Славянская гипотеза идиш П. Векслера: за и против
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава I. Классификационное направление в современной лингвистике
.1 Генетическая классификация языков. Проблемы генетической классификации идиш в современной лингвистике
.2 Проблема славянского происхождения идиш на примерах языкового материала
.3 Представление гипотезы Пола Векслера
Вывод
Глава II. Гипотеза П. Векслера: за и против
.1 Преимущества гипотезы Пола Векслера
.2 Недостатки гипотезы Пола Векслера
Вывод
Заключение
Библиография
ВВЕДЕНИЕ
Выбор темы нашего исследования обусловлен сравнительной неизученностью происхождения языка идиш, причинами которой являются недостаточное количество сохранившихся письменных документов, по которым можно было бы с большей или меньшей точностью установить этапы развития языка; сравнительно недавнее возникновение идишистики и серьезных научных исследований языка идиш; новизна и недостаточное раскрытие славянского подхода к изучению языка идиш.
Актуальность исследования состоит в том, что вопрос об источниках происхождения идиш является до сих пор открытым и далёким от разрешения. Кроме того, славянский подход к изучению идиш является на данный момент новаторским и может открыть новые перспективы его исследования. Новизна исследования состоит в отсутствии каких-либо научных работ о славянской гипотезе Пола Векслера на русском языке.
Объект исследования - процесс лингвогенеза языка идиш, предмет исследования - эволюция славянского субстрата языка идиш.
Основная цель работы - сделать подробный анализ гипотезы Пола Векслера, определить её правдоподобие, научность, вклад в исследования языка идиш, роль в современной лингвистике.
Задачи исследования - рассмотреть проблемы генетической классификации идиш в современной лингвистике, привести примеры языкового материала спорного происхождения, представить гипотезу Пола Векслера, найти и обосновать достоинства и слабые места гипотезы, сделать выводы о её значении.
В исследовании используются сравнительно-исторический, историко-генетический, количественный, аналитический методы. Материалы исследования - Архив Языка и Культуры Ашкеназского Еврейства (LCAAJ), лингвистические и исторические исследования идиш М. и У. Вайнрайхов, Р. Кинга, М. Герцога, П. Векслера и других.
Работа состоит из двух глав. В первой главе раскрываются проблемы классификации идиш в современной генетической лингвистике (теоретически и на примерах языкового материала), а также представляется гипотеза П. Векслера.
Во второй главе подробно разбирается гипотеза П. Векслера, приводятся её преимущества и недостатки, делается вывод об её значении.
гипотеза идиш векслер язык
ГЛАВА I
КЛАССИФИКАЦИОННОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ ЛИНГВИСТИКЕ
1.1 Генетическая классификация языков. Проблемы генетической классификации идиш в современной лингвистике
Генетическая классификация языков - изучение и группировка языков мира на основании определения родственных связей между ними (отнесения их к одной семье, группе), т. е. на основе общего происхождения из предполагаемого праязыка. Каждая семья происходит из разошедшихся друг с другом диалектов одного языка (праязыка этой семьи), например, все романские языки происходят из диалектов народной (вульгарной) латыни, на которых говорила большая часть населения Римской империи перед её распадом. Для определения места языка, согласно генетической классификации, он должен быть сопоставлен с другими родственными языками той же семьи и с их общим праязыком (который обычно известен лишь на основании реконструкций, осуществляемых при сопоставлении всех этих языков друг с другом) посредством сравнительно-исторического метода. Для семей, образовавшихся незадолго до фиксации одного из диалектов праязыка на письме (как в случае славянских и тюркских языков), наличие и характер исходного праязыка не вызывает сомнений. Чем дальше отстоит во времени реконструированный праязык от письменных или устных языков-потомков, тем менее отчётливо его представление. Наиболее достоверные результаты в генетической классификации языков могут быть получены при сравнении морфологических показателей, лёгкость сравнения которых определяется, во-первых, семантическими причинами (ограниченностью набора возможных грамматических значений во всех языках мира и их исключительной устойчивостью при чёткости вероятных смысловых изменений, подчиняющихся строгим правилам: морфа, обозначающая наклонение или вид, может приобрести значение времени и т. п.), во-вторых, принципом морфонологического характера, согласно которому из всех фонем каждого языка в окончаниях используется относительно небольшая часть. Это облегчает установление соответствий между языками, особенно в тех случаях, когда совпадающие формы образованы от одинаковых корней и соответствие простирается на всю словоформу. В языках, использующих морфонологические чередования, которые связаны с изменением места словесного ударения в словоформе, могут быть отождествлены друг с другом по происхождению и целые группы словоформ, связанные друг с другом в пределах одной парадигмы. При наличии системы таких отождествляемых форм с одинаковыми значениями принадлежность языков, обладающих морфологическими показателями, к одной семье не может вызывать сомнений.
Значительно более сложным является использование для генетической классификации словарных соответствий между языками. В таких областях лексики, как числительные, возможно заимствование целых лексических групп из одного языка в другой, что даже при наличии системы словарных соответствий, подчиняющихся определённым правилам, не даёт возможности непосредственно сделать вывод о вхождении языков в одну семью. Между тем до недавнего времени были распространены такие опыты сопоставления многих бесписьменных языков, которые основывались преимущественно на сравнении относительно небольшого числа употребительных слов этих языков. Некоторое основание для такого метода (который по отношению к языкам без развитой системы флексий может - при отсутствии контроля лексических сопоставлений грамматическими - не привести к окончательным выводам) даёт лексикостатистика (глоттохронология), согласно которой в пределах нескольких (одной или двух) сотен наиболее употребительных слов языка темп изменений обычно остаётся очень медленным, хотя этот темп и может сильно варьировать в зависимости от условий развития языка. В генетической классификации обычно именно сравнение подобных наиболее употребительных слов и использовалось для выводов о языковом родстве. Однако сравнение лексики разных подгрупп австралийских языков, находившихся в длительном контакте друг с другом (уже через много тысячелетий после распада общеавстралийского языка, к которому все эти подгруппы в конечном счёте восходят), показывает, что при определённом типе социальной организации и численной ограниченности коллектива (делающей необходимыми интенсивные смешанные браки между разными племенами) значительное число таких наиболее употребительных слов языка (включая многие термины родства, названия животных и растений, числительные, а также и ряд глаголов) может заимствоваться из одного языка в другой. Наиболее интенсивно лексические контакты этого типа происходят при наличии первоначального родства позднее контактирующих языков, как, например, при контакте древнеанглийского с древнескандинавским в эпоху завоевания Британии древнескандинавскими племенами.
Значительная близость двух контактирующих языков делала возможным сосуществование двух параллельных форм одного и того же слова, после чего одно из слов побеждало. Наличие письменных памятников делает возможным проследить по ним это развитие. При отсутствии таких памятников или же при большой хронологической удалённости процессов позднейшего смешения двух первоначально родственных языков только тщательное применение сравнительно-исторического метода, позволяющего выделить разные типы звуковых соответствий между словами (исконно родственными или позднее заимствованными), даёт возможность наметить пути этого смешения. Процессы такого смешения первоначально родственных языков приводят к тому, что в словаре многих языков имеется два типа слов - слова, непосредственно восходящие к древнему «пра»-состоянию данного языка, и их «двоюродные» родственники - слова, происходящие из языка, близкородственного данному, но от него отличного. При большом числе таких «этимологических дублетов» отнесение языка к одной из подгрупп становится в известной мере условным.
По отношению к неродственным языкам в большинстве случаев исконный лексический запас легко отделяется от результатов позднейших контактов тогда, когда языки имеют систему флексий (как правило, не заимствующуюся из одного языка в другой неродственный), поэтому соответствия, наблюдаемые между фонемами в составе грамматических морф, могут служить контрольным материалом для сравнения слов, относимых к общему исходному словарю (и соответственно не объясняемых заимствованиями). При отсутствии в данной группе языков системы флексий такого контрольного материала нет, и тогда вывод о принадлежности слов к общему исходному словарю остается гипотетическим. В качестве альтернативного объяснения в этом случае возможно вторично приобретенное (аллогенетическое) родство языков.
Если родственные языки или диалекты не полностью прекращают контакты друг с другом, то вторично возникающие межъязыковые (междиалектные) связи могут перекрывать более ранние, что затрудняет последовательное проведение генетической классификации по принципу родословного древа. Этот последний предполагает, что каждый общий язык (праязык) распадается на два или более праязыка, которые, в свою очередь, могут распадаться на два или более промежуточных праязыка, из которых могли развиться реально известные языки. Согласно этим принципам, каждое новое языковое явление распространяется из определённого центра постепенно затухающими волнами. Каждый диалект, постепенно развивающийся в родственный язык, представляет собой пучок таких волн (изоглосс). При исчезновении промежуточных звеньев (диалектов или языков) могут наблюдаться более чёткие различия между родственными языками. При сохранении таких звеньев различия между родственными языками являются непрерывными и родственные языки постепенно переходят друг в друга через ряд промежуточных диалектов, позднейшие контакты которых делают особенно сложным разграничение древних и более поздних диалектных связей.
