Жизнь и творчество Александра Исаевича Солженицына и его диссидентство в рассказах и романах

Жизнь и творчество Александра Исаевича Солженицына и его диссидентство в рассказах и романах

Дипломная работа на тему: «Жизнь-творчество Александра Исаевича Солженицына и его диссидентство в рассказах и романах»

Введение

«Его часто называли пророком. Это справедливо. Ведь пророки древности не только предсказывали грядущее, но, прежде всего, находили слова гнева о неправедности настоящего. Он - высший свидетель и исповедник России перед Богом за 20 век. И Россия может бесстрашно смотреть в Господне лицо, потому что в этом своём сыне не изменила своему лучшему», - так писал о писателе Александре Исаевиче Солженицыне литературный критик Валентин Курбатов.

На самом деле Александр Исаевич действительно является знаковой фигурой, зеркалом советской интеллигенции. Его нельзя назвать гениальным писателем, хотя как писатель он безусловно талантлив и художественная правда проблескивает через политическую пропаганду, которую он вел. Но вот другая сторона его деятельности - разоблачительная, политическая, связанная с отчаянной попыткой разрушить "империю зла", подорвать ее символы и образы, сделать так, чтобы советские люди стыдились своей страны и своих руководителей - это уже другое дело. В этой своей деятельности Александр Исаевич перешагнул через все границы - моральные, общественные, политические. В "Архипелаге ГУЛАГ", в "Раковом корпусе", своих пьесах, он нарисовал социальный ад, не общество, а живую антиутопию, где люди могли говорить только шепотом и только то, что разрешено, а кто говорил громко - отправлялся в лагерь. Безусловно, сталинский СССР не был такой страной, такой страной даже гитлеровская Германия быть не могла. Оценки жертв сталинского политического режима, сделанные Солженицыном оказались неверными, завышенными.

Однако до сих пор А.И.Солженицына любят и ценят не за его литературную деятельность, а за его морально-политическую позицию. Дескать, он сказал нам правду, "страшную правду". Эта черта у советской интеллигенции была повышенно развита, в том числе и советской пропагандой, которая учила, что в российской истории всегда были власти, которую правду скрывали и правдолюбцы, которые ее пытались открыть (несмотря ни на что). И естественно, Солженицын стал кумиром таких людей, они увидели в нем нового Л.Н. Толстого. Солженицын действительно может быть назван и вполне заслуженно "зеркалом российской контрреволюции".

Ввиду вышесказанного, темой нашей работы была выбрана «Жизнь-творчество Александра Исаевича Солженицына и его диссидентство в рассказах и романах».

Актуальность нашего исследования обусловлена противоречивыми тенденциями в изучении этой исторической личности и произведений этого неординарного автора.

Объект исследования - творческое наследие А.И. Солженицына.

Предмет исследования - особенности изображения диссидентских вопросов в рассказах и романах А.И. Солженицына.

Цель работы - рассмотреть жизненный и творческий путь А.И. Солженицына через призму его рассказов и романов.

Для достижения цели исследования перед нами были поставлены следующие задачи:

рассмотреть жизненный путь А.И. Солженицына;

охарактеризовать диссидентство А.И. Солженицына;

определить особенности творчества А.И. Солженицына;

исследовать язык и стиль автора;

рассмотреть «лагерную» тему в произведениях А.Солженицына;

исследовать диссидентское творческое наследие А.И. Солженицына.\

Теоретико-методологическую основу исследования составили труды известных отечественных литературоведов М. М. Бахтина, А. Ф. Лосева, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, А. Н. Веселовского, Л. Я. Гинзбург, М. Б. Храпченко, а также работы про истории литературы XX века. Кроме того, при анализе философских проблем романа автор исследования опирался на концепции, отразившиеся в работах российских и зарубежных философов: Н. А. Бердяева, И. А. Ильина, А. Камю, С. Л. Франка, Э. Фромма, В. Франкла. Объектом внимания диссертанта стали также некоторые публицистические произведения, статьи и интервью А. Солженицына.

Теоретическая значимость исследования заключается в систематизации наработок, касающихся творческого наследия А.И. Солженицына.

Практическая значимость заключается в возможности использования результатов нашего исследования для дальнейших изучений жизни и творчества А.И. Солженицына.

Структура исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, списка сокращений и приложения.

Резюме

В процессе написания нашей работы мы рассмотрели основные этапы жизненного и творческого пути А.С. Солженицына. Нами была проанализирована специфика его произведений, особенности изображения диссидентских настроений в произведениях.

Большое внимание было уделено анализу конкретных произведений, которые известны не только в России, но и по всему миру.

Судьба Нобелевского лауреата, писателя, публициста Александра Исаевича Солженицына является ярким примером жизни человека целеустремлённого, уверенного в собственных убеждениях и силах. Будучи диссидентом и работая в таких странах, как Швейцария и США Солженицын приобрёл западный стиль мышления, ещё более утвердился в своём отношении к советской власти в целом и Сталину в частности.

Свои антисталинистские впервые Александр Исаевич стал выражать ещё будучи на фронте во время Великой Отечественной войны. В переписке Солженицына со своим товарищем Николаем Виткевичем не раз критически и негативно упоминается роль «Пахана», которая отведена никому иному, как Сталину. Естественно, что подобные письма не могли спокойно пройти через военную цензуру. В начале 1945 года, таким образом Солженицын был заключён под стражу, а по итогам слушания его дела был приговорён к восьми годам тюремного заключения в исправительно-трудовых лагерях. По истечении этого срока писатель приговаривался к «вечной ссылке».

В период с 1945 по 1953 годы Солженицын провёл в таких лагерях, как Новый Иерусалим, лагере в Москве, Рыбинске, Марфине (под Москвой), Экибастузе… Эти годы не могли не отразиться на творчестве будущего Нобелевского лауреата. О времени, проведённом за колючей проволокой Александр Исаевич Солженицын написал ряд произведений, среди которых «Один день из жизни Ивана Денисовича», «В круге первом», «Архипелаг ГУЛАГ».

Эти бессмертные труды публиковались за границей и принесли Солженицыну мировую известность и признание миллионов читателей и критиков.

Глава 1. А.И. Солженицын и его становление как писателя

1.2Жизненный путь А.И. Солженицына

Солженицын Александр Исаевич (1918 -2008), русский писатель.

Родился 11 декабря в Кисловодске. Предки писателя по отцовской линии были крестьяне. Отец, Исаакий Семенович, получил университетское образование. Из университета в Первую мировую войну добровольцем ушел на фронт. Вернувшись с войны, был смертельно ранен на охоте и умер за полгода до рождения сына.

Мать, Таисия Захаровна Щербак, происходила из семьи богатого кубанского землевладельца.

Первые годы Солженицын прожил в Кисловодске, в 1924 вместе с матерью переехал в Ростов-на-Дону.

Уже в молодости Солженицын осознал себя писателем. В 1937 он задумывает исторический роман о начале Первой мировой войны и начинает собирать материалы для его создания. Позднее этот замысел был воплощен в Августе Четырнадцатого: первой части («узле») исторического повествования «Красное Колесо».

В 1941 Солженицын окончил физико-математический факультет Ростовского университета. Еще раньше, в 1939, он поступил на заочное отделение Московского института философии, литературы и искусства. Закончить институт ему помешала война. После обучения в артиллерийском училище в Костроме в 1942 он был oтправлен на фронт и назначен командиром батареи звуковой разведки.

Солженицын прошел боевой путь от Орла до Восточной Пруссии, получил звание капитана, был награжден орденами. В конце января 1945 он вывел батарею из окружения[55, c. 65-66].

февраля 1945 Солженицына арестовали: военная цензура обратила внимание на его переписку с другом Николаем Виткевичем. В письмах содержались резкие оценки Сталина и установленных им порядков, говорилось о лживости современной советской литературы. Солженицына осудили на восемь лет лагерей и вечную ссылку. Отбывал он срок в Новом Иерусалиме под Москвой, потом на строительстве жилого дома в Москве. Затем - в «шарашке» (секретном научно-исследовательском институте, где работали заключенные) в подмосковном поселке Марфино. 1950-1953 он провел в лагере (в Казахстане), был на общих лагерных работах.

После окончания срока заключения (февраль 1953) Солженицын был отправлен в бессрочную ссылку. Он стал преподавать математику в районном центре Кок-Терек Джамбульской области Казахстана. 3 февраля 1956 Верховный суд Советского Союза освободил Солженицына от ссылки, а через год его и Виткевича объявил полностью невиновными: критика Сталина и литературных произведений была признана справедливой и не противоречащей социалистической идеологии.

В 1956 Солженицын переселился в Россию - в небольшой поселок Рязанской области, где работал учителем. Через год он переехал в Рязань.

Еще в лагере у Солженицына обнаружили раковое заболевание, и 12 февраля 1952 ему была сделана операция. Во время ссылки Солженицын дважды лечился в Ташкентском онкологическом диспансере, использовал различные целебные растения. Вопреки ожиданиям медиков, злокачественная опухоль исчезла. В своем исцелении недавний узник усмотрел проявление Божественной воли - повеление рассказать миру о советских тюрьмах и лагерях, открыть истину тем, кто ничего не знает об этом или не хочет знать.

Первые сохранившиеся произведения Солженицын написал в лагере. Это стихотворения и сатирическая пьеса Пир победителей.

Зимой 1950-1951 Солженицын задумал рассказ об одном дне заключенного. В 1959 была написана повесть Щ-854 (Один день одного зэка). Щ-854 - лагерный номер главного героя, Ивана Денисовича Шухова, заключенного (зэка) в советском концентрационном лагере.

Осенью 1961 с повестью познакомился главный редактор журнала «Новый мир» А.Т.Твардовский. Разрешение на публикацию повести Твардовский получил лично от Первого секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Н.С.Хрущева. Щ-854 под измененным названием - Один день Ивана Денисовича - был напечатан в № 11 журнала «Новый мир» за 1962. Ради публикации повести Солженицын был вынужден смягчить некоторые детали жизни заключенных. Подлинный текст повести впервые напечатан в парижском издательстве «Ymcapress» в 1973. Но название Один день Ивана Денисовича Солженицын сохранил.

Публикация рассказа стала историческим событием. Солженицын стал известен всей стране.

Впервые о лагерном мире была сказана неприкрытая правда. Появились публикации, в которых утверждалось, что писатель сгущает краски. Но преобладало восторженное восприятие рассказа. На короткое время Солженицын был признан официально.

