Библейские мотивы в творчестве Леонида Андреева

Библейские мотивы в творчестве Леонида Андреева

Введение

Леонид Андреев (1871-1919) вступил в литературу как писатель-реалист, творчество которого сразу же обозначило особый круг проблем и резко выраженную индивидуальную манеру письма. Литературные наклонности Андреева проявились уже в гимназические годы, когда он читал произведения русских и зарубежных писателей.

Мировоззрение Андреева испытало сильное воздействие народнических идей, творчества Л.Толстого, В.Гаршина. Знакомство с философскими трудами немецких мыслителей А.Шопенгауэра и Э.Гартмана стимулировало в сознании Андреева становление трагического миросозерцания, в котором преобладало представление о мировой дисгармонии и героическом долге личности выстоять перед лицом жестокости существования. Современная писателю эпоха характеризовалась резкой поляризацией в духовной сфере. С одной стороны, в предреволюционные годы произошел характерный взрыв атеистических умонастроений, и активно пропагандировалась материалистическая картина мироздания. С другой стороны, это были годы взлета разнообразных религиозных исканий, теософии, антропософии, гностицизма, толстовства и других форм богоискательства, еретических с точки зрения православно-христианской церкви. В этих исканиях, что чрезвычайно важно, немалое участие принимали круги художественной интеллигенции, в том числе писатели.

«Серебряный век был эпохой мифотворчества и утопий различного толка, которые дали импульс к антиутопиям в искусстве, а подчас и в самой жизни» (22, с.12). Один из авторов термина «серебряный век», Николай Бердяев, писал: «Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической действительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму» (4, с.140) .

Этот период называют также русским культурным ренессансом. Именно на рубеже веков в России пробуждается оригинальная, самостоятельная религиозно-нравственная и философская мысль. Русские философы-эмигранты стали первооткрывателями и основателями философии персонализма, философии свободы и философии творчества: «Метафизика всеединства» Вл. Соловьёва, борьба духа и плоти и «Царство третьего Завета» Д. Мережковского, персонализм и творческая борьба против объективации духа Н. Бердяева.

Исследователь Е.К. Соколинский считает, что катастрофизм и фанатичность социальной действительности начала века, границы непознанного и иррационального, рокового и свободного в объективном мире человека - целый комплекс «андреевских» вопросов породил в его творчестве многообразные виды гротеска, реалистической символизации, экспрессионистской плакатности и условности. Эти формы, которые он вводил как необходимые и органические в творчество и которые, по мнению Андреева, были способом расширения границ реализма, содействовали его обогащению (27, с.79). Вот почему с середины 1900-х годов Андреев определяет свой собственный творческий метод словами-терминами: неореализм, реализм универсального психологизма.

Критик А.Богданов в статье «Между стеной и бездной» говорит о творческой индивидуальности Л.Андреева, об обособленности его творчества от всех существовавших тогда литературных течений. Исследователь подчеркивает оторванность метода писателя от символизма.

Вячеслав Иванов рассматривал метод Л.Андреева как слияние символизма и атеизма: «Если для символиста всё преходящее есть только подобие, а для атеиста проходящего вовсе нет, то соединение символизма с атеизмом обрекает личность на вынужденное уединение среди бесконечно зияющих вокруг неё провалов в ужас бытия» (13, с.45).

Л.Андреев отвергает традиционную шкалу эстетических ценностей и пытается создать новую. Писатель отказался от буквального следования правилу правдоподобия и стал изображать жизнь в условных, абстрактных образах. Он пытался создавать не предметы, и не личности, а сами философские понятия. Например «стена» - это то, что, мешает человечеству на пути к счастью. Андреев пытается сочетать в своем творчестве конкретное изображение жизни с абстрактным.

В рассказе «Бен-Товит» (1903) мировое по своему трагизму событие, распятие Иисуса, описывается не со слов евангелистов, а через восприятие простого иерусалимского торговца Бен-Товита. Сама сцена распятия упомянута лишь вскользь. Толпа представляет собой серую массу, подчиняющуюся законам, называемыми судьбой или роком. Философско-религиозные категории в этом произведении меняются местами: добро, лишенное света, кажется злом, а зло, расцвеченное мнимыми добродетелями, выдает себя за добро. Роман Л.Андреева «Дневник Сатаны» - пророчество автора о будущем человечества. Используя Откровение святого Иоанна Богослова, Андреев разрабатывает в романе сюжет о приходе дьявола на землю. Христианские сюжеты и образы занимают большое место в творчестве писателя. Противопоставление истинной веры и веры слепой, фанатичной, пленников веры и свободно мыслящих людей станет лейтмотивом многих произведений Л.Андреева, таких как «Жизнь Василия Фивейского», «Тьма», «Иуда Искариот», «Савва», «Жизнь человека», «Анатэма», «Дневник Сатаны» и других.

Цель нашей работы - представить особенности развития христианских мотивов в творчестве Л. Андреева в связи с мировоззрением писателя.

Реализации данной цели способствует решение следующих задач:

. Раскрыть проблему столкновения религии и правды жизни в произведениях «Жизнь Василия Фивейского» и «Елеазар».

. Определить своеобразие толкования образов евангельских героев в рассказе «Иуда Искариот».

. Исследовать проблему богоборческого бунта в драмах Л.Андреева «Жизнь Человека», «Савва», «Анатэма».

Глава 1. Богоборческий бунт героя в повести «Жизнь Василия Фивейского»

В повести «Жизнь Василия Фивейского» Л.Н. Андреев решает вопросы, волновавшие его на протяжении всего творческого пути - это, прежде всего, проблема веры истинной и веры ложной, фанатичной. В этом произведении автор обращается к древнему сюжету книги Иова. Но этот сюжет переосмысливается в духе новейшего индивидуалистического бунтарства. Для Андреева главной правдой было одиночество человека перед небом и другими людьми, - одиночество, на которое каждый обречен с момента рождения. Эти взгляды автора близки к взглядам художников-экзистенциалистов. В повести ярко проявилась андреевская концепция личности: человек ничтожен перед лицом вселенной, не существует предопределенного, «высшего» смысла его жизни, мрачна окружающая его действительность.

«Тематика и композиция повести близки к житийному жанру древнерусской литературы. Но повесть о Василии Фивейском - это одновременно и полемика и сопоставление со Священным писанием. Канонизированные святые святы по своей природе, жития должны эту святость обнаружить. О.Василий делается святым, пройдя мученическую жизнь, через познание страданий и грехов человеческих» (14, с.107).

Легенда об Иове - одна из самых драматичных во всем Ветхом Завете. В ней с необычной остротой поставлены вопросы о цели человеческого бытия, о границах человеческого разума в их соотнесении с божественным провидением. Толкование книги Иова сводится к мысли, что человек должен безусловно покорятся премудрому и всемогущему Богу, не пытаясь своим ограниченным умом проникать в действия всевышнего мироправителя. Л.Андреев не перелагает книгу Иова. Он лишь использует некоторые ее мотивы и ситуации. «При внешнем сходстве в изложении мытарств и страданий о.Василия с испытаниями, ниспосланными Иову, при общей для обоих мысли об избранничестве, повесть Андреева о «житии» Василия Фивейского построена по совершенно иному внутреннему закону».

Крушение веры человека, его постепенное отчуждение от мира людей и от религии Л.Андреев воплощает в образе Василия Фивейского. Когда человек теряет веру, то остается только правда, но эту правду жизни не каждый может вынести и открыть новый смысл гармоничного существования. Эти люди, по Андрееву, обречены на гибель духовную и физическую. Но почему им уготована такая участь? Общество не может принять правды, которая должна разрушить вековое мироустройство. Личность, посягнувшая на нерушимые основы мира людей, обречена на гибель и осмеяние.

Для Василия Фивейского вера в самом начале жизненного пути была единственной силой, которая крепила его дух, несмотря на испытания, выпавшие на долю его семьи. Отец Василий был человек с незлобивой душой, искренне верующий в бога. Но несчастья, обрушившиеся на его семью, постепенно убивают его веру, хотя он со всей силою души старается сохранить внутреннюю твердость и преданность христианской вере.

Трагическая гибель сына повлекла за собой еще одну беду - попадья стала сильно пить от горя и тоски по умершему ребенку. Когда Василий в первый раз увидел пьяную жену, он «весь сжался и захохотал тихим, бессмысленным хохотком» (Т.1, с.491). Этот смех противоречит основам христианской религии; с этого момента священник теряет веру в силу божественного вмешательства, в возрождение его семьи. В русской народной традиции смех ассоциируется с освобождением, возрождением. Но «хохоток» отца Василия свидетельствует о тяжелом духовном состоянии, внутреннем кризисе. Фивейский борется с терзающими его душу черными мыслями. Он в одиночестве выходит в поле и произносит «молитвенный вопль так безумно похожий на вызов»: «Я - верю» (Т.1, с.492). Тяжелая внутренняя борьба героя отражается на его лице - «скрипнув зубами, поп с силою развел их, - и с этим движением уст его, похожим на судорожную зевоту, прозвучали громкие, отчетливые слова» (Т.1, с.492). С этого момента начинается тяжелая внутренняя борьба в душе отца Василия и отчуждение его от основы жизни - веры в силу христианской религии.

Семейная трагедия усугубляется отношением прихожан к отцу Василию: за время службы в церкви священник не заработал ни любви, ни уважения к себе: «все брезгливо сторонились от него, считая за дурную примету всякую с ним встречу и разговор» (Т.1, с.493).

Открыто противостоит Василию церковный староста Иван Порфирыч Копров, он отказывается целовать у попа руку, нагло оскорбляет попадью в церкви. И при всем этом он верует в Бога. Но Л.Н. Андреев, мастер натуралистической детали, одной меткой фразой показывает, насколько сильна вера старосты. Иван Порфирыч верил, что волосы, растущие по всему его телу, приносят ему удачу, «он верил в это так же крепко, как и в бога» (Т.1, с.493).

Наступает второй круг испытаний Василия Фивейского - рождение больного ребенка, который был зачат в пьяном безумии. Библейская легенда о чудесном воскресении обретает в произведении обратное значение - рождение ребенка не было чудесным знамением, божественным даром, на свет появилось существо без разума, без мысли, чтобы продолжить мучения Фивейского. Ребенок, названный Василием, становится символом духовной гибели семьи. Снова были обмануты надежды священника, потерян смысл жизни, но в этот критический момент звучит голос попа, «он был надломленный, придушенный и глухой, как стон самой великой бесприютности»: «Я - верю» (Т.1, с.496). Василий Фивейский продолжает противостоять несчастиям, старается возродить угасшую веру в божественную силу.

Л.Н. Андреев с психологической точностью описывает состояние человека в момент тяжелых душевных потрясений. С рождением больного ребенка попадья снова начинает пить, образ идиота не оставляет ее ни на минуту. Она снова попадает в замкнутый круг, находится на грани безумия.

В произведении тема веры и тема безумия тесно переплетаются, они объединяются в образе Василия Фивейского. Автор выступает как психолог, искусно сочетающий крушение веры героя с настигающим его безумием. Первым, кто упрекал Фивейского в безверии, была жена, находящаяся в бессознательном, пьяном состоянии. Отца Василия терзают тяжелые думы, переживания, он живет как будто в ином мире, обособленном от людей. Человек со сломленной волей, доведенный до отчаяния жизненными проблемами старается найти выход из сложившейся ситуации. Отец Василий не пытается изменить ход событий, облегчить положение семьи - мирские проблемы его не интересуют. Его сознание занимают вечные вопросы бытия, поиск правды, «которой не дано знать никому» (Т.1, с.506).

С этого момента происходит перелом в сознании отца Василия: внутренний мир открывается внешнему, священник начинает сближаться с реальной действительностью. В рассказе поднимается тема правдоискательства, Фивейский вдруг замечает, что «на земле есть и другие люди - подобные ему существа, и у них своя жизнь, свое горе, своя судьба» (Т.1, с.516). Отец Василий обращается к загадке человеческой души, надеясь найти в ней правду о Боге, о таинственных судьбах человеческих: «он не знал, чего он ищет, и беспощадно переворачивал все, на чем держится и на чем живет душа» (Т.1,с.519). Священник чувствовал, что каждый из людей несет свою маленькую правду, являющуюся частью большой, всеобъемлющей правды, для которой нет даже человеческого слова, чтобы назвать ее и объявить истинной.

В библейской этике проповедуется всепрощающая любовь к ближнему, Андреев же, опровергая эту христианскую истину, изображает священника, который никого не любит, и, что интересно, его герой не сокрушается перед этим открытием в своей душе, он говорит такие страшные вещи смеясь. Дочь священника Настя признается отцу в своей ненависти к людям, она говорит о своем желании убить мать и больного ребенка. Настя, так похожая на своего отца, выражает темные стороны души Фивейского, которые он сам еще не познал в себе. Загадочна душа отца Василия, терзаемая тяжелыми думами и поиском «великой, всеразрешающей правды» (Т.1,с.519).

В моменты тягостных размышлений отец Василий начинает сомневаться в безумии своего сына. Об этом Андреев, мастер психологического портрета, прямо не говорит, но глазами священника, который ночью при бледном свете смотрит на спящего сына, читатель видит не больного ребенка, а лицо актера, измученного трудною игрою. Но это видение лишь результат больного, измученного воображения и игры света в полутемной комнате.

Символичен образ мальчика-идиота. «Он выражает собой все роковое, безымянное и непостижимое для человеческого ума зло, которое со всех сторон окружает Василия Фивейского. С момента рождения облик идиота сопутствует делам и помыслам о.Василия, оттеняет его слабость, заблуждения, неспособность реально повлиять на ход жизни» (14, с.125).

Во время Великого поста к отцу Василию приходят исповедаться люди. Бедствующий крестьянин Семен Мосягин раскрывает свои грехи перед Фивейским. Но грехи его ничтожны по сравнению с теми испытаниями, которые выпали на его долю. Несмотря на то, что Семен всю жизнь трудился не покладая рук, его дети и жена всегда голодали. Мосягин похоронил всю свою семью, не выжил даже сирота, которого Семен из жалости взял к себе. «Казалось, что слезы не должны были высыхать на глазах этого человека, крики гнева и возмущения не должны были замирать на его устах, а вместо того он был постоянно весел и шутлив…» (Т.1, с.512). Грехи Мосягина были ничтожны, и от этого еще больше и страшнее становились его страдания, «кто его слышал, плакать хотелось, а он насмешливо и тихо улыбался» (Т.1, с.512). Василия Фивейского поражает смирение, с которым крестьянин рассказывает о своих муках, он ни на кого не жалуется, никого не упрекает и не просит о помощи. Вера в Бога Мосягина стихийная, нерассуждающая, это безропотное почитание Всевышнего и преклонение перед ним. На вопрос о.Василия, почему Бог не помогает Семену, он отвечает: «стало быть не заслужил» (Т.1, с.513). Эти слова отражают психологию русского народа, смирение перед несчастиями и непротивление злу, принятие Бога как абсолютной истины. В повести только образ Мосягина можно соотнести с образом мученика Иова.

