а, Григорий делал выбор в пользу священнослужителя. При том, что себя Григорий видел преемником Святого Петра, которому Церковь была доверена самим Христом, нельзя не заметить недвусмысленный намек Папы на свое верховенство над общехристианской общиной. Эту идею Григорий старательно вкладывал в умы и прихожан, и королей. Обращаясь к пастве, состоящей преимущественно из непросвещенных людей, Григорий пользовался понятным языком, полным красочных метафор, поучений и подробных толкований, делал акценты на понятиях о власти и нравственности.
Эти стремления отразились на отношениях Григория с патриархом и императором Византии, также претендовавшими на лидерство в христианском мире. В соответствии с традиционной политической теологией Византии, император играл значительную роль в регулировании института Церкви; позиции византийского епископата и самого императора по вопросам христианской доктрины или дисциплины нередко сталкивались, причем император пользовался всеми возможными ресурсами для воплощения в жизнь своей точки зрения (достаточно вспомнить знаменитый спор о Трех главах). Более того, император Юстиниан и его последователи стремились подчинить своему влиянию также и Римского Папу, ведь Рим, в соответствии с «Прагматической санкцией для Италии» Юстиниана I, входил в состав Византийской Италии. При Юстиниане, однако, возник известный спор о Трех главах, после которого началась Аквилейская схизма. Меры императора Юстиниана по примирению монофелитов и монофиситов и достижению компромисса были крайне непопулярны, что отразилось на авторитете императора. Этот конфликт «перешел в наследство» императору Маврикию, современнику и антагонисту Григория. С точки зрения папы, крайне осуждавшего меры Юстиниана, император Маврикий, как его последователь, поддерживал отступников веры и содействовал схизматикам. Попытка Григория добиться от схизматиков отречения от их идей вызвала ответную противную реакцию императора, требовавшего невмешательства Папы.
Помимо расхождений относительно Аквилейской схизмы, Григорий и Маврикий находились в состоянии конфликта из-за взглядов на проблему верховенства Византии на территории Италии. Являясь продолжателем проектов Юстиниана, Маврикий был также убежден в необходимости сделать Италию частью Империи. Григорий, считая такие идеи несостоятельными, был убежден, что империя находилась в упадке. Подобное убеждение Григория подкреплялось бездействием Маврикия в военных конфликтах Рима и лангобардов в 590-е годы. Исследователи отмечают в целом негативное отношение Григория к «грекам», гегемонии которых на территории Италии он не желал ни в политическом, ни даже в культурном плане, что выражалось, например, в его противостоянии ассимиляции греческого и латинского элементов населения. Наконец, отвернувшись от Византии, Григорий обратился к сотрудничеству с формировавшимися на Западе варварскими королевствами.
.2 Григорий Великий и Толедское королевство вестготов
В результате конфликта с императором Григорий был вынужден искать себе новых союзников, коих и нашел в варварских королевствах, в частности, в лице епископов Пиренейского полуострова и короля вестготов. Однако вестготы были не единственными потенциальными союзниками.
Так, например, лангобарды всегда беспокоили Папу Григория: они представляли угрозу не только политической стабильности города Рима, но и порядку Римской Церкви. С 570-х годов Григорий пытался заключить с лангобардами перемирие; став понтификом Рима, он жаждал их обращения в ортодоксию. По восшествии на престол короля Агилульфа в королевстве лангобардов возрос авторитет католической Церкви, а отношение к ортодоксии стало куда более лояльным во многом благодаря усилиям королевы-католички Теоделинды, с которой Папа состоял в переписке. Возможно, она смогла склонить нового короля, Агилульфа, к обращению в ортодоксию, однако этот вопрос дискуссионным. Тем не менее, сын Теоделинды и Агилульфа, Аделоальд, однозначно придерживался Никейского символа веры. Помимо этого, контакт с Теоделиндой был важен с практической точки зрения: королева могла поспособствовать скорому заключению мира между королем лангобардов и Григорием. Григорий также вел переписку с франкскими королями - Хильдебертом и королевой Брунгильдой, с большим вниманием относившейся к церковной политике. Переписка Григория и Брунгильды весьма значительна как по объему, так и по содержанию: с королевой Папа обсуждал вопросы реформирования порядков франкской Церкви, проблемы симонии и назначения мирян на церковные должности; разумеется, эти не лишены и его излюбленного морализаторства, наставнического тона. Помощь Брунгильды была необходима Григорию для проведения миссии Августина в Англии, проходившей через территории Галлии.
Таким образом, франки и лангобарды стали важными звеньями в рамках политики экспансии Римской Церкви на территории Запада. Лишь тесные контакты с правителями этих королевств, совместное решение общих дел, могли привести к реализации целей Григория. Возможно, этим в определенной степени объясняется значительный объем переписки.
Количество писем Григория к адресатам из Испании - непосредственно вестготам и выходцам из Византийской Испании - незначительно в сравнении с количеством писем к франкам или лангобардам. Переписка с королем Реккаредом состоит из трех писем, переписка с епископом Леандром представлена также тремя письмами. Остальные «испанские» письма Григория касаются византийских владений на полуострове: это переписка Папы и епископа Картахены Лициниана и письма-инструкции для дефенсора Иоанна относительно дела епископа Малаги Януария. Однако малое количество писем не означает, что Пиренейский полуостров не представлял для Папы особого интереса. Как можно заключить из писем Леандра и Лициниана, Папа был хорошо осведомлен о положении дел как в византийском анклаве, так и в королевстве вестготов. Так, Леандр рассказывал Папе о новом короле Реккареде и «его нравах». При этом Григорий наказал епископу Леандру «искуснее бдить» за королем, чтобы «удержать постигнутую веру с помощью достойной жизни» и уберечь его от сильной гордости от успехов и славы. Также с Леандром Григорий обсуждал вопросы обрядов и церковной дисциплины, в частности, вопрос об обряде крещения.
О высокой степени вовлеченности Григория в дела церкви на Пиренейском полуострове говорит и серия писем, касающаяся дела несправедливо осужденного Януария, епископа Малаги, то есть в области, находящейся формально под властью Византии. В соответствии с распоряжениями Григория, епископы, судившие Януария, на шесть месяцев должны быть отправлены в монастырь без права совершения причастия; Януария же должны восстановить на прежнюю должность. Григорий также упоминает византийского патрикия Комитиола (Коменциола), обвиняемого в смещении епископов с должностей и в краже церковного имущества. Его он обязывает немедленно возвратить все похищенное имущество и также отстранить от должности. Все это свидетельствует о внимании Григория к делам в Испании.
О принятии вестготами Никейского символа веры Григорий узнал от Леандра почти сразу после III Толедского собора 589 г. Более того, как видно из «Диалогов», у понтифика была собственная точка зрения на это событие. Папа Григорий полагал, что Реккаред принял веру, подражая брату, возведенному в сан мученика. Именно его пример, по словам Григория, помог Реккареду и самому отказаться от ереси, и привести к истинной вере весь народ готов. Если бы не Герменегильд, писал Григорий, ничего этого бы не произошло; но из-за того, что один Герменегильд умер за истинную веру, ожили многие.
Стоит отметить, что немало исследователей считают и самого Реккареда убежденным верующим. Личное убеждение Реккареда могло быть следствием подражания старшему брату или результатом успешных увещеваний Леандра, но переход в ортодоксию - серьезный политический шаг. Он сыграл значительную роль как во внешней политике, поскольку арианство в определенной степени изолировало королевство, лишало его возможности установления успешных контактов с соседями, так и во внутриполитической идеологии: провозглашение единой ортодоксальной веры явилось важным инструментом в укреплении королевской власти. Для принятия вестготами Никейского символа веры король Реккаред созвал в мае 589 г. III церковный собор в Толедо, ставший первым общеиспанским собором. Он проходил под председательством Леандра Севильского. На соборе присутствовали арианские епископы и готская знать во главе с королем, публично отрекшиеся от арианства.
Это событие стало поворотным в истории Толедского королевства: исчез религиозный барьер, разделявший готов и испано-римлян, что положило начало складыванию единой народности. С III Толедского собора начал складываться союз Церкви и королевской власти, получивший название «вестготской симфонии». Наконец, принятие Никейского символа веры значительно укрепило авторитет королевства вестготов в глазах его соседей, что способствовало упрочению контактов Толедо и Рима.
2. Переписка Григория и Реккареда: характер и результаты контактов
.1 Проблемы коммуникации между Толедо и Римом
Любопытно, что король сообщил Григорию о своем обращении лишь только в 596-599 г. Тем не менее, для Григория сообщение Реккареда об обращении в ортодоксию едва ли стало новостью: по-видимому, Папа узнал об этом практически сразу. Уже в 591 году он писал епископу Леандру Севильскому о своей великой радости по поводу этого события: «я совершенно не в силах выразить словами мою радость, когда я узнал, что наш общий сын, славнейший король Реккаред, обратился в католическую веру с нерушимым благоговением». Судя по всему, об этом Папе написал сам епископ Леандр. Связь Григория и Леандра была прочной, письма между ними доставлял посланник. Через других священнослужителей, например, пресвитера Пробина, отправленного Григорием к Леандру, епископы получали книги и сочинения из Рима. Таким же образом книги от Папы попали в Малагу, область Византийских владений, о чем упоминает епископ Лициниан. Любопытно отметить, что временные промежутки между отдельными письмами Григория, Леандра и Лициниана составляют 1-2 года, то есть письма и посылки доставлялись относительно скоро.
Почему же письмо Реккареда шло так долго? Сам король оправдывал свое промедление следующим образом: первые три года после собора (то есть примерно до 591 года), по словам короля, он был «занят различными делами», впоследствии же связаться с Папой просто не удавалось. Поскольку это письмо датируется не ранее чем 596 годом, нельзя не заметить, как долго - не менее четырех лет - король не мог установить контакт с Папой Римским! По его словам, аббаты, отправленные к Григорию с дарами, попали в сильную бурю около Марселя, после чего, едва спасшись, были вынуждены вернуться. Реккаред попытался связаться с Папой через его пресвитера, посланного в Малагу; однако, в силу недуга, пресвитер не смог добраться до Толедо. Есть основания полагать, что этот пресвитер - все тот же Пробин, доставлявший письма Григория к Леандру, поскольку в ответном письме к Реккареду Григорий упоминает именно его. По словам Григория, от Пробина он узнал об антииудейских законах, изданных Реккаредом.
Х. Орландис, доверяя оправданиям короля Реккареда, в одной из статей попытался восстановить средства и пути связи между Испанией и Римом. Историк полагает, что коммуникация между Римом и королевством вестготов была крайне затруднительна. Причиной тому, во-первых, являлось неразвитое мореплавание, слабая морская навигация и незнание маршрутов у вестготов (примером этому служит неудача отправленных к Папе аббатов). Григорий же для коммуникации с Пиренейским полуостровом пользовался слаженной инфраструктурой и маршрутами Византии, связывавшими Италию и Византийскую Испанию. По мнению историка, скорость, с какой адресата достигали письма Григория, объясняется во многом именно за счет наличия у Григория многочисленных легатов и посредников в разных точках региона, через которых Папа имел возможность в относительно сжатые сроки связываться с духовенством юга Испании. Следует отметить, что Леандр, по-видимому, отправлял письма через византийские владения, поскольку они доходили до Папы быстро. Реккаред почему-то не хотел этого делать. У Реккареда не было таких посланников; по-видимому, король был вынужден ждать оказии: то пресвитера Пробина, то «неаполитанского юношу», с которым он отправил второе письмо.
Однако далеко не все исследователи объясняют промедление Реккареда проблемами инфраструктуры и связи. Так, возможной причиной промедления считают недоверие короля, подозревавшего Григория в тесном контакте с Византией. Этот вариант кажется возможным ввиду того, что впоследствии Реккаред попытался привлечь Папу к решению проблем вестготско-византийских отношений.
.2 Обмен дарами и его символическая роль
Несмотря на все трудности, послание Реккареда достигло адресата. Через пресвитера Пробина король отправил Григорию дар - золотую чашу, украшенную драгоценными камнями и предназначавшуюся апостолу Петру. Судя по всему, помимо чаши, с аббатами, не сумевшими добраться до Рима, Григорию были направлены еще какие-то подношения. Григорий отмечает, что эти дары не были утеряны, и прибыли позднее. Реккаред надеялся, что Григорий не будет оскорблен таким промедлением и не разуверится в его привязанности, отмечая, что их теперь сближает единая вера. Здесь следует отметить, что подобный дар - не просто дань любезности, но символ готовности короля к установлению определенных отношений стать достойным подарком «апостолу, который первый блистает славой». Таким образом, король подчеркивает, что именно епископ Рима является преемником апостола Петра. На это Григорий ответил, что Блаженный Петр с удовольствием принимает чашу, при этом отмечая, что «не даритель славен дарами, но дары славны дарителем», отмечая содеянное Реккаредом благо по обращению в ортодоксию.
Григорий не просто принял дары, но и отправил ответные: ключик с железом из вериг апостола Петра, крест с частицей Креста Господнего, прядь волос Иоанна Крестителя. При этом он объяснил, что посланные подарки помогут Реккареду освободиться от грехов. После этого Григорий еще раз отправил Реккареду «другой ключ от священнейшего тела Блаженного Петра». Священные реликвии, направленные Реккареду, не уступали подаркам, сделанным Григорием, например, детям королевы Теоделинды. Так, Аделоальду Папа послал филактерии с библейскими цитатами, крест с вкраплениями древесины Господнего Креста, а также отрывок из Евангелия в Персидском ларце. Дочери Теоделинды Григорий отправил три перстня: два с сапфирами, один - с ониксом.
Упомянутые подношения Папы были существенны при известной избирательности Григория в вопросах даров, что говорит о его стремлении к союзу с вестготской королевской властью и епископатом. Ведь даже супруге императора, Константине, Григорий категорично и с большим неудовольствием отказал в просьбе отправить голову апостола Павла, которую императрица хотела поместить в домовую церковь. Григорий отметил, что мощи Святого Павла должны остаться в его церкви в Риме - ведь многие другие приходят к ним в надежде получить благословение. В заключение Григорий добавил, что может отправить ей только кусочек вериг.
Сравнение подношений Григорием священных реликвий (или отказа в них) различным монархам говорит о соотношении ценности посылаемых даров и степени заинтересованности Григория в том или ином союзе. Контакт с королем вестготов, судя по ценности даров Реккареда и Григория, представлял определенный интерес для обеих сторон.
.3 Григорий как наставник: формирование образа идеального ортодоксального монарха в письмах к Реккареду
Первое ответное письмо Григория королю Реккареду датируется 599 годом. Восхваляя его обращение в ортодоксальную веру, Григорий отмечает благое стремление короля и его послов к преодолению сложностей для установления контакта. Однако Григорий сдержан в своих похвалах: напоминая о том, что перед хорошим человеком дьявол расставит множество ловушек, Папа обращается к Реккареду с наставлениями. Здесь он уделяет внимание ключевой теме письма - качествам, нраву и поступкам, которыми Реккареду необходимо обладать, если он желает стать истинным христианским правителем.
Во-первых, по мнению Григория, король должен быть благочестив; основная задача монарха - следование Божьим заповедям и распространение веры, постоянный труд для стяжания царствия небесного. Истинный король - в первую очередь сам верный христианин, чье поведение является примером для подданных. Не ленясь, он трудится над тем, чтобы привести за собой толпы верующих. На пути к этому важнейшим качеством является умение хранить твердость и личную непогрешимость, которые не должны быть сломлены или подкуплены недовольными. Ввиду этого Григорий вспоминает антииудейские законы Реккареда, для отмены которых короля пытались подкупить: он одобряет поступок Реккареда, который предпочел золоту непогрешимость.
Также большое внимание Григорий уделяет смирению короля: тот не должен впадать в гордыню, ведь «всякий, кто возвеличивает себя, унижен будет». Григорий поясняет, что над мыслями и душой человека, восхищенного собой, властвует злой дух, заставляющий его предаться разврату и пасть. Королю необходимо помнить, что только с помощью Бога он совершает благие дела, которые являются дарами от Господа. Дарованную святость и целомудрие королю также необходимо блюсти. Для надлежащего управления королевством Реккареду также необходимо избежать опьянения славой, и жажда власти не должна заполонить его разум. Григорий не оставляет без внимания взаимоотношение короля с подданными, в котором важнее всего забота и обуздание гнева для совершения справедливости.
Хотя Григорий отметил заслуги Реккареда в деле обращения вестготов в ортодоксию, он не забыл упомянуть и о своей роли, что крайне примечательно. Признавая, что не участвовал в этом деле лично, Григорий, обращает внимание короля на то, что молится за него, воздает о нем хвалы Богу, выражает свое ликование, а также искренне любит и ценит совершенные им благие дела. Григорий писал: «мы становимся соучастниками в вашем труде», и «деяния, которые являются твоими посредством проделанного труда, становятся моими посредством моей любви». Григорий показывает, что причастен к делу обращения вестготов в ортодоксию из-за своей «любви», то есть из-за своей духовной опеки над королем, из-за роли духовного наставника, которую Григорий взял на себя как глава Римской Церкви. Григорий называет Реккареда исключительно filius, подчеркивая иерархичность их отношений и руководство Римской Церкви над Испанией. Также Папа истолковывает королю все цитаты Писания, полагая, по-видимому, что Реккаред нуждается в наставлениях в вере и подробных разъяснениях как человек, впервые обратившийся в веру, а не как опытный христианин. Реккаред, в свою очередь, называет Леандра епископом Церкви Григория, не оспаривая авторитет Папы.
Таким образом, король - не безгрешный святой, но христианин, который попадет под влияние злого духа, если не воспользуется советами мудрого духовного наставника, Григория. Папа склоняет короля к союзу с Церковью, указывая, что только деятельность во имя Бога и во благо Церкви сделает Реккареда достойным королевской власти.
.4 Причины стремления Реккареда к союзу с Григорием
Хотя наставничество Григория - существенный опыт для новообращенного в ортодоксию молодого монарха, союз с Папой был необходим Реккареду и для решения практических задач. Король попытался привлечь Григория к участию в своих отношениях с Византийским императором, что в принципе было возможно только ввиду его обращения в ортодоксию.
По этому случаю интересным представляется письмо Григория от 599 года, которое является любопытным результатом вовлечения религии в область чистой дипломатии. Исходя из текста письма Григория, можно установить, что через «неаполитанского юношу» Реккаред просил Григория написать императору Маврикию (582 - 602) с просьбой о предоставлении из архива договоров, заключенных при Юстиниане. (527 - 565) Из этих договоров Реккаред хотел узнать обязательства, данные Юстинианом по отношению к королевству вестготов.
В 550-х годах войска Юстиниана заняли юго-восток Пиренейского полуострова и области от Картахены до Малаги. Леовигильду удалось вернуть ряд территорий, но Реккаред находился в напряженных отношениях с Византией из-за территориальных притязаний Маврикия. По-видимому, Реккаред надеялся, что договоры с Юстинианом были составлены в пользу вестготского королевства. Григорий, однако, отказал Реккареду в его просьбе: помимо того, что архив с договорами сгорел, эти документы, по словам Григория, не выгодны королевству. Он советует Реккареду поискать документы в личных архивах. При этом Григорий советует королю не разглашать эти договоры и содействовать миру ради него (т.е. Григория) и общего блага.
Что заставило Григория так поступить? С одной стороны, ему, вероятно, было известно, что упомянутые договоры фиксировали границы Византии и вестготов еще до завоеваний короля Леовигильда, поэтому, обнаружение такого договора было бы невыгодно Толедскому королевству, удерживающему на тот момент большие территории.
С другой стороны, Григорий, находясь в конфликте с Маврикием, и сам не желал разглашения неприятных для Толедского королевства договоров, которые могли дать нормативную почву для возобновления территориальной экспансии Византии на вестготские земли. Более того, Папа не желал и возобновления военных конфликтов, прося Реккареда содействовать сохранению мирных отношений. Удержание территорий за вестготами и мир между Толедским королевством и Византией могли способствовать усилению влияния Римской Кафедры на Пиренейском полуострове. В этом смысле Григорию было проще поддерживать авторитет Римской Церкви в Испании с помощью личной связи с королем и епископами, особенно при условии, что вестготский король признавал бы Григория в качестве «наставника», чего не могло быть в случае с византийским императором.
На мой взгляд, дипломатия Григория на Западе преследовала следующие цели: во-первых, контакты с королем и местными епископами были использованы Папой для регулирования деятельности западных церквей, организации порядка, искоренения беспорядков в местных церквях и в среде епископата. Все это было необходимым элементом в процессе координации деятельности и связи регионов, входящих в сферу влияния Римской Католической Церкви. Во-вторых, контакты непосредственно со светскими деятелями, с королем Реккаредом, давали Григорию надежду установить распространить свое влияние в регионе, поскольку в таком случае и местный епископат, и светская власть взаимодействовали с Римской Кафедрой.
Таким образом, в контактах с варварскими королевствами проявилась упомянутая ранее попытка Григория связать Западный мир посредством христианской общины, которая объединяла бы светскую и духовную власти. В свою очередь, расположение Папы было полезно королю Толедо, поскольку, с одной стороны, обеспечивало признание королевства и легитимности власти соседями (коль скоро признавалось самим Папой Римским), с другой стороны, могло быть использовано в урегулировании внешнеполитических конфликтов с другими регионами (примером чему служит вовлечение Григория в вестготско-византийские отношения).