Действие повести умещается в один день - от подъема до отбоя. Повествование ведется от лица автора, но Солженицын постоянно прибегает к несобственно-прямой речи: в авторских словах слышится голос главного героя, Ивана Денисовича Шухова, его оценки и мнения (Шухов, в прошлом крестьянин и солдат, осужден как «шпион» на десять лет лагерей за то, что попал в плен) [59, c. 76-78].

Отличительная особенность поэтики рассказа - нейтральность тона, когда о страшных, противоестественных событиях и условиях лагерного существования сообщается как о чем-то привычном, обыденном, как о том, что должно быть хорошо известно читателям. Благодаря этому создается «эффект присутствия» читающего при изображаемых событиях.

Описанный в рассказе день Шухова лишен событий страшных, трагических, и персонаж оценивает его как счастливый. Но существование Ивана Денисовича совершенно беспросветно: для того, чтобы обеспечить элементарное существование (прокормиться в лагере, выменять табак или пронести мимо охраны ножовку), Шухов должен изворачиваться и часто рисковать собою. Читатель побужден сделать вывод: каковы же были другие дни Шухова, если этот - полный опасностей и унижений - показался счастливым?

Шухов - обыкновенный человек, не герой. Верующий, но не готовый отдать жизнь за веру, Иван Денисович отличается цепкостью, умением просуществовать в невыносимых обстоятельствах. Поведение Шухова - не героическое, а естественное, не выходящее за рамки нравственных заповедей. Он противопоставлен другому зэку, «шакалу» Фетюкову, потерявшему чувство собственного достоинства, готовому облизывать чужие миски, унижаться. Героическое поведение в лагере попросту невозможно, как показывает пример другого персонажа, кавторанга (капитана второго ранга) Буйновского.

Один день Ивана Денисовича - произведение почти документальное: персонажи, за исключением, главного героя, имеют прототипы среди людей, с которыми автор познакомился в лагере.

Документальность - отличительная особенность почти всех произведений писателя. Жизнь для него более символична и многосмысленна, нежели литературный вымысел.

В 1964 Один день Ивана Денисовича был выдвинут на Ленинскую премию. Но Ленинской премии Солженицын не получил: власти СССР стремились стереть память о сталинском терроре.

Через несколько месяцев после Одного дня Ивана Денисовича в № 1 «Нового мира» за 1963 был напечатан рассказ Солженицына Матренин двор. Первоначально рассказ Матренин двор назывался Не стоит село без праведника - по русской пословице, восходящей к библейской Книге Бытия. Название Матренин двор принадлежит Твардовскому. Как и Один день Ивана Денисовича, это произведение было автобиографическим и основанным на реальных событиях из жизни знакомых автору людей. Прототип главной героини - владимирская крестьянка Матрена Васильевна Захарова, у которой жил писатель, повествование, как и в ряде позднейших рассказов Солженицына, ведется от первого лица, от имени учителя Игнатича (отчество созвучно савторским - Исаевич), который перебирается в Европейскую Россию из дальней ссылки.

Солженицын изображает героиню, живущую в нищете, потерявшую мужа и детей, но духовно не сломленную тяготами и горем. Матрена противопоставлена корыстным и недоброжелательным односельчанам, считающим ее «дурочкой». Вопреки всему Матрена не озлобилась, осталась сострадательной, открытой и бескорыстной.

Матрена из рассказа Солженицына - воплощение лучших черт русской крестьянки, ее лицо подобно лику святой на иконе, жизнь - почти житие. Дом - сквозной символ рассказа - соотнесен с ковчегом библейского праведника Ноя, в котором его семья спасается от потопа вместе с парами всех земных животных. В доме Матрены с животными из Ноева ковчега ассоциируются коза и кошка.

Матрена и похожа на Ивана Денисовича, и не похожа. Шухов воплощает народную практичность и сметку. Он может быть покорным потому, что это выгодно. Матренина покорность идет от сердца. Она не прислуживает, но служит другим. Шухов - обыкновенный, неплохой человек. Матрена - праведница, которая всегда готова поделиться последним. Односельчане не ведают об ее утаенной святости, считают Матрену просто неумной. Но именно она хранит высшие черты русской духовности.

Но и душевно праведная Матрена все же не идеальна. Мертвящая советская идеология проникает в жизнь, в дом героини рассказа (знаки этой идеологии в солженицынском тексте - плакат на стене и вечно не умолкающее радио в доме Матрены).

Житие святой должно завершаться счастливой смертью, соединяющей ее с Богом. Таков закон житийного жанра. Однако смерть Матрены - горько-нелепая. Брат покойного мужа, алчный старик Фаддей, когда-то любивший ее, принуждает Матрену отдать ему горницу (избу-сруб). На железнодорожном переезде при перевозке бревен разобранной горницы Матрена попадает под поезд, который олицетворяет механическую, неживую силу, враждебную природному началу, воплощаемому Матреной. Гибель героини символизирует жестокость и бессмысленность мира, в котором она жила.

В 1963-1966 в «Новом мире» были опубликованы еще три расска за Солженицына: Случай на станции Кречетовка (№ 1 за 1963, авторское название - Случай на станции Кочетовка - было изменено по настоянию редакции из-за противостояния «Нового мира» и консервативного журнала «Октябрь», возглавлявшегося писателем В.А.Кочетовым). После 1966 сочинения писателя не печатались на Родине вплоть до рубежа 1989, когда в журнале «Новый мир» публикуются Нобелевская лекция и главы из книги Архипелаг ГУЛаг.

Еще находясь в ссылке, в 1955, Солженицын начал писать роман В круге первом, последняя, седьмая редакция романа была закончена в 1968.

В 1964 ради публикации романа в «Новом мире» А.Т.Твардовского Солженицын переработал роман, смягчив критику советской действительности.

В 1955 Солженицын задумывает, а в 1963-1966 пишет повесть Раковый корпус. В ней отразились впечатления автора от пребывания в Ташкентском онкологическом диспансере и история его исцеления.

Все попытки напечатать повесть в «Новом мире» оказались неудачными. Раковый корпус, как и В круге первом, распространялся в «самиздате». Повесть вышла впервые на Западе в 1968 [31, c. 31].

В середине 1960-х, когда на обсуждение темы репрессий был наложен официальный запрет, власть начинает рассматривать Солженицына как опасного противника. В сентябре 1965 у одного из друзей писателя, хранившего его рукописи, был устроен обыск. Солженицынский архив оказался в Комитете государственной безопасности. С 1966 сочинения писателя перестают печатать, а уже опубликованные изъяли из библиотек. КГБ распространил слухи, то во время войны Солженицын сдался в плен и сотрудничал с немцами. В марте 1967 Солженицын обратился к Четвертому съезду Союза советских писателей с письмом, где говорил о губительной власти цензуры и о судьбе своих произведений. Он требовал от Союза писателей опровергнуть клевету и решить вопрос о публикации Ракового корпуса. Руководство Союза писателей не откликнулосъ на этот призыв. Началось противостояние Солженицына власти. Он пишет публицистические статьи, которые расходятся в рукописях. Отныне публицистика стала для писателя такой же значимой частью его творчества, как и художественная литература. Солженицын распространяет открытые письма с протестами против нарушения прав человека, преследований инакомыслящих в Советском Союзе. В ноябре 1969 Солженицына исключают из Союза писателей. В 1970 Солженицын становится лауреатом Нобелевской премии. Поддержка западного общественного мнения затрудняла для властей Советского Союза расправу с писателем-диссидентом. О своем противостоянии коммунистической власти Солженицын рассказывает в книге Бодался телёнок с дубом, впервые опубликованной в Париже в 1975. С 1958 Солженицын работает над книгой Архипелаг ГУЛаг - историей репрессий, лагерей и тюрем в Советском Союзе (ГУЛаг - Главное управление лагерей). Книга была завершена в 1968. В 1973 сотрудники КГБ захватили один из экземпляров рукописи. Преследования писателя усилились. В конце декабря 1973 на Западе выходит первый том Архипелага... (полностью книга была издана на Западе в 1973-1975). Слово «архипелаг» в названии отсылает к книге А.П.Чехова о жизни каторжников на Сахалине - Остров Сахалин. Только вместо одного каторжного острова старой России в советское время раскинулся Архипелаг - множество «островов». Архипелаг ГУЛаг - одновременно и историческое исследование с элементами пародийного этнографического очерка, и мемуары автора, повествующие о своем лагерном опыте, и эпопея страданий, и мартиролог - рассказы о мучениках ГУЛага. Повествование о советских концлагерях ориентировано на текст Библии: создание ГУЛага представлено как «вывернутое наизнанку» творение мира Богом (создается сатанинский анти-мир); семь книг Архипелага ГУЛага соотнесены с семью печатями Книги из Откровения святого Иоанна Богослова, покоторой Господь будет судить людей в конце времен. В Архипелаге ГУЛаге Солженицын выступает в роли не столько автора, сколько собирателя историй, рассказанных множеством узников. Как и в рассказе Один день Ивана Денисовича, повествование строится так, чтобы заставить читателя воочию увидеть мучения заключенных и словно испытать их на себе. 12 февраля 1974 Солженицын был арестован и спустя сутки выслан из Советского Союза в Западную Германию. Сразу после ареста писателя его жена Наталья Дмитриевна распространила в «самиздате» его статью Жить не по лжи - призыв к гражданам отказаться от соучастия во лжи, которой от них требует власть. Солженицын с семьей поселился в швейцарском городе Цюрихе, в 1976 переехал в небольшой город Кавендиш в американском штате Вермонт. В публицистических статьях, написанных в изгнании, в речах и лекциях, произнесенных перед западной аудиторией, Солженицын критически осмысляет западные либеральные и демократические ценности. Закону, праву, многопартийности как условию и гарантии свободы человека в обществе он противопоставляет органическое единение людей, прямое народное самоуправление, в противовес идеалам потребительского общества он выдвигает идеи самоограничения и религиозные начала (Гарвардская речь, 1978, статья Наши плюралисты, 1982, Темплтоновская лекция, 1983). Выступления Солженицына вызвали острую реакцию у части эмиграции, упрекавшей его в тоталитарных симпатиях, ретроградстве и утопизме. Гротескно-шаржированный образ Солженицына - писателя Сим СимычаКарнавалова был создан В.Н.Войновичем в романе Москва-2042. В эмиграции Солженицын работает над эпопеей Красное Колесо, посвященной предреволюционным годам. Красное Колесо состоит из четырех частей-«узлов»: Август Четырнадцатого, Октябрь Шестнадцатого, Март Семнадцатого и Апрель Семнадцатого. Солженицын начал писать Красное Колесо в конце 1960-х и завершил только в начале 1990-х. Август Четырнадцатого и главы Октября Шестнадцатого были созданы еще в СССР. Красное Колесо - своеобразная летопись революции, которая создается из фрагментов разных жанров. Среди них - репортаж, протокол, стенограмма (рассказ о спорах министра Риттиха с депутатами Государственной думы; «отчет о происшествиях», в котором анализируются уличные беспорядки лета 1917, фрагменты из газетных статей самых разных политических направлений и т.д.). Многие главы подобны фрагментам психологического романа. В них описываются эпизоды из жизни вымышленных и исторических персонажей: полковника Воротынцева, его жены Алины и возлюбленной Ольды; влюбленного в революцию интеллигента Ленартовича, генерала Самсонова, одного из лидеров Государственной думы Гучкова и многих других. Оригинальны фрагменты, названные автором «экранами», - подобия кинематографических кадров с приемами монтажа и приближения или удаления воображаемой кинокамеры. «Экраны» полны символического смысла. Так, в одном из эпизодов, отражающем отступление русской армии в августе 1914, изображение оторвавшегося от телеги колеса, окрашенного пожаром, - символ хаоса, безумия истории. В Красном Колесе Солженицын прибегает к повествовательным приемам, характерным для модернистской поэтики [30, c. 174].

