По сводке ГПУ в Вологодской губернии было изъято около 800 миллионов рублей[57].Сохранилась информация по изъятому из городских храмов имуществу в период с 17 марта по 1 июня 1922 года: золота - 3 фунта 85 золотников 42 доли; серебра - 110 пудов 4 фунта 91 золотник 27 долей; жемчуга россыпью - 2 фунта; жемчуга в шитье - 1 пуд 2 золотника 10 долей; драгоценных камней - 5269 штук, из них бриллиантов - 1165 штук, алмазов - 586,3 штуки, осколков бриллиантов - 4,5 штуки, больших жемчужин - 614 штук, рубинов - 363 штуки; евангелий - 30 экземпляров, общим весом 17 пудов 11 фунтов 73 доли [80].
Самое ужасное, что эти драгоценности не были направлены на помощь голодающим Поволжья. Большая часть изъятого была истрачена на проведение самой кампании, направлена на обеспечение партийного и советского аппарата и безвозвратно исчезла за границей.
Можно согласиться с Н.А. Кривовой: «Было создано условие построения агрессивно настроенного к церкви государства, что стало возможно только при пассивном участии народа и его религиозном равнодушии, ставшим социальной базой политики «воинствующего атеизма». Власти добились основного - на глазах у населения громили соборы, судили духовенство, загоняли церковь в подполье, а большинство молчало» [57].
Ведущее положение в реализации государственной политики в отношении церкви с 1922 года стало играть ГПУ, ставшее органом по борьбе с религией. Церковные дела передавались в руки карательных отрядов, во главе которых стоял Е.А. Тучков. По его признанию целью ГПУ являлось создание осведомительной сети, посредством которой осуществлялся бы контроль над церковью. Механизм работы ГПУ заключался в следующем, с мест отправлялись сводки о деятельности духовенства, о проведении изъятия церковных ценностей, затем проводился анализ информации и полученные сведения передавались в высшие партийные органы - Секретариат и Политбюро ЦК РКП(б)[68].
3 апреля 1922 года ГПУ РСФСР разослало местным органам телеграмму, в которой отмечалось: «Газетная кампания по поводу изъятия ценностей ведётся неправильно. Она направлена против духовенства вообще. Эта сатира бьёт по низшему духовенству и сплачивает духовенство в одно целое. Политическая задача данного момента совсем не та, а противоположная. Нужно расколоть попов или вернее углубить и настроить существующий раскол... Политическая задача состоит в том, чтобы изолировать верхи церкви, скомпрометировать их на конкретнейший вопрос помощи голодающим и показать им суровую руку рабочего государства...».
Организация раскола церкви, столкновение групп - такой курс по разрушению Русской Православной Церкви изнутри был принят советской властью. Это являлось больше тактическим побуждением. На данном этапе антирелигиозной борьбы обновленческое крыло Церкви рассматривалось как меньшее из двух зол.
Заглядывая вперед, Л.Д. Троцкий в марте 1922 года в секретной записке в Политбюро ЦК РКП(б) писал об обновленцах как опаснейшем враге завтрашнего дня: «Если бы медленно определяющееся буржуазно - соглашательское сменовеховское крыло церкви развилось и укрепилось, то она стала бы для социалистической революции гораздо опаснее церкви в её нынешнем виде. Ибо, принимая покровительственную «советскую» окраску «передовое» духовенство открывает себе тем самым возможность проникновения в те передовые слои трудящихся, которые составляют или должны составлять нашу опору». Но на этапе проведения кампании по изъятию церковных ценностей, Л. Д. Троцкий рассчитывал на то, что обновленцы могут пригодится: «...Мы должны сменовеховским попам дать возможность открыто высказываться в определённом духе, нет более бешеного ругателя, как оппозиционный поп» [5].
В 1922 году при ЦК РКП(б) была создана единая комиссия для осуществления государственной политики по церковным вопросам - Антирелигиозная комиссия при ЦК РКП(б). Ее главной целью стало сосредоточение в своих руках политического контроля над антирелигиозной деятельностью государства.
В число руководящих лиц входили эксперты по различным направлениям, в том числе Е.М. Ярославский, начальник VI отделения Секретного отдела ГПУ Е.А. Тучков, председатель ОГПУ с 1926 г. В.Р. Менжинский, редактор газеты «Известия» И.И. Скворцов-Степанов и др.
Следующим этапом стала разработка советской властью особого механизма административного вмешательства в повседневную жизнь Церкви. Положения, касающиеся обязательной регистрации всех «обществ, союзов и объединений» закреплялись Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 3 августа 1922 года и Постановлением НКВД и НКЮ РСФСР от 15.04.1923 «О порядке регистрации религиозных обществ и выдачи разрешений на созыв съездов таковых»[11]. Нарком Внутренних дел и его местные органы теперь могли разрешать или закрывать общины. Особенностью регистрации являлось предоставление полных сведений о каждом из членов общины. Отказ от регистрации предусматривался только в том случае, «если утверждаемое Общество или Союз по своим целям или методам деятельности противоречат Конституции РСФСР и её законам».
В 1929-1930 годах возобновились разрушительные волны по закрытию церквей. Храмы использовались в общественных и государственных целях. Происходила символическая замена функционального назначения наиболее важных церковных центров. Часто, рядом с храмами воздвигали памятник В. И. Ленину или учреждали антирелигиозный музей.
Самым радикальным методом являлось разрушение храма. В связи с якобы общественной и государственной непригодности на территории Вологодской Губернии коллективом безработных металлистов была разобрана Афанасиевская церковь [80].
В феврале 1929 г выходит постановление ЦК ВКП (б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы». В нем содержались рассуждения о сложившейся ситуации в церковном вопросе, о ближайших перспективных задачах в области религиозных организаций, об успехах и неудачах антирелигиозной деятельности.
