Синтаксические особенности поэмы Н.В. Гоголя 'Мёртвые души'

Синтаксические особенности поэмы Н.В. Гоголя 'Мёртвые души'

Министерство образования Республики Беларусь

Учреждение образования

«Гомельский государственный университет имени Франциска Скорины»

Заочный факультет

Кафедра русского, общего и славянского языкознания

Дипломная работа

Синтаксические особенности поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души»

Исполнитель:

студент группы Р-61 Мисякова Т.А.

Научный руководитель:

доцент кафедры русского, общего и славянского языкознания,

канд.филол.наук, доцент Тимошенко Е.И.

Рецензент: ст. преподаватель кафедры белорусского языка,

канд.филол.наук Кузьмич Л.П.

Гомель 2010

Содержание

Введение

1. Состояние русского литературного языка в конце 18 - начале 19 века

. Роль Н.В. Гоголя в развитии национального русского литературного языка

3. Поэтические и композиционные особенности поэмы «Мертвые души»

4. Стилистические функции различных по эмоциональной окрашенности и целеустановке предложений в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

4.1 Восклицательные предложения

4.1.1 Повествовательно-восклицательные предложения

.1.2 Побудительно-восклицательные предложения

.2 Вопросительные предложения

4.2.1 Собственно-вопросительные предложения

.2.2 Несобственно-вопросительные предложения

4.2.2.1 Вопросительно-риторические предложения

5. Особенности осложненного предложения

5.1 Предложения, осложненные однородными членами

5.2 Предложения, осложненные обособленными членами предложения

.2.1 Предложения, осложненные обособленными определениями

.2.2 Предложения, осложненные обособленными приложениями

5.2.3 Предложения, осложненные обособленными обстоятельствами, выраженные деепричастным оборотом

5.3 Предложения, осложненные вводными словами и вставными конструкциями

.4 Предложения, осложненные обращениями

6. Особенности сложных синтаксических конструкций в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

.1 Бессоюзные предложения

.2 Сложноподчиненные предложения

6.3 Предложения с разными видами связи

6.4 Сложное синтаксическое целое

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Литературно-художественный стиль (стиль художественной литературы) - такой функциональный стиль русского литературного языка, который имеет все признаки книжно-письменной речи. Его ведущей чертой является противопоставленность другим функциональным стилям литературного языка (как книжно-письменным, так и разговорно-бытовому) по его главной функции - эстетической. Официально-деловой, научный и разговорно-бытовой стили, а также стиль массовой коммуникации напрямую отражают в своих текстах реальные факты и явления. В текстах литературно-художественного стиля реальная жизнь - только повод для создания новой, эстетической реальности, каждый писатель является творцом мира, построенного по его собственным законам. Вот почему, при достаточно ограниченном количестве сюжетных схем, художественная литература неисчерпаема: нас интересует не только то, что описывает автор, но и то, как он это делает, его взгляд на мир, его индивидуальный стиль. Именно поэтому ведущей категорией художественного текста является образ автора.

В художественном тексте отражаются все богатства русского общенационального языка: кроме литературных слов и выражений в речи автора или героев присутствует просторечная, жаргонная, узкоспециальная, диалектная лексика и фразеология, писатели имитируют в диалогах устное общение, подчеркивая его синтаксические особенности.

Однако нужно учитывать, что, попадая в систему художественного текста, все эти нелитературные элементы языка преображаются, приобретают статус и функции эстетического знака, их можно рассматривать в категориях прекрасного - безобразного и, что самое главное, употребление любого элемента общенародного языка в системе литературного текста отвечает определенной художественной цели (является речевой характеристикой героя или речевой маской автора и т.п.). Именно эти свойства языковых единиц в системе художественного текста позволяют говорить о литературно-художественном стиле как о функциональном стиле литературного языка [1, с. 50].

Язык художественной литературы, ее классиков, лучших национальных прозаиков и поэтов признан важнейшим источником изучения литературного языка. Этим объясняется наше обращение к творчеству Н.В. Гоголя, ведь язык Н.В. Гоголя - великолепный образец русской литературной речи.

Огромное количество исследований посвящено писателю, но нужно согласиться с А. Белым, который писал: «... Гоголя читают и не видят, не видят доселе, что нет в словаре у нас слова, чтобы назвать Гоголя; нет у нас способов измерить все возможности, им исчерпанные: мы еще не знаем, что такое Гоголь; и хотя не видим мы его подлинного, все же творчество Гоголя, хотя и суженное нашей убогой восприимчивостью, ближе нам всех писателей русских XIX столетия».

В.В. Розанов дополняет своего современника: «Нет в литературе нашей более неисповедимого лица, и, сколько бы в глубь этого колодца вы ни заглядывали, никогда вы не проникнете его до дна; и даже по мере заглядывания все менее и менее будете способны ориентироваться, потеряете начала и концы, входы и выходы, заблудитесь, измучитесь и воротитесь, не дав себе даже и приблизительно ясного отчета о виденном. Н.В. Гоголь - очень таинствен; клубок, от которого никто не держал в руках входящей нити. Мы можем судить только по объему и весу, что клубок этот необыкновенно содержателен...» [2].

Известно несколько исследований середины XX века о синтаксисе Н.В. Гоголя. Лингвисты обращали внимание на сложность синтаксического строя поэмы «Мертвые души», в отличие, например, от синтаксиса пушкинских прозаических произведений. Ранее А. Белый писал: «Стереотип прозаической фразы А.С. Пушкина: она - коротка; она точками отделена от соседних: существительное, прилагательное, глагол, точка; строй таких фраз подобен темперированному строю Баха. У Н.В. Гоголя фраза взорвана, разметанная осколками придаточных предложений, подчиненных главному, соподчиненных между собой; нарушено равновесие между существительным, прилагательным, глаголом; вместо «1+1+1» - например, «3+1+5» ...» [2].

Уже современники Н.В. Гоголя чувствовали необычность его индивидуального стиля. В.Г. Белинский отмечал: «... как всякое глубокое создание, «Мертвые души» не раскрываются вполне с первого чтения даже для людей мыслящих: читая их во второй раз, точно читаешь новое, никогда не виданное произведение. «Мертвые души» требуют изучения» [2].

40-50-е годы XIX века считаются революционной эпохой в истории русского литературного языка. Как пишет В.В. Виноградов, в это время «обозначились принципы и приемы более широкого нового национально-демократического перерождения литературной речи» [3, с. 379].

Констатируя, что «национальный язык для Н.В. Гоголя - форма национального самоопределения» [3, с. 413], В.В. Виноградов намечает дальнейшие пути исследования языка писателя. В своем фундаментальном труде «Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков» он исследует в основном лексическую, отчасти фразеологическую и стилистическую эволюцию русского литературного языка.

Н.В. Гоголь заложил основы дальнейшей демократизации русского литературного языка во второй половине XIX века. Язык Н.В. Гоголя, по словам В.В. Виноградова, представляется «наиболее полной системой литературного выражения, включавшей в себя не только стили литературного языка предшествующей эпохи, но и отражавшей сложный поток социально-групповых диалектов города и деревни» [3, с. 378]. Вместе с тем язык писателя, пришедшего в Россию из Украины, не был скован «традициями и нормами старорусской аристократической речевой культуры: он пестрел диалектными «неправильностями» [3, с. 379]. И все же эволюция стиля Н.В. Гоголя анализируется ученым в русле «общей языковой жизни эпохи».

В.В. Виноградов отмечает и черты формирования «научно-философского языка» и в поэме «Мертвые души», и в более поздних публицистических произведениях Н.В. Гоголя. «Гоголь с необыкновенной комической остротой осмеял русско-немецкий стиль философского жаргона 30-40-х годов» [3, с. 399].

Эпоха Н.В. Гоголя была революционной эпохой в истории русского литературного языка. Обозначились принципы и приемы более широкого нового национально-демократического перерождения литературной речи. Естественно, что в поисках самостоятельной литературно-языковой поэзии Н.В. Гоголь должен был пережить много уклонов и колебаний.

В языке Н.В. Гоголя диалектически совмещались революционные и архаистические, реставрационные тенденции. История изменений гоголевского стиля осложняется еще двуязычием Н.В. Гоголя, смешением в его литературной системе разных элементов русского языка с формами языка украинского. И все же языковая и стилистическая эволюция Н.В. Гоголя тесно связана с общей языковой жизнью эпохи.

Самостоятельное отношение Н.В. Гоголя ко всем основным вопросам литературно-языковой борьбы 30-40-х годов не сразу установилось и определилось. Оно менялось в течение 30-х годов, и лишь к самому концу их наметились твердые основы широкой, стройной и цельной литературно-языковой концепции. «Мертвые души» явились литературным манифестом, раскрывавшим сущность русской национально-языковой политики в понимании Н.В. Гоголя [3, с. 379].

Известно внимание Н.В. Гоголя к формирующемуся русскому национальному стилю, отличительными чертами которого он признает объективизм, реализм и лаконизм. Н.В. Гоголь «доводит до предела» творческий метод, найденный А.С. Пушкиным. Он «смешивает разные стили литературного языка с разными диалектами устной речи». «В недрах национальной речи Н.В. Гоголь находит еще не использованные русской литературой залежи «коренных» русских «сокровищ родного слова» [3, с. 407].

Достижения современной синтаксической науки позволяют сделать комплексный анализ синтаксиса гоголевских текстов, чтобы научно обосновать эмпирические выводы предшественников. Стало возможным сопоставить с синтаксической точки зрения массивы выборок, различных по структуре и цели высказывания предложений, из художественного произведения писателя, чтобы показать становление и специфику синтаксической структуры его индивидуального стиля. В этом заключается актуальность нашего исследования.

Объектом исследования является синтаксис поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души». Ценность и необходимость изучения стиля отдельного писателя заключается, во-первых, в том, что выявление индивидуальных особенностей писательской манеры того или иного автора позволяет проникнуть в идейно-содержательную сущность его творчества, а во-вторых, дает возможность представить систему языка в действии, в реальном функционировании. Синтаксис писателя отражает стиль его мышления.

Функциональные стили не образуют замкнутых систем, между стилями существует взаимодействие, влияние средств одного стиля на другие. Признаки, характеризующие отдельный стиль (преимущественное использование в нем определенных лексических средств, синтаксических конструкций и т.д.), повторяются в других языковых стилях. Подавляющее большинство языковых средств является общим для всех стилей, это стилистически нейтральные языковые средства.

Стиль художественной литературы, реализуя функцию воздействия, характеризуется единством коммуникативной и эстетической функций языка, разнообразием стилистических подсистем, мотивированным использованием и преобразованием элементов других стилей, широким применением экспрессивных и изобразительных средств языка, переносно-метафорического и образного свойства слова, богатством синтаксических форм, индивидуализацией стиля (слог писателя) [4, с. 422].

Всякий текст художественного произведения уникален, так как является выражением творческого «я» автора, имеет свою неповторимую структуру, в которой используются разнообразные языковые средства для создания экспрессивности данного текста. Любое предложение, функционируя в тексте, имеет более глубокий и завершенный смысл и является неотъемлемой частью этого текста. Язык художественной литературы лишен какой бы то ни было стилевой замкнутости. Его отличает разнообразие индивидуально-авторских средств создания образности и свобода выбора языковых средств, продиктованного конкретными задачами автора художественного произведения.

Органичное соединение особенностей книжной художественной, устной поэтической, разговорно-обиходной речи в художественном тексте содействовало выражению пафоса поэмы «Мертвые души» [5, с. 45]. В то же время постичь смысл поэмы «Мертвые души» можно лишь осознавая то, что перед нами особое произведение, от первой до последней строки пронизанное лиризмом.

Своеобразие поэмы как лиро-эпического жанра основано на сочетании повествовательной характеристики действующих лиц и раскрытии их характеров через восприятие и оценку лирического героя, повествователя, играющего в поэме активную роль. Поэтому «лирические отступления» в поэме структурно необходимы, существенны для понимания любого художественного образа и авторского замысла в целом. Традиционно лирические отступления трактуются как «форма авторской речи, слово автора-повествователя, отвлекающееся от сюжетного описания событий для их комментирования и оценки или по иным поводам, прямо не связанным с действием произведения. Они непосредственно вводят в мир авторского идеала и помогают строить образ автора как живого собеседника читателя» [6, с. 186]. Именно лирические отступления сближают гоголевский стиль художественной прозы с публицистическим. Говоря об особенностях публицистического стиля, В.В. Виноградов неоднократно указывает на такую его черту, как риторическое воздействие. Он считает эту черту ключевой, основополагающей [3, с. 416].

Нельзя не согласиться с мыслью, что воздействующая функция публицистического текста ярко проявляется в синтаксисе. Из большого арсенала синтаксических структур публицист, как правило, выбирает те, которые помогают ему глубже воздействовать на читателя. Поскольку в центре любого публицистического текста стоит автор, который описывает события и высказывает свое отношение к сообщаемому, он вправе выбирать те или иные языковые средства, которые и способствуют выражению его идеи и замысла [1, с. 205].

Не может претендовать на автономное существование так называемый эпистолярный стиль, жанры и языковые средства которого связаны или с разговорной речью (частное письмо бытового содержания), или с речью деловой (официальная переписка между учреждениями), или с речью публицистической (открытое письмо в редакцию), с речью художественно-беллетристической («эпистолярный роман») и т.д. [4, с. 432].

Цель работы заключается в выявлении особенностей синтаксического строя поэмы Николая Васильевича Гоголя «Мертвые души».

В задачи работы входит:

) определение наиболее типичных с точки зрения структуры типов синтаксических конструкций, использующихся в поэме;

) анализ стилистических функций этих конструкций;

) наблюдение над семантико-стилистическими функциями конструкций, по цели высказывания противопоставленных наиболее нейтральному в информативном отношении типу повествовательных предложений, - вопросительных и побудительных.

Работа выполнена с использованием методов наблюдения, систематизации, описания, синтаксического анализа языкового материала. Использован также метод выборочного статистического анализа.

1. Состояние русского литературного языка в конце 18 - начале 19 века

Язык конца 18 - начала 19 веков отличался смешением и недифференцированностью разноуровневых (лексических, синтаксических и др.) средств в различных текстах. Тут можно наблюдать и характерные для старого, примитивного письменно-делового языка «присоединительные» разговорные бессоюзные или связанные союзами и, а, да, но конструкции, которые иногда осложнялись однообразными формами подчинения при посредстве подчинительных союзов понеже, дабы, чтоб, для того, что и др. и относительных слов который, кой, где и т.п., в этих случаях нередко образуя цепь «механических» ассоциативных сцеплений. Тут царило смешение разговорных форм с церковнославянскими, книжно-архаическими. Логическое движение было не упорядочено; приемы сочинения и подчинения предложений не были дифференцированы. Союзы нагромождались один на другой, свидетельствуя о логической нерасчлененности речи. Формы канцелярского синтаксиса торжествовали. В.К. Тредиаковский осуждал в «Разговоре об ортографии» такого типа синтаксические группы: «Ежели окончил и ему б перестать вместо ежели окончил, то ему б перестать; хотя сие и правда, то однако молчать надлежит, вместо хотя сие и правда, однако молчать надлежит» [3, с. 76].

Однако сам В.К. Тредиаковский еще не освобождается от ассоциативной раздробленности речи, нередко даже как бы культивируя механическую, логически не упорядоченную сцепку синтагм. «Неумение или сознательное нежелание подлинно связывать отдельные части фразы одним сложным интонационным единством, искусственное присоединение их одна к другой сказываются в любимом приеме В.К. Тредиаковского... когда он отделяет один (или несколько) из второстепенных членов предложения и присоединяет его в самом конце фразы при помощи слов «к тому же, также и», - например:

Эрата смычком, ногами

Скачет, также и стихами...

Бледен зрак и суров, сверкающи очи

Те же и впадши еще...

В простейших конструкциях синтаксическим центром был глагол, обставленный немногими дополнениями или определенный одним-двумя наречиями [3, с. 77].

Вот несколько примеров. Из «Записок» И. Желябужского (1682-1709):

«А морозы были великие, многие на дорогах помирали, также и снеги были глубокие, а вода была великая на Москве, под Каменный мост под окошки подходила и с берегов дворы сносила и с хоромами и с людьми, и многих людей потопила, также церкви многие потопила... вновь святили».

Из «Записок» В.А. Нащокина:

«Онагожь (1716) года в Петербурге весьма было малолюдно, и полков, кроме гарнизона, ничего не было, а были все с государем в немецких краех, а прочего знатного в Петербурге ничего не происходило» [3, с. 78].

Синтаксическая пестрота светско-деловых стилей литературного языка сочеталась с разнородностью их лексико-фразеологического состава, с широтой социально-диалектального их объема. Одним краем они уходили в разговорный язык города и в крестьянский язык, включая в себя и областные диалектизмы. В «просторечии» так же, как и в книжном языке, в области лексики и фразеологии не было устойчивых норм, и широко применялись синонимы, диалектные дублеты обозначения.

Интересны, например, такие параллели в «Книге лексикон или собрание речей по алфавиту, с российского на голанский язык» (1717): Постоялой двор, или нослежной двор; постройка, пристяжь, или веревка у шор, которыми лошади тянут; ширинка, или платок, его же пристягивают у малых робят под шею, чтобы платье не заслинить; брюзга, или журливость; хижка, шалаш; пень, колода, чурбан, отсечек; сосудец, в него же плюют, сиречь плевок и т.д.

В.Н. Татищев указывал в своем «Разговоре о пользе наук и училищ» на множество просторечных и деревенских слов, которые «до днесь употребляются» в дворянской среде: вот, чють, эво, это, пужаю, чорт, вместо се, едва, здесь, страшу, бес и пр. [3, с. 80-82].

Таким образом, и в области лексики в эту переходную эпоху обнаруживается брожение и смешение разноязычных и разностильных элементов, сказывающееся в обилии недифференцированных синонимов. Понятно, что потребность стилистической дифференциации и нормализации языковых форм в новой системе русского литературного языка становится все более ощутимой и неотложной [3, с. 82].

Карамзинская реформа стеснила круг областных выражений в литературном языке. Но с 30-40-х годов диалектизмы, особенно южновеликорусские, начинают все сильнее и шире просачиваться в литературную речь [7, с. 10].

Передовые писатели 30-60-х годов настойчиво развивают ту мысль, что литературно-ценными являются лишь такие диалектизмы, которые имеют шансы стать национально-общими. Произведения Н.В. Гоголя с необыкновенной яркостью показали, какое богатство художественных, характеристических и вообще выразительных средств скрыто в областной народной речи - при умелом ее использовании [7, с. 64].

Н.В. Гоголь и в публицистических статьях призывал к изучению народных наречий: "...сам необыкновенный язык наш... беспределен и может, живой как жизнь, обогащаться ежеминутно..., выбирая на выбор меткие названья из бесчисленных своих наречий, рассыпанных по нашим провинциям..." ("В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность").

Народный язык и фольклор, по словам Н.В. Гоголя, - "сокровище духа и характера" русского народа. Однако в приемах литературного применения диалектизмов в русской литературе с 40-х годов было много извращений и уклонений, с которыми боролись и В.Г. Белинский, и Н.А. Добролюбов, и Н.Г. Чернышевский. Растущая демократизация литературного языка имела своим следствием постепенное внедрение необходимых или удачно примененных областных крестьянских слов и выражений в общий язык (например, наклевываться - о деле; огулом; прикорнуть; осечься; мямлить и др.).

Более тесное взаимодействие между литературным языком и устной речью приводит к расширению литературного употребления слов и оборотов из разных профессиональных диалектов и жаргонов как городского, так и деревенского языка (например, бить по карману - из торгового диалекта; втереть очки - из шулерского арго; мертвая хватка - из охотничьего языка; спеться - из певческого диалекта, и др.). И в этом направлении творчество Н.В. Гоголя, а затем Н.А. Некрасова, Ф.М. Достоевского и М.Е. Салтыкова-Щедрина сыграло решающую роль [7, с. 50].

С 30-40-х годов происходит перераспределение функций и влияния между разными жанрами русского литературного языка. Стих уступает свою ведущую роль прозе, а в прозе выдвигаются на первый план стили газетно-журнальной, публицистической речи. Публицистический язык формируется не на основе стилей официально-канцелярской речи, с которой он был раньше особенно тесно связан, а на основе синтеза языка художественной прозы с языком философии и науки.

Большое значение для формирования публицистического языка имела работа над философской терминологией в кругах русской интеллигенции, увлекавшейся философией Ф. Шеллинга и Г. Гегеля (сравн. возникновение в 20-40-х годах таких слов и терминов, представляющих собою кальки соответствующих немецких выражений: проявление, образование, односторонний, мировоззрение, целостность, последовательный, последовательность, обособление, целесообразный, самоопределение и др.) [7, с. 60].

В связи с этими переменами в структуре литературной речи в 30-50-х годах становится особенно актуальным вопрос о научно-популярном языке. Симптоматично, что Н.В. Гоголь, откликнувшись на этот вопрос, намечает общие контуры языка русской науки, который, по его мысли, должен строиться независимо от языка "немецкой философии". Отличительными чертами русского научного языка Н.В. Гоголь признает реализм и лаконизм. Ему должна быть присуща способность не описывать, но отражать, как в зеркале, предмет. "Своим живым духом" он станет доступен всем: "и простолюдину и не простолюдину".

В связи с работой русского общества над языком науки и публицистики, в связи с расширением и углублением семантической системы русского литературного языка снова встает вопрос о значении и границах заимствований из иностранных языков [7, с. 64].

