Деникин А.И., о нем
Деникин А.И., о нем
Ярослав Бутаков, Люберцы
Ахиллесовой
пятой Белой идеи был не яркий, жертвенный русский патриотизм, ей присущий. И не
рыцарская преданность союзническим обязательствам. И, тем более, не стремление
объединить под общим внепартийным знаменем возможно больше национальных сил,
что было возможно только без преждевременных споров по вопросу о будущей форме
правления...
Рыцарь
"Единой и неделимой"
(К
перезахоронению праха А.И. Деникина)
«Среднего
роста, плотный, несколько расположенный к полноте,… генерал Деникин производил
впечатление вдумчивого, твёрдого, кряжистого, чисто русского человека. Он имел
репутацию честного солдата, храброго, способного и обладавшего большой военной
эрудицией начальника. Его имя стало особенно популярным со времени нашей смуты,
когда… он независимо, смело и твёрдо подымал голос свой на защиту чести и
достоинства родной армии и русского офицерства» [
i] .
Так
писал о нём генерал П.Н. Врангель, соратник и, одновременно, соперник,
приложивший немало усилий к тому, чтобы заменить Деникина на посту
Главнокомандующего Вооружённых сил на юге России, резко отзывавшийся о политике
Деникина как во время их борьбы за власть, так и после, в эмиграции.
«Впечатление,
которое я получил от первого свидания с генералом Деникиным…, было впечатление
неотразимого обаяния… Ничего величественного. Ничего демонического… Прямо
пленительна застенчивая суровость его неловких, как будто связанных, манер, и
прямой, упрямый взгляд, разрешающийся добродушной улыбкой и заразительным
смешком. Говорят, что по первому впечатлению можно судить о призвании человека.
В генерале Деникине я увидел не Наполеона, не героя, не вождя, но просто честного,
стойкого и доблестного человека, одного из тех “добрых” русских людей, которые,
если верить Ключевскому, вывели Россию из Смутного времени» [
ii].
Это
впечатление К.Н. Соколова, будущего «министра пропаганды» в Особом совещании –
правительстве Деникина.
Вместе
с адмиралом А.В. Колчаком генерал Деникин стал главным олицетворением, знаковой
персонификацией Белого дела. Другие локальные вожди Белого движения масштабом
всё-таки уступают этим двум фигурам, имевшим подлинно общенациональное значение
не только как символы, но и как реальные политические альтернативы, в качестве
лидеров страны, вождям большевизма. Альтернативы, обладавшие шансами
воплотиться в историческую действительность.
Часто
повторяют, что история не терпит сослагательного наклонения. Но в отношении тех
моментов истории, которые кажутся ключевыми, узловыми, рассмотрение
альтернативных сценариев неосуществившегося прошлого (и, соответственно,
настоящего) напрашивается само собой. И в этом нет ничего «антиисторического».
Как писал В.О. Ключевский, «явления человеческого общежития регулируются
законом достаточного основания, допускающим ход дел и так, и этак, и
по-третьему, то есть случайно» [
iii] .
Революция
1917 года и Гражданская война принадлежат к числу таких узловых моментов
русской истории. В них на первый план выступают личности. Кажется, что всё
произошедшее в подобные периоды времени полностью детерминировано верными или
неверными шагами немногих человеческих единиц, кого судьба возвела в лидеры
политических режимов. Возможно, что это иллюзия. Возможно, нет. Старый спор о
роли личности в истории никогда не получит однозначного решения. Но, так или
иначе, потомки всегда спрашивают не с безликих масс, а с отдельных личностей,
которые стояли на гребне политической волны и, как представляется по прошествии
многих десятилетий, имели возможность оседлать её и направить в нужное русло.
