Роман А.К. Толстого 'Князь Серебряный' как жанр исторической художественной прозы

  • Вид работы:
    Дипломная (ВКР)
  • Предмет:
    Литература
  • Язык:
    Русский
    ,
    Формат файла:
    MS Word
    87,03 Кб
  • Опубликовано:
    2013-11-08
Вы можете узнать стоимость помощи в написании студенческой работы.
Помощь в написании работы, которую точно примут!

Роман А.К. Толстого 'Князь Серебряный' как жанр исторической художественной прозы

министерство образования и науки

ГОУ ВПО «Тгпу им. Л.Н. Толстого»

Кафедра русского языка и общего языкознания

Кафедра литературы и духовного наследия Л.Н. Толстого









ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

на тему:

Роман А.К. Толстого «Князь Серебряный» как жанр исторической художественной прозы










Тула - 2010

Содержание

Введение

Глава I

§1. Исторический роман в русской литературе ХIХ

.1 Возникновение и развитие исторического романа в России

.2 Черты исторической художественной прозы в романе

§2. Эпоха, отражённая в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный»

§3. Архаизмы и историзмы. Две точки зрения

§4. Понятие «архаизмы» в его теоретическом толковании

§5. Понятие «историзмы» в его теоретическом толковании

Выводы по I главе

Глава II

§1. Анализ лексических архаизмов в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный»

.1 Архаизмы лексико-фонетические

.2 Архаизмы лексико-словообразовательные

.3 Собственно-лексические архаизмы

§2. Анализ морфологических архаизмов в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный»

.1 Устаревшие морфологические формы именных частей речи

.2 Устаревшие формы глаголов

§3. Историзмы в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный»

§4. Фразеологические единицы, отражающие эпоху романа

.1 Фразеологические единицы минимум

.2 Фразеологические единицы максимум

Выводы по II главе

Заключение

Список литературы

Введение

Творчество А.К. Толстого, выдающегося писателя прошлого века всегда пользовалось широкой популярностью. Многообразен и значителен вклад Толстого в русскую литературу.

А.К. Толстым написан исторический роман «Князь Серебряный» и ряд стихотворений в жанре исторической баллады и былины. Имя А.К. Толстого, автора известной драматической трилогии: «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис» неразрывно связано с развитием русской исторической драматургии. «Он оставил в наследство своим соотечественникам - писал И.С. Тургенев, - прекрасные образцы драм, романов, лирических стихотворений, которые в течение долгих лет - стыдно будет не знать всякому образованному русскому…» [Тургенев, 1956, 259].

В конце 40-х годов, задумав «Князя Серебряного», Толстой, по-видимому, некоторое время колебался, в какую форму облечь свой замысел - в форму драмы или романа, и, как мы знаем, остановился на последней. Роман А.К. Толстого нас заинтересовал прежде всего своим жанром - исторический роман. Актуальность темы обусловлена прежде всего тем, что с этой точки зрения (с жанровой принадлежности романа «Князь Серебряный») роман практически не исследован. В работе мы будем рассматривать жанровые признаки исторического романа. Исторический роман - это одна из разновидностей исторической прозы. Историческая проза допускает некоторую вольность в обращении с фактами, свободный их отбор, а также введение - для поддержания интереса к повествованию - вымышленных персонажей. Историческая проза, разновидность научной прозы, труды историков, ставящих своей целью не просто передачу фактов, но и увлекательное их изложение. Основная задача исторической прозы - изобразить цепь реальных событий со всем возможным драматизмом, объединив их при этом некой исторической концепцией, используя для достижения поставленной цели лексики изображаемой эпохи (устаревшую лексику). «Известно, что устаревшие слова, воспринимаемые как архаизмы, историзмы обладают способностью придавать речи торжественную окраску некоторой подчёркнутой книжности, изысканности» [Скляревская, 1978, 106].

Для языка романа Толстого не характерно стремление к скрупулезной археологической точности. Он пользуется устаревшей лексикой в сравнительно умеренных размерах и с большим тактом. Историзмы не выпячиваются назойливо, а органически включены в речь действующих лиц. Архаизмы не обязательно восходят к языку именно конца XVI - начала XVII века. Толстой избегал резких несоответствий с языком изображаемой эпохи.

«Целью изучения языка художественного произведения является показ тех лингвистических средств, посредствам которых выражается идейное и эмоциональное содержание» [Оттон-Эрдэнэ, 2007, 67]. Изображение времени в художественном произведении, создание различной временной перспективы и инвентарь языковых средств, которые в этом активно участвуют, одна из интереснейших проблем филологической науки. В исторических произведениях темпоральные указатели составляют семантическое макрополе темпоральности, в рамках которого выделяются устаревшие семантические группы.

Все темпоральные указатели художественного текста можно разделить на три группы:

1)прямые временные указатели (даты, названия месяцев, дней недели, частей суток);

2)ретроспективные временные указатели (наименования исторических событий, устаревшие географические названия, имена исторических лиц);

)изобразительные временные указатели, необходимые для создания исторического колорита (группа с численным преобладанием историзмов, архаизмов).

В нашей работе будут рассмотрены все три группы указателей темпоральности.

Объектом нашего исследования является: роман А.К. Толстого «Князь Серебряный» как жанр исторической художественной прозы.

Предметом нашей работы является: черты исторической прозы в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный».

Исходя из этого можно сформулировать цель нашей работы.

Цель нашей выпускной квалификационной работы прочитать роман К.А. Толстого, выделить основные пласты лексики, которые выполняют функцию временных указателей, необходимы для создания исторического колорита.

Отсюда вытекают задачи нашего дипломного проекта:

·показать, что роман А.К. Толстого «Князь Серебряный» написан в жанре исторической прозы;

·раскрыть приметы жанра исторического романа;

·рассмотреть эпоху отражённую в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный»;

·дать понятие «архаизмов»;

·дать понятие «историзмов»;

·выделить отличительные признаки архаизмов и историзмов;

·проанализировать основные темпоральные показатели, встречающиеся в романе;

·выделить в отдельную группу и проанализировать фразеологические единицы, употребленные автором в романе.

В своей работе мы опирались на исследования, справочную литературу.

При написании работы были использованы труды российских и зарубежных авторов. Мы опирались на монографии и периодическую печать. Всего в работе было использовано 55 источников. При рассмотрении данной темы мы обращались к периодической печати, журналу «Русская словесность», здесь наше внимание привлекла статья «Приметы времени в языке художественной прозы», автором которой является Оттон-Эрдэнэ Хайнжами. В статье рассмотрено определение и дано разграничение темпоральных указателей; журнал «Русская речь» - статья «О пассивном словарном запасе языка и устаревшей лексике».

Наша работа не представляется без использования словарей: «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля, «Фразеологического словаря русского языка» под редакцией А.И. Молоткова, «Словаря русской фразеологии. Историко-этимологического справочника» под редакцией В.М. Мокиенко, «Словарь русских пословиц и поговорок» составитель В.П. Жуков.

В процессе исследования применялись методы этимологического, семантического и стилистического анализа языковых единиц, описание.

Наша работа состоит из введения, двух глав, девяти параграфов, заключения, списка литературы.

Глава I

§1. Исторический роман в русской литературе ХIХ

.1 Возникновение и развитие исторического романа в России

Конец XVIII - первые десятилетия XIX века были эпохой больших исторических событий - социальных сдвигов, кровопролитных войн, политических потрясений. Великая Французская буржуазная революция, блистательное возвышение и драматический финал Наполеона, национально-освободительные революции - на Западе, Отечественная война 1812 года и восстание декабристов - в России...

Все это порождало в сознании людей той поры обостренное чувство истории, в котором наиболее чуткие современники видели новую отличительную особенность столетия, способствовало формированию особого «исторического направления» мысли, внимания, интересов.

С большой силой, и даже прежде всего, это сказалось в художественной литературе. Складывается новый жанр исторического романа, возникновение и пышный расцвет которого связаны с именем великого английского писателя Вальтера Скотта (1771-1832). Романы Вальтера Скотта и сейчас читаются с большим интересом, но для людей того времени они были в высшей степени новаторским явлением, важнейшим художественным открытием. Это первые шаги в становлении и развитии жанра исторического романа.

Под пером Вальтера Скотта сложился и самый тип исторического романа, органически сочетающего художественный вымысел с реальной исторической действительностью. Формулу такого романа именно на основе опыта Вальтера Скотта и его многочисленных последователей во всех главных европейских литературах дал Пушкин: «В наше время под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую на вымышленном повествовании» [Пушкин, 1949, т.11, 92].

Нас в нашей работе интересует возникновение русского исторического романа. Перейдем к рассмотрению данного вопроса.

Возникновение исторического романа относится к 30-м годам, успехи которого отражали развитие национально-исторического самосознания русского общества, подъем его интереса к отечественному прошлому.

Успех и бурное развитие исторического романа вызвали в журналах и литературных кругах первой половины 30-х годов оживленную полемику вокруг его проблем. «В эту пору много говорили о местном колорите, об историчности, о необходимости воссоздавать историю в поэзии, в романе»,- свидетельствует внимательный наблюдатель развития русской литературы этого времени Адам Мицкевич. Полемика вокруг проблем исторического романа была важным моментом в той борьбе за реализм в русской литературе, которую с середины 20-х годов начал Пушкин, а затем продолжил Белинский.

Внимание к историческому прошлому, отражая рост национального самосознания народов, вместе с тем свидетельствовало о все более глубоком проникновении действительности и ее интересов в искусство и общественную мысль. Белинский указывает, что вся дальнейшая деятельность передовой мысли будет и должна опираться на историю, вырастать из исторической почвы.

Первым лепту в создание нового для русской литературы жанра исторического романа внес Михаил Николаевич Загоскин. Первым таким романом о «своем» оказался «Юрий Милославский, или русские в 1612 году» появившийся в 1829 году. Первенство его не только хронологическое (его «Юрий Милославский» вышел в свет на полгода раньше булгаринского «Дмитрия Самозванца»). Загоскин в своем первом историческом романе сумел наиболее глубоко затронуть чувство национального самосознания, присущее любому социальному слою в России того времени.

Для Загоскина написание «Юрия Милославского» стало своего рода творческим подвигом, испытанием всех его духовных и интеллектуальных сил. Вот как Аксаков описывает состояние Загоскина в тот период, когда «принялся он готовиться к сочинению исторического романа. Он был весь погружен в эту мысль; охвачен ею совершенно; его всегдашняя рассеянность, к которой давно привыкли и которую уже не замечали, до того усилилась, что все ее заметили, и все спрашивали друг друга, что сделалось с Загоскиным? Он не видит, с кем говорит, и не знает, что говорит? Встречаясь на улицах с короткими приятелями, он не узнавал никого, не отвечал на поклоны и не слыхал приветствий: он читал в это время исторические документы и жил в 1612 году» [Аксаков, 1986, т.3, 400].

В последующие несколько лет появляется множество исторических романов, из которых определенную роль в развитии жанра сыграли «Рославлев, или русские в 1812 году» (1830) М.Н. Загоскина, «Димитрий Самозванец» (1829) Ф. В. Булгарина, «Клятва при гробе господнем» (1832) Н. Полевого, «Последний Новик, или завоевание Лифляндии при Петре I», выходивший частями в 1831-1833 годы, «Ледяной дом» (1835) и «Басурман» (1838) И. И. Лажечникова. В 1835 году выходит повесть Гоголя «Тарас Бульба». В 1836 году появляется «Капитанская дочка» Пушкина. Русский исторический роман был создан.

Среди авторов исторических романов 30-х годов, как уже было выше отмечено, видное место занимает Иван Иванович Лажечников, который, по словам Белинского, приобрел у своих современников широкую известность и «громкий авторитет». Сын богатого просвещенного купца, общавшегося еще с Н. И. Новиковым, он получил хорошее домашнее образование. Захваченный широким подъемом патриотизма в 1812 году, он сбежал из дому, участвовал в Отечественной войне, побывал в Париже. Впоследствии, в своих «Походных записках русского офицера», опубликованных в 1820 году, Лажечников сочувственно отмечал прогрессивные явления европейской культуры и протестовал, хотя сдержанно, против крепостного права. В дальнейшем он ряд лет служил в должности директора училищ; к 60-м годам его умеренный либерализм успел иссякнуть, ослабело и его дарование романиста, лишь опубликованные им воспоминания о жизненных встречах (с Белинским и другими) представляют несомненный интерес.

Каждый из романов Лажечникова был результатом тщательной работы автора над известными ему источниками, внимательного изучения документов, мемуаров и местности, где происходили описываемые события. Этими чертами отличается уже первый роман Лажечникова «Последний Новик». Основным местом действия Лажечников избрал Лифляндию, хорошо ему знакомую и, возможно, привлекавшую его воображение развалинами старинных замков.

Сюжет «Последнего Новика» романтичен. Автор прибегнул к неудачному вымыслу, сделав героя романа сыном царевны Софьи и князя Василия Голицына. В юные годы он чуть не стал убийцей царевича Петра. После свержения Софьи и удаления от власти Голицына ему пришлось бежать за рубеж, спасаясь от казни. Там возмужал он и по-новому взглянул на обстановку, сложившуюся в России. Он с сочувствием следил за деятельностью Петра, но считал невозможным свое возвращение на родину. Когда возникла война между Россией и Швецией, Новик тайно стал помогать русской армии, вторгшейся в Лифляндию. Войдя в доверие к начальнику шведских войск Шлиппенбаху, он сообщал о его силах и планах командующему русской армией в Лифляндии Шереметьеву, способствуя победе русских войск над шведами. Так возникла драматическая ситуация в романтическом духе. Последний Новик - одновременно и герой и преступник: он тайный друг Петра и знает, что Петр враждебно относится к нему. Коллизия разрешается тем, что последний Новик возвращается на родину тайно, получает прощение, но уже не чувствуя в себе силы для участия в петровских преобразованиях, уходит в монастырь, где и умирает.

В романе обличается лицемерное, прикрытое маской патриархализма, бездушное крепостническое отношение лифляндских баронов к крестьянам и их нуждам. Автор при этом вполне мог рассчитывать, что читатель сумеет применить образы лифляндских помещиков-крепостников к русской действительности. Их черному миру противостоят в романе благородные люди: ревнители просвещения и подлинные патриоты И.Р. Паткуль, врач Блумен-трост, пастор Глюк и его воспитанница - будущая Екатерина I, дворяне - офицеры братья Трауферт, ученый библиотекарь, любитель естествознания Биг и другие. Большинство из них - лица исторические. Эти персонажи являются в романе носителями исторического прогресса. Все они восхищаются личностью Петра I, сочувствуют его деятельности, желают сближения Лифляндии с Россией.

В светлых тонах Лажечников рисует образ самого Петра, сочетающего в себе ту простоту и величие, которые даны и в двух сценах «Арапа Петра Великого» Пушкина. Но если Пушкин ясно представлял себе противоречивый характер деятельности Петра, то в романе Лажечникова петровская эпоха, сам Петр и его сподвижники крайне идеализированы. Лажечников не показывает никаких социальных противоречий и политической борьбы, проходит мимо варварских методов управления, применявшихся Петром. Облик Петра дан в духе романтической теории гения.

Наиболее значительным романом Лажечникова является «Ледяной дом» (1835). Создавая его, романист вчитывался в воспоминания деятелей поры Анны Иоанновны - Манштейна, Миниха и других, изданные в начале XIX века. Это позволило ему воссоздать с достаточной точностью атмосферу придворной жизни времен Анны Иоанновны и образы некоторых исторических деятелей, хотя в зарисовке их он счел возможным, согласно своим взглядам, кое-что изменить по сравнению с действительностью. Это касается прежде всего героя романа кабинет-министра Арт. Волынского, оклеветанного любимцем императрицы немцем Бироном и преданного страшной казни. Его образ писатель во многом подверг идеализации. Историческая роль Волынского, боровшегося против иноземца-временщика, была, несомненно, прогрессивной. Но в историческом Волынском положительные черты сочетались с отрицательными. За лихоимство его не раз бивал еще Петр I. Как и другим вельможам его времени, Волынскому не были чужды низкопоклонство, тщеславие, карьеризм. Все эти особенности его личности устранены писателем. Волынский в романе полон заботы о благе государства и народа, истомленного тяжелыми поборами; в борьбу с Бироном он вступает лишь во имя блага отчизны.

Соперник Волынского - наглый временщик и угнетатель народа Бирон зарисован писателем значительно ближе к историческому облику фаворита императрицы. При всей осторожности Лажечникова, нарисованный образ самой Анны Иоанновны свидетельствовал об ее ограниченности, безволии, отсутствии у нее каких-либо духовных интересов. Постройка ледяного дома, в котором была отпразднована свадьба шутовской пары, показана писателем как дорогое и жестокое развлечение.

Сюжет представил Лажечникову возможность глубоко раскрыть бедственное положение народа. На праздник, задуманный Волынским для потехи императрицы, со всех концов страны привезены молодые пары, создающие образ многонациональной России. В страхе и унижениях, пережитых участниками спектакля в ледяном доме, в судьбе замученного бироновскими клевретами украинца звучит тема страдания русского народа под гнетом бироновщины. Передавая мечты шутихи госпожи Кульковской о том, как она, «будущая столбовая дворянка», будет «покупать на свое имя крестьян и колотить их из своих рук», а в случае надобности прибегать к помощи палача, Лажечников приоткрывает завесу над крепостническими нравами, выражая свое негодующее отношение к крепостному праву, свою позицию писателя-гуманиста.

В фабуле романа все время переплетаются политическая и любовная интриги, романтическая любовь Волынского к прекрасной молдаванке Мариорице. Эта линия развития сюжета порой мешает первой, ослабляя историзм «Ледяного дома». Но она не выходит за рамки быта и нравов столичного дворянского общества того времени. Не всегда искусно сплетая два основных мотива сюжетного развития романа, Лажечников в отличие от большинства исторических беллетристов своего времени не подчиняет историю вымыслу: основные ситуации и финал романа определяются политической борьбой Волынского с Бироном.

Воспроизводя в романе «местный колорит», некоторые любопытные черты нравов и быта того времени, писатель правдиво показал, как государственные дела переплетались во времена Анны Иоанновны с дворцовым и домашним бытом царицы и ее окружения. Исторически точна сцена испуга народа при появлении «языка», при произнесении страшного «слова и дела», что влекло за собой пытки в Тайной канцелярии. Святочные забавы девушек, вера в колдунов и гадалок, образы цыганки, дворцовых шутов и шутих, затея с ледяным домом и придворные развлечения скучающей Анны, которыми должен был заниматься сам кабинет-министр,- все это живописные и верные черты нравов того времени. В историко-бытовых картинах и эпизодах, в изображении ужасов бироновщины продолжает свое течение реалистическая струя в творчестве писателя.

Обратимся непосредственно к роману А.К. Толстого «Князь Серебряный». На основании всего выше сказанного попытаемся выявить в нем черты, характерные жанру художественной исторической прозы.

.2 Черты исторической художественной прозы в романе А.К. Толстого

Роман "Князь Серебряный" представляет бесспорный интерес как заметная веха в становлении некоторых художественных принципов жанра исторической беллетристики в русской литературе.

Богуславский отмечает «в отличие от многих авторов исторических романов первой половины ХIХ столетия А.К. Толстой стремился не к примитивной, поверхностной беллетризации конкретного исторического материала, а к воссозданию того момента национальной истории, который представлялся ему зародышем исторической драмы, что впоследствии разыгрывалась на протяжении многих десятилетий. Такой момент прошлого способен глубоко взволновать настоящего художника.

В распоряжении писателя был обширный фактический материал, который он подверг тщательному отбору, группировке и тонкой обработке. Толстой стремился к такой художественной организации этого материала, чтобы основные мысли и идейные посылки автора, безусловное нравственное осуждение Грозного и его деспотизма стали не просто понятны читателю, но были художественно доказаны. Человеческая искренность и гражданская взволнованность писателя подкупают читателя. Автор не вещает свысока, не выносит безапелляционных приговоров, не декларирует - он размышляет вместе с читателем и вместе с ним ищет ответ на свои вопросы. Пылкая авторская заинтересованность, сквозящая буквально из каждой строки произведения, - один из неотъемлемых признаков настоящей литературы.

