Кавказский вектор внешней политики в период правления Павла I

Кавказский вектор внешней политики в период правления Павла I

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I: РОССИЙСКО-ГРУЗИНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ С КОНЦА 1796 ПО 1799 г.г

§ 1. Основные направления кавказской политики, предписываемые Павлом I, их оценка

§ 2. Ситуация в Закавказье и российско-грузинские отношения в конце 1796 - 1798 г.г

§ 3. Общая оценка российской кавказской политики конца 1796 - 1798 г.г

ГЛАВА II. РОССИЯ И ГРУЗИЯ В 1799 - НАЧАЛЕ 1801 г.г

§ 1. Российская политика в Восточной Грузии (Картли-Кахетинском царстве)

§ 2. Мероприятия по присоединению Картли-Кахетинского царства к России и их влияние на общую обстановку в Закавказье

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Цели: Является показ особенностей российско-грузинских отношений в 1796 - 1801 гг.

Научная новизна: Научная новизна в попытке комплексного рассмотрения специфики российско-грузинских отношений (годы).

Методологическая основа: Основой дипломного исследования является принцип историзма, позволяющий рассматривать исторические события в конкретных исторических условиях, избегая классовые и любые иные стереотипы. Это предполагает строгую опору на факты, хронологическую последовательность рассматриваемых событий, применение принципа объективности, что позволяет исследовать явления прошлого без выражения личных пристрастий. Такие специальные исторические методы, как историко-системный и историко-сравнительный, позволили более глубоко понять исследуемые исторические процессы, протекавшие в Закавказье в исследуемый период.

Степень разработанности темы: Недолгое правление императора Павла I (1796-1801 гг.) по-прежнему остается недостаточно изученным на фоне других периодов отечественной истории. Во многом это проистекает из довольно прочно укоренившейся традиции критических оценок, как личности императора, так и его политики. Последние два десятилетия были отмечены в отечественной исторической науке и публицистике заметным усилением интереса к государственной деятельности Павла I в целом и, в частности, к его мероприятиям на Кавказе, долгое время находившимся либо в зоне умалчивания, либо под прицелом негативных трактовок.

Кавказская доктрина Павла I содержала в себе ряд нестандартных подходов как, но отношению к горским народам, так и в контактах с Typцией и Ираном. Однако до последнего времени она не нашла цельного отражения в исторической литературе, потому что комплексное ее исследование не проводилось, хотя отдельные ее положения и были освещены рядом дореволюционных и советских историков.

Известно, что для дореволюционных историков-кавказоведов в немалой мере был присущ большой интерес к военно-политическим событиям в регионе, чем к социально-экономической жизни местных народов. В данном смысле их сочинения имели несколько фактографический характер. Тем менее этот видимый недостаток имеет и положительную сторону: так в трудах П.Г.Буткова и Н.Ф.Дубровина собран огромный фактический материал по российско-кавказским, российско-турецким и российско-иранским контактам в правление Павла I.

Н.В.Дубровин, оценивая первые политические шаги Павла I на Кавказе, в частности, отзыв из похода против Персии российского корпуса графа В.А.Зубова, считал, что это решение привело "к довольно тяжелым последствиям для вассальной к России Грузии, к падению влияния империи на Северном Кавказе, обрекая, вместе с первыми распоряжениями нового-императора по Кавказу, местную российскую администрацию на оборонительный образ действий".

Вместе с тем, у Н.Ф.Дубровина (как и в труде П.Г.Буткова) представлены основные программные установки кавказской политики Павла I, изложенные императором в рескриптах от 5 января и 9 марта 1797 г. командующему на Кавказской линии генералу И.В.Гудовичу. Именно их довольно детальное изложение во многом и делает изыскания П.Г.Буткова и Н.Ф.Дубровина труднозаменимыми в исследовании политики Павла I на Кавказе. Кроме того, историкам удалось, используя материалы архивов, нередко недоступных сегодня, составить ту событийную канву эпохи, без которой весьма проблематично делать выводы и обобщения на современном уровне развития науки.

Следует учитывать, что Н.Ф.Дубровин имел свой специфический взгляд на цели политики России в регионе. Здесь мы можем согласиться с Е.С.Тютюниной. что он рассматривал отношения России XVI-XVIII вв. с Северным Кавказом как второстепенный фактор в достижении империей главной стратегической цели - оказать покровительство и защиту единоверной Грузии". В этой связи обращает на себя внимание следующее: основная работа по подготовке присоединения Восточной Грузии (Картли-Кахетии) к России была осуществлена при Павле I в 1799-1800 гг., тогда как основополагающие позиции принципов-взаимоотношений с северокавказскими горцами оформились уже в 1797 году. Павловская политика на Северном Кавказе имела, таким образом, самостоятельные и специфические цели и задачи, не отрицавшие при этом взаимосвязи с политикой в Закавказье. В пользу этого свидетельствуют и планы Павла I по "федерализации"' ряда феодальных владений Дагестана и Азербайджана. Показательно, что изначально замышлялось включение в состав федерации и Восточной Грузии.

В трудах Н.Ф.Дубровина и П.Г.Буткова приведены факты горских набегов, как в российские пределы, так и в границы Грузии в правление Павла I. Однако российская историческая наука второй половины XIX в. не исследовала социально-экономические, причины набеговой экспансии, поэтому фактор набегов как одной из причин обострения российско-северокавказских отношений в 1796-1801 гг. (как, впрочем, и в предшествующее и в последующее время) не находит у Н.Ф.Дубровина и П.Г.Буткова достаточного объяснения.

Работы Н.Ф.Дубровина и П.Г.Буткова, а также сочинения В.А.Потто позволяют утверждать, что присоединение Грузии к России осуществлялось на добровольной основе, и инициатива его исходила от грузинской стороны. Вместе с тем, становятся весьма рельефными факты тех династических смут в Картли-Кахетинском царстве, которые затрудняли присоединение на замышляемых Павлом I привилегированных для Грузии условиях и ставили российскую кавказскую администрацию в сложное положение.

Показательно, что В.А.Потто считал принятие Грузии в российское подданство, осуществленное именно при Павле I, трактуя (вопреки впоследствии сложившейся в историографии традиции) александровский манифест от 12 сентября 1801 г. лишь как подтверждение этого плана.

Некоторые моменты кавказской доктрины Павла I затрагивались в трудах посвященных общему рассмотрению его царствования. Так, например, в историко-биографическом очерке "Император Павел Первый» приводит текст манифеста о присоединении Грузии к России. Но, пожалуй, большую ценность имеют содержащиеся у Н.К.Шильдера и M.B. Клочком сведения о весьма нестандартных решениях Павла I в управлении западными иноэтничными окраинами империи. Решения эти можно сопоставлять с рядом элементов кавказской политики императора Павла в частности, с его вассальным видением местных народов.

Тем не менее "Очерки правительственной деятельности времени Павла I" M.B. Клочкова описания таковой деятельности на Кавказе не содержат.

Концептуальный взгляд на внешнюю политику Павла I имел С.Жигарев, утверждавший, что "Император Павел I (1796-1801) выразил желание в делах внешней политики России не следовать правилам своей родительницы, соображенных на взглядах "приобретений"... совершенно отказался от всякого желания завоевания". Подобное обобщающее суждение во многом согласуется с реалиями политики Павла I на Кавказе.

Таким образом, в дореволюционной историографии, несмотря на отсутствие специальных работ, накопился немалый фактический материал по кавказской политике Павла I, были высказаны некоторые суждения и оценки, упускать которые нельзя на современном уровне исследования. Вместе с тем, сколько-нибудь комплексного рассмотрения проблематики сделано тогда не было.

Общая малоизученность павловской кавказской политики, долгое отсутствие целенаправленного ее исследования в целом характерны и для советской исторической науки. Становление советской историографии отличалось резко критическим взглядом на мероприятия России на Кавказе и на подходы и оценки их дореволюционными историками. Возобладала формула "абсолютное зло" в освещении присоединения нерусских народов к России. Ее автор М.Н.Покровский, следовательно, он отрицал и прогрессивное значение присоединения кавказских народов к России и из-за этого краткий период правления Павла I, и мероприятия этого времени не представляли для ученого особого интереса.

Широкий спектр кавказской проблематики исследовался Т.Д.Боцвадзе. Причем кроме рассмотрения предпосылок присоединения Грузии к России и многих других проблем, автор поднимает вопрос о "лезгинской экспансии на Грузию, факты которой не могли не осложнять российско-северокавказские отношения в правление Павла I. Кроме того, разносторонность ''географии" горских набегов, явствующая из работы Т.Д.Боцвадзе, позволяет более четко представить природу и социальную сущность системы набегов, с многочисленными примерами которых приходится сталкиваться в исследовании реалий Северного Кавказа 1796-1801 годов.

Т.Д.Боцвадзе и в дальнейшем продолжает свои изыскания в области грузино-российско-северокавказских взаимоотношений, причем делает периодизацию российско-грузинских связей, последний этап которых заключает в хронологические рамки от 1783 года (заключение Георгиевского трактата) до 1801 года.

Признаком выхода исследований политики Павла I на Кавказе на качественно новый уровень явилась коллективная монография Н.С.Киняпиной, М.М.Блиева, В.В.Дегоева "Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России". К несомненным достоинствам данной работы можно отнести анализ взглядов представителей западной историографии на кавказскую доктрину Павла I; содержавшиеся здесь сведения, (с частым использованием документов) об установках и планах правительства Павла I в отношении управления Северным Кавказом и Закавказьем. Авторы монографии, отражая (одни из первых в советской исторической науке) идею Павла I о создании на Кавказе федеративного государства местных владетелей с пророссийской ориентацией трактуют этот план "федерализации" применительно к территории Закавказья. В дальнейшем ими обращается внимание на действия уже Александра I по созданию аналогичного образования из владений Дагестана и Северного Азербайджана, приведшие к достижению в Георгиевске в конце 1802 года федеративного союза между ними. Это весьма важно для понимания степени преемственности между павловской и александровской кавказскими доктринами, в плане осознания динамики подходов России к решению кавказских проблем.

Рассматриваемые в монографии мероприятия павловского правительства и кавказской администрации по присоединению Грузии к России справедливо связываются авторами с северокавказскими интересами империи. Подход Павла I к статусу народов Северного Кавказа отражен авторским коллективом на основе документального материала, и это позволяет говорить об известной последовательности в планах и деятельности по "федерализации" Кавказа.

Таким образом, книга Н.С.Киняпиной, М.М.Блиева, В.В.Дегоева явилась, как видится, первой, где внимание исследователей было обращено на политику Павла I на Кавказе в той степени, которой она заслуживает. Сегодня эта работа представляет собой ценнейший материал для сопоставления взглядов советских историков-кавказоведов в процессе развития исторической науки.

Примерно в один период времени с данным трудом вышли в свет обобщающие исследования по внешней политике России, весьма необходимые для понимания ситуации рубежа XVIII-ХIХ вв., несмотря на возможность критического осмысления отдельных их положений. Нашли отражение в этих изысканиях и некоторые аспекты политики Павла I. Так, заключенный в декабре 1798 г. "союзный и оборонительный" договор с Турцией оценивается как свидетельство нестандартных подходов правительства Павла I к "восточной" политике и определенных, нуждающихся в анализе планов России в Средиземноморье.

Проблемы федерализации Северо-Восточного Кавказа и ряда закавказских владений в логической взаимосвязи с предшествующими русско-кавказскими отношениями составляют содержание статьи Р.Г.Маршаева "Георгиевский договор 1802 г.". Однако исследователь не акцентирует роль павловского правительства и его кавказской администрации в планах создания федерации владельцев Кавказа - основной упор делается на мероприятиях России уже при Александре I. Окончательное присоединение Грузии к России Р.Г.Маршаев датирует также "александровским временем"- сентябрем 1801 года.

Тем не менее, и сегодня в историографии встречаются «традиционные» оценки кавказской политики императора Павла I. Так, например, А.В. Авксентьев и В.А. Шаповалов утверждают о непродуманности Павлом I всех плюсов и минусов присоединения Грузии к России и даже проводят мысль об объективном невхождении Грузии в зону геополитических российских интересов.

Территориальные рамки: Географически дипломная работа включает рассмотрение и анализ событий в Закавказье, (в Восточной Грузии). Безусловно, степень рассмотрения отдельных районов Закавказья находится в исследовании в прямой зависимости от степени проникновения туда российской политики или дипломатии.

Хронологические рамки охватывают период с ноября 1796 года по март 1801 года, то есть время правления Павла I. Однако контекст исследуемых событий в некоторых случаях предполагает выход из этих рамок для ясного представления предшествующей российской политики в регионе, или же для сопоставлений политики Павла I с последующими мероприятиями российской кавказской администрации.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее материалов в школьном и вузовском преподавании, а также при проведении специальных курсов по кавказоведению, в организации краеведческой, кружковой и просветительной работы.

Структура работы: Работа состоит введения, двух глав (5 параграфов), заключения, списка используемой литературы.

ГЛАВА I. РОССИЙСКО-ГРУЗИНСКИЕ ОТНОШЕНИЯ С КОНЦА 1796 по 1799 г.г.

§ 1. Основные направления кавказкой политики, предписываемые Павлом I, их оценка

Признаком некоторого ослабления активности российской политики с воцарением Павла I может служить прекращение начатого по приказу Екатерины II похода корпуса В.А. Зубова, имевшего цель дать отпор агрессивной политике Персии на Кавказе и упрочить влияние России среди дагестанских владетелей, оказать помощь Грузии и армянскому населению региона (1).

Отзыв российского корпуса с Кавказа считался ослаблением политики России и в дореволюционной историографии, так Н. Дубровин считал, что этот шаг «привел к довольно тяжелым последствиям для вассальной к России Грузии, к падению влияния империи на Северном Кавказе, обрекая, вместе с первыми же распоряжениями нового императора по Кавказу, местную российскую администрацию на оборонительный образ действий (2).

