данный период. Так например он считал, что усиление или применения кровавой расправы надо отнести к некоторым чисто внешним влияниям.

Делая вывод по дореволюционному периоду, необходимо отметить большой вклад историков в изучение данной эпохи. Работы данных ученых охватывают более обширные периоды времени, но посвящённые также и отдельным аспектам политики Екатерины. Что позволяет нам не только оценить, но и сравнить политику Екатерины Великой с разными эпохами и другими правителями.

Следующая группа работ посвящена истории России в XVIII в., в том числе и екатерининской эпохе - здесь надо упомянуть в первую очередь историков советского периода. Одним из которых является Н.Рожков, который рассматривает эпоху как социальную динамику.

Немало авторов занимались более детализированным исследованием отдельных аспектов екатерининской политики и/или жизни отдельных групп населения в царствование Екатерины, например, в первой трети ХХ в. Так например русский экономист и историк Михаил Иванович Туган- Барановский более подробно рассматривал промышленность, состояние фабрик и заводов в данную эпоху. В своей книге он пишет о том, насколько правление Екатерины было удачным в промышленной отрасли.

Также одним из тех кто занимался отдельным аспектом екатерининской политики является историк М.И. Антоновский, который в большей степени затрагивал отношения Екатерины с оппозицией и проблемы жизни податных сословий в России.

Но есть и те авторы, которые затрагивали не только период правления Екатерины, но и занимались куда более длительными периодами, чем отдельными правлениями. Одним из таких историков был Василий Осипович Ключевский. В своей работе, я не раз уду опираться именно на работы В. О. Ключевского.

Один известный российский ученный-юрист Михаил Николаевич Гернет (1874-1953) в своей работе рассматривает правовые реформы, конкретно о состоянии российских тюрем и связанного с тюремным заключением права, тоже в том числе и с упоминанием преобразований Екатерины.

Из позднесоветских авторов заслуживает упоминания, например, Сергей Мартинович Троицкий, который в свой работе больше затрагивает крестьянский вопрос, точнее, проблема разрешения сельскому населению торговать.

Политику в отношении торгово-промышленного сословия, включая переселенческую политику и другие преобразования, связанные с размещением населения затрагивает в своей работе Владимир Максимович Кабузан(1932-2008).

В 1979 году под редакцией Владимира Васильевича Мавродина(1908-1987) вышел сжатый, но содержательный в плане насыщенности фактическим материалом труд - учебник для студентов педагогических институтов. В нашей работе мы будем часто опираться именно на работу В.В. Мавродина.

В работах советского историка Аркадия Ивановича Комиссаренко так же имеется описание церковной политики Екатерины Великой.

Рассмотрев работы историков и научных деятелей советского периода, можно сделать вывод, что все они рассматривает историю правления Екатерины более подробно, чем в дореволюционном периоде. Конечно может быть это связано тем, что уже были доступны многие документы с екатерининской эпохи, но именно с этого периода, я считаю, начинается более подробное изучение данной эпохи.

Наконец, поскольку, как сказано, предлагаемая работа представляет собой не только изучение собственно царствования Екатерины II, но и его исследование в широком историческом контексте, надо упомянуть и тех авторов, произведения которых не затрагивают непосредственно деятельность Екатерины, но дают материал для сравнительно-исторического анализа.

Одним из постсоветских авторов, который затрагивает политику Екатерины только косвенно, является советский и российский историк Руслан Иванович Скрынников(1931-2009).В своей книге он только затрагивает в сравнении екатерининский период.

Работы историка Сергея Михайловича Соловьева также охватывает более обширный период в истории, но затрагивают эпоху Екатерины Великой. Именно благодаря его работам, можно произвести анализ и сравнить ее правление и преобразования с другими эпохами.

Российский историк и доктор исторических наук, профессор Евгений Викторович Анисимов также только косвенно затрагивает правление Екатерины, но его работа о Петре I и об альтернативных вариантах развития страны в его период, помогает раскрыть и понять какое наследство досталось Екатерине и какие отношения и преобразования были до ее правления.

Однако есть в постсоветском периоде и те авторы, чьи работы основываются именно на определенных аспектах правления именно Екатерины Великой. Одним из таких авторов и является Н.В. Козлова, которая в своей работе затрагивает проблемы городской политики при Екатерине, в частности, «Жалованная грамота городам», но в первую очередь в её работе освещены проблемы купечества. Также одним из авторов, чья работа заключается именно в правлении Екатерины, является Г.И. Смагина. В своей работе она затрагивает проблему просвещения в екатерининскую эпоху.

Сравнительный анализ можно произвести и в работах Николая Ивановича Костомарова. До екатерининской эпохи он свой труд довести не успел, поэтому в данной работе будут использованы преимущественно его выкладки, связанные с временами Петра и отчасти первых Романовых.

Но также более обширные периоды времени охватывает А.Г. Лисин и Н.В. Упоров, в своих работах они затрагивают правовые реформы, конкретно о состоянии российских тюрем и связанного с тюремным заключением права, второй автор затрагивает также влияние на этот аспект российской жизни новых европейских веяний. К ним также можно Б.Н. Миронова, который пишет об отношении власти и дворянства в том числе и в период царствования Екатерины.

Известный историк А.Б. Каменский на основе многочисленных документов, в частности, найденных в российских архивах и впервые публикуемых, пытается по новому объяснить феномен великой императрицы, развенчивает некоторые мифы и легенды, вот уже не одно десятилетие окружающие имя этой талантливой женщины, оставившей заметный след в истории России. Модели российских реформ - "модернизация" Петра Первого и преобразования Екатерины Второй - позволяют сравнить и понять, каким образом происходило перенесение западных моделей на российскую почву, как решалась задача повышения эффективности управления как в условиях острого кризиса, так и в ситуации внутренней стабильности.

Работа С. Н. Берышева посвящена комплексному описанию правления и политики Екатерины, в том числе и интересующим нас темам. Однако опираться на его работу мы будем совсем немного.

Один из авторов, преимущественно на которого мы будем опираться в данной работе, будет историк Ольга Игоревна Елисеева. В частности будем затрагивать ее работы о жизнь дворянства и многие другие аспекты той эпохи. Так же автор, работы которого, я рассматривала в большей степени, является Михаил Михайлович Богословский. Который посвятил свои труды истории всего XVIII в., отведя большое место в том числе и екатерининской эпохе.

Российский писатель и историк Буровский Андрей Михайлович хоть и не совсем затрагивает период Екатерины, а пишет о Петре и о первых Романовых, в самых разных аспектах, но я так же много упоминаю о нем в своей работе. Так как это позволяет сохранять последовательность и делать сравнительный анализ. А.Л. Янов в своей работе о Николае I совсем косвенно цепляет и затрагивает екатерининский период. В этом также помогает и работа И. Н. Шумейко. Его работа посвящена широкому анализу достижений и ошибок династии Романовых в целом, в том числе в ней затрагиваются и разные аспекты деятельности Екатерины.

Из иностранцев необходимо отметить Дэвида Гриффитса. Помимо общих работ о Екатерине, его перу принадлежит также анализ системы политических взглядов императрицы. Он один из лучших знатоков истории России XVIII века. Автор воссоздает круг идей эпохи Екатерины II, анали- зирует мировоззрение императрицы и изменение ее взглядов во времени. Благодаря этому Гриффитсу удается проникнуть в реформаторские замыслы Екатерины II, понять ее социальную политику и внешнеполитические проекты. Написанные ясно и увлекательно, статьи Гриффитса привлекут внимание не только специалистов, но и всех, кто интересуется историей XVIII века

Также в работе мы будем затрагивать работы Доннерта, Э. Каррер дАнкосс и Мадариага де Исабель, но они писали не столько о Екатерине, сколько о России в ее эпоху в целом. Но это тоже позволяет нам узнать как видели иностранные авторы эту эпоху. Но и конечно во внимание попадает работа К. Валишевского, хотя он и российский подданный по рождению, но большую часть жизни провёл в Париже, а в Польшу вернулся только после получения ею независимости, поэтому его бесспорно следует признать иностранцем. Здесь будут использованы его работы о Смутном времени и о Петре.

Делая вывод по постсоветскому периоду, можно сказать, что здесь уже авторы пишут не только, делая акцент только на определенный период, но и берут историю в обширные периоды - историю в целом. Конечно, благодаря работам этого периода мы можем больше рассуждать, делать анализ и выводы к чему же привела политика Екатерины. В данный период вошли авторы, чьи работы издавали только после их смерти, чьи работы были замечены и выведены в свет как наилучшие работы, повествующие о том времени.

В оспаривании некоторых сложившихся в отношении Екатерины (попутно - и некоторых других исторических персонажей) стереотипов и видится научная новизна предлагаемой работы.

Объектом работы является внутренняя политика царствования Екатерины II, предметом - комплекс реформ, проводившихся императрицей.

Итак, цель работы - охарактеризовать внутреннюю политику Екатерины II.

Задачами работы являются:

-показать процесс становления Екатерины II как государственного деятеля;

-проанализировать социально-экономические и политические реформы Екатерины II;

-раскрыть особенности политического мировоззрения Екатерины II и влияние его на ход и исход преобразований;

Методология работы заключается в применении сравнительно- исторического метода и метода комплексного анализа.

Помимо произведений самой Екатерины (её «Записки», «Наказ» Уложенной Комиссии 1767 г., а также переписки с Г.А. Потёмкиным), в работе использованы также сборник «Российское законодательство Х-ХХ веков» и историко-статистический справочник по Российской Империи, изданный вскоре после смерти императрицы.

Работа состоит из введения, двух глав и заключения.

Во введении раскрывается тема работы, объект и предмет, разъясняются актуальность, практическая значимость и научная новизна работы, ставятся цель задачи, определяются методы исследования, приводится краткий историографический обзор, раскрывается структура работы.

Первая глава посвящена анализу экономических преобразований Екатерины по отраслям (сельское хозяйство, промышленность, торговля) и их результатов. Отдельными подпунктами выделены достижения Екатерины в области неприкосновенности собственности («Жалованные грамоты» 1785 г. и не только).

Вторая глава анализирует политические реформы екатерининского времени как на общегосударственном уровне, так и на местном, с отдельным анализом политики на вновь присоединённых территориях (в первую очередь, бывших польских). Особыми подпунктами выделены шаги по созданию правового государства, по созданию выборного начала, а также по вновь присоединённым территориям и по последним годам царствования Екатерины.

В заключении на основании анализа степени выполнения поставленных во введении цели и задач подводятся итоги работы и делаются выводы.

При Елизавете Петровне Екатерина, 17 лет (1744-1761) прожившая в России в качестве жены наследника престола, «узнавала» страну, не стесняясь расспрашивать знающих людей о положении дел. В короткое правление мужа, Петра III, Екатерина уже принимала участие в государственных делах, причём, есть основание думать, участие серьёзное. Например, эпохальный «Манифест о вольности дворянской», освобождавший дворян от обязательной службы, равно как и некоторые другие результаты этого короткого царствования решительно не вяжутся с характером Петра, в зрелом возрасте продолжавшего играть в солдатики, обучать жену ружейным приёмам и ставить в караул, однажды повесившего прямо в своём кабинете над столом «согласно «Воинскому Артикулу»» крысу, съевшую сделанного из клейстера солдатика. К тому же, наделав каких-нибудь глупостей, Пётр III шёл к жене за советом, и она его выручала. Зато «Манифест о вольности дворянской» очень вписываются во всю последующую политику Екатерины.

«Узнавание» продолжилось и в первые годы царствования, например, во время поездок по стране, когда императрица расспрашивала купцов, промышленников и других, как сказали бы сейчас, деловых людей, как идут дела, не стесняют ли их действующие законы и/или чиновники,

«подзадоривала» к конкуренции и т.д.

Из сказанного уже очевидны экономические взгляды Екатерины. И действительно, она основывала их на «здравом смысле», в частности, на учении тогдашнего «либерала № 1» Адама Смита, с трудами которого вполне могла быть знакома через его русских учеников, например, через С.Е. Десницкого.

1.1Политика в области сельского хозяйства и итоги её реализации

Основой экономики Екатерина считала сельское хозяйство, и на тот момент это было правильно, если учесть, что даже в Англии, самой передовой стране того времени, «промышленный переворот» в эти годы только начинался. В России же дворяне составляли 4% населения, государственные крестьяне - 26%, частновладельческие - 56%, тогда как все прочие сословия, включая сельскохозяйственных казаков и однодворцев - 14%.

Сельское хозяйство оставалось весьма примитивным, земля обрабатывалась различными видами сохи, от более совершенных двузубой («перовой») и двуральной («перекладной») до самых примитивных (вроде суковатки) на Севере, где сохранилось ещё подсечное земледелие. Только в чернозёмных губерниях земля обрабатывалась деревянным плугом (по- украински - «сабан»), запряжённым 3-4 парами волов; только к концу XVIII в. в передовых помещичьих хозяйствах соху вытеснил плуг, появились «катки гладкие и с зубьями», усовершенствованные бороны и т.д.

Сеяли главным образом рожь, ячмень, овёс, полбу, лишь в некоторых южных губерниях преобладала пшеница, которая постепенно вытесняла рожь и в передовых помещичьих хозяйствах. Урожаи не превышали «сам-3 - сам-5», обычным явлением были голодовки.

При этом проблемы были не только у крестьян, но и у дворян, хотя и неизмеримо меньшие. Интересно, что М.М. Богословский рассматривает положение смоленской шляхты - как известно, Смоленщина достаточно долго (1405-1514, 1611-1654) находилась под властью Литвы и Польши. Так вот, смоленская шляхта жаловалась на более тяжёлые по сравнению Польшей налоги, грустно вспоминала о прежних «вольностях» и в челобитной Екатерине II в 1762 г. вспоминала о том, что «всякий шляхтич имел право в деревнях своих приумножать и получать себе всякие доходы и к приращению оных заводить всякие заводы и … строить корчмы, мельницы и отпускать в портовые места сельские продукты без платежа пошлин и всяких податей в казённые сборы, кроме подымных».

Но ещё тяжелее было крестьянам. В наказах при выборах Уложенной комиссии 1767 г. дворяне жаловались на побеги крестьян, в основном в Польшу, хотя от побегов крестьян, конечно, беднели и дворяне: так, в 1756 г. из 1394 смоленских дворян только 349 имели 20 и более крепостных душ.

О крепостном праве по отношению к крестьянам мы ещё будем говорить, здесь же отметим, что при Петре I крепостным стало и дворянство. Жизнь дворянина при Петре была жизнью военного, причём не офицера, а солдата на вечной службе, начиная с 15 лет и непременно с солдатских чинов. Служба была бессрочной - до болезни или смерти. Тяжесть службы порождала массовое укрывательство дворян …, с которым правительство боролось с помощью жестоких кар. Например, в 1711 г. 53 офицера, не явившиеся после отпуска в полк в Киевскую губернию, были лишены поместий, а их жёны с детьми были выселены из имений. По указу 1720 г. дворянам, уклоняющимся от службы, грозили наказание кнутом, вырывание ноздрей и вечная каторга. Военная служба была настолько тяжёлой, что некоторые дворяне предпочитали записываться в купцы или даже в крестьяне, чтобы только от неё избавиться. Дворяне не освобождались и от телесного наказания наравне с «подлыми людьми».

А.М. Буровский приводит примеры того, как морских офицеров, заблудившихся со своими кораблями в тумане, запарывали за это насмерть. Голштинский посланник Берхгольц говорит о поручике, состоявшем при императорском дворе, которого отослали на галерный флот и перед тем жестоко высекли. Примеры можно продолжать, но и этого достаточно, чтобы понять, что дворянство при Петре было не менее, если не более, бесправно, чем прочие сословия.

Мы не будем здесь долго говорить о том, как страна «докатилась до жизни такой» - это отдельная большая и сложная тема. Добавим только ещё один штрих: многие ставят Петру в заслугу то, что он отменил обращение к царю подданных (включая представителей высшей знати) с поименованием себя «холопами». Однако М.М. Богословский обращает внимание на то, что термин «холоп» был заменён ещё более унизительным - «раб». «Раб», указывает он - это хуже «холопа»: если второе означает просто служебное отношение, то первое - бесправие по отношению к господину. И приводит примеры: так, в 1727 г. А. Девиер (петербургский полицмейстер, между прочим) был выпорот за то, что не оказал «рабского респекта» цесаревне Анне Петровне. Постоянно встречаются в документах того времени выражения вроде «рабски рассуждая» или «не моё рабское дело», а в 1740 г. честно служившие дворяне названы «верными рабами» и т.д. Так вот положила этому конец Екатерина II, специальным указом заменившая слово «раб» словом «подданный».

Подводя итог, скажем кратко: после полувека «опрично-смутного кошмара», когда население было фактически лишено каких-либо прав, сословных, имущественных и каких-либо других, включая элементарные гарантии физической безопасности, при первых Романовых восстановился более или менее нормальный европейский порядок, снова «порушенный» Петром I. Петра считают главным «европеизатором», однако на самом деле в плане реальной, а не показной европеизации Пётр делал прямые шаги назад. Это касалось прав личности, прав собственности, выборного начала, независимой от государства Церкви и многого-многого другого.

О крепостном праве мы ещё поговорим отдельно, а пока отметим: побеги крестьян (не только смоленских) в Польшу начались при Петре. Доходило до того, что в Сенате всерьёз обсуждался вопрос о размещении вдоль границ всей русской армии, чтобы закрыть пути к бегству. Да и как было не бежать, если налоги постоянно собирались без учёта платежеспособности населения и недоимки росли непрерывно? В 1723 г. они составляли в среднем около половины положенного к уплате. А ведь в XVII в., по единодушному свидетельству польских и западных авторов, положение «третьего сословия» в Польше было тяжелее, чем в России.

В XVIII в. ситуация принципиально изменилась - беглые знали, что в Польше таких повинностей нет, а только заплати за грунт и панскую работу, а в прочем во всём волен. Кроме того, в Польше не было тяжёлых для населения казённых винной и соляной монополий. Из Смоленской губернии, например, к началу правления Екатерины насчитывалось 50 000 беглых.

Бежали крестьяне и от одних помещиков к другим (и те их принимали - руки-то рабочие нужны!), и на заводы - а оттуда их можно было вернуть только после долгого разбирательства в Мануфактур- и Берг-коллегиях.