В
антибольшевистском лагере Деникина критиковали за многое, считая его чуть ли не
главным виновником поражения Белого дела. Ему ставили в вину стратегические
просчёты: северокавказское операционное направление в тот момент, когда
обстановка требовала соединения усилий с донским атаманом Красновым, отсутствие
согласованных операций с Колчаком, поход на Москву. При этом невольно или
нарочно забывали, что совместным действиям с Красновым мешала явная
приверженность последнего идее политической самостоятельности Дона (что бы он
впоследствии ни утверждал), тогда как для Деникина единство России было превыше
всего. Да и политика Германии, покровительствовавшей Краснову, делала
объединение с Доном в тот момент невозможным. Забывали, что сам Колчак долго
игнорировал операционное направление на Царицын, придерживаясь плана соединения
с белогвардейскими силами на севере России. Забывали, что самый яростный критик
(задним числом) плана похода на Москву – генерал Врангель – в тот момент, когда
решался вопрос о выборе стратегии, сам предложил ту же идею.
Деникина
обвиняли и в политических просчётах. Об этом мы скажем чуть ниже. А пока
зададимся вопросом: смог бы кто-нибудь лучше Деникина справиться с тем тяжким
грузом, который на него взвалился? Никто из других вождей Белого движения не
добился большего, чем Деникин. И почти все проводили ту же самую политику,
отличавшуюся только в частностях. Но ни Колчак, ни Врангель, ни Юденич не
преуспели в ней. А ведь это были лучшие люди Белого движения,
антибольшевистская Россия молилась на них. Несколько другую политику проводил
Краснов. Была ли она лучше? Результаты, по-видимому, говорят сами за себя. Того
же Краснова Деникину пришлось спасать от полного разгрома.
Но
представим, что Деникин смог быть немного удачливее или расчётливее, и что
Добровольческая армия в конце 1919 года взяла бы Москву. Снискал бы тогда
Деникин больше признательности от современников? Стало бы взятие Москвы победой
Белого дела? Состояние тыла белых армий в ходе гражданской войны говорит само
за себя. Скорого умиротворения страны не получилось бы. Где-нибудь в Сибири
возникли бы «освобождённые советские районы», промышленные районы сотрясались
бы от забастовок, многие национальные окраины пришлось бы присоединять силой
или признавать их независимость. В обстановке политического и экономического
хаоса, который неизбежно продолжался бы в России ещё много лет после свержения
власти большевиков в центре страны, вряд ли оказалось бы возможным успешное
восстановление хозяйства. Сомнительно, чтобы к началу 40-х годов Россия
превратилась бы в мощную индустриальную державу. Правомерно сомневаться в том,
что белогвардейцы несли с собой только мир и процветание. И во всех бедах,
опять-таки, винили бы, в первую очередь, вождя белых армий.
Белая
идея, в тех исторических условиях, при всех её достоинствах (а может быть,
отчасти, именно из-за них), была неосуществимой утопией. И крест Деникина
состоял в том, что он нёс на себе не только тяжесть этой безнадёжной борьбы, но
и высшую ответственность за её удачу или неудачу. И только восхищение может
вызвать тот факт, что Деникин никогда не изменил высшим принципам и целям этой
борьбы.
В
своей политике, как вождь Белого дела, генерал Деникин последовательно проводил
три руководящие идеи:
1.
Единая и неделимая Россия.
2.
Верность союзу с Антантой.
3.
Непредрешение будущего политического строя России.
Это
были сущностные принципы Белого движения. Без них оно бы не существовало. Поэтому
как-то нелогично считать, что корень неудачи Белого дела заключался именно в
них.
Стремление
к восстановлению державного единства России не один раз сталкивало белые армии
с сепаратистами – украинскими, грузинскими, чеченскими… Сталкивало не только за
столом переговоров, но и на полях сражений. Некоторые историки видят в
непреклонном упорстве, с которым Деникин отстаивал принцип «единой и неделимой
России», один лишь фактор умножения врагов Белого дела. Но это мнение,
опирающееся на политически ангажированное суждение П.Н. Милюкова в его труде
«Россия на переломе», слабо аргументировано. В период похода на Москву осенью
1919 года из 25 дивизий деникинских армий для поддержания порядка в тылу
находилось около трети этих сил. Однако непосредственно борьбой с сепаратистами
– петлюровцами, чеченскими бандами и грузинской «армией» – было занято всего 4
% сил [
iv].
