Русская православная церковь в XVII веке

Русская православная церковь в XVII веке

Введение

До сих пор, говоря о народной вере, мы имели дело с православной религией. С середины XVII века все меняется. Русское православие в результате реформы Никона распалось на старообрядчество и официальную церковь (названа старообрядцами «никонианская»). Это разделение положило начало дальнейшему дроблению на религиозной почве. Параллельно государственной церкви возникло множество других церквей -еретических сект. В их создании и развитии самое активное участие принимал народ. Раскол - самое большое по своим последствиям событие XVII столетия и величайшая трагедия, пережитая Россией, так как страна как единое религиозное тело была разорвана. Впоследствии чего произошло: падение древнерусского благочестия, полное подчинение Церкви государству и, в конце концов, растущее равнодушие или недоверие в народе к официальной церкви, которая как бы скомпрометировала себя расколом.

Заметно ослабление религиозного чувства во многих слоях населения, а вместе с тем его рост, но уже не на официальных, а на сектантских путях. В результате раскола из лона Церкви, а далее из истории русского государства и общества, исчезла та часть народа, которая во многом составляла духовное ядро православия. Ведь старообрядцы в ту пору - это самая верующая и самая последовательная в своей вере часть нации. Поэтому они и не пошли на уступки официальному направлению и оказались вне Церкви и как бы вне общества, замкнувшись в собственной среде. Эта атмосфера, в особенности на первых порах, породила замечательные плоды религиозного подвижничества, нравственной стойкости и даже воскресила на какое-то время древнерусскую культуру, но - в узких, локальных границах, в стороне от магистральных путей исторического развития.

Разрыв или раскол прошел через все сословия, затронув и царскую семью. Но больше всего он коснулся духовенства и крестьянства. Крестьянство в массе, по своей консервативности, больше склонялось к староверию и лишь под давлением приняло реформу Никона. Смысл этой реформы заключался в том, что Никон, став патриархом (1652), решил унифицировать обряд и священные книги, приведя их в единство с греческим православным обрядом и греческими книгами. Патриарху Никону, царю Алексею Михайловичу и их сторонникам казалось, что русские люди, по своей отсталости, за шесть с половиной веков, которые прошли с принятия на Руси христианства, истратили истинно православную греческую веру, и теперь настало время исправить эти ошибки. Однако явление раскола связаны и с политическими мотивами, которые двигали Никоном и царем Алексеем Михайловичем в их церковной реформе

Разумеется, в причинах раскола есть и метафизические закономерности, которые находятся в самом основании России и русской истории. Россия всегда, подпадая искушению власти, двигалась и развивалась путем раскола. При этом идее власти, государственной централизации и всемирного господства приносились в жертву целые сословия и большие культурные ценности. Так, на новой основе, повторилось при Петре. Что-то похожее произошло и происходит в XX веке: истребление внутренних, духовных ценностей за внешнее величие. Этот периодический раскол, возможно, соответствует самой природе русской истории… Так или иначе, религиозный раскол XVII века повлек весьма серьезные последствия в истории России.

Актуальность данной курсовой работы в том, что произошедшие в России во второй половине XVII века в результате церковной реформы столкновения различных слоев населения, отразились во всей российской культуре и национальном самосознании.

В течение ста лет православная церковь была отстранена от реального участия в жизни страны. Но в наше время ситуация меняется кардинально.

Большинство современных богословов считают, что кризисное состояние духовной культуры нашего общества, связано с падением авторитета религии, которое в свою очередь зародилось особенностями нашей эпохи. Поэтому и свой вклад в улучшении общества они видят, прежде всего, в поднятии социального статуса православной религии и повышении религиозности современного человека.

На протяжении почти столетия православная церковь оказалась почти отстраненной от реального участия в жизни страны и ее граждан. Сегодня ситуация меняется кардинально. Большинство отечественных богословов полагают, что одним из главных источников всех современных общественных проблем является отход людей от истинной веры. Поэтому и свой вклад в совершенствование общества они видят в поднятии социального статуса православной религии и повышении религиозности современного человека

Исходя из этого, патриарх Московский и всея Руси Алексий II и первосвятитель Русской Старообрядческой церкви митрополит Алимпий озадачены обновлением общественной нравственности. Патриарх Московский и Всея Руси Алексий оценивает современное состояние общества следующее: «теперь мы живем в секуляризованном, плюралистическом обществе, которое включает верующих и неверующих, православных и последователей других концессий и религий. Мы должны всерьез принимать эту реальность и прислушиваться к голосу церкви».

Вместе с тем немаловажная, не кричащая о себе старообрядческая стойкость, духовная и нравственная убежденность могут стать залогом нашей будущей жизни.

Анализ церковной реформы и ее последствий для русской духовной культуры не возможен без периодической печати. Так статьи:

Михайловой Н.М. «Раскол древня и новые», рассматривает раскол в русской православной церкви в середине XVII века, не как нечто сверхъестественное. Во-первых, расколы в русской церкви наблюдались и в более поздние времена. Во-вторых, расколы не являются чисто русским явлением. Вспомним хотя бы раскол в христианской церкви в 1054 году на западно-католической восточно-католическую (православную) или возникновение недрах католической церкви в начале XVI века протестантского движения. Заслугой Михайловой Н.М. является то, что она показала более глубокие причины церковного раскола середины XVII века, приводя убедительные аргументы в пользу того, что реформы патриарха Никона возникли, не резко и не относились к личности этого великого патриарха, а были вызваны к жизни более важными причинами. Кратко, но содержательно, изложено биография Аввакума в статье Степанова С.А. Жизнь Аввакума была полна резких контрастов в его общественном положении. Упрямый и раздражительный, но в то же время принципиальный и до конца преданный своим идеям, Аввакум Петров (Петрович) бесхитростно рассказывает про свою жизнь. Озлобление его направлено, главным образом, против патриарха Никона. Автобиография Аввакума, написанная простым и образным языком, является прекрасным литературным памятником и не менее ценным историческим источником по истории раскола.

В монографии Белокурова С.А. «Из духовной жизни московского общества XVII в.»., относящееся к памятникам общественно-политической мысли второй половины XVII в. Где говорится о Юрии Крижаниче, который считал необходимым развивать торговлю и промышленность и изменить порядки государственного устройства, работал в России над исправлением богослужебных книг.

Ключевский В.О. «Сочинения в 8-ми томах» - рассматривая русскую историю, в которых на первый план выдвигал политические и экономические события XVI - начала XVIII века

Синявский А. «Иван-дурак: очерк русской народной веры» - книга крупнейшего русского ученого и писателя, созданная в эмиграции на основе лекций, прочитанных студентам в конце 70-х годов. Удивительно с юмором и интеллектуальным блеском знакомит автор читателя с огромным миром народной веры, православного христианства в его народной интерпретации, мир фольклора, издавна служивший ученому, по его признанию, «эстетическим ориентиром».

Черноиваненко Е. «Литературный процесс в историко-культурном» , где рассматриваются методологические и теоретические проблемы литературного процесса, история русской церкви XI-XX веков как развитие и смена религиозно-риторического, светско-риторического и эстетического типов художественно-литературного сознания. Эволюция русской церкви прослеживается автором в широком историко-культурном контексте.

Никольский Н.М. «История русской церкви» - книга является первой в советской исторической науке попыткой осветить историю русской церкви с позиции марксизма-ленинизма. В ней обобщен огромный фактический материал и сделаны выводы, не потерявшие своей актуальности в наши дни.

В своей фундаментальной работе «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович» Н.Ф. Каптерев в очередной раз подверг сомнению выводы целого поколения исследователей, во главе с Н.И.Субботиным, которые стремились к идеализации роли Никона. Ученый отметил значение кружка протопопов - "боголюбцев", которые во главе с Иваном Нероновым задолго до Никона начали движение внутреннего церковного возрождения, и показал ужасные последствия Никоновских необдуманных действий. Кроме этого он был первым историком, который подверг сомнению теорию "испорченности" или неправильности старорусского обряда. Он обоснованно доказал, что в русской церкви до середины XVII века был, употребим обряд, который существовал и в Византии до XII-XIII веков, он сохранил ряд черт ранних древневизантийских обрядов, в том числе и двуперстие. Книга отличается и масштабом источниковой базы, которая делает выводы ученого абсолютно доказанными.

Исследование Геллера М.Я. "История Российской империи" охватывает огромный временной период - с первого летописного упоминания о славянских племенах до Октябрьской революции. Автор рассматривает, историю России, по-своему прослеживая процесс многократного образования и распада Российской империи.

В современной литературе о церковной реформе и ее последствиях выделяют небольшое количество работ. Прежде всего, это исследование Головатенко А. «Московское общество и церковный раскол XVII века», в которую включены ряд очерков по истории Церкви. В них рассказывается о деятелях, которые, по мнению авторов, вошли с нею в конфликт.

Ивановский Н. «Руководство по истории и обличению старообрядческого раскола» - подборка дореволюционных изданий книг, посвященных теме старообрядческого раскола.

Объект исследования - русская православная церковь в своем развитии, внутренняя политика Российского государства в рассматриваемые хронологические рамки.

Предмет исследования - церковная реформа, а также характер и последствия последовавшего после его проведения раскола Русской православной церкви.

Целью данной работы является, характеристика церковной реформы середины XVII века, а также выяснение особенности осуществления церковной реформы патриархом Никоном и ее влияние на духовную культуру старообрядчества.

В соответствии с целью исследования предусматривается решение следующих задач:

охарактеризовать состояние Русской церкви накануне реформ;

рассмотреть предпосылки проведения церковной реформы в XVII в.;

раскрыть особенности раскола и возникновения старообрядчества;

охарактеризовать последствия церковной реформы для духовной жизни и культурного развития страны.

Тема церковной реформы церкви в XVII веке актуальна и до сих пор, так как причиной этого раскола было влияние Запада на Россию.

Выявленная цель и задачи обусловили использование нескольких методов исследования. Работа опирается на сравнительно-сопоставительный метод, позволяющий определить взаимосвязь, а также метод исторической реконструкции, восстанавливающее каждое историческое явление, и системный метод исследования.

Один из основополагающих методов исследования - историко-генетический метод: церковная историография старообрядчества изучается в процессе исторического движения, моделирующее процесс ее эволюции. Историко-генетический метод, рассматривающий явление в его развитии, включает системный анализ: церковная реформа представлена как единая, самоанализирующая система, состоящая из зависимых элементов. В соответствии со структурно-функциональным методом, элементы системы исследуются в зависимости не только друг с другом, но и с внешней средой. Поэтому в работе был учтен целый комплекс факторов, определивших сущность произведений церковной реформы: время, место и причины их принятия, уровень развития светской и церковной исторической науки, общественные настроения, политика государства в отношении старообрядчества и многое другое. Взаимодействием между собой этих подсистем и их элементов определяется характер и содержание текста, созданного в данное время и в данном месте.

При непосредственной работе с текстами был применен метод компаративного анализа источников. Компаративным анализом, который является междисциплинарным методом, принято считать описание и объяснение сходств и различий исследуемых явлений. На первом этапе данного анализа определяются критерии (индикаторы) сравнения источников или явлений, на втором - производится описание и объяснение их сравнительных сходств или различий.