А.К. Толстой возражал против начетнического, буквального следования историческим фактам в художественном произведении. Писатель, настойчиво выдвигавший тезис преобладания психологического начала над документально-событийным, считал, что правда жизни, внутренняя логика художественного образа нередко вынуждают к смещению исторических фактов. Право на вымысел, тезис свободы творческого обращения художника с материалом он отстаивал как важнейшие принципы своего эстетического кодекса. Эта авторская тенденция ощущается в романе очень явственно. Во многих случаях писатель из соображений чисто художественных намеренно идет на "сгущение событий", уплотняет факты, происходившие на самом деле на протяжении ряда лет, в те два месяца, которые охвачены в романе. Так, например: опала митрополита Филиппа Колычева относится не к 1565 году, когда происходит действие романа, а к 1568-му; убийство Колычева Малютой - к декабрю 1569 года. Ни А. Вяземский, ни Басмановы не были казнены; опала их относится к 1570 году и была связана с "новгородской изменой". Ни Борис Годунов (которому в 1565 г. было всего тринадцать лет от роду), ни одиннадцатилетний царевич Иван Иванович, естественно, не могли в этот период играть ту роль, которая приписана им в романе; в частности, Годунов впервые упоминается в документах лишь в 1567 году - тогда же, кстати, когда впервые встречается Малюта... Столь же смело идет Толстой на объединение в едином действии подлинных исторических персонажей как с персонажами, за которыми угадывается какой-либо конкретный исторический прототип, так и с персонажами вымышленными. "Сгущены" и несколько схематизированы в романе образы опричников. Вяземский наделен поверхностным "бурно-мелодраматическим" (как писал один критик) характером; образ Малюты написан одной черной краской и не идет дальше традиционного типа злодея, поселившегося в исторических романах задолго до "Князя Серебряного". Молодой Басманов, хотя и вылеплен автором более рельефно, чем другие" опричники, тоже оказывается лишенным цельного характера.

По своей архитектонике роман очень емок; несколько различных сюжетных линий развиваются как бы независимо одна от другой и в то же время все сходятся в единое действие. Толстой проявил себя незаурядным мастером ритмического построения: главы, внутренне очень напряженные, сменяются плавными, спокойными по тону; сюжетные линии, насыщенные энергичным действием, чередуются с другими линиями, такого действия лишенными.

Фабула умело нагнетается, и 20-я глава, средняя по положению в романе, является в то же время кульминационной по содержанию и наибольшей по объему; в ней удачно объединен такой разнородный материал, как допрос Серебряного в темнице, спор Малюты и Годунова, сцена соколиной охоты, встреча царя со слепцами, исповедь разбойника Коршуна.

Несколько нарушает стройную архитектонику романа последняя, 40-я глава, которая не только по времени (через "семнадцать тяжелых лет"), но и по содержанию выпадает из общей ткани произведения, лишена органической связи с предыдущим. В стиле романа сочетаются романтический и реалистический элементы, но реалистическая тенденция явно преобладает.

Одна из важных художественных особенностей "Князя Серебряного" это подчинение автором повествования реалистической тенденции. Она сказывается, в частности, в том тщательном внимании, с которым писатель отнесся к бытовым подробностям, к воссозданию реальной исторической обстановки во всей ее своеобразной красочности.

С каким знанием, как интересно и "вкусно" описывается в романе утварь, одежда, парадное конское убранство, вооружение, распространенное на Руси в XVI веке (гл. 8, 15, 36); как красочна и до осязаемости убедительна сцена царского пира.

Важную роль в художественной ткани романа играют лирические отступления, к которым примыкают авторские предисловие и заключение. В этих отступлениях развивается тема родины, родной природы, воспевается ее красота. Каждое из этих лирических отступлений (о русской песне в гл. 2-й, о родине и ее прошлом в главах 14 и 20-й, о русской природе в гл. 22-й) является образцом великолепной художественной прозы и связывает роман с лирической поэзией Толстого, проникнутой теми же мотивами.

Язык романа насыщен архаизмами, историзмами, фразеологизмами. Автор включает данный пласт лексики для более точного и полного воссоздания колорита эпохи. Заметна тяга автора к эпической фольклорной традиции; целый ряд эпизодов написан языком героических былин (рассказ Перстня о Ермаке в гл. 13, сцена на Поганой луже в гл. 14, эпизод смертельного ранения Максима в гл. 26 и т. д.).

В первом параграфе мы указали черты исторического романа и выявили данные черты в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный». Такими чертами являются:

1.в романе органически сочетаются художественный вымысел с реальной исторической действительностью;

2.язык романа насыщен темпоральными показателями эпохи.

В следующих параграфах рассмотрим названные черты более подробно.

роман темпоральный архаизм историзм

§2. Эпоха, отражённая в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный»

Интерес к истории России - один из основных в жизни и творчестве А.К. Толстого. Можно предположить, что, помимо юношеских занятий в московском архиве, он в значительной мере подогревался близостью ко двору, где невозможно было жить, не лавируя, не лукавя (и Толстой это прекрасно знал, так как сам служил при дворе), и это было для него мучительно, потому что писатель «…чувствовал в себе лишь одну возможность действовать - идти прямо к цели» [Жуков, 1982, 283]. Художественно исследовать тему «власть и личность» в близкое к нему время Алексей Константинович не мог - «ходить бывает склизко по камешкам иным…, итак, о том, что близко, мы лучше умолчим» [Толстой, 1961, т.2, 150].

История предоставляла ему более широкие возможности. Углубляясь в своем творчестве - а это и исторические баллады, и поэмы, и роман «Князь Серебряный», и драматическая трилогия - в глубь веков, он пытался осознать и отобразить нравственное содержание, дух исследуемой эпохи, найти общие закономерности развития русской нации, исследовать причины обнищания русского духа в период Московского государства (во время правления Ивана Грозного). Углубляясь в прошлое, он анализировал настоящее, отыскивая в нем последствия страшных изломов исторической судьбы России. Историческая концепция Толстого неординарна и интересна. «Свобода и законность, - писал он, - чтобы быть прочными, должны опираться на внутреннее сознание народа; а оно зависит не от законодательных или административных мер, но от тех духовных стремлений, которые вне всяких материальных побуждений» [Толстой, 1963, т.4, 385]. Ни в настоящем, ни в обозримом прошлом России Толстой не находит тех предпосылок в государственном устройстве, при которых свобода и законность могли бы считаться прочными. Его политический и духовный идеал - в далеком прошлом страны - во временах Киевской и Новгородской Руси. Романтическая природа Толстого жаждала такой идеализации домонгольского периода Руси. Его преклонение перед Древней Русью можно объяснить тем, что начала нравственности были привнесены на Русь при ее крещении и, следовательно, они должны были свободнее развиваться и проявляться именно в X-XII веках, нежели в Московском - нелюбимом писателем - периоде, когда нравственные ценности были искажены в результате пережитого татаро-монгольского ига. А окончательно они исказились в период правления Иоанна Грозного, который характеризуется полным духовно-нравственным упадком русского народа (что можно наблюдать и по сей день).

Эпохой Ивана Грозного Толстой интересовался с молодых лет и постоянно возвращался к ней в своем творчестве. И в прозе, и в драме, и в поэзии его интересовала проблема нравственного оскудения характера русского человека под влиянием беспредельной, жестокой и безумной деспотической власти Иоанна. Он не без основания считал, что внешнее величие Московского государства было куплено ценой внутреннего унижения народа, и поэтому ненавидел Иоанна, его личность и политика были глубоко отвратительны поэту- гуманисту. Толстой не уставал в своих произведениях обличать тиранию и время правления Иоанна Грозного, находя в них истоки современных ему изъянов в русском обществе и в душе, менталитете русского человека.

Эпоха Ивана Грозного занимает в творчестве Толстого особое место. Не случайно писатель рассматривал ее в разных по жанру произведениях: и в лирике, и в романе «Князь Серебряный», и в драматической трилогии. Эти жанры помогли писателю исследовать страшное время с различных сторон: в романе предметом рассмотрения стала эпоха XVI века, жизнь русского общества в это время; в драматической трилогии Толстой ярко обрисовывает характеры исторических лиц (Ивана Грозного, Бориса Годунова и других); а баллады явились попыткой поэтического осмысления некоторых моментов правления грозного царя.

В своих произведениях, посвященных времени царствования Ивана IV, Толстой ставит проблему происхождения тирании, ее политических и нравственных последствий. Он живо ощущает гнетущую атмосферу всеобщей подавленности, неуверенности и безгласия перед тиранией, царившую в эпоху Грозного. Он провозглашает несовместимость человеческого достоинства с деспотизмом.

Чтобы сделать роман наиболее достоверным исторически, автор работал с разными источниками: письмом Алексея Михайловича начальнику соколиной охоты, старинным «Судебником» Владимира Гусева (1497 г.), книгами «Сказания русского народа», «Песни русского народа», «Русские народные сказки», собранные И.П. Сахаровым, и, конечно же, основным источником была «История государства Российского» Н.М. Карамзина. Также на поэтику романа в большой степени повлияла «Песня про купца Калашникова…».

Из «Истории государства Российского» заимствованы многие детали, подробности сюжета. Так, рассказ Морозова Серебряному о том, что случилось в его отсутствие, об изменениях, происшедших с Иоанном Грозным, казнях, отъезде в Александровскую слободу, депутации бояр, умолявших его вернуться на престол, учреждении опричнины (глава 6 в романе), описание Александровой слободы (глава 7 романа), страницы о завоевании Сибири (глава 40), - основаны на соответствующих страницах Карамзина (том 9, главы: с I (1560- 1564) по VII (годы с 1577 по 1582)). В седьмой главе «Александрова слобода» Толстой приводит цитату из Карамзина, называя Николая Михайловича «наш историк» (цитата касается описания жизни в Александровой слободе).

Также в романе можно заметить ряд дословных совпадений с «Историей государства Российского» или несколько видоизмененных выражений труда Карамзина. Толстой использует их с определенной целью - для придания большей достоверности описываемым событиям. Сравним, например: «Я-де от великой жалости сердца, не хотя ваших изменных дел терпеть, оставляю мои государства и еду-де, куда Бог укажет путь мне!» [Толстой, 1969, т.2, 223] - у Толстого с «Не хотя терпеть ваших измен, мы от великой жалости сердца оставили государство и поехали, куда Бог укажет нам путь» [Карамзин, 1989, т.4, 152] - у Карамзина.

Некоторые факты, почерпнутые из «Истории…» Толстой перенес на других лиц или в другую обстановку. Это, например, обличение царя юродивым Васей в романе и рассказ Карамзина о встрече Грозного в 1570 году с псковским блаженным Николой (том 9).

К числу «архаизмов», допущенных в романе, помимо тех, что были оговорены Толстым в предисловии (о казни Вяземского и Басмановых), Следует отнести и некоторые несовпадения: согласно Карамзину, Вяземский и Алексей Басманов не дожили до публичной казни: первый умер в пытках, а второй по приказу Ивана Грозного был убит своим сыном Федором [Карамзин, 1989, т.4,137]. Помимо этого, сын царя Иван во время описываемых в романе событий был еще подростком, а Борис Годунов был слишком юн, чтобы играть такую значительную роль в судьбе страны, какую ему приписывает Толстой в романе. Кроме того, опала на бояр Колычевых,

низложение, а затем убийство митрополита Филиппа относится не к 1565 году, а к более поздним годам, к тому же, стал он митрополитом только в 1566 году.

Толстой допускает подобные анахронизмы умышленно (это было отмечено и в отношении его баллад). Он помещает разрозненные во времени события в сравнительно небольшой временной промежуток, концентрируя события, для большей драматизации, усиления впечатления и достижения большей яркости восприятия читателем эпохи Ивана Грозного.

Наряду с историческими персонажами (Иван Грозный, Борис Годунов, Федор Басманов и другие) действуют персонажи вымышленные. Но и они наделены историческими фамилиями. У Карамзина есть упоминание о князе Петре Оболенском-Серебряном: «Славный воевода, от коего бежала многочисленная рать Селимова, - который двадцать лет не сходил с коня, побеждая и татар, и Литву, и немцев…» [Карамзин, 1989, т.4,125].

Также встречаем и упоминание в «Истории…» в томе 9, главе 4 о боярине Михайле Яковлевиче Морозове: «Сей муж прошел невредимо сквозь все бури московского двора; устоял в превратностях мятежного господства бояр…» [ Карамзин, 1989, т.4,138].

Как видим, эти характеристики Карамзина представляют главные качества героев романа князя Серебряного Никиты Романовича и Морозова Дружины Андреевича. Эти качества у Карамзина лишь намечены, Толстой дополнил их и развил, обогатив свое произведение яркими самобытными характерами.

Карамзин был для Толстого в первую очередь не политическим мыслителем и не академическим ученым, а историком-художником. Страницы его «Истории…» давали писателю не только фактический сухой материал; некоторые из них стоило чуть-чуть тронуть пером, и они начинали жить новой жизнью - как самостоятельные произведения (баллады «Князь Михайло Репнин», «Василий Шибанов») или как эпизоды больших произведений - романа «Князь Серебряный» и драматической трилогии. Особенно близки Толстому две черты авторского стиля Карамзина - дидактизм, морализация - с одной стороны - и психологизация исторических деятелей и их политики - с другой.

Исторические процессы и факты Толстой рассматривал с точки зрения моральных норм, которые казались ему одинаково применимыми и к далекому прошлому, и к сегодняшнему дню, и к будущему. В его произведениях, в частности, в романе, борются не столько социально-исторические силы, сколько моральные и аморальные личности.

Какое же осмысление получила эпоха Ивана Грозного в романе? Как автор истолковал и претворил в художественной форме основные проблемы этой эпохи?

Деспотизм в представлении писателя - не социально-историческая, а чисто нравственная категория. Царь Иван в представлении писателя - символ злого начала в русской истории, истребитель боярских родов, гонитель древних традиций, нарушитель патриархального мира и согласия, основоположник чуждого русскому народному духу бюрократического государства.

Толстой сам определил свою основную творческую задачу в романе как воссоздание «общего характера эпохи», «духа того века». На фоне этой «физиономии» эпохи, которая, по мнению писателя, формировалась не социальными, а нравственными факторами, он и стремится раскрыть то, что ему представлялось главной трагедией того страшного времени: не казни и жестокости, даже не надругательство над гуманностью, а пассивное молчание одних и подлое раболепство других, что и сделало возможным разгул деспотического произвола царя. Позднее Толстой отметит в «Проекте постановки на сцену трагедии «Смерть Иоанна Грозного»»: это была эпоха, «где злоупотребление властью, раболепство, отсутствие человеческого достоинства сделались нормальным состоянием общества» [Толстой, 1969, т.3, 471].

Неполные 54 года жизни Ивана Грозного оставили очень резкую, рельефную печать на истории страны, на облике драматической и противоречивой эпохи, в которой он жил и с которой был неразрывно связан.

Середина XVI века - один из тех узловых моментов национальной судьбы, когда давно назревавшие конфликты прорываются наружу и вспенивают море социальных страстей. И обычно такие эпохи выдвигают на первый план крупных деятелей, которые становятся иногда компасом времени, иногда его жертвой, а иногда - тем и другим одновременно. В каждой такой личности сказываются, повторяются иногда в великой, а иногда в уродливой, зловещей форме, те коллизии эпохи, которые эту личность породили.

Автор откровенно тенденциозен в характеристике Иоанна. Он показывает его энергичным и искренним, впечатлительным и волевым, он говорит о его государственном уме и проницательности. Но все это для того, чтобы подчеркнуть, особо оттенить резкий, убийственный контраст с другими - и, по мнению Толстого, главными - чертами облика Грозного; с его непоколебимой верой в божественное происхождение царской власти, возвышавшее его над всеми людьми, с его коварной жестокостью. Государственная мудрость царя остается в тени, автор констатирует, но не раскрывает ее, ибо она в его глазах не только не искупает, но даже не смягчает тиранства.

Очень существенны высказанные в романе мысли Толстого о той основе, на которой формируется деспотизм царя. Иван «был проникнут, - писал Толстой, - сознанием своей непогрешимости, верил твердо в божественное начало своей власти…» [Толстой, 1969, т.2, 456].

Но есть в романе сила, способная противостоять деспотизму и произволу царя. Это, прежде всего главный герой романа князь Серебряный. «Серебряный… разделял убеждения своего века о божественной неприкосновенности прав Иоанна; он умственно подчинялся этим убеждениям и, более привыкший действовать, чем мыслить, никогда не выходил преднамеренно из повиновения царю, которого считал представителем Божией воли на земле. Но, несмотря на это, каждый раз, когда он сталкивался с явной несправедливостью, душа его вскипала негодованием, и врожденная прямота брала верх над правилами, принятыми на веру. Он тогда, сам себе на удивление, почти бессознательно, действовал наперекор этим правилам, и на деле выходило совсем не то, что они ему предписывали» [Толстой, 1969, т.3, 458].

В поведении Серебряного писатель находил «благородную непоследовательность», которая совершенно нестерпима для деспота, хотя бы тот и не сомневался в большей верности и преданности ему Серебряного, чем любого из своих опричников. Борис Годунов был показан А.К. Толстым как одна из центральных фигур в «Князе Серебряном»- в рассматриваемом нами романе. Дело в том, что образ Годунова в процессе работы над романом был глубоко отвратителен автору. Поэтому перед читателем Борис предстает ловким и искусным интриганом.

Показателен в этом отношении диалог Серебряного с Годуновым в четырнадцатой главе романа «Оплеуха»:

Видишь ли, Никита Романыч, - продолжал он, - хорошо стоять за правду, да один в поле не воевода. Что б ты сделал, кабы, примерно сорок воров стали при тебе резать безвинного?

Что б сделал? А хватил бы саблею по всем по сорока и стал бы крошить их, доколе б души Богу не отдал!

Годунов посмотрел на него с удивлением.

И отдал бы душу, Никита Романыч, - сказал он, - на пятом много на десятом воре; а достальные все-таки зарезали б безвинного. Нет; лучше не трогать их, князь, а как станут они обдирать убитого, тогда крикнуть, что Степка-де взял на себя более Мишки, так они и сами друг друга перережут!

Годунов «мастер изменять свои приемы смотря по обстоятельствам» [Толстой, 1969, т.4, 320], он равен по силе и уму Иоанну, но превосходит царя в умении властвовать собой. Он еще страшнее и опаснее Иоанна, потому что при достижении цели он устраняет противников не из жестокости и не по минутному капризу, как Иоанн, а по трезвому расчету и хладнокровно, и потому ждать помилования от него еще более бессмысленно, чем от царя.

Казалось бы, противостояние доблестных ярких личностей власти тирана кончилось неудачей для сильных и преданных. Но на самом деле это не так. В романе есть глава «Божий суд» в которой опричника Вяземского настигает справедливое возмездие. Еще одного, самого извращенного, «с кровавыми глазами» палача Иоанна - Малюту Скуратова Божья кара подстерегает с другой стороны, он лишается самого главного в жизни - своего сына Максима. Толстой специально вводит этого персонажа, чтобы обличить Малюту, ведь Максим, в отличие от отца, человек честный и благородный, не захотевший мириться с кровавыми, чудовищными преступлениями отца. Максим и погибает, как преданный и благородный подданный царя - на бранном поле, в сражении с татарами. И эта нравственная чистота и праведность сына Малюты при жизни, его благородная гибель - самое тяжкое наказание для погрязшего в кровавых грехах отца.

Особую роль в судьбе героев романа играют разбойники. Они находятся как бы в оппозиции к царской власти - это вольный народ, люди, живущие грабежами, но у них, тем не менее, есть законы чести, понятия о добре и справедливости. Разбойники в романе стоят за «матушку святую Русь», их глубоко волнует судьба Родины. Они яростно дрались с татарами на бранном поле, под предводительством Ермака Тимофеевича и Ивана Кольца (Ванюхи Перстня), покорили Сибирский край, прибавив к царским владениям обширную территорию, а после отдались на милость царя.

Ванюха Перстень и его банда выполняют в романе особую функцию - функцию «праведных разбойников». Они помогают Серебряному спасти царевича Ивана от руки палача Малюты Скуратова, они вызволяют князя из темницы. Рисуя в своем романе образы разбойников, стоящих на стороне правды и справедливости, Толстой, как нам думается, хотел подчеркнуть дисгармонию эпохи Ивана Грозного, в которой разбойники гораздо честнее, чище и безупречнее в моральном плане, нежели опричники - люди преданные Царю и Закону.