В свою очередь, король Реккаред попытался привлечь к своей внешней политике такого крупного «игрока», как Григорий, церковный лидер Запада, сведущий в византийской политике и тесно контактировавший с императором. Надеясь заполучить договоры при содействии Папы Реккаред, возможно, намеревался использовать их для обоснования правомерного владения вестготами территориями Пиренейского полуострова, во избежание военных конфликтов из-за притязаний императора Маврикия. Однако важно подчеркнуть, что возможность такого «сотрудничества» с Папой была открыта именно с обращением короля в ортодоксию.
. После Григория: "вестготская симфония" и прекращение контактов с Римской Кафедрой
Характер контактов Римской Церкви с епископами и королем Вестготской Испании демонстрирует сохранение реального авторитета Папы над регионом в период понтификата Григория I. Связь Рима и Толедского королевства в этот период усилилась за счет обращения короля Реккареда и народа вестготов в ортодоксию, что обеспечило возрастание авторитета католического епископата в этой области. Однако, с другой стороны, тяготение к контакту объясняется личными идеологическими воззрениями Григория и Реккареда, а также тесным личным контактом Григория с Леандром Севильским, имевшим колоссальное влияние на короля. Кроме того, существенным фактором, на мой взгляд, являлось религиозное «невежество» Реккареда: тот факт, что он только что обратился в ортодоксию, позволил Григорию претендовать на духовное лидерство и проповедовать королю свою идеологию.
Держась на личной связи и условии недавнего обращения вестготского монарха к Никейскому символу веры, связь Рима и Толедо стремительно ослабевала по мере усиления вестготской Церкви. По мнению испанского историка Х. Орландиса, доктринальных расхождений и официального разрыва между Церквями не было, а Римский примат открыто не оспаривался. Однако Испанская Церковь стала самостоятельной в вопросах церковной жизни и дисциплины, и произошло это именно за счет обретения епископатом колоссального авторитета, установившегося со времени правления Реккареда и укрепившегося в дальнейший период.
.1 Становление «вестготской симфонии»
Епископы Толедо, в силу своей авторитетности и активности, и сами вполне могли осуществлять надлежащее духовное наставничество. «Вестготская симфония» выражалась в том, что, в силу специфики сложившихся взаимоотношений короля и Церкви, идеология верховной власти, центральным элементом которой стал образ монарха, создавалась при активном участии духовенства.
В данном контексте примечателен пример Реккареда, чей идеальный образ был сформирован на III Толедском соборе, а затем с восторгом воспет хронистами и историками VI-VII вв. Собор был общеиспанским; впервые здесь присутствовали представители знати, которые публично отреклись от арианства. Помимо Реккареда, главными фигурами, задействованными в организации собора, были епископы Леандр Севильский, Иоанн Бикларский и аббат Евтропий.
В материалах собора Реккаред, созвавший епископов, представлен как gloriosissmius, piissimus и Deo fidelissimus, sanctissimus princeps. Следует отметить, что обращение sanctissimus princeps нетипично для рассматриваемой группы источников: подобные обращения, равно как и апелляции к монаршей святости в исследуемый период в Толедском королевстве вообще практически не встречаются. Эпитеты sanctissimus, sanctus употреблялись обычно в обращении к епископам. При этом титулы Реккареда princeps и nostra serenitas заимствованы из Римской имперской традиции, что представляет явную претензию на связь Реккареда с фигурой Римского императора.
Реккаред не раз отмечает, что именно с его помощью Бог велел восстановить церковные порядки по каноническому обычаю. Король старается показать, что именно он узнал Божью волю, и именно он был избран ее вестником и исполнителем. Потому Реккаред повторяет, что решение собрать епископов принадлежит ему. Такое замечание интересно, поскольку в народном сознании только католические епископы, благодаря своей святости и благочестию, были причастны Святому Духу и были единственным «рупором» воли и гласа Божьего. Реккаред же, в обращении к епископам, сам говорит, «преисполненный Божественным порывом». Именно демонстрация активного участия в религиозной деятельности стала ключевым элементом в вопросе репрезентации королевской власти.
На соборе Реккаред передал епископам tomus regius, т.е. королевский наказ, в котором излагаются основные задачи верховного правления. В первой части послания среди задач правителя упоминается забота о надлежащем веровании и забота о вверенных ему Богом людях. Далее Реккаред подтверждает свою веру Никейским символом и говорит о том, что праведность будет сохранена, пока во Вселенской Церкви оберегаются апостольские наставления. Затем Реккаред называет главную миссию своего правления: «меня, <...> озаренного пылом веры, Господь разбудил, чтобы <…> я привел народ <…> к признанию общей веры и католической церкви».
Однако подобные претензии Реккареда вовсе не означали его посягательство на авторитет Церкви. Напротив, Реккаред отмечает, что не справится с миссией в одиночку: он лишь привел народ к пути истинной веры, но ему нужна помощь епископов, чтобы научить народ, как не сойти с этого пути и как отринуть ересь. Материалы собора позволяют также найти свидетельства о предпочтении Реккаредом жестких методов в религиозной политике: привести народ к Богу он должен, сломив упрямство неверия и прочно удерживая народы в истинной вере, а все воспротивившиеся познают Божий гнев и будут навечно прокляты, их гибель станет радостью верным и примером неверным. В заключительной речи Реккаред также заявляет, что королевской силой должен обуздать ярость несведущих.
Таким образом, главными задачами собора, с точки зрения Реккареда, являются следующие: приведение всего народа в лоно католической Церкви, обретение пути истинной веры, искоренение любых отклонений от истинной веры и сохранение канонических обычаев. Примечательно, что король и епископат выступают в этом деле верными союзниками.
Этот образ был развит в произведениях вестготских историков - Иоанна Бикларского и, прежде всего, Исидора Севильского. Хронистика демонстрирует результаты кропотливой работы священнослужителей над созданием образа власти; представляя монарха идеальным, духовенство заложило определенные основы этого образа. Ключевыми характеристиками в образе Реккареда стали определения, связанные с понятиями pietas и clementia, подразумевающие благочестие, праведность, доброту, милосердие, христианскую любовь. Наделенный этими качествами, король способен прощать и заботиться о подданных. Также он исключительно миролюбив, славен не в войнах, а в следовании истинной вере, и выполняет лишь Божью миссию. Этот момент любопытен: в правление Сисебута, следующего «идеального ортодоксального монарха», не миролюбие, но умение вести успешную войну ставилось королю в заслугу. Этот нюанс еще раз подтверждает тезис о том, что, в первую очередь, авторы пытались скрыть недостатки правления монарха, призванного стать «идеальным»: Реккаред не вел успешных военных действий, а потому историки воспели его миролюбие и умение избежать войны. В приоритет хронисты, таким образом, поставили религиозную деятельность Реккареда.
Таким образом, Церковь сыграла значительную роль в формировании образа идеального монарха. Сам король, как это показывают материалы собора, наполнил деятельность монарха нравственным содержанием, заложил основные задачи, реализация которых является долгом верховной власти и епископата. В контексте сложившейся симфонии власти некорректно говорить о вмешательстве Церкви в сферу деятельности короля: епископат Толедо не ставил под сомнение примат светской власти в делах управления государством. Между тем, консенсус духовных и светских властей предполагал совместную работу над идеологией правления. В результате деятельность короля, желавшего признания легитимности правления и содействия ортодоксального епископата, исключала возможность произвола и отклонения от «истинного пути», и была помещена в определенные нормативные и идеологические рамки. В свою очередь Церковь обрела не только авторитет, но и защиту и покровительство в лице короля. В этом контексте показательно письмо монаха Тарры, обратившегося за помощью к королю Реккареду.
.2 Роль вестготского короля в делах Церкви как проявление «вестготской симфонии»
Король тесно взаимодействовал с епископатом; ввиду своего ореола добродетельности и благочестия, король стал как бы покровителем (pius susceptor, pius custos) всех незащищенных и обиженных. В качестве примера приведем казус епископа Тарры, монаха Меридского монастыря, в 586-691 годах обратившегося к Реккареду в надежде получить оправдание. Тарру огульно обвинили в прелюбодеянии и изгнали из монастыря. Кроме того, он, вероятно, отрекся от арианства, однако подвергался постоянным притеснениям и подозрениям со стороны ортодоксального епископата. Из материалов III Толедского собора известно, что у католического епископата вызывало опасение нецеломудрие бывших арианских епископов, которые не налагали на себя целибат. Взывая к милости и покровительству Реккареда, Тарра выразил уверенность в способности короля увидеть истину и распознать ложь: «Но великолепнейшая безмятежность ваша узнала их лживый голос».
Неизвестно, ответил ли король монаху. Тем не менее, это письмо крайне показательно. Письмо Тарры показывает, во-первых, наличие конфликта между бывшими арианскими и католическими священнослужителями. В данном случае участие Реккареда могло обеспечить установление контакта сторон и надлежащим образом осуществить правосудие. Упование монаха на благочестие и милосердие Реккареда говорит об успешно сформировавшемся образе короля еще при его жизни. Таким образом, уже современники Реккареда охотно приняли преподносимый образ и идеологию его правления.
Во-вторых, важен сам факт того, что Тарра обращается за справедливостью напрямую к королю, минуя церковный собор или - что, в принципе, было бы возможно - минуя Папу Римского. Такое замечание небеспочвенно: ранее упоминалось вмешательство Григория в дело епископа Януария, несправедливо смещенного с должности. Папа был крайне внимателен к подобным нарушениям. Аналогичный, по сути, казус произошел с Таррой, который мог бы, в отсутствии поддержки местного епископата, прибегнуть к высшей духовной инстанции. Однако для Тарры высшей инстанцией стал именно король.
На мой взгляд, это стало возможно только в силу формирования новой идеологии симфонии Церкви и власти, в центре которой помещалась именно религия, ставшая главной целью, средством, образом правления. Король и Церковь должны распространять веру и следить за соблюдением Божественных установлений; народ представлялся теперь как община христиан, для благополучия которой необходимо руководство нормами канонического права, призванными «установить правила для человеческих нравов». Ввиду этого, на мой взгляд, можно оправданно говорить о том, что в рамках данной идеологии религиозный фактор стал неотъемлемым элементом в дальнейшей внутренней политике королевства. Он же оказал решающее влияние на характер внешних отношений, в частности, с Римской Кафедрой.
Тесные контакты Толедо и Рима, прекратились после смерти тех, кто был в них заинтересован, т.е. Реккареда, Леандра, Григория Великого. Отдельные случаи контактов малочисленны и касаются только епископата. Так, сохранилось письмо Браулиона Сарагосского, ученика Исидора Севильского, к папе Гонорию I (625-638), который требовал от испанского епископата ужесточения антииудейского законодательства. В своем послании к Папе Браулион заявил о несправедливости подобных обвинений, а также призвал Гонория вступиться перед Господом за благоденствие вестготского короля и народа. Этот сюжет говорит о том, что авторитет вестготского короля был поставлен значительно выше авторитета Папы Римского.
Затем известен случай Тайона, епископа Сарагосского (650-е годы), отправленного королем Хиндасвинтом (642-653) в Рим за «Моралиями» Григория Великого, которые к тому времени в Испании были утеряны. Папа долго не удовлетворял просьбу епископа, заставив его прождать несколько дней. Только после того, как Папа побоялся упреков за такое обращение с епископом, он согласился помочь Тайону найти нужные книги,которые были весьма востребованы в Толедском королевстве.
Наконец, последний случай связал Юлиана Толедского, первого архиепископа Вестготского королевства, и папу Бенедикта II (684-685): епископ отправил в Рим свое сочинение о трех ипостасях, однако Папа не принял его из-за сомнительности изложения епископом взглядов на Троицу. Впоследствии, однако, Юлиану Толедскому удалось доказать истинность сочинения, соответствующего Священным Текстам, и рукопись была принята Римской Кафедрой.
Говоря о последних приведенных сюжетах, нельзя не отметить взаимное пренебрежение и недоверие между испанским епископатом и Римской Кафедрой, а также отсутствие каких-либо дружественных личных связей светских и духовных деятелей Рима и Толедо. Парадоксально, но III Толедский собор одновременно и подготовил почву для сближения Рима и королевства вестготов (в т.ч. епископата), и заложил основы той системы союза Церкви и королевской власти, которая в дальнейшем сделала союз с Римом ненужным. Если на первых порах Папа Римский мог претендовать на роль «наставника» вестготского короля и покровителя епископата, то впоследствии Испанская Церковь и король обрели друг в друге необходимую поддержку. Тем не менее, религиозный фактор (в форме официального обращения в ортодоксию короля и народа), во-первых, способствовал установлению и упрочению контактов Толедо и Рима, во-вторых, позволил Реккареду и Григорию использовать установившуюся связь в прагматических целях, в-третьих, задал тон отношениям (в форме духовного отца/сына, духовного наставника/неопытного христианина и т.д.).
Дальнейшее укрепление вестготского королевства, утверждение короля как легитимного монарха, придерживавшегося «правильной» веры, позволило вести самостоятельную внешнюю политику без потребности в посредничестве и помощи Папы. На примере дальнейшего развития вестготско-византийских отношений становится заметно, как религия, бывшая сначала средством обретения легитимности и содействия института Церкви, стала важнейшим инструментом дипломатии для вестготской монархии.
Глава II. Толедское королевство и Византия: от религиозного конфликта к территориальному противостоянию
. История конфликта
История взаимоотношений вестготов и византийцев разворачивалась в контексте экспансии обоих государств. Императоры Востока полагали, что западные территории распавшейся Империи находятся в зоне их юрисдикции. Долгое время империя продолжала существовать в сознании римлян, поэтому правление вестготов, вандалов, лангобардов на территориях Испании, Италии и Северной Африки воспринималось не просто как варварское, но как захватническое и нелегитимное.
Неудивительно, что за период V-VII веков императоры не раз пытались осуществить «реконкисту» западных территорий. Самые масштабные военные походы в западном направлении связаны с именем императора Юстиниана I (527 - 565). Ему приписывают первую системную разработку грандиозного проекта по восстановлению Римской империи во всем ее величии, как внутреннем, так и внешнем. «Имперский проект» Юстиниана имел особое идеологическое наполнение: его важнейшим элементом считают апелляцию к ортодоксальной вере, которая стала ключевым фактором социального, политического и культурного пространств. Религиозная политика и вмешательство в дела Церкви были неотъемлемыми направлениями деятельности императора, поэтому он традиционно представлялся как наместник Бога, защитник чистоты веры, борец с ересями.
Претензии на римское наследие, защиту истинной веры и вопросы легитимности власти проходят через всю историю взаимоотношений Византии и Толедского королевства. Этот процесс претерпел несколько стадий развития, первую из которых следует рассмотреть на истории контактов римлян и вестготов до обращения последних в ортодоксию.
.1 Возникновение византийского анклава на Пиренейском полуострове
При короле Эврихе (†484) подъем вестготского королевства выразился в территориальной экспансии и законотворческой деятельности. В результате столкновений с Империей король расширил свои владения на территории Тарраконской Испании, захватил Памплону, Сарагоссу и часть Картахенской области. Тем не менее, еще в правление императоров Юлия Непота (†480) и Анастасия (†518) Испанские территории считались неотъемлемыми владения Империи, хотя фактически ее войско удерживало лишь Бетику и часть Картахены. Впрочем, тогда вестготские короли не были способны в полной мере противостоять Империи и поэтому не отрицали авторитет Византийского императора. Исследователи полагают, что еще в 550-х годах Византия оказывала огромное влияние на Запад через тесные экономические связи, культуру - Византийское искусство было взято за образец и нередко копировалось, а для западного духовенства Константинополь являлся центром интеллектуальной и религиозной жизни.
Глубокое влияние Византии на Испанию объясняется и слабостью института верховной власти и Церкви в королевстве вестготов. Еще при Тевдигизиле (†549), Агиле (†554) и Атанагильде (†567) королевство было нестабильно, положение вестготского короля немногим отличалось от положения полководца, чья власть зависела от расположения военной знати. Внутренняя дезорганизация и отсутствие устойчивой власти способствовали возникновению мятежей и восстаний, которые могли оказать огромное влияние на дальнейшую судьбу королевства. Так, мятеж Атанагильда в 552-554 годах против короля Агилы закончился вторжением имперских войск: Атанагильд обратился за помощью к императору Юстиниану, и тот согласился отправить свои войска. После воцарения Атанагильда войско Юстиниана во главе с патрицием Либерием так и не покинули территории полуострова и надолго закрепились на территории от Картахены до Малаги. Постоянное присутствие имперских войск стало серьезной угрозой для вестготского королевства, провоцировало дальнейшие территориальные конфликты и вызвало ответную экспансию вестготов на территории Бетики и Тарраконской Испании.
.2 Мятеж Герменегильда в контексте вестготско-византийских отношений
При преемниках Атанагильда, королях Лиуве (†571/ 572) и, особенно, Леовигильде (†586), были предприняты более последовательные действия по расширению территорий и укреплению внутреннего порядка. Чтобы организовать слаженное управление, установить династию и упредить мятежи, Леовигильд назначил соправителями (consortes regni) своих сыновей, Реккареда и Герменегильда. Около 579 года Герменегильд вступил в брак с Ингундой, дочерью франкского короля Сигиберта и Брунгильды, внучкой Атанагильда и его супруги Госвинты. Этот, казалось бы, удачный брак сыграл важную роль в дальнейшей истории королевства. Между принцессой Ингундой, исповедовавшей ортодоксию, и королевой Госвинтой, убежденной арианкой, возник серьезный конфликт. Чтобы сгладить раздор, король Леовигильд переселил супругов в Севилью, где те попали под влияние епископа Леандра, который, вместе с Ингундой, способствовал обращению Герменегильда в ортодоксию. В следующем году «домашняя ссора» вылилась в открытый мятеж Герменегильда под флагами защиты ортодоксальной веры. Причины мятежа можно истолковывать по-разному. Так, отвергая идею о том, что мятеж Герменегильда происходил исключительно по религиозным мотивам, Иоанн Бикларский полагал, что он был результатом политической оппозиции. Григорий Турский, в свою очередь, склонен был полагать, что война разгорелась именно по религиозным мотивам.
Не утверждая, что мятеж Герменегильда объясняется исключительно религиозными мотивами, отметим, что фактор веры сыграл в развитии конфликта значимую роль и усугубил противостояние отца и сына. По свидетельствам Григория Турского, Леовигильд стал искать повода к устранению сына только после его переезда в Севилью и обращения в ортодоксальную веру, до этого же король не принимал решительных мер. Переход Герменгильда, будущего наследника, в ортодоксальную веру сближал его с католическими соседями, прежде всего с византийцами, которые контролировали территории недалеко от Севильи. Поэтому вскоре Герменегильд заручился поддержкой императора Тиберия и патриция Либерия, наместника византийских владений. Помимо византийцев, в конфликт были вовлечены свевы и франки, которые еще в конце V века обратились в ортодоксию. Для всех них экспансия Леовигильда была крайне неудобна. Мероприятия внешней политики Леовигильда не создавали условия для благоприятного контакта, а вот обращение Герменегильда могло стать поводом к сближению и позволило использовать в качестве предлога защиту общей веры. Ортодоксальная вера также позволила мятежнику обрести поддержку католического населения и Церкви, в частности, авторитетного епископа Леандра Севильского, близкого друга Григория Великого. Интересно, кстати, что Папа Григорий I положительно оценил действия Герменегильда, возвел его в сан мученика, а его «смерть за веру» назвал основополагающим шагом на пути к вестготской ортодоксии.
Вера была ведущим мотивом, проходящим через внутренние и внешние политические конфликты. Она также стала важным элементом в формировании института верховной власти и ее централизации, значимым маркером легитимности власти. Так хронисты легитимировали воцарение нового короля, апеллируя к истинности его веры, в то время как легитимность Леовигильда ставилась под сомнения из-за его приверженности арианству и из-за притеснения христиан.
Восстание Герменегильда все же было подавлено. Он не был готов противостоять отцу без помощи греков, а Леовигильд сумел подкупить и переманить на свою сторону Либерия. Герменегильд был изгнан, а затем убит. Последующая смерть Ингунды стала поводом для столкновения вестготов с франками, о чем будет сказано в следующей главе.
Вовлечение Византии в описанные события позволило Империи упрочить свое влияние на Западе. Атанагильд, сын Герменегильда и Ингунды, после смерти матери был отправлен в Константинополь. Поскольку Атанагильд приходился также внуком франкской королеве Брунгильде, ребенок был использован императором Маврикием для давления на Австразию. Именно это позволило Империи отправлять франкских королей в Италию для борьбы с лангобардами, о чем будет сказано в следующей главе. Этот ход, по мнению некоторых исследователей, спас Византию, которая была близка к тому, чтобы полностью потерять контроль над Западом. Таким образом, в результате мятежа Герменегильда, до конца VI века Византия смогла сохранить свои позиции в регионе и продолжила оказывать противостояние экспансии вестготов, франков, лангобардов.