Хронологические рамки работы охватывают последнюю треть XVI - конец XVIII в., то есть период, становление старообрядческих сообществ, их конфессиональное развитие и функционирование в условиях церковно-государственного давления, расцвет старообрядческой культуры. Нижней хронологической границей является 1551 г., изменивший систему взаимоотношений религиозных организаций, государства и общества и положивший начало принципиально новому этапу в российской истории. Условной верхней границей исследования с точки зрения хронологии выступают 1666 - 1667 гг. В это время на церковном Соборе сторонники старых церковных обрядов были осуждены как «еретики» и «раскольники», что фактически предопределило конфессиональное размежевание несогласных друг с другом православных верующих.

Научная новизна исследования заключается в том, что данная работа является первой попыткой тщательного исследования правового положения Русской Православной Церкви в период проведения церковной реформы.

В процессе исследования была проанализирована реформы Никона, которые ранее не были предметом историко-правового анализа с точки зрения заявленной темы. Было выяснено, что раскол истрачивает реформу высшего церковного управления, и включает в себя изменение правового статуса монастырей и монашества, приходского духовенства и епископата, а также попытки регламентации религиозной жизни подданных. В работе проанализированы ранее неизвестные особенности староверия и механизмы формирования старообрядческой религиозной культуры, рассмотрены основные формы существования староверия с конца XVII до начала XVIII в. Также обоснована необходимость православного наполнения идеологии современного российского государства и общества с учетом богатого отечественного духовного и исторического опыта.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Проведенное исследование способствует определенному приращению знаний о русском старообрядчестве, дополняет его историографию новыми концептуальными подходами, позволяет рассматривать историю «старой веры» в тесной связи с историей российской модернизации и эволюцией государственности в XVII. Результаты работы могут использоваться в исследованиях культурной и социальной истории России. Материалы курсовой могут быть привлечены при построении учебных курсов по истории и религиоведению.

1. Церковь накануне и в период преобразований

.1 Введение патриаршества в конце XVI и его значение

Правитель Борис Годунов выступил главным инициатором церковной реформы в России. Помимо общих идей он имел сугубо личные мотивы, побуждавшие его спешить с церковным делом. Не в силах справиться со своими недругами, он, подобно Грозному, готовился покинуть Россию, чтобы вместе со своими близкими укрыться в Англии. Назначение преданного Иова на митрополию было для Бориса Годунова удачным вариантом, так как даже в узком кругу высших церковных иерархов Иова мало кто принимал всерьез. Без авторитетного руководства церковь не могла восстановить своих позиций. Между тем обстановка острого социального кризиса требовала возрождения сильной церковной организации. В такой ситуации правитель Борис Годунов попытался использовать греческие связи церкви, чтобы добиться учреждения патриаршества в Москве. Могущество и блеск Российского царства манили греков. В XVI веке обедневшие восточные патриархи вынуждены были все чаще обращаться в Москву за помощью.

Борис Годунов всеми силами старался привлечь на свою сторону духовенство. Задуманная им реорганизация высшей церковной иерархии была мерой прежде всего политической. Правитель Борис Годунов не без основания рассчитывал на то, что патриарший сан укрепит авторитет его ставленника Иова, а раздача новых митрополичьих и архиепископских должностей поможет ему достичь согласия с высшими иерархами. Борис Годунов готов был заплатить любую цену, чтобы добиться успеха в переговорах с греками. Учреждение патриаршества стало для него вопросом личного престижа.

Принимая решение перенести свою кафедру в Москву, патриарх руководствовался не только соображениями личного благополучия, но и более существенными политическими целями. Византийская церковь не оставляла надежд на избавление своего народа от турецкого ига. Знаменитый Максим Грек связывал грядущее освобождение родины с борьбой России против Турции. В письмах к Василию III он выражал надежду на то, что православная Русь поможет возрождению «нового Рима»- Византийского царства и «от отеческих твоих престол наследника покажет и свободы свет тобою да подаст нам, бедным». Подобно Максиму Греку, патриарх Иеремия также рассчитывал на помощь Москвы в деле освобождения Греции от турок. Но он и его спутники избегали огласки переговоров, связанных с внешнеполитическими целями, боясь мести со стороны турок. Одновременно с Иеремией в Москву прибыл английский посол Джильс Флетчер. Ему стоило большого труда разузнать о секретных переговорах Иеремии.

Записки Джильса Флетчера подтверждают, что Иеремия сам предложил царю перенести патриарший престол из Константинополя в Москву. Грек подкрепил свое решение следующими доводами: во-первых, престол патриарший находится под властью турок - врагов веры, почему и следует перенести его в какое-нибудь другое государство, исповедующее христианскую веру; во-вторых, русская церковь остается единственной законной дверью церкви греческой, следуя одному с ней учению и одинаковым обрядам, между тем как прочие единоверцы подчинились туркам и отступились от истинной религии. В определенной мере решение патриарха было связано с надеждами на создание в Европе мощной антитурецкой лиги, способной освободить Византию от ига. По словам Джильса Флетчера, Иеремия приехал в Россию, чтобы способствовать заключению союза между царем и испанскими Габсбургами, которые могли оказать наибольшую помощь в борьбе с турками. К участию в лиге предполагалось привлечь также австрийских Габсбургов.

Слухи об объединении католических сил не на шутку пугали английского посла, и он, по всей видимости, преувеличивал возможности такой коалиции. Накануне похода непобедимой Армады к берегам протестантской Англии ее дипломатам повсюду чудились интриги и козни папской курии. По утверждению Джильса Флетчера, Иеремия якобы готов был подчиниться папе римскому, а в дальнейшем подчинить его власти также и русскую церковь. Подозрения такого рода были конечно же неосновательны. Греческие патриоты не теряли надежды на то, что с помощью антитурецкой лиги им удастся освободить Византию от иноземных поработителей. Лига, включавшая Испанию, Австрию, Московию, Иран и Грузию, должна была организовать одновременное нападение на Османскую империю, с тем чтобы изгнать турок из Константинополя. Перенесение престола в Москву, вероятно, казалось Иеремии средством к тому, чтобы приблизить эту отдаленную цель. Как только московским властям стало известно о намерениях патриарха, они пустили в ход дипломатическую уловку.

Через приставов и других малозначительных лиц Иеремии постарались внушить уверенность в том, что в Москве его ждет блестящее будущее. «Владыко,- заявляли московиты,- если бы ты захотел и остался здесь, мы бы имели тебя своим патриархом». Но, заключает свой рассказ Дорофей, подобные заявления исходили не от царя и бояр, а лишь от приставов, стороживших патриарха. Иеремия попал в расставленную ему ловушку, и, не ожидая официального приглашения, объявил приставам: «Остаюсь!». Тайная дипломатия увенчалась успехом, с этого момента переговоры получили официальный характер и стали фиксироваться в документах Посольского приказа. Перед Боярской думой была зачитана «царская речь», из которой следовало, что Федор давно замыслил иметь в своем государстве патриарха, того, кого бог благоволит: «Будет похочет быть в нашем государстве цареградский патриарх Иеремия, и ему быти патриархом в начальном месте в Володимире, а на Москве бы митрополиту по-прежнему; а не похочет... быти в Володимире, ино б на Москве учинити патриарха из московского собору». Инициатором обсуждения вопроса о патриархе в думе был, разумеется, не царь Федор, а правитель Борис Годунов.

Смысл его выступления был предельно ясен. Россия ж желала вновь видеть грека во главе русской церкви. Борис Годунов не собирался жертвовать своим ставленником Иовом даже ради учреждения патриаршества в России. Просьбу патриарха правитель соглашался выполнить лишь на условиях заведомо для того неприемлемых. Греку дозволялось основать свою резиденцию в захолустном Владимире, с тем чтобы фактическим главой русской церкви в Москве оставался митрополит Иов.

По решению Боярской думы Борис Годунов отправился на подворье к патриарху. Различные источники, несмотря на содержащиеся в них противоречия позволяют во всех деталях проследить за последующими переговорами. Архиепископ Арсений описал посещение Бориса Годунова как очевидец. У великого боярина, замечает Арсений, был смущенный вид, когда он «не без страха, но почтительно и в порядке» приступил к изложению дела. Борис Годунов повел дело так ловко, что патриарх решился исполнить волю царя. Но ему воспрепятствовали его советники - митрополит Дорофей, патриарший племянник Дмитрий и двое других греков. Они обратили внимание Иеремии на то, что русские предлагают ему основать свою резиденцию в захолустном Владимире, а не в Москве. «А Владимир хуже Кукуза!»- говорил патриарху Дорофей, самый рьяный из противников московитов. Армянский городок Кукуз был местом заточения Иоанна Златоуста. Во Владимире, внушали патриарху, он будет в худшей ссылке.

По русским источникам, Иеремия заявил Борису Годунову, что согласен основать свою резиденцию только в Москве, «занеже патриархи бывают при государе всегда; а то что за патриаршество, что жити не при государе, тому статца никак невозможно». Выслушав окончательное мнение Иеремии, Борис Годунов стал настаивать на том, чтобы в московские патриархи был поставлен кто-нибудь из русских. Но патриарх отклонил и эту просьбу, сославшись на то, что он волен распоряжаться только своей кафедрой. «Не будет законно,- сказал он,- поставить другого, если мне самому не быть на двух кафедрах». По словам очевидцев, правитель покинул патриаршее подворье чрезвычайно опечаленным. Дипломатическая игра была проиграна. Тогда на греков решили воздействовать иными способами. Годунов на время покинул сцену. «Черную работу» взялись выполнять братья Андрей и Василий Щелкаловы. Дьяки попытались купить согласие патриарха щедрыми посулами. Они обещали ему дорогие подарки, богатое содержание, города и области в управление. В то же время патриарху дали понять, что его не отпустят из Москвы, пока он не уступит. Под конец с греками заговорили языком диктата. Когда митрополит Дорофей отказался подписать грамоту «о поставлении» Иова, Андрей Щелкалов пригрозил утопить его в реке.

Переговоры с греками дают наглядное представление о распределении ролей между двумя главными правителями русского государства. В то время как Борис Годунов предпочитал уговоры и убеждения и употреблял все свое красноречие, Андрей Щелкалов действовал без всяких церемоний. Его угрозы произвели на греков, по-видимому, более сильное впечатление, чем красноречие Бориса Годунова. Тем не менее честь благополучного завершения переговоров с греками выпала на долю Бориса Годунова. Борис Годунов не мог допустить срыва переговоров, получивших широкую огласку, и постарался закончить дело как можно скорее. Боярская дума вторично собралась в царских палатах и окончательно отклонила просьбу Иеремии о «поставлении его патриархом на Москве». Решено было еще раз держать совет с Иеремией о возведении в сан патриарха Иова. Бояре распорядились взять у Иеремии «чин» постановления патриархов и учредить новые митрополичьи, архиепископские и епископские кафедры в тех городах, где будет «пригоже». Решение о преобразовании московской церковной иерархии было принято еще до того, как дума получила формальное на то согласие патриарха. 13 января 1589 года Борис Годунов и Щелкалов уведомили Иеремию обо всех предпринятых ими шагах. Беседа была продолжительной. Как повествует официальный отчет, «патриарх Иеремия говорил о том и советовал много с боярином, с Борисом Федоровичем Годуновым...». Под конец патриарх уступил по всем пунктам, выставив единственное условие, чтобы его самого «государь благочестивый царь пожаловал и отпустил». Греки капитулировали ради того, чтобы вырваться из московского плена. «В конце концов,- повествует Дорофей,- хотя и не по доброй воле, Иеремия рукоположил патриарха России». Борис Годунов не считал нужным советоваться с «государевыми богомольцами» по поводу выбора кандидата на патриарший престол. Этот вопрос был предрешен с самого начала, и «отцам церкви» оставалось лишь выразить согласие с волей правителя.