Нельзя не отметить, как в изображении народа в романе заметно влияние пушкинской «Капитанской дочки», также явно и влияние романтического строя лермонтовской «Песни про купца Калашникова…», как уже отмечалось ранее. Не случайно автор так красочно описывает жизнь и быт русского народа - описание «поцелуйного обряда» в доме Морозова (глава 15), в образе мельника- колдуна (главы 3, 17, 18). В главах 5, 14, 23 использованы народные песни, великолепно вплетенные в ткань повествования. Образ Ивана Грозного, и изображение опричнины пронизаны ненавистью Толстого к деспотизму, произволу, насилию, унижению человеческой личности.

Как ни старался автор быть объективным, на протяжении всего романа, из лирических отступлений мы узнаем о его негодовании перед эпохой Ивана Грозного. «При чтении источников, - пишет Толстой в предисловии, - книга не раз выпадала у меня из рук, и я не раз бросал перо в негодовании не столько от мысли, что мог существовать Иоанн IV, сколько оттого, что могло существовать такое общество, которое смотрело на него без негодования» [Толстой, 1969, т.2,177].

Роман отличается четкостью композиции и точным подбором красок. Толстой исследует эпоху Ивана Грозного с общечеловеческой, нравственной точки зрения. Исследуя дух эпохи, автор приходит к выводу, что цари - «плоть от плоти народа, нация выплескивает того, кого она достойна» [Ключевский, 1988, т.2, 15]. Поэтому не один Иоанн был повинен в кровавых преступлениях против Бога. Толстой рисует полное затмение всех нравственных ценностей, разрушение христианских идеалов; рисует эпоху, в которой обыденным явлением были наветы, предательства, надругательства над женщинами и младенцами, казни безвинных.

Толстой, как известно, при написании романа задавался целью не столько описать какие-либо события, сколько изобразить общий характер целой эпохи и воспроизвести понятия, верования, нравы и степень образованности русского общества во второй половине XVI столетия. Это отчасти ему удалось. Основным средством проникновения в изображаемую эпоху является язык, которым написано произведение.

Известно, что язык нужен людям, чтобы сообщать свои мысли, чувства, желания - одним словом, для общения. Для того чтобы общаться, нужны слова, которые бы называли все то, что нас окружает, что мы видим, воспринимаем, чувствуем. Слова обозначают предметы, явления природы и общественной жизни, различные действия, свойства, качества и даже то, чего нет на самом деле, то, что мы можем себе представить. В совокупности слова образуют словарный состав языка, или его лексику. Словарный состав языка находится в постоянном движении: одни слова выходят из употребления, другие появляются, так как возникают новые реалии в окружающей нас жизни, которые требуют наименования.

В романе «Князь Серебряный» автор использует устаревшие слова, то есть историзмы и архаизмы. Нас в нашей работе интересуют эти темпоральные показатели изображаемой эпохи, используемые в тексте. Что обозначает термины «архаизмы» и «историзмы» рассмотрим подробнее далее в нашей работе.

§3 Архаизмы и историзмы. Две точки зрения

Лексикой называют словарный состав языка, причём, когда говорят о словарном составе языка, имеют в виду слова в их индивидуальных (лексических - в противоположность грамматическим) значениях. Каждое слово является обозначением кокой-то реалии, - вот эта способность слов обозначать те или иные предметы, признаки, явления действительности и характеризует слова как единицы лексики.

Раздел науки о языке, в котором изучается лексика, носит название лексикологии.

В ведение исторической лексикологии - истории слов, словарного состава языка в целом. Словарный состав языка изменяется (появляются новые слова, отдельные слова забываются, изменяются значение целого ряда слов и т.д.) в результате самых различных причин, некоторые из которых удаётся установить с достаточной достоверностью. При выяснении истории отдельных слов и групп слов обнаруживается как собственно языковые, так и внеязыковые (экстралингвистические) факторы изменений. Непосредственная связь лексики с внеязыковой действительностью обуславливает то, что появление новых предметов, возникновение новых понятий приводит к пополнению словаря новыми обозначениями этих предметов и понятий, способы их обозначения, т.е. способы номинации (создание новых слов от существующих в языке при помощи аффиксов, создание составных наименований, семантическая деривация, заимствование иноязычных слов) во многом определяется теми лексическими реалиями, которыми располагает данный язык, и теми лексико-семантическими отношениями, которые существуют в языке в ту или иную эпоху.

Словарный состав наиболее подвижный уровень языка, изменения и пополнения которого особенно заметны. Они непосредственно связаны с производственной деятельностью человека, с экономическим, социальным, политическим и культурным развитием жизни народа.

В лексике отражаются все процессы исторического развития общества. Одни предметы, реалии быта, понятия, качества, явления существуют издавна, и слова, их названия, активно используются носителями языка; другие предметы и понятия отмирают - с ними уходят их наименования. Слова, редко употребляемые, существуют в пассивном словаре.

К пассивному запасу слов относятся такие, которые либо являются устаревшими, либо в силу своей новизны ещё не стали достаточно известными и не всегда понятны носителям языка. Слова пассивного словаря, в свою очередь, образуют две группы: устаревшие и новые слова.

Традиционно термин устаревшая лексика используется как обобщающее понятие по отношению терминам историзм и архаизм. При этом под историзмами понимаются «устаревшие слова, вышедшие из употребления в связи с исчезновением тех реалий, которые они называли» [Емельянова, 2004, 48]. Слова, служившие названиями исчезнувших предметов, понятий, явлений называются историзмами. Изменилась система образования в России - ушли из нашей речи слова институт благородных девиц, классная дама, реалист (учащийся реального училища), институтка. Все перечисленные «старые слова» - это историзмы. Они занимают в языке совершенно особое положение, являясь единственными наименованиями давно ушедших из нашего обихода предметов. Поэтому у историзмов нет и не может быть синонимов.

Теперь мы не мерим аршины, не кланяемся волостным старшинам и приказчикам и рады забыть все «ненужные», как нам кажется, слова. Но как быть писателям, историкам, если они захотят описать минувшую эпоху? В исторической литературе, в художественных произведениях, повествующих о прошлом нашего народа, нельзя не использовать историзмы. Они помогают воссоздать колорит эпохи, придают описанию прошлого черты исторической достоверности.

Кроме историзмов, в нашем языке выделяются и другие типы устаревших слов. С течением времени можно наблюдать такое явление, как то или иное слово почему-то начинает употребляться всё реже и реже. Мы всё реже употребляем его в речи, заменяя другим, синонимичными ему словами, и так постепенно оно забывается. Например, актёра когда-то называли лицедей, комедиант; говорили не путешествие, а вояж, не пальцы, а персты, не лоб, а чело. Такие устаревшие слова называют вполне современные предметы, понятия, которые теперь принято именовать по-другому. Новые названия вытеснили прежние, и они постепенно забываются. Устаревшие слова, у которых есть современные синонимы, заменившие их в языке, называются архаизмами. К архаизмам принято относить лексемы, «называющие существующие реалии, но вытесненные по лингвистическим или экстралингвистическим причинам из употребления синонимичными единицами» [Емельянова, 2004, 48].

Таким образом, историзмы не имеют параллелей в современном языке, архаизмы же, напротив, имеют в современном языке синонимы. Архаизмы принципиально отличаются от историзмов. Если историзмы - это названия устаревших предметов, то архаизмы - это устаревшие наименования вполне обычных предметов и понятий, с которыми мы постоянно сталкиваемся в жизни. Судьбу слов определяет не «возраст», а их использование в речи: те, которые называют жизненно важные, необходимые понятия, веками не стареют; другие архаизируются довольно быстро, мы перестаём их употреблять, потому что исчезают сами понятия, которые этими словами обозначаются.

Но есть на это и другая, совершенно противоположная, точка зрения. Например, А.Н. Гвозьдев в своей работе пишет, «нет чёткости в установлении исторических границ, которые необходимо иметь в виду при отнесении слов к архаизмам, то есть остаётся неустановленным, относить ли к архаизмам слова, вышедшие из употребление, например, только в ХХ веке или ХIХ веке, со времени Пушкина, или с какого-либо более раннего периода. Также не выясняется, следует ли относить к архаизмам слова, переставшие употребляться, но встречающиеся в классической литературе, которая имеет до сих пор массового читателя, или употреблявшиеся и в произведениях, ставших достоянием истории» [Гвоздев, 1955, 93-94].

Исходя из всего выше сказанного можно прийти к выводу, что в современном отечественном языкознании нет четкого единого общепринятого мнения о том, стоит ли отделять понятие «историзмы» от понятия «архаизмы» или историзмы следует рассматривать как часть архаизмов.

Представляется необходимым сказать, в заключение, несколько слов об историзмах, т.е. названиях исчезнувших предметов, явлений, понятий: опричник, кольчуга, жандарм, городовой, гусар и т.п.

Появление этой особой группы устаревших слов, как правило, вызвано внеязыковыми причинами: социальными преобразованиями в обществе, развитием производства, обновлением оружия, предметов быта и т.д.

Историзмы, в отличие от прочих устаревших слов, не имеют синонимов в современном русском языке. Это объясняется тем, что устарели сами реалии, для которых эти слова служили наименованиями. Таким образом, при описании далёких времен, воссоздания колорита ушедших эпох историзмы выполняют функцию специальной лексики: выступают как своего рода термины, не имеющие конкурирующих эквивалентов. Историзмами становятся слова, различные по времени своего появления в языке: они могут быть связаны и с весьма отдаленными эпохами (тиун, воевода, опричнина ), и с событиями недавнего времени (продналог, губком, уезд). В лингвистической литературе подчеркивается доминирование функции исторической стилизации, выполняемой историзмами.

В нашей курсовой работе мы будем придерживаться первой точки зрения, в которой говориться о том, что историзмы и архаизмы являются различными единицами устаревшей лексики.

§4. Понятие «архаизмы» в его теоретическом толковании

Слова русского языка различаются сферой распространения. Одни используются свободно, не ограниченно и составляют основу русского литературного языка. Такие слова относят к общеупотребительной лексике. Это, например, названия явлений, понятий общественно-политической жизни (государство, общество, класс, развитие и т. п.); экономические понятия (финансы, кредит, банк и т. п.); явления культурной жизни (театр, спектакль, актер, премьера, выставка, живопись и т. п.); бытовые наименования (дом, квартира, жить, семья, дети, школа и т. п.).

Другая часть лексики употребляется ограниченно. Сюда мы относим мифологический словарь, окказиональные имена, различного рода архаизмы, которые и являются предметом нашего исследования.

Энциклопедия «Русский язык» под редакцией Ю.Н. Караулова даёт следующее определение термина:

Архаизмы (от греч. Archaios - древний) слова и выражения вытесненные из активного употребления синонимичными лексическими единицами (например, выя - шея, глад - голод). Термин «архаизмы» может употребляться также в отношении устаревших грамматических явлений - форм и конструкций, вытесняемых продуктивными грамматическими типами (т.н. грамматические архаизмы), но чаще используется применительно к единицам лексического языкового уровня.

В современном русском языке архаизмы в совокупности с историзмами образуют систему устаревшей лексики, характер которой определяется степенью устарелости этой лексики, различными причинами архаизации и способом использования. Архаизмы, в отличии от историзмов, являются устаревшими названиями существующих реалий и явлений действительности. Архаизация таких единиц имеет внутриязыковые причины, определяемые в значительной степени системными отношениями в лексике, в том числе стилистической дифференциацией синонимов, ослаблением и потерей связей с однокоренными словами, сужением круга лексической сочетаемости [Караулова, 2003, 37].

Выделяются два типа архаизмов - лексические и семантические.

В группе лексических архаизмов выделим, вслед за Н.М. Шанским, три подгруппы: собственно-лексические, лексико-словообразовательные и лексико-фонетические.

«В одном случае мы имеем дело с такими словами, которые ныне вытеснены в пассивный словарный запас словами с другой непроизводной основой. Например: вотше (напрасно), понеже (потому что), ветрило (парус), выя (шея) и др. <… >

В другом случае мы имеем дело с такими словами, которым ныне в качестве языковой оболочки выражаемых ими понятий соответствуют слова однокорневого характера, с той же самой непроизводной основой. Например: пастырь - пастух, ответствовать - отвечать, свирепство - свирепость и т. д. В этом случае слово, употребляющееся в активном словаре сейчас, отличается от архаизма лишь с точки зрения словообразовательного строения, лишь суффиксами или префиксами, непроизводная же основа в них одна и та же, и образованы они от одного и того же слова < … >

В третьем случае мы имеем дело с такими словами, которые в настоящее время в качестве языковой оболочки соответствующих понятий заменены в активном словаре словами того же корня, но несколько иного языкового облика. Например: зерцало (зеркало), глад (голод), вран (ворон) и др. » [Шанский, 1972, 150-151]

Семантические архаизмы - устаревшие значения существующих в активном словаре слов («зрелище» у слова позор, сравни современное значение «бесчестье»).

В современных текстах архаизмы используются только с определёнными стилистическими целями: в исторических романах, повестях для воссоздания реальной исторической обстановки и речевого колорита эпохи; в публицистической и художественной речи для создания высокоторжественного стиля.

Архаизмы могут вновь входить в активное употребление, приобретая различные стилистические оттенки (сравни современное употребление слов веление, вояж, изрыгать) или терминологизируясь (сравни употребление слова купец в значении покупатель в профессиональной речи устроителей аукционов) [Караулова, 2003, 37-38].

Архаизмы по своему значению «могут полностью совпадать со своими синонимами, принятыми в языке повседневного общения, в других формах речевой деятельности, а отличаются именно тем, что в сознании говорящего они не связываются с привычными для них предметами и в привычном для них освоенном неязыковом пространстве.

В парах глаза - очи, лоб - чело, губы - уста и подобных им, исходное противопоставление лежит прежде всего в референциальной сфере.

Специфические явления поэтического языка являются, таким образом,

сигналом и подтверждением того особого денотативного пространства, с которым связан стихотворный текст» [Богуславский, 1976, 35].

Архаизмы занимают особое место в составе русской лексики. Сложным представляется вопрос о том, что считать в системе языка архаической лексикой, а также каков объём самого понятия «архаизм», как он соотносится, к примеру, с понятиями «славянизм» и «историзм».

И архаизмы, и славянизмы, и историзмы - относятся к пассивному словарному запасу.

Утверждение о том, что устаревшая лексика принадлежит к пассивному запасу языка, общепризнано. Понятие активного и пассивного запаса языка в лексикографическую теорию и практику ввел Л.В. Щерба. К пассивному лексическому запасу он относил слова, которые стали менее употребляемы и круг использования которых сузился.

В современном языкознании существует несколько точек зрения на пассивный словарный запас языка. В одном случае в него включается «часть словарного состава языка, состоящая из лексических единиц, употребление которых ограниченно особенностями означаемых ими явлений (название редких реалий, историзмы, термины) или лексических единиц, известных только части носителей языка (архаизмы, неологизмы), используемых только в отдельных функциональных разновидностях языка» [Арапов, 1990, 369].

Сторонники другой точки зрения утверждают, что пассивный словарь - это «часть словарного состава языка, понятная всем владеющим данным языком, но мало употребляемая в живом повседневном общении; <…> пассивный словарь составляют устаревшие или устаревающие, но не выпавшие из словарного состава языка слова» [Сороколетов, 1979, 199].

Согласно и одной и другой точки зрения архаизмы относятся к пассивному словарному запасу языка. Но наряду с ними и к устаревшей лексике, и к пассивному словарному запасу языка принадлежат и историзмы.

§5. Понятие «историзмы» в его теоретическом толковании

У каждого слова в русском языке есть своя «жизнь», некоторые из слов навсегда уходят из повседневного обихода в связи, например, с исчезновением непосредственно понятия, которое обозначалось тем или другим словом.

Среди устаревших слов особую группу составляют историзмы - названия исчезнувших предметов, явлений, понятий: опричник, кольчуга, жандарм, городовой, гусар, гувернер, институтка и т. п. Появление историзмов, как правило, вызвано внеязыковыми причинами: социальными преобразованиями в обществе, развитием производства, обновлением оружия, предметов быта и т. д.

Историзмы, в отличие от прочих устаревших слов, не имеют синонимов в современном русском языке. Это объясняется тем, что устарели сами реалии, для которых эти слова служили наименованиями. Таким образом, при описании далеких времен, воссоздании колорита ушедших эпох историзмы выполняют функцию специальной лексики: выступают как своего рода термины, не имеющие конкурирующих эквивалентов. Историзмами становятся слова, различные по времени своего появления в языке: они могут быть связаны и с весьма отдаленными эпохами (тиун, воевода, опричнина), и с событиями недавнего времени (продналог, губком, уезд) [Розенталь, 2002, 71].

Историзмы - слова и выражения, вышедшие из активного употребления в связи с тем, что исчезли или стали неактуальными обозначаемые ими понятия (напр., армяк, бонна, нэпман, коллежский асессор). Историзмы, наряду с архаизмами и неологизмами, входят в пассивный словарь языка. Появление в языке историзмов обусловлено внеязыковыми причинами: развитием общества, науки, культуры, изменением обычаев и быта народа. Историзмы характеризуются разной степенью устарелости. Соответствие историзмов определённым реалиям, явлениям, относящимся к различным сферам жизни разных эпох и народов, отмечается в словарях в их толковании: вече - 'в Древней Руси: собрание горожан для решения общественных дел', великий визирь - 'первый министр в султанской Турции', нэпман - 'частный предприниматель времён нэпа'. Различаются историзмы лексические, или полные, - слова (одно- и многозначные), вышедшие из активного употребления и не используемые для номинации новых реалий (напр., кафтан, гайдамак, городничий), и историзмы семантические, или частичные, - устаревшие значения многозначных слов, совмещающих в своей семантике и исторические, и актуальные значения (ср. значение 'лицо, объявляющее народу официальные известия' у слова глашатай). Особый разряд составляют историзмы, называющие реалии, явления, исчезнувшие из жизни носителей языка, но актуальные в жизни других современных народов и смыкающиеся поэтому с экзотизмами (напр., канцлер, бургомистр).

Историзмы используются двояко: как нейтральные слова - при необходимости назвать обозначавшиеся ими реалии (напр., в исторических работах); как стилистическое средство - в тех же целях, что и архаизмы. Некоторые историзмы сохраняются в активном словаре в составе устойчивых выражений (напр., бить баклуши, точить лясы). Историзмы могут вновь войти в активное употребление вследствие возрождения, актуализации обозначаемых ими понятий или в результате использования историзмов для наименования новых реалий, явлений на основании сходства или подобия (ср., например, современное употребление слов и выражений: обществоведение, мичман, благотворительный вечер) [Горкин, 2008, 80]

Выводы по I главе

В первой главе мы раскрыли понятие жанра исторической прозы. Указали годы появления исторического романа в русской литературе и причины возникновения этого жанра.

В первом параграфе первой главы названы первые романы, которые были созданы в этом жанре. Это такие романы как: «Рославлев, или русские в 1812 году» (1830) М.Н. Загоскина, «Димитрий Самозванец» (1829) Ф.В. Булгарина, «Клятва при гробе господнем» (1832) Н. Полевого, «Последний Новик, или завоевание Лифляндии при Петре I», «Ледяной дом» (1835) и «Басурман» (1838) И. И. Лажечникова.

В первом параграфе мы указали черты исторического романа и выявили данные черты в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный». Такими чертами являются:

. в романе органически сочетаются художественный вымысел с реальной исторической действительностью;

. язык романа насыщен темпоральными показателями эпохи.

В следующих параграфах названные черты рассмотрены более подробно.

Во втором параграфе подробно рассмотрена эпоха, отраженная А.К. Толстым в романе «Князь Серебряный». Чтобы сделать роман наиболее исторически достоверным, автор работал с разными источниками. В романе можно заметить ряд дословных совпадений с «Историей государства Российского» Карамзина. Наряду с историческими персонажами действуют персонажи вымышленные. Переплетение в романе исторически достоверных фактов с вымыслом - является неотъемлемой чертой исторического романа. Толстой помещает разрозненные во времени события в сравнительно небольшой временной промежуток, концентрируя события, для большей драматизации, усиления впечатления и достижения большей яркости восприятия читателем эпохи Ивана Грозного.

Другой (как мы уже отметили) характерной чертой является использование автором устаревшей лексики для создания колорита изображаемой эпохи.

