Придаточные предложения относительные и посессивность в современных славянских языках
Придаточные
предложения относительные и посессивность в современных славянских языках
Е. Беличова
Местоимения
относительные (МО), выполняющие в славянских языках по отношению к главному
предложению функцию связующего средства и в рамках придаточного предложения
выступающие на правах строевого компонента его структуры, не дифференцированы,
как правило, в формальном отношении от местоимений вопросительных и
неопределенных, т. е., например, местоимение кто в русском языке может
выполнять функцию местоимения как вопросительного, так и неопределенного или же
относительного. Различие в их функции достаточно определенно гарантируется
контекстом, местоимение само по себе связано лишь с таким признаком, как
«референциальная неопределенность» 1. В южнославянских языках (за
исключением сербскохорватского), а также в лужицких МО как особая разновидность
местоимений, выполняющих в рамках сложного предложения служебную функцию,
получили оформление посредством суффикса: словен. -r (kdor), болг. -то (който),
макед. -што (коjшто), в.-луж. -ž (štóž), н.-луж. -ž
(chtož). МО вместе с другими местоимениями, указывающими в наиболее общих
чертах на характер референта, вступают в парадигматические отношения: рус. я
(ты...), кто, кто-то, кто-нибудь, никто..., словен. jaz (ti...), kdor, kdo,
nekdo и т. п. объединены семантическим признаком «лицо»; рус. что, что-то,
что-нибудь..., словен. kar, kaj, nekaj и т. п. объединяются на основании
семантического признака «предметность» и т.п. В такие же парадигматические
отношения вступают посессивные МО вроде рус. чей. См. рус. мой (твой...), чей,
чей-то, чей-нибудь, ничей и т.п. Некоторые расхождения между славянскими языками
определяются тем, входит ли МО типа рус. чей в парадигматический ряд с мой,
чей-то... или же с его, ее, их, т. е. с формами, выполняющими функции
притяжательного местоимения не только по отношению к лицу, но и к нелицу. См.,
например, рус. мой дом : его высота. Местоимения посессивные вроде мой, твой
выражают наличие посессивной связи в узком смысле между какой-либо субстанцией
и лицом, отсылая к данному лицу: мой дом, моя дочь, моя голова и т.п. В более
широком смысле они отсылают к лицу, отношение которого к референту другого
имени представлено как разновидность посессивной связи, но на самом деле
имеются в виду разного рода субъектные отношения: моя книга (==книга,
написанная мною); мой успех (=='я вел себя успешно'); мое возвращение (==я
вернулся); мое вознаграждение (==меня вознаградили == я был вознагражден) и
т.п. В отличие от посессивных местоимений вроде мой, твой, наш, ваш с
однозначной личной референцией местоимения его, ее, их кроме личной референции
(его дом, его возвращение) отличаются также референцией предметной в широком
смысле слова, т.е. отсылают к нелицам: длина предложения — его длина, вес книги
— ее вес, необходимость поисков — их необходимость и т.п.
Будучи
употреблено как вопросительное или неопределенное, местоимение вроде рус. чей,
чья, чье, чьи всегда опирается на наличие признака «лицо», т.е. предполагает
соотнесенность с неопределенным лицом: Чья это книга? В этом отношении
славянские языки абсолютно сходны, см. чеш. Čí je to
dítĕ?; серб.-хорв. Čije su to knjige? и т.п. Относительное же
местоимение чей и т.п. ведет себя в славянских языках по-разному.
Хотя во всех
славянских языках налицо такое МО (либо имеется МО, образованное от
вопросительного посредством суффиксации, либо МО совпадает с
вопросительным/неопределенным) — см. рус. чей, укр. чиц, блр. чый, чеш.
čí, словац. čí, польск. czyj, в.-луж. čehož,
н.-луж. cejiž, серб.-хорв. čiji, словен. čigar, болг. чийто,
макед. чиj (што) (в словенском и верхнелужицком МО представляет собой по форме
род. падеж; в македонском форма с -што факультативна), — славянские языки
отличаются друг от друга как тем, включено ли указанное МО в парадигматический
ряд вместе с мой, твой и т. п. или же в парадигматический ряд вместе с
местоимением притяжательным 3-го лица, так и тем, насколько широко употребляются
другие МО, способные выполнять функцию МО в широком смысле слова.
