Кровная месть в системе правосудия Скандинавии по материалам исландских саг

Кровная месть в системе правосудия Скандинавии по материалам исландских саг

Введение

Актуальность исследования отношений кровной мести и обычного права важна не только с исторической точки зрения. В данном случае мы имеем дело также с социологическим аспектом истории, поскольку изучение мировоззрения и мировосприятия человека определенного исторического периода, несомненно, необходимо для более полного понимания развития социальных отношений данного временного отрезка, а вместе с этим - и для общего развития общества. Положение человеческой личности в обществе в значительной мере определяется и регулируется действующим в этом обществе правом, а в отношении общества к праву кроется и отношение общества к личности. Рассмотрение же скандинавского мировоззрения, его развития и изменений, произошедших в нем, в целом весьма важно, поскольку показывает путь постепенной интеграции скандинавов в европейское сообщество, от которого они были отрезаны и даже противопоставлены ему, как в географическом, так и в религиозно-мировоззренческом отношениях на всем протяжении эпохи викингов. Также, значимость данного исследования обусловлена тем, что в Исландии в протяжении длительного времени сохранялось родовое общество на поздней стадии его развития. Принятие христианства прошло здесь мирно, и языческие корни не были отторгнуты и вычеркнуты из истории, в отличие от многих европейских стран. Впоследствии это обстоятельство немало способствовало тому, что развившаяся грамотность позволила зафиксировать в письменном виде, сохранить и донести до нас в сагах и иных произведениях (скальдических стихотворениях, например) многие сведения о самых различных сторонах жизни древних скандинавов.

Основным объектом нашего исследования является древнескандинавское (исландское) общество. Большую часть исландцев составляли переселенцы из Норвегии, но черты этого общества можно рассматривать, как характерные для всего скандинавского социума до образования государства, различия между ним и скандинавским обществом догосударственного периода незначительные. Предмет исследования включает в себя правовые отношения, а также кровную месть, как часть социальных отношений, мировоззрения, и отчасти - само мировоззрение как фактор, влияющий на поступки, определяющий мораль членов этого общества. Эволюция мировоззрения в процессе разложения родового общества тесно связана с эволюцией социальных отношений.

Данная работа посвящена детальному изучению правовых отношений в древнескандинавском обществе, а также такому явлению, относящемуся к обычному праву, как кровная месть. Соотношение этих двух параллельно существующих, и при этом малозависимых друг от друга явлений до сих пор не вызывало пристального внимания со стороны исследователей древнескандинавского общества. Немаловажным будет рассмотрение и выявление тех факторов скандинавского мировоззрения исследуемого временного периода (вторая половина Х века, конец эпохи викингов), которые оказывали влияние на древнего скандинава, индивида, отдельного члена общества, заставляя его выходить из рамок ограничений, установленных этой системой. Возможно, нам будет легче понять пути развития скандинавского социума, взглянув на него изнутри, и правовые отношения здесь отнюдь не второстепенный момент. Рискну утверждать, что хорошо изучив древнескандинавское право и кровную месть, современный исследователь сможет постичь менталитет исландцев конца эпохи викингов если не полностью, то, по крайней мере, в значительной его части.

Основными задачами данной работы будет изучение и анализ обычного права в Скандинавии (Исландии) по материалам саг, а также обстоятельств, сопутствовавших свершению кровной мести. Привлеченные источники, на наш взгляд, ясно обрисовывают картину правовых отношений в исландском обществе. Необходимо выявить следующие аспекты:

1. Состояние обычного права и института кровной мести в Исландии в конце эпохи викингов;

. Категории населения, участвовавшие в правовых отношениях и осуществлении кровной мести;

. Влияние принятия христианства на развитие кровной мести и обычного права;

. Взаимоотношения обычного права, как системы правосудия, призванной решать конфликт без применения оружия, и института кровной мести - универсального средства защиты.

Задачи данной работы определяют необходимый для изучения временной отрезок. Принятие христианства будет верхним порогом нашего исследования, так как именно этот шаг приблизил Исландию к остальной Западной Европе, а также способствовал появлению совершенно иной морали, пришедшей на смену языческим понятиям об устройстве мира. Как бы сказали сейчас - это был шаг к интеграции в европейское сообщество. С этого момента, пожалуй, начинается разложение родового строя, а также начинается быстрое сближение Исландии и Западной Европы, приведшее к тому, что в 1262 году Исландия на долгий промежуток времени теряет независимость, оказавшись в сфере влияния остальных скандинавских стран. Установить нижний порог, пожалуй, даже более сложно, остановимся на середине X века. Как гласят источники, после 930 года поток мигрантов иссяк, и к середине века в Исландии полностью сложилось общество на основе родовых отношений, которое нас и интересует. Таким образом, хронологические рамки исследования находятся между 950 и 1005 годом. Не стоит считать ограничение слишком жестким, наоборот, для полноты исследования придется «прихватить» пару лет, а то и больше, чтобы исследование не выглядело искусственно вырванным из контекста общего развития исландского общества.

Некогда действие кровной вражды было единственным способом регулирования взаимоотношений между родами и племенами, осуществления коллективной защиты индивида. Состояние вражды в условиях родоплеменной организации воспринималось как естественное течение истории. Скандинавские мифология и эпос насыщены настроением враждебности, готовности к жестокой расправе, эпизодами яростного отмщения, наполнявшими жизнь богов целого громадного периода, сменившего золотой век - век без вражды. В догосударственном обществе человек не мог надеяться ни на чью защиту, кроме своего рода, и обычай кровной мести являлся универсальным средством защиты жизни, чести имущества сородичей (соплеменников). Соответствующим образом складывалось и мировоззрение индивида, привязывая его к его роду, сплачивая род, патриархальную семью, против любой потенциальной угрозы со стороны других индивидов или их родов. Появление государства, как аппарата, имеющего права на репрессии, не могло не вызвать изменений и в общественных отношениях.

Сюжет кровной мести, вражды, лежит в основе большинства скандинавских саг. Героем саг является индивид, выполняющий обычай мести (Скарпхедин, сын Ньяля, Кари), либо наоборот - скрывающийся от мстителей (Гисли, сын Кислого, Греттир Асмундсон). Человек, пошедший против установленных обычаев, всегда переходил в разряд легенд, которые доносили его образ через века, обычно с разными дополнениями и искажениями.

Название нашего исследования говорит, что в качестве одного из основных источников мы будем рассматривать саги. Исследователи много спорят о достоверности сведений, сообщаемых сагами. Наиболее правильным здесь, пожалуй, будет тщательный подбор фактов с их параллельной проверкой по другим источникам, в том числе и археологическим. В прежние времена изучение эпохи викингов в первую очередь основывалось на сохранившихся письменных источниках. Была проделана огромная работа по розыску их в архивах и других местах, по их описанию, истолкованию, комментированию и изданию. Вместе с тем, в обстоятельных исследованиях начала 1900-х годов и более позднего времени постоянно подчеркивается, что многие увлекательные истории (то есть саги), восходящие к эпохе викингов, - это своего рода исторические романы, которые были записаны спустя долгое время после описываемых в них событий. Это, в частности, относится ко многим исландским родовым сагам (написанным на исландском языке в 1200-1400-е годы). Сюда можно также причислить фундаментальный труд Снорри Стурлусона «Хеймскрингла» или «Круг Земной». Он был создан примерно в 1230 году и посвящен истории норвежских королей от древнейших времен до 1177 года.

Вместе с тем, отнюдь не все сведения о викингах, записанные позднее, следует полностью отвергнуть или подвергать сомнению. Так, например, ирландские «Ульстерские анналы», относящиеся к 1400-м годам, являются достоверной версией первоначальных анналов, восходящих к эпохе викингов. В них сообщается немало сведений о походах скандинавов. Представляется также, что многие скальдические стихи, большая часть которых была создана знаменитыми скальдами для возвеличивания прославленных викингских руководителей, донесли до нас относительно достоверные сведения через поколения, хотя и были записаны после эпохи викингов. Большинство дошедших до нас скальдических стихов относится к 1100-м или 1200-м годам, и они связаны с исландскими сагами. Многое дошло до нас благодаря труду Снорри Стурлусона «Круг Земной». Он, сам будучи скальдом, предваряет свой труд несколькими вескими аргументами в пользу правдивости изображаемых событий. Он сообщает, что важнейшими источниками для него послужили древние стихи скальдов и исторические труды его соотечественника Ари Торгильссона. Причем он отмечает, что Ари «узнавал все от старых и мудрых людей». Ари «был жаден до знаний и к тому же обладал хорошей памятью». И все-таки наиболее достоверные сведения он почерпнул из стихов скальдов, которые нужно было лишь «правильно понять и истолковать». Снорри также сообщает, что скальды были еще при короле Харальде Прекрасноволосом (то есть в Норвегии около 900 года) и что «народ и поныне знает их стихи о нем и о других королях, которые правили Норвегией после него». Далее Снорри отмечает: «Наверняка в обычае скальдов было превозносить того, кто находился перед ними, однако никто не дерзнул бы рассказывать человеку о подвигах, которых он на самом деле не совершал. Ведь все слушающие скальда знали бы, что это не более, чем ложь и бахвальство. А такое восхваление больше походило бы на издевку».

Некоторые из стихотворений о богах и героях древности, так называемые эддические стихи, также восходят к эпохе викингов, хотя возраст многих из них до сих пор вызывает споры. Стихи Эдды известны главным образом по рукописи под названием «Codex Regius», переписанной в Исландии в конце 1200-х годов из несколько более ранней рукописи. Это собрание стихотворений часто называют «Эддой Старшей» в отличие от книги Снорри Стурлусона об искусстве стихосложения, которую он сам озаглавил «Эдда» и которую теперь называют «Снорриева Эдда» или «Эдда Младшая». Многие скандинавские стихотворения, хотя и записанные позднее, дают нам сведения о личностях, событиях и культурно-исторических условиях эпохи викингов, одновременно являясь образцами своеобразной, сложной и увлекательной поэзии скальдов. В известной степени удачей является то, что многие из сохранившихся скальдических стихов повествуют о событиях, происходивших в Норвегии, поскольку других письменных источников об этой стране, относящихся к тому периоду, почти не сохранилось. Правда, некоторые записанные в средние века законодательные акты содержат уложения, относящиеся к эпохе викингов, или уложения, налагающие запрет на действия, связанные с традициями языческих времен. Зачастую, однако, эти уложения, восходящие к прошлому, невозможно выделить, поскольку законы, относящиеся ко времени записи, (а мы впервые знакомимся с ними в этом виде), отражают общественные отношения, возникшие спустя сотни лет после эпохи викингов, когда многое в обществе претерпело изменения и христианство уже долгое время оказывало свое влияние. Тем не менее, хотя «саги об исландцах» были написаны больше чем через двести лет после введения христианства, влияние христианской идеологии в них ничтожно. Большая часть персонажей «саг об исландцах» не обнаруживает никакого влияния христианской идеологии. В основе того, как трактуются судьбы персонажей саг, лежит фаталистическая концепция, характерная для языческой религии. Счастье трактуется в «сагах об исландцах» как своего рода жизненная сила, внутренне присущая человеку, а несчастье - как ее отсутствие, ведущее человека к преступлению, бедам и гибели. Даже о тех исландцах века саг, которые были христианами, как например о Ньяле и его сыновьях, рассказывается с точки зрения языческой. В «Саге о Ньяле» рассказывается, что после смерти Гуннара его сын Хёгни хотел «отдать» Гуннару его копье, чтобы оно было с ним в Валгалле и он бы мог там сражаться им, а когда Хёгни и Скарпхедин отправились мстить за Гуннара, то два ворона (птица Одина) всю дорогу летели за ними.

Поэтому, несмотря на все оговорки относительно правдивости изображения эпохи викингов в более поздней прозаической литературе, споры о возрасте эддической поэзии и о возможностях вычленить законодательные акты, относящиеся к эпохе викингов, представление об этой эпохе стало бы намного беднее, если бы мы с порога отвергли все эти источники. Это же соображение в равной степени касается и богатейшей древнескандинавской литературы, которая представляет собой удивительный сплав вымысла и реальности при отображении многих знаменательных событий эпохи викингов, а также культуры и истории того времени. В частности, речь идет о борьбе короля Харальда Прекрасноволосого за объединение Норвегии, о колонизации Исландии, о введении христианства в Гренландии, об открытии Америки. И конечно, сюжетом многих саг являются события, относящиеся непосредственно к нашему исследованию - это распри на почве кровной мести, сопровождаемые тяжбами на тинге, объявлениями вне закона, убийствами, поединками, поджогами и т.п.

В основе исследования нет какой-либо одной саги, вокруг которой оно могло бы быть построено, тем не менее, сразу упомянем, что наиболее, пожалуй, показательная и богатая эпизодами описаний производства обычного права в Исландии является «Сага о Ньяле», к который мы и будем постоянно обращаться. Многие моменты этой саги очень подробно описывают нам, как происходили тяжбы в действительности, какой характер они носили и какие черты и особенности наиболее им присущи. Кроме этой саги нам немало поможет «сага о Гисли», а также «Сага о Хёрде и островитянах», «Сага о Греттире», и другие саги в той или иной мере могут затрагивать предмет нашего исследования, поскольку сюжет родовой саги - всегда (или почти всегда) затрагивает проблемы индивида и правосудия. На мой взгляд, именно эти перечисленные саги наиболее полно отражают картину состояния исландского общества, а также ярко освещают моменты, относящиеся к данной работе. Возникает, вероятно, вопрос, почему в качестве основного источника используются саги, а не, допустим, сборники областных законов, во многом сохранившие те же положения, которые существовали и в дохристианском обществе? Но законы, записанные, как и саги, после принятия христианства указывают лишь общие положения дел, в то время, как в сагах встречаются конкретные описания процедуры ведения тяжб, со всеми подробностями, и, что не менее важно, именно в сагах мы видим отношение к праву и закону как со стороны общества, так и со стороны отдельных личностей, индивидуумов, что не может не повлиять на наше исследование.