Далее в работе мы рассматриваем историзмы и архаизмы в их теоретическом толковании. В работе мы приходим к выводу, что историзмы и архаизмы являются различными единицами устаревшей лексики.

Глава II

§1. Анализ лексических архаизмов в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный»

В этой главе мы попытаем найти архаизмы употребляемые автором в романе и проанализировать их.

Обратимся, во-первых, к архаизмам лексическим. Как уже говорилось выше, в их составе мы выделяем три подгруппы: лексико-фонетические, лексико-словообразовательные и собственно-лексические.

.1 Архаизмы лексико-фонетические

К этой подгруппе лексических архаизмов мы относим слова, у которых

устарело и претерпело изменения фонетическое оформление.

а) Ведущее место занимают здесь неполногласные слова, являющиеся представителями генетических славянизмов. (Оговорим здесь, что в русском языке отнюдь не все неполногласия могут служить стилеобразующими средствами. Ими могут быть лишь те, которые вышли из активного словоупотребления, поскольку имеются активно функционирующие их полногласные эквиваленты). Имеет смысл дать определение полногласию и неполногласию. Для этого мы обратимся к Г.О. Винокуру [Винокур, 1959, 448-449]. Полногласием он называет явление, когда в русском языке в соответствии с церковнославянским сочетанием -ра- между согласными имеется сочетание -оро-, в соответствии с церковнославянским -ла-, -ле- между согласными -оло- ( но после шипящих -ело-).

Без сомнения, архаическая лексика осознается А.К. Толстым как одно из средств стилистической выразительности. Это положение подтверждается весьма частотным употреблением рассматриваемых лексем, в частности, лексико-фонетических архаизмов.

С функциональной точки зрения, самым ярким и показательным является, на наш взгляд, употребление слов с устаревшим фонетическим оформлением для придания роману высокой экспрессии. Обратимся к конкретным примерам:

Не становится млада царевича! [Толстой, 1983, 97]

В примере неполногласное слово млад - молод употреблено явно для стилизации, определяет время действия в романе.

<…> помощи взять неоткуда, быть может, чрез краткий час я отойду.

В романе А.К. Толстого мы находим чрезвычайно большое количество неполногласных вариантов предлога перед - пред. Архаическая форма совмещает версификационную и стилистическую функции. Последняя заключается в том, что неполногласный вариант, являясь атрибутом высокого слога, служит также для придания речи большей выразительности.

Употребление неполногласия хлад в романе служит созданию выразительности и создания колорита описанной эпохи. Однако нельзя трактовать использование данной лексемы как просто выразительное описания. В ткани романа присутствует печать субъективного мировосприятия Толстого, характерная особенность романа. Это стремление и способность и о простом, и о сложном говорить всегда сложно, то есть высоко.

Басманов надеялся, что Иоанн удержит его: но отсутствие из Слободы, вместо того чтоб оживить к нему любовь Иоанна, охладило её ещё больше; он успел от него отвыкнуть, а другие любимцы, особенно Малюта, воспользовались этим временем.

Кроме того, употребление неполногласных вариантов в произведениях XIX века, (и в частности слова хлад) было обычным. Слово, таким образом, получает некий традиционный литературный ореол.

б) Стилистически маркированные полногласия.

Не для того я тебя из полона вызволил, чтоб ты опять голову на плаху понёс.

Здесь мы имеем всего один пример - полон (2 употребления). Слово это не является стилистически нейтральным, в отличие от своего неполногласного варианта плен, принадлежащего к активному словарному запасу.

Полногласный вариант в данном случае гораздо выразительнее и несёт большую эмоциональную нагрузку. Кроме того, уместность употребления именно русизма подтверждается тем, что речь в приведённом контексте идёт о русском языке.

в) Доисторическое сочетание * kt перед * τ.

Здесь мы имеем 2 сложных прилагательных: полунощь (3 случая), всенощно (2случая).

Сам Василий Великий во втором послании к Григорию Назианзину говорит: что другим утром, то трудящимся в благочестии полунощь.

Использованные архаизмы представляет собой авторские образования с использованием славянского фонетического рефлекса Щ вместо Ч (< * kt перед * τ ). Необходимо отметить их связь со словом всенощная, имеющим сакральную семантику и являющимся частью церковного лексикона. Естественно будет отметить их функцию создания высокой экспрессии и стилизации речи.

.2 Архаизмы лексико-словообразовательные

Следующий пункт нашего анализа посвящён лексико-словообразовательным архаизмам как одной из подгрупп архаизмов лексических.

а) Следует отметить слова с префиксом воз-(вос-). Здесь же укажем случаи употребления лексем, образованных с помощью префикса низ-(нис-). Слова из вышеуказанных групп не являются противоположными по стилистической окраске и, фактически, не различаются функционально, участвуя в создании высокой экспрессии и поэтизируя речь.

Нужно отметить, что подавляющее большинство слов с указанным префиксом являются глаголами, т.е. обозначают определенное действие. Приставка воз-(вос-) в сочетании с глагольным корнем эмоционально окрашивает слово, превращая действие в некий значительный творческий или духовный акт. Обращаясь к конкретным примерам, отметим следующее:

) Надо всею этой путанице церквей, домов, рощ и монастырей гордо воздымались кремлёвские церкви и недавно отделанный храм.

Вздыматься - подниматься кверху [Ожегов, 1999, 80].

) Месяц взошёл на небо, звёзды ярко горели.

Взойти - идя, подняться наверх [Ожегов, 1999, 80].

б) Отметим формы глагола, образованные с помощью префиксов за-, на-, по-, а также причастий, образованные при помощи суффиксов -мши-, не входящие в активное словоупотребление, тогда как варианты тех же форм, образованные по другой модели, являются общеупотребительными.

) Господь сохранит его от рук твоих! - сказал Максим, делая крестное знамение, - не попустит он тебя все доброе на Руси погубить.

Общеупотребительным вариантом этой лексемы является допустит. Попустить - позволить, допустить, разрешить, не запрещать [Даль, 2002, т.3, 252].

) - Стой, Максим! - повторил Серебряный и, нагнав Скуратова, ударил его в щёку рукою.

Общеупотребительным вариантом этой лексемы является догнав. Нагнав - настигнуть, поравняться с движущимся впереди [Ожегов, 1999,171].

) - Князь, - сказал ему Максим, не отходивший всё время от него, - недолго нам ждать, скоро зачнётся бой.

Общеупотребительным вариантом этой лексемы является начнется. Зачаться - начать быть, существовать, совершаться [Ожегов, 1999, 399].

) Так вот кого они собаки, связамши везли.

Общеупотребительным вариантом этой лексемы является связанного.

.3 Собственно-лексические архаизмы

Обратимся, пожалуй, к самой многочисленной подгруппе лексических архаизмов. Думается, что слова этой подгруппы традиционны для романов и литературы вообще, и А.К. Толстой отнюдь не был единственным из писателей, кто обращался к этим весьма выразительным лексическим ресурсам. Представляется целесообразным классифицировать, где это возможно, указанные лексемы по семантическому признаку.

а) Группа слов, обозначающих части человеческого лица и тела

Наиболее употребительными являются слова, называющие части человеческого лица и тела. В этом А.К. Толстой в большей степени отдает дань традиции. Обратим внимание на таблицу употребленности и распределённости (то есть число авторов, использующих то или иное слово традиционно-литературной лексики) этих лексем, составленную по материалам журналов 1971 года:

Таблица 1.

СловаУстаОчиЛикЧелоПерстМалоупотребительные словаГлаваГотаньДланьДесницаВыяПерсиЗракКоличество употреблений3632 19 16 102141110Распределенность131711581111110

Итак, наиболее частотными оказываются слова уста, очи, лик, чело, персты. Все вышеперечисленные лексемы мы находим в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный». В качестве сравнения приведём таблицу, показывающую, какие слова данной группы и как часто употребляются им в тексте.

Таблица 2.

СЛОВАУСТАОЧИЛИКЧЕЛОПЕРСТЫЗЕНИЦАКОЛИЧЕСТВО УПОТРЕБЛЕНИЙ557102851

А.К. Толстой не использует малоупотребительные слова, но привлекает лексемы, не зафиксированные в таблице, составленной Е.А. Дворниковой.

В количественном отношении в группе указанных слов доминирует лексема очи. Такое её положение отчасти объясняется существованием логической связи между такими образами, как очи и взор, порядок. Да и не стоит забывать, что речь идёт о историческом романе, а у царя могут быть только очи, что придаёт ему более возвышенное положение по сравнению с другими персонажами.

Кроме того, небезынтересны слова Наровчатова, относительно пары уста - губы: « … уста целовали и лобзали, они молили и смеялись, были открытыми и сомкнутыми, но лихорадка выступала только на губах» [Мансветова, 1990, 65].

Проиллюстрируем вышеизложенное конкретными примерами:

)Пока ты жив, уста народа русского запечатаны страхом; но минует твоё зверское царенье, и останется на земле лишь память дел твоих.

)Иван Васильевич слушал его со вниманием, перебирая чётки и опустив взор на алмазное кольцо, которым был украшен указательный перст его.

)И, узнав о том, царь вошёл в ярость великую, приказал Морозову отойти от очей своих и отпустить седые волосы.

)правильное лицо всё ещё было прекрасно; но черты обозначались резче, орлиный нос стал какой-то круче, глаза горели мрачным огнём, и на челе явились морщины, которых не было прежде.

) Не всегда также спокойствие, написанное на лице его, могло достоверно ручаться за внутреннюю безмятежность. Оно часто бывало одною личиной, и царь, одаренный редкую проницательностью и способностью угадывать чужие мысли, любил иногда обманывать расчеты того, с кем разговаривал, и поражать его неожиданными проявлениями гнева в то самое время, когда он надеялся на милость.

б) Группа слов, обозначающих физическое или эмоциональное состояние человека.

В ней можно обозначить такие лексемы, как осерчать (16), хворать (4), гнушаться (1) и слово кручина (18), прилагательные кудластая (2) и забубенная (1), зафиксированное в словарях как народно-поэтическое.

)Я ей все рассказал, что было мне ведомо, а она, сердечная, ещё кручине прежнего стала, повесила головушку, да уже во всю дорогу ничего и не говорит.

2) - Нет, опосля, как удрали-то, так уж так осерчал, что боже сохрани.

) - Посмотри, какая она голубушка, хворая!

) - Авось, когда сам окровавишься, бросишь быть белоручкой, перестанешь отцом гнушаться!

) - Да похож на молодца: голова кудластая, борода черная, сутоловать маленько, лицо плоское, да зато глаза посмотреть - страх!

)<…> или думали они о хоромах высоких среди поля чистого, о двух столбиках с перекладинкой, о которых в минуту грусти думала в то время всякая лихая, забубённая голов?

Словари дают следующее толкование этих слов:

Кручина - в народной словесности: горе, тоска, печаль [Ожегов, 1999, 310].

Осерчать - быть в раздражении, гневе, чувствовать злобу к кому-нибудь [Ожегов, 1999, 712].

Хворая - больная, немощная, болеющая [Даль, 2002, т.4, 350].

Гнушаться - презирать, отвращаться с негодованием, омерзением, считать недостойным [Даль, 2002, т.1, 340].

Кудластая - непричёсанная, с растрепавшимися волосами [Ожегов, 1999,312].

Забубённая - отчаянная, бесшабашная, разгульная [Ожегов, 1999, 198].

Отмечая функциональную общность приведенных слов, скажем, что они, усиливая смысловые характеристики обозначаемого, служат созданию высокой экспрессии.

в)Группа слов, обозначающих какое-либо действие.

К этой группе архаизмов можно отнести следующие слова: схоронить (3), спознаться (2), зияли (2), вздумать (15), пожаловать (в значении наградить) (7), изволил (9), перечить (11), являло (1), ступай (18), облобызал (5), опалиться (24), сыскать (17), слукавил (8), озирались (10), тузили (2), воротиться (7), сталось (17) и т.д.

) Я бы схоронил тебя где-нибудь в густом поместье, далеко от Москвы…

Схоронить - прятать, скрывать [Ожегов, 1999, 783].

2) Вы спознались ночью, в саду у ограды, в тот самый вечер, когда я принял и обласкал его как сына.

Спознаться - познакомиться, сойтись [Ожегов, 1999, 783].

3) Неправость дел его являлось во всей наготе, и страшно зияли перед ним адские бездны.

Зиять - раскрывать рот, растворять, расширять зев, пасть; зевать [Даль, 2002, т.1, 606].

) Отчего ты теперь уезжать вздумал, когда царь тебя пожаловать изволил, с начальными людьми сравнял?

Вздумал - придумать, выдумать, изобрести, задумать, захотеть [Даль, 2002, т.1, 212].

Пожаловать - что-то кому-то; кого-то чем-то; дать, подарить, почтить, наградить [Даль,2002, т.3, 183].

Изволил - что или на что; хотеть, желать, избирать по своей воле [Даль, 2002, т.3, 16].

) - Как у тебя язык повернулся царю перечить?

Перечить - делать что кому поперёк, назло, в помеху, спорить, опровергать, утверждать противное [Даль, 2002, т.3, 83].

) Грубое лицо его являло одну непреклонную волю.

Являть - казать, показывать, делать явным, видным, ставить на вид, обнаруживать [Даль, 2002, т.4, 462].

) Заволоки окно да ступай спать.

Ступать - шагать, ходить, идти, переставить ногу с места на место, иди, пошёл, погоняй [Даль, 2002, т.4, 192].

) Максим припал к порогу светлицы и облобызал его.

Облобызать - поцеловать, обнять, приветствовать лобызая [Даль, 2002, т.4, 496].

) Все на меня подымутся и сам царь, на меня ж опалится!

Опала - немилость царя, князя к кому-нибудь, а также наказание впавшему в немилость [Ожегов, 1999, 453].

) Битва кончена, все твои злодеи полегли, один Малюта ушёл, да, я чаю, и ему не сдобровать, когда царь велит сыскать его!

Сыскать - найти, отыскать [Ожегов, 1999, 785].

11) - Нечестно! Нечестно! - закричали они. - Андрюшка слукавил.

Слукавить - хитрить, притворяться, вести себя неискренне [Ожегов, 1999, 732].

12) Откуда молодцев бог несет? - спросил старый сказочник у нескольких парней, которые подошли к огню и робко озирались во все стороны.

Озираться - бросать взгляды в разные стороны [Ожегов, 1999, 448].

13) Далее двое молодцев тузили друг друга по голове кулаками.

Тузить - бить, колотить [Ожегов, 1999, 815].

14) Царь велел Малюте пока молчать обо всем и , когда воротиться Басманов, не показывать ему вида, что его отсутствие было замечено.

Воротиться - прийти обратно, появиться вновь [Ожегов, 1999, 74].

15) - Что сталось с тобой сегодня?

Сталось - случилось, произошло [Даль, 2002,т.4, 163].

г) Группа слов, обозначающая жильё, место пребывания человека, обиход.

Сюда можно отнести следующие слова: изба, темница, полать, сени, лежанка, светочи, околица и т.д.

) Вдруг шорох в избе заставил его обернуться.

Изба - крестьянский домик, хата, жилой деревенский дом, жильё для прислуги в барском дворе [Даль, 2002, т.2, 11].

) Малюта велел тотчас вкинуть в темницу.

Темница - тюрьма, место заключения, содержания кого под стражей, взаперти [Даль, 2002, т.4, 228].

) Несли смоляные светочи.

Светочи - большая свеча или факел, смолевая горелка [Даль, 2002, т.4, 27].

) За лежанкой кричал сверчок.

Лежанка - длинный и низкий выступ из печи, с оборотами, на котором лежат и греются [Даль, 2002, т.2, 205].

) Кто там ходит в сенях?

Сени - наружная, более холодная часть жилого дома, у входа, прихожая, примыкает прямо к избе [Даль, 2002, т.4, 48].

) Вскочили с полатей и спешили одеться.

Полати - помост или подмост, настилка, поднятая выше пола и головы, помост в крестьянской избе, от печи до противной стены [Даль, 2002, т.3, 206].

д) Имеется ряд слов, которые трудно включить в какую-либо из перечисленных групп: прилагательное иной (80), наречия: доселе (23), подлинно (8), коли (46), авось (34), дотоле (19), покамест (15); союз кабы (28); существительные: взор, извет.

Продемонстрируем данную группу архаизмов на конкретных примерах из текста:

) Доселе я упрашивал тебя, теперь скажу вот что: нет тебе на отъезд моего благословления.

Доселе - нар. До сих пор или мест, до сего времени, доныне, по сие место, прежде, давно, встарь, прежде [Даль, 2002, т.1, 437].

) И подлинно дурь напустил!

Подлинно - нар. Точно, верно, право, истинно, в точности, в подробности, по всей истине [Даль, 2002, т.3, 153].

) Посмотри, коли ты теперь в гору не пойдёшь!

Коли - нар. Когда, в какую пору, в какое время,, если, когда [Даль, 2002, т.2, 117].

) Господь-то милостив; авось и простил бы!

Авось - нар. Может быть, станется, сбудется, с выражением желания или надежды [Даль, 2002, т.1, 49].

) Среди ночи, дотоле безмолвной, раздалось пение нескольких сот голосов, и далеко были слышны звон колокольный и протяжные псалмы.

Дотоле - нар. До тех пор, до того времени, до того места, случая [Даль, 2002, т.1, 442].

) А покамест чем тебе здесь не живётся?

Покамест - нар. До известной поры или до случая: между тем, тем часом, до той поры [Даль, 2002, т.3, 196].

) Знаю, что бог велит любить его, а как посмотрю иной раз, какие дела он творит, так всё нутро во мне перевернётся.

Иной - прил. Не этот, другой, кое - который, не такой, как этот, другого вида, отличный от этого [Даль, 2002, т.2, 39].

) Кабы не ты, и царь был бы милостивее.

Кабы - союз как бы, когда бы, если бы, как будто, будто бы, кажись, сдаётся, видится, некак [Даль, 2002, т.2, 62].

) Что отец мой - палач! - произнёс Максим и опустил взор, как бы испугавшись, что мог сказать отцу такое слово.

Взор - взгляд, устремление глаза на что, обращение на что очей и внимания [Даль, 2002, т.1, 213].

) Но вы ищете измены, вы пытками вымучиваете изветы.

Извет - донос, заявление стороннего человека о чьей вине, преступление, наговор, клевета в виде жалобы или доноса [Даль, 2002, т.2, 15].

Столь частотное обращение к собственно-лексическим архаизмам позволяет утверждать, что они осознаются А.К. Толстым как одно из главных средств создания колорита описываемой эпохи.

§2. Анализ морфологических архаизмов в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный»

Данный параграф будет посвящен архаизмам морфологическим (грамматическим), их функциональному употреблению. Подобные элементы языка, так как они выпадают из современной языковой системы, обычно стилистически маркированы либо как высокие, книжные, поэтические, либо как просторечные, поэтому основная их функция в художественной литературе - стилистическая.

«Употребление грамматических архаизмов в целях стилизации можно сравнить с привлечением лексических архаизмов, с той только существенной разницей, что их инородность в тексте, написанном на современном языке, воспринимается гораздо резче. Дело в том, что лексические архаизмы могут обладать большей или же меньшей степенью «архаичности», многие из них могут расцениваться как «пассивные» элементы каких-то периферийных слоёв лексики современного языка. Различными словообразовательными и семантическими нитями они часто связаны с активной частью современного словаря. Грамматические архаизмы, если они не вошли с переосмысленным значением в современный язык, всегда воспринимаются как элементы иной системы» [Шмелев, 1960, 7].

Роман А.К. Толстого представляет богатейший материал для иллюстрации использования морфологических архаизмов разных частей речи (существительных, прилагательных, местоимений, глаголов, причастий).

.1 Устаревшие морфологических формы именных частей речи

а)Весьма многочисленную группу составляют грамматические архаизмы-существительные. В частности в тексте использовано слово дерев в форме родительного падежа множественного числа. Данная форма сохраняется наряду с обычными в литературном языке формами на -ья. (Также, наряду с обычной формой друзья, употребляется иногда форма именительного падежа множественного числа други).

) Морозов притаил дыхание, но порыв ветра потряс вершины дерев и умчал слова и голос незнакомца.

) - Стойте, други! Стой ясные соколы! - закричал он на разбойников.

