Выделение архаических мотивов и моделей в сказке П.П. Ершова и изучение их особенностей
ВВЕДЕНИЕ
ершов сказка персонаж архаический мотив
Исследование архаических мотивов и моделей в авторских произведениях является одним из наиболее актуальных вопросов для изучения специфики влияния древнейших верований и традиций на сознание и, соответственно, культуру более поздних эпох и современности. Так как зачастую данные мотивы не выделяются читателем из художественного текста и неосознанно воспринимаются им как нечто не связанное в полной мере с древнейшими представлениями человека об окружающем его мире и о нём самом. Сказочные и фантастические мотивы не рассматриваются читателем как указание на тот или иной обряд или же верование, однако обращение к истокам возникновения образов, прочно укоренившихся в сознании современного человека, может дать ответы на многие интересующие современную науку вопросы.
В контексте вышесказанного особый интерес для нас представляют авторские сказки, которые дают нам творчески переработанные и осмысленные с позиций близких к современности образцы исконно народного, глубоко архаичного, творчества.
В своей работе мы обратились к исследованию широко известной сказки П.П. Ершова «Конёк-горбунок». Данная сказка представляет для нас особый интерес с таких позиций: она содержит в себе большое количество архаических (славянских) мотивов и образов, составлявших отдельные образования рамках фольклора; эти мотивы объединены П.П. Ершовым в рамках одного произведения благодаря построению сложной структурной схемы, изучение которой может дать нам материал не только для более полного понимания архаических моделей, заложенных в сказке, но и для понимания общих принципов, которыми руководствуется автор при создании произведения на основе народного творчества. Особый интерес для нас представляет рассмотрение некой эволюции, преобразования архаических мотивов и моделей в сознании человека принадлежащего Новому времени, ярко отраженной данным произведением. Именно данные причины обуславливают актуальность данной работы.
Целью данной работы является выделение архаических мотивов и моделей в сказке П.П. Ершова и изучение их особенностей.
Такое определение цели поставило перед нами следующие задачи:
проведение структурного анализа произведения (выделение основного (стержневого)мотива произведения, выделение структурных единиц произведения (ходов), определение отношений между ними (основные ходы, второстепенные), определение архаических мотивов и моделей раскрывающихся через структуру сказки;
определение и анализ архаических корней образов персонажей сказки (с учётом структурных особенностей произведения).
Данное исследование может не только дать информацию об архаических мотивах и моделях заложенных в сказке П.П. Ершова «Конёк-горбунок», но и дать некоторые принципы более рационального подхода к изучению подобных произведений.
ГЛАВА 1 Структура сказки «Конёк-горбунок» П.П. Ершова и архаические мотивы в ней
Подобно тому, как предложение распадается на составные части и филолог должен уметь различать эти основные части любого предложения, так фольклорист должен уметь различать составные части любой сказки.
В.Я. Пропп
Основной задачей нашей работы является выделение архаических мотивов и моделей в сказке П.П. Ершова «Конек-горбунок», то есть своеобразное изучение ее исторической основы.
Прежде всего, при изучении архаических мотивов и моделей в сказке следует провести структурный анализ произведения. Обоснование первостепенности ( а также целесообразности и эффективности) применения метода структурного анализа к сказке находим в статье В.Я. Проппа «Структурное и историческое изучение волшебной сказки»: «Определение волшебной сказки дается не через ее сюжеты, а через ее композицию, установив единство композиции волшебных сказок, я должен был задуматься о причине подобного единства. Что причина кроется не в имманентных законах формы, а что она лежит в области ранней истории или, или, как некоторые предпочитают говорить, доистории, для меня было ясно с самого начала дело не в текстах, а в том, что сюжеты порождены бытом народа, его жизнью и вытекающими из этого формами мышления на ранних стадиях человеческого развития и что появление данных сюжетов исторически закономерно формальное изучение, точное систематическое описание изучаемого материала есть первое условии, предпосылка исторического изучения и вместе с тем первый шаг его».
Особое значение подобный анализ приобретает при исследовании авторской сказки, в которой писатель зачастую отклоняется от стандартной (одноходовой) для народной сказки схемы построения сюжета, «вплетая» в действие множество дополнительных ходов. Определение их значения для общего вида сказки, выяснение причин (мотиваций) их введения в сюжет, их взаимодействие, соотношение авторской сказки со сказкой-прототипом (так как стержнем построения авторской сказки зачастую является определенная народная сказка) - «ключи» к наиболее полному и адекватному выделению архаических моделей и мотивов в авторской сказке.
Сказка «Конек-горбунок», созданная П.П. Ершовым в 1834 году, является одним из наиболее ярких авторских произведений, написанных российскими писателями «по мотивам» народных сказок. Ее народность является неоспоримой, все сюжетные ходы и персонажи заимствованы автором из славянского фольклора. Однако многих исследователей, прежде всего, привлекала ее сложная (или же усложненная) многоходовая структура, разнообразие персонажей, а вернее то, как автор умело объединил их в единое, стройное произведение. А.М. Путинцева, М.К. Азадовский, З. Ерошкина, А.П. Бабушкина, а также В. Утков - ученые, занимавшиеся изучением, а точнее определением «истоков» данного произведения. Однако ни гипотеза «монтажа» сюжетов народных сказок, ни предположение о переработке единой исконно народной сказки не были достаточно веско подтверждены. Данные теории выдвигались российскими исследователями фольклористами еще в начале ХХ столетия. Предположение о единой сказке-истоке наиболее четко было сформулировано в книге А. К. Ярославцева (1872 г.). ««Сказка «Конек-горбунок» по вымыслу не есть создание Ершова, - писал автор работы, - она - произведение народное, и, как откровенно говорил сам автор, почти слово в слово взята из уст сказочников, от которых он ее слышал, только он привел ее в более стройный вид и местами дополнил»». В свою очередь Н.Н. Трубицин выдвигал иную гипотезу: «« Искать ближайшего источника сказки - напрасно. «Конек-горбунок» представляет из себя попурри из русских сказок. Творчество Ершова шло поверх определенного текста». В своей работе мы не будем принимать сторону одной либо же иной гипотезы, так как данная «дискуссия» представляет для нас интерес лишь как еще одно подтверждение необходимости и актуальности подробного структурного исследования произведения. От того, каким образом и с какой целью (а также кем) сюжет «Конька-горбунка» был создан именно таким и от того, как «взаимодействуют» в нем те или иные персонажи и сюжетные ходы, будет зависеть значение, интерпретация заложенных в нем архаических моделей и мотивов.
Детальный анализ текста (его аналитическое «близкое» прочтение) следует представить первым этапом структурного анализа текста сказки «Конек-горбунок». Результаты данного анализа будут использованы нами и в последующих главах работы. Прежде всего он призван разделить текст на неделимые смысловые единицы (ходы), что позволит схематизировать строение сюжета. Данная схематизация позволит выделить и проанализировать основные образы и функции, включенные в сказку, и последовательность их объединения.
Итак, прежде всего, следует обратить внимание на внешне оформленную структуру. Сам П.П. Ершов выполняет деление сказки на три (3) части, посредством особого выделения (акцентирования внимания читателя) особых традиционных языковых формул (являющихся по мнению В.Я. Проппа не «приемами», а «показателями известного отношения к действительности»): 1) начинает сказка сказываться…; 2) скоро сказка сказывается; 3) доселева Макар огороды копал, а нынче Макар в воеводы попал. В данном разделении мы видим указание на архаичность модели построения «Конька-горбунка»: 1) использование исконно фольклорных, четко зафиксированных в языковой традиции славян, фраз-формул (свойственная архаическому мышлению вера в магическое значение Слова), первые две из которых очевидно призваны вывести действие сказки из сферы реального, в сказочное измерение; 2) сакральная троичность (утроение в волшебной сказке).