Много трудностей вызывает проблема реальности промежуточных праязыков. Промежуточные праязыки являются некоторой схематизацией, полезной при формулировке выявленных генетической классификацией соотношений, но не обязательно отвечающей некоторой исторической реальности. Следовательно, наиболее достоверными следует признать выводы, относящиеся к основным языковым членениям времени после «неолитической революции». Заключения негативного характера (об отсутствии родственных связей между языками), возможно, не являются вполне корректными. При очевидности основных поздних объединений языков в семьи, она не гарантирует пока точности деления семей на подгруппы, происходящие из промежуточных праязыков, в случае, если языки не разделились в пространстве и времени достаточно рано. Наконец, генетическая классификация фиксирует только происхождение некоторой основной части грамматических и лексических (корневых) морф, не предполагая, что известен источник всех остальных морф. По всем указанным причинам генетическая классификация может до сих пор считаться находящейся лишь на предварительной стадии своей разработки. Существенное уточнение её происходит, с одной стороны, благодаря выяснению ареальных связей между современными контактирующими диалектами, с другой - благодаря выявлению более древних отношений между «макросемьями». (Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 1990. - С. 93-98)
Идиш - язык ашкеназского еврейства, насчитывает уже почти тысячелетнюю историю. Он складывался постепенно, в ходе непрерывного процесса обогащения, по мере движения европейских евреев с запада на восток, из Германии в Польшу, Беларусь и Литву. Переселенцы с запада не усваивали язык нового окружения, и не собирались отказываться от немецко-еврейского говора, который со временем ассимилировался в восточноевропейских странах и насыщался славянским компонентом. Таким образом, идиш стал содержать три основных компонента: германский компонент (70-75 %) составляющий базовую грамматическую и лексическую основу, древнееврейский компонент (15-20 %) из которого был взят алфавит, корневые основы некоторых слов, а также специфические (например, религиозные) термины, и славянский компонент, заимствованная из которого лексика достигает в отдельных диалектах 15%.
Традиционно лингвисты определяют идиш как германский язык, относящийся к средненемецким диалектам верхненемецкого кластера западногерманской группы (например, Реформатский в «Генеалогической классификации языков») (Реформатский, 1967). Однако эта версия происхождения идиш не является на данный момент окончательно доказанной. История не даёт однозначного ответа на вопросы о том, в каком географическом месте зародился идиш и какой язык следует считать его главным прародителем. Исследователи выдвигают различные версии, обогащая научную литературу новыми фактами и идеями. Существуют, например, гипотезы о происхождении идиш от греческого и латинского языков, которые, впрочем, явно безосновательны, так как, прослеживая тексты на идиш от XIII-XIV вв. до нынешних диалектов, легко увидеть: идиш впервые появился в странах, где говорили на немецком языке.
Однако и немецкая гипотеза происхождения идиш имеет свои вариации. Существует, например, рейнская теория, автор которой, Макс Вайнрайх, утверждает, что идиш зародился в западных областях Германии, вдоль течения реки Рейн. Вкратце, теория Вайнрайха такова: евреи Восточной Европы являются потомками евреев из Испании и Прованса, поселившихся в германских землях вследствие крестовых походов, чумы, войн, изгнания из Испании и других драматических событий, выпавших на долю евреев. Подобно другим еврейским этническим группам в диаспоре, немецкие евреи создали на основе нескольких местных диалектов свой язык - идиш. Сначала возник западный диалект в Эльзасе и Рейнской области. Позже, говорящие на идиш евреи постепенно расселились на территории Германии, Польши, Чехии, Словакии, Венгрии, Румынии, Украины, России и балтийских стран, часто по приглашению правителей и королей этих стран. Эту теорию Вайнрайх обосновал и развил в своей фундаментальной четырехтомной монографии История языка идиш (Weinreich, 1973), которая 1970-1980е гг. считалась эталоном для лингвистов, занимающихся проблемами идиш. Однако в 80е годы некоторые лингвисты, например, Довид Кац, подвергли этот подход критическому анализу.
Подчеркивалось, что, во-первых, Вайнрайх не приводит ни одного лингвистического аргумента в пользу своей теории, а все основывает на данных экстралингвистического плана, а, во-вторых, в современном идише мы не находим никаких черт, которые роднили бы его с немецкими диалектами Рейнской области. Более того, Кац предложил обратить внимание на то, что в средневековых немецкоязычных провинциях жило две группы евреев, которые характеризовались, как это напрямую указано в раввинистической литературе 15 века, разным произношением иврита. Первая, наиболее многочисленная, рейнская группа произносила букву хет также, как и hе и путала /ш/ и /с/. В другой группе, проживавшей в Австрии и части Баварии, эта же буква произносилась также, как и хаф, т.е. как русское /х/, и имелось различие между /ш/ и /с/. Это соответствует произношению слов из ивритской составляющей в современном идише. Из чего, согласно Кацу и другим сторонникам подобного подхода, который получил название дунайской гипотезы, идиш родился в районе Дуная, а тот язык, на котором говорили евреи на Рейне, был совершенно независимым наречием, веткой на дереве еврейских языков Европы, которая постепенно отмерла. (Katz, 1988)
Проблемы, поставленные сторонниками дунайской гипотезы, имели важное значение для развития идишистики, так как, благодаря им, исследователи стали обращать существенно большее внимание именно на лингвистические аспекты истории идиша. С другой стороны, вышедшая в свет в 2005 году фундаментальная работа Эрики Тимм Историческая семантика идиша, подтверждает рейнскую теорию. Тимм более 20 лет изучала переводы Библии на разговорный язык ашкеназских евреев. Из ее анализа видно, что уже в наиболее ранних произведениях этого жанра, дошедших до нас и написанных на рубеже XIV-XV веков на территории Рейнской области, мы встречаем многочисленные значения слов немецкого происхождения которые, с одной стороны, не встречаются у христиан, а с другой стороны, присутствуют в современном идише. В этих же документах встречается также множество морфологических особенностей, присущих современному идишу, а именно, гораздо более частое использование некоторых немецких суффиксов, чем в диалектах христиан, и к тому же с корнями, с которыми у христиан эти суффиксы не употребляются. Таким образом, Эрика Тимм доказала, что многие семантические и морфологические особенности идиша восходят к средневековому диалекту рейнских евреев. (Timm, 1987)
Из-за наличия обширного славянского компонента, славянских особенностей морфологии, синтаксиса, фонетики, а также присутствия некоторых сугубо славянских слов в самых древних диалектах идиш, некоторые лингвисты склоняются к славянской версии происхождения идиш. Наиболее широко эта гипотеза разработана Полом Векслером в статье «Идиш - пятнадцатый славянский язык». По Векслеру, предками европейских евреев-ашкеназов были проживавшие на территории Германии славяне-лужичи (сорбы) и полабы, часть из которых германизировалась, а другая часть, по его мнению, приняла иудаизм, сохранив тем самым свою этническую идентичность. Значительная часть лексики их языка была «релексифицирована» и заменена на германскую, язык их был также наводнен огромным количеством гебраизмов, слов древнееврейского происхождения, которые охотно вводились в употребление иудейскими неофитами. Векслер предложил теорию релексифицированных языков, то есть языков, в результате контакта двух народов подвергнувшихся замене лексики, но сохранивших грамматическую систему языка-субстрата. (Wexler, 1991)
Большая часть лингвистов относится к теории Векслера с недоверием, однако, как пишет он сам «…скептический ответ на мои взгляды не стал бы для меня разочарованием, так как гипотеза славянского происхождения идиш уже давно подбирается к центральному кругу проблем современной идишской лингвистики, и комплексный разбор, подобный тому, что представлен в моём исследовании, был давно необходим».
Несмотря на уже имеющиеся исследования, вопрос о происхождении идиш остаётся на данный момент всё таким же актуальным. Так как корни идиш уходят в глубокое средневековье, у нас осталось очень мало письменных источников, которые помогли бы разъяснить существующие проблемы его классификации. Это даёт пространство для множества гипотез, каждая из которых является важной и нуждается во внимательном рассмотрении. Разрешение этого вопроса может стать почвой для новых открытий в истории европейских народов, лингвистике (идишской, германской и славянской), а также идишской и германской диалектологии.
1.2 Проблема славянского происхождения идиш на примерах языкового материала
Учёные признают, что славянский компонент языка идиш является крайне неоднородным по своему происхождению и хронологии. Как известно, из славянских языков идиш заимствовал большое количество лексических единиц (славянизмов), синтаксических конструкций и продуктивных моделей словообразования. Среди славянских языков наиболее видное место по степени влияния на идиш занимают польский, украинский и белорусский. Старейшим, хотя и довольно малочисленным компонентом, является чешский. Значительно шире представлены польский, белорусский и украинский компоненты, к которым присоединился возросший в последние века русский компонент. Кроме того, небольшой славянский компонент присутствует даже в западных диалектах идиш, например, эльзасском и швейцарском.
