Терроризм

Министерство образования Республики Беларусь

УО «БрГУ имени А.С. Пушкина»

Реферат  на тему:

Терроризм

Выполнила студентка II курса, 24 группы

психолого-педагогического факультета.

Белоус Л.В.

Руководитель:

Жук Г.В.

Брест - 2006

Оглавление:

Понятие терроризма.

Основные сферы терроризма

Современный терроризм

О неизбежности терроризма

Понятие терроризма.

Для начала проведем определенную понятийную работу — своего рода поиск наиболее точного понимания сущности, да и значения самого понятия «террор» так, как они даются в известных словарях. Наиболее доступный и массовый из них сразу же удив­ляет: «Террор (Terror) — потухший вулкан в Антарктиде, на полуострове Росса... на­зван в честь экспедиционного судна». Понятно, что такая расшифровка мало что проясняет. Напротив, она только вызывает новые вопросы: а почему именно так было названо экспедиционное судно? Но об этом история (и словарь) почему-то умалчивают.

Смежные понятия откровенно сужают рассматриваемое явление. Тот же самый Энциклопедический словарь определяет террористический акт как особо опасное го­сударственное преступление, которое «заключается в убийстве или причинении тяж­кого телесного повреждения государственному или общественному деятелю или пред­ставителю власти, совершенном в связи с его государственной или общественной дея­тельностью, с целью подрыва или ослабления советской власти». Внешне все очень просто. Однако понятно: списано с явно уже устаревшей, откровенно «уходящей» натуры. Убийство С. М. Кирова, например, в СССР властями было сразу же объявле­но террористическим актом и вызвало первую волну сталинских репрессий, которые, однако, никто уже террористическими актами почему-то не называл.

Если террористический акт осуществлен в отношении представителя иностран­ного государства, то тоже внешне как будто понятно: явно с целью провокации вой­ны или международных осложнений. Здесь все еще более очевидно: убийство авст­рийского эрцгерцога Фердинанда в Сараево стало поводом для начала Первой ми­ровой войны. Однако ясно и другое: данный словарь (впрочем, далеко не только он один) предлагает трактовки понятий, основанные на единичных фактах весьма от­даленного прошлого. К событиям 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и Вашингто­не они явно не применимы. Что-то близкое можно прочитать в трактовке слова «терроризировать»: «преследовать, угрожая расправой, убийствами, держать в со­стоянии страха». Любопытно, между прочим, что специализированный юридиче­ский словарь вообще обходится без понятия «терроризм» и даже смежных понятий. Получается, что юристы давно понимали, как трудно однозначно определить такое явление. И молчали...

Зато очень конкретен словарь русского языка С. И. Ожегова. В нем есть «террор» — «физическое насилие, вплоть до физического уничтожения, по отношению к полити­ческим противникам». Однако только ли физическое насилие? Ведь возможно наси­лие и совсем иного рода — психологическое, экономическое и др. Мы говорим об ин­формационном, например, терроризме. Рядом в словаре находим слово «терроризи­ровать» — «устрашить террором, насилием», «запугать чем-нибудь, держа в состоянии постоянного страха». Тут же, рядом, находится «террорист» — «участник или сторонник актов индивидуального террора». Однако только ли индивидуального? Террор существует и в массовых формах.

Словарь иностранных слов оказывается несколько точнее. В нем уже есть «тер­рор — политика устрашения, подавления политических противников насильственны­ми мерами».

Здесь множественное число («противников») подразумевает явно не только инди­видуальный террор. Еще жестче определяет террор «Военный энциклопедический словарь»: «Политика устрашения и подавления классовых и политических противни­ков всеми средствами, вплоть до физического уничтожения». Однако все равно это выглядит как-то локально — политические противники всегда существуют в некото­рых рамках: государства, власти, парламента, официальных структур и институтов. К массовому террору конца XX — начала XXI веков все это пока как-то не очень точ­но применимо.

Таким образом, в результате сравнительного анализа разных бытующих определе­ний мы видим достаточно различающиеся между собой и явно не вполне адекватные нашему времени трактовки одного и того же понятия, а также связанных с ним, про­изводных от него слов и выражений. Но еще сложнее оказывается соотнесение этих понятий между собой. Как, например, соотносятся понятия «террор» и «террористи­ческий акт»? А «террор» и «терроризм»? «Террор» и «террористические методы»?

Наиболее часто возникает смысловая путаница, при которой смешивается разное содержание, вкладываемое в одно и то же понятие «террор». Так, достаточно часто путаются террор как некоторая политика, осуществляемая насильственными метода­ми (методы террора), и террор как результат, следствие такой политики. Путается террор как линия, состоящая из ряда отдельных компонентов, террористических ак­тов, с отдельными проявлениями террора — по сути, отдельными террористическими актами. Наконец, террор как метод часто путается с терроризмом как особым, целост­ным явлением, включающим в себя не только отдельные методы. Существуют и другие варианты, в совокупности приводящие к смешению понятий и невозможности всерьез обсуждать реальные проблемы и находить их решение. Разобраться в поняти­ях и договориться об их адекватном употреблении — обязательная часть работы.

На самом деле все более или менее встает на свои места, если оттолкнуться от буквального, первичного, латинского значения слова «terror" — страх, ужас. То есть в буквальном смысле, террор — это и есть ужас. Ужас же психологически иногда опре­деляется как циркулярное (повторяющееся и нарастающее) переживание страха. Значит, террор — такое повторяющееся и нарастающее переживание страха, которое приводит к ужасу.

В начале 1970-х годов К. Э. Изард исследовал отношение представителей разных стран (США, Англии, Германии, Швеции, Франции, Греции и Японии) к различным эмоциям4. В ответ на вопрос: «Какой эмоции вы больше всего боитесь?» — большин­ство людей назвало страх. То есть получалось, что эмоция страха сама по себе вызывает страх, а переживание страха еще больше его усиливает, доводя до экстремальной ста­дии ужаса. Ужас — это максимальная степень переживания страха, усиливающего самого себя за счет повторяющейся циркуляции этого переживания в психике. Образ­но говоря, ужас — это страх страха.

Ужас — очень сильная эмоция, именно поэтому люди испытывают ее достаточно редко. Опрошенные Изардом люди гораздо чаще сообщали о переживаниях печали, гнева, отвращения, презрения или даже стыда, чем о переживании страха. Обратим внимание: «Страх — это эмоция, о которой люди думают с ужасом... И все же страх — реальная часть нашей жизни. Человек может переживать страх в самых разных ситуа­циях, но все эти ситуации имеют одну общую черту. Они ощущаются, воспринима­ются человеком как ситуации, в которых под угрозу поставлено его спокойствие или безопасность».  Террор — это и есть возникающий в результате некоторых действий (прежде всего, насилия) ужас от утраты человеком спокойствия или безопасности. Таким образом, с точки зрения психологии террор — это состояние очень сильного страха (ужаса), возникающее как реакция на некоторые действия, имеющие целью вызвать именно это состояние у тех, в отношении кого они осуществляются или же тех, кто является их свидетелем. Значит, террор есть цель и результат используемых для их достижения действий и методов.

Террор складывается из террористических актов — отдельных слагаемых, звеньев, компонентов, способов и инструментов террора. В. Пирожков полагает:

«В зависимости от объекта посягательства теракт может быть направлен как против конк­ретных лиц, так и анонимных жертв, которые не имеют никакого отношения к террористам и их пути до сих пор не пересекались (например, взрывы и угоны самолетов, совершение диверсий на промышленных объектах, транспорте и т. и.). В последнем случае террористический акт имеет цель дестабилизировать обстановку в обществе, вызвать панику у людей. Террор в таком случае становится безадресным, его жертвы — случайные рядовые гражда­не. Террористы в подобных случаях принимают в расчет общественный резонанс, вызван­ный их действием, за которым следует обвинение в адрес правоохранительных и властных органов, неспособных защитить граждан. Держать население в страхе и неуверенности — это и своеобразное проявление власти над обществом в целом».

