Боярская дума в России: формирование и этапы эволюции
Курсовая работа
Тема: "Боярская дума в России: формирование и этапы эволюции"
Содержание
Введение
Глава 1. Историческое происхождение и значение Боярской думы
Глава 2. Боярская дума при Московском княжестве
2.1 Состав и политическое настроение боярства
2.2 Боярская дума как высшее правительственное учреждение
2.3 Характер деятельности Боярской думы
Глава 3. Боярская дума в смутное время
3.1 Царь и боярство в Смутное время
3.2 Боярская дума и Земский собор
3.3 Упрощение верховной власти
3.4 Преобразование управления при Петре Первом
3.5 Боярская дума и Приказы
3.6 Реформа 1699 г.
3.7 Учреждение Сената
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Актуальность темы. Основной задачей демократического государства является создание наиболее благоприятных условий для реализации прав и свобод его граждан. При этом вопрос рационального государственного устройства сводится к созданию такой системы власти и управления, при которой эта задача решалась бы наиболее эффективно. Объективно существуют проблемы, которые могут быть решены только на общегосударственном уровне с привлечением централизованных средств и ресурсов. К таким проблемам следует отнести обеспечение территориальной целостности, независимости, создание единой правовой базы, разработку и реализацию государственной политики во внешнеполитической и внешнеэкономической областях, конституционное признание и гарантии основных прав и свобод граждан, принятие и реализацию государственных программ в области науки, культуры, образования, здравоохранения, социальной защиты, правопорядка и безопасности и т.п.
Но в то же время реализация многих из перечисленных задач, обеспечение определенного уровня жизни населения осуществляется не в государстве вообще, а в конкретных территориальных образованиях компактного проживания граждан - муниципальных образованиях. Именно здесь должны быть прежде всего созданы условия для реализации гарантированных государством прав и свобод, а также обеспечена возможность благоустроенного проживания. Здесь необходимо ежедневно обеспечивать их безопасность, предоставлять медицинское обслуживание, давать возможность получения стандартного образования, создавать рабочие места, оказывать транспортные, торговые, бытовые, коммунальные услуги.
История России свидетельствует, что попытки решить эти задачи с помощью централизованной структуры власти и управления, обречены на провал. Примером этого может служить история развития и эволюции Боярской думы.
Цель данной работы - изучить формирование и этапы эволюции Боярской думы в России. Для достижения поставленной цели необходимо выполнить следующие задачи:
)рассмотреть историю происхождения Боярской думы
2)выявить значение Боярской думы в государственном управлении России
3)изучить деятельность Боярской думы
4)рассмотреть значение Боярской думы в Смутное время
)изучить реформу управления 1699 г. и ее влияние на функционирование Боярской думы
Предметом данной работы является государственное управление России. Объектом изучения - Боярская дума.
боярская дума московское княжество
Глава 1. Историческое происхождение и значение Боярской думы
Древнейшие памятники нашей истории сообщают нам очень мало известий об устройстве управления на Руси до половины XI в., до смерти Ярослава I. Среди этих скудных известий получают особенную цену черты, которыми они изображают учреждение, стоявшее во главе тогдашней княжеской администрации. С этим учреждением знакомит нас внесенный в начальную летопись рассказ о делах князя Владимира Святого. При киевском князе в конце X в. встречаем правительственный класс или круг людей, которые служат ближайшими правительственными сотрудниками князя. Эти люди называются то боярами, то дружиной князя и составляют его обычный совет, с которым он думает о ратных делах, об устроении земли: "бе Володимер любя дружину, говорит начальная летопись, и с ними думая о строи земленем и о ратех и о уставе земленем". Итак эта боярская или дружинная дума была обычным, постоянным советом князя по делам военного и земского управления. Со времени принятия христианства подле князя являются новые советники, епископы. Известный русский священник Иларион, ставший в 1051 г. митрополитом киевским, в своем похвальном слове "кагану" Владимиру пишет, что этот просветитель Русской земли, "с новыми отцы нашими епископы снимаяся (собираясь) часто, с многим смирением свещавашеся, како в человецех сих, новопознавших Господа, закон уставити". В начальной летописи находим рассказ из времен Владимирова княжения, который подтверждает слова Илариона и вместе с тем показывает, что совещания князя с духовными советниками не ограничивались установлением церковного закона в новопросвещенном обществе, но касались и очень важных вопросов государственного законодательства. Когда умножились разбои на Руси, епископы посоветовали князю заменить прежнее наказание за это преступление новым. До тех пор, как узнаем из этого рассказа, за разбой взимали виру, денежную пеню. Теперь епископы посоветовали князю заменить виру за разбой "казнью", сказав: "достоит ти казнити разбойника, но со испытом". Князь принял совет, отменил виры и начал казнить разбойников. Вслед за этим постановлением, внесшим важную перемену в уголовное право, летопись рассказывает о финансовой мере, внушенной также епископами и вместе с тем вносившей дальнейшее изменение в действовавшую систему наказаний. Тогда шла непрерывная борьба с Печенегами, требовавшая усиленных расходов. Епископы сказали князю: "война теперь большая; если случится вира, пусть идет она на оружие и на коней". Князь принял и этот совет.
Рядом с боярами и епископами в составе думы Владимира присутствовал еще третий элемент. Он появляется в рассказе начальной летописи раньше принятия христианства князем. Когда возникал вопрос, выходивший из ряда обычных дел княжеского управления, советниками князя вместе с боярами являлись еще старцы градские. В 983 г., когда Владимир, воротясь из похода на Ятвягов, приносил жертву кумирам своим, "старцы и боляре" посоветовали ему принести в жертву отрока и девицу, выбрав их по жребию. В 987 г. Владимир со звал "боляры своя и старцы градские", чтобы посоветоваться о верах, которые предлагали ему разные иноземные миссионеры. Когда воротились из Царьграда мужи, посланные для испытания вер, тот же князь опять собрал бояр своих и старцев, чтобы выслушать отчет послов об их поездке. Эти известия окружены в летописном сказании такими подробностями, в которых подозревают участие легендарного творчества. Но старцы градские присутствуют в думе князя и подают голос вместе с епископами по таким делам, о которых начальная летопись рассказывает без заметной примеси легенды: обратить виры на вооружение ратных людей посоветовали Владимиру вместе с епископами и старцы. Из рассказа летописи не видно, одни ли киевские старцы садились в думе князя рядом с боярами и епископами, или приглашали туда и старейшин других городов; по крайней мере в других случаях рядом с боярами и киевскими старцами являлись при князе и иногородные старейшины. На знаменитых пирах, которые задавал Владимир по воскресеньям или по случаю построения новой церкви, он любил видеть вокруг себя верхи тогдашнего русского общества, представителей господствующих классов, "нарочитых мужей". Счастливо избегнув опасности при нападении Печенегов на Василев, князь построил в го-роде церковь и "сотворил праздник великий", продолжавшийся 8 дней; на этот пир вместе с боярами и областными правителями, посадниками, князь пригласил и "старейшин по всем градом". Внесенная в древнюю летопись повесть о крещении Владимира соединяет бояр и городских старейшин под одним общим названием "дружины", которым обозначались собственно служилые люди князя. Созвав бояр и старцев, чтобы выслушать отчет посланных для испытания вер, князь обратился к послам с словами: "скажите пред дружиною". Но с другой стороны, те же старцы градские являются представителями неслужилого населения: в древнейшем списке начальной летописи они иногда называются старцами людскими, а людьми тогда назывались в отличие от служилых княжих мужей простые люди, простонародье.
В этих городских старцах обыкновенно видят остаток древних родовых союзов, некогда господствовавших у восточных Славян: это родовые старшины, преемники тех родоначальников, которые правили восточными Славянами до появления пришлых князей в Киеве, когда, по словам древней Повести о начале Русской земли, "живяху кождо с своим родом, владеюще кождо родом своим". Византийские писатели, рассказывая о Славянах VI-YII в. и в частности о Славянах восточных, обитавших по северному берегу Черного моря, которых они называли иногда Тавроскифами, говорят о многочисленных царьках или филархах, которыми управлялись эти племена, не повиновавшиеся единому верховному властителю. Эти царьки или филархи и были отдаленными социальными, если не генеалогическими предками наших градских старцев X века: не утверждая, что эти старцы были прямые потомки древних родовых князей, предполагают, что первые имели такое же представительное значение в своих родах, каким пользовались последние. Но такой взгляд не дает ответа на два вопроса. Если в Киеве и подобных ему больших городах X в. родовые союзы хранили еще столько цельности и силы, что были в состоянии поддержат политическое значение своих старейшин при дворе киевского князя, то еще большей крепостью должны были отличиться роды, не попавшие в большие города, рассеянные по селам, где было больше возможности обособиться, жить "с родом своим на своем месте", избегая разрушительных для родового союза ежедневных столкновений с чужеродцами, какие неизбежны в городе. Что сталось с этими сельскими родами и почему незаметно участие их старейшин в правительственной деятельности киевского князя? С другой стороны, хотя начальная летопись раньше Владимира но упоминает о совещаниях князя с городскими старцами, но это не значит, что прежде князь не призывал их в совет своих бояр. До Владимира летопись не говорит и о совете бояр, как о постоянном правительственном учреждении, каким она изображает совещания этого князя с своей дружиной. Однако в той же летописи остались следы, указывающие на то, что совет бояр был таким учреждением и до Владимира. Начальная летопись не помнила отчетливо событий того далекого времени. Другое значение имеет ее молчание об участии городских старцев в совете бояр после Владимира, во времена к ней близкие и ей хорошо известные: это значит, что тогда старцев уже не призывали в думу киевского князя. Итак присутствие старцев в боярской думе не началось, a кончилось при Владимире. С течением времени жизнь вместе, общие интересы и общие предприятия могли сблизить властных и вооруженных пришельцев с верхним слоем туземного общества.