Авторы саг не могли выйти за горизонт того глубоко традиционного общества, в котором жили они сами и их предки, потому персонажи саг делали и говорили, большей частью, только то, что следовало или не следовало делать или говорить древнему скандинаву в соответствии с законами и этикой родового общества, в главных своих чертах неизменного в течение столетий. Потому тот очевидный факт, что в своей конкретной, а лучше сказать, частной форме поступки и речи персонажей домыслены авторами саг, для нас не несёт отрицательной коннотации. Напротив, как это ни парадоксально, явный вымысел имеет больше ценности для историка-обществоведа, чем достоверная частность, ибо в традиционной культуре он наверняка показывает идеальную модель поведения в определённой ситуации. А что есть научное описание объекта или явления как не его идеальная, абстрагированная от частностей модель?

Две конкурирующие в литературоведении концепции отражают двойственность саги как жанра. Одна концепция, отстаивавшаяся такими видными учеными, как Андреас Хойслер и М.И. Стеблин-Каменский, видит в саге форму хранения информации в бесписьменном обществе: события произошли, и нужно отразить их для будущего в адекватной форме, чтобы они остались в памяти людей. Для Хойслера, Стеблин-Каменского и их сторонников сага, в первую очередь, продукт устного творчества. Противоположная концепция, которую в разные годы отстаивали исландские литературоведы Сигурд Нордаль, Эйнар Оулавюр Свейнссон и Йоунас Кристьяунссон, оспаривает само существование устной саги и отрицает наличие устной традиции, соединяющей время действия родовой саги с временем ее записи. Для этих ученых и их многочисленных единомышленников литературная сага, прежде всего, ретроспектива, взгляд в прошлое. Анализ саг почти всегда выявляет в их тексте анахронизмы и вставки, многие из которых выдают знакомство с письменными текстами. Те ученые, которые верят, что канон саги сложился в дописьменную эпоху, обычно настаивают на первичности родовой саги, а те ученые, которые оспаривают существование устной саги, объявляют первичными иные группы саг.

Героический облик эпохи викингов способствовал проявлению большого научного интереса ко всему, что связано с ней, и, как следствие - большому объему литературы по данной теме. В России интерес к этой теме был поднят еще со времен выдвижения норманнской теории. К концу 1830-х начинают появляться переводы скандинавских саг на русский язык, с 1840-х проводятся раскопки в регионах предполагаемого присутствия варягов на Руси. В середине XIX столетия появился переводной труд Андерса Стриннгольма «Походы викингов». Вплоть до появления в 1950-1970-х гг переводов многочисленных исландских саг, до выхода в 1960-1980-х гг книг М. \И. Стеблин-Каменского, А.Я. Гуревича, Г. С Лебедева, посвященных истории викингов, «Походы Викингов» издания 1861 г. оставались единственным серьезным и всеобъемлющим историческим исследованием. «Походы викингов» замечательны как полнотой привлеченного материала, так и методикой его подачи. Необходимо обратить внимание, что автор привлек все категории письменных источников, посвященных теме викингов, и в той или иной степени использовал в своей работе большинство конкретных памятников, известных в первой половине XIX века. В числе этих памятников скандинавские (исландские) саги - родовые и королевские, законы отдельных областей и провинций раннесредневековой Швеции, многочисленные образчики скальдической поэзии, обе Эдды - Старшая и Младшая, «Книга об исландцах» Ари Мудрого, а также многочисленные латиноязычные и арабоязычные источники и др. Иными словами Стриннгольм поднял и проанализировал весь доступный к тому времени фонд письменной информации. А если мы примем во внимание, что с той поры фонд этот практически не изменился, и уж во всяком случае, не претерпел качественной трансформации, то станет понятно, почему это произведение остается актуальным и в наши дни. Для нашей работы особенно интересна вторая часть его книги, которая так и называется: «Государственное устройство, нравы и обычаи». Здесь мы найдем информацию о большинстве сторон жизни древних скандинавов, в том числе и данные о скандинавском древнейшем праве. Саги являются одним из немаловажных источников для Стриннгольма, однако, на наш взгляд, он оказывает им чрезмерное доверие и идеализирует скандинавское общество, что вряд ли может серьезно исказить общую картину, обрисованную «Походами викингов», но, тем не менее требует от современников куда более тщательного подхода к некоторым фактам, изложенным в книге.

М.И. Стеблин-Каменский опубликовал в общей сложности около полутора сотен работ, написанных просто, живо и остроумно. Полностью сохраняя новаторское значение для науки, они в то же время открывали людям, далеким от науки, увлекательный мир культуры других стран и эпох.

Научное наследие М.И. Стеблин-Каменского велико по объему и многообразно по содержанию. Выдающийся лингвист, он опубликовал многочисленные работы по скандинавскому языкознанию. Широко известны также его замечательные исследования по средневековой литературе и культуре: «Культура Исландии» (Л., 1967), «Мир саги» (Л., 1971), «Миф» (Л., 1976), «Историческая поэтика» (Л., 1978), «Древнескандинавская литература» (Л., 1979) и посмертно изданная работа «Становление литературы» (в книге «Мир саги. Становление литературы». Л., 1984). Переводы этих книг выпущены в Дании, Исландии, Норвегии, США, Чехословакии, Эстонии и Японии.

Благодаря неутомимой деятельности М.И. Стеблин-Каменского российская читающая публика познакомилась с крупнейшими памятниками древнеисландской литературы: крупнейшими родовыми сагами, поэзией скальдов, «Старшей Эддой», «Младшей Эддой», королевскими сагами («Круг земной» Снорри Стурлусона). Все эти издания выходили по его инициативе, под его редакцией, с его статьями и комментариями и во многих случаях с его переводами. Большинство саг, использованных для данной работы, также переведены М.И. Стеблин-Каменским, а его работы, упомянутые выше, сформировали точку зрения автора исследования.

Арон Яковлевич Гуревич по праву считается столпом отечественной скандинавистики. Автор свыше 300 работ, из них 23 монографии, он подробно осветил для отечественного исследователя, да и просто читателя, основные моменты эпохи викингов. Среди прочих достоинств его работ необходимо отметить, что его труды не страдают излишней идеализацией скандинавов в отличие от многих прочих исследователей. Также их нельзя упрекнуть в излишней упрощенности. По сравнению с иными работами здесь практически нет утрирования или передачи какой-либо гипотезы, как наиболее достоверной, или единственно правильной, чем, иногда бывает, страдают зарубежные издания, зачастую носящие энциклопедический характер. Нам особенно будут интересны «Круг Земной» и история Норвегии, «Эдда» и сага», «Человеческое достоинство и социальная структура. Опыт прочтения двух исландских саг», а также «Диалектика судьбы у германцев и древних скандинавов». В этих работах рассматриваются многие интересные моменты, на которые я также счел нужным обратить внимание в своей работе, например о зависимости для саги отношения между поведением героя, его поступками и социальной значимостью.

Относительно недавняя (1999 г.) статья С. Никольского, посвященная проблеме взаимосвязи наследования и кровной мести, не может остаться незамеченной нами, благодаря тому, что касается и темы нашего исследования, правда, с другой стороны. Как источник, автор статьи использует и саги и законы, устанавливая взаимосвязь кровной мести и наследования имущества в древней Скандинавии.

Среди прочих зарубежных авторов, чьи работы переведены на русский язык, нельзя не отметить книги Гвина Джонса «Викинги: потомки Одина и Тора» и «Норманны - покорители Северной Атлантики». Первая из них посвящена становлению скандинавских государств и их развитию в эпоху викингов, вторая - путешествиям древних скандинавов через Атлантику. Само скандинавское общество затронуто в работах не столь подробно, как у Стриннгольма или Гуревича, но и этих сведений хватает, чтобы получить яркое представление о традициях, обычаях и развитии социальных отношений в эпоху викингов в Скандинавии.

Большая популярность эпохи викингов у историков породила большое количество различных мнений и концепций, иногда диаметрально противоположных друг другу. Вокруг одной только «Норманнской теории» сломано немало копий за три столетия. В данной работе я бы хотел опираться непосредственно на источники, привлекая также работы авторов, пользующихся большим уважением и доверием, таких как, например, А.Я Гуревича, М.И. Стеблин-Каменского и др.

1. Исландия и исландцы

Нам было бы трудно рассуждать о каких-либо особенностях мировоззрения или даже правосудия, не будучи знакомы с историей изучаемого нами общества в определенный период. Поэтому я считаю, что сначала необходимо кратко ознакомиться с историей заселения Исландии, чтобы лучше понимать те условия, в которых образовалась и формировалась ее общественная среда.

Существует несколько версий о том, как была открыта и заселена Исландия. Согласно одному из источников - «Книге о занятии земли» (Landnamabok) - ее открыл норвежский викинг Наддод, корабль которого отнесло ветром, когда он плыл на Фарерские острова. После него упоминается экспедиция шведа Гардара, а по их следам искать Снежную страну, как назвал ее Наддод, отправились некто Флоки, Херьольв, и Торольв, причем последний, вернувшись, настолько расхваливал ее масляные травы, что его прозвали Торольв Масло. Впрочем, в древнейшей рукописи Landnamabok эти имена идут в ином порядке и первым, кто ступил на землю Исландии из скандинавов, назван Гардар.

Источники сообщают, что Гардар покинул Скандинавию не то по воле своей матери-провидицы , посоветовавшей ему искать новую землю, не то для того, чтобы вытребовать у тестя, жившего на Гебридских островах, наследство своей жены. Корабль Гардара сбился с курса, но, благодаря удаче и сильному ветру, достиг берегов Исландии у восточного мыса Хорн. Не исключено, что до Гардара и прежде доходили слухи о существовании земли на севере. Гардар двинулся вдоль побережья, обогнул почти всю Исландию, и зазимовал в заливе Скьяльфанди в Хусавике. Следующим летом он окончательно убедился, что обнаруженная им земля - остров. Недолго думая, он назвал его своим именем - Гардарсхольм (остров Гардара) - и по возвращении всячески ее расхваливал.

Наддод, согласно источникам, был «большим викингом», и, очевидно, что плавание по морю в поисках приключений было для него привычным занятием. Он оказался в Исландии по чистой случайности, сошел на берег, но не нашел признаков человеческого жилья и двинулся в обратный путь. Снежная буря, скрывшая Исландию густой пеленой от глаз уплывающих викингов, способствовала тому, что они назвали эту землю Снэланд - Земля Снега.

Флоки также был викингом, и к берегам Снэланда-Гардарсхольма отправился скорее всего, чтобы поселиться там. Его путь был труден, а появление благодатной земли, очевидно, расслабило Флоки и его спутников, так что их скот погиб, из-за того, что никто не потрудился заготовить на зиму сена, будучи заняты рыбалкой. Наступившая весна также была очень холодной, и Флоки, видя забитые льдами заливы Арнарфьорда, полон разочарования, дал острову имя, которым его называют и сегодня - Исланд, Земля Льда.

К тому же Флоки задержался с отплытием, и был вынужден провести еще одну зиму на острове. Его спутник Херьольв пережил опасное приключение, когда у лодки, в которой он плыл, оборвался буксирный трос. Херьольва унесло в море и он чудом не утонул в заливе Факсафлои. Тем не менее, он остался жив и, как ни странно, именно его рассказы были наиболее беспристрастны. Неизвестно, чем эта земля смогла очаровать Торольва, но, как указано выше, он получил прозвище Масла за восторженные отклики о ней и утверждение, будто каждая травинка источает там масло.

«Книга об исландцах» не упоминает первооткрывателей, а сразу говорит о норвежском пионере Ингольве Арнарссоне, который поселился в Исландии, после чего перечисляет остальных поселенцев и знатные исландские роды, произошедшие от них. «Landnamabok» уточняет, что это было в 874 году нашей эры, и поскольку более точных и достоверных данных нет, приходится принимать за основу эти даты.

Необходимо заметить, что и Ингольв Арнарсон, и его молочный брат Лейв Хродмарсон неспроста переселились в Исландию. Причиной перемены места жительства стала распря с давними союзниками - сыновьями ярла Атли Тощего из Гаулара. Очевидно, Исландия сразу стала манить тех, у кого были причины не задерживаться в пределах Скандинавии. Совершенно неслучайно основной период заселения острова совпал по времени с образованием в Норвегии единого государства под властью Харальда Прекрасноволосого. Кроме этих людей, покинувших свою родину по причинам политического характера, в Исландию эмигрировали также люди, нажившие себе врагов в родной земле, например будущий первооткрыватель Гренландии Эйрик Рыжий, изгнанный из Норвегии за совершенные им убийства.

Пожалуй, стоит отметить, что открытие Исландии, а далее - Гренландии, и плавания к берегам Северной Америки произошли не столько волею случая, сколько были обусловлены такими факторами, как «непоседливость» викингов, высокими мореходными качествами их кораблей и особенностями навигационного искусства викингов. Стремление викингов не задерживаться подолгу на одном месте объясняют по разному, скорее всего причина кроется в самом образе жизни пиратов, не имевших особых привязанностей, а вот о факторах, связанных с кораблями и, особенно, навигацией, стоит, пожалуй, упомянуть подробнее, поскольку искусство кораблестроения и навигационные познания скандинавов способствовали открытиям и заселению многих земель.

Из всех кораблей наибольшее распространение (хотя, пожалуй, не известность) получил надежный кнёрр (кнорр, кнорре), поэтому, обсуждая северное искусство кораблевождения, следует иметь в виду суда именно такого типа. Из указанных выше источников видно, что к середине IX века скандинавские мореходы располагали навигационными сведениями, позволившими сначала Наддоду вернуться в Норвегию, а потом повторить его плавание Гардару и остальным (или Наддод повторил плавание Гардара, если взять за основу древнейшую рукопись). Располагали ли скандинавы компасом находками не доказано, однако, во время археологических раскопок в Гренландии в 1951 г. был найден обломок прибора, который считают пеленгационной картушкой викингов. Будучи ориентирован относительно сторон света, он показывал курс. Основная же особенность навигации викингов заключалась в том, что главным навигационным параметром была широта. Корабельщик должен был помнить множество ориентиров. Помимо этого, ему еще надлежало знать море настолько, чтобы ориентироваться по скоплениям облаков и по цвету воды, по птицам, по ледяному отблеску, плавнику, водорослям и ветру. Интересный способ, согласно источнику, применил Флоки, взявший с собой на корабль трех воронов (ворон - священная птица Одина) и выпускавший их поочередно. Первая птица полетела назад в Норвегию, вторая поднялась высоко в небо, но, не обнаружив земли, вернулась на корабль, а третий ворон полетел прочь от корабля. Флоки последовал за ним и приплыл к побережью Исландии. Моряку, странствовавшему через Атлантику, было важнее всего определить широту. Навигационные наблюдения, пусть даже выполненные самыми примитивными методами, позволяли корректировать курс по широте. Такая ориентация способствовала тому, что основные пути скандинавского плавания лежали на запад - Фарерские острова, Исландия, Гренландия и, наконец, побережье Северной Америки. Вполне вероятно, что при прокладке курса, ориентируясь на долготу, нас ждали бы открытия, связанные с южным направлением.

