Межличностный конфликт Мао и Хрущева
Введение
Межличностный конфликт Мао Цзэдуна и Н.С. Хрущева, безусловно, является одним из наиболее обсуждаемых, дискуссионных аспектов советско-китайских отношений 1950-х - 1960-х гг. Его значение рассматривалось современниками столь высоко, что отдельные специалисты (к примеру, М.С. Капица) видели во взаимной неприязни двух лидеров едва ли не единственную, основную причину резкого охлаждение в отношениях между Москвой и Пекином.
Следует признать, что у этой точки зрения есть определенные основания. Показателен хотя бы тот факт, что на октябрьском Пленуме ЦК КПСС 1964 г. А. Микоян, критикуя Хрущева, бросил фразу, что отставка Хрущева «будет богатым подарком китайцам, Мао Цзэдуну».
Однако при этом нельзя придавать конфликту двух лидеров слишком большое значение, так как это означало бы игнорирование объективных факторов, спровоцировавших обострение советско-китайских отношений. По этой причине становится особенно важным определить реальную степень влияние конфликта между двумя вождями на взаимоотношения Москвы и Пекина.
Помимо того, на сегодняшний день изучение взаимоотношений Н.С. Хрущева и Мао Цзэдуна представляет собой большое значение для специалистов в силу того, что на протяжении долгого времени оно проходило под влиянием идеологических структур КПСС и КПК. И советские, и китайские исследователи были вынуждены приводить свои работы в соответствие с политической конъюнктурой и не имели возможности ознакомиться с источниками противоположной стороны. В итоге возникла потребность в создании свободных от социального заказа и политической цензуры работ по указанной теме.
Также рассматриваемая нами проблема имеет несомненную значимость в силу того, что позволяет существенно дополнить портреты советского и китайского вождей как политиков, а также лучше понять особенности их личностей.
Таким образом, заявленная нами тема обладает несомненной актуальностью.
Объектом представленного исследования является межличностный конфликт Мао Цзэдуна и Н.С. Хрущева. Предмет работы включает в себя причины начала конфронтации двух вождей, ход развития конфликта и его итоги.
Хронологические рамки работы включают в себя период с 1949 г. (время знакомства Н.С. Хрущева с Мао Цзэдуном) по 1964 г. (время смещения Н.С. Хрущева и его ухода из большой политики).
Историография проблемы достаточно небогата. В 1960-х гг. в свет вышло несколько исследований М.С. Капицы, посвященных советско-китайским отношениям в 1940-х - 1960-х гг., а также изменениях во внешней политике Китая в данный период. Согласно позиции их автора, по большей части дублировавшей официальную позицию советского руководства, Мао Цзэдун, являясь типичным представителем «левого уклона» и при этом обладая непомерными внешнеполитическими амбициями, сознательно использовал помощь СССР для укрепления военно-политической мощи Китая, а затем, обретя уверенность в собственных силах, превратил северного соседа в объект территориальных претензий. Роль межличностного конфликта китайского лидера с Н.С. Хрущевым в исследованиях тех лет не получила четкой оценки, и в целом обострение в отношениях двух стран рассматривалось только на государственном уровне. В то же время подчеркивалось, что советский лидер проводил в отношении Пекина подчеркнуто дружественную политику и стремился к партнерству с Китаем.
В 1970-х гг. в свет вышла монография Б.Т. Колоскова и О.Б. Борисова «Советско-китайские отношения», представлявшая собой плод комплексного анализа внешней политики КНР. В данной работе особое внимание уделялось анализу антисоветской политике китайского руководства. Отдельные главы монографии были посвящены настойчивой и длительной борьбе советской стороны за сохранение братских и добрососедских отношений с КНР. При этом основная вина за резкое обострение отношений Москвы и Пекина возлагалась именно на Мао Цзэдуна, который провозглашался автором и наиболее активным проводником антисоветского курса во внешней политике Китая. Роль взаимоотношений китайского вождя с Н.С. Хрущевым опять же не получила должного освещения, как по причине отсутствия у исследователей доступа к широкому кругу источников (и советской, и китайской стороны), так и в силу того, что изучении фигуры прежнего лидера КПСС находилось под негласным запретом.
Проблемы взаимодействия КНР и СССР на международной арене получили также отражение в двухтомной монографии «Международные отношения на Дальнем Востоке в послевоенные годы», подготовленной коллективом авторов под руководством академика Е.М. Жукова. В данной работе исследовались вопросы идейно-политической сущности маоизма и его внешнеполитических концепций.
Кроме того, в связи с организацией в 1972 г. выпуска журнала «Проблемы Дальнего Востока» увеличились масштабы публикаций статей, посвященных антисоветскому курсу руководства КНР и в целом внешнеполитической деятельности КНР. Среди их авторов следует отметить И.А. Алексеева, А.Г. Кручинина и В.С. Ольгина. Концептуально они не отличались от работ предыдущих лет, однако от последних их выгодно отличали богатый фактический материал, использование большего числа архивных источников и материалов китайской стороны.