Так из правительственного класса больших городов выделился соперник, с которым он должен был поделиться властью. Впрочем при первых киевских князьях соперничество обоих классов смягчалось памятью об их недавнем товариществе, о близком социальном родстве. В X в. между княжеской дружиной и городской торговой аристократией еще не было значительного расстояния ни экономического, ни политического. В начальной нашей летописи слово Русь, этимологическое и историческое происхождение которого доселе остается необъясненным, имеет изменчивое значение, то географическое, то племенное, то сословное: под ним разумеются и Киевская земля в тесном смысле, и пришлые Варяги в отличие от туземцев Славян, и высший класс, собравшийся вокруг киевского князя, без различия племенного происхождения. Отсюда можно заключить между прочим, что начальная летопись рассказывает о временах, когда в составе русского общества мешались племена и начинали разделяться сословия.
Князь Владимир на свои воскресные пиры приглашал вместе с боярами и сотских, десятских и нарочитых мужей. Не принадлежа к княжеской дружине, эти сотники и десятники городов в X в. по-видимому еще выбирались своими горожанами. Позднее, в XI и XII в., эта важная должность не была уже выборной: тысяцкого назначал сам князь из членов своей дружины, из своих "мужей". Точно также новгородская знать XI-XII в., занимая должности в местной администрации по назначению князя, получила значение и звание служилого боярства. Так прежняя старшина больших городов преобразовывалась в княжескую дружину. Назначая тысяцкого из среды городской знати, князь мог поручать эту должность и члену своей дружины, но с согласия города. Нечто подобное было с должностью киевского тиуна, городского судьи, в 1146 г., когда князь обещал киевлянам замещать ее "по их воле". Тем или другим порядком назначения тысяцкого могли примиряться и в X в. притязания обеих сил, деливших между собою власть над обществом. Эта политическая и экономическая близость двух господствующих классов и обозначилась присутствием городской старшины в совете князя Владимира рядом с княжеской дружиной, старцев градских рядом с болярами.
Пока новое правительство, князь с дружиной, не укрепилось и нуждалось в помощи городской знати, из которой оно само вышло, обе общественные силы стояли очень близко друг к другу. Весь X век они действуют дружно и остаются очень похожи одна на другую, вместе воюют и торгуют, вместе обсуждают в думе князя важнейшие вопросы законодательства. Но потом обе эти силы, столь родственные по происхождению, расходятся все дальше. Это взаимное удаление обнаруживается с половины XI в., при детях Ярослава; оно было подготовлено разными обстоятельствами. Княжеское правительство, устроившись и укрепившись в административном и военном отношении, стало меньше нуждаться в содействии городового управления и городовых полков. Княжение Владимира, когда городские старейшины так часто появлялись в княжеском дворце рядом с боярами, было временем самой напряженной борьбы с степенью. Тогда киевское правительство всюду усиленно искало ратных людей. Но страшное поражение, нанесенное Ярославом Печенегам в 1036 г. под стенами Киева, на некоторое время развязало руки правительству с этой стороны. В то же время стало заметно расширяться политическое и экономическое расстояние между княжеской дружиной и городской аристократией. Появление у бояр привилегированной земельной собственности, признаки которой становятся заметны с XI в., еще более удалило этот класс от городского общества, владевшего торговым капиталом.
Под влиянием перемен, испытанных обоими господствующими классами, княжеской дружиной и городской знатью, в XI и XII в., отношения между ними облеклись в своеобразные формы, которые существенно изменили состав думы при князе и самое ее значение. Владимир Св. правил Русской землей с советом своих бояр, в который иногда призывал и городских старейшин. Со смерти Владимира Св. в Киеве и других старших городах рядом с князем и его боярами, a иногда и против них все заметнее выступает вече, общая городская сходка.
Так дума и вече представляли собою не параллельные государственные ведомства и не разные правительственные инстанции, a два общественные класса, две различные политические силы, друг с другом соперничавшие. Эти учреждения различались между собою не столько правительственными функциями, сколько социально-политическими интересами. Отношения между обоими классами, интересы которых находили себе выражение в думе и на вече, в XII в. основывались на взаимном соглашении, на договоре или "ряде". Так при отсутствии постоянного закона, которого не умели выработать, случайный и изменчивый договор становился временной скрепой всех отношений. и князей к городам, и между самими князьями.
Общественное мнение тогдашней Руси давало большую политическую цену боярскому совету и считало его необходимым условием хорошего княжеского управления, Если князь не советовался с своими боярами, если он "думы не любяшеть с мужми своими".
Князь XII в. часто думает с своей дружиной. Рассказ летописи об этих "думах" дает понять важное политическое значение боярского совета; но его устройство и значение правительственное не раскрываются с достаточной полнотой. Отношение боярской думы к князю ясно; но неясно ее отношение к административному механизму, двигателем которого был князь с боярской думой.
Обозначая состав думы, летопись XII в. часто говорит, что князь думал с своей "дружиной". Но под этим неопределенным выражением летописец разумел только верхний слой класса, носившего такое название, "старейшую" или "большую" дружину, "передних" или "лепших мужей", которые были обычными, постоянными советниками князя.
Правительственный состав думы доступен изучению не более социального. Трудно сказать, каково было административное положение ее членов, занимали ли все они какие-либо должности вне думы, или правительственное значение некоторых ограничивалось званием княжих советников. В старых областях киевской Руси при княжеских дворах XII и XIII в. встречаем довольно значительный штат сановников. То были: тысяцкий с сотскими, обыкновенно командовавший полком стольного города, дворский или дворецкий, печатник, стольник, меченоша, мечники, конюший, седельничий, покладник или постелничий, ловчий, ключники и тиуны разных родов, осменик и мытники, биричи, подвойские. Некоторые из этих должностных лиц были очевидно дворцовые слуги невысокого ранга; другие, напротив, входили в состав того, что можно назвать высшим центральным правительством в княжестве того времени. Тысяцкий и дворский принадлежали к "великим боярам" и в рассказе летописцев иногда являются самыми видными и влиятельными сановниками. Волынский летописец XIII в. причисляет к боярам вместе с дворским и стольника, который даже является у него потом в должности дворского, a при кн. Андрее Боголюбском в числе бояр и важным дипломатическим агентом встречаем мечника. Печатник и меченоша командовали полками, a первый кроме того является в одной провинции Галицкой земли с поручением от князей устроить местные дела и успокоит общество. Тиуны у князей, как и у бояр, служили по домашнему хозяйству в городе при дворце и в княжих селах; принадлежа к штату простых дворовых слуг, они отличались от "мужей" родом службы, не входили в состав ратной дружины, хотя по личным правам Русская Правда ставит некоторых из них, например тиуна конюшего, даже наравне с членами старшей дружины. Но были еще правительственные тиуны, которым князь поручал суд и расправу в городах своего княжества, даже в столице.
В думе князя XII и XIII в. имели место важнейшие из этих должностных лиц, служивших органами княжеского центрального и дворцового управления. Это можно сказать о дворском, печатнике, стольнике, меченоше, главном мечнике, казначее. Боярами-советниками князя являются наместник, соответствовавший полоцкому посаднику, и окольничий, придворный сановник. Эту особенность можно объяснить характером княжеского хозяйства и связанного с ним княжеского управления в древней киевской Руси. Там главными средствами княжеской казны были правительственные доходы князя, дани, судебные и другие пошлины.
Памятники XII и XIII в. дают немного черт для изображения ежедневной деятельности боярской думы. Летопись обыкновенно ограничивается кратким замечанием, что князь "сдума с мужи своими", не указывая, сколько советников присутствовало на этих "думах" или заседаниях. По другим памятникам видим, что обычные собрания боярского совета не были многолюдны. Дума, собранная вел. кн. Владимиром Мономахом в подгородном селе Берестове и постановившая ограничить росты, состояла из шести мужей, один из коих был представителем князя черниговского Олега.
Такой характер боярской думы в киевской Руси XII в. был отражением той подвижности, слабости связей с местными обществами, какой отличалась жизнь тогдашних князей и их дружин. Только с половины XII в., по мере того как начала очередь в княжеском владении и росла среди князей мысль о "моем", о своей волости, замеченная певцом Слова о полку Игореве, и в служилом классе становятся заметны признаки большей оседлости. Боярское землевладение делает некоторые успехи.