На данном этапе на трактовке второго пункта следует остановиться более подробно, в последствии мы не раз обратимся к роли числа «3» в данной сказке. Столь ярко выраженное разделение на три части бесспорно является указанием к обращению к семантике данного числа. В данном случае следует обратиться к схеме «2+1», которая, впрочем, не отражает всех архаических значений, заложенных в тройке. В работе В.Я. Проппа «Русская сказка» находим следующую трактовку тройки: «Утроение складывается по схеме 2+1, три звена утроения неравноправны. Решающим является одно - последнее, повторение имеет характер нарастания. Действующим по существу является только одно звено - последнее». «Три обозначает также движение вперед, преодолевающее действительность, внешнее выражение, синтез. 3 - первое число, которому могут быть присвоены слова «все» и «много»: «триада есть число целого, ибо содержит начало, середину и конец»». Таким образом, мы можем предположить, что подобным приемом автор стремился во-первых указать на связь с народной традицией, подчеркнуть целостность композиции, а также выделить стержневой ход «Конька-горбунка». На последнем моменте следует остановиться более подробно: если рассматривать последнее звено ( «доселева Макар огороды копал, а нынче Макар в воеводы попал» ) «тройки», как решающее, основное, то очевидным будет выделение мотива воцарения, как основного в сказке. Ещё одно подтверждение данного предположения находим уже в тексте сказки:
«Словом: наша речь о том,
Как он сделался царем»
Таким образам мы выделили основной мотив сказки, следовательно, можно выдвинуть предположение о том, что остальные мотивы будут носить лишь вспомогательный характер и, соответственно, их направленность будет объяснять и специфику подбора образов, и их основные характеристики. Однако следует сделать уточнение: в данной ситуации воцарение, как таковое, не является основным мотивом, при дальнейшем изучении сказки мы обнаружим, что оно является лишь сопутствующим женитьбе мотивом. В связи с этим следует обратить особое внимание на инициаторную природу большинства испытаний, которым подвергнется герой в период между первым испытанием и замужеством, так как именно обряд инициации предшествовал замужеству в архаической традиции. К данному вопросу мы вернемся при анализе персонажей сказки и их функций.
Итак, обратимся к первой (вводной) части сказки: «Начинает сказка сказываться». Данная часть представляет собой завязку. Прежде всего читатель, при помощи традиционной вступительной формулы «за горами, за лесами, за широкими морями, против неба - на земле» вводится автором в особое сказочное пространственное измерение. Эту формулу мы можем приравнять к формуле «в некотором царстве», о которой В.Я. Пропп пишет: «Формула «в некотором царстве» указывает на пространственную неопределенность места действия вступление же «в некотором царстве» характерно именно для волшебной сказки и как бы подчеркивает, что действие её совершается вне времени и пространства».
«Сказка обычно начинается с некоторой исходной ситуации. Перечисляются члены семьи, или будущий герой (например, солдат) просто вводится путем приведения его имени или упоминания его положения. Хотя эта ситуация не является функцией, она все же представляет собою важный морфологический элемент»[9, с. 23]. В полном соответствии с традицией П.П. Ершов пишет:
«Жил старик в одном селе.
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак».
Как видим исходная ситуация включает в себя лица двух поколений. В соответствии с традицией автором представлена исходно патриархальная семья, впоследствии данная деталь будет иметь для нас большую роль при анализе образа младшего сына - Ивана.
Исходная ситуация «Конька-горбунка» дополняется описанием подчеркнутого благополучия семьи. «Легко заметить, что такое благополучие служит контрастным фоном для будущей беды, что это счастье подготавливает собой несчастье»[8, с. 177].
В.Я. Пропп в своей работе «Исторические корни волшебной сказки» выделяет такой тип завязки (1), как беда и противодействие. В «Коньке-горбунке» беда(1) представлена таким образом:
«В долгом времени аль вскоре (указание на особенности сказочного времени)
Приключилося им горе:
Кто-то в поле стал ходить
И пшеницу шевелить».
Особо следует отметить то, что решение о преодолении беды принимается совместно всеми членами семьи («Стали думать и гадать - как бы вора соглядать»), что скорее всего указывает на ослабление роли отца патриарха в семье, так как в более ранних формах сказки именно его решение было решающим в отправке героя (сына) из дома для ликвидации беды («лица старшего поколения обычно осуществляют отправку героя из дома).
Итак, завязка произведения построена на такой форме беды, как недостача. Однако следует отметить, что особенность «Конька-горбунка» П.П. Ершова как многоходовой сказки заключается в том, что четкое значение мотива похищения на начальном этапе исследования установить невозможно («для наивного слушателя ход действия и конец есть производное от начала действия. Для исследователя дело может обстоять наоборот: начало есть производное от середины или конца. начало часто может быть объяснено только из середины или даже из конца»). Однако мы, несомненно можем утверждать, что данная «точка» в повествовании маркирует начало первого из ходов, составляющих структуру сказки. С целью облегчения последующее схематизации мы присвоим ей номер 1.1
Логическим следствием принятия решения является непосредственное преодоление беды (1) (поочередная охрана поля братьями). В этой структурной единице мы наблюдаем такой типичный для сказки прием, как утроение. Действие производится тремя братьями поочередно, при этом именно третья попытка (предпринятая Иваном) становится удачной. Как уже было отмечено выше, 3 можно представить как сумму 2 и 1, при этом в последней ситуации 2 и 1 - это и собственно действия, и люди выполняющие их. Соответственно 1 в данной комбинации воспринимается как решающий, единственный подлинно действующий элемент. Объяснение причин сакрализации числа три в древнейших обществах дает В.Я. Пропп: «Понятие числа как абстракции создавалось очень медленно. Оно от единицы перешло к двум, а от двух к трем. На этой ступени человеческое мышление остановилось очень надолго. Как показал Леви-Брюль («Первобытное мышление»), многие языки первобытных народов не знают числительных больше трех периоду счета по десяткам предшествовал очень длительный период счета до трех. По-видимому, сюжеты сказок создавались именно в этот период. Все это до некоторой степени объясняет наличие в сказке постоянных утроений». Так 2 брата представляются нам лишь, как «предшественники» Ивана, а их действия оказываются фикцией, в то время, как действия Ивана разрешают противоречие, заложенное в завязке сказки. Противопоставление 2-х братьев 1-ому находим и в самом тексте:
брат: сборы «Вот как стало лишь смеркаться,
Начал старший брат сбираться
выполнение … На него боязнь напала
задачи И со страхов наш мужик
Закопался под сенник.
оценка Ты, Данило, молодец!
отцом … Сослужил мне службу верно,
… Не ударил в грязь лицом
брат: сборы Стало сизнова смеркаться;
Средний брат пошел сбираться,…
выполнение Ночь холодная настала,
задачи Зубы начали плясать;
Он ударился бежать…
оценка Ты, Гаврило, молодец!
отцом
брат: сборы Стало в третий раз смеркаться,
Надо младшему сбираться;
Он и усом не ведет,
На печи в углу поет.
выполнение Звезды на небе считает
Да краюшку уплетает.
Поимка коня (!) (подробнее эпизод будет рассмотрен при анализе образов Ивана, кобылицы и конька):
Вдруг о полночь конь заржал … (на анализе сакрализации числа 12 мы остановимся позже, при анализе персонажей)
… Коль умел ты усидеть,
Так тебе мной и владеть.
оценка Не смогли - захохотали,
Ухватившись за бока,
Над рассказом дурака».
Даже подобное сопоставление является очевидным подтверждением данного предположения. Тут следует указать на инициаторный характер данной фазы, и на то, что именно с ней в ход действия вводится волшебный помощник Ивана - конек-горбунок. Подробнее на анализе данного эпизода мы остановимся при исследовании персонажей и их архаических корней.