Террористические акты осуществляют террористы, которые делятся на инициа­торов, организаторов и исполнителей таких террористических актов. Чаще всего террористами называются непосредственные исполнители. Террористические мето­ды — это методы осуществления террористических актов и террора в целом. Они мо­гут быть очень разными, в зависимости от того, с каким именно видом террора мы имеем дело в тот или иной конкретный момент. Принято говорить, в первую очередь, о физическом, политическом, идеологическом, экономическом терроре.

Состояние ужаса можно вызвать, лишив человека спокойствия и безопасности прак­тически в любой сфере — все зависит от того, насколько данная сфера значима для него. Чаще всего, естественно, это происходит в сфере физической, когда возникает непосредственная угроза самой жизни и физической безопасности. Исследуя подоб­ный страх в ситуации войны, Н. Коупленд справедливо заметил: «После вступления государства в войну человека захлестывает новая волна страха: перед поражением, неопределенностью, лишениями, убытками, ранением и т. д. Военнообязанный, под­лежащий призыву в вооруженные силы, независимо от желания и энтузиазма, с кото­рыми он идет на службу, несет с собой страх перед неизвестным... И самый великий из всех страхов — останется ли он жив?»

Что же роднит разные сферы и методы террора? Их жесткость, экстремизм, край­ность, насильственный характер. Террористические методы — всегда методы на­силия.

Наконец, терроризм — это обобщенное понятие, обозначающее уже комплексное явление, включающее страх и ужас как цель определенных (террористических) актов и действий, сами акты и действия, их конкретные результаты и весь спектр более ши­роких последствий. В общепринятом понимании, однако, терроризм сужается до на­бора отдельных террористических актов. В ФБР США, например, терроризм понима­ют как всего лишь «противозаконное применение силы или насилия против граждан или собственности с целью запугать или принудить к чему-либо правительство, насе­ление или какую-либо часть того и другого, оправданное политическими или соци­альными целями». Политический терроризм понимается только лишь как «система­тическое применение ничем не ограниченного политического насилия, имеющего целью достижение определенных результатов путем устрашения политических про­тивников». Однако согласимся: это явно сужает смысл данного понятия, лишая его целого ряда важных, сущностных характеристик. Психологически терроризм — это еще и способ жизни, мышления и особой деятельности, включая ее мотивы, идеоло­гические обоснования и оправдания тех, кто использует террор как цель (иногда — самоцель) и средство достижения своих потребностей и интересов, то есть — терро­ристов. Но об этом — дальше.

Основные сферы терроризма

Не претендуя на полноту классификации (их ныне десятки), попытаемся более четко определить предмет обсуждения. Иначе существует опасность раствориться в много­образии слов, за которыми иногда скрывается одно и то же. С тем же успехом можно попасть впросак и на противоположном основании: подчас за одними и теми же сло­вами прячутся совершенно разные явления. Слишком часто мы слышим о мужьях, «терроризирующих своих жен» регулярными выпивками; о «телефонных террори­стах», все время «достающих» милицию или добропорядочных граждан; о «террори­стических настроениях» в среде политической оппозиции и т. д.

Начнем с того, что любая классификация, разделяющая виды террора на основа­нии предлагаемых самими террористами или пишущими на эти темы журналиста­ми объяснений, принципиально порочна. Умножать число таких классификаций не имеет смысла потому, что они бесконечны и практически «безразмерны»: всякий раз найдется какое-нибудь новое объяснение, ради которого придется расширять такую классификацию. Трудно считать, например, продуктивными разнообразные идео­логические классификации — ведь помимо лево- и праворадикального терроризма всегда найдется какая-нибудь новая его разновидность. И тогда, скажем, к террориз­му троцкистскому можно будет до бесконечности добавлять маоистскую, полпотов-скую и все прочие версии. Бессмысленно и выделение, помимо идеологического, скажем, еще и религиозного терроризма — тогда запутаемся в многообразии версий одного только ислама. Кроме того, ясно главное: такие классификации просто ни­чего не объясняют. Это всего лишь яркие «лэйблы» — ярлыки, наклеиваемые на террористов либо ими самими, либо бытописателями их акций. Более продуктив­ным представляется выделять разновидности терроризма по тем основным сферам, в которых он применяется. Эти сферы определяют цели, инструменты и ожидаемый эф­фект от конкретных действий, называемых террористическими. Понятно, что чисто военный терроризм (элементарные диверсии) не спутаешь с терроризмом полити­ческим, а уличный терроризм — с информационным. Тут все относительно понят­но. Разумнее всего отталкиваться от привычного словоупотребления. Есть очевид­ные сферы, в которых практически все языки мира используют понятие «терроризм» естественно.

Не будем претендовать на всеобъемлемость и выделять мельчайшие разновидности терроризма — остановимся на достаточно крупных блоках. Так, в частности, достаточно отчетливо выделяются политический, экономический и информационный терроризм. Помимо них существует и терроризм бытовой — так сказать, общесоциальный. Для начала этого вполне достаточно.

Политический терроризм — это террористические действия разного рода, имеющие целью оказание влияния на политических лидеров, власти или проводимую ими по­литику, вынудить те или иные политические действия или властные решения. В от­дельных случаях политический терроризм направлен на устранение неугодных поли­тических лидеров — в том числе и ради изменения политического строя в целом.

Мишенью политического терроризма часто являются символы государства, наи­более значимые общественные нормы и государство как таковое. Чем более полити­чески структурированным и развитым является общество, чем больше у него культур­ных, материальных и нравственных ценностей, тем более привлекательным оно ока­зывается для террористов. Дело в том, что в политически организованном обществе воздействие на политическую сферу оказывается намного более эффективным, чем в обществе, политически не организованном.

Наиболее частый в последние годы метод терроризма — захват заложников, жиз­ни которых предлагаются затем в обмен на более или менее серьезные уступки со сто­роны властей (например, требуя освобождения из тюрем своих сторонников), — име­ет шанс на успех только в тех странах, в которых человеческая жизнь действительно является реальной, а не декларируемой ценностью. В таких странах общество не дает возможности правительству спокойно взирать на гибель попавших в руки террористов сограждан. В тоталитарных государствах такого рода акции крайне редки: для дикта­торов жизнь человека не представляет особой ценности, и они не склонны менять ее ни на крупные суммы денег, ни тем более на отказ от каких-то своих планов. Захваты заложников — своеобразное свидетельство гуманизации и демократизации общества, становящегося объектом нападения террористов.

В современном мире существуют сотни чисто террористических групп и масса орга­низаций, использующих террор как один из методов политической борьбы и дости­жения своих целей. Естественно, все они очень разные. Их цели подразделяются на реалистичные и утопичные. Например, цели Организации освобождения Палести­ны и связанных с ней организаций (создание собственного палестинского государ­ства), несмотря ни на что, оказались достаточно реалистичными. Напротив, совершен­но утопичными явились цели итальянских «Красных бригад" или группы Баадер-Майнхопф в Германии — попытки силового переустройства жизни Западной Европы по коммунистическому образцу не увенчались успехом.