Уриэль Вайнрайх выделил несколько причин для заимствования инородной лексики, как например:
) необходимость обозначать новые объекты, лица и понятия,
) замена экспрессивных выражений, потерявших свою выразительность,
) создание синонимов,
) внутренние языковые факторы (например, малоупотребимые или неудобные в употреблении слова могут потребовать замены),
) семантические поля языка недостаточно дифференцированы,
) позитивный взгляд на иностранный язык и желание принимать из него заимствования. (Weinreich, 1953)
Ниже мы рассмотрим несколько примеров славянизмов, являющихся наиболее древними заимствованиями славянской лексики в идише. Информация о регионе и времени употребления слов взята из Архива языка и культуры ашкеназского еврейства (The Language and Culture Archive of Ashkenazic Jewry (LCAAJ)).
.babe/bobe 'бабушка'. В большинстве западнославянских языков означает скорее не бабушка, а женщина в годах, повивальная бабка, ведьма, только в польском изначальное значение сохранялось до 17го века. Возможно, первоначальное значение утратилось из-за табуированности второго значения ведьма. О древности этого славянизма в идише говорит его присутствие в западных диалектах, например эльзасское ba - уважительный постфикс для имени пожилой женщины (di Rechele ba - бабушка Рейхеле). В идише, как и в славянском, слово существует в различных вариантах и значениях: babe - бабушка, бабка, ведьма, bube - повивальная бабка, и тому подобные.
.bajc 'кнут'. Вероятно, от верхнелужицкого bič. Идиш сохранил первоначальный смысл слова, которое в лужицком приобрело впоследствии значение колотушка, бобина.
.blince 'блин'. Несмотря на предположение Вайнрайха, что это слово произошло от украинского blynci, его присутствие в лужицких и восточнославянских языках ясно указывает на более раннее заимствование его из западнославянского.
.bok 'нееврейский бог'. Этот термин встречается в старонемецких идишских источниках (впервые - в 1580 г.) и в еврейских пословицах из Моравии и Белоруссии.
.butke 'будка/киоск/палатка'. От верхнелужицкого buda, budka.
.dub/demb/domb 'дуб' - от польского dąb. Это один из немногих славянизмов, появляющихся в идише в трёх вариантах. Самый распространённый вариант - demb, замеченный в Польше, Прибалтике, Украине и реже в Беларуси. Для этого слова можно предположить три варианта этимологии: 1) слово происходит от польского алломорфа dęb-, заимствованного до 16го века, 2) слово было заимствовано из лужицкого диалекта, в котором передняя носовая гласная (источник кластера -em-) могла сохраниться до 12-14 вв., 3) носители польского диалекта идиш изначально знали вариант dub, отмеченный в Литве, Беларуси и Украине (родственные слова с -u- есть во всех славянских языках, кроме польского и полабского). После начала широкой миграции в Беларусь, польские евреи заменили этот вариант на родственный demb, польского происхождения.
.Dunaj 'Дунай'. От польского/чешского dunaj (11-15 вв.) Впервые зафиксировано в письменных источниках Регенсбурга начала 15го века.
.hojl 'голый, обнаженный, нагой'. Подобная форма слова употреблялась в западной Польше, наряду с goly. Однако В. Бавискар предполагает, что в идиш это слово пришло от чешского holy. (Baviskar, 1975, 36)
.jojx 'похлёбка'. Происходит от слова juska, распространённого в большинстве славянских языков. В идише впервые зафиксировано в 16-17 веках.
10.kačke 'утка'. От верхнелужицкого kačka. Слово встречается во всех диалектах идиш. У. Вайнрайх считал основной формой германизированный синоним entl (замеченный только в белорусском и балтийском диалектах идиш), к которому kačke присоединился лишь позже, в 18м веке (Weinreich, 1953). Однако этот термин известен во всех западнославянских языках, белорусском и украинском.
.kanopljes/konopjes 'конопля'. Первый вариант встречается в восточных диалектах, тогда как второй распространён в польском идише. Вероятнее всего, первый происходит от болгарского kanopli, а второй - от польского konop(ie), так как вставной -l- обычно указывает на восточнославянское происхождение.
.klejt 'магазин, лавка'. По версии М. И. Герцога - от польского klet(k)a (Herzog, 1965). Географические исследования распространения идиш на севере Польши дают основания предполагать, что это слово появилось раньше, чем синонимичные gevelb и krom.
.kojlec 'ритуальный хлеб, хала, калач'. Оригинал встречается во всех славянских языках. Наличие этого слова в эльзасском и швейцарском диалектах говорит о древности его появления в идиш.
.mucen/mencen 'мучить'. От верхнелужицкого mučić, польского męczyć. Первый вариант слова распространён повсеместно, второй - ограниченно, лишь в нескольких городах Польши. М. И. Герцог объясняет присутствие восточнославянского mucen в центральном идиш миграцией носителей идиш на запад (Herzog, 1965).
.nebex 'бедный, убогий'. Слово пришло в идиш в 15м веке. М. Вайнрайх считает, что слово произошло от чешского nebex, так как польский вариант nebex является в идише окказиональным и употребляется только в саркастическом значении человек, который прибедняется.
.par(e)ve 'нейтральные/не молочные/не мясные продукты'. Для этого слова до сих пор не найдено точной этимологии. Голд выводит его из чешского paravy 'парный' (Gold, 1985), а Катан предлагает в качестве этимона латинское parvus 'маленький' (Katan, 1987). Гаркави считает возможным источником венгерское par 'нагой, пустой ' (Harkavy, 1928) (Голд отвергает эту гипотезу как «семантически слабую»). Чешский этимон является более семантически обоснованным, однако Пол Векслер, указывая на относительно небольшое количество чешских слов в идиш, предлагает происхождение от верхнелужицкого parowac 'обходиться без ч.-либо'
.slup/stolp 'столб'. От польского słup/верхнелужицкого stołp. Вариант slup распространён в Польше и на территории Прибалтики, stolp же периодически встречается почти во всех идишеговорящих областях. Обе формы, вероятно, восходят к чехословацкому stѣlpъ.
.tvorex/cvorex 'творог'. Форма с tv- встречается в Беларуси, Украине и Прибалтике, форма с cv- - в Чехии, Словакии, Венгрии, Польше. Так как в славянских языках существует только форма с tv-, cvorex вероятно позаимствовано идиш из восточногерманских диалектов - там этот славянизм появился в 15м веке.
.zejde/dede 'дед'. Общеславянский этимон - dĕdъ, из которого образованы верхнелужицкое dźĕd и нижнелужицкое zĕt. Ни в одном славянском языке начальная форма этого слова не имеет гласной на конце, следовательно, в идиш могут быть два варианта её появления: 1) по аналогии со словом babe 'бабушка', 2) из ласкательной формы, оканчивающейся на гласный.
.bludenen 'говорить чепуху, болтать' / blondzen 'заблудиться'. Первое встречается только в отдельных областях Литвы и произошло от литовского bludyti 'бродить, делать глупости' (любопытно, что значение 'бродить' литовский идиш не перенял). Blondzen могло произойти от польского błôdzić; однако, корень имеет носовой согласный в восточнославянских языках, где это может быть родным звукоподражательным образованием.
.breg 'берег' - вероятно, от польского brzeg. Самое раннее употребление - bžek в чешском диалекте идиш в начале 17го века.
.Идишу свойственно использовать заимствованные слова в качестве эвфемизмов для замены тех понятий, которые в Средние века считались у евреев некими магическими атрибутами. Эту функцию несёт, например, славянизм sline, sljune 'плевок'. Одновременное присутствие его, наряду с германизмом spajexc, в одних и тех же диалектах, может указывать на древность его появления в идиш. Ту же функцию имеет славянизм pupik 'пупок' (от болгарского pupok), существующий наряду с германским синонимом nopl. Оба слова одинаково распространены во всех диалектах, однако германизм употребляется исключительно в официальных случаях, в то время как славянизм широко употребим в разговорной, повседневной речи, различного рода народных идиомах и проклятиях (Векс, 2012).
.Идишские термины, относящиеся к христианству, зачастую являются славянизированными германизмами или славянизмами, как например cerkve 'церковь', pop 'поп'. Ещё один интересный феномен - использование в еврейском языке старинных славянских слов из дохристианских языческих ритуалов, как, например, praven - 'справлять (религиозный обряд)', и trejbern - термин ритуальной обработки мяса. Ученым, включая Вайнрайха, пока не удаётся найти удовлетворительного объяснения тому, как славянское слово trѣba, употреблявшееся ещё в языческие времена и исключительно для обозначения языческого жертвоприношения богам, попало в идиш.
.-nik (агентивный суффикс), например, nudnik 'скучный, надоедливый человек'. Идиш использует этот общеславянский суффикс шире, чем любой из славянских языков, вероятно, из-за того, что другие славянские агентивные суффиксы (-ar, -cik) почти не использует.