В письме констатируется, что в стране активно развивается «процесс изживания религиозности», который, однако, «тормозится», во-первых, недостаточным вниманием к этой работе со стороны «партийцев, комсомольцев, членов профсоюза и др. советских организаций», а во-вторых, оживлением деятельности религиозных организаций, их стремлением приспособиться к новым социальным условиям. Обосновывая необходимость преодоления этих «тормозов» в антирелигиозной работе, составители письма обращаются к характеристике политических позиций религиозных организаций. При этом они, исходя из постулата об обострении классовой борьбы в ходе социалистического строительства, зачисляют духовенство, активных рядовых верующих, органы церковного управления и религиозные организации в разряд противников социализма. Им предъявляются обвинения в «мобилизации» реакционных и малосознательных элементов в целях «контрнаступления на мероприятия советской власти и компартии» [6].
Рубеж 1929-1930-х гг. можно назвать переломным во взаимоотношениях Советской власти и Церкви. По мнению исследователей это связано с общим изменением внутриполитического курса Сталина и отказом от НЭПа. Борьба с Церковью развернулась с новой силой .И в первую очередь сильные изменения появились в законодательстве, связанном с религиозными организациями. 8 апреля 1929 года, было принято Постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях». [8] В мае 1929 года в Конституцию РСФСР были внесены поправки, значительно ограничивающие права верующих и духовенства в отправлении культа, а 20 июля 1929 года - Инструкция к Постановлению «О религиозных объединениях», по которым жизнедеятельность религиозных организаций попадала под жесткую регламентацию государственных органов, во многом противоречившую декрету «Об отделении церкви от государства».
Таким образом, в период 1920-30-х гг. была создана разветвленная система государственных, партийных органов и общественных организаций, которые занимались разработкой и проведением политики в отношении церкви.
2. Механизмы трансформации образа церкви в социокультурном пространстве советского общества
.1 Нормирование повседневности
До революции представления о нормах быта определялись религией. Роль православной церкви в обществе усиливалась благодаря тесной связи с повседневными бытовыми практиками. Отделение церкви от государства в советской идеологии значительно сократило сферу ее влияния на общество. Хотя вроде бы религия объявлялась частным делом, декреты явно затрагивали вопросы, которые раньше регулировались церковью, связанные с крещением, бракосочетанием и смертью.
Обыденная религиозность - наиболее стойкое выражение, обозначающее связь веры с нормами повседневной жизни.
В учебнике церковного права Н.С. Суворов дает характеристику этому явлению: «Массы народные могут оставаться в неведении относительно умозрительных догм вероисповедания, но крепко держаться за обряды...» [81].
Поэтому главную задачу большевики видели в замене обрядов по православной традиции на так называемые «красные обряды», соответствующие принципам марксистско-ленинской идеологии.
Декретом ВЦИК и СНК от 18 декабря 1917 года «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» - фиксация рождений изымалась из ведения церкви и передавалась отделам при городских и районных управах [1].
Одновременно советская власть пыталась конструировать новые нормы, которые могли бы сопровождать формальный обряд записи факта рождения младенца в загсе. В 1922-1924 годах местные партийные, профсоюзные и комсомольские организации инициировали проведение «красных крестин», или «звездин», - праздничного действа, носившего идеологически выдержанный антицерковный характер. «Звездины» обычно проводились в заводских клубах. Родителей с новорожденными младенцами встречали руководители партийных и комсомольских ячеек - члены так называемых крестильных комиссий. Под звуки «Интернационала» родителям дарили марксистскую литературу, чаще всего произведения В.И. Ленина, его речь на III съезде комсомола.
В ходе «звездин» по аналогии с церковным обрядом крещения давали имена. Всплеск моды на те, или иные имена является свидетельством изменений приоритетов повседневности и ее связи с культурными событиями в стране. Форма имятворчества в 1920-х годах обусловлена советской действительностью. Причиной к появлению необычных имен стала секуляризация регистрации фактов рождения и возможность выбора не только из числа канонических.
Появились дети, названные Революцией, Октябриной, Рэмом («революция, электрификация, машиностроение»). Пример проведения «звездин» мы видим в экранизации повести М.А. Булгакова «Собачье сердце», где управдом Швондер предлагает назвать новорожденных девочек Кларой и Розой. Сохранились воспоминания советской женщины: «Когда родился сын, «крестильная комиссия» приняла участие в выборе имени, и с нашего родительского согласия назвали новорожденного Ред, что в переводе с английского означало Красный. На плетеной кроватке младенца повесили пионерский галстук и красную звездочку» [75, с. 300].Это было отражением революционных событий, перемен в общественном строе.
Антиклерикальный характер носил обряд переименования взрослых людей - «октябрины», который также был разновидностью «красных обрядов». «Октябрины» представляли собой вместо общепринятого обращения по имени и отчеству - получение молодым человеком нового короткого имени, которое отражает его индивидуальные качества[48].
И «звездины» и «октябрины» имели культурные последствия, в первом случае исчезал институт крестных отцов и матерей, во втором - преемственность поколений. Вообще, ненужность контактов в семье всячески пропагандировалась в начале 1920-х годов, особенно среди молодежи. Комсомолец по имени Аливьер в 1923 году опубликовал в молодежном журнале стихотворение «Что жалеть мне»:
«Что жалеть, коль на клуб комсомольский
Сменял я своих родителей, -
Так отживший закон отцовский,
Бойкотируем мы, победители».
Библейская заповедь «Почитай отца твоего» подверглась острой критике. О возможности интерпретации 10 библейских заповедей подробно рассуждал психоаналитик А.Б. Залкинд, полагая, что они вполне подходят для этических нужд социалистического государства - необходимо лишь изменить их классовую направленность. О почитании родителей Залкинд писал: «Пролетариат рекомендует почитать лишь... коллективизированного, классово-сознательного и революционно-смелого отца. Других же отцов надо перевоспитывать, а если они не перевоспитываются, дети этически вправе покинуть таких отцов, так как интересы революционного класса выше благ отца» [46, с.54-55].
Нормирование советской властью повседневной жизни повлияло на традицию держать дома иконы. Иконы, которые были тесно связаны с обрядами крещения и венчания, в православных домах накануне 1917 года были традиционной деталью домашнего интерьера. Ликвидировать иконы в своих домах официально власть не призывала, но для многих людей с «новыми» атеистическими убеждения, избавление от художественных изображений святых (как визуального образа религии) превращалось в демонстрацию антирелигиозности. Массовым это явление стало во время так называемого «ленинского призыва» в ряды РКП(б) после смерти В.И. Ленина [59].