Информационный терроризм — прямое воздействие на психику и сознание людей в це­лях формирования нужных мнений и суждений, определенным образом направляю­щих поведение людей. На практике, под информационным терроризмом обычно под­разумевают такое насильственное пропагандистское воздействие на психику, которое не оставляет для человека возможностей для критической оценки получаемой ин­формации. Как правило, откровенно тенденциозной информации, которая добивается своих целей не качеством манипулятивного воздействия, а его объемом. Помимо использования официальных средств массовой информации, информационный терроризм опирается на распространение определенного типа слухов. Слухи вообще играют значительную роль в проблеме терроризма. Как правило, они многократно усиливают ту атмосферу страха и ужаса, на создание которой направлены усилия тер­рористов. Среди всех разновидностей слухов наиболее значимыми в рамках инфор­мационного терроризма являются два вида: так называемые слухи-пугало и агрес­сивные слухи.

«Слух-пугало» — это слух, несущий и вызывающий выраженные негативные, пу­гающие настроения и эмоциональные состояния, отражающий некоторые актуальные, но нежелательные ожидания аудитории, в которой они возникают и распространяют­ся. Обычно слухи такого типа возникают или откровенно «запускаются" силами, раз­вязывающими информационный террор, в массовое сознание в периоды социального напряжения (террористические акты, стихийные бедствия, война, подготовка военно­го переворота и т. д.). Их сюжеты варьируются от просто пессимистических до явно панических. Особое распространение такие слухи приобретают в ситуациях сложных социальных и политических реформ, смены власти, режима или социально-полити­ческой системы в целом. В подобных случаях появляется ограниченный набор сюжетов, выступающих в качестве стержней пугающих слухов. Некоторые из них видоизменяются в зависимости от культурных, религиозных или национальных традиций, но основная часть остается неизменной.

Наиболее часто встречаются «слухи-пугала", основанные на якобы неизбежном повышении цен на продукты питания, их исчезновении и приближающемся голоде. Такие слухи были зафиксированы, например, в России в 1917 и в 1990-1991 годах, в Чили в 1971-1973 годах, в Никарагуа в 1980 году, в Афганистане в 1980 году. При­нимая такие слухи за «чистую монету*, доверяя им, часть населения бросается заку­пать подчас ненужные продукты в неразумных объемах, в результате чего действи­тельно искажается конъюнктура рынка. Товары быстро исчезают с прилавков или стремительно растут в цене, может возникнуть голод. Классический пример — Россия 1917 года: хотя урожай был даже выше среднего, к октябрю в столичных магазинах исчез хлеб.

Аналогичным образом распространяются слухи о «грядущем контрнаступлении реакции», близком военном перевороте, «неотвратимом отмщении» лицам, активно сотрудничающим с новой властью, и т. д. В таких ситуациях усиление пессимистич­ных настроений стимулируется еще и типичными для таких ситуаций слухами о яко­бы имеющихся разногласиях, борьбе за власть в новом руководстве, безудержной кор­рупции и т. д. Примерами слухов такого рода полна новейшая история России. Особую роль играют слухи, непосредственно связанные с реальным террором. Как правило, они строятся на ожидании повторения происшедших террористических актов и воз­никновения новых. Множество слухов такого рода циркулировало в США в течение нескольких месяцев после событий 11 сентября 2001 года. «Сверхзадача» таких слу-хов понятна: это прямое запугивание населения, усиление атмосферы террора в сфе­ре информационного воздействия, умножение хаоса и неразберихи.

«Агрессивный слух» — слух, не просто вызывающий негативные настроения и со­стояния, отражающие нежелательные ожидания аудитории, а конкретно направлен­ные на стимулирование агрессивного эмоционального состояния и поведенческого «ответа», жесткого агрессивного действия. Слухи такого рода возникают в ситуаци­ях острых противоречий, связанных с социальными межгрупповыми и межэтничес­кими, межнациональными конфликтами. Приведем несколько известных примеров: «В Леопольдвиле негры вырезают белое население» (Заир, 1960); «Беспорядки в Па­наме вызваны кубинскими агентами» (США, 1964); «Новая власть грабит страну, от­правляя зерно на Кубу и в Россию» (Никарагуа, 1980), и т. д. Основная функция агрессивных слухов — не просто запугивание, а прямая провокация агрессивных, тер­рористических действий типа геноцида и массовых убийств. Эти слухи строятся от­рывочно, «телеграфно». Короткие, рубленые фразы сообщают о конкретных «фактах», «взывающих к отмщению». Они несут сильный эмоционально-отрицательный заряд, формируя аффективную общность «мы» («нормальных людей») в противовес общ­ности «они» («зверствующих нелюдей»). Такие слухи требуют ответной агрессии. Из последних примеров — слухи о «зверствах федеральных войск в Чечне», распростра­няемые чеченцами, и аналогичные — о «зверствах чеченских боевиков» в отношении федеральных войск.

Экономический терроризм — это различные дискриминационные экономические дей­ствия, имеющие целью оказание влияния на экономических конкурентов, социальные группы и слои населения, а также целые государства и их лидеров ради достижения конкретных экономических выигрышей или, шире, проводимой ими политики, что сводится к осуществлению требуемых действий или принятию нужных решений.

Экономический терроризм осуществляется на различных уровнях. На элементар­ном уровне, в рамках конкурентной борьбы между корпорациями, он может заклю­чаться в игре на понижение стоимости акций конкурента, их скупке, доведения до банкротства и т. д. Создание экономических барьеров, ухудшение условий жизни и снижение ее уровня — проявления экономического терроризма одних социально-эко­номических групп по отношению к другим. На еще более высоких уровнях экономи­ческий терроризм достаточно часто становится инструментом давления в сложных политико-экономических отношениях. Так, достаточно часто используемые на практике экономическая блокада, введение разного рода эмбарго и запретов на ввоз или вывоз тех или иных товаров представляют собой средства экономического насилия, применяемые для устрашения противников и изменения их намерений, в том числе и на межгосударственном уровне. «Экономическим терроризмом» называли кубинцы ту блокаду, которая была организована американцами после прихода к власти на Кубе Ф. Кастро. Аналогичный термин использовали советские власти в оценке принятой конгрессом США поправки Джексона-Вэника, ограничивающей экспорт в СССР вы­соких технологий.

Социальный (бытовой) терроризм — в данный разряд попадают те обыденные явле­ния, которые в привычном смысле не классифицируются как террористические и вро­де бы лишены конкретной цели и целенаправленных исполнителей. Бытовой терро­ризм — это то повседневное запугивание, с которым мы сталкиваемся на улице, в до­ме, в бытовом общении. Разгул уличной преступности, нарастающий криминалитет, общая социальная нестабильность и массовая бытовая неустроенность. Обилие бе­женцев и эмигрантов, маргинальных элементов, дестабилизирующих жизнь. Шайка подростков, терроризирующих двор; банда «скинхедов», терроризирующих рыночных торговцев; бригада рэкетиров, терроризирующих малые предприятия в округе и вы­могающих регулярную плату за «охрану» от самих себя. Сюда же относятся взрывы в местах скопления людей, в транспорте. Здесь же — возникновение эпидемий, отрав­ленная вода в водопроводе или колодцах. И т. д., и т. п. В целом, это социальная ситуа­ция, держащая всех в страхе и постоянном напряжении. В физическом плане — это постоянная угроза жизни и здоровью. В социальном плане — деструкция управле­ния и общественного самоуправления. В психологическом плане результат такой си­туации — утрата уверенности в завтрашнем дне, хаотизация сознания, иррациональ­ное состояние психики, деструкция привычного, нормативного, «регулярного» поведения.

Выделим особую, физическую, разновидность социально-бытового терроризма. Это реальное воздействие на жизнь и состояние здоровья людей, создание постоян­ной угрозы для них. Оно может осуществляться с использованием самых разнообраз­ных средств — от ножа и обрезка трубы до применения взрывчатых веществ и массо­вого биологического или радиационного оружия. Так или иначе, это такое (как пра­вило, массовое) воздействие на людей с помощью физических методов, которое не носит конкретного политического, информационного», экономического или социально-бытового характера, а создает такую массовую угрозу физического уничтожения, которая ведет к широкому распространению страха среди населения.