При преемниках Петра, особенно при Елизавете, эти крайности начали ликвидироваться, в частности, по части обязательной службы послабления начались с 1736 г., со времён Анны Ивановны, а Манифест о вольности дворянской 18 февраля 1762 г. окончательно освободил дворян от службы. Интересно, кстати, что в своих наказах в Уложенную комиссию 1767 г. дворяне Кашинского уезда просили восстановить обязательность службы для дворян, чтобы они могли «показать заслуги свои перед Отечеством, за те преимущества, которыми они от государя своего пожалованы», но только на десять лет. И в самом деле, продолжительная дворянская служба разоряла помещиков экономически, они, понятно, этого не хотели, и предшественники Екатерины постепенно с этим состоянием покончили.

Однако не так было с крестьянами - крепостное состояние продолжало усиливаться. Но об этом речь ниже, а пока отметим ещё один аспект: крестьянство разоряла также и введённая Петром система, когда воинские части определялись на постой к обывателям, преимущественно к сельским (казарм в провинции тогда ещё было недостаточно). «А на постое солдаты «несмирно стоят и обиды страшные чинят, так что и исчислить их неможно. А где офицеры их стоят, то ещё горше чинят», вплоть до того, что выгоняют хозяев на улицу. Примерно то же творилось и при Анне Ивановне, и В.О. Ключевский, цитировавший и приведённые выше слова, сравнивает это положение дел с татарским нашествием. Но и к началу правления Екатерины ситуация была, хотя и получше, но не принципиально. По- прежнему достаточно обычным делом было, что солдаты отнимали у обывателя последнее.

Неудивительно, что крестьяне массами шли в «разбои». Начало массовому разбою положено было тоже при Петре. Беглым давали сроки, чтобы вернуться, с 1715 по 1721 гг. эти, как говорят сейчас, «deadlines» переносились шесть раз, но большого успеха эти амнистии не имели. Многие из беглых подавались в «разбои», число разбойников превосходило всякое воображение. Их шайки контролировали целые волости и даже провинции, иные насчитывали сотни и даже тысячи человек. В Орловской провинции разбойники создали целый укреплённый лагерь и несли службу не хуже солдат (надо думать, беглые солдаты всё и организовали - Авт.), под Воронежем отбили три полевые пушки и т.д. По некоторым сведениям, 30-40% мужского населения подались в бега и 5-6% - в разбойники. Около Твери и Ярославля разбойники разгуливали совершенно безнаказанно, «бушевали» в Клинском, Волоцком, Можайском, Белозёрском, Пошехонском и Стародубском уездах, останавливали партии рекрутов, забирали их в свои шайки и производили пожары. Ввиду того, что молодых и здоровых дворян отправили на службу, ловить разбойников было просто некому. Уже после Петра, в 1728 г., в Пензенском уезде было «много набродного народу, до 5000 человек», объединявшегося в ватаги численностью до 200 человек, которые жгли помещичьи усадьбы и много ещё чего делали в том же духе. В Алатырском уезде против «разбоев» планировалось послать воинскую команду во главе с полковником, а то и генерал-майором.

На момент восшествия на престол Екатерины ситуация существенно улучшилась, тем не менее на воровство и разбой не жалуется редкий дворянский наказ в Уложенную комиссию. Например, пензенские дворяне сообщают о жестокой расправе над неким помещиком Тонзуковым, причём сами помещики признавали, что основа разбойников - беглые крепостные, однако упорно не желали признавать, что самая главная причина разбоя - крепостное право как таковое.

Не лучше разбойников были и иные помещики. Так, в 1742 г. богатый вяземский помещик Грибоедов (предок автора «Горя от ума»? - Авт.) напал во главе отряда дворовых на усадьбу помещицы Бехтеевой, выгнал её и сам поселился в доме. В 1754 г. орловские помещики братья Львовы в званиях советника, асессора и корнета выступили против поручика Сафонова с «армией» в 600 крестьян. Состоялось форменное сражение, 11 человек было убито, двое пропало без вести, 45 получили тяжёлые ранения. М.М. Богословский не сообщает ни о чём подобном после Елизаветы Петровны, что даёт основание предположить, что начиная с Екатерины II подобные эксцессы стали всё же редким исключением, а не нормой.

Всего сказанного, по нашему мнению, достаточно, чтобы сказать: Екатерине досталось трудное наследство.

Начнём опять же с проблем дворянства. По мнению значительной части последнего, освобождения от службы обязательной было мало. Например, очень важна была проблема частной собственности.

Собственно, вся политика Романовых начиная с царствования Михаила Фёдоровича предусматривала постепенное повышение роли и статуса частной собственности, конфискации имущества становились всё более редким делом. Если Иван Грозный фактически отменил частную собственность на землю, жалуя её временно за службу (что привело к страшному разорению страны, так как временщики-опричники действовали по принципу «ободрать мужика как липку, пока не отобрали, а там хоть трава не расти»), то Романовы восстановили наследственную собственность при условии службы владельцев. Интересно, что при переходе Смоленской земли в 1654 г. от Польши к России местное дворянство, при всех перечисленных выше проблемах, не заметило больших перемен в праве собственности с юридической точки зрения.

При Петре I снова усилились конфискации имущества у дворян (хотя формально наследственную собственность никто не отменял), после него размах конфискаций значительно уменьшился, и в основном частная собственность была восстановлена до состояния времён первых Романовых, однако законы были очень запутаны, и к моменту начала царствования Екатерины II многие землевладельцы не знали, законно ли они владеют землёй.

Отметим поэтому, что законченного своего состояния (кроме крестьян, о чём ниже) вопрос о неприкосновенности частной собственности достиг только в царствование Екатерины II. Императрица придерживалась однозначных взглядов на эту проблему и в ст. 296 своего «Наказа» Уложенной комиссии писала: «Всякий человек имеет более попечение о своей собственности и никакого не прилагает старания о том, в чём опасаться может, что другой у него отымет».

Манифест 28 июня 1782 г., привязанный к двадцатилетней годовщине воцарения императрицы, даровал право собственности на землю и недра, на фабрики и заводы, а также снял введённый ещё Петром запрет на использование лесов.

А в 1785 г. дворянству была дарована «Грамота на право вольности и преимущества благородного российского дворянства» (более известная как

«Жалованная грамота дворянству»), которая, помимо монопольного права на владение крестьянами, землями и недрами земли, помимо права на торговлю, заведение торгов и ярмарок (чего, как мы видели, дворяне так долго добивались и о чём подробная речь впереди), помимо освобождения дворян от налогов и телесных наказаний, помимо права обращаться с прошениями о своих сословных пользах и нуждах к губернатору, а через выборных - в Сенат, а также помимо подтверждения освобождения от службы, дворяне получили главное - неотъемлемое право собственности и неотъемлемое дворянство. Лишение дворянства теперь могло иметь место только по решению «суда равных», то есть дворянского сословного, утверждённому верховной властью. Право собственности становилось полностью неотъемлемым, и даже при «лишении всех прав состояния» за тяжкие преступления собственность переходила к наследникам.

Одновременно была дана и «Грамота на права и выгоды городам Российской Империи», но о ней ниже.

Так вот, крестьяне ничего подобного не получили. Есть сведения, что Екатерина II собиралась дать такую же грамоту и крестьянам, но … передумала. И до самых Столыпинских реформ крестьянам частная собственность не была гарантирована. Почему так произошло? Попытаемся разобраться.

Черновик «Жалованной грамоты сельским жителям» также предполагал разделение их на шесть категорий, как и горожан, и первые две категории освобождались от телесных наказаний. Крестьяне должны были выбирать свои выборные органы. По словам Д. Гриффитса, все три «Жалованные грамоты» вместе представляли собой конституцию, какая возможна в «дореволюционном значении этого слова».

Крестьяне подлежали суду помещика по неуголовным делам. Но в проекте прав «низшего рода людей» крестьянам должна была быть возвращена правосубъектность, отнятая Петром. Они должны были обладать правом собственности на движимое имущество (впрочем, ограниченное помещиком). Свободные крестьяне должны были арендовать помещичью или государственную землю «за цену или дань, сходную с плодами той земли» (статья 260 «Наказа» Екатерины Уложенной комиссии; отметим в скобках, что о передаче крестьянам хотя бы части земли речи не идёт, и это существенный изъян - Авт.). Крестьяне имеют право подачи иска на помещика за злоупотребления. Продавать крестьян, разлучая семьи, запрещено.

Однако, как уже сказано, «Жалованная грамота сельским обывателям издана не была. Почему? Из-за сопротивления дворянства? Бесспорно. Но не только поэтому. Екатерина боялась, что слишком явные преимущества государственным крестьянам перед крепостными могут вызвать волнения последних. Однако есть основания думать (мы это разберём в следующем пункте), что она не отступила от своего замысла, а лишь отложила его.

М.И. Антоновский писал в 1780-х гг. (это высказывание вынуждена процитировать даже официальная советская историческая наука 1936 г.): крестьянин имеет собственность, способен передать то, чем владеет, в наследство, дать в приданое за дочерью и т.д. Будь дело иначе, не наживали бы крестьяне капитала по 100 тыс. рублей и более (огромная сумма по тем временам; о крепостных предпринимателях - «капиталистых мужиках» - речь ещё пойдёт ниже).

Вообще, долго жившие в России иностранцы - например, французский дипломат Л. Сегюр, известный деятель южноамериканского освободительного движения Ф. Миранда, англичанка М. Уилмот - отмечают достаточно высокий уровень жизни в тогдашней русской деревне. Крестьянское хозяйство, например, на Волге имело 10-12 лошадей, 15-20 коров, от 5 до 50 голов разной птицы. Ставшая хрестоматийной описанная А.Н. Радищевым нищета относится ко времени после сильного голода 1787- 1790 гг., к тому же Радищев путешествовал в бедных северных районах страны. А Д.И. Фонвизин в 1778-1779 гг. поражался нищете французского простонародья по сравнению с русским.

Франция того времени, конечно, нетипична - всего десять лет осталось до революции, уже был Людовик XV, который до такого состояния довёл, а на предупреждение Вольтера о последствиях ответил вошедшими в историю словами «После нас хоть потоп!» Уже отправил Людовик XVI в отставку Тюрго, потеряв последний шанс с помощью реформ предотвратить революцию. А нищете французского предреволюционного третьего сословия, отсутствию «среднего класса» поражались не только русские, но и, скажем, английские путешественники. Но как бы то ни было, для нас главное - русская деревня, которая отнюдь не была такой уж нищей!

И всё же законодательной защиты от произвола помещиков в условиях крепостного права не было. И над крестьянином дамокловым мечом висела угроза отнятия всего. Тот же Сегюр приводит такой факт: зажиточные крестьяне дают своему барину денег, чтобы он расплатился с долгами и их деревню у него не отобрали, а то этот-то барин хороший, а достанутся после него какому-нибудь живодёру, он их оберёт как липку.

Сама же Екатерина говорила, что без личной свободы не может быть собственности. Короче говоря, всё упиралось в крепостное право…

Начнём с того, что с момента появления «Манифеста о вольности дворянской» среди крестьян ходили слухи, что Пётр III готовил и освобождение крестьян, за что и поплатился жизнью (не случайно десять лет спустя Пугачёв выдаст себя именно за этого монарха). И не считаться с этими настроениями российская власть вообще и императрица в особенности не могли.

Применительно к XVIII столетию необходимо отметить, как уже сказано, фактическую ликвидацию правосубъектности помещичьих крепостных крестьян. Расхожее мнение состоит в том, что если не создание этой системы, то достижение «пика» её приходится на правление Екатерины II. В этом пункте мы попытаемся разобраться, так ли это.

Начало крепостному праву положил Иван Грозный отменой «Юрьева дня», однако это было всё же «европейское» крепостное право, принципиально не отличавшееся от того, которое установилось в эти же века (с XVI по XVIII, а кое-где и по XIX вв.) в Германии, Польше, Венгрии, Чехии («второе издание крепостничества»). Крепостное же право в той форме, в какой мы привыкли его представлять, когда крестьянин не был даже субъектом права и не платил за себя подати, за него это делал помещик, за что получал над ним неограниченную власть с правом продавать, дарить, менять на борзых собак и т.д. - так вот, такое крепостное право возникло только при Петре I, в 1714 г.

Интересна дальнейшая эволюция петровского крепостного права. Оно было модифицировано, став, как мы уже видели, из «тотального» при Петре только крестьянским во второй половине XVIII столетия. Историк И.Д. Беляев обращает внимание на то, что «в обязанности владельцев платить подати за крестьян… заключалось… только перемещение ответственности с крестьян на владельцев; но за сим перемещением скрывалось страшное разобщение крестьянина с государством: между ним и государством стал господин, и, таким образом, крестьянин сделался ответственным только перед господином: с него спали государственные непосредственные обязанности, а с тем вместе он утратил и все права как член государства…»

Проще говоря, крепостной крестьянин перестал быть членом общества.

Петром было положено начало опасному процессу - отчуждению массы населения от государства. Это отчуждение было затем усугублено указами следующих правителей, отдававшими крестьян в полную собственность господам. И беда тут не только в нравственном (миллионы граждан почувствовали себя несправедливо преданными государством) или экономическом аспекте. Положен был фундамент катастрофического явления - социально-психологической и политической разорванности нации, спровоцировано было у народа ощущение тяжкой обиды, переросшей постепенно в неискоренимое сознание непримиримости интересов крестьян и дворян.

Вот эволюция крепостного права, прослеженная И.Н. Шумейко. Фактическая власть над крепостными, как уже сказано, постепенно была передана от государства к помещикам, с правом продажи в рекруты третьим лицам (1747), ссылки в Сибирь (1760), на каторгу (1765), с запретом крепостным жаловаться на помещиков (1767).

Вот, например, полученное по Указу от 17 января 1765 г. помещиками право отдавать неугодных им крестьян в каторжную работу (без суда, по своему произволу). Этот Указ справедливо считается «пиком» крепостничества. Отметим, однако, что такая постановка вопроса говорит скорее в пользу Екатерины, чем против неё: напомню, что это всего лишь третий год её царствования, а большинство антикрестьянских документов (упомянутые здесь и некоторые другие) появилось ещё гораздо раньше. Кроме того, не исключено, что Екатерина не сразу поняла его значение (указ был Сенатским). Во всяком случае, в дальнейшем зачастую ссылка в Сибирь заменялась поселением в Новороссии или в Крыму, при этом крестьяне переводились в разряд государственных, что само по себе было серьёзным улучшением их положения (об этом мы ещё поговорим).

Что касается «запрета жалоб на помещиков» (указ от 22 августа 1767 г.), то он касается только запрета жаловаться непосредственно императрице «помимо учреждённых для того правительств и особых персон назначенных», а подавать жалобы по надлежащим инстанциям, и был вызван тем, что во время поездки по Волге 1767 г. жалобщики буквально не давали императрице проходу. Запрет действовал для всех сословий, не только для крестьян. Если крестьян за его нарушение били кнутом и ссылали в Нерчинск, то дворян штрафовали, за повторное нарушение сажали в тюрьму, а за третье лишали дворянства. Впрочем, недостаток Указа был в том, что он был написан нечётко и при желании (которое у многих помещиков и у мирволившей им значительной части местных властей, несомненно, было) можно было интерпретировать как полный запрет крестьянам жаловаться на помещиков. Но как бы то ни было, Екатерина рассчитывала, что Уложенная комиссия скоро решит этот вопрос.

Интересно, что дворянство Керенского уезда (нынешняя Пензенская область) в наказах Уложенной комиссии просило не ограничивать власть помещиков над крестьянами на том основании, что русский народ якобы по своим природным свойствам предрасположен к рабству. Такое отношение, напоминающее отношение Аристотеля к «варварам», тоже берёт начало от Петра I, отчасти и от Ивана Грозного (выражения Петра «наши люди работать не будут, если от мастера не приневолены бывают» и им подобные хорошо известны, есть и круче, например, такое: «С другими европейскими народами можно достигать идеи человеколюбивым способом, а с русскими не так… Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей». Это уже уровень даже не советских «сталинистов» («с нашим народом иначе нельзя»), а каких-то немецко-фашистских захватчиков («унтерменши»). Иван Грозный тоже выражался похожим образом).

Тем не менее, в практической деятельности Екатерина стремилась максимально возможным образом гуманизировать крепостное право. Расследование деятельности печально известной «Салтычихи» началось сразу после восшествия на трон Екатерины, до этого все злодеяния помещицы оставались безнаказанными. Тут проблема не только в помещичьем произволе, что в предшествовавшие екатерининскому царствованию десятилетия Москва была фактически изъята из действия законов Империи (об этом мы подробнее поговорим во второй главе). В 1768 г. расследование было завершено, и «Салтычиха» была сурово наказана: оставшиеся 33 (из 71) она провела в подземной тюрьме (из них первые 11 - в полной темноте).

И пример «Салтычихи» не был единичным, О. Елисеева приводит и другие примеры наказания помещиков за жестокости по отношению к крестьянам. Характерно, что большинство доносов на помещиков-изуверов принадлежало их же соседям: другие помещики боялись, что крестьяне этих изуверов взбунтуются и тем самым подадут пример их собственным крестьянам.

Далее, ещё до Пугачёвского восстания помещикам было запрещено самим наказывать крестьян за побеги, воровство и т.д. В 1771 г. была предпринята первая попытка ограничить продажу крестьян без земли. Уже после Пугачёвского восстания срок отдачи помещиков в услужение другим лицам был ограничен пятью годами.

Расхожее мнение, что запрет «приневоливать к вступлению в брак» (крестьян - Авт.) зачастую не действовал, имеет под собой основания: стала хрестоматийной, например, история о том, как А.В. Суворов однажды поженил своих крепостных, построив парней и девушек в две шеренги по росту и сведя их друг с другом; однако при этом Суворов распорядился не покупать девушек, у которых уже есть женихи («чтоб мужикам было безобидно») и не настаивать, если семьи девушек (недовольные переводом из крестьян в дворовые) будут возражать. Конечно, бывали примеры и куда хуже… Но мы уже видели: чрезмерная жестокость помещиков пресекалась.

М.А. Фонвизин констатирует, что во времена Петра даже в тех странах Европы, где крепостное право уже было, «принимались меры к исправлению этого зла», но Пётр не обратил на это внимания и, напротив, усугубил крепостное состояние. И вот при Екатерине тоже стали «приниматься меры к исправлению этого зла». Лично Екатерина была против крепостного права, противоречащего «основам Просвещения и великому двигателю земледелия - свободе и собственности». Но политика, как известно - искусство возможного.