Следующий ход отделен Ершовым от хода 1.1 еще одной традиционной словесной формулой «много ль времени аль мало», которая призвана разделить ходы 1.1 и 2.1. В данном случае встречаем особый вид вводной ситуации (2)- предпосылка грядущей беды. Данило обнаруживает коней дарованных Ивану кобылицей (мотив благодарного животного), «в ту седьмицу отведем ка их в столицу». За этим следует вторая в данной сказке завязка (2) в форме беды-кражи (кража коней братьями Ивана). Следует отметить, что в данном случае завязка отделена от вводной ситуации словесной формулой «время катит чередом, час за часом, день за днем». В данном случае конек, уже введенный в ход действия, стремится помочь герою ликвидировать беду («могу помочь я горю»). Далее следует ликвидация беды (2) при помощи Конька-горбунка: «и в два мига, коль не в миг, Наш Иван воров настиг». Однако на этом этапе ход не исчерпывает себя, так как непосредственно за ликвидацией беды следует описание нового испытания. Промежуточная вводная ситуация (3): перемещение в город через лес параллельно с угасанием предыдущего дня и рождением нового («стало на небе темнеть»). Данная ситуация дает четкое указание на приближение акта взаимодействия с Иным миром (инициаторный мотив). Иван находит перо Жар-птицы. Однако, за этим моментом следует запрет-предупреждение со стороны конька (позже при анализ образа конька мы более подробно остановимся на данном моменте): «…для счастья своего не бери себе его». Запрет нарушается (подобная ситуация во многих исконно народных сказках является единственной), однако в сказке П.П. Ершова она лишь вписывается в ряд завязок (предпосылок), ведущих Ивана к выполнению основных (стержневых) испытаний, о которых будет сказано позже. И вновь:
Над Иваном хохотали;
А Иван под воз присел,
Вплоть до утра прохрапел».
Тут следует отметить, что последствия нарушения запрета не проявляются непосредственно по его нарушении, а так как данная схема обязательна для всех волшебных сказок, то, соответственно, все события заключённые в промежуток между нарушением запрета и его последствиями, то есть бедой (3), следует относить к третьему ходу сказки. Итак, действие переносится из села в столицу, «знать столица та была недалече от села», а Иван приобретает должность (!) царского конюха, поставленного присматривать за конями, полученными Иваном от благодарной кобылицы и в последствии обменянными на «два-пять шапок серебра». В заключение рассмотрения данной части сказки (части, но не 3 хода) следует отметить, что 2 брата возвращаются домой, за чем следуют их женитьбы и формула «стали жить да поживать да Ивана вспоминать». По нашему мнению таким образом П.П. Ершов стремится достигнуть двух целей: 1) вновь подчеркнуть «избранность» Ивана, как младшего брата; 2) оформить в соответствии со сказочными канонами завершенность 2 хода, его исчерпанность для сказки, что вновь подчеркнет его роль - переведение героя, Ивана, в новый мир (столица) с параллельным введением в сюжет 3-его хода, который при дальнейшем изучении сказки будет выделен, как 1-ый из 3-х определяющих для сказки «Конек-горбунок». Завершающий элемент данной части сказки включает уже упомянутое нами указание на стержневой ход сказки:
«Но теперь мы их [братьев]оставим,
Снова сказкой позабавим православных христиан,
Что наделал наш Иван,
Находясь на службе царской
Словом: наша речь о том,
Как он сделался царем».
Как уже отмечалось, именно женитьба, а не воцарение является подлинным итогом преодоления всех испытаний, при дальнейшем изучении сказки мы обнаружим указания на это. Однако прямое подтверждение данного утверждения мы находим лишь в завершающем ходе сказки. Что вновь подчёркивает сложность её структуры.
Следующий этап исследования - рассмотрение второй части сказки: «Скоро сказка сказывается, а не скоро дело делается». Данная часть начинается с введения в сюжет нового хода, который мы рассматриваем как подчиненный третьему ходу сказки. Вводная ситуация представляет читателю уже известную нам по первому ходу идиллическую ситуацию:
«Ест он сладко, спит он столько,
Что раздолье да и только!»
Особо следует отметить важность сна для Ивана, как героя тесно связанного с иным миром. Именно этой ситуацией в ход повествования включается новый герой - герой - недоброжелатель (спальник). Завязка представлена в форме двух последовательных действий недоброжелателя: кража пера (как предпосылка для второго) и обман царя (возведение напраслины на Ивана). Тут следует отметить, что при ближайшем рассмотрении, мы обнаружим, что в данном ходе присутствует 2 отправителя (прямой и косвенный, царь и спальник). Спальник в данной ситуации выступает как антагонист: «начальная беда представляет собой основной элемент завязки. Для осуществления этой функции … имеются специальные персонажи: змей, яга неверные слуги, животные воры и т.д. Эти персонажи могут быть названы «антагонистами», противоборниками, врагами героя».
Прямым следствием завязки является постановка задачи для героя, его отправка, но уже не из дома, а из столицы в иной мир (это следует из того, что предмет поисков - Жар-птица, являющаяся представителем именно «тридесятого царства»). Для выполнения поставленной задачи Иван обращается за помощью к коньку-горбунку (так как, во-первых: он является волшебным помощником, а во-вторых: перевозчиком в иной мир (на чем мы позже остановимся при анализе данного образа)). На что конек отвечает:
«Вот теперя ты узнал,
Правду ль я тебе сказал.
Но сказать тебе по дружбе
Это - службишка не служба;
Служба все брат впереди».
В данном обороте мы видим ещё одно указание на стержневой ход - женитьба. В последствии данный речевой оборот буде повторен коньком еще дважды и лишь при выполнении последнего задания, следствием которого становится женитьба (и воцарение) он будет изменен. Особое значение при исследовании архаических мотивов и моделей в сказке имеет детальное рассмотрение перемещения героя. Зачастую именно в переправе героя к месту, где находится предмет поисков, сохраняется наиболее тесная связь с архаикой. «Переправа есть подчеркнутый, выпуклый, чрезвычайно яркий момент пространственного передвижения героя все виды переправы указывают на единую область происхождения: они идут от представлений о пути умершего в иной мир, а некоторые довольно точно отражают и погребальные обряды. В.Я. Пропп выделяет несколько видов переправы, в «Коньке-горбунке» это переправа на коне: «конь ассимилируется с птицей, как крылатый конь, собственно, есть птица-конь полет героя на коне отражает другую фазу тех же представлений, что и езда на птице: переправу в царство мертвых».
Более подробно на особенностях конька-горбунка как помощника в переправе мы остановимся при непосредственном анализе данного героя.
Ознакомление с деталями текста дает множество подтверждений вышеприведенному предположению (тут мы находим неотъемлемые атрибуты перехода):
«На другой день утром рано
Разбудил конёк Ивана…
Иван Потеплее приоделся,
На коньке своем уселся,
Вынул хлеба ломоток
И поехал на восток».
Особое внимание следует обратить на роль хлеба, как одного из атрибутов переправы и обратиться к значению, которое ему придавалось в славянской мифологии. «Хлеб - наиболее сакральный вид пищи, символ достатка, изобилия и материального благополучия хлеб символизирует отношения взаимного обмена между людьми и Богом, между живыми и предками. Он теснейшим образом связан с миром умерших, которые почти осязаемо, участвуют в выпечке хлеба. Хлеб широко использовался в качестве оберега, клали его в колыбель к новорожденному, брали с собой, отправляясь в дорогу, чтобы он охранял их в пути».
«Едут целую седьимцу,
На последок в день осьмой,
Приезжают в лес густой».
Далее (при выполнении двух последующих заданий) герои также будут проходить через (что следует особо подчеркнуть) лес. Несмотря на то, что лес является одним из наиболее важных сказочных символов, имеющих древнейшие корни, традиционно он не описывается детально (говорится лишь, что он дремучий, густой, мрачный и т.д.)