В период «перестройки» были опубликованы работы М.С. Капицы и Б.П. Барахта, посвященные основным закономерностям, особенностям и противоречиям процесса взаимодействия советского государства с КНР. В связи с переходом к политике «гласности» контроль цензурных органов за работой историков ослаб, что позволило авторам впервые поднять тему межличностного конфликта Н.С. Хрущева и Мао Цзэдуна в полном объеме. При этом основным виновником конфликта был назван китайский вождь, не желавший смириться с отказом советского лидера от наиболее радикальных принципов марксизма и проведением по инициативе Хрущева десталинизации.
В 1991 г. было опубликовано исследование М.С. Капицы «Межгосударственные региональные организации Азии в международных отношениях», затрагивающее в том числе тему охлаждения в советско-китайских отношениях в конце 1950-х - начале 1960-х гг. Подход М.С. Капицы к интересующей нас проблеме отличает то, что он видит в конфликте двух лидеров основную причину перехода Москвы и Пекина от сотрудничества к конфронтации, считая все прочие факторы малозначимыми.
В постсоветский период были опубликованы работы Е.П. Бажанова и Ю.М. Галеновича, в рамках которых конфликт Хрущева и Мао рассматривался лишь как своеобразный катализатор, ускоривший объективно назревший раскол между Пекином и Москвой.
Целью данной работы является изучение межличностного конфликта Н.С. Хрущева и Мао Цзэдуна как фактора ухудшения советско-китайских отношений. В соответствии с этим, задачи исследования сводятся к тому, чтобы выявить причины начала конфликта между двумя лидерами, осветить и проанализировать его ход, дать оценку его итогам для развития отношений Пекина и Москвы.
конфликт хрущев мао отношение
1. Причины начала межличностного конфликта Н.С. Хрущева и Мао Цзэдуна
1.1 Знакомство и начало формирования противоречий
Достоверно известно, что встреча Хрущева и Мао Цзэдуна произошла 21 декабря 1949 г. в Большом театре, на вечере, посвященном празднованию 70-летнего юбилея И.В. Сталина. За день до того Иосиф Виссарионович согласился отказаться от своей обычной «скромной» манеры садиться во втором ряду. Он сидел в центре первого ряда, и, что символично, по правую руку от него - Мао Цзэдун, по левую - Н.С. Хрущев. Это почетное место объяснялось положением Хрущева на празднике: как первый секретарь Московского горкома и обкома партии, он был официальным хозяином торжества.
Хрущев на тот момент имел весьма смутные представления о лидере китайских коммунистов. По воспоминаниям Никиты Сергеевича, он осознанно избегал всего, что было связано с внешней политикой, так как боялся, что Сталин заподозрит в нем «иностранного агента, завербованного империалистами».
Более тесно два лидера начали общаться лишь с осени 1954 г., когда Н.С. Хрущев возглавил делегацию, посетившую Китай в честь празднования пятой годовщины образования Китайской Народной Республики. Тогда ему впервые довелось вести переговоры и по партийной, и по советской линии с Мао Цзэдуном и Чжоу Эньлаем, премьером Госсовета КНР.
При этом необходимо отметить, что в данном отношении Никите Сергеевичу досталось достаточно непростое наследство. Отношения между Москвой и Пекином еще при жизни И.В. Сталина были далеко не идилличны. Во время долгого пути Мао к власти Иосиф Виссарионович сомневался, что в Китае удастся установить коммунистический режим, и порой готов был отказаться от этой цели - отчасти выполняя обязательства перед Чан Кайши, отчасти стремясь улучшить отношения с США, а также, возможно, подозревая, что столь огромным и сильным «сателлитом» будет нелегко управлять.
Даже после победы Мао И.В. Сталин относился к нему прохладно. Во время своей первой поездки в Москву в декабре 1949 г. Мао Цзэдун два с половиной месяца добивался поддержки и сотрудничества и в конце концов получил гораздо меньше, чем надеялся. Отдельным источником напряжения стала корейская война - особенно после того, как Сталин отказался бросить Северную Корею и потребовал от китайцев спасти Ким Ир Сена от разгрома.
Во время пребывания Мао в Москве Хрущев сидел возле Сталина и Мао, однако не принимал участия в их разговорах. Но он много слышал и о Мао, и об отношении к нему Сталина. «Мао опирается на крестьян, а не на рабочий класс, - не раз говорил Сталин, - и это марксист?» Сталин насмешливо называл Мао «пещерным марксистом», а после его визита в Москву «никогда не отзывался о нем хорошо». Хрущев полагал, что Сталин совершает «ошибку», стремясь добиться от Мао односторонне выгодных соглашений, а когда Мао был в Москве, «я видел, что Сталин проявлял неискреннюю вежливость. Чувствовал ось какое-то его высокомерие в отношении Мао. Мао вовсе не глупый человек, сразу это понял, и это его раздражало, хотя сам Мао никакого недовольства внешне не проявлял…».
После 1954 г. Никита Сергеевич постарался наладить с Мао более теплые отношения. Сталин презирал Мао за «пещерность», Хрущев готов был сыграть роль доброжелательного наставника. Как оказалось впоследствии, здесь он допустил крупную ошибку. Харизматичный и честолюбивые Мао был готов признать первенство Сталина и мог сносить пренебрежение с его стороны, однако он никак не видел себя в роли ученика человека, бывшего главой московской парторганизации на тот момент, когда сам он уже стоял во главе великой страны.
