Пётр Дмитриевич Боборыкин. Жертва вечерняя
Пётр Дмитриевич Боборыкин. Жертва вечерняя
Дождливым
ноябрьским вечером 186* г. в Петербурге Марья Михайловна — двадцатитрехлетняя
богатая вдова гвардейского адъютанта — начинает вести интимный дневник, чтобы
разобраться в причинах своего постоянно дурного настроения. Выясняется, что
мужа она никогда не любила, что с сыном, трехлетним «кислым» Во-лодькой, ей
скучно, а столичный свет не предоставляет никаких развлечений, кроме выездов в
Михайловский театр на спектакли с канканами. Хандры не развеивает ни письмо,
полученное Марьей Михайловной из Парижа от двоюродного брата Степы Лабазина,
ставшего за время их разлуки «философом» и «физикусом», ни её визит к замужней
светской приятельнице Софи. Застав Софи с любовником, рассказчица делает ей
строгий выговор, хотя и догадывается сама, что скорее завидует чужому, пусть
прошлому, но все-таки счастью. Определенную новизну в жизнь Марьи Михайловны
вносит, правда, знакомство с «умничающей» Плавиковой, в чьем салоне по
четвергам собираются разные «сочинители», и в их числе сорокалетний (т. е.
сильно немолодой уже) романист Домбрович. Поддавшись праздному любопытству,
рассказчица тоже начинает читать европейские журналы, пытается поддерживать
разговоры о философии Б. Спинозы и вообще об «умном», но жгучий интерес у нее
вызывает только образ жизни содержанок-француженок, к которым, напрочь забывая
о светских дамах, так тянутся мужчины. Для того чтобы познакомиться с Clemence,
самой блистательной из этих куртизанок, она ездит по рождественским маскарадам,
всюду встречая Домбровича. Даже Clemence, когда их знакомство наконец
состоялось, говорит по преимуществу о Домбровиче, подчеркивая, что он намного
выше всех светских франтов. Домбрович, с которым рассказчица видится все чаще,
действительно не обманывает ожиданий: он обаятелен, тактичен, остроумен,
способен часами увлекательно рассуждать и о писателях, и о людях света, и о
самом себе. «Поговоривши с ним, как-то успокаиваешься и миришься с жизнью», —
заносит рассказчица в дневник, замечая, что о многом она начинает судить так
же, как её новый знакомый. Дневник заполняют размышления о женщинах — «синих
чулках» и «нигилистках», рассказы о спиритических сеансах, светские сплетни, но
с каждой новой записью центральным героем все более и более становится
Домбрович. Он вспоминает о своих встречах с Лермонтовым, сурово оценивает
Тургенева и других современных беллетристов, доказывает, сколь вредны умным
женщинам узы брака, и исподволь учит Марью Михайловну искусству «срывать цветы
удовольствия» так, чтобы «овцы были целы и волки сыты».
Спустя
два месяца после знакомства происходит неизбежное: оказавшись впервые в
квартире Домбровича и позволив себе шампанского за завтраком, рассказчица
отдается своему учителю. Сначала она, разумеется, чувствует себя обесчещенной и
едва ли не изнасилованной: «И это делается среди белого дня… Тонкий,
цивилизованный человек поступает с вами, как с падшею женщиною», — но довольно
быстро успокаивается, поскольку «ничего уже воротить нельзя», а еще через
несколько дней записывает в дневнике: «Что тут жеманничать? Скажем сразу: я не
могу без него! Так должно было случиться!» Не раскрывая своей тайны, Марья
Михайловна и Домбрович почти каждовечерне видятся в светском обществе, причем,
следуя толковым советам своего наставника, наша рассказчица пользуется отныне и
у «молокососов», и у сановников несравненно большим успехом, чем прежде. В её
жизни наконец-то появился смысл, а неделя теперь так набита делами, что время
летит точно с экстренным поездом: заботы об эффектных нарядах, визиты, хлопоты
по патронированию сиротского приюта, театр. Но самое главное: дважды в неделю
встречаясь с любовником у себя дома, в остальные дни Марья Михайловна, заявив
прислуге, что ей нужно в Гостиный двор за покупками, украдкой спешит в Толмазов
переулок, где Домбрович специально для интимных свиданий снимает комнатку с
мебелью. Обучение «по части клубнички», как выражается Домбрович, идет полным
ходом: опытный соблазнитель сначала знакомит свою ученицу с романом Ш. де Лакло
«Опасные связи», «Исповедью» Ж. Ж. Руссо, другими скандальными книжками, а
затем уговаривает её принять участие в тайных вечеринках, где пятеро распутных
аристократок, слывущих в свете жеманницами и самыми неприступными женщинами
столицы, встречаются со своими любовниками. Шампанское, соблазнительные
туалеты, канкан, сочинение акростихов на разные неприличные слова, застольные
рассказы о том, кто как и когда потерял невинность, — вот мир сладкого порока,
в который стала погружаться Марья Михайловна. И, наверное, погрузилась бы с головой,
если бы в один из вечеров, когда ужин столичных сатиров и вакханок перешел в
настоящую оргию, среди пирующих не появился вдруг добродетельный Степа Лабазин.