В результате влияния научной и журнально-публицистической речи на общелитературный язык в нем сильно расширяется запас интернациональной лексики и терминологии. Например, получают право гражданства такие слова: агитировать, интеллигенция, интеллектуальный, консервативный, максимальный, минимальный, прогресс, рационализировать, коммунизм, интернационал, культура, цивилизация, реальный, индивидуальный, радикал и мн.др.

Семантический перелом в системе русского языка сказывается и на отношении к церковнославянизмам. Пройдя через преломляющую среду научного или журнально-публицистического языка, элементы старого славяно-русского языка семантически обновлялись. Они наполнялись новым содержанием (например, значение таких слов, составленных из славяно-русских морфем: представитель, непререкаемый, общедоступный, всесокрушающий, отождествить, мероприятия и др.). Те же слова и выражения, которые сохраняли свою связь с церковно-книжной традицией, приобретали разные экспрессивные оттенки - в зависимости от стиля, сюжета, а также от идеологии той или иной общественной группы.

Таким образом, в семантической системе русского литературного языка постепенно отмирают пережитки средневековой мифологии. Общий язык в своем развитии следует за ходом науки. Углубляется и расширяется не только система значений и оттенков, но увеличивается и объем литературного словаря. Знаменательны такие соотношения цифр: в "Словаре Академии Российской" (1806-1822) содержалось 51.388 слов; в "Словаре церковнославянского и русского языка" (1847) уже было помещено 114.749 слов; "Толковый словарь" В.И. Даля выходил за пределы 200.000 слов.

В этом расширении словарного фонда сравнительно небольшая часть приходилась на долю заимствований, большая же часть была продуктом русского народного творчества.

Содействуя сближению литературного языка с народной речью, очищая литературную речь от всякого лексического и фразеологического мусора, намечая новые пути словесного творчества, художественная литература обогащает инвентарь общей литературной речи новыми образами, меткими словами, фразами, новыми выразительными средствами [8, с. 45].

2. Роль Н.В. Гоголя в развитии национального русского литературного языка

На протяжении своего жизненного пути Н.В. Гоголь неустанно изучал русскую речь, внося в свои записные книжки записи разговоров крестьян, народные пословицы, слова из народных говоров, термины различных профессий и специальностей. Многие годы Н.В. Гоголь работал над составлением обширного словаря «Сборник слов простонародных, старинных и малоупотребительных», а также над созданием «Объяснительного словаря великорусского языка».

Н.В. Гоголь стремится ввести в систему литературного выражения демократические стили просторечия, свойственные широким массам городского и отчасти даже сельского населения. Стили просторечия в языке Н.В. Гоголя соприкасались и смешивались с канцелярской, официально-деловой речью. Стили канцелярской речи, смешанной с формами разговорно-чиновничьего диалекта, были известны Н.В. Гоголю как деловой государственный язык.

Н.В. Гоголь проходил сложный и трудный путь преодоления романтических фразовых шаблонов, но он не мог вполне избавиться от них до эпохи «Мертвых душ».

Исследователь языка и творчества Н.В. Гоголя С.И. Машинский, характеризуя стиль поэмы «Мертвые души», отмечает следующее.

Язык «Мертвых душ» представляет структурное объединение разных стилистических слоев, каждый из которых соответствует определенному плану художественной действительности и определенному лику или личине образа автора. Вместе с тем в композиции «Мертвых душ» резко противопоставлены два метода изображения жизни. Один основан на воспроизведении быта, «как он есть», в присущих ему формах психологии, миропонимания и языка. Здесь вещи называются своими «реальными» именами. Во имя «буквально-ясного значения» автор как бы жертвует всеми предрассудками литературного канона, вовлекая в сферу повествовательно-художественного выражения речь разных «сословий», в особенности крестьянский язык, профессионализмы и арготизмы всех окрасок. И вот на фоне этого реалистически-многоцветного и непретенциозно-грубого, иногда даже «уличного», но зато чисто русского, адекватного воспроизводимой действительности языка периодически выступают отрицаемые Н.В. Гоголем формы условных литературных стилей. [9, с. 393]

Другой метод изображения в «Мертвых душах» основан на пародийном показе условной литературности «антинациональных» стилей русского языка, на разоблачении их несоответствия истинной сущности вещей и действий.

Литературно-книжный язык высших классов, верхних слоев общества Н.В. Гоголь считает пораженным болезнью «чужеземствования». «Посреди чужеземной жизни нашего общества, так мало свойственной духу земли и народа, извращается прямое, истинное значение коренных русских слов: одним приписывается другой смысл, другие позабываются вовсе». Поэтому нормы европеизированных литературно-светских стилей отвергаются Н.В. Гоголем в «Мертвых душах» пародийно обнажая полемические основы своего простонародного, демократического стиля, автор винит в неорганизованности русского литературного языка «европейский» антинациональный стиль «высшего общества». [9, с. 396]

Канцелярский язык настолько глубоко входил в структуру гоголевского стиля, что Н.В. Гоголю казалась совершенно необоснованной борьба «смирдинской школы» против элементов официально-деловой, приказной речи в общеупотребительном литературном языке.

В статье «О движении журнальной литературы в 1834 г.» Н.В. Гоголь так отзывался о литературно-языковой реформе О.И. Сенковского:

«Наконец, даже завязал целое дело о двух местоимениях: сей и оный, которые показались ему, неизвестно почему, неуместными в русском слоге».

А.С. Пушкин в своем полемическом отклике на статью Н.В. Гоголя должен был разъяснить, что протесты О.И. Сенковского против слов сей и оный символизировали отрицание всей старой системы книжного языка, основанной по преимуществу на церковнославянизмах и канцеляризмах. А.С. Пушкин возражал О.И. Сенковскому, защищая книжный язык. Для А.С. Пушкина центр «литературности» лежал в синтезе живых церковнославянизмов, европеизмов, форм городского просторечия и «простонародного» языка. Н.В. Гоголь же в начале 30-х годов, выдвигая принцип контраста как основу романтического творчества, пытался сочетать просторечные стили «среднего сословия» с книжным языком романтизма.

Пыл сатирического негодования, с которым Н.В. Гоголь клеймил «французский» стиль высшего общества и русско-французскую провинциальную манерность его чиновничьих и буржуазных имитаций, проистекал из борьбы против языка «смирдинской школы», возглавлявшейся О.И. Сенковским. Недаром О.И. Сенковский боролся с языком Н.В. Гоголя, защищая «язык изящный, благородный, очищенный».

Н.В. Гоголь иронически говорит о «спасительных пользах» французского языка, противопоставляя русский язык «Мертвых душ» смешанному русско-французскому языку «светских повестей: «Но как ни исполнен автор благоговения к тем спасительным пользам, которые приносит французский язык России, как ни исполнен благоговения к похвальному обычаю нашего высшего общества, изъясняющегося на нем во все часы дня, конечно, из глубокого чувства любви к отчизне, но при всем том никак не решается впустить фразу какого бы ни было чуждого языка в сию русскую свою поэму» [10, с. 157].

Борьба Н.В. Гоголя с «светско-европейским» языком русского дворянского общества находит свое выражение также в комическом изображении тех перифраз и «галлицизмов», которыми кишела речь чиновников и помещиков мелкого и среднего ранга, подражавших языку аристократических салонов.

Здесь, конечно, прежде всего выделяется «язык дам».

Он получает такую характеристику от автора:

«Дамы города N отличались, подобно многим дамам петербургским, необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: «Я высморкалась, я вспотела, я плюнула», а говорили: «Я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка». Ни в каком случае нельзя было сказать: «Этот стакан или эта тарелка воняет»; и даже нельзя было сказать ничего такого, что бы подало намек на это, а говорили вместо того: «Этот стакан нехорошо ведет себя», или что-нибудь вроде этого» [10, с. 156].

Между тем Н.В. Гоголь признавал единую внутреннюю основу русского национально-литературного языка, его структуру (так, как она кристаллизовалась в языке А.С. Пушкина) и не уклонялся от нее в существенном. Но Н.В. Гоголь считал, что многообразие вариантных форм, конструкций, оборотов, свойственных живой народной речи в ее разных стилях, может гораздо шире и свободнее применяться в художественной литературе, чем это допускалось тогдашними нормами так называемого хорошего слога. По его мнению, общенациональный, народный характер русской литературы лишь ярче и полнее выступит при раздвижении границ словесно-художественного выражения в сторону народных стилей разговорной речи и даже народно-профессиональных и народно-областных диалектов. Показательно в этом отношении суждение Н.В. Гоголя о А.С. Пушкине как о национальном поэте и о его отношении к литературному языку: Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство.

3. Поэтические и композиционные особенности поэмы «Мертвые души»

В Мертвых душах, пародийно обнажая демократическую направленность своего национально-бытового, простонародно-уличного, литературно не приглаженного стиля, Н.В. Гоголь писал об уличном слове: Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и, прежде всего, читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений [...] А между тем какая взыскательность! Хотят непременно, чтобы все было написано языком самым строгим, очищенным и благородным, - словом, хотят, чтобы русский язык сам собою спустился вдруг с облаков, обработанный как следует, и сел бы им прямо на язык, а им бы больше ничего, как только разинуть рты да выставить его [10, с. 130].

Проблема народности в языке русской художественной литературы первой трети XIX в. была неотделима от вопроса о способах речевого изображения национальных характеров.

Д.И. Фонвизин, А.Г. Грибоедов, А.С. Пушкин указали разные пути и формы художественно-реалистического использования выразительных средств народно-разговорной речи для этой цели. С чрезвычайной остротой выдвинулась задача изучения и воспроизведения социальной характерности речи. Укрепившийся под влиянием А.С. Пушкина в передовой русской литературе реализм как метод глубокого отражения действительности - в соответствии со свойственными ей социальными различиями быта, культуры и речевых навыков - требовал от писателя широкого знакомства с словесно-художественными вкусами и социально-речевыми стилями разных сословий, разных кругов русского общества. В каждой более или менее самоопределившейся социальной среде в связи с ее общественным бытием и материальной культурой складывается свой словесно-художественный вкус, связанный со специфическим отбором и оценкой разных выразительных средств общенародного языка. На этой почве развивается своеобразное устно-бытовое речевое творчество этой среды, своеобразный социально-речевой стиль. Для писателя этот устный и письменный фольклор, эта бытовая словесность социальной среды, выражающая ее стремления, вкусы, отношение к жизни, и свойственная этой среде манера словесного выражения становятся одним из очень важных источников изображения этой среды. С этой точки зрения понятен острый интерес передовых русских литературных деятелей начала XIX в. к изучению речевой эстетики и стилистических своеобразий речи у представителей разных сословий.

В языке «Мертвых душ» причудливо смешиваются формы литературно-книжного языка с разностильными элементами устной бытовой речи. Ярче всего и прежде всего выступает обыденный язык изображаемого социального мира. «Мертвые души» Н.В. Гоголя должны были осуществить этот «классический» синтез живых национально-языковых элементов - новых и ветхих - и наметить остов будущего русского общенационального литературного языка. [3, с. 379]

О Мертвых душах представители реакционных течений в литературе, например Н.И. Греч, утверждали, что [...] это просто положенный на бумагу рассказ замысловатого, мнимо простодушного малороссиянина, в кругу добрых приятелей, которые отнюдь не погневаются на смелые выражения, нетерпимые в чопорных гостиных, в кругу разодетых барынь, не требуют ни плана, ни единства, ни слога, только было бы чему посмеяться.

Национально-характерное в общенародном языке и социально-характерное в особенностях речи разных сословий стало предметом пристального внимания и неустанного изучения Н.В. Гоголя. Каждый народ, по мнению Н.В. Гоголя, отличился [...] своим собственным словом, которым выражая какой ни есть предмет, отражает в выражении его часть собственного своего характера.

Композиционная структура «Мертвых душ» весьма необычна. Повествование строится как история похождений Чичикова. Это дало возможность Н.В. Гоголю исколесить вместе со своим героем «все углы и закоулки русской провинции». В «Мертвых душах» дан социальный разрез всей России. Фигура Чичикова стоит в центре сюжета и всех событий, происходящих в поэме. Чичиков - необходимое звено во взаимоотношениях персонажей. Например, образы помещиков между собой композиционно почти не связаны. Они не общаются друг с другом, каждый из них раскрывается перед нами преимущественно в своих отношениях с Чичиковым. Ирония - одна из существенных примет поэтики Н.В. Гоголя, она иногда пронизывает повествование на всю его глубину. Каждый помещик в «Мертвых душах» - целый отдельно взятый мир.

Типологические обобщения Н.В. Гоголя в «Мертвых душах» всегда очень емки. Они завершают портреты героев и острием своим неизменно устремлены к самой вершине социальной пирамиды помещичье-чиновничьего общества. Каждый из помещиков, с которыми встречается Чичиков, обладает своей резко обозначенной индивидуальностью. И каждому так или иначе дана типологическая характеристика, вытекающая из его индивидуальности и как бы концентрирующая иронию Н.В. Гоголя уже в глубоко серьезную, подчас скорбную мысль о целом разряде типичных явлений. Так типологическая характеристика включается в художественную структуру поэмы, становится ее органичным компонентом.

Например, у Коробочки великое множество разных мешочков, ящиков в комодах, нитяных моточков, ночных кофточек и много вещей, свидетельствующих о мелкой бережливости хозяйки. Человек опутан «потрясающей тиной мелочей». Духовный мир гоголевских героев настолько мелок, ничтожен, что вещь вполне может выразить их внутреннюю сущность. Не случайно начинается глава о Плюшкине глубоко интимным признанием Н.В. Гоголя о том, как окружающая его действительность сменила в нем «детский любопытный взгляд», не замечающий скрытой пошлости, на трезвую проницательность и глубокую грусть.

«Теперь, - признается он - равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно, мне не смешно, и то, что побудило бы в прежние годы живое движение в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста» [10, с. 108].

Здесь, конечно, не одно сожаление о невозвратной юности, - здесь приоткрывается бездонная скорбь писателя, созвучная словам великого поэта, сказанным «голосом тоски» после чтения первых глав «Мертвых душ»: «Боже, как грустна наша Россия!».

Н.В. Гоголь был наделен острым чувством гражданского самосознания. Смешное в жизни всегда вызывало в нем горькое раздумье о человеке, о его трагической судьбе в современном мире, о нелепости общественного строя, в котором хозяевами жизни являются Собакевичи и Плюшкины. Впрочем, не только они. Изображение жизни дореформенной России было бы недостаточно полным, если бы Н.В. Гоголь ограничился только образами помещиков. В сюжет включена еще одна важная общественная сила - чиновничество.

Поэма «Мертвые души» является одним из самых известных и замечательных произведений русской литературы. Великий писатель-реалист Николай Васильевич Гоголь показал всю современную Россию, сатирически изобразив поместное дворянство и губернское чиновничество. Но если присмотреться, отвратительные и жалкие черты гоголевских персонажей не изжиты до сих пор и ярко проявляются и сегодня.

У каждого художника есть творение. Которое он считает главным делом своей жизни, в которое он вложил самые заветные, сокровенные думы, все свое сердце. Таким главным делом жизни Н.В. Гоголя явились «Мертвые души». Его писательская биография продолжалась двадцать три года. Из них около семнадцати лет были отданы работе над «Мертвыми душами».

4. Стилистические функции различных по эмоциональной окрашенности и целеустановке предложений в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

Художественная речь отличается эмоциональностью и особой экспрессивностью, что проявляется в широком употреблении наиболее выразительных и эмоционально окрашенных языковых единиц всех уровней. Здесь не только средства словесной образности и переносные употребления грамматических форм, но и средства со стилистической окраской торжественности либо разговорности, фамильярности. Вообще, разговорные средства широко привлекаются писателями (прежде всего для речевой характеристики персонажей). При этом, естественно, используются и средства передачи многообразных оттенков интонации живой речи, в частности различных видов желания, побуждения, повеления, просьбы.

Особенно богатые возможности экспрессии заключаются в привлечении различных средств синтаксиса: в использовании всех возможных типов предложений, отличающихся разнообразной стилистической окраской; в обращении к инверсиям, к использованию чужой речи, особенно несобственно-прямой и др. [5, с. 208].

Речевое общение, сопровождающее совместную деятельность и помогающее ее осуществлению, выражается не только в сообщении говорящими известных сведений другим людям, но и в получении от них недостающих говорящему сведений, а также в побуждении участников речевого обмена к тем или другим действиям. [11, с. 46] В русском языке существуют разнообразные типы предложений. По характеру выражаемого в них отношения к действительности различаются предложения утвердительные и отрицательные с разнообразными оттенками модальных значений реальности и ирреальности, предположения, сомнения, уверенности, возможности, невозможности и т.д.

По цели высказывания и зависящей от этой цели интонации предложения делятся на повествовательные, вопросительные и побудительные.

4.1 Восклицательные предложения

К восклицательным предложениям относятся эмоционально насыщенные предложения, произносящиеся с особой интонацией. Все функциональные типы предложений могут быть восклицательными: эмоциональную окраску могут иметь и повествовательные, и вопросительные, и побудительные предложения [12, с. 68].

Восклицательные предложения употребляются в основном в разговорном стиле. Кроме того, они находят отражение и в языке художественной литературы, прежде всего в речи персонажей, поскольку стиль художественной литературы содержит в себе особенности всех других функциональных стилей.

Разговорная речь по своей функции характеризуется тем, что обслуживает текущие жизненные интересы; отсюда ее непосредственность, отсутствие предварительной подготовки, с одной стороны; с другой - ее эмоциональность и экспрессивность. Кроме того, она обычно осуществляется в форме диалога. Обращенная к собеседникам, часто тесно связанным в жизни с говорящим, эта речь, в противоположность публичной литературной речи, не нуждается в тщательной обработке, в полноте и точности высказывания, так как собеседникам нередко для понимания достаточно намека [13, с.227]. В поэме Н.В. Гоголя восклицательные предложения отмечены в основном в диалогах персонажей.

Грамматическими средствами оформления восклицательных предложений могут служить интонация и междометия. Интонация может передавать разнообразные чувства, такие как радость, досада, огорчение и др. Интонационно восклицательные предложения произносятся более высоким тоном, с выделением слова, которое непосредственно выражает эмоцию. При оформлении предложения большое значение имеет интонация, выполняющая как грамматическую функцию, так и стилистическую. При помощи интонации передается законченность предложения и осуществляется его членение на синтаксические единицы, выражается эмоциональность речи, волевые побуждения, а также различные модальные оттенки значений. [14, с. 288]

С помощью интонации в восклицательных предложениях могут передаваться разнообразные чувства:

радость:

- Пожалуйста, проходите.

Ну да уж извольте проходить вы.

Да отчего ж?

- Ну да уж оттого! - сказал с приятною улыбкою Манилов. Наконец оба приятеля вошли в дверь боком и несколько притиснули друг друга.

- Позвольте мне вам представить жену мою, - сказал Манилов. - Душенька! Павел Иванович!

Чичиков, точно, увидел даму, которую он совершенно было не приметил, раскланиваясь в дверях с Маниловым. Она была недурна, одета к лицу.

А вот бричка, вот бричка! - вскричал Чичиков, увидя наконец подъезжавшую свою бричку. - Что ты, болван, так долго копался?;

одобрение:

- Но знаете ли, - прибавил Манилов, - все если нет друга, с которым бы можно поделиться...

- О, это справедливо, это совершенно справедливо! - прервал Чичиков. - Что все сокровища тогда в мире! «Не имей денег, имей хороших людей для общения», сказал один мудрец;

восхищение:

- Умница, душенька! - сказал на это Чичиков. - Скажите, однако ж... - продолжал он, обратившись тут же с некоторым видом изумления к Маниловым, - в такие лета и уже такие сведения! Я должен вам сказать, что в этом ребенке будут большие способности;

удивление:

Нет, барин, как можно чтоб я был пьян!

С нами крестная сила! Какие страсти ты говоришь!

Ей богу, товар такой странный, совсем небывалый!;

сожаление:

- Что, мошенник, по какой дороге ты едешь? - сказал Чичиков.

- Да что ж, барин, делать, время-то такое; кнута не видишь, такая потьма! - Сказавши это, он так покосил бричку, что Чичиков принужден был держаться обеими руками.

- Какое-то время послал бог: гром такой - у меня всю ночь горела свеча перед образом. Эх, отец мой, да у тебя-то, как у борова, вся спина и бок в грязи! где так изволил засалиться?;

осуждение, отрицательную оценку:

- Право, - отвечала помещица, - мое такое неопытное вдовье дело! лучше ж я маненько повременю, авось понаедут купцы, да применюсь к ценам.

- Страм, страм, матушка! Просто страм! Ну что вы это говорите, подумайте сами! Кто же станет покупать их? Ну какое употребление он может из них сделать?

- А может, в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся... - возразила старуха, да и не кончила речи, открыла рот и смотрела на него почти со страхом, желая знать, что он на это скажет;

- Мертвые в хозяйстве! Эк куда хватили! Воробьев разве пугать по ночам в вашем огороде, что ли?

- С нами крестная сила! Какие ты страсти говоришь! - проговорила старуха, крестясь.

«Хитри, хитри! вот я тебя перехитрю! - говорил Селифан, приподнявшись и хлыснув кнутом ленивца. - Ты знай свое дело, панталонник ты немецкий! Гнедой - почтенный конь, он сполняет свой долг, я ему с охотою дам лишнюю меру, потому что он почтенный конь, и Заседатель тож хороший конь... Ну, ну! что потряхиваешь ушами? Ты, дурак, слушай, коли говорят! я тебя, невежа, не стану дурному учит! Ишь куда ползет!» Здесь он опять хлыснул его кнутом, примолвив: «У, варвар! Бонапарт ты проклятый!».

- «Ну, баба, кажется, крепколобая!» - подумал про себя Чичиков. Послушайте, матушка. Да вы рассудите только хорошенько: ведь вы разоряетесь, платите за него подать, как за живого...