Следующий обряд жизненной цикла, который также был подвергнут изменениям с выходом декрета ВЦИК и СНК от 18 декабря 1917 года - церковный брак.
Вместо церковного обряда отделы записей актов гражданского состояния предлагали светскую церемонию, правила которой были максимально упрощены, условия просты и аскетичны. До революции церковная церемония бракосочетания предполагала наличие определенных атрибутов: подвенечных нарядов, обмена кольцами, напутственные слова священника. Теперь это все не являлось обязательными признаками официальной церемонии бракосочетания.
В начале 1920-х годов борьбу с церковными браками развернул комсомол. Яркий пример, заметка в специальной рубрике «За жабры» комсомольской газеты «Смена», сентябрь 1923 года: «В коллективе завода комсомолец Степан Григорьев отличился. Зная, что комсомол ведет борьбу с религиозным дурманом, женился церковным браком. За такую любовь возьми, «Смена», этих набожных комсомольцев за жабры» [14].
В ситуации нелегитимности актов «обычного права церкви» и под влиянием антицерковной пропаганды количество венчаний стало сокращаться.
На замену хорошо отлаженного ритуала церковного бракосочетания были предложены «красные свадьбы». Ответственность за внедрение в жизнь «красных обрядов» возлагалась на молодежную коммунистическую партию. Весной 1924 года ЦК ВЛКСМ отмечал устойчивые сдвиги в быту: «Октябрины вместо крестин, гражданские похороны и свадьбы, введение новой обрядовости вместо религиозной стали в рабочей среде массовым явлением» [67, с.259].
В ритуале «красной свадьбы» в целом не предусматривались какие-либо предпочтения, лишь остались упоминания об особых «красных» нарядах женихов и невест: «Молодые со значками, шарфами красными опоясаны, цветы в красном, гости с черемухой, перевязанной красными ленточками...» [34, с.160].
В первой половине 1920-х годов государством были предприняты попытки ввести обряд «красных похорон». Декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 18 декабря 1917 года «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» из ведения церкви изымалась и передавалась местным советам регистрация актов смерти. Были отменены пышные «разрядные» похороны. Традиционное отпевание разрешалось только при наличии удостоверений от местных органов советской власти о регистрации смерти, а документы, выданные религиозными организациями, считались недействительными [1].
Еще одной особенностью антирелигиозной кампании являлось внедрение трупосжигания в России. В 1920 году журнал «Церковь и революция» даже объявил конкурс проектов первого в Советской России крематория. В это же время в прессе с серией статей выступил Л.Д. Троцкий, в которых призвал всех лидеров советского правительства завещать сжечь свои тела [25].
Литератор В.В. Вересаев, выступая в ноябре 1925 года на пленуме Государственной академии художеств заявил: «Нельзя новых людей хоронить по-старому» [40, с.4].
Культуролог, историк архитектуры В.З. Паперный обратил внимание на то, что в системе ранних большевистских ценностей с характерным для нее культом разрушения, огонь и сжигание имели особое место. Создание первого в России крематория явилось в семиотическом контексте уничтожением старой погребальной обрядности. В.З. Паперный отмечает, что «крематорий постоянно противопоставляется кладбищу. Слово «кладбище» употребляется с негативным значением» [70, с. 42]. Мы видим, как советское общество подсознательно формирует свою стратегию отношения к смерти.
Но с переходом к нэпу население забыло о возможности кремирования. Кремация не стала распространенным ритуалом, сопровождавшим уход человека из жизни. Но все же можно отметить, что благодаря идеологии советской власти обряд погребения окрашивался в политические тона.
Ритм повседневной жизни до революции определяло празднование церковных торжеств, в которых, несомненно, проявлялся религиозный характер бытовых практик населения. В декрете о восьмичасовом рабочем дне - одном из первых законодательных актов советской власти - фигурировали как свободные, нерабочие дни, двенадцать главнейших общепризнанных религиозных праздников.
Советской властью были предприняты несколько шагов по изменению отношения общества к привычным религиозным праздникам.
В контексте антирелигиозной кампании 1922 года молодежной коммунистической организацией были проведены дни «комсомольского рождества» и «комсомольской пасхи», в которых делалась ставка на эмоциональность молодежи. Для проведения данных праздников издательство «Молодая гвардия» массовым тиражом опубликовало специальные сценарии, «Антирелигиозный песенник» и т.д.
Ценностью новых праздников должно было стать поклонение не мифическим для молодежи святым, а людям, которые пострадали за строительство коммунизма.
В 1924 году Ленинградский губком ВЛКСМ разработал план трансформации бытовых норм - «Указания к проведению клубного вечера комсомольской пасхи». Во-первых, предполагалось изменить пространство проведения праздников от церкви в клуб. «Создав уют и красиво убрав его, - указывал губком комсомола, - мы должны остановить внимание присутствующих на том, что церковь в новом быту заменяется клубом...» [59]. Важным моментом было прочтение доклада вначале праздника, в котором семейные традиции противопоставлялись социалистическим нормам повседневности. Во время комсомольских антицерковных праздников часто звучали песни на слова Д. Бедного. В знаменитых «Проводах» Д. Бедного давался конкретный совет, как необходимо расправляться с представителями духовенства в условиях советского государства:
«Что с попом, что с кулаком - вся беседа: В брюхо толстое штыком мироеда».
На примере проведения «комсомольского рождества» в Тамбове, комсомольцами были устроены «богослужения», несущие антирелигиозный характер. Они пародировали действия священнослужителей и принародно сжигали изображения святых [78]. Часто устраивались спектакли, в которых высмеивались религиозные догмы и духовенство, прибегали к «карнавальной» методике. Позднее, ЦК комсомола было принято решение вести менее агрессивную борьбу с церковью, проведение карнавалов заменить на концерты или вечера с заслушиванием просветительских докладов. Правда такие формы были не эффективными и имели поверхностных характер, в виду малограмотности молодежи в вопросах атеистического воспитания.