Несмотря на это, первое время, отношения Москвы и Пекина развивались достаточно гармонично. В 1953-1956 гг. в Китае советские рабочие и инженеры или же сами китайцы при помощи советских специалистов построили 205 заводов и фабрик общей стоимостью 2 млрд. долларов, причем 727 млн. долларов были предоставлены советской стороной - и это в то время, когда в самом СССР не хватало средств на подъем промышленности. В октябре 1954 года Советский Союз согласился отправить в Китай корпус специалистов; в 1957 г. уже не меньше двух с половиной тысяч русских обучали китайцев всему на свете, от строительства до ядерной физики. В апреле 1955-го СССР дал обещание помочь Пекину разработать в мирных целях ядерную технологию. В те же годы в Советском Союзе обучались около десяти тысяч китайских студентов, а еще семнадцать тысяч проходили обучение у советских преподавателей в самом Китае.
Помимо экономической помощи, Москва предоставляла Китаю дипломатическую и военную поддержку. Наследники Сталина помогли завершить корейскую войну, спонсировали участие Пекина в Женевской конференции 1954 года, посвященной судьбе Индокитая и Кореи, и настаивали на его включении в переговоры по европейским делам. В конце 1954 г. СССР помог Китаю вернуть себе прибрежные острова Цзиньмэнь и Мацзу. Китайские представители присутствовали на заключении Варшавского договора в 1955 г., предварительно получили информацию о примирении с Тито, а во время восточноевропейских волнений 1956 г. Хрущев постоянно консультировался с Мао. Советские военные советники помогали китайцам овладевать советской военной техникой, а в 1957 г. Москва даже предложила снабдить Пекин образцом ядерной бомбы.
Согласно бывшему переводчику Мао Ян Минфу, Хрущев «в отношениях с Китаем продвинулся далеко вперед по сравнению со Сталиным», и Мао это «оценил». Однако в эти «хорошие годы» уже были посеяны семена будущих разногласий. Воспоминания Хрущева о визите в Китай в 1954 г. явно несут огромное количество негатива. Он предложил вернуть Китаю Порт-Артур и Далянь. Но Мао Цзэдун, вместо того, чтобы поблагодарить советского вождя, возразил (указав на необходимость советской защиты от американцев), затем неохотно согласился, а под конец попросил Хрущева оставить в Порт-Артуре советскую тяжелую артиллерию. «Мы согласились оставить им вооружение, - вспоминал Хрущев, - но за плату. Чжоу же настаивал на том, что Китай хочет получить вооружение бесплатно». Кроме того, Хрущеву крайне не понравилась атмосфера при дворе Мао - «типично восточная. Все невероятно вежливы и любезны, но я видел, что это все притворство». В довершение ко всему, у Хрущева сложилось впечатление, что «Мао относится К другим нациям свысока… Мы-то искренне, по-братски относились к Китаю… После возвращения в СССР мы откровенно обменялись мнениями по этому вопросу в Президиуме ЦК КПСС. Докладывал я как глава делегации. Мое мнение сводилось к тому, что в наших отношениях с Китаем заложены опасные перспективы».
Китайцы в самом деле вели с Москвой игру, стараясь получить как можно больше, а отдать взамен как можно меньше. Перед поездкой китайские дипломаты озвучили большой список требований, отказавшись подать его в письменной форме; а затем Чжоу Эньлай заставил Хрущева выполнять обязательства, которые Москва, в сущности, на себя не брала. Хрущев полагал, что визит в Пекин прошел успешно, однако дома его стратегия вызвала сомнения и критику.
За предварительные переговоры с китайцами отвечал Микоян: его главным помощником был К.И. Коваль, заместитель министра внешней торговли. По словам Коваля, «Хрущев принял свое решение дать китайцам все, что они просят только исходя из внешнеполитических оснований, не думая ни о цене, ни о тех проблемах и трудностях, которые это решение повлечет за собой». Коваль утверждал, что советское тяжелое машиностроение не сможет обеспечить запросы китайцев - однако «каждый раз, когда я об этом заговаривал, Хрущев выходил из себя…». Первый секретарь «не умел выслушивать мнений, не совпадающих с его собственным, и терпеть не мог тех, кто с ним не соглашался». Хрущев «сверлил меня уничтожающим взглядом. Ясно было, что я попал в список его врагов». А. Микоян уговорил Хрущева отложить выполнение некоторых планов до 1960 года. Но даже урезанный список вызвал возражения Ворошилова. Никита Сергеевич пригрозил, что не поедет вовсе, если ему придется ехать «с пустыми руками». Бранью и угрозами он заставил Ворошилова отозвать свои возражения, а потом, когда коллеги разошлись, подозрительно поинтересовался у Коваля, не он ли настроил Ворошилова против его решения.
Дело осложняли культурные различия между двумя странами, часто приводившие к взаимному непониманию. Китайцы превзошли самих себя в гостеприимстве, устроив советской делегации продолжительный тур по стране. В Кантоне им подали знаменитое местное блюдо «Бой дракона с тигром», где дракона и тигра символизируют змея и кот, - однако советская делегация, не исключая и Хрущева, даже в рот его не взяла, а обе дамы, Екатерина Фурцева и Ядгар Насриддинова, в слезах выбежали из-за стола. Даже чаепитие превращалось в мучение. «Пили вообще преимущественно чай, - вспоминал Хрущев. - Как только выпьешь чашку - приносят следующую. Если не успевал выпить, чай забирали и ставили новый. Спустя некоторое время - опять то же». В результате советская делегация ночью не могла уснуть, а советский врач рекомендовал сократить количество употребляемого кофеина. «Мы к такой церемонии не привыкли, - пишет Хрущев, - но пользовались ею ради уважения к хозяевам».