Цифра слишком незначительная, чтобы придавать ей серьёзное значение.
Надо
думать, что более терпимое отношение белогвардейского руководства к сепаратизму
национальных окраин лишь подорвало бы моральное единство Белого движения,
консолидировавшегося вокруг главного лозунга: «единая и неделимая Россия». Да и
допустимо ли предполагать, что народы, стремившиеся к отделению от России,
пошли бы вместе с войском Деникина отвоёвывать Москву в благодарность за
дарованную им независимость?! Нелепо. Поэтому нет никаких оснований утверждать,
что Деникин в данном вопросе действовал неправильно или нерасчётливо.
В
1918 году, когда австро-германские армии оккупировали значительную часть бывшей
Российской империи, многим в антибольшевистском лагере казалось, что сокрушение
большевизма возможно только в сотрудничестве с немцами. Ставку на союз с
Германией сделал, например, донской атаман Краснов. Но последующие события
показали, что Деникин и другие сторонники сохранения ориентации на Антанту
оказались более дальновидными. И западные державы, несмотря на все извивы своей
политики, всё-таки почти два года худо-бедно, но вооружали, одевали и кормили
белые армии. И, опять же, несмотря на все колебания Антанты, моральное значение
сохранения союза с ней было велико для боровшейся Белой армии и сочувствовавшей
ей части населения. Приходится признать, что и здесь Деникин оказался более
прав, чем его оппоненты.
Ахиллесовой
пятой Белой идеи был не яркий, жертвенный русский патриотизм, ей присущий. И не
рыцарская преданность союзническим обязательствам. И, тем более, не стремление
объединить под общим внепартийным знаменем возможно больше национальных сил,
что было возможно только без преждевременных споров по вопросу о будущей форме
правления. Нет, Белое движение было ослаблено и подорвано только той
объективной буржуазностью, которую оно в себе несло. Именно и только поэтому
Белое дело исторически проиграло делу большевиков.
Как
писал в эмиграции Н.Н. Алексеев, «полной неспособностью найти нравственное
оправдание капитализму отличается всё наше белое движение… Никто из белых
нравственно капитализма защитить не мог, а между тем боролся за капитализм» [
v] .
Но
давно пришло время отделить то объективно патриотичное, что содержалось в идее
Белой борьбы, от навеянного классовым своекорыстием. Сейчас некоторые хотели бы
именем Деникина освятить недавнее разграбление национального достояния,
доказывая, что капитализм и частная собственность – это, якобы, и есть главное,
за что боролось Белое движение, а всё остальное было пустыми лозунгами. Нет!
Увидев нынешнюю Россию – обрезанную земельно, оскудевшую хозяйственно,
приниженную в международных делах, с торжествующими олигархами – Деникин
отказался бы признать в такой удручающей картине «победу Белого дела». Не за
такую «единую и неделимую Россию» воевали он и герои Добровольческой армии!
Будем верить, что общественный интерес к фигуре Деникина, вызванный нынешним
мероприятием, позволить многим это осознать.
А
пока — мир праху рыцаря великой, единой и неделимой России!
Список литературы
[
i] П.Н.
Врангель. Воспоминания. Ч. 1. М.: Терра, 1992. С. 114-115.
[
ii]
Белое дело: Кубань и Добровольческая армия. М.: Голос, 1992. С. 39-40.
[
iii]
В.О. Ключевский. Сочинения. Т. IX. С. 325.
[
iv]
В.Ж. Цветков. Белые армии юга России, 1917-20. М.: Посев, 2000. С. 61-81.
[
v]
Н.Н. Алексеев. Русский народ и государство. М.: Аграф, 2000. С. 308.
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.pravaya.ru/