Во-первых, нельзя забывать сопротивление дворян, которые вполне могли за отмену крепостного права лишить Екатерину короны. Критику окружения вызвали и те статьи «Наказа» в Уложенную комиссию, которые предусматривали освобождение крестьян. В советском фильме «Емельян Пугачёв» Екатерина (в исполнении В. Артмане) прямо спрашивает одного из своих приближённых: что, мол, вы со мной сделаете, если я послушаю моего друга Вольтера и освобожу крестьян? И сама же отвечает: вы меня задушите раньше, чем крестьяне успеют прибежать на помощь.

Вспомним, что и 60-70 лет спустя провалился проект освобождения крестьян, предложенный министром государственных имуществ П.Д. Киселёвым: недовольные дворяне устроили императору форменную обструкцию, и грозный «жандарм Европы», «самодержавнейший из самодержцев» вынужден был, как констатирует В.О. Ключевский, выслушивать от своих «верноподданных» дворян такие нотации, которые едва ли когда-нибудь выслушивал какой-либо конституционный монарх.

Но были и другие причины. И они касались отношения Екатерины к «простому народу» - мол, «народ не готов, и если сейчас дать им свободу, то большинство крестьян предастся праздности». Такое отношение к простонародью (впрочем, всё же шаг вперёд по сравнению с Иваном Грозным и Петром), стремление говорить о нём как о «малых детях» или домашних животных, о необходимости руководства, контроля было характерно для всей Европы того времени. В данном случае Екатерина заблуждалась, но, видно, крепко въелось в сознание российской правящей элиты представление о народе как о неспособном работать иначе, как из под палки. Впрочем, относительно работы «на барина» или на государство это было верно; однако в тех случаях, когда русскому мужику приходилось работать на себя, русские и иностранные наблюдатели того и более позднего времени единодушно отмечают чудеса трудолюбия и изобретательности.

Приведёнными соображениями, кстати, можно объяснить и прикрепление Екатериной к земле украинцев, что часто используют как доказательство неискренности её намерения отменить крепостное право; однако тут может быть и другое объяснение - стремление унифицировать государственное устройство страны, свести к минимуму местные особенности; об этом подробнее во второй главе.

Как бы то ни было, Екатерина первой из российских монархов стала задумываться об избавлении от этого «величайшего порока» российского социального устройства - крепостного права. Хотя она была против немедленного освобождения крестьян, она хотела освободить их постепенно, одновременно стараясь облегчить их положение и рекомендовать помещикам (например, в работе «О размножении народа в государстве») так распределять повинности крестьян, чтобы не отрывать их от земледелия. В целом, по мнению Екатерины, процесс освобождения крестьян должен был занять около 100 лет. Отметим, что примерно столько времени он и занял. Известно замечание В.О. Ключевского о том, что вслед за освобождением дворян (от обязательной службы) на другой день должно было последовать освобождение крестьян; оно и последовало на другой день, да только спустя 99 лет (18 февраля 1762 г. - 19 февраля 1861 г.).

Здесь одни могут удивиться прозорливости Екатерины, а другие возразить, что, мол, к 1861 г. крепостное право давно превратилось в анахронизм, и освобождать крестьян надо было раньше. Так вот, правы и те, и другие. Екатерина, очевидно, рассчитала срок освобождения крестьян исходя из современных ей реалий, тенденций и темпов экономического развития, она не могла предвидеть, что в результате промышленного переворота в Англии и Великой Французской революции экономическое развитие Запада резко ускорится, и крепостная Россия начнёт всё больше отставать. Ещё в 1820 г., например, Россия по выплавке чугуна всего в 2,5 раза уступала Англии и в полтора раза превосходила Францию, а в 1850 г. она уже отставала почти в десять раз от первой и почти вдвое от второй; по другим экономическим показателям результаты были примерно такие же. Екатерине, при которой Россия занимала первое место в Европе по выплавке чугуна, превосходя Англию (подробнее о российской промышленности в следующем подпункте), такое и в кошмарном сне присниться не могло.

Но, не решившись на освобождение крестьян, Екатерина тем не менее немало сделала для облегчения их участи. Об окороте (пусть и недостаточном) помещикам-тиранам уже говорилось. Но, кроме того, резко уменьшилось превращение государственных крестьян в помещичьих: массовые раздачи крестьян в частные руки (в чём часто упрекают Екатерину) имели место только в первые годы её царствования, в дальнейшем раздачи проходили только за счёт присоединённых польских земель (польские землевладельцы по политическим причинам были исключены из положения «Жалованной грамоты дворянству» о неприкосновенности частной собственности; подробнее об этом во второй главе) и выморочных имений.

После Пугачёвского восстания прекратилась и приписка государственных крестьян к частным заводам; тенденция к этому обозначилась ещё при Елизавете. При Екатерине перестали обращать в крепостных военнопленных, что практиковалось ранее, а по манифесту от 17 марта 1775 г. однажды освобождённого крестьянина уже более нельзя было закабалить, даже по его собственному желанию (запрет освобождённым на волю снова записываться в крепостные).

Далее, когда 26 февраля 1764 г. был опубликован Манифест о секуляризации церковных и монастырских земель, то находившиеся в церковной собственности крестьяне были переведены в разряд государственных, а не помещичьих, вопреки требованиям помещиков, настаивавших на втором варианте. Таким образом из разряда крепостных был выведен примерно миллион крестьян (по другим данным - полтора миллиона; отметим, что церковно-монастырские земли были переданы специально созданной Коллегии экономии, которая определила содержание духовенства из его же бывших земель, а мелкие и бедные монастыри ликвидировала совсем - из 572 остался 161). Часть историков (как дореволюционных, так и позднесоветских) считает секуляризацию прологом к освобождению крестьян как таковому, хотя, с другой стороны, нельзя не отметить, что и монополия дворянства на владение крестьянами после того усилилась.

Кроме того, 4 декабря 1762 г. Екатерина опубликовала Манифест, разрешавший поселиться в России всем желающим иностранцам (исключая, однако, евреев, для которых впоследствии, при присоединении польских областей, была введена пресловутая «черта оседлости»), поселиться в России. Только за 1763-1764 гг. в страну по этому Манифесту въехало 30 000 немцев, поселившихся преимущественно в будущей (созданной в 1775 г.) Саратовской губернии и занявшихся земледелием. Помимо всего прочего, таким образом, возможно, предполагалось продемонстрировать как помещикам, так и помещичьим крестьянам преимущества свободного труда; по другим данным, такая демонстрация получилась сама собой, независимо от желания императрицы.

Отметим ещё, что Екатерина не решилась (очевидно, тоже из опасений сопротивления помещиков) признать за бывшими крепостными статус свободных крестьян (это сделает лишь в 1803 г. её внук Александр I своим «Манифестом о вольных хлебопашцах»): освобождаемых крестьян записывали в мещане или купцы.

Не отменила Екатерина и ссылку провинившихся крестьян в Сибирь (хотя, как уже сказано, старалась по мере возможности заменять её поселением в Новороссии и Крыму с переводом переселяемых в государственные крестьяне), однако она, как предполагает А.Б. Каменский, надеялась урегулировать этот вопрос новым комплексом законодательных актов.

Кроме того, 4 декабря 1762 г. Екатерина опубликовала Манифест, разрешавший поселиться в России всем желающим иностранцам (исключая, однако, евреев, для которых впоследствии, при присоединении польских областей, была введена пресловутая «черта оседлости»), поселиться в России. Только за 1763-1764 гг. в страну по этому Манифесту въехало 30 000 немцев, поселившихся преимущественно в будущей (созданной в 1775 г.) Саратовской губернии и занявшихся земледелием. Помимо всего прочего, таким образом, возможно, предполагалось продемонстрировать как помещикам, так и помещичьим крестьянам преимущества свободного труда; по другим данным, такая демонстрация получилась сама собой, независимо от желания императрицы.

Отметим ещё, что Екатерине удалось отстоять крестьянство от прямого законодательного права помещиков на владение «крещёной собственностью», несмотря на давление дворян. Например, о праве владения крестьянами ничего не говорится в «Жалованной грамоте дворянству», а только о праве «покупать деревни».

Далее, именно с целью стимулирования развития сельского хозяйства Екатерина учредила в 1765 г. Вольное экономическое общество, проводившее конкурсы работ и материалов по сельскохозяйственным вопросам. Помимо всего прочего, Вольное экономическое общество стало первой в России общественной организацией и первым (кроме Академии Наук, конечно) научным обществом. Но о гражданском обществе в России мы скажем во второй главе, а пока отметим: именно с созданием этого общества в общественное сознание была вброшена мысль о том, что крестьянский вопрос можно и нужно обсуждать.

О нормализации положения в селе говорит и такой факт: намного уменьшилось к концу правления Екатерины число «разбоев», хотя отдельные случаи имели место и в 1797 г. О. Елисеева связывает уменьшение «разбоев» с усилением после губернской реформы 1775 г. воинских команд, однако с учётом того, что при Петре и его ближайших преемниках с «разбоями» боролись куда более жестоко, а толку от этого было мало, причину стоило бы поискать скорее в нормализации обстановки в деревне, пусть и относительной.

В целом эволюция в сельском хозяйстве после Петра была та же, что и при первых Романовых после «опрично-смутного кошмара»: поместье из жалуемого временно за службу превратилось в наследственное, что повысило заинтересованность помещика в благополучии крестьян. И крестьяне ответили на это ростом населения и производительности труда.

Только вот в допетровской Руси крепостной крестьянин не был «говорящим орудием» помещика, его не продавали как скотину, он был неполноправным, но всё же членом общества. При первых Романовых произошла эволюция от государственного к частному крепостничеству, в принципе ничем не отличавшемуся от такого же состояния крестьян в Германии, Польше, Венгрии, Чехии, после Петра - от государственного к частному рабству, более похожему на состояние темнокожих невольников в Америке, чем на положение крепостных крестьян в Германии или Польше. Короче говоря, «Петровщина» - ухудшенный вариант Опричнины. По сравнению с ней даже разруганное (впрочем, не без сильных преувеличений) Радищевым (при Екатерине) и Герценом (после неё) частное крепостное рабовладение было шагом вперёд.

Только вот Екатерина, как мы видим, вопреки расхожему мнению, не «довела до совершенства» («пик» крепостничества, по мнению в том числе и многих советских историков, был достигнут в самом начале её царствования), а, напротив, старалась по мере своих возможностей облегчить его. И не так уж мало ей удалось, вопреки сопротивлению дворянства.

1.2Промышленность России во второй половине XVIII в.

О взглядах Екатерины II на экономику мы уже говорили, добавим ещё несколько слов. Она считала «великим злом» все промышленные и торговые привилегии и монополии, которых начиная с Петра развелось немало, и говорила и писала, что «не должно никому мешать честным образом доставать хлеб, и чем менее правительство мешается в состояние людей, честных, тем полезнее для сих последних». Уже в начале своего царствования она рекомендует Мануфактур-коллегии не вмешиваться без большой надобности в жизнь экономических субъектов. Много позже, в 1781 г., она дала решительный отпор своему фавориту Г.А. Потёмкину, который выступил с экономическим проектом, основанным как раз на монополизме, «каковое зло» она, Екатерина, «уже 19 лет старается истребить».

Кое-что из того, о чём писала Екатерина, не потеряло своего значения и в наши дни - например, она была против чрезмерной концентрации производства в больших городах в пользу приходивших в первой половине XVIII в. в упадок городов небольших, и считала целесообразным перенести хотя бы по одному заводу из Москвы в мелкие города. Что касается ремесленных цехов, которые она создавала в городах по образцу тогдашнего, ещё феодального в большинстве своём Запада, она осознавала их вредность в больших городах, но считала полезными в мелких. А.И. Кизеветтер отмечает, что в то время цехи ещё господствовали и в большинстве стран Западной Европы; Россия же в целом, по мнению Екатерины, ещё не доросла до того уровня развития, когда цехи можно будет безболезненно упразднить.

Одновременно приходилось решать и вопрос с дворянским предпринимательством. О челобитных смоленской шляхты уже говорилось, но и, например, наказ кадыевских (нынешняя Ивановская область) дворян в Уложенную комиссию требует разрешения винокурения, а то дворянам приходится покупать казённую водку с неприятными специями и запахом. Отметим, что малое число продуктов винокурения приводило к тому, что мало было и скота, питающегося его отходами, соответственно уменьшалось удобрение почв; впрочем, этот аспект скорее надо отнести к сельскому хозяйству.

Здесь представляется целесообразным сделать отступление насчёт питейного дела в России того времени (и много позже). И.Н. Шумейко высказывает справедливое замечание о том, как спаивали Россию всякой дрянью вплоть до реформы С.Ю. Витте 1897 г. Итак, российский кабак XVIII-XIX вв. Закуски запрещены. «Водка» выделывается на заднем дворе кабака (сырьё и технология - по вкусу и щедрости кабатчика), отвратительного качества, а для отбития сивушного запаха - дурманные травы, которые, помимо всего прочего, являются дополнительным фактором опьянения. Махорка - не самая худшая из них; для мягкости используется поташ, очень вредный для сердца, даже если забыть о том, как его тогда получали. Шумейко цитирует современника: посуда как в свином хлеву, питьё премерзкое, цена бесовская. Это называлось «распивочно». Но пойло продавалось и «навынос» - вёдрами, а также горшками, ковшами и т.д. Массового производства стеклянной посуды для спиртного не было. Понятно, дворяне такое пить не хотели. Однако качеством питья дело не ограничивалось. Сплошь и рядом наливали в долг, люди пропивали скот, сельскохозяйственные инструменты… Что значит для крестьянина лишиться коровы, всякий, кто изучал историю русской деревни, может себе представить. Неудивительно, что крестьяне периодически поджигали кабаки и убивали кабатчиков.

Екатерина, введя в 1767 г. государственную винную монополию (что вообще-то не вязалось с её либеральной экономической политикой) в 1781 г. ввела государственные квоты на частное производство водки, в основном для дворян. Как мы уже видели и ещё далее увидим, к тому времени Екатерина пошла на большие уступки дворянам в плане занятия торговлей и промышленностью.

Первый шаг к улучшению ситуации в торговле и промышленности Екатерина сделала уже в первые дни своего царствования: 3 июля 1762 г. казённая цена на соль была снижена на гривну с пуда, то есть примерно на четверть. Тут необходимо пояснение: казённая монополия на соль, введённая Петром, предполагала казённую продажу соли по 40 коп. за пуд, при этом частные подрядчики, возившие соль на места, не могли продавать её дороже чем по 42 коп. за пуд, что делало соляную торговлю невыгодной и на практике зачастую приводило к тому, что соль в ряд отдалённых районов не поставляли вообще. Это позволяет оценить значение указа новой императрицы для громадного большинства населения страны!

К началу правления Екатерины ни дворяне, ни крестьяне не имели права торговать в городах, что позволяло купцам-посредникам скупать сельскохозяйственные продукты и продавать их втридорога.

Екатерина отменила большинство казённых и частных монополий (Д. Гриффитс добавляет: «введённых Елизаветой», хотя мы видели, что многие из них берут начало ещё с Петра). Так, уже в начале правления была отменена казённая монополия на торговлю с Китаем (введённая Петром), частная монополия купца Шемякина на импорт шёлка и др. Сложнее было с разрешением дворянам заниматься промышленностью и торговлей. Например, Указ от 18 февраля 1763 г. дозволял свободное учреждение сусальных и шпалерных мануфактур. И это было только начало.

Наказы дворян (например, московских и ярославских) в Уложенную комиссию требовали разрешения дворянам торговать и создавать фабрики и мануфактуры. Екатерина тогда в итоге отказала, на том основании, что такое разрешение «подорвёт понятие чести, любовь к Отечеству, ревность к службе» и помешает «традиционному занятию» дворян (сельскому хозяйству, которое, как мы помним, Екатерина считала основой экономики), а также будет «погибельно для городов».

В самом деле, купцы не могли использовать труд крепостных, что давало дворянам конкурентные преимущества, тем более что помещики поощряли занятие своих крепостных (не плативших к тому же налогов) промыслами.

Отметим, что в те времена и в большинстве стран Западной Европы занятие дворянина промышленностью и торговлей, мягко говоря, не приветствовалось: например, во Франции такой дворянин должен был платить с доходов от подобных занятий налоги, хотя вообще дворянство от налогов было освобождено.

В то же время не забудем: при Екатерине купец, получивший дворянство, бросал торговлю, так что компенсировать этот «отток кадров», в том числе и за счёт предпринимателей из дворян, было бы совсем неплохо. По ревизиям 1740-1760-х гг. торгово-промышленное сословие составляло всего 3-4% населения Империи, каковые данные тогда были очень болезненно восприняты властью. При этом не исключено, что реальная цифра ещё меньше. На «крайний мещанских людей недостаток» в Российской Империи жалуется и Г.К. Теплов.

Причины такого положения дел - наличие большого числа повинностей, которые были возложены на посадских и никак не компенсировались: раскладка сборов и налогов по отдельным дворам, пожарная и полицейская служба, починка дорог и мостов и т.д.

Вероятно, из этих соображений Екатерина, как уже говорилось, переменила своё отношение к дворянскому предпринимательству своей «Жалованной грамотой дворянству» 1785 г., предоставив дворянам права и на фабрики и мануфактуры (ст.31 «Жалованной грамоты дворянству», а также ст. 92 «Жалованной грамоты городам»), и на торговлю, а ещё ранее, с 1781 г. - на винокурение. В конце своего царствования, однако, Екатерина снова запретила дворянам торговать (см. решение Сената от 1790 г. по поводу записи нескольких дворян в купеческие гильдии с целью заняться винокурением); лишь Александр I в 1807 г. не только снова разрешит дворянам занятие торговлей и промыслами, но и будет поощрять этот процесс.

Д.И. Фонвизин предлагал проект, как быстро создать третье сословие («третий чин», по тогдашней терминологии) - освободить немедленно, хотя бы и за выкуп, всех предпринимателей из крепостных, принять их в соответствующие гильдии, а тем, чьего состояния окажется недостаточно для выкупа, гильдия должна помочь.

Одновременно с «Жалованной грамотой дворянству» в 1785 г. была дана и «Грамота на права и выгоды городам Российской Империи», более известная как «Жалованная грамота городам». Подробнее о ней ниже, здесь отметим только чисто экономические аспекты.

