cis de stylistique» (1905). Поскольку эта классификация Вульфиус не удовлетворяет, она дает свою, выделяя среди устойчивых сочетаний слов следующие группы: 1) идиомы, «представляющие собой неразложимое на свои словесные элементы единство»: смотреть сквозь пальцы, спустя рукава, собаку съел, задать перцу, 2) речения типа пословицы и 3) идиотизмы: такими считаются «выражения, которые нарушают установленные в языке правила синтаксиса», «выражения, построенные на игре слов», и выражения с не существующими вне фразеологизма словами типа зга, тло (ни зги не видно, сгореть дотла) и т. п. Классификация Вульфиус явно неудачна, так как построена на различных логических основаниях. Свойства, признаваемые ею в качестве характерных лишь для идиотизмов, отмечаются и в идиомах, и в речениях типа пословицы (ср.: Мал золотник, да дорог; водить за нос).
И.М. Вульфиус не поняла важности для изучения русских фразеологических оборотов синхронной классификации фразеологизмов с точки зрения их семантической слитности (разработанной Ш. Балли). Логически неупорядоченной и поверхностной была также и предложенная ею генетическая классификация фразеологизмов, целиком построенная на учете первоначальной сферы их употребления. Вместе с тем в статье Вульфиус имеются и очень верные замечания, касающиеся построения фразеологического словаря и сопоставительного изучения фразеологизмов различных языков.
Более интересной и ценной является статья С.И. Абакумова. В ней впервые делается попытка дать классификацию фразеологических оборотов русского языка с точки зрения их структуры и «этимологического состава», а также описать наиболее важные общие свойства идиом (с учетом сказанного о них по отношению к французскому языку Ш. Балли).
При рассмотрении русских фразеологических оборотов с точки зрения их происхождения Абакумовым правильно отмечается наличие во фразеологической системе русского языка фактов иноязычных и калькированных фразеологизмов. С точки зрения их семантической слитности устойчивые сочетания слов делятся Абакумовым на две группы: 1) идиомы, представляющие собой «словосочетание, которое имеет значение, не вытекающее из значений составляющих его элементов» и 2) названия, состоящие из нескольких слов (типа Чёрное море; рабочий факультет; машинно-тракторная станция). Классификация Абакумова также неудачна, поскольку в ней не учитывается все имеющееся разнообразие фразеологизмов, с одной стороны, и не выдерживается единый принцип деления - с другой (ср.: Чёрное море - «название, состоящее из нескольких слов», которое одновременно является также и идиомой, так как его значение «не вытекает из значений составляющих его элементов»).
После опубликования работ по фразеологии В.В. Виноградова фразеологические обороты стали предметом всестороннего изучения со стороны всех интересующихся вопросами русской лексики и стилистики художественной речи. В дальнейшем фразеологизмы начинают исследовать также и с точки зрения их структуры, грамматических свойств и происхождения. Большое количество работ посвящено изучению конкретного фразеологического материала, особенно фразеологии того или иного писателя. Среди исследований, появившихся до I960 г., следует отметить работы А.И. Ефимова, Б.А. Ларина, О.С. Ахмановой и С.И. Ожегова.
В книге «О языке художественных произведений» (1954) А.И. Ефимовым впервые были четко сформулированы цели и задачи фразеологического анализа художественного текста, дана классификация фразеологических оборотов со стилистической точки зрения, а также очерчен круг вопросов, связанных с фразеологическим новаторством писателей и публицистов.
В «Очерках по фразеологии» (1956) Б.А. Ларина особенно важна постановка ряда проблем диахронического изучения фразеологической системы русского языка, в частности выдвижение в качестве наиболее актуальной и ответственной проблемы «установления объективных закономерностей образования и развития несвободных словосочетаний», а также призыв к широкому применению в исследованиях по фразеологии сопоставительного и сравнительно-исторического методов.
В «Очерках по общей и русской лексикологии» (1957) О.С. Ахмановой особое внимание привлекает освещение характера лексико-фразеологического варьирования русского слова и подробное лексико-семантическое описание именных и глагольных фразеологических оборотов типа старая истина; зуб мудрости; знать меру; войти в историю.
В статье С.И. Ожегова «О структуре фразеологии» (1957) делается попытка определить, на каких научных основах должен строиться фразеологический словарь, в котором будут отражены «все конкретные формы функционирования фразеологической единицы». В этой статье Ожегов вводит понятие фразеологии в широком и узком смысле слова и понятие опорного слова фразеологической единицы.
Как видим, в настоящее время нельзя уже согласиться с Б.А. Лариным, что «фразеология как лингвистическая дисциплина находится еще в стадии «скрытого развития». И все же он был, несомненно, прав, когда указывал, что фразеология «интересует многих, над ней задумываются, экспериментируют - и стар и млад. В этих опытах она приобретает традицию и характерные черты, но она еще не сложилась, не оформилась как зрелый плод подготовительных трудов». Именно поэтому до сих пор среди фразеологов нет единого мнения по вопросу об объеме фразеологии. Этим объясняется также и тот факт, что нет пока единой классификации фразеологических оборотов русского языка с точки зрения их семантической слитности, хотя наиболее распространенной (с уточнениями и дополнениями) является классификация В.В. Виноградова.