Происходила подмена религиозных праздников на революционные. Православное рождество в 1929 году было объявлено «Днем индустриализации». Ленинградский губком ВКП(б) предложил начать «постепенное превращение старой Троицы в новый праздник «окончания весеннего сева» [59]. Таких примеров можно привести большое количество, рабочие выступали с предложением заменить праздник Вознесения днем Интернационала; Успение - днем пролетарской диктатуры, при условии, что эти дни, обретшие новую политическую окраску, по-прежнему будут нерабочими.
Одновременно появлялись новые, революционные праздники, так называемые «красные дни календаря». К выделенным еще в 1917 году дню свержения царизма - 27 февраля - и дню пролетарской солидарности - 1 мая - прибавились день 7 ноября, день Кровавого воскресенья, день памяти Ленина, день Парижской коммуны. Однако бытовой традиции празднования «красных дат» пока не существовало, и еще не отмененные Рождество и Пасху в середине 1920-х годов отмечали практически все горожане, независимо от социального положения.
Ситуация ухудшилась на рубеже 1930-х годов. В этот период вышло письмо ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы» от 24 января1929года. Главной задачей было отстранение церкви от контроля над повседневной жизнью населения [6].
Церковные обряды были отнесены к числу «болезненных антикоммунистических явлений». Центральный комитет ВКП(б) подчеркивал: «Партийным комитетам и исполкомам необходимо поставить вопрос об использовании Загсов в целях борьбы с поповщиной, церковными обрядами и пережитками старого быта...» [6].
В 1929 году совет воинствующих безбожников выступил с предложением, заменить летоисчисление и ввести новый год с Октябрьской революции. Советская власть развернула мощную критику церковных обычаев, к числу которых относилась и традиция празднования Рождества. Так как между празднованием Нового года и Рождества был небольшой временной промежуток, главный новогодний атрибут плавно переходил в следующий праздник, и елка теперь тоже оказалась под запретом [44, с.272].
С 1930 года в детских газетах и журналах стали систематически печатать антирелигиозные, антиелочные произведения. В 1931 году ленинградский детский журнал «Чиж» опубликовал стихотворение «Не позволим»:
«Не позволим мы рубитьмолодую елку, не дадим леса губить, вырубать без толку. Только тот, кто друг попов Елку праздновать готов. Мы с тобой - враги попам. Рождества не надо нам».
За организацию новогодних праздников для детей в школах и детсадах были введены штрафы.
В сентябре 1929 года вышло постановление СНК СССР «О рабочем времени и времени отдыха в предприятиях и учреждениях, переходящих на непрерывную производственную неделю». Теперь вся страна перешла на непрерывную пятидневку: пять дней рабочих, шестой - свободный.
На вопрос о причинах отхода от религиозных обрядов большинство респондентов отвечало: «Даже не успеваю отдохнуть, не говоря уже о церкви», «В церковь не хожу, так как восемь часов работаю, а остальное время провожу за работой дома. Свободного времени нет, праздника тоже нет, все время провожу дома. Церковь не посещаю, не имею времени...» [59]
Правда, формальные показатели религиозности советского народа, объявленные позднее «искаженными» зафиксировала перепись 1939 года. Согласно этим «искаженным» материалам, объявили себя верующими 32,6% ленинградцев, 35% мурманчан, 43,5% псковичей и новгородцев. Молодежь к тому моменту, безусловно, уже пропиталась атеистическим настроением. К числу религиозно настроенных, по данным переписи 1939 года, относило себя 8,8% 16-17-летних, 13,9% 18-19-летних, 17% 20-24-летних, 20% 25-29-летних, 25,3% 30-34-летних, 26,8% 35-39-летних ленинградцев. Но в группе лиц старше 60 лет эта цифра достигала 47,8%[45]. Среди пожилых горожан бытовые практики оставались связанными с религией.
Таким образом, советская власть официально с помощью декретов установила контроль над нормированием повседневной жизни человека, которое раннее регламентировалось обычным правом церкви.
Советское государство выработало свои новые праздники, символы, свои ритуалы. Активное стремление комсомольской молодежи заменить старую церковную обрядность новой, революционной, советской являлось наиболее открытым, простым и эффективным способом борьбы за новый быт в семье.
Отмечая огромную ценность художественной и эмоциональной составляющих церковных обрядов, Л.Д. Троцкий отмечал:
«Жизнь человека, обнаженная от музыки и пения, торжественных собраний, радостных или грустных, смотря по случаю, по поводу, по причине, - будет скучной, пресной. Она и есть квас без изюминки. Так нам, революционерам, коммунистам, которые хотят не ограбить жизнь человека, а обогатить ее, поднять ее, разукрасить, улучшить, нам ли выплескивать из кваса изюминку? Ни в коем случае!». «Поэтому кто говорит, что в бытовой работе никакой обрядности, понимая под обрядностью не церковные фокусы, а коллективные формы выражения своих чувств, настроений, - тот хватает через край. В борьбе со старым бытом он расшибет себе лоб, нос и другие необходимейшие органы»[83] <#"justify">.2 Пропаганда
Антирелигиозная пропаганда и атеистическое воспитание являлись главной составляющей антирелигиозной политики советской власти. Были учреждены периодические издания, целью которых являлось распространение атеистического мировоззрения, доказательств ошибочности религии и правильности материалистических картин мира. Уже в первые годы существования РСФСР, затем СССР появились газеты и журналы, отвечающие идеологическим задачам государства: «Революция и церковь» (1919-1924 гг.), «Наука и религия» (с 1922 гг.), «Безбожник» (1922-1941 гг.), журнал «Безбожник у станка» (1923-1931), «Антирелигиозник» (1926-1941), «Атеист» (1922-1930), «Воинствующий атеизм» (1931), «Юные безбожники» и другие.
В антирелигиозной периодике все, что было хоть как-то связано с религией, ее догматами, повседневной жизнью духовенства подвергалось острой критике со стороны власти. Отметим, что авторами атеистических изданий часто становились бывшие священники церкви, которые отреклись от веры и сняли сан. К началу 30-ых годов XX века в СССР публиковались более 20 антирелигиозных журналов и 10 газет, также направленных на информационное «гонение» на церковь.