Причине резкого поворота российской политики можно найти несколько объяснений, высказанных в разное время. Так, С. Жигарев утверждал, что «Император Павел I (1796-1801 г.г.) выразил желание в делах внешней политики России не следовать правилам своей родительницы, соображенных на взглядах «преображений» … соображенных на взглядах от всякого желания завоевания» (3). Нестандартные методы деятельности правительства Павла I относительно западных иноэтнических окраин России (4) так же наводят на рассуждения и сопоставления.

В то же время осложнения обстановки в Западной Европе также требовало от Павла I поступиться частью интересов империи на Кавказе (5).

Так или иначе, кавказская политика Павла I претерпела в равнении с предыдущим правлением ряд существенных изменений, частично и на время, утратив некоторые элементы нацеленности на рассмотрение в регионе российского администрирования, которое стало проявляться с начала 90-х годов XVIII века (6).

Общие принципы своего ведения кавказской политики России (которые определяли действия местной российской администрации в 1797 - 1798 г.г.) Павел I изложил в ряде рескриптов военному губернатору Астрахани и командующему Кавказской линией генералу И.В. Гудовичу (7).

В рескрипте И.В. Гудовичу от 5 января 1797 года Павел I определил 7 основных положений, регламентировавших действия российской кавказской администрации. Приведем их в некотором сокращении и переложении.

. Обеспечение безопасности российской границы, линию, для сохранения которой император почитал «существенно выгоднейшим проводить от устья реки Кубани, восходя вверх ея и потом ближайшее и удобнейшее выводя оную на р.Терек до Кизляра (8).

. Горские народы, «к сей линии прилеглые или подручные» предписывалось «удерживать в кротости и повинности ласкою, отвращая от них все, что служит их притеснению или отягощению». В то же время повелевалось содержать от них аманатов, «при них имея приставов».

. Защищая Грузию, удерживать ее в согласии и единодушии с владельцами и областями к России более приверженными», для возможности их совместными силами дать отпор внешним врагам, без необходимости России «вступаться за них вооруженною рукою» (9). Отсюда возникла идея составить из пророссийски настроенных горских владетелей «федеративное государство, зависящее от российского императора яко верховного государя и покровителя, не требуя от них ничего, кроме верности» (10).

. Содержать в зависимости Тарковского шамхала, дербентского и бакинского ханов.

. Всячески содействовать русской торговле.

. Дать почувствовать Ага-Муххамед-хану персидскому, что он не может быть вне опасности, пока не приобретет доброжелательства русского двора (11).

. Во всяком случае, удаляться от подания Порте Османской подозрения, что мы ищем с нею поводов к ссорам» (12).

Анализ приведенных положений рескрипта позволяет обратить внимание на следующие моменты, принципиально важные для общего понимания обстановки на Кавказе рубежа XVIII-XIX веков. Во-первых, несомненный интерес вызывает специфика определения российских границ в регионе (13). Текст документа может допускать разночтение понятия «российская граница» (очертания которой остаются не вполне ясны) и «линия для сохранения» границ, проходящая по Кубани и Тереку. Во взаимосвязи с упоминанием «прилеглых или подручных» к данной линии народов, находящихся в зоне прямого российского влияния это допускает некоторую вариативность общего определения российских границ в регионе. К тому же некоторые горские народы, обитавшие явно южнее указанных рубежей, в ряде документов называются «подвластными России (14).

Во-вторых, проясняется география замышляемой Павлом I пророссийской федерации, в которую должны были войти как связанная с Россией Георгиевским трактатом 1783 года Восточная Грузия, так и владения Северного Азербайджана и Северного Кавказа. Упоминание народов «к России более приверженных», чем находящаяся над протектором Грузия, свидетельствует о довольно высоком уровне развития вассально-подданических обязательств ряда народов и правителей региона по отношению к России.

За рескриптом от 5 января 1797 г. последовал новый, от 9 марта 1797 года, где взгляды Павла I на Кавказскую политику конкретизировались, и И.В. Гудович, таким образом, получил дополнение к новой программе действий на Кавказе. Рескрипт от 9 марта, в частности, подразумевал: не занимать войсками и не укреплять острова Сары (против талышских берегов); терпеть на Каспийском море персидские военные суда; для покровительства российской торговли содержать на Каспийском море эскадру в непосредственной зависимости от ее морского начальника (15).

Особую ценность для исследования Кавказской политики Павла I, ее общей оценки, представляет 4-й пункт рескрипта, в котором запрещается назначать военных приставами к горским народам, зависимым от России. «Для подобных употреблений» предписывалось требовать «надобных людей от коллегии иностранных дел» (16).

Далее в рескрипте указывалось на необходимость отражения набегов «закубанских народов» без привлечения дополнительных войск (многочисленные факты набегов «закубанцев» содержатся в документах ГАКК, РГВИА и ГАСК) и на возможность сохранения у зависимых от России «азиатских народов» «Своих судов», при условии сохранения верхнего пограничного суда в Моздоке под руководством И.В. Гудовича (17). Последний факт примечателен тем, что еще в 1793 году среди кабардинцев были учреждены Россией суды для родовой верхушки «и родовые расправы» для уздений, причем убийства и разбои должны были караться по российским законам (18) (событие это примечательно в плане начала установления на Северном Кавказе российских административных порядков). В дальнейшем при Павле I российская кавказская администрация проводила курс как раз «на родовые суды и расправы», зависимые от нее (19), поэтому «свои суды» в рескрипте от 9 марта 1797 г., вероятно, атрибут ранних взглядов императора Павла на местную обстановку.

Рассматривая в целом Павловские подходы к кавказской политике начального периода правления, нельзя не обратить внимания с одной стороны на их концептуальность (желание к наименьшему применению силы во взаимосвязи с планом «федерализации» некоторых частей региона), а с другой - на достаточную утопичность стремлений мирными способами повлиять на Персию, стремившуюся к гегемонии в восточных областях Закавказья и на Северо-Восточном Кавказе. Здесь, правда, следует отметить, что некоторая недооценка персидской опасности для народов Кавказа и интересов России имела место и при Екатерине II, когда тоже делалась ставка на мирные увещевания Ага-Муххамед-хана, пытавшегося рядиться в одежды «друга» российской империи. Это свидетельствует о долговременной неосведомленности российского правительства о специфике персидских планов и устремлений (20).

§ 2. Ситуация в Закавказье и российско-грузинские отношения в конце 1796-1798 годах.

Несмотря на содержащиеся в указаниях Павла I нестандартные подходы во взаимоотношениях России и Кавказа, ситуация в регионе, особенно в Закавказье, обострилась. Прежде всего, это было связано с вновь возросшей агрессивностью персидского Ага-Муххамед-хана после прекращения похода российских войск (21). Он весьма своеобразно, как свою победу, истолковал отход российских войск и вновь стал "наводить порядок" в ханствах Азербайджана. Так нахичеванскому хану он сначала выколол глаза, а потом уморил под палками, то же самое сделал и с хойским ханом; ганджинского Джевад-хана отозвал к себе, а на его место назначил другого; эриванского хана обещал повесить, если не даст ему 500 000 рублей. Хан уплатил 200 000 рублей, а для уплаты остальных продал свое недвижимое имущество. Жители Нахичевани были все ограблены, и многие из них усланы Ага-Муххамед-ханом неизвестно куда (22).

Весной, 1797 г., Ага-Муххамед-хан вторгся в Карабах, занял крепость Шушу (23), в отместку Ибрагим-хану шушинскому за непризнание его шахом (24). Ага-Муххамед готовился и к походу на Грузию и другие районы Кавказа, рассылая всем владетелям фирманы с требованием покорности (25).

Подобный фирман получил и грузинский царь Ираклий II. Это связано с тем, что прекращение военного похода российских войск под командованием В.А.Зубова повлекло не только вывод их на Кавказскую линию, но и отзыв русских частей, находящихся по условиям Георгиевского трактата 1783 года в Грузии (26), что привело к осложнению внешне- и внутриполитического положения Картли-Кахетинского царства.

Весьма своеобразно рисует характерные черты положения Грузии И.Дубровин: "со времени заключения с Россией трактата 1783 г., царь, все чины государства и народ грузинский, полагаясь на покровительство России и на ее сильную помощь, перестали заботиться о собственной безопасности и до такой степени утратили бодрость духа, что их устрашала даже молва о том, что лезгины или персияне вторгнутся в Грузию. Пользуясь этим, аварский хан обложил Грузию ежегодной данью в 5000 рублей, собираемой под видом подарков от царя грузинского (27).

Безусловно, обращает на себя внимание категоричность суждения, и здесь Н.Дубровин несколько себе противоречит, так как ранее описывал героическое сопротивление грузинского войска персам во время вторжения 1795 года (28).

Однако отмеченный им факт содержания Ираклием от 5000 до 10 000 наемных лезгин за недостаточностью собственно грузинского войска весьма ценен для уяснения специфики положения Грузии, т.к. последние "ознакомившись со всеми проходами в страну, вводили в нее открыто своих единоземцев, которые грабили и увлекали в плен грузин и, таким образом, Грузия теряла ежегодно от 200 до 300 семейств" (29).

В условиях надвигающейся персидской агрессии и лезгинской опасности грузинский посол Г.А.Чавчавадзе, по поручению Ираклия II просил Павла I принять Грузию под покровительство России, ввести здесь российское законодательство, утвердить царевича Георгия наследником престола, держать в Грузии постоянное русское войско, установить единую денежную систему (с изображением на монетах на одной стороне императора, а на другой - царя грузинского). Таким образом, почти в полном объеме ставился вопрос о присоединении к России; положительное решение его обещало гарантировать не только внешнюю безопасность Грузии, но и в значительной мере определить ее внутренний статус (30). Однако Павел I оставил без ответа обращение грузинской стороны. Это возможно объяснить желанием видеть Восточную Грузию в составе замышляемой Павлом I "федерации".

Малореальными были расчеты Павла на прекращение иранской агрессии после смерти Ага-Муххамед-хана (31) (злобного властолюбивого кастрата, убитого своими же телохранителями в Шуше за непомерную жестокость). Вывод в этой связи из Грузии последних, оставшихся там российских частей еще более обострил и без того сложную ситуацию в Закавказье.

Присутствие в регионе российских войск стабилизировало военно-политическую обстановку. Теперь же обострились междоусобицы закавказских владетелей, активизировалась экспансия лезгинских феодалов. Не случайно посол Г.А.Чавчавадзе, встревоженный действиями российского правительства, в частности, полным выводом войск из Грузии, настаивал перед императором на большей ясности в русско-грузинских отношениях и с беспокойством интересовался, насколько сохраняет силу договорные условия, связанные с протекторатом России над Грузией (32).

Тем не менее, император Павел с июля по декабрь 1797 года не давал никакого решения на просьбы и "запросы" грузинского царя (33). Такая позиция российского правительства по "грузинскому вопросу" привела некоторых историков к выводу об отказе Павла I от протектората над Грузией (34).

В декабре 1797 г. российская сторона высказала мнение, что "просьбы грузинского посла ныне удовлетворены быть не могут" (35). В связи с этим Грузией был поставлен прямой вопрос о существовании или несуществовании Георгиевского трактата. Ответ на него не пришел, так как 11 января 1798 года умер Ираклий II (36).

Его смерть еще более усложнила положение Грузии, крайне обострив дворцовое соперничество, не затухавшее и при жизни престарелого царя (37). Борьба за грузинский трон между наследником Георгием (будущим Георгием XII) и "партией вдовы Ираклия (мачехи Георгия) царицы Дарьи, стремящейся утвердить своих сыновей-царевичей в правах на престол, отнюдь не способствовала стабилизация положения в Картли-Кахетинском царстве (38). Завещание Ираклия II о престолонаследии, сделанное им под давлением Дарьи, предполагавшее после смерти Георгия XII переход престола не к его сыну, а к сыновьям Дарьи также не располагало к спокойствию в стране (39).

Общепризнано, что по личным качествам Георгий XII существенно уступал своему отцу, Ираклию II. Н.Дубровин, например, так оценивал государственные способности Георгия: "Болезнь Георгия и самый его характер были вредны для страны и клонили царство к разрушению. Вспыльчивый до крайности, царь был весьма доброго и слабого характера" (40).

Оставался на повестке дня и "лезгинский вопрос". Происходившие и при Ираклии II набеги дагестанских феодалов продолжались, разоряя страну (41). Следует вообще отметить, что в XVI-XVIII веках дагестанские феодалы были для Турции, Крымского ханства и Ирана той силой, с помощью которой они старались замкнуть с севера и северо-востока кольцо враждебного окружения вокруг Грузин" (42). "Лезгинский вопрос" усугублялся и уже упомянутым лезгинским войском в Грузии.

В начале правления Георгия XII "грабежи и бесчинства исполнителей царской воли дошли до исполинских размеров. Телохранители и лезгины своевольничали не только в провинции, но и в самом Тифлисе дозволяли себе производить грабежи и насилия" (43).

Из всей этой обстановки вытекали первые политические шаги нового грузинского царя, которые Георгий XII начал с обращения к Павлу I; он извещал русского императора о вступлении на престол и просил о покровительстве "ныне зрю вас моим государем, моим монархом и уповаю, что простертые руки мои отвергнуты не будут" (44). Георгий XII настоятельно просил не только политического покровительства, но и военной помощи "пожаловать царю 5000 человек русского войска" (45). Интересно то, что в случае отказа русского двора Георгий XII, видя безвыходность положения своей страны перед лицом Персии, требующей покорности, и внутренних ему смут, думал обратиться к другой державе и отозвать из Петербурга посла кн. Чавчавадзе (46). В июне 1798 г. Георгий даже отправляет князя Аслана Орбелиани в Стамбул с формальным прошением о покровительстве. Однако впоследствии изменения в позиции России не дадут осуществиться этому плану, который можно назвать и жестом отчаянья, и фактом дальновидной политической игры (47).