Исландия была заселена скандинавами, по преимуществу выходцами из Норвегии в 870-930 гг. Первые поселенцы не встретили на острове никаких человеческих существ, кроме, как сообщает «Книга о занятии земли», нескольких ирландских монахов, которые оставили после себя книги и колокольчики, по которым поселенцы и посчитали их ирландскими монахами. Считается, что к концу заселения страны, т.е. к 930 году, в Исландии было уже несколько десятков тысяч человек.

Пять шестых территории Исландии оказались непригодны для жизни: это огромные пространства, опустошенные вулканическими извержениями, бесконечные лавовые поля, исторгнутая их кратеров порода. Пепел, черный песок, скалы, морены и осыпи, трясины и топи создают довольно безрадостную картину. Реки берут свое начало где-то в недоступных центральных областях, и мчат к морю свои бурные воды - многие из них нельзя ни перейти вброд, ни перекрыть мостами, как, например, Тьорсу или Йокульсу. Тем не менее, на равнинах можно было выжить и обрести убежище. На равнинах, плоскогорьях, в ущельях и на склонах холмов, обращенных к морю, в изобилии росла трава, а летними месяцами поселенцы перегоняли скот на высокогорные пастбища - хейди. Во времена поселенцев климат был мягче, и на землях, пригодных для пахоты сеяли хлеб. На берега постоянно выбрасывало много прибойного леса, озера и реки были полны рыбы, преимущественно форелью и лососем, в прибрежных водах водились тюлени и киты. Основным занятием исландцев, конечно же, было скотоводство.

«Книга о занятии земли» подробно описывает, как первопоселенцы занимали землю, и указывает, где и какой род обосновался, упоминая около четырех сотен поселенцев. Используя саги, как источники, мы пользуемся этой книгой для параллельной проверки, т.к. по существу Landnamabok является хроникой, упоминающей многие персонажи саг и их роды. Некоторые из поселенцев имели примесь кельтской крови, чаще всего - незначительную. На существование слабого кельтского влияния указывают и такие имена, как Ньяль и Кьяртан, имеющие ирландское происхождение.

Первопоселенцы образовали в Исландии общество, непохожее на то, из которого они бежали. Основная часть эпохи заселения страны совпала с правлением Харальда Прекрасноволосого, объединившего Норвегию и заложившего основы норвежской государственности. Уплывая из Норвегии, будущие жители Исландии уплывали от государства. В обществе, основанном ими в Исландии, обрели новую жизнь догосударственные институты - тинг, то есть народное собрание, вече, и годорд, то есть община родового жреца - годи, который содержал местное капище и предводительствовал на тинге. Был учрежден всеисландский тинг - альтинг. Таким образом, в отличие от всех остальных европейских стран в Исландии государственный строй обрел форму республики. С 930 по 1262 гг., до присоединения к Норвегии, в Исландии существовала Первая республика. Это была действительно республика, в которой каждый полноправный гражданин мог быть услышан на народном собрании, о чем мы подробнее еще расскажем ниже.

Согласно свидетельству источников, некоторые из поселенцев основывали капища, в которых поклонялись своим богам, чаще всего Тору, реже - Фрейру, иногда - Ньерду, Бальдру или Тюру. Приверженцев культа Одина было немного, хотя во втором поколении Одина почитал своим небесным покровителем самый, пожалуй, известный исландец, воин и скальд Эгиль сын Скаллагрима. Сохранилось также подробное описание святилища (существование которого пока не доказано раскопками), построенного Торольвом Бородачом с Мостра в Хофстадире в Брейдафьорде. Подобная непопулярность этого культа в принципе понятна, Один - Отец Мертвых, Отец Распрей, иногда его называют Предателем Воинов, и никто не мог предугадать, чем обернется милость Одина для его поклонников, ведь Один даровал смерть. Тор казался гораздо предпочтительнее, весь его образ ближе и понятнее древнему скандинаву. Чуть позже, в период краткого противостояния язычников и христиан именно рыжебородый Тор соперничал с Иисусом, молот, а не копье преграждал путь кресту. (Молот - Мьолльнир, молния - символ и оружие Тора, обнаружено большое количество оберегов, выполненных в форме молота Тора, Копье - оружие Одина). Археологами найдены весьма интересные формы для отливки из металла - с их помощью можно было изготовить как языческий Мьолльнир, так и христианский крест. Вообще же, до сих пор не найдено никаких подтверждений тому, что храмы, подобные этому красочно описанные в работах иностранцев, посещавших Скандинавию, или слышавших о путешествиях в нее, существовали в действительности. Как известно, у южногерманских народов в качестве святынь почитались обычно природные объекты, чаще всего рощи или источники. Судя по законам, принятым в начале христианской эпохи в Норвегии, Швеции и Гаутланде, законам Кнута в Англии и «закону служителей церкви» действовавшему в Нортумбрии, на территориях бывшего Данело, подобная традиция существовала и на севере. Во всех вышеназванных кодексах присутствуют запреты на исполнение ритуалов в лесах, на холмах, на бывших языческих капищах, а также вблизи камней и источников, и, судя по всему, составители этих правовых сводов имели ввиду вполне конкретные места, где раньше совершались языческие обряды. Аль-Тартуши, описывая языческий праздник в Хедебю, не упоминает ни о каком культовом сооружении, хотя обращает внимание на христианскую церковь. Кажется весьма вероятным, что подавляющее большинство строений, именуемых в сагах и позднейшей исландской традиции hof, представляли собой не храмы, посвященные тому или иному Богу, а крупные хутора, рассчитанные на проведение культовых собраний, участниками которых становились не только те, кто обитал на этом хуторе, но и большое количество посторонних людей. На севере желательно было иметь дом, где при необходимости можно провести ритуальное пиршество, притом что в остальное время здесь шла обычная жизнь. Два знаменитых исландских хутора, оба названные Хофстаднир, один из которых находится в Мюватне, а другой в Торскафьорде, судя по всему, относятся именно к этому типу построек. Неподалеку от них вырыты овальные ямы, чтобы запекать мясо, кроме того, для нужд одной семьи эти дома слишком велики.

Куда более древнее и распространенное наименование священных мест - horgr. Первоначально это слово обозначало груду камней, все равно - естественного происхождения или созданную людьми. Получается, что святилища как таковые находились чаще всего под открытым небом. Есть указания на то, что с раннего железного века сверху на каменных грудах - каирнах помещали идолов. Вероятно над ними могли ставиться какие-либо навесы, что отнюдь не превращало их в храм.

Исландское общество в целом соответствует индоевропейской схеме. Как и в остальной Скандинавии здесь мы видим рабов, свободных землевладельцев и знать в лице годи. Рабство в Исландии, как и в остальных странах Северной Европы было патриархальным. Рабы стояли на нижней ступени социальной лестницы. Отсутствие письменных законов до конца эпохи викингов не помешает нам сделать определенные выводы об их статусе. Рабом мог стать человек, приговоренный к смерти, или не уплативший долги, рабство было наследственным. Но основную массу рабов составляли военнопленные. Пленников как покупали, так и завоевывали. У раба не было прав. Бунтовщику или беглецу нечего было ждать пощады - бонды скорее пощадили бы волка, пробравшегося в овчарню. Жизнь рожденного рабом была тяжела. Воину, захваченному в плен в битве, или благородной деве, похищенной из отчего дома, подобная ситуация казалось просто невыносимой.

Однако, дурное обращение с рабами не придавало человеку положительных черт в глазах окружающих. Рабы могли рассчитывать на определенную снисходительность. В конце эпохи викингов по мере распространения христианства практика торговли и владения людьми стала вызывать все больше вопросов. Те, кто их задавал, обычно имели в виду исключительно своих соплеменников или собратьев по вере, но их голоса влияли и на общее положение дел. Глядя на ситуацию в целом, северным рабам жилось гораздо лучше, чем их товарищам по несчастью где-нибудь на Востоке или в Средиземноморье. Например, полное отсутствие политических прав не мешало рабам иметь свое имущество, в том числе и оружие.

Иногда срабатывали экономические факторы. В реальности у раба находились возможности и время, чтобы работать на себя. Поскольку северные страны не знали проектов масштабного строительства, вроде египетских пирамид, им не нужны были оросительные системы, основным занятием рабов, как можно понять из саг, была нудная, грязная и утомительная работа, вроде унавоживания грядок, за которую не желал браться никто из домашних. (Фраза об удобрении грядок навозом - клише, встречающееся как в прозе, так и в поэзии) Как уже упоминалось, у раба было имущество, собственное, либо выданное ему хозяином, и при благоприятных обстоятельствах он мог рассчитывать выкупить себя или заслужить свободу.

Быть свободным считалось очень важным. Свободные крестьяне, земледельцы-собственники, мелкие держатели, бонды - их можно называть как угодно - составляли основу общества. Класс свободных людей был по своему составу очень разнороден - в него входили и бедные землепашцы и люди, обладавшие огромным богатством и властью (особенно у себя в округе), но все они владели землей, имели законные права и были защищены законом. Это была большая и разнообразная группа, в которую помимо знати входили также бонды, крупные землевладельцы, арендаторы, охотники, сельскохозяйственные и другие наемные работники, некоторые группы ремесленников. К этой же категории свободных людей можно причислить торговцев и наемных воинов. Свободные люди имели право быть выслушанными на народном собрании - тинге, носить оружие и находиться под защитой закона. Однако на деле понятие свободы, скорее всего, было обусловлено благосостоянием и личными качествами. Законы Гулатинга гласят, что «…совершеннолетний человек,… не имеет никаких прав, пока он попрошайничает, даже если его насильно прогоняют, если он здоровый и крепкий, разве что он просил себе работу и не получил. Но как только он раздобыл себе одежду, еду или оружие, (выделено мной) или его родичи [дали ему], он сразу же становится правомочным.

Как мы увидим в главе о правосудии, чем богаче и знатнее был человек, тем увереннее он мог чувствовать себя в обществе.

Исландия была поделена на четыре четверти по сторонам света. В каждой четверти было 3 местных тинга, за исключением Северной четверти, где было четыре тинга. Четвертные тинги именовались вартингами. Вартинги объединяли от одного до трех общин-годордов каждый. Как местные, так и всеобщие тинги имели ряд общих черт в организации и проведении. Альтинг проводился на Равнине тинга у Скалы Закона в котловине самого большого озера Исландии (недалеко от современного Рейкьявика). Это юго-запад Исландии, относительно наиболее густонаселенная ее часть. Собирался тинг в июле, после весеннего клеймления скота. Альтинг длился 2 недели. Поездка на альтинг у жителей восточных фьордов - им дальше всего ехать, могла занять до 7 недель (время поездки туда-обратно+тинг). На альтинг приезжали на повозках, ставили палатки из полосатой ткани (в основании палаток были землянки с дерновыми стенами, поэтому тингманны одних и тех же родов из года в год становились на одних и тех же местах). Тинг включал в себя отнюдь не только политические и судебные функции. Праздник, ярмарка, игры, рассказывание саг и повестей о собственных путешествиях, чтение стихов, обмен новостями, жеребячьи бои («лошадиный тинг»). Время заключения брачных договоров и торговых сделок и объявления о них. Конечно, значительную часть тинга занимало прослушивание и принятие законов, проведение судебных процедур (решение тех вопросов, которые не могли быть решены на уровне местных тингов). На судебных процедурах женщины не присутствовали. По социальным функциям альтинг - временная столица страны.

На рубеже тысячелетий, где-то в 1004 (по другим сведениям 1005) году в Исландии было введено христианство (На самом деле, эта дата весьма спорна, как и дата крещения Руси, и в некоторых источниках указан 1000 год). Этому событию предшествовала миссия священника Тангбранда, состоявшаяся за год до крещения, который пытался вводить новую веру силовым путем. Он и его люди разбивали идолов и убивали тех, кто пытался им противостоять. Именно вспыльчивый нрав послужил причиной того, что саксонец был послан проповедовать новую религию на Север, где его горячность могла принести большую пользу. Несмотря на красочное описание его успехов в саге, и крещение некоторых влиятельных исландцев, миссию вряд ли можно признать удачной. Да и сага об Олаве сыне Трюггви, который, собственно и посылал Тангбранда, признает, что Тангбранд, вернувшись, жаловался на неудачи. Сага указывает, что Олав даже готовил карательную экспедицию против Исландии, но исландцы, находившиеся в Норвегии, отговорили его от этой затеи, массово приняв крещение и обещав способствовать крещению Исландии.

Вообще-то в Исландии и до этого были христиане. Саги и другие источники говорят о христианах, которые принесли эту веру в Исландию при переселении из Норвегии, например - Ауд Мудрая, которая велела воздвигнуть кресты на холмах Кроссхолара возле Хвамма в Хваммсфьорде и ходила туда молиться. Некоторые исландцы принимали т.н. «смешанную веру», т.е. принимали неполное крещение, но и не отрекались от богов предков, например Хельги Тощий, о котором говорится, что он был крещен и верил в Христа, но перед выходом в море, а также во всех важных делах полагался на Тора. Эта смешанная религия способствовала при торговле с христианскими странами, где недолюбливали язычников. Но к своим соседям-христианам язычники относились терпимо и не мешали им в выполнении обрядов. Отчасти этому способствовало то, что христианская вера редко приживалась в чьем-либо роду более, чем на одно-два поколения. Только поездка Тангбранда и его деятельность расколола доселе слитное исландское общество на активных противников и сторонников новой веры. Это привело к распрям, и дело грозило обернуться гражданской войной, однако решилось на удивление мирно, беспрецедентным путем. Сага о Ньяле говорит, что христиане дали денег Торгейру годи со Светлого Озера, и тот на тинге вынес решение о принятии новой веры, несмотря на то, что сам был язычником, чтобы соблюдать единые законы, и не допустить вооруженного противостояния. При этом оговаривалось, что язычники могут тайно совершать обряды, и это не считалось бы нарушением закона. Спустя несколько лет была отменена и эта оговорка. Поскольку новая вера была введена законодательно, ее были вынуждены принять и сторонники язычества.