Описанные основные сферы терроризма тесно связаны между собой. Как прави­ло, терроризм в одной из них отражается на другой. В итоге все это сказывается, преж­де всего, на политической сфере как интегрирующей все остальные. Социально-бы­товой терроризм, как и экономический и информационный, влечет за собой полити­ческие последствия, которые, в свою очередь, влияют на социальную, экономическую и информационную сферы. Круг замыкается.

«Террористы способны самым серьезным образом изменить общественную атмос­феру, посеять страх, неуверенность, недоверие к институтам власти. Их действия могут быть особенно разрушительны для демократических государств, где раздражение и возмущение граждан вполне может выразиться в поддержке на выборах того, чьим единственным общением будет покончить с терроризмом...

Другим результатом террористических акций является недоверие правительству, причем вне зависимости от того, какую идеологию данное правительство исповедует, а также недоверие властным структурам, стремление к их изменению и, соответствен­но, дестабилизация общества»

Даже такое предварительное выделение сфер, наиболее часто связываемых с тер­роризмом на основании привычного словоупотребления, позволяет увидеть главное: основой терроризма является насилие. Оно может проявляться в разных сферах — политической, информационной, экономической, бытовой. Оно может использовать разные инструменты — от политического убийства или захвата заложников до распро­странения слухов, введения экономических санкций или разгула уличного кримина­ла. Это не принципиально. Описанные сферы терроризма охватывают практически всю жизнь человека. Они лишают жизни или угрожают ей. Различия в деталях не долж­ны заслонять главного: терроризм — всегда насильственное воздействие на людей, преследующее цель запугать их и добиться от них реализации своих целей.

Современный терроризм.

Из всего уже сказанного следует, что терроризм – это особая форма, прежде всего, политического насилия, характеризующаяся жестокостью, целеустремленностью и внешне достаточно высокой эффективностью. На практике, конкретно, это совер­шение демонстративно деструктивных, разрушительных действий для того, чтобы вы­звать страх, запугать своих противников или же все население, физически уничтожив их представителей или нанеся значительный материальный ущерб.

Психологически, терроризм — естественное продолжение радикализма, экстремиз­ма и фанатизма. Это реальный экстремизм уже не в теоретических рассуждениях, а в непосредственном практическом действии, осуществляемом с редким фанатизмом во имя абсолютно радикальных идей и ценностей. Люди, избирающие терроризм в каче­стве инструмента для своего воздействия на реальность, всегда радикальны. Это есте­ственно: радикальные, экстремистские методы подбираются в соответствии с анало­гичными целями. В данном случае именно характер целей (или представления самих террористов об этих целях) вполне оправдывает для террористов характер избирае­мых ими методов для достижения поставленных задач. С точки зрения самих терро­ристов, чем масштабнее прозвучит та или иная их акция, чем большее количество людей в мире узнает о ней, тем масштабнее будут выглядеть те цели, к которым они стремятся. Поэтому подчас мы видим, что не только цель оправдывает средства, но и наоборот: под совершаемые террористические акты часто «подтягиваются» якобы крупномасштабные цели.

Как мы уже видели, терроризм очень широко используется в качестве средства политической борьбы в интересах государства, организаций и отдельных групп лиц. Уже сам факт публичной казни политических противников, например, может считать­ся проявлением терроризма. В современном мире эффект казни многократно усили­вается посредством ее трансляции средствами массовых коммуникаций. Известны репортажи о казни террористов на электрическом стуле в США. Известны и анало­гичные акции в исламских странах. Более того, известны и смешанные феномены: когда западные средства массовой информации рассказывали об исламских казнях. Так, в январе 1984 года известная западная газета опубликовала подробнейшее опи­сание публичного обезглавливания двух осужденных, мужчины и женщины, на пло­щади перед мечетью Джамия в столице Саудовской Аравии, городе Эль-Рияд. Газета привела красочные подробности внешнего вида палача, сумму его гонорара, вид ору­дия казни (обоюдоострый меч), а также текст ее звукового сопровождения, звучавший из динамиков на минарете мечети, — голос поминал имя Аллаха и перечислял грехи, совершенные осужденными на основе нарушения норм шариата.

К особым проявлениям современного терроризма можно отнести и разного рода партизанские действия в периоды войн, а также особенно партизанские войны как таковые, когда они не сопутствуют боевым действиям, официально ведущимися ре­гулярными армиями. XX век принес особенно много примеров таких войн в Латин­ской Америке. Терроризм всегда был распространенным инструментом борьбы в пе­риод глубоких, революционных общественных потрясений. XX век дал наиболее яр­кие примеры революционного и, напротив, контрреволюционного терроризма.

Терроризм развивается в условиях острейших противоречий, когда субъективно для противников не остается иных средств, кроме физической ликвидации друг друга. К терроризму прибегают тогда, когда не видят иного пути либо в связи с отсутствием других ресурсов борьбы («партизанщина» — это следствие не силы народа, а слабос­ти его армии), либо хотят радикально изменить поведение людей, запугав их актами террора. Психологическая основа терроризма — радикализм, экстремизм и фанатизм, иногда — доходящий до фанатизма фундаментализм экстремистского толка.

В современных условиях налицо эскалация террористической деятельности осо­бых экстремистских организаций. Это уже далеко не случайные террористические акты малоподготовленных партизан — теперь это специально организованная, часто почти профессиональная деятельность целенаправленно подготавливаемых в течение долгого времени боевиков или специальных агентов. В современном мире непрерыв­но усложняется характер терроризма, быстро нарастает изощренность его методов, интенсивно усиливается антигуманность террористических актов, приобретающих все более массовый и, вследствие этого, жестокий характер. Террористические акты исламских фанатиков-шахэдов против США в сентябре 2001 года показали: терро­ризм становится силой мирового масштаба. Прежде всего это относится к исламско­му терроризму, вышедшему на ведущее место в современных условиях. По масшта­бам своих жертв он выходит на уровень регулярных боевых действий. Борьба против этого терроризма уже рассматривается как особая форма новой,  «третьей мировой войны».

По сведениям западных разведывательных служб, в последние годы насчитыва­лось шесть проповедников, в локальных масштабах определяющих поведение некото­рых частей «исламистской вселенной», но отказывавшихся признать себя ее руково­дителями. Это Омар Абдул Рахман, Мохаммед Хусейн Фадлалла, Рашид Ганнуши, Гульбеддин Хекматиар, мулла Омар и Хасан
аль-Тураби (этот суданский шейх по прозвищу «Черный папа» в последние годы утратил влияние и не может более пре­тендовать на звание харизматического лидера). Практически за каждым из них стоит его организация. Однако их число может колебаться в зависимости от «преследований» или иных событий. Обратим внимание на то, что названные духовные ислам­ские лидеры в давнем или недавнем прошлом имели контакты и взаимодействовали с У. бен-Ладеном. Однако его организация («братство бен-Ладена») носит принципи­ально иной характер. Иной является и его личная роль, вот почему разговор о бен-Ладене — в следующей части книги.

«Джамиат Исламии». «Из духовных лидеров наиболее известен египетский шейх Омар Абдул Рахман. Этого имама бруклинской мечети, которому в США было предъявлено обвинение в убийстве американцев во время взрыва в Международном торговом центре, подозревают как заказчика или, по меньшей мере, вдохновителя убийства египетского президента Анвара Садата, хотя египетское правосудие и не осу­дило его за это преступление. Портрет дряхлого слепого старика за решеткой амери­канской тюрьмы на некоторое время полностью захватил телевизионные экраны, что создало ему ореол мученика. Его лицо, сфотографированное для архивов американ­ского правосудия, стало символом в исламистских кругах, в которых он считается верховным эмиром “Джамиат Исламии”»

«По убеждению американской администрации, на шейхе из Бруклина лежит тяж­кая вина: взрыв в нью-йоркском здании означает капитальный поворот в стратегии исламистов, которые до сих пор не осмеливались устраивать диверсии на американ­ской земле». События 11 сентября 2001 года полностью подтвердили это убеждение.

