основа полиса». Впервые в истории утверждалось представление об определенных правах: обладание ими и есть то, что «делает гражданина гражданином и что отличает коллектив граждан от других, более ранних форм общежития».
Политическая организация является особой формой самоуправления коллектива граждан, его базовый элемент - народное собрание, и это свидетельствует о том, что элементы демократии заложены в самой природе полисного устройства, хотя степень демократизации политического строя могла быть различной. Политический строй полиса - это строй «прямого народоправства». С народным собранием неразрывно связана военная организация полиса: народное собрание и народное ополчение по сути одно и то же. В основе этой связи лежала земельная собственность. Это отражалось в дифференциации политических прав и обязанностей в зависимости от величины земельного владения или дохода с него.
К важным элементам политической организации полиса относятся также выборные органы - совет и магистратуры.
Непременным условием существования указанных признаков полиса выступают ограниченные размеры его территории и численности населения.
С.Л. Утченко делает еще одно важное замечание, которое ставит под вопрос утвердившееся в советском антиковедении убеждение о связи формирования полиса и развития рабовладения, - максимальное развитие рабства наблюдается уже на стадии кризиса полиса.
Вывод автора - «любой полис всегда характеризуется указанными параметрами (полный набор!)». Именно наличие этих параметров и позволяет говорить об универсальном характере полиса в греко-римском мире.
Пожалуй, впервые в советской историографии у С.Л. Утченко мы встречаем постановку вопроса об историческом значении полиса, то есть влиянии на последующее развитие человеческого общества. Это влияние он видит в трех великих идеях: идее гражданства, идее демократии, идее республиканизма.
Вместе с тем, автор отмечает, что гражданство полиса носило крайне замкнутый и исключительный характер. Кроме того, античному гражданству фактически была чужда идея политического равноправия. Хотя становление полиса было часто связано с политической борьбой широких слоев населения, античная демократия была демократией привилегированного меньшинства, элитарной демократией.
Особое место в исследовании древнегреческого полиса занимает двухтомная коллективная монография «Античная Греция. Проблемы развития полиса». Автор введения («Древнегреческий полис») - Г.А. Кошеленко. Отталкиваясь от понимания древними сущности полиса как прежде всего «коллектива граждан вместе с наличными материальными условиями, обеспечивающими его существование», он определяет полис как один из типов общины - гражданской общины, автор дает развернутую характеристику основных («фундаментальных») признаков полиса, набор которых совпадает с выделенным С.Л. Утченко. Поэтому мы остановимся лишь на некоторых нюансах, отмеченных им при анализе отдельных признаков.
Так, Г.А. Кошеленко указывает, что взаимная обусловленность гражданского статуса и права собственности на землю порождала «принцип исключительности», которая рассматривается как одна из самых фундаментальных особенностей полиса. Это же определяло и то, что «полис как коллектив граждан выступал в роли верховного собственника земли данного полиса, гаранта земельной собственности отдельных граждан, имеющего право вмешиваться в отношения собственности», в том числе осуществлять перераспределение земли с целью сохранения принципа земельного равенства.
Демократические тенденции вообще являются преобладающими в полисной структуре, что, по мнению Г.А. Кошеленко, является свидетельством генетических связей полиса с породившей его сельской общиной: «Равенство граждан полиса первоначально было не более чем равенством отдельных домохозяйств в рамках общины». Общая тенденция развития полиса, заключает исследователь, - это развитие именно демократического принципа, принципа равенства политических прав и обязанностей отдельных крестьянских домохозяйств - ойкосов. Основная идея - полис представлял собой прежде всего коллектив граждан - выражалась в том, что суверенитет принадлежал народному собранию, то есть общине полноправных граждан.
Одной из ведущих черт ойкоса была автаркия, которая, подчеркивает исследователь, выступала в качестве экономической основы свободы. Это же относится и к полису в целом, для которого автаркия в принципе есть сумма автаркий отдельных домохозяйств. А экономическая автаркия теснейшим образом была связана с политической системой полиса - стремлением к политической независимости полиса в целом и равенству его отдельных сограждан.
Самым тесным образом связаны было развитие общей структуры полиса и форм его военной организации: наиболее адекватным отражением в военной сфере социальной структуры полиса являлась фаланга, так как в качестве воинов-гоплитов выступали земельные собственники - главы ойкосов.
Наряду с фундаментальными признаками полиса, Г.А. Кошеленко важными для понимания его сущности считает и те, которые являются производными от основных. Это прежде всего «порожденная общинной структурой тенденция к простому воспроизводству общины как в экономическом, так и в социальном плане», что находило свое выражение и в полисной системе ценностей и определяло стремление полиса поддерживать хотя бы относительную гомогенность внутри гражданского коллектива. В силу этого идеология полиса имела определенную традиционную направленность. Следует отметить, что для Г.А. Кошеленко именно эта черта полиса как общинной структуры важна, так как она лежит в основе его теоретической конструкции дихотомии полиса - города, в соответствии с которой развитие города как социально-экономической структуры тормозилось существованием полиса как общинной структуры и одновременно подрывало его основы.
Таким образом, разработка проблемы полиса завершилась созданием концепта полиса как особой формы социально-политической жизни античного общества, которая основывалась на своеобразных, сложившихся именно в античном мире формах экономической жизни и которая определила также систему ценностей полиса, нашла отражение в полисной идеологии.
На исходе советского периода в развитии отечественного антиковедения, на рубеже 80-90-х годов, на страницах журнала «Вестник древней истории» развернулась инициированная статьей Е. М. Штаерман о возникновении государства в Древнем Риме. Исходя из традиционного марксистского определения государства как аппарата насилия и имеющихся исторических фактов, Е.М. Штаерман делает заключение о позднем появлении государственности в Риме - не ранее I в. до н. э., то есть, по существу, лишь с эпохи принципата Августа. Парадоксальность этого вывода заключалась еще и в том, что, исходя из определения государства и его важнейших атрибутов у Ф. Энгельса, Е. М. Штаерман радикально разошлась с классиком в вопросе о времени его возникновения в Риме, которое он относил к концу царской эпохи (реформа Сервия Туллия). В основном дискуссия опиралась на римский материал, но она самым непосредственным образом касалась истории Греции, поскольку был поставлен вопрос, можно ли рассматривать политическую организацию полиса как государство.
Отвечая на этот вопрос, Ю.В. Андреев замечает: «При всей специфичности, во многом зависевшей от той роли, которую играли в ее жизни социальные и политические институты, унаследованные от родового строя, античная гражданская община… несомненно, и может, и должна быть признана государством». А.Л. Смышляев рассуждает о том, насколько обязательна связь между существованием государства и наличием классов и классовой эксплуатации: «Разумеется, государство - это институт классового общества, то есть общества, достигшего определенной зрелости. Но если подходить к обществу как к системе, то о характере его политической организации и степени его зрелости можно судить не только на основе главных, но и других характерных элементов этой системы».
Пожалуй, наиболее решительно высказался А.О. Большаков, который прямо указал на то, что целью статьи Е.М. Штаерман было привлечь внимание к тем противоречиям, которые накопились в представлении о государстве в советской историографии древности. Его основная мысль - государство не может рассматриваться только как орган насилия. Не менее важной является и другая его функция - организация и управление, а на ранних этапах развития общества, когда эксплуатация носит еще достаточно патриархальный характер, функция управления вообще может быть главной.
Итак, участники дискуссии в целом остаются в рамках марксистской концепции возникновения государства, но некоторые из них признают, что если не концепция в целом, то отдельные ее элементы нуждаются в уточнении, если не в пересмотре.
.2 Утверждение марксистского подхода к трактовке архаического
периода истории Древней Греции
Хотя уже в 1920-е гг. появились работы, в которых была попытка приложить марксистскую теорию к истории древности, однако, как отмечает С.Б. Крих, «использование марксистской терминологии или указание на важность рабовладения в древности еще не означало, что теперь с неизбежностью должна была возникнуть принципиально новая, эксклюзивно марксистская версия истории, в том числе древней». Переломным моментом стали дискуссии конца 1920 - начала 1930-х гг. и особенно известный доклад В.В. Струве, прочитанный на пленуме ГАИМК в 1933 г. Итогом стало утверждение единой модели истории древности как истории рабовладельческой общественно-экономической формации.
Начиная с 1934 г. вышло несколько общих работ по истории Древней Греции, в основном учебные пособия для вузов (толчком для их подготовки послужило восстановление исторического образования в СССР) - С.И. Ковалева, В.С. Сергеева и С.Я. Лурье. В 1939 г. «История Древней Греции» В.С. Сергеева в переработанном виде была утверждена в качестве учебника для исторических факультетов вузов. Кроме того, в 1936-1937 гг. учеными Государственной академии истории материальной культуры была подготовлена и издана «История древнего мира» под общей редакцией С.И. Ковалева. Авторами интересующих нас разделов был А.И. Тюменев (главы IV и VI соответственно по истории Греции в гомеровский период и в VII-VI вв. до н.э.) и С.А. Жебелев (глава V, посвященная греческой колонизации).
Мы начнем обзор с последней работы, которая должна была представить марксистский подход к истории древних обществ. А.И. Тюменев одним из первых предпринял попытку трактовки греческой истории с марксистских позиций. В изданных в 1923 г. «Очерках экономической и социальной истории Древней Греции» он рассматривал ее общественный строй прежде всего как рабовладельческий, объясняя, однако, его возникновение особыми условиями. Как отмечает С.Б. Крих, «это еще не советский марксизм, если понимать последний как особую форму мышления и понимания истории. […] Достаточно сказать, что рабовладение у Тюменева - фактор роковой, но обусловленный… не в последнюю очередь географическим положением Греции».
Впоследствии А.И. Тюменев принимал активное участие в дискуссиях начала 1930-х гг. В 1933 г. на Пленуме ГАИМК в Ленинграде проходила дискуссия по проблеме социальной революции в античном обществе. В центре ее стоял вопрос, можно ли расценивать ниспровержение господства родовой знати и установление полисной системы революцией. А.И. Тюменев тогда выступил с докладом «Разложение родового строя и революция в VII-VI вв. в Греции», в которой обосновывал революционный характер изменений в общественном строе Греции указанного периода. Эта позиция легла в основу трактовки развития древнегреческого общества в «Истории древнего мира».
Признавая сохранение в гомеровском обществе родовых структур, А.И. Тюменев в то же время подчеркивает, что они носили уже формальный характер: под внешне сохраняющимися родо-племенными формами общественных отношений уже шел процесс классообразования, выражающийся прежде всего в усилении позиций родовой аристократии. К VIII в. господство родовой знати было уже повсеместным. Оно опиралось, во-первых, на сосредоточении в ее руках значительной части земли. В условиях сохранения родовых структур земля находилась в собственности не отдельных семей, а родовых объединений. Во-вторых, с падением царской власти реальная власть перешла к знатным родам.
Таким образом, согласно рассуждениям автора, процессы имущественного и социального расслоения подрывали изнутри родовой строй. Однако в VIII в. действовали и другие факторы, обусловленные изменениями в экономической жизни общества. «Господство родовой знати продолжалось лишь до тех пор, пока земледелие и землевладение сохраняли первенствующее значение в жизни страны, пока главное богатство заключалось прежде всего в обладании обширными и лучшими землями». Между тем, растущее разделение труда, отделение ремесла от земледелия и обусловленный этим рост торговли приводили к разрушению родовых связей и замкнутости родовых объединений. Ускорению экономического развития способствовала колонизация.
Рост торговли и связанного с ней денежного хозяйства подрывали «натурально-хозяйственные основы господства родовой знати». Во-первых, это вело к раскалыванию родовой знати, так как теперь земельного богатства уже было недостаточно, а некоторые аристократы, особенно разорившиеся, вообще стали заниматься торговлей. Во-вторых, формируются новые, враждебные родовой знати силы, выступающие против ее господства: «Развитие городской жизни становится, таким образом, одним из главных моментов разложения родового строя, и город являлся центром образующегося рабовладельческого общества, центром, где собирались и концентрировались все общественные силы и образующиеся классы, враждебные родовой знати».
Решающий перелом в развитии Греции происходит в VII-VI вв., неслучайно А.И. Тюменев обозначил происходившие в это время процессы как «революцию».
В этот период продолжается процесс уменьшения роли родовых отношений в жизни общества. Более того, как утверждает автор, в жизни широких масс они уже практически не играют никакой роли, но используются для сохранения позиций аристократии. Отсюда делается вывод, что пережиточные формы родовых отношений тормозят дальнейшее развитие производительных сил и производственных отношений: развитие торгово-промышленной сферы и связанных с ней рабовладельческих отношений. Этот конфликт проявляется в уже отмеченном противостоянии родовой аристократии и поднимающегося торгово-промышленного слоя. Но в этот период обостряются противоречия, вызванные бесправием и экономической зависимостью от знати крестьянства, что способствовало вовлечению в революционную борьбу широких масс населения.
«Революционное движение» VII-VI вв. завершалось либо установлением тирании, если демократические массы брали верх (хотя ввиду распыленности и неорганизованности крестьянских масс движение возглавляли главы родов, оппозиционных родовой знати), либо приходом к власти умеренных городских торговых и промышленных верхов. Однако в обоих случаях последствия были одинаковыми: устранение господства родовой знати и возникновение рабовладельческого государства в специфической форме государства-полиса. В качестве его признаков А.И. Тюменев называет: цензовый принцип доступа к политической власти, свободное обращение имущества, регулируемого общегражданским правом (составление законов явилось одним из главных результатов «революции»), гражданское ополчение, которое должно обеспечить интересы рабовладельческого полиса. Соответственно меры в пользу крестьянства, которое составляло основу гражданского ополчения, определялись задачами установления рабовладельческого государства.