Итак боярскую думу в киевской Руси XI-XIII в. необходимо отличать от двух других правительственных форм, в которых проявлялась тогда политическая деятельность разных классов общества, от совещания князя со всей дружиной и от городского веча, на котором иногда также появлялся князь с своей дружиной. Боярская дума была третей формой, отличавшейся от двух других тем, что она была учреждением постоянным, действовавшим ежедневно. В обычном своем составе она была односословным советом, состоявшим из людей верхнего дружинного слоя, из бояр. Но в особых случаях в нее приглашались представители духовенства, местный владыка и даже священники. Всего труднее определить в думе то, чего не определяли сами действовавшие в ней лица, ее политический авторитет. В ней обсуждались дела законодательного свойства; она была также высшим судебным местом. Общество не доверяло князю, который действовал без соглашения с боярами; не думая с ними, князь мог задумать дело, которому они не могли или не хотели содействовать. Значит, совещание с боярами было не политическим правом бояр или обязанностью князя, a практическим удобством для обеих сторон, не условием взаимного уговора, a средством его исполнения. Таким же образом определялось отношение князя к мнению советников. Прежде всего князь иногда "являл свою думу" боярам только к сведению: хозяин должен был наперед дать знать своим наемным сотрудникам, какое дело будут они делать. Трудное или важное дело нужно было обсудить сообща, чтобы уговориться, как лучше его сделать. Князь или принимал мнение советников, или отвергал его и объявлял свое. Разногласие разрешалось не общим обязательным правилом, a соображением обстоятельств минуты и обоюдных интересов. Собираясь в поход, великий князь спрашивал киевлян на вече, могут ли они идти за ним. Если они отвечали, что не могут, то князь или отлагал поход, или шел с одной своей дружиной, когда надеялся справиться с врагом без киевского полка. В том и другом случае он оставался "держателем" Киева. Но бояре были не простые граждане, a наемные сотрудники князя; отказывая князю в своем содействии, они разрывали свой уговор с ним. В случае столкновения мнений обе стороны соображали, стоит ли дело того, чтобы из-за него разрывать взаимные связи и расходиться. Так разногласие разрешалось не обязательностью мнений одной стороны для другой, a возможностью навязать свое мнение противной стороне. Из совокупности этих условий вытекала для князя и практическая необходимость совещаться с боярами, и возможность не принять их мнение в ином случае. Смешивать политическую обязательность с практической необходимостью значит рисковать утратить самое понятие о праве. Многое, что часто обходят, не перестает быть обязательным; наоборот многое, без чего обойтись нельзя, не считается обязательным и никогда не будет считаться, хотя всегда останется необходимым. То и другое - отношения совсем различных порядков, из которых каждый имеет свого историю, и прилагая к одному из них терминологию другого, мы только затрудним себе понимание обоих. Обязательность - понятие из области права, a необходимость - простой факт. Где действует постоянное обязательное право, там не остается места для личного уговора. Совещание князя с боярами было возобновлением их личного уговора в каждом отдельном случае, практическим приложением его к обстоятельствам минуты.
Глава 2. Боярская дума при Московском княжестве
Третий период нашей истории начинается с половины XV в., точнее говоря, со вступления Ивана III на великокняжеский стол в 1462 г. и продолжается до начала XVII в. (1613 г.), когда на московском престоле является новая династия.В.О. Ключевский назвает этот период временем Московской Руси, или Великорусского государства.
В этот время Московское княжество терпит перемены в территориальном и политическом устройстве. Территориальное расширение само по себе - успех чисто внешний, географический; но оно оказало могущественное действие на политическое положение Московского княжества и его князя. Важно было не количество новых пространств. В Москве почувствовали, что завершается большое давнее дело, глубоко касающееся внутреннего строя земской жизни. Это сообщает новый характер Московскому княжеству. До сих пор оно было одним из нескольких великих княжеств Северной Руси; теперь оно остается здесь единственным и потому становится национальным: его границы совпадают с пределами великорусской народности. Прежние народные сочувствия, тянувшие Великую Русь к Москве, теперь превратились в политические связи. Вот тот основной факт, от которого пошли остальные явления, наполняющие нашу историю XV и XVI вв. Северная Русь, дотоле разбитая на самостоятельные местные миры, объединяется под одной государственной властью, носителем которой является московский государь, но он правит при содействии нового класса, вокруг него образовавшегося, - боярства.
Вследствие этого, во-первых, изменилось внешнее положение Московского княжества. В связи с этой переменой во внешнем положении княжества изменилась и внешняя политика московских князей. Московское государство заводит сложные дипломатические сношения с иноземными западноевропейскими государствами - Польшей и Литвой, Швецией, с орденами Тевтонским и Ливонским, с императором германским и другими.
Этот факт утвердил в уме московского государя новый взгляд на свою власть, как и в умах великорусского народа новый взгляд на своего государя. Но, заронив в умы новые политические понятия, тот же факт вызвал и новые политические отношения. Политическое объединение Великороссии глубоко изменило положение и взаимные отношения классов объединенного русского общества, и прежде всего состав и настроение его верхнего слоя, боярства, а перемена в составе и настроении этого класса изменила его отношение к государю и изменила не в том направлении, в каком изменилось отношение к нему остального общества.
2.1 Состав и политическое настроение боярства
С половины XV в. состав московского боярства глубоко изменяется. Усиленное собирание Руси Москвой с Ивана III сопровождалось вступлением на московскую службу множества князей, покидавших упраздненные великокняжеские и удельные столы. С тех пор во всех отраслях московского управления, в государевой думе советниками, в приказах судьями, т.е. министрами, в областях наместниками, в полках воеводами являются все князья и князья. Служилое княжье если не задавило, то закрыло старый слой московского нетитулованного боярства.
В новом своем составе московское боярство стало проникаться и новым политическим настроением. Первостепенная знать, ставшая во главе этого боярства, шла от бывших великих и удельных князей. Политическое объединение Северной Руси на первых порах выражалось только в единстве московской верховной власти, но не сопровождалось немедленной коренной перестройкой местного управления, где еще довольно устойчиво хранились остатки удельного порядка. Власть московского государя становилась не на место удельных властей, а над ними, и новый государственный порядок ложился поверх действовавшего прежде, не разрушая его, а только образуя новый, высший ряд учреждений и отношений. Так московская боярская знать в новом своем составе усвоила себе и новый взгляд на свое политическое значение, незнакомый боярству удельных веков, и но этому взгляду настроилась политически.
Все эти затруднения не могли не отразиться на устройстве государственного управления. Наименее благоприятным условием для устройства управления в Московском государстве представляется отношение, в какое стал московский государь к главному своему правительственному орудию, к боярству. Этот класс был наиболее ревнивым и упрямым хранителем удельных преданий и предрассудков, принесенных им в Москву и столь здесь неприятных по многим еще свежим воспоминаниям. Эти предания и воспоминания не обещали дружной совместной работы в устройстве московского управления. Отношение, установившееся между обеими сторонами, если не было прямой и открытой борьбой, то может быть названо глухим антагонизмом или "нелюбьем", как говорили в старину. Государственное управление образовывалось, действовало и преобразовывалось; руководили этим делом государь и его бояре; но ни в образовании, ни в деятельности правительственных учреждений не уцелело явственных следов разлада, разделявшего строителей.
Княжеский дворец был средоточием удельного управления. Разные части дворцового хозяйства поручались отдельным боярам и вольным слугам, даже холопам князя. Дворцовые слуги и дворцовые земли с угодьями составляли ведомство боярина дворецкого; дворцовые лошади, конюхи и дворцовые луга - ведомство боярина конюшего. Различные угодья на княжих землях, бортные леса (лесное пчеловодство), рыбные ловли, звериные гоны, ведались особыми дворцовыми сановниками - чашником, стольником, ловчим. Так при удельном дворце слагалась целая система административных ведомств, которые все имели хозяйственное происхождение и назначение. Главные управители, которым поручались эти ведомства, называются в актах удельного времени боярами введенными, а совокупность их ведомств составляла дворцовое, или центральное, управление княжества в удельном смысле этого слова. Особо важные правительственные дела, которые не могли быть решены отдельными боярами введенными, касались не одного, а нескольких дворцовых ведомств или выходили из компетенции их всех, восходили к самому князю и решались им вместе с теми боярами, ведомства которых они касались, или с советом всех наличных бояр. Дела последнего рода, чрезвычайные, собиравшие всех на совет, даже с участием высшего духовенства, были вопросы о войне и мире, о духовном завещании князя, об устройстве судьбы отдельных членов княжеской семьи и т.п. Это и есть княжеская дума удельного времени, совет бояр при князе, изменчивый по составу, составлявшийся особо для каждого текущего или экстренного дела, которое восходило к князю. Эта дума не имела привычных нам форм государственного учреждения с уставом и постоянным составом участников, с точно определенной компетенцией и неизменным порядком делопроизводства, с канцелярией и протоколами. Это был не государственный совет, а скорее княжеский обычай совещаться с боярами о всяком незаурядном деле. Но из этих совещаний, вызываемых частными случаями правительственной практики, исходили частные же, сепаратные распоряжения, которые, однако, служили прецедентами для дальнейших однородных случаев и, повторяясь, превращались в общую норму, в закон. Так складывалось удельное законодательство, органом которого была боярская дума с князем во главе. Таково было устройство центрального удельного управления, состоявшего из отдельных дворцовых ведомств бояр введенных и из боярского совета, собиравшегося в более или менее тесном или широком составе, из двух-трех или из всех наличных бояр.