Сюжет восстания Герменегильда иллюстрирует стремление Империи использовать внутриполитическую нестабильность вестготского королевства для осуществления собственных территориальных притязаний. Внешняя политика Византии на территории Пиренейского полуострова, при условии приверженности вестготских королей арианству, могла проводиться под видом борьбы за защиту ортодоксии, восстановления законности и порядка. Надо сказать, что, хотя в целом политика византийских императоров по восстановлению Империи обернулась неудачей, территории от Картахены до Малаги остались под властью Византии вплоть до 620-х годов.
. Толедское королевство как «другая Византия» после 589 г.
После правления Леовигильда линия от Малаги до Картахены по-прежнему находилась в зоне имперской юрисдикции. Историки полагают, что Византии также принадлежали некоторые территории вокруг г. Баса в районе Гранады, и, возможно, отдельные пункты в Бетике. Король Реккаред, по словам вестготских хронистов, наслаждался внешним миром и обратился к налаживанию дел внутри королевства. В источниках нет упоминаний о военных конфликтах короля Реккареда с Византией. Миролюбие первого ортодоксального правителя и отсутствие серьезных военных кампаний поставили Реккареду в заслугу, хотя при его предшественниках и последователях умение успешно вести военные действия являлось важнейшим навыком и показателем авторитетности короля.
Военное и идеологическое противостояние вестготов, стремившихся к автономии, стало серьезное помехой на пути Византии к воплощению ее «имперского проекта» на территории Испании. Столкновение Византии и Толедо отныне сопровождалось столкновением моделей идеального христианского государства и правителя. Это явление становится интересным предметом для анализа, коль скоро они во многом были схожи.
Обратимся подробнее к составным элементам разрабатываемой идеологии, начав с Византии. Одним из центральных была, на мой взгляд, претензия на истинность веры, которая употреблялась для подтверждения легитимности и верховенства власти. Важным элементом во всей идеологической структуре становилась личность правителя и демонстрация ее достоинства, благочестия, а также права занимать престол, данный Богом. Долгое время Византия имела серьезные основания для притязаний на господство над Пиренейским полуостровом: как наслединица Римской империи и как оплот ортодоксии (по крайней мере, до «спора о Трех главах»). Это объясняет традиционное внимание императоров к религиозной политике. Уже при Константине Великом религиозная деятельность императора представлялась одним из центральных направлений его политики. Имидж самого императора получил детальную регламентацию в патристике (речь идет о так называемых зерцалах, или Speculum principis) - традиция, перенятая позднее и западными авторами. В работах Евсевия Кесарийского и Агапита император представлялся наместником Господа и верховным священнослужителем. Эта риторика по-разному обыгрывалась, например, в титулатуре и в определении круга полномочий императора. Однако в работах того же Евсевия не предполагалось, что духовенство подчинено императору: Церковь и монарх шли рука об руку, а их власти находились в состоянии симфонии.
Будучи продолжением Римской империи, Византия во многом давала пример и образец для подражания варварским королевствам. Претензии вестготов после официального обращения в ортодоксию не уступали Византии в обоснованности. Аналогичный подход к религиозной деятельности как к первостепенному направлению государственной политики был развит и продвинут духовенством и королем Реккаредом. Само по себе обращение Реккареда в ортодоксию, так пышно обставленное, ознаменованное общеиспанским собором - вестготским аналогом Никейского, было демонстрацией суверенитета и автономии Толедского королевства. Помимо риторики собора, ранее вестготы переняли отдельные элементы внешних атрибутов власти: пурпурная мантия, диадема и скипетр, трон, животворящий крест, полученный Реккаредом от Папы, монеты с имперской титулатурой (dominus noster pius inclitus valens iustus victor). Значимым элементом также стал обряд помазания; впрочем, историки спорят о точном времени появления этой практики. Эти элементы, наряду с законодательной деятельностью вестготских королей, оспаривали юрисдикцию Византии над территориями Испании. Кроме того, эти способы репрезентации власти и проведенная религиозная реформа служили подкреплению образа сильного и могущественного королевства вестготов.
Однако ключевой характеристикой такой идеологии являлось следование правильному образцу веры. Религиозная политика Юстиниана в значительной степени поставила под сомнение ортодоксальность императорской веры в глазах Западной Церкви: на пути к повсеместному религиозному единению императоры Византии, столкнувшиеся с многочисленными еретическими течениями и оппозицией, попытались установить компромисс. С точки зрения ортодоксов такие меры были отклонением от истинного образца веры, что в долгосрочной перспективе значительно испортило имидж империи, позволило оспаривать легитимность императора и правомерность его претензий на римское наследство. В попытке примирить диафиситов и монофиситов, чье противостояние вредило внутренней стабильности Империи, Юстиниан предложил осудить работы Ивы Эдесского, Феодорита Кирского и Феодора Мопсуэтийского, объединившись против несториан. Этот сюжет закрепился в историографии как «спор о Трех главах».
Не останавливаясь на деталях конфликта, отметим, что в Западной Церкви возникла крайне негативная реакция на подобные меры. Несмотря на принятое впоследствии решение Маврикия запретить разбирательства по этому вопросу, «спор о Трех главах» оставил темное пятно на духовном авторитете Империи. В Испании мероприятия религиозной политики Юстиниана подверглись осуждению еще в 550-е годы. Действия императора предоставили возможность обвинить его и его преемников в ереси: подобные акценты проявляются уже у Исидора, который подчеркивал отклонение Империи от принципов ортодоксии. Более того, в процессе «спора о Трех главах» Юстиниан отклонился и от курса «симфонии», заставив духовенство II Константинопольского собора (553 год) принять его точку зрения. По мнению Исидора, это привело к искажению натуры римлян, к искажению правильных отношений власти и Церкви. Враждебное отношение к византийцам как к «неправильным» христианам проявилось, например, на II Севильском соборе 619 г., когда, после отвоевания вестготами византийских территорий, прибывшего с византийских владений епископа Григория Исидор назвал еретиком, угрожавшим благообразию и ортодоксии Испанской Церкви.
По удачному выражению историка Дж. Вуда, Испания стала ареной соревнования Византии и Толедо. Обращение вестготов в ортодоксию позволило им противостоять претензиям Византии. Таким образом, хотя вестготы и византийцы формально исповедовали общую веру, для ортодоксального духовенства и королевской власти Толедо в лице Византии воплотился враг. Юстиниан пошел против образцов истинной веры и тем самым дискредитировал авторитет, легитимность и ортодоксальность византийской политики. Это говорит о том, что понимание легитимной власти было неразрывно с демонстрацией сохранения и защиты истинности веры. Сформулированная при Реккареде идеология власти поддержала и продолжила развитие указанных принципов. Провозглашение главных задач власти и Церкви Толедо - привести к Божественному пути как можно больше вверенных людей, возвещать и охранять истинную веру, - способствовало сильному сплочению светской и духовной власти. Обретенный консенсус - вестготская симфония - стал серьезным преимуществом Толедского королевства, которое обрело идейную базу в противостоянии Византии. Благодаря Церкви само королевство вестготов и его правители смогли стать новым идеалом христианнейшего государства в противовес Восточной Римской империи.
При преемниках Реккареда королевская власть вступила в состоянии кризиса, имея сильную оппозицию в среде военной знати, утратила лояльность католического епископата.. Так, после свержения малолетнего Лиувы в 603 г., узурпатор Виттерих (603 - 610) начала военную кампанию против имперских войск на юге полуострова, но она не обернулась успехом:. Король Гундемар (610 -- 612) провел небольшие походы на юг; есть предположения, что в его правление вестготы могли продвинуться к Малаге и усилить свое влияние в Картахене (о последнем говорит, например, собрание епископов Картахены в Толедо в 610 году, признавшее примат Толедо). Виттерих и Гундемар были озабочены, скорее, стремлением выжить и удержаться у власти; религиозная деятельность вышла из сферы внимания королей, и возможности верховной власти сокращались при отсутствии поддержки духовенства. Внимание королей к экспансии в территориальном и культурном направлении было минимальным. Примеры Виттериха и Гундемара убедительно показывают тесную зависимость успеха внешнеполитических предприятий от стабильности внутри королевства, достигаемой во многом благодаря поддержке епископата.
Вопрос веры, ставший основой для противостояния вестготов Византийскому влиянию, был интересным образом обыгран в дипломатии короля Сисебута, в чье правление идеология королевской власти находилась на невероятном подъеме.
. Противостояние Константинополя и Толедо по данным переписки Цезария и Сисебута
В образе короля Сисебута (611/612-621 гг.) воплотился своеобразный ренессанс вестготской королевской власти и политической культуры, вновь обретшей идеологическое наполнение после нескольких лет кризиса. Концепция симфонии Церкви и монархии, возрожденная силами короля и епископата (главным образом, Исидора Севильского - наставника Сисебута), получила дальнейшее развитие, прочно закрепившись в качестве официальной королевской идеологии.
Власть Сисебута отличалась не только прочностью, но и жесткостью методов правления, что особенно проявилось в религиозной политике. Некоторые исследователи полагают, что методы короля не вписывались в концепцию, предлагаемую Церковью, и создавали почву для конфликта короля и епископата. Так, Исидор, характеризуя антииудейскую политику Сисебута, одобрял стремление короля обратить иудеев в христианство, однако критиковал поспешность и необдуманность методов применение силы там, где стоило бы действовать убеждением. Необходимо отметить, что такая политика короля Сисебута демонстрировала обращение к идеологии Реккареда, который, характеризуя миссию королевской власти, важнейшим инструментом считал применение силы ради защиты ортодоксальной веры. Жесткость методов Реккареда наглядно проиллюстрирована не только сюжетами хроник, но и речами короля на соборе. Любопытно, что король Сисебут своеобразным образом продемонстрировал возвращение к курсу политики Реккареда, назвав своего сына в его честь.
Политика Сисебута была направлена на укрепление королевства и королевской власти. Король проводил разработку систематизированного законодательства, упрочение административных структур и института королевской власти, активную внешнюю экспансию и мощную религиозную политику. Король Сисебут провел ряд успешных и масштабных внешнеполитических предприятий, развернув военные кампании на севере и юге Испании. Сисебут и его военначальники подавили восстания автурийцев и рукконов. Однако основным направлением Сисебута стало решение византийской проблемы.
В 614-615 годах Сисебут лично участвовал в двух крупных и успешных кампаниях против имперских войск на юге полуострова. Как уже было сказано, с конца VI века границей византийских владений была линия от Картахены до Малаги. Во время кампаний Сисебута вестготы захватили ряд римских городов, в том числе, по-видимому, Малагу, поскольку в материалах провинциального Севильского собора среди присутствующих упоминается епископ Малагской церкви Теодульф, требующий возвращения территорий, подчиненных во времена византийского владения. Военные действия были очень тяжкими и разрушительными: так, Исидор писал, что после этих войн Картахена находилась в ужасном состоянии. Несмотря на тяготы войн, Сисебут сумел с успехом закончить обе кампании, что нередко объясняют мощностью реорганизованной армии и задействованием нового военного флота. Однако для более корректной интерпретации успеха короля Сисебута следует обратить внимание на политическую ситуацию в Византии конца VI-начала VII вв.
После военных кампаний императора Юстиниана империя вступила в период кризиса: экономика была подорвана, население обнищало. В 610 году к власти пришел Ираклий - экзарх, восставший против императора Фоки, который ранее сверг Маврикия († 602). К этому времени многие завоеванные территории были заняты Персией, вандалами, остготами и славянами, массово расселявшимися в Мезии, Фракии, Македонии; имперская армия, состоявшая из наемников, была неэффективной. Император был вынужден заниматься не только внутренней административной и гражданской организацией (например, устройством фем), но и отражением постоянных внешних атак. К 620-м годам территории Малой Азии, Сирии, Палестины и Египта перешли под власть Персии, а империя вошла в состояние еще большего кризиса, усугубляемого частыми внутренними религиозными конфликтами. Очередной подъем Византия увидела уже в IX веке, при новой Македонской династии.
Ситуации кризиса и дисбаланса властных и административных структур, дисфункции организации института армии значительно упрощали экспансию вестготов на византийские владения в Южной Испании. Однако успех военных предприятий Сисебута во многом определялся дипломатическими сношениями. Во время византийских войн сильнейшим образом была задействована королевская дипломатия, отраженная в переписке от 615 года между королем Сисебутом и патрицием Цезарием, наместником Южной Испании. Обратимся к анализу этих писем.
.1 Установление связи: посредники и послы Цезария и Сисебута
Испанский историк М. Вальехо Хирвес полагает, что письма Цезария составлялись и доставлялись при помощи секретарей и нотариев, составлявших множественную сеть в структуре византийской администрации на территории Испании. Среди них с известной долей уверености можно назвать Ансемунда и Теодориха. Неизвестно, какую роль Ансемунд играл при дворе вестготского короля; судя по тексту письма, он пользовался абсолютным доверием Сисебута. Король убеждал Цезария в честности и искренности своего посредника и подчеркивал, что он лично во всем наставлял Ансемунда, так что тот был полностью осведомлен о необходимых требованиях. По-видимому, Ансемунд должен был в устной форме высказать патрикию часть поручений короля Сисебута. Неслучайно король оправдывает речь Ансемунда, не изобилующую изяществом или грамотностью. Помимо устных распоряжений, Ансемунд должен был доставить Цезарию письма, предназначенные для широкого обсуждения и содержали, по-видимому, требования Сисебута к заключению мира.
Можно предположить, что переговоры короля и патрикия хотя бы частично держались в тайне. Важно отметить, что в письмах Цезария и Сисебута не содержится каких-либо четких условий и положений мира. По-видимому, значительная часть переговоров велась не на бумаге. Устные распоряжения Сисебута, передаваемые с его посредниками, могли вызывать у Цезария сомнения. Надо сказать, атмосфера недоверия, в целом, проходит через всю переписку Цезария и Сисебута. В своем письме Сисебут не раз поднимает эту тему. Чтобы превозмочь сомнения и метания византийского патрикия, вестготский король прибегает к аргументу от религии. Так, напоминая Цезарию о «доверии среди христиан», он склоняет его к союзу. Свои обещания и клятвы Сисебут заверяет именем Господа. В интерпретации Сисебута, все его требования к условиям мирного договора в полной мере правомерны, справедливы и угодны Богу. Опираясь на эту мысль, Сисебут предлагает Цезарию стать «бдительнейшим поручителем», то есть всячески содействовать ему, чтобы тем самым соблюсти Божью волю.
Помимо Ансемунда, в письмах упоминается некий Теодорих, который представлял вестготское посольство. Он вместе с послами от Цезария, имена которых не названы, был отправлен в Константинополь ко двору императора Ираклия. Целью посольства было не обсуждение положений мира, а утверждение императором условий, оговоренных Сисебутом и Цезарием. После встречи с императором послы, «радостные духом», были отправлены назад, а Цезарий отправил Сисебуту письмо, в котором сообщил о возвращении посольства и уверил короля в благополучном результате. По-видимому, с возвратившимися послами патрикий получил письмо от императора, в котором тот подтвердил желаемые условия мира. В то же время уже упоминавшийся Теодорих был отправлен ко двору Сисебута в сопровождении пресвитера Амелия, чтобы сообщить все детали дела.
Таким образом, для установления связи и организации посольства Сисебут и Цезарий использовали своих доверенных лиц, которые, по-видимому (исходя из упоминания Цезария о письме императора) передавали все поручения сторон не только на письме, но и устно. Именно поэтому в письмах так много недомолвок, из-за чего порой бывает трудно их интерпретировать.
.2 Интересы сторон и результат переговоров
К 615 году король Сисебут успешно подчинил своей власти рукконов и астурийцев и мог сконцентрироваться на войне с Византией. В то же время Византия терпела колоссальные потери в войне с аварами и Персией, которая в 614 году захватила Иерусалим и продвинулась к Халкидону. Вестготы успешно продолжали военные действия, когда ресурсы и силы Империи истощались.
Инициатором переговоров о мире, по-видимому, был патрикий Цезарий, который играл важную роль в администрации Византийской Испании. Неясно, был ли Цезарий просто magister militum Испании или же занимал более высокий пост, например, являясь одним из экзархов. Так или иначе, переписка велась исключительно между вестготским королем и патрикием; император Ираклий не участвовал в переговорах. Цезарий действовал вполне самостоятельно, его главной целью было заключение мира и урегулирование всех его условий. Основной причиной обращения Цезария к Сисебуту является, по-видимому, бедственное положение Империи, неспособной продолжать войну в Испании. Цезарий указывает королю на ужасные последствия войны, выразившиеся в бесчисленных смертях верующих. Апеллируя к вере и вместе с тем явно пытаясь польстить королю, Цезарий просит Сисебута остановить войну и стать «дарителем мира после Бога», что сделает его святым миротворцем. Патрикий обещал Сисебуту стать посредником между ним и императором, предполагая отправить ко двору Ираклия посольство для утверждения уже урегулированного мира. При этом Цезарий уверяет Сисебута, что великий император, как щедрый благодетель, не может не удовлетворить его требования, не может «оскорбить душу короля».
Несмотря на успех, король Сисебут тоже склонялся к заключению мира. Ранее было сказано, что даже Исидор в «Этимологиях» отметил разрушительность войны. Сисебут и сам разделял мнение о бедственности и тяжести послевоенного положения. В письме к Цезарию король описал войну как «изнуряющее обрушившееся бедствие», которое привело к «несчастью смертей, постоянной гибели», лишило «нас, живущих праведно» мирных радостных дней. Риторика писем показывает, что и Цезарий, и Сисебут считали войну и несчастья участью, которой не заслужили праведные верующие, коими являются король, патрикий и их люди. Обе стороны разделяли мысль о том, что прекращение войны между братьями по вере - дело, сообразное Божьей воле.
В своем письме король уверенно убеждает Цезария, что тот должен добиться утверждения всех предлагаемых условий. Однако король полагает, что если его сторона получит от Византии больше, чем просит, репутация Цезария не пострадает. Цезарий заявляет о полной готовности защищать все требования короля. Чтобы доказать Сисебуту верность и расположение, Цезарий демонстративно возвратил плененного епископа Цецилия, а также отправил королю лук в качестве дара; за такое подношение, а также за отменное красноречие и обходительность, Сисебут горячо поблагодарил патрикия.
Крайне важно подчеркнуть, что император не только не был вовлечен в переговоры и обсуждение положений мира, но и без пререканий принял условия, продиктованные вестготским королем и патрикием. При этом, как и говорил Цезарий, именно Сисебут, отправляя свое посольство к императорскому двору, стал «дарителем мира», т.е. его инициатором, и «миротворцем», остановившим войну и спасшим жизни христиан. Нельзя не отметить самостоятельность Цезария, так явно расположенного к вестготскому королю и так самоотверженно потворствующего его интересам. Несмотря на некоторые укоры, сделанные в адрес короля, Цезарий, в целом, на протяжении всей переписки демонстрирует готовность во всем следовать воле Сисебута, что говорит о крайней степени бедственности положения Византии в регионе. В свою очередь, абсолютное нежелание Сисебута отступаться от своих требований показывает его способность, в случае необходимости, продолжить военные действия до победного конца.
Условия мира, заключенного между Византией и Вестготским королевством, до конца не известны. Однако, исходя из писем Цезария и Сисебута, с уверенностью можно говорить о полном успехе вестготского короля, чьи условия, по-видимому, были всецело удовлетворены. Исидор Севильский не оставил без внимания успехи Сисебута, отмечая грандиозный триумф короля в войне с римлянами, что косвенно свидетельствует о том, что Сисебут занял весьма обширные территории. Таким образом, вероятнее всего, все притязания Сисебута были удовлетворены.
.3 Роль «аргумента от религии» в переписке
Переписка Цезария и Сисебута не раскрывает практической стороны дела, не позволяет узнать конкретные требования сторон и утвержденные результаты переговоров. Однако этот источник является ярчайшим примером вестготской дипломатии и наглядно демонстрирует проявление религиозного фактора в деле внешней политики.
В письмах любопытно обыгрывается вопрос вины и ответственности перед Господом за свершившиеся бедствия. Цезарий начал свое письмо обращением к королю Сисебуту с мольбой прекратить войну. Кажется, что Цезарий, давая трагичное описание пленных и трупов, заполонивших все византийские и испанские земли, показывает, что не он ответственен за прекращение этого несчастья, а, значит, не он в ответе и за начало войны. Таким образом, патрикий возлагает на Сисебута ответственность за прекращение или продолжение войны, и в его словах о «частых мольбах» о мире, «не имевших эффекта», чувствуется укор в адрес короля. Интересно, что Сисебут в ответном письме занимает аналогичную позицию, намекая, что заключению мира мешает только недоверие, нерешительность и промедление Византийской стороны. Поэтому король ставит риторический вопрос: кто даст отчет Богу за свершившиеся несчастья, если не тот, кто не захотел «применить предложенное средство»? По-видимому, под «средством» Сисебут имел в виду требуемые им условия мира, которые исключительно согласуются с Божьей волей. Вестготский король показывает, что не согласиться с его условиями значит потворствовать продолжению войны и противиться предлагаемому «лекарству». Риторика Сисебута, опирающаяся на авторитет Священного Писания, не оставляет Цезарию места для сопротивления, которое будет воспринято как шаг против воли Бога. Надо сказать, Цезарий, судя по его следующему письму, понял намеки короля, однако мягко укорил его за такую метафоричность и неясность.