гнев:

- Послушайте, матушка... эх, какие вы! что ж они [мертвые души] могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах. Вы возьмите всякую негодную, последнюю вещь, например, даже простую тряпку, и тряпке есть цена.

- О чем же вы думаете, Настасья Петровна?

- Право, я все не приберу, как мне быть; лучше я вам пеньку продам.

- Да что ж пенька? Помилуйте, я вас прошу совсем о другом, а вы мне пеньку суете! Пенька пенькою, в другой раз приеду, заберу и пеньку. Так как же, Настасья Петровна?

- Ей-богу, товар такой странный, совсем небывалый!

- Да чего же ты рассердился так горячо? Знай я прежде, что ты такой сердитый, да я бы совсем тебе и не прекословила.

- Есть из чего сердиться! Дело яйца выеденного не стоит, а я стану из-за него сердиться!

- Ну, да изволь, я готова отдать за пятнадцать ассигнацией!

Структурным центром восклицательных предложений (также в разговорной речи) могут быть и соответствующие междометия:

Ахти, сколько у тебя тут гербовой бумаги!

Эй, Пелагея!

А! Теперь хорошо! Прощайте, матушка!

В восклицательных предложениях часто употребляются восклицательные частицы междометного, местоименного и наречного происхождения, сообщающие высказываемому эмоциональную окраску: ну, о, ну и, куда как, как, какой, что за и др. [14, с. 293]:

Ну, да изволь, я готова отдать за пятнадцать ассигнацией!

В какое это время вас бог принес!

Вишь ты, как разнесло его! Небось знает, где бить!

Мертвые в хозяйстве! Эк куда хватили!

Во многих из приведенных предложений не только интонация, но и междометия, частицы, вводные слова имеют большое значение для более точного выражения авторской мысли.

В поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» восклицательные предложения представлены широко и встречаются в основном в речи персонажей. При этом средством выражения эмоциональности выступает не только интонация, но и лексические единицы, которые прямо называют передаваемые чувства или оценку. Эти особенности могут наблюдаться в восклицательных предложениях различных по цели высказывания.

4.1.1 Повествовательно-восклицательные предложения

Все восклицательные предложения эмоционально насыщены и произносятся с особой интонацией, подчеркивающей семантически более важное в диалогах персонажей.

Очень обходительный и приятный человек, - продолжал Чичиков, - и какой искусник! я даже никак не мог предполагать этого. Как хорошо вышивает разные домашние узоры! Он мне показывал своей работы кошелек: редкая дама может так искусно вышить.

- Помилуйте, что ж за приятный разговор?.. Ничтожный человек, и больше ничего, - отвечал Чичиков.

- О! Павел Иванович, позвольте мне быть откровенным: я бы с радостию отдал половину всего моего состояния, чтобы иметь часть тех достоинств, которые имеете вы!..

Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью человеку без племени и роду! Да и действительно, чего не потерпел я? как барка какая-нибудь среди свирепых волн... Каких гонений, каких преследований не испытал, какого горя не вкусил, а за что? за то, что соблюдал правду, что был чист на своей совести, что подавал руку и вдовице беспомощной и сироте горемыке!.. - Тут даже он отер платком выкатившуюся слезу.

- Нет, ваше благородие, как можно, чтобы я позабыл. Я уже дело свое знаю. Я знаю, что нехорошо быть пьяным. С хорошим человеком поговорил, потому, что...

- Вот я тебя как высеку, так ты у меня будешь знать, как говорить с хорошим человеком!

- В театре одна актриса так, каналья, пела, как канарейка! Кувшинников, который сидел возле меня, - «Вот, говорит, брат, попользовался бы насчет клубнички!» Одних балаганов, я думаю, было пятьдесят. Фенарди четыре часа вертелся мельницею. - Здесь он [Ноздрев] принял рюмку из рук старухи, которая ему за то низко поклонилась.

- Ну, так купи собак. Я тебе продам такую пару, просто мороз по коже подирает! брудастая, с усами, шерсть стоит вверх, как щетина. Бочковатость ребр уму непостижимая, лапа вся в комке, земли не заденет!

Эмоционально-экспрессивная окраска расширяет семантический объем слова, придает ему дополнительную изобразительность, способствует выявлению авторской оценки: выражение мыслей сопровождается выражением чувств. Использование экспрессивной лексики связано со стилистическим заданием, с общей стилистической направленностью текста [15, 101]. В приведенных предложениях именно такие лексические и фразеологические единицы и являются логическим и интонационным центром высказывания.

4.1.2 Побудительно-восклицательные предложения

В простых высказываниях, осложненных перечислением, сопоставлением, причастными и деепричастными оборотами, частицами, союзами, междометиями, а также в сложных высказываниях возможности интонации в большей степени зависят от синтаксиса и в основном сводятся к установлению иерархии смысловой важности отдельных частей высказывания, к изменению или конкретизации синтаксической связи между ними. [16, 781]

Предложения различаются по способу выражения сказуемого. Наиболее распространено выражение сказуемого глаголом в форме повелительного наклонения, например:

Держи, держи, опрокинешь! Ты, дурак, слушай, коли говорят! Давай его, клади сюда на пол! Побудительный оттенок может быть внесен в значение глагола специальными частицами: Хоть бы мне листок подарил!

В разговорной речи часто используются побудительные предложения без словесного выражения сказуемого-глагола в форме повелительного наклонения, ясного из контекста или ситуации. Это своеобразные формы предложений живой речи с ведущим словом именем существительным, наречием или инфинитивом. Побудительные предложения почти всегда содержат обращение.

В поэме Н.В. Гоголя персонажи часто употребляют восклицательные побудительные предложения, которые выражают различные виды побуждения:

просьбу:

- А я к человечку к одному, - сказал Чичиков.

- Ну, что человечек, брось его! поедем ко мне!

- Нет, нельзя, есть дело.

Барин, подай сиротиньке!

Послушай, любезный!

Не позабудьте просьбы!

Право, останьтесь, Павел Иванович!

Ох, отец мой, и не говори об этом!;

приказ:

- Спасибо, спасибо. Не беспокоитесь, а прикажите только вашей девке повысушить и вычистить мое платье.

- Слышишь, Фетинья! - сказала хозяйка, обратясь к женщине, выходившей на крыльцо со свечою, которая успела уже притащить перину и, взбивши ее с обоих боков руками, напустила целый потоп перьев по всей комнате.

Но из угрюмых уст слышны были на сей раз одни однообразно неприятные восклицания: «Ну же, ну, ворона! зевай, зевай!» - и больше ничего.

Черта помещица испугалась необыкновенно. - Ох, не припоминай его, бог с ним! - вскрикнула она, вся побледнев. - Еще третьего дня всю ночь мне снился окаянный;

предостережение:

- Пожалуй, я тебе дам девчонку; она у меня знает дорогу, только ты смотри! не завези ее, у меня уже одну завезли купцы.

- Но если выехать из ваших ворот, это будет направо или налево?

- Я вам даже не советую дороги знать к этой собаке! - сказал Собакевич. - Извинительней сходить в какое-нибудь непристойное место, чем к нему.

- Вот я тебя палашом! - кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. - Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж! - И, как призрак, исчезнула с громом и пылью тройка.

Таким образом, в поэме Н.В. Гоголя восклицательные предложения употребляются в основном в речи персонажей и служат для выражения различных чувств, а также для выражения побуждения.

4.2 Вопросительные предложения

Вопросительные предложения частотны, разнообразны и широко представлены в поэме. Именно их употребление и представляет собой одну из особенностей синтаксического и стилистического строя поэмы Н.В. Гоголя. Вопросительными называются предложения, имеющие своей целью побудить собеседника высказать мысль, интересующую говорящего. [14, с. 290]

Вопросительные предложения служат для выражения обращенных к участникам речи вопросов в целях получения от них сведений, в которых нуждается говорящий. Вопросительные предложения являются выражением совместного добывания знаний, они характерны для диалога: вопрос предполагает ответ собеседника и дополняется им. [11, с. 47]

Вопросительные предложения делятся на собственно-вопросительные и несобственно-вопросительные, которые, в свою очередь, подразделяются на вопросительно-побудительные и вопросительно-риторические.

Своеобразной разновидностью вопросительных предложений, близких к собственно-вопросительным, являются такие, которые, будучи обращенными к собеседнику, требуют лишь подтверждения того, что высказано в самом вопросе. Такие предложения называют вопросительно-утвердительными.

Вопросительные предложения, могут заключать в себе отрицание того, о чем спрашивается, это вопросительно-отрицательные предложения.

И вопросительно-утвердительные и вопросительно-отрицательные предложения могут быть объединены в вопросительно-повествовательные, поскольку они носят переходный характер от вопроса к сообщению.

Вопросительно-побудительные предложения заключают в себе побуждение к действию, выраженное посредством вопроса. Форму вопросительного предложения могут иметь и вставные конструкции, которые также не требуют ответа и служат лишь для привлечения внимания собеседника [14, с. 291].

4.2.1 Собственно-вопросительные предложения

Собственно-вопросительные предложения заключают в себе вопрос, предполагающий обязательный ответ. [14, с. 291]

По типу вопроса и предполагаемого ответа вопросительные предложения делят на общевопросительные и частновопросительные. Общевопросительные предложения называют ещё неместоименными, а частновопросительные - местоименными. Первые допускают в качестве ответа подтверждение (Да) или отрицание (Нет). Вторые не допускают таких ответов, а требуют сообщения в ответе какой-то новой информации [16, с. 625].

В поэме «Мертвые души» особенно распространены общевопросительные предложения. Здесь надо исходить из самого содержания текста. Главный персонаж поэмы - Чичиков - покупатель, поэтому в диалогах с помещиками-продавцами, преследуя свои цели, он выясняет различные подробности и обстоятельства интересующего его дела. Обилие вопросительных предложений в тексте поэмы обусловлено ее содержанием.

Деление на общевопросительные и частновопросительные предложения соответствует делению по формальному принципу и основывается на учете формальных средств, выражающих вопросительность. В общевопросительных предложениях вопросительность, помимо вопросительной интонации, выражается за счет специальных вопросительных частиц. Эти предложения часто используют в диалогах в своей прямой функции - средства получения подтверждения или отрицания предположения, содержащегося в вопросе. В общевопросительных предложениях вопросительность выражается частицами или интонацией.

Особенность синтаксиса Н.В. Гоголя проявляется во введении в вопросительное предложение вводного слова «не правда ли». Использование этого вводного слова отражает стремление говорящего придать своей беседе особенную вежливость, ожидание того, что собеседник разделяет высказанное мнение.

Как вам показался наш город? - примолвила Манилова. - Приятно ли провели там время?

- Очень хороший город, прекрасный город, - отвечал Чичиков, - и время провел очень приятно: общество самое обходительное.

- А как вы нашли нашего губернатора? - сказала Манилова. - Не правда ли, что препочтеннейший и прелюбезнейший человек? - прибавил Манилов.

- Совершенная правда, - сказал Чичиков, - препочтеннейший человек. И как он вошел в свою должность, как понимает ее! Нужно желать побольше таких людей.… Очень обходительный и приятный человек, - продолжал Чичиков, - и какой искусник! я даже никак не мог предполагать этого. Как хорошо вышивает разные домашние узоры! Он мне показывал своей работы кошелек: редкая дама может так искусно вышить.

- А вице-губернатор, не правда ли, какой милый человек? - сказал Манилов, опять несколько прищурив глаза.

- Очень, очень достойный человек, - отвечал Чичиков.

- Ну, позвольте, а как вам показался полицеймейстер? Не правда ли, что очень приятный человек?

- Чрезвычайно приятный, и какой умный, какой начитанный человек! Мы у него проиграли в вист вместе с прокурором и председателем палаты до самых поздних петухов; очень, очень достойный человек.

- Ну, а какого вы мнения о жене полицеймейстера? - прибавила Манилова. - Не правда ли, прелюбезная женщина?

- О, это одна из достойнейших женщин, каких только я знаю, - отвечал Чичиков.

Засим не пропустили председателя палаты, почтмейстера и таким образом перебрали почти всех чиновников города, которые все оказались самыми достойными людьми.

- Вы всегда в деревне проводите время? - сделал наконец, в свою очередь, вопрос Чичиков.

- Больше в деревне, - отвечал Манилов. - Иногда, впрочем, приезжаем в город для того только, чтобы увидеться с образованными людьми. Одичаешь, знаете, если будешь все время жить взаперти.

В частновопросительных предложениях вопросительность выражается различного рода вопросительными словами.

В ряде случаев частновопросительные предложения используются как средство выражения вежливого и почтительного отношения к собеседнику, часто даже угодливого, имеющего целью расположить его к себе. Такая особенность употребления подобных предложений прослеживается в речи помещицы Коробочки, особенно после того, как Чичиков представился «дворянином»:

- Здравствуйте, батюшка. Каково почивали? - сказала хозяйка, приподнимаясь с места. Она была одета лучше, нежели вчера, - в темном платье и уже не в спальном чепце, но на шее все так же было что-то навязано.

- Хорошо, хорошо, - говорил Чичиков, садясь в кресла.

- Вы как, матушка?

- Плохо, отец мой.

- Как так?

- Бессонница. Все поясница болит, и нога, что повыше косточки, так вот и ломит.

- Пройдет, пройдет, матушка. На это нечего глядеть.

- Дай бог, чтобы прошло. Я-то смазывала свиным салом и скипидаром тоже смачивала. А с чем прихлебнете чайку? Во фляжке фруктовая.

- Недурно, матушка, хлебнем и фруктовой

Собственно-вопросительные предложения чаще употребляются в диалогах Чичикова с помещиками, которых он посещает. Собственно-вопросительные предложения используются в своей прямой функции - получения нужной информации, но нередко и с целью дополнительной проверки и уточнения, правильно ли понимает собеседник Чичикова им сказанное. Реплики помещиков, со своей стороны, также часто содержат общий или частный вопрос, могут представлять собой переспрос. Приведем для иллюстрации диалог Чичикова с Коробочкой.

- У вас, матушка, хорошая деревенька. Сколько в ней душ?

- Душ-то в ней, отец мой, без малого восемьдесят, - сказала хозяйка, - да беда, времена плохи; вот и прошлый год был такой неурожай, что Боже храни.

- Однако ж мужички на вид дюжие, избенки крепкие. А позвольте узнать фамилию вашу. Я так рассеялся... приехал в ночное время...

- Коробочка, коллежская секретарша.

- Покорнейше благодарю. А имя и отчество?

- Настасья Петровна.

- Настасья Петровна? Хорошее имя Настасья Петровна. У меня тетка родная, сестра моей матери, Настасья Петровна.

- А ваше имя как? - спросила помещица. - Ведь вы, я чай, заседатель?

- Нет, матушка, - отвечал Чичиков усмехнувшись, - чай, не заседатель, а так ездим, по своим делишкам.

- А, так вы покупщик! Как же жаль, право, что я продала мед купцам так дешево, а вот ты бы, отец мой, у меня, верно, его купил.

- А вот меду и не купил бы.

-Что ж другое? Разве пеньку? Да вить и пеньки у меня теперь маловато: полпуда всего.

- Нет, матушка, другого рода товарец: скажите, у вас умирали крестьяне?

- Ох, батюшка, осьмнадцать человек! - сказала старуха вздохнувши. - И умер такой всё славный народ, всё работники. После того, правда, народилось, да что в них: всё такая мелюзга; а заседатель подъехал - подать, говорит, уплачивать с души. Народ мертвый, а плати, как за живого. На прошлой неделе сгорел у меня кузнец, такой искусный кузнец и слесарное мастерство знал.

- Разве у вас был пожар, матушка?

- Бог приберег от такой беды, пожар бы еще хуже; сам сгорел, отец мой. Внутри у него как-то загорелось, чересчур выпил, только синий огонек пошел от него, весь истлел, истлел и почернел, как уголь, а такой был преискусный кузнец! и теперь мне выехать не на чем: некому лошадей подковать.

- На все воля Божья, матушка! - сказал Чичиков вздохнувши. - Против мудрости Божией ничего нельзя сказать... Уступите-ка их мне, Настасья Петровна?

- Кого, батюшка?

- Да вот этих-то всех, что умерли.

- Да как же уступить их?

- Да так просто. Или, пожалуй, продайте. Я вам за них дам деньги.

- Да как же? Я, право, в толк-то не возьму. Нешто хочешь ты их откапывать из земли?

Сравним также в другом фрагменте:

- Куда ж еще вы их хотели пристроить? Да, впрочем, ведь кости и могилы - все вам остается, перевод только на бумаге. Ну, так что же? Как же? отвечайте, по крайней мере.

Старуха вновь задумалась.

- О чем же вы думаете, Настасья Петровна?

- Право, я все не приберу, как мне быть; лучше я вам пеньку продам.

- Да что ж пенька? Помилуйте, я вас прошу совсем о другом, а вы мне пеньку суете! Пенька пенькою, в другой раз приеду, заберу и пеньку. Так как же, Настасья Петровна?

- Ей-богу, товар такой странный, совсем небывалый!

Таким образом, различные виды собственно-вопросительных предложений употребляются в диалогах персонажей.

4.2.2 Несобственно-вопросительные предложения

Несобственно-вопросительные предложения имеют формальную организацию вопросительного предложения, но не направлены на поиск информации. Они выражают разнообразные модально-экспрессивные значения - вежливого побуждения, риторического утверждения или отрицания. [16, с. 626]

- Теперь остается условиться в цене.

- Как в цене? - сказал опять Манилов и остановился. - Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за души, которые в некотором роде окончили свое существование? Если уж вам пришло этакое, так сказать, фантастическое желание, то с своей стороны я передаю их вам безынтересно и купчую беру на себя;

- Да, конечно мертвые, - сказал Собакевич, как бы одумавшись и припомнив, что они в самом деле были уже мертвые, а потом прибавил: впрочем, и то сказать: что из этих людей, которые числятся теперь живущими? Что это за люди? Мухи, а не люди.

- Да всё же они существуют, а это ведь [мертвые души] мечта.

Таким образом, несобственно-вопросительные делятся на вопросительно-побудительные и риторические вопросы.

Семантика побудительных предложений обусловливает возможность обращений - названий лиц, которые побуждаются к совершению действия. Побудительные предложения часто имеют форму односоставных предложений, значение побуждения может быть усилено междометиями и частицами:

- Ну, так как же думаешь? - сказал Ноздрев, немного помолчавши. - Не хочешь играть на души?

- Я уже сказал тебе, брат, что не играю; купить - изволь, куплю. [Чичиков]

- Не могу, Михаил Семенович, поверьте моей совести, не могу: чего уж невозможно сделать, того невозможно сделать, - говорил Чичиков, однако ж по полтинке еще прибавил.

- Да чего вы скупитесь? - сказал Собакевич, - Право, недорого!

Грамматическим средством оформления побуждения является прежде всего побудительная интонация: предложения, выражающие приказ, требование, произносятся высоким тоном, с большой силой напряженности. Предложения, выражающие совет, просьбу, обычно произносятся более низким тоном, с меньшей силой напряженности [12, с. 67].

4.2.2.1 Вопросительно-риторические предложения

Ярким экспрессивно-стилистическим средством поэтики Н.В. Гоголя являются риторические вопросы. В вопросительно-риторических предложениях содержится утверждение или отрицание. Эти предложения не требуют ответа, так как он заключен в самом вопросе. Вопросительно-риторические предложения особенно распространены в художественной литературе, где являются одним из стилистических средств эмоционально окрашенной речи [14, с. 291].

Для авторского стиля Н.В. Гоголя характерны целые ряды риторических вопросов. Они чаще используются в так называемых лирических отступлениях поэмы и содержат философские рассуждения автора о России, ее судьбах, предназначении и будущем. Наиболее часто они встречаются в авторской речи поэмы.

Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека …. Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря до моря, песня? Что в ней, в этой песне? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце? Какие звуки болезненно лобзают, и стремятся в душу, и вьются около моего сердца? Русь! чего же ты хочешь от меня? какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?.. И еще, полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжелое грядущими дождями, и онемела мысль пред твоим пространством. Что пророчит, сей необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..

В другом риторическом восклицании Гоголя восклицательная форма имеет значение не столько восклицания, сколько описания, но она превращается в восклицательную. Вопросительный и восклицательный знаки появляются очень часто там, где по существу мы имеем не диалог, а простую форму повествования.

Восклицание, вопрос и ответ - риторические формы, очень типичные для лирического развертывания темы. Тут есть какой-то элемент диалога, элемент непосредственной беседы со слушателем или с самим собой [17, с. 280].

Чичиков только улыбался, слегка подлетывая на своей кожаной подушке, ибо любил быструю езду. И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «черт побери все!» - его ли душе не любить ее? Ее ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное? … Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи. … Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади. Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная Богом!.. Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства.

Подобные вопросы и восклицания могут быть представлены либо просто в форме вопроса, либо содержать обращение к предмету, к явлению природы, которое, конечно, не может дать никакого ответа.

Все эти риторические формы весьма типичны для лирических произведений. «А так как лирические произведения, - как замечает Б.В. Томашевский, - у нас всегда ассоциируются со стихами, то можно сказать, что это главным образом характерно для стихотворной формы. Однако, подобные формы встречаются в прозе, но тогда эту прозу хочется перевести в стиховой ряд. Создается ощущение, что такая проза приобретает особый характер. Здесь выдерживается тон беседы, и отсюда получается впечатление большей близости говорящего к слушателю, большей эмоциональной насыщенности. Мы как бы видим того человека, который спрашивает, который к нам обращается. Такая проза кажется особо ритмичной, хотя никто не уловил здесь особенного ритма; во всяком случае до сих пор никто не показал, чем эти отрывки ритмичнее других» [17, с. 280]. Например:

Но зачем так долго заниматься Коробочкой? Коробочка ли, Манилова ли, хозяйственная ли жизнь или нехозяйственная - мимо их! Не то на свете дивно устроено: веселое мигом обратится в печальное, если только долго застоишься перед ним, и тогда бог знает что взбредет в голову. Может быть, станешь даже думать: да полно, точно ли Коробочка стоит так низко на бесконечной лестнице человеческого совершенствования? Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанию хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм. Но мимо, мимо! зачем говорить об этом?