Между тем, персидская угроза Грузии в 1798 году резко усилилась. Фетх-Али-хан (Баба-хан) прямо предупреждал, что неприятие Георгием XII власти персидского шаха вынудит его подвергнуть Грузию более жестокому разорению, чем-то, которое она испытала при его предшественнике, и требовал направления царевича Давида в Персию заложником. Давид сообщал российскому правительству, что Георгий XII намеревается пойти на определенные уступки Фетх-Али-хану (48).

От персидского шаха не хотел отставать турецкий султан, решивший не только воспользоваться драматическим положением Грузии, но и в какой-то степени отомстить покойному Ираклию за "непослушание" и прорусскую политику. Царевич Давид свидетельствует: "Турки... намерены утеснять грузин, живущих в смежности с ними... Паша Магомед вышел против меня с многочисленными ополчениями. Сражение между нами произошло кровопролитное" (49).

Подобное развитие событий могло привести к выпадению восточной Грузии из зоны российского политического влияния. Это было недопустимо хотя бы потому, что нарушался бы принцип помощи братьям по вере, игравшей заметную роль во взаимоотношениях России с Грузией, Арменией, балканскими народами в XVIII веке (как, впрочем, и в последующее время). Поэтому российское правительство прислушивается к просьбам грузинской стороны. Первым шагом в этом направлении была высочайшая грамота царю Георгию, в которой Павел I поздравлял его со вступлением на престол и добавлял, что от Георгия ожидается формальное прошение об утверждении на царство, по условиям протектората 1783 года" (50).

Об усилении активности в Грузии свидетельствует разрешение Павла I графу Мусину-Пушкину (крупному ученому) на путешествие в Грузию для сбора данных об естественных условиях страны, ископаемых богатствах и политическом положении в Картли-Кахетии для обоснования выгоды присоединения ее к России (51).

Таким образом, к концу 1798 года явный спад активности российской политики по отношению к Грузии был преодолен. О закреплении и подтверждении российского протектората над Картли-Кахетией свидетельствует и нота грузинского посла Г.Чавчавадзе от 16-го декабря 1798 г., где он, от имени Георгия XII "просил царевичу Давиду пожаловать орден Св. Александра Невского, по примеру того, как самому Георгию пожалован был этот орден, когда он был наследником; меньшему же сыну, Иоанну, пожаловать орден Св. Анны (об изменении статуса ордена св. Анны при Павле I см.: 52) супругу его, царицу Марию, наградить орденом св. Екатерины, и, наконец, возвратить в Грузию крест святой Нины" (53).

О сохранении российской ориентации среди некоторых закавказских владетелей может свидетельствовать факт, что племянник Мустафа-хана Талышского Мирза-Магомет-Бек присылает графу Маркову (который назначен весной 1798 г. инспектором кавказской инфантерии и командиром Линии) прошение своего хана о покровительстве (19 мая), (54).

В то же время, в целом, ситуация в Закавказье складывается сложная.

§ 3. Общая оценка российской кавказской политики конца 1796-1798 г.г.

Из приведенных в главе фактов российско-кавказских отношений в период с конца 1796 по 1798 г.г. включительно можно сделать некоторые выводы, выделив основные моменты павловской политики в регионе и общие внешнеполитические тенденции.

I.Политика России на Кавказе с конца 1796 по 1798 г. выглядит менее активно, чем в предшествующее время правления Екатерины П. Это проявилось в прекращении Павлом I "кавказского похода" корпуса графа В.А.Зубова, в отзыве из Восточной Грузии российских войск, находящихся там по условиям Георгиевского трактата 1783 года, в "оборонительном образе действий" российской кавказской администрации. На это был ряд объективных и субъективных причин, приведших к определенным последствиям:

1.Россия, находясь в почти беспрерывных войнах несколько десятилетий, нуждалась в мире. Финансы страны были перенапряжены, народ устал от ставших частыми в правление Екатерины II войн (55). После мирной nepeдышки, связанной с прекращением "похода Зубова", Россия вступила во вторую антифранцузскую коалицию (1798 г.) (56), однако с мыслью, что "отвлечение сил к Западной Европе придавало политике России на Кавказе вид нерешительности и приспособления к обстоятельствам" (57), можно соглашаться лишь отчасти, так как именно участие России в антифранцузских действиях во многом и способствовало заключению российско-турецкого "союзного и оборонительного договора" в декабре 1798 г. (3 января 1799 г. по "новому стилю"). Договор этот ослабил напряженность на Северном Кавказе и в Закавказье и стимулировал большую активность российских властей на Кубанской части Кавказской линии. В этом смысле можно не вполне разделить суждение, что "союз России с Османской империей побуждал русское правительство к сдержанности в действиях на Западном Кавказе" (58).

. Павел I рассчитывал дипломатическим путем без применения силы остановить Иранскую агрессию в Закавказье. Такой, не подкрепленный объективной обстановкой, взгляд императора поставил Восточно-грузинское царство в предельно затруднительное положение. Над Грузией нависла угроза нового иранского вторжения.

. Идея Павла I о создании пророссийской "федерации" ряда владетелей Кавказа, которые должны были без военной помощи России совместно давать отпор неприятелю (59) так же, в известной степени, сдерживали военно-политическую активность России в регионе.

II . Но, в 1798 г. происходят события, вписывающиеся в традиционные формы активности России на Кавказе:

1.Начиная с осени 1798 г. российское правительство уделяет большое внимание грузинским проблемам, отказавшись от политики невмешательства в дела Картли-Кахетинского царства. Условия трактата 1783 года подтверждались российской стороной, на повестку дня становится вопрос о присоединении Грузии к России.

Примечание:

1.История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.) - М.: Наука, 1988., С. 15.

2.Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. - Т. 3 - СПб., С. 204.

.Жигарев С. Русская политика в восточном вопросе. - М., 1896., С. 243.

.Берулава Г.Г. У истоков русского грузиноведения (XVIII в.) - Тбилиси, 1989., С. 304.

.История дипломатии. - Т. 1. - М.: ОГИЗ, 1941., С. 353.

.История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.) - М.: Наука, 1988., С. 14.

.Виноградов Б.В. Некоторые аспекты кавказской политики Павла I // Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции в г. Краснодаре 16-18 мая 1994 г. - Краснодар, 1995. - С. 181-188.

.Дубровин Н.Ф. История войны …… С. 199.

.там же, С. 200.

.Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. - Ч.З. - СПб., 1869., С. 298.

.там же, С. 298.

.там же, С. 201.

.Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом и XVIII в. // Сост. Гамрекели В.Н. - Тбилиси: Мецниереба, 1968., С. 19-21.

.Акты Кавказской археографической комиссии (АКАК). - Тифлис, 1866. - Т. 1. - Ч. II., С. 723-724.

.Бутков П.Г., Указ. соч., С. 298.

.Дубровин Н.Ф. История войны……, С. 203.

.там же, С. 203.

.История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.). - М.: Наука, 1988., С. 14.

.АКАК, С. 719-722.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. Вторая половина XVIII - 80-е года XIX в. - М.: МГУ, 1984., С. 79, 84.

.История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.). - М.: Наука, 1988., С. 461-466.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 207.

.там же, С. 207.

.там же, С. 207.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. соч., С. 91-95; см. также

Брегвадзе А.И. Славная страница истории. - М., 1983., С. 82.

26.Дубровин Н.Ф. История войны……, С. 202; см. также

Бутков П.Г. Указ. соч., С. 297.

27.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 232.

28.Дубровин Н.Ф. Георгий XII, последний царь Грузии и присоединение ея к России. - СПб., 1867., С. 6-50.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 232-233.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В., Указ. соч., C. 94.

.История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.). - М.: Наука, 1988., С. 17.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В., Указ. соч., С. 212.

.Блиев М.М. Русско-осетинские отношения (40-е г.г. XVIII - 50-е гг. XIX в.). Орджоникидзе: Ир, 1970., С. 271-272.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 213.

.там же, С. 213.

.там же, С. 213-214.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В., Указ. соч., С. 96.

.Дубровин Н.Ф. Георгий XII, ……, С. 52-57.

.там же, С. 51.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 234-235.

.Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа в грузинско-русских политических взаимоотношениях XVI-XVIII веков - Тбилиси: Мецниереба, 1974., С. 92-93.

.Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа в грузинско-русских политических взаимоотношениях XVI-XVIII веков - Тбилиси: Мецниереба, 1990., С. 279.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 236.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В., Указ. соч., С. 96.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 239.

.там же, с. 239.

.Бутков П.Г., Указ. соч., С. 309.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В., Указ. соч., С. 96-97.

.там же, с. 97.

.Бутков П.Г., Указ. соч., С. 309.

.Берулава Г.Г.., Указ. соч., С. 147-148.

.там же, С. 149.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 244.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В., Указ. соч., С. 307.

.Итоги и задачи изучения внешней политики России. Советская историография. - М.: Наука, 1981., С. 152.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 93.

.История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.) - М.: Наука, 1988., С. 16.

.там же, С. 16.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 199.

ГЛАВА II. РОССИЯ И ГРУЗИЯ В 1799-НАЧАЛЕ 1801 г.

год ознаменовался для павловской политики на Кавказе подъемом активности не только на Северном Кавказе, но и Закавказье. Это было связано с начинавшимся еще в конце 1798 года изменением взглядов российского правительства на место Картли-Кахетинского царства в деятельности России в регионе. К этому времени внешне- и внутриполитическая ситуация в Грузии, видимо, убедили императора Павла не рассматривать ее в качестве возможного объекта замышляемой "федерации" пророссийских владетелей Кавказа.

§ 1. Российская политика в Восточной Грузии (Картли-Кахетинском царстве)

В самом начале 1799 года показателем усиления активности России в Грузии может служить запланированное возобновление российского военного присутствия в стране. Так, в ответ на предшествующие просьбы грузинской стороны о присылке российских войск, Павлом I было приказано ген.-м. Уракову (недолгое время командовавшему Кавказской линией) приготовить егерский Лазарева полк к выступлению в Грузию. С полком должна была быть отправлена и артиллерия, пожалованная еще императрицей Екатериной II Ираклию (1).

Вскоре (16 апреля 1799 г.) статский советник П.И.Коваленский назначается российским министром при царе Георгии XII (2). Интересен факт, что присутствие при грузинском дворе российского полномочного министра - одно из условий трактата 1783 г., но до 1799 г. оно не выполнялось (3). П.И.Коваленский был снабжен инструкцией "на образ действий" в Грузии (4) и высочайшим указом, "уполномочивающим его по персидским делам" (5).

К этому же периоду относятся первые свидетельства, не исключавшие инициативу с грузинской стороны по полному присоединению Картли-Кахетии к России. Так, в Петербург было отправлено грузинским царем посольство (Г.Чавчавадзе, Г.Авалов, Е.Палавандов) с широкими полномочиями на случай Грузии в Российское подданство (6).

В инструкции, данной "по имянному е.и.в. указу из Государственной Коллегии иностранных дел иностранных делии Коваленскому в 16 день апреля 1799 г.", в частности, предписывалось:

В связи с жалобами от Грузии "...на набеги и похищения, лезгинами чинимые и на участие в том Ахалцихского паши или других турецких начальников... всегда заступаться, чтобы никаких обид от турков не было чинимо, так напротив, чтобы и от Грузии не было в рассуждении владений, Порте Оттоманской принадлежащих, никаких поступков, не сообразных с нашими с сею державою трактатами и настоящим положением" (7).

Таким образом, несмотря на курс активизации в Грузии, российская сторона была заинтересована во всяческом сохранении союзных отношений с Турцией даже при наличии вполне сложившихся к тому времени турецко-грузинских противоречий.

В случае присылки "посланцев к царю от Порты Оттоманской или от соседственных ханов Персидских и других владельцев Лезгинских, с какими-либо от них или от правителей их предложениями или внушениями... не упускать, чтобы царь... советовался о сем" с Н.И.Коваленским, "уведомляя о присылке; тех посланцев сию Коллегию (т.е. Коллегию иностранных дел) и пограничного начальника" (8).

Из данного предписания следует, что полномочный министр Коваленский должен иметь фактический контроль за внешней за внешней артли-Кахетинского царства и в случае притязаний к Грузии с чьей-либо стороны мог обеспечивать реальную дипломатическую поддержку царству через соответствующие каналы. В этой связи, можно утверждать, что позиции России в Грузии планировалось усилить в сравнении с до этого действующими положениями статей Георгиевского трактата 1783 г. На наш взгляд, назначение ко двору грузинского царя российского полномочного министра стало возможным не только по причине осознания российским правительством кризисного состояния страны и новым взглядом императора Павла на будущее Грузии, но благодаря нюансам внешнеполитической обстановки: ранее присылка российского полномочного министра вызывала бы энергичное противодействие Персии и Турции, теперь же- последняя, связанная с Россией "союзным и оборонительным" договором, не могла противиться осуществлению российских планов. В этом смысле отсутствие на протяжении 15 лет с момента заключения трактата 1783 г. российского министра в Грузии можно объяснить и хронической напряженностью российско-турецких отношений в правлении Екатерины П.

П.И.Коваленскому надлежало разбираться в возможных жалобах, которые могут поступать на вводимые в Грузию российские войска и "уведомлять о том по принадлежности главнокомандующего Кавказской дивизией". В то же время полномочный министр должен был заботиться "о всем том, что для выгоды войск наших относится может..." и об интересах "торгующих и других подданных России, находящихся в Грузии" (9).

Российскому министру "во всех делах, высочайшей е.и.в. службы" положено было "относиться" в "Коллегию иностранных дел и к главнокомандующему Кавказской дивизией и линиями", "принимать и исполнять во всей точности даваемые ...наставления и предписания" (10).

Из этого положения инструкции можно сделать вывод, что полномочный министр не рассматривался властительным Петербургом в качестве лица, подотчетного самому императору и был подчинен Коллегии иностранных дел и российской военной администрации Кавказа.

П.И.Коваленский также был уполномочен подписать документы, подтверждающие российский протекторат над Грузией, стимулировать подписание их грузинской стороной и "препроводить" подписанные документы рапортом в Коллегию иностранных дел (11).