Горожане разделены были на шесть разрядов, которые имели прямое отношение к экономике: первый составляли городские обыватели, имевшие в городе дом или землю, второй - купцы трёх гильдий, третий - цеховые ремесленники (о цехах тоже ниже), пятый - «именитые граждане», в том числе «всякого звания и состояния капиталисты», банкиры, купцы, ведущие оптовый торг, судовладельцы, наконец, шестой - «посадские», которые «промыслом, рукоделием или работою кормятся в том городе».

Касательно темы данной главы, главное заключалось в том, что всем разрядам горожан была дарована неприкосновенность собственности.

Как и в сельском хозяйстве, Екатерина принимала меры по отмене или как минимум сокращению крепостного состояния на заводах (тоже «нововведение» Петра, закреплённое в 1736 г. специальным указом Анны Ивановны об отдаче рабочих в крепостное состояние «навечно и с потомством»). Так, купцы, построившие заводы, при Екатерине были обязаны применять только вольнонаёмный труд. Впрочем, до Пугачёвского восстания, в 1763-1764 гг., комиссия генерал-прокурора князя А.А. Вяземского (отправленная на Урал именно в связи с бунтами «работных людей»), ограничилась косметическими мерами; более того, Вяземский призывал восстановить Указ Петра I от 1721 г., разрешавший купцам приписывать крестьян к заводам. Этого сделано не было, но положение остальных приписных крестьян было облегчено только после Пугачёвского восстания специальным Указом от 19 мая 1779 г. об общих правилах использования приписных на предприятиях, предусматривавшим чёткий перечень их повинностей, а также размер зарплаты (которая существенно выросла).

Отметим ещё, что усмирение в начале правления Екатерины бунтующих приписных крестьян в значительной мере было основано на широкомасштабных амнистиях, как, например, Указ 3 июля 1762 г. о прощении всех, кто «раскается» и прекратит «бунтовать». Инструкции Вяземскому, а потом сменившему его А.И. Бибикову предписывали наказывать крестьян лишь в том случае, если уговоры не подействуют, а также предписывали наказывать и «бесчеловечных» владельцев заводов; прочим владельцам Указом от 9 апреля 1763 г. Рекомендовалось «примиряться» с приписными крестьянами с добавлением, что и самим владельцам заводов разорение крестьян невыгодно.

В целом, если за 1741-1762 гг. количество приписанных рабочих выросло в 2,5 раза (с 87,25 тыс. до 210,22 тыс.), то за первые 20 лет правления Екатерины - только менее чем на 30%, до 270, а за 1782-1795 гг. - чуть более чем на 15%, до 312,22 тыс., что было ниже среднего прироста населения страны и, есть основания думать, в основном за счёт прироста и достигалось.

Отметим ещё, что часть уральских заводов (принадлежавших, например, Шуваловым, Воронцовым, Чернышёвым) была возвращена в казну за долги перед Берг-коллегией, невыплаты или нерегулярные выплаты рабочим и нецелевое использование кредитов Медного банка. А.Б. Каменский считает, что это были только предлоги, однако эта «национализация» (если говорить современным языком) настолько не вписывается в общую либеральную политику Екатерины (включая Манифест 1782 г. о частной собственности на фабрики и заводы), что есть основания считать: это были подлинные причины.

Кстати, тот же автор в другой работе добавляет, что «национализация» горных заводов Урала в 1763 г. была ошибкой, поскольку у государства не было средств на развитие горного дела, и в итоге это привело к отставанию горной промышленности. Правда, на той же странице Каменский указывает и другую причину отставания - использование горнозаводской промышленностью крепостного труда, и это тоже справедливо, однако факт тот, что вплоть до последней четверти XIX в. наибольших успехов достигали те отрасли российской промышленности, в которые государство вмешивалось по минимуму (например, текстильная). Уже при Екатерине начался экспорт в Англию российского парусного полотна, в другие европейские страны увеличился экспорт железа; внутреннее потребление его также значительно возросло.

Наконец, для стимулирования экономического развития были открыты банки, предоставлявшие кредиты (о чём просили дворяне и не только они ещё в наказах в Уложенную комиссию): в 1769 г. - Дворянский и Коммерческий банки, в 1772 г. - ссудные и сохранные кассы краткосрочного кредита, в 1786 г. - Единый государственный Заёмный банк, объединивший созданный ещё в 1754 г. Дворянский и присоединённый к последнему в 1782 г. Коммерческий банки. Эти меры также способствовали росту предпринимательства.

Показателем снижения вмешательства государства в экономику стала ликвидация соответствующих коллегий. 22 ноября 1779 г. была ликвидирована Мануфактур-коллегия, зато специальным Указом была предоставлена полная свобода в заведении ткацких фабрик. В 1780 г. были реорганизованы (из текста не совсем понятно, как) Штатс-контора, Соляная контора и т.д. В 1783 г. ликвидирована была Берг-коллегия, в 1788 г. - Коллегия экономии, наконец, в 1796 г. - Коммерц-коллегия, впрочем, через два месяца восстановленная Павлом I (окончательно упразднена в 1802 г. Александром I).

И каковы же результаты? Они впечатляют: если в 1767-1769 гг. в стране насчитывалось 655 промышленных предприятий (496 мануфактур и 159 металлургических заводов), то в конце XVIII в. - 2294. Про выплавке чугуна Россия опережала Англию, по некоторым данным, в полтора раза. Количество полотняных мануфактур в районе Иваново-Вознесенска (нынешнее Иваново, ставшее с тех пор «текстильной столицей» России) с 1750-х по конец 1780-х гг. выросло с пяти до 52.

Некоторые авторы обвиняют Екатерину в том, что в её царствование начались серьёзные проблемы с промышленностью из-за более либеральных таможенных тарифов: так, если до 1766 г. таможенные пошлины на промышленную продукцию составляли 60-100%, то в 1766 г. они были снижены до 30%, а в 1782 г. - до 10% и лишь для некоторых видов продукции - до 20-30%. Однако отмечавшийся выше рост промышленного производства приходится в основном на вторые две трети правления Екатерины, а вот за 1765-1773 гг. объём мануфактурного производства практически не вырос, так что как минимум не всё так однозначно.

При этом, например, из 52 полотняных мануфактур Иваново- Вознесенска только три были основаны на труде приписных крестьян, остальные использовали вольнонаёмный труд; вольнонаёмными были уже к 1767 г. и все предприятия, принадлежавшие купцам. В целом на предприятиях, зарегистрированных в Мануфактур-коллегии в 1767 г., около 40% рабочих были вольнонаёмными, с учётом надомных работников - 55%. С учётом всего сказанного выше и с учётом того, что за время правления Екатерины количество наёмных рабочих почти удвоилось, есть основания полагать, что к концу екатерининской эпохи вольнонаёмные рабочие составляли большинство рабочих в целом.

Вместе с тем, намечалась тенденция к отставанию России в некоторых отраслях, во всяком случае, в тех, где продолжал преобладать крепостной труд (в первую очередь, в металлургии). Екатерина не понимала смысла начавшейся в то время промышленной революции, она полагала, что машины наносят вред, так как сокращают количество занятых в промышленности. Однако не надо забывать, что в период екатерининского царствования промышленный переворот только начинался в Англии, не говоря уже о других странах. Кризис в этих отраслях начнётся в первой половине следующего столетия, пока всё обстояло относительно благополучно.

1.3Торговля России в 60-90-х гг. XVIII вв.

Столь же, если не более либеральной была политика Екатерины II в области торговли. Уже 31 июля 1762 г., через месяц с небольшим после прихода к власти, императрица опубликовала Указ о свободе торговли.

В начале своего царствования Екатерина давала, например, инструкции генерал-прокурору А.А. Вяземскому о том, как интенсифицировать денежное обращение за счёт роста количества серебра. Однако уже с 1769 г. начали печататься бумажные деньги, которые в течение 20 лет применялись весьма успешно, и только на рубеже 1780-1790-х гг. произошло падение их курса, связанное с трудностями внешнеполитического характера.

Выше говорилось и подробнее будет сказано ниже об усилиях Екатерины по созданию третьего сословия. Пока скажем о том, что меры Екатерины очень сильно стимулировали рост торговли в нашей стране. Немецкий автор того времени писал, что «нет страны, где внутренняя торговля менее обременена тяготами и пошлинами, как в России». Что касается торговли внешней, то были существенно снижены пошлины на экспорт готовых изделий, зато повышены на импорт тех товаров, которые могли бы составить конкуренцию отечественным, а также на предметы роскоши.

Ответом был рост как внутренней, так и внешней торговли страны, сохранение активного внешнеторгового баланса в течение всего царствования Екатерины; необходимо отметить, что рос экспорт и промышленных изделий - чугуна, сукна, парусины. Например, доля железа в экспорте страны выросла с 7% в 1758-1766 гг. до 13% в 1796 г. Помимо всего прочего, в 1763 г. был отменён запрет на экспорт хлеба. За годы царствования Екатерины этот вид экспорта вырос не «в разы», а «на порядки» - с 2000 до 2,3 млн. руб. в год. Справедливо будет сказать: с Екатерины началась Россия как великая хлебная держава. Кроме того, вырос экспорт леса (в пять раз), пеньки, щетины.

В целом внешнеторговый оборот в царствование Екатерины II вырос почти в пять раз: например, торговый оборот через Балтийское море - с 9 до 44 млн. руб., а через Чёрное - с 390 тыс. (с момента начала черноморской торговли России в 1776 г.) до 1,9 млн. руб. По другим данным, внешнеторговый оборот вырос почти втрое - с 13,9 до 39,6 млн. руб. за 1760- 1790 гг. Вместе с тем нельзя не отметить, что лишь 7% морской внешней торговли России приходилось на русские суда; число же судов иностранных, приходивших в порты России, в екатерининские годы выросло с 1340 до 2430 в год.

Что касается внутренней торговли, то, например, количество ярмарок за 1775-1800 гг. возросло с 2500 (по другим данным, с 1600) до 4000. Менялось и качество внутренней торговли - например, старый тип ярмарок, служивший лишь транзиту и мало связанный с внутренним потреблением, к концу царствования Екатерины составлял не более 4% от общего их числа.

Выводы по первой главе Итак, в правление Екатерины II были достигнуты большие успехи во всех отраслях экономики, причём успехи, основанные на либеральных по тем временам экономических методах. Страна совершила серьёзный прорыв в области восстановления нормальной рыночной экономики, изрядно подорванной Петром I и его ближайшими преемниками, и во многих отношениях вышла в число передовых стран.

Это не значит, что крепостное право, которое Екатерина по многим причинам не считала возможным отменить сразу (хотя была твёрдо намерена отменить постепенно, а пока сколько возможно облегчала) не тормозило развитие страны. Мы уже говорили о том, что отсутствие прав собственности для крестьян висело над ними (включая крепостных «капиталистых мужиков») дамокловым мечом.

Однако реалии того времени, когда ещё почти вся Европа, кроме Англии и Нидерландов, оставалась феодальной, позволяли Екатерине в области отмены крепостного права «поспешать не торопясь», а в области экономики и при ограниченном крепостническим строем либерализме достигать больших успехов. Время, когда крепостная Россия начнёт чем дальше, тем больше отставать от капиталистического Запада (каковую тенденцию переломит только 1861 год, а в сельском хозяйстве - только Столыпинская реформа) наступит после Екатерины.

Глава 2. Система государственного устройства в 1760-1790-х годах

Россия, по мнению Екатерины II, представляла государство столь обширное и населённое таким количеством народа, что ему была вредна другая форма правления, кроме самодержавной. Только оно может действовать с потребной быстротой для нужд отдельных областей, а всякие другие формы губительны по медлительности своих действий.

Екатерина полагала вслед за Монтескье, что в больших странах монарх должен стремиться к ограниченной законами политической свободе как гарантии как от деспотизма, так и от анархии («народного государства» по терминологии Монтескье - Авт.). В тоже время она была сторонницей «полицейского государства». В те времена этот термин не имел такого отрицательного значения, как сейчас; по мнению Екатерины, он означал государство, заботящееся о благосостоянии народа путём активного вмешательства в повседневную жизнь, причём из общего контекста воззрений Екатерины видно, что речь идёт не о «регулярном государстве», контролирующем всё и вся, каковое пытался построить в России Пётр I по лекалам немецких философов Лейбница и Вольфа, но о сильном правовом государстве, защищающем права и законную деятельность (в том числе экономическую) граждан.

Заметим ещё, что Екатерина, не допуская критики Петра I на том основании, что тогда деспотизм был необходим, чтобы вернуть Россию в Европу, а сейчас, мол, ситуация иная (расхожий приём недостаточно последовательных «либерализаторов» в оправдание тиранических предшественников - «время было такое»; увы, и Екатерина этим настроениям поддалась… - Авт.), сама иногда критиковала его за то, что «его законы, и в особенности Уложение о наказаниях, были устаревшими, отсталыми, а он не смог сделать их современными и гуманными. Он по сути делал упор на наказание и правил скорее при помощи страха, нежели любви и доверия к подданным… Хотел заменить старый мир новым, но сам принадлежал к этому старому миру».

2.1Губернская реформа 1775 г.

екатерина вторая реформа

Как уже говорилось, расследование деятельности печально известной Салтычихи началось сразу после восшествия на трон Екатерины, до этого все злодеяния помещицы оставались безнаказанными. Тут проблема заключалась не только в помещичьем произволе, но и в том, что в предшествовавшие екатерининскому царствованию десятилетия Москва была фактически изъята из действия законов Империи. Но и вообще, система управления нуждалась в серьёзной реформе.

Правда, не соответствует действительности утверждение М.М. Богословского о том, что, «как известно», после смерти Петра «было восстановлено воеводское управление, заменившее довольно сложное областное устройство и отделение суда от администрации, заведённое было Петром».

Здесь надо сказать несколько слов об административных реформах Петра. Страна была разделена на восемь губерний, которые мало напоминали позднейшие губернии и нынешние области, а больше были похожи на нынешние федеральные округа. Губерния делилась на провинции, сходные с современными областями; провинциями управляли воеводы. В дальнейшем число губерний было увеличено до 20, но всё равно они оставались недопустимо большими, что при чрезмерной централизации порождало ряд проблем различного характера (например, в плане отправления правосудия). Так, ряжские дворяне в наказах в Уложенную комиссию перечисляли обиды, понесённые ими от воеводских канцелярий, и требовали отменить само слово «воевода», хотя дело, конечно, было не в названиях…

Главная проблема заключалась в том, что Петром страна была фактически отдана на произвол воинских частей, расквартированных на постой в провинциях после окончания Северной войны (отчасти - уже в последние её годы).

При этом судьёй в столкновении интересов местных жителей и солдат официально стал полковник - командир расквартированного в данной местности полка. Полковник - судья своих же подчинённых - это похуже известных инструкций Ивана Грозного судьям: «Судите праведно, наши (опричники - Авт.) виноваты не были бы». Я. Гордин пишет: «Государство стремилось взять у народа как можно больше, ничего не давая взамен. Менее всего оно выполняло роль защитника гражданина - он был беззащитен перед произволом чиновника или офицера». Примерно то же творилось и при Анне Ивановне, и В.О. Ключевский сравнивает это положение дел с татарским нашествием, а воинские команды, выполнявшие роль в том числе и сборщиков налогов - с баскаками.

Сохранялись при Петре, как уже сказано, и воеводы, только вот с губернаторами и воеводами военные сплошь и рядом не считались. Вот типичное свидетельство того времени: «Офицеры знать не хотят местное начальство, грубят и дерзят воеводе, а когда воевода пожалуется полковнику, то хорошо, если полковник грубо ответит, а не то пошлёт команду, отберёт у воеводы шпагу, а его самого посадит под арест, яко сущего злодея». Бывало и круче: гвардейцы хватали и заковывали в цепи приказных на местах, не представивших отчётов. Имелись и примеры того, как гвардии сержанты и поручики (у Петра была практика посылать гвардии младших офицеров или даже нижних чинов в качестве контролёров и надзирателей к высокопоставленным военным и гражданским начальникам) держали в цепях воевод.

Однако к началу правления Екатерины такое всевластие военных кончилось, а вот хамство и грубость воеводских секретарей даже по отношению к заслуженным дворянам (что было и при Петре - воеводы вымещали на подданных полковничий произвол - Авт.) сохранились, так что дворяне просили в челобитных (включая наказы в Уложенную Комиссию) не назначать в такие секретари офицеров, чтобы можно было «штрафовать секретаря палкою» за неучтивость.

Губернская реформа Екатерины учла эти требования, в частности, институт воевод был упразднён вообще. Вместо 20 губерний было учреждено 50, по 300-400 тыс. населения в каждой; в свою очередь, каждая губерния делилась на 10 уездов. Во главе губернии состоял губернатор или генерал-губернатор, при нём состояли два советника губернского правления с совещательным статусом. В губернии имелись также Казённая палата (под председательством вице-губернатора, в составе 4 членов и губернского казначея, отвечавшая за сбор налогов, государственное имущество, сохранившиеся государственные монополии, а также общий контроль; ей подчинялись уездные казначейства) и Судебная палата (делившаяся на уголовную и гражданскую; о судах будет сказано ниже), а также Приказ общественного призрения (именно при Екатерине начались серьёзные перемены к лучшему и в социальной области).

Об этом тоже надо сказать. Но сначала отметим, что, придя к власти, Екатерина столкнулась с отсутствием достоверных данных о государственных финансах. Губернская реформа 1775 г. решила и эту проблему, создав «финансовую вертикаль»: уездные казначейства - губернские казённые палаты - Экспедиция государственных доходов во главе с государственным казначеем; он же возглавлял и Монетный двор и созданный в 1768 г. Ассигнационный банк.

А теперь о преобразованиях Екатерины в области образования, здравоохранения, общественного порядка и т.д. Начнём с образования. В 1764-1766 гг. был составлен «Генеральный план гимназий или государственных училищ», а затем «Проект об учреждении школ в Российской Империи». В сентябре 1763 г. был основан Воспитательный дом, в 1764 г. - Смольный институт; хотя последний и именовался «институтом благородных девиц», в 1765 г. в нём было создано и мещанское отделение; тогда же возникло училище при Академии Наук. Что касается Воспитательного дома, то предусматривалось, что в нём могут содержаться и ученики «подлого» происхождения, причём дети крепостных после его окончания получали свободу.

Следующий шаг в этом направлении был сделан в 1780-х гг. В сентябре 1782 г. была создана Комиссия по заведению народных училищ во главе с П.В. Завадовским. В 1786 г. она разработала Устав народных училищ в Российской Империи. Предполагалось двухклассные училища в уездных и черырёхклассные в губернских городах; предусматривалось обучение математике, истории, физике, географии, архитектуре, русскому и иностранным языкам. Причём иностранные языки (как мы сейчас увидим, не все они были «иностранными) предполагались изучать в зависимости от местной специфики: в Новороссии и на Украине - греческий, в Белоруссии - латынь, в Казанской губернии - арабский и татарский, в Иркутской - китайский.