В письмах короля и патрикия раскрывается «личный», глубокий уровень веры, выражающийся в скорби по убитым и плененным людям, праведным христианам, не заслужившим подобной участи. Кажется, король Сисебут в самом деле был потрясен бесчисленными смертями. При этом главным поводом для беспокойства короля являлась приверженность убитых и плененных ортодоксальной вере. Сисебут был убежден, что подобные злодеяния - тяжкий грех, за который нужно будет давать отчет Богу. В «Истории» Исидора подчеркивается, какую ценность для короля представляли жизнь верующих вне зависимости от того, были ли они вестготами или византийцами. Так, согласно Исидору, Сисебут выкупал и отпускал пленных византийцев, захваченных его войском. Фредегар писал, что убийства ортодоксальных византийцев вызывали у короля ужас. Беспокойство Сисебута о жизни и судьбе верующих было замечено и в его письме к епископу Цецилию, намеревавшемуся уйти в монастырь: в послании король подчеркивал, какую ответственность он и духовенство несут за жизни своих «овец», нуждающихся в заботе, наставничестве, защите. Страх благочестивого короля, стремящегося жить праведной жизнью, перед Божьим возмездием за совершенные по отношению к верующим злодейства является, на мой взгляд, сильнейшим двигателем переговоров.
Помимо этого, письма представляют и иной, внешний уровень проявления религиозного фактора: использование веры в качестве инструмента для политических шагов. Так, взывая к христианским ценностям, Цезарий молил короля о мире, показывая, что продолжение войны было бы большой ошибкой. В свою очередь, король Сисебут приводит Божий суд в качестве высшей «судебной инстанции». Апеллируя к небесному суду, вестготский король отстаивает справедливость своих требований, склоняет Цезария к союзу, снимает с себя ответственность за последствия войны. Если Сисебут был готов поставить в вину Цезарию войну, то в качестве своего греха он видел несоблюдение требований мира. Поскольку Сисебут демонстрировал согласованность своих требований с Божьей волей, иной исход переговоров означал бы для него нарушение божественного изволения, был бы губителен и причислен к грехам короля.
Результатом политики и дипломатии Сисебута стало окончание затянувшегося соревнования Византии и Толедо за испанские территории; окрепшая вестготская монархия, с установившейся идеологией власти, могла в полной мере заполнить пространство бывшей Римской империи на Пиренейском полуострове. В то же время Византия, вступив в состояние затяжного кризиса, отказалась от своего имперского проекта и уняла притязания на вестготские земли.
История конфликтов Византии и Толедо претерпела, таким образом, несколько стадий, трансформируясь под действием внутренних изменений в Толедском королевстве и Византии. Поскольку христианская вера, как было показано выше, стала центральным элементом разработанной идеологии, религия была провозглашена - и стала на деле - одним из решающих факторов внешней политики. В одних случаях она становилась поводом, в других - прикрытием, в третьих - двигателем и вдохновителем, но она всегда присутствовала в качестве основного мотива. Защита веры провозглашалась главной задачей ортодоксального правителя, что определяло методы и принципы ведения войн и дипломатии. До обращения вестготов в ортодоксию их «антирелигиозность», т.е. неправильность их веры, была поводом к осуществлению Византийской экспансии. Во время мятежа Герменегильда, в период правления Реккареда и при короле Сисебуте приверженность правильной, ортодоксальной вере стала частью возможного решения проблем взаимоотношений вестготов и византийцев, поскольку открывала потенциальную возможность союза. В правление короля Сисебута, возведшего идеологию ортодоксальности в абсолют, религия стала определяющим дискурсом королевской дипломатии.
Противопоставление «истинной», ортодоксальной Империи варварским королевствам с их королями-арианами позволяло Византии с идеологической точки зрения оправдать свою экспансию и опровергнуть легитимность местных правителей. Однако с обращением вестготов в ортодоксию этот критерий противопоставления нуждался в трансформации. В свою очередь, вестготы также успешно положили апелляцию к «истинной» вере, обеспечивающей легитимность верховной власти, в основу противостояния Византии, которое развернулось не только на уровне военных кампаний, но и на уровне символизма и идеологии власти. Противостояние вестготов византийцам выразилось и в попытках добиться военного и территориального превосходства, и в оспаривании авторитета Византии как такового на западном пространстве. Эти тенденции усиливались по мере укрепления верховной власти Толедского королевства: с оформлением института монархии вестготы все больше выходили из сферы потенциального влияния Византии и все больше претендовали на первенство в регионе.
Описанная идеология в полной мере воплощалась во внешней политике и дипломатии короля Сисебута. С одной стороны, во время ведения переговоров религиозный фактор выразился во взаимной апелляции Сисебута и Цезария к Божественному суду, проявился во взаимных попытках сторон переложить ответственность за совершенные злодеяния друг на друга. Однако, с другой стороны, во многом благодаря обращению к общей вере стороны смогли преодолеть взаимное недоверие. Апелляция к вере означала не только напоминание об угрозе Божественного суда, но также демонстрировала следование общим принципам и целям. Переписка Сисебута и Цезария наглядно показывает сходство интересов сторон, которое основывалось, в том числе, на общих духовных ценностях. В этом смысле приверженность общей вере в определенной степени упрощала ведение дипломатии, сглаживая противоречия и позволяя обнаружить общие цели.
Аналогичный подход наблюдается и в дипломатической связи, установившейся между королем Сисебутом и лангобардскими королями, о чем будет сказано в следующей главе.
Глава III. Толедское королевство и контакты с франками и лангобардами: место религии в дипломатии
. Вестготы и франки
.1 Исторический контекст: причины и ход конфликтов
За всю историю взаимоотношений Франкского и Вестготского королевств в VI -VII вв. не возникало прочных долговременных союзов, а военные столкновения регулярно возобновлялись. Военные конфликты вестготов и франков нередко рассматриваются как «наследственные»: будучи не до конца разрешенными, они переходили от короля к королю, поскольку территориальные притязания обеих сторон не были вполне удовлетворены. Анализируя эти непрекращающиеся столкновения, исследователи говорят о формировании у вестготских правителей устоявшейся неприязни к франкам, короли которых воспринимались как враги, представлявшие постоянную угрозу безопасности Толедского королевства. Интересы вестготов и франков сталкивались в районе бывших римских провинций Нарбоннской Галлии и Аквитании. В конце V в. франки захватили северную часть Галлии, так что уже тогда основной задачей вестготских королей стала оборона границ от вторжений франков. Сложность взаимоотношений усугублялась раздробленностью Франкского королевства, и нередко франкские короли подстраивали отношения с вестготами под цели своей междоусобной борьбы.
Экспансия первых Меровингов на пограничные территории Галлии и Аквитании, начиная с Хлодвига, прошла под предлогом защиты веры -- такую тенденциозную оценку дает Григорий Турский в своей «Истории франков». Франкский историк писал, что именно стремление изгнать с земель Галлии ариан побудило Хлодвига, благочестивого ортодоксального монарха, к войне с вестготским королем Аларихом II. Таким образом, война представляется как богоугодное дело, и приверженность вестготов арианству становится поводом к конфликту. Подобная интерпретация военной экспансии франков нередко ставится современными учеными под сомнение. Однако, по мнению ряда исследователей, в конце V- начале VI вв. демонстрация религиозности, защита веры и следование христианской этике все же стали значимыми элементами внешней и внутренней политики франкских королей. До второй половины VI столетия в этом регионе франки, окруженные лангобардами и вестготами, оставались единственным народом, помимо римлян, исповедовавшим ортодоксию, так что миссия по защите или распространению веры в этот период была веским аргументом при обосновании военной экспансии.
В первой половине VI века вестготы не были способны оказать франкам серьезное сопротивление. Именно франкские короли захватили ряд областей распадавшегося Тулузского королевства вестготов в 507-511 годах, среди которых наиболее значимые завоевания - Тулуза, Нарбонна, Барселона. В те годы вестготы даже не смогли защитить свою казну: около 507 года франкские войска под командованием Хлодвига вторглись в Бордо и Тулузу, захватив города и сокровищницу. Слабость вестготского королевства в 500-х годах можно объяснить его не полной самостоятельностью и, как следствие, неразвитостью и внутренней неорганизованностью: вплоть до 526 года малолетний Амаларих правил под опекой деда, остготского короля Теодориха Великого. В условиях внутренней дезорганизации и отсутствия прочной системы властных отношений вестготское королевство долгое время было нестабильно, а короли походили, скорее, на вождей, не имевших сильной позиции и опиравшихся на поддержку войска. В те годы вестготские правители-ариане проводили военные кампании, не имея каких-либо идеологических (в частности, религиозных) оснований.
Однако во второй половине VI столетия вестготское королевство, разорвав связь с остготами, обрело автономию и окрепло. Началось формирование института королевской власти, появились первые мероприятия по организации внутреннего порядка (законодательная деятельность, созыв первых поместных соборов). Еще ранее, в период Тулузского королевства, в правление королей Эвриха и Алариха началась законотворческая деятельность, которая также символизировала независимость, самостоятельность королевства во внешней и внутренней политике. После переселения на Пиренейский полуостров короли Лиува и Леовигильд начали активную военную экспансию, продвинулись на территории Галисии, Галлии, юго-востока Пиренейского полуострова и уже тогда были в состоянии одновременно воевать со свевами, васконами и отражать франкскую экспансию. В это время франкские короли осуществляли регулярные военные походы на владения вестготов в Септимании, которая стала зоной непрерывных конфликтов. Однако в правление Леовигильда и Реккареда вестготы одержали первенство в регионе Нарбоннской Галлии, разбив франкские войска в 585 и 589 году. После этого значительных военных столкновений между франками и вестготами не возникало вплоть до времени правления короля Свинтилы.
Помимо непосредственно военных столкновений франков и вестготов, франкские короли не раз воспользовались внутренней нестабильностью и участвовали в смутах Тулузского, а затем и Толедского королевства. Первый случай поддержки франками восстания против короля вестготов произошел, по-видимому, около 496 года. На территории Тарраконской Испании возник мятеж Бурдунела против короля Алариха II. Хотя детали мятежа не известны, исследователи полагают, что Бурдунел опирался на помощь франков. Аналогичная ситуация произошла около 506 года: восставшего в Тортосе Петра также подозревают в связи с франками, с которыми вестготы на тот момент находились в состоянии войны. Следующий, куда более значимый, случай содействия франков мятежникам произошел в 579-580-х годах во время восстания Герменегильда против своего отца, короля Леовигильда, о чем было сказано ранее. Герменегильд заручился поддержкой Гунтрамна, короля Бургунии, который приходился дядей его супруге, Ингунде. Впоследствии, после пленения и изгнания Герменегильда, с войсками королей Гунтрамна и Хильдеберта сражался Реккаред. Наконец, последний случай вовлечения франков в восстание против вестготского короля произошел в 630 году, когда король Дагоберт I заключил союз с дуксом Сисенандом, восставшим против короля Свинтилы.
Следует отметить, что источники не рассказывают об аналогичном вовлечении вестготов во внутриполитические распри и мятежи франков. Надо сказать, в указанных случаях франки даже не руководствовались религиозными мотивами, а лишь использовали моменты внутренней нестабильности Вестготского королевства, при этом их участие, как правило, было посредственным и не определяло ход событий.
История взаимоотношений вестготов и франков не исчерпывается военными конфликтами и поддержками внутренних мятежей. Хотя корреляция войны и религии явно прослеживается лишь при первых Меровингах, приверженность вестготов арианству действительно могла стать причиной экспансии франков под предлогом защиты веры. Между тем, тот факт, что вестготы исповедовали ересь, не мешал ортодоксальным франкским королям при необходимости взаимодействовать с ними. Это взаимодействие принимало форму династических браков, а также краткосрочных союзов при содействии мятежникам или при междоусобной борьбе.
.2 Попытки союза вестготов и франков
Большую значимость в контексте взаимоотношений вестготов и франков имели брачные связи, создававшие условия для союза франкских и вестготских королей. Примечательно, что религиозной фактор, по-видимому, не имел большого значения: династические браки вестготов и франков происходили и до обращения первых в ортодоксию. С точки зрения франкских королей, приверженность вестготов арианству не была существенным препятствием для брака, в вопросе которого превалировали прагматизм и расчет. Эта позиция широко разделяется исследователями. Между тем, хотя одной из главных целей династического союза предполагалось установление мирных отношений между королевствами, лишь в единичных случаях брак не повлек за собой возникновение нового конфликта. Напротив, в большинстве случаев заключенный брак давал возможность франкским королям вмешиваться во внутрисемейные и внутриполитические распри под предлогом защиты чести невесты.
Первым примером подобного династического брака, конфликты внутри которого впоследствии разрослись в военное столкновение, является союз короля Амалариха и франкской принцессы Клотильды, дочери короля Хлодвига I. Путем обретения родственной связи король Амаларих надеялся достичь мирного сосуществования с соседями-франками. Однако отношения между супругами не сложились: по словам Григория Турского, Амаларих не оказал жене должного достойного обращения. Едва ли можно полагать, что главной причиной недостойного обращения с Клотильдой стала именно ее приверженность супруги ортодоксии. Нет сведений о том, что Амаларих пытался склонить Клотильду к арианству, тем более что король не отличался глубокой религиозностью: приверженность арианству не помешала Амалариху одобрить проведение ортодоксального II Толедского собора в 527 году. Однако, согласно Григорию Турскому, король Амаларих оскорблял супругу, когда та пыталась ходить в церковь. Неблагополучные отношения внутри союза Амалариха и Клотильды стали поводом к очередной войне вестготов и франков в 530-х годах. В данном случае стремление защитить честь франкской принцессы стало главным основанием для военных действий.
Значимым династическим браком, связавшим вестготов и франков, стал заключенный около 566 года брак Брунгильды, дочери вестготского короля Атанагильда, и короля Австразии Сигиберта I. Брак Брунгильды и Сигиберта был, пожалуй, единственным удачным союзом, не закончившимся бесчестьем супруги, религиозным конфликтом или войной. Однако фигура королевы Брунгильды впоследствии займет важное место в идеологической политике короля Сисебута, превратившего франкскую королеву в главного врага, о чем будет сказано позднее. Говоря о причинах выбора в супруги именно Брунгильды, Григорий Турский отмечает ее воспитание, ум, а также благородное происхождение и богатое приданое; вера вестготской принцессы не стала препятствием для брака. В следующем году король Атанагильд выдал за короля Нейстрии Хильперика I свою вторую дочь, Галесвинту. В 568 году, уже после смерти короля Атанагильда, Галесвинта была убита, когда король Хильперик потерял к ней интерес и вступил в связь с Фредегондой. Примечательно, что убийство вестготской принцессы Галесвинты не только не спровоцировало возобновление конфликта по инициативе оскорбленных вестготских королей, но и не помешало новому династическому браку, на этот раз дочери Сигиберта и Брунгильды Ингунды и Герменегильда.
Для вестготских королей династическая связь с франкскими королями была, по-видимому, способом не только наладить непосредственно личные отношения, но также обрести союзников в борьбе с Византией, которая развернула экспансию на Пиренейском полуострове. Франки были единственной мощной силой на территории Пиренеев, кроме того, их интересы сталкивались с Византией в области Италии. Для франкских королей брачный союз с ветсготами представлял иные выгоды, главной из которых было богатое приданое вестготских принцесс. Большую ценность имело также их благородное происхождение: хотя вестготы были давними врагами франков, родовитость вестготских королей имела существенный вес. В свою очередь, короли Хильперик и Сигиберт с помощью удачного брака надеялись получить больший авторитет среди своих братьев, которые, по словам Григория Турского, вступали в мезальянсы или имели несколько жен, за что могли быть отлучены от церкви. При этом, по-видимому, франкские правители предполагали обращение невест в ортодоксию, и источники не сообщают о насильственном обращении принцесс. Так, Брунгильда добровольно перешла в ортодоксальную веру, что в определенной степени обеспечило ей прочность положения: во-первых, это помогло обрести поддержку при дворе, во-вторых, положительно настроило католический епископат. В конце концов, обращение в ортодоксию обеспечивало большую симпатию со стороны Сигиберта, что избавляло Брунгильду от угрозы быть отвергнутой под предлогом ее нечестивости; королю Сигиберту, повлиявшему на обращение супруги, это событие также сделало честь при дворе и в среде епископата. С другой стороны, хотя Галесвинта, как и Брунгильда, обратилась в ортодоксию, это не спасло ей жизнь, поскольку куда большее влияние при дворе сыграли личные связи и безопасность, обеспечиваемая статусом супруга, который от нее отказался. Таким образом, как религиозный фактор не стал помехой для заключения брака, аналогично он не помешал убийству Галесвинты.
Однако в некоторых случаях религиозный фактор становился причиной внутрисемейного конфликта, который впоследствии сказывался и на внешних отношениях вестготов и франков. В этом контексте наиболее ярким примером является брак Герменегильда и Ингунды, заключенный в 578/579 году. Хотя король Леовигильд надеялся таким образом упрочить свое положение и укрепить династию, брак связал Герменегильда с франкскими королями и позволил им вмешаться в распри отца и сына. Этот сюжет является в некотором смысле исключением, поскольку именно здесь религиозный фактор стал реальным поводом к внутреннему конфликту, а впоследствии был использован и в интересах внешней политики.
В предыдущей главе история мятежа Герменегильда была достаточно подробно описана, поэтому сейчас следует более детально остановиться на его причинах. Мятеж Герменегильда нередко представляют как сугубо политический акт, в котором защита веры стала лишь удобным предлогом и поводом к борьбе с королем-арианином, Леовигильдом.
Однако корнями мятеж уходит в возникший еще в 570-х годах внутрисемейный конфликт, основной причиной которого стали именно религиозные разногласия. В 579 году, вскоре после заключения брака, в семье возник серьезный раздор: в то время как вдовствующая королева Гоисвинта была убежденной арианкой, Ингунда оказалась преданной католичкой. Королева настаивала на обращении невесты в арианство. Вряд ли это следует считать строго обязательной процедурой. Тем не менее, судя по известным случаям обращения вестготских принцесс в ортодоксию при франкском дворе, обращение невесты в веру супруга как минимум приветствовалось. Однако Ингунду так и не принудили к отречению от ортодоксальной веры, несмотря на нападение королевы Гоисвинты. Если верить Григорию Турскому, Гоисвинта в ярости напала на Ингунду, избила ее и приказала бросить в пруд, что означало бы ее крещение в арианской вере. Однако, исходя из слов Григория Турского и последующего хода событий, Ингунда не только не отреклась от веры, но и во многом способствовала обращению Герменегильда.
Вскоре Леовигильд отправил Герменегильда и Ингунду в Севилью, где впоследствии поднялось восстание, к которому, на стороне мятежников, присоединились и франки, и византийцы, и свевы. Когда Герменегильд был пленен и убит, Ингунда с ребенком бежала. По версии Григория Турского, она попала в войско византийцев и по пути в Константинополь скончалась, была захоронена в Африке. По версии Павла Диакона, Ингунда с ребенком на руках бежала в Галлию, где была схвачена и отправлена в Сицилию; ее сын, Атанагильд, был отправлен к императору Маврикию. Вскоре начался военный поход Гунтрамна, короля Бургундии, и Хильдеберта, брата Ингунды, против вестготов. Целью похода стало возмездие за смерть принцессы. При этом король Леовигильд, возможно, пытался воспользоваться помощью Фредегонды, супруги Хильперика I, из-за которой некогда погибла вестготская принцесса, против короля Гунтрамна. Фредегонда не смогла оказать Леовигильду какого-либо содействия, однако объединенные войска королей Гунтрамна и Хильдеберта были разбиты вестготами в Септимании.
Король Леовигильд также попытался использовать внутренние распри франкских правителей: Гунтрамн и Хильдеберт противостояли Хильперику, который незадолго до этого расширил территории своего королевства. Именно к нему Леовигильд направил посольство с дарами с целью заключения династического союза. Во время восстания Герменегильда и военных походов франков именно с Хильпериком Леовигильд вел переговоры о помолвке своего младшего сына, Реккареда (кстати, арианина), с франкской принцессой Ригунтой. В результате Хильперик дал согласие на брак, и Ригунта отправилась в Испанию. По пути ее приданое было разграблено, свадьба так и не состоялась, и долгое время франкскую принцессу пытались вернуть домой.
Около 587 года Реккаред, еще не обратившийся в ортодоксию, направил посольство с предложением мира к Гунтрамну, королю Бургундии, и к Хильдеберту II, королю Австразии. Предварительно Реккаред сблизился с королевой-вдовой Госвинтой, которая приходилась матерью Брунгильде и бабушкой Хильдеберту II. Именно по ее совету, если верить Григорию Турскому, Реккаред склонился к идее заключить мир с франкскими королями. В то время как Гунтрамн отказался принимать вестготских послов, Хильдеберт обещал мир.