Иеремия представил властям подробную опись церемониала поставления патриарха. Следуя ему, царь и священный собор сначала должны были выбрать «втаи» трех кандидатов в патриархи, после чего царю надлежало утвердить на высокий пост одного из них. Такой порядок выборов главы церкви показался московским властям неудобным. Но по настоянию Иеремии они в конце концов согласились провести «тайные» выборы. Вся процедура свелась к чистой формальности. Власти расписали сценарий избирательного собора до мельчайших деталей, включая «тайну» выборов. В соответствии с этим сценарием Иеремия должен был провести «тайное» совещание с московскими епископами, после чего «избрати трех: митрополита Иова всеа Руси, архиепископа Александра Новгородского, архиепископа Ростовского Варлаама». «Потом,-сказано было в наказе,- благочестивый царь Федор изберет из тех трех одного Иова митрополита... в патриархи». Иеремия беспрекословно выполнил все предписания Годунова относительно «тайны» выборов и 26 января 1589 года возвел Иова на московский патриарший престол. Затем была составлена утвержденная грамота об избрании первого московского патриарха, санкционировавшая преобразование высшей церковной иерархии. Вместо одной митрополичьей кафедры учреждено было четыре. Митрополичий сан получили прежде всего бывший архиепископ Новгородский и Псковский Александр и бывший архиепископ Ростовский и Ярославский Варлаам. Оно декларировало право московской церкви на поставление патриарха без участия восточных патриархов, которых надлежало лишь известить о принятом решении. Право окончательного утверждения русского патриарха всецело принадлежало царю, что закрепляло зависимость церкви от светской власти. Утвержденная грамота содержала указание на историческую роль Русского государства как оплота вселенского православия. Напомнив о гибели двух столиц Римской империи, составители грамоты адресовали царю Федору следующие слова: «Ветхий Рим падеся аполинариевой ересью; вторый же Рим, иже есть Константинополь... от безбожных турок, обладаем; твое же, о благочестивый царю, великое Российское царствие, третей Рим, благочестием всех превзыде, и вся благочестивая царствие в твое едино собрася, и ты един под небесем христианский царь именуешись в всей вселенной, во всех христианех».

В течение многих десятилетий до установления патриаршества в Москве теория «Москва - третий Рим» излагалась в сочинениях неофициального толка. Претендовавший на неограниченную власть Иван Грозный ни разу не сослался на нее в своих многочисленных сочинениях. Только при Борисе Годунове эта теория впервые получила отражение в правительственном документе - утвержденной грамоте и таким образом превратилась в официальную доктрину. Какое значение имело отражение в авторитетном документе формулы «Москва - третий Рим»? Можно ли считать, что Россия при Борисе Годунове выступила с претензиями на роль центра новой мировой империи, преемницы Древнего Рима и Византии? Такое толкование было бы совершенно неверным. В конце Ливонской войны Россия пережила сокрушительное военное поражение. Со всех сторон ее теснили враги. На первый план правительство Бориса Годунова выдвинуло задачу обороны границ и возвращения русских территорий, утерянных после военной катастрофы. Можно было бы предположить, что теория «Москва - третий Рим» выражала претензии русской церкви на руководство всемирной православной церковью. Но и такое предположение было бы необоснованным. Доктрина «Москва - третий Рим» при всей ее претенциозности выражала преимущественно стремление ликвидировать неполноправное положение Москвы по отношению к другим центрам православия.

Основание патриаршества стало важной вехой в истории русской церкви. Будучи при своем учреждении одной из многочисленных епархий византийской церкви, русская церковь давно стала фактически независимой от константинопольского патриарха. Преобразование московской митрополии в патриаршество закрепило эту независимость в нормах канонического права. Усилилось влияние русской церкви на международной арене. Вопреки церковным легендам инициатива учреждения патриаршества в России всецело принадлежала светской власти. Преодолев конфликт с руководством церкви в годы опричнины, а затем во время правления Бориса Годунова, московское правительство все больше и больше подчиняло церковную организацию государству.

1.2 Роль церкви в Смутное время начала XVII века

Со времени татарского нашествия Россия не переживала потрясений, подобных эпохе Смутного времени. Вслед за борьбой боярских партий за трон вскоре пошли народные восстания против бояр, усугубившиеся внутренними мятежами и вторжениями чужеземцев. Вся страна от южных границ до крупных городов на Севере, от Пскова и Новгорода до Урала, попал в этот водоворот. Оказались затронутыми все социальные группировки либо как действующие лица, либо как жертвы событий. Кризис, начавшийся смертью царя Федора 7 января 1598 года, продолжался еще в течение долгого времени после избрания царем Михаила Романова в 1613 году. С самого начала события приняли форму всеобщего крушения государства, церкви, нравов и бытовых устоев, что сопровождалось ужасающей материальной разрухой. Всеобщность катастрофы поражала человеческие умы, ставила проблемы перед мыслителями и налагала на сознательных людей определенные обязанности. Теперь трудно представить себе, в каком опустошении находилась в то время большая часть Руси. В западной и центральной частях Руси, уже много перенесших в связи с политикой Ивана Грозного в последней трети XVI столетия, население катастрофически редело. Затем удар был нанесен Поморью, бывшему еще недавно в полном расцвете своих сил; там тоже после отрядов Лисовского и Сапеги крестьяне еще долго твердили, говоря о пустопорожних землях: «Пустошь, бывшее селение такое-то». Там, где прошли поляки и казаки, очень часто оставалось не более четверти прежнего количества обитаемых дворов и обработанных земель. Фактически, от прежних пахотных земель почти ничего не осталось. В истории городов и монастырей эти годы характеризуются ужасными разрушениями и убийствами.

Разруха и избиения приняли еще более ужасающий характер из-за сопутствующих им обстоятельств: «русские разбойники» присоединялись к внешним врагам для нападения на своих же русских собратьев; поголовно везде наблюдалось аморальное поведение. Чувствовалось какое-то непостижимое сцепление преступлений и бедствий. Шли дикие казни; господствовал отвратительный террор; распространялось пристрастие к иностранным обычаям, склонность к роскоши и пиршествам даже у купцов и крестьян; вскоре наступил голод; везде распространено было лихоимство сильных мира сего, жадность торговцев, особенно зерном и порохом, лекарей; шла гражданская война и совершались вторжения иностранцев; повсеместно распространялось презрение к церковным заповедям; святыня же осквернялась еретиками.

Неслыханная вещь: сама вера в Святой Руси, с гордостью провозгласившей себя преемницей Рима и Византии, была подорвана. Был такой момент, когда налицо было четыре патриарха: Иов, свергнутый Лжедмитрием; Игнатий, изгнанный после падения узурпатора; Филарет, вначале принятый царем Василием; наконец, Гермоген, законным образом принявший власть! Церковь оказалась во власти политических интриг. Храмы служили конюшнями для лошадей; перед алтарями кормили собак; блудницы пользовались священными сосудами для обмываний; иконы осквернялись; монахинь заставляли есть мясо во время поста; священники подвергались оскорблениям и пыткам, а верующие, изгнанные в необитаемые места, умирали без исповеди. Царь, и особенно царица, которая предалась латинской ереси, угрожали самому православию. А потом поляки заняли Москву и самый Кремль. В часы своего досуга священник Иван Савельевич Наседка, бывший свидетелем этих печальных картин и впоследствии возвратившийся в Троице-Сергиев монастырь для служения в монастырской церкви, предоставленной в распоряжение жителей взамен разрушенных приходских церквей, размышлял так: «Некогда латиняне отошли от православия, а затем все страны Запада впали в лютерскую ересь. Православие умерло и у нас на Руси, покоренной еретиками». И он в отчаянии плакал. Авраамий Палицын, келарь Троице-Сергиевого монастыря, писал в 1615 году: «Не было никогда еще таких бедствий и никогда не будет».

Мы видим, как в эти годы появляются праведники, отшельники и затворники, вокруг которых собираются толпы взволнованных людей, жаждавших наставления. В большом Борисоглебском монастыре близ Ростова Иринарх, сын простого крестьянина из пригорода, надевает на себя все новые вериги по мере того, как бедствия все больше и дольше довлеют над Русью, но в 1608 году он покидает свою келью и идет «говорить правду» царю Василию. Своими добродетелями он внушает уважение Сапеге и полякам, которые не осмеливаются трогать его монастырь. Он благословляет на подвиг спасителей страны Скопина-Шуйского, Минина и Пожарского, а впоследствии - Лыкова. Он таинственно появляется на горизонте истории в горестное для страны время и исчезает вместе с ним в 1616 году. Рядом с ним мы видим появление целого сонма праведников. Тут- в Ростове - Тихон, Александр, Пимен и Корнилий, в Пере- славле - Дионисий, на Клязьме возникает по почину неизвестного праведника скит святого Георгия, в Вологде - появляется Галактион.

В критические времена Русь, подобно Израилю, имела своих пророков. Все они вели один и тот же образ жизни, скитаясь в веригах, нередко они привязывали себя к стене своей кельи, не прикасались ни к мясу, ни к рыбе, ни к маслу, но они принимали множество людей, приходивших к ним с душой, полной скорби В те времена многие создают для себя монастыри и скиты: с 1598 по 1618 год в «Истории российской иерархии» таковых зарегистрировано 48, за двадцать лет их создалось столько же, сколько за предыдущие сорок шесть лет. Таким образом, в глубине народной души повсеместно проявлялось стремление к моральному и религиозному обновлению, которое было вызвано страхами и ужасами Смутного времени. Другим чувством, которому суждено было укорениться в эти годы, было чувство ненависти и сознание непреодолимой пропасти между православными и латинянами.

Прежняя ненависть, унаследованная еще от греков, вспыхнувшая снова позже в результате неудачной попытки соединения церквей митрополита Исидора после Флорентийского собора, сначала не выходила из официальных кругов, но уже Брестская уния в 1596 году усугубила положение вещей: западная и южная Русь, подчиненная Польше, в основном перешла под власть паны, с постепенно латинизируемой литургией и с постепенно уменьшающимся количеством православных иерархов; в то же время низшее духовенство терпело там массу притеснений; православные пытались мстить за это заимствованием у протестантов их нового антикатолического арсенала: Рим был объявлен Вавилоном Священного Писания, а папа был назван антихристом. Все эго узнавалось через выходцев с Запада и из книг; и слухи о тех опасностях, которым подвергалась вера за границей, распространялись широко.

В 1601 году Мартин, иезуит, сопровождавший Сапегу в Москву, с горестью констатирует: «Русские питают неумолимую ненависть к католикам, они полны предубеждений против папы, упорно придерживаются их и не желают дать себя переубедить». Но теперь уже все население городов и деревень было в ужасном негодовании: даже в Москве была пролита христианская кровь; эти латиняне, поляки и литовцы, - были настоящие «язычники»! Иначе их и не называли. Их соучастника беглого монаха-расстригу Отрепьева принимали за посланца антихриста". Слово «латинянин», более чем когда бы то ни было, стало синонимом национального и религиозного врага. Между тем, эти литовцы или белорусы, или эти запорожские казаки, которые называли себя православными и которые, вместе с поляками, грабили монастыри и оскверняли церкви, также не могли быть истинными христианами. Все эти люди были довольно равнодушны к религии, во всяком случае очень далеки от характерного для Москвы глубокого благочестия. Их нравы вызывали негодование. Поэтому очень легко было заподозрить их в латинизме. Все то, что шло с Юга и Запада, надолго останется у русского народа под подозрением.