Василий Фивейский, выслушав исповедь Семена Мосягина, вдруг отчетливо представляет все ужасы, которые пришлось испытать крестьянину. Семен надеется на скорое облегчение своей участи, но Фивейский не находит слов, чтобы утешить его, потому что сам не верит в божественное провидение. О.Василий говорит Мосягину: «Что я могу сделать? Что я - Бог, что ли? Его проси» (Т.1, с.513). После молитвы Семен становится весел, и теперь он знает заранее, что ему станет легче.

«Большинство героев Андреева одиноки из-за личного горя, личной обиды, причиненной жизнью, но сострадание, чуткость к чужому горю может уживаться с эгоцентризмом, человек может претворить чужие страдания в свои собственные и жить ими, и тогда опять из-за своих ощущений боли и скорби он не будет видеть остального мира. Человек, чувствующий боль от чужой раны, на этой, уже своей боли, сосредотачивает свое внимание, и она, разрастаясь, тоже способна заслонить мир, как и личное горе» (15, с.56).

Во время поста к отцу Василию является много исповедников, которых он «настойчиво и сурово» допрашивает; смысл каждой услышанной речи «страдание, страх и великое ожидание» (Т.1,с.520). О.Василий начинает чувствовать себя слугой и рабом страждущих людей. Он уже не может освободиться от ощущения вселенского горя, от ожидания высшей правды, которая должна была объяснить смысл человеческих страданий на земле. В своем неизменно одиноком подвижничестве герой ощущает себя посланцем «собирательного» человека, горем и страданием которого проникся, «всего живого мира», который ждет от него помощи. «Дух, разорвавший тесные оковы своего «я», - так сказал Л.Андреев об обновленном о.Василии. В этот период близости к страданиям других людей в сознании Фивейского горе общее сливается с его внутренними переживаниями, расширяются границы личности, «я» героя выходит за свои пределы. В сознании о.Василия продолжается тяжелая внутренняя работа, поиск всеобщей истины. «А ночью живые люди превращались в призрачные тени и бесшумною толпою ходили вместе с ним - прозрачными сделали они стены его дома и смешными все замки и оплоты. И мучительные, дикие сны огненной лентой развивались под его черепом» (Т.1, с.521).

В повести образ Бога, признанного в христианской традиции отсутствует, для о.Василия есть лишь некий символ, метафизическая тайна, которую нужно разгадать, дабы объяснить смысл человеческого существования. Фивейский не верит и библейскому писанию, раскрывающему основы мироздания. И между тем священник ощущает близость с Богом, ему будто бы открывается тайна человеческого бытия, но он никак не может ее разгадать, претворить в реальность. Герой повести почитает того Бога, который даст человеку - в его, Фивейского, лице - власть «над жизнью и смертью». Иначе говоря, безгранично, вровень с собою возвысит личность. «Но попытки найти себя в Боге (точнее в метафизической тайне, которая здесь, в рассказе о священнике, предстаёт под именем «Бог») кончаются крахом. Чаемое горнее благо обернулось инфернальной злобою, поправшей мученическую жизнь, но не смогшей унизить ее. «Он должен быть сломан, но не побежден», - сказал писатель о своем герое» (13, с.37). Путь к высшей правде остается возможен для героя лишь через одинокое «я». Но именно в процессе этого пути оно, это «я», выходит за свои пределы, приобщается к «неведомым и таинственным» высотам сверхличного знания.

Для Василия Фивейского наступает новый круг испытаний: попытка самоубийства попадьи, пожар, священник узнает новые ужасные тайны человеческой души на исповеди. О.Василий доведен до отчаяния, в его душе назревает открытый бунт против несправедливости. Несмелый вызов небу в начале повести сменяется открытым противостоянием: священник поднимет богохульственный кулак и «пронзительно и исступленно» закричит: «И ты терпишь это! Терпишь! Так вот же…» (Т.1, с.520). В церковь о.Василий идет как на казнь, «где палачами являются все: и бесстрастное небо, и оторопелый, бессмысленно хохочущий народ, и собственная беспощадная мысль» (Т.1, с.522).

На исповеди Василий Фивейский слышит страшный рассказ от нищего калеки об убийстве девочки-подростка. Сначала священник говорит о каре небесной, о том, что убийцу ждет ад, но затем о.Василий сам же опровергает свои слова: «Ты не бойся. Ада не будет» (Т.1,с.520). Фивейский понимает, что для этого человека, испытавшего столько несчастий, ад уже не страшен, ад для него - это земная жизнь. Тогда о.Василий говорит о том, что ада не будет для преступника, будет только рай. Такая позиция Фивейского полностью противоречит христианскому закону о карающей деснице божьей, об испытаниях, которые ждут души грешников в аду. Священник признается, что он сам убил человека, девочку Настю. Образ дочери Фивейского - это символ светлого, доброго и безмятежного в душе главного героя, но все светлые начинания омрачились смертью, мир стал черным в восприятии о.Василия, и Настя изменилась, стала черствой, жестокой, но только она понимала отца.

В образе дочери Фивейского воплощены тайные, бессознательные переживания самого героя. По мнению Насти, все, что мешает нормальному существованию семьи: пьющая мать, ребенок-инвалид - должно быть уничтожено. Только тогда Фивейский смог бы обрести хоть малую долю душевного спокойствия. Но сам о.Василий таких мыслей никогда не высказывал. Поэтому священник говорит не о физической смерти Насти, а о духовной. С этого момента в повести становится ясно, что будущего у о.Василия уже нет, как нет и прошлого, а настоящее - это больная жена и образ полуребенка, полузверя.

Василий Фивейский пытается выйти из замкнутого круга несчастий, подавить в себе бурю темных и тягостных мыслей. Он решает снять с себя сан священника, признается жене: «Я не могу идти в церковь» (Т.1,с.523). И снова в доме о.Василия появляются первые, несмелые ростки счастья и радости - мысль о скором отъезде и расставании с идиотом. Фивейский старается что-то предпринять, чтобы спасти семью и свою истерзанную душу. Это попытка оставить христианскую религию - он больше не хочет проповедовать истины Бога, в которого не верит.

Ненадолго воцаряется в доме о.Василия покой. Но спокойствие было только внешним, сознание Фивейского не покидали тяжелые, мрачные мысли. Тема рока, жестокой предопределенности судьбы человека воплотилась в образе главного героя. Даже в моменты мирного существования его семьи он где-то в глубине своего сознания ощущал близость новых, еще более жестоких потрясений. О.Василий был одинок в своих переживаниях, в своем стремлении познать мир без иллюзий, правду о человеческом существовании и о месте Бога на земле. Так Л.Андреев говорит об одиночестве своего героя: «Если бы сошлись добрые и сильные люди со всего мира, обнимали его, говорили бы ему слова утешения и ласки, он остался бы так же одинок» (Т.1,с.523).

Новый круг несчастий обрушился на о.Василия - в страшном пожаре пострадала попадья, затем умерла в страшных мучениях. Во время прощания с попадьей Фивейский высказывает мысль о скором избавлении от мучений, о близости Бога, который дарует грешнице вечный мир и покой. Почему о.Василий так проникновенно говорит о божественном провидении, о силе Спасителя? Может, он хочет облегчить участь умирающей женщины, испытывающей мучительную боль, или в душе священника, освободившегося от тягостных сомнений и размышлений, просыпается истинная христианская вера? Действительно, такой перелом взглядов Василия Фивейского, связан с особенностями психики человека, испытавшего столь сильное потрясение. Такое внезапное принятие христианских истин и слепое следование им лишь страх перед жестоким роком, нависшим над семьей Фивейского.

Итак, у о.Василия на смену безверию приходит слепая, фанатичная вера, но именно она дарит ему шаткое душевное равновесие. Другого пути у Фивейского нет, его сознание, находясь в воспаленном состоянии, не выдержало бы столь страшного удара - смерти жены. Вера в Бога спасла о.Василия от гибели: «Самую жизнь свою перестал он чувствовать - как будто порвалась извечная связь тела и духа, и, свободный ото всего земного, свободный от самого себя, поднялся дух на неведомые и таинственные высоты» (Т.1, с.527). Живая мысль покидает главного героя, он живет теперь «таинственной жизнью созерцания» (Т.1, с.528).

Признавая Бога, Василий Фивейский чувствует себя не простым верующим, он ощущает себя избранным для великой цели, еще не известной ему. Для главного героя возможно принятие веры только при осознании себя равным Всевышнему, познавшим «неизъяснимую близость Бога» (Т.1, с.529).

Андреев, искусный психолог, во время монолога о.Василия о своем подвиге во имя веры, вводит эпизод с цыпленком, который так ёмко и точно раскрывает позицию автора - все в руках человека. Ранее автор приводит эпизод с ночной бабочкой, которая попала под огонь лампы: «…отовсюду лился на нее беспощадный свет и обжигал маленькое, уродливое, рожденное для мрака тело. С отчаянием она начинала трепетать короткими, опаленными крылышками, но не могла подняться на воздух и снова угловатыми и кривыми движениями, припадая на один бок, ползла и искала» (Т.1, с.528). В повести возникает тема избранничества: если личность поднимается выше своего «я», стремится к познанию тайн бытия, она обречена на погибель так же, как и бабочка, рожденная для вечного мрака, но летящая к свету.

Новая жизнь о.Василия похожа на добровольное затворничество. Фивейский живет только жизнью духа, отрекшись от плоти, он готовит себя для подвига во имя Бога. Фанатичное служение в церкви священника, приходящего даже в самый лютый мороз и проникновенно читающего молитву, пробуждает тревогу у людей: «В прямом, безбоязненно открытом и светлом взоре попа они уловили мерцание тайны, глубочайшей и сокровеннейшей, полной необъяснимых угроз и зловещих обещаний».

Василий Фивейский уединяется от внешнего мира в холодном доме вместе с идиотом, который становится невольным затворником. Священник читает сыну библейские сказания о чудесах, совершенных Иисусом Христом на земле. Но рассказ об исцелении слепого только в душе у о.Василия вызывает бурные эмоции, потому что сам он начинает ощущать себя избранником Бога на земле, способным совершать чудеса. Однако в ответ Фивейский слышит лишь «бессмысленный зловещий смех» идиота. Темные предзнаменования окутывают жизнь о.Василия, но он с еще большим рвением отдает всего себя служению тому неизведанному, что представляет он под именем Бога.

Под Троицу умирает Семён Мосягин, люди были потрясены его страшной гибелью, но все «думали о попе, и сами не знали, почему о нем думают и чего от него ждут» (Т.1, с.543). Нелепая смерть Семёна становится причиной появления слухов о таинственных способностях о.Василия. Священник в сознании людей приобретает некую мистическую силу, становится магом-чародеем, с трепетом и страхом начинают относиться к нему прихожане: «перед ним широко расступались и долго не решались стать на то место, где невидимо горели следы его тяжелых больших ног».

Таким образом, Василий Фивейский вступает с окружающими в противостояние, его постепенное отчуждение от людей в этот период подходит к высшей точке: для окружающих он становится воплощением нечистой силы. Главный герой как будто бы познал тайну смерти и возвысился над остальными людьми. Но это лишь иллюзии суеверных; страдания за весь род человеческий во имя истины бытия никогда не одобрялись обществом. А тех, кто посмел восстать против общепринятого порядка, всегда предавали суду.

У Андреева тот, кто должен быть пастырем народным, становится злейшим врагом для окружающих, которые обвиняют его в служении не христианскому Богу, а нечистой силе. Василий Фивейский слышит из уст старосты Ивана Порфирыча обвинение в смерти Семена и просьбу уйти из дома подальше от людей. Священника хотят изгнать как прокаженного, потому что он поражен заразой неверия, которая подрывает основы человеческого мироустройства, вносит в привычную жизнь людей разлад и смятение, заставляет искать правду о Боге и о людях.

Ощущение неотвратимого, страшного финала присутствует в эпизоде похорон Семена Мосягина. Действие повести приближается к своей кульминации. Душевный перелом героя предвещает природа: «в них (окна) смотрело медно-красное, угрожающее небо; оно точно переглядывалось угрюмо из окна в окно и на все бросало металлические сухие отсветы» (Т.1, с.544). Смятение и страх были и в душах прихожан, ожидание чего-то неизвестного и оттого страшного не покидало людей в этот день. Только о.Василий был неизменно спокоен и чужд всем волнениям природы и людей. Для него будто не существовало ни усопшего, ни прихожан. Он весь отдался сложной внутренней работе, ожидая разрешения вопросов, которые волновали его воспаленное сознание.

По мере совершения обряда отпевания церковь окутывает тьма. Слова из Святого писания не приносят успокоения ни в природе, ни в сознании людей; внешне не ощутимая внутренняя тревога охватывает прихожан. Искусный психолог, Андреев изображает состояние ужаса, паники, которое охватывает людей при осознании ими тонкой грани, разделяющей жизнь и смерть, сущее и мистическое, ирреальное. Василий Фивейский стоит ближе всех к разрешению этих коллизий, потому что только он имел в себе дерзость задуматься над тайной мироздания.

Тьма в повести переходит из отвлеченного понятия в реальный образ, она появляется в ответ на слова из Святого писания: «позади их выползло что-то чугунно-серое, лохматое, взглянуло на церковь мертвыми очами и поползло выше, к кресту» (Т.1, с.549). Василий Фивейский тоже почувствовал тьму, но не понял ее, он подумал, что наступило зимнее раннее утро, одно из тех, когда он молился в одиночестве. В этот момент в сознании о.Василия как будто всколыхнулись мысли и чувства, им овладело ощущение страшной пустоты и смерти. Но неожиданно на смену этим чувствам пришли новые; ощущение радости при разгадке великой тайны бытия.

Ощутив в себе божественную силу и волю, Василий Фивейский «хохочет беззвучно и грозно», наводя своим поведением ужас на окружающих людей. Но это смех не безумного человека; священник находится в возбужденном состоянии, его воспаленное сознание только что нашло выход из, казалось бы, непроходимого мрака загадок и тайн человеческого бытия. Смех Фивейского - это смех над жизнью и смертью, он символизирует перерождение главного героя, новый этап борьбы. О.Василий примет Бога и христианскую веру только при условии, если он будет наравне с Всевышним. Чтобы проверить силу своей веры, священник решается на поступок, который приводит в ужас всех людей и заставляет их бежать из церкви, как из преддверия ада. «В паническом страхе люди бросились к дверям и превратились в стадо: они цеплялись друг за друга, угрожали оскаленными зубами, душили и рычали» (Т.1, с.550). Василий Фивейский, задумав воскресить усопшего, продолжает повторять страшные просьбы, обращенные к разлагающемуся телу: «Тебе говорю, встань!» (Т.1, с.551).