Первые явные трещины во взаимоотношениях двух вождей возникли после XX съезда КПСС. Н.С. Хрущев не консультировался с китайцами перед знаменитым секретным докладом на XX съезде и не пригласил китайскую делегацию его выслушать. У Мао Цзэдуна были к Сталину свои претензии, однако он хорошо понимал, что отменять культ Сталина значит подрывать свой собственный. Хрущев «устроил беспорядок», - говорил Мао своим коллегам 17 марта 1956 года. «Он направил на нас меч, выпустил из клеток тигров, готовых разорвать нас», - жаловался он своему личному врачу, доктору Ли Чжисюю. Его переводчик Ли Юэжэнь вспоминает слова Мао: «Сталина можно было критиковать - но не убивать». «Мао решил, что Хрущев недостаточно зрел для управления такой большой страной», - рассказывал второй переводчик Ян Минфу.
В то время китайцы не только сами нуждались в советской помощи, но и были убеждены, что всему социалистическому лагерю без нее не обойтись. Вот почему Мао решил «поправить» Хрущева. Китайские издания настаивали на том, что, несмотря на «серьезные ошибки», Сталина следует рассматривать как «великого марксиста-ленинца». Пекин указывал китайским студентам в СССР, какую позицию им следует занимать в разговорах о XX съезде. Первого мая 1956 года на Красной площади изображений Сталина не было, а на площади Тяньаньмынь демонстранты несли в этот день огромные портреты покойного вождя.
Польский и венгерский кризисы 1956 года подтвердили нелестное мнение Мао о Хрущеве. И той осенью, и впоследствии отношения СССР и Китая заметно изменились. Уже не Хрушев давал советы Мао, а Мао - Хрущеву (например, совет ввести войска в Венгрию): ясно было, что тщеславный и мнительный Хрушев не станет долго терпеть такую перемену ролей.
Наиболее ярко это проявилось в период колебаний Хрущева относительно решения продолжить операцию в Венгрии после эскалации конфликта. С 23 октября, когда прибыла в Москву китайская делегация во главе с Лю Шаоци, секретарем ЦК КПК, Хрущев вел переговоры с Китаем касательно этого вопроса. 30 октября Мао через своих представителей заявлял, что «рабочему классу Венгрии» нужно позволить «восстановить контроль над ситуацией и усмирить восстание своими силами». Однако в ту же ночь, получив от китайского посла в Венгрии доклад о самосуде над офицерами госбезопасности, Мао изменил свое мнение и сообщил об этом в Москву. Отталкиваясь от этого, 31 октября Никита Сергеевич полностью изменил свою позицию. «Пересмотреть оценку, войска не выводить из Венгрии и Будапешта, - заявил он Президиуму ЦК, - и проявить инициативу в наведении порядка в Венгрии. Если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев, англичан и французов, империалистов. Они поймут это как нашу слабость и будут наступать. Мы проявим тогда слабость своих позиций. Нас не поймет наша партия. К Египту им тогда прибавим Венгрию. Выбора у нас другого нет!»
Подобная ситуация (лидер советских коммунистов принимает решение под давлением вождя китайской компартии) при жизни Сталина казалась совершено немыслимой. Позволив китайцам не просто обсуждать ситуацию, но почти оспаривать собственные решения, продемонстрировав нерешительность перед лицом кризиса, во многом им же и спровоцированного, Никита Сергеевич утратил в глазах Мао Цзэдуна последние остатки авторитета. Именно с этого момента лидер КПК начал претендовать на моральное лидерство в социалистическом лагере, что послужило основой для дальнейшего развития конфликта двух вождей.
1.2 Идеологический конфликт двух лидеров
Утрате Хрущевым авторитета в глазах Мао Цзэдуна способствовало неприятие вождем КПК нового внутри- и внешнеполитического курса, предложенного Никитой Сергеевичем. К концу 1956 года Мао окончательно утвердился в мысли, что Хрущев губит дело Сталина. Люди, подобные Хрущеву, «не преданы марксизму-ленинизму, - заявил он в речи той осенью, - у них нет аналитического подхода, им не хватает революционного духа». В январе 1957-го он заявил, что советские лидеры «ослеплены жаждой наживы», так что «лучший способ с ними справиться - задать им порку». В том же месяце китайский премьер Чжоу Энлай посетил СССР и Восточную Европу, стремясь сгладить напряжение в отношениях.
«Он не предпринял даже попыток самокритики», - докладывал Чжоу, в личной беседе поинтересовавшийся у Хрущева, почему наследники Сталина «отказываются признавать свою личную ответственность». Хрущев ответил на это, что «если бы они не боялись за себя, то могли бы сделать больше, чтобы сдержать развитие ошибок Сталина». Однако, «перед тем как выйти из машины в Московском аэропорту, Хрущев объяснил мне, что такая самокритика, как у нас, у них не возможна и может доставить руководству большие неприятности».