Сам автор отмечал в своих интервью значимость для Красного Колеса романов американского модерниста Д.Дос Пассоса. Красное Колесо построено на сочетании и пересечении разных повествовательных точек зрения, при этом одно и то же событие иногда дается в восприятии нескольких персонажей (убийство П.А.Столыпина увидено взглядом его убийцы - террориста М.Г.Богрова, самого Столыпина, генерала П.Г.Курлова и Николая II). «Голос» повествователя, призванного выражать авторскую позицию, часто вступает в диалог с «голосами» персонажей, истинное авторское мнение может быть лишь реконструировано читателем из целого текста. Солженицыну - писателю и историку - особенно дорог реформатор, председатель Совета Министров России П.А.Столыпин, который был убит за несколько лет до начала основного действия Красного Колеса. Однако Солженицын посвятил ему значительную часть своего произведения. Красное Колесо во многом напоминает Войну и мир Л.Н.Толстого. Подобно Толстому, Солженицын противопоставляет актерствующих персонажей-политиканов (большевика Ленина, эсера Керенского, кадета Милюкова, царского министра Протопопова) нормальным, человечным, живым людям. Автор Красного Колеса разделяет толстовскую мысль о чрезвычайно большой роли в истории обыкновенных людей. Но толстовские солдаты и офицеры творили историю, не сознавая этого [35, c. 49-51]. Своих героев Солженицын все время ставит перед драматическим выбором - от их решений зависит ход событий. Отрешенность, готовность подчиниться ходу событий Солженицын, в отличие от Толстого, считает не проявлением прозорливости и внутренней свободы, а историческим предательством. Ибо в истории, по мысли автора Красного Колеса, действует не рок, а люди, и ничто не предопределено окончательно. Именно поэтому, сочувствуя Николаю II, автор все же считает его неизбывно виноватым - последний русский государь не исполнил своего предназначения, не удержал Россию от падения в бездну. Солженицын говорил, что вернется на родину лишь тогда, когда туда вернутся его книги, когда там напечатают Архипелаг ГУЛаг. Журналу «Новый мир» удалось добиться разрешения властей на публикацию глав этой книги в 1989. В мае 1994 Солженицын возвращается в Россию. Он пишет книгу воспоминаний Угодило зёрнышко промеж двух жерновов, выступает в газетах и на телевидении с оценками современной политики российских властей. Писатель обвиняет их в том, что проводимые в стране преобразования непродуманны, безнравственны и наносят огромный урон обществу, что вызвало неоднозначное отношение к публицистике Солженицына. В 1991 Солженицын пишет книгу Как нам обустроить Россию. Посильные сображения. А в 1998 Солженицын печатает книгу Россия в обвале, в которой резко критикует экономические реформы. Он размышляет о необходимости возрождения земства и русского национального сознания. Вышла в свет книга Двести лет вместе, посвященная еврейскому вопросу в России. В «Новом мире» писатель регулярно выступает в конце 1990-х с литературно-критическими статьями, посвященными творчеству русских прозаиков и поэтов. В 1990-х Солженицын пишет несколько рассказов и повестей.

А. И. Солженицын скончался 3 августа 2008 года на 90-м году жизни, на своей даче в Троице-Лыкове, от острой сердечной недостаточности. 6 августа его прах был предан земле в некрополе Донского монастыря за алтарём храма Иоанна Лествичника, рядом с могилой историка В. О. Ключевского.

Жизненный и творческий путь Солженицына привлекали и продолжают привлекать внимание не только российских, но и зарубежных исследователей.

Литературное наследие Александра Солженицына столь монументально и многогранно, что его можно и нужно рассматривать с разных точек зрения. Книга ДэниэлаМахони - это не биография и не анализ художественной ценности трудов Солженицына. Автор, как специалист по политической философии, рассматривает работы Солженицына в контексте развития западной политической мысли. Ему удается установить более глубокую связь Солженицына с духовным наследием Запада, чем это полагали до сих пор. К примеру, он находит параллели между идеями Солженицына и Алексиса де Токвилля, показывает, что некоторые из них восходят к Аристотелю.

ДэниэлМахони определяет политическое мировоззрение Солженицына как "либеральный консерватизм". Он отвергает как беспочвенные комментарии некоторых критиков, находивших в произведениях Солженицына антидемократические, монархические и антисемитские тенденции. Однако автор книги забывает, что Солженицын принадлежит преимущественно к культурной традиции России. Анализ идейного содержания его работ вне этой традиции безусловно интересен, но имеет жесткие ограничения [13].

Серия исторических романов "Красное колесо" составляет вторую основную часть наследия Солженицына. Первый же из этих романов, опубликованный больше тридцати лет назад, "Август 1914" оказался бесцветным, бесконечно длинным, наполненным бесплотными тенями вместо живых характеров, крайне рыхлым и неясным по идейной направленности. Солженицын вроде бы пытался показать, что надвигавшаяся революция была следствием политического и морального банкротства режима царского самодержавия. Но при этом некоторые события в предреволюционной России он описывал с точки зрения адептов этого режима. Это стало более ясно во втором издании "Августа 1914", куда автор ввел дополнительно триста страниц, посвященных покушению на премьер-министра России П.А.Столыпина, смертельно раненого в Киеве 1 сентября 1911 года.

Столыпин стремился отобрать большую часть политических свобод, которые народу и обществу удалось вырвать у царя в ходе первой Русской революции (1905 г.). Он разогнал две демократически избранные Государственные Думы, а затем, нарушив Конституцию, изменил Закон о выборах, чтобы получить более послушный парламент. Он ввел военно-полевые суды, которые отправили на смерть тысячи людей, в большинстве - невинных. Скорострельная столыпинская юстиция вершила суд и расправу с молниеносной быстротой. Приговор, - в том числе и смертный, - выносился в течение 48 часов после ареста подозреваемого и обжалованию не подлежал; еще через 24 часа приговоренный оказывался расстреляным или повешенным. Однако Солженицын изображает железного диктатора умеренным реформатором и гуманистом. Создавая "культ личности" Столыпина, он невероятно преувеличивает его политический вес и представляет его как несостоявшегося Спасителя России.

Похоже, что знания г-на Махони о Столыпине исчерпываются в основном тем, что он прочитал в романе Солженицына. Он принимает за данность то, что Столыпин был "выдающимся государственным деятелем, крупнейшим в России за два столетия"; что он "совмещал репрессии против революционного терроризма с широкими реформами и пытался править совместно с представителями общества, избранными в Думу".

Убийца Столыпина, Дмитрий Богров, как он представлен в романе Солженицына и в книге Махони, столь же далек от реального прототипа. Реальный Дмитрий Богров был молодым анархистом и тайным агентом охранки. Такое сочетание в те времена не было необычным. Есть серьезные основания полагать, что террористический акт Богрова был организован Охранкой при молчаливом одобрении царя (Столыпин к тому времени давно уже был не в фаворе, но упорно не уходил в отставку). Однако в романе Солженицына важнейшую роль в мотивах Богрова играет его еврейское происхождение. Хотя реальный Дмитрий Богров вырос в ассимилированной семье и не поддерживал связей с еврейской общиной, солженицынский "Мордко" Богров чувствует себя "плоть от плоти киевского еврейства". Он идет на убийство "по зову голоса трехтысячелетней давности". "Мордко" ненавидит Россию и убивает ее "Спасителя", потому что тот "слишком хорош для этой страны" (не потому, что слишком плох!) Иначе говоря, "Мордко" не делает различия между Россией и российским деспотическим режимом. И сам Солженицын тоже не делает такого различия: выстрелы "Мордко", пишет он, "решили судьбу правительства", "судьбу страны", "и судьбу моего народа" [13].

Для г-на Махони эта манифестация коллективной вины, накопившейся за 3000 лет еврейской истории, представляет "сбалансированный анализ мотивов Богрова". Он полагает, что Солженицын даже "отдает должное его бесспорному, хотя и ложно направленному, героизму". Г-н Махони тверд и последователен в своих оценках. Снова и снова он отказывается признать, что хотя бы некоторые идеи, выраженные в романе Солженицына, происходят не от Алексиса де Токвилля или Раймонда Арона, а от субкультуры российского антисемитизма.

По иронии судьбы, Александр Солженицын недавно сослужил плохую службу своим апологетам на Западе. В последней книге "Двести лет вместе (1795-1995): Русско-еврейские отношения" (первый из двух томов недавно был опубликован в Москве) он усиливает наиболее одиозные тенденции "Красного колеса". Солженицын, конечно, настаивает на том, что его новая книга - это строго объективный и сбалансированный анализ, но большинство рецензентов с этим не согласно. Как пишет один из них, "Солженицын написал свою книгу, чтобы продемонстрировать безусловное зло еврейского народа на фоне терпимой и даже благожелательной политики царского правительства и доброго отношения к евреям русского народа".

.2 Диссидентство А.И. Солженицына

Диссидентское движение является, безусловно, одним из самых неоднозначных и до сих пор малоизученных феноменов истории советского общества. Относясь к тому типу проблем, которые продолжают оставаться актуальными и сейчас, изучение диссидентского движения остается полем идеологической борьбы и объектом навешивания ярлыков и политизированных штампов. Интерпретации данного феномена в специальной литературе во многом окрашены теми политическими предпочтениями, которых придерживаются те или иные профессиональные историки или публицисты.