Удельное управление по отношению, какое существовало в нем между центром и областью, не подходит ни под один из основных административных порядков: это не была ни централизация, ни местное самоуправление. Деятельность местных земских властей остается малозаметной и еще менее влиятельной при наместниках и волостелях, которым князь передавал чуть не всю свою власть над двумя разрядами земель в княжестве без отчета, контроля и устава, так что центр, заведуя, собственно, только одним из трех разрядов земель, сам являлся тоже как бы областью, которая находила свою связь с прочими областями только в лице князя. Но по мере того как Московское княжество превращалось в великорусское государство, в нем усложнялись и административные задачи, а вместе с тем все живее ощущались неудобства удельного порядка: то и другое должно было изменить управление как в центре, так и в области. Перестройка центрального управления началась с дворцовых ведомств. Эти ведомства были, собственно, единоличные и временные правительственные поручения: каждое из них управлялось тем или другим лицом, боярином введенным, которому князь поручал, "приказывал" известную часть своего дворцового хозяйства. Эти единоличные поручения главных приказчиков теперь и превратились в сложные и постоянные присутственные места, получившие название изб или приказов. Это было нечто вроде современных министерств или департаментов, на какие делятся министерства.
2.2 Боярская дума как высшее правительственное учреждение
Деятельность приказов объединялась высшим правительственным учреждением, руководившим отдельными ведомствами, - государевой боярской думой. В удельное время эта дума составлялась из тех или других, вообще немногих бояр, призываемых князем особо по каждому важному делу. Теперь эта дума из тесного и изменчивого по составу совета с колеблющимся ведомством превратилась в постоянное сложное учреждение с более устойчивым составом и определенным кругом дел. Высшие сановники и знатнейшие слуги, заседавшие в удельной думе, все носили звание бояр. Когда в Московском государстве боярство распалось на несколько слоев, неодинаковых по своему происхождению и политическому значению, тогда и в личном составе думы произошло разделение на иерархические чины, соответствовавшие генеалогической знатности думных советников. Представители знатнейших боярских фамилий садились в думу с прежним званием бояр; люди второстепенной знати, состоявшей преимущественно из потомков старинного нетитулованного московского боярства, вводились в совет в звании окольничих, иногда дослуживаясь и до боярского чина; наконец, при великом князе Василии Ивановиче, в составе думы появляется еще новый чин, получивший название "детей боярских, что в думе живут", потом называвшийся короче - думными дворянами; обыкновенно это были дельцы, дослуживавшиеся до места в думе из захудалых боярских фамилий или из дворянской массы, не принадлежавшей к боярству. Значит, думные чины представляли собой различные генеалогические слои служилого класса, сложившегося в XV - XVI вв. В думе присутствовали еще думные дьяки, статс-секретари и докладчики думы. При такой новой организации боярская дума состояла уже не из 3 - 4 бояр введенных, как в удельное время, а из нескольких десятков членов, носивших разные звания. Все они назначались в думу государем. Можно различить два элемента в ее составе - аристократический и бюрократический. В звания бояр и окольничих назначались обыкновенно старшие представители важнейших боярских фамилий; как скоро они достигали известного возраста, им "сказывали думу" - вводили в совет, соображаясь с местническими обычаями и отношениями. Напротив, думные дворяне и думные дьяки, большею частью люди незнатные, получали назначения по усмотрению государя за личные качества или государственные заслуги. Этот второй элемент пока мало заметен и мало влиятелен; во весь XVI в. дума сохраняла строго боярский, аристократический состав. Но правительственное значение думных людей не ограничивалось их сиденьем в думе. Все служилые люди, носившие звания бояр, окольничих и думных дворян, в силу своих званий были членами государственного совета и назывались думными людьми; но те же думные люди управляли московскими приказами, командовали полками в походах и правили областями в качестве наместников и воевод. Полковой воевода или уездный наместник, конечно, не могли постоянно заседать в московской думе; поэтому на ежедневные ее заседания являлись большей частью только начальники московских приказов, судьи, как они назывались, которых должность привязывала к столице. Сами думные дьяки не были исключительно секретарями и докладчиками думы: каждый из них управлял известным приказом. То были обыкновенно главные дьяки или начальники важнейших приказов - Посольского, Разрядного, Поместного и иногда либо Новгородского разряда, либо Казанского дворца, так что думных дьяков обыкновенно бывало трое или четверо. Дела посольские, разрядные и поместные непосредственно вела сама дума; потому приказы, в которых сосредоточивались эти дела, были как бы отделениями думской канцелярии; потому же во главе их и стояли дьяки, а не бояре или окольничие. Главное место между этими приказами принадлежало Большому Московскому разряду: заведуя служебными назначениями служилых людей, он сообщал другим приказам касавшиеся их распоряжения государя и его совета, как и вносил в думу дела, восходившие к государю помимо приказов, так что Думный разрядный дьяк имел значение государственного секретаря. Постоянное присутствие в думе начальников важнейших приказов сообщало ей вид совета министров. Дума ведала очень обширный круг дел судебных и административных; но, собственно, это было законодательное учреждение. Каждый новый закон исходил из думы с обычною пометой: "Государь указал, и бояре приговорили". Законодательное значение думы теперь уже не держалось только на давнем обычае, а прямо утверждено было в Судебнике 1550 г., одна статья которого гласит: "А которые будут дела новые, а в сем Судебнике не написаны, и как те дела с государева докладу и со всех бояр приговору вершатся, и те дела в сем Судебнике приписывати". Все дополнительные к Судебнику указы и были приговорами думы. Далее, дума руководила действиями приказов и имела контроль над областным управлением. Она же решала множество судебных дел, как высшая или единственная инстанция. Члены думы собирались на заседания во дворце, в Кремле или где находился государь, обыкновенно рано по утрам, летом при восходе солнца, зимой еще до рассвета; заседания длились часов по пяти-шести, между заутреней и обедней, и нередко возобновлялись вечером, когда думные люди, соснув после обеда, с первым ударом колокола к вечерне опять съезжались во дворец. На заседании советники рассаживались по чинам, окольничие ниже бояр и т.д., а люди одного чина - по породе, в местническом порядке; дьяки присутствовали стоя; иногда царь сажал и их. Заседание думы обозначалось выражениями "сидеть за делы" или, если на заседании присутствовал сам царь, "слушать дел с бояры". Ходить с докладами в думу значило "всходить с делами в верх перед бояр". Приемные и жилые покои дворца вообще назывались верхом. Дума сама очень редко возбуждала вопросы, подлежавшие ее обсуждению. Законодательный почин обыкновенно шел снизу или сверху, а не из среды самого совета. Текущие дела вносились в думу начальниками приказов, каждым по своему ведомству; что не могло быть доложено ни из какого приказа, что не входило в текущее приказное делопроизводство, то вносил в думу сам государь; ему принадлежал почин в важнейших делах внешней политики и внутреннего государственного строения. Государь часто сам председательствовал в думе, "сидел с бояры о делах"; нередко он приказывал боярам "без себя сидеть" об известном деле. Иногда бояре не решались без государя произнести окончательного приговора о том, чего им "без государева указу вершить было немочно", и тогда дело докладывалось отсутствовавшему государю. Но если бояре, заседая без государя, по данному им полномочию находили возможным решить законодательный вопрос, то их приговор получал силу закона, не восходя к государю на утверждение. Таков был обычный порядок думского законодательства. Начальник приказа вносил в думу запрос о новом законе на имя государя в обычной формуле: "И о том великий государь что укажет?" Государь, если не решал дела сам или с боярами, указывал о том сидеть боярам, приговор которых и становился законом. Предварительный указ государя, ставивший вопрос на очередь, и боярский приговор - таковы два необходимых момента законодательного процесса; они обозначены в формуле государь указал, и бояре приговорили; третий момент, утверждение приговора всех бояр отсутствовавшим государем, представляется случайностью или исключением. Были, кажется, только два рода боярских приговоров, которые всегда представлялись на утверждение государя в случае его отсутствия на заседании, - это приговоры о местнических делах и о наказании за тяжкие преступления; пересмотр дел второго рода обыкновенно сопровождался отменой или смягчением наказания. Иногда, в особо важных случаях, обычный состав думы расширялся, и в нее входил сторонний правительственный фактор - глава русской церковной иерархии, один или с высшим духовенством, епископами. Этот высший иерарх, до конца XVI в. митрополит, а потом патриарх, со своими епископами составлял особый правительственный совет, ведавший дела русской церкви и называвшийся Освященным собором. Этот собор действовал или независимо от государевой думы, или вместе с нею, или по ее указанию. Совместное или подчиненное действие Освященного собора вызывалось церковными делами, близко касавшимися интересов государства, или делами государственными, соприкасавшимися с ведомством церкви. Для решения таких дел созывались соединенные собрания боярской думы и Освященного собора. Такие собрания носили специальное название соборов, которые надобно отличать от земских.