Рассмотрим ряд других морфологических архаизмов - имён существительных, попутно определяя признак архаизации.

Заслуживает внимания форма в дому (2 употребления). Флексия -у данной формы, изменявшейся по типу склонения с основной на *й, является исконной (местный падеж единственного числа). Однако в современном русском языке она является не архаизмом, а морфологическим вариантом, маркированность этой исходной формы, по мнению Л.В. Зубовой, позволяет думать, что она вытесняется из языка [Зубова, 1982, 52].

) В своём дому такого не потерплю.

Устаревшими в настоящее время являются также исторически исконные формы множественного числа существительных среднего рода плеча и колена, используемые А.К. Толстым. Эти существительные относились к группе слов с основой на *о и в именительном и винительном падежах множественного числа имели флексию -а, - а, а в родительном падеже множественного числа - -ъ или -ь, в зависимости от разновидности склонения -твердой или мягкой.

) Гриша, сказал он, положив обе руки на плеча Скуратова.

Для комментирования формы пламень мы обратимся к работе Д.Н. Шмелёва. «Сохранившиеся в современном языке как один из осколков старого склонения особые падежные формы существительных среднего рода на -мя свойственны главным образом литературному языку. В говорах и просторечии эти слова также испытали на себе тенденцию к выравниванию основ и соответственное подведение этих слов под продуктивные склонения. Здесь могло быть два пути: во-первых, утрата «наращения» -ен- в косвенных падежах; во-вторых, приобретение этого элемента именительным единственного числа. Во втором случае отмечается два типа образований в говорах: имена на -ено (из них в литературный язык проникло стремено, употреблявшееся некоторыми старыми писателями) и на -ень, из которых, особенно в поэзии прошлого века, было очень употребительным слово пламень. Таким образом, будучи «архаичным» в современном языке, вариант пламень исторически является новообразованием по сравнению с пламя» [Шмелев, 1960, 34-35].

) В то же время, как будто в лад словам своим, Перстень увидел в окно, что дворцовая церковь и крыши ближних строений осветились дальним пламенем.

К архаичным формам имён существительных, встретившимся в тексте относятся также следующие слова:

) Садись на конь, скачи к князю Серебряному, отвези ему поклон и скажи, что прошу отпраздновать сегодняшний день.

) Конский топот и веселая молвь послышались за его спиною.

Существительное конь мужского рода, употребленное в родительном падеже, здесь представлено с исконной флексией. В настоящее время используется форма родительного падежа на коня, с флексией - я. Существительное молвь женского рода употреблено в именительном падеже также с исконной флексией. В настоящее время встречается слово молва с флексией -а.

б) Признаком морфологической архаизации прилагательных является флексия.

) Возьмите его! - сказал Вяземский, озираясь попмеркшими очами, - я буду биться пешой.

Здесь мы имеем полное прилагательное мужского рода, употребленного в форме единственного числа именительного падежа с церковнославянской флексией -ой.

) Выкатило солнышко из-за моря Хвалынскаго, восходил месяц над градом каменным, а в то время в граде каменном породила меня матушка…

Флексия - аго полного прилагательного является показателем родительного падежа единственного числа. Формы с подобным окончанием функционировали, по-видимому, до влияния формы того и перехода - аго в ого.

в)Весьма немногочисленную группу морфологических архаизмов представляют местоимения. В рассмотренном нами романе мы находим, например, личное местоимение аз первого лица единственного числа, указательное оно местоимение среднего рода. Энклитические местоимения.

) Плачуще, предаю телеса их терзанию, яко аз есмь судия, поставленный господом судить народы мои.

) И в оный страшный день предстану и я перед вечным судьею, предстану в этой самой одежде и потребую обратно моей чести.

В тексте часто встречаются усеченные формы личных местоимений, которые употреблены в косвенных падежах.

) Погубил мя безвинно! (форма родительного и винительного падежей местоимения я [Даль, 2002, т.2, 266]).

) Я те научу слушаться? (форма родительного и винительного падежей местоимения ты [Даль, 2002, т.4, 225]).

Таким образом, среди устаревших форм имени мы находим случаи употребления архаизмов-существительных, прилагательных и местоимений, с явным численным превосходством первых. Признаком архаизации имён прилагательных является флексия -ыя в родительном падеже единственного числа женского рода и -аго в родительном падеже единственного числа среднего рода. Среди местоимений видим устаревшую форму личного местоимения аз, указательного -оно. Имена существительные представлены устаревшими падежными формами. Частотность употребления указанных форм, как это видно из приведённых нами примеров, доказывает, что они играют весьма важную роль для воспроизведения речи исторических персонажей, описанной в романе эпохи, царствования Ивана Грозного.

2.2 Устаревшие формы глаголов

а)Следующую, после имен существительных, в количественном отношении группу грамматических архаизмов составляют глаголы. Среди них мы видим формы аориста, имперфекта, устаревшие формы настоящего времени, в том числе атематических глаголов.

Среди глагольных форм встречаются такие как:

) Так нечего и смотреть. Отворяй, старик, дверь, князя перенесть.

) Вспомянёте вы меня на том свете, оба вспомянете!

) Вымай саблю! Посмотри, чья возьмёт.

) Да к томуж, нечего греха таить, как стали вы, родимые, долбить в дверь да в стену, я испужался.

Атематические глаголы представлены формами слов от быти и имьти.

) Плачуще, предаю телеса их терзанию, яко аз есмь судия, поставленный господом судить народы мои.

Говоря об атематических глаголах, отметим следующие формы первого лица единственного и множественного числа и третьего лица множественного числа глагола имьти после перехода в III продуктивный класс:

) Поединок был непростой; исход его зависил от суда божия, а князь знал свою неправость, и сколько не показался бы ему Морозов презрителен в обыкновенной схватке, но в настоящем случае он опасался небесного гнева, страшился, что во время боя у него онемеют или отымутся руки.

б)Стоит отметить употребленное в романе деепричастие дошед.

Русские деепричастия развились и оформились из двух категорий причастий - кратких действительного залога настоящего и прошедшего времени. «Дело здесь заключается в том, что краткие причастия в древнерусском языке могли употребляться первоначально как в качестве именной части составного сказуемого, так и в качестве определений. Употребляясь как определения, краткие причастия согласовывались с определяемым существительным в роде, числе и падеже. В этом отношении их положение в языке было таким же, как положение кратких прилагательных. Однако причастия, в отличие от прилагательных, были теснее связаны с глаголом, и поэтому их употребление в роли определений было утрачено раньше и быстрее, чем такое же употребление кратких прилагательных. Утрата краткими причастиями роли определения не могла не создать условий для отмирания форм косвенных падежей этих причастий, так как они, причастия, стали закрепляться лишь в роли именной части составного сказуемого, где господствующей является форма именительного падежа, согласованная с подлежащим. Таким образом, в русском языке осталась только одна форма бывших кратких причастий - старый именительный падеж единственного числа мужского и среднего рода в настоящем времени на [,а] (-я), в прошедшем -на [ъ], [въ] (или после падения редуцированных - форма, равная чистой основе, или форма на [в], типа прочитав» [Зубова,1982, 57].

В современном языке формы, равной чистой основе, уже нет, однако А.К. Толстой употребляет её. Эта причастная форма потеряла все те признаки, которые сближали её с прилагательными, и прежде всего потеряла способность согласования с подлежащим в роде и числе. Именно это и указывает на превращение бывшего причастия в деепричастие - неизменяемую глагольную форму, выступающую в роли второстепенного сказуемого.

) Дошед до Слободы, они решили быть осторожнее прежнего.

§3. Историзмы в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный»

А.К. Толстой в романе «Князь Серебряный» показал народ тесно связанным со своим временем и средой. Роман, отражающий жизнь России XVI века, содержит значительное количество устаревшеё лексики, передающей реалии и понятия своей эпохи. В этом параграфе мы проанализируем историзмы, т.е. слова, вышедшие из употребления в наше время. В романе историзмы представлены следующими тематическими группами: слова, называющие людей по роду занятий; одежду; военную лексику; строения и их части, домашняя утварь.

А в опричнину меня не зови, и около царя быть мне также не можно.

Царевич Иоанн пил много, ел мало, молчал, слушал и вдруг перебивал говорящего нескромною и ли обидною шуткой.

Царь - 1. Единовластный государь, монарх, а также официальный титул монарха. 2. Тот, кто безраздельно обладает чем-нибудь, властитель [Даль, 2002, т.4, 570].

Царевич образовано от слова царь суффиксальным способом (с помощью суффикса -вич-).

Еще не доезжая деревни, князь и люди его услышали веселые песни, а когда подъехали к околице, то увидели, что в деревне праздник

Князь - имеет два значения: 1. В феодальной Руси: предводитель войска и правитель области. 2. Наследственный титул потомков таких лиц или лиц, получивших его при царизме в награду, а также лицо, имеющее этот титул [Даль, 2002, т.2, 125].

Когда Серебряный отправился в Литву, Морозов воеводствовал где-то далеко; они не видались более десяти лет, но Дружина Андреевич мало переменился, был бодр по-прежнему, и князь с первого взгляда везде бы узнал его, ибо старый боярин принадлежал к числу тех людей, которых личность глубоко врезается в память.

Боярин - в России до XVIII века: крупный землевладелец, принадлежащий к высшему слою господского класса [Даль, 2002, т.1, 121].

Власть твоя посылать этих собак к губному старосте, - сказал незнакомец, - только поверь мне, староста тотчас велит развязать им руки.

Губной староста - выборное лицо из местных дворян, ведающее судебно-административными делами в уезде [Словарь 11-17 вв, 1977, т.4, 153].

Государь, - сказал он, соскакивая с коня, - вон твоя дорога, вон и Слобода видна.

Государь - всякий светский владыка, верховный глава страны,

владетельная особа: император, царь, король, владетельный герцог или

князь и пр. [Даль, 2002, т.1, 387].

Тут ратники подвели к князю двух лошадей, на которых сидели два человека, связанные и прикрученные к седлам.

Ратник - 1. То же, что и военный. 2. В царской России: солдат государственного ополчения [Даль, 2002, т.4, 86].

Между тем стольник возвратился к царю и сказал ему, кланяясь в пояс: - Великий государь!...

Стольник - на Руси до XVII века: придворный воин (первоначально прислуживающий за княжеским или царским столом) [Даль, 2002, т.4, 329].

Опричнина - 1. Особое войско, телохранители и каратели, при Грозном. 2. Часть государства, при Грозном, подчиненная дворцовому правленью, с особыми правами, противоположными земству. Опричник - опришнинець, опричинец житель области, вошедшей в царскую опричину: опричник, ратник служилой опричины [Даль, 2002, т.2, 685].

Впишись в опричнину; я (царь) дам тебе место выбылого Вяземского! Тебе (Серебряному) я верю, ты меня не продашь.

Все опричники с завистью посмотрели на Серебряного; они уже видели в нем новое возникающее светило, и стоявшие подале от Иоанна уже начали шептаться между собой…

Стремянной - ко стремени относящийся. Стремя - (от стромить, втыкать) часть верховой конской сбруи: железная дуга, дужка с проушиной и с донцем, подвешиваемая к седлу на путлище (ремне), для упора ног всадника [Ожегов, 1999, 773]. Стремянной субстантивация морфемико-синтаксический способ.

Это мой стремянной, государь! - поспешил сказать Серебряный, узнав своего старого Михеича, - он не видал меня с тех пор…

Холоп - 1. В Древней Руси: человек, находящийся в зависимости, близок к рабству; в крепостнической России: крепостной крестьянин, слуга [Ожегов, 1999, 866].

Ратники и холопи были все в приказе у Михеича; они спешились и стали развязывать вьюки.

Крестьянин - крещеный человек; мужик, землепашец или земледел, селянин, поселянин, сельский обыватель, принадлежащий к низшему податному сословию [Даль, 2002, т.2, 192]. Крестьянин - сельский житель, занимающийся возделыванием сельскохозяйственных культур и разведением сельскохозяйственных животных как своей основной работой [Ожегов, 1999, 360].

Судя по его одежде, можно было принять его за посадского или за какого-нибудь зажиточного крестьянина, но он говорил с такою уверенностью, и, казалось, так искренно хотел предостеречь боярина, что князь стал пристальнее вглядываться в черты его.

Купец - 1. Богатый торговец, владелец торгового предприятия. 2. Покупатель (устар. и спец.) [Ожегов, 1999, 314].

Купцам было всего хуже. Их грабили и разбойники, и скоморохи, и нищие, и пьяные опричники.

Кравчий - в Русском государстве до 18 в.: должностное лицо, ведающее столом, стольниками [Ожегов, 1999, 302].

К удивлению всех, кравчий Федор Басманов из своих рук поднес ему чашу вина.

Челядь - 1. При крепостном праве: дворовые слуги помещика. 2. перен. Чьи-нибудь прислужники, приспешники (презр.) [Ожегов, 1999, 379].

Нас интересует слово в прямом значении.

Аль не видите, это боярин со своею челядью, а не какие-нибудь опричники!

Мещанин - 1. В царской России: лицо податного сословия, состоящего из мелких домовладельцев, торговцев, ремесленников [Ожегов, 1999, 355].

Разбои в окрестностях Москвы особенно умножились с тех пор, как опричники вытеснили целые села хлебопашцев, целые посады мещан.

Царедворец - (устар.). Высокопоставленное лицо при дворе царя, придворный [Ожегов, 1999, 871].

Чинно вошла в палату блестящая толпа царедворцев и разместилась по скамьям.

Рында - на Руси в 15-17 веках: воин придворной охраны [Ожегов, 1999, 689].

Ты видел его, князь, пять лет тому, рындою при дворе государя; только далеко он ушел с тех пор и далеко уйдет еще; это Борис Федорович Годунов, любимый советник царский.

Сермяга - не от серый, а от мордовского сермяг, суконный кафтан; чапан, кафтан грубого, некрашеного крестьянского сукна; сермяжина, белое, серое, смурое, бурое, черное крестьянское сукно, некрашеное [Ожегов, 1999, 713].

Зипун - в старое время: крестьянская одежда - кафтан из грубого толстого сукна, обычно без ворота [Ожегов, 1999, 230].

Ферязь - 1. Мужское долгое платье с длинными рукавами, без воротника и перехвата [Даль, 2002, т.4, 533].

Много было среди них разнообразия. Сермяги, ферязи и зипуны, иные в лохмотьях, другие блестящие золотом, виднелись сквозь ветки дерев.

Кокошник - 1. В старое время, преимущественно в северных областях: нарядный женский головной убор с разукрашенной и высоко поднятой надо лбом передней частью, с лентами сзади [Ожегов, 1999, 282].

Такие же серьги висели по самые плечи; голову покрывал кокошник с жемчужными наклонами, а сафьянные сапожки блестели золотою нашивкой.

Кафтан - старинная мужская долгополая верхняя одежда [Ожегов, 1999, 270].

Терлик - род долгого кафтана, с перехватом и короткими рукавами [Даль, 2002, т.4, 40].

В церкви народу не было; но когда встала Елена и оглянулась, за нею стоял боярин Морозов в бархатном зеленом кафтане, в парчовом терлике нараспашку.

Тафья - шапочка, род скуфьи, ермолка, еломок, тюбетейка [Даль, 2002, т.4, 393].

На каждом из них была бархатная или парчовая тафья, усаженная жемчугом и дорогими камнями, и все они казались живыми украшениями волшебного дворца, которым составляли как бы одно целое.

Бахтерец - доспех, заменявший латы или кольчугу; он набирался из продолговатых плоских полуколец и блях, которые нашивались на суконное или бархатное полукафтанье [Даль, 2002, т.1, 56].

С радостью выехал Серебряный из Вильно, сменил бархатную одежду на блестящие бахтерцы и давай бить литовцев, где только бог посылал.

Мурмонка (мурмолка) - шапка, поминаемая в сказках и песнях [Даль, 2002, т.2, 360].

Голову князя покрывала белая парчовая мурмолка с гибким алмазным пером, которое качалось от каждого движения, играя солнечными лучами.

Мисюрка - воинская шапка, с железною маковкою или теменем и сеткою [Даль, 2002, т.2, 330].

Голову его покрывала мисюрка.

Бердыш - старинное оружие - широкий длинный топор на высоком древке с лезвием в виде полумесяца [Ожегов, 1999, 44].

У иных молодце были привешена к бедрам сабли, другие мотали в руках кистени или опирались на широкие бердыши.

Саадак - татарский налучник, чехол на лук, обычно кожаный, тисненый, нередко убранный серебром, золотом, каменьями, иногда шитый, бархатный. Встарь называли так и весь прибор: лук с налучником и колчан со стрелами [Даль, 2002, т.4, 126].

Не ездил ли он у царского саадака?

Светлица - в старину: светлая парадная комната в доме [Ожегов, 1999, 702].

Мне с самого утра грустно. Как начали к заутрене звонить, да увидела я из светлицы, как народ божий весело спешит в церковь, так, девушки, мне стало тяжело…

Сени - в деревенских избах и в старину в городских домах: помещение между жилой частью дома и крыльцом [Ожегов, 1999, 711].

Батюшка, - сказала она (Онуфревна), - ты утром прислал сюда двух слепых: сказочники они, что ли; ждут здесь в сенях.

Кружало - 1. Опорная дуга (обычно из досок), по которой выкладывается каменный свод (спец.). 2. В старину: питейное заведение, кабак [Ожегов, 1999, 309]. В произведении слово употреблено во втором своем значении.

Ступай к воротам и подожди! А если он поворотит сюда, скажи ему, что мой дом не кружало, что опричников я не знаю и сними хлеба-соли не веду!

Околица - 1. Изгородь вокруг деревни или у края деревни; вообще край деревни. Выйти за околицу. 2. Место вокруг селения, рядом с ним, окружающая местность. 3. Окольная дорога [Ожегов, 1999, 450].

Еще не доезжая деревни, князь и люди его услышали веселые песни, а когда подъехали к околице, то увидели, что в деревни праздник.

Сулея - скляница, особенно винная, бутыль, бутылка, полуштоф; фляга, фляжка, плоская склянка; вообще горлатая посудина (от глаг. сливать) [Даль, 2002, т.4, 359].

Сбегав еще раз в мельницу, он (старик) вынес из неё большую сулею и глиняную кружку.

Скудель - глина и глиняный сосуд, горшок; земля, прах, тлен; все земное, непрочное, смертное или преходящее. Скудельный, глиняный, из глины или взятый от земли. Скудельница и скудельня, стар. и сев. общая могила, во время мора, или общая могила погибших, по какому-либо несчастному случаю, или общая могила вне святой земли (вне кладбища), где погребают самоубийц, опойц, утоплеников, поднятые трупы странников и пр. Часовня, при этой могиле, также скудельня, и в ней служат панихиды или читают упокойные молитвы раз в год, в Дмитриеву субботу [Даль, 2002, т.4, 212]. Скудельница от слова скудель с помощью суффикса -ниц-.

Слободского на пожаре бревном пришибло! - отвечал Перстень. - Несем в скудельницу.

Опала - 1. В старину: немилость царя, князя к кому-нибудь, а также наказание впавшему в немилость. 2. перен. То же, что немилость [Ожегов, 1999, 453].

Этот горячий поступок разрушил в один миг успех прежних переговоров, и не миновать бы Серебряному опалы, если бы, к счастью его, не пришло в тот же день от Москвы повеление не заключать мира, а возобновить войну.

Земщина - часть государства, выделенная Иваном IV в управление боярам (в отличие от опричнины) [Ожегов, 1999, 229].

Да, - подтвердил мужик, - мы-де люди царские, опричники; нам-де все вольно, а вы-де земщина.

Сейм - собор светский, гражданский, земский; собранье чинов или выборных от всего государства [Даль, 2002, т.4, 171].

Докончальная грамота - документ, фиксирующий достигнутое соглашение, договор [Словарь 11-17 вв, 1977, т.4, 292].

Тогда он не вытерпел: среди полного сейма ударил кулаком по столу и разорвал докончальную грамоту, приготовленную к подписанию.

Анализируя историзмы, использованные в романе «Князь Серебряный» А.К. Толстым, видно, что историзмы широко представлены тематической группой слов, называющих людей по роду занятий. На наш взгляд, это можно объяснить стремлением автора более точно отразить сословность эпохи Ивана Грозного.