Учебная литература (школьные и вузовские учебники, пособия, справочники и т. д.) является важным компонентом историографического процесса. Она в концентрированной форме представляет основные тенденции развития исторической науки и общественной мысли. Специфика учебной литературы заключается в том, что научно-историческое знание в ней подчинено учебно-методическим целям. Тем не менее, в учебной литературе сохраняется тесная связь с общеисториографическими процессами, протекающими в науке. Особенностью учебной литературы является и то, что она остается важнейшим источником формирования массового исторического сознания, поэтому данный сегмент литературы всегда оказывался под пристальным вниманием как общества, так и власти.

Столь знаковое явление, как диссидентское движение, естественно, не могло быть замолчано в учебных книгах. Именно учебники, пожалуй, до сих пор остаются главным источником массовых представлений о диссидентском движении. Анализ учебной литературы представляет интерес еще и тем, что деятельность диссидентов до сих пор не является предметом систематического научного анализа. Поэтому те небольшие заметки и высказывания о диссидентском движении, которые мы находим в учебниках, обладают определенным исследовательским потенциалом, поскольку авторы рассматривают вопрос, еще слабо изученный в исторической науке. Тем самым они вносят свою лепту в весьма скудную историографию диссидентства.

Отметим, что первым исследованием по вопросу диссидентского движения является книга Л. М. Алексеевой [1]. Рассмотрев множественные формы инакомыслия в Советском Союзе, автор пришла к выводу, что под диссидентами нужно понимать исключительно правозащитное движение. Как справедливо заметил современный исследователь диссидентства, И.А. Романкина: «Такой подход к определению диссидентства, в сущности, не позволяет ни выявить специфику этого феномена, ни определить хронологические рамки движения»[62].

Впервые в учебной литературе в нашей стране историческое значение диссидентства было осмыслено французским историком Н. Вертом. В 1992 г. в России вышел русский перевод его книги «История советского государства». Издание выгодно отличалось тем, что автор был информирован во многих вопросах, табуированных в официальной советской историографии. Французский историк открыто отказывался от концепции тоталитаризма, стараясь рассмотреть историю России в XX в. как процесс развития (точнее, попыток развития) гражданского общества. Так же, как и других западных специалистов в области истории СССР, его весьма интересовала проблема диссидентского движения, которому отведена отдельная часть главы, носящей название «Формы несогласия и отстранения». Автор рассматривал диссидентство как форму протеста против отчуждения правящей элиты от основной массы народа. Диссидентство в понимании Н. Верта - это наиболее «радикальное, заметное и мужественное выражение несогласия» [34]. Несмотря на это, автор признавал, что диссидентство «не могло охватить широкие слои общества». Более массовой формой протеста было пассивное сопротивление. В движении историк выделил три направления: «подлинный марксизм-ленинизм, представленный в частности Роем и Жоресом Медведевыми; либерализм в лице А. Сахарова; христианская идеология, защищаемая А. Солженицыным». По сути, автор повторил в несколько измененном виде типологию, предложенную еще А. Амальриком [65]. Книга Н. Верта стала не только первым иностранным учебным пособием по русской истории, но и задала вектор рассмотрения диссидентского движения, во всяком случае, в учебной литературе.

В 90-е гг., в отечественной учебной литературе, как, впрочем, и в исторической науке, практически безраздельно господствовала теория тоталитарного развития Советского Союза. Ее сутью было утверждение, что на территории нашей страны на 70 лет установилась страшная диктатура одной партии, проводившей антигуманный социальный эксперимент. В этом контексте, казалось бы, диссидентское движение должно было стать ярким примером «бесчеловечности» тоталитарного режима и его активного отторжения обществом. Не случайно, что в либерально направленном сборнике «Советская историография» под редакцией известного перестроечного деятеля Ю.Н. Афанасьева включена особая статья, посвященная историографии диссидентства. Ее автор, А.Б. Безбородов, призывал активнее изучать историю инакомыслия в Советском Союзе. Он считал, что «в школах и вузах факультативно может читаться курс История инакомыслия в Советском Союзе» [15]. Но странным образом авторы учебной литературы говорили о диссидентском движении удивительно скупо, редко акцентируя на нем внимание. Объяснить это можно только слабой изученностью самого послевоенного периода истории СССР. В учебниках, как правило, на данный отрезок времени отводилось не более четверти всего объема.

Уже в 90-е гг. сложились основные представления о диссидентском движении. Так, в учебном пособии М.Н. Зуева диссиденты рассматриваются в контексте общественного движения 60-70-х гг. Автор выделяет следующую классификацию диссидентских движений: « подлинный марксизм - Рой и Жорез Медведевы; западный либерализм - А.Д. Сахаров и христианская идеология - А.М. Солженицын» [20]. В описании диссидентства автор акцентирует внимание на фигурах А.Д. Сахарова и А.М. Солженицына, указывая на то, что именно благодаря ним движение получило признание за границей. Отметим, что автор практически пересказал место из книги Н. Верта, посвященное диссидентам. Тем самым автор «поучаствовал» в создании историографического клише.

Близкую, но несколько отличную классификацию, предложил В.А. Шестаков в коллективном пособии для ВУЗов под редакцией В.П. Дмитренко. Он выделил сторонников А.Д. Сахарова, ратовавших за конвергенцию социализма и капитализма в «единое плюралистическое общество», приверженцев «настоящего социализма» во главе с Р. Медведевым и «неославянофилов», лидером которых был А.И. Солженицын [8]. Также автор предложил и периодизацию диссидентского движения. С его точки зрения, толчком к зарождению движения послужила хрущевская либерализация. Он выделил в качестве начальной точки дело А. Синявского и Ю. Даниэля в 1966 году, с середины 70-х гг., по его мнению, начинается «хельсинкский» период. Такая периодизация практически смешивает понятия «диссидентское движение» и «движение правозащитное». Надо отметить, что такие представления были широко распространены даже в специальной литературе.

А.А. Данилов выделяет следующие периоды диссидентского движения:

) 1965-1972 гг. - от дела А. Синявского и Ю. Даниэля до начала целенаправленной борьбы с движением КГБ;

) 1973-74 гг. характеризуются автором как период кризиса движения;

) 1974-75 гг. автор называет этапом «широкого международного признания»;

) 1976-1981 гг. - хельсинкский период [11].

Данная периодизация представляется самой продуманной из всех выше изложенных, но и в ней смешиваются понятия «диссидентское» и «правозащитное» движения.

Практически не делает разницы между диссидентством вообще и правозащитным движением и В.П. Островский. Сославшись на то, что «историографы (?!) выделяют несколько направлений: правозащитное, религиозное и национальное», он в дальнейшем пишет: «В прессе была развернута травля духовных лидеров правозащитного движения - А.Д. Сахарова и А.И. Солженицына» [12]. Если Сахаров, безусловно, являлся лидером правозащитников, то Солженицын нередко их активно критиковал. В учебнике В.П. Островского проскальзывает и важная мысль о том, что «движение диссидентов подготовило общество к восприятию идей перестройки» [15].

Рассмотрим более подробно диссидентский период в жизни А.И. Солженицына.

К тому моменту, когда Солженицын вошёл в зону Большой Лубянки, главной политической тюрьмы Советского Союза, его общий арестантский стаж равнялся десяти суткам. Он уже не был ошарашенным новичком - всё же пробыл ночь в карцере и три дня в камере фронтовой контрразведки, где успел образоваться, то есть поразиться массовости тюремного движения и узнать, что сотни и тысячи защитников Отечества, выросших при советской власти, прошедших школу коммунистического воспитания, вдруг составили армию преступников и врагов. Но жизнь заключённого состоит из таких подробностей повседневности, что невозможно образоваться заочно (это не МИФЛИ); тюремная наука требует личного присутствия, так сказать, стационара. А потому мысль о товарищах по несчастью в первый вечер новоселья скорее всего отступила перед процедурой приёмки арестанта.

Уже к марту 1963 г. Солженицын утратил расположение Хрущёва (неприсуждение Ленинской премии, отказ печатать роман «В круге первом»). После прихода к власти Брежнева Солженицын практически потерял возможность легально печататься и выступать. В сентябре 1965 КГБ конфисковал архив Солженицына с его наиболее антисоветскими произведениями, что усугубило положение писателя. Пользуясь определённым бездействием власти, в 1966 г. он начал активную общественную деятельность (встречи, выступления, интервью иностранным журналистам). Тогда же он стал распространять в самиздате свои романы «В круге первом» и «Раковый корпус». В феврале 1967 г. Солженицын тайно закончил художественное исследование «Архипелаг ГУЛАГ».

В мае 1967 г. Солженицын разослал «Письмо съезду» Союза писателей СССР, получившее широкую известность среди советской интеллигенции и на Западе. После «Письма» власти стали воспринимать Солженицына серьёзно. В 1968 г., когда в США и Западной Европе были опубликованы романы «В круге первом» и «Раковый корпус», принесшие писателю огромную популярность, советская пресса начала пропагандистскую кампанию против автора. В 1969 г. Солженицын был выдвинут на Нобелевскую премию по литературе. Премия была присуждена не ему, но вскоре после этого он был исключён из Союза писателей СССР. После исключения Солженицын стал открыто заявлять о своих православно-патриотических убеждениях и резко критиковать власть. В 1970 г. Солженицын снова выдвинут на Нобелевскую премию по литературе, и на этот раз премия была ему присуждена. Писатель подчёркивал политический аспект присуждения премии, хотя Нобелевский комитет это отрицал. В советских СМИ была организована мощная пропагандистская кампания против Солженицына, власти предложили ему уехать из страны, но он отказался.

Ещё в августе 1968 г. Солженицын познакомился с Натальей Светловой, у них завязался роман. В 1970 Светлова забеременела, Солженицын стал добиваться развода с первой женой. С большими трудностями развод был получен 22 июля 1972 г. Вскоре Солженицыну удалось зарегистрировать брак с Н. Светловой, несмотря на противодействие властей (брак давал ему возможность прописаться в Москве) [18].

июня 1971 г. в Париже вышел роман Солженицына «Август Четырнадцатого», был неоднозначно воспринят читателями из-за ярко выраженных православно-патриотических взглядов автора. С ещё большим непониманием было встречено «Патриарху Пимену великопостное письмо» (1972 г.) о проблемах церкви. В 1972-1973 гг. Солженицын работал над эпопеей «Красное Колесо», активной диссидентской деятельности не вёл.