Этот вывод в дальнейшем изложении подтверждается на материале становления Афинского полиса. Здесь «революционное» движение сначала попыталась возглавить умеренная городская партия, выдвинувшая из своей среды Солона, реформы которого нанесли удар по крупному землевладению, подорвав материальную основу господства родовой знати. Это привело также к освобождению мелких производителей, благодаря чему создавались условия для более свободного развития сельского хозяйства, особенно отраслей, ориентированных на продажу. Кроме того, они составили основу гражданского ополчения.
В целом солоновские реформы способствовали окончательному оформлению государственного устройства: «На место родового общества становится общество классовое, на место господства родовой знати - первая форма классового государства - рабовладельческий полис».
Писистрат продолжил линию Солона, но еще больше сделал для развития внешней торговли и укрепления могущества Афин. После падения тирании (это происходит почти повсеместно в Греции, что свидетельствует о том, что она выполнила свою роль) власть уже окончательно оказывается в руках городских промышленных и торговых верхов. Клисфен мог уже опереться исключительно на городские элементы, поэтому его переворот ограничился лишь политическим переустройством, но нанес окончательный удар родовому строю, а центр политической жизни был перенесен в город и паралию.
Очевидно, что А.И. Тюменев видит в становлении Афинского государства ведущую линию в развитии древнегреческого общества. Вместе с тем, в экономически отсталых обществах (Фессалия, Крит, Спарта) формирование государства пошло иным путем. Оно было связано с порабощением населения, организованного в сельские общины. Отличительной чертой Спарты было то, что здесь имело место порабощение населения завоеванных областей. В ней сложилась особая форма эксплуатации, отличная от собственно рабовладельческих отношений. Со ссылкой на Ф. Энгельса автор определяет их как отношения крепостнического типа. В итоге развивалось классовое общество и государство, в котором были еще сильны пережитки родового строя.
Первое учебное пособие по истории Древней Греции, которое должно было представить ее уже в рамках утвердившегося взгляда на древность как на рабовладельческую общественно-экономическую формацию, было издано В.С. Сергеевым в 1934 г. Видимо, поэтому оно буквально пестрит ссылками на работу Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
Характеристика гомеровского общества дана как общества, основанного еще на натуральном хозяйстве, со слаборазвитыми ремеслом и торговлей, однако подчеркивается, что начинается процесс разложения родовых отношений. К концу же гомеровского периода (VIII-VII вв.) наблюдаются «концентрация земельной собственности, появление рабов и начинается переход от натурального хозяйства к товарно-денежному», что «усиливало классовую дифференциацию гомеровского общества». Особое значение придается появлению рабства, с которым связано «разложение родового строя, образование частной собственности, классов и государства, то есть полный переворот во всех общественных отношениях». Поэтому утверждается широкое распространение рабства уже в гомеровский период, хотя и с оговоркой, что рабское производство в собственном смысле слова существовало только в домашних мастерских, а число рабовладельцев было невелико.
Следующий тезис - политическое господство родовой аристократии, базирующееся прежде всего на ее экономическом могуществе. Кроме того, знать опирается на родовые отношения, которые сохранились именно в среде аристократии. Характеристику греческого (аристократического) рода, системы власти В.С. Сергеев дает по Энгельсу (глава IV «Греческий род»), в итоге делая вывод, что к концу гомеровской эпохи утвердилась аристократическая республика. Процесс формирования государства происходит на всем протяжении гомеровского периода: если появилось расслоение общества, значит, должно появиться и государство: «Государство, слабое в начале эпической Греции, к концу эпохи уже значительно окрепло и превратилось в руках евпатридов в учреждение, обеспечивавшее награбленные богатства басилеев и эвпатридов от коммунистических традиций родового строя, закреплявшие и освещавшие частную собственность, провозглашавшие ее основной и высшей целью и тем самым давая новый стимул к накоплению богатства и социальному расслоению». Вывод вновь подкрепляется цитатой из Энгельса, причем текстуально слова автора и утверждение Энгельса в значительной степени совпадают.
Следующий период в развитии древнегреческого общества В.С. Сергеев определяет как «экономическую революцию» VII-VI вв. до н.э., которая рассматривается в рамках эпохи классической Греции. В это время происходят существенные сдвиги в экономическом развитии общества, связанные с ростом обмена, развитием ремесла и городской жизни и переходом к возделыванию садово-огородных культур, что имело своим следствием утверждение рабского способа производства, и это «знаменовало настоящую экономическую и социально-политическую революцию».
Экономическое развитие вело к дальнейшему расслоению общества. В этот период определились три неравных слоя: евпатриды, богатый слой «худородных» (плутократия) и демос. Классовая борьба между этими группами составляла содержание и являлась основной движущей силой развития эллинских полисов последующих столетий. В конечном итоге утвердилась власть плутократии в форме рабовладельческих республик. Не отвергая того, что классовые интересы отдельных групп могли частично переплетаться, автор, однако, убежден, что это имело лишь временный характер. Поэтому тирания, появившаяся в период обострения классовой борьбы, носила четко выраженный классовый характер. Ее главной социальной опорой была плутократия, являвшаяся в то время передовой частью общества, прямо или косвенно связанной с рабским способом производства. Хотя тираны и делали уступки широким слоям населения, но исключительно из тактических соображений, с целью привлечь их на свою сторону.
В основу «Истории античного общества» С.И. Ковалева (первое издание появилось в 1936 г.) был положен курс лекций, прочитанный автором в Ленинградском университете.
С.И. Ковалев сразу четко определяет античное общество в качестве рабовладельческого, как и древневосточное, однако находящееся на более высоком уровне развития по сравнению с последним, для него характерно более раннее разложение родовых отношений.
Гомеровское общество в экономическом отношении автор характеризует как «натурально-замкнутое», с преобладанием сельского хозяйства, слабо дифференцированным ремеслом и неразвитой торговлей. Общественный строй характеризуется сохранением значительных элементов родового строя, фактически - это «родовой строй на стадии сельской общины, находящейся в процессе разложения». Политический строй автор определяет как военную демократию, но отмечает, что был сделан большой шаг в сторону развития аристократических элементов, хотя этот процесс еще был далек от своего завершения.
Следующий этап в развитии древнегреческого общества - «послегомеровская» или «архаическая эпоха» - был отмечен значительными сдвигами в экономическом и социально-политическом строе, ускорявшими разложение позднеродовых отношений и формирование классового общества и государства. В этот период возникают греческие города-полисы. Отметим, что С.И. Ковалев поставил вопрос о причине их возникновения. Так как большинство известных полисов возникли в приморских областях, некоторые - вблизи от залежей полезных ископаемых, то следует признать, что таковой причиной являлось развитие ремесла и торговли. Однако это не могло быть единственной предпосылкой, поскольку ряд городов, возникших в данное время, располагались в аграрных и экономически отсталых областях. Так, решающую роль в формировании Спарты сыграла необходимость объединения для удержания в подчинении огромной массы рабов (илотов). Поэтому все-таки центр тяжести при объяснении причин возникновения городов-полисов следует перенести с развития торговли и ремесла на процесс классообразования. Соответственно античный полис определяется автором как «община рабовладельцев», «специфический аппарат для угнетения рабов».
В тесной связи с образованием полиса находится также колонизация. Говоря о причинах колонизации, С.И. Ковалев отмечает их комплексный характер - не только развитие торговля, но и нехватка земли, классовая борьба в отдельных полисах. Таким образом, хотя историк и отмечает значительное развитие греческой торговли в рассматриваемый период, все же не абсолютизирует ее значение.
У С.И. Ковалева мы также находим определение «революция» для периода VII-VI вв. Главное противоречие общественного развития он формулирует как противоречие между формой общества, в значительной степени родовой, и его содержанием, которое все больше становится классовым. И это противоречие могло разрешиться только революцией, основной движущей силой которой было «обезземеленное, закабаленное и превращавшееся в рабов» крестьянство. Но возглавили ее, видимо, городские элементы - новое купечество, выделившееся из неаристократической среды, зажиточные ремесленники, а также «левые евпатриды».
Таким образом, в Греции VII-VI вв. завершился переход от родового общества к классовому, то есть от одной формации к другой, от одного способа производства к другому. Поэтому этот период является социальной революцией.
«История античного общества» С.И. Ковалева была подвергнута довольно резкой критике. Главные претензии рецензента Н.А. Машкина относились к методологическим установкам автора, в частности, к недооценке им такого фактора, как развития частной собственности. С.И. Ковалев пытался объяснить особенности отношений собственности в античном полисе, отталкиваясь от характеристики античной формы собственности, данной К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Немецкой идеологии». Однако сформулировал эти особенности как основное противоречие античного общества и, к тому же, не слишком вразумительно: «противоречие между индивидуальным производством рабов и коллективным присвоением рабовладельцев», чем и был дан повод для резкой критики. Рецензент обвинил его, по сути, в непонимании и даже искажении основных мыслей Маркса и Энгельса, касающихся античного общества, а также в схематизме, который приводит порой к «вопиющим противоречиям». В рецензии был отмечен также и ряд фактических ошибок. Итоговое резюме Н.А. Машкина: «В целом работа С. И. Ковалева далеко не отвечает тем требованиям, какие сейчас предъявляют к учебным пособиям наша партия, правительство и вся учащаяся молодежь».
Несколько особняком стоит «История Греции» С.Я. Лурье.
С.Я. Лурье избегает ссылок на Энгельса, зато довольно часто - и не всегда лишь с целью опровержения - ссылается на буржуазных историков, особенно на Э. Мейера. Он также признает разложение родовых отношений уже в гомеровский период, причинами чего были развитие частной собственности, подрывающей общинную собственность на землю, и выделение аристократической верхушки внутри родов. Но С.Я. Лурье пытается дать историческое объяснение данных процессов. Так, развитие частной собственности на землю было связано с прекращением переделов земли, чему, в числе прочего, способствовало распространение виноградарства, требовавшего большего труда; в личную собственность поступали обработанные незанятые земли. Естественные причины, такие, как рост населения и соответственно дробление участков, наличие в семье большего числа работников-мужчин и т.п., способствовали разорению одних и обогащению других. Возвышение родовой верхушки было связано с той ролью, которую она играла в военном деле, война приносила и военную добычу, способствуя ее дальнейшему обогащению. Все это ведет к тому, что первоначально демократическая община превращается в аристократическую, то есть в общину, разбитую на два антагонистических класса - аристократов-угнетателей и угнетенный простой народ. Однако аристократическое общество не было устойчивым: изнутри его подрывала борьба за власть между басилеями и остальной знатью и расслоение внутри родовой аристократии, извне - развитие ремесла и торговли и рост значения денежного богатства. Последнее усиливало и процесс имущественной дифференциации. Однако, в отличие от рассмотренных выше работ, автор видит главную причину всех этих процессов в колонизации. Она выступила главным фактором, ускорившим развитие ремесла, торговли, товарно-денежных отношений, городов, что определило, в свою очередь и изменения в структуре общества - возвышение торгово-ремесленного класса. Ухудшение положения крестьянства, его закабаление вследствие развития ростовщичества еще более обостряло социальные противоречия. Поэтому в экономически развитых греческих областях происходят «крестьянские революции», итогом которых становится эмансипация крестьянства.
Важную роль в борьбе старого и нового сыграла тирания, которая появляется в государствах с сильным торгово-ремесленным классом. Однако она была выразителем интересов не только этого слоя, но и мелких земледельцев. Хотя требования крестьянской массы в целом носили реакционный характер, поскольку были обращены в прошлое, но именно потому, что тирания считалась с косной психологией крестьянства, она сумела объединить под своей властью и мелкое крестьянство, и передовые городские элементы. Но объективно тирания привела к усилению торгово-ремесленного класса, так как вела борьбу с родовой аристократией. Как только власть аристократии была сокрушена, тирания стала ощущаться как пережиток, так как она мешала развитию торговых отношений, рабовладения. После свержения тирании к власти приходит торгово-ремесленный слой.
Таким образом, в первых работах по истории Древней Греции, в которых должна была найти свое выражение утвердившаяся концепция древности как рабовладельческой формации, хотя и отсутствует понятие «архаической Греции» как особого этапа, но выделяется период VII-VI вв. как переломный в истории Греции. В этот период завершается процесс разложения родового строя и перехода к рабовладельческому обществу. Этот процесс имел революционный характер и сопровождался обострением классовой борьбы, в которой переплелись противоречия между старой знатью и новой торгово-промышленной верхушкой (борьба за политическую власть), с одной стороны, и между ней же и широкими кругами сельского населения, оказавшимися в зависимости от нее. Господство традиционной знати, опирающейся на институты родового общества, тормозило дальнейшее развитие. Приход к власти нового социального слоя, связанного с ремеслом и торговлей, развитием товарно-денежных отношений, открывал дорогу более прогрессивному в тот момент рабовладельческому способу производства. Политическим итогом этой революции стало завершение процесса оформления государства в форме рабовладельческого полиса.
В отсталых в экономическом отношении областях Греции получили развитие те тенденции, которые обозначились в гомеровскую эпоху. Хотя и в них завершается процесс образования классового общества и государства, однако в общественном строе сохраняются сильные родовые пережиткя.
Такая схема общественного развития Греции требовала признания высокого уровня развития промышленности, основанной на рабском труде, торговли и товарно-денежных отношений, в том числе и в сельском хозяйстве. Поэтому, несмотря на отказ от использования модернизаторской терминологии, общая оценка уровня социально-экономического развития Греции в рассматриваемый период мало чем отличается от работ 1920-х гг.