Расхождения
между славянскими языками — в сфере относительных предложений — определяется
тем, входит ли МО посессивное в парадигматический ряд вместе с МО вроде кто или
который. Разница между МО кто и который заключается в том, что референция МО
кто всегда личная, в то время как референция МО который является
немаркированной, т.е. предметной в широком смысле слова, в том числе и — в
зависимости от контекста — личной. МО с чисто личной референцией вводят
придаточные относительные предложения, употребление которых основывается на
презумпции наличия некоторого множества лиц («по крайней мере одно»), любое из
которых соотносимо с предикатом придаточного предложения (указанная предикативная
связь отнесена говорящим к сфере импликаций). В результате референциального
тождества какого-либо N главного предложения и лица, к которому отсылает МО
(рус. кто, словен. kdor и т. п.), N главного предложения посредством МО
соотнесено также с предикатом придаточного предложения, самостоятельная
коммуникативная функция которого снята.
В славянских
языках имеется несколько разновидностей указанного рода сложных предложений с
относительными придаточными. Общеславянский характер носит сложное предложение
с препозицией придаточного вроде рус. Кто еще не начинал, спешил отбить косу,
серб.-хорв. Ко je bez greha, neka se prvi baci kamenom, болг. Който има за
кола, има и за сервиз, чеш. Kdo se bojí, nesmí do lesa и т.п.
Общеславянский
характер носит также сложное предложение, главное предложение которого содержит
анафорический эквивалент МО кто, т.е. или указательное местоимение, или же
местоимение 3-го лица (так в болгарском и македонском, факультативно также в
сербскохорватском, словенском и словацком, не исключено местоимение 3-го лица
также в чешском); рус. Кто не видел киевской осени, тот никогда не поймет
нежной прелести этих часов; словен. Kdor med vami je največji lenuh, ta
naj postane kralj; Kdor bo ugriznil v to pecenko, mu bo mast kar curljala po bradi;
болг. Който не работи, само той не бърка и т.п., а также с контактным
положением анафорического и относительного местоимений: рус. Победителем выйдет
тот, у кого крепче нервы; серб.-хорв. То nije malo onom ko zna neposrednost i
površinu и т.п.
В славянских языках
имеется также тип сложного предложения с относительным придаточным как с
ориентированной анафорической связью, так и без нее 2, МО которого
имеет ту же референцию, что и контактное с придаточным имя существительное в
главном, т.е. оно выполняет отождествляющую функцию (индивидуальную либо
видовую), и в зависимости от контекста его фактическая референция может
представляться как неопределенной, так и определенной. Эта функция связана в
славянских языках с МО вроде рус. который или серб.-хор. koji, отчасти также с
«абсолютными» МО (АМО), см. рус. который, укр. котрий, блр. каторы (в
белорусском и украинском ту же функцию выполняет также МО якi/який), чеш.
který, польск. który, словац. ktorý, в.-луж. kotryž,
н.-луж. kotaryž, словен. kateri, серб.-хорв. koji, болг. който, макед. koj
(што) (болг. който и макед. кojштo являются эквивалентами рус. кто и который).
Если с МО кто связана только личная референция, а с МО вроде рус. что, польск.
со — предметная в узком смысле слова, то МО вроде рус. который и т.п. связаны с
предметной референцией в широком смысле слова, т.е. они выполняют
отождествляюще-анафорическую функцию по отношению как к наименованиям лиц, так
и предметов в самом широком смысле, в том числе абстрактных понятий: рус. Плох
тот художник, который рисует людей, как на лубочных картинках; Дивизия, в
которой он был комиссаром, воевала у Ярцева; серб.-хорв. То je rekao i pisar
koji me je saslušao и т.п. В восточнославянских языках иногда МО вроде
рус. кто встречается в позиции, закрепленной за МО который 3; см.,
например: рус. В очередном письме он сообщил даже «метеорологическому
сержанту», кому единственному поверял теперь свои горечи, что...; укр. Де
Аркадiй Соун, мiй товариш, по пiдкопу i карцерах, з ким разом я увiйшов у maбip
смертi, не знаю и т.п.
МО
притяжательные, т.е. МО вроде рус. чей, болг. чийто и т.п., закреплены в
славянских языках в первую очередь за относительными предложениями с
универсальной референцией к лицу, т.е. они отсылают к неопределенному лицу
вообще. Таковы, например, рус. Чей хлеб кушаю, того и слушаю; чеш.
Čí chleba jíš, toho píseň zpívej,
словен. Čigar prejo prela, tega kruh jela и т. п. Указанная разновидность
сложного предложения известна всем славянским языкам; правда, например,
болгарский избегает ее и предпочитает в данном случае ориентированную
анафорическую связь вроде Ще пееш песента на този, чийто хляб ядеш и т. п.