Но лжепатриарх Игнатий, ставленник Лжедмитрия и его приспешников, которого считали переодетым униатом, был грек. Какое своевременное напоминание о падении греков, соблазненных Римом, наказанных гибелью Константинополя и с тех пор обесчещенных, продажных, оскверненных своей зависимостью от нехристей! Существовавшее уже около столетия мнение о них ныне подтверждалось печальной действительностью. Таким образом, русские могли рассчитывать только на самих себя: только в Москве существовала незапятнанная, чистая вера. В других местах везде, даже у их братьев по крови и вероисповеданию, православие было загрязнено ересью. Москва, со своим патриаршим престолом, воздвигнутым в 1589 году и уже освященным двумя мучениками, Иовом и Гермогеном, была третьим и последним Римом, «превосходя по благочестию все древние империи» а царь ее был «единственным во всем мире» христианским властителем. И, однако, именно эта Москва чуть было не погибла и была так сурово наказана Провидением!

Таковы были переживания, волновавшие русский народ в конце эпохи Смутного времени и начале царствования Михаила Федоровича. Естественно, что после пронесшейся бури льстившая самолюбию русских идея о превосходстве московского благочестия должна была одержать верх над стремлением к покаянию и реформе. Народ видел необходимость возрождения, но по причине человеческой слабости он не имел воли заставить себя пойти по этому пути. Но толчок был дан. Несколько избранников взяли на себя выполнение священного долга, однако даже и у них оказались свои собственные своеобразные внутренние настроения. Они пошли в значительной степени своим путем, не считаясь с толпой; противостояли народным обычаям и нравам, либо приписывали народу слишком возвышенные идеалы. Эго и явилось причиной разногласий между массой верующих и лучшей частью духовенства, а затем должен был неизбежно наступить разлад и в среде самих сторонников реформы.

1.3 Возвышение высшей церковной власти в патриаршество Филарета

После обеспечения защиты против внешней опасности, у патриарха Филарета оставалась главная задача восстановление порядка в Церкви. Для него это была, прежде всего, задача организации церковного управления. Сверху согласие между церковью и государством было обеспечено счастливым стечением обстоятельств и оригинальным двоедержавием, состоявшим из рассудительного и авторитетного иерарха и монарха, его родного сына, мягкого и покладистого. С общего согласия, например, они возобновляют запрет завещать монастырям земельные владения. В отношении провинции, однако, определенно поднимался вопрос о разделении власти: в 1621 году воеводы и гражданские власти в Рязани предупреждаются о том, что они не должны вмешиваться в дела духовенства, не судить дела, подлежащие юрисдикции архиепископа. Такой же приказ повторился и в 1628 году; подобные же указы, по всей вероятности, были изданы и в других воеводствах. Филарет занимается, главным образом, организацией епархиального управления. Он задумал его по типу приказов, или министерств, царя. Как у царя имелись собственные владения, так и у него была своя патриаршая вотчина. Она была необыкновенных размеров, охватывая более сорока городов и простираясь от Мезени на Ледовитом океане до Путивля на границе Украины, от Брянска на западе до Вятки на востоке.

Она включала города первостепенного значения, такие как Владимир, Кострома, Нижний Новгород. Позже, в XIX веке, патриаршая область была разделена на шестнадцать епархий. В мае 1625 года патриарх заставил царя особой грамотой закрепить свою юридическую власть над церквами, монастырями и церковными владениями этой огромной территории с нравом судить проживавшее там население по всем делам, за исключением уголовных, и собирать все подати и оброки, какие ему будут угодны.

Для осуществления своей власти, которая представляла собой почти суверенное владычество, у Филарета было три своих патриарших «приказа». Один, называемый Дворцовым, был создан для управления недвижимым имуществом и населением, в том числе и домом патриарха. Другой, называемый Казенным, был организован для собирания различных податей, накладываемых на духовенство и мирян, и с этой целью вел учет приходов, дворов и земель. Этот приказ, или разряд, ассигновал нужные средства на расходы и занимался общим финансовым учетом. Третий, и наиболее важный приказ назывался Судным приказом (или, чаще, Судным разрядом) и занимался чисто церковными делами, наблюдая за дисциплиной, и судил во всех случаях как белое, так и черное духовенство; мирян же судил в исключительных случаях. Через головы епископов он фактически распространял свою компетенцию над всей русской церковью. Начальниками этих трех министерств были миряне: то были два боярина в Судном и Казенном приказах и дворецкий в Дворцовом; лишь казначей обычно являлся монахом. Дьяки и подьячие занимались письменной работой, а десятники и боярские сыны направлялись на места для сбора податей, также, как и для выполнения специальных поручений. Все они были миряне. Вся эта бюрократия была занята, главным образом, вопросами материального порядка, финансовыми или полицейскими.

Филарет узаконивает и определяет размер податей. Каждый двор священника, дьякона, пономаря или просфирни вносит определенную сумму в патриаршую казну; то же самое производится в отношении земель, лугов, рыболовных гоней, пчельников, стоящих на церковной земле мельниц; опять то же самое в отношении дворов мирян, владельцев земли, будь то зажиточных или бедных, или даже вдов. Эту установленную дань все вносят обязательно, не считая особых сборов, вносимых при различных обстоятельствах «десятникам» и патриаршим дьякам. Статьи патриарших доходов были самые разнообразные: тут были и сборы за венчание и за запись новорожденных; было и особое обложение на грамоты, санкционирующие строительство новых церквей (столько-то на каждый престол), за разрешение служить священникам-вдовцам, за разрешение переходить на новый приход всем служащим церкви, начиная от священников и кончая просвирнями, и другие. Существовала точная тарифная сетка.

Некоторые из этих сборов взимаются на месте поповскими старостами или заказчиками (агентами), являвшимися во всей этой организации единственными избранными лицами из среды духовенства. Они должны были наблюдать за тем, чтобы без уплаты предусмотренного налога не благословлялись браки, не совершались погребения, ни даже перемещения пономарей или просвирен. Статьи прихода заносятся в списки особых книг с указанием имен, дат и суммы, доставленной в Москву, наряду с ежегодной определенной данью к Рождеству. Горе тому, чьи книги окажутся в беспорядке, или тому, у кого окажется недостаток по сравнению с предшествующими взносами, горе особенно тому, кто просто поскряжничает и утаит что-то в надежде, что это скроется через чаевые патриаршим писарям: он испробует тогда «правежа»; каждое утро, пока не будет полностью внесена требуемая сумма, его будут избивать на площади розгами. В глазах патриарха и его чиновников, а также и городских властей, священник отнюдь не являлся посланцем Бога, облеченным сверхчеловеческими полномочиями: он был всего-навсего разновидностью мужика, которого можно было и сечь, и бить.Таким образом, патриаршая область была снабжена сильным административным аппаратом, который в дальнейшем в основных чертах позаимствуют и другие. В качестве главы Церкви Филарет являлся для управления других епархий, правда, юридически не четко выраженным, но неоспоримым авторитетом. Если он, несмотря на решение собора 1589 года, мало интересуется созданием на Волге, например в Нижнем, новых епархий, что уменьшало сферу его непосредственного владычества, то он уже без колебаний отрезает от Вологодской епархии огромную территорию, с целью создания в 1620 году особой епархии для Сибири.

Эта мера напрашивалась сама собой: на восток от Урала непрерывно возрастало количество поселенцев, включавших царских служащих, купцов, землепашцев и других, и все они жаловались на недостаток священников; правда, церкви строились, но в них нельзя было служить обедню из-за отсутствия освященных епископом антиминсов. Первый архиепископ Тобольский, Киприан, был наделен чрезвычайными полномочиями для восстановления христианского порядка среди весьма диких, чисто колониальных нравов в этих областях. Его преемник, Макарий, даже получил в 1625 году особую привилегию - с ним по всем гражданским вопросам уголовного порядка должны были совещаться воеводы, в то время как из их компетенции были изъяты вопросы церковного характера.

Во всяком случае, при Филарете не замечается никакой тенденции к нравственной строгости. Царь присутствует на «медвежьей потехе»; у себя при дворе он держит цимбалистов. На его свадьбе, состоявшейся в 1626 году, присутствуют шуты, гусляры и музыканты, играющие на домре; и все это, несмотря на существующий запрет этого Церковью. Что касается достопримечательной реформы большого Покровского монастыря в Суздале в 1631 г., то она представляется изолированным явлением, причем не очень понятно, кто же являлся ее инициаторами.

1.4 Состояние Русской православной церкви накануне церковной реформы

Превращение церкви из орудия господства феодалов в орудие господства дворянского государства завершилось в XVII в., когда после смуты дворянство окончательно захватило руководящее положение в Московском государстве и преобразовало его со своими интересами. Эта перемена коснулась и церкви. Нет ничего более ошибочного, будто патриарший период в истории русской церкви, совпадающей с XVII в., был эпохой особого могущества и независимости церкви как таковой. Напротив, приобретя новый, более ослепительный, чем раньше, внешний блеск, церковь в области управления и даже культа превратилась, в сущности, в один из московских приказов. Если в удельную эпоху князья церкви были действительно владетельными князьями, то теперь даже сам патриарх вынужден был считаться с директивами и постоянным контролем со стороны царя и боярской думы.

Значительно возросли лишь патриаршие вотчины в первой половине XVII в., из-за того, что патриарх Филарет, отец царя Михаила, был фактическим царем и не попал формально на царский престол только потому, что его во время Смуты Борис Годунов насильно постриг в монахи. Вполне ясно, что церковь в дворянском государстве не могла занять главного положения, и вынуждена была делиться с дворянством властью даже в своей собственной области.

Дворянство завидовало церковному хозяйству и продолжало принимать свои меры против его роста. Не соглашаясь с теми ограничениями, какие были введены при Иване Грозном, московское правительство провело на соборе 1580 г. постановление, запрещавшее давать монастырям вотчины на помин души и предписывалось вместо этого делать денежные вклады, а также вообще запрещалось церковным лицам и учреждениям покупать и брать в залог земли. Смута остановила действие этого правила; но в 1649 г. при составлении Уложения оно было восстановлено, расширено и введено в жизнь уже не в виде специфически церковного постановления, а в качестве общегосударственного закона. Наконец, Уложение завершило процесс уничтожения церковной юрисдикции по отношению к церковным людям по гражданским и уголовным делам. До 1649 г. этот процесс выражался в издании так называемых тарханных, или несудимых, грамот, дававшихся по адресу отдельных монастырей и переводивших их людей по всем недуховным делам в сферу подсудности приказа Большого дворца. Соборное Уложение установило в качестве общей меры для всех клириков, не только монастырских, но и всех прочих, одинаковую подсудность со всеми остальными людьми по всем недуховным делам.