§4. Фразеологические единицы, отражающие эпоху романа

В этом параграфе мы рассмотрим фразеологические единицы, встречающиеся на страницах романа А.К. Толстого «Князь Серебряный». «Язык не только сиюминутно отражает сиюминутную культуру, но и фиксирует ее предыдущие состояния и передает ее ценности от поколения к поколению. Фразеологизмы были и остаются в языке на протяжении всей ее истории. Фразеологический фонд каждого народа отражает в своих многочисленных образах историю жизни, материальной и духовной культуры нации. Во фразеологии запечатлен богатый исторический опыт народа, в ней отражены представления, связанные с трудовой деятельностью, бытом и культурой людей» [Телия, 1999, 308].

В энциклопедии русского языка дается следующее определение фразеологических единиц: «Фразеологизм, фразеологическая единица, общее название семантически несвободных сочетаний слов, которые не производятся в речи (как сходные с ними по форме синтаксические структуры - словосочетания или предложения), а воспроизводятся в ней в визуально закреплённом за ними устойчивом соотношении смыслового содержания и определённого лексико-грамматического состава. Семантические сдвиги в значениях лексических компонентов, устойчивость и воспроизводимость - взаимосвязанные универсальные и отличительные признаки фразеологических единиц.

Структурно-семантические свойства фразеологизмов, различающие их типы, формируются, как правило, в процессе переосмысления исходных сочетаний слов в целом или хотя бы одного из лексических компонентов сочетания. В первом случае образуются фразеологизмы, обладающие свойством идиоматичности. Для них характерно слитное значение (образное или безобразное), неразложимое на значения их лексических компонентов: смотреть сквозь пальцы, видал виды, курам на смех, отлегло от сердца. Во втором - у переосмысляемого слова формируется фразеологически связанное значение, которое способно реализоваться только в сочетании с определённым словом или с рядом слов, что приводит к образованию устойчивых словесных комплексов, обладающих аналитическим (расчлененным) значением: белое мясо, золотая молодёжь, раб страстей {привычек, моды), приходить к мысли (к выводу, к решению). Среди фразеологических единиц со слитным значением различаются фразеологические сращения, значения которых воспринимаются как абсолютно немотивированные в современной лексической системе языка: лить пули, кривая вывезет, на все корки, и фразеологические единства, в значении которых можно выделить смысл, мотивированный значениями слов-компонентов в их обычном употреблении: преградить путь, на всех парах, тёмный лес. Лексические компоненты фразеологических-идиом играют роль материальных экспонентов знака, обладающих совместной знаковой функцией. Значениям фразеологических идиом присуща целостная направленность на обозначаемую действительность. Будучи лексически опосредованным, значение фразеологических идиом всегда богаче по смысловым оттенкам, чем лексическое значение, и поэтому качественно отличается от него. При раздельнооформленности фразеологизмы-идиомы обладают единым грамматическим значением, они выступают как один член предложения и вступают в связь с другими словами как неразложимое целое. Слова-компоненты фразеологизмов-идиом лишены отдельного лексического, грамматического и словообразовательного значения, поэтому не включаются в синонимические, антонимические и предметно-тематические связи со словами в их обычном употреблении; формоизменение лексического состава и преобразование синтаксического строения фразеологизмов-идиом в ходе построения предложения допустимы в пределах фразеологической нормы, которая фиксирует воспроизводимость таких фразеологизмов в определённом лексико-грамматическом составе и синтаксическом строении. По характеру соотношения с обозначаемой действительностью различаются номинативно-целостные или номинативно-расчленённые значения фразеологизмы-сочетания. В составе первых слова с фразеологически связанными значениями выполняют функцию, аналогичную роли словообразовательных морфем (ср.: сын гор - горец, завязать знакомство - познакомиться), в составе вторых они полностью сохраняют лексическое значение (гробовое молчание, бурно восторгаться, кодекс морали). Для многих многозначных слов характерна фразеологическая связанность их отдельных значений.

Существуют фразеологические единицы, обладающие признаками фразеологизмов-идиом и фразеологизмов-сочетаний, напр.: быть, держать под каблуком; мысль пришла в голову, вылетела из головы, крутится в голове и т. п.

Во фразеологический состав русского языка входят как исконно русские обороты, так и заимствованные, в т. ч. кальки и полукальки. В структуре фразеологических единиц часто сохраняются вышедшие из активного запаса слова, устаревшие формы слов и синтаксические конструкции (ничтоже сумняшеся, бить баклуши, притча во языцех). Большинство фразеологизмов обладает оценочно-экспрессивным значением. Фразеологические единицы употребляются в разных стилевых сферах языка, но наиболее свойственны они обиходно-бытовой речи. Различия семантических и структурных свойств фразеологических единиц связаны с расчленённым или нерасчленённым способом обозначения действительности, с их номинативной или коммуникативной функцией, с особенностями их лексико-грамматического строения и с выполняемыми ими синтаксическими ролями. Эти различия создают многообразие структурно-семантических типов и видов единиц фразеологического состава языка, к которому относят иногда пословицы, поговорки, крылатые слова и речевые штампы на основе признаков их устойчивости и воспроизводимости [Горкин, 2008, 1128].

В.Л. Архангельский все фразеологические единицы делил на два класса. К первому классу он относил фразеологические единицы минимум - фраземы - они построены по типу словосочетаний и сочинительных сочетаний, эквивалентны слову. Второй класс представлен фразеологическими единицами максимум - устойчивые фразы - построены по моделям предикативных сочетаний и предложений и многие из них по значению, семантике и функции соотносительны с предложениями (пословицы, поговорки).

На страницах романа А.К. Толстого «Князь Серебряный» встречаются различные фразеологические единицы. В своей работе мы, в след за В.Л. Архангельским, разделим все употребленные в романе фразеологические единицы на два класса.

.1 Фразеологические единицы минимум

Я с вами говорю по совести; а вы всё норовите, как бы меня лукавством обойти!

«Говорить по совести». 1. Честно, справедливо; так как должно быть. 2. Совершенно искренне. В тексте романа фразеологизм употреблён во втором значении [Молотков, 1986, 98].

Не мы, боярин, а разбойники прикрутили их к седлам. Мы нашли их за огородами, и стража к ним была приставлена.

Так отвяжите их и пустите на волю!

«Пустить на волю». Дать волю. Предоставлять полную свободу действий кому-либо. Выражение собственно русское, употребляется с 18 века. Возникло на базе широко распространенного в период крепостничества в России юридического термина дать волю «отпустить на волю крепостного» [Мокиенко, 1999, 97].

Да ты, видно, с неба свалился, - сказал с усмешкой черный детина, - что никогда опричников не видал? И подлинно с неба свалился! Черт его знает , откуда выскочил, провалиться бы тебе сквозь землю!

«Провалиться сквозь землю». Как (будто, словно, точно) сквозь землю провалился. Бесследно, неожиданно исчез, пропал, потерялся. [http: // www.poskart.ru]

Власть твоя посылать этих собак к губному старосте, - сказал незнакомец, - только поверь мне, староста тотчас велит развязать им руки. Лучше бы самому тебе отпустить их на все четыре стороны. Впрочем, на то твоя боярская воля.

«Власть твоя», «воля твоя». Как хотите, как угодно. Устойчивая форма выражения согласия или несогласия с кем-либо [Молотков, 1986, 77].

Уж дней пять твой князь в тюрьме! - сказал он шепотом, продолжая перебирать лады. - Я все разузнал. Завтра ему карачун. Сидит он в большой тюрьме, против Малютина дома. С которого конца петуха пускать?

«Пускать петуха». Устраивать пожар поджигать чего-либо [Молотков, 1986, 370].

Боярин, - сказал Перстень, удаляясь, - послушай меня, не хвались на Москве, что хотел повесить слугу Малюты Скуратова и потом отодрал его как сидорову козу!

«Отодрать (сечь, пороть, драть, выдрать, выпороть, высечь) как сидорову козу». Высечь жестоко, беспощадно [Молотков, 1986, 201].

Слыхал я про это, - сказал князь, мало ли что люди говорят. Да теперь не время разбирать, бери, что бог послал.

«Что бог послал». То, что есть, чем пришлось (угощать, завтракать и т.д.; существовать, жить) [Молотков,1986, 41].

Ах ты леший! - вскричал князь, - да как это тебе на ум взбрело? Да если б я только подумал про кого, я б у них у обоих своими руками сердце вырвал!

«На ум взбрело». Внезапно появляться, возникать. О мысли, идее и т.д. [Молотков, 1986, 64].

Вдруг Вяземский выпустил старика и повалился ему в ноги.

Сжалься надо мной! Зарыдал он, - излечи меня! Я задарю тебя, озолочу тебя, пойду в кабалу к тебе! Сжалься надо мной старик!

«Повалиться в ноги». Умолять, просить кого-либо о чем-либо [Молотков, 1986, 307].

«Пойти в кабалу». С составлением письменного долгового обязательства, подкабальное обязательство. Форма личной зависимости, связанная с займом, кабальное холопство [Словарь 11-17вв, 1980, т.7, 7].

Наконец осерчал Афанасий Иванович и пошел бить челом в своей неудаче царю Ивану Васильевичу.

«Бить челом». Почтительно кланяться, приветствовать кого-либо. Выражать чувства глубокого уважения, почтения, благодарности за что- либо почтительно просить о чем-либо [Молотков, 1986, 37].

Узнав о том, Елена залилась слезами. Пошла с мамкою в церковь, стала на колени перед божьей матерью, плачет и кладет земные поклоны.

«Залиться слезами». Плакать, горько плакать [Молотков, 1986, 227].

Дом Морозова был чаша полная.

«Полная чаша». Всего много, в изобилии. О достатке, зажиточности [Молотков, 1986, 517].

Вижу: метлы да песьи морды, как у того разбойника. Стало, и в самом деле царские люди, коль на Москве гуляют! Наделали ж мы дела, боярин, наварили каши!

«Наварили каши». Затеяли сложное, хлопотное или неприятное дело; назревают какие-либо очень сложные события [Молотков, 1986, 197].

Вот еще только монисто надень! Как наденешь монисто, будешь, право слово, ни дать ни взять, святая икона в окладе!

«Ни дать ни взять». Совершенно, точно такой же как кто-либо или что-либо [Молотков, 1986, 128].

Бог с ними, - сказал Пашенька, мало ли что бывает в Иванов день, не приведи Бог увидеть!

«Не приведи Бог увидеть». Выражение предубеждения, предостережения о нежелательности, недопустимости чего-либо [Молотков, 1986, 353].

Из-под темных навислых бровей сверкал проницательный взгляд, а вокруг уст играла приветливая улыбка, сквозь которую просвечивало то, что в просторечии называется: себе на уме.

«Себе на уме». Скрытен, хитер, не обнаруживает своих мыслей, намерений. Скрытность, хитрость [Молотков, 1986, 494].

А новые-то люди обрадовались, да и давай ему шептать на бояр, кто по-насердке, кто чая себе милости, и ко всем стал он (царь) приклонять слух свой.

«Приклонять слух». Внимательно слушать что-либо, прислушиваться к чему-либо, обращать внимание на то, что говорят [Молотков, 1986, 355].

С этого дня начал он новых людей набирать, да все таких, чтобы не были знатного роду, да чтобы целовали крест не вести хлеба-соли с боярами.

«Целовать крест». При заключении договора в его подтверждение и исполнение раньше целовали крест. После принятия славянами христианства целование креста стало самым распространенным видом клятвы, присяги на Руси [Мокиенко, 1999, 315].

Серебряный не раз ходил на медведя один на один. Эта охота была его забавой.

«Один на один». Наедине, без свидетелей, без посторонних [Молотков, 1986, 295].

Кабы догадался Никита Романович, чему радуется Вяземский, забыл бы он близость государеву, сорвал бы со стены саблю острую и рассек бы Вяземскому буйную голову.

«Буйная голова». Удалая, бесшабашная [Молотков, 1986, 111].

Это вы, окаянные, - продолжал царь, обращаясь к Грязному и к Басмановым, - это вы всегда подбиваете меня кровь проливать.

«Проливать кровь». Словарь дает два толкования этого сочетания: 1. Погибать, умирать, защищать кого-либо или что-либо. 2. Убивать кого-либо [Молотков, 1986, 227]. В приведенном предложении фразеологизм употреблён во втором значении.

Потравили маленько с мужиками! - отвечал он полухитро, полудерзко, - нечего греха таить; в том виноваты, государь, что с твоими с опальниками потравились.

«Нечего греха таить». Незачем скрывать, нужно (можно) признаваться [Молотков, 1986, 468].

Как раз нагрянут, ни с того ни с другого, словно снег на голову!

«Словно снег на голову». Совершенно неожиданно, внезапно (появляться, прибывать, сваливаться, являться и т.п.) [Молотков, 1986, 507].

Приходить Степан с поля, видит: лежит его старуха с разбитым виском; он не вытерпел. Давай ругать царских людей: бога вы не боитесь, окаянные! Не было б вам на том свете ни дна ни покрышки!

«Ни дна ни покрышки». Пожелание неудачи, несчастья, невзгод, всего плохого. Первоначально пожелание кому-либо умереть без покаяния и быть похороненным, в нарушении христианского обряда, без гроба [http: // www.poskart.ru].

Где ж боярин? - спросил пожилой мужик, оглядываясь на все стороны. - И след простыл! И людей его не видать!

«И след простыл». Удрал, убежал, скрылся. Варианты фразеологизма: и был таков, поминай как звали [http: // www.poskart.ru].

Отчаяние схватывало его как железными когтями.

Изучение образного применения слова «когти» особенно важно для полного и широкого воспроизведения истории так называемых фразеологически связанных значений, для понимания их генезиса. Например, слово когти в русской литературе начала XIX в. употреблялось как образ хищнического насилия, цепкого и мучительного властвования. Оно повлекло за собой в круг переносного употребления многочисленную группу слов и фраз. Когтями образно наделяются в русской художественной литературе болезнь, смерть, нищета, тоска, горе и горестные чувства (например, горькое воспоминание), изуверство, фанатизм, ложь, разврат и другие отрицательные, но стихийные страсти, эмоции и явления. Образ, возникающий на базе предметно-конкретного слова, при наличии опорного прямого номинативного значения, обычно не стирается и не погасает. Сохранение яркой образности в этом случае - симптом того, что новое значение еще не выкристаллизовалось, не получило концентрации в самой смысловой структуре слова [http: // www.poskart.ru].

Как у тебя язык повернулся царю перечить?

«Язык повернулся». Кто-либо решается, не боится, не стесняется сказать, спросить и т.д. [Молотков, 1986, 540].

Так вот кто тебя (Максима) с толку сбил! - вскричал Малюта, и без того озлобленный на Серебряного, - так вот кто тебя с толку сбил!

«Сбить с толку». Приводить в замешательство, в растерянность, в заблуждение, запутывать [Молотков, 1986, 409].

Нет, отец, не гневи Бога, не клевещи на бояр, а скажи лучше, что без разбора хочешь в конец извести боярский корень!

«Не гневи Бога». Выражение желания усовестить, пристыдить, образумить кого-либо. Выражение желания предостеречь кого-либо от необдуманного поступка [Молотков, 1986, 325].

Заволоки окна да ступай спать, авось к утру выкинешь дурь из головы.

«Выкинуть дурь из головы». Стараться забыть; оставлять мысль о ком-либо или и чем-либо [Молотков, 1986, 90].

Не надо, Онуфревна, я здоров…

Здоров! Да на тебе лица не видать.

«Лица не видать», «лица нет». Кто-либо страшно побледнел, осунулся, изменился в лице от чего-либо, обычно от боли, ужаса, волнения и т.д. [Молотков, 1986, 277].

Покажу ему (врагу), что не по плечу он себе борца нашел!

«Не по плечу». Не доступен для выполнения или понимания; не соответствует чьим-либо силам, способностям, возможностям [Молотков, 1986, 323].

Добрый ты парень! - сказали разбойники, - садись с нами, хлеб да соль, мы тебе будем братьями!

«Хлеб да соль». Приятного, хорошего аппетита. Пожелание тому, кого застали за едой [Молотков, 1986, 506].

А этот чего стоит повеся нос, словно несолоно хлебал?

«Несолоно хлебал». Обманулся в своих ожиданиях, не добившись желаемого [Молотков, 1986, 507].

О матушке ли Волге серебряной? Или о дивном богатыре, про которого рассказывал Перстень? Или думали они о хоромах высоких среди поля чистого, о двух столбиках с перекладинкой, о которых в минуту грусти думала в то время всякая лихая, забубенная голова?

«Забубенная голова». Бесшабашный, разгульный, отчаянный человек [Молотков, 1986, 112].

Вишь, - сказал он (Годунов), глядя в окно, - кто это сюда скачет, сломя шею?

«Скакать сломя шею». Стремительно, опрометью, стремглав (бежать, мчаться, скакать) [Молотков, 1986, 434].

Не трогать его не пальцем! Приставить к нему (Серебряному) сторожевых, чтоб глаз с него не сводили. Отвезем его милость к Слободе с почетом.

«Пальцем не трогать». Не причинять ни малейшего вреда кому-либо, не бить кого-либо [Молотков, 1986, 482].

«Не сводить глаз». Пристально, внимательно, неотрывно смотреть на кого-либо или на чего-либо. Пристально следить, наблюдать за кем-либо или за чем-либо [Молотков, 1986, 413].

Мы люди веселые, - отвечал слепой, - исходили деревни и села, идем из Мурома в Слободу, бить баклуши, добрых людей тешить, кого на лошадь подсадить, кого спешить!

«Бить баклуши». Праздно проводить время, бездельничать. Первоначально: раскалывать, разбивать, осиновый чурбак на баклуши (чурки - для изготовления из них мелких щепных изделий (ложек, поварешек и т.д.) делать очень несложное дело [Молотков, 1986, 36].

Митька, - сказал Перстень вожатому, - садись-ка поодаль да гляди в оба; коли кого дозришь, махни нам; да смотри не забудь: ты глух и нем; слова не вырони!

«Глядеть в оба». Быть внимательным, крайне осторожным [Молотков, 1986, 440].

Привыкай молчать; не то как раз при ком-нибудь языком брякнешь, тогда и нас тебя поминай как звали!

«Поминай как звали». Погиб, пропал, перестал существовать [Молотков, 1986, 339]. Выражение связано с народным обычаем поминать не только умерших, но и уехавших [Мокиенко, 1999, 462].

Ведь добрый парень, - сказал Перстень, глядя ему в след, - а глуп, хоть кол на голове теши.

«Хоть кол на голове теши». Неодобрительно. Об упрямом, не поддающемся уговорам человеке. Фразеологизм исконно русский, выступает как образная и шутливая характеристика крепкости, твердости головы упрямого человека, которую и колом не прошибёшь [Мокиенко, 1999, 277].

Атаман, - сказал он (старик) вдруг, - как подумаю об этом, так сердце и защемит.

«Сердце защемит». Кто-либо испытывает тревогу, беспокойство, душевные страдания [Молотков, 1986, 149].

Перстень хотя досадовал на себя, что сам предложил эту сказку, но, не зная, до какой степени она уже известна Иоанну, решился, очертя голову, начать свой рассказ, ничего не выкидывая.

«Очертя голову». Безрассудно, не думая о последствиях [Молотков, 1986, 307].

С ним (Серебряным) держи ухо востро, не разговаривай! Вишь, как уходил песенника!

«Держать ухо востро». Не доверяться кому-либо, быть очень осмотрительным, осторожным [Молотков, 1986, 138].

Вот те Христос, они у меня как бельмо на глазу!

«Как бель в глазу». Как помеха, как нечто раздражающее своим присутствием [Молотков, 1986, 35].

Ступай себе, Федя, на все четыре стороны!

«На все четыре стороны». Куда только хочешь, куда угодно (идти, убираться; отпускать, прогонять). Это исконно русское, фольклорное выражение. Оно часто встречается, например, в русских сказках, где родители, провожая сына «на все четыре стороны» благословляют его и дают советы, как себя вести. Народный колорит характерен и для современного стилистического употребления оборота, что также свидетельствует именно о фольклорном его происхождении. Четыре стороны это четыре стороны света, что отражает хотя и бытовое, но вполне естественно научное миросозерцание русского и других славянских народов. 2. Фразеологизм исконного происхождения. Связан с древнейшими магическими охранительными обрядами. Оберегаясь от опасности, кланялись на четыре стороны, четырем ветрам. 3. Во французском языке аналогичное выражение «Aller par guatre chemins» основанное на обычае франков при освобождении раба ставить его на перекрестке, ведущем на четыре стороны, со словами: «Путь будет свободен и иди куда хочешь» [Мокиенко, 1999, 552].