Данные статскому советнику П.И.Коваленскому инструкции от Коллегии иностранных дел были дополнены "высочайшим рескриптом" от 16 апреля 1799 года, в котором император Павел 1 повелевал, в частности, следующее:

Всегда иметь "достоверные сведения о том, что происходит в Персии, содержа сношения с теми из ханов, кои посредством связи их с Грузией или прямо привержены к империи нашей, подкрепляя каковых уверениями о нашей к ним милости и покровительстве и умножая число владельцев, к престолу российскому склонность оказующих". В то же время в данном направлении Коваленскому предписывалось "поступать осторожно, чтобы не вовлечь иногда нас и дальние хлопоты, а, напротиву, стараться, чтобы таковое влияние паки существовало без всяких или, по крайней мере, с малейшими издержками, и наипаче, чтоб дело не доходило до каковых посылок войск" (12).

Отсюда следует, что П.И.Коваленский должен был по мере возможности расширять российское влияние в Закавказье в целом. Однако в данном положении павловского рескрипта прослеживается и общая тенденция региональной политики - курс на создание "федерации" кавказских владетелей. Именно в этом смысле возможно трактовать стойкое нежелание Павла I "посылок войск", что вполне согласуется с основными позициями по "федерализации" Кавказа, выраженными в рескриптах января-марта 1797 года.

Коваленскому повелевалось в контактах с пророссийско настроенными ханами "поступать осторожно, чтобы не дать поводу каким-либо подозрениям Порты Оттоманской, которая легко в прислугу себе и невинное иногда поведение совсем противно толковать может" (13).

Такое предписание может свидетельствовать об известном политическом прагматизме Павла I, который, видимо, не переоценивал степень реальной дружбы между Турцией и Россией и использовал "союзный и оборонительный" договор лишь как способ достижения империей своих целей в Средиземноморье и на Кавказе.

"Главенствующее внимание" Коваленского должно было быть обращено к "властвующему ныне в Персии Баба-хану (Фетх Али-шаху). Павел I напоминал вновь назначенному полномочному министру о присылке к российскому двору посланника с изъявлением "желания сохранить с нами дружественные сношения", о своем желании "соблюсти оное" и поручал Коваленскому "учредить с ним (посланником) сообщения". Однако при этом российский министр должен был дать понять Фетх Али-шаху, "...чтобы не вздумал он посягнуть по примеру Ага-Магомет-хана, как слухи на то разнеслися, на пределы Грузии" (14).

Таким образом, продолжается курс на мирное разрешение противоречий с Персией. Тем не менее, в свете готовящейся присылки в Грузию российских войск и общей активизации России в регионе "тональность" мирных увещеваний Персии несколько изменяется до вполне определенного предостережения, невыполнение которого, ударив по интересам России, навлекло бы на персов адекватные действия военного характера.

Коваленскому предписывалось "удостоверить" Персию о желании, "...чтоб Персидская торговля всякое приращение к России получила" и покровительствовать "подданным нашим в Персии промышляющим". В контексте этого Коваленский должен был иметь связь с российской Коммерц-коллегией.

Император Павел допускал возможность дополнений со стороны П.И.Коваленского к указаниям, по мере приобретения "местных знаний и руководствуясь усердием к службе нашей" (15).

Из рассмотренных документов, регламентирующих полномочия П.И.Коваленского в Грузии, можно сделать вывод, что, несмотря на подотчетность министра Коллегии иностранных дел и командующему Кавказской линией, он обладал достаточно широкими внешнеполитическими полномочиями.

Вскоре после дачи инструкций и составления рескрипта П.И.Коваленскому, 18 апреля 1799 г. Павел I, "приемля с благодарностью просьбу" Георгия XII "на основании третьей статьи трактата" утвердить его на грузинском престоле, а сына Давида признал наследником (16). В связи с этим с П.И.Коваленским в Грузию отправлялись ордена для царской фамилии и знаки инвеституры на царское достоинство (17). Так как корона, которой венчали себя все приемники грузинского престола, была похищена во время нашествия Ага-Муххамед-хана на Тифлис, то император Павел отправлял с Коваленским новую корону и прочие знаки инвеституры: знамя, саблю, повелительный жезл, трон и "мантию горностаевую".

Павел I просил Георгия XII, по получении всех знаков, присягнуть на "верность и усердие" к России и к признанию верховной власти и покровительства российских императоров (18).

После этих шагов российского правительства посол Грузии князь Г.Чавчавадзе просил позволения отправиться самому в Грузию, чтобы присутствовать при присяге на верность России, мотивируя это тем, чтобы "нужного в сохранении обрядов упущено не было" (19).

Еще до непосредственного отправления в Грузию российских войск встал вопрос о том, в какой зависимости и отношении к грузинскому царю они должны находиться, может ли Георгий XII использовать их по своему усмотрению или должен договариваться с П.И.Коваленским; и, наконец, что делать российским войскам в случае вторжения персов. Комплекс данных вопросов интересовал российского полномочного министра, и Коллегия иностранных дел составляет необходимое разъяснение, где говорится: "...войско российское посылается в Грузию единственно для показания, что царь состоит под высоким покровительством Российской империи; что числом оного само по себе, конечно, недостаточно противостоять персиянам, в случае нападения их на Грузию, но когда грузины со своей стороны сделают усилие, то и достаточно быть может. В рассуждении же ожидаемого вторичного нашествия на Грузию, министр, смотря по обстоятельствам, обязан доносить о том Его величеству Государю Императору, без соизволения коего войско отнюдь не долженствует выступать из пределов Грузии" (20).

Из цитированного документа следует, что российское военное присутствие не предполагало обеспечения российским полком обороноспособности Картли-Кахетии "в полном объеме". Напротив, присутствует мысль (в дальнейшем получившая развитие) о необходимости укрепления грузинского войска.

Чтобы вместе с полком ген.-м. Лазарева проследовать в Грузию, статский советник П.И.Коваленский в мае 1799 г. выезжает из Петербурга и в конце июня прибывает на кавказскую линию, в станицу Наур, где находился главнокомандующий линии "инспектор кавказской дивизии ген.-лейт. К.Ф.Кнорринг. Отсюда П.И.Коваленский сообщает Георгию XII о своем прибытии на Кавказскую линию и просит царя содействовать переходу российских войск через кавказский хребет.

В то же время встает проблема: на чьем содержании будут находиться российские войска в Грузии, откуда брать средства на поход полка и на необходимое для этого "исправление" Военно-Грузинской дороги? К.Ф.Кнорринг, имевший полномочия только на подготовку полка ген.-м. Лазарева к походу в Грузию, просит разъяснений по этим вопросам у императора Павла, и одновременно просит грузинского царя об исправлении дороги от Казбека до Тифлиса и о заготовке провианта для войск (21).

Павел I рескриптом от 8 августа 1799 года предписал К.Ф.Кноррингу "...объявить именем моим царю Георгию Ираклиевичу, что покуда он не исправит дороги, по которой должен следовать егерский Лазарева полк в Грузию, до тех пор оный полк туда не пойдет, а хотя уже там и будет, но если от небрежения дорога опять начнет портиться, то тот же час полк из Грузии выведен будет". В случае если К.Ф.Кнорринг уже понес траты на ремонт дороги, Павел I повелевал "ту сумму вытребовать от царя Георгия Ираклиевича". Относительно содержания полка Лазарева в Грузии император сообщал, что "оное все остается на нашем попечении". По мере благоустройства дороги, Павел повелевал К.Ф.Кноррингу предписать генерал-майору Лазареву "идти со вверенным ему полком" (22).

Согласно таким предписаниям Павла I, начался ремонт Военно-Грузинской дороги. Так, К.Ф.Кнорринг привлек к ремонту северной ее части осетин-тагаурцев (23), деятельно занялся исправлением дороги и Георгий XII (24).

Приведенные факты могут свидетельствовать, что император Павел I рассматривал Грузию в тот момент в рамках статей Георгиевского трактата 1783 г. Именно этим объясняется нежелание брать на себя расходы, связанные с ремонтом "грузинского участка" дороги.

октября 1799 г., после приведения Военно-Грузинской дороги в пригодное для перехода войск состояние егерский полк ген.-м. Лазарева выступил из Моздока (25). Через несколько дней он проследовал через Осетию (26). Вместе с полком выехал в Грузию и Коваленский (27).

Позднее ген.-м. Лазарев рапортовал Павлу I, что, несмотря на затрудненность похода, потерь в войсках не было, кроме одного унтер-офицера, смертельно раненного "кистинцами" (горными ингушами) и одного офицера, умершего по дороге от болезни (28).

ноября 1799 г. российский полк прибыл в Грузию, в Тифлис. Ему была устроена торжественная встреча Георгием XII. П.И.Коваленский достиг Тифлиса восемнадцатью днями ранее прибытия полка (29).

Еще раз следует отметить, что направление в Грузию российского полка не исключало, а даже напротив, должно было усилить военную дееспособность собственно Картли-Кахетинского царства. Так, П.И.Коваленский еще до прибытия в Тифлис был уполномочен при содействии русских офицеров отправляемого егерского полка, стараться "завести регулярное грузинское войско", могущее противостоять в случае нужды "необузданным и многочисленным толпам персидским" (30).

Отправление и прибытие российского полка по времени совпало с событиями вновь печальными для Грузии. Так, в октябре 1799 г. эриванский хан отнял у Грузии провинцию Шурагель. Отправленный против него с наемными лезгинами "сардар" князь Цицианов был обращен в бегство. Продолжались и династические смуты: царевич Парнаоз Ираклиевич "производил всяческие насилия" против приверженцев Георгия XII (31).

Вскоре после ввода русского полка в Тифлис состоялись принятие Георгием XII знаков царской инвеституры и присяга грузинского царя (12 декабря), в которой он признавал "...на вечные времена высочайшее покровительство и верховную власть" России над "царями карталинскими и кахетинскими (32). Интересен нюанс: ген.-м. Лазарев должен был отдавать Георгию XII все военные почести, которые отдаются по уставу императору, и содержать у него караул "на таком же основании" (33).

Общеизвестен факт, что почти сразу после прибытия в Грузию егерского полка и министра П.И.Коваленского, отношения между ген.-м. Лазаревым и последним сложились тяжелые (34). Коваленский, получив большое влияние на Георгия XII, попытался, если не подчинить, то хотя бы игнорировать командира егерского полка (при том условии, что Коваленский и Лазарев друг от друга не зависели и должны были "сноситься" с К.Ф.Кноррингом или с петербургскими властями по наиболее важным вопросам).

Уже 22 декабря ген.-м. Лазарев сообщал К.Ф.Кноррингу: "Министр наш (Коваленский) взял полную власть над царем и, как видимо, внушил ему, что я ничего не значу и состою под ним..." (35).

Действия полномочного министра, отмеченные его властолюбивым характером, начали отрицательно сказываться на информированности правительства России о грузинских делах и чинить препятствия нормальному положению российских войск в Тифлисе (36).. В то же время П.И.Коваленский стимулировал создание в Тифлисе полиции "на ближайших к существующим в России правилах". Для воплощения данной инициативы, формально исходящей от Георгия XII, полномочный министр связывается с ген.-м. Лазаревым на предмет конкретного размещения в городе российских караулов и постов (сообщение Коваленского Лазареву от 22 декабря 1799 г.).

В деятельности П.И.Коваленского есть моменты, нуждающиеся во внимательном изучении. Так, он настаивал на создании регулярного грузинского войска; еще в феврале 1799 г. представил свой проект "Об учреждении в Грузии регулярного войска и о восстановлении там устройства военного дела вообще" (37). Уже прибыв в Грузию, министр собирался с использованием офицеров полка Лазарева наладить становление грузинского "регулярства" с одобрения грузинского царя (38).

Н.Дубровин однозначно трактует это как стремление Коваленского удалить русские войска (т.е. Лазарева) из Грузии и "самовластно управлять Грузией" (39). С такой точкой зрения трудно согласиться, если сопоставить действия министра с содержанием рескриптов Павла I еще 1797 г. и с приведенным же у самого Н.Дубровина указанием Коваленскому на необходимость создания грузинской регулярной армии (40).

Дело здесь, вероятно, не столько в амбициях самого министра, сколько в нежелании павловского правительства держать в Грузии большие военные силы и в стремлении на данном этапе придать грузинской стороне большую самостоятельность. То, что проект Коваленского (февраль 1799 г.) не был принят (41), не может свидетельствовать об отказе правительства от подобных взглядов.

В то же время Георгий XII, внешне согласный создать грузинскую регулярную армию, не проявлял конкретной нацеленности к этому. Интересным представляется суждение Т.Д.Боцвадзе: "Грузинские цари теперь были готовы не только перепоручить России решение своих внешнеполитических задач, но и возложить на нее упорядочение внутренней жизни страны (в частности, устройство хозяйства и решительное упрочение единовластия). Такая позиция означала только одно - всестороннее подчинение России с формальным сохранением лишь царской власти, что уже в принципе отличалось от положения союзника, пользующегося покровительством. Вместе с тем это было окончательное признание того, что самостоятельно, без внешней помощи Грузия была не в состоянии ликвидировать неурядицы и обеспечить объединение и безопасность страны" (42).

Если в Картли-Кахетии политика России в 1799 г. получила достаточную определенность, то в других областях Закавказья она продолжала носить довольно осторожный характер. Так, в ответ на просьбы бакинского Гуссейн-Кули-Хана о защите его земель от нападения персов, К.Ф.Кноррингу было предписано Павлом I обещать в общих словах покровительство России, не обязывая себя, однако, ни к чему конкретному (43). Данный факт нужно рассматривать во взаимосвязи с перипетиями российско-персидских отношений: дело в том, что проводимые П.И.Коваленским вскоре после прибытия в Тифлис переговоры с Персией не дали успеха - Фетх-Али-шах (Баба-хан) продолжал отстаивать свои "права" на Грузию (44). Поэтому усилия российской дипломатии должны были быть нацелены именно на сохранение и укрепление позиций в Грузии, а не образовывать новые очаги конфронтации с Персией.