Эти меры помимо их юридического значения наносили также церкви немалый материальный ущерб, лишая ее постоянных и крупных доходов в виде судебных пошлин; они не остались пустым звуком, но были подкреплены на следующий год учреждением особого монастырского приказа, который был составлен исключительно из светских людей, думных дворян и дьяков и должен был давать суд по всяким гражданским делам на всех иерархов, монастырских властей, священников, церковный причт и на всех вообще церковных людей и крестьян, за исключением патриарших; по уголовным делам все церковные люди, не исключая и патриарших, были объявлены подсудными сыскному и разбойному приказам и воеводам. Неудивительно, что патриарх Никон называл Уложение 1649 г. «бесовским». Не только он, но и прочие иерархи и монастыри повели против мер Уложения жестокую борьбу, но добились только одной уступки по судебной линии: постановлением собора 1667 г. клирики в собственном смысле, священники, монахи и епископы, были освобождены от юрисдикции светских учреждений даже по уголовным делам, а затем и монастырский приказ был упразднен. Но через полвека и эта уступка была отобрана Петром уже без всяких затруднений и прекословия. Эта борьба за юрисдикцию была, повторяем, борьбою прежде всего за доходы, а не за власть, ибо фактическое отправление судебных функций в патриаршей и епископских куриях находилось в руках светских чиновников, контролировавшихся царским правительством. Как мы сейчас увидим, все церковное управление, церковные власти, начиная с патриарха, подчинялись царю.

Все церковные соборы XVI и XVII вв. созывались царскими указами, члены их приглашались лично царскими грамотами, порядок дня определялся царем, и самые проекты докладов и постановлений составлялись заранее предсоборными комиссиями, состоявшими обычно из бояр и думных дворян. На заседаниях соборов всегда присутствовал или царь, или его уполномоченный боярин, который зорко следил за точным выполнением предначертанной программы. Таким образом, как должен был признать даже церковный историк Н. Ф. Каптерев, «церковные соборы XVI и XVII столетий не были какими-либо самостоятельными, автономными церковными учреждениями... которые имели бы право свободно и самостоятельно постановлять свои решения... (они) были только простыми совещательными учреждениями при особе государя, они были только органами царского законодательства по делам церковным». Если таково было положение соборов, которые по каноническим правилам являются органами верховной власти в церкви, то нечего удивляться, что патриарх и епископы были, по существу, простыми царскими чиновниками. Инициатива учреждения патриаршества исходила от царя. Первый патриарх Иов был предложен на кафедру царем. Все следующие патриархи также были «избраны» соборами по указанию царя. Царь принимал решение о кандидате, конечно, не один, но по соглашению со своим «преизящным синклитом», т. е. с боярской думой, и соборы считали такой порядок само собою понятным и разумеющимся. Таким же порядком «избирались» на соборах епископы, и уже попросту назначались царем игумены и даже протопопы. Мало этого, «избранные» таким образом иерархи должны были управлять при помощи назначенных царем чиновников. Патриаршее управление слагалось из трех приказов: дворового, казенного и судного. Епархиальные епископы имели также нечто вроде дворцового приказа и держали специальных судных бояр.

Начальники этих приказов и судные бояре сначала, согласно постановлению Стоглава, назначались и увольнялись архиереями, но с ведома и согласия царя, который в случае отсутствия у архиерея подходящих кандидатов мог назначать своих кандидатов; но с 1610-1613 гг. было установлено, что патриаршие и епископские бояре, дворецкие и дьяки прямо «даются от государя». Не следует думать, что царское вмешательство в церковное управление имело место только по административным, финансовым и судебным делам. Нет, царь издавал распоряжения также о соблюдении постов, о1б обязанности говения, о служении молебнов, о порядке в церквах, о «житии монахов, приличном иноческому обещанию», и нередко адресовал такие указы не архиереям, а своим воеводам, которые должны были следить за их выполнением и наказывать ослушников «без всякия пощады».

1.5 Духовные предпосылки проведения церковной реформы XVII век

церковный реформа православный

Можно предполагать, что первоначально православие раскололось из-за некоторых деталей обряда. Что чрезвычайно характерно для русского православия - в церковном и в народном его понимании. Обряд на Руси всегда имел первостепенное значение. В этом сила русского православия и в этом его слабость. Сила основывается в том, что благодаря строгому соблюдению обряда, русская православная церковь сохраняет верность себе и в идеале первоисточникам христианской религии. Она не зависит от времени, и это соответствует метафизической и божественной природе Церкви. Ведь если бы Церковь меняла свои формы под воздействием исторической прихоти или спроса времени, она бы потеряла, в конце концов, и свое важное содержание, и свой авторитет накопленный веками.

Сила Церкви, помимо этого, в ее стабильности, в ее консервативности. А русская православная церковь из всех христианских церквей, может быть, самая консервативная, что выделяется и отчасти гарантируется ее обрядом. Преимущество обряда - ссылается непосредственно к религиозному чувству верующих и прямое воздействие на душу, минуя рассудок. А слабость обряда в том, что в случае отсутствия глубокой духовной жизни он немедленно становится мертвой формой и в этом качестве уже становится помехой и для жизни, и для религии.

В прошлом на Руси были великие святые подвижники, так и народ был глубоко верующим. Но были в церковно-религиозной жизни и серьезные пробелы: неразвитость богословской науки, слабая роль церковной проповеди, замещенной всецело обрядом. Адам Олеарий с удивлением отмечал, что в московских церквах нет проповедей и не слышно объяснений библейских текстов. При этом русские люди в свое оправдание ссылаются на то, что «в начале церкви Св. Дух оказывал свое воздействие без особых толкований и что поэтому Он и теперь может совершать то же.Кроме того, многое толкование вызывает только различные мнения, причиняющие лишь смятение и ереси». Это свидетельство относится к 30-м гг. XVII в. А в 50-е начался раскол. И хотя, после, раскол вызвал и серьезные богословские споры, и всевозможные толкования библейских текстов, и проповеди, начинался он с обряда, так как обряд был краеугольным камнем церковно-религиозной жизни на Руси. Причем тогда обряд не был мертвой формой, но сосредоточием живой веры, что и позволяет понять, почему разногласия, связанные с обрядом, произвели такой ажиотаж и были так существенны и так болезненны, что привели к расколу Церкви и заканчивались казнями, пытками, ссылками, бегством в леса и т.д.

Смысл церковной реформы заключался в том, что Никон, став патриархом (1652), решил унифицировать обряд и священные книги, приведя их в единство с греческим православным обрядом и греческими книгами. Патриарху Никону, царю Алексею Михайловичу и их сторонникам казалось, что русские люди, по своей отсталости, за шесть с половиной веков, которые протекли с принятия на Руси христианства, исказили истинно православную греческую веру, и теперь настало время исправить эти ошибки.

В действительности, за долгое время, прошедшее с момента крещения Руси, несколько видоизменились сами греческие обряды, так что, строго говоря, фактически были более правы старообрядцы, а не патриарх Никон. На это Никону намекали некоторые вселенские патриархи, приглашенные в Москву, с тем чтобы рассудить спор. Они также намекали, что незачем подымать такой шум из-за нескольких незначительных расхождений и что можно на Руси все оставить как было прежде. Но патриарх Никон не понял или не захотел понять эти намеки. Он подходил к вопросу, так сказать, строго научно. А именно: греки много раньше нас стали христианами, греки во всех отношениях более просвещенные христиане, христианство пришло на Русь из Греции - значит, нужно во всем ориентироваться на греков как на наших учителей.

То же происходило в церковных обрядах. Многие знающие литургию люди осуждали многогласие во время церковных служб. Последние шли долго и утомительно, согласно церковному уставу, и священники пошли по пути своеобразному: читали сами свою молитву и не были против того, чтобы, в это же время дьячок читал свою, а хор пел псалмы. Одновременное чтение и пение наполняли церковь шумом, разноголосицей. Прихожане не могли ничего разобрать, выражали недовольство.

Обычай креститься двумя перстами, шедший от отцов и дедов, согласно утверждению многих прихожан, тоже был ошибочным, греховным: нужно-де класть крест тремя перстами. Все сие не к лицу русской православной церкви, Москве - «третьему Риму», хранительнице высочайших духовных ценностей восточного православия.

Никон не собирался принимать, что-то новое, он думал, что борется против «нововведений», распространившихся по вине русского невежества, и хотел вернуться к старому канону греческой Церкви, которым, полагал он, и крестилась древняя Русь. Но в определении истинности канона Никон шел рассудочным путем, со страшной прямолинейностью и жестокостью. В Москву были приглашены греческие справщики книг, также авторитетные греки из церковного клира, для которых их обряды, обычаи и книги были, конечно же, самыми правильными, которые противились русского невежества и подыгрывали патриарху Никону. Кроме этого им было важно укрепить свою репутацию и собственный престиж в России. Так как, их родина, Византия, давно уже находилась под властью турок, и русский царь служил им главным финансовым помощником. Но для русских людей, в их обществе, новоприезжие греки не были авторитетом, несмотря на всю просвещенность и образованность. Ибо Константинополь уже не был центром православия, и падение Византии русские рассматривали как Божие наказание за то, что греки отошли от древнего благоверия, заразились латинской ересью и потому попали в руки грешников. А новые греческие книги, которые были привезены для справок, вообще издавались в Венеции - в еретическом городе. Как же после этого можно доверять грекам?! Русским было существенно молиться так, как молились их деды и прадеды, как было предписано старыми правилами и как сравнительно недавно, при Иване Грозном, было строжайше подтверждено Стоглавым Собором (1551 г.).

Перечисленные меры определили содержание церковной реформы патриарха Никона. Таким образом, главенство в церкви по всем признакам принадлежало царю, а не патриарху. Такое состояние в церковных кругах не только не считалось ненормальным, но даже признавалось официально соборами как бесспорный и даже богоустановленный порядок. В XVII в. теория наместничества кажется уже недостаточной, и царь прямо провозглашается богом. Клирики в челобитных пишут, что цари «воистину по бозе бози», и прибегают к царю, «яко богу». Собор 1660 г., не обинуясь, признал, что земной бог имеет над церковью равные права с небесным богом - «ему же (царю) свою церковь господь преда», - и санкционировал права царя, создавшиеся по традиции, «созывати освященный собор», «о благочинии церковном тщатися» и «о православныя церкви благостроения попечение творити». Это «тщание» и «попечение» о церковном благочинии и благостроении получило формальное выражение в Соборном Уложении, которое начинается главой о богохульниках и церковных мятежниках. Богохульников царь обязуется «сыскивать» и «казнити зьжечь»; «мятежники», которые во время богослужения позволят себе «говорити непристойные речи» патриарху или митрополиту, или архиепископу и т. д., до «священнического чина» включительно, предаются «торговой казни», а челобитчики, подающие в церкви челобитные царю, патриарху или другим властям, аудиенции у которых обычно было очень трудно добиться, наказываются тюремным заключением. «Меч материальный» ограждал клириков, а кстати, и самого главу церкви, не только от «мятежных» и еретических выступлений, но даже и от лишнего беспокойства.

2. Церковные реформы и общество

.1 Церковная реформа середины XVII века

Никон родился в 1605 году в мордовской крестьянской семье, в миру его называли Никитой, который в 1646 году приехал в Москву. Сначала Никон был священником, но потом принял постриг, позднее возглавлял монастырь, а попав в Москву обратил на себя внимание царя Алексея Михайловича незаурядным умом и твердостью в вере, впоследствии стал другом царя.