В.Я. Пропп выделяет такие трактовки образа леса, как место проведения обряда инициации и (более поздний вариант) граница между миром реальным и «тридесятым царством»: «Связь обряда посвящения с лесом настолько прочна и постоянна, что она верна и в обратном порядке. Всякое попадание героя в лес вызывает вопрос о связи данного сюжета с циклом явлений посвящения. Материалы показывают, что лес окружает иное царство, что дорога в иной мир ведет сквозь лес.Более поздние материалы, когда обряд уже давно вымер вместе с создавшим его строем, показывают, что лес окружает иное царство, что дорога в иной мир ведет сквозь лес». В сказке П.П. Ершова оба значения сосуществуют. Это объясняется тем, что, по нашему предположению, все события находящиеся между вручением Ивану коня и его женитьбой на Царь-девице можно рассматривать как своеобразную инициацию, перед вступлением во взрослую жизнь (подтверждение тому находим при анализе образа невесты и обрядов, предшествовавших женитьбе) и подтверждается тем, что пройдя через лес Иван и Конек-горбунок попадают на поляну, описание которой не оставляет сомнений в её принадлежности к иному миру:
«Что за поле! Зелень тут
Словно камень- изумруд;
А на той ли на поляне,
Словно вал на океане,
Возвышается гора
Вся из чистого сребла».
Жар-птицы появляются на поляне ровно в полночь: «Вот полночною порой/ свет разлился над горой/ Будто полдни наступают». На анализе данной детали следует остановиться более подробно, так на протяжении всего повествования именно наступление полночи (12 часов) сопровождалось появлением магических существ из иного мира.
Мы считаем, что объяснить денное явление можно с позиции сакрализации числа 12 в мифологии древнейших народов. «… 3 вертикальных и 4 горизонтальных уровня Вселенной. Подобные воззрения встречаются практически у всех индоевропейских народов. Например, русская пословица «Иди на все четыре стороны», говорит о четырехчастном делении пространства по горизонтали, а 3 мира Небесный, Земной и Подземный присутствуют во множестве фольклорных источников и являются общей мифологемой для большинства культур».
«Три мира - Небесный, Земной и Подземный - дают по 4 стороны каждый, что дает 12 сторон. Число 12 некая сакральна величина, определяющая порядок вещей». Можно также предположить, что именно пересечение всех этих миров в единой точке (соответственно число 12) делает возможной встречу героя с волшебными существами.
Следует обратить особое внимание на тот факт, что в выполнении задания Конёк-горбунок (помощник) принимает лишь пассивное участие: он доставляет Ивана в иное царство, дает ему советы и удаляется до того времени, пока Иван не выполнит самостоятельно свою задачу. В данном элементе мы видим отражение одного из древнейших свадебных обычаев - прохождения женихом определенных испытаний перед женитьбой, упомянутых В.Я. Проппом в его книге «Исторические корни волшебной сказки». Успешно выполнив задачу (поймав Жар-птицу) Иван возвращается в столицу. На этом завершается (в соответствии с традиционной композицией) данный ход.
Следующий ход отделяется от предыдущего указанием на промежуток времени «лежащий» между ними «Через три потом недели». Следует отметить то, что в данном случае указание довольно четкое, однако не лишенное сакрального значения. Сюжетная схема данного хода фактически идентична схеме хода предшествующего ей (что выражается даже в повторении словесных формул). В данном случае изменяется только лишь предмет поисков, теперь это Царь-девица. В некоторой степени Жар-птица и Царь-девица даже отождествляются
«Похвалялся ты для нас
Отыскать другую птицу,
То есть молвить Царь-девицу».
Изменяется также и место прибытия, и если в первом случае это была поляна, то теперь это берег океана. Невеста же приплывает с океана (исконно народную сказку, содержащую данный сюжет, находим в сборнике Афанасьева под названием «Царь-девица»). Метод поимки фактически аналогичен (за исключением некоторых деталей; так, например, ,девица появляется не в полночь, а в полдень и т.д.). Проведя параллель между ходом поимки Жар-птицы и Царь-девицы (в данном случае она ещё не является невестой героя) мы можем вновь упомянуть схему «2+1». В данном случае эти ходы являются 2, решающим же, для данного большого хода (3 в сказке), является лишь третье испытание, которое будет дано уже самой Царь-девицей.
Итак, Иван успешно выполнив задание, прибывает в столицу (т.е. в Земное царство). В основе третьего хода, также как и в двух предыдущих, лежит постановка задачи и отправка героя в «тридесятое царство». В данном случае причиной отправки героя становится уже не обман со стороны «антагониста». В рассматриваемом ходе царь перекладывает на Ивана задачу, поставленную пред ним Царь-девицей. «Царевна, раньше чем дать согласие на брак с ложным героем, требует исполнения разных задач». «Здесь ясно, что задача задается, чтобы отыскать подлинного жениха, причем в этих случаях элемент враждебности к жениху вообще соответствует враждебности к ложному жениху. Подлинному же жениху в этих случаях оказывается услуга: ему дается случай проявить себя». «От героя хотят узнать, был ли он в преисподней, в солнечном царстве, в ином мире. Только тот, кто побывал там, имеет право на руку царевны».
Таким образом, Иван опосредовано выполняет задание данное Царь девицей царю, как непременное условие для их женитьбы. Уже в этом мы усматриваем указание на то, что данное испытание станет проверкой Ивана перед вступлением в брак, обязательной во всех древнейших культурах:
«Если хочешь взять меня,
То доставь ты мне в три дня
Перстень мой из окияна».
Царь-девица проявляет особое расположение к Ивану дав ему особое указание: «по пути заезжай ты поклониться в изумрудный терем мой». Также следует отметить, что на выполнение данного задания Ивану дается лишь три дня (в то время, как на выполнение двух предыдущих заданий ему давалось 3 недели), что является еще одним подтверждением обоснованности применения схемы 2+1 к данным трем испытаниям (и к сказке вообще). Далее видим четкое повторение формулы, использованной ранее (Иван приходит к коньку, тот сочувствует ему, говорит, что «служба все брат впереди!»). Автор подчеркивает особую роль данного хода для повествования и с помощью исключительно художественных приемов: в повествовании «вторгается» 3 часть сказки («доселева Макар огороды копал, а нынче Макар в воеводы попал»), которая, как мы отметили ранее, является кульминационной в сказке Ершова, которая начинается с присказок (своеобразная ретардирующая техника). Итак, пройдя через лес герои оказываются на берегу океана : «поперёк его лежит чудо-юдо рыба-кит». К более подробному анализу образа кита мы обратимся при отдельном рассмотрении героев «Конька-горбунка». Однако уже на данном этапе следует обратиться к рассмотрению роли воды в славянской мифологии. «Вода - в народных верованиях одна из первых стихий мироздания; источник жизни, средство магического очищения. Вместе с тем водное пространство осмысляется как граница между земным и загробным мирами»[Слав. Миф.Энциклоп.слов, с.80]. В данном случае под загробным миром будем понимать мир иной (тридесятое царство). Как уже было сказано, кит лежит поперек океана и именно пробежав по нему, конёк переносит Ивана к горе, о чем в тексте упоминается лишь косвенно:
«… конек туда вбежал,
Где (я слышал стороною)
Небо сходится с землёю…»
Обратимся к трактовке образа горы в славянской мифологии: «Гора - вертикаль, связывающая космический верх и низ (Мировое дерево), что определяет двойственность представлений о горе. С одной стороны, как о чистом, с другой - как о демоническом месте. Связь с небом отражена в лексике (с др. церковно-славянского горний - «небесный») и в ритуальной практике». И Иван действительно попадает в иное царство (тридесятое) - Небесное, где по указанию Царь-девицы сообщает о судьбе дочери Месяцу Месяцовичу, а по просьбе кита узнает причину десятилетнего наказания. На то, что Иван попал именно в тридесятое царство указывает множество деталей - обилие золотых предметов «все, что окрашено в золотой цвет, этим самым выдает свою принадлежность к иному царству, и наличие фантастического замка, и образы обитателей и правителей данного царства (Месяц Месяцович, Солнце). Царь-девица - дочь Месяца Месяяцовича, соответственно еще одна обитательница этого царства.