Попытка оживления Фивейским умершего человека - это аллюзия на библейское писание, где Иисус Христос совершает чудо воскрешения. Но отождествление себя с Богом не приносит умиротворения душе о.Василия, не открывает перед ним тайны мироздания до конца.

Эпизод «воскрешения» написан Л.Андреевым с натуралистической достоверностью. Через мелкие, порой ужасающие детали, в андреевских произведениях воссоздается неповторимый мир, полный мистики, страха и гротеска, где человеческая личность стоит одна перед лицом Вселенной.

Василий Фивейский, желая совершить чудо, подобное божественному, отрешается от окружающего мира, всем своим существом отдаваясь идее воскрешения. Он уже будто бы слышит звуки в гробу, шаги на улице, воспаленное сознание о.Василия жаждет совершения чуда, но оно не происходит. И священник начинает возвращаться в реальность, безумная идея воскрешения оставляет его мысли, он начинает чувствовать окружающий мир. Фивейский видит перед собой гроб с телом, понимает, что все люди разбежались в страхе и ужасе от него. И в этот момент он вспоминает идиота как неудавшуюся попытку воскрешения, как обман неба, насмешку над собой Всевышнего.

Сознание о.Василия как будто бы пробуждается от мучительного, изматывающего сна, в котором идеал веры и служение всевышнему были превыше всего. Но Фивейский не принимает Бога как абсолютное, вечное начало, не требующее никаких доказательств. Для него Бог, или то, что он понимает под этим образом, существует только тогда, когда есть доказательства. Поэтому о.Василий ставит себя наравне с Богом, дабы проверить силу всевышнего, его участие в жизни людей. Без доказательств идея Бога для Фивейского бессмысленна, потому что она бездейственна для человека.

В финале повести звучит вызов Фивейского небу, в котором он отрекается от веры, но в то же время он открыто просит всевышнего явиться ему воочию, чтобы удостовериться в существовании царя небесного, в том, что жизнь прожита не зря. «Так зачем же я верил? Так зачем же ты дал мне любовь к людям и жалость - чтобы посмеяться надо мною? Так зачем же всю жизнь мою ты держал меня в плену, в рабстве, в оковах? Ни мысли свободной! Ни чувства! Ни вздоха! Все одним тобою, все для тебя. Один ты! Ну, явись же - я жду!» (Т.1, с.552).

Василий Фивейский снова и снова обращается с настойчивыми просьбами то к небу, то к умершему. Л.Андреев изображает своего героя в момент тяжелого эмоционального напряжения: сознание священника полностью поглощено идеей веры, реальность перестает существовать для него; подсознательное стремление к истине владеет волей, разумом и всем существом Фивейского.

Внезапно о.Василий видит вместо тела Семёна смеющегося идиота, «слияние вечной жизни и вечной смерти» (Т.1, с.553). Желание воскресить умершего сына в новорожденном ребенке породило на свет лишь подобие человека, лишенного разума и воли. Когда Фивейский опять желает воскресить человека из мертвых, он видит вместо чуда смеющегося идиота, который является символом бессилия самого о.Василия.

Сознание Василия Фивейского не выдерживает такого напряжения, он бежит из церкви прочь, бьёт пытавшегося его удержать псаломщика. Небо для священника кажется охваченным огнем - «в самых своих основах рушится мир» (Т.1, с.553). О.Василий бежит на окраину села, находясь в состоянии сильного эмоционального напряжения, для него не существует ни чувства времени, ни ощущения пространства, его сознание теряет последнюю связующую нить с реальным миром, оно обращено в самую глубину души, где все рушится и где не осталось ни надежды, ни мысли, ни воли.

Но последняя мысль, мелькнувшая в сознании Фивейского, была о людях, ему кажется, что все умерли. Это отчасти становится правдой, потому что люди отреклись от него. Бегущего о.Василия видят проезжающие невдалеке люди, они останавливаются, но как только узнают священника, бьют лошадь и скачут дальше, уже не останавливаясь.

Все, чему Василий Фивейский посвятил свою жизнь, оказалось мифом, обманом для него. Во имя людей, их счастья и благополучия страдает он. Его не устраивает мир, где страдают все и ждут благословения Всевышнего слепо и безропотно, не пытаясь найти истину, объединяющую небо и землю. А в итоге он в самую тяжелую минуту своей жизни остается один, люди бегут от него.

В финале повести тема одиночества человека перед Вселенной принимает всеобъемлющее значение, становится ведущей в круге других проблем. Василий Фивейский умер в трех верстах от села, но «в своей позе сохранил он стремительность бега <… > - как будто и мертвый продолжал он бежать» (Т.1, с.554).

Со смертью Василий Фивейский не обрел покой, он до последнего момента боролся, но бунт был обречен на гибель. В этой повести Л.Андреева раскрывается убеждение автора в том, что Бог должен быть только внутри каждого человека, в его мыслях и поступках.

Как мы смогли убедиться, христианские образы и сюжеты наполняются у Андреева новым смыслом и содержанием, они перерождаются под его пером и начинают жить новой жизнью. Обращение к Библии у писателя - это лишь оболочка произведения, идейное содержание которого часто противоречит христианскому миропониманию. В творчестве писателя, посвященном библейским сюжетам, изображается личность, которая отвергает царство Бога на земле - это одинокий герой, который равно одинок как перед небом, так и перед другими людьми.

бессмертие библейский герой драма

Глава 2. Тема бессмертия в библейском сюжете рассказа «Елеазар»

Рассказ Л.Андреева «Елеазар» был опубликован в журнале «Золотое руно» в 1906 году. Это произведение имеет в своей основе библейский сюжет о чудесном воскресении Иисусом Христом Лазаря. Евангелие от Иоанна гласит, что Лазарь - брат Марии и Марфы, в доме которых часто останавливался Иисус Христос, заболев, умирает. Христос, предвидя его смерть, возвращается в Иудею. Иоанн пишет, что Иисус, увидев плачущую Марию, «сам воскорбел духом и возмутился» (25, 1239,11:33). По его приказу пещеру - место погребения усопшего - открывают. Иисус «воззвал громким голосом: «Лазарь, иди вон». И вышел умерший» (25, с.1240, 11:43). Но для Л.Андреева сюжет, взятый из Священного писания, лишь внешняя оболочка. Тематика и идейное направление рассказа полностью противопоставлены первоисточнику.

Идейная направленность произведения восходит к философии экзистенциализма. Андреев говорит о бессмысленности проповедования загробной жизни человека. Смерть, по Андрееву, есть нечто непознанное, навсегда скрытое от человеческого сознания, как и мысли о Боге. В плане идейного содержания «Елеазар» близок «Жизни Василия Фивейского». В этих рассказах человек попадает в обстоятельства, которые выходят за грань познаваемого. Различие состоит лишь в том, что для Василия Фивейского внутренняя борьба расширяется до вселенских масштабов, а Елеазар не проявляет никаких волевых признаков, он подобен марионетке в руках высших сил, недоступных для сознания человека.

Рассказ начинается с того момента, когда Елеазар вышел живым из могилы, где провел три дня. Л.Андреев не приводит никаких объяснений, обоснований столь необычного случая. Человек не имеет никакого влияния на свою судьбу, он лишь слепо подчиняется чьей-то таинственной воле. Окружающими внезапное оживление мертвого воспринимается как великое чудо, не сразу люди замечают страшные перемены, произошедшие с Елеазаром. «Разрушительная работа смерти над трупом была только остановлена чудесной властью, но не уничтожена совсем» (Т.2,с.192).

Л.Андреев рисует мрачные подробности портрета Елеазара, на котором смерть оставила свой неизгладимый след. Не только тело подверглось разрушительной работе смерти, изменился и нрав Елеазара. На смену прежней веселости и беззаботности пришли скука и молчание. Не случайно Елеазар появляется в брачных одеждах. В русской народной традиции белый цвет свадебного наряда символизирует смерть и последующее возрождение. Но Елеазар воскрес не для вечной жизни в ином мире, как о том гласит христианское вероучение, его возрождение - это не жизнь души отдельно от тела, а механическое существование оболочки, лишенной сознательного содержания.

Для Елеазара открылась правда о смерти, но эта истина не подвластна человеку. Когда люди начинали спрашивать воскресшего о том, что видел он «там», Елеазар только молчал. Это молчание обволакивало все вокруг, заставляя утихнуть звуки. И только в эти минуты люди понимали весь ужас и противоестественность произошедшего. Они замечали страшные признаки смерти, которые не покидали тело Елеазара: страшную синеву лица, отвратительную тучность. Но ужаснее внешних признаков тления был взгляд его: «всё охватывая одним взором, тяжело и страшно смотрел воскресший Елеазар» (Т.2,с.194). Этот взгляд нес в себе губительную силу смерти, люди, попавшие под его взор, либо теряли ясность рассудка, либо начинали медленно умирать.

Мотив воскрешения объединяет произведения Л.Андреева, основанные на библейских сюжетах. Как мы помним, в повести «Жизнь Василия Фивейского» священник пытается совершить чудо воскрешения над трупом, его жена, потеряв сына и обезумев от горя, задумывает воскресить умершего путем рождения другого ребенка, но в итоге никакого чуда не получается. Отец Василий обезумев от горя, умирает в поле, а его жена, родив больного ребенка, ставшего обузой для всей семьи, находит утешение в спиртном, её состояние близко безумию. В рассказе «Елеазар» чудо воскрешения происходит, но это событие не подвластно человеческой воле. Именно бессилие человека, страх перед какой-то неведомой силой, которая способна вселять жизнь в умершего, рождает ощущения ужаса и хаоса в мире. После сиюминутного радостного порыва люди, увидевшие страшные следы, оставленные смертью на теле Елеазара, начинают испытывать страх к этому вновь ожившему человеку. Они чувствуют близость того мира, который скрыт от всех живых, о котором религиозное учение проповедует как о загробной жизни для души человека. Окружающим кажется, что сквозь темные зрачки Елеазара, «как сквозь темное стекло, смотрит на людей само непостижимое Там» (Т.2,с.196).

После своего выхода из могилы Елеазар жил одинокой жизнью, постепенно его покинули сёстры, Мария и Марфа. Люди обходили жилище Елеазара, только дети, не давая ему умереть ещё раз, приносили еду. Власть смерти будто продолжалась, но уже внутри Елеазара: он уже не видел разницы между новым и старым, между живым и мертвым. Дом его опустел и постепенно разрушался, поблекли брачные одежды, от него веяло холодом смерти, поэтому люди относились к нему как к прокаженному, даже хотели повесить ему на шею колокольчик. Но представив себе, какой страх будет рождать в душах людей ночной звон колокольчика под окнами, отказались от этой идеи. Естественное стремление оградиться от мира мертвых, который неведом живым, побуждало окружающих к такому холодному отношению к Елеазару.

Но находились такие люди, которые не верили в рассказы о странном человеке, взор которого несёт смерть. Любопытство приводило их к Елеазару, вид которого в то время уже изменился к лучшему. Пришедшие сначала думали о глупости людей, живущих в святом городе, но когда кончался их разговор, у всех на лице оставался неизгладимый отпечаток: «страшная тень опускалась на души и новый вид давала старому знакомому миру» (Т.2, с.197).

Для людей, посетивших Елеазара и испытавших на себе губительную силу его взгляда, пустота и тьма обволакивала всё вокруг. Одиночество проникало в саму природу человека, «одиноки становились частицы тела, потерявшие связь» (Т.2, с.197). Разрушение было во всём, пустота, проникая повсюду, испепеляла людей изнутри. Всё это рождало ощущение бессмысленности человеческого существования в этом мире. Время разорвало свой привычный ход. Всё новое, что было начато, уже в зародыше своем носило отпечаток смерти, и виделся конец существования любой вещи. Такой страшный след оставляла смерть в душах людей.

Человек по сути своей рожден для созидания. И первое, что им двигает вера в вечную жизнь, которая будет в том, что человек оставит после себя. Елеазар Л.Андреева полностью разрушает надежду на вечное существование человека, опровергает истины христианской религии о жизни духа после смерти телесного начала. В рассказе человек теряет всякую веру в созидательную силу жизни, перед ним открывается занавес, который закрыт для живущих. Ощутив близость и неотвратимость смерти, люди лишаются жизненной силы, их удел - либо медленная смерть, либо безумие.

Л.Андреев сталкивает в рассказе два противоположных начала: искусство, которое должно жить в веках, и смерть, которая воплощена в образе Елеазара. В Риме жил один скульптор, изваяния которого благодаря своей красоте носили отпечаток бессмертия. Аврелий решил отправиться в Иудею, чтобы своими глазами увидеть человека, который испытал влияние смерти на себе. До встречи с Елеазаром скульптор имел достаточно светлые взгляды на жизнь, умел ценить красоту. В его душе было даже тщеславное желание вернуть душу Елеазара к жизни. При встрече с ним римлянин постарался шутками, доброжелательным отношением пробудить в душе Елеазара теплоту. Но тот по-прежнему оставался холоден и мрачен. Губительная, ядовитая сила взгляда Елеазара начала действовать на талантливого скульптора: «будто вместе с уходящим солнцем уходила жизнь из его слов, и становились они бледные и пустые, будто шатались они на нетвердых ногах, будто скользили и падали они, упившись вином тоски и отчаяния» (Т.2, с.200). Этого человека постепенно окутывали пустота и мрак. Взгляд Елеазара подобен взору Медузы Горгоны, несущему смерть.

По возвращении домой римлянин принялся за работу, но его влекло не творческое вдохновение, а некая тайна, которая открылась скульптору при встрече с Елеазаром. Всё живое, прекрасное гибнет после встречи с ним. Талантливый человек начинает творить страшные, бесформенные образы. Сила великого искусства не может противостоять губительному дыханию смерти, исходящему от восставшего из могилы Елеазара. Так римлянин после возвращения из Иудеи очень долго трудится над очередным произведением. В итоге получается «нечто чудовищное, не имевшее в себе ни одной из знакомых глазу форм, но не лишенное намека на какой-то новый, неведомый образ» (Т.2, с.201).

Эта скульптура символизирует беззащитную, хрупкую человеческую жизнь, которая находится в постоянной борьбе со смертью. Жизнь художник представляет в виде бабочки, «с прозрачными крылышками, точно трепетавшими от бессильного желания лететь» (Т.2, с.201). Смерть предстает как «слепая, раскоряченная груда чего-то ввёрнутого внутрь, чего-то вывернутого наружу, каких-то диких обрывков, бессильно стремящихся уйти от самих себя» (Т.2, с.201).