После смерти Иосифа, 25 июля 1652 г., церковный собор избрал Никона патриархом, что одобрил царь. В этот день в кремлевском Успенском соборе собрались царь, члены царской фамилии, боярская дума и участники церковного собора. Никон объявил, что не может принять сан патриарха. Свое согласие он дал только после «моления» царя и присутствовавших в соборе представителей светской и церковной власти. Этим «молением» они, и, прежде всего царь Алексей Михайлович, обязались слушаться Никона во всем, что он будет «возвещать» им о «догматах божиих и о правилах», слушаться его «яко начальника в пастыря и отца краснейшего». Этот акт существенно поднял престиж нового патриарха.

Реформа Никона, во-первых, была вызвана жаждой православной консолидации, которая противостояла бы возможным западным влияниям. Никон опасался того, что собственно русские отступления от греческих образцов не повлекли за собою ереси. Исторический парадокс состоял в том, что в глазах старообрядцев и в глазах народа сам Никон - это еретик, который распространяет на Руси латинскую веру, тогда как Никон, в действительности, был ярым антизападником. Если говорить вкратце, Запад становится тем презренным историческим фактором, который создает на Руси чувства страха и взаимного недоверия. Никаких ересей еще нет, а все уже начинают обвинять друг друга в еретических наклонностях. Это взаимное недоверие способствовало расколу. А раскол, в конце концов, чуть позже, в эпоху Петра, приведет к победе западных наклонностей. Петр со своими откровенными западными штучками в глазах народа казался ярко выраженным антихристом. Но этот антихрист и явился потому, что его слишком боялись и религиозной междоусобицей, расколом подготовили ему дорогу. Однако явление раскола не будет до конца понятным без выяснения политических мотивов, которые двигали Никоном и царем Алексеем Михайловичем в их церковной реформе. Они стремились установить на Руси единообразие церковного обряда, приведя его в согласие с греческим, не только из чисто религиозных побуждений. Сюда же включались и государственные интересы. Россия к этому времени стала центром всемирного православия, а идея Москвы - Третьего Рима - уже давно носилась в воздухе. Вот суть этой идеи: первый Рим погиб по вине ересей (т.е. христианский Рим порвал с православной Византией, впав в латинскую или в папскую ересь, и тем самым, по тогдашним представлениям, вообще отпал от христианства).

Второй Рим - Византия - был завоеван погаными мусульманами. А Москва тем временем все возвышается и становится единственной и окончательной христианской державой - или Третьим Римом. Об этом писал еще в начале XVI века русский инок Филофей, обращаясь к отцу Ивана Грозного Василию: «Внимай тому, благочестивый царь! Два Рима пали, третий - Москва стоит, а четвертому не бывать. Соборная церковь наша в твоем державном царстве одна теперь паче солнце сияет благочестием во всей поднебесной; все православные царства собрались в одном твоем царстве; на всей земле один ты - христианский царь». А в конце XVI века Константинопольский патриарх, приехав в Москву, обращается почти буквально с теми же словами к сыну Ивана Грозного, царю Федору: «Воистину в тебе Дух Святой пребывает, и от Бога такая мысль внушена тебе; ветхий Рим пал от ересей; вторым Римом - Константинополем завладели… безбожные турки, твое же великое российское царство, третий Рим, всех превзошло благочестием: ты один во всей вселенной именуешься христианским царем». Возникает вопрос, откуда такие совпадения? Ни о каком литературном натиске не может быть и речи. Константинопольский патриарх не читал рукопись Филофея. Значит, это какая-то реальная в ту эпоху исторический прием, в результате которого Москва, действительно, становится Третьим Римом, то есть вселенским центром православия. А к середине XVII века, в царствование Алексея Михайловича, этот прием еще более возрос и овладел умами. В эпоху Византии Русь была православной провинцией, а теперь она превратилась в главную христианскую державу с единственным самодержавным христианским царем. И положение соответствует. Чтобы исполнить эту вселенскую задачу, чтобы обеспечить себе всю мировую церковную власть, и понадобилась унификация обряда - по лучшим греческим образцам. Потребовалось убрать провинциальное «невежество» отцов и навести «порядок» в русской Церкви ради ее мирового господства. Оттого и произошел раскол.

Свою роль в этом процессе имеют и некоторые личные психологические особенности царя Алексея Михайловича и патриарха Никона. На беду, царь Алексей Михайлович был очень благочестивым и богомольным царем. Всю церковную службу он знал наизусть, простаивая в церкви по 5-6 часов ежедневно, клал в день по тысячи земных поклонов. Потому, естественно, как настоящий христианский царь, он тщательно изучал все церковные дела, которые были ему ближе, чем собственная царская деятельность. Оттого он так и приблизил к себе патриарха Никона, обеспечив его реформу полнотою своего царского, самодержавного авторитета, хотя был очень добрым человеком и заслужил прозвание «тишайшего» царя. Возможно, будь он не таким «тишайшим» и если бы занимался больше своими непосредственными государственными обязанностями, не вмешиваясь в дела Церкви - и не было бы на Руси раскола. Царь Алексей Михайлович, сам, быть может, не подозревая того, сообщил маловажным, в общем-то, церковным спорам и разногласиям характер главной и всемирно-исторической задачи России. Этим воспользовался патриарх Никон.

Никон - человек властолюбивый и одержимый идеей всемирного православия, не церемонился в средствах, чтобы проложить дорогу своей реформе, своей миссии уже не только русского, но всемирного Патриарха. А его идея централизации церковной власти потребовала унификации обряда. Уничтожая старообрядцев, Никон добивался также и превосходство своей власти в русской Церкви. Среди ревнителей старого благочестия, которые потом создали движение старообрядцев, у Никона были серьезные противники, люди талантливые и религиозно-твердые, принципиальные, мешавшие его единоличной власти, и он с ними расправился. А расправившись, русская Церковь полностью перешла в его руки. Но Никон мечтал завладеть все больше и больше. Он хотел, чтобы власть Патриарха превосходила над властью Царя, чтобы Церковь, под его ведомством, управляла Государством. Никон был нацелен, в сущности, к Теократии и представлял себя самодержавного Римского Папы, но по отношению уже к всемирному православию, к миродержавной Церкви. И к это устремившись, и был смещен, хотев на роль Государя, и был отстранен от власти, хотя его реформа продолжала набирать обороты, и приняла характер царского, государственного закона. При дворе победила, с давлением на царя, светский круг или, говоря по-современному, круг дворянской бюрократии. В борьбе с ней Никону уже не на кого было рассчитывать. Так как сам он предварительно уничтожил лучших людей Церкви, попавших в группу старообрядцев. Церковь, под управлением Никона, превратилась из духовной силы в послушный аппарат власти и легко от Никона отошла, как только власть перешла в другие руки. Уничтожив старообрядцев, Никон, в сущности, вырыл себе могилу. В ходе никоновской реформы Церковь не победила, но попала под контроль самодержавного государства и стала его послушным орудием. Впоследствии это весьма плачевно сказалось на исторической судьбе православной церкви. Это было итогом раскола…

Таким образом, Никон хотел реформировать организационное объединение русской церкви путем освобождения ее от подчинения государству, которое стремилось опоясаться сразу двумя мечами, и духовным и материальным, чтобы пускать в ход, судя по надобности, или тот, или другой, и путем создания параллельной государству и руководящей последним церковной организации. Эта затея, предпринятая совершенно вопреки ходу развития, наметившемуся еще со времени Иосифа Волоцкого, потерпела полное фиаско.

Так неудавшийся московский «папа» кончил жизнь в ссылке простым монахом. Но зато Никон еще до опалы, по мысли царя и при полном его одобрении, предпринял и провел другую реформу, также имевшую, объединительный характер. Эта последняя реформа была совершенно противоположна планам ревнителей и, как мы сказали, положила начало жестокой внутрицерковной борьбе, приведшей к церковному расколу и нашедшей отклик во всех оппозиционных слоях тогдашнего общества. На ней мы должны внимательно остановиться.

2.2 Раскол и формирование старообрядчества

Русским церковным расколом называется отделение значительной части русского общества от господствующей русской православной церкви. Это разделение началось в царствование Алексея Михайловича вследствие церковных новшеств патриарха Никона.

Кризис социальный сопровождался кризисом идеологическим, охватившим сферу религиозных воззрений. Он обострился в связи со стремлением части церковников восстановить единство церковных обрядов и содержания богослужебных книг. Поскольку в те времена религия рассматривалась прежде всего как совокупность обрядов, то унификация и регламентация обрядовой практики имела большое значение.

Самостоятельные религиозные движения русских православных людей, отказавшихся присоединиться к церковной реформе, предпринятой патриархом Никоном в XVII веке, назвали старообрядцами. Среди старообрядцев, которые поддерживали раскол, было немало представителей знатных, богатых фамилий (боярыня Морозова, ее сестра княгиня Урусова), а также священники, монахи, дворяне и другие. Старообрядство являлось всесословным явлением. Главным в нем была верность старым русским традициям, неприятие церковных новшеств. Кроме того раскол послужил убежищем для недовольных политикой царя.

Одним из самых ярких фигур бунташного века, как называли современники XVII в., был протопоп Аввакум. Он получил известность как один из активных участников идейной и политической борьбы, вождь церковного раскола и талантливый писатель, автор замечательного автобиографического Жития. Для своих врагов Аввакум был еретиком и бунтовщиком, для своих последователей - учителем и святым. И при этом Аввакум всегда был неистовой натурой, не признававшей компромиссов.

Аввакум Петрович Кондратьев родился 20 ноября 1620 г. в селе Григорове Закудемского стана Нижегородского уезда (ныне - Большемурашкинский р-н Нижегородской обл.). Из того же Нижегородского уезда вышли почти все деятели эпохи церковного раскола: патриарх Никон, протопоп Иоанн Неронов, епископ Павел, епископ Иларион.

В конце 40-х - начале 50-х гг. XVII века не занимавший значительного положения и не накопивший больших богатств протопоп стал относится к большой государственной и церковной политике. Ревнители благочестия открыли ему доступ в царские палаты.

Вожди раскола (Аввакум и его союзники) в 70-е годы XVII в. подошли даже к объяснению народных восстаний своего времени. Они утверждали, что в этих «междуусобиях» возникает «праведен суд божий», небесная месть царской и церковной властям за их действия (правда, их точка зрения в отношении восстаний не отличалась последовательностью, в других случаях Аввакум считал восстания «пагубой», приносящей отечеству опустошения и кровопролития).

Эти пункты идеологии поручили расколу характер социального, антикрепостнического по своей сути движения, что породили народные выступления последней трети XVII в.

Суть старообрядчества его сторонники обычно сводили к обрядоверию, но это неправильно. Старообрядцы были готовы стерпеть муки и пойти на смерть не ради самих обрядов, только чтобы сохранить неприкосновенность православной веры, "древлецерковного благочестия", испорченного, по их мнению, реформой Никона. Они отстаивали неприкосновенность обряда потому, что обряд есть символ, выражение веры. Реформой был, испорчен такой важный обряд, как крестное знамение. Крестное знамение двумя перстами было принято церковью при введении на Руси христианства, новогреческую форму трехперстного перстосложения критиковал и отменил Стоглавый собор 1551 г. Никон личным, ничем не выгодным циркуляром изменил освященный Стоглавым собором обряд. Соборы 1666-1667 гг., поддержав Никона, не только приняли новшество, но и объявили традиционное крестное знамение еретическим, что было совсем неправильным по существу.