Отчасти принадлежностью к тридесятому царству Царь-девицы объясняется то, что именно золотое кольцо - предмет, необходимый для женитьбе на ней. «Самой обитательнице этого царства, царевне, всегда присущ какой-нибудь золотой атрибут». Следовательно, кольцо - неотъемлемый атрибут царевны.
Эпизод общения Ивана с Месяцем Месяцовичем содержит косвенное указание на то, что Иван станет мужем Царь-девицы: «…не старый с бородой, а красавец молодой поведет тебя к налою». Затем следует эпизод освобождения китом трех десятков кораблей и следующее за этим исполнение обещания данного Ивану. Освободившись от бремени проклятья кит опускается на дно - в подводное царство. Особенностью данного царства является то, что по своему устройству оно очень напоминает по своему устройству мир земной. «…человек переносит туда же [в тридесятое царство] и свои интересы, в частности производственные интересы. Так, для охотника это царство населено животными. Он проходит после смерти еще раз весь искус посвящения и продолжает охотиться, как он охотился и здесь, с той лишь разницей, что там в охоте не будет неудач. Эта проекция мира на тот свет уже совершенно ясна в родовом обществе. Охотник всецело зависит от животного, и он населяет животными мир. Свое родовое устройство он приписывает животным и думает после смерти стать животным и встретиться с "хозяином" или, выражаясь по-сказочному, с "царем" змей, волков, рыб, раков и т. д.». Помощником в выполнении задачи выступает ерш, в чем усматриваем связь со сказкой о «Ерше Щетинникове» (сборник сказок Афанасьева). Таким образом, выполнив задание Иван в срок возвращается в столицу.
Данное возвращение знаменует начало последнего этапа в сказке, последнего хода. Как пишет в своей работе В.Я. Пропп: «Царевна, раньше чем дать согласие на брак с ложным героем, требует исполнения разных задач». В большинстве случаев в задании подобных задач кроется враждебность по отношению к ложному герою (в данном случае царю). Итак, Царь-девица дает задание царю, однако Иван получает то же задание, но опосредовано, через ложного героя - царя. Тут следует отметить, что и первое и второе задания имели разное значение для Ивана и для царя. Так, царю они задавались лишь как средство отложить брак с ложным героем, в то время как для Ивана выполнение первой задачи должно было стать подтверждением того, что он побывал в тридесятом царстве, а соответственно и того, что он обладает волшебным помощником, обретённым в ходе проведения обряда инициации («…раньше, чем получить руку царевны, герой подвергается различным испытаниям, которые он может выполнить только тогда, если он прошел весь путь, канонический для героя, т. е. если он имеет волшебного помощника и обладает магическими средствами и силами. По содержанию своему задачи, при всем их разнообразии, также обнаруживают некоторое единство. Герой в различных формах доказывает, что он или побывал в ином мире (задачи на поиски, на отправку в ад и т. д,), или обладает природой мертвеца»). Объяснение значения выполнения второго испытания находим у В.Я. Проппа: «Перед браком совершается нечто вроде вторичной церемонии посвящения (обжигание, проглатывание и извергание в несколько деформированном виде) на глазах у того, кто был ответственен за знания и способности жениха на глазах отца невесты. Жених в условных, мимических формах показывает, что он крепок во всех видах этого испытания -- он показывает, что он прошел сквозь огонь и нечувствителен к нему» [10, с.394]. «уже очень рано в мифах герой перед браком подвергается испытанию огнем, причем он выдерживает его, потому что имеет волшебный дар» [10, с.393]. Таким образом, мы видим, что данное испытание имеет решающее значение в последующей жизни героя (от успешности его выполнения зависит, жениться ли герой или нет). Еще одно указание на важность ситуации даёт реакция конька на сообщение об испытании: «Вот уж служба, так уж служба!». Иван, благодаря своему волшебному помощнику (что и требовалось от него, Ивана), благополучно проходит последнее испытание, при этом преображаясь:
«И такой он стал пригожий -
Что ни в сказке не сказать,
Ни пером не описать!»
(словесная формула)
Царь же, будучи ложным героем, не проходит испытания и погибает («… бух в котёл - и там сварился!»). Успешное прохождение последнего испытания - подтверждение возможности брака между Царь-девицей и Иваном. Особое внимание следует обратить на то, что именно Царь - девица, а не Иван, воцаряется, воцарение же Ивана является лишь следствием его обручения с царицей:
«Царь велел вам долго жить!
Люба ль я вам? Отвечайте!
Если люба, то признайте
Володетелем всего
И супруга моего!»
В соответствии с каноном народной сказки «Конёк-горбунок» завершается описанием традиционного свадебного пира с использованием закрепленных в фольклоре словесных формул:
«Сердцу любо! Я там был,
Мед вино и пиво пил;
По усам хоть и бежало,
В рот ни капли не попало».
Таким образом, сказка приходит к своему логическому завершению. Главная цель достигнута героем.
Как видим из вышеприведённого исследования, детальное изучение структуры авторской сказки (в частности сказки Ершова) не только даёт возможность более чётко понять принципы, обусловившие построение композиции произведения, но и выделить стержень произведения, который даёт основу для выделения архаических мотивов и моделей, использованных автором, и (как увидим далее) для анализа персонажей сказки. К тому же, как показало исследование, сама композиция многоходовой авторской сказки является неким воплощением древнейших архаических моделей и ритуалов.
Своеобразная систематизация результатов структурного изучения сказки «Конёк-горбунок» П.П. Ершова приведена в таблице «Структура сказки» (Приложение 1).
ГЛАВА 2 Герои сказки «Конёк-Горбунок» П.П. Ершова
В предыдущей главе нами был проведен анализ архаических моделей и ритуалов, нашедших отношение в структуре и сюжете сказки «Конёк-горбунок». Однако для наиболее полного анализа данного явления нам следует также обратиться к анализу героев, действовавших в сказке, так как многие архаические мотивы проявляются именно на этом уровне. К тому же, несмотря на то, что основным для сказки является состав и последовательность функций заключенных в ней (по В.Я. Проппу), неоспоримым является тот факт, что «задатки героев» (заложенные в образах представления древнейших людей об окружающем мире, порядке его существования и роли человека в этом мире) имеют большое значение для целостного восприятия сказки и заложенных в ней значений.
Условно можно утверждать, что в сказке существует два мира: Земной мир (реальный мир) и «тридесятое царство» (обобщенный образ иных, запредельных миров). В соответствии с принадлежностью к тому или иному из них мы можем подразделить всех героев «Конька-горбунка» на 2 группы. Однако абсолютизировать данное разделение мы не можем, так как связь между 1 и 2 миром часто выражается в образе того или иного героя. Следовательно, рассмотрение персонажей не изолированно (не только изолированно) но и «в контексте», то есть во взаимодействии с другими персонажами, которые также являются предметом для изучения. К тому же многие черты героев, проявляются именно через взаимодействие и в нём. Руководствуясь данными принципами (положениями) мы выделяем двух стержневых героев (Иван и Конёк-Горбунок) остальные же персонажи будут рассматриваться нами в последовательности введения их в сюжет.
Прежде чем перейти к непосредственному изложению материала следует отметить, что все образы «Конька -горбунка» П.П. Ершова поражают своей органичностью, и подчиненностью единой идее основного мотива сказки - женитьба героя. Таким образом, характеристики героев сказки служат ещё одним подтверждением верности определения нами главного мотива сказки, а также подчеркивают и усиливают ее значение.
Далее при рассмотрении образов сказки П.П. Ершова мы будем руководствоваться таким принципом: во взаимодействии мы рассмотрим образы Ивана, Царь-девицы и Конька-горбунка (как своеобразного посредника между ними и их мирами), в соответствии с тем, как мы определили основную тему сказки. Остальные же волшебные образы сказки (Жар-птица, Рыба-кит) мы рассмотрим отдельно, лишь чтобы подчеркнуть заложенный в них народной фольклорной традицией смысл, органично вплетённый П.П. Ершовым в повествовательную ткань собственной сказки.