Для более яркого социального эффекта авторы периодических изданий не руководствовались принципами морали и выискивали наиболее неприятные истории, явления, которые представляли еще в более недостойном виде для того, чтобы подорвать у общества доверие к Церкви и духовенству. Часто человеческие слабости и потребности переносились на религию в целом. Эти издания в руках советской власти, которая не стеснялась использовать «грязные» приемы, стали инструментами для формирования образа Русской Православной Церкви, а в административном плане - поддерживали проведение кампаний, направленных против Церкви. Ярким примером является ситуация 1922 года, во время голода в Поволжье была организована масштабная кампания против Русской Православной Церкви. Советские атеистические издания «напали» на Церковь, описывая духовенство виновниками страданий народа, передавали позицию патриарха Тихона и РПЦ ошибочно и подменяли факты. Или другая акция, по вскрытию святых мощей, смыслом которой являлась демонстрация тленных останков святых и представление этого факта как обмана верующих. Но идеологи умалчивали подлинное учение Церкви, в котором нетленность не считалась непременным условием почитания святых мощей. В антирелигиозных акциях власть прибегала к сочетанию лжи с прямым святотатством.
Помимо издания специализированной периодики постепенно советская власть публикует произведения теоретической атеистической литературы, рассчитанной уже на более длительную перспективу. Труды философов, поддерживающих материалистическую концепцию мира, большими тиражами издавались в советское время. Публиковались работы отечественных советских атеистов Е.М. Ярославского «Библия для верующих и неверующих» и «Как родятся, живут и умирают боги», Н. М. Никольского «История Русской церкви». В плеяду ученых-атеистов в разное время входили В. Д. Бонч-Бруевич, А. В. Белов, В. И. Гараджа, Е. Ф. Грекулов, И. Р. Григулевич, Б. П. Кандидов, А. И. Клибанов, И. А. Крывелев, М. П. Мчедлов, Ф. М. Путинцев, А. Б. Ранович, Д. М.Угринович, И. Н. Яблоков и др. Они рассматривали вопросы, связанныес происхождением религий, проблемы социологии и психологии с атеистической точки зрения.
Для атеистического воспитания населения была создана целая система научных и культурно-просветительских учреждений. Важную роль в атеистической работе занимали Институт философии АН СССР, Институт истории АН СССР, Институт научного атеизма Академии общественных наук при ЦК КПСС, Центральный антирелигиозный музей <https://drevo-info.ru/articles/find/%D0%A6%D0%95%D0%9D%D0%A2%D0%A0%D0%90%D0%9B%D0%AC%D0%9D%D0%AB%D0%99+%D0%90%D0%9D%D0%A2%D0%98%D0%A0%D0%95%D0%9B%D0%98%D0%93%D0%98%D0%9E%D0%97%D0%9D%D0%AB%D0%99+%D0%9C%D0%A3%D0%97%D0%95%D0%99.html> в Москве, Музей истории религии и атеизма <https://drevo-info.ru/articles/find/%D0%9C%D0%A3%D0%97%D0%95%D0%99+%D0%98%D0%A1%D0%A2%D0%9E%D0%A0%D0%98%D0%98+%D0%A0%D0%95%D0%9B%D0%98%D0%93%D0%98%D0%98+%D0%98+%D0%90%D0%A2%D0%95%D0%98%D0%97%D0%9C%D0%90.html> в Ленинграде. Главной задачей музеев являлось доказательство истинности атеизма и теоретическое отрицание существования Бога. Данные организации, обладая финансированием со стороны государства, занимались публикацией теоретической атеистической литературы, в т. ч. многочисленных трудов основателя Центрального антирелигиозного музея Б. Кандидова; периодических (по два выпуска в год) сборников «Вопросы научного атеизма» (издание Института научного атеизма); «Ежегодника Музея истории религии и атеизма»; сборников «Вопросы истории религии и атеизма» (издание Института истории).
Идеологическое обоснование ненависти к церкви, которая объявлялась пособницей контрреволюции, найти было не трудно. Ситуации довольно скоро становились материалом для коммунистической пропаганды. В истории известно достаточное количество примеров, когда священнослужители в виду разных причин действительно укрывали сторонников большевиков, помогали раненым, проводили церковные обряды по их просьбам, тем самым получается, способствовали противникам большевиков. Подобные действия в коммунистической пропаганде однозначно подавались на контрреволюционные и антисоветские.
Декрет СНК РСФСР от 6 июня 1922 года имел большое значение для организации политического контроля над средствами массовой информации. В соответствии с декретом в ведении Отдела пропаганды и агитации в периодической печати при Народном Комиссариате просвещения РСФСР было создано Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит)[13]. На местном уровне при губернских отделах народного образования создавались Обллиты.
В инструкции Главлита от 17 августа 1923 года указывалось на обязательность разрешения на публикацию Главлита, это касалось церковных изданий, в том числе и «живой церкви». В связи с ограничениями для опубликования допускалась литература только богослужебного характера. Печать слов «Бог», «Господь» и т.п. с больших букв разрешалась только в богослужебных книгах и при цитировании. Также предписывалось сокращать названия церковных праздников. На практике любую религиозную пропаганду Главлит относил к категории «контрреволюционные размышления».
С конца 1919 года в соответствии с партийными директивами молодые коммунисты и комсомольцы заучивали положения «Азбуки коммунизма» Н.И. Бухарина и Е.А. Преображенского, в которой фиксировалось: «Церковь - это общество людей, объединенных источниками дохода за счет верующих, за счет их невежества и темноты». В «Азбуке коммунизма» подчеркивалось, что «между директивами коммунистической партии и заповедями религии в огромном большинстве оказывается непримиримое противоречие» [36].
Первым официальным центральным антирелигиозным печатным изданием, редакцию которого лично возглавил П.А. Красиков, стал журнал «Революция и церковь». Выходивший в период с 1919 по 1927 год, этот журнал стал идеологическим инструментом VIII отдела народного комиссариата юстиции (НКЮ) РСФСР. Различные рубрики журнала «Под флагом религии», «Действия и распоряжения правительства», «Почтовый ящик», «Книжная полка», служили средством информирования народа о сущности государственной политики в сфере религии и конструировали образ РПЦ в советском сознании.