Вяземский не думал, что, упоминая о мельнице, он усилит в Иоанне зародившееся подозрение и придаст вероятие наговору Басманова; но и Иоанн не показал вида, что обращает внимание на это обстоятельство, а только записал его в памяти, чтобы воспользоваться им при случаи; до поры же до времени затаил свои мысли под личинную беспристрастия.

«До поры до времени». Временно, пока; до определенного момента, срока, до какого-то случая [Молотков, 1986, 346].

Не всякий раз, после безвинной крови, Иоанн предавался угрызениям совести.

«Угрызения совести». Страдания, душевные переживания по поводу какого-либо своего неблаговидного поступка, поведения. Фразеологизм в форме «угрызения совести» известен в русском языке с пятидесятых годов восемнадцатого века. Имеются варианты: мучение, томление, страдания совести [Мокиенко, 1999, 581].

А то, посмотри на меня; я один, бьюсь как щука об лед; всякого должен опасаться, всякого слова обдумывать; иногда просто голова кругом идет!

«Биться как рыба (щука) об лед». Тщетно, безрезультатно прилагать все усилия, чтобы выйти из бедственного материального положения; бедствовать [Молотков, 1986, 37].

На тебя-то мы, примеривши, найдем, а на Ермака как бы за глаза не ошибиться.

«За глаза». Заочно, в отсутствии кого-либо (говорить о нем что-либо, смеяться над ним); не видя (нанять, купить) [Молотков, 1986, 104].

Вот ты (Борис Федорович), дай Бог тебе здоровья, ты на этом собаку съел.

«Собаку съел». В словаре русской фразеологии под редакцией В.М. Мокиенко дано следующее толкования: Кто-либо является знатоком чего-либо, имеет богатый опыт в чем-либо. 1. Оборот «собаку съел» появился, по-видимому, в крестьянской среде, а его рождение связано с земледельческим трудом; лишь тот, кто искусился в этом труде, знает, что такое земледельческая работа: устанешь так, что с голоду и собаку бы съел. 2. У римских писателей встречаем сходное с нашим выражением собаку съел поговорку: «Linguam caninam comedit» - «язык собачий съел» - о том, кто разглагольствует без меры и без устали. 3. Фразеологизм «собаку съел» восходит к свободному сочетанию слов, заключающему в себе насмешку над петрозаводцами, нечаянно чуть не съевшими на свадьбе щи с собачатиной. 4. Выражение , скорее всего, родилось в результате сокращения поговорки, зафиксированной, в частности, В.И. Далем: «Собаку съел, а хвостом подавился». Эта поговорка употребляется по отношению к человеку, который сделал что-то очень трудное и споткнулся на пустяке. Современная же семантика (мастер на что-либо) возникла уже у краткой формы «собаку съел»; тот, кто сделал или может сделать что-либо очень трудное, является несомненным мастером своего дела. 5. Выражение «собаку съел» в прямом смысле не нуждается в объяснении. О начале употребления собачьего мяса повествует греческий писатель Порфирий. Однажды во время жертвоприношения собаки кусок мяса упал с огня на землю. Жрец, подымая с земли кусок, обжег себе пальцы, сунул их в рот и обратил внимание на приятный вкус сока, попавшего ему на язык. По окончании церемонии он съел половину собаки, другую отнес жене. Вскоре по городу пронесся слух об этом удачном открытии; всякий желал попробовать вкусное блюдо, и собачатина вошла во всеобщее употребление. 6. В современном русском языке слово собака имеет символическое значение «знающий, ловкий, искусный в каком-либо деле человек, знаток своего дела». Это значение и закрепилось во фраземе собаку съел. Что же касается глагольного компонента этой фраземы, то он в ее составе также имеет особое значение - «получить, приобрести (определенные навыки)». Исходную мотивирующею базу фраземы собаку съел можно представить в следующем виде: «получить, приобрести умение, навыки ловкого, искусного в каком-либо деле человека, т.е. стать в определенной сфере деятельности таким, как собака, - выученным, ловким, искусным» [Мокиенко, 1999, 538].

Знаю, до сели он был тебе не по сердцу; да ведь у тебя, я чаю, никого еще нет на мысли, а до той поры сердце девичье - воск: стерпится, слюбится!

«Стерпится, слюбится». Говорится в утешение тому, кому приходиться поступать против воли, желания (чаще о неравном браке, иногда о чем-либо новом, непривычном) [Жуков, 2000, 443].

Твердо держал он (Никита Романович) свое крестное целование, и ничто не пошатнуло бы его крепкого стояния за государя.

«Крестное целование». Присяга, клятва, сопровождаемая целованием креста [Федоров, 1995, т.2, 358].

Да провал их знает! Называют себя царскими людьми.

«Провал их знает». Прост., экспрес. Выражение недоумения, непонимания, неизвестно, никто не знает [Федоров, 1995, т.2, 153].

Когда незнакомец кончил, старый стремянной подошел к князю и поклонился ему в пояс.

«Поклониться в пояс». Устар. (Низко кланяясь), выражать кому-либо глубокую благодарность за что-либо [Федоров, 1995, т.2, 115].

Царствие ему небесное! - сказал со вздохом Годунов, которому ничего не стоило выказать участие к человеку, столь уважаемому его гостем.

«Царствие небесное». Выражение, употребляемое при пожелании покойному загробной жизни в раю [Федоров, 1995, т.2, 357].

.2 Фразеологические единицы максимум

Вот, примерно, кабы нас было двое около него, один бы другого поддерживал, сегодня бы я заронил словечко, завтра ты; ведь и капля, говорят, когда все на одно место капает, так камень насквозь долбит. А нахрапом, князь, ничего не возьмешь!

Выражение «Капля по капле и камень долбит», ставшее пословицей, употребляется как пример медленного, но разрушительного действия времени. Есть и другое значение этого выражения: терпением и настойчивостью можно достигнуть многого [http: // www.poskart.ru].

Чем богаты, тем и рады!

«Чем богаты, тем и рады», «Чем рад и чем богат». Абсолютно всё, что имеет кто-либо [Федоров, 1995, т.2, 174].

Я войду в избу, коли дверь не заперта, посмотрю, нет ли чего перекусить? Хозяйство, может, хоть не доброе, да ведь и голод не тетка.

Выражение «Голод - не тетка, пирожок не подсунет». Голод вынуждает поступать против собственной воли. Говорится, когда чувство голода толкает кого-либо на необъяснимые поступки, заставляет подчиняться обстоятельствам или есть то, что обычно не едят. Пословица записана еще в XVII в. в разных вариантах, где вместо тетки выступают и другие «родственники»: кума, теща, свой брат и т. д. Варьируется она и в других восточнославянских языках, например, в укр.: Голод не батько i не мати; Голод - не свш брат; Голод - не т'тка, а люто мачехи лют'тий и под. В других славянских языках аналогичная идея выражается безобразно - ср. польск. Gldd mzystkiego nauczy (Голод всему научит), Gloddo wszyslkiego zmusi (Голод заставит все делать). Образ пословицы ясен: тетка (и другие «родные») в трудных случаях помогут, сытно и вкусно накормят, а голод может лишь толкнуть на нежелательные поступки. Считается, что фразеологизм голод - не тетка - результат сокращения пословицы. Приведенные ее варианты, однако, показывают, что поговорка голод - не тетка - первична, а пословицы - вторичны [http: // www.poskart.ru].

Кони-то заморились, да и нам-то, поемши, веселее будет ехать. По сытому брюху, батюшка, сам знаешь, хоть обухом бей.

Рассмотрим выражение «По сытому брюху хоть обухом бей». Сытому не страшны никакие трудности [http: // www.poskart.ru].

А провал их знает, постоят ли, батюшка! Ворон ворону глаз не выклюет; а я слышал, как они промеж себя поговаривали черт знает на каком языке, ни слова не понять, а, кажись, было по-русски!

Пословица «Ворон ворону глаз (глаза) не выклюет (не выклюнет)». Часто иронично, неодобрительно. Люди одного и того же рода занятий, мыслей, поступков (чаще неблаговидных) не будут ссориться, становиться друг другу поперек дороги. Люди, связанные какими-либо общими (обычно корыстными) интересами, не предают друг друга, действуют заодно.

Пословица очень древняя, известна многим языкам с античных времен. Характерно, что ворон в таких пословицах легко заменяется на ворону: ук,р. Ворон воронов! ока не виклюе, Ворона ворот око не виклюе, польск. Kruk krukowi oka nie wykole (nie wydziobie); болг. Гарван гарвану око не вади; Гарга на гарга око не вади! нем, Eine Krahe wackt der andern die Augen nicht aits. В основе пословицы - народное наблюдение за хищниками, которые редко увечат друг друга [http: // www.poskart.ru].

Что за оторопь на вас напала? Руки у вас отсохли, аль душа ушла в пяты?

«Душа в пятки ушла». Кто-либо испытывает сильный страх [Молотков, 1986, 150].

Любили православные украшать дома божии, но зато мало заботились о наружности своих домов; жилища их почти все были выстроены прочно и просто, из сосновых или дубовых брусьев, не обшитых даже тесом, по старинной русской пословице: не красна изба углами, а красна пирогами.

В тексте употреблена пословица «Не красна изба углами, а красна пирогами». Дом хорош не внешним видом, убранством, а хлебосольством, гостеприимством хозяев. Говорится, когда придают большее значение радушию и приветливости хозяев, чем внешнему виду жилища. Пословица собственно русская, о чем свидетельствует национально отмеченное слово изба 'деревянный крестьянский дом' и рифмованная структура. Слово угол здесь также имеет особое значение, поскольку речь идет об особом, красном уголе - переднем, парадном, самым убранном, поскольку именно в нем помещались иконы и стоял стол. Сюда приглашали сесть почетных гостей. Такой угол всегда был обращен к юго-востоку - самой солнечной стороне. Ср. древний русский эпитет солнца - красное солнышко. Красна здесь сохраняет древнее славянское значение - 'красива' (ср. красна девица, Красная площадь). В других языках аналогичная идея выражается иными образами: польск. Jakgospodarzgoscinny, to iscianysiqrozszerzajd (Если хозяин гостеприимный, то и стены становятся шире) [http: // www.poskart.ru].

Подойди и ты, Максим, я тебя к руке пожалую. Хлеб-соль ешь, а правду режь! Выдать ему три сорока соболей на шубу.

«Хлеб-соль ешь, а правду режь» - правду следует говорить всегда, независимо от отношений с людьми, не замалчивая даже из чувства благодарности неприятные факты. Пословица связана с ритуальной и иной народной символикой хлеба и соли на Руси и у других народов (ср.: Без соли, без хлеба - половина обеда). В старину особо уважаемым гостям при встрече подносили хлеб и соль; подносился кусочек хлеба с солью и во время присяги, причем - на кончике ножа; оделялись хлебом-солью и молодые на свадьбах. Буквальный смысл пословицы - в том, что стремление говорить истину важнее почестей и хлебосольства [http: // www.poskart.ru].

Кабы знал я, что это тебя везут, я бы привел с собою не сорок молодцев, а сотенки две; тогда не удрал бы от нас этот Скурлатыч; взяли б мы его живьем да при тебе бы вздернули. Впрочем, есть у нас, кажись, его стременной; он же мне старый знакомый, а на безрыбье и рак рыба. Эй, молодец, у тебя он что ли?

«На безрыбье и рак рыба» говорят, когда имеют ввиду, что за неимением кого-либо или чего-либо лучшего следует довольствоваться тем, что есть, обходиться малым. Говорится в оправдание вынужденной неразборчивости; часто - как выражение негативной оценки того, чем довольствуются [http: // www.poskart.ru].

Боярыня, - сказал Афанасий Иванович, с горькой усмешкой, - я тебе страшен? Ты клянешь меня? Не меня кляни, Елена Дмитриевна! Кляни долю свою! Напрасно ты хотела миновать меня. Не миновать никому судьбы, не объехать конем суженного. Видно, искони, боярыня, было тебе на роду написано, чтобы досталась ты мне!

В романе употреблен один из вариантов пословицы «От судьбы не уйдёшь». Значение: что будет, то будет; попытки что-либо изменить напрасны. Говорят в утешение, когда происходит что-либо нежелательное, неприятное, чего не удалось избежать. Пословица известна во многих языках, например, польск.: Со коти sqdzone, to go nie minie (букв. Что кому суждено, то его не минует); нем. Seinem Schicksal капп niemand entgehen (От своей судьбы никто уйти не может). В русском языке она стала популярной, найдя опору в народных верованиях. У русских и других восточных славян богиней судьбы была Доля, предопределявшая их будущую жизнь от рождения. Такого предопределения избежать было невозможно [http: // www.poskart.ru].

Оно так, хозяин, при счастье и петушок яичко снесет, а при несчастье и жук забодает, только бью тебе челом, научи уму-разуму, что мне теперь делать?

«При счастье и петушок яичко снесет, а при несчастье и жук забодает». Везучему человеку сопутствуют удачи, неудачливому - всевозможные несчастья [http: // www.poskart.ru].

Что тут делать? Плетью обуха не перешибешь. Пропал он, так и пропал! Неужели из-за него и нам пропадать? Легче ему, что ли, будет, когда с нас шкуру сдерут?

«Плетью обуха не перешибешь (не перебить)». Невозможно, бесполезно противостоять силе, власти - ничего не добьешься. Употребляется, когда кому-либо приходится смириться с обстоятельствами, принять что-либо навязанное силой. Обух - тупая, противоположная лезвию, сторона топора. Пословица восточнославянская (ср. укр.: Батогом (пугою) обуха не переб'еш). Предполагается, что она отражает стычки ямщиков с нападающими на них разбойниками: плеть - у ямщика, топор - у разбойника. В основе образа - противопоставление гибкой плети твердому металлическому обуху [http: // www.poskart.ru].

Но недолго продолжалась эта борьба. Старик махнул рукою.

Нет, брат, - сказал он, - пустое затеваешь; своя рубаха ближе к телу! Не пойду!

Ну нет так нет! - сказал Перстень. - Подождем утра, авось что другое придумаем, утро вечера мудренее!

«Утро вечера мудренее» - говорят, когда откладывают какие-нибудь дела до следующего утра, в надежде на более четкое, быстрое, правильное решение. Выражение - одна из популярных формул русских, украинских и белорусских народных сказок [http: // www.poskart.ru].

«Своя рубашка (рубаха) ближе к телу» - собственное благополучие (или благополучие близких - друзей, родственников) гораздо важнее интересов других людей. Говорится в качестве упрека в эгоизме либо как оправдание собственных эгоистических устремлений, действий. Пословица в различных лексических вариациях известна большинству славянских и других европейских языков. Более распространен вариант, соответствующий русскому «Рубаха кафтана ближе»: он известен латинскому, немецкому, французскому, итальянскому и другим языкам, а в славянских (напр., польском) зафиксирован уже в XVI веке. Первоначальный смысл пословицы - 'Рубашка ближе к телу, чем верхняя одежка' [http: // www.poskart.ru].

Кто вы, молодцы? - спросил он (царь). - Откуда и куда идёте?

Проваливай! - отвечал младший слепой, не снимая шапки, - много будешь знать, скоро состаришься.

«Много (всё) будешь знать, скоро состаришься» - отказ объяснить, сообщить что-либо. Говорится с недовольством либо шутливо, дружески в ответ на проявленное кем-либо излишнее любопытство (часто по отношению к младшему) [http: // www.poskart.ru].

Что ж! - сказал один, - ведь и вправду не приходиться отдавать церквей божьих на поругание!

Не приходиться, не приходиться! - повторил другой.

Двух смертей не бывать, одной не миновать! - прибавил третий, - лучше умереть в поле, чем на виселице!

Правда! - отозвался один старый разбойник, - в поле и смерть красна!

«Двух смертей не бывать, одной не миновать» - была не была, авось ничего не случится. Говорят в намерении совершить решительный, рискованный поступок. Рискнем, что бы ни случилось; авось обойдется, хуже не будет. Говорится в решимости сделать что-л. связанное с риском, опасностью или с надеждой на то, что из опасного, рискованного положения будет найден выход. Пословица часто повторяется в русских волшебных сказках главным героем в моменты опасных и важных решений и действий.

В тексте употреблен один из вариантов пословицы «На миру и смерть красна» - «В поле и смерть красна». Когда человек не один, все можно пережить, даже умереть не страшно. Утешение кому-либо, кто в тяжелую для себя минуту окружен другими людьми, разделяющими его судьбу или поддерживающими его.

На миру - в обществе людей, не в одиночку, в коллективе. Мир - (устар.) в дореволюционной России - деревенская крестьянская община; члены этой общины [http: // www.poskart.ru].

Другие варианты пословицы: С людьми и смерть красна. На людях и смерть красна.

- Серебряный знал находчивость и сметливость Перстня и дал ему действовать по его мысли.

Ребятушки, - сказал Перстень разбойникам, - повздорили мы немного, да кто старое помянет, тому глаз вон!

«Кто старое помянет (вспомянет), тому глаз вон (долой), (а кто забудет, тому оба)». Не надо вспоминать старых обид, ссор, недоразумений. Говорится в знак примирения, прощения обид; причем вторая часть пословицы приводится в том случае, если одна из сторон не желает примирения, либо в шутку. Помянуть - устар. вспомнить. В противовес пословицам, призывавшим к мести (ср. Око за око, зуб за зуб), в народе бытовали и такие афоризмы, которые призывали к всепрощению: Задняго не помнить; Кто старое помянет, того черт на расправу потянет; Гневаться - человеческое, а злопамятствовать - дьявольское. Пословица «Кто старое помянет, тому глаз вон» запрещает не только мстить кому-либо за нанесенные обиды, но даже напоминать о них. Пословица позднего происхождения, о чем свидетельствует слово глаз, сменившее древне-русское око. Первая же ее часть - о злопамятстве - видимо, более древняя. Сравни укр. «Хто давне пом'янув, щоблиха не минув»; «Хто давне пом'япе, той лиха не мине», «Хто старе помина, той щастя не ма». Не случайно в русской речи широко варьируется именно первая часть пословицы, где вместо старое встречаем давний, прошлый, вместо вон - долой, прочь, а вместо помнить - вспоминать, напоминать, припоминать [http: // www.poskart.ru].

Не убежал, Федор Алексеевич, а увели меня (Серебряный) насильно. Давши слово царю, я сам бы не ушел и теперь опять отдаюсь на его волю.

Тебе, стало, хочется на виселицу? Вольному воля, спасенному рай!

«Вольному воля, спасенному рай». Каждый волен поступать как хочет, в соответствии со своими желаниями и принципами. Как привило, говорится тому, кто поступает по-своему, когда говорящий не разделяет с ним его намерений, не согласен с ним, но хочет подчеркнуть свое нейтральное отношение к совершаемому или задумываемому. Пословица собственно русская, связана с древним правом вольных крестьян (до введения крепостного права) пользоваться полной свободой действий и перехода с одного места на другое. Этим правом обладала наравне с крестьянами и княжеская дружина. Удельные князья, заключая договоры друг с другом, писали: «А боярам и боярским детям и слугам, и крестьянам вольная воля» [http: // www.poskart.ru].

Что ж, Борис Федорович, - ответил он Годунову, - чему быть, того не миновать! Да правду сказать, и жить-то мне надоело; не красно теперь жить на Руси!

«Чему быть, того не миновать». От того, что суждено, не скроешься, не избавишься. Говорится с уверенностью в неизбежности, неотвратимости чего-либо (чаще при решении поступить определенным образом). Говорится как выражение смирения, согласия с тем, что грядет, ожидается, в оправдание пассивного бездействия в настоящем или, наоборот, как выражение решимости вступить в борьбу, конфликт, спор, не дожидаясь приближающихся событий. Миновать - избежать чего-либо [http: // www.poskart.ru].

Государь! Не все пригоже выговаривать. Наш брат думай да гадай, а язык держи за зубами.