.3 Архаическая Греция в обобщающих работах середины 1950-х -
первой половины 1980-х гг
В середине - второй половине 1950-х гг. выходят несколько обобщающих работ по истории Древней Греции: в 1955 г. был опубликован первый том академической «Всемирной истории», в 1956 г. увидела свет «Древняя Греция» - капитальный коллективный труд, изданный под ред. В.В. Струве и Д.П. Каллистова. В эти годы стали издаваться специальные пособия для учителей, в их числе публикуются и пособия по истории древней Греции, в которых нашли отражение и новые подходы, разрабатываемые в советском антиковедении, прежде всего связанные с признанием полиса как особой формы социально-политической организации античного общества. Следует также указать и на вышедшее в 1963 г. третье, посмертное издание учебника по истории древней Греции В.С. Сергеева.
Прежде всего необходимо отметить, что теперь в основном сложилась периодизация истории Древней Греции. К этому времени утвердилась концепция крито-микенской эпохи как периода, в рамках которого в Греции возникают первые классовые общества и государства. С падением микенских государств в Греции вновь утверждается родовой строй. Во «Всемирной истории» оценка уровня развития гомеровского общества дается, в том числе, и в сравнении с предшествующей эпохой. Соответственно признается достаточно слабое развитие ремесла и торговли и отсутствие государственности. Хотя шел процесс имущественного расслоения, но важным ускоряющим его фактором называются постоянные войны, которые способствовали обогащению родовой верхушки. Несмотря на появление рабства, в целом классовый строй еще не оформился, так как еще не было «сколько-нибудь значительной экспроприации широких масс свободного населения». Политический строй гомеровской эпохи определяется как «военная демократия».
Хронологические рамки следующего, интересующего нас этапа определяются уже четко VIII-VI вв. до н.э. и указывается, что его часто называют «архаическим».
Новый этап в развитии древнегреческого общества характеризовался быстрым экономическим подъемом, который затронул все сферы производства и важнейшую роль в котором сыграло дальнейшее распространение железа, способствовавшее росту производительности труда. Наблюдается прогресс в разделении труда, связанный с развитием ремесла и торговли. О развитии торговли свидетельствует повсеместное с VII в. распространение монеты и тенденция к установлению общих весовых систем. С развитием ремесла и торговли возникают центры общегреческих сношений, такую роль начинают играть наиболее чтимые общегреческие святилища. Показательно, что Д.П. Каллистов обходит вопрос о появлении города как такового.
Вывод, который делает автор, - «развитие производительных сил в греческом обществе привело к победе рабовладельческих отношений», однако указывается на неравномерность развития отдельных греческих областей. Но именно в передовых общинах (например, Афинах) в VIII-VI вв. «в наиболее четких формах складываются новые рабовладельческие отношения, в дальнейшем определившие собой социально-экономическую жизнь всей Греции».
Ускорения экономического развития привело к существенным социальным последствиям. С одной стороны, усилившееся имущественное неравенство в сочетании с постепенным развитием товарно-денежных отношений порождало различные формы долговой зависимости, что вело в ряде случаев к утрате земли и даже личной свободы. С другой стороны, развитие ремесла и торговли привело в VII-VI вв. к появлению новой прослойки населения - торгово-ремесленной. Наконец, развитие частной собственности и товарно-денежных отношений вело к тому, что процесс имущественной дифференциации затронул и родовую аристократию.
Прежняя общинная организация, основанная на кровно-родственных связях, перестает удовлетворять новым общественным потребностям. Происходит объединение отдельных общин путем синойкизма, древнее родовое деление в новых объединениях постепенно уступает место иному делению, основанному на имущественных и территориальных принципах. Однако в них утверждается господство родовой знати, которая использует в качестве орудия своего господства древние родовые учреждения.
Процессы, происходившие в Древней Греции, указывали на разложение родовых отношений, но итог их был иным, чем на Древнем Востоке. Это было обусловлено тем, что переход к следующей ступени общественного развития происходил в Греции на более высоком уровне развития производительных сил и почти одновременно с возникновением товарно-денежных отношений (свою роль здесь сыграли и особенности географического положения Греции), ростовщичества и долгового рабства, Именно в особенностях хозяйственного развития Греции автор видит основную причину того, что здесь не возникли мощные царские и храмовые хозяйства и процесс разложения общины пошел гораздо быстрее.
Примерно такая же картина нарисована в «Очерках истории Древней Греции», в которых автором интересующих нас разделов была К.М. Колобова. Она также отмечает, что в гомеровских поэмах нашел отражение процесс разложения родового строя, а к VIII в. уже утверждается экономическое и политическое господство родовой знати, основанное на примитивных формах землевладения и рабовладения. В то же время в VIII-VI вв. наблюдается развитие ремесла, торговли, рост городского населения, в том числе за счет переселявшихся в город разорившихся крестьян, где они могли заниматься ремеслом. В связи с развитием товарно-денежных отношений начинает развиваться городское рабовладение - рабский труд используется при производстве товаров на рынок. Соответственно появляется новый слой рабовладельцев, связанных с рынком. Следует отметить, что К.М. Колобова более, чем Д.П. Каллистов, склонна к признанию уже в рассматриваемое время высокого уровня развития товарно-денежных отношений. Более того, она утверждает, что уже существовало противоречие между городом и деревней в виде различия собственности на основные средства производства и на рабов: если господство родовой знати основывалось главным образом на владении недвижимостью - землей, то в городе основой благосостояния было движимое имущество; в сфере землевладения преобладала родовая форма собственности, в городе развивалась частная собственность; различия между городским и сельским хозяйством закреплялись и различными формами рабовладения: в городе использовались покупные рабы, в деревне - труд земледельцев, либо захваченных военным путем, либо порабощенных за долги. Соответственно были различными экономические и политические интересы старой знати и нового слоя рабовладельцев: первые были заинтересованы в дальнейшем развитии ремесла, торговли, денежного хозяйства, в поступлении рабов, что требовало активной внешней политики. Политическая же власть была в руках аристократии. Впрочем, эти противоречия не были такими уж непримиримыми. Тем не менее, они стали причиной классовой борьбы, основной движущей силой которой было крестьянство, но возглавлялась она «новой родовой знатью» (?).
Тирания автором характеризуется как типичная форма этой борьбы, «форма рабовладельческой диктатуры», основное назначение которой было «в подавлении сопротивления родовой знати путем насильственного свержения власти знатных родов и преобразовании экономического и политического строя в интересах городского рабовладения, основанного в дальнейшем на привозном рабстве, ремесле и товарном хозяйстве». С выполнением этой задачи тирания прекратила свое существование.
В итоге этой борьбы у власти оказалась «рабовладельческая знать, основой господства которой было как движимое, так и недвижимое имущество (в нее, по мысли автора, могли вливаться и представители старой знати, но уже лишенные каких либо преимуществ, учитывался лишь имущественный статус. - Т.П.). К концу этого периода окончательно оформилось и новое классовое содержание общества: рабство стало господствующим способом производства, а рабы и рабовладельцы двумя антагонистическими классами».
В политическом отношении борьба завершается созданием рабовладельческого полиса, который объединял всех граждан данного государства. Именно это обусловило то, что основной классовый антагонизм в античном обществе развивался впоследствии не между обезземеленным крестьянством и родовой знатью, а между рабами и рабовладельцами.
Таким образом, в целом к середине 1950-х гг. в советской историографии наметилась тенденция к более взвешенным оценкам характера общественного развития Греции в VIII-VI вв. Это касается прежде всего хозяйственного строя, оценки уровня развития товарно-денежных отношений. Но в любом случае этот аспект подчеркивается даже в весьма сдержанном изложении во «Всемирной истории», так как это позволяет утверждать появление нового социального слоя, с которым связан в значительной мере переход к рабовладельческому способу производства (в его более чистом виде, чем на Древнем Востоке) и который сыграл важную роль в борьбе с господством родовой аристократии. В конечном итоге, общая схема исторического процесса рассматриваемого периода не претерпела существенных изменений: резкое повышение темпов экономического развития привело к значительным социальным сдвигам, которые, в свою очередь, породили острые социальные противоречия в обществе, в процессе преодоления этих противоречий окончательно утверждается рабовладельческий способ производства и государство. Новым было признание особой формы античного государства - города-государства в форме полиса, в рамках которого объединяются все свободные полноправные граждане. Однако это все равно рабовладельческое государство, так как его возникновение вызвано необходимостью сплочения перед лицом эксплуатируемой массы рабов. Но именно постановка проблемы полиса во многом открывала новые возможности в трактовке архаического периода в развитии Греции.
Для того, чтобы выяснить, произошли ли существенные изменения в понимании содержания исторического процесса в интересующий нас период, обратимся к известной коллективной работе советских историков древности - «Истории древнего мира», вышедшей в 1982 г. и переизданной в 1989 г., ориентированной на широкую читательскую аудиторию. Автор соответствующего раздела - Ю.В. Андреев, бывший одним из ведущих специалистов по истории ранней Греции. Заметим, что он написал также раздел по истории архаической Греции в первой томе «Истории Европы» (1988 г.), которая в большей степени предназначалась для специалистов.
Отмечая упадок, наблюдавшийся в Греции после гибели микенских государств, Ю.В. Андреев констатирует, что уже в гомеровский период «элементы упадка причудливо переплетаются с целым рядом важных новшеств, важнейшим из которых было освоение техники выплавки и обработки железа». Благодаря этому возросли производственные возможности отдельной семьи. Однако благотворное воздействие технического прогресса на общественное и культурное развитие древней Греции проявилось позже, в архаическую эпоху. Но уже в гомеровский период главной экономической ячейкой общества становится ойкос - отдельное домохозяйство, что создавало условия для развития системы частного землепользования и общественного неравенства.
Второй фактор, которому Ю.В. Андреев отводит большое место в становлении греческого античного общества, - колонизация: она «вывела греческий мир из состояния изоляции, в котором он оказался после крушения микенской культуры», благодаря культурному обмену со странами Востока греки восприняли многие достижения ближневосточной цивилизации, в том числе и технические. Колонизация сделала греческое общество более подвижным, более восприимчивым, открывая дорогу развитию личной инициативы. На первый план в жизни греческих полисов выдвигались теперь мореплавание и морская торговля. Именно полисы, стоявшие во главе колонизационного движения, становились основными очагами экономической активности (эвбейские города, приистмийские полисы, Самос и Родос в Эгейском архипелаге, Милеет и Эфес на малоазийском побережье).
Расширение благодаря колонизации рынка дало мощный толчок совершенствованию ремесленного и сельскохозяйственного производства в Греции. В этот период ремесло окончательно отделилось от сельского хозяйства, на что, по мнению автора, указывает количественный и качественный рост ремесленной продукции, развитие разделения труда не только между отраслями, но и внутри отдельных отраслей ремесленного производства, а также появление в наиболее развитых полисах отдельных кварталов, где селились ремесленники. Наблюдался также и рост товарности сельского хозяйства, чему способствовал переход в ряде районов Греции к возделыванию винограда и масличных культур, продукция которых пользовалась большим спросом на внешних рынках. «В конце концов многие греческие государства вообще отказались от производства собственного хлеба и стали жить за счет более дешевого привозного зерна».
Таким образом, итогом Великой колонизации стал «переход греческого общества со стадии примитивного натурального хозяйства на более высокую ступень товарно-денежного хозяйства, для которой требовался универсальный эквивалент товарных сделок», - и это способствовало появлению монеты.
Появление денег во много раз ускорило начавшийся еще ранее процесс имущественного расслоения общества, стимулировало развитие частновладельческих отношений. Не только движимое имущество, но и земля свободно переходит из рук в руки. Развивается ростовщичество, а вместе с ним появилось и долговое рабство. Рост товарно-денежных отношений, таким образом, отрицательно сказался на положении крестьянства. Ссылаясь на «Афинскую политию» Аристотеля, «Труды и дни» Гесиода, автор утверждает, что «аграрный кризис, являвшийся главной причиной Великой колонизации, не только не утих, но, напротив, стал свирепствовать с еще большей силой».
Ухудшение положения демоса, с одной стороны, и стремление верхушки торгово-ремесленной части населения добиться политического равенства со старинной знатью - с другой, привели к острой социальной борьбе. В ходе ее в большинстве греческих полисов была запрещена долговая кабала. Однако это стало возможным потому, что благодаря колонизации рабы стали поступать извне. В свою очередь, избыток дешевой рабочей силы сделал возможным широкое использование рабского труда в производстве. Рабство становится основой полисной цивилизации.
Наконец, результатом экономического развития Греции, прежде всего отделения ремесла от сельского хозяйства и развития товарно-денежных отношений, было образование города: «в архаическую эпоху город впервые отделился от деревни и политически, а также экономически подчинил ее себе». Раннегреческий город был порожден мощным всплеском экономической активности, которым сопровождалась колонизация, и сам стал, в свою очередь, важным фактором экономического и социального прогресса. Городской уклад жизни с самого начала вступил в противоречие с тогдашней структурой греческого общества, основанной на принципах сословной иерархии и строгой обособленности отдельных родовых союзов. В городах быстро происходит процесс ломки межродовых барьеров, чему еще ранее способствовала колонизация.
Как видим, Ю.В. Андреев также рисует картину достаточно высокого уровня социально-экономического развития архаической Греции, что приводит к стиранию различий между архаическим и классическими периодами. Многие положения автора применимы лишь к Греции V-IV вв., да и то с оговорками: к этому времени большинство исследователей уже пришло к выводу, что, несмотря на высокий уровень развития товарно-денежных отношений, натуральная основа хозяйства сохраняется и в данный период.