С 1922 года выходила в свет газета «Безбожник». Причем было несколько изданий «Безбожника»: общее, школьное, красноармейское, ряда регионов. Одновременно с газетой «Безбожник» издавался одноименный журнал, являвшийся органом Московского комитета РКП(б) (до 1930-х носил название «Безбожник у станка»). Редакция журнала, по сравнению с газетой занимала более нетерпимую и воинствующую позицию по отношению к религии и церкви. В 1925 году активом газеты «Безбожник» был создан «Союз безбожников». В июне 1929 г. он был преобразован в «Союз воинствующих безбожников <https://drevo-info.ru/articles/find/%D0%A1%D0%9E%D0%AE%D0%97+%D0%92%D0%9E%D0%98%D0%9D%D0%A1%D0%A2%D0%92%D0%A3%D0%AE%D0%A9%D0%98%D0%A5+%D0%91%D0%95%D0%97%D0%91%D0%9E%D0%96%D0%9D%D0%98%D0%9A%D0%9E%D0%92.html>», во главе которого встал небезызвестный Е.М. Ярославский <https://drevo-info.ru/articles/find/%D0%AF%D0%A0%D0%9E%D0%A1%D0%9B%D0%90%D0%92%D0%A1%D0%9A%D0%98%D0%99+%D0%95%D0%9C%D0%95%D0%9B%D0%AC%D0%AF%D0%9D+%D0%9C%D0%98%D0%A5%D0%90%D0%99%D0%9B%D0%9E%D0%92%D0%98%D0%A7.html>. Правящей партии удалось превратить «Союз» в массовую организацию: в 1940 г. она насчитывала 96 тыс. ячеек и ок. 3 млн. членов [72]. В 1947 г., после закрытия «Союза», в качестве его преемника было создано «Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний». Под эгидой общества издавались такие популярные журналы, как «Наука и религия», «Знание - сила», и др.
Массовыми изданиями были также журналы «Наука и религия» (с 1922 года), «Антирелигиозник» (с 1926 года), «Деревенский безбожник» (с 1928 года).
Центром антирелигиозного движения в теоретическом и методическом плане с 1926 по 1941 год являлся журнал «Антирелигиозник», редактором которого был главный борец с религией в стране - Е.М. Ярославский. На 130 страницах журнала разместились следующие рубрики: «Антирелигиозное воспитание в школе», «Письма с мест», «Хроника», «Методика антирелигиозной пропаганды», «Критика и библиография». В рубрике «Хроника» содержалась подробная информация о деятельности СВБ в различных республиках, краях и областях СССР [15].
Рассмотрим подходы к организации антирелигиозной пропаганды на Европейском Севере России на примере журнала «Безбожник» и «Антирелигиозник».
В журнале «Безбожник» неоднократно публиковались статьи, связанные с Соловецким монастырем. Они были посвящены теме вскрытия мощей на Соловках, которая дополнительна была подкреплена фотографиями «разоблачительного» характера [23, с. 8-9]. Встречаются статьи, посвященные идее трудового перевоспитания преступников, которые располагались в лагере НКВД на территории обители[16, с. 10-11].
В 1926 году в журнале появляется фото участников первого губернского съезда Союза безбожников в г. Вельске Вологодской губернии [18, с. 2-4]. Примечательно, что фотография не соответствовала тексту статьи, в которой говорилось о нелегкой судьбе безбожников времени первой русской революции.
Авторами была затронута тема закрытия православных монастырей на Европейском Севере. В статье «На развалинах прошлого» был представлен опыт переоборудования храмов Ошевенского монастыря Вологодской губернии, в котором с 1925 года была открыта школа и мастерские крестьянской молодежи. Коряжемский был переоборудован под совхоз, Прилуцкий - колонию для несовершеннолетних, Устюженский собор в г. Сольвычегодск был разобран для строительства бань [17, с. 5]. Спасо-Всеградский собор в 1932 году был приспособлен под кинотеатр им. М. Горького с двумя кинозалами.
Другой подход к антирелигиозной пропаганде мы видим в журнале «Антирелигиозник». Цель журнала заключается в идее теоретической и методологической подкованности лекторов-безбожников в вопросах научного атеизма для разоблачения религии как контрреволюционной силы.
В рубрике «Официальный отдел» было размещено циркулярное письмо «о работе пропагандистских кружков среди национальностей», в котором давались рекомендации по созданию кружков «из лиц, знающих религию своего народа, интересующихся ее современным состоянием и из желающих вести антирелигиозную пропаганду» [19, с.74 -76].
В статье 1927 года автора Ф.Олещука отмечается, что в ряде губерний, в том числе и в Вологодской, антирелигиозная пропаганда характеризуется «тенденцией подмены выборности общественности некоторого роданазначенством и казенностью» [20, с. 42]. Но при этом в 1927 году в рамках губернской конференции Союза безбожников приводили пример антирелигиозной работы жителя дер. Безымянной Сибирцева, организовавшего эффективную ячейку, состоящую из 150 жителей, которые вместо пасхальной службы пришли к нему на беседу.
В апреле 1926 года по инициативе губсовета Союза безбожников при областном государственном музее была открыта атеистическая выставка. Экспозиции, размещенные в помещении бывшей архиерейской церкви, за год посетили 278 экскурсий (15 тыс. участников) и 3 тыс. самостоятельных посетителей. В 1926 году в Предтеченской церкви открылся Антирелигиозный музей, в котором на установку маятника Фуко пришло посмотреть более 2 тыс. человек [21, с.110-111].
Вопрос об успешности антирелигиозной пропаганды на территории Вологодской губернии не имеет определенной оценки. Хотя в целом приводятся примеры эффективной деятельности Союза воинствующих безбожников, например в Харовском и Усть-Кубинском районах, отмечается плохая работа безбожников со школами, когда заведующие районных отделов образования игнорируют конференции СВБ [22, с.50].