Впервые в России была создана единообразная система школьного образования, с изданием ряда пособий как для учителей, так и для учеников. Народные училища были бессословными. Правда, создание их только в городах, как констатирует А.Б. Каменский, отсекало от образования крестьянских детей, однако некоторые другие авторы пишут, что народные училища создавались и в деревнях. Всего при Екатерине в них было 22 000 учеников - скромно по более поздним временам, но для XVIII в. это было грандиозным мероприятием. Добавим ещё, что по крайней мере в части школ были полностью отменены телесные наказания - небывалая по тем временам гуманность.

Помимо всего прочего, надо учесть трудности с распространением образования после Петра. Насильственные методы создания школ (вплоть до привода учеников под конвоем солдат) породили у значительной части населения, особенно сельского, отношение к образованию как к «барской забаве». К. Валишевский приводит пример с помещиком, который (как раз в екатерининские времена) в награду за усердие построил для своих крестьян школу, а те сочли это наказанием.

Перейдём к медицинским проблемам. Ещё в 1672 г. в Москве появилась первая аптека «для людей», где могли покупать лекарства все, у кого были деньги (до этого аптеки и вообще медицинское обслуживание были только для царей и для тех, кому цари хотели оказать милость). По другой версии, Аптекарский приказ был создан на полвека раньше - в 1620 г., в самом начале царствования первого Романова. Однако медицинское дело в России оставалось неорганизованным и бессистемным. Всё изменилось при Екатерине.

ноября 1763 г. была создана Медицинская канцелярия, позднее преобразованная в Коллегию (аналог Министерства здравоохранения), ведавшая обеспечением больниц и аптек медицинскими кадрами, контролем за качеством применяемых лекарств, распространением медицинского образования. Насколько она была эффективна? По крайней мере, применительно к армии в 1841 г. генерал-адъютант Н. Кутузов отмечал, что если при Екатерине на 500 здоровых приходился один больной, то теперь наоборот.

Наконец, важным шагом было создание регулярной полиции, но, поскольку пока это нововведение касалось только городов, то о нём ниже.

А теперь - об унификации государственного устройства страны. Вообще, проблема унификации стояла достаточно остро: Екатерина говорила что в России «двадцать различных народов», не похожих один на другой, что не может не затруднять работу.

Многие авторы (например, советские историки или нынешние украинские националисты) осуждают Екатерину за распространение на Украину крепостного права. Однако казачья верхушка Украины задолго до Екатерины выступала за равные права с русскими помещиками, что подразумевало и крепостное право, и в то же время за сохранение гетманства и шляхетских привилегий по Литовскому статуту 1588 г.

Екатерина в ноябре 1764 г. упразднила гетманство, создав вместо этого Малороссийскую коллегию (ранее функционировавшую в 1722-1728 гг.) во главе с П.А. Румянцевым, который стал и киевским генерал- губернатором. Коллегия состояла из равного числа русских и украинцев, причём на заседаниях Коллегии они сидели смешанно, по старшинству (а не по правую и левую руку императорского наместника, как ранее).

Деление Украины на полки и сотни было отменено только в 1781 г., и вместо этого были учреждены три наместничества - Киевское, Черниговское и Новгород-Северское. В мае 1783 г. крестьянские переходы были запрещены окончательно, что и ознаменовало окончательное установление крепостного права.

Отметим, что и Ливония, Эстония и Ингрия (нынешняя Ленинградская область, тогда Ингерманландская губерния) были поставлены в одинаковое положение с остальной Империей, например, по Указу 1763 г. русское дворянство при приобретении имений в Прибалтике получало права, равные правам местного дворянства, а по Указу 1765 г. магистрат Риги лишался права вмешиваться в вопросы внешней торговли, которые устанавливала теперь центральная власть.

Короче говоря, есть основания полагать, что введение крепостного права на Украине, учитывая негативное отношение к нему самой Екатерины - это просто часть унификации Российской Империи, превращение её законов в одинаковые для всех народов, каковая унификация совсем не означала централизации, скорее, как мы видели на многих других примерах, наоборот. Хотя учреждение Малороссийской коллегии выглядело «колонизаторством», особенно на фоне того, что в 1763 г. был упразднён Сибирский приказ (ранее называвшийся «Приказ Казанского дворца и ведавший также Поволжьем, представляя собой таким образом нечто вроде министерства колоний), и отныне Сибирская губерния (в 1775 г. разделённая на Тобольскую и Иркутскую) подчинялась Центру на общих основаниях, что позволяет говорить о конце взгляда на Сибирь как на колонию. Впрочем, в 1786 г. Малороссийская коллегия была упразднена.

Отметим и веротерпимость политики Екатерины. Она отказалась от насильственного крещения мусульман, предоставив им свободу совести указом 17 апреля 1773 г. (т.е. ещё до Пугачёвского восстания, участие в котором татар и башкир подтолкнуло императрицу к дальнейшим послаблениям этой части российских подданных), разрешила строительство мечетей в Казани и других городах, а в 1782 г. учредила муфтият в Оренбурге, впоследствии перенесённый в Уфу, с государственным содержанием муфтию. Предоставлена была свобода вероисповедания и старообрядцам, с 1785 г. им разрешено было занимать общественные должности.

Постепенно интегрировались в российское общество и евреи, хотя жалобы на их конкуренцию со стороны российского торгового сословия вынуждали ограничивать их деятельность - например, по Указу 1791 г. (впрочем, уже после начала общего «закручивания гаек») евреям разрешалось регистрироваться на старых российских землях только временно (пресловутая «черта оседлости»), зато в качестве компенсации им разрешено было селиться в Новороссии. Отметим, что в то время положение евреев в большинстве стран Европы (кроме Англии и Нидерландов, а после 1789 г. - и кроме Франции) было схожим, анахронизмом «черта оседлости» станет позже, тоже уже после 1815 г.

2.2Городская реформа 1785 г.

Одновременно с «Жалованной грамотой дворянству» в 1785 г. была дана и «Грамота на права и выгоды городам Российской Империи», более известная как «Жалованная грамота городам». Если дворяне по их «Жалованной грамоте» были равны, то горожане разделены были на шесть разрядов: первый - городские обыватели, имевшие в городе дом или землю, второй - купцы трёх гильдий, третий - цеховые ремесленники (цехи, как уже говорилось, насаждались Екатериной), четвёртый - иногородние и иностранные «люди, которые в данном городе торгуют, работают или занимаются иными мещанскими упражнениями», пятый - «именитые граждане»: учёные, художники, «всякого звания и состояния капиталисты», банкиры, купцы, ведущие оптовый торг, судовладельцы, наконец, шестой - «посадские», которые «промыслом, рукоделием или работою кормятся в том городе». Первый, третий и шестой разряды составляли «мещанство».

Что касается ремесленных цехов, которые она создавала в городах по образцу тогдашнего, ещё феодального в большинстве своём Запада, она осознавала их вредность в больших городах, но считала полезными в мелких. А.И. Кизеветтер отмечает, что в то время цехи ещё господствовали и в большинстве стран Западной Европы; Россия же в целом, по мнению Екатерины, ещё не доросла до того уровня развития, когда цехи можно будет безболезненно упразднить.

До Екатерины только посадские в городах имели некоторое самоуправление, жившие в городах дворяне и духовные лица гражданами не считались. Теперь город объявлялся «обществом градским», получал статус юридического лица, звание мещанина становилось наследственным и не могло быть отнято иначе как по суду.

Отметим, впрочем, что неравенство распространялось не только на разные разряды, оно было и внутри них. Всё гильдейское купечество освобождалось от казённой службы, но только первая и вторая гильдии - от телесных наказаний. Купцы первой гильдии имели право ездить в пароконном экипаже, второй - в пароконной коляске, тогда как купцам третьей гильдии разрешалось запрягать только одну лошадь. Именитые граждане могли запрягать в экипаж до четырёх лошадей и через три поколения непрерывного пребывания в указанном статусе претендовать на получение дворянства.

Главное, однако, в том, что всем разрядам горожан была дарована неприкосновенность собственности и неотъемлемость прав. В целом «Жалованная грамота городам» способствовала росту корпоративного сознания горожан и росту сословного самоуправления.

Добавим ещё, что Д.И. Фонвизин предлагал проект, как быстро создать третье сословие («третий чин», по тогдашней терминологии) - освободить немедленно, хотя бы и за выкуп, всех предпринимателей из крепостных, принять их в соответствующие гильдии, а тем, чьего состояния окажется недостаточно для выкупа, гильдия должна помочь. Но на такой шаг Екатерина не решилась по причинам, о которых говорилось выше (понимание невозможности быстрой отмены крепостного права).

Тем не менее, и в этой области многое было сделано, отчасти ещё до реформы 1785 г. Так, Манифест 17 марта 1775 г. предполагал зачисления в гильдейское купечество всех торговцев с капиталом не менее 500 рублей; «Жалованная грамота городам» 1785 г. (ст.79) увеличила этот ценз до 1000 рублей. Гильдейское купечество освобождалось от воинской (рекрутской) повинности и подушной подати при уплате 1% налога с капитала. Фактически Екатерина II выполнила один из пунктов своей программной записки 1763 г. В посадские же по «Жалованной грамоте городам» могли записываться все желающие.

Ещё один важный шаг - создание регулярной полиции, пока только в городах. С 1774 по 1781 гг. разрабатывался Устав благочиния, введённый в действие 8 апреля 1782 г. Каждый город делился на части по 200-700 дворов и кварталы по 50-100 дворов. Полицией части руководил частный пристав, квартала - квартальный надзиратель и квартальный поручик, полицию города возглавляла городская управа благочиния, состоявшая из городничего, полицмейстера, двух приставов (по гражданским и уголовным делам) и двух ратманов (советников). В ведение полиции, кроме уголовных и гражданских дел, входили также починка дорог и мостов, пресечение деятельности не разрешённых законом собраний и организаций и т.д.

Как уже говорилось, Екатерина была сторонницей полицейского государства (в хорошем смысле этого слова), что отнюдь не исключало строительство государства правового. Но о последнем ниже.

2.3Уложенная комиссия и другие выборные органы власти

Очень больным местом в политике послепетровской России стало практически полное отсутствие выборного начала. Хотя, следует отметить, оно чувствовалось менее болезненно, чем проблемы с отсутствием гарантированной собственности - просто потому, что это была общеевропейская тенденция. В самом деле, если во Франции Генеральные Штаты перестали созываться с 1614 г., что означало перерыв в 175 лет, то в России этот перерыв составил примерно 220 лет, от последних Земских Соборов времён царевны Софьи до первой Государственной Думы при Николае II.

Но как бы то ни было, Екатерина решила созвать нечто вроде Земского Собора для выработки нового Уложения, так как старое, выработанное ещё Земским Собором 1648-1649 гг., постепенно устаревало, и уже Фёдор Алексеевич (царствовал в 1676-1682 гг.) подумывал о выработке нового.

Некоторые из приближённых Екатерины шли дальше неё самой в проектах либерализации политической системы. Так, граф Н.И. Панин предложил создать при императрице Совет, так как монарх просто физически не в состоянии исполнять свои обязанности по управлению огромной страной иначе как «разумным её (власти - Авт.) разделением между некоторым малым числом избранных к тому единственно персон». По косвенным данным, Панин предполагал ответственность Совета не только перед монархом, но и перед «обществом» (нечто вроде шведской конституционной системы). О.А. Омельченко считает, что Панин просто хотел освободить молодую неопытную императрицу от чрезмерных обязанностей и явно недооценил её способность править самостоятельно.

Екатерина хотела иметь разумных советников, но не хотела законодательно закреплять их полномочия, что в её понимании означало ограничение самодержавной власти. Не решившись отвергнуть проект Панина просто потому, что она, мол, так хочет, Екатерина сделала это, играя на противоречиях придворных группировок.

В то же время императрица приняла инициативу того же Панина по реорганизации Сената. В 1763 г. последний был разделён на шесть департаментов со строго определённой компетенцией для каждого и в то же время сохранил функции высшей контрольной инстанции и высшего судебно-надзорного органа.

Не решившись сразу отменить Указ Петра I о праве монарха самому назначать наследников (отметим, что это чисто азиатская практика - нечто подобное явочным порядком за полтора века до Петра ввёл Иван Грозный; это опять к вопросу о «европеизаторстве» Петра), Екатерина тем не менее разрабатывала проект закона о престолонаследии. При этом она в преамбуле сослалась на бедствия, «постигающие страны, сего не имеющие» (в самом деле, вспомним полвека «опрично-смутного кошмара» при Грозном и его ближайших преемниках и череду дворцовых переворотов после Петра - Авт.).

Согласно проекту закона, после её, Екатерины, смерти ей должен был наследовать сын Павел. После его смерти - старший сын, но только если ему к тому моменту исполнился 21 год, иначе императрицей становилась вдова - пожизненно. При отсутствии детей мужского пола (на тот момент у Павла ещё не было детей - Авт.) престол переходил к старшей дочери. Система чем-то напоминает английскую…

В октябре 1785 г. проект был подкорректирован и принял силу закона: престол переходил после смерти отца к старшему сыну, если нет сыновей - к брату (именно поэтому в 1825 г. после Александра I, у которого, кроме двух умерших во младенчестве дочерей, детей не было, трон унаследовал Николай I - Авт.), при пресечении мужской линии - к старшей сестре. Таким образом, мы видим, что Указ Петра 1722 г. отменил не Павел I в апреле 1797 г., как принято считать, а его мать 11,5 годами раньше.

Но самое главное - Екатерина отнюдь не воспринимала самодержавие как ничем не ограниченную власть монарха. М.М. Богословский отмечает, что правительства Петра и его преемников были по сравнению с правительствами первых Романовых «как-то менее склонны критиковать свои собственные действия, а критиков из общества посылали в Преображенский приказ или Тайную канцелярию (сменившую последний в 1717 г. - Авт.) беседовать с Ромодановским и Ушаковым (начальники тайной полиции соответственно при Петре и Анне Ивановне - Авт.)».

Теперь с этой практикой было покончено. 14 декабря 1766 г. был опубликован Манифест о выборах в Уложенную комиссию, как назвали это первое за 80 лет общероссийское выборное собрание. Правом выбора обладали все свободные люди, включая свободных крестьян. Всего в Комиссию было представлено 163 наказа от дворянства, 401 от горожан и 1066 от свободного сельского населения; к последним относились государственные и дворцовые крестьяне, однодворцы, пахотные солдаты (бывшие стрельцы, несшие службу, примерно аналогичную современным внутренним войскам, а в свободное от службы время занимавшиеся сельским хозяйством), инородцы. Характерно при этом, что из 1066 наказов от сельского населения 496 составлено в Архангельской губернии, так как там была сосредоточена значительная часть последних. Вообще, свободные крестьяне сосредоточивались в основном на Севере и в Сибири, казаки, однодворцы и инородцы - на Юге и в той же Сибири, а сельское население центра страны было представлено почти исключительно дворянскими депутатами. Поэтому о позиции последних стоит сказать подробнее.

М.М. Богословский отмечает, что «восторг» дворян от свалившихся на них свобод был так велик, что многие дворянские наказы не содержат никаких требований, а представляют собой сплошные панегирики Екатерине за дарованные милости (этот автор представляет дело так, что после сплошной беспросветности начиная с Петра вот так вдруг милости и свалились по «Манифесту о вольности дворянской», хотя послабления дворянству по службе постепенно начались ещё с царствования Анны Ивановны, когда срок службы был ограничен 25 годами, а один из дворянских сыновей освобождался от службы для присмотра за имением - Авт.); в качестве примера он приводит наказы волоколамского и муромского дворянства. Чуть ниже он же отмечает, что дворяне не требуют политических прав (как в 1730 г.), а только имущественных, «под влиянием спокойного царствования Екатерины» - мол, политические права теперь и не нужны. Это, судя по тому, что мы говорили выше о «Жалованной грамоте городам», можно отнести и к городским обывателям.

Однако так ли всё просто? Те же авторы отмечают прагматизм многих (если не большинства) наказов, констатируя, что они не просто критикуют старое Уложение, но и указывают, что и почему «не так» и предлагают, что надо изменить. Почему же они при этом не ставят вопрос об ограничении верховной власти в целом? Чтобы понять это, целесообразно, как нам кажется, сделать отступление к событиям 1730 г. и к их истокам.

После 1612 г., пережив полвека опрично-смутного кошмара, страна менялась, и менялась радикально, и именно в сторону европейского пути развития. С.Ф. Платонов пишет: «Московское государство до Смуты - это «вотчина» царя и великого князя, а население - не граждане, а «государевы слуги и холопы, его богомольцы и сироты». Вот мнение «старозаветных» московских людей: когда «сильножитель» (читай: Иван Грозный) умер, то дом остался без хозяина и был разорён. Однако потрясающие события Смуты и необходимость «строить дом» без «хозяина» (по причине отсутствия такового - Авт.) привели к пониманию того, что «страна без государя всё же есть государство», что «рабы суть граждане и что на них самих лежит обязанность строить и блюсти своё общежитие». Новый царь принял свою власть не над «вотчиной», а над народом, который сумел организовать себя и свою временную власть во всей земле.

Не будем подробно отвлекаться на царствование первых Романовых, скажем только, что Михаил Романов обязался (причём не за себя одного, но и за всю династию) не только «не казнить смертью бояр и знатных людей за любые преступления», но и не менять старые законы и не издавать новые без согласия Земского Собора или Боярской Думы, объявлять войну или заключать мир только с одобрения этих органов, судить важнейшие дела «по законам и старым обычаям». Ну и чем это не присяга европейского монарха блюсти права и вольности своих подданных? И до Петра все цари её соблюдали. Отметим, что Екатерина согласно её «Наказу Сенату» тоже считала, что государь при вступлении на престол должен давать присягу о соблюдении законов (подразумевалось, что он лишается права на престол, если её нарушит). К сожалению, после смерти императрицы эта практика воплощения не получила…

При этом в XVII в. Земские Соборы были более демократичными по своему составу, в отличие от более аристократических (правильнее сказать - духовно-служилых - Авт.) Соборов века XVI-го. Интересно, что князь М.М. Щербатов отмечал «повреждение нравов в России» в XVIII в. по сравнению с XVII-м, но не видел причин этого, которые, по нашему мнению, заключались как раз в откате назад от реально достигнутого европейского начала, выборного в том числе.