Признавая, что формирование нового типа государства - рабовладельческого полиса - происходило в «круговороте гражданских войн», Ю.В. Андреев, указывает в то же время на значение преобразовательной деятельности греческих законодателей в формировании греческого полиса, который для своего времени был «самой совершенной формой политической организации господствующего класса». Главным его преимуществом он полагает «сравнительную широту и устойчивость его социальной базы» и те «возможности, которые он давал для развития частного рабовладельческого хозяйства». Вместе с тем, полис имел отчетливо выраженный классовый характер, преследуя две основные цели: обеспечение покорности уже имеющихся рабов и организацию экспансии против «варваров» для пополнения рабовладельческих хозяйств необходимой им рабочей силой.
Итак, в советской историографии в 1930-е гг. сложилась определенная схема архаического периода в развитии Древней Греции, основные элементы которой определялись утвердившейся в советской историографии трактовкой истории древности как истории формирования и развития рабовладельческого способа производства. Соответственно основное содержание архаической эпохи - это формирование классового рабовладельческого общества и рабовладельческого по своей природе государства. Хотя в первых обобщающих работах присутствовало понятие «полис», но только в значение «город-государство», причем акцент делался на формировании специфической формы рабовладельческого государства. При рассмотрении процессов конца гомеровского - начала архаического периодов акцент делался на развитии частной собственности, имущественном и социальном расслоении, развитии рабства под влиянием, прежде всего, роста товарно-денежных отношений, так как итогом архаического периода должно было стать утверждение рабовладельческого способа производства. Развитие товарно-денежных отношений обусловило и появление новой торгово-ремесленной прослойки, с которой в дальнейшем и было связано развитие рабовладельческого хозяйства.
С начала 1950-х гг. в советском антиковедении активно разрабатывается проблема полиса не только как политической, но и как социальной организации античного общества. Это оказало определенное влияние на трактовку архаического эпохи, сущностной характеристикой которого становится формирование полиса как гражданской общины. Вместе с тем, в обобщающих работах сохранилась прежняя, хотя и избавленная от чрезмерного схематизма (впрочем, не до конца), концепция данного периода древнегреческой истории.
ГЛАВА 2. ДИСКУССИОННЫЕ ПРОБЛЕМЫ В ИССЛЕДОВАНИИ АРХАИЧЕСКОЙ ГРЕЦИИ
.1 Проблема возникновения города
Одной из дискуссионных проблем в исследовании Древней Греции стала проблема возникновения города и связанная с ней оценка характера и уровня развития товарно-денежных отношений.
В советской историографии, как было показано выше, была тенденция к признанию довольно значительного развития товарно-денежных отношений уже в архаической Греции, во всяком случае, в наиболее развитых приморских областях. При этом, определяя свою позицию в споре между «модернизаторским» направлением «буржуазной» историографии и бюхерианством, советские историки древности поставили вопрос о качественном отличии древней экономики от современной. В третьем номере журнала «Вестник древней истории» за 1953 г. была опубликована статья Я.А. Ленцмана «О возникновении товарного производства в Древней Греции». Автор опирается на положения, высказанные в передовой статье, помещенной в том же номере, «О натуральном хозяйстве и товарном производстве в рабовладельческом обществе». Целью передовой статьи являлось формулирование основных положений марксистской политико-экономической теории, которые должны служить основой для проведения конкретных исследований по данной проблеме. Основной вывод - «общественное разделение труда еще не вовлекло в рыночные отношения все элементы хозяйства» в силу того, что рабочая сила не является товаром, «натуральное присвоение рабочей силы ставит определенные границы развитию товарного производства в рамках рабовладельческого строя». Поэтому «воспроизводство экономики рабовладельческого общества в целом носило натуральный характер».
А.Я. Ленцман за основу берет исходное положение указанной статьи - необходимость при решении вопроса о наличии товарного производства исходить из степени развития производства, прежде всего уровня общественного разделения труда. В гомеровском период общий уровень развития общества еще недостаточен для товарного производства. Серьезные сдвиги наблюдаются в VIII - начале VII вв., но это еще время возникновения товарных отношений. Решающий же перелом падает на VII (а в некоторых областях даже на начало VI) в. Именно в этот период появляются четыре момента, которые Ф. Энгельс считал характерными для товарного производства: распространение металлических денег и возникновение денежного капитала; появление посреднического класса купцов; развитие частной собственности на землю; рабский труд превращается в господствующую форму производства. Мимоходом автор указывает на рост городского населения, что, по его мнению, приводит к росту товарности греческого земледелия. Он также увязывает становление товарного производства и процессы социального расслоения, распространения долговой кабалы, которые, в свою очередь, способствуя вовлечению в сферу товарно-денежных отношений разорившихся крестьян, стимулируют дальнейшее развитие товарного производства.
Основные выводы Я.А. Ленцмана мало отличаются от той картины, которая представлена в общих работах по истории Греции уже во второй половине 1930-х гг., разве лишь тем, что автор пытается выделить определенные этапы в процессе становления товарного производства, приходя к выводу, что о товарном производстве можно говорить лишь начиная с VII в., и повторяет утверждение передовой статьи о наличии в Древней Греции только простого товарного производства.
С 1970-х гг. данная проблема начинает более активно обсуждаться в советской историографии древности. В антиковедении к данной проблеме специально обращались Ю.В. Андреев и Г.А. Кошеленко.
Докторская диссертация Ю.В. Андреева была посвящена гомеровскому обществу, но хронологические рамки его исследования (XI-VIII вв. до н.э.) включают рубеж гомеровской и архаической эпох. В дальнейшем в ряде своих работ, в том числе и опубликованных в 1990-е гг., исследователь развивал основные положения своей диссертации.
В одной из своих статей Ю.В. Андреев поднимает проблему влияния природно-географических условий на становление и развитие древнегреческой цивилизации. Разумеется, в той или иной степени и предшествующая историография отмечала влияние данного фактора на развитие древнегреческого общества, однако довольно бегло. Ю.В. Андреев, безусловно, также далек от абсолютизации роли природной среды в развитии человеческого общества, но полагает, что именно особенности ее во многом определили специфику древнегреческой цивилизации.
Эгейский мир, отмечает он, занимает исключительно благоприятное географическое положение на стыке двух континентов - европейского и азиатского и одновременно на перекрестке важнейших торговых путей. Это обстоятельство в сочетании с возможностями для развития мореплавания превращали Эгеиду в идеальную контактную зону. С другой стороны, Греция, особенно острова, была крайне бедна природными ресурсами. Эти два фактора должны были уже в очень раннее время способствовать развитию торговли, пиратства, а также связанных с ними ремесла и специализированного сельского хозяйства, преимущественно ориентированных на рынок. Эти обстоятельства обусловили появление «чрезвычайно мобильных, жизненно активных сициумов, ориентированных на интенсивные контакты с внешним миром, на постоянную экспансию и расширение своего жизненного пространства».
Однако, наряду с этим, действовал и другой момент: горы и море делят этот регион на множество обособленных экологических ниш, что создавало предпосылки для стремления к самодостаточности, так как, лишь за небольшими исключениями, в рамках отдельных областей существовали условия для совмещения различных видов хозяйственной деятельности. Хотя большинство полисов не могли обойтись без внешних контактов, все же «автаркичные тенденции… были очень сильны в греческой экономике в пору ее наивысшего расцвета».
Влияние моря было значительным уже в крито-микенскую эпоху, однако, подчеркивает Ю.В. Андреев, именно «античная полисная цивилизация смогла по-настоящему реализовать тот потенциал, который был заложен в природе эгейского региона».
Особенности природной среды обусловили и активный колонизационный процесс. «В определенном смысле колонизация может рассматриваться, - отмечает историк, - как своего рода компенсация экологической ущербности нормального полиса за счет мобильности составляющих его индивидов и вместе с тем как попытка реализовать на новом месте идеал автаркичного существования, не реализованный на старой родине - в метрополии». Но, с другой стороны, колонизация стимулировала развитие мореплавания и морской торговли и в целом экономическое развитие греческого мира.
Ю.В. Андреев отводил важную роль природно-географическому фактору в становлении полиса, в контексте данного процесса им рассматривается и процесс урбанизации. Зарождение полиса совпало с новым этапом процесса урбанизации, охватившего практически все Средиземноморье. Специфика его в Греции, однако, заключалась в том, что здесь он начинался «практически с нуля» вследствие разрыва с микенской эпохой и длительной изоляцией Греции после крушения микенских дворцовых центров. В то же время характерный для гомеровского периода тип общинного поселения унаследован от предшествующей эпохи, но, в отличие от микенского времени, когда общины были подчинены централизованному государству, теперь они функционируют как самоуправляющиеся единицы. В процессе объединения отдельных общин возникает самоуправляющаяся городская община, которую Ю.В. Андреев определяет в качестве «протополиса», так как она представляла собой зачаточную форму города-государства.
Протополисы невелики по размеру и примитивны по характеру, представляя собой скопления небольших домиков, без каких-либо признаков внутренней планировки или хотя бы общественного центра. С городом их сближают лишь компактность застройки и наличие укреплений (городская стена или акрополь).
Это означает, по мнению исследователя, что начальный этап процесса урбанизации в Греции был связан не с развитием ремесла и торговли, то есть не был результатом произошедшего разделения труда: хотя Гомер упоминает наряду с полисом и сельскую округу, но у него нет сколько-нибудь четкого разграничения между понятиями полиса-города и деревни-комы (последняя вообще практически не упоминаются в поэмах). Впервые в греческой литературе представление о двух различных типах поселения - полисе и коме - появляется у Гесиода (время жизни - вторая половина VIII в. или рубеж VIII-VII вв.). Это подтверждается и археологическими данными: в отдельных поселениях VIII в. выявляется наличие некоторого подобия архитектурного ансамбля агоры, более или менее регулярная застройка, продуманная система укреплений. Хотя эти признаки встречаются эпизодически, общая историческая ситуация середины VIII в. до н.э., по мнению Ю.В. Андреева, позволяет предположить, что именно в это время появляются города.
Таким образом, Ю.В. Андреев приходит к выводу, что начальные этапы процессов формирования полиса и урбанизации совпадают и оба этих процесса, в конечном итоге, имеют в своей основе одну и ту же предпосылку - факторы военного и политического характера, потребность в политической консолидации, чисто же экономические причины, по-видимому, играли подчиненную роль. Происходивший в VIII в. процесс урбанизации был лишь начальной стадией «городской революции». Первые греческие города были по преимуществу военными, политическими и религиозными центрами подвластной им сельской округи. В чисто социологическом плане они и в то время, и много позже не могли претендовать на нечто большее, чем считаться «большой деревней» или «укрепленным земледельческим поселением». Это подтверждается, как полагает автор, и тем, что данный переход не сопровождался, как правило, «сколько-нибудь серьезными органическими изменениями в структуре и характере общества», хотя ранняя урбанизация оказала ускоряющее влияние на социально-политическое развитие греческого общества.
В своих статьях Ю.В. Андреев высказывает мысль, что оценка любого древнего - и античного, и древневосточного - города «посредством критериев, принятых в современной социологии или политэкономии, представляется недостаточно оправданной и в научном плане бесперспективной, ибо при таком подходе почти полностью снимается историческая специфика этих ранних форм урбанизации». Город был наиболее характерной и органичной формой существования полисной гражданской общины на всем протяжении античности и противостоял деревне именно как физическое воплощение ее политического единства, как ее основная укрепленная резиденция и ее главный сакральный центр.
Возвращаясь к проблеме возникновения города в статье 1987 г. уже в общеисторическом плане, Ю.В. Андреев подчеркивает, что «город как особый тип поселения и вместе с тем особого рода социальный организм» не мог возникнуть в результате сравнительно короткого скачка; он должен был пройти длительный путь развития, прежде чем стать городом «не только номинально, но и субстанционально». Поэтому следует признать существование длительного переходного состояния, которое можно представить как «постепенное накопление урбанистических качеств и признаков или… как постепенное повышение уровня урбанизации в рамках нерасчлененного единства противоположностей, то есть в данном случае города и деревни». По мнению автора, исторической спецификой города является его полифункциональность, которая обеспечила ему с момента возникновения доминирующее положение среди прочих поселений. В принципе, исследователь соглашается с необходимостью выявить основной структурообразующий элемент города и к таковому относит то, что город является местом сосредоточения не занятого в сельскохозяйственной деятельности населения. Отсюда город в самом широком значении он считает возможным определить как «устойчивую полифункциональную форму территориальной консолидации гетерогенного населения, непосредственно не занятого в сфере сельскохозяйственного производства». Однако этот признак как наиболее сущностный признак города проявляется лишь на поздних этапах развития древности.
Ю.В. Андреев предложил следующую схему начальной урбанизации: квазигород, протогород, собственно город.
Под квазигородом он понимает земледельческое поселение, обладающее некоторым числом внешних признаков, сближающих его с городом, например, компактность застройки, оборонительные сооружения, но это именно внешние признаки. Поселения квазигородского типа могут появляться уже в эпоху неолита, на этапе перехода к оседло-земледельческому образу жизни. Квазигород - это еще поселение земледельческой общины, внутренне очень слабо дифференцированной.
Протогород занимает промежуточное положение между квазигородом и собственно городом и соответствует периоду формирования классов и государства, хотя такие поселения могут сохраняться еще и на этапе раннеклассового общества. Протогород выступает уже в роли интегрирующего центра в рамках определенной области и может выполнять различные функции - экономические, социальные, политические, идеологические. В этом плане протогород стоит в одном ряду с городом, однако не тождественен ему. Его отличие заключается в том, что основную массу его населения составляют земледельцы. Это справедливо, замечает автор, и для античного мира, где поселения протогородского типа с преимущественно крестьянским населением занимали доминирующее положение в течение довольно долгого времени. Возникновение таких протогородов было вызвано потребностью первичных сельских общин в политической консолидации (Древняя Греция), или же оно происходило под давлением государственной власти (Двуречье). Соответственно на этом этапе не могло появиться сколько-нибудь четкого территориального размежевания между сельскохозяйственным населением и населением, стоящим вне этой сферы, а значит, не могла возникнуть ярко выраженная противоположность между городом и деревней.