Значение веры затрагивали и изменения в иконописании. Принятый в России стандарт изображений на иконах произошел, по церковной традиции, из самых истоков христианства. "Образ Христа на иконах воспроизводит Его лик, чудесным образом отпечатавшийся на полотенце (убрусе), которое Господь послал эдесскому царю Авгарю, просившему исцеления от болезни". Первая икона Богоматери была написана святым евангелистом Лукой. При Никоне же произошло изменение главным канонам русской православной церкви, которое едко высмеял протопоп Аввакум.

Главная идеология старообрядчества - защита не обрядов, а самой веры, поставленной под угрозу нововведениями, нацеленные на иноземные, чужие образцы. "Старообрядчество... боялось неправедного обмирщения церкви, заражения церкви мирским духом. Его положительный пафос, конечно, не в ритуализме, не в просто сохранении старины, а в блюдении чистоты церкви". Старообрядчество есть выражение традиционного русского самосознания, которое А. Карташев не без основания возводит к идее Третьего Рима, " т.е. мировой миссии хранения чистой истины Православия".

Итак, появляются две точки зрения. Одна, никонианская, - стремится к греческой образованности и к большинству церквей в современном мире. Вторая, староверческая, аввакумовская - упорно нагнетает к церковному преданию и авторитету отцов. Хоть и, кажется, что речь идет об одном и том же - как восстановить и утвердить канон в его первоначальном облике. Обоснованные мнения большинства, ссылки на образованность греков - для Аввакума не аргумент. Он действует и рассуждает по принципу: лучше я один останусь с Богом и с отцами, чем поддамся тьме современного беззакония. У Аввакума и его единомышленников, можно предположить, преобладал художественный взгляд к проблеме канона: уникальный образ святости, за которым и надо последовать. У Никона же и у его сподвижников чувствуется научная вдумчивость в подходе к канону. Поэтому совершенно неверно, как это иногда допускают даже великие ученые, совмещать старообрядческое движение ранней поры к механичности, формализму, трафарету, безынициативному следованию за мертвой буквой. Консерваторами были и те, и другие - и Никон, и Аввакум; буквалистами были и те и другие. Но механического бессмыслия больше было у Никона. У Аввакума же за следованием точной букве присутствуют дух и лицо. И он даже иногда идет на противовес буквам, с тем, чтобы уберечь дух и лицо.

Очень интересное сравнение старообрядческой точки зрения и официально-церковной вобрало в той же статье Розанова «Психология русского раскола», где он говорит, что и официальная церковь, и старообрядцы своей главной задачей ставят тоже самое: они хотят спасти душу человека и примкнуть в сторону Господу Богу. Но идут они к этому разными путями. Церковь ищет правила искупления душ. Старообрядцы ищут тип искупления. Церковь анализирует, вдумчиво делает логические выводы, убирает частности и факты, которые относятся к прошлому, и выдвигает теорию в составе своего учения - нечто общее. А старообрядцы нацелены на закон художественного размышления. Они не решают возможным воспользоваться логическим анализом чудо святости или святой акт спасения, не хотят разделять спасение и говорить, что вот это было реально, необходимо, а то, другое, имеющее иное значение и достойно забвения. Они не расчленяют святость от святого человека, от его живого образа. Отсюда их муза, сила, любование определенными - настоящими примерами святости, их проблема о подробностях, их решение повторить, воспроизвести, удержать непоколебимый образ святого жития, уже пережитый человеком и благословенный Богом. Возможно, Розанов несколько приумножает этот своеобразно-оригинальный подход к вопросу святости, свойственный старообрядцам. Но непосредственно связанный с эпохой раскола это справедливо. Исходя из этого, старообрядчество на рассвете сил произвело так много художественных ценностей и так обогатило русскую культуру.

Больше всего это относится к протопопу Аввакуму, личность и сочинения которого олицетворены поэзией и человечностью, хотя при всем том он был, конечно, фанатиком и суровым уставщиком. А в Никоне и его сподвижниках чувствуется сухость, жесткость, стремление все сгруппировать и довести к общему знаменателю системой строжайших правил. Это сказывалось не только в жестоком уничтожении старообрядцев. В 1654-1655 гг., желая упорядоточить религиозно-церковные дела на Руси, Никон повел ожесточенную борьбу с так называемыми «еретическими» иконами. Иконы «нового письма», которые были созданы под некоторым европейским давлением. Никон распорядился осуществить обыски в Москве по домам и повсюду собирать иконы нового письма, даже в домах знатных людей. У изъятых при обыске икон, по его наказу, выкалывали глаза и в таком виде носили по улицам, объявляя об их запрещении под страхом строгой расправы. После в Успенском соборе в Кремле Никон прочитал грозную и предал церковному отлучению всех, кто будет писать или держать у себя дома крамольные иконы.

При этом ему подносили отобранные иконы, он показывал каждую народу и бросал на железный пол с такою силой, что доска раскалывалась. Вследствие чего, он сам прослыл в народе еретиком-иконоборцем. А затем он объявил эти иконы демонстративно сжигать. Даже царь, который тогда во всем был солидарен с Никоном, был шокирован и просил не жечь иконы, а хоронить в земле, как человека, - так было принято на Руси поступать с иконами, уже вконец износившимися. Между прочим, протопоп Аввакум, как ревнитель старины, казалось бы, должен был столь же жестоко избавляться с живописью западного течения. Однако Аввакум, отрицая надобность поклонов новомодным иконам, всячески уводил единомышленников от издевательств над ними. Потому что это все-таки - святые лики. Все это приводит к выводу о его большей религиозной и душевной нежности, по сравнению с патриархом Никоном.

Иконоборчество выдвигает дополнительный аргумент на причины русского раскола. Ведь неслучайно раскол - это середина и вторая половина XVII века, последнего века Древней Руси. XVII век это уже регресс древнерусской культуры. Кроме желания церковной власти, да отчасти и помимо желания государства, на Русь начинают проникать западные направления. Это действует историческая логика. В Москве появляется множество иноземцев, которые были приглашены царем с целью, переформировать войско по новому тренду, наладить торговые пути, промыслы и ремесла, ввести что-то свое - европеизировать. Иностранцы, разумеется, тщательно избегают от сближения с русским церковным бытом, чтобы они не ввели свои ереси и нововведения. Вместе с ним возникает и также возрастает страх перед этим, условно говоря, еретическим вторжением, перед безвыходностью что-то менять в жизни по западному образцу. Страна и обречена идти на какие-то нововведения, и одновременно боится всякой новизны. Боятся и царь, и народ, и Никон, и старообрядцы.

Важным итогом раскола является потеря церковью политической роли, которую она играла много веков. Она еще имела некоторые привилегии: имущественные, право суда, благодаря неоднозначности, нерешительности царя Алексея. Уверенный в себе Петр I окончит полное подчинение церкви государству, причиной которого является усиление государственной власти, которое в свою очередь было функцией слабости церкви. Николай Костомаров, рассказав о мятеже Соловецкого монастыря, который отказался служить по исправленным книгам и в течение нескольких лет противостоявший атакам царских войск, посланных силой и оружием заставить молиться «правильно», заключает: «Смело можно сказать, что половина Великой Руси отпала тогда от церкви». К расколу, пишет историк, «примыкало все, что было в русском народе недовольного властями и светскими, и духовными». Павел Милюков говорит то же, но несколько иначе: «За церковью (он имеет в виду официальную. - М.Г.) пошли немногие, переросшие старую веру, и все равнодушные к религии». Осознанное подчинение горячо верующих означало внутреннюю слабость религиозного рвения среди тех, кто оставался в «ограде церкви».

Социальный анализ единомышленников старины раскрывает содержание понятия «половина Великой Руси», употребленного Костомаровым. Против новшества Никона, прежде всего, восстало рядовое духовенство. Затем к «раскольникам» присоединились посадские люди, городские жители, измученные под тяжестью налогов, имевшие в Никоне жестокого противника, страдавшие от конкуренции с иностранными купцами, которые пользовались в Московском государстве рядом привилегий. Посадское население, гораздо более энергичное, изобретательное, по сравнению с крестьянством, более зажиточное, составляло собой внушительную социальную силу. Она была тем значительнее, что к нему перешло стрелецкое войско, бродившее частью с посадскими людьми, частью с крестьянством. Позднее к старообрядцам перешло крестьянство, окончательно закрепощенное и жившее в крайней нужде. Наконец, против официальной церкви выступила и часть боярства. Остатки знатных боярских родов, помнившие страшные удары, нанесенные им государством, начиная с Ивана Грозного, примкнули к мятежникам.

Удар, сокрушенный расколом идее Третьего Рима, не испортил ее, но трансформировал. Пророчество Филофея, которое стало идеологическим основанием тесного союза между государством и церковью, было полезно для обоих, помогло их возвеличению. Государство получило все возможную выгоду из союза с церковью, какие давало взаимопомощь, а когда партнер стал слабым, отвело ему служебную функцию. В начале последующего века Московское государство станет официально Российской империей. Москва уступит место новой столице Третьего Рима - Санкт-Петербургу.

2.3 Последствия церковной реформы для духовной жизни и культурного развития страны

Церковный раскол и появление старообрядческой церкви были главным, но не окончательным показателем падения влияния официальной церкви на народные массы в последней трети XVII в.

Итак, все указанное позволяет понять, что развитие России шло совсем не по европейскому графику и культура ее до середины XVII в. вовсе не была по своему типу европейской культурой. В середине XVII в. присоединение Украины способствовало России приоткрыться влиянию Запада. Но обусловленное, не глубокой и осознанной потребностью всей нации, нерешительное и боязливое взятие некоторых элементов европейской культуры трудно назвать европеизацией в настоящем смысле этого слова. И все-таки даже такое значимость подвергло к сильному культурному перевороту и расколу - расколу моментально и сословному, и религиозному, и культурному. До тех пор, - читаем у Ключевского, - русское общество выделялось однообразностью, неразделенностью своего нравственно-религиозного состава.

При всем отличии общественных утверждений древнерусские люди по своему духовному виду были очень схожи друг с другом, смягчали свои духовные нужду из одних и тех же источников. ...Западное давление искоренило эту нравственную неразрывность древнерусского общества. Оно не пробивалось в народ вглубь, но в высших его классах, по самому расположению своему наиболее выявленных для внешних тенденций, оно постепенно получало господство. Как покрывается трещинами стекло, прерывисто нагреваемое в разных своих сторонах, так и русское общество, многообразно овладевая западным воздействием во всех своих кругах, раскололось. Раскол, возникнувший в русской церкви XVII в., был церковным отображением этого высоконравственного деления русского общества под воздействием западной культуры. После появились у нас друг против друга два воззрения, два агрессивных правил значений и чувств. Возглавляющие слои общества, прочие в ограде православной церкви, стали охватывать равнодушием к родной старине, во имя которой выступал раскол, и тем легче поддавались иноземному влиянию. Старообрядцы, выдвинутые за церковную ограду, стали тем сильнее недолюбливать иноземные новшества, приписывая им порчу древнеправославной русской церкви. Это бездействие одних и эта враждебность других вошли в духовный состав русского общества как новые двигатели, усложнившие социальное выдвижение, влекшие людей в многообразные стороны. Так раскололась Россия на верхи и низы, и разногласия между ними со временем будут лишь увеличиваться.