Аврелий познал тайну смерти, но это откровение уничтожает, испепеляет душу, отравляя в ней все ростки доброго и прекрасного, безразличие, скука и тьма приходят взамен жизненной силе и светлой надежде на счастье. Человек, всю свою жизнь служивший прекрасному, создающий бессмертные творения искусства, после встречи с Елеазаром называет свои бесценные произведения ложью. Аврелий, ощутив весь ужас конца человеческой природы, считает, что ни один шедевр искусства не может выразить той истины, которую познал он. В этом эпизоде со скульптором раскрывается идея рассказа - познав правду о смерти, человек теряет свою сущность - способность творить и созидать.

Действие рассказа развивается по спирали, с каждым новым витком усиливается ощущение одиночества человека перед лицом вселенной. Постепенно Л.Андреев подводит читателя к мысли о бренности человеческого существования, о ничтожности всех начинаний, когда над всем тяготеет власть смерти и увядания.

В рассказе присутствует мотив странничества: в пятой части Елеазара призывает к себе великий римский император Август. Главный герой отправляется в путешествие на корабле. Лексика описания погребального обряда становится в этой части доминирующей, что усиливает мрачный колорит рассказа. Елеазара наряжают в пышные брачные одежды, будто «на старый, гниющий, уже начавший разваливаться гроб навели новую позолоту и привесили новые, веселые кисти» (Т.2, с.203).

Елеазар одинок среди людей, у которых он вызывает лишь ненависть и страх. Тема одиночества расширяется до вселенских масштабов, главный герой становится чужим всем людям на земле - «только пустыня отвечала протяжным эхом своим» (Т.2, с.204).

В Риме Елеазара приглашают смелые люди, дабы испытать свою жизненную силу. Хождения его в Вечном городе напоминают странствия Иисуса Христа, но после посещения Елеазара в домах остаются только скука и пустота, люди теряют интерес к жизни. Иисус Христос же символизировал светлое начало, он проповедовал вечную счастливую жизнь людей, исцелял их души и тела. Елеазар разрушает всё живое на своём пути, он будто ядом питает жизненные корни, которые затем начинают медленно отмирать. Но несёт ли Елеазар разрушение в себе сознательно или он лишь игрушка в руках неведомой силы?

Пьяница первым приглашает Елеазара в свой дом, но ни легкомыслие, ни хмель не способны спасти падшего от дыхания смерти: «на всю жизнь остался он пьяным; уже не пил ничего, но оставался пьяным, - но, вместо радостных грёз, что даёт вино, страшные сны осенили голову его» (Т.2, с.204).

Дальше Елеазар отправляется к юноше и девушке, которые влюблены друг в друга. Но даже столь сильное чувство, как любовь, вянет под действием губительного взгляда: «вечно соединяемые, вечно разъединяемые, они вспыхивали, как искры, гасли в безграничной темноте» (Т.2, с.204).

Наконец Елеазара в своем доме встречает гордый мудрец, который обладает точным знанием. Но «почувствовал он, что мудрость и глупость одинаково равны перед лицом Бесконечного, ибо не знает их Бесконечное». «Так погибало под равнодушным взором чудесно воскресшего всё, что служит к утверждению жизни, смысла и радостей её» (Т.2, с.204).

Люди, окружающие Елеазара, готовы были тайно убить его, потому что он нёс с собой только опустошение, подобное смерти. Но убийству помешало требование императора Августа о встрече с Елеазаром. Тогда люди решили облагородить вид его, чтобы хоть немного убрать следы тления с лица его. Вскоре Елеазар превратился в добродушного, красивого и спокойного старика, но они не посмели снять с него брачных одежд, которые не покидали его со дня чудесного выхода из могилы. Несмотря на изменения в облике, глаза Елеазара оставались такими же темными и страшными. Казалось, что сквозь них, будто через стекло на людей смотрит «само непостижимое Там».

Настал день, когда Елеазар появился во дворце Августа. Равнодушно смотрел чудом воскресший и на красивое убранство дворца, и на людей, как будто видел на их месте разрушение и пустоту. Страх и ужас испытывали люди, когда он проходил мимо, и никто не решался поднять головы. Потому что мёртвый знал о смерти, а живой - о жизни, «и не было моста между ними» (Т.2, с.206). Люди боялись не самого Елеазара, а его загадочного, страшного знания.

Император Август обращался к Елеазару с «царственной шутливостью, не лишенной страха» (Т.2, с.206). Одно приказал повелитель Рима - чтобы Елеазар не смотрел на него. Но император был обманут внешностью гостя, у которого следы тления были искусно скрыты красками.

Примечательно, что именно во время правления императора Августа возникает и развивается христианство, существовавшее как одно из апокалипсических, мессианских движений иудаизма. Начало диалога императора и Елеазара связано именно с этим историческим событием. Август спросил своего гостя, принадлежит ли тот к христианскому вероучению, на что Елеазар ответил отрицательно. Император поддерживает религиозные взгляды своего гостя: «Я не люблю христиан. Они трясут дерево жизни, не дав ему покрыться плодами, и по ветру рассеивают его благоуханный цвет» (Т.2, с.206). Август прославляет жизнь, её красоту и силу, о Елеазаре он говорит, как о жалком вредителе, не имеющем права на существование. Император желает посмотреть в глаза своему гостю, но даже столь сильный и великий человек не может противостоять той губительной силе, которая исходит от Елеазара. «Но всё крепче становились нежные объятия его, и уже дыхание перехватил алчный до поцелуев рот, и уже сквозь мягкую ткань тела проступало железо костей, сомкнувшихся железным кругом, - и чьи-то тупые, холодные когти коснулись сердца и вяло погрузились в него» (Т.2, с.207).

В этом эпизоде на первый план выходит образ Бесконечного, которое будто поглощает всё вокруг без следа. На смену жизни появляется пустота и необъятный мрак. Время будто мчится с бешеной силой, и на месте жизни и процветания общества остаётся пустота. «Как призрачные великаны, быстро падали и исчезали в пустоте города, государства и страны, и равнодушно глотала их, не насыщаясь, черная утроба Бесконечного» (Т.2, с.207).

После встречи с Елеазаром в душе императора поселились пустота и мрак - побежденным, но не убитым остался повелитель Рима. От смерти Августа спасли мысли о народе, щитом которого он должен быть, о своём великом предназначении - повелителя и спасителя Рима. На другой день по приказу самого императора Елеазару выжгли глаза, чтобы больше никто не испытал на себе их губительную силу. Ослепление Елеазара становится кульминационным моментом в рассказе, но это не влечет за собой развязку - страшное знание остается в глубине, в сознании главного героя. Действие продолжает двигаться по спирали. Только вторая смерть может развеять тайну Елеазара.

Елеазар отправляется в пустыню, всеми отвергнутый навсегда. «Загнанное каленым железом в глубину черепа, проклятое знание его таилось там точно в засаде; точно из засады впивалось оно тысячью невидимых глаз в человека, - и уже никто не смел взглянуть на Елеазара» (Т.2, с.208).

Главный герой одновременно напоминает и Иисуса Христа, и Вечного Жида, проклятого в веках. Но кто же такой Елеазар - злое подобие смерти или мученик? Как мы могли убедиться, главный герой выступает в рассказе игрушкой в руках вышних сил. Зло и погибель, которые исходят от него, не являются осознанными. Он становится слепой субстанцией без мысли, без чувства, без желания. Над всем миром тяготеет лишь одна власть - власть Бесконечности. Вынужденное одиночество, ненависть людей - всё это тяготит Елеазара: ему открыта тайна, которую не способен выдержать и осознать смертный человек.

В связи с этим получают развитие мотивы мученичества и распятия. Елеазар осмысливается как великий мученик, несущий в себе заразу смерти, но не имеющий сил противостоять велению высших сил. Он не держит в душе зла на людей, ослепивших его, никогда из его уст не слышно ни слова роптания на жестокую судьбу. Он стойко переносит всё, что с ним происходит.

Мотив распятия в рассказе воплощается в апокалипсический символ: «на красном пологе зари его черное туловище и распростёртые руки давали чудовищное подобие креста» (Т.2,с.209). Не по своей воле Елеазар стал воплощением зла и смерти среди людей.

М.Волошин сравнивал рассказ Л.Андреева «Елеазар» с произведениями мировой литературы. Он считал, что Л.Андреев в своём произведении хотел ответить на вызов Леона Дьеркса, написавшего поэму «Лазарь»: «Кто сможет поведать нам нечеловеческое страдание твоё, о ты, вышедший из могилы» (9, с. 450). М.Волошин полагал, что по ту сторону Елеазар ничего не видел, и ему нечего рассказать о тайнах иного мира, если бы он и мог говорить. Это просто труп, в котором приостановлен процесс разложения: «Ужас андреевского рассказа зародился в анатомическом театре, а не в трагедии человеческого духа» (9, с.451). М.Волошин пишет: «…чудо воскресенья, совершившееся над Елеазаром, является не радостным евангельским обетом, а какой-то диаволической силой, которая трупу вернула жизненную силу, но не могла вселить в него отлетевший дух» (9, с.452). Поэт считает кощунством такую трактовку библейского сюжета: «...художественная правда требует, чтобы описанная нам трагедия <…> была так или иначе связана с воскресением самого Христа» (9, с.455). В рассказе Л.Андреев даёт только ужас трупа, идея же смерти совершенно чужда ему, он оскорбляет таинство смерти. Весь ужас в рассказе заключается в усилении темпа времени. «Но ускорение же течения времени, как чувствовал не раз каждый, логически связано с интенсивностью и полнотой жизни» (9, с.453-454). М.Волошин считает, что такие произведения Л.Андреева, как «Елеазар», «Красный смех», «Жизнь Василия Фивейского» производят впечатление богохульства (9, с. 455-456).

В своём отклике на рассказ Л.Андреева «Елеазар» Л.А. Иезуитова приводит несколько критических замечаний по поводу статьи М. Волошина: «Рассказ «Елеазар» Волошин осмысливает в кругу произведений мирового искусства на темы воскресения. Стиль письма кажется ему излишне натуралистическим, а философскую концепцию рассказа он охарактеризовал как глубоко пессимистическую, основанную на идее «дурной бесконечности; Андреев показал якобы бессилие и тщету искусства и жизни перед лицом всё обессмысливающей и над всем царящей смерти» (15, с. 3).

Во многом сходным с волошинской трактовкой «Елеазара» было понимание его Горьким. В октябре - ноябре 1906г. он писал Андрееву: «И снова скажу: это, на мой взгляд, лучшее из всего, что было написано о смерти во всемирной литературе. Мне кажется даже, что ты как бы приблизился и приближаешь людей к неразрешимой загадке, не разрешая её, но страшно близко знакомя с нею. <…> Превосходно выдержан стиль. Вообще - как литература, как произведение искусства - эта вещь даёт мне огромное наслаждение и вызывает славную радость за тебя. <…> Как философия - это для меня неприемлемо. Я заражен жизнью и силами лет на шестьсот и - чем дальше - тем более оптимистично смотрю на жизнь. <…> Но философия твоего рассказа тонет в красоте его формы…» (9, с. 280).

Л.Андреев в рассказе «Елеазар» трансформирует библейский сюжет, который служит для раскрытия авторской концепции бытия. Тематическая, идейная направленность произведения полностью противопоставлена содержанию Евангельской притчи. Ведь Л.Андреев по сути отрицает идею бессмертия человеческой души. В рассказе происходит чудесное воскрешение, как и в Библии, но, по Андрееву, жизнь после смерти невозможна, человек ведет лишь жалкое существование, он сам в себе несет мрак и разрушение. Такой авторский взгляд на философские проблемы жизни и смерти противоречит христианскому, где утверждается вечная жизнь и вечное благо.

Глава 3. Переосмысление образа предателя в рассказе «Иуда Искариот»

В 1907 году Леонид Андреев, возвращаясь к библейской проблеме борьбы добра со злом, пишет рассказ «Иуда Искариот». Работа над рассказом об Иуде предваряла работу над пьесой «Анатэма». Критика признала высокое психологическое мастерство рассказа, но отрицательно отнеслась к основному положению произведения «о низости рода человеческого» (Луначарский А. Критические этюды).

Л.А.Смирнова отмечает: «В Евангелии, сакральном тексте, образ Иуды является символическим воплощением зла, персонажем, с позиций художественной изобразительности условным, целенаправленно лишенным психологического измерения. Образ Иисуса Христа - образ праведного мученика, страдальца, которого погубил корыстный предатель Иуда» (26, с.190). В библейских рассказах повествуется о жизни и смерти Иисуса Христа, о чудесах, которые он вершил на земле. Ближайшие ученики Иисуса проповедники истин божьих, деяния их после смерти Учителя были велики, они исполняли волю Господню на земле. «О предателе Иуде в Евангельском учении сказано очень мало. Известно, что он был одним из ближайших учеников Иисуса. По словам апостола Иоанна, Иуда в общине Христа выполнял «земные» обязанности казначея; именно из этого источника стало известно о цене жизни Учителя - тридцать сребренников. Из Евангелия также следует, что предательство Иуды было не результатом эмоционального порыва, а вполне осознанным поступком: он сам пришел к первосвященникам, а потом дожидался удобного момента, чтобы исполнить свой замысел. В сакральном тексте говорится, что Иисус знал о роковой предопределенности своей судьбы. Он знал о темных замыслах Иуды» (6, с.24).

Леонид Андреев переосмысливает библейский сюжет. Евангельские проповеди, притчи, Гефсиманская молитва Христа не упоминаются в тексте. Иисус находится как бы на периферии описываемых событий. Проповеди передаются в диалогах Учителя с учениками. История жизни Иисуса Назарянина трансформируется автором, хотя библейский сюжет в рассказе не изменен. Если в Евангелии центральный персонаж - Иисус, то в рассказе Л.Андреева - Иуда Искариот. Большое внимание автор уделяет взаимоотношениям Учителя с учениками. Иуда не похож на верных спутников Иисуса, он хочет доказать, что только он достоин быть рядом с Иисусом.

Рассказ начинается с предостережения: «Иуда из Кариота - человек очень дурной славы и его нужно остерегаться» (Т.2, с.210). Иисус ласково принимает Иуду, приближает его к себе. Другие ученики не одобряют ласковое отношение Учителя к Искариоту: «Брезгливо отодвинулся Иоанн, любимый ученик, и все остальные <…> неодобрительно потупились» (Т.2, с.212).

Характер Иуды раскрывается в его диалогах с остальными учениками. В разговорах он высказывает свое мнение о людях: «Хорошими людьми называются те, которые умеют скрывать свои дела и мысли» (Т.2, с.215). Искариот повествует о своих грехах, о том, что на земле нет безгрешных людей. Эту же истину проповедовал и Иисус Христос: «Кто из вас без греха, пусть первым бросит в нее (Марию) камень» (Т.2,с.219). Все ученики осуждают Иуду за греховные мысли, за его ложь и сквернословие.