Образ Ивана. Иван - главный герой. Именно достижение им цели является стержневым мотивом сказки (о чём упоминалось ранее), соответственно, можно утверждать, что всё действие сказки, а соответственно и её герои, «вращаются» вокруг него. Иван объединяет в себе два типа сказочных героев: младший брат (1) и «низкий» герой (2). Подобное объединение является типичным для волшебной сказки явлением.
«Наиболее совершенным в художественном отношении, глубоким и своеобразным типом демократического героя «не подающего надежд», является излюбленный герой сказки Иванушка-дурачок». Традиционная вводная ситуация представляет нам Ивана младшим (третьим) из братьев, не отличающимся ни умом, ни трудолюбием, ни красотой («младший вовсе был дурак»). «Иванушка-дурачок всегда крестьянский сын …».
В данном случае следует упомянуть формулу сакрализации числа 3, а именно его третьего элемента, как решающего и основного (о чем говорилось нами в предыдущей главе). Формула «2+1» весьма ярко иллюстрирует соотношение этих героев, что также выражается собственно словесными формами (см. стр. данной работы). Ещё одной характерной чертой Ивана, его атрибутом, является тесная связь с печью ( «Надо младшему сбираться; он и усом не ведет, на печи в углу поет»). На этом моменте мы остановимся более подробно. В данном случае следует обратиться к такому этнографическому моменту, как представления славян о устройстве дома. «Дом же - это микрокосмос, свой особый маленький мир, который подобно внешнему миру состоит из трёх уровней: первый уровень - под полом; второй - пространство, ограниченное потолком; третий уровень - от потолка до крыши - чердак»[3, с.26]. Именно печь связывает эти три уровня (миры -подземный, земной и небесный), Иван находится на втором уровне, чем подчеркивается его прочная связь с землёй (в последствии находясь в Небесном царстве Иван скажет: «Я с земли пришел Землянской, из страны ведь христианской…»). На этот момент следует обратить особое внимание в связь с представлениями древних славян о земле: «Земля рождена как птица. Мифологическое значение птицы - посредничество между двумя мирами. Посредники, как правило совмещали в себе признаки обоих миров. Вообще, любые космогонические мифы основаны на противопоставлении этих двух миров. У славян противопоставляются свет и тьма, правда и кривда, Явь и Навь. Так вот Земля в роли посредника сочетает в себе эти противопоставления, являясь смесью Добра и Зла». Данное объяснение имеет для нас особое значение, так как во-первых отчасти объясняет то, что именно Ивану даётся волшебный помощник, именно он проходит все испытания и именно он вступает в брак с Царь-девицей, представительницей тридесятого царства; а во-вторых несет в себе привязку к образу Жар-птицы, играющему весьма важную роль в данном произведении.
Последнее, что следует отметить в связи с образом печи: «Печной столб назывался ещё «коником» - нередко ему придавалась форма конской головы - и был священным местом в избе».
Таким образом печь связана также и с образом Конька. В итоге мы видим, что появление образов Жар-птицы и Конька, в полной мере обусловлено представлениями (верованиями) славян об окружающем мире. Итак мы рассмотрели объяснение связи Ивана с печью, ещё одной характерной для него чертой является глупость и непосредственно связанная с ней пассивность (Иван фактически постоянно изображается спящим, пробуждение происходит только в случае крайней необходимости). «Наиболее характерное проявление «дурачества» героя волшебной сказки - пассивность, кажущаяся незаинтересованность в жизненных делах. Лежание на печи - его любимое занятие. Когда герой начинает действовать, он обычно пользуется помощью чудесных существ и предметов». Однако данная ситуация ставит перед исследователем вопрос о причине того, что именно Иван проходит все испытания и воцаряется. В тексте сказки находим указание на архаичность данного мотива, старший брат Ивана говорит: «Но давно уж речь ведется, что лишь дурням клад даётся;…». Одно из возможных объяснений даёт в своей работе «Герой волшебной сказки»Е.М. Мелетинский: «В образе трикстера переплетаются черты могучего героя, обладающего магической силой, хитреца, плута и дурака-безумца. Многие проделки трикстера - пародия на его собственные культурные «подвиги», карикатура на шаманизм, обряды и церемонии». «Можно предположить, что волшебные сказки о дурачке отдаленно связаны с легендарной традицией, идеализирующей безумца…». Подтверждение подобной трактовки мы обнаружим при рассмотрении образа животного-помощника, данного Ивану (те функции, которые выполняет Горбунок, характерны лишь для животного, данного при обряде инициации шаману, выдающемуся из общей массы члену племени). Пассивность героя и активность волшебных сил объясняется Мелетинским также как следствие идеализации первобытнообщинных социальных порядков (воздаяние убогому, ущемленному в чём-то члену общины), которая привела к тому, что: «при создании сказочного канона в какой-то мере были использованы черты первобытного мировоззрения.
Вера в духов и силу магии пропала, но общее представление об активности внешних сил, от которых зависит счастье героя, сохранилось, эти силы поэтизируются в волшебной сказке и составляют основу её формы».
Таким образом, для нас сформировался довольно полный образ героя в его связи с исходной архаической моделью. Дальнейшее раскрытие его специфики представляется для нас невозможным без введения параллельного анализа образа его волшебного помощника - Конька-Горбунка. Герой и его помощник есть функционально одно лицо. Герой-животное преобразовался в героя плюс животное. Итак, прежде всего нам следует обратиться к условия получения героем волшебного помощника.
Приобретение Иваном волшебного помощника происходит при выполнении им задания, для преодоления беды (кража пшеницы с поля и нарушение идиллического хода жизни семьи). Дарителем в данном случае выступает волшебная кобылица, появившаяся на поле в полночь (что является одним из атрибутов героя пришедшего из тридесятого царства). «Связь нашего мотива с тотемизмом настолько очевидна для Д. К. Зеленина, что он не считает ее нужным доказывать. "В числе тех сказаний, где животное-тотем выставляется благодетельным для человека существом, древнейшими надо признать легенды о благодарных животных", -- говорит он (Зеленин 1936, 233). Д. К. Зеленин увидел также наличие здесь договорных отношений, которые мы проследили в сказке. "С нашей точки зрения эти сказки особенно любопытны в том отношении, что они рисуют нам союзно-договорные отношения людей с животными, что мы считаем центральным местом тотемизма" [10, с. 245]. «Можно показать, что рыба или другие животные, пощаженные, а не съеденные [в «Коньке-горбунке»] Иваном, не что иное, как животные-предки, животные, которых нельзя есть и которые потому и помогают, что они тотемные предки. "При смерти человека, -- говорит Анкерман, -- его душа переходит в рождающийся в этот момент индивидуум тотемного рода, и наоборот, душа умирающего тотемного животного переходит в новорожденного той семьи, которая носит его имя. Поэтому животное не должно убиваться, и его нельзя есть, так как иначе был бы убит и съеден родственник" (Ankermann)». Также следует обратить внимание на такую деталь: при поимке кобылицы Иван:
«К кобылице подбегает,
За волнистый хвост хватает
И прыгнул к ней на хребет -
Только задом наперёд».
Эта деталь представляет для нас особый интерес, так как имеет непосредственную связь с одним из славянских свадебных обрядов: «В народных поверьях конь наделялся способностью предвещать судьбу, и прежде всего смерть. По этой причине коней часто использовали в гаданиях: так, например, во время святочных гаданий у русских лошади завязывали глаза, садились на неё задом-наперёд: куда она пойдёт, туда гадающая выйдет замуж. Некогда при храме высшего бога балтийских славян Свентовита держали священного белого коня, которого при гадании подводили к трём рядам копий: если конь ступал с левой ноги, то это считалось дурным знаком, а если с правой - добрым»[16, с. 297]. В данном случае, как мы отметили в предыдущей главе, первое испытание и получение Иваном коня можно рассматривать, как первый этап обряда инициации перед замужеством, соответственно параллель с вышеупомянутым обрядом становится очевидной. Следует также обратить внимание на описание внешнего вида кобылицы:
«Кобылица та была
Вся, как зимний снег, бела,
Грива в землю, золотая,
В мелки кольцы завитая».