Конечно, можно бы заметить, что в доме есть много других занятий, кроме продолжительных поцелуев и сюрпризов, и много бы можно сделать разных запросов. Зачем, например, глупо и без толку готовиться на кухне? зачем довольно пусто в кладовой? зачем воровка ключница? зачем нечистоплотны и пьяницы слуги? зачем вся дворня спит немилосердным образом и повесничает все остальное время? Но все это предметы низкие, а Манилова воспитана хорошо.

В диалогах персонажей риторические реплики состоят из двух и более конструкций:

- Как в цене? - сказал опять Манилов и остановился. - Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за души, которые в некотором роде окончили свое существование? Если уж вам пришло этакое, так сказать, фантастическое желание, то с своей стороны я передаю их вам безынтересно и купчую беру на себя.

Сравним также:

- А что я тебе сказал последний раз, когда ты напился? а? забыл? - сказал Чичиков.

- Нет, ваше благородие, как можно, чтобы я позабыл. Я уже дело свое знаю. Я знаю, что нехорошо быть пьяным. С хорошим человеком поговорил, потому, что...

- Вот я тебя как высеку, так ты у меня будешь знать, как говорить с хорошим человеком!

- Как милости вашей будет завгодно, - отвечал на все согласный Селифан, - коли высечь, то и высечь; я ничуть не прочь от того. Почему ж не посечь, коли за дело, на то воля господская. Оно нужно посечь, потому что мужик балуется, порядок нужно наблюдать. Коли за дело, то и посеки; почему ж не посечь?

Для стиля же Н.В.Гоголя также характерна такая особенность, когда конструкция содержит ответ на риторический вопрос, который, как уже было сказано, в нем не нуждается.

Если б вы знали, какую услугу оказали сей, по-видимому, дрянью, человеку без племени и роду! Да и действительно, чего не потерпел я? как барка какая-нибудь среди свирепых волн... Каких гонений, каких преследований не испытал, какого горя не вкусил, а за что? за то, что соблюдал правду, что был чист на своей совести, что подавал руку и вдовице беспомощной и сироте горемыке!.. - Тут даже он [Манилов] отер платком выкатившуюся слезу.

Философские рассуждения Н.В. Гоголя над несовершенством русской жизни, лирические монологи Н.В. Гоголя - это примечательное явление в русской классике. «Мертвые души» явились не только сатирой на Россию Чичиковых и Собакевичей, но и лирической поэмой о России - родине великого народа. Ответы на вопросы очевидны, но также правомерно и то мнение, что ситуацию, которая стоит за каждым из риторических вопросов изменить очень сложно, если не невозможно. Именно в этом Н.В. Гоголь видит несовершенство человеческой натуры и общества в целом.

5. Особенности осложненного предложения

Структурная характеристика предложений строится на основе учета различных признаков данной структуры. Так, предложения могут быть простыми и сложными в зависимости от количества предикативных единиц - одной или нескольких. [14, с. 288]

Осложненное предложение не является самостоятельной синтаксической единицей. По структуре оно представляет собой простое предложение, противопоставленное сложному как единица монопредикативная единице полипредикативной. Самый характер осложнения может быть очень различен, так что понятие «осложненное предложение» объединяет неоднородные синтаксические построения.

Осложненное предложение по ряду признаков в той или иной степени сближается со сложным предложением. Многие типы осложненных предложений характеризуются дополнительной предикативностью, связанной с определенными способами ее синтаксического оформления. Тем не менее осложненное предложение любой структуры имеет одно предикативное ядро и этим отличается от сложного предложения.

Строгого определения осложненного предложения в синтаксической теории не выработано, существует лишь традиция употребления соответствующего термина: к осложненным обычно относят предложения с однородными членами и предложения с обособленными оборотами. В некоторых грамматиках осложненными называют также предложения с обращением и предложения с вводными словами. Вместе с тем многие авторы при описании соответствующих семантических явлений понятием «осложненное предложение» вообще не пользуются. Отказ от общего определения объясняется разнохарактерностью тех синтаксических явлений, которые практически подводятся под понятие «осложнение» [18, с. 289].

Есть мнение, что понятие «осложненное предложение» нужно сузить. С этой точки зрения, предложение с однородными членами не является осложненным, поскольку однородность лишь количественно расширяет предложение, но не осложняет его. При таком узком понимании осложненным является только предложение с обособленными членами. Однако само понятие обособления также нуждается в уточнении и более строгом теоретическом определении. Под это понятие подходят разнотипные в синтаксическом отношении факты и явления. Обособленные обороты очень различны в конструктивном отношении, так что фактор интонационного выделения играет в них определенную роль. Разные виды обособления имеют различное отношение к сфере конструктивного и коммуникативного синтаксиса.

Осложнение связывают, прежде всего, с полупредикативностью - особым синтаксическим значением, близким к предикативному. Это значение находят не во всех, но во многих обособленных оборотах, таких как деепричастный оборот, обособленный причастный оборот, обособленное приложение (аппозиция). Но и термин «полупредикативность» понимается в синтаксисе неодинаково.

Полупредикативность обособленного прилагательного не идентична полупредикативности деепричастного оборота, постоянным свойством которого является связь с другим глаголом того же предложения. С другой стороны, скрытая, явно не выраженная предикативность какого-либо обособленного оборота или иной части предложения, не совпадающая с полупредикативностью, также служит осложнению предложения. [18, с. 6]

Для стиля поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» характерно широкое и частотное употребление предложений, осложненных различными синтаксическими конструкциями.

5.1 Предложения, осложненные однородными членами

Однородные члены предложения - одно из проявлений структурно-семантической категории синтаксиса - однородности, которая обнаруживается на уровне осложненного предложения.

Главным признаком однородных членов предложения является то, что они занимают позицию одного члена предложения. Именно в этом свойстве однородных членов проявляются и сочетаются все остальные.

В предложении однородные члены объединяются в цельный структурно-семантический блок по отношению к другим членам предложения. Синтаксическая функция всей группы однородных членов совпадает с синтаксической функцией любого члена этой группы. Таким образом, в связь с другими компонентами предложения однородные члены вступают не сами по себе, а лишь в структурно-семантическом единстве, в сочиненном ряду.

Структурно-семантический блок однородных членов связан с другими членами предложения (или же их компонентом) подчинительной связью. Все однородные члены, за исключением подлежащих, являются соподчиненными членами, так как подчиняются одному и тому же члену предложения [12, с. 140].

Однородные члены соединяются или могут быть соединены сочинительными союзами и произносятся с так называемой интонацией перечисления. При отсутствии союзов или при их повторении однородные члены связываются также соединительными паузами [14, с. 358]. В нашей работе мы будем рассматривать однородные члены не только в составе простых предложений, но и в составе предикативных частей сложного предложения.

В поэме «Мертвые души» наиболее частотны предложения с однородными сказуемыми, которые чаще всего используются для передачи последовательности действий:

Наконец толстый, послуживши богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет службу, перебирается и делается помещиком, славным русским барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет.

Молодой человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой.

Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, - словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии - повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.

Расспросивши подробно будочника, куда можно пройти ближе, если понадобится, к собору, присутственным местам, к губернатору, он отправился взглянуть на реку, протекавшую посредине города, дорогою оторвал прибитую к столбу афишу, с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и, еще раз окинувши все глазами, как бы с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным слугою.

Накушавшись чаю, он уселся перед столом, велел подать себе свечу, вынул из кармана афишу, поднес ее к свече и стал читать, прищуря немного правый глаз.

Впрочем, замечательного немного было в афишке: давалась драма г. Коцебу, в которой Ролла играл г. Поплёвин, Кору - девица Зяблова, прочие лица были и того менее замечательны; однако же он прочел их всех, добрался даже до цены партера и узнал, что афиша была напечатана в типографии губернского правления, потом переворотил на другую сторону: узнать, нет ли и там чего-нибудь, но, не нашедши ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать все, что ни попадалось.

Потом надел перед зеркалом манишку, выщипнул вылезшие из носу два волоска и непосредственно за тем очутился во фраке брусничного цвета с искрой.

Хотя почтмейстер был очень речист, но и тот, взявши в руки карты, тот же час выразил на лице своем мыслящую физиономию, покрыл нижнею губою верхнюю и сохранил такое положение во все время игры.

«Я, душенька, был у губернатора на вечере, и у полицеймейстера обедал, и познакомился с коллежским советником Павлом Ивановичем Чичиковым: преприятный человек!»

А сделавшись приказчиком, поступал, разумеется, как все приказчики: водился и кумился с теми, которые на деревне были побогаче, подбавлял на тягла победнее, проснувшись в девятом часу утра, поджидал самовара и пил чай.

Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке.

Побежденный признательностию, он [Чичиков] наговорил тут же столько благодарностей, что тот смешался, весь покраснел, произвел головою отрицательный жест и наконец уже выразился, что это сущее ничего, что он [Манилов], точно, хотел бы доказать чем-нибудь сердечное влечение, магнетизм души, а умершие души в некотором роде совершенная дрянь.

Селифан, прерванный тоже на самой середине речи, смекнул, что, точно, не нужно мешкать, вытащил тут же из-под козел какую-то дрянь из серого сукна, надел ее в рукава, схватил в руки вожжи и прикрикнул на свою тройку, которая чуть-чуть переступала ногами, ибо чувствовала приятное расслабление от поучительных речей.

Слезши с козел, он [Селифан] стал перед бричкою, подперся в бока, обеими руками, в то время как барин барахтался в грязи, силясь оттуда вылезть, и сказал после некоторого размышления: «Вишь ты, и перекинулась!»

Не успела бричка совершенно остановиться, как он уже соскочил на крыльцо, пошатнулся и чуть не упал.

- Вы [Чичиков - Коробочке] собирали его, может быть, около года, с заботами, со старанием, хлопотами; ездили, морили пчел, кормили их в погребе целую зиму; а мертвые души дело не от мира сего.

Здесь Чичиков вышел совершенно из границ всякого терпения, хватил в сердцах стулом об пол и посулил ей черта.

Селифан помог взлезть девчонке на козлы, которая, ставши одной ногой на барскую ступеньку, сначала запачкала ее грязью, а потом уже взобралась на верхушку и поместилась возле него.

Сказуемое отличается разнообразием способов выражения. В разных видах простого и составного сказуемого используются все знаменательные части речи. В связи с этим среди разновидностей сказуемого имеются группы таких форм, которые различаются лишь оттенками значения, и перед пишущим нередко возникает вопрос о выборе одной из этих синонимических конструкций [13, с. 261].

Что касается просторечных синонимов, то они включаются авторами в повествовательный текст, благодаря чему создаются оригинальные параллели, своего рода «речевые светотени». Это хорошо представлено в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя:

…свинья с семейством очутилась тут же; тут же, разгребая кучу сора, съела мимоходом цыпленка и, не замечая этого, продолжала уписывать арбузные корки своим порядком.

или

Собакевич... пристроился к осетру и... четверть часа с небольшим доехал его всего...

Кроме однородных сказуемых, в поэме «Мертвые души» также частотны однородные подлежащие. Особенностью гоголевского стиля является достаточно регулярное употребление обобщающих слов при однородных подлежащих:

В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, - словом, все те, которых называют господами средней руки.

У тоненького в три года не остается ни одной души, не заложенной в ломбард, у толстого спокойно, глядь - и явился где-нибудь в конце города дом, купленный на имя жены, потом в другом конце другой дом, потом близ города деревенька, потом и село со всеми угодьями.

Едва только ушел назад город, как уже пошли писать, по нашему обычаю, чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, дикий вереск и тому подобный вздор.

Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам….

Однородные второстепенные члены предложения также встречаются довольно часто и содержательно обогащают синтаксическую конструкцию.

В следующих предложениях представлены однородные дополнения:

Засим не пропустили председателя палаты, почтмейстера и таким образом перебрали почти всех чиновников города, которые все оказались самыми достойными людьми.

Хотя время, в продолжение которого они будут проходить сени, переднюю и столовую, несколько коротковато, но попробуем, не успеем ли как-нибудь им воспользоваться и сказать кое-что о хозяине дома.

Потом отправился к вице-губернатору, потом был у прокурора, у председателя палаты, у полицеймейстера, у откупщика, у начальника над казенными фабриками... жаль, что несколько трудно упомнить всех сильных мира сего; но довольно сказать, что Приезжий оказал необыкновенную деятельность насчет визитов: он явился даже засвидетельствовать почтение инспектору врачебной управы и городскому архитектору.

Несмотря на то что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек».

В следующем предложении однородные несогласованные определения дают развернутую, подробную характеристику «известному роду людей»:

Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то, ни се, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы.

В поэме встречаются также предложения, содержащие в себе несколько рядов однородных членов:

Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками, и невесть чего не было.

В жанрах художественной речи перечисление нередко охватывает и логически неоднородные понятия, это создает характер естественной непосредственности речи или комизма; вместе с этим такие разнородные понятия с какой-нибудь интересующей автора точки зрения представляются однородными [13, с. 284]. Для стиля Н.В. Гоголя также характерно соединение в однородном ряду логически разнородных понятий:

Вслед за чемоданом внесен был небольшой ларчик красного дерева с штучными выкладками из карельской березы, сапожные колодки и завернутая в синюю бумагу жареная курица.

Кое-где просто на улице стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими на мыло; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и воткнутою в нее вилкою.

День, кажется, был заключен порцией холодной телятины, бутылкою кислых щей и крепким сном во всю насосную завертку, как выражаются в иных местах обширного русского государства.

Со стороны своей языковой структуры однородные члены представляют большие возможности для стилистического использования, в связи с тем, что они располагают большим количеством синонимических структур, различающихся или смысловыми оттенками, или употреблением в разных стилях речи [13, с. 285]. Однородные члены предложения способствуют высокой содержательной насыщенности, информативности текста.

5.2 Предложения, осложненные обособленными членами предложения

Осложнение, как правило, ведет к расширению структуры предложения. Всякое осложнение, с грамматической точки зрения, идет по одному из двух возможных путей - субординации или координации.

Введение в элементарное предложение причастных, деепричастных, предложных, сравнительных оборотов - это расширение и осложнение структуры на основе субординации, поскольку каждый такой член включается в предложение как синтаксически подчиненный какому-либо члену элементарной структуры. Например, деепричастный оборот подчинен глагольному члену, обособленное прилагательное - субстантивному и т.д. Включаясь в предложение, эти члены расширяют позиционный состав предложения.

Введение однородных, уточняющих, поясняющих членов - это осложнение на основе координации. Количество позиций при этом не увеличивается, но предложение осложняется и семантически, и синтаксически благодаря возникновению отношений между координируемыми членами. [18, с. 17]

Обособление со стилистической стороны представляет интерес, поскольку оно создает те или иные оттенки значения. Общей чертой обособленных членов, в отличие от необособленных, является то, что они обладают большим семантическим весом, выделяют, подчеркивают обозначаемую ими деталь, что особенно отчетливо видно из сравнения одного и того же члена, когда он то обособлен, то не обособлен [13, с. 295].

5.2.1 Предложения, осложненные обособленными определениями

Полупредикативностью называется синтаксическое отношение между интонационно обособленным членом и его определяемым - субстантивным членом предложения.

Термин «обособленное определение» не вскрывает функции данного члена предложения, он создает видимость, что прилагательное, составляющее отдельную синтагму, остается тем же членом предложения, что и необособленное. То, что это не так, доказывает его способность вступать в связь со сказуемым, не свойственную определению. Но и при отсутствии такой связи полупредикативный член имеет отличительные синтаксические признаки, в которых проявляется одно общее свойство полупредикативного члена: он более свободно, чем атрибут, включается в состав предложения [18, с. 22].

В тексте «Мертвых душ» часто встречаются предложения, в которых каждая из предикативных частей имеет в своем составе какое-либо осложнение, и в целом синтаксис всего фрагмента оказывается сложным, отражающим разного рода дополнительную информацию. Компоненты, осложняющие простое предложение или предикативную часть сложного предложения, могут содержать дополнительную характеристику внешнего вида персонажа, чаще всего предметов его одежды, а также поведения и внутренних черт персонажа. В этой функции используются обособленные согласованные (и реже - несогласованные) определения.

Обособленные определения вводятся Н.В. Гоголем:

а) для описания одежды персонажа:

Да еще, когда бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом.

Он выбежал проворно, с салфеткой в руке, весь длинный и в длинном демикотонном сюртуке со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул волосами и повел проворно господина вверх по всей деревянной галдарее показывать ниспосланный ему богом покой.

На другой день Чичиков провел вечер у председателя палаты, который принимал гостей своих в халате, несколько замасленном, и в том числе двух каких-то дам.

Селифан принялся стучать, и скоро, отворив калитку, высунулась какая-то фигура, покрытая армяком, и барин со слугою услышали хриплый бабий голос.

Он надел рубаху; платье, уже высушенное и вычищенное, лежало возле него.

Собакевич тоже сказал несколько лаконически: «И ко мне прошу», - шаркнувши ногою, обутою в сапог такого исполинского размера, которому вряд ли где можно найти отвечающую ногу, особливо в нынешнее время, когда и на Руси начинают выводиться богатыри.

Фемистоклюс! - сказал Манилов, обратившись к старшему, который старался освободить свой подбородок, завязанный лакеем в салфетку;

б) для описания черт характера или внутреннего состояния и поведения человека, а также общей характеристики персонажа:

В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян, - словом, все те, которых называют господами средней руки.

Другой род мужчин составляли толстые или такие же, как Чичиков, то есть не так чтобы слишком толстые, однако ж и не тонкие.

Такое мнение, весьма лестное для гостя, составилось о нем и в городе…

На вопрос, далеко ли деревня Заманиловка, мужики сняли шляпы, и один из них, бывший поумнее и носивший бороду клином, отвечал…

Это был человек лет под сорок, бривший бороду, ходивший в сюртуке и, по-видимому, проводивший очень покойную жизнь, потому что лицо его глядело какою-то пухлою полнотою, а желтоватый цвет кожи и маленькие глаза показывали, что он знал слишком хорошо, что такое пуховики и перины.

Кучер, услышав, что нужно пропустить два поворота и поворотить на третий, сказал: «Потрафим, ваше благородие», - и Чичиков уехал, сопровождаемый долго поклонами и маханьями платка приподымавшихся на цыпочках хозяев.

Подобная игра природы, впрочем, случается на разных исторических картинах, неизвестно в какое время, откуда и кем привезенных к нам в Россию, иной раз даже нашими вельможами, любителями искусств, накупившими их в Италии по совету везших их курьеров.

Помещик Манилов, еще вовсе человек не пожилой, имевший глаза сладкие, как сахар, и щуривший их всякий раз, когда смеялся, был от него без памяти.

Побежденный признательностию, он наговорил тут же столько благодарностей, что тот смешался, весь покраснел, произвел головою отрицательный жест и наконец уже выразился, что это сущее ничего, что он, точно, хотел бы доказать чем-нибудь сердечное влечение, магнетизм души, а умершие души в некотором роде совершенная дрянь.

Предположения, сметы и соображения, блуждавшие по лицу его, видно, были очень приятны, ибо ежеминутно оставляли после себя следы довольной усмешки;

в) для описания внешних особенностей неодушевленных предметов:

Хомут на одной из них [на лошади], надевавшийся дотоле почти всегда в разодранном виде, так что из-под кожи выглядывала пакля, был искусно зашит.

Пока приезжий господин осматривал свою комнату, внесены были его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, несколько поистасканный, показывавший, что был не в первый раз в дороге.

Наружный фасад гостиницы отвечал ее внутренности: она была очень длинна, в два этажа; нижний не был выщекатурен и оставался в темно-красных кирпичиках, еще более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых уже самих по себе; верхний был выкрашен вечною желтою краскою; внизу были лавочки с хомутами, веревками и баранками.

В этой конурке он приладил к стене узенькую трехногую кровать, накрыв ее небольшим подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же замаслившимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина гостиницы.

Кое-где просто на улице стояли столы с орехами, мылом и пряниками, похожими на мыло; где харчевня с нарисованною толстою рыбою и воткнутою в нее вилкою.

Он [Чичиков] заглянул и в городской сад, который состоял из тоненьких дерев, дурно принявшихся, с подпорками внизу, в виде треугольников, очень красиво выкрашенных зеленою масляною краскою.

Таким образом одевшись, покатился он в собственном экипаже по бесконечно широким улицам, озаренным тощим освещением из кое-где мелькавших окон.

Чтобы еще более согласить в чем-нибудь своих противников, он всякий раз подносил им всем свою серебряную с финифтью табакерку, на дне которой заметили две фиалки, положенные туда для запаха.

Это чтение совершалось более в лежачем положении в передней, на кровати и на тюфяке, сделавшемся от такого обстоятельства убитым и тоненьким, как лепешка.

Попадались вытянутые по снурку деревни, постройкою похожие на старые складенные дрова, покрытые серыми крышами с резными деревянными под ними украшениями в виде висячих шитых узорами утиральников.

В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже два года.

На обоих окнах тоже помещены были горки выбитой из трубки золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками.