2.3 Характер деятельности Боярской думы
Обсуждение дел в думе излагалось думными дьяками в протоколах или "списках государеву сиденью о всяком земском указе"; но это, кажется, не было постоянным правилом, и от XVI в. до нас не дошло таких записей. Только местнические тяжбы, которые решала дума, записывались подробно для дальнейших справок. Дьяки всегда помечали только приговоры думы, которые потом облекались в форму указа или закона. Приведу для примера случай из XVII в., достаточно выясняющий не только отношения пометы к указу, но и административный темперамент времени. По отсутствию протоколов мы мало знаем о том, как шли совещания в думе и как составлялись приговоры. Но известно, что там бывали прения, даже возражения самому государю, "встречи". О великом князе Иване III рассказывали, что он любил встречу и жаловал за нее. Строй, авторитет и обычный порядок делопроизводства думы как будто рассчитаны были на непоколебимое взаимное доверие ее председателя и советников, свидетельствовали о том, что между государем и его боярством не может быть разногласия в интересах, что эти политические силы срослись между собою, привыкли действовать дружно, идти рука об руку и что идти иначе они не могут и не умеют. Бывали столкновения; но они шли вне думы и очень слабо отражались на ее устройстве и деятельности. Бывали споры, но не о власти, а о деле; сталкивались деловые мнения, не политические притязания. По своему историческому складу боярская дума не сделалась ареной политической борьбы. Государь ежедневно делал много правительственных дел без участия боярского совета, как и боярский совет решал много дел без участия государя. Это вызывалось соображениями правительственного удобства, а не вопросом о политических правах и прерогативах, было простым разделением труда, а не разграничением власти. В этой куче учреждений, возникавших в разное время, без общего плана, по указаниям и нуждам текущей минуты, было много путаницы и толкотни, изводилось много бумаги и времени, делалось немало административных грехов; но не слышно отзвуков политической борьбы. Во главе приказов большею частью ставились люди, которые заседали и в боярской думе, а там они были такими же послушными рутинными дельцами, как здесь являлись сдержанными лояльными советниками.
Глава 3. Боярская дума в смутное время
События Смутного времени не только поселили в умах новые политические понятия, но изменили и состав правительственного класса, с помощью которого действовали цари первой династии, и эта перемена много содействовала успеху самых этих понятий. Старые московские государи правили своим государством с помощью боярского класса, плотно организованного, проникнутого аристократическим духом и привычного к власти. Политическое значение этого класса не было обеспечено прямым законом, держалось на старинном правительственном обычае. Но этот обычай поддерживался двумя косвенными опорами. Одна статья Судебника 1550 г. утверждала законодательный авторитет Боярской думы, а в думе преобладающее значение принадлежало боярству. С другой стороны, местничество подчиняло должностные назначения в управлении генеалогическим отношениям, продвигая усиленно наверх ту же боярскую знать. Одна опора поддерживала боярство как высшее правительственное учреждение, другая - как правительственный класс. В царствование Михаила один из самых родовитых представителей этого класса, боярин кн. И.М. Воротынский, так изобразил правительственное положение боярства в прежнее время: "Бывали на нас опалы от прежних государей, но правительства с нас не снимали; во всем государстве справа всякая была на нас, а худыми людьми нас не бесчестили". Боярин хотел сказать, что отдельным лицам из боярского класса иногда больно доставалось от произвола прежних государей, но самого класса они не лишали правительственного значения, не давали перед ним хода худородным людям. Князь Воротынский хорошо выразил правительственную силу класса при политическом бессилии лиц. Этот класс, державший всякую справу в государстве, и стал разрушаться с начала Смутного времени, хотя почин в этом деле принадлежит еще Грозному. Стройные местнические ряды боярства все более редели; на опустелые места врывались новые худые люди, непривычные к власти, без фамильных преданий и политического навыка. Вокруг царей новой династии не видно целого ряда старых знатных фамилий, которые прежде постоянно держались наверху. При царях Михаиле и Алексее нет уже ни князей Курбских, ни князей Холмских, ни князей Микулинских, ни князей Пенковых; скоро сойдут со сцены князья Мстиславские и Воротынские; в списке бояр и думных людей 1627 г. встречаем последнего кн. Шуйского и пока - ни одного кн. Голицына. Точно так же не заметно наверху фамилий нетитулованных, но принадлежащих к старинному московскому боярству: нет Тучковых, Челядниных, падают Сабуровы, Годуновы; на их местах являются все люди новых родов, о которых никто не знал или мало кто знал в XVI в., - Стрешневы, Нарышкины, Милославские, Лопухины, Боборыкины, Языковы, Чаадаевы, Чириковы, Толстые, Хитрые и пр., а из титулованных - князья Прозоровские, Мосальские, Долгорукие, Урусовы, да и из многих прежних добрых фамилий уцелели только худые колена. Эта перемена в составе правительственного класса была замечена и своими, и чужими. В начале царствования Михаила остаток старого московского боярства жаловался на то, что в Смуту всплыло наверх много самых худых людей, торговых мужиков и молодых детишек боярских, т.е. худородных провинциальных дворян, которым случайные цари и искатели царства надавали высших чинов, возводя их в звания окольничих, ДУМНЫХ Дворян и думных дьяков. В 1615 г. польские комиссары, которые вели переговоры с московскими послами, кололи глаза московскому боярству, говоря, что теперь на Москве по грехам так повелось, что простые мужики, поповские дети и мясники негодные мимо многих княжеских и боярских родов не по-пригожу к великим государственным и земским делам припускаются. Эти политические новики при новой династии все смелее пробираются наверх и забираются даже в Боярскую думу, которая все более худеет, становится все менее боярской. Они и были предшественниками и предвестниками тех государственных дельцов XVIII в., которых современники так метко прозвали "случайными" людьми, людьми "в случае". Итак, говорю, государи прежней династии правили с помощью цельного правительственного класса; государи XVII в. начали править с помощью отдельных лиц, случайно выплывавших наверх. Эти новые лица, свободные от правительственных преданий, и стали носителями и проводниками новых политических понятий, которые в Смуту проникли в московские умы.