Относительно масти коня В.Я. Пропп пишет: «Везде, где конь играет культовую роль, он всегда белый примеры показывают, что масть не случайное, не безразличное явление, и если бы при статистических вычислениях оказалось, что сивая или белая лошадь не занимает первого места по частоте встречаемости, то это ничего не доказало бы: наличие в сказке белого, голубого коня и наличие его же в представлениях, связанных с загробным миром, заставляет видеть именно в этой форме наиболее архаическую форму коня, а остальные масти признать реалистическими деформациями, тем более, что эта форма коня вяжется с образом коня в целом и его связью с замогильным миром» [10, с. 263]. Что же касается золотой окраски гривы, то это является ещё более очевидным указанием на принадлежность коня к Тридесятому царству («Все, сколько-нибудь связанное с тридесятым государством, может принимать золотую окраску».
Теперь мы можем перейти к непосредственному рассмотрению образа Конька-горбунка, как волшебного помощника. В.Я. Пропп утверждает: «Герой и его помощник есть функционально одно лицо. Герой-животное преобразовался в героя плюс животное». Это объясняется установлением между ними связи во время прохождения обряда инициации. «…явление индивидуального приобретения помощника в целом более позднее явление. В этих случаях помощника приобретают уже не все, а большей частью только избранные, шаманы, которые и считаются обладателями могущественных духов, животных-помощников». В данном высказывании видим подтверждение одному из высказанных выше предположения о причине изображения Ивана как «низкого» героя, как о шаманском его значении.
В свою очередь Е.М. Мелетинский пишет: «Эстетика «низкого» распространяется в сказке не только на героя. Чудесный помощник или чудесный предмет тоже имеет невзрачный вид (конёк-горбунок, нищие-советчики и т.д.)». Подтверждение данным положениям находим в тексте сказки. Так кобылица говорит Ивану, что если он будет ухаживать за ней в течение трёх дней (архаический мотив выкармливания священного коня), то:
«По исходе же трёх дней Ростом только в три вершка,
Двух рожу тебе коней - На спине с двумя горбами
Да таких, каких поныне Да с аршинными ушами».
Не бывало и в помине;
Да ещё рожу конька…
В данном случае мы видим очевидную аналогию между тремя братьями и тремя конями. И в первой и во второй группе 2 члена противопоставляются одному (о чём мы уже не раз писали выше). Углубляется (подчёркивается) данная аналогия лишь в конце второй части сказки, когда благодаря продаже-обмену царю коней братья Ивана «оба в раз…женились, стали жить да поживать да Ивана поминать» (то есть достигли желаемого, в том числе и для Ивана, результата).
Конёк-горбунок представляется нам как «сивко-бурко, вещий коурко». Образ коня, как помощника, приходит на смену образу птицы, как помощника, что В.Я. Пропп связывает с соответствующими изменениями в хозяйственной жизни общины. Однако: «Есть период, когда эти новые формы вступают в конфликт со старым мышлением. Новая форма хозяйства вводит новые образы. Эти новые образы создают новую религию -- но не сразу. Происходит в языке наименование коня птицей, т. е. перенос старого слова на новый образ. То же происходит в фольклоре: конь облекается в птичий образ». В последствии при анализе мы увидим, что связь с образом птицы действительно сохраняется, что впрочем рассматривается нами лишь как положительное явление, так как эта связь становится ещё одной «нитью» связывающей все волшебные образы сказки П.П. Ершова.
«Основная функция коня -- посредничество между двумя царствами. Он уносит героя в тридесятое царство. В верованиях он часто уносит умершего в страну мертвых».
В данном случае В.Я. Пропп указывает на связь культа огня с культом лошади. В древнейших поверьях: «чтобы подняться на небо, герой возжигает большой огонь и подымается на небо». Таким образом, два элемента архаического сознания: «птица» и «огонь» сливаются в едином образе огненного коня. Масть Конька-Горбунка говорит о его принадлежности именно к этой группе волшебных существ. «Огненный конь, посредник между двумя мирами, имеется в религии скотоводческого народа, создавшего государственность. Изучение Агни позволяет объяснить природу коня. Она получилась из слияния представлений о коне и об огне как посредниках между двумя мирами. Из трех основ коня -- птицы, лошади и огня - огонь есть наиболее поздний элемент, птица -- наиболее древний».
О вещей природе коня нами было сказано выше, сейчас следует лишь акцентировать внимание на том факте, что предсказание Конька относительно пера Жар-птицы («…для счастья своего не бери себе его. Много, много непокою принесёт оно с собою»), приобретает для нас особое значение в свете того, что нарушением именно этого запрета (собственно единственного за всю сказку) ознаменуется начало решающего этапа сказки.
Последнее, что следует отметить - это то, что пассивность героя является вполне обоснованной и адекватной с позиций архаического предсвадебного ритуала формой поведения героя. «Для его помощника его желания - "лишь службишка, не служба". В дальнейшем герой играет чисто пассивную роль. Все делает за него его помощник или он действует при помощи волшебного средства. Помощник доставляет его в дальние края, похищает царевну, решает ее задачи, побивает змея или вражеское воинство, спасает его от погони. Тем не менее он все же герой. Помощник есть выражение его силы и способности». «Под "силой" подразумевается не физическая сила, а сила иного рода. Какая сила здесь испытывается, это вытекает из всего предыдущего хода сказки, это вытекает и станет ясным из анализа задач: здесь испытывается та сила, которую мы условно называем магической и которая воплощена в помощнике».
Ещё один образ. Который является весьма важным для сказки «Конёк-горбунок» - образ Царь-девицы. Описание Царь-девицы, её поступков и внешнего вида практически полностью совпадает с аналогичным образом в исконно народной сказке «Царь-девица» (сборник сказок Афанасьева). Первое описание Царь-девицы подается в форме описания сказочной героини, в чём мы уже усматриваем указание на архаичность данного образа. Изначально она представляется нам, как житель Тридесятого царства:
«… девица не простая, Ездит в красном полушубке,
Дочь, вишь, месяцу родная, В золотой, ребята, шлюпке
Да и солнышко ей брат. И серебряным веслом
Та девица, говорят, Самолично правит в нём».
Таким образом мы видим, что помимо своего места пребывания (океан, разделяющий Земное царство и Тридесятое царство), она также находится в родстве с Месяцем и Солнцем и «два раза она лишь сходит с окияна и приводит долгий день на землю к нам» (соответственно делаем вывод, что данный образ связан с образами богов, покровительствующих дням весеннего и зимнего солнцестояния). На анализе задач, задаваемых Царь-девицей, мы уже останавливались при проведении сюжетного исследования сказки (см. стр. данной работы)
Образ Жар-птицы. В рассматриваемой сказке Жар-птица играет особую роль, так как нарушение Иваном запрета Конька брать перо Жар-птицы сыграло роль «точки отсчёта» во второй смысловой части сказки и именно желание царя получить Жар-птицу мотивировало первое испытание Ивана царём. Как уже было сказано выше птица в архаическом сознании ассоциируется с переходом в иной мир, что отражается в её огненной природе.
«Жар-птица - в славянских сказках чудесная птица, которая прилетает из другого (тридесятого) царства. Это царство - сказочно богатые земли, о которых мечтали в древние времена, ибо Жар-птицы золотая.