.-eve- (глагольный суффикс), например, rabeven 'грабить'. Интересно, что идиш образовал неологизмы, состоящие из суффикса -eve- и переведённых на иврит славянских корней, например: adoneven 'назначать главным' является калькой с польского panować, но с заменой на ивритский корень adon 'господин'; leceven 'высмеивать' - с польского pajacować, но с ивритским корнем lec 'клоун'.
Как видно из вышеприведённых примеров, многие славянизмы появились в идиш уже на ранних стадиях его развития. Кроме того, древние славянские религиозные термины, перешедшие в идиш, как и другие славянизмы, этимология которых пока не может быть окончательно установлена лингвистами, могут поставить под вопрос достоверность рейнской гипотезы. Серьезный аргумент против германского происхождения идиш выдвинул Макс Вайнрайх, доказав, что в идише не удается проследить преемственность происхождения от какого-нибудь определенного немецкого диалекта. Также стоит помнить о том, что поколения исследователей идиша и восточноевропейского еврейства выросли на германской культуре, воспитывались в немецких университетах. Вместе со всей германской наукой XIX - первой половины XX веков они недооценивали, а то и просто игнорировали роль славянского компонента в истории идиш. Передовые еврейские писатели - Менделе Мойхер-Сфорим, Шолом-Алейхем - массово вычёркивали из своих произведений славянизмы. Официальный идиш успешно отрекался от своих славянских корней, однако в народном языке, в диалектах, славянизмам отводилась значительная роль.
1.3 Представление гипотезы Пола Векслера
По общепринятой теории развития идиш, франко- и итало-говорящие евреи поселились у Рейна и в Баварии, где переняли, или, скорее, адаптировали, местные германские диалекты, которые, смешавшись с некоторым уцелевшим романским субстратом, образовали уникальную форму немецкого и получили к 17му веку название идиш. По мере миграции от Рейна к центральным и южным германским областям, и позже, в 11-12 вв., немецкий компонент идиш стал преимущественно верхненемецким. Кроме того, евреи теперь установили контакт со славянскими языками - контакт, который должен был продолжаться непрерывно, с разной степенью интенсивности, до настоящего времени. Хотя присутствие славянской лексики в разговорном идиш никогда не превышало десяти процентов, славянский компонент отвечает за серьезные изменения в идишской фонетике и синтаксисе, что, в конечном счете, произвело такой заметный разрыв между славянскими и немецкими диалектами идиш.
Однако в последнее время гипотеза, по которой идиш зародился на юго-западе Германии, представляется всё менее удовлетворительной. Для этого есть несколько причин:
.Ни в одном диалекте идиш нет влияния юго-западных диалектов немецкого.
.Западный идиш является достаточно однородным, в отличие от крайне неоднородного состава западногерманских диалектов, что намекает на позднее появление идиш в этой области.
.Не-польское происхождение западных славянизмов в диалектах Эльзаса, Швейцарии, Голландии, и славянизмов в восточном идише поддерживает гипотезу о зарождении идиш не в одноязычной германской среде, а в двуязычной германско-славянской.
.Из романского компонента, оставшегося в идиш, в юго-западных диалектах присутствует только французский, что указывает на движение с юго-востока, где присутствуют все романские компоненты.
По убеждению Пола Векслера, земли между Дунаем и Эльбой являются гораздо более правдоподобной родиной идиш, чем аллея Рейна; и, главное, сам идиш не является «формой немецкого». Близкое рассмотрение славянского компонента идиш, его ареала, географии и этимологии, привело П. Векслера к выводу, что евреи, проживавшие с 9-10 вв. в двуязычных славяно-германских областях к востоку от Лужицкого вала, могли быть первоначально носителями лужицкого языка.
Уже давно известно, что в Богемии говорили на «иудео-западнославянском» и что евреи уже на ранней стадии вступали в контакт со славянами в немецких землях. Пол Векслер предположил, что на иудео-западнославянском говорили и в двуязычных немецко-славянских землях. Состав славянского компонента этого языка тяжело воссоздать, так как есть только два основных источника: 1) глоссы в еврейских документах 11-14 вв., которые традиционно определяются как форма чешского, 2) славянизмы в идиш. Идишским славянизмам, произошедшим не из польского или восточнославянского, зачастую приписывают чешское происхождение, но редко это происхождение однозначно засвидетельствовано. География и структура большинства идишских славянизмов, а также история расселения евреев в германско-славянских землях заставляют Пола Векслера отдавать предпочтение верхнелужицкому, а не чешскому происхождению этих слов, как и многих других, которые традиционно определяют как полонизмы или восточнославянизмы. Иудео-лужицкий и идиш также могли иметь, по его мнению, незначительный полабский и южнославянский элемент. Массивная ивритская основа, а также небольшие итальянские, греческие и даже восточные вкрапления изначально присутствовали в лексиконе еврейских носителей славянского.
Основное положение теории Пола Векслера таково: язык идиш произошёл от иудео-верхнелужицкого, когда лужицкоговорящие евреи подверглись частичной смене языка на немецкий, став, таким образом, наследниками языка, в котором комбинировались немецкая лексика и лужицкая лексика, фонетика и синтаксис. Со временем, немецкие нормы распространяются на фонетику и синтаксис, а впоследствии и на лексику - в разной степени в разных диалектах. Таким образом, идиш изначально являлся славянским языком. Более того, по утверждению Векслера, только лужицкий компонент идиш является родным, а иврит и немецкий - крупными, но более поздними приобретениями.
Эта теория выглядит очень спорно и смело для современных лингвистов и носителей идиш, которые с 19го века единодушно рассматривали идиш как разновидность немецкого. Для этого Векслер выводит свои аргументы:
.Долгое время считалось, что евреи в Германии первоначально говорили на том же немецком, что и их соседи-христиане, и этот немецкий превратился в идиш из-за изоляции в монолингвальных славянских землях на востоке. Идиш был якобы возвращен в германские земли только в начале 17го века, когда евреи бежали из Польши и Украины, захваченных Богданом Хмельницким.
.Подавляющее большинство лексики идиш взял из немецкого. Славянский вклад в фонетику и синтаксис обычно оставался незаметным для говорящего и для наблюдателя, и тем более не рассматривался как родственный лужицкому. Кроме того, все языковые компоненты рассматривались как одинаково равные для становления идиш, что, как мы увидим в ходе нашей работы, является в корне неправильным.
.Литературный идиш (клал-шпрах) основан на западном идише, который гораздо ближе к немецкому, чем восточный идиш. Тот факт, что литературные нормы меньшинства, живущего на западе, привлекательны для большинства, живущего на востоке, говорит о значительной популярности и приоритетном положении западной культуры.
.Подробных исследований по иудео-славянской лингвистике не проводилось до 1950х годов. Нехватка существующих иудео-славянского материалов всегда препятствовала надлежащей оценке иудео-славянского компонента в идише. Идишисты ближе знакомы с польским, нежели с лужицким, и даже самые передовые из них не всегда могут точно определить происхождение славянизма. До Второй мировой войны знание истории славянских поселений в немецких землях было фрагментарным.
.Германисты уделяли больше внимания судьбе немецких диалектов в колонизированных землях Восточной Европы, нежели происхождению и хронологии их славянского компонента.
.До недавнего времени феномен языкового сдвига был плохо исследован лингвистами и едва ли освещался в литературе по идишской лингвистике.
.Идишисты, за исключением Бирнбаума и Вайнрайха, мало интересовались сравнительными аспектами изучения еврейских языков и не ставили под вопрос германское происхождение идиш.
По мнению Векслера, у ашкеназских евреев имел место частичный языковой сдвиг от иудео-лужицкого к немецкому, для чего он имеет ряд доказательств. Хотя некоторые доказательства сами по себе могут показаться не вполне убедительными, совокупность множества разнородных приводимых аргументов в пользу сербского происхождения идиш может заставить лингвистов задуматься. Основные доказательства таковы:
.Взаимосвязь ивритского, немецкого и славянского компонентов.
.Доминирование компонентов иврита.
.Параллели в распространении гебраизмов в идиш и германизмов в лужицком и полабском.
.Славянизмы, чья форма, содержание и география в идиш лучше всего объясняются лужицким происхождением.
.Фонетические и морфосинтаксические особенности, которые имеют параллели в лужицком, и география которых в идише поддерживает сербское происхождение.
В своём лингвистическом поведении евреи оказались в промежуточной стадии между отсутствием языкового сдвига и полным языковым сдвигом к немецкому. Несмотря на различия, опыт евреев мог бы прояснить детали языкового сдвига лужичей и полабов. Остаётся до сих пор неясным, почему евреи и не-евреи так по-разному переносят условия двуязычия и языкового сдвига. Почему евреи, и, по-видимому, только они, релексифицировали сначала только иудео-лужицкую лексику, сохраняя, таким образом, славянский профиль успешнее, чем большинство немецких славян? Векслер находит следующие причины:
.Ивритский компонент всегда служил еврейским языкам как средство создания уникальной языковой идентичности и как скромный источник лексического обогащения. Тем не менее, под влиянием германизации иврит приобрёл другую - возможно, самую значимую роль - а именно, уменьшил зависимость иудео-лужицкого от немецкого. Использование гебраизмов в качестве замены германизмов, которые стали неизбежны в лужицком и полабском, означало, что славянский пользовался достаточным авторитетом среди евреев, в связи с чем они старались приостановить или замедлить процесс его вытеснения. Со временем, хотя славянский компонент становился всё более устаревшим, еврейское население не заходило дальше частичного сдвига к немецкому.