После обращения Реккареда в ортодоксию ситуация мало изменилась: король повторно направил посольства к Гунтрамну и Хильдеберту, предлагая мир на основе общей веры. Хильдеберт снова радушно принял послов, но Гунтрамн в очередной раз отказался. Важно отметить, что, согласно Григорию Турскому, король Гунтрамн назвал вестготов врагами, и причиной тому была не их прежняя приверженность арианству, а судьба Ингунды, попавшей в плен и потерявшей мужа, а затем - убитой. Таким образом, для Гунтрамна обращение вестготов в ортодоксию не означало прощение прошлых обид. В то же время Реккаред был готов обещать верность франкским королям любыми способами - и клятвами, и богатыми дарами - «чтобы получать помощь». Судя по всему, Реккаред действительно остро нуждался в союзниках, о чем говорит и его обращение к Папе Григорию, проанализированное ранее, и планы в отношении Византии. Для новообращенного короля именно его приверженность «общей вере» стала главным преимуществом, повсеместно используемым во внешней политике и дипломатии.
Заручившись поддержкой Хильдеберта и Брунгильды, Реккаред надеялся заключить брак с франкской принцессой Хлодозиндой. Хотя ранее король Хильдеберт уже обещал Хлодозинду королю лангобардов, он изменил свое решение именно после обращения Реккареда в ортодоксию. В данном случае, в условиях выбора, религиозная принадлежность сделала партию Реккареда более предпочтительной. Однако это в очередной раз не повлияло на Гунтрамна: король согласился одобрить брак Реккареда и своей племянницы Хлодозинды только при условии, что король Хильдеберт выполнит все условия их личного договора, который значительно расширял власть и владения Гунтрамна. Новая вера Реккареда не обеспечивала доверие Гунтрамна. Согласно Григорию Турскому, который лично присутствовал при встрече короля Гунтрамна и вестготского посольства, король сказал, что вестготы, даже обратившись в веру, не заслуживают доверия, и являются врагами.
Вскоре возобновился военный конфликт, в котором большую роль сыграли междоусобные распри франкских королей. Король Гунтрамн ввел войска в Септиманию, где неизбежно столкнулся с вестготами. Вестготы одержали победу, в чем король Гунтрамн винил Хильдеберта и Брунгильду, заключивших союз с Реккаредом. В результате этой внутренней борьбы помолвка Реккареда и франкской принцессы в очередной раз была расторгнута, а вскоре король взял в жены готку Баддо.
Впоследствии вестготские короли более не предлагали франкам династические браки. Только однажды, в правление короля Виттериха, Теодерих II, король Бургундии, предложил заключить брак с принцессой Эрменбертой. Виттерих согласился, взяв с короля клятву о благополучии дочери. Однако под влиянием Брунгильды Теодерих расторг помолвку. Причинами тому называют непопулярность Виттериха при вестготском дворе или его возможные симпатии арианству. Виттерих попытался отомстить за честь дочери, заключив союз против Теодериха с королями Нейстрии и Австразии. Он надеялся воспользоваться внутренними конфликтами франкских королей, однако так и не осуществил своих планов, так как был убит в результате заговора.
Из приведенных сюжетов можно заключить, что как при военных конфликтах, так и при попытках союзничества франки и вестготы редко руководствовались религиозными соображениями. Приверженность вестготов арианству не мешала франкам заключать с ними браки или временные союзы. Защита веры могла использоваться как оправдание военной экспансии с целью захвата территорий, подвластных «нечестивым». Однако источники приводят не много свидетельств такой мотивации военных кампаний франков.
Что касается брачных союзов, то, хотя они создавались в целях обретения мира (по крайней мере, это определенно была одна из главных целей для вестготов), в большинстве случаев установленные родственные связи позволили франкам осуществлять военные действия под предлогом защиты чести родственницы, отданной в брак. Любопытно заметить, что в аналогичной ситуации, в случае Галесвинты, не были начаты военные действия с целью защиты чести вестготской принцессы. Более того, хотя в убийстве Галесвинты были прямо задействованы королева Фредегонда и король Хильперик, это не остановило короля Леовигильда от попытки связать брачными узами их дочь Ригунту и Реккареда. Таким образом, характеризуя дипломатию вестготов в отношении франков до 580-х годов, можно отметить, что основной целью королей стало обретение безопасности, защита рубежей. Не обращая внимания на вопросы задетой чести, которая так волновала франков (Гунтрамн не был готов простить Реккареду ошибки его отца), вестготские правители были готовы заключать браки и союзы с отдельными представителями Франкского королевства. Ввиду раздробленности, Франкское королевство представляло действительно значимую угрозу для вестготов, поскольку союз с одним из королей не давал гарантий дружественных отношений с другими.
В свою очередь, франки также использовали поддержку вестготов в своих интересах, мало обращая внимания на их приверженность арианству. До тех пор, пока вестготы не обратились в ортодоксию, франки могли использовать защиту веры как повод к очередной войне, однако, как показывают источники, это происходило нечасто. Тем не менее, религия могла стать одной из причин конфликта при дворе вестготов, как это было показано в сюжете с Герменегильдом. Когда вестготы обратились в ортодоксию, франки утратили возможность оправдывать военную экспансию защитой веры. Однако характер отношений Франкского и Вестготского королевств даже тогда не претерпел существенных изменений.
Апеллируя к общей вере, в отношении франков вестготские короли попытались использовать религию как основание для заключения крепкого союза, прочного брака. Однако этого не произошло, причиной чему, по-видимому, следует считать разный подход вестготских и франкских королей к роли религии в контексте политики: если вестготы фактически положили веру и ее защиту в основу идеологии, которая была двигателем внутренней и внешней политики, франкские правители руководствовались иными соображениями. Для вестготских же королей религиозная принадлежность стала основным маркером идентичности, основным инструментом дипломатии.
При короле Сисебуте религия стала инструментом не только дипломатии, но и идеологической политики. Апелляция к чистоте веры, соблюдению Божьих законов позволяла королю Сисебуту обосновывать уникальность и превосходство Вестготского королевства, которое противопоставлялось нечестивости погрязших в грехах соседей - франков и византийцев, ставших настоящими врагами.
.3 Франки как основной враг: образ королевы Брунгильды в идеологической политике короля Сисебута
В правление короля Сисебута борьба с франками приняла идеологическую форму: результатом трудов короля стало «Житие и мученичество святого Дезидерия» - публицистическое, пропагандистское по своей сути сочинение, которое оспаривает легитимность и ортодоксальность королей Австразии - королевы Брунгильды и ее потомков. Вероятно, это сочинение, с одной стороны, должно было очернить Австразийских королей, с другой - способствовать улучшению отношений с Хлотарем II, королем Нейстрии. По мнению Р.Л. Стокинг, главное обвинение, выдвигаемое Сисебутом франкам, заключается в их беззаконии, в превышении круга компетенции королей, в нарушении границ светских и церковных полномочий. Клевета на Дезидерия, его смещение с должности и ссылка, последующие наказания - во всем этом Сисебут усматривает преступления франкских королей.
«Житие» в полной мере соответствует идеологической направленности, заданной королем Сисебутом и Исидором Севильским. Основной целью этой «пропаганды» являлось представление Вестготского королевства как единственного легитимного, ортодоксального, не отклонившегося от Божьего пути, осуществляющего свою миссию по защите и распространению веры при соблюдении идеального баланса сил Церкви и короля. Византийские императоры, как было показано ранее, считались погрязшими в ереси, что привело к отклонению Византии от истинного пути. «Житие Св. Дезидерия» показывает, что и короли Австразии и Бургундии утратили доверие и очернили себя неграмотной политикой, злыми деяниями, несоблюдением установленных порядков.
Дезидерий (†608) занял кафедру Вьенна в Бургундии около 590 года. В 603/604 году, из-за Брунгильды и епископов Аридия и Домнола, он был смещен с поста и изгнан после осуждения Шалонским собором. Его место занял Домнол. По мнению автора «Жития», Теодорих и Брунгильда, убоявшись святого, подговорили знатную матрону Юсту оклеветать Дезидерия. Она обвинила его в том, что тот ее обесчестил, и Шалонский собор отправил его в изгнание в отдаленный монастырь. Описывая епископа Дезидерия как человека исключительной добродетели и набожности, угодного и Богу, и народу, автор «Жития» связывает имя Брунгильды с худшими пороками, а Теодериха обвиняет в величайшей глупости за то, что он позволил Брунгильде оказывать такое влияние на политику. Сисебут критикует несправедливую процедуру суда над епископом, за которую были ответственны короли: жалобы, высказанные на соборе против Дезидерия, были лживыми и преступными.
Однако есть основания полагать, что обвинения в адрес Дезидерия не были столь беспочвенны. Случай епископа Дезидерия - не единственный. В 590-600-х годах во Франкском королевстве расследовался ряд дел о епископах, подозреваемых в каких-либо пороках (например, алкоголизм), в психическом расстройстве, в безнравственности, о чем Папа Григорий писал Брунгильде. Григорий, состоявший с королевой в переписке, возложил на нее реформацию Церкви: искоренение пороков епископов Папа видел главной задачей; в отношении нравственности и образованности епископата он был непреклонен. В определенной степени королева Брунгильда следовала политике Римской Церкви, созывая собор для суда над епископом, подозреваемом в пороках. Из писем известно, что сам Папа Григорий укорял того самого епископа Дезидерия, узнав о его увлечении чтением античной поэзии.
Таким образом, суд и ссылка Дезидерия в монастырь могли быть оправданными. Так или иначе, вскоре епископ был возвращен ко двору: в изгнании Дезидерию открылся дар целительства, и Теодорих с Брунгильдой стали опасаться возмездия за незаслуженное смещение с кафедры епископа, наделенного столькими добродетелями. Кроме того, прочих участников заговора против Дезидерия постигла смерть, которой, по мнению Сисебута, испугались и они. Однако спустя некоторое время, около 607 года, отношения святого с королем и Брунгильдой вновь испортились. Причиной тому автор «Жития» называет нежелание епископа молчать и бездействовать, зная о многочиленных пороках и злодеяниях франкских королей. Тогда, вновь отправленный в ссылку, Дезидерий вскоре был убит. Автор другого жития о епископе Дезидерии называет смерть несчастным случаем, однако в сочинении Сисебута произошедшее интерпретируется как убийство, приказ о котором был отдан дьяволом, а исполнен - его слугами, Брунгильдой и Теодорихом.
По мнению Сисебута, казнь, совершенная над королевой Брунгильдой, была заслуженным наказанием за ее грехи, поскольку она стала врагом веры Христовой, и именно по Божьему умыслу была повержена своими собственными врагами. В «Житии» приведено много грехов Брунгильды, за которые она, по мнению Сисебута, в полной мере заслужила жестокой кары. Так, королева развязывала войну со своими же соседями, которые, в отличие от нее, были верными христианам; она подчинилась злейшему врагу человечества, дьяволу, открыв ему свое сердце; она пошла по пути, по которому вел ее дьявол к погибели. Однако самое серьезное преступление Брунгильды - гибель «воина Христа». Ранее приводилось письмо короля Сисебута к епископу Цецилию, пожелавшему уйти в монастырь. Как было показано, с точки зрения короля епископ не может покинуть свою паству, что стало бы для него самым тяжким из грехов. Королева Брунгильда повинна в том, что епископ был вынужден не по своей воле отойти от дела и отказаться от выполнения долга, возложенного на него Господом. Сисебут отмечает, что епископ Дезидерий вынужденно предал свое стадо, оставил его на погибель: овцы уйдут с цветущего луга, застрянут в зарослях терна и будут растерзаны волками. Аналогичные строки приведены и в письме короля к Цецилию. Однако в той ситуации вину король возложил на Цецилия, в случае Дезидерия епископ оправдывается, так как уходит не по своей воле, но по воле королей. Таким образом, епископ Дезидерий, хоть и покидает паству, попадает к «пастырю всех пастырей», в небесное царство, в то время как Брунгильда и король Теодорих, повинные в этом тяжком преступлении, обречены на жестокую кару.
Образ королевы Брунгильды, силами Сисебута, стал воплощением зла. Главное преступление Брунгильды, с точки зрения вестготского короля, состояло в том, что она заставила епископа отказаться от долга, возложенного на него Господом. Таким образом, королева несет ответственность не только за несправедливую гибель самого «воина Христова», но и за жизни всех овец стада, над которым он был поставлен и которое, по ее воле, было обречено на смерть. Хотя король Теодорих был также вовлечен в описываемые события, он подвергся меньшему, чем Брунгильда, очернению со стороны Сисебута. Главный порок короля Теодориха состоит, по сути, в его глупости: он позволил Брунгильде возыметь такую власть при своем дворе. Брунгильда, вовлеченная в политику, разжигавшая внешние конфликты франкских королей и губившая внутренние богоугодные порядки, становилась, таким образом, воплощением греховности и главным врагом с точки зрения короля Сисебута. Следует отметить, что король не стремится перенести эту греховность на всех франкских королей, как полагают некоторые исследователи. Однако при этом он отмечает, что франки, по сути, были покинуты Господом, когда Брунгильда и Теодорих отказались от Бога и убили его воина.
Король Сисебут, открыв правду об описанных событиях для будущих поколений, в заключении своего сочинения выражает надежду на то, что Бог дарует ему - хотя он того не заслуживает - вечную жизнь и благодать. Его образ на фоне нечестивых франкских правителей обретает наилучшие свойства: король открывает правду своим потомкам, тем самым угождая Господу; он обличает лживых королей, которые, хотя представлялись христианами, связались с дьяволом и отошли от Божьего пути, став врагами не только Вестготского королевства, но и всего человечества.
«Житие» короля Сисебута демонстрирует избирательность короля в деле определения «врагов» и «друзей». Если короли Австразии в интерпретации вестготского короля воплотили в себе худшие пороки, став соратниками дьявола, то короли лангобардов, Аделоальд и Теоделинда, стали олицетворением добродетельных ортодоксальных монархов, в которых король Сисебут увидел своих друзей и возможных союзников.
. В поисках союзников: вестготы и лангобарды
Лангобарды, заселившие Италию во второй половине VI столетия, находились в центре внимания политики Рима, Византии и Франкского королевства, которые нередко объединялись для борьбы с завоевателями Апеннинского полуострова. Они не были ближайшими соседями вестготов, а потому короли Толедо, озабоченные войнами с Византией и франками, долгое время не проявляли какого-либо интереса к установлению дипломатических связей с лангобардами.
Впервые лангобарды напрямую были вовлечены в вестготскую политику только в VII веке, в период правления короля Виттериха. После того, как король Бургундии Теодерих II расторг помолвку с вестготской принцессой Эрменбергой, король Виттерих начал собирать союзников для очередного военного похода. В 608-610 гг., помимо правителей Нейстрии и Австразии, Виттерих заручился поддержкой короля лангобардов. Стремление Агилульфа присоединиться к этой «коалиции» против короля Теодериха II объясняется извечной борьбой лангобардов и франков, которые (нередко - по договору с Византией) совершали военные походы на территорию Италии. Однако военный поход так и не состоялся, и вплоть до правления короля Сисебута иных контактов и союзов между вестготами и лангобардами не было. Король Сисебут установил связь с лангобардским королем Аделоальдом и Теоделиндой, его матерью. Возможность для дипломатического контакта открылась, в первую очередь, на почве религии.
.1 Религия лангобардов
До конца VII столетия население королевства лангобардов не знало конфессионального единства; ариан и язычников долгое время было больше, чем ортодоксов. В «Истории» Григория Турского лангобарды фигурируют, главным образом, в качестве «клятвопреступников», «убийц» и злейших врагов, при этом их жажду завоеваний франкский историк связывал именно с религиозной нечестивостью. Не лучше о лангобардах и их королях отзывался и Григорий I: в своих «Диалогах» Папа описывал лангобардов как враждебных завоевателей, исключительно нечестивых богохульников. Необходимость осуществлять духовное руководство над лангобардами, которые обратились в ортодоксальную веру, Григорий называл карой за свои грехи.
Действительно, лангобардские короли обратились в христианство позже прочих. Только в 560-х годах, начиная с Альбоина, короли лангобардов стали четко позиционировать свою приверженность арианству, в первую очередь для того, чтобы продемонстрировать преемственность своей власти в Италии от распавшегося остготского королевства. Более убедительные попытки объединить население на почве арианства предпринял король Аутари, запретивший крещение в католичество. Влияние арианского епископата сильнее всего укоренилось в Павии. В то же время часть населения, под влиянием межкультурных связей, была обращена в ортодоксальную веру, однако среди ортодоксальных лангобардов было немало последователей Аквилейской схизмы. Другие же придерживались языческих культов, сохранению которых в значительной степени способствовало соседство с Аварским каганатом. В таких условиях абсолютное конфессиональное единство было едва ли возможным, так что обращение отдельных лангобардских королей к ортодоксии не оказывало существенного влияния на изменения религиозных предпочтений остального населения. Даже в 650-х годах в городах одновременно находились католический и арианский епископы.
Тем не менее, с началом VII в. католическая Церковь приобрела большую лояльность и популярность при дворе. После смерти короля Аутари престол занял Агилульф, заключивший брак с Теоделиндой, некогда принцессой Баварии, вдовой короля Аутари. Королева, будучи католичкой, находилась в очень тесном контакте с Григорием I, который отправлял ко двору Теоделинды роскошные дары, присылал копию своих «Диалогов». Она стала важным звеном в деле заключения мира между королевством лангобардов, Римской Церковью и Византийской империей. С помощью католических епископов и через связь с королевой, Папа Григорий осуществлял руководство над католической Церковью Лангобардского королевства. Теоделинда стала посредником между Римской Церковью и двором, что позволило возобновить миссионерскую активность на территории Лангобардского королевства. Благодаря влиянию Теоделинды на супруга, короля Агилульфа, были предприняты значительные шаги по поддержке и укреплению ортодоксальной Церкви: прекратились запреты на крещение, церквям были возвращены отчужденные владения, восстановлены в должности смещенные епископы. По-видимому, Теоделинда все же не смогла склонить супруга к отречению от арианства; однако в 603 году их сын, Аделоальд, получил крещение в католичестве. Крещение Аделоальда было по-настоящему значимым событием. Оно явно символизировало усиление позиции католической Церкви при дворе: ранее верой лангобардских королей считалось арианство. Теперь же Аделоальд, то есть наследник Агилульфа и будущий король, был обращен в ортодоксию.
В 616/616 году умер король Агилульф, и ему наследовал малолетний Аделоальд. Теоделинда заняла ключевое место при дворе, став, фактически, регентшей при малолетнем сыне. Правление Аделоальда и Теоделинды привело, с одной стороны, к еще большему усилению католической Церкви, с другой стороны - к ответному всплеску арианской реакции, завершившемуся свержением короля и восстановлением позиций арианской Церкви. Тем не менее, открытая политика лангобардских королей по поддержке и укреплению католической Церкви создала возможность для сближения с вестготами.
.2 Причины вмешательства Сисебута в религиозную политику лангобардских королей
Попытка Сисебута установить дипломатический контакт с королевством лангобардов - любопытный пример идеологической политики короля: связь с королями лангобардов не выводилась на уровень внешней политики и военных союзов, и интересовала короля, в первую очередь, в рамках вопросов веры и дел Церкви. Письмо Сисебута к Аделоальду и Теоделинде, составленное в 616-620-х годах, по своему характеру действительно апологетическое и крайне тенденциозное.
Исследователи не выдвигают каких-либо однозначных версий о том, с какой целью Сисебут обращался к Аделоальду и Теоделинде. По мнению американской исследовательницы Р.Л. Стокинг, это письмо - всего лишь результат склонности вестготского короля к поучению, и целью послания к Аделоальду было научить неопытного лангобардского короля правильному пониманию сущности королевской власти. Аналогичное мнение высказал британский историк Й.Вуд, полагая, что тон обращения Сисебута к Аделоальду иллюстрирует попытки вестготского короля, с одной стороны, продемонстрировать свое «ортодоксальное превосходство», с другой стороны, показать юному лангобардскому правителю идеал светской власти. Х. Орландис полагал, что в этом послании король Сисебут выступил в качестве проповедника или миссионера. Сисебут пытался склонить королей к официальному обращению народа лангобардов в ортодоксию - мероприятие, на тот момент, по мнению испанского историка, невозможное, что говорит о плохой осведомленности вестготов о религиозной и политической обстановке королевства лангобардов. Скорое свержение Аделоальда в ответ на про-католические меры, по мнению Х. Орландиса, подтверждает эту гипотезу.
Внимание Сисебута к религиозному вопросу в королевстве лангобардов, в самом деле, интересно. Возможно, с одной стороны, вестготский король стремился наладить союз с лангобардами ввиду своей оппозиции франкским королям Австразии. Известно, что около 604 года Аделоальд был помолвлен с дочерью Теодоберта II, короля Австразии, и тогда же между лангобардами и франками был заключен союз, который, по-видимому, распался в 610-х годах. В этом контексте послание Сисебута к королю Аделоальду могло быть вызвано стремлением обратить лангобардских правителей в сторону союза именно с вестготами.