На фоне
универсальной личной референции выделяются такие же сложные предложения с
неуниверсальной личной референцией, например: Чья свеча заплывет дальше, та
девушка будет счастливее всех. Неопределенная референция касается какого-либо
элемента класса, названного существительным в главном предложении. Указанная
разновидность относительного придаточного характерна для восточнославянских
языков, другие же славянские языки ограничивают сферу употребления
соответствующих МО универсальной личной референцией.
В восточно- и
южнославянских языках МО вроде рус. чей вводят атрибутивные относительные
предложения, т.е. предложения, в которых посессивное местоимение представляет
собой соответствие МО типа который. В отличие от западнославянских языков, в
которых представлена лишь разновидность относительного придаточного,
соотнесенного с анафорическим местоимением в главном, например: чеш.
Zvítĕzí ten, či kůň dobĕhne první,
польск. Szanuj tego, czyj chleb jesz и т. п. (МО посессивное входит здесь в
парадигматический ряд с МО kdo и не выходит за пределы неопределенной
референции), в восточно- и южнославянских языках представлены относительные
придаточные предложения с посессивным МО, выполняющие атрибутивную функцию в
собственном смысле слова. В таких предложениях МО типа чей, как и МО типа
который, само по себе не указывающее на определенность референции, не исключает
ее, что вытекает из определенности референта имени в главном предложении,
тождество референции с которым МО выражает. В восточнославянских языках
указанная функция ограничена атрибутивными МО, соотнесенными в главном
предложении с названиями лиц, см., например: рус. Самыми счастливыми считались
те девушки, чей венок попал в водоворот; блр. Хто ж такi Мартын Рыль, чый арышт
узрушыў новага войта? и т. п. Сюда же примыкает и словенский:
možatost Carlina Palumba, čigar obraz je tako okropel, da bi... и т.
п. В русском языке такое употребление считается книжным.
На фоне общего
ограничения употребления МО типа чей лишь контекстами с личной референцией,
затрагивающего все северные славянские языки и словенский, иная картина
наблюдается в южнославянских языках (за исключением словенского). Здесь МО
посессивное вроде серб.-хорв. čiji отсылает не только к лицу, наделенному
той же референцией, что и соотнесенное с МО имя существительное в главном, и,
следовательно, выполняющему функцию посессора в узком либо широком смысле
слова: оно отсылает вообще к субстанции, вступающей в посессивные отношения в
широком смысле, т.е. в оформляемые при помощи посессивных местоимений
отношения, независимо от того, идет ли речь о собственно посессивной связи или
нет. См., например: серб.-хорв. Austrijski konzul, о čijem dolasku se odavno
govorilo, još ne dolazi; odeven u kapu, čiji su se krajevi mogli
spustiti na uši; Drvenim hodnikom, čije su daske odjekivale,
žustri koraci se udaljiše; болг.: един факт, върху чийто фон се
разгръща следващото действие и т.п.
Очевидно, что в
восточнославянских (шире — вообще в северных славянских языках), а также в
словенском МО притяжательное типа чей входит в парадигматическую связь с кто, в
то время как в южнославянских языках (кроме словенского) то же МО входит в
парадигматическую связь с МО вроде серб.-хорв. koji, koja, koje или же с
посессивными местоимениями вроде серб.-хорв. njegou, njein, njihov, для которых
личный/неличный характер референции не релевантен (см., например, серб.-хорв.
politički odnosi se ne mogu odvajati od njihove ekonomske baze и т. п.).
Таким образом, область посессивных отношений, выражаемая посессивными МО типа
чей, в восточнославянских языках, а также в словенском (не говоря уже о
западнославянских), с одной стороны, и в южнославянских (кроме словенского) — с
другой, неодинакова, что непосредственно сказывается на сфере использования
других МО, способных выражать посессивные отношения в широком смысле слова,
т.е. закономерно вызывает их употребление.
В славянских
языках в целом ряде случаев в качестве средства, способного в контексте
передавать посессивные отношения, представлен род. падеж «синтаксического
существительного» независимо от его личной/предметной референции. Аналогичную
функцию в рамках сложного предложения с придаточным относительным выполняет
род. падеж МО типа рус. который, серб.-хорв. koji, референция которых тоже не
ограничивается одними только лицами. В восточнославянских языках, а также в
словенском употребление род. падежа МО указанного рода является единственным
способом передачи посессивных в широком смысле слова отношений за пределами
личной референции; в западнославянских указанное средство охватывает не только
область предметной референции, а также область референции личной вследствие
весьма ограниченного употребления МО типа чеш. či, польск. czyj и т.п.