В связи с этим Ю.В. Андреев обращает внимание на слабый уровень ремесла и торговли в ранних древних обществах, замедленность процесса отделения ремесла и торговли от земледелия. Поэтому на ранних этапах урбанизации ни ремесленная, ни тем более торговая прослойка не могли претендовать на роль основного градообразующего элемента. Ремесленники и торговцы составляли лишь незначительную часть населения протогорода, которое было по преимуществу земледельческое. Да и селились они первоначально рядом с «ранним городом», за пределами городской среды и были весьма слабо связаны с ранней городской общиной.
Настоящее обособление города от деревни происходит уже в условиях вполне сложившегося классового общества, окончательно порвавшего с традициями родового строя. На этом этапе подавляющее большинство городского населения составляли люди, не принимающие непосредственного участия в сельскохозяйственном производстве, хотя вплоть до конца античности многие из них владели землей и жили за счет получаемой ими земельной ренты.
По сути дела, Ю.В. Андреев оставляет открытым вопрос о формировании в древности города как центра промышленного производства и обмена. В одной из своих последних публикаций он, в целом, повторил свои прежние выводы, хотя в более четком виде. Историческое своеобразие греческого города определялось «конкретными формами его генезиса, в которых чисто экономические факторы играли, по-видимому лишь ограниченную роль, главенствующее же место принадлежало факторам демографического и военно-политического характера». Города представляли собой на этом этапе «более или менее крупные аграрные поселения или модифицированные сельские общины, в жизни которых ремесло и торговля еще долго занимали второстепенное, подчиненное положение». Ремесло развилось лишь в той мере, в какой было необходимо для обеспечения нормальной жизнедеятельности обособленных полисных общин. Немногие исключения встречаются только в V-IV вв., но и в этот период «нормальный греческий полис, по-видимому, не знал сколько-нибудь резких социальных контрастов между городом и деревней».
Публикуя статью Ю.В. Андреева «Ранние формы урбанизации», редакция «Вестника древней истории» предлагала начать дискуссию по проблемам возникновения города, однако дискуссии не получилось. Откликом на его статью стала лишь одна небольшая заметка Н.Е. Сазоновой. Она, по сути, отвергает определение города, данное Ю.В. Андреевым, на основании того, что основополагающим критерием у него является количественное преобладание одной из двух категорий населения - городского или сельского, а не качественное отличие «населения раннегородских центров от поселений земледельцев-общинников первобытности». Небесспорной представляется ей также методологическая посылка Ю.В. Андреева - появление главного сущностного признака лишь на поздних процессах урбанизации. Вместе с тем, Н.Е. Сазонова отвергает и попытки определять город как исключительно явление социально-экономической жизни и стремление ряда исследователей рассматривать «социально-экономические процессы, приведшие к сложению ситуации, в которой возник феномен города, за непосредственную причину его возникновения и главную характеристику городских центров». Город, утверждает автор, должен иметь везде и всегда одинаковую сущность, по крайнем мере, на этапе своего возникновения: «силой, организующей население будущего города, всегда становятся надстроечные интситуты», а уже наличие в складывающемся городе администрации и жречества создавало постоянный рынок, и это обеспечило городу приобретение функций торгово-ремесленного центра. Иначе говоря, не выделение ремесла из сельского хозяйства явилось непосредственной причиной градообразования, а градообразование послужило непосредственным катализатором этого процесса.
В итоге Н.Е. Сазонова приходит к выводу, что первоначальная и основная функция города на раннем этапе связана с тем, что он становится государственным центром: ранние города были политико-административными, культовыми и/ или военными центрами. Естественно, что автор постулирует связь возникновения города и с процессом классообразования.
Очевидно, что позиция Н.Е. Сазоновой не так уж сильно расходится с точкой зрения Ю.В. Андреева, хотя последний больше склонен акцентировать внимание на исторической специфике возникновения города в разных регионах древнего мира.
Иной подход к проблеме города (социологический) демонстрирует Г.А. Кошеленко. Он рассматривает город прежде всего как социально-экономическую структуру, которая возникает и развивается в рамках полиса (в этом смысле полис является первичной структурой, хотя реально формирование города и формирование полиса происходят почти одновременно).
«Город как особый общественный организм, - считает Г.А. Кошеленко, следует рассматривать в контексте следующих взаимосвязанных явлений: 1) разделение труда между сельским хозяйством и промышленностью…; 2) углубление специализации внутри самой промышленной сферы производства; 3) наличие развитого обмена, приобретшего форму существования рынка; 4) существование специального класса купцов; 5) существование частной собственности», то есть появление города является следствием развития общественного разделения труда. Город - это центр промышленного производства и обмена, соответственно «структуру общества уже можно рассматривать с точки зрения дихотомии деревня - город».
В конкретно-историческом плане возникновение древнегреческого города Г.А. Кошеленко связывает прежде всего с Великой греческой колонизацией и ее влиянием на экономическое развитие Греции. Колонии, хотя и стремились к созданию самообеспечивающейся экономики, не могли обойтись без внешних связей (с метрополией и местным населением), так как на практике самодостаточность полиса - идеал, редко достижимый. В свою очередь, Греция нуждалась в зерне и металле. Однако апойкии, как правило, «жизненно необходимые потребности» удовлетворяли за счет собственных ресурсов, а Греция - в значительной мере за счет обмена с периферийными полисами, находившимися ближе к источникам металла и имевшими благоприятные возможности для развития сельского хозяйства. В обмен она должна была вывозить в апойкии товары, «удовлетворяющие культурные потребности», что привело к перестройке всей экономике в сторону усиления товарности производства в наиболее развитых полисах. Один из показателей этого - производство серийной продукции, например керамики, уже в архаическую эпоху. Кроме того, именно в позднеархаическую эпоху были сделаны все основные изобретения, обусловившие последующее развитие ремесленного производства в Греции.
Второй момент, который, по мнению исследователя, способствовал возникновению города почти одновременно с городом, - само возникновение полиса как социального организма было невозможно без определенного уровня развития ремесла: победа демоса была бы невозможна без участия в ней торгово-ремесленных слоев. Да и само существование полиса как автаркичного организма требовало развитого до известного уровня ремесла. «Тем самым можно считать, что до определенного момента объективные тенденции общественного развития действовали таким образом, что порождали одновременно и полис, и город».
Взгляды Ю.В. Андреева на возникновение и специфику древнегреческого города подверг критике Э.Д. Фролов в своей работе «Рождение древнегреческого полиса». В принципе, он соглашается с той трактовкой протополиса, которую давал Ю.В. Андреев. В то же время он полагает, что уже в гомеровский период наметились важные экономические сдвиги, которые выразились в постепенном отделении ремесленных и торговых занятий от земледелия, и они же обусловили «обозначившуюся тогда оппозицию город - сельская округа, оппозицию, указывающую на рождение нового, настоящего города». Следовательно, предпосылками формирования новой городской цивилизации у греков были социально-экономический прогресс и обусловленный им на исходе гомеровской Греции демографический взрыв. А это, в свою очередь, возбудило острую борьбу соседствующих этнических групп за обладание материальными условиями жизни и прежде всего землею, что способствовало возрастанию роли города как крепости и как политического центра. И эти же факторы ускорили социальное расслоение общества и рост противоречий между старыми и новыми социальными группами, в процессе разрешения которых и формируется окончательно полис.
Э.Д. Фролов отвергает «парадоксальную», по его выражению, трактовку Ю.В. Андреевым греческого города как явления исключительно преждевременного, возникающего «до сложения соответствующих фундаментальных предпосылок - до государства и даже до самого города в точном социологическом смысле этого слова». Этот вывод еще можно было бы применить к гомеровской эпохе, уточнив отличия гомеровского протогорода от возникающего в архаическую эпоху настоящего города, но никак ко всему периоду формирования античного общества, на чем настаивает Ю.В. Андреев.
Не приемлет Э.Д. Фролов и позицию Г.А. Кошеленко, хотя она в целом не противоречит его общей концепции. Он не соглашается с выводом последнего, что полис предшествует городу: неверно «отрицание существенной, в идеале, да и на практике доходящей до тождества, связи полиса с городом». Г.А. Кошеленко не учитывает того, что «исходное социологическое качество полиса заключалось именно в элементарном единстве города и сельской округе, что диктует признание и другого единства, разумеется, диалектического, но все-таки не дихотомии, - общины и города».
В целом Э.Д. Фролов не принимает позицию т.н. «антимодернизаторского» направления, которое возобладало в зарубежном антиковедении к 1970-м гг. Он определяет это направление как «гиперкритическое» на основании его недоверия к античной традиции. В итоге, по его мнению, происходит искажение картины исторического развития античного общества. Так, Г. Старр склонен к «упрощению» социальных отношений в архаической Греции, чему соответствует и другая тенденция - подчеркнутая примитивизация экономического быта, замалчивание роли в становление полиса экономических факторов.
Таким образом, решение проблемы характера и особенностей процесса греческой урбанизации связано с оценкой уровня экономического развития Греции, что, в свою очередь, является важным условием для трактовки и двух других ключевых проблем истории архаического периода - характера социальных процессов и причин и последствий колонизации.
2.2 Характер социального строя архаической Греции
В 1983 г. вышло в свет коллективное издание, о котором уже шла речь ранее, - «Античная Греция. Проблемы развития полиса». Специальная глава в нем была посвящена архаической Греции. Ее автор - В.П. Яйленко - попытался несколько скорректировать общепринятую в советской историографии точку зрения на характер социальных процессов в архаическом обществе. В дальнейшем он повторил свои основные выводы в монографии «Архаическая Греция и Ближний Восток» (1990 г.). Он не отвергает деления архаической эпохи на два периода - раннеархаический (VIII - начало VII вв.) и этап завершения оформления древнегреческого полиса (вторая половина VII - VI вв.)., однако у него отсутствует резкое противопоставление этих периодов.
В книге «Архаическая Греция и Ближний Восток» В.П. Яйленко дает развернутый анализ поэмы Гесиода «Труды и дни» - основного нарративного источника для характеристики раннеархаического времени. Мы дадим результаты его анализа в сравнении с выводами Я.А. Ленцмана, которые были им сформулированы в статье «Послегомеровский эпос как источник для социально-экономической истории ранней Греции» (1954 г.).
В.П. Яйленко приходит к выводу, что гесиодовское общество «разделено на множество индивидуальностей, еще не составляющих в массе активное целое»; «частная инициатива не ограничена какой-либо регламентацией со стороны коллектива, общества; она - основной двигатель экономического развития общества». Основное население гесиодовского полиса - это земледельцы, и основное условие существования земледельца - труд. По мнению автора, хозяйство, описанное Гесиодом, - это зажиточное но среднее крестьянское хозяйство, трудовой процесс в котором предполагает личное участие земледельца (хотя у Гесиода используется и дополнительная рабочая сила, и хозяин выступает также как организатор производства). Я.А. Ленцман же полагает, что Гесиод имеет в виду скорее богатое - в масштабах того времени - крестьянское хозяйство, о чем свидетельствует количество скота, инвентаря, а также наличие судна. Но, по мнению Яйленко, само по себе наличие у крестьянина судна не является показателем того, что это хозяйство - крупное, так как в прибрежных районах все имеют плавучие средства, и показателем зажиточности должны выступать размеры судна. Что касается Ленцмана, то для него признание хозяйства в описании Гесиода крупным должно подтвердить высказанную ранее мысль о процессе расслоения крестьянства: если в гомеровском эпосе почти нет данных об имущественном расслоении среди крестьянства, то в «Трудах и днях» «рисуется тяжелая картина прогрессирующего имущественного расслоения крестьянства» - были и разорившиеся земледельцы, и вполне состоятельные.
Оба автора признают, что гесиодовское хозяйство носит натуральный характер. Так, Яйленко отмечает, что оно нацелено на собственное потребление, продаются лишь излишки. Основные предметы первой необходимости также производятся дома. Ремесло выделено очень слабо, что, наряду с личным участием крестьянина в торговле, предполагает «примитивный меновый характер этих отношений в гесиодовской Греции». Статьями обмена были изделия из металла, скот, предметы сельскохозяйственного производства и земля. Ленцман отмечает, что крестьянин продает произведенные продукты, но все же признает, что хозяйство было в основном натуральным.
Естественно, что внимание исследователей привлекает упоминание Гесиода о том, что земля могла отчуждаться. Однако, отмечает Яйленко, гесиодовская поэма дает единственное свидетельство отчуждаемости земли в архаической Греции. Поэтому вполне понятно существенное расхождение во мнениях относительно развития частной собственности на землю уже в архаический период. Я.А. Ленцман признает, что не исключена возможность того, что у Гесиода речь идет о покупке и продаже земли, находящейся во владении, а не в частной собственности, что это нельзя считать доказательством свободы купли-продажи земли, хотя бы даже для одной Беотии. Но при этом ранее им уже было сформулировано утверждение: «Общая тенденция социально-экономического развития ранней Греции неизбежно вела в то время к усилению и победе частной собственности». Вместе с тем, хотя советский историк говорит об обеднении крестьян как о массовом явлении и не исключает возможность отчуждения земли, он не делает вывод о начавшемся уже в этот период обезземеливании крестьянства.
Однако, как отмечает Яйленко, подобная точка зрения присутствует в историографии. Он не отрицает возможность ни аграрного, ни социального кризиса в отдельных областях Греции, однако, по его мнению, «говорить о них можно применительно ко второй половине VII-VI вв., не ранее, да и то с большими оговорками о масштабах кризиса».
В связи с этим автор считает возможным остановиться на двух проблемах: соотношения труда свободных и зависимых и характера зависимости, - от решения которых зависит определение типологии раннеархаического общества.