Оппозиция Молотова, Маленкова и Кагановича усугубила потребность Н.С. Хрущева в поддержке Китая. Китайский посол в Москве Лю Сяо заметил, что в начале 1957 г. советский лидер стал особенно внимательным к пожеланиям Пекина. Когда Ворошилов посетил Китай, где его приняли с необычайным гостеприимством, Хрущев завидовал ему - по крайней мере, так говорил принимавшей стороне сам Ворошилов. Однако победа Хрущева над «антипартийной» группой в июне 1957-го отнюдь не порадовала Китай. Как мог такой старый и заслуженный большевик, как Молотов, оказаться во главе «антипартийной группы»? - спросил Пэн Дэхуай, заместитель премьера Госсовета КНР и министр обороны КНР, у советского посла, сообщившего ему эту новость. «Почему вы так это назвали? - продолжал он. Неужели не могли ничего умнее придумать?».
Правда, несмотря на свои сомнения в Хрущеве, Мао Цзэдун поддержал победителя. Осенью 1957-го он совершил свой второй и последний визит в Москву, куда был приглашен вместе с руководителями других компартий на празднование сорокалетия Октябрьской революции. По его словам, в июне 1957 г. Кремль стал свидетелем столкновения «двух линий: одной - ошибочной, и другой - относительно правильной». Согласно свидетельству посла Югославии Мичуновича, переводчик произнес что-то о «двух тенденциях», из которых возобладала «тенденция, проводимая Хрущевым». А что на самом деле сказал Мао, известно только китайцам. По-видимому, что-то понял или о чем-то догадался А. Микоян: он «резко поднялся с места, и выражение его лица было отнюдь не дружелюбным».
Большой диссонанс вызвали рассуждения китайского лидера о перспективах новой мировой войны, по духу полностью противоположные официальному внешнеполитическому курсу Москвы. «Если империализм навяжет нам войну, - говорил Мао, - а у нас сейчас 600 миллионов человек, и мы потеряем из них 300 миллионов, так что же, это ведь война, пройдут годы, мы вырастим новых людей и восстановим численность населения». Если Запад вторгнется на территорию СССР, продолжал он, не следует сопротивляться - лучше отойти за Урал и удерживать оборону год, два, три, пока китайцы не придут русским на помощь. «У меня вызвало удивление, как это Мао может так мыслить, и я не мог дать себе ответа», - рассказывал впоследствии Хрущев.
Поведение Мао в Москве, в отличие от его двусмысленных речей, выглядело вполне однозначно. В отличие от Сталина, Хрущев окружил Мао гостеприимством на высочайшем уровне. Он поселил высокого гостя в роскошном дворце, когда-то принадлежавшем Екатерине Великой, каждое утро заезжал его проведать, сопровождал его на политические встречи и культурные мероприятия. Невозможно было вести себя более «уважительно и дружелюбно», вспоминал личный врач Мао. В ответ Мао буквально источал раздражение и презрение к любезному хозяину. Огромная мягкая кровать в екатерининской спальне ему не подошла, так что он устроил себе постель на полу. Роскошный туалет в ванной тоже не понравился - вместо него Мао пользовался ночным горшком. От услуг двух русских шеф-поваров он отказался и ел только китайские блюда, приготовленные его личным поваром. На представлении «Лебединого озера» в Большом театре отказался занять приготовленное Хрущевым место в ложе, заявив, что предпочитает сидеть «с массами», а почти сразу после начала спектакля покинул зал - как будто, по словам доктора Ли, «сознательно отказывался от контакта с русской культурой».
В личных беседах с китайскими коллегами (которые, разумеется, подслушивались КГБ) Мао то и дело «подпускал шпильки» В адрес своего хозяина. Искренние попытки Хрущева загладить унижение, которому подвергся Мао в 1949-м, обернулись против него. «Видите, теперь они с нами обращаются совсем по-другому, - презрительно говорил Мао. - Даже в коммунистической стране они не могут забыть о том, кто слаб и кто силен. Что за снобы!» Поведение Мао было красноречиво и однозначно. Он обращался с Хрущевым как с «невоспитанным и назойливым дураком», вспоминал Л. Делюсин.
Однако при этом советско-китайские отношения еще осенью 1957 г. казались многообещающими: на ноябрьском Совещании коммунистических и рабочих партий в Москве Мао поддерживал лидерство СССР в восточном блоке; Хрущев в ответ согласился предоставить Пекину образец ядерного оружия и помочь китайцам в конструировании paкет. Однако летом 1958 г. положение изменилось. К этому времени Мао прервал кампанию «Пусть расцветают сто цветов!» и объявил о начале «Большого скачка». А главное - Мао Цзэдун поставил под сомнение право СССР вести к коммунизму другие страны и народы.
2. Переход межличностного конфликта двух лидеров в противостояние двух держав
2.1 Переход Мао Цзэдуна к открытой конфронтации с советским руководством
Именно тогда, когда Мао стремился развивать «самодостаточность» Китая, Хрущев предложил ему новую форму военной зависимости. Советский ВМФ планировал разместить в Тихом океане несколько новых подводных лодок. Связь с ними с территории Советского Союза очень дорога и ненадежна, поэтому Москва предложила построить на китайском побережье несколько радиостанций, работающих на длинных волнах, с перспективой создания в дальнейшем совместного советско-китайского подводного флота. «Мы полагали, что в строительстве радиостанции Китай заинтересован не меньше, чем мы… рассматривали это, как само собой разумеющееся дело», - вспоминал Хрущев.