В 1800 г. притязания Персии приобретают все более откровенный характер. Так, ген.-лейт. К.Ф.Кнорринг сообщал Павлу I рапортом от 22 июня, что Фетх-Али-шах и его сын Аббас-мирза вновь угрожают Грузии, требуют покорности и выдачи сына Георгия XII Давида в заложники. Георгий XII и П.И.Коваленский ответили решительным отказом шаху, ссылаясь, прежде всего на условия Георгиевского трактата 1783 г. (45).

Осопо обстрожающую перспективу персидского нашествия Коваленский докладывал о необходимости сосредоточения войск России на Северном Кавказе и в преддверии Военно-Грузинской дороги, в районе Владикавказа (46).

Реакция Павла I на осложнение положения Грузии не заставила себя долго ждать. В рескрипте К.Ф.Кноррингу от 10 июля 1800 г. он повелевал: "приуготовить к выходу в Грузию из Драгунских полков Пушкина и Обрескова с каждого по пяти эскадронов, ... два пехотных полка, два сводных гренадерских батальона, один батальон Егерского Лихачева полка", что должно было составить вместе с полком Лазарева, уже находящимся в Грузии "10 эскадронов кавалерии и 9 батальонов инфантерии, присоединяя к ним артиллерию, следующую к полкам, также и батареи с пристойною артиллерийскою командою" (47).

Как видно из рескрипта, на случай серьезных осложнений с Персией Павел I планировал задействовать силы, намного превосходящие по численности военный контингент, уже размещенный в Тифлисе. Таким образом, российское правительство уже не уповало на "дипломатический эффект" полка Лазарева и сомнительные перспективы создания боеспособного грузинского войска. Можно также сделать вывод, что Павел I отнюдь не искал мира с Персией любой ценой и был готов к крупным военным акциям в случае покушения персов на Грузию, а, следовательно, и на российские государственные интересы в регионе.

Показательно, что при данном варианте развития событий взять командование над посылаемыми против персов войсками должен был сам ген.-лейт. К.Ф.Кнорринг, временно перепоручив командование на Кавказской линии генералу от кавалерии Обрескову (48).

Тем временем персидские военачальники рассылали фирманы в Азербайджан. Хою и прочие области с приказаниями собрать новые войска для "совокупного действия" против Грузии (49). Ген.-м. Лазарев сообщает командующему на линии, что к вторжению в Грузию готовятся восемь тысяч персов, однако с отрядами из Нахичевани, Хоя, Эрзерума, Тавриза, Маранда и Шуши количество "всей этой сволочи возрастет до 15 тысяч..." (50).

В самой же Грузии военные силы царя Георгия находились в плачевном состоянии: по описанию ген.-.м. Лазарева, в грузинских войсках было "на 10 человек два ружья, а прочие вооружены кизиловыми обожженными палками" (51).

Ситуация в Картли-Кахетинском царстве осложнялась и не утихающими династическими распрями. Так, один из братьев Георгия - Александр Ираклиевич, оставленный новым царем без удела, потребовал себе Казахскую провинцию, которая по грузинскому обычаю не могла принадлежать никому кроме самого царя. Получив отказ, Александр "откочевал" к турецкой границе, а оттуда тайно перебрался в персидский лагерь. В связи с этим, вдовствующая царица Дарья и ее остальные сыновья тоже начали искать покровительства персов и укрепились в своих притязаниях на верховную власть в Грузии. Для персов такое поведение части грузинской царской фамилии было очень выгодно хотя бы тем, что Фетх-Али-шах не мог называться шахом в полном смысле слова, если в день его коронации не будет присутствовать подвластный ему грузинский царь. (52).

Александр Ираклиевич впрямую обещал шаху помощь, имея в Грузии "сильную партию" и надеясь на поддержку всех недовольных Георгием XII, которых было немало (53).

Трудное внутреннее положение Картли-Кахетии нашло отражение в посланиях, исходивших от российского полномочного министра Коваленского. Так, он отмечал "поколебание Татар пограничных, движимых единоверием с персами" и "надеждою улучшить свой жребий... при перемене правления"; сообщал о перехваченной переписке Александра с персидским двором, не оставлявшей разночтений по вопросу о готовящемся персидском вторжении и участии в нем "партии Александра" (54).

Был разработан план широкой военной операции против Грузии, предлагавший, что "имеретинцы с войсками ахалцихского паши должны будут напасть на Карталинию, Омар-хан аварский - на Кахетию, а царевич Александр с отрядом персидских войск - на "казахов и татар" (тюркоязычное население, подвластное Георгию XII) - "самые лучшие провинции царские". В случае успеха, все эти отряды должны были следовать к Тифлису (55).

Приведенный план вторжения в Грузию свидетельствует, в частности, о том, что Турция все же не отказывала себе в праве на антигрузинские происки (хотя ахалцихский паша мог действовать и без согласования с султаном). Нельзя исключать вариант, что возможность подобных планов Турции была связана с тем, что во второй половине 1800 г. при сохранении "союзного оборонительного" договора Порты с Россией исчезает цель первоначальных совместных действий обеих держав - Франция, к миру с которой переходит Павел I (56).

Опасность для Грузии вновь представлял и Омар-хан аварский, который, по сообщению Лазарева, с 10 тысячами войска намерен был "сделать диверсию в Кахетии (57).

Такое положение дел заставляло Георгия XII просить о присылке ему дополнительных контингентов российских войск. Например, в письме к К.Ф.Кноррингу речь идет об "одном полку пехоты в скорости, дабы мог он поспешить к нам до нападения неприятельского..." (58), (письмо от 6 августа). Затем, в посланиях от 29 и 31 августа Георгий уже говорит о необходимости для обороны своей страны дополнительных 6000 российского войска, утверждая, что "...если же таковая просьба не будет исполнена, то не будет воспрепятствовано намерениям как внешних, так и внутренних наших неприятелей" (59). Просил войсковых российских подкреплений и П.И.Коваленский в письме к К.Ф.Кноррингу от 6 августа 1800 г. (60)..

Павел I отреагировал на обстоятельства в Грузии рескриптом от 12 августа 1800 г., по которому туда отправились новые войска (61) 24 августа К.Ф.Кнорринг уже сообщал Георгию XII, что "мушкетерский Гулякова полк вместе со следующими к нему четырьмя пушками и ста казаками... сего числа переправился в Моздоке на противный берег Терека и завтра выступает во владении В.В." (62).

Судя по времени, данные российские меры могли быть ответом на прошения Георгия от 6 августа о присылке "одного полка пехоты вскорости". Однако относительно отправления в Грузию 6000 войска российская сторона проявляла очевидную сдержанность.

Так, ген.-м. Лазарев сообщил К.Ф.Кноррингу 20 августа о ненадобности большого количества российских войск в Грузии в связи с тем, что Баба-хан отступил за Араке (63). Примерно в то же время Кнорринг просил Лазарева внушить Георгию XII, что ему следует позаботиться о формировании собственных войск, которых Грузия могла (по мнению весьма осведомленного Кнорринга) легко набрать и содержать в количестве до 5000 человек (64).

Между тем, К.Ф.Кнорринг доносил Павлу 1 17 октября 1800 г., что после смерти Георгия XII (который был тяжело болен) "неминуемо должно ожидать междоусобий между сыновьями и братьями царя" (65). На этот случай Павлом предписывалось, "чтобы войска наши тот час же оставили Тифлис и следовали на кавказскую линию" (рескрипт Кноррингу от 29 октября 1800 г.), (66).

Такие подходы российского правительства свидетельствуют, что оно не собиралось вмешиваться в чисто внутренние дела Грузии и по-прежнему предполагало действовать в рамках протектората 1783 г. Из этого следует, что Россия не стремилась, пользуясь удобным случаем, занять Грузию большим числом воинских частей и ликвидировать, таким образом, самостоятельность Картли-Кахетинского царства.

Если персидские войска на время отложили агрессию против Грузии (в свете принятых Россией мер), то Омар-хан аварский с некоторыми другими владетелями Дагестана продолжал реально угрожать Грузии. Еще 14 августа 1880 г. П.И.Коваленский сообщал К.Ф.Кноррингу, что "...Омар-хан Лезгинский по присоединению с Сухрай-ханом Казикумыкским, Мегмед-ханом Джегунтаем и с кадиями Акушинским и Андийским, намеривают учинить нападение на Грузию" (67). Надежды ген.-м. Лазарева, что Омар-хан, узнав об отступлении персидских войск, не осмелится впасть в границы Грузинские" (68), оказались беспочвенными.

Ситуация обострялась тем, что Омар-хан предоставил свое гостеприимство царевичу Александру, и, таким образом, пытался прикрыть традиционно грабительскую суть замышляемых им действий защитой "законных" интересов Александра Ираклиевича (69). Последний же, в свою очередь, хотел использовать силы дагестанских феодалов для борьбы за грузинский трон.

Как уже отмечалось во второй главе монографии, Омар-хан просил российского покровительства в августе 1800 г., чтобы поставить Кнорринга и Лазарева в затруднительное положение в случае планируемого им похода в Грузию. Однако расчет этот оправдался лишь частично. Российские войска совместно с грузинским ополчением 28 октября 1800 г. выступают в поход навстречу уже проникшим в Грузию войскам Омар-хана (70). И хотя реально командовавший объединенным российско-грузинским войском ген.-м. Лазарев приложил много дипломатических усилий, чтобы "мирными подвигами распорядиться так, чтобы не пострадало человечество и жизнь и общая безопасность", но когда выяснилось нежелание хана Аварии и его союзников дипломатического урегулирования, сражение стало неизбежным (71).

В битве 7 ноября 1800 г. на реке Иоре русско-грузинское войско одержало полную победу. Потери Омар-хана исчислялись 2000 убитыми и раненными. Ранен был и сам хан (72)..

Это была последняя военная операция, где грузинские войска действовали еще самостоятельно в плотном взаимодействии с русскими войсками (73). В сражении участвовала и "команда" гребенских казаков во главе с есаулом Татаринцевым, на которого, кстати, во многом легла ответственность за переговоры с неприятелем. Это свидетельствует о значительной компетентности казаков в знании обычаев и языка соседних горских народов (74).

В то время политика России в других областях Закавказья определялась во многом обращением ряда владетелей к Павлу I за российским покровительством в условиях российско-персидского противостояния.

Так, под покровительство России были приняты ширванский Мустафа-хан и шекинский Магомед-Хасан-хан (рескрипт от 12 августа 1800 г.). Однако притом российской Кавказской администрации предписывалось "не входить отнюдь в их междоусобия" (75). Примечательно, что столь определенное предписание было характерно для регламентации Павлом I деятельности российских властей и на Северном Кавказе, и в Закавказье (включая и Грузию - в плане перспективы вывода войск в случае династической смуты после смерти Георгия XII).

Принят был под покровительство и талышский Мир-Мустафа-хан (76). Пророссийской ориентации придерживались ханы ганджинский и нухинский (77).

Россия поддерживала отношения и с армянским населением региона. Так, 30 октября 1800 г. была отправлена высочайшая утвердительная грамота избранному армянским народом патриарху Иосифу и "всему армянскому народу" (78). В то же время, после разорения Карабаха Ага-Муххамед-ханом, некоторые тамошние армянские мелики искали подданства России, переселившись с подвластными им "народами" в Грузию (79).

Обращение закавказских владетелей с просьбами о российском покровительстве необходимо рассматривать в непосредственной связи с агрессивными происками против них Персии, во избежание которых и осуществлялись прошения к России.

Однако подобные отношения порой перемежались с конфликтами. Весной 1800 г. произошел инцидент с бакинским Гусейн-Кули-ханом (ранее просившим покровительства России). Он вынужден был дать "удовлетворение обиженным им русским купцам", и только после того, как по городу Баку "были открыты военные действия" с борта русского корабля "Кизляр" (80).

В ноябре 1800 г. дипломатические обстоятельства потребовали отзыва П.И.Коваленского из Тифлиса. Н.Дубровин трактовал это событие как случившееся ввиду недоразумений между Георгием XII и полномочным министром. Не отрицая данного фактора можно также заметить, что к декабрю 1800 года российско-грузинские отношения вступают в новую фазу, место которого полномочного министра (определенного статьями трактата 1783 г.) весьма не ясно. Так или иначе, Георгий XII теперь поддерживал связь с российским правительством через К.Ф.Кнорринга (81).

В конце ноября 1800 г. грузинское посольство, находящееся в Петербурге, представило Павлу 116 просительных пунктов, определяющих новые условия политических взаимоотношений Грузии и России. Сам российским император так понимал причины, побудившие грузинскую сторону к ним: "...Царь Грузинский Георгий Ираклиевич, видя угроженным царство свое, сколько внешними неприятелями, столь же, а может быть еще и больше от возникающих в собственной семье его междоусобий касательно наследства к престолу, поручил посольству своему, здесь находящемуся, изъявить нам желание видеть земли Грузинские в непосредственном нам подданстве" (82).

Согласно просительным пунктам, представленным 23 ноября 1800 г., грузинскими уполномоченными, грузинский царь, "добровольно повергая себя и царство подданству Всероссийской Империи" просил о присоединении Грузии к России. При этом правительство России должно было взять обязательство: "обеспечить" грузинского царя "полным содержанием" (включая пожалование деревнями в России), ввести в Грузию свои войска (опять здесь называется численность в 6000 солдат), возвести крепости и обеспечить внешнюю безопасность страны, установить "правильную" военную и гражданскую администрацию (83).

Кроме этого грузинская сторона просила "через находящегося начальника российских войск в Грузии дать знать Турецкому и Ахалцихскому паше, дабы он приудерживался в пропуске через владения Оттоманской Порты Лезгинов, в Грузинские границы и у себя оных Лезгинов не содержал" (84).