Он [Чичиков] поворотился так сильно в креслах, что лопнула шерстяная материя, обтягивавшая подушку; сам Манилов посмотрел на него в некотором недоумении.

А Чичиков в довольном расположении духа сидел в своей бричке, катившейся давно по столбовой дороге.

Это заставило его [Чичикова] задернуться кожаными занавесками с двумя круглыми окошечками, определенными на рассматривание дорожных видов, и приказать Селифану ехать скорее.

По огороду были разбросаны кое-где яблони и другие фруктовые деревья, накрытые сетями для защиты от сорок и воробьев, из которых последние целыми косвенными тучами переносились с одного места на другое.

В синтаксической структуре одного сложного предложения (в одной и той же или в разных частях) могут встречаться обособленные определения, поясняющие разные предметы:

Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устраивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробностях проезжающего.

Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем.

У тоненького в три года не остается ни одной души, не заложенной в ломбард, у толстого спокойно, глядь - и явился где-нибудь в конце города дом, купленный на имя жены, потом в другом конце другой дом, потом близ города деревенька, потом и село со всеми угодьями.

Но обо всем этом читатель узнает постепенно и в свое время, если только будет иметь терпение прочесть предлагаемую повесть, очень длинную, имеющую после раздвинуться шире и просторнее по мере приближения к концу, венчающему дело.

Занятый ими, он не обращал никакого внимания на то, как его кучер, довольный приемом дворовых людей Манилова, делал весьма дельные замечания чубарому пристяжному коню, запряженному с правой стороны.

Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанию хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.

Несогласованные обособленные определения встречаются, но гораздо реже:

На крыльцо вышла опять какая-то женщина, помоложе прежней, но очень на нее похожая.

Для этой же самой причины водружено было несколько чучел на длинных шестах, с растопыренными руками; на одном из них надет был чепец самой хозяйки.

Эй, Пелагея! - сказала помещица стоявшей около крыльца девчонке лет одиннадцати, в платье из домашней крашенины и с босыми ногами, которые издали можно было принять за сапоги, так они были облеплены свежею грязью.

Дополнительная информация, содержащаяся в таких определениях, приобретает большую смысловую важность, подчеркивает и выделяет названные признаки, с одной стороны, обращая на них внимание читателя, а с другой - делая более разнообразным и живым само повествование.

5.2.2 Предложения, осложненные обособленными приложениями

Специфические свойства приложения, выделяющие его в особый вид определения, включают как структурные, так и семантические характеристики, тесно между собой связанные.

Специфическим свойством семантики приложений является то, что приложения, определяя предмет, дают ему другое название. В семантике приложения, таким образом, особенно важны два компонента: компонент номинации предмета и определения его. Компонент номинации присутствует во всех случаях приложения и обусловливает его субстантивную форму. Если в конкретном случае более важен определительный компонент, то субстантивная форма может трансформироваться в строевой элемент приложения, а прилагательное берет на себя основную семантическую нагрузку - компонент определения [12, с. 120].

Приложения чаще относятся к одушевленным существительным, называющим действующих лиц поэмы, и описывают возраст, черты внешности и характера, а также внутренние и интеллектуальные особенности персонажа.

Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, … где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с … дверью в соседнее помещение …, где устраивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный …

Там, между прочим, он [Чичиков] познакомился с помещиком Ноздревым, человеком лет тридцати, разбитным малым, который ему после трех-четырех слов начал говорить «ты».

Подобная игра природы, впрочем, случается на разных исторических картинах, неизвестно в какое время, откуда и кем привезенных к нам в Россию, иной раз даже нашими вельможами, любителями искусств, накупившими их в Италии по совету везших их курьеров.

Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова … , и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», - человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, - которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.

Помещик Манилов, еще вовсе человек не пожилой, имевший глаза сладкие, как сахар, и щуривший их всякий раз, когда смеялся, был от него без памяти.

Там, между прочим, он познакомился с помещиком Ноздревым, человеком лет тридцати, разбитным малым, который ему после трех-четырех слов начал говорить «ты».

Можно было видеть тотчас, что он совершил свое поприще, как совершают его все господские приказчики: был прежде просто грамотным мальчишкой в доме, потом женился на какой-нибудь Агашке-ключнице, барыниной фаворитке, сделался сам ключником, а там и приказчиком.

Для пополнения картины не было недостатка в петухе, предвозвестнике переменчивой погоды, который … горланил очень громко и даже похлопывал крыльями, обдерганными, как старые рогожки.

В большинстве случаев обособленные приложения представляют собой синтаксически несвободное словосочетание со структурно главным компонентом, называющим принадлежность к общему классу лиц (человек, женщина и т.д.) и подвергающимся десемантизации, и зависимым компонентом, который и несет на себе основную смысловую нагрузку (молчаливый и спокойный человек, весьма рассудительного и любезного человека). Подобного рода приложения отмечаются в относительно самостоятельных контекстах, вводящих в повествование новое лицо. Эти предложения характеризуются специфическим порядком слов, при котором сказуемое находится на первом месте, а подлежащее следует за сказуемым и имеет при себе постпозитивное обособленное приложение, значение которого и актуализируется благодаря позиции:

В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые были в тех летах, когда сажают уже детей за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою.

В нашем полку был поручик, прекраснейший и образованнейший человек, который не выпускал изо рта трубки не только за столом, но даже, с позволения сказать, во всех прочих местах.

Минуту спустя вошла хозяйка, женщина пожилых лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов.

В бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так чтобы слишком молод.

Чемодан внесли кучер Селифан, низенький человек в тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет тридцати, в просторном подержанном сюртуке, как видно с барского плеча, малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом.

5.2.3 Предложения, осложненные обособленными обстоятельствами, выраженные деепричастным оборотом

Особенностью синтаксического строя поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» является частотное употребление предложений с обособленным обстоятельством, выраженным деепричастным оборотом. Особенно любимы Н.В. Гоголем деепричастия совершенного вида, образованные от основы неопределенной формы посредством суффикса -вши-, который в наши дни встречается очень редко.

Глагольная дополнительная предикативность создается деепричастием и инфинитивом. От полупредикативности это значение отличается прежде всего тем, что оно предопределено, задано глагольной принадлежностью слова, указывающей на активный признак субъекта, и следовательно, оно не является чисто синтаксическим.

Деепричастие - одиночное или, чаще, с распространителями, составляющее оборот, выступает в предложении как дополнительная характеристика субъекта, указывающая на процессуальный признак. Она предполагает другой предикативный признак того же субъекта, который является основным [18, с. 25]: Размотавши косынку, господин велел подать себе обед. Функция дополнительной предикативности положена в основу определения грамматического значения деепричастия: «добавочное действие» есть не что иное, как позиция в предложении. [18, с. 26]

Обозначая качественную характеристику действия, состояния или признака, а также условия, сопровождающие их (указание на причину, время, место и т.д.), обстоятельства делятся на обстоятельства образа действия, степени, места, времени, причины, цели, меры, условия, уступки [14, с. 326].

Конкретные значения обстоятельств настолько разнообразны, что многие исследователи считают необходимым пополнить эту классификацию другими группами обстоятельств. Такая детализация может быть более или менее исчерпывающей, однако и в том и в другом случае она не может охватить всех возможных конкретных значений обстоятельств, поскольку эти значения часто связаны с лексическими значениями слов, а не с их синтаксическими свойствами. [14, с. 327]

В поэме «Мертвые души» регулярно наблюдается использование деепричастных оборотов в функции обстоятельства времени, называющих действие, предшествующее другому действию, названному глаголом-сказуемым. Такие обстоятельства могут занимать различные позиции по отношению к глаголу-сказуемому. Возможна также постпозиция обособленного обстоятельства:

Прощайте, миленькие малютки! - сказал Чичиков, увидевши Алкида и Фемистоклюса, которые занимались каким-то деревянным гусаром, у которого уже не было ни руки, ни носа.

Даже сам Собакевич, который редко отзывался о ком-нибудь с хорошей стороны, приехавши довольно поздно из города и уже совершенно раздевшись и легши на кровать возле худощавой жены своей, сказал ей: «Я, душенька, был у губернатора на вечере, и у полицеймейстера обедал, и познакомился с коллежским советником Павлом Ивановичем Чичиковым: преприятный человек!»

Итак, отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, - а в тот день случись воскресенье, - выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку.

Наконец, выдернувши ее [руку] потихоньку, он сказал, что не худо бы купчую совершить поскорее и хорошо бы, если бы он сам понаведался в город.

Как? вы уже хотите ехать? - сказал Манилов, вдруг очнувшись и почти испугавшись.

Обособленные обстоятельства могут находиться в препозиции по отношению к сказуемому:

Не без радости был вдали узрет полосатый шлагбаум, дававший знать, что мостовой, как и всякой другой муке, будет скоро конец; и еще несколько раз ударившись довольно крепко головою в кузов, Чичиков понесся наконец по мягкой земле.

Проехавши пятнадцатую версту, он вспомнил, что здесь, по словам Манилова, должна быть его деревня, но и шестнадцатая верста пролетела мимо, а деревни все не было видно, и если бы не два мужика, попавшиеся навстречу, то вряд ли бы довелось им потрафить на лад.

Проехавши две версты, встретили поворот на проселочную дорогу, но уже и две, и три, и четыре версты, кажется, сделали, а каменного дома в два этажа все еще не было видно.

Сначала, принявши косое направление, хлестал он [дождь] в одну сторону кузова кибитки, потом в другую, потом, изменивши образ нападения и сделавшись совершенно прямым, барабанил прямо в верх его кузова; брызги наконец стали долетать ему в лицо.

Сказавши это, он [Селифан] так покосил бричку, что Чичиков принужден был держаться обеими руками.

Окинувши взглядом комнату, он [Чичиков] теперь заметил, что на картинах не всё были птицы: между ними висел портрет Кутузова и писанный масляными красками какой-то старик с красными обшлагами на мундире, как нашивали при Павле Петровиче.

Повторивши это раза три, он [Чичиков] попросил хозяйку приказать заложить его бричку.

Расспросивши подробно будочника, куда можно пройти ближе, если понадобится, к собору, присутственным местам, к губернатору, он отправился взглянуть на реку, протекавшую посредине города, дорогою оторвал прибитую к столбу афишу, с тем чтобы, пришедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально на проходившую по деревянному тротуару даму недурной наружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узелком в руке, и, еще раз окинувши все глазами, как бы с тем, чтобы хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным слугою.

Наконец толстый, послуживши богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет службу, перебирается и делается помещиком, славным русским барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет.

Одиночные деепричастия и деепричастные обороты могут выступать в роли обстоятельства причины. Такое употребление наблюдается в следующих контекстах:

Проходивший поп снял шляпу, несколько мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: «Барин, подай сиротиньке!» Кучер, заметивши, что один из них был большой охотник становиться на запятки, хлыснул его кнутом…

Здесь он [Манилов] еще что-то хотел выразить, но, заметивши, что несколько зарапортовался, ковырнул только рукою в воздухе и продолжал: - Тогда, конечно, деревня и уединение имели бы очень много приятностей.

Слова хозяйки были прерваны странным шипением, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить.

Обособленные деепричастные обороты часто выполняют также функцию обстоятельства образа действия:

Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же несколько в сторону председателя и почтмейстера.

Собакевич тоже сказал несколько лаконически: «И ко мне прошу», - шаркнувши ногою, обутою в сапог такого исполинского размера, которому вряд ли где можно найти отвечающую ногу, особливо в нынешнее время, когда и на Руси начинают выводиться богатыри.

Вид оживляли две бабы, которые, картинно подобравши платья и подтыкавшись со всех сторон, брели по колени в пруде, влача за два деревянные кляча изорванный бредень, где видны были два запутавшиеся рака и блестела попавшаяся плотва; бабы, казалось, были между собою в ссоре и за что-то перебранивались.

Когда приходил к нему [Манилову] мужик и, почесавши рукою затылок, говорил: «Барин, позволь отлучиться на работу, подать заработать». - «Ступай», - говорил, он, куря трубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать.

И весьма часто, сидя на диване, вдруг, совершенно неизвестно из каких причин, один, оставивши свою трубку, а другая работу, если только она держалась на ту пору в руках, они напечатлевали друг другу такой томный и длинный поцелуй, что в продолжение его можно бы легко выкурить маленькую соломенную сигарку.

Чичиков согласился с этим совершенно, прибавивши, что ничего не может быть приятнее, как жить в уединенье, наслаждаться зрелищем природы и почитать иногда какую-нибудь книгу...

Фемистоклюс! - сказал Манилов, обратившись к старшему, который старался освободить свой подбородок, завязанный лакеем в салфетку.

Здесь Манилов, сделавши некоторое движение головою, посмотрел очень значительно в лицо Чичикова, показав во всех чертах лица своего и в сжатых губах такое глубокое выражение, какого, может быть, и не видано было на человеческом лице, разве только у какого-нибудь слишком умного министра, да и то в минуту самого головоломного дела.

О! это была бы райская жизнь! - сказал Чичиков, вздохнувши. - Прощайте, сударыня! - продолжал он, подходя к ручке Маниловой.

А тебе барабан; не правда ли, тебе барабан? - продолжал он, наклонившись к Алкиду.

Так как русский человек в решительные минуты найдется, что сделать, не вдаваясь в дальние рассуждения, то, поворотивши направо, на первую перекрестную дорогу, прикрикнул он [Селифан]: «Эй вы, други почтенные!» - и пустился вскачь, мало помышляя о том, куда приведет взятая дорога.

Свет мелькнул в одном окошке и досягнул туманною струею до забора, указавши нашим дорожным ворота.

Слышишь, Фетинья! - сказала хозяйка, обратясь к женщине, выходившей на крыльцо со свечою, которая успела уже притащить перину и, взбивши ее с обоих боков руками, напустила целый потоп перьев по всей комнате.

- Ох, батюшка, осьмнадцать человек! - сказала старуха, вздохнувши.

- На все воля божья, матушка! - сказал Чичиков, вздохнувши.

В ответ на это Чичиков свернул три блина вместе и, обмакнувши их в растопленное масло, отправил в рот, а губы и руки вытер салфеткой.

В этой конурке он приладил к стене узенькую трехногую кровать, накрыв ее небольшим подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же замаслившимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина гостиницы.

Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым - наверное не могу сказать, кто делает, бог их знает, я никогда не носил таких косынок.

Обстоятельства образа и способа действия обозначают качество действия, состояния, а также способ совершения действия или проявления признака. Наряду со значением способа действия, некоторые из них могут одновременно выражать и временное значение.

5.3 Предложения, осложненные вводными словами и вставными конструкциями

Употребление в речи вводных слов и словосочетаний требует стилистического комментария, поскольку они, выражая те или иные оценочные значения, придают экспрессивную окраску высказыванию и нередко закрепляются за функциональным стилем. Если отталкиваться от традиционной классификации основных типовых значений вводных компонентов, легко выявить их типы, закрепившиеся за тем или иным функциональным стилем [19, с. 197].

В стиле художественной литературы вводные слова вместе с другими лексическими и грамматическими средствами нередко используются для создания речевой характеристики (возможность вносить добавочные сведения, дополнительные пояснения, уточнения, поправки, попутные замечания, оговорки) [15, с. 337].

Вводным словам присуща интонация вводности, выражающаяся в понижении голоса и более быстром их произнесении по сравнению с остальной частью предложения и в своеобразной безударности [14, с. 375]. Вводные слова могут относиться или ко всему предложению в целом, или к отдельным его членам.

Для художественного стиля поэмы Н.В. Гоголя характерно обильное использование вводных слов и словосочетаний. Возможно, это связано со взятой на себя Н.В. Гоголем ролью автора, рассказывающего нам «достоверную» историю из жизни Чичикова.

В поэме «Мертвые души» встречаются вводные слова и словосочетания с указанием на обычность, повторяемость какого-либо действия или ситуации или на достоверность/недостоверность происходящего:

Несколько мужиков, по обыкновению, зевали, сидя на лавках перед воротами в своих овчинных тулупах.

А после него опять тоненькие наследники спускают, по русскому обычаю, на курьерских, все отцовское добро.

Это займет, впрочем, не много времени и места, потому что не много нужно прибавить к тому, что уже читатель знает, то есть что Петрушка ходил в несколько широком коричневом сюртуке с барского плеча и имел, по обычаю людей своего звания, крупный нос и губы.

Едва только ушел назад город, как уже пошли писать, по нашему обычаю, чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, дикий вереск и тому подобный вздор.

Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым - наверное не могу сказать, кто делает, бог их знает, я никогда не носил таких косынок.

И в самом деле, Манилов наконец услышал такие странные и необыкновенные вещи, каких еще никогда не слыхали человеческие уши.

Дождь, однако же, казалось, зарядил надолго.

Может быть, к сему побудила его другая, более существенная причина, дело более серьезное, близшее к сердцу…

Может быть, к ним следует примкнуть и Манилова.

Но в это время, казалось, как будто сама судьба решилась над ним сжалиться.

А хорошее воспитание, как известно, получается в пансионах.

Периодически автор ссылается на источник информации или способ передачи мысли:

Такое мнение… держалось до тех пор, покамест одно странное свойство гостя и предприятие, или, как говорят в провинциях, пассаж, о котором читатель скоро узнает, не привело в совершенное недоумение почти всего города.

Проехавши пятнадцатую версту, он вспомнил, что здесь, по словам Манилова, должна быть его деревня, но и шестнадцатая верста пролетела мимо, а деревни все не было видно, и если бы не два мужика, попавшиеся навстречу, то вряд ли бы довелось им потрафить на лад.

Домы были в один, два и полтора этажа, с вечным мезонином, очень красивым, по мнению губернских архитекторов.

Словом, виды [природы] известные.

Словом, они были, то что говорится, счастливы.

Уже более недели приезжий господин жил в городе, разъезжая по вечеринкам и обедам и таким образом проводя, как говорится, очень приятно время.

Подобно вводным конструкциям, вставные конструкции обычно синтаксически не связаны с основным предложением, внутри которого они еще более интонационно изолированы значительными паузами, характерными для так называемой интонации включения. Вставные конструкции, благодаря присущей им смысловой емкости (возможность вносить добавочные сведения, дополнительные пояснения, уточнения, поправки, попутные замечания, оговорки и т. д.), используются в различных речевых стилях (научном, публицистическом, деловом). Широкое применение находят они в разговорной речи, в языке художественных произведений. Большое разнообразие выражаемых вставными конструкциями смысловых оттенков определяет их функциональную направленность и стилистическое использование.

Стилистические функции вставных конструкций обусловлены их лексическим составом (книжная или разговорная лексика, степень фразеологизации), синтаксической структурой (характер словосочетания, тип предложения), эмоционально-экспрессивной окраской [15, с. 337].

Вставные конструкции в поэме «Мертвые души» встречаются достаточно редко:

Надворные советники, может быть, и познакомятся с ним, но те, которые подобрались уже к чинам генеральским, те, бог весть, может быть, даже бросят один из тех презрительных взглядов, которые бросаются гордо человеком на все, что ни пресмыкается у ног его, или, что еще хуже, может быть, пройдут убийственным для автора невниманием. Но как ни прискорбно то и другое, а все, однако ж, нужно возвратиться к герою.

Итак, отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, - а в тот день случись воскресенье, - выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку.

Одевшись, подошел он к зеркалу и чихнул опять так громко, что подошедший в это время к окну индейский петух - окно же было очень близко от земли - заболтал ему что-то вдруг и весьма скоро на своем странном языке, вероятно «желаю здравствовать», на что Чичиков сказал ему дурака.

И весьма часто, сидя на диване, вдруг, совершенно неизвестно из каких причин, один, оставивши свою трубку, а другая работу, если только она держалась на ту пору в руках, они напечатлевали друг другу такой томный и длинный поцелуй, что в продолжение его можно бы легко выкурить маленькую соломенную сигарку.

Строгой границы между вводными и вставными конструкциями нет. Наиболее четко противопоставлены вводные единицы с модальными значениями и вставные конструкции, не связанные по смыслу с основным сообщением. Между этими полюсами - центрами разных синтаксических явлений - лежит зона переходных случаев, где с различной степенью смысловой, структурной и интонационной обособленности функционируют вводные и вставные слова, сочетания слов и предложения.

5.4 Предложения, осложненные обращениями

Так как поэма «Мертвые души» Николая Васильевича Гоголя изобилует диалогами, что соответствует основной его композиционной структуре, то в ней наблюдаются различные виды обращений.

Обращение - своеобразная синтаксическая конструкция, противоречивые признаки которой не позволяют однозначно определить ее синтаксический статус. Это грамматическая форма, обладающая первичной функцией и несколькими вторичными. В своей первичной функции обращение не имеет аналога среди других синтаксических категорий: это имя получателя речи (адресата), которое произносится говорящим в целях установления коммуникативного контакта (функция адресации речи). Имея в виду только эту функцию (звательную, апеллятивную, побудительную), мы не можем считать обращение членом предложения: имя собеседника - это еще не сама «речь», не высказывание, а только призыв к его восприятию. Эта функция обращения отражена в его традиционных определениях, принятых грамматиками [18, с. 164].

Наряду с нейтральными обращениями (сравн.: А знаете, Павел Иванович, - сказал Манилов, которому очень понравилась такая мысль, - как было бы в самом деле хорошо, если бы жить этак вместе, под одною кровлею, или под тенью какого-нибудь вяза пофилософствовать о чем-нибудь, углубиться!..) в поэме «Мертвые души» широко представлены обращения, выражающие различные типы эмоционального отношения к адресату речи и несущие на себе экспрессивную окраску.