Однако на встрече с советским послом Юдиным 22 июля 1958 г. Мао не только ответил решительным отказом, но и произнес немало обвинений в адрес СССР в целом и Н.С. Хрущева в частности, говоря о советской внешней политике как шовинистической. Советские предложения ясно показывают, утверждал китайский лидер, что «некоторые русские смотрят на китайский народ свысока». Слишком долго между советской и китайской компартиями не было «братских отношений» - скорее, «отношения отца с сыном или, вернее сказать, кошки с мышью».
Переговоры Юдина с Мао Цзэдуном длились два дня. В конце первого дня, 21 июля, Мао воскликнул: «Отправляйтесь домой! Вы ничего не способны толком объяснить! Убирайтесъ и передайте Хрущеву, чтобы приехал сюда сам. Пусть сам объяснит мне, чего он от нас хочет». Юдин отправил шифровку в Москву. «Мы вдруг получили от Юдина тревожную телеграмму», - вспоминал Хрущев. На следующий день, когда Юдин повторил китайскому руководителю свои доводы, Мао заявил: «Вы так и не ответили на мой вопрос. Я спрашивал, чего именно вы хотите. Вы ничего не понимаете в своем деле. Пусть сюда приедет Хрущев. Передайте ему, я приглашаю его сюда, и немедленно. Мне нужно с ним поговорить».
Хрущев решил, что китайцы неправильно поняли Юдина и для устранения конфликта достаточно будет, если он сам объяснит ситуацию. При этом он проигнорировал явно приказной тон «приглашения». Прием в пекинском аэропорту был холоден. Высшие фигуры в китайском правительстве (Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Дэн Сяопин и, наконец, сам Мао Цзэдун) присутствовали. Однако, по рассказу очевидца с китайской стороны, не было «ни красной ковровой дорожки, ни почетного караула, ни объятий». Переговоры на вилле китайского руководства начались спокойно. Мао заявил, что советско-китайское сотрудничество не прекратится еще десять тысяч лет. В таком случае, заметил Хрущев, «на девять тысяч девятьсот девяносто девятый год можно будет встретиться и заключить договор еще на десять тысяч лет». Оба руководителя признались, что из-за конфликта несколько ночей не могли заснуть. Хрущев пространно объяснил суть советского предложения, сделав особый упор на чистоте намерений Москвы.
Все это время Мао курил, словно забыв о нелюбви Хрущева к сигаретному дыму, и время от времени прерывал гостя язвительными репликами. Выслушав все до конца, он небрежно махнул рукой и заявил: «Говорили вы долго, но до сути дела так и не дошли». По рассказам очевидцев, изумленный и смущенный Никита Сергеевич пробормотал: «Да не беспокойтесь, я продолжу». Однако, когда он повторил, что для паритета с Седьмым флотом американских ВМС необходим общий флот, Мао «хлопнул своими большими ладонями по дивану и сердито поднялся. Лицо его побагровело; тяжело дыша, он ткнул пальцем прямо в лицо Хрущеву: «Я спросил, что такое общий флот - и вы так и не ответили!»
«Не понимаю, зачем вы это делаете! - воскликнул в ответ Хрущев. - Мы ведь приехали сюда, чтобы вместе все обсудить». - «Что значит «все обсудить»?! - рявкнул в ответ Мао. - Что обсуждать?! Есть у нас независимость или нет?».
Хрущев сумел сохранить спокойствие и лишь поинтересовался, не разрешит ли Китай советским субмаринам по крайней мере заправляться топливом в китайских портах? В обмен на это он пообещал Китаю доступ к Арктике. «Это нас не интересует», - отвечал Мао, глядя на Хрущева (по отзыву китайского очевидца), «словно взрослый - на ребенка, который пытается его обмануть». Когда Хрущев побагровел от ярости, на лице Мао отразилось нескрываемое удовольствие. «Нам не нужен ваш Мурманск - и вы не лезьте в нашу страну». И, не удовлетворившись этим: «К нам уже лезли и англичане, и японцы, и многие другие иностранцы. И мы их всех отсюда выгнали, товарищ Хрущев. Если вы не поняли, повторю еще раз: мы больше не хотим, чтобы кто-то использовал нашу страну для достижения своих целей».
На следующий день Мао Цзэдун объявил, что «тучи рассеялись», однако продолжал нападать на гостя. Явившись в резиденцию Мао, Хрущев обнаружил его в купальном халате и тапочках. Без предупреждения он пригласил Н.С. Хрущева поплавать в бассейне. Поначалу Хрущев плескался на мелководье, затем, попросив у китайской прислуги спасательный круг, осмелился зайти поглубже. С усмешкой понаблюдав за советским лидером, Мао нырнул с бортика и начал плавать взад-вперед различными стилями. Дальнейшая беседа лидеров происходила в воде, а переводчики бегали вдоль бортика, стараясь поспеть каждый за своим вождем. По словам врача Мао доктора Ли, «председатель наслаждался ролью императора, а с Хрущевым вел себя, словно с варваром, привезшим дань. Таким способом, сказал мне сам Мао на обратном пути, он «загнал иглу ему в зад».