Можно предположить, что Жар-птица связана с другим мифологическим персонажем - Рарогом, Огненным змеем». В свою очередь бога Рарога представляют так: «огненный дух связанный с культом очага. Согласно поверьям южных славян, рарашек мог появиться на свет из яйца, которое девять дней высиживал на печи человек. Рарог представлялся в образе хищной птицы или дракона с искрящимся телом, пламенеющими волосами и сиянием вырывающимся из пасти (клюва), а также в виде огненного вихря. Можно предположить, что в раннем периоде рарог был общеславянским огневым божеством» [7, с.168]. В другом источнике находим несколько иную трактовку образа Жар-птицы: «сказочный вариант бога домашнего очага Рарога (божества домашнего очага, родившегося от удара молнии в первый очаг)» [15, с.106]. Приведенные выше трактовки свидетельствуют о том, что данный образ, так же как и все остальные образы данной сказки, связан с домашним очагом (непосредственное тому подтверждение находим в тексте самой сказки: «А уж сколько парень свету, словно батюшкина печь»), соответственно органично вписывается в общую символическую картину сказки «Конёк-горбунок» П.П. Ершова.
Жар-птица принадлежит стихии огня, следовательно, для наиболее полного раскрытия данного образа следует обратиться к трактовке стихии огня в славянской мифологии. «Огонь - в народных представлениях одна из основных стихий мироздания (наряду с водой, землёй, воздухом). Огонь противопоставлен воде и одновременно сближен с ней по признакам бесформенности и текучести; и огонь и вода являются посредниками связывающими мир мёртвых и живых, «тот» и «этот» свет. Символика огня, как и воды, имела двойственный характер на одном полюсе образ яростного и мстительного пламени, грозящего смертью и уничтожением. На другом - стихия очищающего пламени, воплощающего творческое активное начало. Огонь стихийный противопоставлен огню домашнему, несущему свет и тепло. Приготовление пищи в печи являлось фундаментальной метафорой преобразования природных явлений в факты культуры. В фольклоре и обрядности огонь сжигает, уничтожает и одновременно возрождает к новой жизни, очищает, возвращает молодость и здоровье».
Образ Рыбы-кита. Выше в нашей работе мы уже касались образа кита в сказке Ершова, как благодарного животного-помощника, однако на причине формирования именно такого образа своё внимание мы не концентрировали. Теперь же мы обратимся к данному материалу. В первую очередь следует обратить внимание на то. Что кит является существом хтонической природы, этим объясняются многие черты данного образа. «Хтоническое существо (от греч. «хтонос» - земля) - миологические персонажи и животные, связанные одновременно с производительной силой земли (воды) «Все бока его изрыты, частоколы в рёбра вбиты. На хвосте сыр-бор шумит, на спине село стоит; мужички на губе пашут, между глаз мальчишки пляшут, а в дубраве, меж усов, ищут девушки грибов» - такое описание Кита мы находим в сказке Ершова и умерщвляющей потенцией преисподней мотив заглатывания». Собственно же образ кита трактуется таким образом: «глубокий образ акта проглатывания, рассасывания, мотивов поглощения витальной силы жертвы. В христианской традиции означат дьявола, причём открытая пасть - аллегория врат ада, а желудок - вместилище самого ада. В космологическом контексте дно желудка кита может означать космическое дно, крайнюю степень падения. В русской традиции известен чудо-юдо рыба-кит. древнерусский человек связывал конец мира с символом кита.
Приведённый в данной главе анализ образов сказки являются неотъемлемым дополнением к структурному анализу сказки, семантическая нагрузка, которую они несут в себе, ещё более тесно связывает произведение Ершова не только со славянской мифологией, а и с более универсальными архаическими мотивами и моделями.
Таким образом, данный анализ логически завершает исследование архаических мотивов и моделей в сказке П.П. Ершова «Конёк-горбунок».
ВЫВОДЫ
Проведя анализ сказки П.П. Ершова «Конёк-горбунок» мы пришли к таким выводам:
сказка обладает сложной структурой, отражающей и подчёркивающей архаический мотив, являющийся стержневым в сказке: мотив женитьбы. Сказка имеет «внешне» и «внутренне» оформленную структуру: «внешне» сказка разделяется автором на 3 части (своеобразное разделение на главы), внутреннее (в соответствии с ходами) разделение является более сложным, разделение на ходы (которое для нашего исследования является основным) не всегда совпадает с «внешним» делением. Во внешнем структурировании сказки мы находим отражение архаического мотива троичности (раскрытие семантики числа 3 (схема «2+1») даёт нам возможность утверждать, что подобное деление призвано не только подчеркнуть связь с архаической традицией, но и выделить основной по смысловой нагрузке элемент(«Доселева Макар огороды копал, а нынче Макар в воеводы попал»). Однако только анализ внутренней структуры и особенностей семантики персонажей (их архаических корней) позволяет нам в полной мере раскрыть архаичность данного произведения.
выделение основного мотива сказки позволило нам сделать следующий вывод: все остальные мотивы сказки являются лишь сопутствующими ему и, соответственно, будут рассматриваться нами лишь во взаимосвязи со стержневым мотивом; весь ход действия сказки это движение к женитьбе через прохождение двойного обряда инициации и выполнение ряда сопутствующих ему заданий (1-ая инициация и получение волшебного помощника, 2-ая инициация «смерть и возрождение»).
проведя структурный анализ сказки, мы выделили три основных структурных части, которые соответствуют прохождению первой инициации с обретением волшебного помощника (что делает возможным последующие этапы, выполнению трёх заданий (призванных подтвердить готовность жениха ко вступлению в брак (в архаических традициях), третье из которых даёт будущая невеста, прохождение финальной инициации (умирание героя и воскрешение в новом облике, соответственно готовность ко вступлению в семейную жизнь). Данные основные структурные единицы подразделяются на ряд подчинённых, которые отражены в приложении 1.
все образы и сюжеты вплетённые П.П. Ершовым в ткань сказки в полной мере соответствуют, выделенному нами основному мотиву сказки, все они в той или иной степени связанны со свадебной символикой или же обрядностью древних славян, что в ещё большей степени подчёркивает значимость данного хода для произведения.
Список использованной литературы
1. Ершов П.П. Конёк-горбунок. - М.: Сибирский центр, 1992. - 127 с.
. Литература и культура Древней Руси. Словарь - справочик/ Под редакцией В.В. Кускова. - М.: Высшая школа, 1997. - 438 с.
. Лупанова И.П. Русская народная сказка в творчестве писателей первой половины ХІХ века. - Петрозаводск: Гос. Изд-во Карельской АССР, 1959. - 502 с.
. Мелетинский Е.М. Герои волшебной сказки. - М.: Изд-во восточной литературы, 1958. - 263 с.
. Наговицин А.Е. Мифология и религия этрусков. - М.: Рефл-бук, 2000. - 496 с.
.Персонажи славянской мифологии/ Сост. А.А. Кононенко, С.А. Кононенко. К.: Корсар, 1993. - 135 с.
. Пропп В.Я. Русская сказка. - Ленинград: Изд-во Ленинградского Университета, 1984. - 335 с.
. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. - М.: Лабиринт, 1998. - 112 с.
. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки \\ www. yankos. Ru
.Пропп В.Я. Поэтика фольклора (Собрание трудов В.Я. Проппа). Составление предисловие и комментарии А.Н. Мартыновой. - М., 1998 - 352
. Турскова Т.А. Новый справочник символов и знаков. - М., 2003. - 800 с.
.Славянская мифология: А - Я: Энциклопедический словарь:/ Редкол. Т.А. Агапкина
. Славянская мифология. Словарь справочник / Сост. Л.М. Вагурина. - М.: Лионор & Совершенство, 1998. - 320 с.
. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Изд. 2-е. - М.: Междунар. отнош., 2002. - 512 с.
. Шапарова Н.С. Краткая энциклопедия славянской мифологии: Ок. 1000 статей/ Н.С. Шапарова. - М. - ООО «Издат-во АСТ», 2001. - 624 с.
. Энциклопедия символов, знаков, эмблем Сост. В. Андреева и др. - М., 2004. - 576 с.