Независимость от «речи» (высказываний) проявляется в интонационной самостоятельности обращения: это отдельная, изолированная синтагма с характерной «звательной» интонацией, выполняющей функцию призыва ко вниманию. Однако модель обращения - его форма (независимый именительный падеж) и функция адресации - практически в речи используется гораздо шире, что приводит к изменению статуса данной конструкции: обращение проявляет постоянную тенденцию к тому, чтобы от положения вне высказывания перейти на положение его компонента. Обращение включается в состав высказывания благодаря тому, что получает дополнительные, вторичные функции. Вторичные функции развиваются из первичной и представляют собой ее преобразование или перерождение. Функция адресации становится основой для функции характеризации, а также может трансформироваться в функцию номинации предмета речи (в целях конкретизации). Эти вторичные функции сближают обращение с членом предложения; благодаря им у обращения обнаруживаются признаки связанности с предложением и его членами [18, с. 164].

Рассматривая обращения как средство стилистического синтаксиса, можно заметить, что в них заложены элементы оценочной характеристики: положительной, отрицательной, нейтральной, приподнято-торжественной. По своей лексико-грамматической природе обращения призваны не только называть, но, обозначая людей, предметы, явления, характеризовать их. В таких случаях оценочное обращение приближается к полупредикативному приложению. Многие обращения экспрессивны, приемы их употребления разнообразны [20, с. 207]. В поэме Н.В. Гоголя обращения носят различную эмоционально-экспрессивную окраску.

Обращения могут заключать в себе хорошее отношение или положительную качественную характеристику (оценку) персонажа - ласкательную, одобрительную и т.п.

В иной комнате и вовсе не было мебели, хотя и было говорено в первые дни после женитьбы: «Душенька, нужно будет завтра похлопотать, чтобы в эту комнату хоть на время поставить мебель».

Несмотря на то что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: «Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек».

Прощайте, миленькие малютки! - сказал Чичиков, увидевши Алкида и Фемистоклюса, которые занимались каким-то деревянным гусаром, у которого уже не было ни руки, ни носа.

В это время вошла в кабинет Манилова.

- Лизанька, - сказал Манилов с несколько жалостливым видом, - Павел Иванович оставляет нас!

- Потому что мы надоели Павлу Ивановичу, - отвечала Манилова.

- Сударыня! здесь, - сказал Чичиков, - здесь, вот где, - тут он положил руку на сердце, - да, здесь пребудет приятность времени, проведенного с вами!

О! это была бы райская жизнь! - сказал Чичиков, вздохнувши. - Прощайте, сударыня! - продолжал он, подходя к ручке Маниловой. - Прощайте, почтеннейший друг [Манилову]!

- Приезжие, матушка, пусти переночевать, - произнес Чичиков.

- Вишь ты, какой востроногий, - сказала старуха, - Приехал в какое время! Здесь тебе не постоялый двор: помещица живет.

- А верст шестьдесят будет. Как жаль мне, что нечего вам покушать! не хотите ли, батюшка, выпить чаю?

- Благодарю, матушка. Ничего не нужно, кроме постели.

- Правда, с такой дороги и очень нужно отдохнуть. Вот здесь и расположитесь, батюшка, на этом диване.

- Здравствуйте, батюшка. Каково почивали? - сказала хозяйка, приподнимаясь с места. Она была одета лучше, нежели вчера, - в темном платье и уже не в спальном чепце, но на шее все так же было что-то навязано.

- Хорошо, хорошо, - говорил Чичиков, садясь в кресла. - Вы как, матушка?

- Плохо, отец мой.

- Как так?

- Бессонница. Все поясница болит, и нога, что повыше косточки, так вот и ломит.

- Пройдет, пройдет, матушка. На это нечего глядеть.

- Прощайте, матушка! А что же, где ваша девчонка?

- Эй, Пелагея! - сказала помещица стоявшей около крыльца девчонке лет одиннадцати….

В роли обращений, выражающих положительную оценку адресата речи, выступают слова с оценочными словообразовательными формантами (душенька, матушка, батюшка, малютки) или собственно-оценочные лексемы (миленький, почтеннейший, в сочетании с оценочными служебными морфемами). Это можно отметить в высказываниях Чичикова, обращенных к помещикам, у которых он намерен покупать мертвые души и которых должен расположить к себе.

Обращение может содержать в себе отрицательную оценку адресата речи, а также носить оскорбительный характер:

Селифан, казалось, сам смекнул [что бричка едет по полю], но не говорил ни слова.

- Что, мошенник, по какой дороге ты едешь? - сказал Чичиков.

- Да, время темное, нехорошее время, - прибавил Селифан.

- Молчи, дурак, - сказал Чичиков.

Основная функция обращения - побудить собеседника слушать, привлечь внимание к сообщению, поэтому в качестве обращения часто употребляются имена, фамилии, названия лиц по родству, часто - социальному положению:

Павел Иванович! - вскричал он [Манилов] наконец, когда Чичиков вылезал из брички. - Насилу вы таки нас вспомнили!

Когда приказчик говорил: «Хорошо бы, барин, то и то сделать», - «Да, недурно», - отвечал он [Манилов] обыкновенно, куря трубку, которую курить сделал привычку, когда еще служил в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером.

«Барин, позволь отлучиться на работу, подать заработать». - «Ступай», - говорил, он, куря трубку, и ему даже в голову не приходило, что мужик шел пьянствовать.

- А что я тебе сказал последний раз, когда ты напился? а? забыл? - сказал Чичиков.

- Нет, ваше благородие, как можно, чтобы я позабыл. Я уже дело свое знаю.

Для художественного стиля Н.В. Гоголя также характерно обращение автора к читателю. История русского словесного искусства подтверждает, что писатели, когда им приходилось обращаться непосредственно к читателю, обычно использовали форму местоимения 2-го лица единственного числа ты [20, с. 174]. В одной из редакций «Мертвых душ», не вошедших в окончательный текст, на эту подробность обращает внимание Н.В. Гоголь:

«Кому не говорю дружеского ты, тот не подходи ко мне! По этому самому читающий меня не должен обижаться, если я с ним запросто и скажу ему ты. Первый приятель автора есть его читатель. Словом вы называют всех [подлецов], отправляют ли они должность низких доносчиков, или уже выбрались в люди и начинают даже производить [подлый] род свой от древних фамилий, их всех называют вы. Но если рассмотреть это вы в микроскоп, то можно видеть, что это вы есть не что другое, как чистая оплеуха. Итак, будь лучше ты, нежели вы, веселый и прямодушный читатель мой. Я с тобою совершенно без чинов, и вместо того, чтобы рассказывать, как герой наш одевался, беру тебя за руку и веду прямо на бал к губернатору. Хотя, может быть, тебе и некогда, и давно уже пора идти в департамент, или ждут тебя на разводе, и бригадный командир распекает тебя заочно, или, может быть, любезный друг, ты и сам уже бригадный командир, завелся брюхом, величиною в самовар, в котором варят кадетам чай, и готовишься покрикивать перед фронтом так, что будут дребезжать окна на площади. Несмотря на все это, беру тебя за руку и веду на бал». [См.: 20, с. 174]

6. Особенности сложных синтаксических конструкций в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»

гоголь мёртвый душа синтаксический стилистический

Грамматическое значение сложного предложения складывается из взаимодействия единиц, уже обладающих собственным грамматическим значением. Предикативная единица - часть сложного предложения - это сложный комплекс отраженных отношений объективного мира. Возникая как единство предикативных единиц (по крайней мере двух), сложное предложение, таким образом, вмешает себя два рода явлений: те значения, которые отражены в каждой предикативной единице, и те значения, которые воплощают связь этих единиц. Значение сложного предложения - это отражение связи между предикативными единицами, которое накладывается как высшее на значения соединяющихся предикативных единиц [21, с. 7].

В формировании значения сложного предложения принимают участие как специфические синтаксические средства (показатели) связи частей, так и элементы, свойственные соединяемым частям - предикативным единицам, причем эти элементы в данном случае уже оказываются конституирующими элементами сложного предложения. Так как сложное предложение (и любая другая единица) является одновременно фактом языковой системы и речевой деятельности, то в реальном тексте необходимо учитывать и лексическое наполнение частей сложного предложения, и его интонационный строй [21, с. 8].

Итак, значение сложного предложения - это отражение отношений явлений реальной действительности, полученное в результате взаимодействия предикативных единиц на основе всех возможных для данной комбинации единиц структурных связей. Так складываются временные, причинные, сопоставительные, разделительные и многие другие значения [21, с. 9].

Сложные предложения дают исключительно разнообразные возможности для выражения связей и взаимоотношений мыслей; в частности, они с особой четкостью выражают чисто логические отношения (причина и следствие, основания и вывод, условия, цель и т. д.). При этом сложное предложение располагает большим количеством отдельных структур для передачи взаимоотношений между объединяемыми в нем суждениями. Этим обусловливается их широчайшее использование в научной и деловой речи, где, как отмечалось, нередко требуется устанавливать логические отношения между выдвигаемыми положениями [13, с. 308].

В художественных произведениях наблюдается разное отношение к сложным предложениям. Одни авторы предпочтительно пользуются простыми предложениями, другие широко используют сложные предложения.

Общим различием той и другой литературной манеры является то, что речь, состоящая из простых, коротких, самостоятельных предложений, выдвигает отдельные детали, дает яркие, красочные точки, оставляя в тени связи между относящимися к одной картине мыслями, которые (связи) нередко угадываются читателем из общего содержания произведения.

В сложных предложениях, наоборот, тщательно увязываются отдельные положения; они выступают как элементы более сложного целого, место каждого из них в этом целом строго определено [13, с. 308].

В официально-деловом и научном стилях наблюдается преобладание сложных предложений, как правило, со стилистически нейтральным расположением частей и сложными (составными) союзами, имеющими книжную стилистическую окраску и выражающими строго логические отношения высказываний.

Стилистическая окраска сложного предложении в большой мере зависит от характера союза: например, разговорные союзы да и, а то, а не то, раз (в значении если) не используются в условиях официального общения; окраску книжной речи придают предложению союзы с тем чтобы, благодаря тому что, ибо, в то время как и другие; устаревшие союзы ежели, кабы, доколе, покамест, дабы, даром что придают сложному высказыванию просторечный характер [1, с. 229].

Каждому типу сложных предложений (бессоюзных, сложносочиненных и сложноподчиненных) присущи свои смысловые и грамматические особенности, обусловленные характером соединения частей, порядком их следования, характером союзов, интонацией. В публицистической и художественной речи можно встретить любые типы сложных предложений. Разговорная речь отличается не только разнообразием, но и своеобразием построения сложных предложений: например, используются типизированные синтаксические построения типа не успел... как, стоит только... как, только и знаешь, что... или придаточные предложения выступают в функции члена предложения [1, с. 229].

В поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» обращает на себя внимание обилие и разнообразие сложных синтаксических конструкций. Основная особенность синтаксиса Н.В. Гоголя - это как раз употребление больших по объему, развернутых и распространенных в своих отдельных предикативных частях сложных предложений. По нашим выборочным подсчетам, большую часть среди сложных синтаксических конструкций составляют предложения с ведущей бессоюзной связью.

6.1 Бессоюзные предложения

Большие возможности выбора, связанные с разнообразием структурных типов простого и сложного предложений, реализуются в условиях контекста и определяются смысловой и стилистической стороной. Последняя прежде всего зависит от характера текста и стиля языка как в общем значении этого понятия (разграничение книжного и разговорного языковых стилей), так и в частном (стиль художественной литературы, стиль науки, стиль общественно-публицистический, официально-деловой, профессионально-технический и т.д.).

В разговорной речи находят широкое применение простые предложения, часто неполные, и предложения сложносочиненные, структура которых достаточно ясна. Широко используются в устно-разговорной речи также бессоюзные сложные предложения, в которых отсутствие специальных лексико-грамматических средств связи между их частями возмещается интонацией, мимикой, жестом и т.д. В речи художественной представлены все виды предложений, причем нередко преобладание некоторых из них характеризует в известной мере стиль писателя [15, с. 338-339].

Бессоюзные предложения прежде всего характерны для разговорной речи. В бессоюзных предложениях связи менее четки, наряду с интонацией, в смысловых взаимоотношениях предложений большую роль играет также семантическое наполнение частей.

В связи с этим бессоюзные предложения отличаются легкостью, непосредственностью, естественностью, что и обусловливает их использование не только в бытовой, но и в художественной речи, при этом как такой, которая ориентируется на разговорную, так и такой, которая характеризуется специальной обработкой синтаксиса.

Так, М. В. Ломоносов в «Кратком руководстве к красноречию» заявляет, что уменьшение числа союзов делает речь «важнее и великолепнее»:

Союзы не что иное суть, как средства, которыми идеи соединяются; итак, подобны они гвоздям или клею, которыми части какой махины сплочены или склеены бывают. И как те махины, в которых меньше клею и гвоздей видно, весьма лучший вид имеют, нежели те, в которых споев и склеек много, так и слово важнее и великолепнее бывает, чем в нем союзов меньше. [См.: 13, с. 313-315]

Бессоюзное сложное предложение не имеет важнейшего формального показателя связи частей, активизирует и усиливает значимость иных показателей: просодических, модально-временных и др. Особенно заметно возрастает роль интонации, которая не только является здесь общим признаком связанности частей, структурообразующим компонентом, но и обладает смыслоразличительным свойством. Интонация проявляется в звучащей речи. Поэтому бессоюзные предложения широко бытуют в таких письменных контекстах, которые ориентированы на устное воспроизведение или в какой-то степени обращены к «слушающему», могут учитывать реакцию на звучащую речь. Это прежде всего художественный текст, рассчитанный на «внутреннее проговаривание», особенно в тех его частях, которые воспроизводят, имитируют разговорную речь, это публицистический текст, предполагающий сильное воздействие на слушателя, читателя, ораторское выступление, полемическая статья и т. д. Чем больше при общении роль ситуации, интонации, жеста, мимики и других экстралингвистических и паралингвистических моментов, тем менее требуется формально-грамматических средств в построении предложения для реализации нужного грамматического значения. Бессоюзные предложения чрезвычайно многообразны [21, с. 147].

В поэме «Мертвые души» отмечено большое количество бессоюзных предложений однородного состава с соединительно-перечислительными отношениями. Такие предложения используются автором для описания природы, окружающей обстановки, персонажей, а также в философских рассуждениях:

На ней были разбросаны по-английски две-три клумбы с кустами сиреней и желтых акаций; пять-шесть берез небольшими купами кое-где возносили свои мелколистные жиденькие вершины.

У подошвы этого возвышения, и частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы, которые герой наш, неизвестно по каким причинам, в ту же минуту принялся считать и насчитал более двухсот; нигде между ними растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде глядело только одно бревно.

На ней хорошо сидел матерчатый шелковый капот бледного цвета; тонкая небольшая кисть руки ее что-то бросила поспешно на стол и сжала батистовый платок с вышитыми уголками.

Тоненькие служат больше по особенным поручениям или только числятся и виляют туда и сюда; их существование как-то слишком легко, воздушно и совсем ненадежно.

В таких описательных бессоюзных предложениях глаголы-сказуемые чаще однотипны и выражены формами несовершенного вида. В лингвистической литературе принято мнение, что кроме признака функционально-стилистического - разговорности, бессоюзные предложения обладают и экспрессивным признаком, - это прежде всего динамизм, связанный как с особой ритмомелодикой, так и с краткостью [21, с. 148]. Но для авторского стиля Н.В. Гоголя напротив, характерны бессоюзные предложения более распространенные, с небольшим экспрессивным признаком. Перечислительность, создавая протяженную, «округлую», «спокойную» структуру, уместна в «спокойном» рассказе:

Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями смотрели из верхних окон; из нижних глядел теленок или высовывала слепую морду свою свинья.

Индейкам и курам не было числа; промеж них расхаживал петух мерными шагами, потряхивая гребнем и поворачивая голову набок, как будто к чему-то прислушиваясь; свинья с семейством очутилась тут же; тут же разгребая кучу сора, съела она мимоходом цыпленка и, не замечая этого, продолжала уписывать арбузные корки своим порядком.

Для этой же самой причины водружено было несколько чучел на длинных шестах, с растопыренными руками; на одном из них надет был чепец самой хозяйки.

В гостиной давно уже было все прибрано, роскошные перины вынесены вон, перед диваном стоял покрытый стол.

Для подобных бессоюзных предложений характерна также однотипность синтаксического построения предикативных частей, находящихся во втором семантическом блоке предложения и поясняющих или конкретизирующих содержание первой предикативной части:

Вот оно, внутреннее расположение: в самой средине мыльница, за мыльницею шесть-семь узеньких перегородок для бритв; потом квадратные закоулки для песочницы и чернильницы с выдолбленною между ними лодочкой для перьев, сургучей и всего, что подлиннее; потом всякие перегородки с крышечками и без крышечек для того, что покороче, наполненные билетами визитными, похоронными, театральными и другими, которые складывались на память.

Чичиков кинул вскользь два взгляда: комната была обвешана старенькими полосатыми обоями; картины с какими-то птицами; между окон старинные маленькие зеркала с темными рамками в виде свернувшихся листьев; за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с нарисованными цветами на циферблате... невмочь было ничего более заметить.

Подошедши к окну, он начал рассматривать бывшие перед ним виды: окно глядело едва ли не в курятник; по крайней мере, находившийся перед ним узенький дворик весь был наполнен птицами и всякой домашней тварью.

Достаточно распространены в поэме бессоюзные предложения, выражающие присоединительные отношения:

При этом глаза его [Манилова] делались чрезвычайно сладкими и лицо принимало самое довольное выражение; впрочем, все эти прожекты так и оканчивались только одними словами.

Мы у него проиграли в вист вместе с прокурором и председателем палаты до самых поздних петухов; очень, очень достойный человек.

Не сделал привычки, боюсь; говорят, трубка сушит.

Я тоже предполагал, большая смертность; совсем неизвестно, сколько умерло.

Казалось, он был настроен к сердечным излияниям; не без чувства и выражения произнес он наконец следующие слова…

Сначала, принявши косое направление, хлестал он [дождь] в одну сторону кузова кибитки, потом в другую, потом, изменивши образ нападения и сделавшись совершенно прямым, барабанил прямо в верх его кузова; брызги наконец стали долетать ему в лицо.

Это нехорошо опрокинуть, я уж сам знаю; уж я никак не опрокину.

Закуска не обидное дело; с хорошим человеком можно закусить.

Только одна половина его была озарена светом, исходившим из окон; видна была еще лужа перед домом, на которую прямо ударял тот же свет.

Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем.

Предикативная часть, вынесенная в конец предложения и имеющая присоединительное значение, приобретает большую смысловую нагрузку и, таким образом, акцентирует заключающееся в ней содержание. Показателем смысловой самостоятельности и некоторой отдаленности частей в таких случаях служит знак препинания - точка с запятой («;»).

Реже встречаются бессоюзные предложения, передающие смену событий или временную последовательность:

Она поднялась с дивана, на котором сидела; Чичиков не без удовольствия подошел к ее ручке.

Кучеру Селифану отдано было приказание рано поутру заложить лошадей в известную бричку; Петрушке приказано было оставаться дома, смотреть за комнатой и чемоданом.

Проходивший поп снял шляпу, несколько мальчишек в замаранных рубашках протянули руки, приговаривая: «Барин, подай сиротиньке!»

Глаголы-сказуемые в приведенных бессоюзных предложениях повествовательного типа представлены, как правило, формами совершенного вида.

6.2 Сложноподчиненное предложение

Сложноподчиненным называется сложное предложение, части которого связаны подчинительными союзами или относительными (союзными) словами. Подчинительная связь между частями сложноподчиненного предложения выражается в синтаксической зависимости одной части от другой [14, с. 400].

Подчинительная связь выражается в определенных формальных показателях - подчинительных союзах и относительных (союзных) словах. Части сложноподчиненного предложения находятся в смысловой и структурной взаимозависимости, взаимосвязи. И, хотя формальный показатель подчинения указывающий на необходимость другой части предложения, находится в придаточной части, главная, в свою очередь, не всегда обладает достаточной самостоятельностью, поскольку по тем или иным причинам требует придаточной части, т.е. структурно предполагает ее. Взаимосвязанность частей проявляется в смысловой и структурной неполноте главной части, в наличии в ней соотносительных слов, а также второй части двойного союза, в особых формах сказуемого [14, с. 400].

Отдельные виды придаточных предложений включают значительное количество различающихся по своей структуре разновидностей, которые имеют свои оттенки в значении и выбор которых определяется целями автора. Чаще всего эти различия зависят от употребления разных союзов и относительных слов, которые, помимо свойственных им значений, иногда различаются по связи с отдельными стилями языка. Изъяснительные предложения раскрывают объект действия главного предложения, они обладают неизмеримо большей емкостью, располагая широкими возможностями для передачи самых разнообразных сообщений [13, с. 331]. В сложноподчиненных конструкциях, отмеченных в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души», встречаются как изъяснительно-объектные придаточные, так и придаточные других семантических типов. Синтаксическая связь в многочленных сложноподчиненных предложениях разнообразна: последовательное подчинение и различные виды соподчинения. Наблюдения показывают, что связь последовательного подчинения встречается несколько чаще.

Чичиков поблагодарил хозяйку, сказавши, что ему не нужно ничего, чтобы она не беспокоилась ни о чем, что, кроме постели, он ничего не требует, и полюбопытствовал только знать, в какие места заехал он и далеко ли отсюда пути к помещику Собакевичу, на что старуха сказала, что и не слыхивала такого имени и что такого помещика вовсе нет.