Оказывается, он только что вернулся из заграничных странствий и, узнав от
горничной Ариши, что Марья Михайловна очутилась в пучине разврата,
незамедлительно помчался её спасать. Пробужденной стыдливости и раскаянью нашей
рассказчицы нет предела. В присутствии Степы она раз и навсегда разрывает свои
отношения с Домбровичем — человеком, вне всякого сомнения, ярким, талантливым,
но, как и все люди сороковых годов, изолгавшимся, развращенным и до крайности
эгоистичным. Теперь Марье Михайловне, проведшей несколько дней в беседах с
резонером Степой, хочется обрести «цельное мировоззрение» и, забыв о том, что
существуют на свете мужчины, встать на стезю подвижничества и заботы о ближних.
По совету Степы она знакомится с некоей Лизаве-той Петровной, которая раздала
бедным все свое состояние и посвятила себя перевоспитанию падших девушек.
Вместе с новой наставницей рассказчица посещает больницы, ночлежки, солдатские
и, напротив, шикарные увеселительные дома, скандаля всюду с
прито-носодержательницами и словом любви пытаясь возродить проституток к новой,
честной жизни. Глазам Марьи Михайловны открываются и несчастные русские
девушки, которых, как ей кажется, на путь порока толкнула только ужасающая
бедность, и целая галерея француженок, немок, англичанок, приехавших в
петербургские бордели специально за тем, чтобы заработать себе приданое или
деньги на обеспеченную старость. С патриотическим желанием спасать именно
заблудших Матреш, Аннушек, Палаш рассказчица создает что-то вроде
исправительного дома, учит девушек грамоте и азам добродетели, но вскоре
убеждается, что её подопечные либо вновь норовят пуститься в загул, либо
всякими правдами и неправдами вымогают у нее деньги. Разочаровавшись в
перспективах подвижничества и обстоятельно поговорив с неизменным советником
Степой, Марья Михайловна приходит к выводу, что многие женщины промышляют собою
вовсе не из-за нищеты, а ради наслаждения, ради веселой жизни и что свою любовь
ей лучше обратить не на них, а на своего родного сына.
Планам
уехать из Петербурга за границу мешает неожиданная болезнь ребенка. Марья
Михайловна, даже и не ожидавшая от себя, что она так сильно полюбит своего
«кислого» Володьку, решает провести лето на даче под Ораниенбаумом, подальше от
столичной «ярмарки тщеславия». Степа поселяется с ними под одной кровлей,
продолжая работу по просвещению двоюродной сестрицы в духе позитивизма шестидесятых
годов. Марья Михайловна, признающаяся, что она была всегда равнодушна к
природе, к музыке и к стихам, под воздействием бесед со Степой развивается и
эмоционально, и интеллектуально. Читает она уже не французские романы, а
«Накануне» И. Тургенева, «Басни» Лафонтена, «Гамлет» В. Шекспира, прочие умные
книги. Но чуть-чуть все-таки страдает от того, что вокруг нет никого, кто смог
бы оценить её как женщину. Перемену в добропорядочную и пресноватую жизнь
вносит знакомство с Александром Петровичем Кротковым. Этот двадцатишестилетний
ученый, знакомец Степы по заграничной жизни, тоже поселился на лето у своей
кузины под Ораниенбаумом. Он презирает женщин, что поначалу задевает, а затем
раззадоривает нашу рассказчицу. Ее дневник заполняется пересказом рассуждений Кроткова
о науке, космополитизме, женской эмансипации и других важных вещах. Марья
Михайловна теряет обретенное с трудом равновесие. Она вновь влюблена и бесится
при одной только мысли: «Этот человек ходит теперь по Петербургу, курит свои
сигары, читает книжки и столько же думает обо мне, как о китайском императоре».
Впрочем, Александр Петрович, кажется, вполне готов соединить свою судьбу с
судьбою рассказчицы, но… Итогом будет брак скорее по расчету, в лучшем случае,
по сердечной склонности, а никак не по страсти, и эта эмоциональная
снисходительность избранника решительно не устраивает Марью Михайловну. Она то
мечтает о союзе равных, то сходит с ума от страсти, и дневник превращается в
череду горячечных признаний, обвинений и самообвинений, мыслей о том, что вся
жизнь рассказчицы «одно блуждание, одна беспомощная и безысходная слабость
духа», а во всех её «поступках, мыслях, словах, увлечениях одни только
инстинкты». Жить больше явно незачем. Поэтому, решив покончить с собою, Марья
Михайловна делает прощальные визиты, прощается со святой в её самообмане
Лизаветой Петровной, объезжает напоследок все петербургские театры, в том числе
и Александринку, где шла «Гроза» А. Островского, и… В очередной раз
отвернувшись от кротковских признаний в любви, отказавшись выслушать все
привычные резоны Степы, Марья Михайловна целует спящего в кроватке сына и
заново перечитывает завещание, записанное под её диктовку верным Степой. Судьба
Володьки вверена в этом завещании Александру Петровичу Кроткову. Дневник должен
быть передан сыну, «когда он в состоянии будет понимать его. В нем он найдет
объяснение и, быть может, добрый житейский урок». А сама рассказчица принимает
яд, уходя из жизни с улыбкой на губах и шекспировским двустишием из «Гамлета»:
«Как такой развязки не жаждать? Умереть, уснуть».
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://briefly.ru/