В агвусте-сентябре 1973 г. отношения между властью и диссидентами обострились, что затронуло и Солженицына. 23 августа 1973 г. Солженицын дал большое интервью иностранным корреспондентам. В этот же день КГБ задержал одну из помощниц писателя Елизавету Воронянскую. В ходе допроса она выдала местонахождение одного экземпляра рукописи «Архипелага ГУЛАГ» и, вернувшись домой, повесилась. 5 сентября Солженицын узнал о случившемся и распорядился начать печатание «Архипелага» на Западе (в эмигрантском издательстве YMCA-Press). Тогда же он отправил руководству СССР «Письмо вождям Советского Союза», в котором призвал отказаться от коммунистической идеологии и сделать шаги по превращению СССР в русское национальное государство. С конца августа в западной прессе публиковалось большое количество статей в защиту диссидентов и, в частности, Солженицына. В СССР была развёрнута мощная пропагандистсткая кампания против диссидентов. 24 сентября КГБ через бывшую жену Солженицына провёл переговоры с писателем, соглашение не было достигнуто. В последних числах декабря 1973 г. было объявлено о выходе в свет первого тома «Архипелага ГУЛАГ».

января 1974 г. выход «Архипелага ГУЛАГ» и меры «пресечения антисоветской деятельности» Солженицына были обсуждены на заседании Политбюро. 7 февраля Ю. В. Андропов направил письмо Л. И. Брежневу, в котором указал на отрицательное влияние «Архипелага» на интеллигенцию и рекомендовал скорейшее выдворение писателя из страны. 12 февраля Солженицын был арестован и обвинён в измене Родине. 13 февраля он был лишён советского гражданства и выслан из СССР (доставлен в ФРГ на самолёте). 29 марта семья Солженицына покинула СССР [25].

Солженицын отчаянно бился в стилевых и жанровых поисках, которые и тогда и позже казались поисками общественной позиции. Однако его эволюция - в первую очередь литературная. Автор романа «В круге первом», Солженицын ощущал узость накатанной другими колеи - условно говоря, соцреалистической. «Один день» продвинул его вперед-но все по той же стезе. Осознавая в себе склонность к проповеди, Солженицын всеми силами старался избегнуть прямого слова, которое уводит от художественности. Беллетристика требует остранения-следовало найти свой прием.

В примечаниях, которыми Солженицын снабдил каждую вещь в своем собрании сочинений, обнаруживаются две параллельные тенденции. С одной стороны, автор всегда указывает реальные обстоятельства и прототипы - демонстрируя жизненность произведений. С другой стороны, особо тщательно оговариваются и те случаи, когда конкретных прототипов нет - подчеркивается вымышленпость, сочиненность произведений.

В конце концов Солженицын выбрал одну из двух тенденций. Но это произошло позже, а до самого конца 60-х он искал себя как беллетрист.

Тот прием остранения, который господствовал в 60-е, был ему глубоко чужд и даже отвратителен - ирония, юмор, смех. Иронией он, правда, пользовался, но архаичной, просветительской, тяжеловесной. И даже добился здесь успеха: достаточно назвать один из самых удачных во всей прозе Солженицына эпизодов - зоопарк в конце «Ракового корпуса». Но вот юмор ему, по всей видимости, враждебен совершенно. Не зря он клеймит оппонента характерным рядом: «бодрячок, весельчак и атеист»; не зря призывает к серьезности полемики: «избавьте нас от ваших остроумных рассуждений»-явно не видя в остроумии ничего, кроме словоблудия; не зря пренебрежительно поминает кумиров 60-х - Ильфа и Петрова.

-е были неприемлемы для Солженицына стилистически. Он искал своего приема. Проза «ни о чем» ему не давалась, что хорошо видно по дидактичным «Крохоткам». В «Матрене» Солженицын сделал попытку аллегории, патриархальной утопии. В рассказе «Захар-Калита» возник вдруг сказовый говорок: «Друзья мои, вы просите рассказать что-нибудь из летнего велосипедного? Ну вот, если не скучно, послушайте о Поле Куликовом». Так же неожиданно, сплошь почти одним диалогом (43 журнальные страницы!), написан рассказ «Для пользы дела» - самый «соцреалистический» из произведений Солженицына, на который положительные отклики начинались со слов: «Мы, старые пропагандисты…»По собственному признанию Солженицына, не удавались ему пьесы -тоже очень разные: от земляного реализма «Оленя и шалашовки» до наивной символики «Света, который в тебе», где действовали Альды, Джумы и Синбары.

Все это экспериментаторство шло мимо внимания общества 60-х. Раз зачислив Солженицына в «свои» - за правду,- шестидесятники втягивали его, не очень-то спрашивая, в свой КВН. Примечательно, что в новогодний (1964) комплект «крокодиль-ских» пародий включен и «А. Матренин-Дворин» - в компании с «ВолодимеромСологубиным» (Владимир Солоухин), «АксилиемВасеновым» (Василий Аксенов) и «Ягуаром Авваловым» (Лев Овалов - автор «Майора Пронина»).

Такое ерническое признание в 60-е было дороже многих премий, да и о премии (Ленинской) шла речь всерьез, но Солженицын продолжал искать - перелом произошел на «Раковом корпусе». Этот добротный и яркий роман оказался тупиком. Дело не в том, что он не был напечатан - это как раз случайность. Солженицыну нужна была не публикация, а выход из колеи, накатанной «Кругом первым», «Одним днем», «Кречетовкой». Даже если «Раковый корпус» был лучше их, он был - такой же. А Солженицын искал новое слово. ,

Слово - ключевое понятие для Солженицына в целом. Об этом говорит все. И единственная нехудожественная публикация в советской прессе - страстная и убедительная статья в «Литера-турке» о языке36. И фанатическая приверженность к Далю. И изобретательность в сочинении лексических фантазий (вроде «вы-шатнуть» и «пришатнуть»). И скорбь по букве «ъ» и безнадежная борьба за букву «ё» [16, c. 224-227].

Жорж Нива тонко подмечает, что рассказ «Случай на станции Кречетовка» написан о расхождении в одном слове: «Пожилой актер не знает нового названия Царицына - Сталинград. Этот рассказ - образцовое противопоставление двух языков, даже двух кодов» .

Трудно найти более ненавистного Солженицыну врага, чем радио. В «Матренином дворе», «Раковом корпусе», «Образован-щине» его ярость обрушивается на трансляцию, радиоточку, репродуктор. Враг-это голос. Слово.

Претензии к алогичности, противоречивости, непоследовательности солженицынской публицистики останутся бесконечными и бесплодными, если не учесть, что часто эти метания носят стилевой, а не социально-политический характер, не настолько, конечно, что «для красного словца не пощадит ни матери, ни отца» (Даль). Все же Солженицын - идеолог. Но - во вторую голову. В первую - художник, литератор. Так, нельзя искать смысла в подзаголовке эпопеи «Красное колесо», который будет претенциозен и невнятен, если рассматривать трезво - «Повествование в отмеренных сроках». Объяснить его так же трудно, как подзаголовок «поэма» к «Мертвым душам». Потому что все это - поиски жанра.

Выбираясь из-под глыб собственного - условно говоря, реалистического-стиля, Солженицын не мог, конечно, оказаться в соседней колее - в стиле шестидесятников: настолько он чужд был ему своей легкостью, западничеством, усредненным интеллигентским языком. К языку проповеди он пришел с неизбежностью. Так долго и часто успешно избегая соблазна прямого слова, Солженицын пришел к нему на новом витке диалектической спирали.

-е же решили, что в строй оппозиции встал еще один диссидент.

Первая попытка в новом жанре принесла Солженицыну оглушительный успех. Его письмо в мае 67-го IV Всесоюзному съезду писателей о цензурной травле литературы поддержали коллективным обращением более 80 советских литераторов, и еще полтора десятка писателей - отдельными посланиями. Художник выступил на общественном поприще - это было совершенно в духе времени, и маститый Каверин восхищенно отпустил Солженицыну комплимент: «Ваше письмо - какой блестящий ход!»[21]

Это и в самом деле был ход, но жанровый. Только покуда он укладывался в стилистику эпохи, совпав с наивысшим взлетом гражданской активности в стране. Солженицын уже круто отворачивал в сторону от 60-х, а все еще казалось, что он уходит просто вперед - в отрыв. В лидеры. Лидером готовы были его признать и коллеги (Георгий Владимов: «Это писатель, в котором сейчас больше всего нуждается моя Россия»), и читатели («При проведении в Обнинске анонимной социологической анкеты в конце 1967 г. в графе с вопросом «ваш любимый советский писатель» на первом месте оказался Солженицын»).

Коллеги не могли знать, что в том же мае 67-го была закончена первая часть «Теленка», где Солженицын постулировал раскол двух литератур: их и его42. Обнинские атомщики не могли предвидеть, что всего через два года это о них будет написано: «Непробудная, уютная, удобная дрема советских ученых: делать свое научное дело, за это - жить в избытке, а за это - не мыслить выше пробирки».

Укрепляясь в жанре публицистики, Солженицын все безусловнее расквитался с 60-ми. Его, выше всего ставящего слово, не мог не оскорблять бесцветный язык диссидентских посланий, часто неотличимый от обтекаемых газетных передовиц. Отчетливо понимая, что «для нашего поколения утерян письменный язык нравственных сочинений», Солженицын восстанавливал его сам.

В этой сфере он и достиг своих стилистических вершин, являя примеры запоминающейся образности: «И ненужное космическое хвастовство при разорении и бедности дома; и укрепление дальних диких режимов…» и поднимаясь иногда до почти пророческого напора: «Выбили из голов все индивидуальное и все фольклорное, натолкали штампованного, растоптали и замусорили русский язык, нагудели бездарных пустых песен. Добили последние сельские церкви, растоптали и загадили кладбища, с комсомольской горячностью извели лошадь, изгадили, изрезали тракторами и пятитонками вековые дороги, мягко вписанные в пейзаж». Произведя в «Образованщине» окончательный расчет с искусами и заблуждениями 60-х, с хаосом своих литературных поисков, Солженицын выбрал направление-архаику.

Осваивая заново жанр «нравственных сочинений», Солженицын обернулся назад, не видя стилевой опоры в окружающем настоящем. Первичным был языковой поиск, а не ненависть к репродукторам и пятитонкам. Аввакум и библейские пророки изъяснялись иными словами, чем революционные демократы, большевики и диссиденты. И если Солженицын иногда сбивался, то потому лишь, что был первым за долгое время в этом трудном жанре: «Не обнадежен я, что вы захотите благожелательно вникнуть в соображения, не запрошенные вами по службе, хотя и довольно редкого соотечественника, который не стоит на подчиненной вам лестнице…» Конечно, это не Исайя, а Акакий Акакиевич обращается к начальству. Но такой зачин «Письма вождям Советского Союза» не означал ни послабления идейной позиции, ни даже тактического хода. Это был просто стилистический сбой, литературная неудача [15].