3.1 Царь и боярство в Смутное время
Новые политические понятия, зародившиеся в умах в продолжение Смуты, оказали прямое и заметное действие на государственный порядок при новой династии, именно: на постановку верховной власти в ходе высшего управления. Впрочем, перемена, здесь происшедшая, была только продолжением или осуществлением стремлений, заявленных в Смутное время. Я уже не раз повторял, что взаимные отношения государя и целого боярского класса устанавливались практикой, обычаем, а не законом, зависели от случая или произвола, что между московским государем-хозяином и боярами-слугами в хозяйском доме могла быть речь об условиях службы, но не о порядке домоправления. По пресечении династии эти дворовые отношения неизбежно переносились на политическую основу: для избранного царя из своих или чужих государство не могло оставаться вотчиной, да и бояре-приказчики хотели стать участниками управления. Уже во время Смуты боярство и высшее дворянство несколько раз пытались установить государственный порядок, основанный на письменном договоре с царем, т.е. на формальном ограничении верховной власти. Такие попытки мы видели уже при воцарении В. Шуйского и в договоре Салтыкова 4 февраля 1610 г. Эти попытки - следствие перерыва московского политического предания, какой произведен был пресечением старой династии. Боярство и теперь, по прекращении Смуты, не хотело отказаться от своего стремления. Напротив, при политическом возбуждении, какое вынесло боярство из времен Грозного и Годунова, это стремление разгорелось до жгучей потребности. Митрополит Филарет, отец Михаила, узнав о созыве избирательного собора в Москве, писал туда из польского плена, что восстановить власть прежних царей - значит подвергнуть отечество опасности окончательной гибели и он скорее готов умереть в польской тюрьме, чем на свободе быть свидетелем такого несчастья. Он и не подозревал, что по возвращении в отечество, где он стал потом подле сына со властью и титулом государя, ему самому придется считаться со своим конституционным порывом. При воцарении Михаила случилось что-то, отвечавшее этому порыву. Эта новая попытка, потом как-то свеянная временем в московских умах и с государственного порядка, вскрывается свидетельствами, идущими с разных сторон. О нем говорит один современник-псковитянин, написавший недурную повесть о Смутном времени и о воцарении Михаила. Повествователь с негодованием рассказывает, как по избрании Михаила бояре хозяйничали в Русской земле, царя ни во что не ставили и не боялись его. Он прибавляет, что при вступлении Михаила на престол бояре заставили его поцеловать крест на том, чтобы никого из их вельможных и боярских родов не казнить ни за какое преступление, а только ссылать в заточение. Определеннее передает дело человек следующего поколения, подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин. Он бежал из России в 1664 г. и за границей, в Швеции, составил описание Московского государства. Покинув Москву 19 лет спустя по воцарении второго государя новой династии, он мог по личным воспоминаниям или по свежему преданию помнить все время Михаила. В своем описании он ставит этого царя в один ряд с государями, которые по пресечении старой династии вступали на престол не по праву наследства, а по народному избранию. По его представлению, все эти выборные цари вступали на престол с ограниченной властью. Обязательства, какие они на себя принимали, на каких "были иманы с них письма", по его словам, состояли в том, чтобы "им быть нежестоким и непальчивым, без суда и без вины никого не казнить ни за что и мыслить о всяких делах с боярами и думными людьми сопча, а без их ведома тайно и явно никаких дел не делать". О царе Михаиле Котошихин прибавляет, что хотя он и писался самодержцем, но без боярского совета не мог делать ничего. То же подтверждает и известие, идущее из XVIII в. Тогдашний русский историк Татищев, пользовавшийся историческими документами, теперь неизвестными, по поводу дела верховников в 1730 г. составил небольшую историко-политическую записку, в которой свидетельствует о царе Михаиле, что хотя его избрание на престол и было "порядочно всенародное", т.е. правильно соборное, однако с такою же записью, какая взята была с царя В. Шуйского, через что царь Михаил ничего не мог сделать, но рад был покою, т.е. предоставил все управление боярам. Но в другом сочинении тот же Татищев решительно сомневается в такой записи, когда разбирает известие о ней Страленберга, шведа, жившего в России при Петре I говоря, что не знает ни письменных, ни устных о том свидетельств. В описании России, изданном в 1730 г., Страленберг пользовался воспоминаниями и рассказами о XVII в., еще свежо хранившимися в русском обществе. Отсюда он узнал, что царь Михаил, вступая на престол, должен был дать такое письменное клятвенное обязательство: блюсти и охранять православную веру, забыть прежние фамильные счеты и недружбы, по собственному усмотрению не издавать новых законов и не изменять старых, не объявлять войны и не заключать мира, важные судные дела вершить по закону, установленным порядком, наконец, свои родовые вотчины отдать родственникам либо присоединить к коронным землям. Подкрестная запись Михаила неизвестна, и обязательств, им принятых, в тогдашних официальных документах не заметно. В пространной Утвержденной грамоте, которой земский собор закрепил избрание Михаила, и в записи, по которой ему присягали, можно уловить три черты, очерчивающие власть нового царя:
) его избрали на царство, потому что он доводился племянником последнему царю старой династии Федору;
) собор присягал не только избранному им царю, но и его будущей царице и их будущим детям, видя в своем избраннике если не наследственного, то потомственного государя;
) служивые люди обет давали быть "без прекословия во всяких государевых делах", как кому государь на своей службе быть велит. Может возникнуть сомнение в самом факте ограничения Михайловой власти. Однако предание об этом пошло от современников Михаила и держалось долее столетия. Неясные намеки помогают догадаться, в чем было дело. Наиболее доверия внушает псковская повесть, передающая дело в том виде, когда носившиеся слухи еще не успели разрастись в сказание, в политическую легенду. В первые пять лет царствования Михаила, до возвращения его отца из польского плена, при дворе всем ворочала родня Романовых, Салтыковы, Черкасские, Сицкие, Лыковы, Шереметевы. Но были еще целы большие бояре Голицыны, Куракин, Воротынский, навязавшие крестоцеловальную запись своему собрату царю Василию Шуйскому и потом с Мстиславским во главе признавшие королевича Владислава. Они были небезопасны для стороны Романовых, могли затеять новую смуту, если бы с ними не поделились добычей. Да и для сторонников Михаила власть, случайно или нечисто добытая, была костью, из-за которой они при случае готовы были перегрызться. Общим интересом обеих сторон было оградить себя от повторения испытанных уже неприятностей, когда царь или временщик его именем расправлялся с боярами, как с холопами. Так за кулисами земского собора состоялась негласная придворная сделка, подобная той, какая была разбита Годуновым и удалась при Шуйском. Эта сделка прежде всего была направлена к обеспечению личной безопасности боярства от царского произвола. Ничего не стоило связать слабодушного Михаила подобными клятвенными обязательствами, особенно при содействии его матери инокини Марфы, своенравной интриганки, державшей сына в крепких руках. Трудно только решить, была ли при этом взята с Михаила присяжная запись: повесть умалчивает о записи, говоря только о присяге. Первые годы Михайлова правления оправдывают мысль о такой сделке. Тогда видели и рассказывали, как своевольничали в стране правящие люди, "гнушаясь" своим государем, вынужденным смотреть сквозь пальцы на деяния своих приближенных. Можно понять и то, почему не была обнародована присяжная запись царя, если только она существовала. Со времени В. Шуйского в выборном царе с ограниченной властью видели партийного государя, орудие боярской олигархии. Теперь, перед лицом земского собора, особенно неловко было выкосить на свет подобный слишком партийный акт. Негласное ограничение власти, какое бы оно ни было, разумеется, не помешало Михаилу удержать титул самодержца и даже впервые изобразить его на новой царской печати, им заказанной.
Высшим правительственным органом правящего круга служила Боярская дума. Но в царствование Михаила эта дума не была единственным высшим правительственным учреждением при царе: рядом с нею часто является другой высший правительственный орган, земский собор. Мы сейчас увидим, как он изменился в своем составе, стал настоящим представительным собранием. Царствование Михаила было временем усиленной работы правительства совместно с земским собором. Никогда, ни прежде, ни после, не собирались так часто выборные от всех чинов людей Московского государства. Едва не каждый важный вопрос внешней и внутренней политики заставлял правительство обращаться к содействию земли. По документам известно за время царствования Михаила до 10 созывов земского собора. Что еще важнее, земский собор в это время является с компетенцией более широкой, какой он не имел прежде и какой ему не давал даже договор Салтыкова. Теперь земский собор рассматривает такие дела, которые прежде ведала только Боярская дума, - текущие дела государственного управления, например, вопросы о налогах, которые по договору Салтыкова решал царь с думой. Значит, собор прямо входил в круг дел Боярской думы. Но к царю с первых минут по его избрании собор стал в особое отношение. Как временное правительство, он с боярами во главе до приезда новоизбранного царя в Москву распоряжается всем в государстве. Однако не он предписывает условия своему избраннику, а наоборот. В переговорах со стороны царя, точнее, его руководителей все настойчивее звучит повелительная нота: "Учинились мы царем по вашему прошению, а не своим хотеньем, выбрали нас, государя, всем государством, крест нам целовали вы своею волею, обещались служить и прямить нам и быть в соединении, а теперь везде грабежи и убийства, разные непорядки, о которых нам докучают; так вы эти докуки от нас отведите и все приведите в порядок". И это говорилось соборным послам иногда "с большим гневом и слезами". Сами просили меня на царство, так давайте мне средства царствовать, а лишними хлопотами меня не обременяйте: такой тон дан был переговорам. Учредительное собрание, каким был избирательный собор 1613 г. по отношению к царю, как-то превратилось в исполнительное, ответственное перед тем, кому оно дало власть. Соображая изложенные известия, можно утверждать согласно с одним известием, что власть царя Михаила была стеснена обязательствами, подобными тем, какие были наложены на власть царя В. Шуйского, т.е. ограничена была Боярской думой. Но после Смуты, когда нужно было восстановлять государственный порядок, дума на каждом шагу встречала затруднения, с которыми не могла справиться сама, и волей-неволей должна была искать содействия у земского собора. Прямое участие в правительственной деятельности, какое принимала земля в Смуту, не могло прекратиться тотчас по ее окончании; царь, избранный народной волей, советом всей земли, естественно, должен был и править при содействии народа, земского представительства. Если Боярская дума стесняла власть царя, то земский собор, помогая думе, сдерживал ее самое, служил ей противовесом. Итак, под действием политических понятий и потребностей, вызванных Смутой, которые не погасли и по ее прекращении, власть царя получила очень сложную и условную, сделочную конструкцию. Она была двойственна, даже двусмысленна и по своему происхождению, и по составу. Действительным ее источником было соборное избрание; но она выступала под покровом политической фикции наследственного преемства по родству. Она была связана негласным договором с высшим правительственным классом, который правил через Боярскую думу, но публично, перед народом, в официальных актах являлась самодержавной в том неясном, скорее, титулярном, чем юридическом смысле, который не мешал даже В. Шуйскому в торжественных актах титуловаться самодержцем. Таким образом, власть нового царя составлялась из двух параллельных двусмыслиц: по происхождению она была наследственно-избирательной, по составу - ограниченно-самодержавной.