Анализируя текст поэмы, он приходит к выводу, что дмои - это батраки, а не рабы, как это полагал Ленцман (для последнего это было важным показателем дальнейшего развития рабства, так как труд рабов начинает использоваться в земледелии, хотя и признает, что рабовладение было еще развито относительно слабо). Фактически это феты; видимо, в статусе дмоев и фетов существовали какие-то различия, но для нас они неуловимы. На основании заключения о нерабском характере статуса дмоев Яйленко делает вывод, на его взгляд, принципиальный для определения типологии гесиодовского общества: «рабский труд здесь отсутствовал, и поскольку экономическая жизнь раннеархаического времени не зиждилась на нем, исторически это общество стояло на дорабовладельческой стадии развития».
Исследователь не отрицает имущественной дифференциации гесиодовского общества, но, во-первых, социальное положение индивидуума не стояло в прямой связи с обеднением, во-вторых, эта дифференциация не была устойчивой (основной рефрен поэмы - «работай и преуспеешь»).
Яйленко признает, что наличие батраков свидетельствует о существовании некоего слоя обезземеленных крестьян. Состояние крестьянского хозяйства зависело не только от упорного труда, на него влияли и внешние, природные, факторы: достаточно было неурожая, чтобы среднее хозяйство пошатнулось. Поэтому-то страх перед бедностью постоянно звучит в поэме.
В итоге автор приходит к выводу, что в поэме присутствуют «зачатки социального кризиса в виде крайней степени бедности - батрачества», но это необязательно должно было вылиться в социальный кризис, подобный афинскому.
Еще один аспект поэмы Гесиода заслуживает внимания - это тема суда, который находился в руках знати. Отношение Гесиода к судьям резко отрицательное: во вступлении к поэме он говорит о злоупотреблениях судей и необходимости установления справедливого для всех судебного разбирательства. Ленцман на основании этого утверждает, что суд уже стал отчуждаться от общества, приобрел классовый характер, выражая интересы аристократии. Яйленко же полагает, что отношение Гесиода к суду следует рассматривать сквозь призму его личной тяжбы с братом. Они разделили имущество, доставшееся от отца, поровну. Однако в Беотии, как и в других частях Греции, существовал обычай, по которому наследственный клер переходил преимущественно к старшему сыну. Очевидно, Перс и был старшим и на этом основании потребовал большую долю наследства. Суд, следуя обычаю, принял решение в пользу Перса. В таком случае следует говорить о несовершенстве обычного права, особенно в сфере наследования: оно «допускало поливариантность толкования в зависимости от состава судей». В любом случае, на основании конфликта Гесиода и судей нельзя делать вывод о том, что суды в этот период выражали исключительно интересы аристократии, так как тяжущиеся принадлежали к одной семье.
Таким образом, отличие двух авторов заключается прежде всего в том, что Я.А. Ленцман подходит к источнику с уже готовой схемой развития Греции архаической времени, и содержание источника должно подтвердить эту схему. В.П. Яйленко, напротив, пытается идти от источника.
Хотя В.П. Яйленко, в конечном итоге, не отрицает наличия социального кризиса во многих греческих полисах, так как формирование самого полиса как гражданской общины завершалось в процессе преодоления этого кризиса, он все-таки считает, что в целом греческое общество и в VII-VI вв. оставалось довольно простым. В примитивных материальных условиях архаической эпохи здесь не могло быть значительного имущественного расслоения. Отдельные случаи имущественного выделения не оказывали решающего влияния на развитие общества, ибо размеры концентрации богатства в архаическую эпоху были невелики. Перед человеком того времени стоял вопрос не столько о накоплении материальных благ, сколько о прожиточном минимуме. Повышение общего уровня благосостояния общества было связано с колонизацией и развитием торговли: сначала в колонизуемых областях создаются возможности для достижения более высокого жизненного стандарта, а затем уже и в материковой Греции. Таким образом, делает вывод В.П. Яйленко, «в условиях архаической эпохи, когда каждый человек противостоял один на один превратностям жизни и стихии, а коллектив как гражданское и экономическое сообщество еще только формировался, имущественная дифференциация на массовом уровне в то время практически еще отсутствовала».
Именно с бедностью и простотой образа жизни в архаический период, а следовательно, отсутствием основы для глубоких социальных противоречий (более высокий уровень жизни в колониях сочетался с массовой зажиточностью населения) В.П. Яйленко связывает эволюционный путь становления полиса.
Сравним выводы В.П. Яйленко с выводами Ю.В. Андреева. Последний, анализируя гомеровское общество, которое в его периодизации охватывает и раннеархаическое время, выделяет следующие признаки родовой знати. Во-первых, происхождение: «ценность индивида… определяется тем, к какому роду он принадлежит, так как все качества рода переносятся на каждого из его членов». Во-вторых, показателем высокого социального статуса являются богатство и власть, которые стоят «в эпической шкале социальных ценностей практически рядом, образуя, по существу, единый семантический комплекс». В верхушку греческого общества IX-VIII вв., кроме представителей старинной родовой знати, входили также и разбогатевшие выходцы из простонародья, которые занимали как бы промежуточное положение между рядовыми общинниками и знатью в собственном смысле этого слова, то есть вождями гентильных объединений. Вместе с тем, как отмечает Ю.В. Андреев, процесс классообразования еще только начинался, и разрыв между высшими и низшими слоями еще не мог быть особенно большим, хотя факт имущественного и социального расслоения уже налицо. Кроме того, в обеих поэмах четко выражена «тенденция к генеалогическому размежеванию» между знатью и простонародьем. Но все-таки нет «данных, которые позволили бы говорить о функциональной структуризации гомеровской общины и превращении знати в замкнутую касту профессиональных воинов или жрецов, как это было, например, в микенских дворцовых государствах». В итоге Ю.В. Андреев определяет знать в гомеровском обществе как «высший слой или разряд (ранг) свободных общинников, заключающий в себе лишь зачатки будущего класса или сословия».
Таким образом, действительно можно говорить о незавершенности процесса формирования родовой аристократии как особого социального слоя к началу архаической эпохи, но нельзя не признавать и того, что этот процесс зашел уже достаточно далеко. Да и В.П. Яйленко все-таки признает его. Он называет источники формирования знати: наряду со старыми (гомеровской эпохи) она включала частью потомков завоевателей данной области, частью уцелевшую во время завоеваний местную знать, частью сформировавшиеся уже в архаическую эпоху новые знатные фамилии. Так, применительно к Аттике выделение сословия евпатридов он связывает с появлением здесь пришельцев во второй половине X в. Этот процесс происходил путем сращивания пришельцев как знати по положению со старой родовой аристократией, рядовое же автохтонное население было низведено до положения зависимых землевладельцев. Это нашло отражение в афинском некрополе VIII в., преимущественно дифференцированном, в отличие от X-IX вв. Однако в связи с этим не вполне обоснованным выглядит утверждение В.П. Яйленко о совпадении первоначально евпатридов и геоморов (=демоса), и только потом, с превращением в VII в. евпатридов-геоморов в замкнутую олигархическую группу, сосредоточившую в своих руках землю и формальное право на политическое господство, возникают противоречия между евпатридами и демосом.
Не вполне укладываются в общую схему «простого раннеархаического общества» рассуждения автора о влиянии товарно-денежных отношений на его развитие. В частности, он отмечает, что земля становится объектом купли-продажи, появляются новые сферы богатства - ремесленный и торговый капитал; в Афинах - не самом развитом полисе в то время - «оборотистые люди» из низов составляли крупные состояния и посредством «ссуды под залог земли и тела» приобретают экономическую власть над частью гражданства.
Таким образом, взгляды В.П. Яйленко не лишены противоречий. Он пытается отойти от крайностей как модернизирующего, так и примитивизирующего подходов к оценке социально-экономического строя архаической Греции и в то же время отойти от схематизма в характеристике соответствующих процессов, присущего нередко работам в советской историографии. Он стремится строить свои исследования на основе сочетания различных видов источников - и нарративных, и археологических; довольно критически подходит к поздней античной традиции (Аристотель, Плутарх), отдавая предпочтение источникам, одновременным характеризуемой эпохе (Гесиод, Солон, аристократическая лирика VII-VI вв.). Наконец, он пытается проследить на примере отдельных областей особенности процессов, происходивших в архаический период, в зависимости от конкретных условий и влияние этого фактора на становление полиса. Однако ему не удалось в полной мере обосновать все свои положения, впрочем, это вряд ли было возможно в рамках проведенных им исследований.
Некоторые выводы В.П. Яйленко, изложенные в очерке «Архаическая Греция», вызвали резкую критику со стороны Э.Д. Фролова (на которую, кстати, первый не счел нужным ответить в своей более поздней работе). Фролов обвинил Яйленко в «гиперкритицизме по отношению к античной традиции и принципиальном отказе от интерпретации исторического развития Греции в век архаики с позиций материалистической диалектики». Он категорически отвергает попытки Яйленко преуменьшить степень расслоения греческого общества в архаический период, «затушевать существо исторической жизни - противостояние демоса и знати». В.П. Яйленко, считает Э.Д. Фролов, не может не видеть реалий, противоречащих его позиции; он признает определенное имущественное расслоение и социально-политические противоречия в обществе, но не объясняет их. Отвергает Фролов и вывод Яйленко о преимущественно эволюционном пути становления полиса. Его выводы, по мнению Фролова, построены на одностороннем подборе источников: то, что не подходит к разрабатываемой схеме, отбрасывается как позднейшее измышление. Впрочем, сам он не идет по пути скрупулезного анализа и сопоставления источников, ссылки на источники у него играют, скорее, иллюстративную роль. «Мы позволим себе не согласиться с этой новейшей схемой и, не смущаясь возможными обвинениями в слепом следовании за античной традицией и в модернизаторстве, вернемся к рассмотрению т.н. издержек становления полиса, то есть той социальной напряженности, разрешавшейся вспышками социальной борьбы, которая… составляла характерную черту, если угодно - суть общественной жизни греков в век архаики», - заявляет автор.
В конечном счете, выводы этих двух исследователей не расходятся в основном: само становление полиса стало результатом определенной ситуации роста общественных противоречий. Но если В.П. Яйленко считает, что такая форма социально-политической организации могла возникнуть только в относительно простом обществе (поскольку полис - это в определенной степени возврат к общинным нормам жизни, хотя и на более высоком уровне), то для Э.Д. Фролова окончательное оформление полиса стало результатом победы демоса над знатью, чему в немалой степени способствовал союз с новой, торгово-ремесленной верхушкой, а сама эта борьба - следствие острых социальных противоречий, порожденных далеко зашедшим процессом имущественного и социального расслоения, которое, в свою очередь, явилось следствием значительного ускорения развития производительных сил и утверждения частнособственнических отношений. Э.Д. Фролов - сторонник признания революционного характера изменений, происходивших в архаическую эпоху. «Архаическая революция», - пишет он, - это отнюдь не метафора, не условное обозначение для трехвекового периода греческой истории… Этот период и в самом деле был отмечен грандиозным - масштаба настоящей революции - историческим переворотом, в ходе которого в Греции вторично сложилась цивилизация, но теперь уже в особенной форме суверенной гражданской общины».
.3 Предпосылки и значение Великой греческой колонизации
Колонизации в развитии древнегреческого общества в историографии традиционно рассматривалась как важнейший фактор, и особо подчеркивалось значение колонизации в архаический период, когда она развивалась особенно интенсивно практически во всех направлениях. В рамках исследования данного феномена древнегреческой цивилизации определился целый ряд проблем, решение которых и сегодня не может считаться окончательным. Среди них особенно много споров вызывали две проблемы - причины колонизационного движения греков в архаическую эпоху и характер взаимоотношений греков-колонистов с местным населением.
В мировом антиковедении еще во второй половине XIX - начале ХХ вв. было выдвинуто две теории относительно причин греческой колонизации - «аграрная» и «торговая». Суть торговой теории, по Э. Мейеру, заключается в признании неразрывной связи между колонизационным движением греков и расцветом товарного производства, которое пришло на смену ойкосному хозяйству гомеровской эпохи. Во всех крупных греческих центрах, по мнению немецкого историка, развивалось широкое производство товаров массового потребления и предметов роскоши. Рост производства вызвал увеличение спроса на сырье (металл), запас которого был в Греции ограничен; кроме того, в VIII в. до н.э. в Греции получила значительное развитие морская торговля, сделавшая возможным экспортирование товаров. Э. Мейер также указывал на рост населения в городах Греции в рассматриваемый период, что в итоге привело к дефициту зерна. Совокупность всех этих факторов и послужила для греков толчком к поиску источников сырья и рынков сбыта на побережьях Средиземного и Черного морей.
Против такого подхода выступили сторонники концепции аграрной колонизации. Они исходили из того, что в рассматриваемый период торговые интересы не могли играть какой-либо существенной роли, так как греческая промышленность, а значит и торговля, находились еще в зачаточном состоянии. На первый план, по мнению этих исследователей, выступали проблемы, связанные с ростом населения греческих полисов и обеспечением граждан землей. Так, Ю. Белох полагал, что к VIII в. до н.э. фонд свободных земель в Греции был исчерпан, поэтому люди, лишенные наделов, были вынуждены осваивать далекие территории.
Иное объяснение предлагали Поль Гиро и Джон Бэри, отмечавшие, что главной причиной появления безземельных была семейная система землевладения. По мере разрастания семьи, часть ее членов (родственники по боковым линиям) утрачивала право на землю. Именно эти люди и составляли основную долю переселенцев. Кроме того, одной из причин греческой колонизации являлась политическая борьба в ряде полисов.