Направление, выбранное Солженицыным - архаика,- окончательно обособило его от общественных движений 60-х. Даже катастрофа августа 68-го в личной и творческой судьбе Солженицына прошла практически незамеченной. Он в это время находился на своем художественном подъеме. Пророческий стиль неуклонно вел к позиции пророка. Из-под пера Солженицына стали выходить вещи, о которых он сам сказал когда-то: «Книга-то получалась очень правильная, если б все сразу стали по ней жить». Теперь сослагательное наклонение превращалось в повелительное. Теперь был явлен заведомо неисполнимый образ жизни - «Жить не по лжи!», и заведомо недосягаемый положительный герой - сам Солженицын в «Теленке», где он вел диалог не с людьми, а с Богом.

1.3 Особенности творчества А.И. Солженицына

Художественная значимость произведений А.И.Солженицына, понимание масштаба и смысла сказанного нам этим ярким мыслителем и художником диктует сегодня необходимость найти новые подходы к изучению творчества писателя в школе.

Тексты А.И.Солженицына по праву можно отнести к категории прецедентных, то есть оказывающих весьма сильное влияние на формирование языковой личности, причем как индивидуальной, так и коллективной. Термин «прецедентный текст» был введен в науку о языке Ю.Н.Карауловым. Прецедентными он называл тексты:

) «значимые для… личности в познавательном и эмоциональном отношениях»;

) имеющие сверхличностный характер, т. е. хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников»;

) тексты, «обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [43].

Появление в 1962 году «рукописи некоего беллетриста о сталинских лагерях» - повести А.Рязанского (псевдоним А.Солженицына) «Щ-854», позже названной «Один день Ивана Денисовича», - вызвало неоднозначные суждения литераторов. Один из первых восторженных откликов на повесть появляется в личном дневнике К.И.Чуковского 13 апреля 1962 года: «…Чудесное изображение лагерной жизни при Сталине. Я пришел в восторг и написал краткий отзыв о рукописи…». Этот краткий отзыв назывался «Литературное чудо» и представлял собой первую рецензию на повесть «Один день Ивана Денисовича»: «…с этим рассказом в литературу вошел очень сильный, оригинальный и зрелый писатель». Слова Чуковского буквально совпадают с тем, что позже напишет А.Т.Твардовский в своем предисловии к первой публикации «Одного дня Ивана Денисовича» в «Новом мире» (1962, № 11). В предисловии Твардовского сказано следующее: «…оно /произведение - Т.И., О.Б./ означает приход в нашу литературу нового, своеобычного и вполне зрелого мастера». Как известно, в повести, показан один день из жизни главного героя, предельно сконцентрировано время и пространство, и этот день становится символом целой эпохи в истории России [50].

Стилистическая оригинальность повести, отмеченная в первых рецензиях, выражается, прежде всего, в авторском умелом использовании диалектной речи. Все повествование строится на прямой речи главного героя, прерываемой диалогами действующих лиц и описательными эпизодами. Главный герой - человек из деревни довоенного времени, его происхождение обуславливает специфику речевого выражения: язык Ивана Денисовича богато насыщен диалектизмами, причем многие слова являются не столько диалектизмами, сколько просторечными словами («кесь», в значении «как»; прилагательное «гунявый», то есть «грязный» и др.).

Лексические диалектизмы в речи героя, несмотря на их обособленность от структуры лагерной речи, тем не менее, устойчивы и ярко передают семантику обозначаемого предмета или явления и придают эмоционально-экспрессивную окраску речи. Это свойство лексических диалектизмов особенно ярко выявляется на фоне общеупотребительной лексики. Например: «однова» -(«однажды»); «напересек» - («наперерез»); «прозор» - («хорошо просматриваемое место»); «засть» - («закрывать»).

Обращает на себя внимание тот факт, что арготизмы практически исключены из словарного запаса героя, как и из основного повествования. Исключение составляют отдельные лексемы («зэк», «кондей» (карцер). Иван Денисович практически не употребляет жаргонных слов: он часть той среды, где находится - основной контингент лагеря не уголовники, а политические заключенные, интеллигенция, не владеющая арго и не стремящаяся к его овладению. В несобственно-прямой речи персонажа жаргонизмы употребляются минимально - использовано не более 40 «лагерных» понятий.

Стилистическую художественно-выразительную окраску повести придает и использование слово- и формообразовательных морфем в несвойственной им словообразовательной практике: «угрелся» - глагол, образованный префиксом «у» имеет литературный, общеупотребительный синоним «согрелся», образованный префиксом «со»; «наскорях» образованно по правилам словообразования «вверхах»; отглагольные образования «окунумши, зашедши» передают один из способов образования деепричастий - мши-, - дши- сохранившиеся в диалектной речи. Подобных образований в речи героя множество: «разморчивая» - от глагола «разморить»; «красиль» - «красильщик»; «смогают» - «смогут»; «горетый» - «горелый»; «сыздетства» - «с детства»; «трогъте» - «трогайте» и др.

Таким образом, Солженицын, используя в повести диалектизмы, создает неповторимый идиолект - индивидуализированную, самобытную речевую систему, коммуникативной особенностью которой является фактически полное отсутствие арготизмов в речи главного героя. Кроме этого, Солженицын довольно скупо использует в рассказе переносные значения слов, предпочитая первоначальную образность и добиваясь максимального эффекта «нагой» речи. Дополнительную экспрессию придают тексту нестандартно использованные фразеологизмы, пословицы и поговорки в речи героя. Он способен чрезвычайно сжато и метко двумя-тремя словами определить суть события или человеческого характера. Особенно афористично звучит речь героя в концовках эпизодов или описательных фрагментов.

Художественная, экспериментальная сторона повести А.И.Солженицына очевидна: оригинальная стилистика повести становится источником эстетического наслаждения для читателя.

О своеобразии «малой формы» в творчестве А.И.Солженицына писали разные исследователи. Ю.Орлицкий рассматривал опыт Солженицына в контексте «Стихотворений в прозе» .С.Одинцова соотносила «Крохотки» Солженицына с «Квази» В.Маканина . В.Кузьмин отмечал, что «в «Крохотках» концентрация смысла и синаксиса является главным средством борьбы с описательностью» [85].

Собственные представления Солженицына о стилистической наполненности «малой формы» заключаются в полном, принципиальном неприятии «приемов»: «Никакой литературщины, никаких приемов!»; «Никакие «новые приемы»…не нужны, …вся конструкция рассказа - нараспашку», - одобрительно писал Солженицын об отсутствии формальных экспериментов в прозе П.Романова, Е.Носова.

Главным достоинством рассказов Солженицын считал сжатость, изобразительную емкость, сгущенность каждой единицы текста. Приведем несколько оценок такого рода. О П. Романове: «Ничего лишнего и нигде не продрогнет сентимент» . О Е.Носове: «Краткость, неназойливость, непринужденность показа» . О Замятине «И какая поучительная сжатость! Сжаты многие фразы, нигде лишнего глагола, но сжат и весь сюжет…Как все сгущено! - безвыходность жизни, расплющенность прошлого и сами чувства и фразы - все тут сжато, сжато» . В «Телеинтервью на литературные темы» с Никитой Струве (1976) А.И.Солженицын, говоря о стиле Е.Замятина, заметил: «Замятин во многих отношениях поражает. Главным образом вот синтаксисом. Если я кого считаю своим предшественником, то - Замятина» .

Рассуждения писателя о стиле литераторов показывают, насколько важен для него и синтаксис, и конструкция фразы. Профессиональный анализ мастерства писателей-новеллистов помогает понять стилистику самого Солженицына как художника. Попытаемся сделать это на материале «Крохоток», жанра особого, интересного не только подчеркнуто малым размером, но и сгущенной образностью.

Первый цикл «Крохоток» (1958 - 1960) состоит из 17 миниатюр, второй (1996 -1997) из 9. Сложно выявить какую-то закономерность в отборе тем, но сгруппировать миниатюры по мотивам все-таки можно: отношение к жизни, жажда жизни («Дыхание», «Утенок», «Вязовое бревно», «Шарик»); мир природы («Отражение в воде», «Гроза в горах»); противостояние человеческого и официозного миров («Озеро Сегден», «Прах поэта», «Город на Неве», «Путешествуя вдоль Оки»); новое, чуждое мироотношение («Способ движения», «Приступая ко дню», «Мы-то не умрем»); личные впечатления, связанные с потрясениями красотой, талантом, воспоминаниями («Город на Неве», «На родине Есенина», «Старое ведро»).

В рассказах «Крохотки» активизируются разговорные синтаксические конструкции. Автор часто «сворачивает», «сжимает» синтаксические конструкции, умело используя эллиптичность разговорной речи, когда опускается все, что может быть опущено без ущерба для смысла, для понимания сказанного. Писатель создает предложения, в которых не замещены те или иные синтаксические позиции (т.е. отсутствуют те или иные члены предложения) по условиям контекста. Эллипсис предполагает структурную неполноту конструкции, незамещенность синтаксической позиции: «В избе Есениных - убогие перегородки не до потолка, чуланчики, клетушки, даже комнатой не назовешь ни одну…За пряслами - обыкновенное польце» («На родине Есенина»); «Не весит нисколько, глазки черные - как бусинки, ножки - воробьиные, чуть-чуть его сжать - и нет. А между тем - тепленький» («Утенок»); «В той церкви подрагивают станки. Эта - просто на замке, безмолвная» («Путешествуя вдоль Оки») и мн.др.

Синтаксические построения в «Крохотках» становятся все более расчлененными, фрагментарными; формальные синтаксические связи - ослабленными, свободными, а это в свою очередь повышает роль контекста, внутри отдельных синтаксических единиц - роль порядка слов, акцентных выделений; повышение роли имплицитных выразителей связи приводит к словесной сжатости синтаксических единиц и, как следствие, к их смысловой емкости. Общий ритмико-мелодический облик характеризуется экспрессивностью, выраженной в частом использовании однородных членов предложения, парцеллированных конструкций: «И - чародейство исчезло. Сразу - нет той дивной бесколышности, нет того озерка» (Утро»); «Озеро пустынное. Милое озеро. Родина…» («Озеро Сегден»). Отрыв от основного предложения, прерывистый характер связи в парцеллированных конструкциях, функция дополнительного высказывания, дающая возможность уточнить, пояснить, распространить, семантически развить основное сообщение, - вот проявления, усиливающие логические и смысловые акценты, динамизм, стилистическую напряженность в «Крохотках».