С другой стороны, письмо король Сисебут в своем послании изъясняется языком миссионера. В определенном смысле Сисебут, продолжатель политики короля Реккареда, выполняет идеологическую миссию, поставленную III Толедским собором. На соборе 589 года король Реккаред заявил, что «Господь разбудил» его, «озаренного пылом веры», чтобы он «привел народ <…> к признанию общей веры и католической Церкви» с помощью «королевской силы». Сисебут также писал Аделоальду, что ежедневно, ради матери-Церкви, он бьется за то, чтобы люди «служили небесному делу». О том, что для утверждения своей славы Сисебут должен «поставить над всеми смертными» закон Божий, писал королю и патрикий Цезарий. В этом смысле обращение к Аделоальду и Теоделинде было для Сисебута одной из задач по обращению народов в истинную веру. Вероятно, обращение лангобардов в ортдоксию король Сисебут отчасти приписал бы к своим заслугам, как это сделал некогда Реккаред, заявляя на соборе о своей заслуге в деле крещения свевов. Наряду с внутренней религиозной политикой короля (меры по обращению иудеев), внешней политикой (стремление сохранить жизни воинов-христиан, что проявилось в переписке с Цезарием), такая забота о крещении народов должна была продемонстрировать крайнее благочестие и достоинство короля, сделать его истинным ортодоксальным правителем, в полной степени легитимным и автономным.
.3 Образы короля Аделоальда и королевы Теоделинды в письме Сисебута
Образы королей Аделоальда и Теоделинды воплощают в себе добродетели, так резко контрастирующие с пороками франкских монархов. И все же, несмотря на подчеркнутую симпатию Сисебута к лангобардам, вестготский король не оставляет попыток продемонстрировать свое превосходство как в качестве светского руководителя, так и в виде духовного наставника.
Уже в инскрипции и приветствии письма содержатся яркие обращения к государям Аделоальду и Теоделинде с эпитетами «сиятельнейшие», «почтеннейшие» (eminentissimis ac venerantissimis). В первых строках Сисебут апеллирует к общему родству лангобардских и вестготских королей на основе «братской любви», происходящей от религиозного единства. Однако с точки зрения короля Сисебута, полное духовное родство возможно лишь при обращении всего народа лангобардов в ортодоксию. Покуда в народе процветает ересь, полное единение вестготов и лангобардов невозможно: «ныне родство крови нашей замарала Арианская зараза, и рост ядовитой опухоли разрывает братское сродство». Крещение короля - безусловно, большое благо. Однако веры одного лишь короля недостаточно. Король, по словам Сисебута, - «голова, возвышенная столь многочисленными добродетелями», народ - «конечности тела», которые должны последовать за головой.
Если же конечности не следуют за головой добровольно, то «дар» веры, унаследованный Аделоальдом от «католического чрева» матери, должен быть распространен «над прочими с силой», на которую способен король. Использование силы - приемлемый, с точки зрения Сисебута, метод для обращения населения в веру. Король не должен медлить и колебаться в этом деле: обращать еретиков следует жестко и решительно, их «гнилые ошибки» следует отсекать «ножом опыта». Акцент на жестких методах в вопросах веры король Сисебут делает и далее, предлагая Аделоальду использовать все, от простой угрозы до откровенной жестокости, причем без внимания к статусу личности, времени, месту. Так, по его словам, кого-то заставит повиноваться легкая угроза и установленное правило, кого-то легко завлекут подарки, но некоторых от нечестивой ереси отвратит лишь «жесткая суровость». Таким образом, вера, по словам Сисебута, «укрепляется силой католической», а не «сладостью речей» или «цветущими словами».
Если же король не станет обращать в ортодоксию весь свой народ, он обречет королевство на гибель: «души несчастных» будут призваны в «подземные обители», и тогда все погрузится в «чрезмерные нескончаемые бедствия и ужасную нужду, суровые постоянные войны и ежедневную горесть, нехватку урожая и разрушительные повреждения». Помимо гибели королевства, если еретики не будут обращены в ортодоксию, сам король, пусть и искренне и правильно верующий, не сможет войти в небесное царство, поскольку, в таком случае, он не сможет соблюсти апостольские наставления.
Эти пассажи дают большее понимание о функциях, которые, с точки зрения Сисебута, возложены Господом и апостолами на монарха. Король, по его мнению - голова, которая отвечает за судьбу своих «конечностей», своего народа. Небесное царство будет ожидать короля только в том случае, если он не нарушит божественных наставлений, а именно, если он и сам пойдет по пути апостолов, и поведет за собой своих людей. «Крестить народы во имя Отца, и Сына, и Святого Духа» - важнейшая задача короля. И король Сисебут явно демонстрирует Аделоальду, что он сам в полной мере следует апостольским наставлениям и Божьим правилам. Так, описывая бедствия, которые могут постигнуть народ, не обращенный в истинную веру, король Сисебут приводит в пример успешное, обратившееся к свету королевство вестготов. После того как небесная вспышка тронула сердца верующих, и ортодоксальная вера заискрилась в омраченных умах, преумножив мир католиков, благодаря следованию пути истинной веры, Господь Бог во всем благоволит вестготскому королевству, которое теперь процветает. Такая благодать - результат правильного руководства вестготских королей. Сам Сисебут, наставляя на правильный путь неопытного малолетнего Аделоальда, чья голова, хоть и возвышена добродетелью, но все же «небольшая по размеру», выполняет свою задачу по просветлению и крещению народов. В этом смысле Сисебут реализует свою миссию по распространению и защите ортодоксальной веры.
Таким образом, Сисебут будет вознагражден за свои «братские» наставления в случае успеха Аделоальда. Дальнейшая же ответственность лежит всецело на лангобардском короле, чьему уму «вверены на размышление» сии благочестивые поучения. Обратив народ лангобардов в ортодоксию, король Аделоальд смог бы исполнить свой долг, открыть себе врата в небесное царство, получить множественные дары от Господа. Он получил бы также вернейшего союзника и брата в лице вестготского короля и его народа - перспектива, по-видимому, крайне благоприятная с точки зрения короля Сисебута.
Итак, само приведение народа лангобардов к Богу и ответ перед Богом - долг, возложенный, в первую очередь, на короля Аделоальда. Что же касается Теоделинды, то свой долг она уже, по-видимому, выполнила, поскольку имя ее «известно Творцу небесному». Заслуга королевы, несомненно, в обращении в ортодоксию самого Аделоальда - фактически, первого правителя лангобардов, открыто исповедовавшего ортодоксию и проводящего политику по укреплению католической Церкви.
Королева Теоделинда - главный наставник для Аделоальда в вопросах веры. Ее Сисебут наделяет всеми добродетелями и благими качествами: королева чиста помыслами, смиренна, честна, любезна и мягкосердечна. Большое внимание король уделяет, во-первых, тесной связи Теоделинды с католической Церковью и паствой. Теоделинда является «подругой» паствы и Бога, в то время как для дьявола она - враг. Далее, подчеркивается острый ум королевы - один из ее сильнейших даров; королева, движимая справедливостью, «напрягает силу разума». Возможно, король Сисебут таким образом говорит о сильном влиянии Теоделинды на своего сына и его политику: силой ума и веры она способна быть для него достойным наставником.
Любопытно заметить, что королева Теоделинда во всем является антиподом королевы Брунгильды. При этом обе женщины играли большую роль при дворе, оказывали огромное влияние на политику через свою связь с королем: одна правила рядом с сыном, другая - рядом с внуком. Их главное расхождение - в выбранном пути: в то время как Теоделинда стала подругой Христа и католической паствы, Брунгильда стала верной подругой дьявола, злейшего врага человечества. Потому, в отличие от Теоделинды, королева Брунгильда, как было показано ранее, не была способна на любезные речи, честность, мягкосердечность; ее рассудок и сердце омрачились по воле дьявола. Обе королевы внесли, в соответствии с сочинениями короля Сисебута, существенный вклад в судьбу своего королевства. Так, Брунгильда и король Теодорих обрекли королевство на гибель: они покинули Бога, и Бог покинул их королевство. Однако Теоделинда, пойдя по пути веры и поведя за собой сына, еще при жизни открыла себе дорогу к небесному царству. Аделоальд, под духовным руководством матери, может повести за собой к вере весь народ лангобардов; его правлению, безусловно, благоволит Господь.
Рассмотренное письмо короля Сисебута - плод его идеологической политики, ярчайшее проявление попытки оказать влияние и продемонстрировать превосходство. Оно позволяет охарактеризовать методы внешней политики, проводимой вестготским королем. Сисебут «выбирает» себе в союзники Аделоальда и Теоделинду, которых он может назвать братьями по вере. Франки в его интерпретации становятся врагами, и не представляют явного интереса в качестве возможных союзников. Духовное побратимство в данном случае выходит, с точки зрения Сисебута, на первое место. В вопросе определения друзей и врагов король руководствуется критерием веры, что говорит о существенном изменении принципов дипломатии, внесенных королем Сисебутом. Если Реккаред и его преемники при заключении союзов руководствовались потребностями обеспечения безопасности, военными интересами, то король Сисебут определяет направления своей дипломатии в четкой связи с критерием вероисповедания. Для него приверженность общей вере - необходимое требование для полного союза; приверженность общей вере означает, как можно заключить из текста письма, следование единым принципам, правилам и целям. Религиозное учение задает определенные нормы, задачи, цели, исполнение которых является для монарха обязательным. Как можно было видеть на примере франкских королей, нарушение порядков, установленных Господом и Церковью, ведет к гибели мужей Христовых и обрекает на тяжкую участь народ, брошенный Богом.
Дипломатия короля Сисебута, таким образом, выходит на новый, более глубокий уровень, когда союз королей мыслится не в категориях практических нужд, но в осознанном следовании общим целям и нормам, общему пути. По-видимому, именно такой союз является не только богоугодным и правильным, но также является единственно надежным. Кроме того, с точки зрения короля Сисебута, полным является союз не только королей, но и народов, опять же, возможный лишь при единстве веры, единстве принципов и усвоенных норм. Безусловно, послание Сисебута правомерно можно назвать упражнением короля в красноречии, однако эта риторика показывает качественно новый подход вестготского короля к ведению дипломатии.
Заключение
Исследование внутренней идеологии и внешней политики и дипломатии Вестготского королевства в период с 580-х по 620-е годы. показало, что приверженность «истинной вере» (т.е. Никео-Константинопольский символ веры) стала центральным элементом идеологии, разработанной вестготскими королями и Церковью после обращения Толедского королевства в ортодоксальную веру. Король и Церковь должны распространять веру и следить за соблюдением Божественных установлений; народ представлялся теперь как община верных, для благополучия которой необходимо руководство христианскими нормами. В рамках этой идеологии религиозный фактор оказал решающее влияние на характер внешних отношений. Особенно ярко его влияния проявлилось в период с 589 г. - официального обращения вестготов - до 621 г, когда умер король Сисебут, чрезвычайно внимательный к вопросам религии.
Поворотным событием во внешнеполитической истории Вестготского королевства стал III Толедский собор. Подтвердив обращение вестготов в ортодоксию, собор заложил нормативные и идеологические основы новой политики. Отныне, когда деятельность короля помещалась в определенные рамки, заданные католическим епископатом, связь верховной власти и Церкви становилась серьезным двигателем политической жизни королевства. Приверженность и защита истинной веры стали основным маркером вестготской идентичности и во взаимоотношениях с соседями.
Для Реккареда вера стала инструментом, открывшим новые горизонты дипломатии: во всех внешнеполитических мероприятиях король пытался апеллировать к общей вере в качестве главного аргумента к заключению союза, гарантиям мира, защите безопасности и интересов королевства. Обращаясь к франкскому королю, через послов Реккаред пытался доказать, что он - «свой», поскольку исповедает правильную веру. Эта смена религиозной идентичности, с точки зрения короля, означала, что король не несет ответственности за прегрешения своих предшественников, арианских королей, и обещает следование общепринятым принципам и «честным» отношениям, которые возможны между ортодоксами.
С обращением Реккареда в ортодоксию также открылась возможность установления связи с Папой Римским, который мог стать важнейшим союзником для вестготского короля. При этом и для Реккареда, и для Папы Григория I контакт приобретал особую значимость в условиях конфликта обеих сторон с Византией. Папа, в первую очередь, оформлял определенную иерархию и субординацию в только что установившихся отношениях с Реккаредом, показывая ему, чем должен заниматься и как должен вести себя монарх, претендующий на истинное благочестие. Наряду с этим, Папа продемонстрировал вестготскому королю свое крайнее расположение, выразившееся не только в риторике писем, но и в дарах. Такое расположение обеспечивало признание Вестготского королевства и легитимность власти Реккареда, с другой стороны, могло быть использовано в урегулировании внешнеполитических конфликтов с другими регионами (примером чему служит вовлечение Григория в вестготско-византийские отношения). Так, надеясь заполучить при содействии Папы копии договоров с Империей, Реккаред намеревался использовать их для обоснования правомерного владения вестготами территориями Пиренейского полуострова, во избежание военных конфликтов из-за притязаний императора Маврикия.
Анализ дипломатии при Реккареде демонстрирует, что в первую очередь король стремился добиться максимальной безопасности на границах и спорных территориях. Об этом говорят попытки Реккареда заключить союз с франкскими королями (путем посольств и браков), а также попытки предотвратить притязания Византии на территории Вестготского королевства. Таким образом, король Реккаред, по-видимому, пытался всеми способами избежать войны, обеспечить безопасность и стабильность королевства. В этом деле религия стала для него важнейшим инструментом дипломатии.
Связь Рима и Толедо в указанный период держалась на личной связи и условии недавнего обращения вестготского монарха к Никейскому символу веры. Она ослабевала после смерти Реккареда и Григория, по мере усиления и обособления вестготской Церкви. Испанская Церковь стала самостоятельной в вопросах церковной жизни и дисциплины, и произошло это именно за счет обретения епископатом колоссального авторитета при Реккареде и его преемниках. Церковь обрела не только авторитет, но и защиту и покровительство в лице короля. Примером тому является обращение монаха Тарры к королю с просьбой о помощи и справедливом суде, минуя и церковный собор, и папу римского. Дальнейшее укрепление вестготского королевства, утверждение короля как легитимного монарха, придерживавшегося «правильной» веры, позволило вести самостоятельную внешнюю политику без потребности в посредничестве и помощи Папы. На примере дальнейшего развития вестготско-византийских отношений становится заметно, как религия, ставшая сначала средством обретения легитимности и содействия института Церкви, трансформировалась в важнейший инструмент дипломатии для вестготской монархии и позволила отстаивать автономию королевства на внешнеполитическом пространстве, где главным врагом была Византия.
Пока вестготские короли исповедовали арианство, внешняя политика Византии на территории Пиренейского полуострова могла проводиться под видом защиты ортодоксии, восстановления законности и порядка, как это было, например, в случае восстания Герменегильда. Однако после III Толедского собора столкновение Византии и Толедо сопровождалось претензиями обоих государств на то, чтобы быть носителем истинной, правильной веры.
Именно этот вопрос веры был интересным образом обыгран в дипломатии короля Сисебута, в чье правление идеология королевской власти находилась на невероятном подъеме. Апелляция к чистоте веры, соблюдению Божьих законов позволяла королю Сисебуту обосновывать уникальность и превосходство Вестготского королевства, которое противопоставлялось нечестивости погрязших в грехах соседей - франков и византийцев, ставших настоящими врагами. Переписка Сисебута и патрикия Цезария, наместника Византийской Испании, демонстрирует возросший авторитет вестготского короля в процессе урегулирования конфликта и установления мира. Важным свидетельством этому является стремление византийского патрикия в полной мере удовлетворить притязания короля. С одной стороны, во время ведения переговоров религиозный фактор выразился во взаимной апелляции Сисебута и Цезария к Божественному суду, а потом проявился во взаимных попытках сторон переложить ответственность за совершенные злодеяния друг на друга. Однако, с другой стороны, во многом благодаря обращению к общей вере стороны смогли преодолеть взаимное недоверие: это в определенной степени сгладило противоречия и позволило обнаружить общие цели. Результатом политики и дипломатии Сисебута стало если не окончательное изгнание византийцев, то, по крайней мере, серьезная победа над ними. Окрепшая вестготская монархия, с установившейся идеологией власти, смогла почти полностью контролировать Пиренейский полуостров.
В своей внешней политике Сисебут не оставлял без внимания не только Восточную империю, но и королевства франков и лангобардов. Одним из сочинений образованного короля стало «Житие Святого Дезидерия, которое оспаривает легитимность и ортодоксальность королей Австразии - королевы Брунгильды и ее потомков. «Житие», очерняющее Брунгильду, могло быть направлено на установление союзных отношений с королем Нейстрии. В этом случае основой для союза становилось единство веры и наличие общего врага - нечестивых королей Австразии, в частности, ненавистной вестготам королевы Брунгильды.
Если короли Австразии в интерпретации вестготского короля воплотили в себе худшие пороки, став соратниками дьявола, то короли лангобардов, Аделоальд и Теоделинда, стали олицетворением добродетелей ортодоксальных монархов, в которых король Сисебут увидел своих друзей и возможных союзников. Собственно, именно он первым (и, как кажется, последним) из вестготских королей попытался установить взаимоотношения с лангобардами. Послание Сисебута к королю Аделоальду могло быть вызвано стремлением обратить лангобардских правителей в сторону союза именно с вестготами, а не с франками. С другой стороны, обращение к Аделоальду и Теоделинде было для Сисебута одной из задач по обращению народов в истинную веру.
Письма Сисебута также позволяет охарактеризовать методы внешней политики, проводимой вестготским королем. В вопросе определения друзей и врагов король руководствуется критерием веры, что говорит о существенном изменении принципов вестготской дипломатии. Король Реккаред, руководствуясь потребностями обеспечения безопасности, пытался сделать свою новую веру инструментом для разрешения внешних конфликтов, преподнося общую веру как залог мирных добрососедских отношений. Король Сисебут пошел дальше: он определял направления своей дипломатии в четкой связи с критерием вероисповедания. Для Сисебута приверженность общей вере - необходимое требование для полного союза включающего в себя, следование единым принципам, правилам и целям, исполнение которых является для монарха обязательным. Как можно было видеть на примере франкских королей, нарушение порядков, установленных Господом и Церковью, обрекает на тяжкую участь народ, брошенный Богом.
Дипломатия короля Сисебута, таким образом, выходит на новый, более глубокий уровень, когда союз королей мыслится не в категориях практических нужд, но в осознанном следовании общим целям и нормам, общему пути. Кроме того, с точки зрения короля Сисебута, полным является союз не только королей, но и народов, опять же, возможный лишь при единстве веры, единстве принципов и усвоенных норм. Эта риторика показывает качественно новый подход вестготского короля к ведению дипломатии.
Таким образом, с 580-х годов неуклонно возрастала роль религии как основополгающего фактора, движущего внешнюю и внутреннюю политику вестготов. Уже ко времени правления короля Сисебута идеалы внутренней идеологии вестготов и принципы их внешней политики теснейшим образом переплелись. Настоящее исследование ограничивается 621 годом, когда было окончено правление короля Сисебута, в силу скудости источников дальнейшего периода. Тем не менее, свидетельства хроник убеждают в том, что последующая внешнеполитическая история королевства вестготов тоже была весьма насыщенной. В будущем было бы крайне интересно продолжить исследование роли религиозного фактора во внутренней, внешней политике и дипломатии Вестготского королевства до его падения в 711 г.
Библиография
. Источники
1. Epistolae Wisigothicae. // Monumenta Germaniae Historica. Epistolae (in Quart) III: Epistolae Merowingici et Karolini aevi (I). Beroloni: Apud Weidmannos, 1892.
. Concilios visigóticos y hispano-romanos./ Ed. por José Vives, T. Marín Martínez, G. Martínez Díez. Barcelona - Madrid, 1963.
3. Gregorii I papae Registrum epistolarum / ed. Societas aperiendis fontibus rerum Germanicarum Medii Aevi. MGH: Epp. (In Quart). T. 1 - 2. Berolini, 1891 - 1899.
. S. Gregorii Magni Opera. Registrum Epistularum. Libri I-VII. // Corpus Christianorum. Series Latina. CXL. Brepols, 1982.
. Gregorii episcopi Turonensis. Historiarum libri decem / Ed. R. Buchner. В. 1956 Т. 1-2.
. Gregorius Papa. Dialogorum Libri IV, de Vita et Miraculis Patrum Italicorum et de Aeternitate Animarum.. // PL. 77.5.
. Isidorus Hispalensis. Las Historias de los Godos, Vandalos y Suevos de Isidoro de Sevilla. Estudio, edición crítica y traducción / ed. Cristobal Rodriguez Alonso. León, 1975.
. Juan de Biclaro. Chronicon. / Juan de Biclaro Obispo de Gerona. Su Vida y Su Obra. / Ed. por Julio Campos. Madrid, 1960.
. Miscellanea Wisigothica. // Filosofia y Letras. Ed. Gil I. Sevilla, 1991.
. Vita vel Passio Sancti Desiderii a Sisebuto rege composita. // Miscellanea Wisigothica. Ed. Gil I. Sevilla, 1991.
. Vitas Patrum Emeritensium. Corpus Christianorum, Series Latina. Vol. 116. / Ed. A. Maya-Sánchez. Turnholti (Turnhout): Brepols, 1992.