«Язык держи за зубами» - вариант пословицы «Ешь пирог с грибами, держи язык за зубами». Не надо говорить ничего лишнего, лучше молчать. Происхождение пословицы связывают с конкретным историческим анекдотом. Слова «Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами» якобы принадлежат Гавриилу Извольскому, фавориту императрицы Елизаветы I, ее стремянному. Он часто получал от нее дорогие подарки, а однажды на именины получил пирог, начиненный серебряными рублями, в шутку названный императрицей «пирогом с грибами». Из-за грубости, зазнайства и особенно невоздержанности на язык он, однако, попал в опалу и даже был подвергнут допросам и пыткам в Преображенском приказе. После этого, когда при нем кто-либо хвастался милостями императрицы или близостью ко двору, он говорил фразу, ставшую пословицей. Этот анекдот, однако, вторичен, ибо пословица известна народной речи давно и в разных вариантах: «Ешь щи с грибами, язык держи за зубами», польск. Jedzpierog (kasze) zgrzybami, trzymaju jezyk za zebami (Ешь пирог (кашу) с грибами, а язык держи за зубами) и т.п. Варианты исключают версию о пироге императрицы. Сама же пословица - развертывание еще более древнего выражения держать, язык за зубами, иметь язык за зубами - «молчать», которая известка многим славянским языкам (польскому, чешскому, словацкому и др.) [http: // www.poskart.ru].

Я завтра еду, - продолжал Максим, - прости, батюшка!

Куда? - спросил Малюта и этот раз устремил тусклый взгляд свой на Максима.

Куда глаза глядят, батюшка; земля не клином сошлась, места довольно!

«Земля не клином сошлась». Кто-либо или что-либо не является единственным, есть и другие, из которых можно выбрать [Молотков, 1986, 412].

И впрямь унялась руда! Вишь, старичина, не ударил лицом в грязь.

«Не ударить лицом в грязь». Не опозориться, не осрамиться, показать себя с хорошей стороны. Выражение собственно русское. Восходит к народным игровым дракам и состязаниям борцов, в которых случалось, что слабого соперника опрокидывали ничком на землю [Мокиенко, 1999, 139].

Ты норовом крут, Никита Романыч, да и я крепко держусь своей мысли; видно, уж нашла коса на камень, князь!

«Нашла коса на камень». Кто-либо наткнулся на решительное сопротивление, встретил упрямого и твердого соперника, собеседника, противника. Поговорка образована из сравнения наткнуться, как коса на камень, на что-либо [Мокиенко, 1999, 307].

Право? - сказал Иоанн, - а я и не знал! Ну, - продолжал он, обращаясь к Кольцу, - на нет и суда нет, а я хотел вас свести да посмотреть, как вы поцелуетесь!

«На нет и суда нет». Не может быть претензий, недовольства у кого-либо, если его желание не может быть удовлетворено в связи с отсутствием возможности [Мокиенко, 1999, 557].

Берегись, боярин, береженного коня и зверь не вредит!

«Береженного Бог бережет». Избежит опасности тот, кто сам бережется, кто осмотрителен [Жуков, 2000, 43].

Коли придется нам когда встретиться, не забуду я, что долг платежом красен!

«Долг платежом красен». На добро или зло отвечают тем же [Жуков, 2000, 134].

Но они утешались пословицей, что наклад с барышом угол об угол живут, и не переставали ездить в Слободу…

«Наклад с барышом угол об угол живут» («Барышу наклад большой брат»). При продаже, торговле одинаково возможны и выгода, и убыток [Жуков, 2000, 34].

У них (опричников) уж такой обычай, не посмотрев в святцы, да бух в колокол!

«Не посмотрев в святцы, да бух в колокол». Не разобравшись в чем-либо, сделал что-либо некстати, преждевременно. Говориться тогда, когда кто-либо по неосведомленности или опрометчивости поступает неправильно, делает что-либо не ко времени [Жуков, 2000, 291].

Прости, государь, вон уж пыль сюда подвигается; пора назад; рыба ищет где поглубже, а наш брат - где место покрепче!

«Рыба ищет где поглубже, а наш брат - где место покрепче». Говорится о том, кто решает изменить свою жизнь в надежде на лучшее; иногда в оправдание своих действий, поступков [Жуков, 2000, 380].

Да! - отвечал со вздохом Михеич, - жалует царь, да не жалует псарь!

«Жалует царь, да не жалует псарь». Устаревшее. Хорошее отношение, милость высших не помогают, если непосредственное начальство, от которого много зависит, относится недоброжелательно [Жуков, 2000, 145].

Ну, смотри ж, взялся за гуж, не говори, что не дюж; попятишься назад, раком назову!

«Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Если уж принялся за какое-либо дело, не отказывайся, ссылаясь на трудности или свою слабость [Жуков, 2000, 78].

Ну, князь, нечего делать, вышло по-твоему; не держу тебя доле: вольному воля, ходячему путь!

«Вольному воля, ходячему путь». Говорится тому (или о том), кто поступает по-своему, не слушая, советов, чьих-либо доводов [Жуков, 2000, 85].

Жаль тебе, что ли, товарища? - спросил Иоанн с усмешкой.

Жаль, государь! - отвечал Кольцо, не боясь раздражить царя этим признанием.

Да, - сказал царь презрительно, так оно и должно быть; свой своему поневоле брат!

«Свой своему поневоле брат (друг)».

Особого внимания заслуживает ниже приведенное предложение. Поскольку в одном предложении соединены два фразеологизма. - Вишь, что наладил, - проворчал опять Михеич, - отпусти разбойника, не вешай разбойника, да и не хвались, что хотел повесить! Затвердила сорока Якова, видно с одного поля ягоды!

«Затвердила сорока Якова». Говорить тому (или о том), кто надоедлив, упорно повторяет одно и тоже [Жуков, 2000, 157].

«С одного поля ягоды». Похожи друг на друга, обычно по своим качествам, свойствам, положению т.д.; стоят друг друга, один другого не лучше [Молотков, 1986, 339].

Выводы по II главе

Вторая глава нашей работы посвящена рассмотрению романа «Князь Серебряный» с точки зрения употребления в нем языковых единиц, помогающих создать необходимый колорит изображаемой А.К. Толстым эпохи.

В первом параграфе проанализированы лексические архаизмы. В их составе мы выделили три подгруппы: лексико-фонетические, лексико-словообразовательные и собственно лексические.

Наиболее часто в романе А.К. Толстой использует собственно-лексические архаизмы. Это дает нам право предполагать, что они осознаются писателем как одно из главных средств создания колорита описываемой эпохи.

Второй параграф посвящен архаизмам морфологическим (грамматическим), их функциональному употреблению. Роман А.К. Толстого дает богатейший материал для иллюстрации использования морфологических архаизмов разных частей речи. Среди устаревших именных форм мы находим случаи употребления архаизмов-существительных, прилагательных и местоимений, с явным численным превосходством первых.

В третьем параграфе мы проанализировали историзмы, т.е. слова, вышедшие из употребления в наше время. В романе историзмы представлены следующими семантическими группами: слова называющие должности, военную лексику, одежду, строения и их части, предметы быта.

Далее нами рассмотрены фразеологические единицы, встречающиеся в романе достаточно часто. Фразеологические единицы употребляются в разных стилевых сферах языка. Фразеологические единицы носят несословный характер. Но наиболее свойственны они обиходно-бытовой речи, характеризуют речь персонажей эпохи царствования Ивана Грозного. Из приведенных в параграфе примеров становится ясно, что автор использует фразеологизмы в основном для раскрытия души народа (крестьян, разбойников и т.д.), для более точного, яркого сообщения своих (народных) мыслей, чувств, желаний. Большинство употребленных в романе фразеологических единиц обладает оценочно-экспрессивным значением. Именно фразеологизмы по замыслу писателя наиболее точно передают социальное положение, род занятий героев его романа.

Из всего выше сказанного приходим к выводу: А.К. Толстой в романе «Князь Серебряный» показал народ тесно связанным со своим временем и средой. Роман, отражающий жизнь России XVI века содержит значительное количество устаревшей лексики, передающей реалии и понятия своей эпохи.

Заключение

Роман «Князь Серебряный» является первым по времени художественным произведением, где писатель пытается с помощью художественно-изобразительных средств показать наиболее сложное время царствования Ивана Грозного, а именно начало опричнины.

Толстой наиболее достоверно изобразил этот период, т.к. он опирался на Карамзина. «История» писалась не историком, а писателем. Толстой своим духовным опытом, воплотившимся в его литературном наследии, дарит нам богатый материал для осмысления исторического прошлого.

В своей работе мы рассмотрели роман А.К. Толстого «Князь Серебряный» с точки зрения его жанровой принадлежности.

В первой главе мы раскрыли понятие жанра исторической прозы. Указали годы появления исторического романа в русской литературе и причины возникновения этого жанра.

В первом параграфе указанной главы названы первые романы, которые были созданы в этом жанре. Это такие романы как: «Рославлев, или русские в 1812 году» (1830) М.Н. Загоскина, «Димитрий Самозванец» (1829) Ф.В. Булгарина, «Клятва при гробе господнем» (1832) Н. Полевого, «Последний Новик, или завоевание Лифляндии при Петре I», «Ледяной дом» (1835) и «Басурман» (1838) И.И. Лажечникова.

В первом параграфе мы указали черты исторического романа и выявили данные черты в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный». Такими чертами являются:

. в романе органически сочетаются художественный вымысел с реальной исторической действительностью;

. язык романа насыщен темпоральными показателями эпохи.

В следующих параграфах названные черты рассмотрены более подробно.

Во втором параграфе подробно рассмотрена эпоха, отраженная А.К. Толстым в романе «Князь Серебряный». Чтобы сделать роман наиболее исторически достоверным, автор работал с разными источниками. В романе можно заметить ряд дословных совпадений с «Историей государства Российского» Карамзина. Наряду с историческими персонажами действуют персонажи вымышленные. Переплетение в романе исторически достоверных фактов с вымыслом - является неотъемлемой чертой исторического романа. Толстой помещает разрозненные во времени события в сравнительно небольшой временной промежуток, концентрируя события, для большей драматизации, усиления впечатления и достижения большей яркости восприятия читателем эпохи Ивана Грозного.

Другой (как мы уже отметили) характерной чертой является использование автором устаревшей лексики для создания колорита изображаемой эпохи.

Далее в работе мы рассмотрели историзмы и архаизмы в их теоретическом толковании. В работе мы приходим к выводу, что историзмы и архаизмы являются различными единицами устаревшей лексики.

Вторая глава нашей работы посвящена рассмотрению романа «Князь Серебряный» с точки зрения употребления в нем лексических единиц, помогающих создать необходимый колорит изображаемой А.К. Толстым эпохи.

В первом параграфе анализируются лексические архаизмы. В их составе мы выделяем три подгруппы: лексико-фонетические, лексико-словообразовательные и собственно лексические.

Наиболее употребительны в произведении собственно-лексические архаизмы. Это дает нам право предположить, что они осознаются писателем как одно из главных средств создания колорита описываемой эпохи.

Второй параграф посвящен архаизмам морфологическим (грамматическим), их функциональному употреблению. Роман А.К. Толстого представляет богатейший материал для иллюстрации использования морфологических архаизмов разных частей речи. Среди устаревших форм имени мы находим случаи употребления архаизмов-существительных, прилагательных и местоимений, с явным численным превосходством первых.

В третьем параграфе мы проанализировали историзмы, употребленные писателем в произведении. В романе историзмы представлены следующими семантическими группами: слова называющие должности, военные реалии, одежду, строения и их части, предметы быта.

Далее нами рассмотрены фразеологические единицы, встречающиеся в романе достаточно часто. Фразеологические единицы употребляются в разных стилевых сферах языка, носят несословный характер, но наиболее свойственны они обиходно-бытовой речи. Во фразеологии запечатлен богатый исторический опыт народа. Из приведенных в параграфе примеров становится ясно, что автор использует фразеологизмы в основном для раскрытия души народа (крестьян, разбойников и т.д.), для более точного, яркого, меткого сообщения своих (народных) мыслей, чувств, желаний. Большинство употребленных в романе фразеологических единиц обладает оценочно-экспрессивным значением.

Из всего выше сказанного приходим к выводу: А.К. Толстой в романе «Князь Серебряный» показал народ тесно связанным со своим временем и средой. Роман, отражающий жизнь России XVI века содержит значительное количество устаревшей лексики, передающей реалии и понятия своей эпохи.

Таким образом, нами доказано, что произведение А.К. Толстого содержит в себе все черты исторического романа. Это дает нам полное право относить роман «Князь Серебряный» к жанру исторической художественной прозы.

Список литературы

1.Толстой, А.К. Князь Серебряный [текст] / А.К. Толстой. - Ленинград, «Лениздат», 1983.

2.Аксаков, С.Т. Собрание сочинений в 3 томах, том 3 [текст] / С.Т. Аксаков. - М., 1986.

.Арапов, М.В. Пассивный словарь и лингвистический энциклопедический словарь [текст] / М. В. Арапов. - М., 1990.

.Архангельский, В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке: опыт теории устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии [текст] / В.Л. Архангельский. - Ростов-на-Дону, 1964.

.Благой Исторический роман, том 1 [электронные ресурсы] htt: //feb-web.ru, 30.09.2009.

.Богуславский, Г. Князь Серебряный. Повесть времен Иоанна Грозного [текст] / Г. Богуславский. - М., «Худлит», 1976.

.Бондаренко, В.Т., Колодезнев, В.П. Русский язык: Лексикология. Фразеология [текст] / В.Т. Бондаренко, В.П. Колодезнев. - Тула, 1996.

.Введение в литературоведение [текст] / Под ред. Г.Н. Поспелова. - М., «Высшая школа», 1988.

.Виноградов, В.В. Основные типы лексических значений слова [текст] / В.В. Виноградов. - М., 1998.

.Винокур, Г.О. О славянизмах в современном русском языке. Избранные работы по русскому языку [текст] / Г.О. Винокур. - М., «Худлит», 1959.

.Гвоздев, А.Н. Очерки по стилистике русского языка [текст] / А.Н. Гвоздев. - М., «Худлит», 1955.

.Гуляев, Н.А. Теория литературы: учебное пособие для филологических институтов [текст] / Н.А. Гуляев. - М., «Высшая школа», 1985.

.Дворникова, Е.А. Проблемы изучения традиционно-поэтической лексике в современном руссом языке. Вопросы лексикологии [текст] / Е.А. Дворникова. - Новосибирск, 1977.

.Денисов, П.Н. Лексика русского языка и принципы её описания [текст] / П.Н. Денисов. - М., 1993.

.Емельянова, О.Н. О пассивном словарном запасе языка и устаревшей лексике [текст] / О.Н. Емельянова// Русская речь. - 2004. - №1. - стр.46.

.Жуков, Д. А.К. Толстой [текст] / Д. Жуков. - М., «Мол.гвардия», 1982.

.Зубова, Л.Е. О синтаксической функции грамматических архаизмов Вопросы стилистики. Функциональные стили русского языка и методы их изучения [текст] / Л.Е. Зубова. - Саратов, «Межвуз.науч.сб.», 1982.

.Калинин, А.В. Лексика русского языка [текст] / А.В. Калинин. - М., 1971.

.Карамзин, Н. История государства российского в 9-ти томах, т.4 [текст] / Н. Карамзин. - М., «Новый мир», 1989.

.Ключевский, В. Собрание сочинений в 9-ти томах, том 2 [текст] / В. Ключевский. - М., «Просвещение», 1988.

.Кожинов, В. Книга о русской исторической поэзии XIX века. Развитие стиля и жанра [текст] / В. Кожинов. - М., «Современник», 1978.

.Мансветова, Е.А. Славянизмы в русском литературном языке XIX -XX веков. Учебное пособие [текст] / Е.А. Мансветова. - Уфа, 1990.

.Михайловская, Н.Г. Устаревшие слова [текст] / Н.Г. Михайловская // Русская речь. - 1972. - № 6.

.Николаев, Д.Д. Русская проза 1920-1930 годов [текст] / Д.Д. Николаев. - М., 2006.

.Оттон - Эрдэнэ, Хайнжами Приметы времени в языке художественной прозы [текст] / Хайнжами Оттон - Эрдэнэ// Русская словесность. - 2007. -№1. - стр.67.

.Очерки истории языка русской поэзии XX века. Поэтический язык и идиостиль: общие вопросы. Звуковая организация текста [текст]. - М., 1990.

.Петров, С.М. Русский исторический роман ХIХ века [текст] / С.М. Петров. - М., 1984.

.Пушкин, А.С. Полное собрание сочинений, том 11 [текст] / А.С. Пушкин. - М., 1949.

.Розенталь, Д.Э., Голуб, И.Б. Современный русский язык [текст] / Д.Э. Розенталь, И.Б. Голуб. - М., «Айрис-пресс», 2002.

.Скляревская, Г.Н. Заметки о лексикографической стилистике. Современность и словари [текст] / Г.Н. Скляревская. - Л., 1978.

.Сороколетов, Ф.П. Пассивный словарь. Русский язык [текст] / Ф.П. Сороколетов. - М., «Современник», 1979.

.Толстой, А.К. Собрание сочинений в 10-ти томах [текст] / А.К. Толстой. - М., «Худлит», 1961.

.Толстой, А.К. Собрание сочинений в 4-х томах [текст] / А.К. Толстой. - М., «Правда», 1969.

.Тургенев, И. Собрание сочинений в 12-ти томах [текст] / И. Тургенев. - М., «Гослитиздат», 1956.

.Фразеология в контексте культуры [текст] / Под ред. В.Н. Телии. - М., «Языки русской культуры», 1999.

.Шанский, Н.М. Лексикология современного русского языка [текст] / Н.М. Шанский. - М., «Гослитиздат», 1972.

.Шмелев, Д.Н. Архаические формы в современном русском языке [текст] / Д.Н. Шмелев. - М., «Правда», 1960.

.Ямпольский, И. Драматическая трилогия А.К. Толстого [текст] / И. Ямпольский. - Ленинград, «Сов.Писатель», 1939.

Словари

39.Большой фразеологический словарь русского языка [текст] / Под ред. В.Н. Телии. - М., «АСТ-ПРЕСС», 2006.

40.Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4-х томах [текст] / В.И. Даль. - М., «ОЛМА-ПРЕСС», 2002.

.Жуков, В.П. Словарь русских пословиц и поговорок [текст] / В.П. Жуков. - М., «Русский язык», 2000.

.Ожегов, С.И., Шведов, Н.Ю. Толковый словарь русского языка [текст] / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведов. - М., «Азбуковник», 1999.

43.Словарь пословиц и поговорок [электронные ресурсы] http: // www.poskart.ru, 18.11.2009.

.Словарь русских историзмов [текст] / Под ред. Аркадьева. - М., «Высшая книга», 2005.

.Словарь русского языка XI - XVII вв. том 4 [текст] / Под ред. С.Г. Бархударова. - М., «Наука», 1977.

.Словарь русского языка XI - XVII вв. том 5 [текст] / Под ред. С.Г. Бархударова. - М., «Наука», 1978.

.Словарь русского языка XI - XVII вв. том 6 [текст] / Под ред. С.Г. Бархударова. - М., «Наука», 1979.

.Словарь русского языка XI - XVII вв. том 7 [текст] / Под ред. Ф.П. Филина. - М., «Наука», 1979.

.Словарь русского языка XI - XVII вв. том 8 [текст] / Под ред. Ф.П. Филина. - М., «Наука», 1981.

.Словарь русского языка XI - XVII вв. том 9 [текст] / Под ред. Ф.П. Филина.- М., «Наука», 1982.

.Словарь русской фразеологии. Историко-этимологический справочник [текст] / Под ред. В.М. Мокиенко. - С-Пб, «Филио-пресс», 1999.

.Федоров, А.И. Фразеологический словарь русского литературного языка в 2 томах [текст] / А.И. Федоров. - Новосибирск, «Наука», 1995.

.Фразеологический словарь русского языка [текст] / Под ред. А.И. Молоткова. - М., «Русский язык», 1986.

.Энциклопедия «литература и язык» [текст] / Под ред. А.П. Горкина. - М., «Росмэн», 2008.

.Энциклопедия «Русский язык». [текст] / Под ред. Ю.Н. Караулова. - М., «Большая Российская энциклопедия», 2003.

Похожие работы на - Роман А.К. Толстого 'Князь Серебряный' как жанр исторической художественной прозы

 

Не нашли материал для своей работы?
Поможем написать уникальную работу
Без плагиата!