Однако массовое крещение не затронуло каких-то глубинных основ скандинавского мировоззрения. Христиане продолжали вести себя так же, как и до крещения, мало думая о смирении перед Господом. Это объяснимо, ведь новая религия была чужда мировоззрению, сложившемуся в результате более чем тысячелетия существования родового общества. Ценности, прививавшиеся десятками поколений, не могли быть отброшены и забыты в один краткий миг. Почти вся исландская литература, как поэзия IX и Х столетий, так и родовые саги, записанные в XIII веке, прямо или косвенно связана со старой религией. В дополнение к родовым сагам в Исландии сохранились так называемые саги о древних временах - повествования о древней истории Норвегии, Дании, Швеции, в которых смешаны мифы, легенды, народные сказки и псевдоисторические предания. Исландцы тщательно и бережно восстанавливали и изучали генеалогию и историю своих предков, с гордостью возводя свою собственную родословную к язычникам, поклонявшимся старым богам, а то и к самим Асам - Одину или Тору.

Тем не менее, христианизация острова стала не менее важным фактором для становления исландского народа. После принятия христианства упрочились и расширились связи Исландии с Европой: из далекого оплота язычества на Крайнем Севере она сразу же превратилась в полноправного члена христианского европейского сообщества. Вся европейская наука последующих столетий была христианской по своей сути и именно в Исландии преимущества христианской учености сказались в полной мере, зафиксировав письменно и оставив гигантское литературное наследие в виде саг, являющихся источниками, в том числе и данного исследования.

Можно упомянуть и о состоявшемся примерно в этот же период открытии сначала Гренландии, а затем - побережья Америки. Этот факт, кстати, отчасти связан с темой нашего исследования. Первооткрыватель Гренландии Эйрик Рыжий был вынужден оставить родину, будучи обвинен в убийстве и приговорен к изгнанию. Из Исландии Эйрика тоже изгнали, и по той же причине. В Исландии он оставаться не мог, вернуться в Норвегию - тоже. Он решил плыть на запад, чтобы открыть и исследовать новую землю, которую, лет этак пятьдесят назад видел один норвежец по имени Гуннбьерн, которого унесло штормом сначала на юг, а затем далеко на запад от побережья Исландии. Эйрик вышел в море у ледника горы Снэфьолль и достиг побережья Гренландии. Он направился на юг вдоль берега, и остров показался ему привлекательным. Три года он исследовал земли на побережье Гренландии, и по истечении срока изгнания поспешил в Исландию, чтобы рассказать о новой земле.

Эти события подробно описаны в «Саге об Эйрике Рыжем» и «Саге о гренландцах». Оба источника противоречат друг другу во многих пунктах, но ясно дают понять, что путешествия к американскому побережью не были чем-то исключительным. В Гренландии были даже основаны два поселения - Восточное и Западное (На самом деле по географическому расположению - северное и южное), просуществовавшие там несколько столетий. Позже связь с ними была утеряна и причина смерти их обитателей по сию пору точно неизвестна.

Кратко рассказав об истории открытия, заселения и становления Исландии и открытии Гренландии, нельзя не коснуться очень интересной темы - происхождения названия этих стран. Названия «Исландия» и «Гренландия» всегда вызывали желание задуматься над ними. Как могло случиться, что место, обычно не покрытое льдом, назвали Исландией (Ледяной землей), а суровую бесплодную арктическую пустыню - Гренландией (Зеленой землей)? Что касается Исландии, то здесь наиболее вероятны две теории: одна из них состоит в том, что викинг Флоки, который открыл этот остров (или, возможно, сделал повторное открытие) в 870-е годы, обратил внимание на прибитый к северному берегу паковый лед (редкий, но возможный случай); вторая исходит из предположения, что древние скандинавские поселенцы умышленно дали своей новой родине непривлекательное название, чтобы отвадить тех, кто совершал пиратские набеги.

Название «Гренландия» традиционно объясняют так: Эйрик Рыжий дал его открытой им земле, чтобы привлечь к ней перспективных колонистов. Но это звучит не очень убедительно. Каким бы ни был Эйрик мошенником, трудно поверить, чтобы он захотел так бессовестно и откровенно обмануть группу преданных ему воинов, среди которых он собирался жить, оставаясь их предводителем. Источником этой версии послужила работа Ари Мудрого, исландского хрониста XI века. Однако самая ранняя копия его труда, известная нам, была сделана в XIII веке, и предполагают, что ее дополняли другие авторы, которые могли внести в нее свое толкование. Во всяком случае, это объяснение названия «Гренландия» очень похоже на выдумку и к нему нужно относиться с большой осторожностью.

Подытоживая сказанное выше, мы видим, что Исландия была открыта викингами во второй половине IX века, и начала заселяться с 870-х гг. Основной толчок к ее заселению дало объединение Норвегии Харальдом Прекрасноволосым, который успешно подавлял любые проявления оппозиции и малейшие стремления местных конунгов к сепаратизму. Естественно, что бежавшие от Харальда люди полностью стремились на новом месте воссоздать прежние условия. Таким образом, обстановка в Исландии на момент исследования представляла собой родовое общество на поздней стадии его развития. Мы видим сохранившиеся и успешно функционирующие институты раннего родового общества, а события, описываемые в сагах, показывают, что основной ценностью для скандинава (исландца) и после принятия крещения оставалась приверженность своим сородичам и готовность в любой момент оказать помощь. Удаленность Исландии от Европы, конечно, сыграла в этом свою роль. До принятия христианства попытки подчинить Исландию и ввести ее на правах одной из областей в любое скандинавское королевство были сродни наполеоно-гитлеровским мечтам о высадке на Британские острова. Этому сильно способствовало отсутствие у исландцев какого-либо желания ввязываться в общеевропейскую политику, а также их родовая сплоченность против государства и его институтов. Принятие христианства приблизило Исландию к Европе, а влияние церкви сыграло свою роль в противоречиях, раздробивших исландское общество в 13 веке, и ускорило разложение родового строя.

Согласно «Саге об Олаве сыне Трюггви» попытка подчинить Исландию предпринималась еще Харальдом Гормссоном Синезубым - датским конунгом, который, как гласит сага, послал колдуна в образе кита разведать побережье Исландии. Тогда попытка разведать побережье Исландии обернулась неудачей - четыре могучих исландских колдуна защитили страну (Это были Броддхельги из Оружейного Фьорда, Эйольв сын Вальгерд из Островного фьорда, Торд Ревун из Широкого Фьорда и Тородд Годи из Эльвуса). Изображения дракона, птицы, быка и великана с палицей, облик которых принимали эти колдуны, украшают ныне государственный герб Исландии.

скандинавия право кровный месть

2. Тинг и право

В жизни каждого свободного скандинава значительное место занимал тинг (др.-исл. þing) - вечевая сходка. В XI веке епископ Римберт в биографическом труде «Житие св. Ансгария», говоря о скандинавах, отмечает, что»… таков у них обычай, что любое общественное дело более зависит от единодушной воли народа, чем от королевской власти». И хотя этот источник посвящен в основном Швеции, вышеприведенную цитату можно отнести ко всем скандинавским народам того времени. Тинг по-древнеисландски (В изучаемый период времени языковые различия между Швецией, Норвегией и Данией были совершенно незначительными, поэтому я беру на себя смелость определять язык, на котором говорили жители древней Скандинавии, как древнеисландский) буквально означает «совет». Если в Норвегии в X в. стараниями конунга Харальда Прекрасноволосого уже появилось довольно обширное государство с сильной централизованной властью, то на острове Готланд, например, существовало полное внутреннее самоуправление, хотя готландцы и были подчинены шведскому конунгу. Что же касается Исландии, то до середины XIII века-то есть до подчинения Норвегии - она являет собой ярчайший пример самоуправления на основе тингов. Однако, несмотря на такую разницу в государственном устройстве, еще долгое время тинги продолжали играть важную роль во всех этих регионах. Более того, и в Норвегии в период ее объединения и становления, как единого централизованного государства тинг не потерял своего значения, и конунги должны были получить одобрение тинга, чтобы их власть была признана легитимной. Тинг серьезно ограничивал власть конунга при родовом строе, так шведский правитель Олав Скетконунг был вынужден уступить народному мнению и заключить перемирие с норвежским конунгом Олавом Харальдсоном.

Причина такой распространенности и продолжительности существования института тингов представляется достаточно простой. Только в IX веке появляются первые скандинавские государства; до этого Скандинавия была довольно однородна даже по языку, не говоря уже об организации, и управлялась в основном тингами - древней формой самоуправления. А власть тинга основывалась на родовом устройстве общества, когда на тинге присутствовали представители всех родов, и выражали волю и мнение большинства свободных людей.

Норвежские эмигранты, которые в основном и заселяли Исландию, бежали от власти конунга Харальда Прекрасноволосого, объединявшего страну под своей властью. Неудивительно, что люди, не пожелавшие над собой королевской власти, избрали на новом месте поселения республиканскую форму правления, наподобие той, которая существовала в Норвегии до Харальда Харфагра. Тинги лежали в основе административного деления и управления Исландии, объединяя в себе законодательный и судебный орган. Тинги существовали на всех уровнях жизни от всеисландского (альтинг) до внутрисемейного (хустинг - домашний совет).

Попробуем установить статус тинга для современников. Прежде всего, стоит отметить, что на земле тинга не допускалось кровопролитие. Более того, согласно сообщениям «Книги о взятии земли», законам Гулатинга и другим источникам, к земле тинга относились крайне почтительно, как в языческие времена, так и после принятия христианства.

«Торольв занял землю от Столбовой Реки до Реки Тора и назвал все то Мысом Тора. Он с таким благоговением относился к горе на этом мысе, которая называлась Священная Гора, что никто не имел права обратить туда неумытое лицо, и была там такая великая святость, что любое существо, будь то зверь либо человек, было в безопасности, пока само не уходило прочь. Торольв и его родичи верили, что после смерти попадут в эту гору.

В том месте на этом мысу, где к берегу прибило столбы с изображением Тора, Торольв вершил правосудие, и там был организован тинг округа, с одобрения всех членов общины. Когда люди собирались там на тинг, им было запрещено испражняться, для этого был отведен островок, который называется Островок Нечистот, потому что они не хотели загрязнять такую священную землю, какая там была.

Но когда Торольв уже умер, а его сын Торстейн был слишком молод, Торгрим, сын Кьяллака, и его шурин Асгейр не захотели идти на этот островок, чтобы облегчиться. Жители Мыса Тора не могли стерпеть того, что они осквернили столь священную землю. Тогда они начали там, на тинге около этого островка, сражаться: Торстейн Трескоед и Торгейр Подкова против Торгрима и Асгейра. Некоторые были убиты, а многие ранены, прежде чем их удалось разнять. Торд Ревун примирил их, но, хотя обе стороны уступили, тогда эта земля перестала быть священной, потому что там пролилась кровь».

О священном статусе тинга и о сохранении мира гласят и поздние сборники законов. Столкновение враждующих сторон на тинге с оружием в руках было немыслимо и недопустимо. Разъезд людей с тинга недаром именовался vapnatak - взятием оружия. Законы Гулатинга - одного из четырех крупнейших норвежских тингов, указывают, что никто не может даже приехать на тинг с оружием. В противном случае на него налагается штраф, и он лишается оружия. Похоже, что ко времени принятия христианства эта добрая традиция несколько ослабла, так, в некоторых сагах, в частности в саге о Ньяле, говорится о вооруженных столкновениях произошедших на тинге. Однако, ситуация в данном эпизоде действительно была чрезвычайная, и нет никакого сомнения, что на протяжении всего своего существования институт тинга сохранял мирный статус.

Как уже говорилось выше, каждая из исландских четвертей имела свой тинг. Кроме этого, каждая четверть была разделена на три, а Северная - на четыре вартинга, в каждый из которых входило от одного до трех годордов, в зависимости от населения. Годордами управляли годи, но свободные бонды были вольны выбирать, к кому в годорд они хотят входить. Как правило, многое зависело от личных качеств годи, его способности вступиться за людей из своего годорда и оказать им поддержку. В каждом годорде, кроме того, был свой малый тинг.

Годорд не являлся неотъемлемой собственностью одного человека или даже одного рода, годорды передавались не только по наследству, их могли отдать члену другого рода, продать, дать на временное держание и даже завоевать, как это упомянуто в саге о Храфнкеле Годи Фрейра. Именно предводители годордов являлись правителями Исландии, обеспечивая соблюдение законов и общий порядок. Конечно же, они должны были знать законы и обладать немалым влиянием, чтобы оказывать поддержку тем или иным людям, прежде всего, входящим в их годорд. Каждый годи выбирал себе трех советников, не имевших права голоса. В судах четвертей рассматривались дела, совершенные в этих четвертях. В период крещения Исландии был создан пятый суд, который рассматривал тяжбы, что не могли быть разрешены в судах четвертей, например, если обвинитель и обвиняемый были из разных четвертей и наиболее запутанные дела. «Сага о Ньяле» повествует, что пятый суд был создан законоговорителем Скафти Тороддсоном, с подачи Ньяля, желавшего сделать своего приемного сына Хёскульда годи и подарить ему годорд, где-то в 1000 году. Роль Ньяля, впрочем, скорее всего преувеличена сагой.