II. Литература
1. Арнаутова Ю.Е. Житие как духовная биография: к вопросу о «типическом» и «индивидуальном» в латинской агиографии // Диалог со временем. М., 2001. Вып. 5.
. Ауров О.В. О римских истоках идеала короля-законодателя в Вестготской Испании середины VII в. // Кентавр. Centaurus. Studia classica et mediaevalia. 2008. 4.
. Ауров О.В. Gladio vindice Leuuigildi: король-реформатор перед лицом памяти // Вестник РГГУ.
. Ауров О.В. Изучение истории средневековой Испании в России и СССР // Исторический вестник. 12 (159). 2015.
. Ауров О.В. Вестготские короли-ариане после эпохи Иордана (характер, идеология и символика власти) // Вспомогательные исторические дисциплины. 31. 2010.
. Беркова Е.А. Поздняя римская эпистолография (IV-V вв.) // Античная эпистолография / под ред. М.Е. Грабарь-Пассек М.Е. М.: «Наука», 1967.
. Блок М. Короли-чудотворцы: Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии / Пер. с фр. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998.
. Болотов В.В. Лекции по истории Древней Церкви. Том 1. СПб: «Аксион эстин», 2006.
. Бородин О.Р. Равеннский экзархат. Византийцы в Италии. СПб: «Алетейя», 2001.
. Бойцов М. А. Погребения государей // Словарь средневековой культуры / под ред. А. Я. Гуревича. М., 2003.
. Виноградов А.Ю. Деяния Андрея и их судьба. // Деяния апостола Андрея. Предисловие, перевод и комментарии А.Ю. Виноградова. М.: Индрик, 2003.
. Вестготская правда (Книга приговоров). Латинский текст. Перевод. Исследование. // Под ред. О. В. Аурова, А.В. Марея. М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2012.
. Гене Б. История и историческая культура Средневекового Запада. М.: Языки славянской культуры, 2002.
. Дюмезиль Б. Королева Брунгильда. Пер. с франц. М.Ю. Некрасова. Спб: Евразия, 2012.
. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. пособие / И.Н.Данилевский, В.В.Кабанов, О.М.Медушевская, М.Ф.Румянцева. М., 1998.
. Карташев А.В. Вселенские соборы. М., 1994.
. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871.
. Клауде Д. История вестготов. Пер. с нем. СПб: «Евразия», 2002.
. Криницына Е.С. Раннесредневековое письмо как объект комментирования: переписка Браулиона Сарагосского (631-651) с правителями Толедского королевства. // В кн.: Комментарий исторического источника: исследования и опыты. М.: ИВИ РАН, 2008.
. Канторович Э.Х. Два тела короля. Исследование по средневековой политической теологии. / Пер. с англ. М.: Изд-во Института Гайдара, 2013.
. Косминский Е.А. Историография средних веков: V в. - середина XIX в.: лекции. М., 1963.
. Марей Е.С. Энциклопедист, богослов, юрист: Исидор Севильский и его представления о праве и правосудии. М.: Университет Дмитрия Пожарского, 2014.
. Норвич Дж. История Византии / Джон Норвич; пер. англ. Н.М. Забилоцкого. М: АСТ, 2014.
. Острогорский Г.А. История Византийского государства. / Пер. с нем. М.: Сибирская Благозвонница, 2011.
. Садов А.И. Обзор языка папы Григория I. // Христианское чтение, 1916. №3.
. Уколова В.И. Античное наследие и культура раннего средневековья (конец V - начало VII века). М.: Наука, 1989.
. Циркин Ю.Б. Раннесредневековая Испания. // Античные и раннесредневековые источники по истории Испании. СПб., 2006.
. Шкаренков П.П. Империя и королевская власть в концепции христианского миропорядка Григория Великого // Империи и этнонациональные государства в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время. М., 2011.
. Шкаренков П.П. Образ власти на рубеже античности и средневековья: от имерии к варварским королевствам. Автореферат. М., 2009.
. Шкаренков П.П. Римская империя в «эпоху упадка»: между мифом и реальностью. // Новый исторический вестник, 2004. №2(11).
. Barbero de Aguilera A. El conflicto de los Tres Capítulos y las Iglesias Hispanicas en los siglos VI y VII. / Homenaje a Marcelo Vigil Pascual. Ed. Hidalgo de la Vega Mā J. Salamanca, 1989.
33. Benz E. The Eastern Orthodox Church: Its Thought and Life. New-York, 1963.
. Brown P. Response to Henry Chadwicks The Role of the Christian Bishop in Ancient Society. Center for Hermeneutical Studies in Hellenistic and Modern Culture. Berkeley, 1979.
. The New Cambridge Medieval History. Cambridge, 2005.
. The Cambridge History of Political Thought. Ed. J.H. Burns. Cambridge University Press, 2008.
. The Cambridge History of Christianity. Ed. J.H. Burns. Cambridge University Press, 2005.
. Castellanos S. Los godos y la cruz: Recaredo y la unidad de Spania. Madrid, 2007.
. Collins, R. Dónde estaban los arrianos en el ano 589?.// Concilio III de Toledo: XIV Centenario. 589 - 1989: congreso. - Toledo, 1989. P.211 - 222.
40. Collins R. Merida and Toledo, 550-585. // Visigothic Spain: New Approaches. Ed. E. James. Oxford, 1980.
. Collins R. Visigothic Spain, 409-711. Blackwell Publishing, 2004.
. Cracco Ruggni L. Grégoire le Grand et le monde byzantin // Grégoire le Grand. Actes de colloque à Chantilly, publ. par J. Fontaine, R. Guillet, S. Pellistrandi. Paris, 1986.
43. Crisis of Oikoumene. The Three chapters and the Failed Quest for Unity in the Sixth-Century Mediterranean. Ed. C. Chazelle, C. Cubitt. // Studies in the Early Middle Ages. Vol. 14. Brepols, 2007.
. Díaz y Díaz, M.C. Los discursos del rey Recaredo: El Tomus.// Concilio III de Toledo: XIV Centenario. 589 - 1989: congreso. Toledo, 1989. P.223 - 236.
45. Díaz P. C., Valverde M.R. The Theoretical Strength and Practical Weakness of the Visigothic Monarchy of Toledo/ Rituals of Power. From Late Antiquity to the Early Middle Ages. Ed. Frans Theuws. Leiden, 2000.
. Dudden F. H. Gregory the Great, His Place in History and Thought. New York, 1967.
. DImperio F. S. Gregorio Magno: Bibliografia Per Gli Anni 1980-2003. Firenze, 2005.
. Ferreiro A. Linguarum Diversitate: Babel and Pentecost in Leander's Homily at the Third Council of Toledo.// Concilio III de Toledo: XIV Centenario. 589 - 1989: congreso. Toledo, 1989.
. García de la Fuente O. Leovigildo, Hermenegildo, Recaredo y Leandro en los "Dialogi" de Gregorio Magno.// Concilio III de Toledo: XIV Centenario. 589 - 1989: congreso. Toledo, 1989.
. García Moreno L.A. La succesión al trono en el Reino Godo de Toledo. La perspectiva prosopográfica. Madrid, 2010.
51. Godding R. Bibliografia di Gregorio Magno, 1890-1989, (1990). Rome, 1990.
. Goffart W. Byzantine Policy in the West under Tiberius II and Maurice: the Pretenders Hermenegild and Gundovald (579-585). // Traditio, Vol. 13, 1957.
. González-Cobos Davila A.M. Las clases sociales en la sociedad visigotica y el III Concilio de Toledo.// Concilio III de Toledo: XIV Centenario. 589 - 1989: congreso. Toledo, 1989.
. González T. La iglesia desde la conversion de Recaredo hasta la invasion arabe. / Historia de la Iglesia en Espana. Ed. Ricardo Garcoa Villoslada. Madrid, 1979.
. González A.B. Lenguaje y teologia en el tercer concilio de Toledo. // Lengua e historia, XII. Murcia, 1995.
. Heffernan Th.J. Sacred Biography. Saints and Their Biographers in the Middle Ages. Oxford University Press, 1992.
. Hen Y. A Visigothic king in search of an identity - Sisebutus Gothorum gloriosissimus princeps. Ego trouble: Authors and their identities in the early middle ages. Wien, Verl. d. österr. Akademie d. Wissenschaften. 2010.
58. Hen Y. Clovis, Gregory of Tours, and Pro-Merovingian Propaganda // Revue belge de philologie et d'histoire. 1993. Vol. 71. No. 71-2.
. Hillgarth J.N. Historiography in Visigothic Spain. // La Storiografia Altomedievale. Tomo Primo. Spoleto, 1970.
. Hodgkin T. Italy and Her Invaders (600-744). Oxford, 1985.
. Isla Frez A. Las relaciones entre el reino visigodo y los reyes merovingios a finales del siglo VI. // En la España Medieval. Vol. 13 (1990).
. Logan D.F. History of the Church in the Middle Ages. London, 2002.
. Markus R.A. Gregory the Great. Cambridge University Press, 1997.
. Martin C. Linnovation politique dans le royaume de Tolède: le sacre du souverain // Élections et pouvoirs politiques du VIIe au XVIIe siècle, dir. C. Péneau. Pompignac, 2009.
. Martin C. La Géographie du pouvoir dans l'Espagne visigothique. Lille, Presses Universitaires du Septentrion (collection Histoire et Civilisations), 2003.
. Martindale J.R. The Prosopography of the Later Roman Empire. Vol. III. A.D. 527-641. Cambridge University Press, 1992.
. Medieval Iberia: an Encyclopedia. / Ed. Michael Gerli. Routledge, New York. 2003.
. Meyendorff J. Byzantine Theology. Historical Trends and Doctrinal Themes. New York: Fordham University Press, 1974.
. Moorhead J. Gregory the Great. Routledge, 2005.
. Moorhead J. Gregory of Tours on the Arian Kingdoms. // Studi Medievali, Vol. 36, No. 2 (1995).
. Morossi D. Governors of Byzantine Spain. // Byzantinistica. Rivista di Studi Bizantini e Slavi. Serie Seconda. Spoleto, 2013.
. Murray A.C. Chronology and the Composition of the Histories of Gregory of Tours. // Journal of Late Antiquity, 2008.
. Orlandis J. El significado del Concilio III de Toledo en la Historia Hispanica y Universal.//Concilio III de Toledo: XIV Centenario. 589 - 1989: congreso. Toledo, 1989.
. Orlandis J. Historia de los concilios de la España Romana y Visigoda. Pamplona, 1986.
75. Orlandis J. La iglesia en España visigótica y medieval. Pamplona, 1976.
76. Orlandis J. Historia del Reino Visigodo. Los acontecimientos, las instituciones, la sociedad, los protaginastas. Madrid, 2003.
. Orlandis J., Ramos-Lisson D. Historia de los concilios de la España romana y visigoda. Pamplona, 1986.
. Pérez-Prendez J.M. La legislacion de Recaredo.// Concilio III de Toledo: XIV Centenario. 589 - 1989: congreso. Toledo, 1989.
. Pohl W. Gregorio Magno e le origini dellEuropa. Atti del convegno internazionale, Firenze, 2006.
. Rapp C. Holy Bishops in Late Antiquity: The Nature of Christian Leadership in an Age of Transition. Berkeley: University of California Press, 2005.
. Reydellet M. La royauté de la littérature latine de Sidoine Appolinaire à Isidore de Séville. Paris, 1981.
. Rodríguez Alonso C. Las Historias de los Godos, vandalos y svevos de Isidoro de Sevilla: estudio, edición crítica y traducción. León, 1975.
84. Stocking R.L. Bishops, Councils, and Consensus in the Visigothic Kingdom, 589-633. The University of Michigan Press, 2000.
. Thompson E.A. The Goths in Spain. Oxford University Press, 1969.
. Valverde Castro M.R. Ideología, simbolismo y ejercicio del poder real en la monarquía visigoda: un proceso de cambio. Ediciones Universidad de Salamanca, 2000.
. Vallejo Girvés M. Hispania y Bizancio. Una relación desconocida. Madrid, 2012.
. Velazquez I. El Suggerentum de Tarrae a Reccaredo. // Antiquité Tardive, 4, 1996.
. Wood I.N. The Merovingian Kingdoms (459-751). Routledge, 1994.
. Wood J. Elites and Baptism: Religious Strategies of Distinction in Visigothic Spain. // Studies in Church History, 42, 2006.
. Wood J. Religiones and gentes in Isidore of Sevilles Chronica Maiora. // Post-Roman transitions: Christian and Barbarian identities in the early medieval west. Cultural Encounters in Late Antiquity and the Middle Ages (14), 2013.
. Wood J. Politics of Identity in Visigothic Spain. Boston, 2012.
. Wolf K.B. Conquerors and Chroniclers of Early Medieval Spain. Liverpool University Press, 1999.
. Ziegler A.K. Church and State in Visigothic Spain. Washington, D.C., 1930.
Приложение
Перевод выполнен по изданию: Miscellanea Wisigothica. // Filosofia y Letras. Ed. Gil I. Sevilla, 1991.
Письмо 2. От Сисебута к Цецилию
Когда прежде стадо твое сохранялось нетронутым, я хотел, дражайший отец, чтобы, наши грехи, кои из-за их величины не искупаются нашими, ты бы смыл твоими молитвами в том время. Но кто сможет вынести силу чужой боли, если себе откажет в средстве лечения? И не сможет загнать блуждающих овец в хлевы господни тот, кто своих отдал в глотки волков; и отказав в травянистом и ароматном поле, [загнал] в тернии и колючки, (лакуна в тексте) предпочел, чтобы его собраться были растерзаны щенками бешеных львов, так что, когда исчезла бы забота бдящего, они стали бы терзать невинное стадо, неутолимыми клыками и грозной пастью, потому что никто никто бы за них не заступится, а еще, загнав в угол, почти совсем перебьют, ибо никто их не защитит. Я стал бы говорить о том, как сильно надо оплакивать это событие и что оно должно орошаться каждым источником слез (т.е. всеми людьми - прим. пер.), если бы не случилось еще более ужасного происшествия, о котором мне лучше плакать, чем говорить вслух. Если Господь наш нес на руках одну заблудшую овечку, покуда не поставил ее среди сотен других, насколько же больше заботы должен уделить слабый человек, чтобы, если не смог приумножить стада, то хотя бы ни в ком случае не растратить того, что получил.
Однако чтоб тебе не показалось, что то, что мы излагаем, находится далеко от разума, слушай, какими змеями в Евангелии Господь жалит сердца грешных, и, какую награду пообещав, Он обогащает верных: того, кто дарованные ему таланты преумножил, Он оставил вместе с собой пребывать в радости, и, вознеся над многим, поставил его управлять. И, обратное [почитай]: какой карой был наказан тот, кто утратил деньги, закопав их, и какой страшный ущерб его постиг, то лучше узнаешь из божьих притч. Так вот, если был осужден на наказание тот, кто донес в сохранности всю сумму, но не преумножил ее, то как же строго будет наказан тот, кто, ничего не ища, по нерадению полностью утратил то, что имел? Многочисленные примеры из божественных текстов явствуют, что они не потерпят, чтобы ты в этом деле остался безнаказанным.
Однако ж, если малое приносит пользу, то, как я верю, многого будет достаточно. И если нынче кто-нибудь, опутанный мирскими делами и очерненный мерзостью всяких преступлений, отдает долг природе (т.е. умирает - прим. пер.) и хочет все же устремиться за единственным даром - покаянием, то как ты думаешь, от чьей руки он будет искать Господа, когда будет отказано в помощи слабому и когда вечная смерть так и поглотит душу его? Равно и когда язычник будет подведен к святому источнику, но из-за отсутствия епископа не будет погружен [в него], то, спрашиваю я, когда придет его смертный час, кто за него сможет отдать отчет? Мне кажется, что когда придет Тот, Кому всё открыто, то они скажут: мы ожидали покаяния вместе с крещением; и мы считаем убийцей того, кто не исполнил стремления кающихся, но, презрев их, отказался. Я полагаю, что на эти мольбы откликнется другой. И раз в самом деле не находится никого достойного, кто счел бы себя чистым от греха, то насколько же больше [грешен тот, кому] прибавятся грехи других людей? Я верю, что он достоин тысячи смертей.
Но, как мы узнали из твоего письма, ты стремился уйти в монастырь ни по какой иной причины, кроме той, чтобы ты смог помочь своим слабостям, я удивляюсь, что ты можешь быть счастливым в несчастье для многих и более не исправляешь то, что ты допустил по своему жестокому предпочтению. Посему, коли вы ждете нашего изречения, немедленно призвав писца, мы решили постановить: когда принесенное [письмо] будет вскрыто твоими руками, ты, отринув всякую хитрость, ты поскорее направишь свои стопы к нам и к твоим братьям, чтобы, подгоняемый пламенным голосом и захваченный написанными словами, наконец, раскаиваясь, ты бы вернулся к преумножению добродетелей.
Письмо 3. От Цезария к Сисебуту
Славнейшему и милостивейшему государю, господину королю Сисебуту, Цезарий божьей волей патрикий, ваш почитатель.
Часто наши мольбы обращались к твоему величию, но так и не смогли возыметь никакого эффекта; пусть же теперь неминуемый вопль скорбящих одолеет ваше королевское достоинство, и пусть божье вдохновение подготовит ваше сердце к восстановлению мира: ибо возрадуется Бог если, хоть с опозданием, Он, призрев вопли многих, осушит потоки слез. Земля же, которая от истощения зноем впитывала для порождения своих плодов влагу, даже слишком утолила свою безмерную жажду кровью кафоликов и остановила наводнение грудой [тел]. Ведь множество пленных и из наших, и из ваших областей заполонили почти что неведомый [им] край, и раздался стон, что жилища знатных захвачены. Из-за стольких брошенных трупов я не смолчу, что моя мольба потревожила ваше сиятельство, чтобы ты не пренебрегал смирением [моим], а услышал мольбы и не отказался бы внять прошению.
Сделай себя дарителем мира после Бога, дабы тот, кто, воплотившись в теле, взошел в небеса, и оставил людям мир, и причислил бы твое правление к числу миротворцев и поставил бы тебя, как сына мира, в собрании святых. Мне же, молящем о мире, в котором нуждаются все, вдохновившись Богом, удели [мир], чтобы, хотя я и нахожусь на самых дальних границах, я всегда бы внутри себя держал имя Вашего царства, неся помещенную в сердце любовь к нему.
От вашего ума пусть также не утаится, что мы, по замыслу божьему и спеша исполнить во всем волю Вашего правления, освободили плененного нашими людьми блаженнейшего отца Цецилия, и мы приложили заметное старание, чтобы он предстал перед своей церковью и вашим христианнейшим взором. Ныне же, как отпустили этого святейшего даже без вашего королевского напоминания, спеша во всем угодить положению дел в вашем королевстве, так и ваша превосходительная власть пусть не откажет нам в исполнении нашего прошения, которое одобрено советами многих, показывая себя во всем наставником душ своими благими деяниями. И если наша воля не останется горькой в своих мольбах, то ваше сиятельство признает, что находясь рядом со светлейшим господином города, отцом вашим, во всем мы были сторонником наибольшего блага для него.
Мы полностью исполняем права порученного нам служения, и, желая знать о благополучии вашей милости, мы с покорностью в письме просим, чтобы душа вашей милости была побуждена воздать ответ на написанное любящему вас просителю.
Письмо 4. От Сисебута к Цезарию
О, если бы искатель сердец внушил нашу любовь вашим чувствам, если бы он вложил нашу любовь внутрь вашего сердца! О, если бы глазам вашего разума открылось то, что я о тебе думаю, и что не могу выразить звучащим кимвалом! Ведь я действительно верю, что давно уже ты стал нам сторонником, отринув путы случайных набегов, отринув причины пустых дел, уловки возникающих промедлений, и что перемена любви смогла в каждом из нас насладиться чистыми душами. Но, как я понимаю, я припишу это на счет своего греха, что никакой выгоды, коей я прежде всех желаю, не будет у моей страны, и также не будет уплачено подобающее моему званию возмещение. В чем же ты сомневаешься, дражайший друг? Если есть доверие среди христиан, то прими союз; если награды, которые у тебя имеются, малы, прими дары. При благоволении самого Бога я клянусь во всем сдержать мое слово и без злого умысла придерживаться замысла священного обета.
Зачем же изнуряющее обрушившееся бедствие с помощью несущих несчастье смертей, постоянной гибели, должно скрадывать дни, которые многочисленная радость должна была приводить к ликованию для нас, живущих праведно? Нам не стоит ждать плохого совета, но наше дело - открыть то, чего всей душой желаем. Сколько осталось дней нашей жизни - того мы, знающие, знать не можем; но пока есть время, намерение наше должно быть направлено на то, что полезно ему будет на вечные времена: и мы просим, чтобы дела были устроены как можно более справедливо, разумнейшим образом, сообразно с милостью божьей и с божьей щедростью. Ведь ты можешь заняться этим делом, как бдительнейший поручитель.