Несмотря на полемику внутри аграрной теории, тезис о земледельческом характере колонизационного процесса оставался незыблемым. Приверженцы ее не исключают, что на следующем этапе колонизации некоторые земледельческие поселения могли превратиться в крупные торговые центры, но в таком случае торговля являлась лишь второстепенным фактором, не обуславливающим первоначальное колонизационное движение греков.
В советской историографии 1930-1950-х гг. предпочтение отдавалось торговой теории, что было обусловлено оценкой характера и уровня развития греческого архаического общества. Так, С.А. Жебелев, признавая, что древнейшая колонизация была исключительно земледельческой, заявляет, что в VIII-VI вв. она была уже вызвана изменением исторических условий развития самих греков. Именно те города-государства, которые в VII-VI вв. играли руководящую роль в экономической жизни и соответственно нуждались в новых рынках, играли основную роль и в процессе колонизации. Хотя это не исключает влияния других факторов, в том числе обезземеливания крестьянства, последствий социальной борьбы и т.п., но все-таки главную причину историк видит в экономическом перевороте в греческой жизни. Это, по его мнению, подтверждается самими темпами колонизации (сравнительно медленные в VIII в., достигают апогея в VII в., когда в Греции активно развиваются промышленность и торговля и постепенно затухают с середины VI в. из-за внешних факторов), тем, что греки в основном обосновывались на приморских территориях, старались вступать в товарный обмен с местным населением, а образованию колоний, как правило, предшествовало создание торговых факторий, эмпориев.
В начале 1950-х гг. К.М. Колобова еще более определенно заявляла, что колонизация была выражением того этапа общественного развития, когда в основных чертах закончилось формирование рабовладельческого полиса. Развитие городов вело к росту потребности в рабах, сырье и привозном хлебе. Торговый характер греческой колонизации подтверждается тем, что греческие колонии возникали по трассам древних догреческих морских путей либо на сухопутных путях, связывающих материк с морем. К.М. Колобова не отрицает того, что значительную часть переселенцев составляли крестьяне, но не видит здесь противоречия: без привлечения крестьянства колонизации не могло быть, так как это обеспечивало стабильность колоний и увеличение численности их населения, без чего невозможно было бы длительное существование греков на чужой земле.
Делая следующий шаг в развитии торговой теории, советские историки выдвинули тезисы о «двустороннем характере колонизации», что означало отказ от рассмотрения греческой колонизации только с точки зрения развития греческого общества, а также об обязательности «эмпорального периода». Согласно оценке В.В. Лапину, обе теории являются конкретными вариантами теории торговой колонизации и отличаются тем, что сторонники первой ищут свою аргументацию в основном в уровне экономического и социального развития местного населения, а последователи второй - преимущественно ориентируются на собственно греческий материал.
«Теория двусторонней колонизации» наиболее полно представлена в небольшой работе А.А. Иессена «Греческая колонизация Северного Причерноморья». В VII в. население Северного Причерноморья перешло со средней ступени на высшую ступень варварства, что создавало новые возможности для развития торговли, которые определялись в основном двумя чертами нового хозяйственного уклада, формирующегося в степях: во-первых, прослойка племенной знати систематически предъявляла спрос на предметы роскоши, во-вторых, та же знать сосредотачивает в своих руках военнопленных-рабов (следствие постоянных военных столкновений), могущих служить эквивалентом, наряду со скотом и продуктами животноводства, при меновой безденежной торговле. В условиях VII-VI вв., скорее всего, именно возможность приобрести рабов могла привлечь торговцев с юга.
Наличие доколониального (эмпорального) периода торговли греков с местными племенами А.А. Иессен рассматривает уже как общепризнанный факт.
Подводя итоги, А.А. Иессен писал: «Колонизация явилась выражением двустороннего исторического процесса, она была обусловлена предшествующим развитием как самих греков, так и местного колонизируемого населения». Другими словами, поскольку торговля - процесс двусторонний по определению, следовательно, греческие купцы не стали бы основывать торговые фактории рядом с территориями тех племен, которые еще не достигли уровня товарообменных отношений. «Только с переходом местного населения на высшую ступень варварства создались условия для основания и развития греческого полиса».
Следующий шаг в развитии данной теории сделал Д.П. Каллистов. Согласно А.А. Иессену, колонизация была возможна везде, где развитие местных племен достигло уровня возникновения товарообменных отношений, -достаточно наличия небольшого локального центра. Каллистов же полагал, что уже в архаическую эпоху греческий спрос на северочерноморские товары был настолько большим, что его не мог удовлетворить отдельный прибрежный район. В связи с этим он обращает внимание на важность межплеменных связей: «То, что было не по силам населению одного прибрежного района, оказалось вполне возможным для совокупности многих племен, связанных многовековыми узами взаимного общения».
Таким образом, следуя торговой теории, можно заключить, что в качестве основных причин колонизации выступали, с одной стороны, необходимость поиска греками источников сырья и рынков сбыта, а с другой - потребность варварских обществ, а точнее их верхушки, в ремесленной продукции.
В отечественной науке первых послевоенных лет отдавалось предпочтение торговой теории, однако некоторые исследователи стали склоняться к точке зрения об аграрном характере греческой колонизации VIII в., полагая, что развитие ремесла и торговли могло оказывать влияние на движущие силы колонизации только с конца VII - начала VI вв., когда бум ремесленного производства охватил уже большинство греческих городов. Однако это нельзя рассматривать как отказ от торговой теории по существу.
Решительно против данной теории выступил В.В. Лапин. По его мнению, теории двусторонности и эмпорального периода имеют общую посылку - гиперболизацию роли торговли, степени развития товарного производства в древнем обществе, то есть сугубо модернизаторский подход. Поэтому необходимо выработать четкий методологический подход в рамках марксистской методологии. Отталкиваясь от многократно цитируемых в работах советских историков словах К. Маркса о вынужденной эмиграции в античности, В.В. Лапин приходит к выводу, что основной причиной вывода колоний было перенаселение - не только относительное (что не отрицалось советскими авторами), но в первую очередь абсолютное. Он признает, что в той или иной степени торговля могла оказать влияние на колонизацию, но в основном зависимость была обратной - колонизация стимулировала развитие торговли. Доминирует аграрная направленность колонизации, поэтому основной социальной ее силой были беднейшие слои греческого населения. Поэтому-то основным содержанием колонизационного процесса было сначала возникновение сельских поселений. Собственно город-колония формируется как поселение аграрно-ремесленное. Ремесло первоначально было ориентировано на удовлетворение внутренних потребностей, и только потом его роль возрастает.
Соответственно автор отрицает и существование особого эмпорального периода - находки отдельных греческих предметов в лесостепи не могут рассматривать как свидетельство в пользу данного факта.
Позиция В.В. Лапина была реакцией на преувеличение роли торговли в процессе колонизации. Вместе с тем, хотя аграрный характер греческой колонизации в целом не вызывает сомнения, это не снимает вопрос об особой роли торговли на раннем этапе колонизационного движения. Видимо, поэтому большинство историков и археологов в дальнейшем отказались от крайностей того и другого подходов и вообще от попыток выяснить какую-либо основополагающую причину колонизационного движения греков, придя к выводу, что оно было «многообразным гетерогенным процессом». Отказались исследователи и от эмпоральной теории, которая в целом не подтверждается археологическими материалами.
Вторым дискуссионным вопросом, связанным с исследованием древнегреческой колонизации, является проблема взаимоотношений греков с местным населением.
Как отмечает П.Г. Виноградов, в Северном Причерноморье этот процесс происходил достаточно мирно, возможно, потому, что на черноморской побережье практически отсутствовало оседлое население. Иной была ситуация только на Гераклейском полуострове, да и то в более позднее время. Вместе с тем, он обращает внимание на то, что апойкии основывались на защищенных самой природой местах. Причем это прослеживается и в других районах Средиземноморья и косвенно указывает на то, что контакты греков с местным населением могли быть далеко не всегда дружественными.
Однако сущность дискуссии заключается в другом. На начальном этапе развития советской историографии, при всех оговорках о принципиальном различии колониализма нового времени и древнегреческой колонизации, имела место тенденция подчеркивать экспансионистский характер последней. Правда, С.А. Жебелев отмечал взаимную заинтересованность в контактах греков и местных племен, но речь шла о верхах туземного населения (эту же позицию мы видели и у А.А. Иессена). Более определенно указанная выше тенденция обнаруживается у К.М. Колобовой: «Развитие за счет периферии характерно для всех рабовладельческих обществ. Прежде всего, оно обусловлено необходимостью (при развитом рабовладении) приобретать рабов вне территории своего полиса, а на определенной стадии развития греческих полисов - и вне Греции».
Уже в 1980-е гг. вспыхнула заочная дискуссия по данному вопросу между В.П. Яйленко и Э.Д. Фроловым.
В уже упоминавшемся очерке «Архаическая Греция» В.П. Яйленко отмечает, что археологические материалы из Великой Греции и Нижнего Побужья свидетельствуют о том, что в экономическую деятельность греческих колоний широко вовлекались туземные элементы, однако отсутствуют твердые доказательства порабощения местного населения до конца VI в. Автор выделяет четыре основных типа отношений греков с местным населением в архаическую эпоху. Первый относится ко времени миграций, это - приведение местного населения к зависимости от коллектива завоевателей (например, лакедемонские илоты). Образование слоя киллириев в Сиракузах, по мнению исследователя, является «рецидивом древней практики». Второй тип связан также с неполноправным статусом, но с меньшей степенью зависимости - периеки. К ним близки каллипиды в Нижнем Побужье, мариандины в Геракле, возможно, мисахеи и перкофарии в Навпакте. Третий - это сектор частновладельческих рабов, формировавшийся как из числа греков-военнопленных, так и из числа туземцев. И, наконец, четвертый вариант, называемый автором «одним из наиболее продуктивных», - «добровольная трудовая кооперация» между греческим колониальным и туземными мирами. Взаимодействие обоих миров облегчало то, что архаическое греческое общество еще не знало противопоставления эллин - варвар. Туземцы были заинтересованы в «сотрудничестве», так как это предоставляло им более высокий жизненный стандарт, а греческие колонии, в свою очередь, удовлетворяли потребность в трудовых ресурсах.
В своей работе 1990 г. В.П. Яйленко фактически дословно повторил указанные выводы, несмотря на то, что его точка зрения была подвергнута критике со стороны Э.Д. Фролова. Более того, он обходит молчанием критику последнего, не вступая в открытую дискуссию.
Между тем, Э.Д. Фролов высказывается достаточно категорически. «Нет ничего естественнее, - пишет он, - заключения об империалистическом характере греческой колонизации», так как в большинстве своем поселения основывались греками в местах, уже занятых местным населением. Э.Д. Фролов критикует В.П. Яйленко за игнорирование свидетельств античных авторов. Так, в Сицилии в трех из четырех случаях, когда традиция фиксирует внимание на первоначальных контактах греков с местным населением, речь идет о насильственном изгнании последних из мест их обитания. В тех же случаях, когда греки шли на «конструктивное сотрудничество», то делали это ввиду своей слабости. О судьбе местного населения, по мнению автора, можно судить на примере Сиракуз: происходит деградация местной культуры, превращение туземного населения в категорию зависимых людей. Но и в отношении свободных сикулов сиракузяне демонстрировали «неуклонность агрессивных устремлений».
В Южной Италии характер взаимодействия также носил враждебный характер, только там греки были вынуждены очень скоро после переселения «перейти к обороне, к отражению жесткой реакции италийских народов на их вторжение».
Таким образом, делает вывод Э.Д. Фролов, источники свидетельствуют (это относится и к другим районам греческой колонизации), «о далеко не мирном и не сотрудническом характере контактов, которые буквально были навязаны одним миром другому, в конечном счете - скажем об этом со всей определенностью - об империалистическом характере греческой колонизации. […] Без преувеличения можно сказать, что так называемая великая колонизация и открытая ею эксплуатация варварской периферии явились для греков важнейшими материальными предпосылками реализации античного способа развития, но зато с гражданскими правами и привилегиями для соотечественников».
Схожую, но более взвешенную оценку значения колонизации для развития Греции дал В.Н. Андреев в статье, опубликованной в «Вестнике древней истории» в 1996 г. Колонизация, открыла перед греками чрезвычайно широкие возможности разносторонней эксплуатации варварского мира, обеспечив дешевой рабочей силой рабовладельческую экономику, что способствовало вызреванию классового общества более прогрессивного, чем на Ближнем Востоке и в Евразии. Таким образом, «варварский мир стал той питательной средой, на которой вырос единственный в своем роде феномен классической античной цивилизации».
Вместе с тем, продолжает свои рассуждения историк, если в масштабе глобальной системы греко-варварских контактов отношения между двумя мирами складывались благоприятно для греков, то на уровне отдельных регионов, в которых осуществлялось их непосредственное взаимодействие, ситуация не была однозначной. Так, на западном и серном побережье Черного моря характер отношений греков с местным населением можно было бы определить «как длительное балансирование на грани взаимного недоверия и взаимной же заинтересованности в тяготении друг к другу».
Однако греки во враждебном варварском окружении сохраняли свою обособленность, что особенно прослеживается в полисах Северо-Западного Причерноморья и Западного Крыма, в которых «греки оставались господствующим меньшинством, резко обособленным от неполноправного и зависимого по преимуществу, несомненно, туземного населения самого полиса и окружающей его хоры». Кроме того, Ю.В. Андреев подчеркивает, что источники по Ольвийскому полису свидетельствуют о чрезвычайной устойчивости культурных традиций основной массы негреческого населения.
Поэтому он не считает возможным согласиться «с идиллически окрашенным рассуждениями» В.П. Яйленко о «добровольной трудовой кооперации» греков и варваров, которые «не подкреплены в должной мере фактическим материалом».