Все годи (изначально 39 потом 48) вместе составляли лёгретту - законодательный совет, который собрался вместе с альтингом. Только лёгретта имела право принимать новые законы, а также трактовать старые и вносить в них поправки. Лёгретта выдавала официальные лицензии, даровала прощение при прекращении тяжбы. Несмотря на то, что судебная власть принадлежала не лёгретте, а судам четвертей, к мнению лёгретты прислушивались при вынесении приговоров. лёгретта выбирала законоговорителя - своеобразного «всеисландского старейшину», который должен был знать и помнить законы и возвещать их со Скалы Закона (или в нее, чтоб эхо лучше разносило) на альтинге. Избирался он сроком на 3 года, многие известные законоговорители переизбирались по несколько раз. Каждый год законоговоритель излагал одну треть свода законов. Холмы (скалы) законов были везде на местных тингах. На холм всходил тот, кто хотел обратиться к собравшимся. Понятия «закон» и «общество» для исландца того времени совпадали. На тинг мог приехать кто угодно из рода (т.е. теоретически все свободные жители Исландии), но были среди них обязательно «люди тинга» или «тингманны» - то есть те, кто специально отряжался родом на тинг, они платили тинговый сбор и обладали полной суммой политических прав на тинге. Те, кто не хотел ехать на тинг, оплачивали все издержки тем, кто ехал. Все тингманны, естественно, были свободными людьми, мужчинами. Рабы не имели права выступать на тинге и быть свидетелями на суде, как и женщины. Впрочем, для многих женщин, особенно девушек, тинг становился своего рода смотринами. Здесь договаривались о свадьбах, заключались брачные договоры

Среди преступлений, рассматриваемых в судах, были: воровство, дела об убийствах, имущественные тяжбы и другие преступления против личности или имущества, что мы видим в различных сагах. То есть в Исландии преступлением считалось деяние кого-либо, нанесшее вред или урон кому-либо из граждан, его жизни, здоровью, чести или имуществу. Пожалуй, нет нужды перечислять примеры, для этого достаточно посмотреть любую родовую сагу, например - Сагу о Гисли, Сагу о Ньяле или Сагу о Храфнкеле Годи Фрейра. Из саг мы можем понять, что не все из них решались в судебном порядке. Социальный статус играл здесь ведущую роль. Человек знатный и влиятельный, совершив проступок, мог предложить пострадавшему рассудить дело, не заводя тяжбы в суде, как это делает Гуннар с конца склона, обнаружив, что его жена подговорила раба совершить кражу у Откеля. Чаще, пострадавшая сторона могла сама потребовать возмещения, и в случае отказа либо вызвать ответчика в суд, чтобы заставить обидчика выплатить виру или добиться его изгнания или объявления вне закона, либо попробовать осуществить кровную месть. Во втором случае дело также оканчивалось судом, но теперь уже судьи пытались погасить разгоревшийся конфликт взаимозачетом урона, понесенного обеими сторонами в ходе конфликта. Повторное нарушение мира между сторонами влекло тяжкие последствия для нарушителя, как видно из эпизода с тем же Гуннаром Хамундсоном, его объявляли вне закона, а значит за его убийство нельзя было требовать виры, и мщение его убийцам каралось бы, как предумышленное убийство, ведь считалось, что тот, кто убил объявленного вне закона, совершил тем самым акт защиты общества, избавив социум от наличия опасного преступника.

Чтобы начать тяжбу требовалось вызвать ответчика на суд не позднее, чем за 14 дней до альтинга. Вызов должен был быть произведен не менее чем при двух свидетелях со стороны истца. В вызове должно было содержаться и описание преступления, в котором истец обвинял ответчика. После того, как истец и ответчик прибывали на тинг, начиналась тяжба. Со Скалы Закона звучало сначала обвинение, которое озвучивал либо сам истец, либо тот, кому он доверял вести дело, а затем оттуда же ответчик возражал и пытался отвести от себя обвинение. Попытка отвести обвинение - не утверждение о невиновности, а, скорее публичное оправдание своих действий. В споре обе стороны поддерживались свидетелями. Свидетели - это отнюдь не очевидцы событий, а свободные граждане, готовые поручиться за представителя своей стороны. Их число было регламентировано законами и варьировалось в зависимости от рассматриваемой тяжбы.

Традиционно одним из самых тяжелых преступлений считалось убийство. Причины по которым исландец мог пойти на убийство будут подробно рассмотрены ниже, а пока что отметим, что убийца обычно не скрывался, а наоборот - публично объявлял о своем деянии, указывая имя убитого. «Скарпхедин увидел тут пастуха Халльгерд. Он отрубил голову Сигмунда, дал ее пастуху и попросил отнести ее Халльгерд. Он сказал:

Она узнает, не эта ли голова сочиняла о нас порочащие стихи.»

Согласно некоторым сборникам законов убийца обязан был объявить о своем поступке «не дальше третьего дома от места убийства», даже если это был дом, где находились родственники убитого. Чаще всего в сагах описаны именно такие убийства, так, например, Гуннар с Конца Склона убивает Откеля и его товарищей за оскорбление, нанесенное ими ему. Такие убийства считались тяжким уголовным преступлением и карались по всей строгости закона, однако, убийство не относилось к категории постыдных деяний, и убийца редко покрывал себя позором, особенно, если он и жертва были примерно равны по силе.

Но была еще одна категория убийств, именовавшаяся тайным умерщвлением, когда убийца скрывался с места происшествия, не открывая своего имени. Это считалось особо тяжким уголовным преступлением, как и кража. Все преступное, что совершалось в тайне, считалось постыдным, отягчающим обстоятельством.

В отличие от обычного убийства, тайное умерщвление вызывало всеобщее осуждение и человек, совершивший тайное убийство, рисковал остаться вовсе без поддержки. Такое убийство совершил Гисли, мстя за своего побратима Вестейна, также убитого тайно. Истинный же убийца Вестейна и по сию пору загадка для историков.

Все, что было связано с тайным или постыдным деянием вызывало осуждение, и ответчику нельзя было рассчитывать на снисхождение или поддержку. Такие люди приговаривались к пожизненному изгнанию и объявлялись вне закона, как тот же Гисли. Объявленный вне закона не мог получать поддержку ни от кого, а за его убийство не платилась вира. Единственным выходом для него было покинуть страну, но это было очень сложно, потому что и такой поддержки никто не мог ему оказывать.

Менее тяжким, но гораздо более постыдным преступлением считалась кража имущества. Мировоззрение древних скандинавов требовало, чтобы если уж приходится преступать черту законности, делать это открыто, не показывая страха. «Хёрд… сказал, что уйдет, если они вздумали воровать.

По мне, - говорит он, - уж лучше грабить, если ничего другого не остается.» Сага о Хёрде и островитянахXXII

Довольно часто на тингах разбирали тяжбы по поводу раздела имущества. Имущественные тяжбы были гораздо менее опасными для их участников. Здесь также существовала возможность пролить кровь на судебном поединке, но чаще все решалось миром. Цена вопроса явно не стоила крови, которую можно бы было пролить. Поэтому, когда в саге о Ньяле возникает имущественный спор, то ответчики в обоих случаях отказываются от вызова на поединок, предпочитая выплатить деньги.

Отличительной особенностью исландских законов было наказание, полагавшееся за поджог леса. Лесов в Исландии было мало, и они постоянно расходовались на нужды строительства. Согласно «пряди о Пивном Капюшоне», виру за уничтожение леса принимал тот, в чьих владениях находился этот лес. Норвегия, Швеция, Дания не испытывали такого дефицита леса, как в Исландии, где он быстро стал предметом импорта, как мы можем видеть во многих сагах.

Также в саге встречается упоминание о человеке, который был осужден за богохульство, из чего можно заключить, что это было серьезным проступком, если дело не ограничилось просто выплатой виры.

Законы Гулатинга в редакции короля Магнуса Исправителя Законов 1274 г. рассматривают самые разнообразные виды преступлений, включая даже раздел о невменяемости преступника. Большее разнообразие преступлений было вызвано, естественно не увеличением их количественно, а тем, что центральная власть принимала на себя ответственность судить большее число правонарушений, которые ранее рассматривались в административном порядке, либо вообще решались полюбовно. Вообще же законы, появившиеся после крещения северных стран и образования в них государств мало отличались от законов, существовавших в языческое время в устной традиции. Опять-таки в сагах, мы видим, что исландцы на норвежской, допустим земле, а равно и на шведской и на датской, не испытывают затруднений и сложностей в связи с каким-то отличием законодательства, за одним исключением - если дело рассматривается в присутствии конунга, вынесение решения во многом зависит от него.

Кроме этого, можно упомянуть многие мелкие виды преступлений, например - угон скота. Как можно понять из саг, специально этим никто не занимался, но скот мог перейти границы территории своего владельца и пристать к чужому стаду. Если это не происходило на горных летних пастбищах, где скот, согласно древним традициям пасли сообща, то назревавший конфликт обычно решался без помощи суда, а вот методы его решения могли быть самыми разнообразными, вплоть до убийства чужого пастуха или владельца скота, что в свою очередь, переводило конфликт в статус общественно значимого.

Наказания, к которым могли приговорить на тинге, можно разделить на две категории - выплата штрафа (виры), размер которого колебался в зависимости от тяжести совершенного преступления и объявление вне закона - или изгнание, что в сущности означало одно и то же. При этом, выплаченная вира могла отнюдь не означать отмены изгнания. Хьяльти из саги о Ньяле был приговорен за богохульство к т. н. «фьёрбаугсгард», малому объявлению вне закона, то есть трехгодичному изгнанию. Полное объявление вне закона называлось «скогганг». В обоих случаях имелось в виду поражение в правах в Исландии и конфискация имущества. В первом случае лишь на три года, во втором - навсегда.

Термин «фьёрбаугсгард» составной: «фьёрбауг» («кольцо жизни») - это та плата, которую отдавал приговоренный своему годи, сначала серебряное кольцо, затем одну марку. Если он не мог заплатить, то автоматически объявлялся вне закона. Упоминание «гард» обозначает те границы, где мог находиться приговоренный, обычно территория трех хуторов, находящихся на расстоянии не более одного дня пути, до отбытия из страны. Три лета максимум он мог находиться в стране, после чего должен был уехать за границу на три года. В этом случае он объявлялся heilagr, «неприкосновенным». По истечении срока он мог вернуться, восстанавливался во всех правах, как будто ничего и не происходило.

«Скогганг» - это пожизненное и полное поражение в правах. Skóggangsmaðr (или skóggarmaðr, или alsekr, буквально - «человек, ушедший в лес») мог быть безнаказанно убитым. Ему нельзя было оказывать помощь, а если ему удалось скрыться за границей, то он не мог вернуться, и соотечественники могли убить его безо всяких санкций. Характерным примером такого наказания являются Гисли сын Кислого из саги о Гисли и Греттир Сильный из саги о Греттире, которые продолжительное время скитались, ища убежища у посторонних людей. При этом, что бросается в глаза, родственники объявленного вне закона отнюдь не стремились ему помогать, поскольку помощь осужденному означала готовность разделить его судьбу. Жена Гисли, помогающая ему все время его скитаний - яркое исключение, что и подчеркивает сага.

Отметим, что наказание не вступало в законную силу прямо на тинге, а обычно следовало после окончания тинга. Как указывает сага о Храфнкеле Годи Фрейра: «Человек еще не полностью осужден, пока не состоялось изъятие имущества. И по закону полагается, чтобы это было в его собственном доме через четырнадцать ночей после взятия оружия.

А взятием оружия назывался общий разъезд с тинга.» «Сага о Храфнкеле Годи Фрейра», II)

При этом истец сам должен был приводить наказание в исполнение, опираясь на поддержку тех, кто ее обещал ему. Отсутствие какой-либо верховной власти, исполнительной власти, приводило к ситуации, когда от знатности человека зависела его защищенность законом.

В общем-то, изгнание отнюдь не гарантировало преступнику сохранения жизни. Особо рьяные мстители преследовали его и за границей, тем более, что если убийство изгоняемого в пределах Исландии могло служить причиной для новой тяжбы, то, совершенное за границей, оно было юридически ненаказуемо. Встречаются описания мести, совершенной в Норвегии, и даже Константинополе. Так, согласно Саге о битве на Пустоши, Торстейн преследует Геста убийцу Стюра до самого Константинополя, совершив на него покушение даже среди императорской варяжской гвардии, рискуя расстаться с жизнью сам, движимый только желанием отомстить.

Судьями на тинге выступали обычно сами годи, либо они назначали судей. В пятом суде было, согласно саге о Ньяле четыре дюжины судей, причем как защита, так и обвинение должны были отвести по шесть человек, таким образом, по закону судили тяжбу только три дюжины судей. Это же количество судей было и на остальных судах четвертей. Решение выносилось в зависимости от правильного ведения дела одной из сторон. В саге о Храфнкеле Годи Фрейра описан эпизод, когда обвиняемый был признан виновным лишь потому что его голос не был слышен судьям, и они не смогли услышать доводов его защиты. Стоит отметить, что скандинавские саги не знают ложных обвинений, но законы Гулатинга указывают на вероятность существования таких.