В ноте грузинского посольства отдельно оговаривалось положение о царстве и престолонаследии: Георгий XII просил, "чтобы при вручении царства его, был он оставлен, а по нем и наследники его на престол с титулом царей... и иметь им, царям, главное в своем царстве правление по тем законам, кои от Высочайшего двора даны быть имеют". Георгий просил также о выпуске в Грузии монет "со изображением знаков: на первой стороне вензеля Императорского с надписью Российскою, а на ругой герба Грузинского царства" (85).

Павел I одобрил "просительные пункты", в том числе и пункт, предусматривавший сохранение как такового грузинского престола и Георгия XII на нем (86)..

Приведенные "просительные пункты" наглядно свидетельствуют, что Георгий XII при всем желании "присоединения" к России хотел видеть будущее своей страны не таким, каково было положение остальных территорий Российской Империи. И то, что российская сторона большей частью идёт на удовлетворение "просьб" Грузии, говорит об особом взгляде императора Павла I на Картли-Кахетию в составе России.

Следует, однако, заметить, что Георгию XII было обещано оставить за ним права до смерти, после нее - утвердить сына его Давида в звании генерал-губернатора Грузии с титулом царя, а саму страну причислить к числу российских губерний под названием царства Грузинского (87).

Еще накануне официального заявления "просительных пунктов", знавший об общих настроениях грузинских послов Павел I, предписывал Кноррингу: "...представить... немедленное мнение... сколько из вверенных вам войск можно отделить для занятия Грузии и пребывания в оной, присоединя к войскам, там уже находящимся, не ослабляя кордона против царских народов" (рескрипт от 15 ноября 1800 г.) (88). Интересен факт, что в этом рескрипте Павел 1 повелевал Кноррингу в случае смерти Георгия XII не приступать до его соизволения к назначению преемника на грузинский престол в связи с грядущими изменениями статуса Грузии и принципов российско-грузинских отношений (89).

Однако российское правительство не стремилось использовать ноту грузинских послов в качестве предлога для скорейшего присоединения Грузии и занятия ее войсками. Грузинским послам заранее было сообщено, что Павел I примет Грузию в подданство России "не иначе, как тогда, когда один из посланных отправится обратно в Грузию, объявив там царю и народу о согласии русского императора, и когда грузины вторично заявят грамотою о своем желании вступить в подданство России" (90).

ноября 1800 г. грузинские полномочные князья Георгий Авалов и Елизар Палавандов, согласно данному условию, отправились в Грузию (91). Заранее зная об этой процедуре, Павел I еще в середине ноября давал Кноррингу инструкции по количеству войск, вводимых в Грузию в случае ее присоединения к России. В это же время российским правительством обсуждался вопрос о выгоде для России от присоединения к ней Грузии. К таким выгодам многие в правительстве относили следующее:

. Обеспечивалась Кавказская линия обузданием горских народов с двух сторон.

. По тогдашним сведениям о Грузии, присоединялась страна, обильная "произведениями природы".

. Расширялась российская, персидская индийская торговля.

. В случае разрыва с Турцией России, заняв Грузию, может быть ей столь же опасна со стороны Анатолии, сколько угрожает ей черноморскими флотами.

Многие из российских государственный деятелей считали, что присоединение Картли-Кахетии повлечет за собой и скорое присоединение Империи, и тогда выгоды увеличатся (92). Рассматривая приведенные доводы в пользу присоединения Картли-Кахетии к России, можно не согласиться с мнением А.В.Авксентьева и В.А.Шаповалова о том, что Грузия не входила в зону политических интересов России и принятие ее под протекторат и последующее присоединение к империи влекли за собой лишь материальные издержки и ухудшение отношений с Ираном и Турцией (93).

Из обозначенных аспектов "выгод" России от присоединения Картли-Кахетии особенное внимание следует обратить на первый. Его нужно трактовать шире, чем приводимая Н.Дубровиным позиция: "...представлялась возможность смирить их (неприязненных горцев) голодом" (94). В широком смысле присоединение Грузии делало Северный Кавказ внутренним, а не граничным районом империи. И если ранее "прилеглые" к Кавказской линии горские народы (исключая "закубанцев") были действительно "более вассалами, чем подданными", то подданными", то к России Грузии необходимо было вводить их в рамки российского управления, т.к. империя в перспективе не могла терпеть у себя "в тылу" вассалов, да еще и не всегда надежных.

Таким образом, присоединение Грузии к России неизбежно открывало перспективу к распространению на Северном Кавказе российских административных порядков.

Но если политические задачи России зависели от интересов военно-феодальных и торговых слоев растущей страны, то внешнеполитические задачи Грузии сводились к сохранению народа страны от агрессии Ирана и Турции и к прекращению разорительных набегов из Дагестана, которые приняли характер опасного "стихийного бедствия" (95).

Выполняя ранее данные Павлом 1 инструкции, К.Ф.Кнорринг назначил к отправлению в Грузию драгунский Портнягина полк, гренадерский Тучкова и свой мушкетерский полк с полковой артиллерией и 4-мя орудийными батареями артиллерии 5-го артиллерийского полка. Таким образом, эти войска вместе с уже находящимися в Грузии должны были составить отряд из 8 батальонов пехоты, 10 эскадронов кавалерии, 4-х орудийных батарей, 15 орудий полковой Артиллерии и сотни казаков (96).

Однако назначенные к отправлению российские части могли войти в Грузии не ранее, чем когда "грузинские полномочные, отправленные в отечество для довершения с царем дела присоединения, могут возвратиться в Петербург с благодарственною грамотою". Так как это ожидалось не раньше февраля, Кнорринг мог "вступить в Грузию для занятия оной войсками" лишь в апреле 1801 г. (97). Эти предписания, данные Кноррингу графом Растопчиным в письме от 26 ноября 1800 г., содержали прямое указание: "...весьма нужно, чтобы до того времени вещи в этой земле оставались в первобытном их положении" (98).

В конце ноября 1800 г. К.Ф.Кнорринг получает рескрипт Павла I от 15 ноября, предписывающий до "высочайшего соизволения" не назначать преемника на царство Грузинское в случае смерти Григория XII (99). Кнорринг, II свою очередь, предписывает это ген.-м. Лазареву, находящемуся в Тифлисе (100).

Если Павел I отдал данное распоряжение накануне "просительных пунктов" грузинского посольства, в преддверии изменений в принципах российско-грузинских взаимоотношений, то теперь, по прошествии всего нескольких недель, оно приобретало иной смысл в связи с конкретизирующимися планами устройства Грузии после ее присоединения к России.

В это время подтверждались предположения, что в случае смерти Георгия XII в стране начнутся "междоусобия". Так, был распущен слух о смерти грузинского царя, и сыновья вдовы Ираклия II Дарии, собравшись в Гори, выпустили воззвание к грузинскому народу, чтобы его представители явились туда и присягали царевичу Юлону (101). Со своей стороны, царевич Давид поставил за Мцхетом пикет, который останавливал всех проезжающих грузин и отбирал у них письма-воззвания братьев-царевичей. Давид даже попытался объявить себя царем, прибегнув к помощи кахетинцев (102).

Такой ход событий вынудил ген-м. Лазарева поставить вопрос о движении своего полка в Гори, после чего сыновья Дарьи удалились в Империю (103).

Пагубные перспективы грядущих усобиц понимал и смертельно больной

Георгий XII, писавший накануне своей кончины императору Павлу I, что Грузия, так или иначе, должна покончить свое самостоятельное политическое существование" и что "грузинский народ желает теперь же вступить единожды и навсегда в подданство Российской империи с призванием, Всероссийского императора за своего природного государя и самодержца" (104).

Предвидя реальность крупных междоусобиц и вероятность в этом случае агрессивных действий внешних сил, Павел I предписывает 22 декабря 1800 г. Манифест о присоединении Грузии к России, не ожидая уже возвращения в Петербург грузинских послов. Манифест был отправлен Кноррингу, с приказанием опубликовать его сразу после смерти Георгия XII. Если же Георгий останется в живых до прибытия грузинских послов в Петербург, то Кнорринг должен был о публикации манифеста и о дальнейших постановлениях ожидать приказаний российского правительства (105).

Царь Георгий II скончался 28 декабря 1800 г., но К.Ф.Кнорринг, еще не получив соответствующий манифест, крайне опасался развязывания братоубийственной войны. По распоряжению ген.-м. Лазарева царство оставалось без гражданского правителя до получения из России новых указаний (33. С. 87). В то же время, сразу после кончины Георгия, Кнорринг возвестил жителям Грузии "высочайшую волю" о том, что без императорского соизволения невозможно приступать к назначению преемника скончавшемуся царю (106).

Феодальная знать Восточной Грузии придерживалась по вопросу о присоединении Картли-Кахетии к России в основном двух точек зрения (по мнению А.И.Брегвадзе) (107). Внутри первой из них, представители которой стояли за протекторат России при сохранении Грузинского царства выделяются два направления.

. Сторонники царевича Давида, согласные на присоединение при условии сохранения престола Картли-Кахетии за Давидом.

. Сторонники царицы Дареджан (Дирьи) с ее сыновьями, требовавшие соблюдения Георгиевского трактата о покровительстве Восточной Грузии со стороны России при условии ее невмешательства во внутренние дела Картли-Кахетии.

В данном случае к представителям второго взгляда на присоединение к России А.И.Брегвадзе относит тех. кто требовал включения Восточной Грузии в состав России в качестве ее губернии (109).

Схожее мнение имел и Н.Дубровин. Он писал: "Князья и дворяне разделились на две партии. Одна партия с нетерпением ожидала введения русского управления, другая, напротив, желала сохранить своего царя, который, находясь под полной зависимостью России, управлял бы Грузией по собственным ее законам и обычаям" (110).

Однако, внутри той группировки грузинской знати, которая у А.И.Брегвадзе проходит под "первым номером", а у Н.Ф.Дубровина - под вторым, были различия во взглядах весьма существенные. К тому же "партия" царицы Дарьи и ее сыновей не вписывалась в признание "полной зависимости" (как у Н.Ф.Дубровина).

Учитывая все это, представляется более правильным выделение не двух, а трех позиций в верхах по вопросу о присоединении страны к России. В данном смысле сторонников Давида и сторонников Дарьи следует все же относить к разным направлениям, хотя и руководствовавшимся, прежде всего своекорыстными властолюбивыми целями. Но, так или иначе, обе эти группировки, выступавшие за сохранение грузинского престола как такового, активно боролись за власть, пытаясь использовать в этом и обращения к России. Так, царевичи Вахтанг и Мириан склонили имеретинского царя Соломона I написать императору Павлу письмо и просить его о возведении на грузинский трон царевича Юлона (111).

Из приведенных фактов вытекает, что в конце декабря 1800 г. в российско-грузинских взаимоотношениях, связанных с присоединением Картли-Кахетии к России при сохранении общей тенденции с российской стороны, появилась и некоторая неопределенность, порожденная особенностями внутреннего положения Картли-Кахетии в канун и сразу же после смерти Георгия XII. Н.Ф.Дубровин вообще полагал, что "смерть Георгия уничтожила на некоторое время все предположения нашего правительства в вопросе о присоединении Грузии к России" (112)..

В любом случае, прояснение ситуации наступит лишь в 1801 г.

§ 2. Мероприятия по присоединению Картли-Кахетинского царства к России и их влияние на общую обстановку в Закавказье

Послы Палавандов и Авалов 8 января 1801 г. прибыли в Тифлис. Однако обстановки в Грузии была такова, что петербургские власти пришли к убеждению в безотлагательности обнародования манифеста о присоединении Грузии. Манифест был обнародован в Петербурге 18 января 1801 г. (113).

Такой шаг выводит К.Ф.Кнорринга из затруднительного положения: видя решительность столицы, он препровождает в январе 1801 г. в Грузию "под командою полковника Симоновича один батальон Кавказского гренадерского полка", а вскоре за тем "другой батальон того же полка, с ген.-м. Тучковым 2-м; Тифлисский мушкетерский полк, с ген.-м. Леонтьевым и Донской казачий полк" (114).

После обнародования манифеста о присоединении Грузии, в Петербурге Павел 1 продолжал ждать прибытия ко двору грузинских "посланников или депутатов от народа Грузинского", которых намерен был привести к присяге на торжественной аудиенции в своем присутствии. В то же время император предписывал К.Ф.Кноррингу как можно скорее "сделать известным Манифест", чтобы "настоящая тишина сего царства от внутренних раздоров и внешних на него соседов покушений предохраняема была" (Рескрипт от 18 января 1801 г.) (115).

После этого царевич Давид, дав грузинским полномочным наименование послов, отправил обратно в Петербург князей Авалова и Палавандова с двумя благодарственными грамотами: одной от себя и за подписью вельмож, другой от лица грузинского народа. К послам присоединились многие грузинские князья (в качестве депутатов от грузинского народа) (116).

В январе 1801 г. в Петербурге активно разрабатывались вопросы будущего устройства присоединяемой Грузии. Этому, в частности, был посвящен и собственноручный рескрипт Павла I К.Ф.Кноррингу от 20 января 1801 г., где император писал: "...Я хочу, чтобы Грузия... была губерния и тож тотчас поставьте ее в сношении с Сенатом, а по духовной части с Синодом, не трогая их привилегий. Губернатор пусть будет кто-либо из царской крови, но под вами и будет шеф Гусарского тамошнего нового полка..." (117).

Показательно, что подобный взгляд сохраняется у императора Павла до последних дней жизни. Так, 5 марта 1801 г. оставшемуся в Петербурге князю Чавчавадзе будет объявлено, что "император назначит старшего из всех чинов царского дома правителем Грузии, под наименованием наместника или царя, при... условии, что он будет иметь при себе постоянно ...одного из вельмож великороссийских" (118). Совершенно очевидно, что более "мягкая" терминология власти не меняет планов по существу.

В данном смысле, упразднение грузинского престола и лишение династии Багратидов власти предусматривалось правительством Павла I не в том виде, как это будет впоследствии осуществляться Александром I.

Хотя Павел I повелел Кноррингу как можно скорее обнародовать манифест в Грузии (рескрипт от 20 января 1801 г.), приведение к присяге грузинского народа предполагалось проводить только после присяги грузинских послов в Петербурге (119).