Вернувшись в Москву, Хрущев рассчитывал обдумать ситуацию в спокойной обстановке. Однако 23 августа Мао Цзэдун, не предупредив Москву, подверг бомбардировке прибрежные острова Цзиньмэнь и Мацзу. Это вызвало международный кризис. 4 сентября государственный секретарь США Даллес заявил, что для защиты островов Америка готова вступить в войну. На следующий день советский министр иностранных дел А. Громыко отправился в Пекин. По его словам, Мао поделился с ним своими военными планами: если американцы начнут атомную бомбардировку Китая, войска КНР отступят вглубь страны, увлекая за собой врага. А как только американцы зайдут достаточно далеко, продолжал Мао, русские «ударят по ним всем, что у вас есть». По словам Громыко, он был «ошеломлен» таким предложением и вежливо свернул беседу.
Одной из причин, по которой Мао провоцировал кризис, было, несомненно, недовольство проводимой Хрущевым политикой разрядки. По словам доктора Ли, Мао хотел «показать и Хрущеву, и Эйзенхауэру, что им не удастся подчинить его своей воле и что мечты Хрущева о мире необоснованны». Или, как говорил он сам: «Острова - это дубинки, которыми я бью Хрущева и Эйзенхауэра и заставляю их прыгать туда-сюда. Правда, они здорово пляшут?».
2.2 Эскалация конфликта Н.С. Хрущевым и начало пропагандисткой войны
В конце сентября, немедленно после возвращения из богатой впечатлениями двухнедельной поездки по США, Н.С. Хрущев отправился в Пекин на празднование десятилетия китайской революции. По рассказу советского посла в Китае С. Червоненко, входившего в состав делегации, Хрущев был настроен оптимистично. Однако прибыл он с опозданием - лищь на второй день, что едва ли способствовало налаживанию отношений; а прием был еще хуже, чем в 1958 г.: ни почетного караула, ни речей с китайской стороны, а когда сам Никита Сергеевич все же настоял на произнесении речи, ему даже не предоставили микрофон.
США являлись для Китая злейшим врагом. А Хрущев, по рассказу китайского переводчика Ли Юэжэня, описывал свою поездку в Америку «с горящими глазами и таким тоном, словно открыл новый континент: Я был в Америке, я все там видел своими глазами! Как они богаты - вы знаете, действительно богаты!». В заключение он попросил китайцев освободить пятерых американских летчиков, захваченных в плен во время корейской войны и томящихся в китайских тюрьмах. Едва сдерживая бешенство, Мао ответил отказом.
Хрущев упрекнул Мао за то, что тот «обидел» Неру «И ради чего? - добавил он. - Ведь этот спорный клочок земли - просто пустыня, там никто не живет!»), за то, что «упустил далай-ламу», за то, что вздумали бомбить острова, не посоветовавшись с Москвой («Мы у себя не знаем, что вам завтра в голову взбредет!»). Ответ маршала Чэня («Обвиняя нас, вы поддерживаете Чан Кайши и американских империалистов») поверг Хрущева в ярость. Побагровев, он начал орать на Чэня: «Конечно, вы маршал, а я - всего лишь генерал-лейтенант! Но я - первый секретарь ЦК КПСС, а вы меня оскорбляете!» «Верно, вы генеральный секретарь, - отвечал Чэнь. - И когда вы правы, мы к вам прислушиваемся. Но когда вы ошибаетесь, мы не стесняемся вам возражать». Далее Хрущев пожаловался, что китайцы численно превосходят его делегацию: «Нас здесь трое, а вас - девять человек, и все вы твердите одно и то же!» Мао, по воспоминаниям переводчика, улыбнулся и заговорил негромко и спокойно: «Я вас долго слушал. Вы бросили нам много обвинений. Говорили, что мы… не должны были ссориться с Неру, не должны были бомбить Цзиньмэнь, что не следует нам про водить Большой скачок, не следует хвалиться своей верностью марксизму. Теперь позвольте и мне обвинить вас в ответ. Думаю, вы виновны в приспособленчестве и оппортунизме».
Поначалу Хрущев как будто не понял, о чем речь. Затем, когда то же обвинение повторил Чэнь, советский лидер вышел из себя. «Если мы, по-вашему, приспособленцы, - воскликнул он, - то я вам теперь руки не подам!» - Я не боюсь вашего гнева, - отвечал Чэнь. - Не старайтесь плюнуть нам в лицо - слюны не хватит! - рявкнул Хрущев. По окончании пере, на банкете в Большом народном дворце, в присутствии пяти тысяч гостей, Хрущев, стремясь восстановить дружескую атмосферу, завел очередную пространную речь, в которой посоветовал Китаю не испытывать «американских империалистов» на прочность. Ответную речь Мао произносить отказался, поручив это Чжоу Эньлаю. Оставшись со своими коллегами наедине, Хрущев принялся высмеивать китайцев, рифмуя их имена с нецензурными словами, а самого Мао называя «старой калошей» - хотя едва ли не понимал, что помещение прослушивается.