См., например: рус. Тут же он пересел на другой танк, командир которого был
убит; Она сказала ему что-то про молодого поэта, стихи которого ей понравились;
блр. На участку суседняга палка, траншэи якога iдуць па пагорку...; укр.
величнiсть мети, досягнення якої вимагае жертв; польск. Zobazcyłem
tarn też horyzont, którego istnienia nawet nie podejrzewatem;
словац. Spoza skleného okienka sleduje Petra a Veroniku
vrátnička, ktorej pohładu nič neujde; в.-луж. Heydrich,
kotrehož mjeno tež pod zasudźenskim pismom Marje
Grólmusec steji... и т.п.
Аналогично
другим славянским языкам ведет себя также чешский; вместо основного
атрибутивного МО který здесь употребляются формы притяжательного МО,
соотнесенные с атрибутивным МО jenž, т.е. jehož, jejíž,
jejichž 4: Ноrа,
jejíž vrcholek vidíme v dáice; To je můj
známý, jehož syn se nedávno přiženil do vsi
и т.п. Чеш. jehož, jejíž, jejichž представляет собой в
основном средство языка литературного в узком смысле слова.
Родительный
посессивный МО вроде серб.-хорв. koji известен также на славянском юге,
несмотря на то что посессивные МО вроде серб.-хорв. čiji (за исключением
словенского) выходят далеко за пределы посессивных отношений с личной
референцией. Указанная форма характерна не только для словенского,
ограничивающего область употребления МО čigar личной референцией; она
отмечается также в грамматиках сербскохорватского 5 и болгарского языков — в болгарском в виде
предложного сочетания 6.
См., например: словен. Visoka vrata, katerih krila so bila
razprta, серб.-хорв. Khjaz če se
morati osloniti na ljude kojih namere nikako nisu izvesne (M. Стеванович характеризует такого рода посессивные конструкции как в некотором смысле архаические, П.А. Дмитриев считает их редкими 7).
Наличие
посессивного род. падежа МО типа рус. который, серб.-хорв. koji не является
дифференциальным признаком, на основании которого можно группировать славянские
языки (если оставить в стороне частотность такого употребления и положение в
чешском, где форма жен. рода jejíž ведет себя как прилагательное).
Дистинктивную функцию в рамках славянского языкового мира выполняет позиция
родительного, конкретно — его препозиция или постпозиция по отношению к
определяемому имени в пределах относительного придаточного. На этом основании
выделяется группа восточнославянских языков с характерной для них постпозицией
род. падежа МО, например: рус. Та сопка, на вершине которой он был утром,
оказывается, имеет в себе медь; блр. На яго вачах адбывалася развязка вяликага
змагання, сэнс якога ён не мог ахапiць; укр. вузька скеляста розколина, отвiр
якої я не вгледiв... и т.п. К восточнославянским языкам в некотором
смысле примыкают южнославянские (за исключением словенского), например
серб.-хорв.: Upoznali smo čovjeka u srcu kojega gori ljubav prema
narodu 8. Сказанное отчасти
относится также к словацкому: Nemyslela som takého boha, predstava
akého a rozosmiala и т.п.
Западнославянские
языки отличает препозиция род. падежа МО. Единственно возможной является
препозиция чеш. jehož, jejíž, jejichž 9 она характерна для верхнелужицкого
(kotrehož N) и польского (którego N), а также имеет место в
словацком (ktorého N). Препозиция характерна и для словенского (katerega
N) и не исключена в сербскохорватском (kojega N). Следовательно, словацкий и
сербскохорватский представляют собой с этой точки зрения переходное состояние.
См., например: польск. Zamknąłem się w pokoju, którego
ściany były wyłożone korkiem; Zobaczyłem tam też
horyzont, którego istnienia nie podejrzewałem; словац. žena,
ktorej práca je príkladna; словен. vplivni ljudi, katerih otroci
so se zbirali ṕri Adi; серб.-хорв. osloniti se na ljude
kojih namere nisu izvesne и т.п. 10
Оказывается,
таким образом, что часть славянских языков препозицией МО акцентирует его
синтаксическую функцию связующего средства, равно как и средства,
сигнализирующего о референциальном тождестве МО и N в рамках главного
предложения, в то время как другие славянские языки — в случае постпозиции МО —
акцентируют, скорее, внутреннюю функцию МО в рамках самого относительного
придаточного, выдвигая как будто бы на первый план посессивную в широком смысле
слова функцию род. падежа и лишь на втором плане — в форме МО типа рус. который
— отмечая его функцию анафорического связующего средства.