Частым стилистическим приемом писателя становится и сегментированность речевых конструкций, например, при использовании вопросных, вопросно-ответных форм: «И в чем тут держится душа? Не весит нисколько…» («Утенок»); «…все это тоже забудется начисто? Все это тоже даст такую законченную вечную красоту?..» («Город на Неве»); «Сколько видим ее - хвойная, хвойная, да. Того и разряду, значит? А, нет…» («Лиственница»). Такой прием усиливает имитацию общения с читателем, доверительность интонации, словно «размышления на ходу».

Экономность, смысловая емкость и стилистическая выразительность синтаксических конструкций поддерживается и графическим элементом - использованием тире - излюбленного знака в повествовательной системе Солженицына. Широта употребления этого знака свидетельствует о его универсализации в писательском восприятии. Тире у Солженицына имеет несколько функций:

. Означает всевозможные пропуски - пропуск связки в сказуемом, пропуски членов предложения в неполных и эллиптических предложениях, пропуски противительных союзов; тире как бы компенсирует эти пропущенные слова, «сохраняет» им принадлежащее место: «Озеро в небо смотрит, небо - в озеро» («Озеро Сегден»); «Сердечная болезнь - как образ самой нашей жизни: ход её - в полной тьме, и не знаем мы дня конца: может быть, вот, у порога, - а может быть, еще нескоро-нескоро» («Завеса»).

. Передает значение условия, времени, сравнения, следствия в тех случаях, когда эти значения не выражены лексически, то есть союзами: «Едва в сознании твоем хоть чуть прорвалась пелена - ринулись, ринулись они в тебя, расплющенного наперебой» («Ночные мысли»).

. Тире можно назвать и знаком «неожиданности» - смысловой, интонационной, композиционной: «И еще спасибо бессоннице: с этого огляда - даже и нерешаемое решить» («Ночные мысли»); «Оно - с высокой мудростью завещано нам людьми Святой жизни» («Поминание усопших»).

. Тире способствует передаче и чисто эмоциональное значение: динамичность речи, резкость, быстроту смены событий: «Да еще на шпиле - каким чудом? - крест уцелел» («Колокольня»); «Но что-нибудь вскоре непременно встряхивает, взламывает чуткую ту натяженность: иногда чужое действие, слово, иногда твоя же мелкая мысль. И - чародейство исчезло. Сразу - нет той дивной бесколышности, нет того озерка» («Утро») [93].

Стилистическое своеобразие «Крохоток» характеризуется оригинальностью, неповторимостью синтаксиса.

Таким образом, широкий филологический взгляд на произведения А.И.Солженицына способен раскрыть большого мастера русского слова, его своеобразное языковое наследие, индивидуальность стиля автора.

Для творческого метода Солженицына характерно особое доверие к жизни, писатель стремится изобразить все, как это было на самом деле. По его мнению, жизнь может сама себя выразить, о себе сказать, надо только ее услышать[6] <#"justify">Архипелаг - Группа близко расположенных друг к другу морских островов.

ГУЛАГ - Сокращение: главное управление лагерей, а также разветвлённая сеть концлагерей во время массовых репрессий.

Диссидент - 1. Лицо, отколовшееся от господствующего вероисповедания, вероотступник. 2. Человек, не согласный с господствующей идеологией, инакомыслящий

Лейтмотив - 1. Основной мотив, повторяющийся в музыкальном произведении. 2. перен. Повторяющаяся в каком-н. произведении основная мысль, идея. 3. перен. Основная идея, то, что проходит через что-н. красной нитью.

Репрессия - карательная мера, исходящая от государственных органов.

Сталин - российский революционер, советский политический, государственный, военный и партийный деятель. Деятель международного коммунистического и рабочего движения, теоретик и пропагандист марксизма-ленинизма, фактический руководитель Союза Советских Социалистических Республик с середины 1920-х гг. до своей смерти в 1953 году.

Столыпин - государственный деятель Российской империи. В разные годы занимал посты уездного предводителя дворянства в Ковно, губернатора Гродненской и Саратовской губернии, министра внутренних дел, премьер-министра. В российской истории начала XX века известен в первую очередь как реформатор и государственный деятель, сыгравший значительную роль в подавлении революции 1905-1907 годов.

Хронотоп - существенная взаимосвязь временных и пространственных отношений. Хронотоп в литературе имеет существенное жанровое значение. Можно прямо сказать, что жанр и жанровые разновидности определяются именно хронотопом, причем в литературе ведущим началом в хронотопеявляется время. Хронотоп как формально-содержательная категория определяет (в значительной мере) и образ человека в литературе; этот образ всегда существенно хронотопичен.

Список использованной литературы и источников

Алексеева Л. История правозащитного движения. М., 1996; Диссиденты о диссидентстве // Знамя. 1997. № 9

Алексеева Л.М. История инакомыслия в СССР: Новейший период. Вильнюс, М, 1992, 2006

Андреева-Карлайл, О. Солженицын. В круге тайном: [воспоминания] / О. Андреева-Карлайл // Вопросы литературы. - 1991. - № 5. - С. 171 - 211. Окончание.

Андреева-Карлайл, О. Солженицын. В круге тайном: [отрывок из воспоминания] / О. Андреева-Карлайл // Столица. - 1991. - № 27. - С. 48 - 56.

Аннинский, Л. Руки творца: [взгляд на «Публицистику Солженицына»] / Л. Аннинский // Дружба народов. - 1996. - № 3. - С. 203 - 207.

Ароян, И. Писатель останется в городе: [новую улицу назовут именем Солженицына] / И. Ароян // Российская газета. - 2008. - 8 октября. - С. 11.

Арсланов, В. Трудные вопросы Кенгира / В. Арсланов // Октябрь. - 1990. - № 12. - С. 179 - 186.

Архангельский, А. Архипелаг Солженицына: Великому русскому писателю - 75 / А. Архангельский // Новое время. - 1993. - № 51. - С. 40 - 42.

Архангельский, А. О символе бедном замолвите слово: [«малая» проза Солженицына: «поэзия и правда»] / А. Архангельский // Литературное обозрение. - 1990. - № 9. - С. 20 - 24.

Афанасьев, А. Пророк и Отечество: [открытое письмо А. И. Солженицыну] / А. Афанасьев // Российская газета. - 1998. - 25 июля. - С. 6.

Бакланова, Е. С Солженицыным - рядом / Е. Бакланова // Работница. - 1999. - № 2. - С. 4 - 6.

Басинский, П. Победитель судьбы: [вышла первая биография Александра Солженицына: Людмила Сараскина: «Алксандр Солженицын»] / П. Басинский // Российская газета. - 2008. - 1 апреля. - С. 6.

Басинский, П. Стихия Солженицына: [вышла первая биография классика русской литературы] / П. Басинский // Российская газета. Неделя. - 2008. - 10 апреля. - С. 26.

Басинский, П. Ушел с миром: [Россия простилась с Александром Солженицыным] / П. Басинский // Российская газета. - 2008. - 7 августа. - С. 1, 9.

Безбородов А.Б., Мейер М.М., Пивовар Е.И. Материалы по истории диссидентского и правозащитного движения в СССР 50-х - 80-х годов. М., 1994

Белокурова, С. П. Русская литература: Конец ХХ века. Уроки современной русской литературы: учеб.пособие / С. П. Белокурова, С. В. Друговейко. - СПб.: Паритет, 2001. - 512 с.

Бернштам, М. С. Проклятый вопрос о цене идей / М. С. Бернштам // Дружба народов. - 1992. - № 4. - С. 167 - 185.

Болохов, В. Крестный: [о А. И. Солженицыне] / В. Болохов // Звезда. - 1994. - № 6. - С. 69 - 72.

Большая литературная энциклопедия: для школьников и студентов / В. Е. Красовский. - М.: Филол. о-во «Слово» и др., 2004. - 845 с.

Бондаренко, В. Кредо плюралистов: [о публицистике А. И. Солженицына] / В. Бондаренко // Слово. - 1990. - № 9. - С. 8 - 17.

Бондаренко, В. Солженицын как русское явление: [к 85-летию со дня рождения А. И. Солженицына] / В. Бондаренко // Русский дом. - 2003. - № 12. - С. 22 - 23.

Борисенко, И. Александр Солженицын. Думы перед дорогой / И. Борисенко, Ю. Романцов // Эхо планеты. - 1994. - № 20. - С. 18 - 19.

Борисов, В. М. «Архипелаг ГУЛАГ» читают на Родине: из писем в ред. «Нового мира», 1989 - 1990 / В. М. Борисов, Н. Г. Левитская // Новый мир. - 1991. - № 9. - С. 233.

Буйда, Ю. Служба Солженицына: Раньше он боролся с системой. Сейчас - с историей и читателями / Ю. Буйда // Новое время. - 1995. - № 24. - С. 36 - 38.

Буртина Ю. Из истории общественно-литературной борьбы 60-х годов: Твардовский, Солженицын, «Новый мир» по документам Союза писателей СССР. 1967 - 1970 / Ю. Буртина // Октябрь. - 1990. - № 10. - С. 178 - 203.

Буслакова, Т. П. Литература русского зарубежья: курс лекций: учеб.пособие для студентов вузов по спец. «Русский язык и литература» / Т. П. Буслакова. - Изд. 2-е. - М.: Высшая школа, 2005. - 364 с.

Вайль, П. Поиски жанра: Александр Солженицын / П. Вайль, А. Генис // Октябрь. - 1990. - № 6. - С. 197 - 202.

Василенко, А. Законный наследник дачи Тухачевского: [об А. И. Солженицыне] / А. Василенко // Молодая гвардия. - 1994. - № 10. - С. 267 - 272.

Венгерский, Е. Память о Гулаге: [переписка Ежи Венгерского с Солженицыным] / Новая Польша. - 2003. - № 10. - С. 47 - 50.

Владимов, Г. Н. Бремя свободы: литературная критика, публицистика / Г. Н. Владимов. - М.: Вагриус, 2005. - 462 с.

Войнович, В. Н. Нашедший правоту: [о А. И. Солженицыне: отрывок из кн. «Портрет на фоне мифа»] / В. Войнович // Книжное обозрение. - 2002. - 3 июня. - С. 31.

Войнович, В. Одна тень Ивана Денисовича: Войнович о Солженицыне: [беседа с писателем / Записал Илья Мильштейн] // Новое время. - 2002. - № 32. - С. 26 - 30.

Гайбарян, О. Е. Письменный и устный экзамен по литературе. ХХ век. Весь школьный курс: пособие по лит.для старшеклассников, выпуск. сред. шк., абитур. вузов / О. Е. Гайбарян. - М.: МарТ; Ростов н/Д:МарТ, 2004. - 458 с.