Продолжая давать инструкции Кноррингу по действиям Грузии, Павел I обращал постоянное внимание и на задачи общерегионального масштаба. Так, в рескрипте от 23 января 1801 г. он писал командующему кавказской линией: "не ищите иных приобретений делать, как те, которыми добровольно будут искать моего покровительства: лучше искать союзников интересованных в союзе, нежели подданных ненадежных; левая ваша сторона (т.е. территория Центрального и Северо-Восточного Кавказа) обеспечена таковыми, не наводите туркам страха, тогда и правая сторона будет надежна" (120). Здесь же Павел предписывал Кноррингу "интересовать" армян "к сближению для торгу и торгом, дабы канал иметь через них и далее", соблюдать их привилегии, но установить "наш порядок". Обратив внимание Кнорринга на разведку природных бегств Армении, Павел указывал: "займитесь теперь не завоеванием, но приобщением добровольным соглашением Армении" (121).

Приведенный документ выглядит во многом общей инструкцией Кноррингу по тем методам, которыми должен был он действовать после присоединения Грузии к России. В этом плане данный рескрипт дополняет предыдущие «программные» распоряжения павловского правительства по Кавказу, сохраняя их тональность и направленность. Особого внимания здесь заслуживает следующее: объективно присоединение Грузии диктовало перспективу распространения среди северокавказских народов российского администрирования и изживания их фактически вассального положения (что в реальности и будет частично происходить в царствование Александра I и в последующие времена), Павел 1 же предписывает К.Ф.Кноррингу в будущем соблюдать ту систему отношений с горцами, которая существовала ранее. Таким образом, можно предположить, что Павел замышлял сохранение вассального статуса северокавказских народов на длительную перспективу, согласуясь с собственными проектами федерализации Кавказа.

Император Павел был также заинтересован в привлечении на свою сторону тех сил в Грузии, которые мешали присоединению ее к России. Так, он был готов просить царевича Александра Ираклиевича и оказать ему соответствующие его положению почести; хотел видеть у себя при дворе всех царевичей, братьев и детей покойного Георгий XII (122). Следует отметить, правда, что павловские желания в примирении противодействующих сторон и царевичей не отражали реалий ситуации в Грузии. Противоречия между царевичем Давидом и его дядями-царевичами усиливались. Кроме всего прочего, в это время Давид пытался забрать управление в свои руки, не дожидаясь разрешения из Петербурга. Он издавал обращение к народу, где говорилось, что он торжественно принимает управление наследственным престолом грузинским, прощает виновных, а за новые преступления будет судить по русским законам (123).

Давид писал народу, что ему "высочайше повелено торжественно приблизиться к трону Грузии, по наследству в звании правителя оной", а затем отправил письмо к К.Ф.Кноррингу с выехавшими из Тифлиса послами, в котором просил ускорить их отправление в Петербург, "для приобретения - как говорил он "мне и царству моему милостей русского императора" (124).

Ген.-м. Лазарев не считал возможным препятствовать подобным шагам Давида, так как император Павел I, граф Растопчин и К.Ф.Кнорринг обращались к царевичу как к первенствующему лицу в Грузии (125). В то же время царевичи Юлона, Парноаз и Александр с преданными им "партиями" не прекращали своей борьбы. Продолжались и интриги со стороны вдовствующей царицы Дарьи: она по-прежнему прилагала все возможности, чтобы склонить российскую сторону к возведению на престол Юлона (126).

Давиду же удалось восстановить против своих конкурентов-царевичей Юлона и Парнаоза ксанских князей Эристави, которым он возвратил их бывшие владения, отнятые у них царем Ираклием II. Этот шаг Давида лишил царевичей Юлона и Парнаоза их удельных имений, после чего они со своими приверженцами бежали в Империю к царю Соломону II. Вскоре туда же из Карабахского царства прибыл и царевич Александр (127).

В январе 1801 года К.Ф.Кноррингу поступили от находившегося в Тифлисе ген.м. Лазарева подробные сведения о Грузии для разработки нового административного устройства (128). Одновременно с этим К.Ф.Кноррингу предписывалось из Петербурга ожидать приезда в Грузию князя Чавчавадзе и тайного советника Лашкарева для совместного установления нового правления, по примеру существующего в России (129).

-17 февраля 1801 г. высочайший манифест о присоединении Грузии и России был обнародован в Тифлисе, повсеместно в Грузинских и Армянских церквах (130). Манифест зачитывался на русском, грузинском, армянском и "татарском" "диалектах" (131). По этому случаю Тифлис "был иллюминирован, и лавки по азиатскому обычаю украшены и все жители... приносили благодарения за излияние на них столь великих милостей и с радостию восклицали, что они теперь уже россияне» (132).

Уже после обнародования манифеста в Грузии Павел I повелел К.Ф.Кноррингу "...вслед за посланниками Князьями Аваловым и Палавандовым" отправить в Петербург кого-либо из царевичей, "также из знатнейших Грузии, дабы явно было свету, что точно Грузии есть общий произвол быть в Моем подданстве, а не то, чтобы покорство их происходило бы от желания 2-х или 3-х". Здесь же Павел I требовал представить список "знатнейших в Грузии и усердствовавших более к Моей особе и более желавших быть у меня в подданстве" для награждений и пожалований "достоинствами графов и баронов". Других Павел намеревался "принять к себе в камергеры" (133).

Вследствие этого императорского предписания, К.Ф.Кнорринг препровождает в Петербург царевичей Иоанна, Баграта и Михаила Георгиевичей с тестем покойного царя Георгия - сардаром князем Георгием Цициановым и иными знатными лицами (134).

Подобные шаги Павла I свидетельствуют, что он, несмотря на уже запущенный "механизм" присоединения Грузии к России, стремился вновь получить подтверждение и доказательства правильности и законности данного процесса от грузинской стороны.

Приведенные факты и распоряжения российского правительства позволяют не согласиться с мнением, что "русское правительство видело критическое положение, создавшееся в Картли-Кахетии, и выжидало подходящего момента для полного его упразднения", что "царизм лишил Грузию независимой государственной жизни, навязав ей свой политический чуждый режим" (135). Подобный взгляд на события присоединения Грузии к России, нашедший отражение (как видно из приведенного высказывания) в учебной литературе, относится ко времени, когда отечественная историческая наука еще могла находиться на позиции оценки присоединения Кавказа к России как "наименьшего зла" для кавказских народов. Однако на современном этапе, в связи с новыми геополитическими реалиями и новой политической конъюнктурой, такие суждения и оценки лишь многократно обостряются в контексте безудержной суверенизации некоторых из бывших республик СССР и поисков "исторических обоснований" этого.

После обнародования манифеста обстановка в Грузии временно несколько стабилизировалась. Однако противоборствующие силы (царевич Давид и его дяди-царевичи) все же не оставляли борьбы за власть, что покажут события совсем недалекого от времени оглашения манифеста будущего. В этой связи можно согласиться с А.И.Брегвадзе в том, что Давид стремился, несмотря на присоединение Грузии к России, сохранить грузинский престол, а более всего утвердить собственную власть (136). Действительно, уже после 17 февраля 1801 г. Давид стал по своему произволу "вершить" политику по отношению к ряду грузинских феодалов, что обрекало страну на новые междоусобия и терзания (137).

Тем временем в Петербурге осуществлялись конкретные меры по оформлению статуса Грузии в составе России. По указу сената 6 марта 1801г. Картли-Кахетия преобразовалась в Грузинскую губернию. Н.Дубровин считает этот факт решающим (138). . Однако к этому моменту еще не были соблюдены все запланированные Павлом I мероприятия (пусть и формального характера) по приведению Грузии в российское подданство, потому процедура присоединения в том виде, как ее замышлял император, еще не была завершена.

Тем не менее, Россией уже определялось новое административное деление Картли-Кахетии как губернии. Река Иора разделяла ее на Карталинскую и Кахетинскую провинции. В Карталинии губернским городом был назначен Тифлис, в Кахетии - город Телав. Всей губернией должен управлять генерал-губернатор, а каждой провинцией - вице-губернатор. Главным "присутственным местом" было назначено губернское правление, которому подчинились и другие органы исполнительной власти, организованные по российскому образцу (139). Вместе с тем, предписывалось дать грузинам право самим выбирать судей, гражданских и духовных правителей (140). В отношении духовного управления в Грузии предполагалось учредить две епархии: тифлисско-карталинскую и телаво-кахетинскую (141).

Сам император в это время продолжал ожидать прибытия грузинских послов и желал, как можно более расположить их. Он приказал сделать для себя древнее одеяние грузинских царей, не исключая его непременной принадлежности, греческого саппоса, подавшего повод к толкам и догадкам о сходстве этой одежды с архиерейским облачением (142).

Однако на пути полной реализации манифеста о присоединении Грузии неожиданно возникли новые трудности: не стало лиц, "вокруг которых" разрабатывали манифест: кроме смерти Георгия XII, появилось еще одно препятствие - 11 марта 1801 г. в Петербурге был убит сам император Павел I (143).

В связи с этим, мероприятия по приведению к присяге грузинских посланников, а затем и населения Грузии оказались неисполненными.

По восшествии на престол Александра I усиливается династическая борьба в Грузии. Так, у Давида сохраняется тенденция "царения" в Картли-Кахетии. В поданной в начале апреля 1801 г. ноте Государственному Совету, где говорилось о желании всех сословий Восточной Грузии вступить в подданство России, подчеркивалось требование утвердить на престоле Картли-Кахетии царевича Давида и его наследников (144). Одновременно с этим царица Дарья отправила письмо в Петербург с прошением утвердить на грузинском престоле царевича Юлона "по старшинству рода" (145).

Таким образом, в Грузии на повестку дня вновь становились династические распри, причем каждая из сторон их участников, пользуясь спокойной внешнеполитической обстановкой, обеспеченной присутствием России, подвергала скрытой ревизии павловского манифеста и последовавших за ним распоряжений, а с другой стороны, пыталась использовать в своих интересах перемену на российском престоле.

Этим, в частности, и были вызваны довольно длительные размышления Александра I и его правительства о судьбе Грузии. В данном контексте то, что по александровскому манифесту 12 (24) сентября 1801 г. династия Багратидов полностью лишилась власти в Грузии (даже в качестве генерал-губернатора с титулом царя, как предполагал Павел I), что правителем губернии стал Коваленский, а главнокомандующим российскими войсками - ген.лейт. К.Ф.Кнорринг, что вскоре вся полнота военной и гражданской власти перейдет к Цицианову (146) - все это свидетельствует: Александр I считал сохранение обещанных Павлом I привилегий фактором внутренней нестабильности и непрекращающейся династической борьбы в Грузии.

Так как Павлу I не суждено было довести до полного логического завершения планированный комплекс мероприятий по присоединению Грузии к России, трудно подтвердить или опровергнуть правильность его позиции. Ясно, однако, одно: павловские принципы государственного устройства присоединяемой Грузии заметно отличались от последующих распоряжений его преемника на российском престоле. И в этой связи предписания Павла I вполне соотносимы с его общими принципами кавказской политики и некоторыми положениями деятельности на других "иноэтничных" окраинах империи.

Любопытно, что В.А.Потто трактовал александровский манифест от 12 сентября 1801 г. как подтверждение принятия Грузии в российское подданство (147). Подобная точка зрения обращает на себя внимание еще и потому, что в целом ряде научных трудов присоединение Картли-Кахетии к России связывается большей частью именно с манифестом Александра I. Реально же вся подготовительная работа была проведена при Павле I; тогда же было принято и принципиальное решение. То же, что на все мероприятия по присоединению удалось осуществить - во многом результат желаний императора Павла соблюсти им же разработанную "политическую процедуру" принятия в подданство, чему помешала его смерть.

Следовательно, декларированные Павлом I принципы государственного устройства Грузии остались неосуществленными, а значит - был не апробирован один из вариантов последующих взаимоотношений Российской империи с присоединяемыми к ней народами.

Примечание:

кавказский политика грузия россия

1.Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. - Т. 3., СПб., 1886., С. 244.

2.Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. - Ч. 2 - СПб., 1869., С. 242.

.Дубровин Н.Ф., Указ. соч., С. 244.

.Акты Кавказской археографической комиссии (далее АКАК). - Тифлис. 1866. - Т. 1. - ч. II., С. 93-95.

.АКАК, С. 96.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. Вторая половина XVIII - 80-е годы XIX в. - М.: МГУ, 1984., С. 98.

.АКАК, Т. 1., С. 94.

.там же, С. 94.

.там же, С. 94.

.там же, С. 95.

.там же, С. 95.

.там же, С. 96.

.там же, С. 96.

.там же, С. 96.

.там же, С. 96.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 245.

.Там же, С. 244.

.Дубровин Н.Ф. Георгий XII, последний царь Грузии и присоединения ея к России. - СПб., 1867., С. 72.

.там же, С. 72-73.

.там же, С. 74-75.

.там же, С. 76.

.там же, С. 76.

.Блиев М.М. Русско-осетинские отношения (40-е г.г. XVIII - 50-е г.г. XIX в.). - Орджоникидзе: Ир., 1970., С. 272.

.Бутков П.Г. Указ. соч., ч. 2., С. 316.

.там же, С. 316.

.Блиев М.М. Указ. соч., С. 272.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 250.

.там же, С. 251.

.там же, С. 251.

.там же, С. 246-247.

.Бутков П.Г. Указ. соч., ч. 2., С. 256.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 256.

.там же, С. 256.

.Дубровин Н.Ф. Георгий XII ……, С. 86-90; см. также

Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 259.

35.АКАК, С. 101.

36.АКАК, С. 101; см. также

Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 359-361.

37. Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 259.

38.АКАК, С. 103.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 259-260.

.там же, С. 259.

.Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа в грузинско-русских политических взаимоотношениях XVI-XVIII веков. - Тбилиси: Мецниереба, 1974., С. 91.