Таким образом, Ю.В. Андреев, не отвергая в принципе ту позицию, которую относительно характера греческой колонизации формулирует Э.Д. Фролов, ставит проблему более широко как проблему межкультурного взаимодействия греков и варваров в зоне греческой колонизации, Но эта проблема выходит за рамки интересующей нас темы. Что касается воздействия Великой греческой колонизации на экономическое и социально-политическое развитие архаической Греции, то в этом вопросе у советских историков расхождений не было: она выступила как мощный катализатор всех тех процессов, которые уже происходили в греческом мире с начала архаической эпохи, в том числе и становления полиса.
Таким образом, в советской историографии в исследовании архаической эпохи начиная, главным образом, с 1970-х гг. обозначилось несколько дискуссионных проблем, которые относились прежде всего к социально-экономическому строю указанного периода. Это - проблемы становления города и связанный с этим вопрос об уровне развития товарно-денежных отношений и характера социальной структуры архаического греческого общества. При решении этих проблем отчетливо выступают две позиции: одна - следование уже сложившемуся в советском антиковедении в предшествующее время взгляду на архаическую эпоху как на период резкого ускорения экономического развития, с высоким уровнем развития товарно-денежных отношений и соответственно расширения использования рабского труда уже в сфере производства. Такая оценка позволяла сохранить и прежнюю оценку социальных процессов, делая акцент на завершении процесса классообразования, порожденных этим глубоких социальных противоречий в обществе, вызвавших острую социальную борьбу, в ходе которой завершается становление полиса как особой формы социальной организации господствующей части населения и рабовладельческого государства. Другая позиция - это признание, хотя и в осторожной форме, более простого характера архаического общества, что позволяло выдвинуть на первый план в процессе формирования полиса не социально-экономические, а военно-политические факторы, и больший акцент сделать на формировании полиса как гражданской общины.
С решением вопроса об уровне и характере социально-экономического развития архаической эпохи самым тесным образом была связана проблема причин Великой греческой колонизации и ее значения для развития Древней Греции. Признав значительную роль в колонизационном движении греков демографического фактора и недостатка природных ресурсов, в первую очередь земли, исследователи начинают видеть в колонизации если не главную, то очень существенную причину развития в Греции интенсивных форм социально-экономической жизни, причем это влияние проявилось в полной мере уже в классический период.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В изучении архаической Греции в советской историографии можно обозначить три периода: первый - начало 1930-х - 1940-е гг, второй - начало 1950-х - 1960- е гг., третий - 1970-1980-е гг.
Для первого периода можно говорить о формировании общей концепции истории архаической Греции. Строго говоря, применение термина «концепция» довольно условно, скорее можно говорить об определенной схеме, нашедшей отражение в первых учебниках и обобщающих изданиях. Эта схема была выстроена в полном соответствии с той картиной разложения родового строя и формирования классовых отношений и государства, которая была представлена Ф. Энгельсом в «Происхождении семьи, частной собственности и государства». Понятие «архаическая Греция» в этих первых работах отсутствовало. Время VII-VI вв. определялось в качестве рубежного периода, который трактовался как поворотный момент в экономическом и социально-политическом развитии Греции. Ускорение экономического развития (особо подчеркивалось развитие товарно-денежных отношений) имело своим следствием два процесса: разорение крестьянства и формирование нового торгово-ремесленного слоя. И те, и другие, хотя и преследовали разные цели, выступали против господства родовой знати, которое не отвечало потребностям прогрессивного развития, связанного с развитием товарно-денежных отношений и рабства, то есть тормозило переход к новому способу производства. Определенные расхождения в оценке конкретно-исторических явлений (например, раннегреческой тирании) не влияли на общую схему. Хотя понятие «полис» и присутствовало, но только в качестве особой формы рабовладельческого государства, основной функцией которого было обеспечение интересов господствующего рабовладельческого класса. Таким образом, содержание данного исторического периода - это, прежде всего, завершение перехода к рабовладельческому способу производства и становления рабовладельческого государства. При характеристике этого перехода подчеркивался революционный его характер.
С начала 1950-х гг. в советской историографии начинает разрабатываться проблема полиса как социально-политической организации, как гражданской общины с опорой на данную Марксом характеристику своеобразия античной формы собственности и античной общины. Однако это не привело к пересмотру сложившихся представлений об архаической эпохе по существу. В этот период закрепляются хронологические рамки периода - VIII-VI вв. и его обозначение как «архаического». Итогом данного периода признается формирование полиса, который трактуется как особая форма города-государства, отличная от ранних городов-государств Ближнего Востока. Однако акцент по-прежнему делался на его классовой сущности, что определяло и его основную политическую функцию.
В 1970-е гг. завершается формирование концепции античного полиса, который рассматривается теперь как универсальная форма социально-политической организации для всего античного общества, причем акцент сделан на том, что полис - это гражданская община, обеспечивающая интересы всех граждан. Хотя полисная организация имела элитарный характер, но это было обусловлено конкретно-историческими условиями его возникновения и развития.
Однако общая концепция архаического периода не претерпела существенных изменений, она по-прежнему трактовалась как завершение перехода к рабовладельческому строю.
Вместе с тем, в 1970-1980-е гг. в советской историографии выявляется ряд дискуссионных проблем, касающихся общей оценки характера и уровня развития архаической Греции. Это - проблема возникновения города и связанного с ней уровня развития товарно-денежных отношений, характера социального строя, прежде всего степени социальной стратификации архаического общества и наличия аграрного кризиса, проблема причин Великой греческой колонизации. Для советских историков предшествующего периода была характерна известная модернизация социально-экономического строя Древней Греции в целом и архаического периода в частности. Однако эти представления вступали в определенное противоречие с источниковым материалом. С другой стороны, свою роль сыграло и то обстоятельство, что в мировом антиковедении усилилось антимодернистское направление. В этот период в советской историографии предпринимаются довольно осторожные попытки пересмотра устоявшихся представлений о социально-экономической структуре архаического общества в сторону признания более простого его характера, из чего делался вывод о преобладании эволюционного, а не революционного пути становления полиса. В вопросе о причинах греческой колонизации советские историки отвергли преобладавшую прежде торговую теорию, которая исходила из высокого уровня развития ремесла и торговли и активно развивавшегося рабовладельческого хозяйства. Соответственно колонизация оказывается не столько следствием, сколько причиной интенсификации хозяйственной жизни.
Таким образом, хотя общая концепция архаического периода истории Древней Греции и сохранилась, но создавались условия для ее пересмотра.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Античный полис и восточные города-государства// Античный полис. Л., 1979. С. 8-27.
. Андреев Ю.В. Гомеровское общество. Основные тенденции социально-экономического и политического развития Греции XI-VIII вв. до н.э. СПб.: Изд-во СПб. ин-та истории РАН «Нестор-История», 2004. - 496 с.
. Андреев Ю.В. Гражданская община и государство в античности// ВДИ. 1989. № 4. С. 71-74.
. Андреев Ю.В. Греки и варвары в Северном Причерноморье (Основные методологические и теоретические проблемы межэтнических контактов)// ВДИ. 1996. № 1. С. 3-17.
. Андреев Ю.В. Историческая специфика греческой урбанизации// Город и государство в античном мире. Проблемы исторического развития. Л., 1987. С. 4-34.
. Андреев Ю.В. Историческая специфика греческой урбанизации. Полис и город// Город как социокультурное явление. М., 1995. С. 87-93.
. Андреев Ю.В. Начальные этапы становления греческого полиса// Город и государство в древних обществах. Л., 1982. С. 3-17.
. Андреев Ю.В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1976. - 141 с.
. Андреев Ю.В. Ранние формы урбанизации// ВДИ. 1987. № 1. С. 3-18.
. Андреев Ю.В. Эгейский мир: природная среда и ритмы культурогенеза// ВДИ. 1994. № 3. С. 102-113.
. Античные государства Северного Причерноморья/ Под ред. Г.А. Кошеленко, И.Т. Кругликовой, В.С. Долгорукова (Серия «Археология СССР). М.: Наука, 1984. - 392 с.
. Большаков А.О. Определение государства требует уточнения// ВДИ. 1990. № 2. С. 120-121.
. Всемирная история в 10 томах. Т. 1. М.: Политиздат, 1955. - 747 с.
. Глускина Л.М. О специфике греческого классического полиса в связи с проблемой его кризиса// ВДИ. 1973. № 2. С. 27-42.
. Глускина Л.М. Проблемы кризиса полиса// Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. 2: Кризис полиса. М.: Наука, 1983. С. 5-42.
. Древняя Греция/ Под ред. В.В. Струве, Д.П. Каллистова. М.: Изд-во Акад. Наук СССР, 1956. - 613 с.
. Жебелев С.А. Возникновение Боспорского царства (1930)// Жебелев С.А. Северное Причерноморье: исследования и статьи по истории Северного Причерноморья в античную эпоху. М.; Л., 1953. С. 48-73.
. Жебелев С.А. Народы Северного Причерноморья в античную эпоху (1938)// Там же. С. 254-274.
. Иессен А.А. Греческая колонизация Северного Причерноморья. Ее предпосылки и особенности. Л.: Гос. Эрмитаж, 1947. - 92 с.
. История древнего мира/ Под ред. И.М. Дьяконова, В.Д. Нероновой, И.С. Свенцицкой. М.: Гл. ред. вост. лит-ры, 1982. Кн. 1: Ранняя древность; Кн. 2: Расцвет древних обществ. - 390 с.; 576 с.
. История древнего мира/ Под ред. С.И. Ковалева. Т. 2: История древней Греции (до Греко-персидских войн). Ч. 1. М.: Госуд. соц.-экон. изд-во, 1936. - 363 с.
. Каллистов Д.П. Северное Причерноморье в античную эпоху. М.: Учпедгиз, 1952. - 187 с.
. Ковалев С.И. История античного общества. Греция. 2-е изд. Л.: Госуд. соц.-экон. изд-во, Ленингр. отд-ие, 1937. - 335 с.
. Колобова К.М. Из истории раннегреческого общества (О. Родос IX-VII вв. до н.э.). Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1951. - 339 с.
. Колобова К.М., Глускина Л.М. Очерки истории Древней Греции. Л.: Учпедгиз, Ленингр. отд-ие, 1958. - 348 с.
. Кошеленко Г.А. Введение. Древнегреческий полис// Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. 1: Становление и развитие полиса. М.: Наука, 1983. С. 247-326.
. Кошеленко Г.А. Греческий полис и проблемы экономического развития// Там же. С. 217-246.
. Кошеленко Г.А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М.: Наука, 1979. - 295 с.
. Кошеленко Г.А. Полис и город: к постановке проблемы// ВДИ. 1980. № 1. С. 3-28.
. Кудрявцев О.В. К вопросу о кризисе полиса// Кудрявцев О.В. Исследования по истории Балкано-Дунайских областей в период Римской империи и статьи по общим проблемам древней истории. М.: Изд-во Аккад. Наук СССР, 1957. С. 361-366.
. Кудрявцев О.В. Проблема периодизации истории рабовладельческого общества// Там же. С. 257-308.
. Кудрявцев О.В. Эллинские провинции Балканского полуострова во втором веке нашей эры. М.: Изд-во Аккад. Наук СССР, 1954. - 364 с.
. Лапин В.В. Греческая колонизация Северного Причерноморья (Критический очерк отечественных теорий колонизации). Киев: Наукова думка, 1966. - 239 с.
. Ленцман Я.А. О возникновении товарного производства в Древней Греции// ВДИ. 1953. № 3. С. 46-64.
. Ленцман Я.А. Послегомеровский эпос как источник для социально-экономической истории ранней Греции// ВДИ. 1954. № 4. С. 52-71.
. Лурье С.Я. История Греции/ Сост., автор вступ. статьи Э.Д. Фролов. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1993. - 680 с.
. Маринович Л.П. Греческое наемничество IV в. до н.э. и кризис полиса. М.: Наука, 1975. - 274 с.
. Маркс К. Вынужденная эмиграция// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 8. М.: Политиздат, 1957. С. 565-571.
. Маркс К. Формы, предшествующие капиталистическому производству// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. Ч. 1. М.: Политиздат, 1968. С. 461-508.
. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. М.: Политиздат, 1955. С. 7-544.
. Марченко К.К. «Стихийная линия» греческой колонизации или к вопросу о характере и путях формирования сельского населения Северо-Западного Причерноморья позднеархаического периода// ВДИ. 1994. № 4. С. 92-98.
. О натуральном хозяйстве и товарном производстве в рабовладельческом обществе// ВДИ. 1953. № 3. С. 3-10.
. Сазонова Н.Е. К вопросу о сложении города// ВДИ. 1988. № 2. С. 60-65.
. Сергеев В.С. История Древней Греции: Учебное пособие для вузов. М.; Л: госуд. соц.-экон. изд-во, 1934. - 356 с.
. Сергеев В.С. История Древней Греции. 3-е изд./ Под ред. В.В. Струве и Д.П. Каллистова. М.: Изд-во вост. лит-ры, 1963. - 523 с.
. Смышляев А.А. Античная гражданская община: отсутствие или особый тип государственности?// ВДИ. 1989. № 3. С. 99-101.
. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. 2-е изд. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2004. - 266 с.
. Штаерман Е.М. К проблеме возникновения государства в Древнем Риме// ВДИ. 1989. № 2. С. 76-94.
. Энгельс Э. Происхождение семьи, частной собственности и государства// Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 6. М.: Политиздат, 1987. С. 106-242.
. Яйленко В.П. Архаическая Греция// Проблемы развития полиса. Т. 1: Становление и развитие полиса. М.: Наука, 1983. С. 128-193.
. Яйленко В.П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М.: Наука, Гл. ред. вост. лит-ры, 1990. - 271 с.