Искариот противостоит Учителю в вопросе отношения к людям, к роду человеческому. Иисус полностью отстраняется от Иуды после происшествия в одной деревне, где Искариот с помощью обмана спас Христа и его учеников. Но поступок его был осужден всеми. Иуда хочет быть близким к Иисусу, но Учитель будто не замечает его. Обман Иуды, его предательство - стремление к одной цели - доказать свою любовь к Иисусу и разоблачить трусливых учеников.

Согласно евангельскому сюжету, у Иисуса Христа было много учеников, которые проповедовали Святое писание. Активную роль в произведении Л.Андреева занимают лишь некоторые из них: Иоанн, Петр, Филипп, Фома и Иуда. В сюжете рассказа также упоминаются Мария Магдалина и мать Иисуса, женщины, которые тоже находились рядом с Учителем во время событий двухтысячелетней давности. Остальные спутники Христа не участвуют в развитии действия, они упоминаются только в массовых сценах. Л.Андреев не случайно выводит на первый план этих учеников, именно в них концентрируется все важное, что необходимо для понимания проблемы предательства, которая является основополагающей в произведении. Признанные церковью евангелисты подробно изображаются автором, именно их откровения являются истиной; Евангелия от Иоанна, Фомы, Петра, Матфея стали основой христианского вероисповедания. Но Л.Андреев предлагает совсем иную точку зрения на события того времени.

Л.Андреев изображает учеников Иисуса реалистично, по мере развития сюжета раскрываются образы евангелистов. Автор уходит от идеального образа мученика, признанного в Библии, а «Иуда весь создан из разрушенных привычностей, и не слитых даже, а только уродливо вцепившихся впечатлений» (3, с.75). У Л.Андреева Иисус Христос и Иуда Искариот - это, прежде всего, реальные образы, в которых над божественным преобладает человеческое начало. Иуда становится у автора личностью, сыгравшей величайшую роль в истории. В Иисусе Л.Андреев видит прежде всего человеческую сущность, утверждает в этом образе деятельное начало, уравнивает Бога и человека.

Все герои Л.Андреева делают выбор между жертвой во имя спасения рода человеческого и предательством Сына Божьего. Именно от этого выбора зависит авторская оценка и решение коллизии: верность духовному идеалу или предательство. Автор рушит миф о преданности учеников Иисусу. Через душевные испытания писатель ведет всех героев к высшей точке в развитии сюжета - выбору между служением высшей цели и предательством, которое останется в истории народов на века.

В описании Л.Н.Андреева характер Иуды полон противоположностей, что соответствует его внешности. Он одновременно не только корыстолюбив, зол, насмешлив, коварен, наклонен ко лжи и притворству, но и умен, доверчив, чуток и даже нежен. В образе Иуды автор совмещает два, казалось бы, несовместимых характера, внутренних мира. По Андрееву, «первая половина» души Иуды - это лжец, вор, «дурной человек». Именно этой половине принадлежит «подвижная» часть лица героя рассказа - «остро всматривающийся глаз и крикливый, как у женщины, голос». Это «мирская» часть внутреннего мира Иуды, которая обращена к людям. И люди недальновидные, коих большинство, видят только эту открытую половину души - душу предателя, проклинают Иуду-вора, Иуду-лжеца.

«Однако в трагическом и противоречивом образе героя автор стремится создать в нашем сознании более полный, целостный внутренний мир Иуды. По Андрееву, не менее важна для понимания души Иуды «оборотная сторона медали» - та часть его души, которая скрыта от окружающих, но от которой не ускользнет ничего. Ведь на «застывшей» половине лица Иуды ничего нельзя было прочесть, но, вместе с тем, «слепой» глаз на этой половине «не смыкался ни днем ни ночью». Именно этот мудрый и скрытый ото всех Иуда имел «мужественный и сильный» голос, который «хотелось вытащить из ушей, как гнилые, шероховатые занозы». Потому что произносимые слова - безжалостная, горькая правда. Правда, которая оказывает на людей худшее воздействие, чем ложь Иуды-вора. Эта правда указывает людям на ошибки, которые они хотели бы забыть. Этой частью своей души Иуда и полюбил Христа, хотя эту любовь даже апостолы не могли понять. В итоге и «добрые» и «дурные» отвергли Иуду» (18, с.2-3).

Взаимоотношения между Иисусом Христом и Иудой очень сложны. «Иуда был из «отверженных и нелюбимых», то есть тех, кого Иисус не отталкивал никогда» (6, с.26). Сначала, когда Иуда только появился среди учеников, Иисус не побоялся злых слухов и «принял Иуду и включил его в круг избранных». Но отношение Спасителя к Искариоту меняется после происшествия в одной деревне, где Иисусу угрожала смертельная опасность, и Иуда, рискуя собственной жизнью, с помощью обмана, мольбы, дал возможность Учителю и ученикам уйти от разъяренной толпы. Искариот ждал похвал, признания его смелости, но все, в том числе и Иисус, осудили его за обман. Иуда обвиняет учеников в том, что им не нужен Иисус, и правда им не нужна.

С этого момента отношения Христа к Иуде резко изменились: теперь Иисус «глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему - даже упорнее, чем прежде, - искал его глазами всякий раз, когда начинал говорить к ученикам или к народу» (Т.2,с.210). «Иисус пытается помочь ему в происходящем, объяснить своё отношение к нему с помощью притчи о бесплодной смоковнице» (6, с.27).

Но почему же теперь Иисус кроме шуток Иуды и его рассказов стал видеть в нем что-то важное, что заставило Учителя относится к нему более серьезно, обращать к нему свои речи. Может быть, Иисус именно в этот момент понял, что только Иуда, любящий Иисуса искренней и чистой любовью, способен пожертвовать всем ради своего Учителя. Иуда же переживает этот перелом в сознании Иисуса очень тяжело, он не понимает, почему никто не оценит по достоинству его столь смелый и прекрасный порыв спасти своего Учителя ценой собственной жизни. Так поэтично говорит Искариот об Иисусе: «И для всех он был нежным и прекрасным цветком, благоухающею розою ливанскою, а для Иуды оставил одни острые шипы - как будто нет сердца у Иуды, как будто глаз и носа нет у него и не лучше, чем все понимает он красоту нежных и беспорочных лепестков» (Т.2, с.215).

Комментируя этот эпизод, И.Анненский отмечает: «Повесть Л.Андреева насыщена контрастами, но контрасты эти - только ощутимые, и возникают они непосредственно и даже неизбежно в плывущих дымах его фантазии» (3, с.58).

После происшествия в деревне в сознании Иуды тоже намечается перелом, его терзают тяжелые и смутные думы, но автор не раскрывает читателю тайные переживания Искариота. Так о чем же он думает, пока другие заняты хлопотами о еде и питье? Может, он думает о спасении Иисуса Христа, или его терзают мысли о помощи Учителю в его тяжелом испытании? Но помочь Иуда может, только совершив предательство, причем предательство поневоле. Искариот любит Учителя чистой, искренней любовью, он готов пожертвовать своей жизнью, своим именем ради высшей цели. «Но для Иуды любить означает, прежде всего, быть понятым, оцененным, признанным. Ему мало расположения Христа, ему еще нужно признание правоты его взглядов на мир и людей, оправдание тьмы своей души» (6, с.26).

Иуда идет на свою жертву с большим страданием и пониманием всего ужаса, ведь муки Иуды столь же велики, как и муки Иисуса Христа. Имя Спасителя будет прославлено в веках, а Искариот останется в памяти народов на многие сотни лет предателем, его имя станет олицетворением лжи, измены и низости поступков человеческих.

Много лет прошло, прежде чем в мире появились доказательства невинности Иуды, и еще долгое время будут существовать споры о достоверности евангельских сведений. Но Л.Н.Андреев в своем произведении пишет не исторический портрет, в повести Иуда - трагический герой, искренне любящий своего Учителя и страстно желающий облегчить его страдания. Автор показывает реальные события двухтысячелетней давности, но «Иуда Искариот» - это произведение художественной литературы, и Л.Андреев переосмысливает проблему предательства Иуды. Искариот занимает центральное место в произведении, художник рисует сложный, противоречивый характер в период больших жизненных потрясений. Предательство Иуды воспринимается нами не как измена ради корыстных интересов, в рассказе изображаются сложные душевные испытания главного героя, чувство долга, готовность Иуды к жертве ради своего Учителя.

Автор характеризует своего героя такими эпитетами: «благородный, прекрасный Иуда», «Иуда победитель». Но все ученики видят только некрасивое лицо и помнят дурную славу. Никто из спутников Иисуса Христа не замечает преданности Иуды, его верности и жертвенности. Учитель становится с ним серьезным, строгим, как будто начинает замечать, где истинная любовь, а где ложная. Иуда же любит Христа именно потому, что видит в нем воплощение непорочной чистоты и света, в этой любви «сплелись и преклонение, и жертвенность, и то «женственное и нежное» материнское чувство, природой предписывающее оберегать безгрешное и наивное своё дитя» (6, с.26-27). Теплое отношение проявляет к Иуде и Иисус Христос: «С жадным вниманием, по-детски полуоткрыв рот, заранее смеясь глазами, слушал Иисус его порывистую, звонкую, веселую речь и иногда так хохотал над его шутками, что на несколько минут приходилось останавливать рассказ» (Т.2, с.217). «Кажется невероятным, но Иисус у Л.Андреева не просто смеется (что уже являлось бы нарушением христианского предания, религиозного канона) - он хохочет (18, с.2-3). По традиции жизнерадостный смех расценивается как освобождающее начало, очищающее душу.

«Между Христом и Иудой в рассказе Л.Андреева существует таинственная подсознательная связь, не выраженная словесно и тем не менее ощущаемая Иудой и нами - читателями. Эта связь ощущается психологически и Иисусом - Богочеловеком, она не может не найти внешнего психологического выражения (в загадочном молчании, в котором ощущается скрытое напряжение, ожидание трагедии), причем абсолютно явственно в преддверии смерти Иисуса Христа» (18, с.2-3). Спаситель понимает, что великая идея, возможно, стоит страданий других людей. Иисус знает о своем божественном происхождении, знает, что нужно пройти через тяжкие испытания, чтобы осуществить «божий план», помощником в осуществлении которого он выбирает Иуду.

Искариот испытывает душевные муки, ему тяжело решиться на предательство: «Иуда забрал в железные пальцы всю душу и в необъятном мраке её, молча, начал строить что-то огромное. Медленно, в глубокой тьме, он поднимал какие-то громады, подобные горам, и плавно накладывал одна на другую; и снова поднимал, и снова накладывал; и что-то росло во мраке, ширилось беззвучно, раздвигало границы. И нежно звучали где-то далекие и призрачные слова» (Т.2, с.225). Что это были за слова? Может быть, Иуда обдумывал просьбу Иисуса о помощи в осуществлении «божественного плана», плана мученической смерти Христа. Если бы не было казни, люди бы не поверили в существование Сына Божьего, в возможность рая на земле.

М.А. Бродский полагает: «Евангельскую версию корыстного расчета Л.Андреев демонстративно отбрасывает. Предательство Иуды, скорее, последний аргумент в его споре с Иисусом о человеке. Свершились ужас и мечты Искариота, он победил, доказав всему миру и, конечно, прежде всего, Самому Христу, что люди недостойны сына Божия, и любить их не за что, и только он, циник и изгой, единственный, доказавший свою любовь и преданность, должен по праву сидеть рядом с Ним в Царствии Небесном и вершить суд, безжалостный и всеобщий, как Всемирный Потоп» (6, с.29).

Иуде не легко дается решение предать человека, которого считал лучшим на земле. Он долго и мучительно размышляет, но Искариот не может пойти против воли своего Учителя, потому что слишком велика его любовь к нему. Автор прямо не говорит о том, что Иуда решился на предательство, но показывает, как меняется его поведение: «Так прост, мягок и в то же время серьезен был Искариот. Он не кривлялся, не шутил злоречиво, не кланялся, не оскорблял, но тихо и незаметно делал свое хозяйственное дело» (Т.2, с.229). Искариот решился на предательство, но в его душе все же оставалась надежда, что люди поймут, что перед ними не лжец и обманщик, а Сын Божий. Поэтому он говорит ученикам о том, что нужно спасти Иисуса: «Нужно беречь Иисуса! Нужно беречь Иисуса! Нужно заступиться за Иисуса, когда придет на то время» (Т.2, с.239). Иуда принес украденные мечи ученикам, но они ответили, что они не воины, а Иисус не военноначальник.

Но почему выбор пал именно на Иуду? Искариот много испытал за свою жизнь, он знает, что люди грешны в естестве своем. Когда Иуда только пришел к Иисусу, он старался показать ему, насколько греховны люди. Но Спаситель был верен своей великой цели, он не принял точку зрения Иуды, хотя знал, что люди не уверуют в Сына Божьего; они сначала предадут его мученической смерти, а затем только поймут, что они убили не лжеца, а Спасителя рода человеческого. Но без страдания не было бы Христа. И крест Иуды в его испытании так же тяжел, как и крест Иисуса. Не каждый человек способен на такой подвиг, к Спасителю Иуда испытывал любовь, уважение, он предан своему Учителю. Искариот готов идти до конца, принять мученическую смерть рядом с Христом, разделить его страдания, как и подобает верному ученику. Но Иисус распоряжается по-иному: он просит его не о смерти, а о подвиге, предательстве поневоле, ради высшей цели.

Иуда переживает тяжелые душевные муки, совершив первый шаг к предательству. С этого момента Искариот окружает своего Учителя нежностью, любовью, он очень трепетно относится ко всем ученикам, хотя сам испытывает душевную боль: «И выйдя в место, куда ходили по нужде, долго плакал там, корчась, извиваясь, царапая ногтями грудь и кусая плечи. Ласкал воображаемые волосы Иисуса, нашептывал тихо что-то нежное и смешное и скрипел зубами. И так долго стоял он, тяжелый, решительный и всему чужой, как сама судьба» (Т.2, с.237). Автор говорит, что судьба палачом сделала Иуду, в его руку вложила карающий меч. И с этим тяжелым испытанием Искариот справляется, хотя противится предательству всем своим естеством.

В произведении Л.Н. Андреева «Иуда Искариот» библейский сюжет полностью переосмысливается. Во-первых, автор на первый план выводит героя, который в Библии считается великим грешником, виновным в смерти Иисуса Христа. Л.Андреев реабилитирует образ Иуды из Кариота: он не предатель, а верный ученик Иисуса, страдалец. Во-вторых, образы евангелистов и Иисуса Христа Л.Андреев отводит на второстепенный план повествования.