Для того чтобы лучше понять саму процедуру суда, необходимо привести какой-нибудь пример. Одним из наиболее ярких моментов суда является эпизод тяжбы Кари и Флоси по поводу сожжения Ньяля. Попробуем разобрать ее кратко: Кари - родственник Ньяля, уцелевший, когда Ньяль и его сыновья были сожжены в собственном доме. Он заводит тяжбу против Флоси, главного виновника сожжения. Этот поступок поставил Флоси и его соратников в весьма опасное положение, поскольку Ньяль был сожжен со всей семьей, за исключением женщин, которым позволили выйти из дома, а подобное убийство и в особенности сожжение дома считалось тяжким преступлением. Чтобы оправдаться, Флоси ищет сторонников из числа бывших противников сыновей Ньяля, например, он привлекает уговорами людей со Светлого Озера, а также ищет знатока законов, который мог бы помочь ему оправдаться, и находит его в лице Эйольва, сына Бёльверка. Правда, за помощь Эйольва приходится заплатить, что является противозаконным. Выражаясь современным языком, Эйольв фактически получает взятку. Наличие знатока законов на своей стороне часто решало исход дела в пользу этой стороны, поэтому законоговорители должны были сохранять нейтралитет, и поступок Эйольва был противозаконным. Со стороны Кари за ведение тяжбы взялся Мёрд, сын Вальгарда, в отличие от Эйольва помогавший бескорыстно. Мёрду и его сторонникам помогал Торхалль сын Асгрима, знаток законов, однако он сам был болен и не мог выступать на суде. Перед Скалой Закона Мёрд обвинил Флоси и его соратников, причем, на это стоит обратить внимание, самого Флоси он обвинил только в нападении на Хельги сына Ньяля и его убийстве. В поджоге дома Ньяля Торгейр Ущельный Гейр обвинил Глума сына Хильдира, Кари сын Сёльмунда предъявил обвинение против Коля, сына Торстейна, Гуннара, сына Ламби и Грани, сына Гуннара, прочие соратники Кари предъявили обвинения своим противникам. Как мы видим, обвинение было четко сформулировано и конкретно указывало, какие именно действия какого из обвиняемых обвинитель считает преступными. Любое отклонение грозило привести к тому, что иск объявляли недействительным. Как видно из данного иска, обвинители четко указали роли каждого, участвовавшего в нападении на дом Ньяля. Не менее сложными были и остальные формулировки, начиная от объявления свидетелей и заканчивая приговором. И обилие таких сложностей не могло не сказаться на ходе процесса. Сторона, против которой выдвигались обвинения, всячески старалась придраться к малейшей неточности в речи истца и на этом основании объявить тяжбу несостоятельной - это считалось законным. Поэтому, например, в той же «Саге о Ньяле» истец дополнительно уточняет:

«- Я призываю вас в свидетели того, что я предохраняю себя от того, чтобы мое дело было объявлено незаконным, если я неправильно выражусь или оговорюсь. Я оставляю за собой право поправлять все свои слова до тех пор, пока не изложу правильно свое дело. Я призываю вас в свидетели для себя или для других, кому это свидетельство будет нужно или выгодно»

Флоси и его товарищи защищались, причем их защита изначально строилась на попытках по незначительным в общем-то причинам объявить иск несостоятельным. Для начала, они указали, что среди свидетелей Мёрда есть его родственник и его крестный, т.е. люди, заинтересованные в исходе дела. Собравшиеся стали говорить, что защита получила преимущество перед нападением, но обвинитель послал сказать об этом Торхаллю сыну Асгрима, который был болен и не мог прийти на суд, но был готов оказать поддержку Мёрду и обвинению. Торхалль подсказал Мёрду, что отвод Эйольва сына Бёльверка неправилен, по причине того, что он отвел свидетелей не как родственников истца, а как родственников того, кто ведет тяжбу. Тогда Эйольв отвел этих же свидетелей под предлогом того, что они живут не на своей земле. Таким образом, защита опять получила преимущество. Но Торхалль объявил неправильным и этот отвод, сказав, что по закону, «всякий имеет право выступать на суде как сосед, у кого есть три сотни земли или больше, даже если у него нет скота, но тот, кто живет молоком, тоже имеет право выступать как сосед, даже если он снимает землю». Этот контраргумент был настолько неожиданным для Эйольва, что тот даже был вынужден обратиться за советом к законоговорителю Скафти, чтобы спросить его, правильно ли это. Скафти был вынужден подтвердить, что это правильно.

Тогда Эйольв и сыновья Сигфуса отвели четырех соседей под предлогом того, что те из них, кто живет ближе к месту убийства остались дома. Однако, Торхалль посоветовал Мёрду дать присягу в том, что большинство из соседей вызвано правильно. Правда, это обошлось бы Мёрду в три марки серебра штрафа за каждого, кого он вызвал неправильно, но об этом нельзя было поднимать тяжбу на этом тинге.

У Флоси и его соратников осталось только одно средство: незадолго до начала тяжбы Флоси перешел в другой годорд, причем сделал это тайно, а поэтому его не могли судить судом этой четверти. Мёрду и его товарищам пришлось обратиться в пятый суд.

Пятый суд был создан (по инициативе Ньяля) именно для решения в нем тяжб, которые запутывались и не могли быть решены в судах четвертей. Но и в пятом суде тяжба о сожжении Ньяля не была решена, потому что Флоси и Эйольв прибегли к хитрости и не произвели отвода судей со стороны защиты. Мерд сын Вальгарда произвел отвод со стороны обвинения, но не стал отводить судей вместо Эйольва и Флоси, что дало тем повод объявить, что тяжба ведется не по закону, потому что количество судей не соответствует законному. После этого у Кари и его сторонников не осталось иного выхода, кроме как напасть на своих противников тут же, причем первое нападение совершил Торхалль, до этого лежавший больной в палатке.

В этом эпизоде хорошо и подробно показаны аргументы и контраргументы, которыми защита и нападение доказывали свою правоту. Характерна фраза, когда после очередного совета Торхалля люди стали говорить, что Мерд ведет дело хорошо, «а Флоси и его люди лишь хитрят и крючкотворствуют». Уловки, к которым прибегала защита, чтобы запутать дело, были допустимы, но не приносили особенной выгоды, в случае, когда обвинение производилось человеком сведущим в законах. В глазах окружающих это, конечно выглядело попыткой отвертеться, ускользнуть от ответственности, причем публичного оправдания своим действиям не давали ни Флоси, ни его спутники.

После слушания дела в изложении обеих сторон судьи принимали решение в пользу одной из них. Чаще всего в качестве наказания выступало назначение штрафа. Если преступление было серьезным, повлекшим за собой гибель или увечья, к выплате виры добавлялось изгнание, как мы уже упоминали выше.

Иногда истец передавал дело на рассмотрение ответчику или наоборот, ответчик заявлял, что доверяет истцу ведение и рассмотрение дела. Несомненно, что в подобных случаях критерием доверия дела противной стороне являлась знатность того, кто мог вынести решение. Вынеся справедливое решение, человек мог намного укрепить общественное мнение о себе, и в случае неприятностей, это могло оказать ему помощь, поскольку молва о справедливости расходилась далеко. Храфнкель Годи Фрейра, пытаясь помириться с Торбьёрном, отцом убитого им Эйнара, предлагает тому обеспечить его дальнейшее существование и позаботиться о нем и его семье. Нет сомнений, что подобное предложение выглядело почетным, но Торбьёрн отказывается от него:«

I.Я не пойду на это, - ответил Торбьёрн.

II.Чего же ты хочешь? - спросил Храфнкель.

Тогда Торбьёрн сказал:

-Чтобы мы выбрали людей рассудить нас.

Храфнкель отвечает:

-Значит ты равняешь себя со мною? Так мы никогда не помиримся.»

Из этого отрывка мы ясно понимаем, что Храфнкелю казалась весьма унизительной мысль о том, что его поступок будут судить иные люди. Не стоит забывать, он был могущественным годи, крутого нрава, и не привык платить виры. Это могло сильно подорвать его репутацию. В то же время, если бы Торбъерн принял его предложение, это упрочило бы репутацию Храфнкеля, как сильного, знатного, богатого и щедрого годи. Вот только Торбьёрн уже не выглядел бы независимым.

Подробно стоит рассказать о судебных поединках. Пожалуй, первый, древнейший способ защитить свою честь - сделать это с оружием в руках. В указанный период судебный поединок был отнюдь не единственным, но, зачастую наиболее эффективным способом решения проблемы. Обычно судебный поединок предлагал кто-либо из участников тяжбы. Однако в сагах такой вызов обычно происходит от более знатного участника тяжбы. Происходит это, потому что пока дело могло быть решено в судебном порядке, прекращать тяжбу и оборачивать ее в поединок могло быть представлено, как попытка решить дело не законом, но силой. Соответственно, более знатная сторона могла попытаться обойти законный способ решения проблемы, пользуясь своим высоким статусом и обширной поддержкой: «…Но это еще не все, - сказал Гуннар.

Ты, может, хочешь вызвать меня на поединок, как ты обычно делаешь, не заботясь о законе? - говорит Гейр…»

Судебный поединок был обычно строго регламентирован. Условия его могли варьироваться от случая к случаю, но основное условие было обязательным - бой происходил по установленным заранее правилам. В судебном поединке не было надобности доводить дело до смертельного исхода, но это не гарантировало, что оба участника останутся живы, и не вело к какму-либо смягчению правил. Обычно победившим считался тот, на чьей стороне обнаруживалось явное преимущество. Иногда это вело к ожесточенным спорам, и судебный поединок грозил перерасти в обычную схватку. За ранения, полученные на судебном поединке обычно выплачивалась вира, заранее обговоренная.

Еще раз хочется сказать о женщинах и их месте на тинге и в жизни скандинавов вообще. Большинство исследователей видят роль женщины в подстрекательстве мужчин. Некоторые проводят аналогии с эддическими и мифологическими произведениями, и в принципе, этого нельзя отрицать. Однако, глядя на вещи с сугубо «приземленной» точки зрения, видно, что у женщины нет иной возможности защитить свои права, иначе как обратиться за помощью к мужчинам. Естественно, что в большинстве случаев это мужчины ее рода или родственники. Таким образом, подстрекательство женщины, на мой взгляд, зачастую есть ни что иное, как просьба о помощи, слегка, может быть, завуалированная сагой. И при всем при том нельзя упускать из вида, что и среди женщин встречались натуры властные, повелевающие. Такой предстает перед нами Гуннхильд Мать Конунгов.

Подытоживая все выше написанное, тинг - важнейший социальный институт древнего скандинавского общества (в указанный период - вторая половина десятого века), сочетающий в себе законодательные и судебные функции. Функция исполнительной власти возлагалась на победившую в тяжбе сторону. Как ни странно, это не вело к произволу со стороны наиболее знатных и зажиточных родов. Можно понять, что между знатностью человека и его морально-этическими качествами существовала глубокая связь. Знатный человек обязан был быть мужественным, честным, щедрым, в отличие от незнатного. Поддержка в тяжбе во многом также зависела от социального статуса тяжущихся. Тинг являлся выражением действительного общественного мнения, ограничивавшего произвол и гарантировавшее равенство перед законом любого свободного человека. Оно же ограничивало возможности применения оружия для решения тяжбы. Ни одиночка, ни целая группа людей не могла использовать оружие для разрешения своих тяжб, Сага о Хёрде и островитянах наглядно показывает силу большинства, желавшего сохранения мира любой ценой. Тинг обладал большим влиянием, как на скандинавское общество вообще, так и на отдельного индивида в частности. Воистину глас народа был здесь общественным мнением. Это связано с очень большой зависимостью отдельного человека от всего общества. Регламентация индивидуального поведения в варварском обществе достигает степени ритуализации: каждое важное жизненное отправление человека, затрагивающее интересы группы, сопровождается исполнением специальных обрядов, произнесением формул, отклонение от которых аннулирует весь акт, делает его недействительным. Член варварского общества отнюдь не лишен воли, но она направлена в первую очередь на достижение целей, поставленных перед ним коллективом, и изъявление ее заключается не в свободном решении: как поступить в данной ситуации, исходя из собственных внутренних побуждений, а в выборе средств, в наибольшей мере соответствующих требованиям и потребностям группы.

Полными правами на тинге и на суде обладали только лично независимые мужчины, владеющие собственным земельным участком. Налицо имущественный и социальный ценз.

Принятие христианства практически не повлияло на процессуальную сторону правовой системы, поскольку не внесло принципиальных изменений в общественные структуры. Только с присоединением к Норвегии появляется исполнительная власть, позволяющая изменить систему правосудия, существовавшую доселе.

Сама тяжба проходила в полном соответствии с законами обычного права. В основе скандинавского правосудия лежало восстановление статус-кво, то есть полное возмещение ущерба потерпевшему за счет виновного, а также стремление не допустить разрастания конфликта. Кроме того, скандинавское правосудие стремилось вытеснить кровную месть, заменив ее выплатой виры. Эффективность этой меры будет видна нам в следующей главе. Несмотря на кажущийся внешний примитивизм, суд тинга полностью защищал полноправного члена исландского общества, и участие в нем требовало хорошего знания законов. Исполнительная же власть и приведение в силу законного приговора целиком и полностью возлагалось на тяжущиеся стороны, вынуждая их заранее искать поддержку со стороны части общества.

Таким образом, скандинавская правовая система охватывала все общество, защищая члена социума. Право в варварском обществе не выделено в особую сферу социальной жизни. Нет такой ее стороны, которая не регулировалась бы обычаем. Право, обычай - та стихия, в которой пребывает общество, и вместе с тем это неотъемлемое измерение человеческого сознания.

3. Кровная месть

Задолго до записи областных судебников в скандинавском обществе сложился сложный комплекс правовых норм, связанных с тремя важнейшими сферами кровнородственных отношений: порядком наследования имущества, системой выкупов за преступления против личности, а также институтом кровной мести. Под кровной местью следует понимать обычай, сложившийся при родовом строе как средство защиты жизни, чести, достоинства и имущества рода, который состоит в обязанности родственников убитого или оскорбленного отомстить убийце, лицу, оскорбившему, либо его родственникам в случае совершения убийства или нанесения другой тяжкой обиды. Институт кровной мести - один из исходных в системе европейского обычного права. Последнее нами рассматривается как совокупность преимущественно процессуальных институтов, таких, как лишение «мира» (гражданская смерть), институт талиона, поручительство, соприсяжничество, ордалии (судебные доказательства), залог (в том числе и внесудебный), патронаж (над неполноправными, неправо- и недееспособными). Кровная месть также входит в этот ряд, так как существует, прежде всего, в качестве комплекса однородных процессуальных норм, по крайней мере в обозримый исторический период.

Ярко выражен сюжет кровной мести и вражды в скандинавском эпосе и мифологии. Сам мир начинался с убийства асами ненавистного великана Имира, и оттуда пошла непримиримая война асов и великанов. Имя главы асов - Одина восходит к древнегерманскому wut - ярость, бешенство. Сопровождают Одина всегда два волка, как символ жестокости, а одно из его имен - Отец Распрей - символизирует роль, которую он играет в человеческих (и не только) конфликтах. Эпический герой Сигурд Убийца Дракона Фафнира пал жертвой мести со стороны, Брюнхильд, оскорбленной им вольно или невольно, а его вдова Гудрун мстит своему второму мужу Атли за убийство братьев.

Система выкупов является связующим звеном между кровной местью и порядком наследования. Месть и принятие выкупа были традиционной реакцией на «обиду», восходили к глубокой древности и, по-видимому, долгое время существовали параллельно. Так, Тацит свидетельствует о порядке принятия имущественной компенсации за убитого родственника у древних германцев. Несмотря на разновременное происхождение кровной мести и порядка наследования, ибо, как указывал А.Я. Гуревич, первая возникает в условиях общинно-родового строя, а последний лишь в период его разложения, нет серьезных оснований усматривать в упоминании Тацита ранние следы процесса вытеснения кровной мести. Выкуп не подразумевал ее исключения из правовой практики, в сущности, являясь одним из проявлений мести в виде возможной почетной компенсации гибели родича или какого-либо иного ущерба.