«Хезболлах». «В число религиозных лидеров входят также ливийские исламисты, например, шиит Мо­хаммед Хусейн Фадлалла, руководитель "Хезболлах". Хусейн Фадлалла родился в 1936 году. Будучи по происхождению иракцем, он приехал в Ливан до 1976 года и основал там "Кру­жок братства" и "Легальный исламский институт". "Хезболлах", вне всякого сомнения, пред­ставляет собой одну из наиболее хорошо структурированных организаций экстремистско­го исламского движения, исключительную организацию, которая резко отличается от всех других движений, существующих в мусульманском мире. "Хезболлах" переводится как "Партия Аллаха", а само это слово встречается в одном из стихов Корана: "Ваинна хезбол-лах хум аль-галибун", то есть "воистину партия Аллаха станет семьей-победительницей". Первого февраля 1979 года в Тегеране эта фраза была написана на сотнях плакатов, привет­ствовавших возвращение имама Хомейни после вынужденного многолетнего пребывания во Франции, в Нофль-ле-Шато. Вскоре после возвращения в Иран лидера исламской рево­люции была создана иранская "Хезболлах". Во имя исламской революции иранские руко­водители хотели в то время экспортировать движение "Хезболлах" во все шиитские страны. Весной 1984 года Тегеран обратился к ливийским исламским фундаменталистам с просьбой создать свою собственную организацию "Хезболлах". Очень скоро "Хезболлах" Ливана за­явила о себе насильственными действиями и попытками очистить Бейрут и Ливан от ино­странных "дьяволов": от не-мусульман, и особенно от христиан, уроженцев западных стран и евреев. Если все предыдущие диверсии были направлены против иностранцев, то "Хезболлах" расширила пропаганду террора и, таким образом, заставила дрожать коренное ливан­ское население, которое уже не знало, какой армии или группировке доверять. На террито­рии Ливана "Хезболлах" вскоре приобрела особую специальность: ее руководители довели до совершенства технику похищения людей. Начиная с 1985 года "Хезболлах" неоднократ­но брала в заложники журналистов, дипломатов или религиозных деятелей, чтобы привлечь к себе внимание международных средств массовой информации. И это ей удалось. Перепись личного состава "Хезболлах" позволяет предположить, что около 14 тысяч человек, вклю­чая суннитов, регулярно субсидируются ею. Основное ее ядро составляют около семи ты­сяч человек, пять тысяч из которых получают зарплату. В финансовом отношении "Хезбол­лах" ни от кого не зависит. Она иолучает доходы от торговли наркотиками, выращенными в долине Бекаа, от вымогательства у торговцев, владельцев ресторанов или предпринимате­лей, которые живут в зоне ее влияния и имущество которых будет уничтожено, если они откажутся платить "революционный налог"*.

У «Хезболлах» имеются многочисленные отделения за пределами территории Ливана, с официальными представительствами в других арабских странах: в Саудов­ской Аравии, Кувейте и в Ираке. Насчитывается около 20 организаций, подотчет­ных ливанскому движению, — например, «Исламский джихад» Хуссейна Муссави или «Организация революционной справедливости» Имада Мугние. Эти две по­следние группировки, открыто занимающиеся терроризмом, реально управляют мно­жеством мелких экстремистских группировок в Ливане: «Знаменем Ислама», «Не­зависимым движением за освобождение похищенных людей» (Хезболлах-Палести-на), «Организацией божественной справедливости» или, наконец, самой известной группой во Франции — «Комитетом солидарности с арабскими политическими уз­никами, находящимися в тюрьмах Европы» (КСАПУ). Этот комитет, во главе кото­рого стоял тунисец Фауд Али Салех, взял на себя ответственность за прогремевшие во Франции взрывы в декабре 1985 года, а затем в феврале, марте и сентябре 1986 года. Вскоре после этого КСАПУ был ликвидирован французскими контрразведы­вательными службами.

«Ан-Нахда». «У североафриканских исламистов есть собственный лидер — Рашид Ганнуши. Влияние этого интеллектуала всегда выходило за границы Туниса, его родной страны, а сам он все­гда представлял собой своего рода движущую силу магрибского панисламизма. В 1990 году Рашид Ганнуши лично написал предвыборную программу Исламского фронта спасения (ИФС) для муниципальных выборов, происходивших в том году в Алжире. В 1990 и 1991 годах созданное им близкое к "братьям-мусульманам" религиозное движение "Ан-Нахда" посылало в Алжир многочисленных агентов, чтобы поддержать активистов ИФС на выборах. Наконец, "Аи-Нахда" и ее руководитель помогли ИФС найти источники финансирования среди арабских монархий накануне войны в Персидском заливе».

Два завершающих персонажа из числа действующих наиболее известных религи­озных террористических лидеров ислама — афганцы.

«Хезб-и-ислами». Это одна из старейших исламистских структур, базирующаяся в Афганистане и отчасти в Иране. Исторически она всегда была связана с Афгани­станом.

"... 1973 год. До Апрельской революции оставалось еще долгих пять лет. После антимо­нархического переворота власть в стране перешла в руки Мухаммада Дауда. Именно тогда уроженец провинции Кундуз, выходец из семьи крупных землевладельцев-феода­лов, "инженер" Гульбеддин Хекматиар создал свою "партию" и начал терроризировать население.

Биография его характерна для многих главарей душманов. Родился в 1944 году. За хули­ганство, непристойное поведение и неуспеваемость был исключен из кабульской школы. Вернулся в Кундуз, где при содействии богатых родителей получил-таки среднее образо­вание. В 1970 году поступил, не без помощи влиятельных родственников, на инженерный факультет Кабульского университета. С той поры почему-то везде именуется не иначе как "инженер", но это не более чем кличка — из университета он также был исключен, высше­го образования не имеет. В начале 70-х годов Гульбеддин создает молодежную организа­цию "братьев-мусульман", устраивает систематические беспорядки и террористические акты против правительства, а также демократических, прогрессивных и патриотических деятелей всех направлений.

В 1973 году Гульбеддин был арестован, однако через полгода освобожден и выслан в Па­кистан, где уже находилось около 5 тыс. ранее эмигрировавших его сторонников. Здесь он и начал активно сколачивать отряды террористов. Вот так началось то, что потом стало называться "контрреволюцией"».

По свидетельству индийского журналиста Д. Гойяла, группы организуемых импе­риалистическими и реакционными кругами «инсургентов» стали формироваться в Пакистане как минимум с 1973 года. Перед наемниками уже тогда ставилась задача превратить Афганистан в пылающий кордон, предохраняющий Средний Восток от всякого прогрессивного влияния. Именно с того времени, выполняя волю нанимате­лей, бесчинствуют Гульбеддин и подобные ему элементы, кого западная пропаганда рекламирует как «борцов за свободу».

В свое время «Хезб-и-ислами» входила в объединение семи террористических организаций, именовавших себя «Исламским союзом моджахедов Афганистана». Этот противоречивый альянс в годы борьбы против советского присутствия в Афгани­стане имел более 150 лагерей подготовки боевиков в Пакистане и Иране. За 1980-85 годы он получил свыше двух миллиардов долларов только от США. С ним работали иностранные инструкторы, он воевал современным западным оружием, включая зе­нитные ракеты «Стингер». Позднее «альянс семи» распался, но «Хезб-и-ислами* со­хранилась.