.Уникальные разговорные языки. Наличие небольшого количества греческих, итальянских и турецких компонентов во всех диалектах идиш означало, что еврейская община в германо-славянских землях, возможно, говорила не однозначно на славянском. Доступ к этим языкам мог снизить зависимость евреев от немецкого. Лужичам и полабам недоставало уникальных источников обогащения в форме письменного или разговорного языка, хотя в более поздние периоды, начиная с 16го века, лужицкие пуристы обращались к чешскому, чтобы заменить нежелательные германизмы.
.Уникальный демографический профиль в немецких землях. Евреи были единственной этнической группой, разделённой между германским и славянским лагерями. Частичный языковой сдвиг мог привлекать их тем, что отделял их как от славян, так и от немцев.
.Связь с соседней чешской еврейской общиной. Векслер предполагает, что на ранних стадиях двуязычия иудео-сербское население превосходило немецко-говорящих евреев и составляло культурную и экономическую элиту в смешанных районах. Более того, лужицкие евреи, возможно, видели себя как часть большого славянизированного еврейского населения, которое простиралось на восток до Богемии, где язык имел большую устойчивость к германизации (например, в Чехии). Такое предположение идет вразрез с традиционной еврейской историей, которая стремится изобразить иудео-славянское население как незначительное меньшинство, численно, культурно и экономически превосходимое евреями из Германии.
.Германизация немало зависела от распространения христианства. Несомненно, ослаблению славянской идентичности способствовал импорт христианства из немецких земель в лужицкие, чешские и польские земли. Немецкий и латынь были орудиями новой религии. То, что славяне сохранили свой разговорный язык в некоторых колонизированных немцами областях, можно объяснить поздним появлением там христианства. Евреи же были полностью независимы от распространения христианства.
Традиционный взгляд на происхождение идиш основывается на двух фактах: 1) евреи Центральной и Восточной Европы говорили практически исключительно на идиш на заре своей истории (по крайней мере, той, которую удалось зафиксировать), 2) незначительность количества письменных свидетельств, оставленных славянскими евреями. Векслер, однако, не считает, что эти факты ущемляют его гипотезы. Предположение славянского большинства и элиты помогает ему объяснить, почему двуязычные славянские евреи были слабо мотивированы для германизации и тем самым создали идиш. Когда насаждаемый язык, даже такой влиятельный, как немецкий, недоступен или отвергается народом, можно ожидать лишь частичного языкового сдвига. В двуязычной среде, где немецкий занимал доминирующее положение, Векслер видит подтверждение своего тезиса о том, что евреи могли совершить языковой сдвиг лишь от иудео-лужицкого к немецкому. Трудно себе представить, почему еврейские носители немецкого сочли бы нужным заимствовать преимущественно лужицкую лексику, фонетику и синтаксис.
Идиш, зародившийся в результате языкового сдвига в славяно-германских землях в 9-14 вв., мигрировавшие евреи распространили в двух направлениях: на запад, в одноязычные немецкие земли и на восток, в чешские и польские земли. Это длилось, предположительно, около трёх веков. Векслер принимает это двухстороннее расселение, за тем исключением, что в идиш он видит наследника иудео-лужицкого - сначала с более сильным, впоследствии с более слабым лужицким профилем.
Диалекты идиш, оставшиеся на месте, германизировались по мере вытеснения коренных славянских языков; в конечном счёте, немецкий идиш был заменен стандартным немецким, начиная с середины 18-го века. Иудео-лужицкий лексический корпус должен был быть крайне истощён к тому времени, когда идиш начал распространяться в Польше, а затем в Белоруссии. Это очевидно из того, что идиш, на котором говорят в Белоруссии - самый удалённый от германских земель - на три четверти состоит из немецкого компонента (что является весьма убедительным опровержением традиционной точки зрения на то, что отделение от немецкого стало причиной славянизации северо-восточного идиш). Наиболее германизированные диалекты идиш дошли до Польши к концу 15го века и, в конечном счете, вытеснили прежний польский идиш, в котором было куда больше лужицкого компонента. Этот второй слой идиш из Польши доходит до Украины и Беларуси. Существование двух волн миграции идиш на восток с различным лужицким профилем является основанием для утверждения Векслера о том, что процесс языкового сдвига был продолжительным, циклическим и, вполне вероятно, географически разбросанным.
Оба диалекта - с высоким и низким уровнем лужицкого компонента - также рассеялись на запад в два этапа, но относительная хронология этих движений является менее определенной. Первая волна могла дойти до Германии в 12-14 вв. во времена чумы и первого крестового похода. Это могло бы объяснить лужицкие элементы даже в диалектах к западу от Лужицкого вала. Вторая волна принесла в 15м веке недавно приобретенное иудео-итальянское произношение иврита и восточно-германские черты диалектов в Западную Германию, а также бесполезную славянскую лексику и особенности произношения гебраизмов.
Таким образом, Векслер принимает утверждение, что западный и восточный идиш, вероятно, имели различное происхождение - хотя и следует понимать, что западные диалекты идиш исторически состоят как из германских, так и из славянских компонентов, и нет оснований для экстраполяции западного и восточного идиш.
Разбор Векслером некоторых аспектов идишской морфологии и синтаксиса показывает, что для ряда трудноразрешимых проблем исторической лингвистики можно найти более правдоподобное - хотя и не всегда более простое - решение, если рассматривать их с точки зрения лужицкого происхождения. Также, по его мнению, следовало бы рассмотреть с этой точки зрения и те языковые аспекты идиш, которые ныне считаются произошедшими от немецкого, польского или восточнославянских языков.
Гипотеза Векслера о происхождении идиш от лужицких языков, очевидно, требует почти полного разрыва с традиционной концепцией генезиса идиш. Несмотря на высокий уровень германизации, Векслер с уверенностью приводит разнообразные доказательства верхнелужицкого происхождения. Большая часть доказательств приводится им из лексикона, фонетики и морфологии. Синтаксис идиш, к сожалению, является пока малоизученной областью, поэтому аргументов из этой области приводится лишь небольшое количество.
Вывод
Генетическая классификация идиш представляется затруднительной по ряду причин:
Начало образования языка задолго до создания на нём каких-либо достоверных письменных источников;
Постоянно возникавшие межъязыковые связи идиш с другими языками;
Недостаточная достоверность определения генетической принадлежности идиш по лексическому составу;
Проблема реальности существования промежуточного звена между языком идиш и предшествующим ему языком;
В связи с этим, даже традиционная немецкая гипотеза ещё не является однозначной, делясь на рейнскую гипотезу (Макс Вайнрайх, Эрика Тимм) и дунайскую гипотезу (Довид Кац).
Пол Векслер в своей славянской гипотезе предполагает наличие такого промежуточного языка, как иудео-лужицкий (или иудео-западнославянский), который, в результате частичного языкового сдвига, был германизирован и образовал язык идиш. Векслер первым из идишистов рассматривает феномен языкового сдвига применительно к идиш. Генетическую принадлежность идиш он определяет не только по лексическим, но в немалой степени и по морфосинтаксическим и фонетическим признакам. Векслер предполагает наличие двух волн распространения идиш, первая из которых являлась более славянизированной, а последующая - германизированной. Он также поддерживает предположения о различном происхождении западного и восточного идиш.
ГЛАВА II
ГИПОТЕЗА П. ВЕКСЛЕРА. ЗА И ПРОТИВ
2.1 Преимущества гипотезы Пола Векслера
На наш взгляд, наиболее существенное преимущество гипотезы Пола Векслера - это новаторство взглядов на историю развития идиш в средневековых славяно-германских землях, а также методов проверки и доказательства выводимых гипотез. До появления исследований Векслера идишская лингвистика, к сожалению, практически не придавала значения близости славянских народов и не предполагала большего влияния славянских языков, чем позднее заимствование некоторых активно употребимых в повседневном обиходе славянизмов, от которых, к тому же, литературный идиш к концу 19го века начал активно избавляться, считая их просторечными, а славянское влияние на идиш - скорее отрицательным. Векслер же изменил это предвзятое отношение к славянскому компоненту идиш, чем открыл возможности для новых лингвистических исследований, а также нашёл подтверждением некоторым старым. Ведь ещё Роман Якобсон заметил полабские заимствования в ивритских текстах 10-13 вв., а Макс Вайнрайх установил сходство лужицкого и ашкеназского фольклора. Исследования Векслера могут оказать влияние на различные лингвистические дисциплины:
Диалектологам, возможно, придется пересмотреть историю зарождения восточных и западных диалектов идиш, перенеся её на несколько столетий вперёд, то есть с 9-10 вв. на 11-13 вв., так как частичный языковой сдвиг, по мнению Векслера, повторялся в разное время в разных местах, например, на лужицких и, возможно, даже полабских и чешских территориях. Им также придётся изменить свой взгляд на восточные диалекты как на производные от западных, так как эти диалектические массивы могли иметь разное происхождение и историческое развитие.