3.3 Упрощение верховной власти
Такая постановка верховной власти не могла быть окончательной и прочной: она могла держаться, только пока не улеглись противоречивые интересы и отношения, встревоженные и перепутанные Смутой. Такое положение и является случайным эпизодом в истории Московского государства. Постепенно верховная власть упрощалась, разнородные элементы в ее содержании ассимилировались и поглощались одни другими. Политические обязательства, принятые царем Михаилом, сколько можно о том судить, действовали во все продолжение его царствования. Воротившийся из плена отец государев, возведенный в сан патриарха и второго государя, твердою рукою взялся за кормило правления и не всегда смотрел на боярские лица; но управление до конца жизни Филарета велось совместными силами обоих государей при участии Боярской думы и земского собора.
3.4 Преобразование управления при Петре Первом
Преобразование управления - едва ли не самая показная, фасадная сторона преобразовательной деятельности Петра; по ней особенно охотно ценили и всю эту деятельность. Но при этом принимали во внимание не столько медленный и тяжелый процесс перестройки правительственных учреждений, сколько их строй в окончательной отделке, данной им уже к концу царствования. Административная реформа имела подготовительную цель - создать общие условия успешного исполнения остальных реформ; но управление получило пригодную к тому постановку, когда основные реформы, военная и частью финансовая, были уже в полном ходу. Надобно видеть, как отразился этот разлад средств и целей на ходе всей преобразовательной деятельности. Привычные особенности всей реформы Петра, ее частичность, незаметность цельного плана, зависимость от изменчивых требований текущей минуты более всего затрудняют изучение произведенных при Петре перемен в управлении. При хронологическом их обзоре ускользает из рук нить преобразовательной работы, а обзор систематический вносит в нее планомерность, какой она долго не получала. Впрочем, в интересе точного изучения безопаснее следовать за беспорядочными переходами Петра от одной сферы управления к другой, чем за собственной мыслью, наклонной к системе. Мы вынесем смутное впечатление, но исправим его в конце обзора, оглянувшись на изученный предмет, и тогда призовем на помощь схемы государственного права, обычно разделяющего управление на центральное и местное с ветвистыми подразделениями того и другого. Самый ход дела позволяет начать обзор, как следует, с центрального управления.
3.5 Боярская дума и Приказы
С падения царевны Софьи чуть не целых двадцать лет, до губернской реформы 1708 г., в самые тяжелые годы, когда заваривались наиболее крутые меры - военные, промышленные, финансовые, ни в центральном, ни в областном управлении не видим коренных перемен: действуют старые учреждения, и действуют как будто по-старому. В центре руководит делами Боярская дума в присутствии государя, чаще без него; только теперь бояре не "сидят вверху о делах", как говорили прежде, а "съезжаются в конзилию". Старые московские приказы соединяются или разделяются обыкновенно под новыми названиями, и к ним пристраиваются для новых дел новые, формируемые по образцу прежних: Преображенский для гвардии и дел тайной полиции. Адмиралтейский для флота. Военный морской для наемных моряков, привезенных из-за границы. Но сквозь ветшавшие старые формы управления пробивались тенденции если не совсем новые, то с обновленной силой. Тройная борьба придворных партий, заведенных разными царицами, правящих классов, худавшего боярства с худородными новинками, политических направлений, западников со стародумами расширяла дорогу господству лиц в ущерб учреждениям. В регентство царицы Наталии брату ее Льву, начальнику Посольского приказа, совсем пустому человеку, подчинены были все министры, кроме Т. Стрешнева, министра военного и внутренних дел, да князя Б. Голицына, который, сидя в Казанском приказе, по выражению князя Б. Куракина, правил всем Поволжьем "так абсолютно, как бы был государем", и весь этот край разорил. При временщиках бояре в Думе "были токмо спектакулями". Уезжая за границу в 1697 г., Петр приказал всем боярам и начальникам приказов съезжаться к правителю Преображенского приказа князю Ф. Ромодановскому и "советовать, когда он похочет". Этот "злой тиран, пьяный по вся дни", по выражению князя Куракина, "скудный в своих рассудках человек, но великомочный в своем правлении", по отзыву Курбатова, облеченный чрезвычайными полномочиями по политическим розыскам, стал главою кабинета, председателем Думы, хотя не имел думного чина, был только стольником. Старая законодательная формула "государь указал и бояре приговорили" могла бы теперь замениться другой: Т. Стрешнев или князь Ф. Ромодановский указал, и бояре смолчали. Другая тенденция, точнее, нужда отразилась на правительственном ведомстве самой Боярской думы. Донимаемый на каждом шагу новыми расходами, Петр хотел ежеминутно знать свои наличные средства, рассеянные по многочисленным приказам. Для этого в 1699 г. восстановлен был Счетный приказ, или Ближняя канцелярия. Это - орган государственного контроля: сюда все приказы обязаны были доставлять еженедельные и ежегодные ведомости о своих доходах и расходах, об управляемых ими людях и зданиях и т.п. Эта канцелярия по отчетам приказов составляла сводные приходо-расходные ведомости, ряд которых за 1701 - 1709 гг., приложенный к книге г. Милюкова, дает весьма обильный материал для изучения государственного хозяйства при Петре. Но и сама Дума усиленно сосредоточилась на государственном, особенно военном, хозяйстве, когда Петр взял в свое непосредственное ведение военные действия и внешнюю политику. По сродству дел контрольная палата стала собственной канцелярией и обычным местом заседаний Боярской думы. Так постепенно изменялись состав, круг дел и характер деятельности боярского совета. Этот совет, искони составлявшийся из родовитых людей, теперь, с разложением боярства, перестал быть боярским, превратился в тесный комитет с разрушавшимся генеалогическим составом и с иным значением. Боярская дума привыкла действовать при государе и вместе с ним, под его председательством, и, как его неразлучная правительственная спутница, имела законодательное значение. Теперь, действуя без государя, то и дело отлучавшегося, она могла сохранить только распорядительное значение, решая текущие дела из приказов, а также практически разрабатывая и приводя в исполнение наскоро данные особые поручения государя по внутреннему управлению. Петр сам настаивал, чтобы бояре в его отсутствие действовали самостоятельно, не испрашивая издали его решения по всякому делу. Но такая раздельность совета и его верховного председателя вызывала потребность установить порядок ответственности первого перед последним, в чем не было надобности при их совместном действии. В 1707 г. предписано было боярской конзилии вести протоколы заседаний, которые непременно подписывались бы всеми ее членами, "и без того никакого бы дела не определяли, ибо сим всякого дурость явлена будет", внушительно подтверждало предписание, не грешившее избытком уважения к государственным советникам, призванным делать такие важные дела.
3.6 Реформа 1699 г.
Контрольная палата, ставшая канцелярией Боярской думы, и эта Дума, превратившаяся в тесную и очень мало боярскую распорядительную и исполнительную конзилию и даже "канцилию" министров по делам военного хозяйства, служили выразительными показателями направления, в каком пойдет административная реформа: ее двигателями, очевидно, станут регулярная армия и флот, а целью движения - военное казначейство. Первым шагом в этом направлении была попытка воспользоваться местным самоуправлением как фискальным средством. В XVII в. по просьбе местных обществ обязанности слишком притеснительных воевод иногда переносились на выборных из местного дворянства губных старост. По свидетельству Татищева, так как уездные воеводы "смело грабили", при царе Федоре явилась мысль предоставить выбор их дворянству в благодушном чаянии, что доверие и надзор земляков-избирателей обуздают грабительскую смелость местных блюстителей порядка. На деле ограничились тем, что сбор стрелецкой подати и косвенных налогов в интересе сохранности от воеводского хищничества был передан "мимо воевод" выборным старостам и головам под ответственностью избирателей. Указами 30 января 1699 г. ступили еще шаг вперед: торгово-промышленным людям столицы ввиду терпимых ими убытков от воевод и приказных людей предоставлено было выбирать из своей среды погодно бурмистров, "добрых и правдивых людей, по скольку человек захотят", которые ведали бы их не только в казенных сборах, но также в судных гражданских и торговых делах; остальным городам, как и обществам черносошных и дворцовых крестьян, сказан был указ ради многих им воеводских обид и взяток воеводам их не ведать, а "буде они похотят", ведаться им в судных делах и казенных сборах своими выборными мирскими людьми в земских избах - только платить им вдвое против прежнего оклада. Значит, воевода ставился тяглому обществу в одну цену с государством. Указ теперь предлагал областным тяглым обществам удвоением податного оклада откупиться от этих вторых государей, как особым государственным оброком откупались от кормленщиков при введении земских учреждений царя. В полтора века правительство не сделало ни шага вперед в административной изобретательности. Но дар, предложенный с таким условием, показался плательщикам слишком дорог, и из 70 городов только 11 приняли его с этим условием; остальные отвечали, что платить вдвойне не в состоянии, а выбрать в бурмистры им некого; некоторые даже выразили довольство своими "правдивыми" воеводами и приказными людьми. Тогда правительство сделало реформу обязательной, отказавшись от двойного оклада. Городовое самоуправление, очевидно, было нужнее самому правительству, чем городам, и оно прямо высказывало эту нужду в указах; воеводы своими "прихотями и ненадобными поборами" причиняли в казенных доходах большие недоборы и запускали многую недоимку, а от безмездных и ответственных бурмистров казна могла ждать больших прибылей. В реформе 1699 г. видим один из многих симптомов недуга, которым страдает русское управление на протяжении столетий. Это - борьба правительства, точнее, государства, насколько оно понималось известным правительством, со своими собственными органами. Так, воеводы, потеряв судебную и административную власть над торгово-промышленным городским и свободным сельским населением, остались управителями только служилых людей и их крестьян и совсем исчезли на поморском Севере, где этих классов не было.