«Талибан». Особое место в современном исламизме очень быстро занял мулла Омар — лидер афганского движения «Талибан». Основа движения — «солдаты ислама», пре­тендующие также на звание студентов-теологов или воинствующих монахов. Они активно проявились в исламистской среде только летом 1994 года. Это сунниты, по­следователи направления «деобанди» (по названию одного факультета исламской тео­логии в Индии, возле Дели). Реально костяк движения составили сироты — дети аф­ганцев, убитых во время гражданской войны, в том числе жертвы советских войск. Оказываясь в Пакистане, они поступали на учебу в тамошние медресе, финанси­ровавшиеся Саудовской Аравией и пакистанской военной разведкой ИСИ и ЦРУ США, а опекавшиеся структурами У. бен-Ладена. Вскоре после своего оформления движение широко открыло двери самым разным народностям Афганистана: среди талибов встречаются пуштуны, таджики, узбеки, белуджи, хазарейцы и т. д. Каковы бы ни были истоки движения Талибан — махинации спецслужб или инициатива афганских масс, — оно меньше чем за четыре года изменило облик Афганистана. В талибском Афганистане очень быстро воцарился порядок, основанный на доно­сах и терроре. Даже уйдя в подполье после контртеррористической акции США в Афганистане в 2001-02 годы, оно сохранило достаточный религиозно-террористиче­ский потенциал.

«Мулави Мохаммед Омар - бывший пуштунский боевик. Он командовал отрядом моджа­хедов и имеет героический послужной список. За десять лет освободительной войны не­сколько раз был ранен: его приближенные рассказывают, что в одном бою с советскими вой­сками осколок снаряда попал ему в глаз. Понимая, что глаз не спасти, и опасаясь заражения, Мохаммед Омар сам вырвал его из глазницы, а затем вытер окровавленную руку о стену мечети в Сингесаре — деревне, находящейся километрах в пятидесяти к западу от Кандага­ра; этот кровавый след там до сих пор благоговейно сохраняют, как реликвию. Его религиозная миссия была открыта ему в 1994 году в видении. Он удалился в ту самую деревню Сингесар, дабы посвятить себя изучению Корана, подальше от хаоса, в который погрузилась его страна. И там пророк Магомет якобы явился ему во сне, повелев положить конец террору, развязанному местным полевым командиром, развратником, вором и насиль­ником. С полусотней бойцов, служивших раньше иод его началом, Мохаммед Омар унич­тожил тирана, конфисковал его имущество и раздал населению. По другой, более прозаи­ческой версии, как-то раз, когда он молился, пришли соседи и сообщили, что моджахеды с одного контрольного поста похитили, обрили и изнасиловали двух девушек. Мохаммед, желая отомстить, встал во главе небольшой группы ветеранов и с несколькими старыми "Калашниковыми" атаковал провинившихся вояк, после чего повесил их главаря на пушке трофейного советского танка.

Неизвестно, где здесь легенда, а где действительность, но, так или иначе, родилось движе­ние "Талибан"... За несколько недель сотни оставшихся не у дел моджахедов влились в ряды его воинства, прельстившись этим горским Робин Гудом, поднявшим знамя ислама и не гнушающимся действовать. Меньше чем через три года тот, кого отныне станут звать Амир уль-Моминин, будет контролировать двадцать из тридцати двух провинций Афга­нистана».

После этого Афганистан под руководством муллы Омара при помощи породнив­шегося с ним У. бен-Ладена (одна из его дочерей — жена Омара) стал, по общему мне­нию, «рассадником мирового терроризма».

«В исламском контексте структура ограничивается несколькими глашатаями и посредниками, в то время как определенные мечети, движения, если не сказать — ассоциации, служат ре­лигиозным прикрытием для террористических групп. Таким образом, в отсутствие соб­ственно политической стратегии политика отождествляется с религией, а активизм счита­ется религиозным долгом...»

При чтении этого документа создается впечатление, что вся Европа разъедается гангреной исламистских организаций. Усама бен-Ладен предстает в докладе как фи­нансист главных исламистских террористических сетей, охватывающих Европу. На первом месте по числу исламистских экстремистов стоит Великобритания. Второе место занимает Германия, в которой уже живет 2 200 000 мусульман. Есть они и в Северной, и, разумеется, в Южной Европе.

В конце XX века терроризм стремительно вошел и в жизнь России. До этого, в пе­риод советского социалистического развития, в России доминировали государственные формы репрессий в отношении граждан: можно было говорить о государственном терроре, но террор всякого иного типа был практически подавлен. Теперь же страна получила почти все возможные формы антигосударственного и античеловеческого террора: это и взятие заложников, и демонстрационные убийства, и угоны самолетов, и жестокие акты геноцида в межнациональных и межконфессиональных конфликтах. Основную роль в эти процессы внесли чеченские террористы, однако они — не един­ственные. Обыденностью российской жизни стали не только прямые угрозы, но и террористические акты в политической борьбе, вплоть до предвыборных избирательных кампаний. Более того: появились почти невероятные (во всяком случае, широко не известные до сих пор в мире) случаи имитации террористических актов. Так, в част­ности, для усиления своей популярности такого рода имитацию накануне выборов 1995 года организовал даже депутат Государственной Думы России Н. Лысенко.

Причины роста терроризма (и, видимо, попыток имитации терроризма) всегда за­ключаются в нарастании кризисных явлений, ослаблении контрольно-регулятивной функции политики и, в частности, ослаблении функций государства. Связаны они и с недостаточной способностью общества или отдельных стран, а возможно, и всего миро­вого сообщества регулировать сложные социально-политические процессы. С быстрой сменой различных идеалов и ценностей, включая их девальвацию, с подключением к активной политической жизни широких масс населения (в том числе, отсталых стран), лишенных политического опыта и необходимой политической культуры, связаны важные психологические моменты. Прежде всего, это способность людей адекватно реагировать на эти изменения с той скоростью, которая необходима. Это доступно не для всех («верблюд не скачет с лошадиной скоростью...»). Соответственно, среди лю­дей возникает психологическое сопротивление, усиливаются антимодернистские, фундаменталистские тенденции. Следствие этого — активизация стремления исполь­зовать слабости власти и проложить «кратчайший» путь к намеченной цели, каким представляется путь насилия сторонникам террора.

Центральным элементом терроризма является террористический акт, преследую­щий как конкретные цели (убийство политического лидера, взрыв в месте скопления населения), так и более общие, иногда символические цели (типа требований отделе­ния Чечни от России, создания палестинского государства и т. п.). Иногда террористы используют угрозу террористического акта, выдвигая свои условия взамен неиспол­нения своих намерений: обмен захваченных заложников на «своих» политзаключен­ных, получение денег, оружия. В любом случае, генеральная цель террористического акта — распространение общего страха, паники, провоцирование репрессий со сторо­ны властей, могущих, по мнению террористов, дать «детонирующий» политический эффект.

Субъектом терроризма могут выступать отдельные лица (как правило, убежден­ные фанатики-экстремисты), а также специализированные террористические органи­зации (типа организации «АльКайда», созданной У. бен-Ладеном, или многочислен­ных других таких организаций) и даже целые государства (некоторые исламские стра­ны, Афганистан при режиме талибов и др.).