А теперь перейдём ко временам Анны Ивановны. Представляется, коллизию 1730 г. надо разобрать подробнее. В 1613 г. имелось в наличии «всенародное множество», которое спасло страну от поляков, возвело на трон царя и имело право (и воспользовалось им) предъявить свои условия. Можно по аналогии с 1730 г. назвать их «Кондициями». И царь целовал крест «всей земле» и всем сословиям. И относительно всех сословий. А как было при восшествии на трон Анны Ивановны?

Как принято считать, всё решило вмешательство Гвардии: кода Анна Ивановна разорвала «Кондиции», «верховники» не посмели ей возразить, поскольку гвардейцы угрожали (если не словами, то всем своим видом) повыкидывать их в окна.

Я. Гордин спрашивает: мол, случайно ли, что именно Гвардия (которую этот автор весьма резонно сравнивает с опричниками Ивана Грозного), созданная Петром, в 1725-1730 гг. выбрала самодержавие вместо идеи ограничения власти монарха? И только ли в этом дело? Как представляется, проблема гораздо глубже.

О чём мечтали авторы «Кондиций»? Начнём с того, что инициатором ограничения самодержавия в 1730 г., в отличие от 1613-го, было не «всенародное» и даже не «вседворянское» множество, а кучка бояр из «Верховного Тайного Совета», требовавших «побольше воли» только себе:

«Надобно нам себе полегчить, воли себе прибавить» (выделено мною - Авт.). Я.Гордин видит ошибку «верховников» в том, что они после смерти Петра II не собрали Земский Собор для решения вопроса о новом государе, как то было принято на Руси в случае неясности с престолонаследием. А неясность была: юный император наследника не назначил.

«Кондиции» оговаривали ограничение самодержавия, но в чью пользу? Кто имел право объявлять войну и заключать мир, налагать новые подати и т.д.? Верховный Тайный Совет! Положение «Кондиций» «животов и имущества без Верховного Тайного Совета не лишать» могло быть - и было - понято так, что последний по своему произволу лишать может! Таким образом, он брал абсолютную власть. Дворянство же хотело такой организации, которая представляла бы наибольшие гарантии от произвола как единоличного управления, так и возвышения нескольких фамилий. Было составлено 12 различных конституционных проектов, подписанных 1100 дворянами (55% всех дворян, съехавшихся в Москву на коронацию Анны Ивановны), за которыми стояло не менее 100 тысяч их братьев по классу по всей стране. Есть основания думать, что и множество недворян, которым петровские порядки были отнюдь не в радость, готовы были их поддержать.

И было что поддерживать! Например, проект одного из «верховников», более «продвинутого», чем остальные, Голицына предполагал ограничение императорской власти Сенатом из 36 человек, Дворянской палатой из 200 человек и «третьей палатой», в которую предполагалось избирать по два депутата от города. Чем не Земский Собор XVII в., только ещё более «продвинутый»?

Но «верховники» оказались неспособны возглавить эту массовую оппозицию самодержавию. Лишь в последний момент Голицын начал искать соглашения с В.Н. Татищевым, чей проект предусматривал ограничение не только самодержавия, но и «верховников» в пользу более широких слоёв дворянства (и не только) с опорой на традиции Земских Соборов (отметим, что были и более демократические проекты). Я. Гордин видит главную причину трагедии в позднем начале этих консультаций - если бы Верховный Тайный Совет сразу пошёл навстречу группировке Татищева, то все принципиальные вопросы можно было решить немедля и поставить Анну перед свершившимся фактом.

Если бы «верховники» оказались способны на один из перечисленных тут альтернативных вариантов - не посмели бы гвардейцы угрожать «повыкидывать их в окна», да и захотели бы? Известно, что из 1100 дворян-«подписантов» примерно половина были гвардейские и армейские офицеры. Так что и позиция армии и даже гвардии была очень неоднозначной.

Но надо помнить, что в 1613 г., как-никак, 30 лет прошло после Опричнины, народ оправился от неё, народ восстал и прогнал врага, до того бившего русских почти полвека подряд, осознал свою силу. В 1730 г. прошло всего пять лет после Петра, народ раздавлен, дворянство тоже. Е.В. Анисимов рассуждает о том, почему в сентябре 1727 г., видя надвигающуюся опалу, А.Д. Меншиков не оказал сопротивления, хотя мог бы: нацепить все военные регалии, явиться в казармы, поднять гвардию… И цитирует французского посла (жившего в России 10-15 годами позже) маркиза Шетарди: «Знатные только по имени, в действительности они (русские вельможи - Авт.) были рабами». И стоило царю, продолжает Анисимов, даже если это был мальчишка (12-летний Пётр II - Авт.), нахмурить брови, как у самого высокопоставленного холопа сердце уходило в пятки, он начинал униженно кланяться, просить прощения и т.д. Отметим, однако, что стрельцов 1682 г. личности царя Петра, который тогда был немного младше внука, и царицы-матери Натальи Кирилловны не смутили…

Но самое главное, как представляется, не в этом. Те, кто прошёл школу Смутного времени и освобождения от иноземных захватчиков, а заодно и от своих опричников с опорой на народ, и при формировании власти в 1612- 1613 гг. опирались на народ. Вельможи же, прошедшие петровскую школу, в лучшем случае оказались способны действовать (как и декабристы без малого 100 лет спустя) «для народа, но без народа».

Мы отвлеклись так сильно от времён Екатерины, чтобы понять подоплёку позиции дворянства при составлении наказов в «Уложенную Комиссию». Не забудем и про фактор времени. А.М. Буровский пишет, что в 1730 г./ старшее поколение, мол, ещё помнит допетровскую Русь с её Земскими Соборами. К началу правления Екатерины - уже нет. Со времён Софьи три поколения прошло, и дворянство было просто не готово вот так, с ходу, теперь вернуться к обсуждению серьёзных государственных вопросов, не испытав на себе (точнее, забыв за три поколения - Авт.) воспитательного действия никаких общественных учреждений, /отучившись за 80 лет/ говорить публично и писать об общественных делах. Такова была ситуация в 1767 г., даже если забыть о печальном опыте того, что правительства Петра и его преемников были по сравнению с правительствами первых Романовых «как-то менее склонны критиковать свои собственные действия, а критиков из общества посылали в Преображенский приказ или Тайную канцелярию». Удивительно скорее то, что большинство дворян всё же не ограничивалось панегириками по поводу свалившихся на него милостей, а делало достаточно серьёзные предложения, касающиеся государственных дел, хотя и не касавшиеся ограничения самодержавной власти.

Кроме того, похоже, что дворянство, под влиянием «свалившихся» на него прав и вольностей забыло про зыбкость всего этого при неограниченной монархии (после смерти Екатерины её сын об этом напомнит, хотя и ненадолго…). Уже сама возможность того, пишет А.М. Буровский, что такие типы, как Пётр I (Иван Грозный, Анна Ивановна, сменивший Екатерину и попытавшийся всё достигнутое ей уничтожить Павел I… - Авт.) могут получить неограниченную власть, выглядит беспощадным приговором неограниченной монархии…

Отметим, что часто, независимо далее от желания дворян, их требования, например, имущественные, переходили в политические. Например, оформление перехода наследства (в первую очередь, недвижимости) к новому владельцу можно было осуществить только в Петербурге или Москве (в Вотчинной коллегии), а между тем не всем по карману было долго там жить (о чрезмерной централизации в доекатерининские времена мы уже говорили, а о медлительности юридических процедур ещё поговорим), так что многие и не оформляли, что вызывало, как уже сказано, сомнения у многих дворян, законно ли они владеют своей собственностью, а также порождало такие, например, ситуации: дворянин продал поместье, но по указанным причинам не оформил, а дети после его смерти признали купчую незаконной, так что покупатель остался без денег и без поместья. Короче говоря, дворянство требовало децентрализации учреждений, связанных с оформлением собственности.

Уложенная Комиссия в составе 550 депутатов (примерно как в Земских Соборах XVII в.) начала работу 30 июля 1767 г. Под «маршальством» А.И. Бибикова. Важнейшим из обсуждавшихся на ней вопросов стал крестьянский, хотя обсуждались и другие, изложенные в цитированных выше наказах - о правах дворян и купцов, об их отношениях между собой, о праве дворян и крестьян заниматься промышленностью и торговлей... Как уже говорилось, помещики жаловались на ряд проблем, в том числе и связанных с бегством крестьян. Но кое-кто из них (например, Г. Коробьин от Козловского уезда, ныне Тамбовская область) выступил с резкой критикой крепостничества, с заявлениями о том, что в побегах крестьян виноваты сами помещики и т.д. Он и некоторые другие дворяне (не говоря уже о крестьянских депутатах) считали, что крестьянину надо гарантировать права собственности, а его повинности регламентировать. Большинство дворян, естественно, возражало, М.М. Щербатов критиковал при этом не только сторонников упразднения крепостничества, но и ряд положений Наказа» самой Екатерины.

Впрочем, об экономических требованиях разных сословий (равно как и о том, что правительство Екатерины их в значительной мере удовлетворило, хотя и не сразу, или по крайней мере собиралось это сделать) мы уже говорили. Отметим, что Комиссия проработала полтора года, а 12 января 1769 г. Екатерина под предлогом начавшейся войны с Турцией прервала её работу.

Итак, Комиссия вроде бы потерпела неудачу. Во всяком случае, новое Уложение так и не было составлено (это произошло только при Николае I, в 1826-1833 гг., причём без всяких там Земских Соборов и Уложенных Комиссий, самодержавно-бюрократической властью). Помимо указанной выше причины неудачи (неготовность общества после 80-летнего перерыва), М.М. Богословский называет ещё три: тот факт, что Екатерина не представила на обсуждение проект нового Уложения (это само по себе затрудняло работу); сословный антагонизм; противоречия между Екатериной и обществом: императрица исходила из прекрасных идей европейской философии, депутаты - из российских реалий (мы ещё увидим, что по крайней мере последнее Богословским как минимум преувеличено - Авт.).

Тем не менее, деятельность Комиссии не прошла бесследно: уже говорилось, что власть постепенно удовлетворила или собиралась удовлетворить большинство экономических требований депутатов; то же можно сказать и о требованиях политических. Начнём с того, что уже в 1774-1775 гг. Екатерина составила план будущего Свода законов, который, к сожалению, не успела ввести в действие.

Но если инициатива составления нового Уложения при Екатерине завершения не получила, то не так было с выборным началом. Начнём с дворян. При Петре дворянской выборности мешала постоянная военная служба; теперь с этим было покончено, и дворяне сами просили об учреждении выборного начала.

По «Жалованной грамоте дворянству» дворяне имели право выбирать уездных предводителей дворянства, которые потом из своей среды выбирали губернских, а также членов и председателей губернских и уездных учреждений. Кроме того, дворяне избирали уездного начальника (капитан- исправника; таким образом, был выполнен наказ опочецкого (нынешняя Псковская область) дворянства о выборах «уездного опекуна» с примерно аналогичными полномочиями) и председателя и двух заседателей нижнего (уездного) земского суда. По представителю от дворянства, купечества и свободных сельских обывателей на три года избиралось и в «совестные суды» (о судах подробнее в следующей главе, пока о выборности в целом). О реформе местного управления мы уже говорили, а здесь констатируем: все высшие губернские инстанции (губернское правление, казённая и судебная палаты) были бюрократическими, назначаемыми сверху учреждениями, средние - верхний земский суд, губернский магистрат и верхняя земская расправа, а также совестный суд и приказ общественного призрения - смешанными, отчасти выборными, отчасти назначенными (председатели), отчасти выборными (члены - по сословиям), нижние же - уездный суд, городовой магистрат и нижняя земская расправа - полностью выборными. Следующие шаги к расширению выборного начала будут сделаны только без малого сто лет спустя, в годы Великих реформ 1860-х гг.

Добавим ещё, что избирательные законы Екатерины представляли из себя изъятие из «вольности дворянской»: дворянин, который никогда не служил, лишался избирательного права, как активного, так и пассивного.

2.4Первые шаги к правовому государству

К началу правления Екатерины, как уже отчасти отмечалось, суд был недоступен большинству россиян (из-за чрезмерной централизации и не только) и медлителен. Сама Екатерина в качестве курьёза приводит пример медлительности, когда Сенат в начале её царствования шесть недель разбирал «дело о выгоне города Мосальска». Добираться до суда было далеко - по самому минимальному делу надо было ехать в воеводскую канцелярию, что при протяжённости тогдашних административных единиц составляло иной раз до 300 вёрст, пользоваться его услугами дорого - за одну подачу судебного иска взималась пошлина в три рубля (весьма приличная по тем временам сумма - вспомним, что по «Жалованной грамоте городам» капитала в 1000 рублей было достаточно для зачисления в гильдейское купечество), и она была не единственной. Ещё дороже обходились услуги тогдашних адвокатов - поверенных, при этом они были ненадёжны и могли принять противоположную сторону, если она больше заплатит. Это не говоря уже о взятках.

Но и все уплаты ничего не гарантировали - например, судья мог просто отказаться слушать жалобу представителей низшего сословия на представителей высшего (скажем, однодворцев на помещика). Добавим, кстати, что требования судебной реформы включали в себя «отмену суда, введённого Петром».

Про административную реформу 1775 г. уже говорилось; отметим, что в рамках её проведены были и правовые реформы. Удвоив количество уездов, Екатерина увеличила и число присутственных мест в них. Суды стали «ближе к людям». На уездном уровне были созданы отдельные суды для дворян и свободных крестьян, а также общий земский суд. Помимо Юстиц-коллегии, по уездам «разнесли», таким образом децентрализовав, и Вотчинную коллегию.

Например, для дворян был создан свой сословный суд из выборных представителей дворянства (чего они тоже требовали в наказах в Уложенную Комиссию), на разных уровнях от уездного (нижний земский суд с выборными председателем и исправником во главе) через губернский (верхний земский суд) до центрального. Горожане были подсудны в уездах городовому магистрату, а в губерниях - губернскому магистрату. Там тоже заседали выборные представители горожан и имперские чиновники. Для свободных сельских жителей были созданы «нижний сельский» и «верхний сельский» суды («расправы», соответственно на уездном и губернском уровнях). Что касается подлинно независимого и равного для всех сословий (бессословного) суда, то к этому Россия была ещё не готова… Хотя один такой суд (Совестный) был организован, о нём чуть ниже.

На губернском уровне были созданы Судебные палаты, подразделявшиеся на гражданские и уголовные, с председателем и четырьмя заседателями, назначавшимися правительством, в каждой. Они были обязаны утверждать и решения судов низших инстанций, если речь шла о лишении жизни или чести.

Преступления, совершённые не по злому умыслу, а также малолетними или безумными, рассматривали Совестные суды, имевшие также полномочия третейских.

При каждом губернском суде назначался также губернский прокурор (прокурорский надзор в губерниях был восстановлен ещё в 1763 г.). У каждого прокурора было по два помощника - стряпчие по гражданским и уголовным делам. Судебные дела тоже были децентрализованы - только самые важные передавались в Центр, большинство решалось на местах.

Но этими преобразованиями дело не ограничилось. Конец XVII - первая половина ХIX вв. ознаменовались достаточно радикальной гуманизацией правоохранительной системы во всех странах Европы, каковая тенденция в конечном счёте и привела правосудие от его средневековых стандартов к современным: происходит переход от жестоких и болезненных методов наказания, связанных с членовредительством и направленных на истребление преступников, к более умеренным наказаниям, направленным теперь на исправление преступников.

И Россия исключением не стала, хотя гуманизация происходила (как и везде в Европе) неравномерно: в чём-то Россия опережала те или иные западные страны, в чём-то, напротив, отставала. Понимание необходимости гуманизации законов выражено в «Наказе» Екатерины II депутатам Уложенной Комиссии (1767 г.) (ст. 211): «По мере того, как умы … просвещаются, так умножается и чувствительность каждого, … то надобно, чтобы строгость наказания умалялась». В ст. 206 Екатерина конкретизирует: страны, где были самые жестокие законы, прославились самыми бесчеловечными беззакониями. «Довольно, - продолжает императрица, - чтобы зло, оным (преступникам - Авт.) причиняемое, превосходило добро (выгоду - Авт.), ожидаемое от преступления…», а также «Наказ» подразумевает «известность наказания несомненную и потеряние выгод, преступлением приобретаемых. Всякая строгость, превосходящая сии пределы, бесполезна …» Говоря современным языком, «преступника сдерживает не жестокость наказания, а его неотвратимость».

Гуманизация законов началась уже при первых Романовых. Известный правовед первой половины ХIX в. Г.И. Солнцев отмечает, что с момента принятия Соборного Уложения 1649 г. «древние российские законы» «при решении дел более не выписываются и в руководство не приемлются». Однако Уложение как продукт XVII в. содержало в себя ряд положений, которые можно отнести к средневековым, ещё направленным на «жестокие и болезненные методы наказания, связанные с членовредительством и направленные на истребление преступников». Нормативно-правовые акты XVIII в. содержат ряд новых положений, направленных на гуманизацию российского законодательства. В то же время имеет место и преемственность, выразившаяся в повторении ряда положений Соборного Уложения 1649 г., а также «Воинского артикула» Петра I (1715 г.)

Начнём с общей части, в первую очередь с определения преступлений как таковых Первое известное нам определение преступлений содержится в «Наказе», который вообще представляет, по словам А.Ф. Бернера, «первую русскую законодательную попытку построить Уголовное Уложение на твёрдых и единых началах теории»: созрело понимание того, что Соборное Уложение и «Воинский артикул» перестали соответствовать изменившемуся положению, а кроме того, они содержали нормы слишком общего характера. Так, правовое регулирование назначения и исполнения лишения свободы было бессистемным, преимущественно же право проводилось в жизнь на основе указов по отдельным вопросам уголовной политики и тюремной деятельности.

«Наказ» впервые даёт определение преступления как такового: «внешнее, свободное, положительными законами запрещённое деяние, безопасность и благополучие государства или частных его граждан посредственно или непосредственно нарушающее».

Преступления делятся на три разряда: 1. «Злодеяния» (оскорбления Величества, измена, разбой); 2. «Безнравственные поступки» (чрезмерная скупость, «жестокосердие», «невоздержанность» и т.д.) и 3. «Грех» (т.е. преступления, связанные с церковными делами) (Сентенция о Пугачёве 1775 г., Жалованная грамота дворянству 1785 г. и др.).