В 1930 году на экраны выходит фильм режиссера Якова Протазанова «Праздник Святого Йоргена», который можно считать ярким примером атеистической пропаганды в советском кинематографе. В картине церковь показана с крайне негативной стороны, алчной, зарабатывающей на вере прихожан. По сюжету, вор Коркис совершает побег из тюрьмы накануне церковного праздника. Смешавшись с толпой прихожан, он вместе с сообщником видит, сколько денег оседает в карманах священнослужителей. Аферисты задумывают дерзкий план, основанный на религиозной мистификации, целью которого является «отъем» денег у служителей церкви. Приведем в пример сцену, где герой А. Кторова, притворившись священником, говорит, что отпускает все грехи бесплатно. На его слова другой священник говорит на ухо: «зачем же бесплатно - это не по-божески». В данной кинокартине высмеивается устройство церкви и образ священнослужителя.
Отдельным механизмом создания образа РПЦ в советском социокультурном пространстве является изображение священнослужителей в рамках плакатного искусства.
Для теоретического анализа плакатного искусства и непосредственно образов, которые конструировались в плакатах, их роли в социальном, культурном и психологическом плане определим понятие «идентичность» и рассмотрим теорию стереотипов.
По мнению исследователей термин «идентичность» имеет социологический и психологический аспект. В рамках формирования «идентичности» человек создает представление о таких категориях, как «мы» и «они», «свой» и «чужой».
Что касается теории стереотипов, она также влияет на конструирование человеком социальной реальности. У всех стереотипов есть характерные черты: это разделение представлений большим количество людей, то есть согласованность, отдельным свойством является схематичность и простота, все стереотипы обладают эмоциональным эффектом и являются устойчивыми в сознание общества. Примером трансляции стереотипов являются произведения искусства, в которых автор моделирует категории своего образа и образа «Чужого» [79].
Что касается советского плакатного искусства, здесь наиболее ярко виден процесс конструирования стереотипов, которые затем транслируются и фиксируются в социальной памяти населения. Образ врага народа был наиболее удобным для процесса самоопределения советского человека. В плакате образ врага визуализировался и чуть ли не назывались имена этих врагов. Враг имеет лицо, название, с помощью визуализирования снимается страх перед ним. Посредством распространения изображений врага на советском плакате в массовом сознании закрепляется политический образ врага. В статье «Арсенал карикатуриста» Э. Гомбрих объяснял, что процесс «мифологизирования» политического мира проходит с помощью персонификации, или «физиономизирования» [42].
В послереволюционной идеологии главной задачей государства является замена старой культуры и человека старого быта на новую культуру.
Ярким примером изображения нового мира борьбы со старыми «пережитками» культуры являются советские плакаты, построенные на противопоставлении позиций «прежде» и «теперь».
На антирелигиозном плакате К. Мельникова «По копеечке с крестьянства собралось церквей убранство, серебро и золото, Что ж вы встали черным станом? Все должны отдать крестьянам, умирающим от голода» мы видим, как разграничивается пространство и создается композиция в центре плаката - «черный стан» в виде окруженного сплошным забором замка, за пределами которого мы видим истощенные фигурки крестьян. Значение символической границы, разделяющей «богатства церкви» и «умирающих крестьян», имеет однозначно негативный характер. Эта граница, как и прочие, должна быть разрушена [26].
Особое значение в анализе плакатного искусства занимает положение объектов в пространстве, которое также имеет символическое значение. Положительный образ человека, героя-революционера в советском плакате часто показан в двух позах- в активном действии, что характеризует готовность проявить себя и наоборот изображается как бы «окаменелым», застывшим в одной позе, твердо стоящим на ногах, тем самым показывающий силу. Образ врага наоборот изображается неустойчивым, лишенным опоры, в виде висящей фигуры.
Для раннего плакатного искусства характерно центральное изображение отрицательного персонажа, чтобы подсознательно эмоционально увеличить неприязнь зрителя к персонажу, а фигура положительного героя выглядит более беспомощной. Или вовсе мы видим свободное отношение в композиционном плане, когда зритель сам должен интерпретировать увиденное. Уже в более поздних плакатах 1930-х гг. образ врага представлен фигурой меньшего размера и располагается на периферии изображения.
В одном «вражеском» ряду советская власть ставит следующие фигуры: «буржуй», «интеллигент», «кулак», «белогвардеец» и «поп».
Фигура «попа» как любой из перечисленных отрицательных образов имеет ряд черт, которые иногда даже взаимозаменяемы. В плакатных образах В. Дени «враги пятилетки» изображаются примерно одинаковыми по размеру, расположении, эмоциональной окраске, отличает их лишь атрибуты. Одна и та же фигура могла изображать и капиталиста, и кулака, и священника, и западную страну.
Но были и индивидуальные способы изображения духовенства. Для негативного отношения к священнослужителям их фигуре приписывались черты «паука». Паук в массовом сознании ассоциировался с кровососом и соответственно с классовым врагом. Можно привести в пример народную загадку 1932 г. «В деревне маленький паук отбирает деньги у крестьянок».
По социалистической системе мировоззрения государство повсеместно использовало противопоставление «старая культура» и «новая культура». Паутина имела символическое значение и ассоциировалась со всем старым, пришедшим в упадок. Плакат В.Дени «Паук и мухи» 1919 года изображает толстого попа, окруженного паутиной, который протягивает руку, чтобы схватить верующего крестьянина. В сопроводительном тексте певца пропаганды Д. Бедного среди прочего можно прочитать: «Ваши души он "спасал" - Вашу кровушку сосал / Да кормил жену и чад - / Паучиху, паучат» [27].
Распространенный стереотипный образ «паука»-попа и угнетаемых им «мух»-верующих, который широко использовался в большевистском плакате периода гражданской войны, также не являлся изобретением большевиков. Эта образность заимствовалась в 1917 г. пропагандистами разной партийной принадлежности из брошюры Вильгельма Либкнехта «Паук и мухи»: «Пауки - это господа, сребролюбцы, эксплуататоры, дворяне, богачи, попы, сводники, дармоеды всех родов!... Муха - это несчастный рабочий, который должен подчиняться всем законам, какие только вздумает создать капиталист - должен подчиняться, ибо у бедняка нет и куска хлеба» [66].