Почему же, несмотря на осуждение противника на тинге, уплату им денежной виры и изгнание, древний скандинав считал необходимым продолжать преследовать противника или его род. Конечно, большую роль здесь играли именно родовые отношения, Областные законы Норвегии, Швеции и Исландии, записанные в XII-XIV вв., особое внимание уделяют степеням родства в семейном коллективе. Очевидно, что, чем ближе родство, тем безусловнее право мести, а также право получения выкупа или наследства.

Очевидно, что кровная месть, как и право на выкуп, переходит по наследству и в большинстве случаев - вместе с имущественным наследством.

Общественный статус немало влиял на осуществление кровной мести. Не стоило преследовать человека с низким социальным положением, незнатного и бедного, даже если он был непосредственным виновником. Именно поэтому в пряди о Пивном Капюшоне преследование Торхалля Пивного Капюшона сразу шестью знатными годи выглядит подчеркнуто нелепо и заканчивается неудачей. Из круга лиц, подвергавшихся кровной мести, были исключены женщины, а из мужчин стремились выбрать того, кого считали наиболее подходящим для мщения - наиболее выдающегося. Так, служанка Храфнкеля Годи Фрейра, подстрекая его к мести, говорит, что брат его обидчика Сама, Эйвинд, недавно проехавший рядом с домом, «как раз подходил бы для мести». Храфнкель убивает Эйвинда, хотя тот только что вернулся из дальнего плавания и не имел никакого отношения к распре, если не считать того, что был братом обидчика Храфнкеля.

Как и во многих родовых обществах, месть в Исландии являлась обязанностью для определенного круга лиц, ближайших родственников и наследников убитого или оскорбленного. У древних германцев существовало презрительное прозвище arga, обвинявшее человека в трусости, недостатке доблести. Назвать человека подобным прозвищем само по себе означало смертельно оскорбить его. Саги представляют нам множество эпизодов, когда человек, медливший с местью, постоянно получал напоминания от окружающих, а также подвергался насмешкам. Так в саге о Ньяле Хильдигунн, принимая у себя Флоси, требует, чтобы тот отомстил за Хёскульда годи Белого Мыса. Для этого она предлагая ему почетное сиденье в доме - знак особого уважения, вместе с тем дает ему рваное и дырявое полотенце, а после выносит плащ, в котором был убит Хёскульд, и его кровь была на этом плаще, который когда-то подарил ему Флоси. В «Саге о битве на Пустоши» исландец Барди, попытавшийся сесть на место своего убитого старшего брата, встретил резкий отпор со стороны матери, которая ударила его по лицу и запретила ему там сидеть, пока тот не отомстит за своего родича. Затем она принесла своим сыновьям камень вместо хлеба со словами: «Вы не достойны лучшего, чем камень, потому что не мстите за брата и позорите свой род».

В сагах, в отличие от областных законов, хорошо прослеживается зависимость наследования имущества и общественного статуса от исполнения кровной мести. Характерен, например, уже упомянутый выше сюжет с почетным хозяйским местом, которое в ряде случаев либо сознательно не занимается наследником до исполнения кровной мести, либо этому препятствуют его родичи. В «Саге о людях из Озерной Долины» делается особый акцент на хозяйском месте в доме, ибо именно на нем проводит оставшееся до кончины время смертельно раненый Ингемуд. Речь идет о почетном сиденье, символизировавшем в Скандинавии право главы семьи и собственника имущества. Порядок вступления на это место (своеобразный ритуал введения в наследство) А.Я. Гуревич прослеживает по «Саге об Инглингах»: «В то время был обычай, что, когда справляли тризну по конунгу или ярлу, тот, кто ее устраивал и был наследником, должен был сидеть на скамеечке перед престолом до тех пор, пока не вносили кубок, который назывался Кубок Браги. Затем он должен был встать, принять кубок, дать обет совершить что-то и осушить кубок. После этого его вели на престол, который раньше занимал его отец. Тем самым он вступал в наследство после отца». Аналогичный обряд восхождения на отцовский престол описан и в «Саге об Олаве сыне Трюггви».

Следовательно, недопущение медлившего с местью индивидуума на указанное сиденье приобретает смысл более глубокий, чем простое моральное осуждение. Осознанное решение не занимать это символическое место до исполнения кровной мести, вероятно, может означать временный добровольный отказ от вступления в права наследника имущества и общественного статуса. По-видимому, данный сюжет, не зафиксированный в письменном праве, но присутствующий в сагах, аккумулирующих в себе многовековую устную традицию, указывает на существовавшую некогда действительную зависимость наследования от исполнения кровной мести. Таким образом, это еще один отголосок древних представлений о кровной мести, как о долге, связывавшем семейный коллектив.

Подобный же порядок присутствует в нормах скандинавских сборников областных законов. В соответствии с одной из норм законов Гулатинга, наследник умершего человека занимает его хозяйское место в доме. Сидя именно на этом месте, подчеркивавшем гражданские и имущественные права владельца, по законам Фростатинга, хозяин принимает вызов в суд и защищает свою собственность. Таким образом, для выполнения обычая кровной мести избирался лучший человек оскорбленного (пострадавшего) рода, который также стремился отомстить, нанеся ущерб враждебной стороне посредством убийства ее лучшего представителя.

В саге о битве на Пустоши работник Барди по прозвищу Песец, в ответ на шутливое замечание: «Вот песец тащит свой хвост», отвечает: «Это верно, что я тяну за собой хвост, но это доставляет мне немного хлопот. Сдается мне, однако, что твой хвост будет тянуться за тобой еще очень долго, покуда ты не отомстишь за своего брата Халля». Можно перечислить еще несколько подобных случаев, но отличий в них почти нет. В роли подстрекателей выступают и женщины и мужчины, женщины - чаще. Это обусловлено как раз тем, что упрек в неотмщении и сам по себе мог стать оскорблением. Поэтому, теоретически, упрекать потенциального мстителя мог только тот, кто был ниже его по социальному статусу, в случае, если это был мужчина, или женщина, поскольку женщина была вообще почти исключена из правовых отношений, и мстить ей за оскорбление считалось зазорно и недостойно.

Впрочем, мстители в большинстве не нуждались в подобных подстрекательствах. Тот же Барди, которого упрекнул Песец, отнюдь не медлил с местью, но, следуя совету своего более опытного приемного отца Торарина, тщательно готовил ее. Подобная подготовка отнюдь не пустая предосторожность. Люди обычно смеялись над неудачливым мстителем, которым показал себя, например, Торстейн сын Стюра Убийцы Трижды пытаясь отомстить за отца, преследуя своего кровника Геста - убийцу Стюра - до Константинополя, он все же не достиг успеха и вынужден был отказаться от своих планов. Сага о Гисли сыне Кислого также дает понять, что длительное безуспешное преследование главного героя мстителями отнюдь не прибавило им славы, а последняя оборона Гисли вообще покрыла их позором, что и понятно - четырнадцать человек долгое время не могли справиться с одним, и при этом восемь человек погибают от меча Гисли.

Было бы неверным полагать, что институт кровной мести статически существовал, просто переходя из одной эпохи в другую. Напротив, элементы этого института различались как следствие происходящих изменений, сам институт развивался, вернее, модифицировался в зависимости от конкретных форм организации доиндустриальных обществ. В Исландию обычай кровной мести, как можно понять прибыл из Скандинавии, будучи уже развит и более или менее регламентирован.

По древнегерманскому обычному праву состояние кровной вражды признавалось обязательной нормой, социального поведения, и она обозначалась термином faida. Отмщение осуществлялось по определенным правилам, которые в точности должны были соблюдать все члены данного племени. Определенные обычаем действия: убийство, посягательство на честь женщины, оскорбление словом или с применением насилия, преграждение пути, осквернение могилы - эти действия и подобные им вели к признанию правомочным состояния вражды между членами кровнородственных коллективов потерпевшего и обвиняемого. Публично объявлялась файда, и после этого убийство виновного, совершенное явно, на глазах и в присутствии соплеменников считалось справедливым возмездием, не ведущим в свою очередь к отмщению. Такой с точки зрения гражданского правопорядка самосуд расценивался как справедливое воздаяние за проступок.

В отличие от германской файды или, допустим, кастильского муниципального права, скандинавы не объявляли публично о начале вражды и кровной мести. Тем не менее, существует ряд примет, характерных для человека, осуществляющего кровную месть. Так, например, скандинавские мстители традиционно надевали одежду синего цвета (судя по сагам, в обычное время исландцы ходили в одежде из некрашеной ткани), а также берут щиты, и прочее воинское снаряжение, если им необходимо напасть на группу противников (скандинавы в принципе редко расставались с оружием, но щиты, как можно понять, обычно оставались дома в мирное время). Саги дают понять, что реакция того или иного человека на обидное или оскорбительное действие могла быть совершенно разной. Но безнаказанным оставался минимальный процент действий, которые теоретически могли считаться оскорбляющими. Кроме того, саги дают нам ряд клише, которые могут служить предупреждением для обидчика. Одной из наиболее распространенных является ситуация, когда оскорбленный лично спрашивает обидчика, намеренно ли тот совершил деяние, и не желает ли он извиниться. Обычно, если обидчик не желал (а как правило, он не желал - ведь взять слова назад, или извиниться и принести виру за какое-либо деяние могло послужить поводом для обвинения в трусости и означало падение его собственного авторитета), удар следовал немедля: «Торстейн… сказал ему:

-Хотел бы я знать, дорогой Торд, нечаянно ли это у тебя так вышло, что ты ударил меня прошлым летом на бою коней, или ты сделал это нарочно, и тогда захочешь заплатить мне выкуп.

Торд отвечает:

-Ежели у тебя две глотки, пускай язык мелет в каждой свое… Вот и весь выкуп, который ты от меня получишь.

Затем Торстейн бросился к нему и зарубил насмерть…»

Даже самый вспыльчивый скандинав, однако, не хватался за оружие, едва заслышав обидную речь или оскорбление в свой адрес. Подобное поведение считалось недопустимым, о чем ярко говорит скандинавская пословица Þræll einn þegar hefnist en argur aldrei - «только раб мстит сразу, а трус - никогда». Кроме того, поспешное стремление скорее отомстить нередко приводило к неудачам, в то время, как спокойное выжидание подходящего момента часто приносило успех. Храфнкель Годи Фрейра шесть лет ждал, прежде чем отомстить своему врагу и обидчику - Саму. В результате он не только нанес тому чувствительный урон, убив его брата Эйвинда, но и вернул себе годорд, отнятый у него Самом шесть лет назад. Сага дает понять, что тем самым его чувство мести было полностью удовлетворено, а собственное достоинство - восстановилось. Несомненно, что подобное обстоятельство появилось, дабы дать обидчику возможность повиниться и выплатить штраф, спасая свою жизнь.

Интересно проследить за развитием и эволюцией кровной мести в германской традиции. Наиболее показательным примером здесь будет трансформация сюжета о Нибелунгах. В древнегерманском эпосе великий герой Сигурд Убийца Дракона Фафнира пал жертвой братьев своей жены Гудрун. Несмотря на большое горе, Гудрун не предпринимает никаких санкций в отношении братьев, потому что узы кровного родства не позволяют ей поднять руку на убийцу мужа, в то время как муж, не являлся ее кровным родственником. Законы мести позволили Гудрун проявить себя только во втором браке, когда она мстила своему второму мужу за гибель братьев. Во втором браке с Атли Гудрун защищала честь рода, и, когда Атли жестоко расправился с братьями Гудрун, Гудрун не менее жестоко отомстила ему. Она убила сыновей от Атли и угостила его блюдом, приготовленным из их сердец. Затем она убила мужа - Атли и завершила акт мести грандиозным пожаром, в котором погиб весь дворец. Изложенный вариант германской саги относится к периоду, когда женщина у германцев еще имела право на отмщение, и это определяло социальное поведение героев эпоса, показывая жестокость нравов и обычаев народа. Родовые отношения ставятся на первый план, и потому Гудрун мстит за братьев, несмотря на то, что они убили ее первого мужа.

Поначалу принятие христианства никак не отразилось на обычаях кровной вражды и кровной мести. Крестившиеся исландцы продолжали убивать друг друга по тем же причинам, по которым они убивали и мстили друг другу до крещения. Тем не менее, не без участия церкви, давали знать о себе и перемены в жизненных ценностях. Теперь муж становится ближе братьев, христианская мораль заботится о семье, а не о патриархальной семье - роде, изменяя ценности и сводя действие кровной мести к греху убийства.

В позднем германском эпосе - Песни о Нибелунгах - этот мотив заметно трансформировался и изменился. Вместо Гудрун женой Зигфрида (Сигурда) там выступает Кримхильда. Оставшись вдовой, она вторично выходит замуж за Этцеля, и тщательно готовит месть братьям. Приглашенные в гости к Этцелю, ее братья, бургундские короли, попадают в засаду и гибнут в неравном сражении. Изменившиеся моральные устои поставили мужа выше ослабевшего кровного родства.

Основу действия по обычаю кровной мести составляли особенности статуса свободного в период военной демократии. Тацит неоднократно подчеркивает эту линию связи обычного права с неразвитыми формами социального бытия и общественного сознания: «праздные руки вооруженных людей легко переходят границы дозволенного». Убийство не считалось уголовным деянием, виновный лично мог и не подвергнуться наказанию, но все знали, что убийство не останется безнаказанным и грозит взысканием виры или отмщением со стороны родственников. Действие вражды и кровной мести считалось нормальным состоянием среди свободных, в нем не было ничего позорного, унижающего достоинство человека. Столь же безнаказанным по существу было и убийство зависимых, чужаков, иноплеменников.

Очередность мщения часто выдерживается и по материалам, которые предоставляют нам скандинавские саги. Один из ярких примеров существования такой очередности на практике - ярл Эйнар в висе укоряет своих старших братьев в том, что они, в отличие от него, медлят отомстить за погибшего отца:

«Видно, Хрольв и Хроллауг

Медлят сталь направить

В стан врага. Но время

Для мести приспело.

Добро ж, молчун Торир,

В Мере тешься медом,

Покуда мы бьемся

С убийцей отцовым».