Реально сам террористический акт не приводит к достижению декларируемых целей. Часто это всего лишь повод для демонстрации террористами своих требований и возможностей. Вслед за самим террористическим актом обычно его организаторы, устроители и исполнители, публично «берут ответственность» за его осуществление и объявляют, во имя чего совершен террористический акт, а также иногда условия прекращения подобных актов. Тем самым, даже не достигая каких-то больших, глав­ных целей, они достигают целей промежуточных: организация становится более из­вестной и «авторитетной», о ней говорят, с ней начинают считаться. Именно такой, «рекламной» логикой руководствовалась, например, эсеровская партия в России, по указанию которой все акции Боевой группы партии включали своего рода «подпись» (инициалы «БГ» на кинжале, дверце кареты и т. д.). Ради подобной «рекламы» под­час спешат террористы «взять на себя ответственность» даже за не совершавшуюся ими акцию. К этому был очень склонен, например, известный чеченский террорист С. Радуев. Такого же рода «самозваные» действия поспешила предпринять японская «Красная армия» сразу после событий в США И сентября 2001 года, «взяв на себя ответственность» явно за У. бен-Ладена.

Практически в современном мире уже подразделяются следующие виды террориз­ма: террор как метод политической борьбы в мирное и военное время; индивидуаль­ный или организованный террор как государственная политика; террор как метод внутриполитической борьбы; террористические акты межгосударственного характе­ра; международный терроризм. То есть терроризм стремительно разрастается, диф­ференцируется и совершенствуется.

Сентябрьская (2001 года) «террористическая атака» на США в значительной сте­пени перевернула привычные представления о терроризме. Именно в начале XXI века он стал по-настоящему массовым. При всем ужасе того, что уже и раньше предприни­малось отдельными террористами и даже государствами, человечество постепенно привыкло к сравнительно локальному терроризму. Даже десятилетия постоянного терроризма в Ирландии, Англии, Испании, Израиле или Палестине рассматривались как локальные проблемы именно этих стран и регионов. Главным фактом для совре­менного мира стало признание международного характера терроризма, явно вырос­шего из локальных пеленок. Главной потребностью стала потребность в скорейшем осмыслении этого феномена. Главным вопросом стал вопрос о возможностях устра­нения терроризма из повседневной жизни. Однако столь же внезапно оказалось, что, при всем прискорбии признанного факта, его очень трудно быстро и однозначно ос­мыслить. Но еще сложнее оказалось однозначно ответить на вопрос о возможности его устранения. Более того, оказалось, что ответ на этот вопрос скорее отрицательный, чем положительный.

О неизбежности терроризма

Итак, насилие рождает насилие. Терроризм вызывает терроризм, и потому террор, вообще-то говоря, практически неизбежен. На фоне всех нынешних постоянных и повсеместных призывов к непримиримой борьбе с терроризмом такое мнение риску­ет остаться непопулярным. Однако все же продолжим еще более неожиданно: не надо бороться с терроризмом. Дело это бессмысленное и бесполезное. Когда на улицах гре­мят взрывы, а число террористических организаций множится буквально на глазах, и они насчитывают сотни членов (как это имеет место в сегодняшней Палестине и прилегающих к ней странах), бороться с терроризмом бесполезно. Это уже не просто терроризм — это война, и она уже идет.

Давайте поставим вопрос по-другому. Вместо того чтобы бороться с вставшим на ноги, сформировавшимся терроризмом, давайте лучше попытаемся заняться более реальным делом: устранением потенциальных причин терроризма. Это намного про­дуктивнее. Терроризм лучше «профилактировать» заблаговременно, уничтожая его «в пеленках» или даже «в зародыше», чем бороться с ним потом, когда он вырастет и встанет на ноги, во весь свой устрашающий рост.

Борьба со сложившимся терроризмом тяжела, всегда высоко затратна и, в целом, малоэффективна. Так уж получается, что такая борьба обычно носит не столько ак­тивный, сколько реактивный характер. Террористы всегда имеют преимущество «пер­вого хода»: вначале они совершают террористический акт, а потом их начинают ис­кать, ловить и наказывать. Только постфактум совершенствуются системы защиты против возможного несанкционированного доступа террористов. Всегда задним чи­слом вводятся необходимые меры предосторожности и контроля за гражданами. Это делает борьбу с терроризмом вечной — тем более что любые жесткие антитеррори­стические кампании только умножают число будущих террористов, а на все самые жесткие антитеррористические действия постепенно находится эффективное противодействие. Террор действительно порождает террор, как насилие порождает насилие. Реально, к сожалению, люди до сих пор умеют бороться с насилием только насиль­ственные методами — а это значит, что такая насильственная борьба с террористами будет представлять собой практически бесконечный процесс.

На практике, к сожалению, от этого трудно уйти. Люди вынуждены отвечать на­силием на насилие. Но сводить всю борьбу с терроризмом исключительно к такого рода «возмездию» было бы роковой ошибкой. Не секрет, что психология сотрудни­ков антитеррористических спецподразделений мало отличима от психологии самих террористов. Сводить все только к спецслужбам — противопоставлять террору — тер­рор, и не более того. И тогда весь вопрос сведется вместо сути всего лишь к игре в сло­ва: что мы назовем террором, а что — антитеррором.

С точки зрения психологии терроризм — понятие достаточно относительное, как относительно и само понятие «террор», то есть — ужас. Исторически представления о том, что есть ужасное, а что, напротив, прекрасное, многократно менялись. Менялись и представления о том, чем конкретно можно ужаснуть людей. В свое время ужасной считалась смерть на костре. Ужасно было, когда человека сажали на кол, четвертова­ли, колесовали, вешали. По сравнению с этим современные способы умерщвления людей можно считать гуманными. Точно так же меняются и представления о терро­ризме. Растет общий уровень гуманности. Отказываясь от применения смертной ка­зни, многие государства становятся менее террористичными и репрессивными по от­ношению к своим гражданам. Не исключено, что со временем и терроризм перейдет к более «мягким» формам, хотя, в целом, возможна и прямо противоположная тенден­ция — ведь ужаснуть людей становится все труднее.

Нельзя забывать о главном. В самом конечном счете, терроризм — это, прежде все­го, самозащитная реакция политического, социального, религиозного, экономическо­го и т. д. меньшинства против тех или иных действий большинства. Реже, это реакция ущемляемого большинства. Но и в том, и в другом случае терроризм возникает тогда, когда исчерпаны все возможности диалога. Когда нет желания слышать и возможно­сти понимать друг друга. Когда нет веры в обещания друг друга. Когда укореняется субъективная уверенность сторон в том, что больше не осталось никаких средств для эффективного взаимодействия.

Из сказанного вытекают не только причины возникновения терроризма (вообще-то, они достаточно очевидны), но и основные пути предотвращения его развития. Выделим только самые важные из них. Предварительно, однако, оговоримся: перечи­сляемые далее моменты ни в коем случае нельзя рассматривать как юридические, идеологические, религиозные, социальные, политические и т. д. Это, прежде всего, со­циально-психологические антитеррористические соображения. Они касаются всех перечисленных сфер, но ни в коем случае не сводятся к ним и не составляют их суть.

Первое. Всегда необходимо сохранять возможность диалога с террористами, то есть «держать дверь открытой» для контактов такого рода. Потенциальные террористы долж­ны иметь возможность заявить о себе, донести свои требования, помимо организации и осуществления террористического акта. Это возможно, если терроризм носит группо­вой, организованный характер, но крайне затруднительно в случае индивидуального терроризма. Примерами первого рода являются достаточно частые контакты и периодически — договоренности, возникающие между английскими властями и политиче­ским крылом Ирландской республиканской армии. Даже не устраняя полностью веро­ятность террористических актов, такие контакты снижают число террористических актов, делают их менее жестокими; способствуют заблаговременному получению осо­бой, доверительной информации, позволяющей спецслужбам применять свои мето­ды для предотвращения актов террора. Для профилактической работы в рамках ин­дивидуального терроризма необходима система специального антитеррористического воспитания молодежи — то, что на Западе давно называют «воспитанием в духе мира». В рамках такой социализирующей системы достаточно эффективно соединяются уси­лия психологов, педагогов, врачей и юристов.