Образ церкви конструировался в образе врага, становился культурным стереотипом и транслировался с помощью советского плаката, авторам которого благодаря простоте и эмоциональной окраске удалось закрепить образ в массовом сознании. Идеи о бесправии священнослужителей и верующих являлись основой для формирования общественной вседозволенности по отношению к «чужим». На основе отношения к церкви, или неучастия в антирелигиозной деятельности в обществе определялось социальное происхождение, после которого происходило разделение на «своих» и «врагов народа».
Заключение
Рассматриваемый нами период, 1920-1930-е годы, - время становления и укрепления советской власти, коммунистического режима. Идеологами были сформулированы задачи - заменить «старую» культуру на «новую», избавиться от «пережитков прошлого».
Важно было использовать возникшие еще в начале века негативные представления о церкви. Вспомним кровопролитные события 1905 года, «Кровавое воскресенье» - трагический конфликт, который привел к разрушению триединства: Православие, самодержавие и народность. Ключевой фигурой являлся священник Георгий Гапон, образ которого не укладывается в наши привычные представления о церковнослужителях, а больше походит на фигуру политического игрока. Под его эгидой стотысячная манифестация, в которой приняли участие рабочие, их жены, старики и дети была расстреляна на подступах к Зимнему дворцу. В тот роковой момент церковь потеряла самое главное - это доверие народа.
В дальнейшем, в период 1920-1930-х гг. была выработана система мероприятий, которые проводились в жизнь посредством разнообразных механизмов (законодательство, политические и общественные организации, репрессивная практика по отношению к имуществу и верующим, смена визуальных звуковых и пр. символов). Подобные меры в основном были рассчитаны на молодое поколение, воспринимавшее все как норму.
Удар был нанесен по всем системный моментам: пространственной организации, обрядам жизненного и годичного цикла и пр., что составляло некий стержень религиозной повседневности народа.
Государственные органы, которые были созданы решать «церковные» вопросы, успешно разрабатывали нормативно-правовые документы, инструкции по проведению декретов в жизнь и административным путем контролировали церковную деятельность. Помимо государственных и партийных органов огромных результатов по изменению образа Русской Православной Церкви добились общественные организации, например Антирелигиозная комиссия. Посредством антирелигиозной пропаганды, которая была представлена и в периодике того времени и в форме пропагандистских мероприятий, лекций советская власть влияла на сознание населения. В большинстве случаев пропаганда была построена на лжи, которая с легкостью преподносилась яркими образами плакатов. В советском плакате вокруг духовенства был построен образ «врага народа» - фигура «попа» была поставлена в один ряд с «буржуем», «кулаком» и «белогвардейцем».
Сильное изменение произошло в культуре повседневности, благодаря проведению декретов в жизнь. Большинство бытовых ритуалов, которые до революции регламентировались обычным правом церкви, теперь переходили в сферу влияния системы государственных учреждений - ЗАГС, МОРГ и др. Крестины, брак, похороны наделялись новыми смыслами и входили в определение «красных обрядов».
Образ священника, как «душеспасителя», помощника, без которого не мыслилось проведение всех жизненных обрядов превратился в сознании советского человека в образ «паука», «мироеда», который достоин лишь «штык в пузо».
Таким образом, в период 1920-30-х гг. сформулированные идеологические задачи советской власти, созданная система политического контроля «церковных» вопросов, деятельность молодежных партийных организаций повлияли на процесс трансформации образа РПЦ и отношение общества к роли церкви в обычной жизни. Но стоит отметить, что это был внешний результат, а не реальный. У нас нет возможности судить о внутренних представлениях о церкви у верующих.
Список использованных источников
Нормативные
.Декрет ВЦИК и СНК РСФСР от 18.12.1917 «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния».
.Декрет ВЦИК от 23.02.1922 «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих».
.Декрет СНК РСФСР от 23.01.1918 «Об отделении церкви от государства и школы от церкви».
.Декрет СНК РСФСР от 7.12.1918 «О кладбищах и похоронах».
.Записка Л. Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП(б) от 30.03.1922«о политике по отношению к церкви».
.Письмо ЦК ВКП(б) от 24.12.1929 «О мерах по усилению антирелигиозной работы».
.Конституция РСФСР от 10.07.1918.
.Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 08.04.1929 «О религиозных объединениях».
.Постановление НКЮРСФСР от 25.08.1920 «О ликвидации мощей».
.Постановление НКЮ РСФСР «О порядке проведения в жизнь декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» (Инструкция).
.Постановление НКВД и НКЮ РСФСР от 15.04.1923 «О порядке регистрации религиозных обществ и выдачи разрешений на созыв съездов таковых» (Инструкция).
.Постановление ЦК РКП(б) «По вопросу о нарушениях пункта 13 Программы и о постановке антирелигиозной пропаганды» (1921 г.)
.Декрет СНК РСФСР от 6.06.1922 «Положение о главном управлении по
.За жабры // Смена. - М.,1923. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://smena-online.ru/archive
15.Петруня, О. Э. Антирелигиозник [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.pravenc.ru/text/115810.html
.Северный, П. В краю царской ссылки // Безбожник. - 1935. - № 10. - С. 10-11.
.На развалинах прошлого // Безбожник. - 1930. - № 3. - С. 5.
.Логинов, А. Безбожная пропаганда двадцать лет тому назад // Безбожник. - 1926. - № 23-24. - С. 2-4.
.Официальный отдел. О работе пропагандистских кружков среди национальностей // Антирелигиозник. - 1926. - № 2. - С. 74-76.
.Олещук Ф. Итоги и перспективы работы С. Б. // Антирелигиозник. - 1927. - № 1. - С. 40-55.
.Куропатников. Антирелигиозная работа Вологодского государственного областного музея // Антирелигиозник. - 1929. - № 11. - С. 110-111.
.Мокряков В. На конференции безбожников (Пришекснинский район Вологодской области) // Антирелигиозник. - 1938. - № 5. - С. 50.
23.Вскрытие «мощей» в Соловках // Безбожник. - 1925. - № 2. - С. 8-9.
24.Революция и церковь. - 1920. - № 9-12.
.Троцкий Л. Семья и обрядность // Правда. - 1923. - 14 июля.