По следующей висе, сказанной после свершения мести, видно, что Эйнар нарушил сложившуюся очередность исполнения мести из-за нерешительности братьев, чье старшинство обязывало их мстить прежде него:

«Мудры в счете норны,

Достало и четвертого,

Дабы, мстя за Рогнвальда,

Столп дружин обрушить…».

Возможность такого же нарушения порядка, но уже в процессе судебного преследования, оговаривается в законах «Grágás». В случае, если старший брат передает свое право на иск по делу об убийстве какому-то иному лицу, в то время как младший брат ведет дело лично, судебное разбирательство следует вести по иску последнего. В саге о Гисли, Гисли Торбьёрнссон убивает соблазнителя сестры Барда. При этом он действует явно наперекор Торкелю - старшему брату, водившему дружбу с Бардом, кроме того, его отец дает понять, что обязанность мстить лежит прежде всего на старшем брате Гисли и Торкеля - Ари, но Ари отсутствует и не может мстить.

По мере развития обычного права, еще до фиксации его в письменных источниках, кровная месть постепенно теряет характер долга, трансформируясь в право родственников мстить убийце или взять компенсацию за убитого родича.

Однако материал саг постоянно подчеркивает превосходство в глазах скандинава кровной мести над выкупом. В одной лишь «Саге о Греттире» существует несколько ярких примеров такого отношения. Так, Хьярранди, дружинник ярла и брат Бьёрна, убитого Греттиром за словесное оскорбление, в ответ на предложение выкупа отвечает, что «не собирается торговать своим братом». Впоследствии оба брата Бьёрна также погибают при неудачной попытке мести за него. Ярл, у которого те находились на службе, произносит следующие слова: «Они были такие молодцы, что не пожелали продавать один другого» (т.е. не взяли за родича выкуп и предпочли кровную месть). В той же саге Торстейн, сын Кугги, отказываясь от выкупа, заявляет, что в его семье «пока хватает родичей, чтобы кончить дело либо объявлением вне закона, либо кровной местью». В отличие от правового материала, обязательный характер мести прослеживается по многих сагам, в том числе по «Саге о людях из Озерной Долины», где смертельно раненый Ингемуд, пользовавшийся славой мудрого и гуманного человека, перед кончиной посылает предупредить своего убийцу о неминуемой мести, которая должна последовать со стороны его сыновей.

Настойчивое повторение данного сюжета позволяет составить определенное мнение об отношении в скандинавском обществе к исполнению кровной мести, которое веками сохранялось в устной традиции и, по-видимому, оставалось актуальным ко времени ее письменной фиксации и обработки. Рассмотрев порядочное количество эпизодов из саг, описывающих кровную месть, можно выделить следующие закономерности: Во-первых, кровная месть не совершается непосредственно после оскорбительного деяния, потому что это считается недостойным - проявление несдержанности. Наоборот, хорошим тоном, приличествующим уверенному в себе человеку, считается попросить противника извиниться. Во-вторых, для самого свершения кровной мести выбирается по возможности лучший из рода противника, человек, который «подходил бы для мести». Мщение незнатному и низкому человеку не могло считаться достойным. В-третьих, обязанность исполнить кровную месть лежала прежде всего на наследниках убитого, в строгой очередности, которая, тем не менее, часто нарушалась.

Исходя из этого, можно сделать вывод о чрезвычайной важности кровной мести в менталитете древнего исландца. «Отомсти за нас, а мы отомстим за тебя, если останемся живы!» - говорит Скарпхедин Кари в пылающем доме Ньяля; больной и старый, почти слепой, пытается убить мнимого убийцу сына Торарин в Саге о Торстейне Битом. Примеров, подтверждающих эту важность не приходится долго искать. При этом, никто из мстителей не задумывается о последствиях со стороны правосудия. Правосудие для них не просто отходит на второй план, о нем не думают вообще, или отзываются, что не собираются торговать родственниками. По сути дела, скандинавская судебная система по мнению современников не в состоянии удовлетворить моральный ущерб, когда дело заходит о личной чести. Тем не менее, система выплаты виры за совершенное преступление не только существует, но и действует. Правда, механизм ее действия особый, система выплат штрафов с одновременным изгнанием части людей из обеих враждующих сторон служит для погашения конфликта, но только когда с обеих сторон уже имеются убитые и раненые, и конфликт разрастается от личной ссоры до родового противостояния. Как мы видим в сагах - здесь действует эффективная система взаимозачета убитых и раненых, с выплатами части виры, и с изгнанием некоторых участников вражды, обычно - наиболее агрессивных. Либо наоборот - незначительное деяние может закончиться судебным процессом, но как минимум одна из сторон в данном случае не будет чувствовать себя полностью удовлетворенной, что в свою очередь может вызвать рано или поздно новый конфликт с более серьезными последствиями.

Любой конфликт в древнескандинавском обществе мог привести к преследованию противника по обычаю кровной мести. Это хорошо осознавали древние скандинавы. Кровная месть являлась прежде всего оружием сдерживания, гарантируя в условиях родового общества защиту любому из членов рода, а также сплачивая коллектив отдельного рода, в отличие от правовой системы, которая обеспечивала защищенность в принципе всем членам общества, лично независимым.

Заключение

Категории мышления скандинава (в частности исландца) периода второй половины X века чужды и во многом непонятны современному человеку. Отчасти это зависит от языческой религии, диктовавшей древнему скандинаву его обычаи и формировавшей его мировоззрение. Однако в них присутствует четкая логика и закономерность, обусловленные окружающей средой. Изучив достаточно большую подборку скандинавских саг, мы можем прийти к определенным выводам, являющимся ответами на задачи, поставленные во введении, а также определить основные факторы, влияющие на поведение представителя скандинавского общества в той или иной ситуации, связанной с правовой сферой и обычаем кровной мести.

В конце эпохи викингов в Исландии существовало родовое общество на поздней стадии развития родового строя, использовавшее развитую систему обычного права. Основными особенностями исландского правосудия являются стремление возместить ущерб потерпевшему за счет виновного, сильная законодательная власть в лице законоговорителей и лёгретты, а также развитая судебная система при полном, однако, отсутствии исполнительной власти, каковая и не могла существовать в сложившихся условиях. Несмотря на кажущийся примитивизм суда, мы видим, что процесс ведения тяжбы отнюдь не был легким. Стороны активно защищались, используя в том числе помощь знатоков законов и различные увертки, которые не имели большого значения в тяжбе, но могли оказаться решающими для суда. Приговор суда мог обеспечить не только материальное, но и моральное возмещение убытков, приговаривая виновного к изгнанию, временному или пожизненному. С этого момента его жизнь не являлась защищенной законом, и представитель победившей стороны мог удовлетворить свое желание отомстить.

В правовых отношениях активной стороной выступают только свободные совершеннолетние мужчины. Подавляющее большинство источников, как саги, так и законы областных судебников не видят в женщине полноценного субъекта права. Это положение обусловлено архаичными положениями о поединках, в которых, естественно, женщина не могла принимать участия, а также уже упомянутыми условиями отсутствия исполнительной власти и переложения права исполнить приговор на выигравшую сторону. Подобное положение отнюдь не означает полного бесправия женщины, так как практика показывала, что у свободной женщины всегда находится родственник-мужчина, готовый выступить ее заступником на суде. Рабы полностью исключены из правовых отношений, они не могут свидетельствовать, и ответственность за поступки, совершенные ими, ложится на их хозяина, что позже зафиксировалось в письменных сборниках законов.

Принятие христианства поначалу никак не отразилось на исландском обществе, ввиду того, что основные моральные ценности - приверженность своему роду, готовность всегда встать на его защиту, оставались некоторое время такими же влиятельными, как и прежде. Но христианская мораль взяла верх, и спустя какое-то время, эти ценности были заменены христианскими. Совместно с изменением государственного строя это привело к отмиранию института кровной мести, поскольку основной ячейкой общества теперь являлась семья, а не род. На изменения же в правовой сфере гораздо больше влияния оказала конкретно смена государственного устройства с республики на монархию, поскольку только она была способна в тот момент обеспечить сильную исполнительную власть и обязать всех граждан повиноваться законам единого образца.

Долгое время в Исландии существовали две фактически параллельные системы защиты жизни, чести, имущества. Институт кровной мести был наиболее эффективным, универсальным способом отстоять свои позиции. В то же время, развитая правовая система стремилась ограничить кровную месть, и вытеснить ее из легальных методов в разряд нелегальных. Тем не менее, в глазах рядового скандинава защита своей чести не считалась полноценной, будучи ограничена только судебными рамками. Это обусловлено разным радиусом действия обеих систем - если право гарантировало защиту члену общества, то обычай кровной мести защищал только членов определенного рода.

Не противопоставляя свой род обществу, древний скандинав, тем не менее, четко отделял их друг от друга, сознавая, что интересы общества могут разойтись с интересами рода, и тогда он оказывается перед выбором - следовать согласно тем или иным правилам. Герои саг выбирают исходя из своего понимания ситуации. Факторы, которые оказывают на них влияние - оценка знатности противных сторон, оценка «правильности» поступков представителей этих сторон, и конечно - степень родства с этими сторонами. Родственные отношения и связанные с ними представления о чести, как личной, так и родовой и долге отодвигают интересы общества на второй план перед интересами рода. Они остаются приверженцами древних родовых законов и обычаев, и именно поэтому они становятся героями - их поступки выделяются на фоне течения жизни общества. После принятия новой веры, изменились моральные установки, жизненные ценности, и человек, бывший ранее образцом для подражания, примером, героем легенд и сказаний, в глазах наших современников выглядит зачастую обычным преступником.

Список литературы

1. Архенгольц Ф. История морских разбойников Средиземного моря и Океана. - М. 1992 г.
2. Вестергорд Элизабет. Родство против договора. Германский героический эпос глазами исторического антрополога. // Другие средние века. К 75-летию А.Я. Гуревича./ Сост. И.В. Дубровский, С.В. Оболенская, М.Ю. Парамонова. - М.-СПб.: Университетская книга, 1999. - с. 67-78.
3. Джонс Гвин. Викинги. Потомки Одина и Тора. М., Центрполиграф, 2003.
4. Джонс Гвин. Норманны. Покорители Северной Атлантики. М., Центролиграф, 2002.
5. Леннурт Ларс. Древность и средневековье. Тексты родового общества. «Мед Поэзии», М., Терра, 1998.
6. Палссон Х. Одиническое в саге о Гисли. Интернет-ресурс #"justify">Пенник Н., Джонс П. История языческой Европы. М. 2000.
7. Рамсей Р. Открытия, которых никогда не было. Пер. Г.М. Улицкой под ред. А.И. Соловьева. М., 1977.
8. Стриннгольм Андерс. Походы викингов. М.: Москва, 2002.
9. Торстейнсон Бьерн. Исландские саги и историческая действительность. Скандинавский сборник, вып. 3. Таллинн 1958.
10. Фиркс фон, Йохан. Суда викингов. Ленинград 1982.
11. Алексеев М.Ю. Крылов К.А Особенности национального поведения. М. 2001.
12. Губанов И.Б. Структура древнескандинавского общества по материалам родовых саг // Скандинавские чтения 1998 г. СПб., 1999. С. 40-48.
13. Гуревич А.Я Диалектика судьбы у древних германцев и скандинавов. // «Понятие судьбы в контексте разных культур», М: 1994.
14. Гуревич А.Я. История и сага. М. - 1972.
15. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры.
16. Гуревич А.Я. «Круг Земной» и история Норвегии. М «Наука» 1980.
17. Гуревич А.Я. Походы викингов. М - 1966.
18. Гуревич А.Я. Человеческое достоинство и социальная структура. Опыт прочтения 2х исландских саг. Одиссей. Человек в истории. 1997. - М. Наука. 1998.
19. Дворецкая И.А., Залюбовина Г.Т., Е.А. Шервуд Кровная месть у древних греков и германцев. М., 1995
20. Казанский В.О. «Книга об исландцах» Ари Мудрого и история Исландии IX-XII вв. Скандинавские чтения 1998 года. - СПб.: Наука, 1999.
21. Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Издательство Ленинградского университета, 1985.
22. Мелетинский Е.М. О семантике мифологических сюжетов в древнескандинавской (эддической) поэзии и прозе // Скандинавский сборник, XVIII. Таллинн, 1973
23. Мелетинский Е.М «Эдда» и ранние формы эпоса. М. 1968.
24. Никольский С.Л. Наследование и кровная месть. \\ сб. «Восточная Европа в исторической ретроспективе». М., 1999.
25. Петрухин В. Варяжская женщина на Востоке: жена, рабыня или «валькирия» // Секс и эротика в традиционной русской культуре, М 1996.
26. Прядь о Стуве / Гуревич Е.А. Прядь о Стуве (перевод, комментарии и статья) // Другие средние века. М., 1999. С. 98-112.
27. Савенко Г.В. Об особенностях кровной мести в муниципальном праве Кастилии. ННГУ 1998.
28. Стеблин-Каменский М.И. Древнескандинавская литература. М., 1979.
29. Стеблин-Каменский М.И. Культура Исландии. Интернет-ресурс #"justify">Стеблин-Каменский М.И. Мир саги. Становление литературы. Ленинград, 1984.
30. Стеблин-Каменский М.И. «Саги об исландцах» и «Сага о Греттире»\\ Сага о Греттире. - «Наука», Новосибирск, 1976. Серия «Лит. памятники».
31. Стеблин-Каменский М. И «Круг Земной» как литературный памятник. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.
32. Стеблин-Каменский М.И. Исландские саги.\\ Исландские саги. Ирландский эпос. - М., 1973.
33. Тимофеев М. Административное устройство древней Исландии.
34. Хлевов А. Дружина Севера, как исторический феномен. Скандинавские чтения 1998 года. - СПб.: Наука, 1999.
35. Чернышов Д.В. Особенности обычного права Западной Европы в раннее средневековье. Интернет-ресурс #"justify">Циммерлинг А.В. Мир исландской саги.\\ Исландские саги. - Studia philologica. «Языки русской культуры», 2000.
36. Юдин К. Убийца Вестейна. Интернет-ресурс http://norse.ulver.com/articles/vestein.html, Последнее посещение 28.05.2007.