Преступление должно быть деянием «свободным», т.е. совершённым по добровольному выбору и при наличии выбора (совершать преступление или нет) как такового, чтобы «не была побудительною причиною крайняя необходимость, самим законом дозволенная».

Понятие умышленного и неумышленного преступления содержит уже Соборное Уложение 1649 г. (главы X и XII). Преступления делятся на умышленные и неумышленные, при этом вторые в свою очередь тоже подразделяются - на «небрежные» (т.е. связанные с небрежением своими обязанностями, повлекшими за собой преступные последствия) и «случайные» (связанные с обстоятельствами, от человека не зависящими - в качестве примера «Воинский артикул» приводит солдата, застрелившего своего товарища на учениях, поскольку последний внезапно появился там, где его никто не мог ждать), причём в последнем случае они в вину не ставятся и наказание за них не назначается.

Это положение подтверждается и Указом Екатерины II от 9 декабря 1793 г.: «Для правомерного предъявления наказания… судья при обследовании всякого уголовного случая должен объяснить, с злым ли намерением или без /оного/ виновный впал в преступление».

Люди могут быть источниками преступления только «при употреблении разума и при свободе произвола, имея возможность судить о своих действиях и желаниях» (помимо «Наказа», об этом говорят Полицейский устав, Устав о губерниях, а также Высочайшие указы более ранних лет - 1740 и 1760 гг.) Тут, помимо «крайней необходимости», речь может идти о том, что в наше время называется «вменяемостью». Дела, совершённые не по злому умыслу, а в результате несчастного стечения обстоятельств, по невежеству (например, колдовство), а также малолетними или «безумными» (невменяемыми? - Авт.), при Екатерине стали рассматривать Совестные суды.

С екатерининских времён наказания классифицируются на «обыкновенные» и «чрезвычайные». Здесь необходимо пояснение.

Однако уже во второй половине XVII в. интенсивность применения смертных казней снижается. Например, со времён царя Фёдора Алексеевича (1676-1682) женщину, убившую мужа за «домашнее тиранство», больше не закапывают по шею в землю, но приговаривают к покаянию и заточению в монастыре. Наиболее жестокие казни постепенно уходят в прошлое. Так, 19 февраля 1689 (в источнике сказано: 7197) г. закапывание в землю как вид казни отменяется вовсе. Посадка на кол в последний раз применялась в царствование Анны Иоанновны, в 1736 г. (четыре года спустя А.П. Волынскому этот вид казни заменили отсечением головы). Наконец, указом императрицы Елизаветы Петровны 1754 г. смертная казнь вообще отменяется как «обыкновенное» наказание для «обыкновенных» преступлений, заменяясь даже в самых тяжких случаях наказанием «вечной каторгой и кнутом». При Екатерине, как уже говорилось, дела, связанные с лишением виновного чести или жизни доходили минимум до губернского уровня.

Слово опять же «Наказу»: «Смерть злодея слабее может воздержать беззакония, чем долговременный и непрерывно пребывающий пример человека, лишённого своей свободы для того, чтобы наградить работою своею, через всю его жизнь продолжающеюся, вред, им содеянный обществу» (ст. 21). Правда, в те времена смертная казнь могла заменяться вдобавок к каторжным работам также выжиганием на лбу и/или щеках слова «вор» и/или вырыванием (вырезанием) ноздрей; последнее отменено было только Указами 1814 и 1817 гг., хотя ещё статья 217 екатерининского «Наказа» говорит о недопустимости «изувечивающих» наказаний. Отметим ещё, что часть дворянства требовала отмены новых гуманных законов («которые годятся более просвещённому и политизированному народу») и восстановления старой практики в целях борьбы с «разбоями», забывая о своей жестокости к крестьянам как о причине последних. О том, что к концу правления Екатерины число «разбоев» намного снизилось не в последнюю очередь благодаря в том числе и гуманизации отношений между помещиками и крестьянами, уже говорилось.

Но всё это относилось к «обычным» наказаниям. «Чрезвычайные» же наказания «по особой важности преступлений после 1754 г. Определяются «ужаснейшим злодеям вне общих правил, в уголовном законодательстве изложенных, с присовокуплением особенных обрядов и строгостей, воображение зрителя поражать могущих» («Наказ»). Конкретно упоминаются Емельян Пугачёв, поручик Мирович (пытавшийся в 1764 г. освободить из заточения Ивана VI Антоновича), некий «убийца матери и сестры родной», пресловутая «Салтычиха» (также не названная по имени, которой, впрочем, смертную казнь заменили подземной тюрьмой) и убийцы в 1771 г., во время «чумного бунта» в Москве, архиепископа Амвросия. Что же, за исключением Мировича, все остальные по содеянному ими - действительно «ужаснейшие злодеи»… Каждому делу, по которому применяется смертная казнь, соответствует своя высочайшая «сентенция» или Указ. Впрочем, определённая гуманность проявлялась и к «злодеям». Например, Пугачёва суд приговорил к четвертованию, то есть к отсечению сначала руки и ноги и только потом - головы, однако палачу передали секретный приказ Екатерины «промахнуться» и сразу отрубить голову.

Таким образом, при Екатерине смертная казнь становится «исключительной мерой наказания».

Смертную казнь достаточно широко заменяют другие виды казни - например, гражданская казнь с возведением на эшафот и преломлением шпаги, «шельмование» (прибитие таблички с именем «шельмуемого» к виселице), лишение фамильного прозвища (по имени отца или мужа - так, например, наказали ту же Салтыкову); обычно эти виды наказания сопрягаются с другими (каторгой или тюрьмой), однако всё же не со смертной казнью (указы 1762 и 1768 гг.); только в 1826 г. пяти повешенным декабристам перед смертной казнью сломали ещё и шпаги над головами.

Происходит и гуманизация тюремного заключения. Возможно, основанием для мыслей, изложенных в «Наказе» Екатерины II, послужило произведение итальянца Ч. Беккариа «О преступлениях и наказаниях» (1764). Основной целью наказания объявляется удержание от преступлений других и предупреждение новых деяний преступных. Наказание должно быть адекватным, производить сильное впечатление на окружающих, но при этом не приносить чрезмерных физических страданий (примерно так изложена эта же мысль в ст. 205 «Наказа»).

Предварительное заключение в тюрьме само по себе есть наказание, поэтому брать под стражу надо лишь тогда, когда «вполне вероятно, что гражданин в преступление впал» (ст. 162). Содержание под стражей «должно длиться сколь возможно меньше и быть снисходительно сколь можно» (ст. 166, 169). Причём в тюрьме до суда должен находиться не «обвиняемый», а уже «обвинённый» (т.е., очевидно, тот, кого виновность уже признана достаточной, чтобы передавать дело в суд) (ст.171).

Особо оговаривается, что и тюрьмы должны быть разными по условиям содержания в зависимости от тяжести преступления; тут, возможно, предвосхищаются будущие тюрьмы «общего», «строгого» и «усиленного» режима. В ст.235 эта мысль выражена так: «Тюрьма для тайно провозящего товары (т.е. контрабандиста) не должна быть та же, что и для смертоубийцы или разбойника, по большой дороге разбивающего».

Впрочем, в интересующее нас время зачастую дело дальше благих пожеланий не шло: так, ещё и через полвека можно было встретить в тюрьме «вместе с величайшим… преступником, окованным железами, несчастного мальчика за потерю паспорта». Хотя и позитивные изменения налицо.

Начнём с преступлений «против спокойствия и тишины», за которые (кроме, как мы помним, случаев «ужаснейшего злодейства») «Наказ» рекомендует наказывать «лишением спокойствия, ссылкой, исправительным наказанием» (ст.78). Ст. 208-210 добавляли, что смертная казнь должна применяться в таких случаях лишь тогда, когда человек, будучи лишён свободы, «имеет тем не менее средства и власть возмутить народное спокойствие».

Перейдём к преступлениям «против веры». Здесь, пожалуй, и в первой половине XIX столетия наиболее сохраняется «преемственность» от Средневековья, хотя ещё Екатерина в «Наказе» (ст.74) рекомендовала и тут проявлять мягкость: по её, мнению, за преступления против веры необходимо было лишь «лишение всех выгод, даруемых нам религиею, изгнание из храмов, исключение из собрания верных на время или навсегда».

Тем не менее, реально и в начале XIX в. мало что изменилось по сравнению со временами 100-150-летней давности. Так, согласно Уложению и Воинскому Артикулу Петра I «кто возложит хулу на Господа или на Богородицу или на Честной Крест или на святых угодников,… подлежит смертной казни», причём формулировка достаточно расплывчатая, так что при желании под неё можно подогнать очень многое. Не донесшие о богохульстве лишаются чина.

Смертная казнь полагалась и иноверцу, который отвлечёт православного от его веры и обратит в другую (Уложение, подтверждаемое рядом Указов, самый поздний из которых датируется 1775 годом) (при том, что обратный процесс - обращение иноверцев в православие - напротив, приветствовался); что касается самого отступника, то в случае его «неисправления» полагалось сообщить в Сенат и ждать императорской резолюции (по Указу 1722 г., подтверждённому рядом указов до 1800 г.). Иноверец, женившийся на православной, не только не мог её принуждать сменить веру (что вполне правомерно, так как в принципе принуждать кого- либо к смене веры нельзя), но и детей обязан был воспитывать в православии (тоже Указ ещё 1735 г., не менявшийся по крайней мере в течение следующих 90 лет). Обращать нехристиан в неправославное христианство запрещалось, кроме, правда, мусульман и иудеев. Наконец, во избежание ересей «запрещалось открывать споры о различиях веры и противные православию», за это полагалось «без суда молчание».

Сохранялись в неприкосновенности и положения о преступлениях против Величества, например, пункт Соборного Уложения (глава III, п.3-4) о том, что дерзнувший в присутствии монарха вынуть оружие карается отсечением руки. Впрочем, кое-где на Западе достаточно долго сохранялось положение о смертной казни за подобный проступок (в России смерть полагалась только в том случае, если виновный не просто обнажит оружие в присутствии монарха, но кого-либо при этом убьёт или ранит).

Сохранялся в неизменности и пункт Воинского Артикула о том, что тот, кто «оскорбит Императорское Величество или непристойным образом рассуждать будет» (последнее представляет собой опять-таки весьма расширительное толкование!) - должен быть наказан телесно и сослан в Нерчинск на работы. Причём «знавшие, но не донесшие» наказывались так же, как и сами преступники, исключение не делалось и для родственников виновного; тут тоже продолжали в течение уже ста лет действовать положения Уложения и Воинского артикула, подтверждённые также Указом 1722 г.

С другой стороны, бесспорным актом гуманизации следует признать право обращения в совестный суд всякого арестованного, которому в течение трёх дней не было предъявлено обвинение. Если обвинением было не особо тяжкое уголовное преступление и не оскорбление Величества, то Совестный суд имел право требовать представить ему задержанного вместе с мотивами задержания; этот суд мог до суда отпустить арестованного «на поруки». Вообще, Совестный суд стал первым в стране всесословным органом (об этом уже упоминалось), сочетавшим функции суда по гражданским делам и прокуратуры.

Гуманизировались наказания, впрочем, не всегда: бесспорной новеллой в сторону ужесточения следует признать Указ 1771 г. о казни «на месте» того, кто во время эпидемии грабит дома умерших. Вероятно, вызвано было появление этого Указа эпидемией чумы в Москве в том году, однако по крайней мере в течение предшествующего столетия подобных распоряжений не было, хотя едва ли раньше дома умерших во время эпидемии не грабили. Можно предположить, что власть решила отныне и впредь жёсткими мерами покончить с подобной «традицией».

В то же время сохранялась традиция прощения кражи, совершённой в состоянии крайней нужды (статья 195 «Воинского артикула»): «Если кто из крайней голодной нужды (которую доказать должен) съестное, питейное или что не великой цены украдёт, то за сие наказание умаляется или совсем отменяется».

Во второй половине XVIII столетия становится очевидным анахронизм такого института судебного расследования, как «допрос с пристрастием».

Уже в 1762-1763 гг. в ряде первых указов Екатерины пытки осуждаются, в 1765 г. она указывает Сенату прекратить находящиеся в производстве дела «окончить без пыток и в указанный срок». В статьях 192-193 «Наказа» пытки осуждаются, и в самом деле, в 1767 г. этим «Наказом», получившим по крайней мере в данном случае силу закона, пытки упраздняются, окончательно (после восстановления пыток в царствование Павла I) это происходит при Александре I, по Указам от 27 сентября 1801 и 6 ноября 1804 гг. В основе «суждений и приговоров» должно лежать «личное обвиняемых перед судом сознание», однако при этом отнюдь не «независимо от того, как оно получено»: запрещается подвергать обвиняемых «каким-либо пристрастным допросам и пыткам». Мы видели, что, несмотря на отмену пыток, помещики в своих имениях продолжали пытать крестьян и дальше, однако если дело доходило до суда (что случалось не так уж редко), они бывали наказаны, подчас весьма сурово.

Статьи 194, 222-223 «Наказа» говорят о неотвратимости наказания («важно пуще, без сомнения, чтобы никакое преступление, ставшее известным, не осталось без наказания…»). В сочетании со словами о том, что «довольно, чтобы зло, оным (преступникам - Авт.) причиняемое, превосходило добро (выгоду - Авт.), ожидаемое от преступления…Всякая строгость, превосходящая сии пределы, бесполезна», а также с положением статьи 200 (наказание по надлежащему скорое, потребное для общества, умеренное сколь можно, уравненное с преступлением и точно показанное в законе»), мы можем видеть здесь один из принципов современного взгляда на вещи: удерживает преступника не столько жестокость наказания, сколько его неотвратимость.

Особо оговаривается, что «Власть судьи - в одном только исполнении уголовных законов, но не в произвольном оных толковании».

Постепенно смягчались и телесные наказания: уже с 1730 г. начиная и в дальнейшем в течение столетия издаются Указы о наказании плетьми «против кнута легчайшем» (сопрягаемом, впрочем, с другими наказаниями - тюрьмой, ссылкой, полицейским надзором). При Екатерине Указом Сената от 25 февраля 1773 г. кнут заменялся плетью (без дополнительных наказаний) за мелкие кражи. И в самом деле, если кнутом можно забить человека и до смерти (таких случаев история знала немало), то плетьми - едва ли. При этом при определении телесных наказаний запрещается в приговоре суда о телесном наказании писать «нещадно и жестоко», но предписывается чётко определять число ударов сообразно тяжести преступления.

Наконец, интересно и новое видение того, кто может остановить приговор, по каким-то причинам представляющийся несправедливым. По «Учреждению о губерниях» 1775 г., подтверждённому рядом указов с 1781 по 1824 гг., это может сделать гражданский губернатор, передав дело на пересмотр в Сенат. Причём по делам, связанным с лишением провинившегося дворянина дворянства, чести и/или жизни, и Сенат сам принимать решений не может, а подаёт дело на «высочайшую конфирмацию» («Жалованная грамота дворянству» 1785 г., Указ от 8 сентября 1802 г.).

Продолжали действовать положения «Воинского артикула» о «пасквилях», т.е. анонимных письмах («кто кого в своём деле обвинит, а своего имени не объявит». Поднявший брошенную кем-то анонимку («подмётное письмо») должен тут же, на месте, не распечатывая, сжечь его при свидетелях (хотя логичнее было бы отнести «куда следует» - Авт.), иначе полагался «тягчайший» штраф.

В общем продолжали действовать положения о наказании за кражу, хотя и они постепенно гуманизировались. Так, Указ 1781 г. вводил наказание «работными домами» (учреждёнными шестью годами раньше согласно ст. 391 «Учреждения для управления губерниями» для «людей непотребного и невоздержанного жития», «рабов непотребных», «ленивых и гуляк») только за четвёртую кражу (если её размер не превышал 20 рублей), тогда как за первые три кражи менее чем на указанную сумму полагались только телесные наказания.

Зато «домостроевские» традиции (весьма большая власть родителей над детьми) сохранялись и после Екатерины. Так, Указ 1812 г. подтвердил положения Уложения (гл. 21, п.72, гл. 22, п.3) о том, что если дети убьют родителей, то это должно караться смертной казнью, тогда как убийство родителями детей каралось всего лишь годичным заключением в тюрьму с последующим «объявлением греха в церкви».

Впрочем, с другой стороны, XVIII век и сюда принёс новеллы: теперь родителям запрещалось «приневоливать» детей к вступлению в брак «под опасением тяжкого штрафования»; запрещалось это и помещикам в отношении «людей» (т.е. крепостных), однако по причинам, о которых упоминалось, это положение не всегда действовало. С другой стороны, сохранялось в неизменности положение о смертной казни за изнасилование (Уложение. Ст.7. п. 30).

Интересно перечисление смягчающих обстоятельств. В первую очередь, как уже говорилось, речь идёт о малолетстве преступника. Так, положенное наказание плетью для детей от 10 до 15 лет заменяется розгами (меньше 10 лет - отменяется вообще) (указы 1740-1799 гг.). Для сравнения: в Англии начала XVIII в. при краже более чем на 6 пенсов (что каралось смертью) понятия «несовершеннолетний» не было вообще, известен случай казни за кражу шестилетнего ребёнка. Смягчающим обстоятельством является и старость - лица старше 70 лет от телесных наказаний освобождаются (Указ 1798 г., уже после Екатерины, но подготовлен был явно её судебными реформами).

Важное смягчающее обстоятельство - «прежняя добродетельная жизнь преступника» (Указ 1768 г., подтверждённый мнением Государственного Совета 1818 г.). Признаётся таковым и срок давности (как правило, десять лет), так как «после продолжительного срока не только трудно, но и вовсе невозможно обследовать уголовный случай со всею подробностью и ясностью» (Манифест 17 марта 1775 г.).

А вот состояние аффекта, уже тогда признававшееся за смягчающее обстоятельство «некоторыми зарубежными правоведами», в России ещё и в начале XIX в. таковым не признавалось (кроме случаев «ревности к службе чиновников»). Впрочем, тогдашнее определение - значительно более расплывчатое, чем нынешнее («состояние аффекта, вызванное противоправными действиями потерпевшего»): «Излишний гнев и запальчивость, возбуждённые справедливыми причинами». Не признавалось смягчающим обстоятельством и «количество детей у преступника, ещё не воспитанных».