Во всю дорогу был он молчалив, только похлестывал кнутом и не обращал никакой поучительной речи к лошадям, хотя чубарому коню, конечно, хотелось бы выслушать что-нибудь наставительное, ибо в это время вожжи всегда как-то лениво держались в руках словоохотного возницы и кнут только для формы гулял поверх спин.

Без девчонки было бы трудно сделать и это, потому что дороги расползались во все стороны, как пойманные раки, когда их высыплют из мешка, и Селифану довелось бы поколесить уже не по своей вине.

Он послал Селифана отыскивать ворота, что, без сомнения, продолжалось бы долго, если бы на Руси не было вместо швейцаров лихих собак, которые доложили о нем так звонко, что он поднес пальцы к ушам своим.

Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанию хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление принял модный католицизм.

Характерной синтаксической особенностью сложноподчиненного предложения для стиля Н.В. Гоголя являются сложноподчиненные предложения с временной придаточной частью на первом месте или предложения с разными видами связи с препозицией придаточной части. В функции такой препозитивной придаточной части наиболее часто выступает, как уже было сказано, придаточная времени. В подобных предложениях могут выражаться отношения временной последовательности или одновременности. В сложноподчиненных предложениях с отношениями временной последовательности регулярно используется союз когда:

Да еще, когда бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом.

Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактирным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рассмотреть, какое у него было лицо.

Когда все это было внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около лошадей, а лакей Петрушка стал устраиваться в маленькой передней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, который был сообщен и принесенному вслед за тем мешку с разным лакейским туалетом.

Когда установившиеся пары танцующих притиснули всех к стене, он [Чичиков], заложивши руки назад, глядел на них минуты две очень внимательно.

В сложноподчиненных предложениях с отношениями одновременности Н.В. Гоголь использует чаще всего союз пока или устаревший в современном русском языке союз покамест:

Пока приезжий господин осматривал свою комнату, внесены были его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, несколько поистасканный, показывавший, что был не в первый раз в дороге.

Покамест слуги управлялись и возились, господин отправился в общую залу.

Покамест ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам (1); покамест ему все это подавалось и разогретое, и просто холодное (2), он заставил слугу, или полового, рассказывать всякий вздор - о том, кто содержал прежде трактир и кто теперь, и много ли дает дохода, и большой ли подлец их хозяин; на что половой, по обыкновению, отвечал: «О, большой, сударь, мошенник».

Когда половой все еще разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился посмотреть город, которым был, как казалось, удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных.

Придаточные части времени лишь изредка выражают простое указание на время осуществления действия или события главной части. Это обычно бывает тогда, когда в придаточной части даются указания на отношение к тем или иным явлениям, служащим для определения времени (утро, день; весна, лето; минута, час, год, век и т.д.). В огромном большинстве случаев временные предложения представляют соотношение во времени двух высказываний, причем придаточная часть не ограничивается простым обозначением времени, а заключает особое сообщение, так или иначе связанное с сообщением главного предложения [13, с. 342].

В качестве придаточной части сложноподчиненного предложения может выступать инфинитивная конструкция, такая придаточная особенно тесно связана с главной частью. Если в придаточной части цели употребляется условное наклонение, то оно более семантически независимо, самостоятельно:

Чтобы еще более согласить в чем-нибудь своих противников, он всякий раз подносил им всем свою серебряную с финифтью табакерку, на дне которой заметили две фиалки, положенные туда для запаха.

В поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» встречаются сложноподчиненные предложения с повторяющимися частями, имеющими одинаковое значение и одинаковые союзы. Например, предложения с однотипными придаточными уступительными. В уступительных придаточных часто используется союз хотя; следует также отметить их регулярную препозитивность в сложноподчиненном предложении:

Хотя, конечно, они лица не так заметные, и то, что называют второстепенные или даже третьестепенные, хотя главные ходы и пружины поэмы не на них утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их, - но автор любит чрезвычайно быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на то что сам человек русский, хочет быть аккуратен, как немец.

Хотя почтмейстер был очень речист, но и тот, взявши в руки карты, тот же час выразил на лице своем мыслящую физиономию, покрыл нижнею губою верхнюю и сохранил такое положение во все время игры.

Хотя время, в продолжение которого они будут проходить сени, переднюю и столовую, несколько коротковато, но попробуем, не успеем ли как-нибудь им воспользоваться и сказать кое-что о хозяине дома.

Как он ни был степенен и рассудителен, но тут чуть не произвел даже скачок по образцу козла, что, как известно, производится только в самых сильных порывах радости.

Уступительные предложения указывают на условие, которое является препятствием для совершения действия главной части, или заключают в придаточной сообщение, противоречащее сообщению главной части; они, во-первых, устанавливают противопоставление между сообщениями придаточной и главной (и в этом они сходны с противительными предложениями), во-вторых, указывают на то, что препятствующее условие пли противоречивое сообщение придаточной части не является таким значительным, чтобы помешать осуществлению действия главной части или препятствовать даваемому в нем сообщению. Уступительные предложения являются своеобразным контрастом к условным предложениям: и те и другие указывают условия, но первые - препятствующие, а вторые - содействующие осуществлению действия или явления главной части, при этом уступительные предложения обычно указывают на реально существующие условия, тогда как условные предложении - по преимуществу на предполагаемые условия.

Уступительные предложения стоят на грани подчинения и сочинения, в них в главной части нередко употребляются противительные союзы но, однако, а [13, с.353].

6.3 Предложения с разными видами связи

В русском языке, особенно в языке художественной литературы, широко распространены сложные предложения комбинированных типов: а) с союзной сочинительной и подчинительной связью; б) с бессоюзной и союзной подчинительной связью; в) с союзной сочинительной и бессоюзной связью; наконец, встречаются сложные конструкции, включающие в себя различные комбинации этих типов предложений [12, с. 232].

В поэме «Мертвые души» среди сложных конструкций с разными видами связи наиболее часто встречаются многочленные сложные конструкции с ведущей бессоюзной связью:

Когда половой все еще разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился посмотреть город, которым был, как казалось, удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных.

Между тем Чичиков стал примечать, что бричка качалась на все стороны и наделяла его пресильными толчками; это дало ему почувствовать, что они своротили с дороги и, вероятно, тащились по взбороненному полю.

В таких предложениях возможны отношения пояснения, уточнения, что находит свое отражение в знаках препинания (в постановке двоеточия):

За огородами следовали крестьянские избы, которые хотя были выстроены врассыпную и не заключены в правильные улицы, но, по замечанию, сделанному Чичиковым, показывали довольство обитателей, ибо были поддерживаемы как следует: изветшавший тес на крышах везде был заменен новым; ворота нигде не покосились, а в обращенных к нему крестьянских крытых сараях заметил он где стоявшую запасную почти новую телегу, а где и две.

Комната была, точно, не без приятности: стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой, четыре стула, одно кресло, стол, на котором лежала книжка с заложенною закладкою, о которой мы уже имели случай упомянуть, несколько исписанных бумаг, но больше всего было табаку.

Структурно-семантические блоки, разделенные знаком препинания «точка с запятой» («;»), представляют собой семантически самостоятельные единицы, которые существенно отличаются предметом описания и часто носят присоединительный характер:

Чичиков уверил ее, что не завезет, и Коробочка, успокоившись, уже стала рассматривать все, что было во дворе ее; вперила глаза на ключницу, выносившую из кладовой деревянную побратиму с медом, на мужика, показавшегося в воротах, и мало-помалу вся переселилась в хозяйственную жизнь.

Он [Чичиков] поворотился так сильно в креслах, что лопнула шерстяная материя, обтягивавшая подушку; сам Манилов посмотрел на него в некотором недоумении.

Но не сгорит платье и не изотрется само собою; бережлива старушка, и салопу суждено пролежать долго в распоротом виде, а потом достаться по духовному завещанию племяннице внучатной сестры вместе со всяким другим хламом.

Хотя день был очень хорош, но земля до такой степени загрязнилась, что колеса брички, захватывая ее, сделались скоро покрытыми ею, как войлоком, что значительно отяжелило экипаж; к тому же почва была глиниста и цепка необыкновенно.

В подобных сложных предложениях содержится описание окружающей среды или персонажа:

Вид оживляли две бабы, которые, картинно подобравши платья и подтыкавшись со всех сторон, брели по колени в пруде, влача за два деревянные кляча изорванный бредень, где видны были два запутавшиеся рака и блестела попавшаяся плотва; бабы, казалось, были между собою в ссоре и за что-то перебранивались.

На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства.

Для стиля Н.В. Гоголя в поэме «Мертвые души» характерно однотипное построение сложных предложений с ведущей бессоюзной связью. эта однотипность проявляется в том, что первый семантический блок таких предложений содержит сообщение о событии, ситуации, а второй семантический блок выражает значение пояснения, уточнения, конкретизации.

Как отмечает В.А. Белошапкова «в предложениях уточняющего пояснения части по-разному сообщают об одном событии: первая часть содержит более общее сообщение (часто неразвернутое), а вторая более конкретное (часто более полное и развернутое)» [16, с. 551]:

Характера он был больше молчаливого, чем разговорчивого; имел даже благородное побуждение к просвещению, то есть к чтению книг, содержанием которых не затруднялся: ему было совершенно все равно, похождение ли влюбленного героя, просто букварь или молитвенник, - он все читал с равным вниманием; если бы ему подвернули химию, он и от нее бы не отказался.

Таков уже русский человек: страсть сильная зазнаться с тем, который бы хотя одним чином был его повыше, и шапочное знакомство с графом или князем для него лучше всяких тесных дружеских отношений.

Гораздо легче изображать характеры большого размера: там просто бросай краски со всей руки на полотно; черные палящие глаза, нависшие брови, перерезанный морщиною лоб, перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ - и портрет готов; но вот эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собою, а между тем как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, - эти господа страшно трудны для портретов.

В доме его чего-нибудь вечно недоставало: в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на два кресла ее недостало, и кресла стояли обтянуты просто рогожею; впрочем, хозяин в продолжение нескольких лет всякий раз предостерегал своего гостя словами: «Не садитесь на эти кресла, они еще не готовы».

Можно было видеть тотчас, что он совершил свое поприще, как совершают его все господские приказчики: был прежде просто грамотным мальчишкой в доме, потом женился на какой-нибудь Агашке-ключнице, барыниной фаворитке, сделался сам ключником, а там и приказчиком.

Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и все время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина.

Как зарубил что себе в голову, то уж ничем его не пересилишь; сколько ни представляй ему доводов, ясных как день, все отскакивает от него, как резинный мяч отскакивает от стены.

О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, - он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение о бильярдной игре - и в бильярдной игре не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине знал он прок; о таможенных чиновниках и надсмотрщиках, и о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком.

Окинувши взглядом комнату, он теперь заметил, что на картинах не всё были птицы: между ними висел портрет Кутузова и писанный масляными красками какой-то старик с красными обшлагами на мундире, как нашивали при Павле Петровиче.

По такому же принципу построены сложные предложения с ведущей бессоюзной, и сочинительной связью:

Если бы Чичиков прислушался, то узнал бы много подробностей, относившихся лично к нему; но мысли его так были заняты своим предметом, что один только сильный удар грома заставил его очнуться и посмотреть вокруг себя; все небо было совершенно обложено тучами, и пыльная почтовая дорога опрыскалась каплями дождя.

Слова хозяйки были прерваны странным шипением, так что гость было испугался; шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями; но, взглянувши вверх, он успокоился, ибо смекнул, что стенным часам пришла охота бить.

Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо, стараясь высмотреть, не видно ли какой усмешки на губах его, не пошутил ли он; но ничего не было видно такого, напротив, лицо даже казалось степеннее обыкновенного; потом подумал, не спятил ли гость как-нибудь невзначай с ума, и со страхом посмотрел на него пристально; но глаза гостя были совершенно ясны, не было в них дикого, беспокойного огня, какой бегает в глазах сумасшедшего человека, все было прилично и в порядке.

Отличительной чертой синтаксиса Н.В. Гоголя можно считать построение в одно цельное бессоюзное предложение несколько разных структурно-семантических блоков, которые содержат в себе разную информацию и могут быть разбиты на несколько предложений:

Губернатор об нем изъяснился, что он благонамеренный человек; прокурор - что он дельный человек; жандармский полковник говорил что он ученый человек; председатель палаты - что он знающий и почтенный человек; полицеймейстер - что он почтенный и любезный человек; жена полицеймейстера - что он любезнейший и обходительнейший человек.

Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвычайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор, - словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, если даже не с участием, расспросил обо всех значительных помещиках: сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии - повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно простое любопытство.

В литературно-художественном стиле Н.В. Гоголя наблюдаются также сложные предложения с ведущей сочинительной связью, они не так широко представлены, как бессоюзные, и выражают, чаще всего, противительные отношения:

И вот ему теперь уже сорок с лишком лет, но, благодаря бога, до сих пор так здоров, как нельзя лучше.

Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот.

Казалось, как будто он хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук хрипел, и больше ничего.

С дороги бы следовало поесть чего-нибудь, да пора-то ночная, приготовить нельзя.

Она была одета лучше, нежели вчера, - в темном платье и уже не в спальном чепце, но на шее все так же было что-то навязано.

Противительный союз но является наиболее употребительным, так как он может передавать все оттенки противительного значения. Для стиля Н.В. Гоголя более характерно употребление сложносочиненных противительных предложений выражающих противительно-уступительные оттенки, где вторая часть предложений, содержащих союз но, указывает на событие, имеющее место вопреки, наперекор тому, что обозначено в первой части предложения.

Сочинительная связь, компонуя многочастные структуры, способна соединять предикативные единицы в многочлены, придавая таким многочленам важные в стилистическом и экспрессивном отношениях черты. На основе этой связи возможно соединение однородных предикативных единиц со свойствами однонаправленной модальной и целевой, шире - мотивационной, а также видовременной перспективы [21, с. 229].

6.4 Сложное синтаксическое целое

Современное становление лингвистики текста в качестве отдельной отрасли филологии отражает весь ход развития лингвистической науки. Текст есть первичная данность всего гуманитарно-философского мышления и является той непосредственной действительностью, из которой только и могут исходить эти дисциплины. Эта мысль М.М. Бахтина стала программной для нового направления в лингвистике, которое получило название лингвистика текста и выделилось как самостоятельная область языкознания, даже как фундамент и база лингвистики в целом. Многие современные ученые считают основной единицей языка не слово и не предложение, а текст. Именно текст, а не предложение является высшим и независимым языковым единством.

Как отмечает Г.А. Золотова, «кроме лексической и грамматической базы, для связности текста оказалась важна и содержательная база. Все эти три аспекта обусловлены коммуникативной перспективой высказывания, обеспечивающей их единство, с выходом в текст за пределы высказывания, дифференциацией рематических предикатов во фрагментах текста» [22, с. 306].

Из средств, осуществляющих связность текста, приоритет отдается семантическому полю. С категорией связности неразрывно связывают категорию членимости текста.

Во всяком тексте обнаруживается несколько пластов организации: от общих правил связности любого текста до уникальной многослойной смысловой структуры художественного текста, сочетающего монологические и диалогические отрывки.

Сложное синтаксическое целое - это тема-рематическая последовательность, открывающаяся фразой-зачином (или стержневой фразой, вмещающей в себя содержание всего целого). Именно фразы-зачины сложных целых, будучи стянутыми вместе, образуют содержательную канву текста. Части сложного синтаксического целого легко объединяются в сложное предложение, если на месте точек поставить иные знаки - запятые, точки с запятыми, тире, многоточие. В одном абзаце может быть два и более сложных синтаксических целых, когда отдельные микротемы связываются друг с другом.

От сложного предложения сложное синтаксическое целое отличается тем, что предложения, входящие в его состав, являются более самостоятельными и соответственно связи между ними менее тесными. Различные по своей структуре самостоятельные предложения в составе сложного синтаксического целого свободно присоединяются друг к другу, связываясь преимущественно по смыслу, так что содержание второго продолжает и развивает содержание первого и т. д., пока не будет раскрыта данная микротема текста [12, с. 234].

Между однородными предложениями в составе сложных синтаксических целых обнаруживается параллельная связь, между неоднородными - цепная.

Для стиля Н.В. Гоголя характерна параллельная связь, при которой содержание событий в предложениях перечисляется, сопоставляется, в них обычно наблюдается структурный параллелизм:

Дождь стучал звучно по деревянной крыше и журчащими ручьями стекал в подставленную бочку. Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все, что ни есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и опустившись почти до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла. Уже по одному собачьему лаю, составленному из таких музыкантов, можно было предположить, что деревушка была порядочная; но промокший и озябший герой наш ни о чем не думал, как только о постели.

Подобные сложные текстовые единства представляют собой описательный тип.

Селифан был во всю дорогу суров и с тем вместе очень внимателен к своему делу, что случалося с ним всегда после того, когда либо в чем провинился, либо был пьян. Лошади были удивительно как вычищены. Хомут на одной из них, надевавшийся дотоле почти всегда в разодранном виде, так что из-под кожи выглядывала пакля, был искусно зашит. Во всю дорогу был он молчалив, только похлестывал кнутом и не обращал никакой поучительной речи к лошадям, хотя чубарому коню, конечно, хотелось бы выслушать что-нибудь наставительное, ибо в это время вожжи всегда как-то лениво держались в руках словоохотного возницы и кнут только для формы гулял поверх спин.

Сравним также:

У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, - словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было.

В описаниях возможен тип тематической организации текста параллельного соподчинения, когда темой служит обозначение частей целого, так что движение тем составляет план описания:

Автор уверен, что есть читатели такие любопытные, которые пожелают даже узнать план и внутреннее расположение шкатулки. Вот оно, внутреннее расположение: в самой средине мыльница, за мыльницею шесть-семь узеньких перегородок для бритв; потом квадратные закоулки для песочницы и чернильницы с выдолбленною между ними лодочкою для перьев, сургучей и всего, что подлиннее, потом всякие перегородки с крышечками и без крышечек, для того что покороче, наполненные билетами визитными, похоронными, театральными и другими, которые складывались на память. Весь верхний ящик со всеми перегородками вынимался, и под ним находилось пространство, занятое кипами бумаг в лист; потом следовал маленький потаенный ящик для денег, выдвигавшийся незаметно сбоку шкатулки. Он всегда так поспешно выдвигался и задвигался в ту же минуту хозяином, что наверно нельзя сказать, сколько было там денег.

Здесь, при общем тематическом рисунке параллельного соподчинения есть и частный прием последовательности развития текста; кроме того, нельзя не учитывать оценочно-качественного характера первой ремы, чем обусловлена значительность определений при названиях предметов [22, с. 309].

В поэме «Мертвые души» встречаются также и сложные синтаксические целые с цепной связью, которая более распространена в художественной литературе и характеризуется использованием глаголов совершенного вида:

Плюшкин надел очки и стал рыться в бумагах. Развязывая всякие связки, он попотчевал своего гостя такою пылью, что тот чихнул. Наконец вытащил бумажку, всю исписанную кругом. Крестьянские имена усыпали ее тесно, как мошки. Были там всякие: и Парамонов, и Пименов, и Пантелеймонов, и даже выглянул какой-то Григорий Доезжай-не-доедешь; всех было сто двадцать с лишком, Чичиков улыбнулся при виде такой многочисленности. Спрятав ее в карман, он заметил Плюшкину, что ему нужно будет для совершения крепости приехать в город.

Поскольку содержание текстов сводится к изображению соположенных предметов, для них типична последовательная организация, когда темой следующего предложения становится рема предыдущего, т.е. предметы вводятся в описание как бы друг через друга [22, с. 308]:

Дом господский стоял одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам, каким только вздумается подуть; покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дерном. На ней были разбросаны по-английски две-три клумбы с кустами сиреней и желтых акаций; пять-шесть берез небольшими купами кое-где возносили свои мелколистные жиденькие вершины. Под двумя из них видна была беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью: «Храм уединенного размышления»; пониже пруд, покрытый зеленью, что, впрочем, не в диковинку в аглицких садах русских помещиков. У подошвы этого возвышения, и частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы, которые герой наш, неизвестно по каким причинам, в ту же минуту принялся считать и насчитал более двухсот; нигде между ними растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде глядело только одно бревно.

В данном случае при цепной последовательной связи мы имеем описательный тип сложного синтаксического целого.

Можно назвать импрессивной доминанту тех фрагментов, в которых окружающая среда, внешний мир передаются через эмоциональное восприятие субъекта, через производимое на него впечатление; средствами выражения импрессивной ремы окажутся слова из категории состояния, качественно-оценочные прилагательные и наречия, отвлеченные имена соответствующей семантики [22, с. 314]:

Чичиков проснулся, потянул руки и ноги и почувствовал, что выспался хорошо. Полежав минуты две на спине, он щелкнул рукою и вспомнил с просиявшим лицом, что у него теперь без малого четыреста душ. Тут же вскочил он с постели, не посмотрел даже на свое лицо, которое любил искренно и в котором, как кажется, привлекательнее всего находил подбородок, ибо весьма часто хвалился им пред кем-нибудь из приятелей, особливо если это происходило во время бритья. Но теперь он не взглянул ни на подбородок, ни на лицо, а прямо, так как был, надел сафьянные сапоги с резными выкладками всяких цветов, какими бойко торгует город Торжок, благодаря халатным побужденьям русской натуры, и, по-шотландски, в одной короткой рубашке, позабыв свою степенность и приличные средние лета, произвел по комнате два прыжка, пришлепнув себя весьма ловко пяткой ноги.

Основанная на лингвистических принципах стилистика художественной литературы изучает законы построения и развития стилей литературного искусства в их отношении к стилям литературного языка и народной речи. Это резко отделяет такую стилистику от поэтики с широко применяемым ею искусствоведческим понятием стиля [23, с. 184].