Лингвистам придется пересмотреть состав германских и славянских языковых семей, а также рассмотреть новый пример языкового сдвига.
Славистам придется, наряду с верхне- и нижнелужицким включить в список языков германских национальных меньшинств иудео-лужицкий. Идиш может стать источником для реконструкции лужицкого и полабского, а также моделью того, как их носители перешли на немецкий язык. Улучшение методов выявления источников происхождения славянизмов в идиш также может стать результатом исследований Векслера.
Историки, возможно, изменят привычные взгляды на то, что евреи, проживавшие в Германии, добровольно или в силу обстоятельств присоединились к движению на восток в 10-11 веках. Они смогут рассмотреть гипотезу о том, что первые еврейские поселенцы пришли в Северную Европу с Балкан и с востока, вместе с двигавшимися на запад в 6м веке славянами, аварами, мадьярами и другими народами.
Одним из наиболее важных аргументов в пользу гипотезы Векслера является то, что, несмотря на преимущественно германское происхождение лексики идиш, его фонетика, морфология и синтаксис имеют некоторые славянские признаки, в том числе и довольно важные. Лексические компоненты достаточно легко переходят из языка в язык. Так, в наши дни русский язык использует множество английских слов, а в 19м веке - французских (причём, происходит это без английского или французского вторжения или массовой эмиграции), не переставая от этого быть русским языком. Но грамматика и фонетика не так легко переходят через языковой барьер. Векслер доказывает, что идиш, несмотря на германскую лексику, сохранил признаки славянского синтаксиса, морфологии и системы произношения, а поэтому его надо рассматривать как славянский язык.
В ходе этого доказательства Векслер даёт объяснение таким ранее недостаточно обоснованным явлениям идишской лингвистики, как, например:
Замена шипящих звуков свистящими. Данное явление характерно для северо-восточного идиша (например, северо-восточное losn 'язык' ~ стандартное lošn, senik 'стог' - šenik). Некоторые примеры встречаются в белорусском и украинском идиш, хотя в белорусском языке это явление очень редко встречается, а в украинском вообще не существует, и перешло в украинский идиш из старо-польского и белорусского. Замена шипящих отмечается как характерная черта речи евреев в украинских пьесах 17-18 веков.
У. Вайнрайх заметил это явление, а также отметил территориальную удалённость идиш от польских и белорусских диалектов, в которых оно присутствует, и определил его происхождение как мазовецко-польское. Он объяснил это тем, что польские поселенцы привнесли замену шипящих в Белоруссию. В самом же польском идиш эта особенность была устранена к 16му веку, с приходом немецких поселенцев и немецких диалектов, которым это явление чуждо. По теории Вайнрайха, это могло произойти, так как после 15го века польские еврейские общины стали больше, обособлённее (в том числе и лингвистически) и могли противостоять натиску мазовецкого диалекта. Они стали больше следовать нормативному польскому, нежели диалектам. (Weinreich, 1953)
Однако Вайнрайх не дал обоснования этому утверждению, как и тому, почему идиш был все это время невосприимчивым к воздействию смежных балтийских языков или белорусского. Векслер же обосновывает это явление так: фонетика нового польского идиш была более германизирована, чем фонетика его предшественника (сохранившегося только в восточнославянских землях) и, следовательно, была закрыта от влияния польской фонетики - и стандартной, и диалектной. То, что замена шипящих присуща в основном северо-восточному идиш со спорадическими проявлениями в других диалектах, позволяет Векслеру предполагать лужицкое происхождение этого явления, а также изначальное его наличие во всех диалектах идиш. Те из них, что были наиболее удалены от иудео-лужицкого и близки к немецкому, лишились данного явления под натиском нормативного немецкого. В лужицком замена шипящих была впервые отмечена в 14-15 веках.
Звонкие конечные согласные. Эта особенность отличает идиш и от немецкого, и от большинства смежных славянских языков. Данный феномен уже не раз привлекал внимание лингвистов.
Факты таковы: северо-восточным диалектам исторически присуще такое явление, как озвончение конечных согласных во всех словах, за исключением некоторых заимствованных из немецкого. В центральном идиш изначально звонкие согласные были оглушены. Архив языка и культуры ашкеназского еврейства подтверждает наличие этого явления в ивритском и немецком компонентах: ивритское tišāh be'av 'девятое ава' в немецком, польском и украинском идиш звучит как tiše bof, а в Прибалтике, Беларуси и некоторых областях Польши и Украины - tiše bov. Ивритское melamed 'учитель' в Польше и Украине звучит как melamet, но melamed - на северо-востоке. Подобное явление наблюдается и с германизмами, например barg/bark 'гора', ojg/ojkh 'глаз'. В старонемецком идиш исторически звонкие согласные оглушились, как например hant 'рука' (подобные примеры можно найти в книгах 16го века,например, «Шмуэль-бух»).
У лингвистов нет единодушного мнения о причинах сохранения звонкости конечных согласных в северо-восточном идиш. У. Вайнрайх предположил, что идиш в Германии лишился звонкости согласных в 11м веке вместе со смежными немецкими диалектами. Таким образом, в первых немецких диалектах идиш не было звонких конечных гласных, но они появились по мере эмиграции евреев в Польшу, где звонкость ещё существовала, и сохранились по мере продвижения в белорусские и другие земли. Восстановление звонкости было достигнуто путём парадигматического давления, например vajp 'жена' сделалось vajb по аналогии с формой множественного числа vajber. Препятствовало же ему, по мнению Вайнрайха, отсутствие парадигматического давления, например, hant 'рука' имеет форму множественного числа hent и, следовательно, сохраняет оглушение согласного; наречие avek 'прочь' со временем потеряло связь с существительным veg 'путь', от которого произошло. Слабое место этого аргумента в том, что звонкие гласные иногда сохраняются и в существительных, не имеющих парадигматического озвончения, как например ferd 'лошадь' (форма множественного числа не отличается от единственного), barg 'гора' (форма множественного числа - berg). Кроме того, новейшие немецкие диалекты, принесённые в Польшу после 15го века, не могли восстановить там звонкость конечных согласных, так как в Польше это явление к тому времени уже исчезло.
Роберт Кинг связал окончательное восстановление звонкости конечных согласных с усечением конечного звука «шва» - ещё до миграции евреев в Польшу. Таким образом, немецкий идиш вошёл на территорию Польши со звонкими кончеными согласными, что соответствовало языковой ситуации и в самой Польше тех лет. В остальном же Кинг принимает аргументацию Вайнрайха. (King, 1980) Преимущество версии Кинга в том, что она устраняет необходимость дифференцирования старо-польского влияния на идишскую фонетику, учитывая малочисленность польских еврейских поселений в то время, и наше незнание их языковых контактов. Однако версия Кинга по-прежнему оставляет без объяснений исключения из правила усечения звука «шва» в некоторых гебраизмах и славянизмах.
Роберт Ласс, обращаясь к этим исключениям, предполагает, что гебраизмы и славянизмы не могли потерять конечный «шва» из-за своей различной парадигматической идентичности, то есть, другого суффикса множественного числа - (e)s. Для этого могут быть две причины: 1) многие из этих существительных (или, по крайней мере, гебраизмы) должны были существовать в идишском лексиконе во время существования правила усечения конечного «шва»; 2) нет оснований утверждать, что конечный «шва» в гебраизмах и славянизмах фонетически отличается от него же в германизмах. (Lass, 1980) Аргумент Ласса о том, что морфологические условия (то есть выбор суффикса (e)s) могли препятствовать усечению «шва», является громоздким; его цитирование современных примеров страдает от отсутствия доказательств того, что суффикс (e)s использовался в тех же существительных в старом идиш, в каких он используется в новом.
В противовес Вайнрайху, Кингу и Лассу, опирающимся на правило усечения «шва» и возрождение звонкости согласных по мере исторического развития, Векслер предлагает более простую теорию и определяет оглушение конечных согласных как заимствованную (изначально славянским) идиш особенность немецкого. Таким образом, гебраизмы и славянизмы северо-восточного идиш не зависели от немецкого и сохранили звонкие конечные согласные по образцу лужицкой фонетики. Со временем же, германизированные диалекты идиш из немецких земель дошли до Польши (около 15го века), в результате чего местные диалекты германизировались и лишились звонкости конечных гласных.
Теория Векслера выглядит заметно проще и изящнее вышеперечисленных, особенно принимая во внимание то, что в некоторых лужицких, словенских и польских диалектах звонкость конечных согласных сохранена по сей день, и что ни в одном из смежных идиш славянских языков нет правила усечения «шва».