Если начинаются войны, если сверкающий меч буйствует в любой части света, если ныне воинственное время лишает людей жизни, кто, как ты думаешь, будет давать отчет Богу за такие злодеяния, за брошенные несчастья, за смертельнейшие наносимые раны? Мне кажется, и кажется вполне справедливо, что ответ за столькие злодеяния держит тот, кто отказался применить, как подобало, предложенное средство. Но зачем мы раскрыли это тому, кому об этом следовало лишь упомянуть? Давай вернемся к вашей сильнейшей любви и к нашему чистейшему обещанию.
С уверенностью доверься Ансемунду, прими его, оставив подозрение, вложи в его сердце то, что ты приказал. Ведь он наш, даже если он не изящен речью, он стремится к чистоте. Я же, с чистыми помыслами, передал ему, что требуется; наставил в том, на что нужно обратить внимание, облагородил, как мог. И я вверяю этого честного человека (букв. его честность - прим. пер.) под твое руководство, мой дражайший, и поскольку он последует менее изящно, защищаю его через тебя, как если бы присутствовал лично. Что кроме того я желаю предложить вашей милости, я не нахожу, кроме как то, что я жажду всякого твоего содействия. Тот же посол настолько обо всем проинструктирован, и наставлен столь исчерпывающе, что, спроси ваше милосердие у него что угодно, по-моему, он даст вам полнейший ответ.
Письма, которые он при всех вам предложит, содержат прямоту справедливости, и хранят предел истины: ведь вашей славе ничуть не повредит, если даже нам будет выделено большее, и при Божьей милости осуществится то желание, к которому мы вместе чрезвычайно стремимся.
Лук, направленный вашей славой нам через Ансемунда, он передал; за это мы выражаем величайшую благодарность, ведь не только словами, но и дарами вашими мы осыпаны.
Письмо 5. От Цезария к Сисебуту.
Мы прочли с чистой душой и долго обсуждали то, что сообщило благородное письмо Ваше, что и каким образом оно предписало вложить [в душу], что открыло о проделанном старании. Мы обратились к этому с большой осторожностью, и, пригласив писца, чтобы он услышал в полной готовности, вынесли решение: он уже знает то, о чем заранее догадывался. Ведь мы воздаем заслуженную благодарность, потому что кроткой душой мы, сами сознавая, признали то, что было предвидено вами. Но так как ваша милость предпочитает осведомить нас о большем, то и мы имеем тотчас делаем ваши знатнейшие мысли обо всем, что произошло, более точными. А именно, Теодорих и наши послы, которые служат ему помощниками во всем, воздав всяческую благодарность, соединились в наших краях (по всей видимости, имеется в виду Константинополь - прим. пер.), и, обремененные этим сложным заданием от милостивейшего господина императора, однако оставаясь радостными духом, они были отправлены к нам. Ведь я верю, что они вложат в наш ум то, чего давно просила речь (возможно, имеется в виду переписка - прим. пер.), чего требовал благочестивый разум, чего жаждала чистая душа. Верить иначе непозволительно. Не может величие императора оскорбить душу короля, ведь подобает, чтобы оно в щедром благодеянии предоставило желаемое. Наконец, пока при сопутствии Христа [в нас] сохраняется жизнь, когда долгожданные (послы - прим. пер.) прибудут туда, мы полностью сохраним для ваших мыслей то, что их подробнейшая речь доведет до нашего понимания.
Что-то удерживается Вашими словами, где часть сказана фигурально, часть - описательно, и имели место некоторая образность повествования. Сам предмет настойчиво просит более свободного досуга, чтобы рассуждать о делах такого рода; так что я затрону это, насколько смогу кратко, изящным размышлением.
Из священных текстов следует, что духовную войну подобает вести против подлости в духовном отношении. Твоя доброта предостерегает, чтобы мы этого не допускали: в таких случаях должны быть услышаны скорее божественные, нежели человеческие голоса. Тот, кто был смертью смерти и жизнью живых, пусть сам из-за того и другого ведет войну. Если бы так ваша мысль высказалась о людях, мы давно довели до вашего сведения и обращаемся еще раз: кого договор ваше совсем не требует, намерение [наше] не защищает. Но, пока растягивается время отсрочки, пока сохраняется удобный случай для набега, пока дух рассеивается в противоположных направлениях (и никогда сторона наша не принимала требуемое так, что намерение следовало за человеком, обвиняемом в серьезном преступлении и пустившимся во все тяжкие, вместо строгости, бескорыстия, честности нашей), наше прошение не сможет достичь результата.
Мы сочли, что относительно того лжесвященника нужно добавить это для того, чтобы и в отношении остальных сделать тебя знающим о том, чего ты совсем не знаешь. Однако через наших судей ваша доброта объявила нам, что издает такие постановления, чтобы удержать и затребовать у нас полагающееся [вам], и нет никаких противоречий, чтобы отдать то, что положено вашей стороне по справедливости. Пусть знает ваша милость, что я этому рад. Нам же достаточно защищать наше и не требовать чужого. Я воздаю вам с благими намерениями знаки благополучия и счастья, как подобающие права, и снова откладываю на будущее время [момент], когда через я с божьей милостью через речь писца узнаю о вашем здравии.
Письмо 6. От Цезария к Сисебуту
Мы получили почтеннейшее письмо от господина императора, сдерживающего нас в отцовских объятиях, охотно предъявленное с весьма признательной молитвой. Их знатнейшие строки удостоились славнейшей чести, сияя знатностью, когда ради могущественной веры (письмо) явило само себя расчерченным рукой сияющего могущества стилом в нужных местах. Тогда мы сами, воспрянувшие от такого дара, предпочли, чтобы ваше благоволение стало союзником, что это, как я полагаю, лучше и предаст осуществлению приказание сияющего могуществаимперии.
Славнейший и вернейший истине Теодорих, как точно известно, отправился к Ваей славе согласно предписанию самого милостивейшего и среди всех людей во всем лучшего императора, а вместе с ним и почтенный пресвитер Амелий. Мы подумали, что справедливо, что счастливый пройденный путь их объединил, и, после пройденного, никакой случай не разлучит их. Те лишь способны все вам верно возвестить живыми словами и речами, относительно которых известно, что вера их надежна, искренность велика, ум особенно осмотрителен. Ибо следовало ради вашей дружбы, о которой мы узнали через них же, написать вашим чистым чувствам, что, отринув, наконец, прочь излишние дела, надлежит поставить божий закон над всеми смертными, дабы удалось привести к результату настаивающую и колеблющуюся славу вашего спокойствия.
Я воздаю вам, как могу, должные поклоны, и наших дражайших, упомянутых выше, существующих ради выдающего превосходительства императорский любви вверяю с благочестивой молитвой.
Письмо 9. Письмо Сисебуда Аделоальду и Теоделинде ок. 616-620 гг
Сиятельнейшим и почтеннейшим государям и родным мне братской любовью, брату Аделоальду, королю народа лангобардов, и Теоделинде-королеве во имя Господа Сисебут, король вестготов
Любовь узнается из подлинного труда именно тогда, когда безукоризненное правило веры доказывается католическими устами; чистое заявление (признание веры - прим. пер.) порождает значительные радости другой стороны, когда гнусная арианская чума изгоняется из благородного рода и, с корнем выкопанная и удавленная в теле Христа, с милостью Христа отсекается (от тела - прим. пер.). Между тем мы возвышаемся в пышном ликовании [узнавая] об обращенных, также как подвергаемся безмерной тяжести скорби, склонившись из-за невзгод, поскольку знаменитый род, восходящий к славной родословной, удерживается, захваченный змеиной пастью, и, пожираемый кровожадными глотками, добровольно допускает свою гибель. Достойно не столько удивления, сколько скорби принимать спасительные наставления и при этом вести себя, торопясь, к порогу смерти, следовать за погибелью, отказывать в вечном лекарстве. Мы скорбим и изливаем потоки слез в незаслуженно тяжком бремени, осознавая, что ныне родство крови нашей замарала Арианская зараза и рост ядовитой опухоли разрывает братское сродство.
Мы, простые, без сомнения, менее наделенные разумом, люди, ежедневно сражаемся за мать-Церковь в небесном воинстве. Для чего народ, славный и обликом, врожденной добродетелью и подлинным благоразумием, с утонченными нравами и строгостью благой жизни, очевидно достойный и чрезвычайно прославленный достоинством, бесславно поклоняется умершим и погребенным ересям, и, правильнее сказать, бессчастно склоняет шеи перед [ересью] никогда и не бывшей живой?
Пусть устыдится, наконец, следовать нечестиво богохульствам этой секты, устыдится пройти невыносимый путь чадящей тропы, устыдится, в конце концов, быть причастным кары навечно умерших. Пусть таких заденет то, что ежедневно рассказывается почти по всему свету об их ересиархе, который с распотрошенным зловонным чревом передал душу страшную вечному огню. Я думаю, что те, кто ему поверили, получат такое же наказание на веки вечные, даже если они поверили искренне.
Был, был некогда такой продолжительный недуг суровой чумы, который втайне призывал в подземные обители души несчастных и давал испить смертельную чашу под видом чистой сладости противоядия. Тогда в чрезмерные нескончаемые бедствия и ужасную нужду, суровые постоянные войны и ежедневную горесть, нехватку урожая и разрушительные повреждения погрузил он тот народ, обратив время вспять. Но потом небесная вспышка тронула сердца верующих, и ортодоксальная вера заискрилась в омраченных умах, преумножив мир католиков, и процветает государство готов при благоволении Господа. И кто прежде скитался, истерзанный серповидными остриями шиповников, уязвленный изогнутыми жалами скорпионов, отравленный тремя главами змеи, того, искупленного, исцеляет материнской любовью католическая церковь, исцеляет изъявление сердец и языков без ран, исцеляет Троица, несотворенная создательница всего, всегда стоящая неизменной и неделимой.
Поэтому мы заклинаем вашу милость словами, заклинаем мольбами, заклинаем с чистыми мыслями о столь больших дарах, чтобы ваш народ стал [нам] соучастником, объединенным в теле Христа союзником, вместе с вами. И невыносимо, и слишком гнусно, и невозможно вытерпеть, чтобы за главой, возвышеной столь многочисленными добродетелями (пусть и небольшой по размеру) не последует замеревшие конечности тела. Нам, взявшимся за это дело, безотлагательно внушило веру то, что ты рожден католическим чревом и, как мы о тебе полагаем, будешь возрожден в католическом источнике. По этим двум значимым причинам, я думаю, ваша слава возвысится с божьей милостью, если славно сбережешь линию матери и желания, то тот дар, который был тебе дан, все, ты распространишь над прочими с той силой, с которой сможешь.
Если бы ты хотел узнать, милостивейший король, какая слава будет ждать тебя, наследника, будущего царства, сколько для тебя даров сбережет божественная добродетель, и сколько будет даров счастливых, я бы сказал, что и Создатель этого желает, но смертным не дано знать то, что уготовлено бессмертными, и не могут чувства или разум человеческий постичь, что Господом было обещано даровать верующим. Кроме того, если вдруг (о чем и сказать непозволительно) разум будет как-то колебаться обратить еретиков, пока он не отсечет ударом гнилые ошибки ножом опыта, мы скажем перед знающими, какое он увидит падение в себе и своих [подданных] или какую причину он назовет пастору пасторов. Это мы вверили на размышление вашему уму. Если ученый желает в благих речах собрать эти идеи, то его словам, как я считаю, прежде не хватит времени, потом примеров. Так что не сомневайся. К тому же, покровителю Христу всё смертное уступают.
У тебя притом есть достойная всякого почтения мать, вернейшая наставница в вере, чистая помыслами, искренне смиренная, терзаемая молитвой, преданная благим намерениям, склонная к честности, преисполненная всех добродетелей, любезная речами, острая умом, изобилующая дарами, справедливая рассудком, мягкосердечная в словах, дражайшая Христу, подруга пастве католической, всегда враждебная дьяволу, враждебнейшая и его телу всегда еретичному; ее добродетели воздвигает, справедливость делает так, чтобы она стала еще сильнее, благоразумие направляет, чтобы она напрягала силу разума.
Весьма заслуженно прославляется званием такого имени та, которая, окруженная столькими дарами, известна Творцу небесному. Если бы мы хотели силу этого имени постичь, чистыми аргивскими (т.е. греческими - прим. пер.) Theodolinde *** Следует связать иных обещанием, которое они сами желают, нестрого и в связи с обстоятельствами, в которых они пребывают: некоторых легкая угроза должна заставить повиноваться правилу (ортодоксальной христианской веры - прим. пер.), некоторых - согнуть суровые попреки, ведь легко завлечь алчущего подарком, а упрямый отклоняется от неверной секты с помощью жесткой суровости. То же самое следует делать, не беспокоясь о месте, о времени, о личности, покуда жар веры, укрепляющейся силой католической, светом блистающим, не сделает убежденные сердца верующих несущими свет и, возгоревшись из дымной материи, не бросит в разверзшуюся пропасть гнилые останки еретиков. И пусть этим искренним, хоть и не изящном, рассказом который любовь с горечью исторгла из наших чувств и послала искреннюю, хотя и наивную надежду, поддерживаемую любовью, у слушателей возникнет надежда, что для исполнения веры молитва достигает всего не цветущими словами; и пусть услышат тех, кто так горячо собирается сказать, что царство Божие таково не в словах, но в добродетели, поскольку и мудрецам пригодится убедительное, чем звучащее красиво, и больным будет полезно скорее лекарство, чем сладость.
Мы приняли не обличье учителя, но проявили братскую нежность. И подобно тому, как в действительности мы сближаемся по родству, пусть сблизимся мы природой святой веры. Поэтому если не хватает блеска искусства выверенной грамматики, красноречия риторических восклицаний, грозного доказательства диалектики, это не нужда отринула богатство речи, но Божье слово заставило красноречивые речи литься перед верующими именно таким образом, поскольку тот будет ненавистен, который, по словам Соломона, говорит стилем мудреца, и потом то же сказано апостолом: «Где мудрец, где писец, где ученый? Разве Бог не явил глупость мудрости этого мира?». Довольно понятно, что нужно излагать доказательство веры простыми словами, выказывать признание в исповедании ортодоксальной веры обычной речью. Поэтому и случилось, что мирские занятия науками исчезли и восклицания (возможно, хвалебные сочинения - прим. пер.) язычников никак из-за своих ошибок не сохранились, но мы коснулись некогда блестящих примеров небесной библиотеки, и записали на табличке наставления верующих в соответствии с [наставлениями] Отцов, чтобы немеркнущий авторитет упомянутых способствовал вере, и апостольское правило, переданное от отцов, дошло до вас, не омраченное неясностью.
«Кто исповедает, сказано Господом, меня открыто пред людьми, исповедаю и я пред Отцом моим, который в небесах; и кто отречется от меня пред людьми, отрекусь от того и я пред отцом моим, который в небесах»; но таким должно быть исповедание, чтоб тебя и народ твой сделали следующими по пути апостолов.
Основание веры заложи на камне, который, дуновениями ветров исторгнутый из пещер еретиков, будет взирать и полностью с силой отвергнет орошающих мутными слезами еретиков. «Ты, - сказал Господь, - есть Петр, и на этом камне Я создам церковь Мою; и тебе дам ключи небесного царства, и врата ада не одолеют тебя. И что свяжешь на земле, связано будет на небесах, и что разрешишь на земле, разрешено будет на небесах». Весьма ясно говорится, что никто не может в минувшем, настоящем или будущем освободиться от греха, если не сохранил без повреждения апостольское слово: будет запертым и неприступным вход на небеса у того, чье сердце, обороняясь от ошибок, осталось твердым.
Для сравнения зернышко горчицы сопоставляется с качеством веры, когда так говорится господом: «если будете иметь веру с горчичное зерно, скажите сей горе: «перейди ты», и она перейдет»; так как зерно горчицы никак не делится, но собирается распуститься, простирая ветви, и из скопленного семени сделает древо, также неделимая чистота католической веры, поскольку вмещает очищенных от ошибок, таким достоинством урожая расширится, и к такой вершине вознесет побеги, что дойдет до самого неба, и будет наслаждаться заслуженными небесными дарами Христа, которых хватит на нескончаемые времена. Гора та, враждебная вере, олицетворяет наставника еретиков, который был напуган знаменем креста и встревожен заявлением в исповедании ортодоксальной веры, поскольку не сможет нанести католикам гадкий ущерб, и уничтоженный, быстро на вечную гибель уводится.
Сказал Господь ученикам своим: «идите, крестя народы во имя отца и сына и святого духа», - не «во имена» сказано, но «во имя», чтоб показать различие Троицы в трех ликах и прояснить единство невыразимой божественной сущности. Потому и учитель народов, проходя по следу наставника, говорит его словами: «Один Господь, одна вера, одно крещение». Ясно и понятно напомнил, что есть одно вероисповедание у верующих для почитания, которое, апостолами переданное, послушная римская церковь приняла, и правильно стремящимся, очищенным от еретических основ, передала с материнской любовью.
На полях Закона Божьего видны и другие свидетельства, изобилующие красноречием, что как ключи или светила темное осветят и запертое распахнут. Среди того, что из-за извращенных своих догматов, собачьим лаем провозгласило арианское предубеждение, и тем самым даже примеры из божественных свитков нечестивым голосом обратило в дурной смысл, мы выбрали высказывания, чтобы развеять гнусный вздор, добавляя священнейшие речи неоскверненной веры, чтобы проведенное исследование с той и с другой стороны легче учило хорошему и от плохого еще лучше отучало, уничтожив еретическое заблуждение.
Итак, Желающие с дерзновение заблуждения отделить Сына от Отцовской сущности, обнаруживают в подчинении Нашего Искупителя [Отцу] что-то от человеческой природы: «Отец, - говорят они, - более меня», и там же: «Кто меня послал, дал мне заповедь», и: «не я пришел, но он меня послал», и потом: «я пришел не для того, чтоб творить волю мою», и: «как мне отец сказал, так говорю», и: «что дал мне, сохранил, и все, что мне дал, никто у меня не заберет». После этого: «я умолю отца моего», «и он предоставит мне более чем двенадцать легионов ангелов», и также: «если сия чаша не может миновать меня, чтоб я не пил ее, и, если возможно, да минует меня чаша сия: не как я хочу, но как ты». Присоединяют также: «и что любезно ему, я всегда делаю». И: «сидеть справа от меня или слева - не от меня зависит», безумные добавляют: «и дал ему имя, которое выше всякого имени, и превознес сына своего», и «благословил тебя Господь Бог твой и воскресил его из мертвых и посадил справа от себя», и много подобных [фраз], которые вернейшая вера восприняла так, что знает, что относится к божественности, а что - к человеческому роду. Этими же разумными и верными примерами уличаются несчастливцы.
В Божьем же сыне мы признаем совершенно точно две природы, одну называем божественной, другую - человеческой. Христос же сохранил вторую форму, которую перенял от Девы, подвластный, как сказано, Отцу, что подтверждает апостол, учитель язычников: «когда пришла, сказано, полнота времени, послал Бог сына своего, рожденного от женщины, подчиненного закону», - подчиненный, как сказано, той природе, в которой под законом, как известно, от женщины рождается, ибо поистине это божественными речами открывается, что личность (persona) Христа создана подчиненной отцу; не чтоб умалить природу божественности, но чтоб в самом деле подтвердить, что человек подчинен божественности. И там, где Богу-отцу Бог-сын оказывается равным, мы из сокровищницы священного закона так же, как мы собираем лучшие бутоны цветов, получили и одним махом взятые дары вечного Царя. Говорит же Сын Отцу: «все мое-твое», и пророк тоже: «равным себя», говорится, «делал Богу», со всей стойкостью/добродетелью, и: «разве ты не веришь, что я в отце и отец во мне?», и «Отец мой делает, и я делаю», и «как отец воскрешает мертвых, и оживляет, так и сын оживляет, кого хочет», и «кто мня видел, видел и отца», и «кто меня ненавидит, ненавидит и отца моего», и «прославь сына твоего, да и сын твой прославит тебя», и «я прославил на земле и открыл имя твое людям». Еще чтоб остановил все попытки недовольства, пусть они воспримут и будут защищать это кратчайшее изречение Иоанна, сказанное таким образом в священнейших словах: «в начале было слово, и слово было от Бога, и слово было Бог». Пусть же смолкнут несущие языком изречения безумных слов, которые пытаются отделить сущность Сына от Отца, от Духа Святого, который с Отцом и Сыном в единстве блага равный живет и царствует. Несчастными, достойными оплакивания всеми слезами, ослепленными разумом считаются те, кто, брешет о таком и, раненные нечестивым ведущим к смерти продолжением [арианства], отделяет от отца и сына Дух, и провозглашают греховными голосами его (т.е. Духа Святого) не Бога, а, о чем и сказать нечестиво, творением. Священный же авторитет речами драгоценными божьими объявила Духа Святого Богом и творцом с Отцом и Сыном, так яснейшее сказав: словом, сказано, Господа небеса сотворены, и духом уст его - все воинство их. Также кто изрек сверх красоты слова: «пошлешь дух твой, и созидаются, и ты обновляешь лице земли». Царь тот всех мудрее и пророк говорит: создал его духом святым (per spiritum sanctum). Терпеливейший Иов всем людям: «божий», говорит, «дух, кто создал меня»; а воинственная же Юдифь: тебе, говорит, служит всякое создание, ибо ты сказал, и свершилось, ты послал духа твоего, и создалось.