Л.А. Смирнова полагает, что «обращение к мифу позволило избежать частностей, сделать каждого героя носителем сущностных проявлений самой жизни на её изломе, крутом повороте». «Элементы библейской поэтики усиливают весомость каждого малого эпизода. Цитаты из высказываний древних мудрецов придают всеэпохальный смысл происходящему» (26, с.186).

В произведении автор ставит вопрос о предательстве героя. Л.Андреев изображает Искариота как сильную, борющуюся личность в период больших душевных потрясений. Писатель дает исчерпывающие психологические характеристики своему герою, что позволяет увидеть становление внутреннего мира Искариота и найти истоки его предательства.

Проблему предательства Л.Андреев решает так: виноваты и ученики, не защитившие своего учителя, и люди, осудившие Иисуса на смерть. Иуда же занимает в рассказе особое положение, евангельская версия предательства ради денег полностью отвергается. Иуда у Л.Андреева любит Учителя искренней, чистой любовью, он не может совершить столь жестокий поступок ради корыстных интересов. Автор раскрывает совсем иные мотивы поведения Искариота. Иуда предает Иисуса Христа не по своей воле, он остается верен своему Учителю и исполняет его просьбу до конца. Не случайно образы Иисуса Христа и Иуды воспринимаются писателем в их тесном соприкосновении. Андреев-художник рисует их распятыми на одном и том же кресте.

Ученые по-разному осмысливают тему предательства в рассказе Л.Андреева «Иуда Искариот». А.В. Богданов в своей статье «Между стеной бездной» считает, что Иуде осталась одна возможность - пойти на заклание при всем отвращении к жертве, «страданию для одного и позору для всех», и сохраниться в памяти поколений только предателем (5, с.17).

К.Д. Муратова предполагает, что предательство совершается Иудой с целью проверить, с одной стороны, силу и правоту гуманистического учения Христа, а с другой - преданность ему учеников и тех, кто так восторженно слушал его проповеди (23, с.223).

В.П. Крючков в своей книге «Еретики в литературе» пишет о том, что божественное и человеческое начала предстают в повести Л.Андреева во взаимодействии. По Крючкову, Иуда становится у парадоксалиста Андреева личностью, сыгравшей огромную роль в истории, Иисус представлен в своей человеческой плоти, телесности, в этом образе преобладает деятельное начало, уравнивание Бога и Человека (18, 2-3).

Несмотря на различие взглядов, исследователи сходятся в одном общем мнении - любовь Иуды к Иисусу была велика по своей силе. Поэтому возникает вопрос: мог ли человек, столь верный своему Учителю, предать его ради корыстных интересов. Л.Андреев раскрывает причину предательства: для Иуды это был вынужденный поступок, жертва ради свершения воли Всевышнего.

Л.Андреев смело перекраивает библейские образы, чтобы заставить читателя заново осмыслить устоявшееся в мире и в христианской религии мнение о предателе, злодее Иуде. Ведь вина лежит не только на отдельном человеке, но и на людях, легко предающих своих кумиров, кричащих «Распни!» столь же громко, как и «Осанна!».

Глава 4. Религиозные искания героев в драматургии Л. Андреева

В драмах Л.Андреева изображается герой, который борется за свободную жизнь. Тема рока, бессмысленности человеческого существования не покидает творческую мысль писателя, она занимает большое место в его пьесах.

Появление в драматических произведениях Л.Андреева образа борца обусловлено общественной ситуацией - революцией 1905 года, высоким идейным подъёмом интеллигенции. Но писатель никогда не принимал революционных идей до конца. «Тяготение к революционной среде, к Горькому и «знаньевцам», и в то время - в начале века, в 1905 году, - сочеталось у Андреева с частыми отклонениями в сторону индивидуалистических идей и мотивов, характерных для декадентских литературных кругов» (12, с. 94). После поражения революции 1905 года Л.Андреев отходит от среды демократов и реалистов и сближается с декадентскими кругами. В это время на страницах его произведений появляется новый тип героя, проповедующий индивидуалистическую мораль. Новые взгляды Л.Андреева воплотились в произведениях, написанных им в годы поражения революции. Это пьесы «Жизнь человека» (1906), «Анатэма» (1909), «Савва» (1906), «Царь-Голод» (1908).

А.Дымшиц считает: «Большинство пьес Леонида Андреева той поры представляют собой драматургию отвлеченных идей, абстрактных философских проблем, разрешение которых было не по силам писателю и не могло быть достигнуто на почве идеалистических воззрений, свойственных его философским кумирам (Гартману, Шопенгауэру, Ницше). Неверие в человека, в силу и мощь его разума и воли, страх перед жизнью, перед судьбой и роком запечатлелись в большинстве пьес» (12, с.97-98). Однако, на наш взгляд, проблематика пьес Л.Андреева гораздо сложнее. Драматургия писателя интересна своим углубленным психологизмом, тонким проникновением в сферу подсознательного. Наряду с острыми социальными, философскими проблемами в пьесах присутствуют романтические порывы, которые обогащают произведение высокой эмоциональностью.

Пьесы Л.Андреева называют драматургией нового типа. Новаторство произведений проявилось не только в содержании, но и в области формы. «Широкое использование коллективных монологов, восходящих по своему построению к античным хорам, в сочетании с монологами протагониста, приёмами гротеска, гиперболы, антитезы, особой - экспрессивной, патетической речи, густой символики, - всё это сплавилось в творчестве Андреева в тот «высокий эклектизм», что стал отличительной чертой его творчества в целом» (28, с.140).

Пьеса Л.Андреева «Жизнь человека» (1906) - типичная драма идей, в которой персонажи превращены в марионеток. Индивидуалистический, пессимистический характер пьесы сближает её с драматургией символизма, с её идейным миром и художественными принципами. Л.Андреев выступал против драматургии, рассчитанной на театр сценического действия. Театр, по его мнению, должен был показывать прежде всего духовные переживания человека. Свои взгляды Л.Андреев выразил в работе «Письма о театре». Такие мысли относительно задач театра сближали писателя с театральным декадансом, развившимся в период между 1905 и 1907 годами. Эти взгляды воплотились в драме «Жизнь человека».

Критик И.Лежнев высказал интересное суждение о символических драмах Л.Андреева, об объединяющей эти драмы проблематике: «Сгустите весь мир образов, населяющих книги Андреева, и вы увидите, что при всех индивидуальных отклонениях лиц и событий всюду действуют только два героя: Некто в сером и Человек, необходимость и свобода. В единоборстве двух героев почти неизменно побеждает рок. Судьба с фатальной неизбежностью несёт с собой катастрофу, а на долю человека остаются кошмары. Рок - человек, катастрофа - кошмар - вот несложная схема андреевской драмы» (20, с.194).

Такая схема господствует и в драме «Жизнь человека». В этом произведении, состоящем из пролога и пяти частей, жизнь человека «с её тёмным началом и тёмным концом» изображается поэтапно. В ней выделяются самые важные моменты: рождение, юность, процветание, несчастье и смерть. Всё время рядом с человеком находится Некто в сером, который сам не принимает участия в его судьбе, его влияние неведомо человеку, он словно марионетка в руках вечности. Неслучайно Л.Андреев не даёт имени своим героям, жизнь всех людей, по мысли автора, имеет одно начало и один конец, человек находится во власти высших сил. Жизнь сравнивается с огнём, который держит в руках Некто в сером. Метафора огня имеет двойной смысл: пламя огня - это нечто хрупкое, быстротечное, но в то же время это свет и тепло, если огонь выходит из-под власти, он может перейти в огромный пожар. У Л.Андреева человек не может разорвать оков неизвестных ему сил, он слепо подчиняется голосу вечности, поэтому огонёк жизни не превращается в бушующее пламя. Мотив быстротечности, предопределенности жизни человека является ведущим в этой драме: «Так умрет Человек. Придя из ночи, он возвратится к ночи и сгинет бесследно в безграничности времён, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем» (Т.2, с.444).

Первая картина «Рождение человека и муки матери» открывается разговором старух, которые говорят о муках матери при родах, о неумолимом жизненном круге - одни должны умереть, а другие родиться. Старухи, ведущие тихий разговор, словно древнегреческие богини судьбы Парки пророчествуют о жизни новорожденного. Над всеми стоит строгий и безмолвный Некто в сером, в руках которого теплится слабый огонёк жизни только что родившегося человека. Люди безвольны и слабы перед лицом вечности, слабость их заключается в незнании законов бытия.

После рождения ребёнка старухи со смехом покидают комнату, действие продолжает разговор родственников. Они говорят о легкомыслии отца, о том, что он, не имея достаточно средств к существованию, раздаёт деньги в долг людям, не достойным доверия. Эти люди ведут разговоры о бытовых проблемах, они осуждают расточительность отца ребёнка. Людей не тревожат вопросы жизни и смерти, мирового устройства, их знание о мире ничтожно перед лицом вечности. Человек изображается слабым, безвольным, он слепым рождается и слепым умирает, не узнав главную истину бытия.

После рождения ребёнка отец, обращаясь к углу, где стоит Он, благодарит Бога за сына и здоровье жены, обещает стать верующим, посещать храм. В минуты душевных потрясений он ощущает власть высших сил, хотя и не может узнать до конца тайну бытия.

Вторая картина называется «Любовь и бедность». Эта часть пьесы открывается диалогом соседей, пришедших в бедное жилище влюбленных. Действие в этой картине развивается в доме, где живет человек со своей женой. Тусклые серые цвета, которые присутствуют в первой части, здесь сменяются светлыми, розовыми. Человек вступает в брак, создает семью, он полон силы и энергии. В углу по-прежнему стоит Некто и держит свечу, которая убыла на одну треть.

В дом влюбленных входят соседи, они говорят о бедности молодоженов, о их великодушии, красоте и таланте. Они оставляют в подарок мужу и жене молоко, хлеб, сигару и розовую ленту для украшения прически. Розовый цвет является олицетворением молодости, жизненной силы. Соседи приносят в жилище влюбленных луговые цветы, дубовые и берёзовые ветки, дом наполняется светом, жизнью, и образ серого высокого человека, держащего свечу, на миг исчезает.

После ухода соседей появляется жена, она говорит о своей тяжелой жизни, о бедности, о безработице. Из её уст мы узнаём, что муж рано осиротел, его воспитывали родственники, но, несмотря ни на что, он вырос талантливым и добрым человеком. Он стал архитектором, но в жизни ему не повезло, и его талант оказался никому не нужен.

Жена молится, просит Бога о помощи, о том, чтобы в их доме была еда, необходимая одежда, чтобы её муж нашел достойную работу. Она полна уверенности, что Всевышний исполнит её просьбы: «Правда, отчего богу не дать, когда его так просят?» (Т.2,с.458). Молитва Жены не похожа на традиционную христианскую молитву, это просьбы, идущие из глубины души, близкие по содержанию к дохристианской языческой вере. Наполняется жизнью и душой и земля, источник благ на земле, и солнце, дарящее тепло и свет, и звёзды, кажущиеся такими счастливыми. Некто в сером говорит о бедности человеческого знания, у людей есть надежда, но нет уверенности в будущем, беда и счастье настигают их внезапно. Человек верит в Бога, но управляет человеческой жизнью нечто неподвластное сознанию. События в жизни не хаотичны, а подчинены воле высшего существа, которое всегда находится рядом с Человеком. Возникает мотив безысходности человеческого бытия, все знания человека о Боге являются лишь мифом, успокоением для людей. Некто в сером говорит о том, что желания Жены человека исполнены, хотя об этом не догадываются ни он, ни она.

На сцене появляется Человек, взгляд его полон гордости и силы. Изображая главного героя, Андреев подчеркивает, что люди близки к животному миру, но единственное, что возносит их над всеми живыми существами - гордое стремление к деятельности и свободе. Возникает мотив борьбы, Человек ощущает в себе силу бороться за свободу: «Эй ты, как тебя там зовут: рок, дьявол или жизнь, я бросаю тебе перчатку, зову тебя на бой. Малодушные люди преклоняются перед твоею загадочною властью. Твоё каменное лицо внушает им ужас, в твоём молчании они слышат зарождение бед и грозное падение их. А я смел и силён и зову тебя на бой» (Т.2,с.461). Человек противопоставляет косности бытия свою живую душу и жизненную энергию, он полон силы и решимости изменить вековой ход времени, истребить оковы вечности. Но «равнодушно смотрит Некто в сером, держа в окаменелой руке пылающую свечу», желание обрести свободу - лишь временный порыв Человека, он слаб и ничтожен перед лицом вечности и вездесущего Некто.

Благородный порыв Человека к свободе сменяется разговором о житейских трудностях и лишениях, муж и жена мечтают о вкусной еде, хорошей одежде и достойном положении в обществе. В драме Андреева человек изображен слабым и одиноким, его воля и разум находятся под властью высших сил. Такой авторский взгляд на философские проблемы жизни и смерти противоречит христианскому миропониманию, где утверждается свобода выбора, где человек - подобие Бога на земле.

Третья картина, которая называется «Бал у Человека», посвящена новому жизненному этапу андреевского героя. Мечты юности сбылись, он стал очень богатым, имеет высокое положение в обществе. В цветовой гамме картины преобладает жёлтый цвет, символизирующий увядание и смерть.

Действие происходит в необычайно богатом доме Человека, но вместе с богатством и общественным признанием на смену теплу и уюту приходят холодность и безразличие. Человек и его Жена не произносят ни слова во время бала, всё проникнуто холодной белизной, которая будто остудила сердца влюбленных. На сцене появляется Человек, его Жена, Друзья и Враги. Человек идёт «со спокойным достоинством и некоторой холодностью», он правильно построил свою жизнь - его окружают Друзья, а Врагов он укротил. Вскоре свет сменяется полумраком, появляется Некто в сером. Эта картина проникнута ощущением близкой опасности, эфемерности бытия. Хотя никаких событий в этой части драмы не происходит, тревожное настроение усиливается. Действие в драме движется по спирали, финал третьей картины готовит читателей к дальнейшему развитию событий.

Четвертая картина называется «Несчастие человека», действие развивается в доме героя, где окна поглощают свет, где царит хаос и мрак. Некто в сером по-прежнему стоит в безмолвии и наблюдает, «свеча в его руке не больше как толстый оплывший огарок, горящий красноватым колеблющемся огнём» (Т2, с.474). Человек лишился денег, друзей, люди забыли его талант, он почти ничего не создает. В его старом, обветшалом доме царит мрак и одиночество, но у Человека остаётся еще последняя радость в жизни - его сын. Однако злой рок распоряжается по-иному: кто-то смертельно ранит сына Человека камнем.