Необходимо
отметить, что часть славянских языков распространила на область МО с
посессивным значением АМО, т.е. неизменяемое по форме МО, отношение между
референтом которого и предикатом выражается формами личных местоимений. В
случав выполнения таким МО посессивной функции о ней сигнализируется формой
посессивного местоимения 3-го лица. Особенно примечательно с этой точки зрения
положение в словенском: da bi v imenu IOOF stopila v stik naša delegacija,
ki njeni člani za zdaj ne bi pripadali izvršnemu odboru; Mrtev je
tudi župnik Janez Rastresen, ki je njegova smrt še bolj hesmiselna и
т.п. Такие же примеры можно привести из сербскохорватского, где наряду с
посессивным местоимением можно употребить так называемый дательный посессивный:
Soda sasvim jasno vidimo kulu što smo joj iz daljine nazirali same obrise 11. Как в словенском, так и в
сербскохорватском указанное употребление является в стилистическом отношении
беспризнаковым, чего нельзя сказать, например, о тех же конструкциях в чешском,
несмотря на то что посессивные МО вроде jehož представляют собой средство
книжное, т.е. в устной речи они не употребляются, по крайней мере в разговорном
языке. АМО в сочетании с посессивным местоимением лимитировано областью
придаточных относительных предложений, выполняющих ограничительную функцию,
причем в силу своей стилистической специфики такие конструкции не выходят за
рамки разговорного языка: То je ten pán, со jeho pes pokousal
nedávno Vaška и т.п. Лишь в качестве субстандартного средства можно
было бы употребить конструкции с АМО и посессивным местоимением также в других
славянских языках, которые относительно широко употребляют — по крайней мере в
разговорном языке — АМО в сочетании с формами личного местоимения 3-го лица.
Список
литературы
1
Topolińska Z. Соодносот помегу прашалните и релативните заменки во
македонскиот литературен jaзик // Прилози МАНУ, II/1. Ckonje, 1971.
2 См.: Русская
грамматика. М.: Наука, 1980. Т. 2. С. 513.
3 Там же. С.
525.
4 Указанные
формы восходят к род. падежу МО, и, за исключением формы жен. рода.
jejíž, они так и ведут себя, т.е. остаются неизменными, в то время
как форма jejíž (род. п. жен. р. МО jež регулярно имеет форму
jíž/níž) вторично оформилась как склоняемая
разновидность прилагательного с мягкой основой типа jarní аналогично
посессивному местоимению 3-го лица (jeho, její, jejich; její склоняется
— jejího, jejímu...).
8 См.:
Стевановић M. Савремени српскохрватски jeзик. 2: Синтакса. Београд, 1969. С.
818 и след.
6 «Грамматика
на съвременния български книжовен език» (3: Синтаксис. София, 1983. С. 311)
приводит на който в качестве синонима чийто, отмечая, что отдельные современные
писатели совсем избегают употребления МО чийто, «макар че тези изречения са
по-компактни от изреченията с на който»; примеры посессивного на който не
приведены.
7 Дмитриев П.
А. Особенности построения сложного предложения с определительным придаточным в
сербохорватском языке // Учен. зап. ЛГУ. 1958. # 250. С. 107.
8 Указанная
разновидность посессивной конструкции, отражающая положение в хорватском,
приведена на втором месте, вслед за čiji, без комментариев в кн.: Barić Е.
et al. Priručna gramatika hrvatskoga književnoga jezilca. Zagreb, 1979. С. 398.
8 Следствием
этого является развитие формы жен. рода jejíž в направлении к
склоняемой разновидности прилагательных типа jarní.
10 Постпозицию
МО в сербскохорватском П.А. Дмитриев считает по сравнению с препозицией более
поздним явлением (см.: Дмитриев П.А. Указ. соч. С. 107). Нельзя, однако,
относить к постпозиции посессивного МО употребление МО koji в сочетании с
номинативной группой, выполняющей на самом деле функцию предложного средства:
načela na osnovu kojih treba... (см. там же). Аналогичное явление
наблюдается в польском: Ale kolega Gluś urządził pokaz pokazowy, w
wyniku którego cały nasz dom stanął pod zarsutem...
11 Barić Е. et al. Op. cit. C. 397.