Изучение речевого строя разных жанров художественной прозы - структуры новеллы, повести, романа, хроники, очерка и т.п. никак не может быть исчерпано категориями и понятиями науки о поэтической речи. Стилистические системы разных прозаических литературных произведений по-своему, но непосредственно и остро синтезируют самые разнообразные речевые функции, иногда очень далекие от функции поэтической.

Например, в стиле Н.В. Гоголя сохранился прием развернутого анафорического или эпифорического построения членов внутри сложного синтаксического единства. Этот прием, заимствованный из ритмической художественной прозы, направлен на поддержание библейской величавости тона. Но иногда и он выступает в словесной сфере, которая окрашена бытовой экспрессией. Преобладает форма тройственного повторения конечной (или какой-либо другой) фразы или предложения [23, с. 185]:

Зачем, например, глупо и без толку готовиться на кухне? зачем довольно пусто в кладовой? зачем воровка ключница? зачем нечистоплотны и пьяницы слуги? зачем вся дворня спит немилосердным образом и повесничает все остальное время? Но все это предметы низкие, а Манилова воспитана хорошо. А хорошее воспитание, как известно, получается в пансионах. А в пансионах, как известно, три главные предмета составляют основу человеческих добродетелей: французский язык, необходимый для счастия семейственной жизни, фортепьяно, для доставления приятных минут супругу, и, наконец, собственно хозяйственная часть: вязание кошельков и других сюрпризов. Впрочем, бывают разные усовершенствования и изменения в методах, особенно в нынешнее время, все это более зависит от благоразумия и способностей самих содержательниц пансиона. В других пансионах бывает таким образом, что прежде фортепьяно, потом французский язык, а там уже хозяйственная часть. А иногда бывает и так, что прежде хозяйственная часть, то есть вязание сюрпризов, потом французский язык, а там уже фортепьяно. Разные бывают методы.

Признание соотносительности предложения и сложного синтаксического целого (сверхфразового единства, фрагмента текста) принципиально возможно и необходимо. Становится все очевиднее, что отрицательное отношение к закономерностям связи структуры предложения и структуры текста объясняется тем, что в поисках текстовых характеристик исходят не из реально существующей синтаксической системы, а из традиционно сложившейся системы представлений о ней, не вполне адекватной представляемому объекту [22, с. 316].

Фрагмент у Н.В. Гоголя - это, как правило, значительный отрезок текста с тесными связями между предложениями. Многочисленные разнообразные синтаксические связи, восклицательные "авторские" предложения, присоединительные союзы создают богатую, причудливую "вязь" предложений, синтаксически пестрый и многоцветный мир гоголевской прозы. Синтаксическое движение здесь сложно, прихотливо и многообразно. Ироническая мысль писателя движется стремительно, захватывая все новые и новые лица, предметы, картины. Неожиданны ее повороты, внезапны переходы, нередко ассоциативные. Тесное синтаксическое единство прозы достигается посредством разнообразных цепных и параллельных связей, усиленных союзами [24, с. 235].

В художественной манере Н.В. Гоголя отдельное предложение - это лишь штрих, мало значащий вне целостной словесной картины. Даже прозаическая строфа играет роль лишь слагаемого картины. Для писателя наиболее значимы в художественном отношении фрагменты, заключающие в себе законченные по смыслу и тематически описания, эпизоды, картины.

Описанные особенности синтаксиса Н.В. Гоголя объясняют большую роль в его прозе зачинов фрагментов. Они наиболее самостоятельны в смысловом отношении и вполне понятны вне контекста; они служат своеобразными вехами повествования и позволяют выдерживать единую сюжетную линию. Выписанные подряд, они составляют четкий конспект произведения [24, с. 236].

Заключение

Особое внимание Н.В. Гоголь уделял формирующемуся русскому национальному стилю, отличительными чертами которого он признает объективизм, реализм и лаконизм. Н.В. Гоголь «доводит до предела» творческий метод, найденный А.С. Пушкиным. Он «смешивает разные стили литературного языка с разными диалектами устной речи». Лингвисты всегда обращали внимание на сложность синтаксического строя поэмы «Мертвые души», в отличие, например, от синтаксиса пушкинских прозаических произведений. Ранее А. Белый писал: «Стереотип прозаической фразы А.С. Пушкина: она - коротка; она точками отделена от соседних: существительное, прилагательное, глагол, точка; строй таких фраз подобен темперированному строю Баха. У Н.В. Гоголя фраза взорвана, разметанная осколками придаточных предложений, подчиненных главному, соподчиненных между собой; нарушено равновесие между существительным, прилагательным, глаголом; вместо «1+1+1» - например, «3+1+5» ...» [2].

Язык «Мертвых душ» представляет структурное объединение разных стилистических слоев, каждый из которых соответствует определенному плану художественной действительности и определенному лику или личине образа автора.

Наблюдения над синтаксическими особенностями поэмы «Мертвые души» позволяют сделать следующие выводы.

. Для синтаксиса поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» характерно обилие эмоционально-окрашенных предложений. Такие предложения характерны в основном для речи персонажей. Восклицательность сопровождает самые разнообразные намерения говорящего, что отражается в коммуникативном типе предложения: восклицательными часто являются побудительные предложения, служащие для выражения различных чувств, а также для выражения побуждения (Барин, подай сиротиньке! Послушай, любезный! Не позабудьте просьбы!); восклицательными могут быть и все остальные функциональные типы предложений: эмоциональную окраску могут иметь и повествовательные, и вопросительные предложения. При оформлении предложения большое значение имеет интонация, выполняющая как грамматическую функцию, так и стилистическую, с ее помощью передается законченность предложения и осуществляется его членение на синтаксические единицы, выражается эмоциональность речи, волевые побуждения, а также различные модальные оттенки значений.

2. Содержание поэмы, ее основная сюжетная линия (скупка Чичиковым у помещиков мертвых душ) обусловливают употребление большого количества различного рода вопросительных предложений, которые, т.о., употребляются прежде всего в диалогах. Наряду с собственно-вопросительными (обще- и частновопросительными) в диалогах представлены и несобственно-вопросительные предложения, содержащие оценку каких-либо предметов или явлений (Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за души, которые в некотором роде окончили свое существование?; Да чего вы скупитесь? - сказал Собакевич, - Право, недорого!).

Для речи некоторых персонажей характерно употребление «индивидуальных» вводных слов. Так, например, в диалогах Чичикова с Маниловым регулярно употребляется вводное слово «не правда ли». Использование этого вводного слова отражает стремление говорящего придать своей беседе особенную вежливость, ожидание того, что собеседник разделяет высказанное мнение. А вице-губернатор, не правда ли, какой милый человек? Не правда ли, что очень приятный человек?

В ряде случаев частновопросительные предложения используются как средство выражения вежливого и почтительного отношения к собеседнику, часто даже угодливого, имеющего целью расположить его к себе. Такая особенность употребления подобных предложений прослеживается в речи помещицы Коробочки, особенно после того, как Чичиков представился «дворянином».

3. Ярким экспрессивно-стилистическим средством поэтики Н.В. Гоголя являются риторические вопросы. В вопросительно-риторических предложениях содержится утверждение или отрицание. Эти предложения не требуют ответа, так как он заключен в самом вопросе. Вопросительно-риторические предложения особенно распространены в художественной литературе, где являются одним из стилистических средств эмоционально окрашенной речи [14, с. 291].

Для авторского стиля Н.В. Гоголя характерны целые ряды риторических вопросов. Они чаще используются в так называемых лирических отступлениях поэмы и содержат философские рассуждения автора о России, ее судьбах, предназначении и будущем. Наиболее часто они встречаются в авторской речи поэмы. Философские рассуждения Н.В. Гоголя над несовершенством русской жизни, лирические монологи Н.В. Гоголя - это примечательное явление в русской классике. «Мертвые души» явились не только сатирой на Россию Чичиковых и Собакевичей, но и лирической поэмой о России - родине великого народа. Ответы на вопросы очевидны, но также правомерно и то мнение, что ситуацию, которая стоит за каждым из риторических вопросов изменить очень сложно, если не невозможно.

Именно в этом Н.В. Гоголь видит несовершенство человеческой натуры и общества в целом.

Остановился пораженный Божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом конях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами земли, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная Богом!.. Русь, куда ж несешься ты? дай ответ.

. Для стиля поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» характерно широкое и частотное употребление предложений, осложненных различными синтаксическими конструкциями.

а) Среди конструкций, осложненных однородными членами, наибольшее распространение получили предложения с однородными сказуемыми, которые чаще всего используются для передачи последовательности действий: Наконец толстый, послуживши богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет службу, перебирается и делается помещиком, славным русским барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет.

б) В предложениях, содержащих однородные подлежащие, регулярно употребление обобщающих слов: В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ крестьян,- словом, все те, которых называют господами средней руки.

Для стиля Н.В. Гоголя характерно соединение в однородном ряду логически разнородных понятий: Вслед за чемоданом внесен был небольшой ларчик красного дерева с штучными выкладками из карельской березы, сапожные колодки и завернутая в синюю бумагу жареная курица.

в) Для текста «Мертвых душ» характерны предложения, в которых каждая из предикативных частей имеет в своем составе какое-либо осложнение, и в целом синтаксис всего фрагмента оказывается сложным, отражающим разного рода дополнительную информацию. Компоненты, осложняющие простое предложение или предикативную часть сложного предложения, могут содержать дополнительную характеристику внешнего вида персонажа, чаще всего предметов его одежды, а также поведения и внутренних черт персонажа. В этой функции используются обособленные согласованные (и реже - несогласованные) определения.

Да еще, когда бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. сравн.: Другой род мужчин составляли толстые или такие же, как Чичиков, то есть не так чтобы слишком толстые, однако ж и не тонкие.

5. Обособленные приложения в художественном стиле Н.В. Гоголя чаще относятся к одушевленным существительным, называющим действующих лиц поэмы, и описывают возраст, черты внешности и характера, а также внутренние и интеллектуальные особенности персонажа:

Чемодан внесли кучер Селифан, низенький человек в тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет тридцати, в просторном подержанном сюртуке, как видно с барского плеча, малый немного суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом.

6. Одной из основных особенностей синтаксиса поэмы «Мертвые души» является использование деепричастных оборотов в функции обстоятельства времени, называющих действие, предшествующее другому действию, названному глаголом-сказуемым. Такие обстоятельства могут занимать различные позиции по отношению к глаголу-сказуемому, наиболее регулярной является препозиция обособленного обстоятельства:

Сначала, принявши косое направление, хлестал он [дождь] в одну сторону кузова кибитки, потом в другую, потом, изменивши образ нападения и сделавшись совершенно прямым, барабанил прямо в верх его кузова; брызги наконец стали долетать ему в лицо.

7. Для художественного стиля поэмы Н.В. Гоголя характерно обильное использование вводных слов и словосочетаний. В поэме «Мертвые души» встречаются вводные слова и словосочетания с указанием на обычность, повторяемость какого-либо действия или ситуации или на достоверность/недостоверность происходящего:

Это займет, впрочем, не много времени и места, потому что не много нужно прибавить к тому, что уже читатель знает, то есть что Петрушка ходил в несколько широком коричневом сюртуке с барского плеча и имел, по обычаю людей своего звания, крупный нос и губы.

8. Так как поэма «Мертвые души» Николая Васильевича Гоголя изобилует диалогами, что соответствует основной его композиционной структуре, то в ней наблюдаются различные виды обращений. Наряду с нейтральными обращениями (сравн.: А знаете, Павел Иванович, - сказал Манилов, которому очень понравилась такая мысль, - как было бы в самом деле хорошо, если бы жить этак вместе, под одною кровлею, или под тенью какого-нибудь вяза пофилософствовать о чем-нибудь, углубиться!..) в поэме «Мертвые души» широко представлены обращения, выражающие различные типы эмоционального обращения к адресату речи и несущие на себе экспрессивную окраску. Обращения могут заключать в себе положительную качественную характеристику (оценку) персонажа («Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек»; Прощайте, миленькие малютки! - сказал Чичиков) или отрицательную (Что, мошенник, по какой дороге ты едешь?; Молчи, дурак, - сказал Чичиков). В роли обращений, выражающих положительную оценку адресата речи, выступают слова с оценочными словообразовательными формантами (душенька, матушка, батюшка, малютки) или собственно-оценочные лексемы (миленький, почтеннейший, в сочетании с оценочными служебными морфемами).

9. В поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» обращает на себя внимание обилие и разнообразие сложных синтаксических конструкций. Основная особенность синтаксиса Н.В. Гоголя - это употребление больших по объему, развернутых и распространенных в своих отдельных предикативных частях сложных предложений. По нашим выборочным подсчетам, большую часть среди сложных синтаксических конструкций составляют предложения с ведущей бессоюзной связью.

В поэме «Мертвые души» отмечено большое количество бессоюзных предложений однородного состава с соединительно-перечислительными отношениями. Такие предложения используются автором для описания природы, окружающей обстановки, персонажей, а также в философских рассуждениях:

У подошвы этого возвышения, и частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы, которые герой наш, неизвестно по каким причинам, в ту же минуту принялся считать и насчитал более двухсот; нигде между ними растущего деревца или какой-нибудь зелени; везде глядело только одно бревно.

В сложных предложениях с ведущей бессоюзной связью регулярно выражаются пояснительно-уточняющие и присоединительные отношения, что находит отражение в соответствующих знаках препинания: постановке двоеточия в предложениях первого типа и точки с запятой - второго.

Например:

Комната была, точно, не без приятности: стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой, четыре стула, одно кресло, стол, на котором лежала книжка с заложенною закладкою, о которой мы уже имели случай упомянуть, несколько исписанных бумаг, но больше всего было табаку. Или: На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства.

Особенность бессоюзных предложений в поэме заключается в однотипности синтаксического построения предикативных частей, находящихся во втором семантическом блоке предложения и поясняющих или конкретизирующих содержание первой предикативной части:

Вот оно, внутреннее расположение: в самой средине мыльница, за мыльницею шесть-семь узеньких перегородок для бритв; потом квадратные закоулки для песочницы и чернильницы с выдолбленною между ними лодочкой для перьев, сургучей и всего, что подлиннее; потом всякие перегородки с крышечками и без крышечек для того, что покороче, наполненные билетами визитными, похоронными, театральными и другими, которые складывались на память.

10. Характерной особенностью сложноподчиненного предложения является препозиция придаточной части. Наиболее часто препозитивной оказывается придаточная времени:

Когда половой все еще разбирал по складам записку, сам Павел Иванович Чичиков отправился посмотреть город, которым был, как казалось, удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных.

11. Для художественной манеры Н.В. Гоголя отдельное предложение - это лишь штрих, мало значащий вне целостной словесной картины. Даже прозаическая строфа играет роль лишь слагаемого картины. Для писателя наиболее значимы в художественном отношении фрагменты, заключающие в себе законченные по смыслу и тематически описания, эпизоды, картины.

Как и в любом большом эпическом произведении, в поэме «Мертвые души» отмечены сложные синтаксические целые различных типов - как описательные, так и повествовательные, с различными видами связи - параллельной и цепной.

Особенностью стиля Н.В. Гоголя является прием развернутого анафорического или эпифорического построения членов внутри сложного синтаксического единства. Этот прием, заимствованный из ритмической художественной прозы, направлен на поддержание библейской величавости тона. Но иногда и он выступает в словесной сфере, которая окрашена бытовой экспрессией. Преобладает форма тройственного повторения конечной фразы или предложения [23, с. 185]:

Зачем, например, глупо и без толку готовиться на кухне? зачем довольно пусто в кладовой? зачем воровка ключница? зачем нечистоплотны и пьяницы слуги? зачем вся дворня спит немилосердным образом и повесничает все остальное время? Но все это предметы низкие, а Манилова воспитана хорошо. А хорошее воспитание, как известно, получается в пансионах. А в пансионах, как известно, три главные предмета составляют основу человеческих добродетелей: французский язык, необходимый для счастия семейственной жизни, фортепьяно, для доставления приятных минут супругу, и, наконец, собственно хозяйственная часть: вязание кошельков и других сюрпризов.

Список использованной литературы

1.Солганик Г.Я., Стилистика современного русского языка и культура речи: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / Г.Я. Солганик, Т.С. Дроняева. - М.: Издательский центр «Академия», 2002. - 256 с.

2.Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX вв.: Учебник. / В.В. Виноградов, 3-е изд. - М.: Высш. школа, 1982. - 528 с.

.Розенталь Д.Э. Справочник лингвистических терминов [Текст] / Д.Э. Розенталь, Теленкова М.А. - М. - «Просвещение», 1976. - 522 с.

.Кожина М.Н. Стилистика русского языка: Учебник для студентов пед.ин-тов по спец. «Рус. яз. и лит.»./ М.Н. Кожина - 2-е изд., перераб. и доп.- М.: Просвещение, 1983. - 223 с.

.Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - 752 с.

.Виноградов В.В. Избранные труды. История русского литературного языка [Текст] / В.В. Виноградов. - М.: Издательство Академии наук СССР, 1978. - 327 с.

.Горшков А.И. История русского литературного языка [Текст] / А.И. Горшков. - М., Просвещение 1969, 432 с.

8.Машинский С.И. Художественный мир Гоголя: Пособие для учителей [Текст] / С.И. Машинский, 2-е изд. - М.: Просвещение, 1979. - 432 с.

9.Гоголь Н.В. Мертвые души: Поэма [Текст] / Н.В. Гоголь. - Мн.: Выш. шк., 1998. - 255 с.

10.Гвоздев А.Н. Современный русский литературный язык, ч. II. Синтаксис. Учебн. Для студентов фак. Рус. яз. и лит. пед. ин-тов [Текст] / А.Н. Гвоздев, изд. 4-е. - М., Просвещение, 1973. - 350 с.

11.Бабайцева В.В. Современный русский язык. Учеб. для студентов пед. ин-тов по спец. «Рус. яз. и лит.» В 3 ч. Ч. 3. Синтаксис. Пунктуация / В.В. Бабайцева, Л.Ю. Максимов. - 2-е изд., перераб. - М.: Просвещение, 1987. - 256 с.

.Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка [Текст] / А.Н. Гвоздев. - М.: Издательство «Просвещение», 1965. - 408 с.

.Валгина Н.С. и др. Современный русский язык: Учеб. Для филол. Спец. Вузов / Н.С. Валгина, Д.Э. Розенталь, М.И. Фомина. - 5-е изд., перераб. - М.: Высш. шк., 1987. - 480 с.

.Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка: Учеб. для вузов по спец. «Журналистика». / Д.Э. Розенталь, 5-е изд., испр. и доп. - М.: Высш. шк., 1987. - 399 с.

.Современный русский язык: Учеб. для филол. спец. ун-тов / В.А. Белошапкова, Е.А. Брызгунова, Е.А. Земская и др.; под ред. В.А. Белошапковой. - 2-е изд., испр. и доп. - М.: Высш. шк., 1989. - 800 с.

.Томашевский Б.В. Стилистика. Учебное пособие, 2-е изд., испр. и доп. / Б.В. Томашевский, под ред. И.А. Богданова. - Ленинград: изд. Ленинградского университета, 1983. - 288 с.

.Прияткина А.Ф. Русский язык: Синтаксис осложненного предложения: Учеб. пособие для филол. спец. вузов. / А.Ф. Прияткина - М.: Высш. шк., 1990. - 176 с.

.Голуб И.Б. Грамматическая стилистика современного русского языка: Учеб. пособие для вузов по спец. «Журналистика» [Текст] / И.Б. Голуб. - М.: Высш. шк., 1989. - 208 с.

.Ефимов А.И. Стилистика русского языка [Текст] / А.И. Ефимов. - М.: «Просвещение», 1969. - 264 с.

.Формановская Н.И. Стилистика сложного предложения [Текст] / Н.И. Формановская. - М.: «Русский язык», 1978. - 240 с.

.Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса [Текст] / Г.А. Золотова. - М.: издательство «Наука», 1982. - 368 с.

.Виноградов В.В. Стилистика, теория поэтической речи, поэтика [Текст] / В.В. Виноградов, предисл. В.В. Виноградов. - М.: Издательство Академии наук СССР, 1963. - 256 с.

.Солганик Г.Я. Стилистика текста: Учеб. пособие. [Текст] / Г.Я. Солганик. - М.: Флинта, Наука, 1997. - 256 с.

.Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (X - середина XVIII в.). Учеб. Пособие для филолог. Специальностей ун-тов и пед. ин-тов. М., «Высш. школа», 1975. - 327 с.

.Виноградов, В.В. О теории художественной речи [Текст] / В.В. Виноградов, послесловие Д.С. Лихачева - М.: Издательство «Высшая школа», 1971.- 240 с.

.Формановская Н.И. Сложное предложение в современном русском языке. Теория и упражнения (включенное обучение) / Н.И. Формановская. - М.: «Русский язык», 1989. - 192 с.

.Мещерский Н.А. История русского литературного языка [Текст] / Н.А. Мещерский. - Ленинград: изд. Ленинградского университета, 1981. - 280 с.

.Успенский Б.А. Из истории русского литературного языка 18 - начала 19 века. Языковая программа Карамзина и ее исторические корни [Текст] / Б.А. Успенский. - М.: изд. Московского университета, 1985. - 216 с.

.Русская грамматика, том 2, Синтаксис [Текст] / М.: изд. Наука, 1980. - 712 с.

30.http://ru.wikipedia.org/wiki; http://rubricon.com/about_led1/asp; http://rus.1september.ru/articlef.php?ID=20301; http://www.universitybooks.ru/cat; http//education.kulichki.net/lang/gram/p11.htm (интернет-источник).