С этого момента у верхов и низов будут собственные, отличающиеся религии, хотя официально обе будут именоваться православием. Ошибочно думать, что религиозный раскол был вызван исключительно обрядоверием русского народа, что в нем борьба шла исключительно по поводу двуперстного и трехперстного знамения креста и мелочей богослужебного обряда. В расколе была и более глубокая историософическая тема. Вопрос шел о том, есть ли русское царство истинно православное царство, т. е. исполняет ли русский народ свое мессианское призвание. Конечно, большую роль тут играла тьма, невежество и суеверие, низкий культурный уровень духовенства и т. п. Но не этим только объясняется такое крупное по своим последствиям событие, как раскол. В народе проснулось подозрение, что православное царство, Третий Рим, повредилось, произошла измена истинной веры. Государственной и высшей церковной иерархией овладел антихрист. Народное православие разрывает с церковной иерархией и с государственной властью. ... Раскол делается характерным для русской жизни явлением, - пишет Н. А. Бердяев.

Вместе с этим, больше всего в городах, не иссекает подъем религиозного нейтралитета, который появился из-за социально-экономического положения, роста важности в судьбе народа мирских потребностей и увлечений входящий в состав церковно-религиозных. Не присутствие народа на церковной службе и других не выполнения правил, обусловленных церковью для верующих (отказ от говения, неявки к исповеди и т. п.), начала принимать повседневный характер.

Патриархальная консервативная «старина» противоборствовала становления в XVII в. новой культуры. «Ревнители старины» из самых разнообразных общественных слоев делали ударение на принцип непоколебимости устоев и обычаев, которые были оставлены генерацией их дедов. Впрочем, сама же церковь показала в XVII в. Убедительный пример несоблюдения, выстаиваемого положения «Все старое - свято!» Церковная реформа патриарха Никона и царя Алексея Михайловича констатировала о принужденном принятии церковью возможности немаловажных изменений, но только таких, которые направленные в рамках «старины», во имя и ради укрепления ее. Основой же для новшеств, заимствованы не достижения будущего прогресса общественной культуры, которая выходила за рамки культуры средневековья, а те же преобразованные части средневековой «старины».

Новшество могли воспринять только в итоге отказа от культивировавшейся церковью нетерпимости к «перемене обычаев», ко всему новому, в том числе к извлеканию культурных достоинств, которые были созданы другими народами.

Свойство чего-то нового в духовной и культурной повседневности русского народа XVII в. выражалось разными способами. В отрасли социальной мысли образовывалось развитие нового мировоззрения, и если они не относились неуклонно к всеобщим мировоззренческим основам средневекового восприятия, покоившегося на богословии, то в производстве устоявшихся проблем социальной жизни они шли напролом. Были заложен фундамент политической идеологии абсолютизма, осмысление потребности принятия обширных преобразований, предположена программа этих нововведений.

Сердцевиной интереса мыслителей XVII в. все больше выставлялись вопросы экономической части. Все большее развитие купечества, городов, развитие товарно-денежных отношений выносили новые проблемы, которые подвергались дискуссии определенным количеством народных активистов того времени. В самих процедурах правительственной политики, которые были осуществлены такими деятелями, как Б. И. Морозов или А. С. Матвеев, это были любимчики царя Алексея Михайловича, разборчиво видно осознанность подъема роли денежного обращения в экономике страны.

Особенно одним из главных увлекательных памятников общественно-политической мысли второй половины XVII в. оказывается сочинения Юрия Крижанича, работавшего в России над корректированием богослужебных книг. По сомнению в действии на счет католической церкви Крижанич был депортирован в 1661 г. в Тобольск, где прожил 15 лет, по истечению времени приехал в Москву, а после уехал за границу. В сочинении «Думы политичны» («Политика») он предстал с обширной программой внутренних нововведений в России как необходимость требования ее последующего развития и процветания. Крижанич полагал, что требуется расширять торговлю и промышленность и реорганизовывать правила государственного устройства.

В социуме, больше всего внутри столичного дворянства и посадских людей крупнейших городов, значительно повысилось внимание к светским знаниям и свободе мысли, что подвергла к развитию культуры, особенно литературы. В исторической науке этот оставленный след обозначают таким термином, как «обмирщение» культуры. Просвещенная часть общества, которая образовалась из незначительного слоя населения, не была довольна только чтением одной религиозной литературы, в которой главными атрибутами были священное писание (Библия) и богослужебные книги. Внутри этого ряда набирает оборот рукописная литература светского содержания, переводная и оригинальная. Больше всего были востребованы увлекательные художественные повествования, сатирические сочинения, в том числе с критикой церковных правил, и произведения исторического содержания. Появились различные творения литературного характера, в которых тщательно подвергаются анализу церковь и церковники. Обширнуб пропаганду получило в первой половине XVII в. «Сказание о куре и лисице», в котором отчетливо видно лицемерие и стяжательство духовенства. Никогда еще обвинения в сторону церкви не принимало такого размаха, как в литературе XVII в., и это обстоятельство весьма показательно для начального анализа кризиса средневекового мировоззрения в России. Конечно, сатирическое издевательство над церковниками еще не включала в себя рассмотрение религии, в общем, и сдерживалось пока овладевшее сомнениями и недовольством народа поведением церковников. Но эта сатира развенчивала ореол «святости» самой церкви.

В окружении при царском дворе возник все больше интерес к польскому языку, литературе на этом языке, польским обычаям и моде. Царская власть энергично содействовала церкви в борьбе с расколом и иноверием и при этом запустила в оборот всю мощь государственного аппарата. Также она сыграла роль начинателем новоявленных мер, обусловленных на модернизирование церковного устройства и дальнейшую ее сосредоточение. Но расположение царской власти к нерелигиозным знаниям, сдвигание к Западу и иноземцам было другим, чем у церковников. Из-за этого несоответствия появились другие разногласия, которые показали также нацеленность церковного главенства вписать в действие свои решения светской власти. Последствия, которые произошли за реформой церковного управления второй половины XVII века, доказали, что, выстаивавший свои политические права, церковная власть оказалось серьезным препятствием в сторону прогресса. Она всегда была помехой сплочению России с западными странами, интернализации их навыка и осуществлению необходимых перемен. Под знаменем охраны православия и его крепости церковная власть хотела добиться обособленности России. На это не пошли ни правительство царевны Софьи - В. В. Голицына, ни правительство Петра I. В конце концов, был выдвинут такой вопрос о всеобщем подчинении церковной власти светской и ее завладение в одно из компонентов бюрократической системы абсолютной монархии. Таким образом, в расколе столкнулись три тенденции: государственная (осуществляемая царем Алексеем Михайловичем и его окружением), в рамках которой, церкви отводилась сугубо подчиненная роль; государственно-церковная, в традициях классического старообрядчества; теократическая, основанная на стремлении поднять церковную власть над светской, сделать церковь главным действующим лицом политической истории.

Раскол на первых порах привел к необычайно мощному религиозному, художественному и умственному движению в России и именно в той среде, которая подверглась страшным гонениям со стороны официальной церкви и государственной власти. Церковь, по вине раскола, духовно оскудела. Но зато на другой стороне, гонимых, начался духовный подъем и подъем интеллектуальный. Ибо приходилось заново решать проблемы христианской веры и отвечать за эти решения головой - как в первые века христианства. Применительно к этой среде, в конце XVII века, мы действительно можем говорить о кратковременном и бурном расцвете древнерусского искусства и культуры. Перед тем как взойти на костер, Древняя Русь еще раз, в последний раз, показала себя.

Заключение

Исходя, из поставленных задач мы пришли к заключению, что православная церковь фактически осуществляла идеологическую функцию государства, являлась носителем государственной идеологии, поэтому государство всячески поддерживало церковь и материально, и политически, и законодательно. Усилению роли церковных властей способствовал и тот факт, что с 1618 г. (после возвращения из польского плена) страной фактически правил отец юного царя Михаила Романова патриарх Филарет, присвоивший себе даже титул «великого государя».

Последняя попытка поставить власть патриарха выше царской была предпринята в середине XVII в. патриархом Никоном (тоже носившим титул «великого государя»). Однако часть верующих не согласилась с церковными реформами патриарха Никона. Следствием этих реформ явился церковный раскол. Он определялся не столько богословскими факторами, сколько явился формой социального протеста против политики правительства и особенно усиления феодального гнета. Эта попытка окончилась его смещением из патриархов и ссылкой в один из дальних монастырей.

Дело осложнилось, главным образом, тем, что Никон использовал церковную реформу, в первую очередь, для усиления собственной власти. Это также послужило причиной для возникновения его ярых противников и раскола общества на два враждующих лагеря. Ни один историк пока не представил объективной точки зрения на Раскол, которая бы охватывала все тонкости жизни русского народа в XVII веке, повлиявшие на церковную реформу. Однако можно предположить, что основной причиной раскола послужило стремление его главных действующих лиц с обеих сторон захватить власть любыми путями.

В преобразованиях Никона мы выделили два правления: проведение церковной реформы как таковой и устранение несогласных с его деятельностью.

Сущность официальной реформы заключалась в установлении единообразия в богослужебных чинах, в исправлении религиозно-обрядовых расхождений между русской и греческой церквами. Первым этапом стало единоличное распоряжение патриарха, затронувшее два обряда, поклоны и перстосложение при крестном знамении, которое не содержало никакого обоснования, необходимости данной перемены в обрядах и не было подкреплено авторитетом церковного собора. Существенное значение для служителей церкви и верующих имело также исключение из служб, в основном из литургии, архиерейской молитвы.

Раскол представлял собой религиозно-психологическое явление, содержащее в себе в той или мере и социально-политические компоненты.

Огромное влияние оказал раскол на общественную и духовную жизнь России. Общая тенденция, которая наблюдается в данный период в отечественной культуре - обмирщение, развитие светских элементов культуры.

Итак, осуществление реформы, несомненно, укрепило церковную иерархию и централизацию церкви. В то же время реформа и суд над Никоном стали прологом ликвидации патриаршества и полного подчинения церкви государству.

Список использованных источников

. Алексей Михайлович. Переписка с патриархом Никоном // Памятники литературы Древней Руси. В 11 кн. - М.: Художественная литература, 1988. - Кн.1. - С. 58- 67.

.Житие протопопа Аввакума // Памятники литературы Древней Руси. Кн.11. - М.: Художественная литература, 1988. - Кн.2. - С. 169.

.Михайлова Н. Расколы: древние и новые - М.,1996. - №12. - С. 190-200.

. Степанов С. А. // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология.- 2001.- № 3 . - С. 143.

.Синявский А.Д. Иван-дурак: очерк русской народной веры - М.: Аграф, 2001. - 482 с.

.Никольский Н.М. История русской церкви. - 3-е изд. - М.: Политиздат, 1983. - 448 с.

.Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. - М.: Репринт, 1999. - 512 с.

.Геллер М.Я. "История Российской империи". В 3 т. - М.: МИК, 1997. - Т. 3. - 304 с.

.Головатенко А. Московское общество и церковный раскол XVII века // Преподавание истории в школе. - 2006. - №2. - С.185

.Ивановский Н. Руководство по истории и обличению старообрядческого раскола. - Казань, 2006. - 476 с.