3.7 Учреждение Сената
Особенности, усвоенные при Петре Боярской думой, перешли и в правительственное учреждение, ее сменившее. Сенат явился на свет с характером временной комиссии, какие выделялись из Думы на время отъезда царя и в какую сама Дума стала превращаться при частых и долгих отлучках Петра. Собираясь в турецкий поход, Петр издал коротенький указ 22 февраля 1711 г., который гласил: "Определили быть для отлучек наших Правительствующий сенат для управления". Или: "Для всегдашних наших в сих войнах отлучек определили Управительный сенат", - как сказано в другом указе. Итак, Сенат учреждался на время: ведь Петр не рассчитывал жить в вечной отлучке, подобно Карлу XII. Затем в указе поименованы новоназначенные сенаторы в числе 9 человек, очень близком к обычному тогда наличному составу когда-то многолюдной Боярской думы; трое из членов ее - граф Мусин-Пушкин, Стрешнев и Племянников вступили и в Сенат. Одним указом 2 марта 1711 г. Петр на время своего отсутствия возлагал на Сенат высший надзор за судом и расходами, заботу об умножении доходов и ряд особых поручений о наборе молодых дворян и боярских людей в офицерский запас, об осмотре казенных товаров, о векселях и торговле, а другим указом определял власть и ответственность Сената: все лица и учреждения обязаны повиноваться ему, как самому государю, под страхом смертной казни за ослушание; никто не может заявлять даже о несправедливых распоряжениях Сената до возвращения государя, которому он и отдает отчет в своих действиях. В 1717 г., делая Сенату из-за границы выговор за беспорядки в управлении, "в чем мне за такою дальностью и за сею тяжкою войною усмотреть невозможно", Петр внушал сенаторам строго за всем смотреть, "понеже иного дела не имеете, точию одно правление, которое ежели неосмотрительно будете делать, то пред богом, а потом и здешнего суда не избежите". Петр иногда вызывал сенаторов из Москвы в место своего временного пребывания, в Ревель, Петербург, со всеми ведомостями для отчета, "что по данным указам сделано и чего не доделано и зачем". Никаких законодательных функций старой Боярской думы не заметно в первоначальной компетенции Сената: как и консилия министров, Сенат - не государственный совет при государе, а высшее распорядительное и ответственное учреждение по текущим делам управления и по исполнению особых поручений отсутствующего государя, - совет, собиравшийся "вместо присутствия его величества собственной персоны". Ход войны и внешняя политика не подлежали его ведению. Сенат унаследовал от консилии два вспомогательных учреждения: Расправную палату, как особое судное отделение, и Ближнюю канцелярию, состоявшую при Сенате для счета и ревизии доходов и расходов. Но временная комиссия, какою является Сенат в 1711 г., постепенно превращается в постоянное верховное учреждение.
Заключение
С X и до XVIII в. боярская дума стояла во главе древнерусской администрации, была маховым колесом, приводившим в движение весь правительственный механизм; она же большею частью и создавала этот механизм, законодательствовала, регулировала вое отношения, давала ответы на вопросы, обращенные к правительству. В период наиболее напряженной своей деятельности, с половины XV и до конца XVII в., это учреждение было творцом сложного и во многих отношениях величественного государственного порядка, установившегося на огромном пространстве московской Руси, того порядка, который только и сделал возможными смелые внешние и внутренние предприятия Петра, дал необходимые для того средства, людей и самые идеи: даже идея Петра, по крайней мере основные, наиболее плодотворные его идеи выросли из московского государственного порядка и достались Петру по наследству от предшественников вместе с выдержанным, удивительно дисциплинированным политически обществом, руками и средствами которого пользовался преобразователь.
Но эта правительственная пружина, все приводившая в движение, сама оставалась невидимкой для тех, кто двигался по ее указаниям. Боярская дума редко становилась при московских государях не становилась никогда прямо перед обществом, которым она управляла: ее закрывали от этого общества, с одной стороны, ее верховный председатель, князь-государь, с другой, ее докладчик и протоколист, дьяк. Общество видело и слушало государя, мало зная его советников и к нему обращалось оно с своими запросами, его именем и авторитетом покрывались законодательные ответы, внушенные его советниками; приговоры думы, законы доходили до управляемых, как их формулировал думный дьяк и как подчиненное думе ведомство прилагало их к частным лицам или к отдельным случаям. Отсюда трудность уловить правительственную деятельность думы. По существу своему она была законодательным учреждением, устанавливала общие правила, постоянные нормы; но перед нами только практические результаты ее законодательной работы: мы видим эти нормы, насколько они удавались в действительных отношениях жизни, в большинстве случаев знаем эти правила, насколько они отражались в указах, инструкциях, в отельных актах подчиненных думе учреждений. В думу "взносили" свои вопросы и недоумения правительственные органы, с которыми общество имело непосредственное соприкосновение; из думы выносили они приговоры, выражавшиеся в тех актах, которые теперь лежат перед исследователем: но сама она оставалась на своей заоблачной высоте, сокрытая и от общества, и от исследователя; как вырабатывались эти приговоры, какие интересы и мнения боролись при этой работе, того почти никогда не видит исследователь, так в свое время не видело и общество. Столь же неуловимо и политическое значение думы. Люди, появлявшиеся в ней на пространстве восьми веков, князья-государи и их советники, не чувствовали потребности точно определить свои взаимные отношения и закрепить эти определения надлежащим актом; никогда не были точно обозначены и отношения этого совета к низшим подчиненным ему органам управления. В те века политические дельцы не любили задавать себе общего вопроса, как далеко простираются прерогативы верховного правителя, князя-государя, и где начинаются права его советников: политический глазомер и обычай указывали в каждом отдельном случае пределы власти, избавляя обе стороны от трудного дела точной формальной разверстки политических прав и обязанностей. Ко всякому учреждению, подобному нашей боярской думе, мы привыкли обращаться с вопросом, имело ли оно обязательное для верховной власти или только совещательное значение; a люди тех веков не различали столь тонких понятий, возникавшие столкновения разрешали практически в каждом отдельном случае, отдельные случаи не любили обобщать, возводить в постоянные нормы, и не подготовили нам прямого ответа на наш вопрос.
Благодаря всему этому политическая и административная история боярской думы темна и бедна событиями, лишена драматического движения. Закрытая от общества государем сверху и дьяком снизу, она является конституционным учреждением с обширным политическим влиянием, но без конституционной хартии, правительственным местом с обширным кругом дел, но без канцелярии, без архива. Таким образом мы не можем восстановить как политическое значение думы, так и порядок ее делопроизводства на основании подлинных документов.
Список использованной литературы
1.Атанян С.В., Визнер Д.В., Основы государства и права, Ростов-на-Дону, 1998 г.
2.Волков М.Я. О становлении абсолютизма в России. // История СССР, 1970. - № 1.
3.Демидова Н.Ф. Бюрократизация государственного аппарата абсолютизма в XVII-XVIII вв. // Абсолютизм в России (Сборник статей). - М., 1963.
4.Ерошкин. "История государственных учреждений дореволюционной России", М., 1983.
5."История государственного управления в России", под ред.А.Н. Марковой, М., 1997.
6.Исаев И.А. История государства и права России. - М., 1995.
7.История государства и права СССР (под ред. Ю.П. Титова). - Часть 1. - М., 1988.
8."История СССР с древнейших времен до наших дней" - М., Наука, 1966-1967 Том 2,3
9.Ключевский В.О. Боярская Дума Древней Руси. По издания 1902 г. // Allpravo.ru - 2004.
10.Краснов Ю.К. История государства и права России. - М., 1997.
11.Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1884, стр.141.
12.Носов Н.И. "Становление сословно-представительных учреждений в России" Л., Наука1969
13."Политическая история. Россия - СССР - Российская Федерация", под ред. С.В. Кулешова, О.В. Волобуева и др., М., 1996.
14.Рейца, Опыт истории росс. законов, в перев. Морошкина, § 43, примеч.2.
15.Судебники 15-16 веков.М. - Л., 1952, стр.351.
16.Соловьева, Ист. Рос., IV, стр. 200 по 3-му изданию.
17.Соловьева, Ист, Росс. I, по 4 изданию стр.238 и сл.
18.Устрялова, История царствования Петра Великого, т. IV, ч.2, стр.490.
19.Черепнин Л.В. "Земские соборы русского государства" - М., Наука, 1978