Декадентский гедонизм
Декадентский
гедонизм
А.Н. Долгенко
Декадентский гедонизм традиционно воспринимается как не
более чем популяризированный О. Уайльдом «новый гедонизм» У. Пейтера. Действительно,
некоторые элементы теоретических построений эстетизма находят место в этике декаданса.
Однако декадентский гедонизм, наиболее последовательное воплощение нашедший в теории
и художественной практике Ф. Сологуба, существенно отличается и от неоромантического
гедонизма Пейтера, и от эстетического гедонизма Уайльда. Это отличие особенно явно
проявляется на уровне культурной ментальности и на уровне структуры удовольствия.
Вторая половина XIX в. - время упадка чувственной европейской
культуры (П. Сорокин). Чувственное искусство живет и развивается в эмпирическом
мире чувств; его цель - доставить тонкое чувственное наслаждение: расслабление,
развлечение, увеселение и т.д. Для достижения этой цели оно должно быть сенсационным,
страстным, патетичным, постоянно ищущим нечто новое. Чувственное искусство отмечено
возбуждающей наготой и сладострастием, оно свободно от религии, морали и других
ценностей, посему его главный художественный принцип - «искусство для искусства».
Утверждение данного принципа знаменует отрыв парнасцев от романтиков и начало постепенной
смены типа культурной ментальности. По существу, путь от эстетизма к декадансу
- это путь от активного эпикурейства (в терминологии П. Сорокина) к пассивному.
Активное эпикурейство (активно-чувственная культурная ментальность)
мировоззренчески утверждает преходящие ценности, полнокровное ощущение жизни, динамизм,
прогресс, эволюцию. Оно утверждает чувственную свободу и заботится о целостности
тела и его чувственных интересах. Моральные ценности активной чувственной ментальности
относительные и чувственные, гедонистические, эвдемонистические и утилитарные. Они
сконцентрированы на поиске максимума чувственного счастья для наибольшего числа
людей и представляют собой своего рода «мораль разумного эгоизма». Активное эпикурейство
- основной тип ментальности культуры новейшего времени, который легко обнаружим
в поведении тех, кто стремится к насыщенной, обеспеченной, красивой и активной жизни,
кто хочет «до краев наполнить свои кубки впечатлениями земного бытия».
Пейтеровский неоромантический гедонизм утверждает не достижение
удовольствия, а удовольствие достижения: чувственный опыт сам по себе, а не его
плоды; он призван научить людей во всей полноте переживать каждое мгновение жизни,
в которой не должно быть места аскетизму, умерщвляющему чувства, гак же как и грубому
распутству, притупляющему их. В таком гедонизме нет ничего упаднического или аморального
(Д.Е. Яковлев), но удержаться на этих позициях довольно сложно. О. Уайльду этого
сделать не удалось: ни в теории, ни в жизни он не останавливается на указанных гедонистических
принципах. Уайльд признает полную свободу субъекта и его право нарушать любые границы.
В данном отношении его эстетизм уже близок к декадансу, но отнюдь не является таковым.
Однако концепция, творчество и жизнь О. Уайльда являют собой воплощение уже не активного,
а пассивного эпикурейства.
Пассивное эпикурейство (пассивно-чувственная культурная
ментальность) зиждется на том, что нет никакой истины, кроме ощущений. Систему моральных
ценностей пассивной чувственной ментальности можно определить понятиями «аморализм»
и «нигилизм»: нет никаких реальных моральных ценностей, за исключением предельно
чувственных. Эстетические ценности - сугубо чувственные, «рафинированно патологичные».
Формула подобной ментальности известна давно и неоднократно после Горация повторялась
с неизбежным постоянством: carpe diem.
Пассивное эпикурейство всегда сопряжено с этическим и эстетическим
релятивизмом. Эстетический гедонизм предполагает, что эстетическое и этическое несоединимы
и независимы друг от друга. Этот релятивизм, как и утверждение избранности художника,
открывающего сокровенные тайники чувственного и эстетического наслаждения, будут
актуальны и для декадентского мировоззрения. О. Уайльд в своих теоретических и практических
опытах через эстетическую имморальность вплотную подходит к декадентскому аморализму,
но еще не является таковым.