.Бутков П.Г. Указ. соч., ч. 3., С. 316.

.там же, С. 316-317; см. также

Потто В.А. Кавказская война. От древнейших времен до Ермолова. - Т. 1. - Ставрополь: Кавказский край, 1994., С. 291-292.

45.АКАК, Т. 1., С. 105.

46.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев М.М. Указ. соч., С. 99.

.АКАК, С. 106.

.АКАК, С. 106; см. также

БутковП.Г. Указ. соч., - Ч. 3., С. 321.

49.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 306.

50.АКАК, С. 127-128.

.Дубровин Н.Ф. История войны……, С. 306.

.Потто В.А. Указ. соч., С. 313.

.Дубровин Н.Ф. История войны……, С. 313.

.АКАК, С. 111, 127.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 313.

.Павленко Н.И., Кобрин В.Б., Федоров В.А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. (Под ред. Н.И. Павленко.) - М.: Просвещение, 1989., С. 355.

.АКАК, С. 128.

.АКАК, С. 129.

.там же, С. 145-146.

.там же, С. 130.

.там же, С. 134.

.там же, С. 141.

.там же, С. 139.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 314.

.АКАК, С. 144.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 318.

.АКАК, С. 136.

.там же, С. 139.

.там же, С. 166-168.

.там же, С. 159, 163-164.

.там же, С. 165, 167-168.

.Дубровин Н.Ф. Георгий XII ……, С. 149-150.

.Джордзадзе И.И. История военного искусства Грузии. - Тбилиси: Мецниереба, 1989., С. 196.

.Виноградов Б.В. Участие гребенских казаков в битве на реке Иоре 7 ноября 1800 г. // Истоки традиции русско-северокавказского боевого содружества в дореволюционном прошлом. - Грозный, 1990., С. 31-32.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 328.

.там же, С. 328.

.АКАК, С. 183.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 324.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 310.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 316, 318.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 318.

.АКАК, С. 177.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. соч., С. 99; см. также

АКАК, С. 179-180.

84.АКАК, С. 181.

85.там же, С. 180.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. соч., С. 99.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 338.

.АКАК, С. 177-178.

.там же, . 178.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 337-338.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3, С. 328.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 336-337.

.Авксентьев А.В. Шаповалов В.А. Этносоциальные проблемы России. - Ставрополь: Ставропольское кн. Изд-во, 1994., С. 26.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 337.

.Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа во внешней политике Грузии XV-XVIII в.в. - Тбилиси, 1990., С. 283-284.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 340.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 328.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 339-340.

.АКАК, С. 178.

.там же, С. 182.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 340.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 340; см. также

Фадеев А.В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. - М.: Изд-во АН СССР, 1960., С. 97.

103.Дубровин Н.Ф. Георгий XII ……, С. 189-190.

104.Потто В.А. Указ. соч., С. 294-295.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 342-343.

.Брегвадзе А.И. Славная страница истории. - М., 1983., С. 87.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 330.

.Брегвадзе А.А. Указ. соч., С. 87-88.

. там же, С. 87-88.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 353.

.там же, с. 355.

.там же, С. 355.

.там же, С. 355.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 332.

.АКАК, С. 413.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 332-333.

.АКАК, С. 413.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 334.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 334.

.АКАК, С. 414.

.там же, С. 414.

.там же, с. 414.

.там же, с. 297.

.Дубровин Н.Ф. Георгий XII ……, С. 182.

.там же, С. 182.

.там же, с. 183.

.Брегвадзе А.И. Указ. соч., С. 89-90.

.АКАК, С. 414.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 335.

.там же, С. 336.

.АКАК, С. 416.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. соч., С. 100.

.АКАК, С. 417.

.Бутков П.Г. Указ. соч., Ч. 3., С. 336.

.История Грузии (учебник для VIII-X классов средней школы). Тбилиси: Цодна, 1960., С. 181.

.Брегвадзе А.И. Указ. соч., С. 97-98.

.Дубровин Н.Ф. Георгий XII ……, С. 196-197.

.там же, С. 199.

.там же, С. 200.

.Дубровин Н.Ф. История войны ……, С. 335.

.Дубровин Н.Ф. Георгий XII ……, С. 200.

.Потто В.А. Указ. соч., С. 296.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Указ. соч., С. 100.

.Брегвадзе А.И. Указ. соч., С. 91-92.

.Дубровин Н.Ф. Георгий XII ….., С. 206-207.

.История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.). - М.: Наука, 1988., С. 21.

.Потто В.А. Указ. соч., С. 296.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Важным компонентом кавказской политики Павла 1 являлась деятельность в Восточной Грузии (Картли-Кахетинском царстве). После неудачной попытки найти место Картли-Кахетии в составе замышляемой федерации владетелей Кавказа павловское правительство берет курс на присоединение Грузии (после "промежуточного" этапа возобновления реального действия статей Георгиевского трактата 1783 года).

Анализ документальных источников позволяет утверждать, что у России не было намерения использовать тяжесть внешнего и внутреннего положения Грузии для осуществления мер по ее присоединению к себе. Обращает на себя внимание тот факт, что инициатива присоединения к себе исходила от грузинской стороны, что до знаменитых 16 "просительных пунктов" грузинского посольства павловское правительство четко проводило курс на невмешательство во внутренние дела Картли-Кахетинского царства, не стремилось наращивать там российское военное присутствие, пытаясь стимулировать создание боеспособной грузинской армии.

Вместе с тем необходимо признать, что добровольное в основе своей присоединение Грузии к России не могло одинаково устроить все группировки грузинской знати. Хотя Павел 1 предполагал предоставление присоединяемой Грузии ряда значительных привилегий (в том числе - назначение правителем грузинской губернией "старшего" из дома Багратидов), Георгий XII, а после его смерти царевич Давид, желали сохранения как такового института царения в присоединенной Картли-Кахетии. Таким образом, они (в особенности царевич Давид) стремились и в полном объеме обеспечить присоединением к России внешнюю безопасность страны и в максимально возможном объеме сохранить свои властные права.

С другой стороны, противники Георгия XII и царевича Давид, вдовствующая царица Дарья и ее сыновья-царевичи в своей борьбе за грузинский престол выступали практически против присоединения страны к России, за продолжение действий статей Георгиевского трактата 1783 г.

В данной связи можно вспомнить мысль К.Маркса о том, что покровительство России над целым рядом государств и территорий, как правило, заканчивалось территориальными приобретениями империи. Заметим сразу, что покровительство западноевропейских держав над рядом государств и народов имело, как правило, те же последствия, да еще и со вполне определенным колониальным колоритом. Касаясь же Восточной Грузии, можно утверждать, что к 1801 году Георгиевский трактат уже изжил себя, так как его условия объективно не могли обеспечить стабильного внешнего положения Картли-Кахетии и гарантировать внутреннее спокойствие страны, отягощенное династическими междоусобицами и набегами дагестанских феодалов.

Историческая объективность требует признать, что в создавшейся обстановке присоединение Картли-Кахетии к России явилось единственным путем спасения грузинского народа от господства отсталых и агрессивных Ирана и Турции, от физического вырождения. Л.Н. Гумилев так видел демографические последствия присоединения Грузии: "...в 1800 году насчитывалось 800 тысяч грузин, в 1900 их было 4 миллиона. Дело в том, что кавказские горцы, турки и персы постоянно совершали набеги на Грузию, уводили молодежь, юношей кастрировали и употребляли для разной канцелярской работы, а девушек увозили в гаремы.

Таким образом, присоединение восточной Грузии, подавляющее большинство мероприятий которого было осуществлено в царствование императора Павла 1, не носило со стороны России характера завоевания или дипломатического принуждения и отвечало жизненно важным интересам грузинского народа.

Можно констатировать, что присоединяемую Грузию российское правительство рассчитывало использовать как плацдарм для расширения политического влияния империи в Закавказье. Однако и в данном процессе Павлом 1 предписывались осторожность и добровольность.

Объективно присоединение Грузии явилось важнейшей предпосылкой для широкого распространения российских административных порядков на Северном Кавказе. Но в свете павловской идеи "федерализации" Кавказа были возможны и другие варианты развития событий в регионе, по крайней мере, в распоряжениях императора не прослеживается курс на насаждение среди горцев Северного Кавказа российского администрирования.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Опубликованные источники

1.Акты Кавказской археологической комиссии (АКАК). - Тифлис, 1866. - Т. 1. -Ч. II.

2.Документы по взаимоотношениям Грузии с Северным Кавказом и XVIII в. // Сост. Гамрекели В.П. - Тбилиси: Мецниереба, 1968.

Архивные источники

Государственный архив Краснодарского края (ГАКК)

3.Ф. 249. Канцелярия наказного Атамана Кубанского казачьего войска. Оп. 1. Д. 365, 373.

ЛИТЕРАТУРА:

4.Авксентьев А.В., Шаповалов В.А. Этносоциальные проблемы России. -Ставрополь: Ставропольское кн. изд-во, 1994.

5.Берулава Г.Г. У истоков русского грузиноведения (XVIII в.). - Тбилиси, 1989.

.Блиев М.М. Русско-осетинские отношения (40-е гг. XVIII - 50-е гг. XIX в.). -Орджоникидзе: Ир, 1970.

.Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказская война. -М., 1994.

.Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа в грузинско-русских политических взаимоотношениях XVI-XVIII веков. -Тбилиси: Мецниереба, 1974.

.Боцвадзе Т.Д. Народы Северного Кавказа во внешней политике Грузии XV-XVIII вв. -Тбилиси, 1990 (на груз, языке).

.Брегвадзе А.И. Славная страница истории. -М., 1983.

.Броневский С.Б. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, собранные и пополненные С.Броневским. -Т. 2. -М., 1823.

.Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. -Ч. 2.-СПб., 1869.

.Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 год. -Ч. 3.-СПб., 1869.

.Виноградов Б.В. Кавказская политика Павла 1: мнения и оценки // Вопросы северокавказской истории. Вып. 3. -Армавир, 1998. -С. 46-57.

.Виноградов Б.В. Участие гребенских казаков в битве на реке Иоре 7 ноября 1800 г. // Истоки традиции русско-северокавказского боевого содружества в дореволюционном прошлом. -Грозный, 1990. -С. 31-32.

.Виноградов Б.В. Некоторые аспекты кавказской политики Павла 1 // Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции в г. Краснодаре 16-18 мая 1994 г. -Краснодар, 1995. -С. 181-188.

.Виноградов Б.В. Горские набеги в контексте российско-кавказских взаимоотношений периода правления Павла I // Вопросы северокавказской истории (сборник научных статей аспирантов и соискателей). Вып. 1. -Армавир, 1996.-С. 27-33.

.Виноградов Б.В. Некоторые аспекты распространения православия на Северном Кавказе в XVIII в. // Кубанское казачество: три века исторического пути. - Краснодар, 1996. -С. 47-50.

.Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. Москва; Пятигорск, 1992.

.200 лет великой дружбы. Георгиевский трактат. - Тбилиси: Мецниереба, 1982.

.Джорджадзе И.И. История военного искусства Грузии. - Тбилиси: Мецниереба, 1989.

.Дубровин Н.Ф. Георгий XII, последний царь Грузии и присоединение ея к России. - СПб., 1867.

.Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. - Т. 3. - СПб., 1886.

.Екатеринодар-Краснодар (1793-1993). -Краснодар, 1993.

.Жигарев С. Русская политика в восточном вопросе. - М., 1896.

.История Грузии (учебник для VIII-Х классов средней школы). - Тбилиси: Цодна, 1960.

.История дипломатии. -Т. 1. -М.: ОГИЗ, 1941.

.История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. - М.: Наука, 1988.

.История народов Северного Кавказа (конец XVIII в. - 1917 г.). - М.: Наука, 1988.

.История Кабардино-Балкарской АССР. - Т. 1. -М.: Наука, 1967.

.История Северо-Осетинской АССР с древнейших времен до наших дней. - Т. 1. -Орджоникидзе: Ир, 1987.

.История СССР с древнейших времен до 1861 г. - М.: Просвещение, 1983.

.История СССР с древнейших времен до конца XVIII в. - М.: Высшая школа, 1983.

.Итоги и задачи изучения внешней политики России. Советская историография. - М.: Наука, 1981.

.Капандадзе П.П. Участие грузин в культурной и общественной жизни России. - Тбилиси: Мецниереба, 1979.

.Керсновский А.А. История русской армии. - Т. 1. -М.: Голос, 1992.

.Кессельбреннер Г.Л. Хроника одной дипломатической карьеры. - М.: Наука, 1988.

.Киняпина Н.С. Внешняя политика России в первой половине XIX в. - М.: Высшая школа, 1963.

.Киняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. Вторая половина XVIII - 80-е годы XIX в. -ML: МГУ, 1984.

.Клочков М.В. Очерки правительственной деятельности времени Павла 1. -Петроград, 1916.

.Острогорский М. Завоевание Кавказа. 1801-1864. -СПб., 1890.

.Павленко Н.И., Кобрин В.Б., Федоров В.А. История СССР с древнейших времен до 1861 года. / Под ред. Н.И.Павленко. - М.: Просвещение, 1989.

43.Покровский М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетия. - М.: Красная Новь, 1923

44.Потто В.А. Кавказская война. От древнейших времен до Ермолова. - Т. 1. -Ставрополь: Кавказский край, 1994.

45.Проблемы методологии и источниковедения истории внешней политики России. Сборник научных статей. - М.: Наука, 1986.

.Романовский Н. Кавказ и Кавказская война. - СПб., 1860.

.Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI-XIX вв. - М.: Соцэкгиз, 1958.

.Сорокин Ю.А. Павел 1 // Вопросы истории. -1989. -№11.

.Фадеев А.В. Россия, и Кавказ в первой трети XIX в. - М.: Изд-во АН СССР, 1960.

.Шильдер Н.К. Император Павел 1. -СПб., 1901.

.Эйдельман Н.Я. Грань веков. Политическая борьба в России. Конец XVII -начало XIX столетия. - М.: Мысль, 1986.