Уже давно было очевидно, что социолингвистические факторы должны приниматься во внимание исторической лингвистикой, однако это требование особенно актуально в изучении генезиса и эволюции еврейского общинного диалекта, где лёгкость совмещения компонентов и приспособления их для уникального языкового профиля одинаково сильно влияют на ход языкового развития. Механическое использование рядов родственных слов как способ доказательства генетической связи языков без детального рассмотрения социолингвистических условий, таких как языковой сдвиг или историческое двуязычие, является рискованным и необоснованным способом вести исследование. Гипотеза Векслера, хотя и имеет свои неточности и недостатки доказательств, является, тем не менее, широко и разносторонне аргументированной и опирается на социолингвистические факторы.
Векслер стал первым исследователем, идентифицировавшим при помощи лингвогеографических факторов лужицкий субстрат в идиш и создавшим гипотезу о существовании особого, иудео-лужицкого языка. Эта гипотеза может показаться значимой, если принять во внимание особую, высокую концентрацию лужицкого субстрата в северо-восточных диалектах, о которой уже было сказано выше, и доказательствами которой являются большой процент лужицкой лексики, опущение умляута при образовании множественного числа, замена шипящих, озвончение конечных согласных, и, наконец, утеря столь высокой концентрации лужицкого субстрата уже в центральных областях идиш. Тот факт, что в лужицком и идиш существовали схожие языковые процессы, которых не было в немецком, может предполагать наличие у них некой общей истории развития. Векслер изменил традиционную точку зрения на то, что идиш отделён от немецкого из-за своего обширного заимствованного славянского субстрата и предположил, что причины этого отделения лежат глубже, в самом славянском происхождении идиш.
Проблема славянского происхождения идиш ещё очень далека от разрешения и, безусловно, нуждается в дальнейших исследованиях. Лишь совсем недавно (и в немалой степени благодаря Векслеру) лингвисты начали более серьезно рассматривать славянский субстрат в идиш. Исследование, подобное проведённому Векслером, но рассматривающее весь славянский субстрат идиш, а не один лишь его лужицкий компонент, могло бы открыть ещё больше вопросов для компаративной лингвистики. Вопрос родства идиш и лужицкого затрудняется ещё и тем, что у нас сохранилось очень мало следов хода их развития в Средние века. Однако, какими бы спорными ни могли показаться гипотезы Векслера, некоторые приведённые им языковые факты для нас невозможно обойти вниманием.
.2 Недостатки гипотезы Пола Векслера
Несмотря на все свои новаторские достоинства, гипотеза Векслера имеет множество недостатков и неточностей, и некоторые из них довольно существенны. Одним из основных минусов работы Векслера является отсутствие какой-либо чёткой логической системы доказательств. В его работе не удаётся обнаружить убедительное логическое объяснение того, почему идиш, исходя из морфологии, фонетики или лексики, ближе к славянским языкам, нежели к немецким. Векслер приводит большое количество интересных фактов, однако нигде в его работе не применяется сравнительно-исторический метод, показывающий на конкретном ряде примеров близость идиш к славянскому (и лужицкому) и удалённость его от немецкого. Нет сравнительных таблиц, подсчётов, перечислений основных синтаксических конструкций или базовой лексики. В то время как у лингвистов, доказывающих происхождение идиш от немецкого, такие доказательства присутствуют. Кроме того, и средневековый лужицкий, и средневековый идиш являлись, фактически, бесписьменными языками, что тоже значительно уменьшает достоверность гипотез.
Глагольный суффикс -en- (преимущественно в гебраизмах). Ивритский суффикс -an считается прародителем идишского глагольного суффикса -en-, который участвует в образовании глаголов от существительных и прилагательных с ивритскими и славянскими корнями. Он требуется в идиш и для образования агентивных существительных, которые в иврите образуются без -an (как и неагентивные). Таким образом, идиш обошёл сам иврит по частоте употребления суффикса -an и стал единственным еврейским языком, образующим глаголы с этим суффиксом. Первые примеры употребления в идиш глаголов с ивритской основой и суффиксом -en- зафиксированы в 15м веке. В идишских глаголах за этим суффиксом следует созвучное инфинитивное окончание -en: ивритское katvān 'писать' - идишское kasfen 'писатель'/ kasfenen 'писать', gannāv 'вор' - ganef 'вор'/ganvenen 'воровать'. Агентивные существительные с не-ивритскими корнями таким образом не формируются.
На эти факты уже обращали внимание, однако до Векслера не возникало попыток объяснить, почему при образовании идишских глаголов требуется -an, особенно в тех глаголах, которые образуются от ивритских агентивных существительных с другими деривационными моделями или от неагентивных существительных. Можно предположить, что этот суффикс в гебраизмах используется для того, чтобы соответствовать правилам употребления глагольного суффикса в других языках, например, -eve-/-owa- в славянских и -ir- в немецких. Однако повсеместное распространение этого суффикса в идиш говорит о древности его возникновения. Географические различия состоят лишь в том, что в западных и центральных (то есть наиболее германизированных) говорах употребляется форма -enen. Вайнрайх считает её более старой, так как она встречается в письменных источниках ещё до 16го века, в отличие от формы -en. Однако Векслер не признает это окончательным выводом, так как следы славянского происхождения реже всего встречаются в западных текстовых источниках и, следовательно, делать по ним выводы было бы не совсем корректно. Он считает, что отсутствие ивритского суффикса -en- в наиболее германизированных диалектах говорит о его мотивированности славянской грамматикой - то есть, он либо имеет некие славянские корни, либо схож с какими-то идентичными славянскими корнями (в качестве которых Векслер предлагает лужицкие суффиксы -nje и -nu-/-ny-). Если -en- имел лужицкое происхождение, не было необходимости отказываться от ивритских агентивных существительных в качестве основы для глаголов, однако, этот аргумент Векслера кажется нам не вполне понятным. Сама теория Векслера о славянских корнях суффикса -en- представляется нам несколько громоздкой и надуманной, особенно при учёте того, что идиш весьма продуктивно использует общеславянский суффикс -eve-, функционально идентичный -en-, что, на наш взгляд, указывает на независимое развитие идентичных славянских и идишских суффиксов. Кроме того, нам неизвестны примеры каких-либо славянских суффиксов, которые могли бы быть прародителями -en-. Несмотря на правильность некоторых наблюдений Векслера, мы считаем нужным поддержать гипотезу Вайнрайха, которая выглядит гораздо проще и обоснованнее, то есть согласиться с тем, что суффикс -enen имел германское происхождение и появился раньше, чем -en-.
Замена немецких глагольных приставок. Лингвисты уже отмечали, что идиш изменил функции ряда немецких глагольных приставок по образцу славянских приставок, обычно только сходного значения, а не формы (например, идишские far-, on-, op- = восточнославянские za-, na-, ot-). В результате, изначальные функции немецких приставок исчезли или стали непродуктивными, зато славянские функции успешно прижились. Векслер отмечает, что лужицкие приставки также были сопоставлены со сходными германско-идишскими приставками (лужицкие za-, na-, wot- = немецкие ver-, an-, ab-). Таким образом, идиш и лужицкий обзавелись почти идентичным набором приставок, и такое пересечение языков даёт Векслеру повод предположить их происхождение из одного источника. В процессе языкового сдвига, немецкие приставки заменили, по его мнению, лужицкие приставки, и только те функции последних, которые были идентичны немецким приставкам, были сохранены, а также были приобретены новые функции немецких приставок. В польском и восточно-славянском идиш процесс происходил наоборот, то есть немецкие приставки восстановили утерянные славянские функции по причине их продуктивности, и непродуктивности немецких функций.
Векслер мотивирует это тем, что в других случаях германо-славянского двуязычия, которые привели к изменению семантических функций приставок, мы не находим связей, сложившихся между однозначно сходными рядами приставок. Например, нет никаких доказательств того, что полабское za- было реорганизовано в соответствии с немецким ver-. Поэтому Векслер предполагает, что лужицкий и идиш совместно установили связь с немецкими приставками. Кроме того, сравнение полабских и лужицких приставок показывает различия в распределении их общего корпуса. Второй аргумент Векслера состоит в том, что использование глагольных приставок для выражения видовых различий особенно хорошо развито в восточных (наиболее славянизированных) диалектах идиш, но почти не присутствует в центральных.
Хотя эти наблюдения достаточно важны, в целом мы вынуждены не согласиться с данной гипотезой Векслера. В идиш отсутствует типичная особенность лужицкого - агглютинированные приставки. В идиш никогда не встречается наличие нескольких приставок, которое вполне характерно для славянских языков. Отсутствие такого признака явно сигнализирует об отсутствии у идиш общих корней со славянскими корнями.