В заключение отметим и такой важный аспект строительства правового государства, как борьба с коррупцией. Уже 15 декабря 1763 г. Екатерина специальным Указом назначила «довольное жалованье» чиновникам, чтобы они «не прибегали к богоненавистной корысти». Имели место и репрессии против отдельных «лихоимцев», например, против смоленского губернатора И.З. Арженевского или высокопоставленного сотрудника Статс-конторы В. Шокурова. Но победить коррупцию Екатерине не удалось, как пишет А.Б. Каменский, отчасти в силу укоренённости традиций, отчасти в силу непоследовательности борьбы с ней. Нам представляется, что причина более фундаментальна - в докапиталистическом обществе победить коррупцию невозможно в принципе; в то время победить её не удавалось отнюдь не только в Росси. Дальнейшее показало, что борьба с коррупцией стала более успешна только после начала Великих реформ; к 1913 г. коррупция была сведена к нормальному европейскому уровню.

2.5Период «закручивания гаек» (1789-1796)

Представляется, что фундаментальные причины начавшегося в 1789 г. «закручивания гаек» лежат в плоскости не национальных, а классовых интересов. С момента возникновения Атлантической цивилизации Запад превратился в носителя принципиально нового образа жизни - либерального и демократического, основанного на экономическом базисе свободного рынка. Как следствие этого, возникла политическая демократия, свобода личности, а затем - такие понятия, как права человека и т.д. После Великой Французской революции и Наполеоновских войн этот новый строй перестал быть привилегией нескольких протестантских народов и, утвердившись в католической Франции, а затем в некоторых других странах, стал претендовать на универсальность.

И именно это испугало феодальных правителей, Европы, даже таких просвещённых самодержцев, как Екатерина II. Отметим, впрочем, что при Екатерине «закручивание» носило не очень сильный характер, как в силу в целом просвещённого и либерального характера её правления (по большому счёту, Екатерина стремилась к тому же самому - свободному рынку, свободе личности и т.д., другое дело, что при феодально-крепостническом строе это было возможно лишь в очень ограниченных масштабах), так и потому, что в том момент французские «свобода, равенство и братство» достаточно быстро выродились сначала в безудержное воровство Директории, поставившее страну на грань анархии, а потом в деспотию Наполеона. Была и третья причина, но о ней подробнее в пункте 2. А пока отметим, что Екатерина, например, советовала Людовику XVI не бороться тупо с любыми проявлениями нового, а взять себе в союзники «мудрейшую из партий - сторонников Лафайета» (так называемые «фельяны», сторонники либеральной конституционной монархии - Авт.).

Тем не менее «закручивание гаек» было. Например, в 1789 г. Екатерина запретила ввоз в страну любых французских периодических изданий и даже сочинений столь любимого ею Вольтера и была «полна решимости перекрыть кислород любым независимым идеям» (хотя последняя фраза - явное преувеличение - Авт.).

Среди жертв последнего этапа правления Екатерины упоминаются двое - Н.И. Новиков и А.Н. Радищев; кстати, то, что постоянно смакуются эти двое, тоже говорит об ограниченности политики «закручивания гаек». Представляется целесообразным разобрать, что же эти двое из себя представляли.

Н.И. Новиков (1744-1818) в молодости, в 1767 г., он работал секретарём в Уложенной Комиссии, а в 1779 г. переехал из Петербурга в Москву и занялся издательской деятельностью. В журнале «Трутень» он высмеивал, например, «презрение к родной земле у многих полуобразованных дворян» («покойный батюшка Россию ненавидел и жалел, что в ней родился» - слова одного из персонажей новиковской сатиры), но этим занимался и Д.И. Фонвизин (вспомним Ивана из его «Бригадира»), так что это не причина. Пропустила она мимо ушей и личное оскорбление («на русском языке изъясняться не умеет»), хотя, между прочим, немка Екатерина по-русски говорила и писала лучше, чем многие её придворные.

А вот в 1792 г. Новиков был как франкмасон (деятельность которых после начала Французской революции стала пугать Екатерину) осуждён на 15 лет заключения в крепости. Впрочем, А.Б. Каменский полагает, что главной причиной сурового приговора стали контакты Новикова (по масонской линии) с наследником Павлом Петровичем (который, кстати, в 1796 г. его из заключения и освободил).

Что касается А.Н. Радищева (1749-1802), то советская историческая наука представляла его «без пяти минут большевиком», и некоторые его произведения, например, ода «Вольность», где он прямо призывает к насильственному свержению законной власти, вроде бы дают основания называть его экстремистом; А.Б. Каменский прямо говорит, что именно это («бунт против начальства»), а вовсе не критика крепостного права (к которому, как мы видели, и сама императрица относилась крайне негативно), настроило её против Радищева.

С другой стороны, в «Путешествии из Петербурга в Москву» он рассуждает о необходимости отмены цензуры (и, кстати, его пугают некоторые тенденции во Франции, которая в этом плане всё ещё «ходит близ пропастей бастильских»), осуждает и нарушение закона на местах в России (например, помещика, который обращается со станционным смотрителем как со своим крепостным и обещает «изуродовать» его, если тот не даст потребного количества лошадей), а уже в сибирской ссылке осуждает Робеспьера за террор - всё это позволяет видеть в нём скорее демократа.

Отметим, что Радищев в своё время тоже был масоном, и это в 1790 г. ему, как и два года спустя Новикову, весьма повредило. При этом многие авторы, включая некоторых советских, считают, что если бы не начавшаяся Французская революция, то и Радищеву его «Путешествие из Петербурга в Москву» сошло бы с рук.

При этом и с Новиковым, и с «бунтовщиком хуже Пугачёва» Радищевым Екатерина обошлась сравнительно гуманно: Новикову было позволено взять с собой в заключение личного врача и лакея (последнего, кстати, он после освобождения отдал в солдаты, что не делает ему чести и вызвало ещё тогда осуждение многих его коллег-либералов), а недельное меню Радищева в заключении, где он провёл 43 дня в ожидании приговора, напоминает хороший ресторан (вплоть до жареных цыплят и поросят); правда, Радищев как дворянин находился в привилегированном положении, но и заключённые попроще не голодали - суп с мясом ежедневно, а по воскресеньям - жареное мясо и сладкое к чаю.

Отметим в заключение ещё раз, что при Екатерине «закручивание» носило не очень сильный характер, как в силу в целом просвещённого и либерального характера её правления, так и потому, что в том момент французские «свобода, равенство и братство» недолго были примером для окружающих. По-настоящему буржуазный либерализм станет пугалом для абсолютных монархов (не только российских) в эпоху «Священного Союза». И тогда же станет фактом то, что А.Б. Каменский ошибочно приписывает Екатерине: «Союзу государства и культуры пришёл конец, и наступило противостояние», по крайней мере на сорок лет до Крымской войны.

Выводы по второй главе

В целом политические реформы Екатерины были направлены на постепенное превращение России в современное европейское государство с правильно действующим и постепенно гуманизирующимся правом, с унификацией страны по национально- территориальному принципу, которая в то же время сочеталась с децентрализацией по принципу просто территориальному (передача ряда полномочий из Центра на места).

До 1789 г. в стране была также невиданная ранее свобода слова и печати; но и после 1789 г. императрица, хоть и напуганная Французской революцией, относилась к оппонентам сравнительно снисходительно. Кроме Новикова и Радищева, никто особо не пострадал.

Способствовала Екатерина и развитию в стране выборного начала, причём не только для дворян, но и для горожан. Другой вопрос, что в условиях феодально-крепостнического строя выборное начало могло быть ограниченным, не выше губернского уровня. Впрочем, относительная неудача Уложенной Комиссии объясняется не только крепостническим строем в той форме, в которой он был установлен Петром, но и искоренением этим же монархом всякого выборного начала, что сделало российское общество три поколения спустя не готовым к его быстрому восстановлению.

В любом случае возникает вопрос: почему Екатерина не продолжила попытки созыва нового «Земского Собора» после 1775 г., равно как и не думала об ограничении самодержавия (кроме разве что проекта присяги монарха). Ответ прост: в то время и большинство монархов Европы об этом не думало (Франция, Австрия, Испания…) Это после пресловутого 1815 г. неограниченная власть самодержца превратится в анахронизм. При всём уважении к Екатерине, она всё же была абсолютной монархиней и от ряда свойственных таковым стереотипов избавиться так и не смогла. Можно употребить марксистский термин «классовая ограниченность». Впрочем, есть основания думать, что, не будь искоренения выборного начала при Петре, Россия при Екатерине уподобилась бы не абсолютистским Франции, Австрии и Испании, а конституционным Англии, Дании или Швеции.

Как бы то ни было, не будем требовать от Екатерины «прыгнуть выше головы» и на основании сохранения самодержавия умалять её заслуги перед Россией!

Заключение

К каким же выводам заставляет нас прийти комплексный анализ политических и экономических реформ Екатерины II?

Исследование кредо Екатерины в плане переустройства Российского государства и того, как оно сказалось на её реформах позволяет видеть, что она ставила на первое место внутреннее устроение страны, а не внешнее величие, хотя и последнее при ней изрядно усилилось.

Анализ экономических преобразований Екатерины в разных отраслях (сельское хозяйство, промышленность, торговля) говорит о том, что были достигнуты немалые успехи в развитии всех отраслей экономики, и притом на либеральных началах; другое дело, что при сохранении феодально- крепостнического строя «либерализм» получился весьма ограниченный и результаты были хуже, чем могли бы быть. Однако то, что было достигнуто, впечатляет.

Изучение правовых реформ позволяет определить их как первые шаги к построению в России правового государства, хотя и тут создание такового изрядно тормозилось сохранением крепостничества.

Анализ мер Екатерины в отношении крепостного права позволяет думать, что она планировала его отменить, хотя сделать этого сразу не могла (по причине сопротивления дворянства и не только) и не хотела, планируя сначала подготовить общество (включая самих крестьян); конкретные сроки отмены, намеченные ею (примерно 100 лет) кажутся слишком большими нам с современной точки зрения, но они были рассчитаны исходя из реалий того времени.

Исследование политического кредо Екатерины в плане переустройства Российского государства позволяет сказать, что она была против законодательного ограничения монаршей власти (кроме проекта принесения каждым новым монархом присяги на верность законам), но вместе с тем исследование внутриполитических реформ екатерининского периода в динамике и по этапам говорит об огромной проделанной работе по части упорядочения государственного управления в Центре и на местах, распространения просвещения, здравоохранения и т.д.

При этом исследование деятельности Екатерины в широком историческом контексте, начиная со времён Ивана Грозного и кончая Великими реформами 1860-х гг., с попутным анализом деятельности некоторых других правителей, в отношении которых также сложился ряд стереотипов, позволяет думать, что, если бы не перерывы в нормальном развитии России в период «опрично-смутного кошмара» и потом при Петре, то Екатерина достигла бы большего и в плане политического реформирования, включая, возможно, и ограничение самодержавия.

При этом Екатерина проводила политику терпимости к инакомыслию, а также к инаковерию (мусульмане, старообрядцы и т.д.), и даже в позднее екатерининское время, отмеченное некоторым «закручиванием гаек», «закручивание» было не слишком суровым. Впрочем, это можно объяснить тем, что тогда крепостническая система ещё не слишком боялась «дурного примера Запада» - это наступит лет через двадцать после её смерти.

В целом же в той конкретно-исторической обстановке и при том наследстве, что ей досталось, а равно с учётом собственной «классовой ограниченности» Екатерина, как представляется, сделала всё, что могла, на путях к созданию в России современного (на тот момент) правового цивилизованного государства. И сделала она, при всех недостатках её правления, очень много.

Завершить же работу хотелось бы оценкой своей деятельности самой Екатериной II, которая считала свои деяния «каплей в море». Что же, скромность, достойная великих - вспомним хотя бы Сократа с его знаменитой фразой «Я знаю только то, что я ничего не знаю!»

Список источников

1Екатерина II и Г.А. Потёмкин. Личная переписка (1769-1791). - М.: Наука, 1997. - 989 С.

2Записки императрицы Екатерины II. - СПб.: В. Врублевский, 1907. - 239 С.

Наказ императрицы Екатерины II. - СПб.: Тип. Акад. Наук, 1907. - 175 С.

Российское законодательство Х-ХХ веков. - Т.5. - М., 1987.

Storch H.F. Historisch-Statistisch Gemalde des Russischen Reichen. - Bd.7. - Leipzig, 1799.

6Анисимов Е.В. Россия без Петра. - СПб.: Лениздат, 1994. - 496 С. Антоновский М.И. Новейшее повествовательное землеописание//

7Радищев. Материалы и исследования. - М.-Л., 1936.

8Беляев И.Д. Крестьяне на Руси. - М.: Изд. А.Д. Ступина, 1903. - 306 С. Бернер А.Ф. Учебник уголовного права. Часть общая и особенная. - СПб., 1865. - 916 С.

Богословский М.М. Российский XVIII век. - Кн.2. - М.: Новый хронограф, 2010. - 398 С.

Буровский А.М. Пётр окаянный. Палач на троне. - М.: Яуза, ЭКСМО, 2013. - 350 С.

Буровский А.М. Рождение Российской Империи. - М.: Олма-Пресс, 2005. - 540 С.

Бушкович П. Пётр Великий. Борьба за власть (1671-1725). - СПб.: Дмитрий Буланин, 2009. - 540 С. С

Валишевский К. Пётр Великий. Репринт издания 1912 г. - М.: СП «Внешиберика», 1989. - 620 С.

Валишевский К. Смутное время. - М.: Терра - Книжный клуб, 2007. - 335 С.

Викторский С.Н. История смертной казни в России и современное её состояние. - М.: Тип. Имп. Мос. Ун-та, 1912. - 387 С.

Гернет М.Н. История царской тюрьмы. - Т.1. - М.: Госюридат, 1961. - 384 С.

Гордин Я. Власть и Гвардия// Знание - сила. - 1991. - № 11. - С.80-87. Гордин Я. Меж рабством и свободой. - СПб.: Амфора, 2015. - 448 С.

Гриффитс Д. Екатерина II и её мир. - М.: Новое литературное обозрение, 2013. - 530 С.

Гуляев П. Российское уголовное право, составленное из российских государственных узаконений. - М.: Тип. П. Кузнецова, 1826. - 209 С.

Доннерт В. Екатерина Великая: личность и эпоха. - СПб.: Вита Нова, 2003. - 542 С.

Елисеева О. Екатерина Великая. - М.: Молодая гвардия, 2010. - 633 С. Елисеева О. Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век

Екатерины II. - М.: Молодая гвардия, 2008. - 596 С.

Завьялов А. Вопрос о церковных имениях при императрице Екатерине II. - СПб.: Тип. А.П. Лопухина, 1900. - 400 С.

Кабузан В.М. Изменения размещения населения России в XVIII - первой половине XIX вв. - М.: Наука, 1971. - 190 С.

Каменский А.Б. От Петра I до Павла I. - М.: РГГУ, 2001. - 575 С.

27Каменский А.Б. Российская Империя в XVIII веке: традиции и модернизация. - М.: Новое литературное обозрение, 1999. - 326 С.

28Каррер дАнкосс Э. Екатерина II. Золотой век в истории России. - М.: РОССПЭН, 2006. - 444 С.

29Кизеветтер А.И. Городовое положение Екатерины II. - М.: Тип. Имп. Мос. ун-та, 1909. - 473 С.

Ключевский В.О. Сочинения. - Т.4. - М.: Госполитиздат, 1957. Ключевский В.О. Сочинения. - Т.5. - М.: Госполитиздат, 1959.

Козлова Н.В. Купцы в структуре государственного управления России XVIII в.// Сословия и государственная власть в России. XV - середина XIX вв. Международная конференция. Чтения памяти акад. Л.В. Черепнина. - Ч.1. - М., 1994. - С.179-188.

Комиссаренко А.И. Русский абсолютизм и духовенство в XVIII веке. - М.: Изд-во Всесоюз. Заочн. Политех. Ин-та, 1990. - 202 С.

Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. - Т.2. - М.: Сварог, 1995. - 816 С.

Лаппо-Данилевский А.С. Екатерина II и крестьянский вопрос// Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. - Т.1. - М., 1911. - С.163-190.

Лисин А.Г., Петренко Н.И., Яковлева Е.И. Тюремная система России в XVIII-XX вв. - М., 1996.

Мавродин В.В. (ред.). История СССР. - Ч.1. С древнейших времён до 1861 г. - М.: Просвещение, 1979. - 608 С.

Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII- начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. - Т.1. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1999. - 547 С.

Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II. - М.: Юрист, 1993. - 428 С.

Павленко Н.И. Екатерина Великая. - М.: Молодая Гвардия, 2006. - 493 С.

Платонов С.Ф. Смутное время. - М.: АИРО-XXI - СПб.: Дмитрий Буланин, 2007. - 199 С.

Рожков Н. Русская история в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики). - Т.7. - М.-Л., 1928.

Скрынников Р.Г. Царство террора. - СПб.: Наука, 1992. - 571 С. Смагина Г.И. Академия Наук и российская школа: вторая половина XVIII века. - СПб.: Наука, 1996. - 162 С.

43Солнцев Г.И. Российское уголовное право. - Ярославль, 1907. - 219 С. Соловьёв С.М. Сочинения. - Кн. XIII. - М.: Раритет, 1994. - 444 С. Тайны истории. Екатерина II в воспоминаниях современников, оценках историков. - М.: Терра - книжный клуб, 1998.

44Троицкий С.М. Дискуссии по крестьянской торговле в XVIII в.// Советские архивы. - 1969. - № 1. - С.86-93.

45Туган-Барановский М. Русская фабрика. - М.-Л.: Соцэкгиз, 1934. - 436 С.

Упоров Н.В. Гуманистические идеи европейских просветителей и российское пенитенциарное право. XVIII - начало ХIX вв. - Рязань: Рязан. Ин-т права и экономики МВД России, 1998. - 36 С.

Фонвизин М.А. Сочинения и письма. - Т.2. - Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1982. - 431 С.

Чечулин Н.Д. Очерки по истории русских финансов в царствование Екатерины II. - СПб.: Сенатск. тип., 1906. - 380 С.

Чистович Я.А. История первых медицинских школ в России. - СПб.: Тип. Якова Трея, 1883. - 662 С.

Шумейко И.Н. Романовы. Ошибки великой династии. - М.: АСТ, 2014. - 480 С.

51Яковенко И.Г. Российское государство. Национальные интересы, границы, перспективы. - Новосибирск, 1999.

52Янов А.Л. Загадка николаевской России (1825-1855). - М.: Новый хронограф, 2009. - 504 С.