Несчастье заставляет людей обратиться к Богу, просить о помощи, когда уже не остаётся надежды. Человек и его Жена молятся, уповают на милость Божью, прося о спасении своего единственного ребенка. Герои Л.Андреева, обращаясь ко Всевышнему, не произносят канонической молитвы, они воспринимают Бога равным себе. Лишь во время сна забывается Человек, но краткий миг человеческого счастья проходит, новое горе поражает душу главного героя - умирает сын, затем жена. Человек бросает вызов неведомым силам: «А ты, я не знаю, кто ты - бог, дьявол, рок или жизнь - я проклинаю тебя!» (Т.2,с.483).

Действие в драме движется по кругу, последний акт называется «Смерть Человека». На сцене появляются старухи, пьяницы, они ведут разговоры о жизни Человека. В диалоге пьяниц воплощается идея хаоса во Вселенной, где время изменило свой ход и человек погибает от ужаса и страха. Находясь в одном шаге от смерти, Человек горит желанием борьбы: «Где мой меч? - Где мой щит? - Я обезоружен! - Скорее ко мне! - Скорее! Будь прокля…» (Т.2, с.490). Мертвенно-синие блики на лице Некто и догоревшая свеча говорят о близком конце Человека, но дух его не смирился, он готов бороться во имя свободы и жизненной гармонии.

Позднее Л.Андреев создаёт вариант заключительного акта, в котором появляются новые герои - Наследники, которых влечет жажда наживы, они желают смерти Человеку. Главный герой уже не хочет вести бесполезную борьбу, он одинок перед небом и перед людьми, которые предали его; единственное его желание - скорее обрести покой, он жаждет смерти.

В драме идея бессмысленности человеческого существования тесно связана с проблемой быстротечности жизни. Человек живёт лишь мгновение по сравнению с бесконечностью Вселенной, его окружают лишь тьма и пустота, судьба людей предопределена, и борьба бесполезна. Жизнь человека подобна игрушке в руках высших сил. Но люди не могут смириться с безысходностью своего существования, они всю жизнь продолжают борьбу, желая обрести гармонию внешнего и внутреннего мира, уверенность в завтрашнем дне. Л.Андреев чувствовал общественное настроение в период революционного подъёма, но сам автор не верил в силу человека, его возможности, считал, что всякая борьба бессмысленна, наша судьба находится в руках высших сил. Даже в такой отвлеченной, аллегорической пьесе, как «Жизнь Человека», присутствует социальный протест против законов общества, против христианской морали.

Пьеса Л.Андреева «Анатэма» вышла отдельным изданием в октябре 1909 года с подзаголовком «Трагическое представление в семи картинах». Драматург говорил, что в основу своей пьесы он положил жизненную историю о том, как в одном из южных городов умер богач еврей, раздавший при жизни состояние нищим.

В драме «Анатэма» Л.Андреев обращается к библейской традиции. Сюжет пьесы напоминает эпизод из Нового Завета «Искушение Иисуса Христа». В пьесе евангельский сюжет - лишь внешняя оболочка, которая наполняется новым смыслом.

А.Дымшиц указывает: «Мировоззренческая концепция Андреева в «Анатэме» пессимистична, как и в «Жизни Человека»: смерть наносит свои удары жизни, любви, порывам к добру и счастью, - и тщетны стремления к борьбе и бунту. И всё же есть в этой пьесе при всём её мрачном колорите проблески активной романтики» (12, с.103).

Как в «Жизни Человека», так и в «Анатэме» Л.Андреев сочетает широкий символический замысел, символико-аллегорические сцены и образы с эпизодическими бытовыми зарисовками. В этих последних (начало второй и третьей картин) отчетливо сказались традиции раннего Андреева - искусство реалистической детали, реалистической индивидуализации речевых характеристик действующих лиц, тонкое проникновение в душевный мир персонажа. «Однако реалистические тенденции играют здесь исключительно подчиненную роль. Они нужны, чтобы выявить и подчеркнуть ничтожество и пошлость действительности, служащей фоном для борьбы идей, для столкновения вселенских вопросов и тайн. Они играют подчиненную роль в системе символистической поэтики, характеризующей «Анатэму» - природу её проблемных образов, развитие её действия, стиля авторских ремарок, отчетливой авторской тенденции, авторской мысли и сомнений, выступающих за эпизодами и лицами этой трагедии» (12, с.105).

«Философский план трагедии вводится автором в реальную обстановку, в обыкновенную нищенскую жизнь бедняка Давида Лейзера. В этом новое качество андреевской трагедии: условное абстрактно-философское принадлежит только Анатэме, его идеям, заклинаниям, его отношениям к «Некто, ограждающему входы», а действие трагедии протекает в пространстве и времени самой обыденной жизни; в пяти картинах последовательно воплощен трагический конфликт, составляющий замысел пьесы» (29, с.165).

Главные герои произведения, Анатэма и Давид Лейзер, противостоят друг другу. Анатэма, дьявол-искуситель, мечтающий о власти на земле и на небе, приходит к железным вратам, за которыми обитает «Начало всякого бытия и Великий Разум вселенной». Анатэма познал земную тайну - все люди грешны, они изнемогают под бременем зла, они лишены счастья. Он приходит к железным вратам, чтобы узнать тайну бытия, имя великого судьи. Анатэма сначала убеждает Некто в безысходности человеческой жизни, затем, одержимый гневом, он требует открыть врата, чтобы услышать правду о бессмертии. Некто отвечает своему гостю: «Нет имени у того, о чем ты спрашиваешь, Анатэма, нет числа, которым можно исчислить, нет меры, которою можно измерить. <…> Всякий, сказавший слово: любовь - солгал. Всякий, сказавший слово: разум - солгал.

И даже тот, кто произнес имя: Бог - солгал ложью последней и страшной» (Т.3,с.400). В этой реплике выражается мировоззрение автора и идейная направленность произведения: жизнь человека быстротечна, полна горести и бед, люди на земле не могут надеяться ни на мудрость, ни на любовь, ни на Бога, все эти понятия пустой звук, так как не дают высшего блага - вечной жизни.

Л. Ланщиков отмечает: «Л.Андреев утверждал, что человек одинок на земле, когда не видит путей к другим людям, но такие пути существуют. Восприятие же сущностной значимости человека как бунтарской приводило писателя к мысли, что человек субъективно не столь уж зависим от осознания своего трагического исчезновения. Зная о своей обреченности, он, тем не менее, предан борьбе за жизнь» (19, с.350).

Мотив жертвенности, избранничества сближает образ Давида Лейзера с образом Иисуса Христа. В сознании народа бедный еврей обретает божественную силу, к нему относятся как к Богу, сошедшему на землю. В Библии всевышнего на испытания посылает его Отец, Давид Лейзер же находится во власти темных сил. Анатэма хочет из простого, честного человека сделать подобие Иисуса Христа. Он полон жажды отомстить небу и всему человеческому роду. Этот тёмный человек хочет доказать, что у людей не осталось ни любви, ни сострадания, они обречены духовную гибель.

«В пьесе создан двоящийся образ дьявола. Он наделён гордой надменностью, беспокойным умом, желающим познать тайны бытия, и сознанием своего бессилия; жалостью к человеку и презрением к нему: Анатэма жаждет воцарения социальной справедливости и отрицает возможность её» (19, с.348).

Вторая картина открывается бытовой зарисовкой - эпизодом торговли, автор изображает бедность семьи Давида Лейзера. Вскоре он появляется на сцене, и первая его фраза, в которой он выражает своё предчувствие близкой смерти, становится пророчеством. Сообщение Анатэмы о богатом наследстве огорчает Давида, он отказывается от денег: «Гоните его - это дьявол. Вы думаете четыре миллиона рублей он принёс? Нет он принёс четыре миллиона оскорблений! Четыре миллиона насмешек он бросил на голову Давида <…> Нет, мне не надо денег. Мне не надо денег, говорю я вам, я, старый еврей, умирающий от голода. Здесь я не вижу Бога» (Т.3, с.414).

В третьей картине Давид изображен богачом, но мысли его стали еще мрачнее и тяжелее, он по-прежнему чувствует дыхание смерти. Анатэма ставит Давида перед выбором, предлагает помочь бедным, раздать им все деньги и обрести тем самым бессмертие. Одновременно преданный заклятию говорит о низости рода человеческого, о том, что люди недостойны милости и снисхождения. Давид Лейзер решает довериться воли Всевышнего, он хочет помогать обездоленным. Но в своих монологах он просит Бога избавить его от тяжелого испытания, лишить его богатства.

Прошение Давида напоминает молитву Иисуса Христа в Гефсиманском саду. Душа спасителя, потрясенная предвидением предстоящих ужасных страданий, поражена была беспредельной скорбью. Иисус обращается к своему Отцу: «Отче Мой! Если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем не как я хочу, но как ты» (Евангелие от Матфея 26:40). Молитвы укрепляют веру Христа, и он в третий раз обращается к отцу своему: «Отче Мой! Если не может чаша сия миновать меня, чтобы мне не пить её, да будет воля твоя!» (Евангелие от Матфея 26:42). Веру в свои силы обретает и Давид Лейзер, но не Бог укрепляет его дух, а темный человек, воплощение дьявола на земле, искушает его душу. Мученичество Иисуса становится великим благом, спасением народным, Давид же находится под властью темных сил, его жизненный путь - слепое подчинение Высшему Разуму вселенной.

Давид Лейзер жаждет помогать бедным, его душой руководит любовь к умершим от голода и холода детям. Давид хочет спасти мир от бедности, голода, он раздает своё богатство всем страждущим. Несчастный еврей находит умиротворение в своем великодушном поступке, он уверен, что им руководит Бог: «Веселитесь же сердцем, несчастные, и улыбкой уст ответьте на милость неба» (Т.3,с.427).

В четвертой картине собравшиеся на площади люди восхваляют Давида Лейзера, он воспринимается общественным сознанием как божество. Л.Андреев в драме поднимает проблему личностных и общественных интересов. Народом Давид воспринимается как исключительная личность, как божество. Давид Лейзер отказывается от всех материальных благ во имя общественного блага, но у него есть одна заветная мечта - отправиться вместе с женой Сурой в священный город Иерусалим, чтобы там в умиротворении окончить свое земное существование. Но ему приходится отказаться от своей мечты: он отдаёт последние сбережения бедной женщине.

Давид Лейзер говорит о том, что, благодаря людям, он обрёл бессмертие: «Какая смерть? Что такое смерть? Кто, печальный, выдумал это слово - смерть? Может быть, она и есть, не знаю - но я, Нуллюс… я бессмертен» (Т.3, с.440).

В конце пятой картины Давид Лейзер бежит от несметной толпы, пришедшей к его дому, люди возлагают слишком много надежд на несчастного человека, Давид для них является сошедшим на землю Богом, который способен искоренить все беды и несчастья на земле. Такой же мотив поклонения Мессии наблюдается и в ранней трагедии «Владимир Маяковский» (1913).

В пятой картине шествие народа принимает вселенский масштаб: живые люди несут на руках мёртвых, обезумевшие от горя и нужды они ждут милости от Бога, которым стал Давид. Но несчастный еврей не может утолить все страдания земли: «Мало крови в моих жилах, но разве не отдал бы я всю её до последней свернувшейся капли - если бы мог утолить вашу горькую жажду. Как губку сжал бы я сердце моё между жерновами ладоней моих - и единой капли не посмело бы утолить лукавое сердце, жадное до жизни» (Т.3, с.462).Но толпа видит в благородных порывах Давида презрение к народу, слышит в его словах угрозу, уже доносится вопль: «Ты обманул нас, еврей!» (Т.3, с.463).

Анатэма знает законы жизни и смерти, он играет на религиозных страстях в обществе: Давиду он внушил мысль о возможном обретении бессмертия, общество заставил поверить в божественную сущность Лейзера. Но по сути всеми движет одно стремление - желание обрести вечную жизнь без несчастий, уверенность в завтрашнем дне. Анатэма так говорит Давиду о людях: «О жалкий род, в костях твоих измена, в крови твоей предательство и в сердце твоем ложь!» (Т.3, с.458). Свирепая толпа бросает в Давида камни, он умирает, но в его душе даже в предсмертный миг нет ни капли ненависти к людям: «Я тихо лягу на пороге, и только взгляну в щелочку, как кушают… маленькие дети…» (Т.3, с.464).Драма имеет кольцевую композицию. В седьмой картине снова железные врата, знаменующие собою предел умопостигаемого мира. Анатэма требует от Некто, охраняющего врата, имени «Того, Кто погубил Давида и тысячи людей» (Т.3, с.467). Но Анатэма проиграл, некто говорит о бессмертии Давида, «который живет бессмертно в бессмертии огня» (Т.3, с.464).

В драме есть конфликт внешний и внутренний, внешний - это противостояние незаурядной личности и общества, лишенного нравственных законов. Внутренний конфликт - в душе Давида Лейзера: он верит людям, заботится о их счастье, а они платят ему жестоким убийством, но даже в момент мести толпы, когда люди перестают быть людьми и превращаются в диких животных, Давид прощает их, он не держит в душе зла. В общественном сознании тоже происходит конфликт - между религиозным представлением людей о Боге и Началом всякого бытия, Великим разумом Вселенной. По сути, происходит столкновение христианской концепции мира и взглядов автора, который подвергал трансформации идею Бога.

В драме возникает образ богоборца, он очень многогранен. Отрицательный герой, преданный заклятию Анатэма, борется за права человека на земле, он обращается к высшим силам, но даже дьяволу не удается изменить вековой миропорядок. Народ в образе толпы тоже встает на борьбу, но для людей она оканчивается трагически. Давид Лейзер борется с самим собой, его образ близок к евангельскому образу Иисуса Христа.

Сюжет дьявольского искушения получит развитие в неоконченном романе Андреева «Дневник Сатаны», где противник Бога окажется во власти сатанинского честолюбия человека. Мотив безысходности, предопределенности человеческой жизни, который характерен для всего творчества писателя, возникает и в драме «Анатэма». Человек не может влиять на свою судьбу, которая полна несчастий, он лишь игрушка в руках высших сил. Божественная власть полностью отвергается Л.Андреевым, миром правит Рок и Судьба. В религиозном миропонимании человек является венцом природы, образом и подобием Бога на земле. В творческой концепции Л.Андреева человек существует как маленькая частичка, пылинка в космическом пространстве. Хаос в жизни людей, отсутствие уверенности в своих силах рождает ощущение трагедии, близкой к смерти. Евангельские мотивы существуют в драме внутри авторской концепции мироздания.

Пьеса Л.Андреева «Савва», написанная в 1906 году сохраняет традиции критического реализма, в ней изображается новый тип героя - сознательного борца, разрушителя. Критик В.В. Воровский считает, что отношение Л.Андреева к революции было очень сложным. В пьесе «Савва» автор создает образ главного героя, «дерзающего на бунт», носителя идеи всеобщего разрушения. (10, с.157).