Потеря гендерных признаков во всех частях речи. Северо-восточный идиш (наиболее близкий к лужицким языкам) характеризуется потерей гендерных признаков, то есть деградацией трёхчастной системы до двучастной. М. Вольф, разбирая эту проблему, приписал эту потерю гендерных признаков влиянию польских и восточнославянских диалектов, однако, не найдя убедительной аргументации, он лишь сделал попытку опереться на внутренние особенности развития идиш. (Wolf, 1969) Векслер же находит отголоски этого явления в верхнелужицком, где часть существительных, относящаяся в других славянских языках к среднему роду, относится к мужскому либо женскому (например, dna 'дно' - женского рода, а jezor 'озеро' - мужского рода). Подтверждению этой гипотезы препятствует то, что лужицкая лингвистика, к сожалению, пока уделяет мало внимания этой проблеме. Кроме того, следуя гипотезе Векслера, центральный идиш должен был также изначально иметь двучастную гендерную систему, пока немецкое влияние не развило бы её до трёхчастной.
На наш взгляд, внутренним фактором, способствующим потере идиш среднего рода, было ослабление функций среднего рода в славянизмах, возникшее из-за фонетических причин: идиш упростил окончание -о среднего рода до окончания -а женского рода. В отличие от лужицкого, утрате среднего рода в идиш послужили фонетические изменения. И окончание среднего рода -о, и окончание женского рода -а в идиш стали просто звуком «шва», который автоматически означает женский гендер. Статус гендера в идиш ещё сильнее ослабляет то, что во множественном числе гендерный показатель зачастую вообще теряется (что, следует отметить в пользу Векслера, характерно как раз для славянского, а не для немецкого). В то время, как немецкий использует окончание множественного числа -er для среднего рода, -е для мужского и -en для женского, идиш успешно употребляет свои множественные окончания -er, -es и -en вообще независимо от гендера.
Последующее развитие, которое дал Векслер своей гипотезе, также не делает её более достоверной. Понимая невозможность объяснить возникновение идиш лужицкой теорией, Векслер постепенно склонился на сторону Артура Кестлера и его «хазарской теории» происхождения ашкеназских евреев, явная антинаучность которой вряд ли требует дополнительного объяснения. За последние годы Векслер пишет такие книги, как «Ashkenazic Jews: A Slavo-Turkic People in Search of a Jewish Identity» (по мотивам теории Кестлера) и «The Balkan Substratum of Yiddish: A Slavic Language in Search of Semitic Past», где уже строится теория балканского субстрата в идиш. Таким образом, идиш может происходить и от лужицкого, и от хазарского, и от балканских языков, что не делает гипотезу Векслера конкретнее, достовернее, или предпочтительнее традиционной гипотезы о германском происхождении идиш. Кроме того, современные генетические исследования доказали высокую степень генетической близости ашкеназов и сефардов, что доказывает происхождение ашкеназов от палестинских евреев, а не от каких-либо славянских народов.
Вывод
Рассмотренная нами гипотезы Пола Векслера о славянском происхождении языка идиш, хотя и является на данный момент недостаточно обоснованной, имеет, тем не менее, большое значение для современной лингвистики. Исследовательский подход Векслера, его новаторские попытки взглянуть на историю языка идиш под другим углом, не с германской, а со славянской стороны, которой до этого не уделялось серьезного внимания, могут стать поводом для новых исследований славянского субстрата идиш, и возможно, новых языковых и исторических открытий. Кроме того, несмотря на обоснованность исследований сторонников германского происхождения идиш, в них также существуют исторические загадки. Если, по традиционной истории Вайнрайха, ашкеназы пришли в Германию через Испанию и Францию, по каким причинам в идиш не сохранилось хотя бы одного процента испанских или французских слов? Могли ли они со временем устраниться из языка за ненужностью, или же разгадка лежит глубже? К сожалению, подобные вопросы хотя и вызывают интерес, но не способны опровергнуть немецкую гипотезу в пользу славянской. Однако последняя использует столь большое количество исторического материала, необъяснённых прежде фактов и феноменов, что её невозможно обойти вниманием. Исследования славянского компонента идиш только начинаются и, возможно, послужат ещё немалому количеству открытий в лингвистике и истории этого загадочного и до сих пор малоисследованного языка.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В данной работе нами были выполнены все поставленные перед нами задачи.
Мы осветили проблемы генетической классификации идиш, привели примеры идишского языкового материала спорного происхождения, рассмотрели древние идишские славянизмы, а также славянские особенности фонетики, морфологии, синтаксиса идиш.
Мы подробно рассмотрели славянскую гипотезу Пола Векслера, отметили и обосновали её преимущества и недостатки, определили её значение для идишистики и современной лингвистики. Мы рассмотрели возможные варианты эволюции славянского субстрата и его влияния на лингвогенез идиш, а также возможное наличие в истории возникновения идиш частичного языкового сдвига. Нами была предпринята попытка проанализировать историю возникновения идиш со славянской точки зрения.
Нами был сделан вывод о необходимости славянской гипотезы для развития идишистики, о её новаторской роли и открываемых ею перспективах в исследовании идиш со стороны славянского компонента. В данной гипотезе нами были найдены объяснения многим феноменам идишской лингвистики. Многие из этих объяснений мы считаем более логичными и лаконичными, нежели объяснения предшественников Векслера. Работа Векслера интересна, в ней множество метких догадок, она стимулирует научное воображение.
Однако, несмотря на эти преимущества, славянская гипотеза Векслера на данный момент слишком слабо обоснована, недостаточно аргументирована и по достоверности явно проигрывает традиционной немецкой гипотезе, потому на данный момент мы не можем признать её столь же влиятельной, как рейнская или дунайская гипотезы. В исследовании Векслера, к сожалению, отсутствует чёткая логическая система, сравнительные таблицы, подсчёты. Его гипотеза хороша лишь в объяснении разрозненных фактов, лингвистических курьёзов, феноменов, исторических загадок.
Однако открытое Векслером для идишистов славянское направление по-прежнему является перспективным для дальнейшего изучения. Возможно, корни идиш следует искать не в лужицком, а в каких-либо других славянских языках. В целом, славянский компонент идиш является до сих пор недостаточно серьезно изученным, и, возможно, заинтересованного в нём слависта ожидают новые открытия.
БИБЛИОГРАФИЯ
, V.L. Gol and hojl: The geographic dispersion and semantic specialization in Yiddish of variants of a Common Slavic lexical item, 1975. 36 p.
Faber, A. and King, R.D. Yiddish and the settlement history of Ashkenazic Jewry, 1984. Mankind quarterly 24, 393-425., J.A. The phenomenological and linguistic pilgrimage of Yiddish. 1973. Kansas Journal of Sociology 9, 127-136., D.L. Towards a study of the origins of two synonymous Yiddish adjectives: pareve and minikh, 1985. Jewish Language Review 5, 128-139., E. On accentual variants in the Slavic component of Yiddish, 1969. 216 p., M.I. The Yiddish Language in Northern Poland: Its Geography and History, 1965. Bloomington, Indiana University Press.D. Dialects of the Yiddish language. Oxford: Pergamon Press, 1988., R. D. The history of final devoicing in Yiddish, 1980. The Field of Yiddish 4, 371-430., R. D. Two of Weinreich's four riddles revisited, 1988. Oxford, Pergamon Press. 98 p., A. The Thirteenth Tribe: The Khazar Empire and its Heritage, 1976. New York: Random House.and Culture Archive of Ashkenazic Jewry. Collection of Spoken Yiddish., R. Paradigm coherence and the conditioning of sound change: Yiddish 'schwa-deletion', 1980. Historical morphology, 251-272.
Prilucki, N. Špet-lošn, 1924. Jidiše filologje 1, 338-382., E. The singular-plural opposition in the Slavic languages, 1962. International Journal of Slavic Linguistics and Poetics 5, 1-15.
Timm, E. Graphische und phonische Struktur des Westjiddischen, 1987. Tübingen: Max Niemeyer.M. History of Yiddish Language (vol. 1 and 2). YIVO, 1973.U. Languages in Contact: Findings and Problems, 1953. New York, Linguistic Circle of New York. P. A mirror image comparison of languages in contact: Verbal prefixes in Slavicized Yiddish and Germanicized Sorbian, 1972. Linguistics, 82, 89-123., P. Slavic influence in the grammatical functions of three Yiddish verbal prefixes, 1964. Linguistics 7, 83-93.P. Yiddish - The Fifteenth Slavic Language, 1991. International Journal of the Sociology of Language 91, 142 p., M. The geography of Yiddish case and gender variation, 1969. The Field of Yiddish 3, 102-215.
Векс. М. Жизнь как квеч. М.: Текст; Книжники, 2012. 384 C.
Дорфман М. Как евреи произошли от славян. М.:, альманах конференции «Филологические традиции в современном литературном и лингвистическом образовании», 2008.
Ермакова М. И. Очерк грамматики верхнелужицкого литературного языка. М.: Наука, 1973.
Кац. Г. Д. Где родился язык идиш. Форвартс, 2000.
Кривачек П. Идишская цивилизация. Становление и упадок забытой нации, 2012. М.:, Гешарим. 440 С.
Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 93-98.
Реформатский А.А. Введение в языковедение. М.: Просвещение, 1967. -С.407-464
Щерба Л. В. Восточно-лужицкое наречие. Пг, 1915.