Одним из важнейших свойств чувственного искусства является
то, что чем более оно развито, тем ярче проявляются его черты. В этом отношении
декаданс как финальная фаза чувственного искусства суммирует его достижения и доводит
его основные черты до предела, а в наиболее ярких своих проявлениях - до абсурда.
Как известно, сущность декадентского мировоззрения, его
определяющая категория — крайний индивидуализм. Декадентский индивидуализм своеобразен
и сложен по своей природе. Объединяя в себе черты ренессансного и романтического
индивидуализма, декадентский наполняется эсхатологическим содержанием и такими отличительными
чертами эпохи fin de siecle, как усталость, скепсис, безнадежность. В наиболее ярких
своих проявлениях декадентский индивидуализм достигает крайней степени - солипсизма.
Первостепенное значение для этики декаданса имеет идея неприятия мира. Причем корни
такого отношения к действительности видятся декадентами не только в человеческой
природе, но и в духовной истории человечества. В этом неприятии - суть декадентского
отношения к миру и обществу, определяемая как декадентский нигилизм. Используя традиционное
аксиологическое триединство, можно ясно себе представить ценностный ряд этики русского
декаданса. Здесь и красота, но красота смерти и увядания; здесь и истина, желанная
и недостижимая, рассыпающаяся на тысячи индивидуальных «правд»; здесь и добро, но
связано оно не с жизнью, почти всегда воспринимаемой как зло, а со смертью. Мотивы
пессимизма, отчаяния, суицида, «двойного бытия», индивидуализм и мистицизм, свойственные
декадансу, не представляют собой чего-то исключительного для мировой литературы
и искусства, однако именно в декадентском мировоззрении все эти черты структурируются
вокруг идеи приятия смерти как пути к небывалым наслаждениям.
Декаданс ищет предельного, абсолютного, вечного наслаждения
и не находит его в жизни. Удовольствия жизни предельны, и только смерть открывает
путь в бесконечность. Бессмысленно каждый день «срывать день», не лучше ли его
«сорвать» раз и навсегда, навечно.
Наиболее ярким воплощением декадентского гедонизма следует
признать солипсические опыты Ф. Сологуба. «Самый декадент среди русских, самый русский
среди декадентов» (А. Горнфельд), он характеризует мир как суету и томление духа,
где все преходяще, где жизнь подобна иллюзии, сну, обману, призрачному царству теней,
рождающему абсурд и бессмыслицу земного существования. С этой точки зрения мир для
Сологуба разделен, разорван: с одной стороны, человек знает, что он существует,
а с другой - его существование оказывается пустой иллюзией, обманом. В этой ситуации
жажда удовольствия обостряется, но жизнь и смерть меняются местами.
Сологуб видит источник жизни в смерти: пока человек существует
в данном ему мире, он не видит истинной связи вещей, его всюду окружают иллюзии,
призраки вещей, и эти призраки есть ничто иное, как суррогаты желания. Но вот приходит
назначенный час, и человек ясно начинает осознавать всю тщетность своих стремлений.
И только в момент смерти он вдруг сталкивается с присутствием чего-то иного, а именно
- с вечностью, где смерть в известном смысле и есть это инобытие, а точнее das
Man. Именно это небытие, по убеждению Сологуба, дарует душе избавление от ничтожества
мира и единственный путь к свободе и вечному наслаждению.
Таким образом, если в эстетическом гедонизме смерть (убийство
и самоубийство) - конец наслаждения, то в декадентском гедонизме она - начало бесконечного
наслаждения. Соединяясь воедино, эстетизм и декаданс выстраивают единую цепь эсхатологического
гедонизма, так чудесно воспетого пушкинским Вальсингамом: «Все, все, что гибелью
грозит, / Для сердца смертного таит / Неизъяснимы наслажденья - / Бессмертья, может
быть, залог!»
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы
с сайта http://ec-dejavu.ru/