Глюксман, А. Уроки Солженицына: [ интервью с французским философом А. Глюксманом] // Свободная мысль - XXI. - 2004. - N 4. - С. 177 - 186.

Голубков, М. М. Русская литература ХХ в. После раскола: учеб.пособие для студ. вузов, обуч-ся по направл. «Филология», спец. «Филология» и «Литературоведение» / М. М. Голубков. - М.: Аспект Пресс, 2002. - 268 с.

Грибоедов А.С. Сочинения. М., 1988. С. 383-384.

Джалагония, В. Возвращение: [о Солженицыне] / В. Джалагония // Эхо планеты. - 1994. - № 31. - С. 14 - 15.

Ерёмина Т.Я. Мастерские по литературе. 11-й класс. Метод. Пособие. - СПб.: Паритет, 2004. - 256 с. (Серия Педагогическая мастерская.)

Есипов В. Традиции русского сопротивления// Шаламовский сборник. - Вып. 1. - Вологда,1994. - 478 с.

Жигалова М.П. Русская литература ?? века в старших классах.- Мн.: Аверсэв, 2003. - 270 с.

Ивойлова, И. Как изучать Солженицына в школе: [в учебных программах будут изменения] / И. Ивойлова // Российская газета. - 2008. - 12 авг. - С. 10.

История политических репрессий и сопротивления несвободе в СССР. М., 2002

Коган М.М., Козловская Н.В. Искусство написания сочинений. - СПб.: САГА, Азбука-классика, 2004. - 384 с.

Королева Л.А. Исторический опыт советского диссидентства и современность. М., 2001

Лейдерман, Н. Л. Русская литература ХХ века, 1950-1990-е гг.: [учеб.пособие для студ. вузов, обучающихся по направлению и спец. «Филология»] / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий. - 3-е изд. стереотип. - М.: Академия, 2008. Т. 2: 1968-1990. - 2008. - 684 с.

Лукьянченко, О.А. Русские писатели. Библиографический словарь - справочник для школьников / О.А. Лукьянченко. - изд. 3-е. - Ростов н/Д: Феникс, 2007. - 512 с.

Лучшие школьные сочинения для школьников и абитуриентов / Авт.-сост. Э. А. Богданова. - М.: Юнипресс, 2003. - 479 с.

Мандельштам Н.Я. Вторая книга: Воспоминания. М., 1990. - 639 с.

Мацур, М. Дом Марии: [в Кисловодске создадут музей Александра Солженицына] / М. Мацур // Рос.газета. - 2008. - 29 авг. - С.6.

Меженко, Ю.С. Знаменитые писатели. Судьба и творчество / Ю.С. Меженко. - Ростов н/Д: Феникс; Донецк: Кредо, 2007. - 336 с.

Минералов, Ю. И. История русской литературы ХХ века 1900 - 1920-е годы: учеб.пособие для студ. высших учеб. заведений по специальности 052600 «Литературное творчество» / Ю. И. Минералов, И. Г. Минералова. - М.: Высш. шк., 2004. - 429 с.

Новое в школьных программах: Соврем. Рус. проза / Сост. С. Ф. Дмитренко. - 2-е изд. - М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1999. - 126 с.

Новоселова, Е. В круге - первый: [А. Солженицын впервые награжден Государственной премией] / Е. Новоселова // Российская газета. - 2007. - 6 июня. - С. 1,2.

Роговер, Е. С. Русская литература ХХ века: [учеб.пособ. для высш. пед. учеб. завед.] / Е. С. Роговер. - 2-е изд.; доп. и перераб. - СПб.: Сага; М.: Форум, 2006. - 493 с.

Романова, Г. И. Русские писатели ХХ века: словарь-справочник / Г. И. Романова. - 2-е изд. - М.: Флинта: Наука, 2004. - 251 с.

Русская литература XIX-XX веков: учеб. пособие для для пост. в вузы: в 2-х т. Том 2: Русская литература ХХ века. Литературоведческий словарь / Сост. Б. С. Бугров, М. М. Голубков. - 8-е изд.. - М.: МГУ, 2006. - 479 с.

Русская литература ХХ века: учеб. пособие для высш. пед. учеб. заведений по спец. 032900 «Рус. яз. и лит.»: в 2 т./ Под ред. Л. П. Кременцова. - М.: Академия, 2003. - Т.2: 1940-1990-е годы / А. Ф. Авдеева и др. - 2003. - 457 с.

Русская литература ХХ века: учеб. пособие для высш. пед. учеб. заведений по спец. 032900 «Рус. яз. и лит.»: в 2-х томах./ Под ред. Л. П. Кременцова. - 3-е изд.; испр. и доп. - М.: Академия, 2005. - Т.2. - 1940-1990-е годы / [А. Ф. Авдеева и др.] - 2005. - 457 с.

Русская проза конца ХХ века: учеб.пособ. для студ. вузов по специальности 032900 «Русский язык и литература» / В. В. Агеносов, Т. М. Колядич, Л. А. Трубина и др.; Под ред. Т. М. Колядич. - М. : Академия, 2005. - 420 с.

Русские писатели, ХХ век. Биобиблиогр. Слов.: в 2 ч. Ч. 2. М - Я / Редкол.: Н. А. Грознова и др.; Под ред. Н. Н. Скатова. - М.: Просвещение, 1998. - 656 с.

Русские писатели: ?? век: Биобиблиографический словарь. Часть 2. - М., 1998.

Рябцев, Е. А. Нобелевцы ХХ века: Шолохов и Солженицын. Гении и злодеи: Докум. Хроника без тени вымысла / Е. Рябцев. - Ростов н/Д: Книга, 2004. - 414 с.

Слово пробивает себе дорогу: Сборник статей и документов об А.И. Солженицыне. М., 1998.

Современная русская литература (1990-е гг. - начало ХХI в.): Учеб.пособ. для студ. филол. фак. СП6ГУ; М.: Академия, 2005. - 346 с.

Современная русская литература: Анализ произведений школьной программы: справ.пособ. / Сост. Д. И. Довнор, А. И. Запольский. - М.: Книжный Дом, 2003. - 446 с.

Содерж.: краткая хроника жизненного и творческого пути, общая оценка творчества, краткая характеристика основных произведений.

Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ, т. І, М: ИНКОМ НВ, 1991. - 432 с.

Солженицын А. И., Духовный дар: [о смутном времени] / А. И. Солженицын. - 2005.- N 11. - С. 122 - 123.

Солженицын А. Рассказы. - М.: ИНКОМ НВ, 1991. - 288 с.

Солженицын А.И. [Собр. соч.]: [В 8 т.] М., 1990. Т. 5: Архипелаг ГУЛАГ. С. 27.

Солженицын, А. «Голый год» Бориса Пастернака: [из литературной коллекции] / А. Солженицын // Новый мир. - 1997. - № 1. - С. 195 - 203.

Солженицын, А. Август Четырнадцатого: Роман / А. Солженицын // Звезда. - 1990. - № 3. - С. 54 - 88.

Солженицын, А. Александр Малышкин: из «литературной коллекции» / А.Солженицын // Новый мир. - 1999. - № 10. - С. 180 - 192.

Солженицын, А. Апрель Семнадцатого (12 апреля - 5 мая) / А. Солженицын // Звезда. - 1993. - № 6. - С. 21 - 136.

Солженицын, А. Бодался теленок с дубом: Очерки лит.жизни / А. Солженицын // Новый мир. - 1991. - № 7. - С. 65 - 158.

Солженицын, А. Бодался теленок с дубом: Очерки лит.жизни: Пятое дополнение (1974 - 1975) / А. Солженицын // Новый мир. - 1991. - № 11. - С. 119 - 146.

Солженицын, А. В круге первом: Роман / А. Солженицын // Новый мир. - 1990. - № 1. - С. 5 - 94.

Солженицын, А. Два рассказа / А. Солженицын // Новый мир. - 1995. - № 5. - С. 12 - 50.

Солженицын, А. Двучастные рассказы / А. Солженицын // Новый мир. - 1995. - № 10. - С. 3 - 34.

Солженицын, А. Желябугские выселки. Двучастный рассказ / А. Сролженицын // Новый мир - 1999. - №3. - С. 3 - 29.

Солженицын, А. Жить не по лжи!: [завещание] / А. Солженицын // Российская газета. Неделя. - 2008. - 7 - 13 авг. - С. 4.

Солженицын, А. Захар - Калита: рассказ / А Солженицын // Литература в школе. - 1997. - № 4. - С. 136.

Солженицын, А. И. ...Колеблет твой треножник : [о А. С. Пушкине] / А. И. Солженицын // Народное образование.- 2004. - N 5. - С. 33 - 42.

Солженицын, А. И. Духовное падение еще страшнее физического: [выступление А. Солженицына на встрече с читателями / Записал В. Радзинский] // Литературная газета. - 2000. - 24 - 30 мая (№ 21). - С. 1, 11.

Солженицын, А. Иван Шмелев и его «Солнце мертвых»: [из «литературной коллекции»] / А. Солженицын // Новый мир. - 1998. - № 7. - С. 184 - 193.

Солженицын, А. Из Евгения Замятина: [из «литературной коллекции»] / А. Солженицын // Новый мир. - 1997. - № 10. - С. 186 - 201.

Солженицын, А. Интервью для парижской газеты «Либерасьон» (1983 г.): [Интервью А.Солженицына / Записал Д.Рондо] // Звезда. - 1996.- № 1.- С.73 - 81.

Солженицын, А. Иосиф Бродский - избранные стихи / А. Солженицын // Новый мир. - 1999. - № 12. - С. 180 - 193.

Солженицын, А. Красное колесо. Повествование в отмеренных сроках / А. Солженицын // Звезда. - 1993. - № 8. - С. 5 - 36.

Спиваковский П.Е. Феномен А.И. Солженицына. - М., 1998.

Струве Н.А. О Солженицыне // Струве Н.А. Православие и культура. М., 1992.

Урманов А.В. Творчество Александра Солженицына. М., 2003.

Шаламов В. Т. Колымские рассказы. Левый берег: [сб.]/В.Шаламов. - М.: АСТ: Транзиткнига, 2005. - 444, [4] с.

Шаламовский сборник. - Вып. 1. - Вологда, 1994. - 478 с.

Шнейберг Л.Я., Кондаков И.В. От Горького до Солженицына: Пособие для поступающих в вузы. - 2-е изд., испр. И доп. - М.: Высш. Шк., 1995. - 559 с.

Шубин А.И. Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989). М., 2006.

Ячменёва Т. Лагерная проза в русской литературе//Литература. - 1996. - №32.