Второе. Государства не должны быть слишком экстремистскими ни по отношению к своим гражданам, ни по отношению друг к другу. Экстремизм порождает экстре­мизм, а там уже и до терроризма совсем недалеко. Надо помнить: люди создают госу­дарства для регуляции своих взаимоотношений, но это не дает государствам права угнетать людей. На понимании этого в развитых странах сформировалось то, что те­перь модно называть гражданским обществом. Такое общество, развиваясь, частично отбирает у государства и принимает на себя проблемы саморегуляции, и ограничива­ет государство в его наиболее жестких, экстремистских проявлениях. Чем более раз­вито гражданское общество, тем меньше оснований для возникновения терроризма — по крайней мере, внутри самого такого общества. И еще одно: гражданское общество обычно способно на самоограничения, которые необходимы для борьбы с террориз­мом на том или ином этапе, в частности, в современных условиях — на ограничения некоторых привычных демократических норм жизни.

Третье. Реальное предупреждение терроризма обычно заключается в эффектив­ном воздействии на его самые глубинные «корни». Нет смысла перечислять здесь внутренние, психологические корни — воздействие на них все еще затруднительно для человечества. Из всего уже сказанного в этой книге следует, что терроризм развивает­ся из пяти основных «внешних» корней. Это идеологические, религиозные, социальные, политические и геополитические корни.

С идеологическими корнями все достаточно понятно. Уже на этапе появления ра­дикальных идеологических конструкций полезно вести разъяснительную работу — хотя бы для того, чтобы предостерегать сторонников таких идеологий от излишнего радикализма. Даже в условиях самой развитой демократии государство никогда не может снимать с себя идеологическую функцию. Главная идея любого государства — поддержание стабильности ради сохранения самого государства. При всем неприятии «разъяснительной работы» лучше заниматься ею заблаговременно, в мягких формах, чем потом делать это по необходимости и, запустив эту работу, переходить к жестким мерам, связанным с государственными санкциями и законодательными запретами, например, на фашистскую или иную националистическую идеологию, с ликвидаци­ей соответствующих партий и других идейно-политических структур.

С религиозными корнями, в целом, тоже все очевидно. Практически все традици­онные мировые религии давно уже стали «веротерпимыми». Они явно отрицают тер-роризм и научились успешно сосуществовать как с государством, так и друг с другом. Беспокойство вызывают так называемые нетрадиционные религии или особо экстре­мистские религиозные секты и организации. И здесь, совместно с церковью (как бы ни была религия отделена от государства, в рамках данного вопроса они одинаково заинтересованы в мире и стабильности), весьма эффективной является разъяснитель­ная антирадикалистская и антиэкстремистская работа. Понятно, что это оказывается также значительно более продуктивным, чем всякого рода запоздалые формальные запреты деятельности «нетрадиционных сект» и новоявленных культов, аресты новоявленных «мессий» и «пророков».

Социальные корни терроризма обычно связаны с социальным и экономическим неравенством. Понятно, что полная ликвидация такого неравенства — социалистичес­кая или коммунистическая утопия, связанная с никогда нереализуемой идеей дости­жения социальной однородности. Однако, тем не менее, часть такой идеи — создание и расширение так называемого среднего класса — в цивилизованных странах считается реальным гарантом стабильности существующего государственного устройства. Лю­бое государство, заинтересованное в самосохранении и расширении своей социальной базы, заинтересовано в расширении своего «среднего класса». Это означает наличие такой общегосударственной политики доходов, которая позволила бы ликвидировать совсем уж обездоленные слои населения, а также определенный контроль над хотя бы относительно справедливым распределением социальных благ — так, чтобы в обще­стве не накапливалось психологическое ощущение слишком явного неравенства, ко­торое нельзя преодолеть иначе, чем радикальными насильственными средствами.

Экономические корни — это не столько само по себе экономическое неравенство людей (оно, практически, вечно), сколько либо непривычность такого неравенства, либо его слишком открытый, вопиющий и потому раздражающий людей характер. Бедные не любят богатых — что, впрочем, взаимно. Однако террористические акты друг против друга они устраивают не всегда, а лишь тогда, когда разрыв между самы­ми богатыми и бедными становится слишком большим, психологически непреодоли­мым, или когда одни люди слишком откровенно нарушают, экономические интересы других. В первом случае крестьяне пускали «красного петуха» в усадьбах помещиков, а рабочие громили заводоуправления и убивали их владельцев. Так возникали бунты и революции. В другом случае, уже в наше время, специально нанятые киллеры со­вершают террористические акты в борьбе за передел собственности — это реалии про­цессов приватизации и конкурентной борьбы. Экономические корни терроризма мо­гут принимать международный характер. Тогда, возмущаясь несправедливым, с их точки зрения, международным разделением труда, появляются антиглобалисты и поднимаются на борьбу с транснациональными корпорациями и представляющими их интересы межгосударственными альянсами (вроде выступлений против Мирового бан­ка, Международного валютного фонда, руководителей стран — членов группы G-7).

Политические корни терроризма обычно связаны с неравномерным распределени­ем власти внутри государства. В 1995 году мне пришлось неоднократно слушать дос­таточно логичные рассуждения лидера Национал-большевистской партии России, писателя Э. Лимонова (Савенко) о том, что «умная власть» должна не мешать, а, на­оборот, способствовать прохождению в Государственную Думу хотя бы некоторых лидеров потенциально экстремистских политических организаций. «Иначе, — аргумен­тировал он, — им просто ничего не останется делать, как вспоминать о "бомбистах" и выходить на улицу. Чтобы не растерять своих сторонников, им придется прибегать ко все более экзотическим средствам самоподачи. Пройдет несколько лет, и уличный терроризм может стать у нас вполне привычным явлением». Действительно, нацио­нал-большевик как в воду глядел. В 2001 году он был арестован за незаконное приоб­ретение и хранение оружия и обвинен в подготовке к терроризму. Редактируемая им партийная газета «Лимонка» задолго до этого начала печатать соответствующие ин­струкции для членов НБП: например, как правильно бросать гранату и т. п.

Геополитические корни терроризма связаны с различными интересами государств и взаимоотношениями между государствами. Противоречивые интересы и обострен­ные взаимоотношения очень часто порождают межгосударственный терроризм. Склон­ность одних государств к идеологической, экономической, информационной и т. д. экспансии обобщенно проявляется в экспансии геополитической. Не случайно весь современный «цивилизованный мир» во главу угла сохранения безопасности ставит стабильность межгосударственных границ. Расценивая события Второй мировой войны как наиболее экстремальное проявление межгосударственного терроризма, боль­шинство стран считают обязательным сохранение ее итогов — прежде всего, в геопо­литическом плане. Всякие попытки пересмотра этих итогов рассматриваются как по­кушение на стабильность послевоенного мироустройства и вызывают резкое проти­востояние.

Четвертое. Даже самое демократическое государство не должно допускать, чтобы демократии было слишком много. Ничего не поделаешь: демократия часто становит­ся обратной стороной терроризма, многократно усиливая повседневные жизненные риски и предоставляя террористам слишком много свободы для их деятельности. Зву­чит несколько парадоксально, но «слишком много» демократии может оборачивать­ся со временем необходимостью введения авторитарных методов контроля за граж­данами. Для того чтобы этого не допускать, необходимо плавное развитие демокра­тического процесса. Особенно это касается тех стран, которые находятся на стадии перехода от тоталитаризма к демократии.

Литература:

Ольшанский Д.В.  Психология терроризма. – СПб.: Питер, 2002. – 288с.

Ольшанский Д.В. Политическая психология.-