Предполагалось, что визит продлится неделю. Однако уже через три дня русские улетели домой. Л. Делюсин вспоминал восклицание Хрущева: «Что случилось?! Вы спрашиваете, что случилось?! Да если бы я сам понимал!». Его спутники, по словам С. Червоненко, тоже в основном хранили молчание, однако чувствовалось, что они во всем винят Хрущева. Л. Делюсин полагает, что разрыва можно было бы избежать, прояви Хрущев больше «терпения и пониманию. В этом с ним были согласны и помощники Мао. Как ни «умен и сообразителен» был Хрущев, замечает переводчик Ли Юэжэнь, однако «до Мао ему было далеко». «Мао видел себя тореадором, - добавлял Ян Минфу, - а Хрущева - быком».
Отправляясь домой один, оставив в Пекине почти всю советскую делегацию, - Хрущев выглядел «страшно угнетенным», Он не полетел прямо в Москву, а, чтобы развеяться и сгладить тяжелые впечатления, предпринял двухдневное путешествие по советскому Дальнему Востоку. Политрук корабля, на борт которого поднялся Хрущев во Владивостоке, был потрясен тем, что увидел. Он описывал увиденное следующим образом: «Это был совсем не тот человек, которого мы привыкли видеть по телевизору - ни физически, ни душевно. Тот Хрущев, которого мы знали, был живым, энергичным, неутомимым, с неизменным чувством юмора. Но сейчас перед нами стоял другой человек - угрюмый, подавленный, ко всему безразличный».
22 апреля 1960 г. Мао опубликовал статью под названием «Да здравствует ленинизм!», в которой обвинял Москву в заигрывании с Эйзенхауэром и предательстве дела коммунизма. На случай, если Хрущев этого не заметил, китайская газета «Жэньминь жибао» перечислила тридцать семь агрессивных действий США после Кемп-Дэвида, заключив: «Мы не видим коренных перемен ни в военной политике империалистов в целом, ни в позиции Эйзенхауэра».
В ответ на это Хрущев сорвал свой гнев на Мао, не задумываясь о последствиях. 20 июня в Бухаресте должен был открыться съезд Румынской коммунистической партии. 18 июня Хрущев неожиданно объявил, что намерен присутствовать на съезде. Его примеру последовали все лидеры «братских» компартий, кроме Мао и его нового союзника - вождя албанских коммунистов Энвера Ходжи. Явившись на съезд, Хрущев поразил делегатов жестким антикитайским выступлением. Тем временем советская делегация распространила восьмидесятистраничное «Информационное послание», в котором жестко критиковалась внешнеполитическая позиция Китая. Пэн Чжэнь, глава китайской делегации, заявил, что считает это послание крайне оскорбительным; в то же время он сам пустил в оборот советское послание ЦК КПК, не подлежащее огласке.
Возможно, Хрущев надеялся поразить китайцев, однако тот факт, что они сделали достоянием гласности частное письмо, поразил его самого. Согласно одному из отчетов, он критиковал лично Мао за то, что тот «не считается ни с чьими интересами, кроме своих собственных, и выдумывает теории, оторванные от реалий современного мира». По другим сообщениям, он называл Мао «Буддой, который сидит и высасывает теории из пальца», а также «старой калошей».
Выступление Хрущева вызвало резкий ответ Пэна, насмешливо заявившего, что во внешней политике Хрущева кидает то в жар, то в холод. Возмущенный Хрущев отомстил, на следующий же день отозвав из Китая всех советских советников. По заявлению Пекина, Москва отозвала 1390 экспертов, разорвала 343 контракта, подвесила 257 научно-технических проектов. Помимо экономического урона (в 1961 году объем советско-китайской торговли уменьшился более чем наполовину, а в 1962-м советский экспорт в Китай составлял лишь четверть от объема 1959 г.), необдуманный ход Хрущева лишил Москву бесценных разведданных, получаемых от советских экспертов.
С. Червоненко был «изумлен» этой новостью и попытался предпринять некоторые шаги, чтобы предотвратить отзыв экспертов. «Мы отправили телеграмму в Москву. Писали, что это нарушение международных конвенций. Если мы решили прекратить помощь Китаю, то надо хотя бы дать советникам доработать до окончания контрактов. Мы надеялись, что тем временем все как-нибудь уладится». Ошибку Москвы Червоненко приписывал импульсивности Хрущева. По-видимому, так же отнесся к этому решению и Брежнев, бывший помощник которого Александров относит начало раскола между Хрущевым и его протеже к серии «импульсивных внешнеполитических решений, нанесших ущерб нашей собственной стране. Достаточно вспомнить неожиданный отзыв из Китая наших не только военных, но и экономических советников - и это несмотря на существующие соглашения и контракты». Л. Делюсин рассказывает, как было принято это решение. Он слышал, что начальство подумывает об отзыве экспертов, и полагал, что убедил Ю. Андропова, ответственного за отношения с братскими компартиями, в серьезной ошибочности такого шага. Андропов поручил Делюсину подготовить об этом служебную записку. Однако, рассказывает Делюсин, не успел он сесть за работу, как «мы получили из секретариата Хрущева звонок о том, что он уже подписал указ об отзыве. Думаю, это была одна из серьезнейших ошибок Хрущева. Разумеется, это привело к дальнейшему ухудшению отношений. Неужели он полагал, что от этого что-то изменится к лучшему?».
В сущности, Москва и Пекин все же сделали шаг к перемирию до ноября 1960