Ведя переговоры с руководителями Художественного театра о постановке «Саввы», Л.Андреев писал В.Н. Немировичу-Данченко 4 апреля 1906 года: «Задача пьесы отнюдь не агитационная. Это попытка дать синтез российского мятежного духа в различных крайних его проявлениях … Как всегда, я только ставлю вопросы, но ответы на них не даю…» (1, с.232).

После долгой разлуки Савва приезжает домой, в разговорах с Липой он высказывает свое мнение о человеке, о будущей жизни. Главный герой категоричен в своих взглядах, он считает, что в мире не осталось ничего ценного, всё нужно истребить, расчистить место для новой жизни: «Уничтожить всё: старые дома, старые города, старую литературу, старое искусство» (Т.2, с.385). Савва говорит об оружии, которое он принёс собою: «Я принес на землю меч, и скоро все услышат его звон. Глухие - и те услышат. Не имеющие ушей, чтобы слышать, и те услышат» (Т.2, с.385). Липа пытается переубедить Савву в его категоричном отношении к религии, потому что она верит в Бога. Но главный герой остается верен своим взглядам. Не случайно он избирает местом преступления монастырь. Целью Саввы является не убийство людей, а уничтожение церковной власти в обществе.

Исследователь творчества Л.Н.Андреева Н.Старосельская указывает на то, что бунт Саввы не хаотичен. Герой выстраивает определенную, достаточно изощренную линию борьбы: руками одного из послушников бомба должна быть подложена под чудотворную икону в день праздника, при огромном стечении богомольцев.

Высшая цель деятельности Саввы - построить новый мир, разрушив старый до основания: нужно истребить любовь, искусство, веру в Бога. Главный герой говорит: «кончилось царство Бога, началось царство человека» (Т.2, с.387). А если человек не будет к этому готов, то он тоже должен исчезнуть как «осквернитель и страдалец земли». Савва считает, что в мире нет правды и свободы, без которых человек живет будто в душной тюрьме.

Липа в драме выступает как защитник религиозных идеалов. Для нее смыслом жизни является вера в Бога, доброта и сострадание отличают её натуру. Л.Н.Андреев принимает точку зрения Липы, автора интересует истинно человеческое, идущее из глубины души людей. В человеке нельзя искоренять то вечное, что является достоянием целой эпохи, целой нации. Какие бы изменения ни касались общества, эстетические идеалы добра и красоты всегда будут существовать в жизни человека. Поэтому теория Саввы терпит крах, его идеальный мир - без любви, без искусства, без Бога - не может существовать, потому что там не будет человека.

Религиозное чувство Липы очень сильное и искреннее, она прежде всего верит душой, её Бог - это строгая мораль, закон жизни. Л.Андреев принимает такую веру, он считает, что Бог должен быть в душе каждого человека, но Липа в финале пьесы тоже обманута церковнослужителями, она верит в божественное чудо, которого на самом деле не было. Автор считает, что церковь не может дать умиротворение человеку в современном мире, поэтому она не имеет права на существование. Смех Саввы в финале пятого действия - это смех над всей религиозной системой, в основе которой, по мнению Л.Андреева, обман. После взрыва в монастыре, кульминационного момента в драме, наступает развязка - смерть Саввы, которая становится утверждением его правды - новому миру не нужны пороки старого. Так решает Л.Андреев проблему веры, в его понимании церковь не может руководить общественным сознанием; нравственный закон должен стать Богом человека и его идеалом.

Савва - это борец за новый мир, «фанатик разрушения», как называли его многие исследователи, с холодной расчетливостью выверяющий свои действия. Но одновременно Савва - выражение всего трагического в жизни человека на рубеже веков. Л.Андреев принимает активную натуру Саввы, но действие должно быть осознанным, оно должно учитывать интересы человека. Главный герой ставит перед собой благородную цель, которую оправдывает автор, но цели и средства достижения этой цели противоречат нравственному закону жизни. Поэтому автор симпатизирует Савве, принимает его религиозную концепцию, но в вопросах о судьбе искусства и человека полемизирует с ним. В финале драмы Савва гибнет, общество церковников и вялых общественных деятелей не может принять столь деятельную и категоричную личность, потому что она посягает на основы их мира. Бунт главного героя имеет индивидуалистический характер, он далек от общественного сознания. Конфликт незаурядной личности и общества решается в пьесе трагически. Противостояние идей перерастает в силовую схватку, в которой побеждает общество, личность гибнет, потому что не пришло её время, время революционных изменений.

Невыносимая, мучительная, но такая необходимая борьба «нутра с логикой» (выражение В. Львова-Рогачевского) - вот едва ли не определяющая черта личности Андреева, переплавленная в особенность творчества и так точно совпавшая с одной из характернейших черт русского модернизма. С большой силой выразилась эта черта в «Савве» в образе странника, прозванного Царем Иродом, того, кто самим Андреевым назван «религиозным мистиком» (Т.2,с.130).

Царь Ирод - выразитель беспощадной правды в пьесе, которую он познал, испытав большое горе. Он говорит о мире, в котором царит хаос и тьма: «Слепы вы все, как черви земляные» (Т.2, с.393). Царь Ирод открыто обвиняет церковников в безнравственности, чревоугодии. Еремей говорит о значении религии для человека - каждый человек должен познать правду, которую познал Иисус Христос, то есть люди должны прийти к истине через испытание, тогда в мире наступит гармония. Еремей видит, что общество греховно, не способно осознать смысл бытия, поэтому он отрицательно относится к человеческому роду: «Видел я, парень, много плохого, а хуже человека ничего не видел» (Т.2, с.399).

Критик Н. Старосельская считает, что брат Саввы, опустившийся пьяница Тюха, должен восприниматься как трагическая фигура, видящий вокруг себя не лица людей, а искаженные гримасами рожи. Еще больший, в сущности, отрицатель, чем Савва со своей «адской машиной», Тюха не предпримет в жизни ничего, он будет только трястись от беззвучного, страшного смеха над окружающими.

В пьесе «Савва» Л.Андреев старается выписать типические характеры и во многом идет от действительных жизненных коллизий. Социально-философские вопросы сочетаются у драматурга с индивидуалистическими темами и мотивами, что рождает особую авторскую концепцию понимания бытия.

«В символических драмах Л.Андреева интересовали коренные проблемы человеческого бытия. Сюжеты этих драм, их образы служили постановке вопросов, над решением которых тщательно билась запутавшаяся в идеалистических тенетах, ищущая мысль писателя» (12, с.101).

«В наследии Андреева-драматурга ценны не только реалистические тенденции, не только элементы социальной критики, не только произведения сатирического характера. Драматургия Андреева интересна своим углубленным психологизмом, своим тонким проникновением в сферу подсознательного. Она интересна и романтическими порывами, сообщавшими стилю ряда пьес высокую эмоциональность, и замечательным умением создавать правдивую атмосферу быта, освещаемого целой гаммой авторских чувств» (12,с.107).

Заключение

Леонид Андреев обладал трагическим мировосприятием, сочетавшимся с ярким общественным темпераментом. Бунтарство, неприятие мира в его бытийном и конкретно-социальном обличье, - одно из основных свойств его героев.

Киевский андреевед И.И. Москвина в своей диссертации справедливо отмечает, что наиболее подходящей художественной формой для писателя становится гротеск, контраст, парадокс, ирония и лирика. Л.Андреев - художник-модернист, он мыслит сущностями, но он также мастер натуралистической детали. Его влечет вечное, и в то же время он фельетонист, судебный репортер, публицист. «Композиция андреевских произведений рационалистична, при этом он стремится к экспрессивности, предельной эмоциональности текста» (27, с.78).

Е.К. Соколинский отмечает: «комизм в гротескных произведениях всегда горек - здесь нет места собственно сатирическому обличительству» (27, с.80). «Гротескный писатель - это тип писателя, который стремится воплотить хаос, находясь на хаотической точке зрения. В произведениях Андреева мы встречаемся с двойственной позицией: с одной стороны призыв, а с другой - сомнение, бессилие. Гротеск и есть отражение этого бессилия, осознание относительности понятий, незавершенности бытия, всеобщего отчуждения» (27, с.81).

В повести «Жизнь Василия Фивейского» главный герой с одной стороны противостоит высшим силам, а с другой стороны - враждебной народной массе. Бунт Василия Фивейского кончается смертью, но даже после своей гибели главный герой продолжает борьбу с несправедливостью высших сил. В повести автор поднимает проблему одиночества человека на земле. Мотив безумия сближается с мотивом отступничества. Василий Фивейский начинает осознавать, что вера в Бога не может дать человеку истинной свободы, в его сознании происходит перелом, состояние главного героя близко к безумию.

Сюжет рассказа «Елеазар» восходит к библейскому. По общепринятой трактовке воскресение Елеазара Христом - это чудо, несущее радость, благо, добро. Андреева же интересует то, чем явилось воскресение для самого Елеазара и что он увидел по ту сторону человеческого бытия. Библейская проблема борьбы добра со злом рассматривается писателем как борьба жизни и смерти, света и тьмы.

В рассказе «Иуда Искариот» Л.Андреев, возвращаясь к библейской теме борьбы добра со злом, поднимает проблему предательства. Евангельская история странствий Иисуса Христа, трагической гибели переосмысливается писателем. Образ Иуды - устоявшийся символ зла, лицемерия, предательства. Л.Андреев отвергает общепринятую точку зрения, он реабилитирует Иуду, открывая новые смыслы предательства. Главный герой изображается писателем как глубоко трагическая личность, пожертвовавшая своей жизнью ради Иисуса Христа.

В драмах Л. Андреева возникает новый тип героя - борец, который несет в себе разрушительную силу. Таков главный герой пьесы «Савва», он открыто противостоит церкви, общественному строю, но жизнь Саввы трагична: еще не пришло время для людей, жаждущих свободы от церковных оков и общественного гнета. В пьесе «Жизнь Человека» бунт главного героя также обречен, над ним властвуют высшие силы, воплощенные в символическом образе Некто в сером. Человек ничего не знает о своем рождении, о своей смерти, он будто марионетка в руках высших сил. В пьесе автор поднимает проблему одиночества людей на земле.

В драме «Анатэма» возникает образ богоборца, он очень многогранен. Главный герой, Давид Лейзер, борется с самим собой, его образ близок к евангельскому образу Христа. Еще один тип героя - Анатэма, который выступает против высших сил, чтобы изменить мировой порядок, узнать истину бытия. Народ в образе толпы восстает для борьбы, но для людей она оканчивается трагически.

Л.Н. Андреев переосмысливает библейские истины, наполняя их новым содержанием. Вечные вопросы борьбы добра со злом, жизни и смерти автор решает в духе индивидуалистического бунтарства. Автор отвергает основные положения христианского вероучения. В концепции Андреева человек стоит в центре вселенной, Бог должен быть в душе каждого человека. Такая философская концепция близка к ницшеанству, где Бог понимается как некая внутренняя моральная категория. Однако свобода человека от религиозных оков не является абсолютной. Люди находятся под властью высших сил, имя которым рок и судьба. Человек наделен по природе своей силой, он стремится к обретению гармонии в мире. Но люди грешны в основе своей, поэтому богоборческий бунт героя-одиночки оканчивается смертью.

Леонид Андреев - один из наиболее ярких русских прозаиков конца XIX - начала XIX веков, произведения которого сохраняют свое художественное значение поныне. Андреев также остается одним из наиболее смелых драматургов-новаторов в истории европейского театра XX века.

1.Андреев Л. Письма о театре // Шиповник. 1914. №22. С. 232. Цит. по: Дымшиц А. Пьесы Андреева, 1983.

2.Андреев Л.Н. Собрание сочинений. В 6-ти тт. М.: Художественная литература, 1994.

.Анненский И.Ф. Иуда, новый символ. М.: Наука, 1979.

.Бердяев Н. Самопознание. Опыт философской биографии. М., 1991.

.Богданов А.В. Между стеной и бездной // Андреев Л. Избранное. М., 1988. С. 3-18.

.Бродский М.А. Последний аргумент Иуды // Русская словесность. 2001. № 5. С.23-30.

.Бугров Б.С. Леонид Андреев: Проза и драматургия: В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. М. 1992.

.Виноградов Ю.М. Леонид Андреев - драматург // В кн.: Русский драматический театр. М., 1976. С. 356 - 358.

.Волошин М. «Елеазар», рассказ Леонида Андреева // Лики творчества. Л.: Наука, 1988. С. 450 - 456.

.Воровский В.В. Леонид Андреев // Русские писатели. Т.1. М.: Просвещение, 1990.

.Горький М. Леонид Андреев // Литературное наследство. М., 1965. С. 280.

.Дымшиц А. Пьесы А.Андреева // В кн.: Дымшиц А. Избранные работы. В 2-х т. Т1. М., 1983. С.43-68.

.Иванов В. Новая повесть Леонида Андреева «Жизнь Василия Фивейского» // Весы. 1904. №5. С.46 - 47. Цит. по: Богданов. Между стеной и бездной, 1988.

.Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева: 1892 - 1906. Л., 1976. С. 106 - 151.

.Келдыш В.А. Повесть Леонида Андреева «Жизнь Василия Фивейского» и духовные искания времени // Русская литература. 1998. №1. С. 35 - 43.

.Киреев Р. Леонид Андреев. «Пойдем с тобою к солнцу» // Наука и религия. 2002. №10. С. 40 - 43.

.Козловский Л.С. Леонид Андреев // Русская литература ХХ в. Кн.2. - М., 2000. С.43 - 68.

.Крючков В.П. Еретики в литературе Первое сентября. 2003. №15. С. 2

.Ланщиков А. Леонид Андреев. // В кн.: Ланщиков А. Чувство пути. - М., 1983. С. 91 - 107.

.Лежнев И. Записки современника // Советский писатель. 1936. С.193 - 194.

.Львов-Рогачевский В. Две правды. Спб., 1914.

.Минералов Ю.И. История русской литературы ХХ в. М.: Высшая школа, 2004.

.Муратова К.Д. Леонид Андреев // История русской литературы: в 4-х томах. Т4: литература конца 19 - нач. 20в. Л., 1983.

.Овсяннико-Куликовский Д.Н. // В кн.: Соколов А.Г., Михайлова М.В. Русская литературная критика 19 - нач. 20в. Учебник для студентов педагогических вузов и университетов. М., 1993 (1998).

.Священное писание. Италия, 1996.

.Смирнова Л.А. Русская литература кон.19 - нач.20 в.в. М. 1993. С.189 - 214.

.Соколинский Е. К. О гротеске у Л.Н. Андреева // Русская литература. 1998. №2. С 75-83.

.Старосельская Н. Драматургия Л.Андреева: модерн сто лет спустя // Вопросы литературы. 2000. №6. С. 126 - 147.

.Фролов В.В. Трагические драмы Леонида Андреева // В кн.: Фролов В.В. Судьбы жанров драматургии. М., 1979.