Актуальность данной работы. Общеизвестно, что одним из самых продуктивных средств означивания концептуального содержания установок культуры выступает естественный язык. В языкознании, культурологии и философии языка общепризнанным является мнение о том, что фразеологический состав (устойчивые несколькословные сочетания, воспроизводимые в речи как «готовые» ее заготовки) является наиболее прозрачным для воплощаемых средствами языка концептов «языка» культуры, поскольку в образном основании фразеологизмов отображаются характерологические черты мировидения, рефлексивно соотносимые носителями языка с этим «языком».
Изучение фразеологического состава языка в контексте культуры - благодатная почва для выявления и описания тех языковых средств и способов, которые воплощают во фразеологические знаки культурно значимые смыслы, придавая им тем самым и функцию знаков «языка» культуры. Выступая в этой роли, фразеологизмы не только выражают и межпоколенно транслируют, но и формируют в непрестанном диалоге этих двух разных семиотических систем культурное самосознание народа - носителя языка.
Целью данной работы является отображение языковой картины мира во фразеологических единицах с компонентом «душа». Данная цель позволила сформулировать следующие задачи данного исследования:
. Рассмотреть общие особенности фразеологического оборота.
. Выявить корпус фразеологических единиц, используя приемы сплошной выборки из «Фразеологического словарь русского языка» под редакцией А.И. Молоткова.
. Провести лингво-культурологический анализ фразеологических единиц с компонентом «душа».
. Рассмотреть особенности проявления языковой картины мира в выявленных фразеологизмах.
Объектом данного исследования является фразеология современного русского языка, предметом - отражение во фразеологии русской картины мира.
В дипломной работе использовались следующие методы и приемы: описательность с приемами сплошной выборки, классификация, систематизация, интерпретация, статистическая обработка и лингво-культурологический анализ.
С начала 60-х годов изучение фразеологического состава различных языков (и в первую очередь русского) стало особенно интенсивным и разнонаправленным. Помимо многочисленных работ по отдельным проблемам, начали появляться также и исследования общего характера. Здесь в первую очередь необходимо назвать книги А.С. Аксамитова («Белорусская фразеология», 1978), В.Л. Архангельского («Устойчивые фразы в современном русском языке», 1964), А.М. Бабкина («Лексикографическая разработка русской фразеологии», 1964), С.Г. Гаврина («Изучение фразеологии русского языка в школе», 1963), А.Д. Григорьевой и Н.Н. Ивановой («Поэтическая фразеология Пушкина», 1969), В.П. Жукова («Семантика фразеологических оборотов», 1978), В.М. Мокиенко («Славянская фразеология», 1980), А.И. Молоткова («Основы фразеологии русского языка», 1977), А.П. Мордвилко («Очерки по русской фразеологии. Именные и глагольные фразеологические обороты», 1964), Р.Н. Попова («Фразеологизмы современного русского языка с архаическими значениями и формами слов», 1976), М.Т. Тагиева («Глагольная фразеология современного русского языка», 1966), В.Н. Телия («Что такое фразеология», 1966), М.И. Фоминой («Современный русский язык. Лексикология», 1983, разд. 2) и др.
В качестве источников в данной дипломной работе были использованы различные фразеологические словари русского языка: «Фразеологический словарь русского языка», «Фразеологический словарь русского литературного языка конца XVIII - XX веков», «Фразеологические обороты русского языка», «Русские фразеологизмы. Лингвострановедческий словарь», «Словарь образных выражений русского языка: Словарь-справочник», «Словарь фразеологических синонимов русского языка».
Кроме этого были использованы толковые словари русского языка: «Словарь современного русского литературного языка АН СССР», «Словарь русского языка АН СССР» «Толковый словарь русского языка» Д.Н. Ушакова.
ГЛАВА 1. ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЙ ОБОРОТ КАК ЯЗЫКОВАЯ ЕДИНИЦА
1.1 Понятие «фразеологический оборот»
Кроме отдельных слов в современном русском литературном языке в качестве особых лингвистических единиц употребляются и более сложные образования, называемые обычно фразеологическими оборотами, или фразеологизмами: нищие духом; завить горе верёвочкой; как пить дать; Мал золотник, да дорог; медвежья услуга; не по дням, а по часам. Поскольку фразеологические обороты выступают в языке в ряду других значимых единиц, раскрытие их специфики и характерных признаков требует четкого отграничения фразеологизмов, с одной стороны, от свободных сочетаний слов, а с другой - от отдельных слов.
Такой «двусторонний» анализ фразеологического оборота как языковой единицы совершенно обязателен: во-первых, фразеологизм функционирует в языке подобно отдельному слову, а во-вторых, по структуре он является сложным целым, компоненты которого осознаются или воспринимаются говорящими в качестве целостных и самостоятельных слов. Только внимательное рассмотрение свойств, отличающих фразеологизм от свободного сочетания слов и сближающих его со словом, а затем свойств, отличающих его от слова, позволяет точно определить понятие «фразеологический оборот» и тем самым то, что должно изучаться во фразеологии как лингвистической дисциплине.
По вопросу о сущности фразеологического оборота как языковой единицы среди ученых до сих пор нет единого мнения. Об этом с достаточной ясностью говорят не только теоретические разногласия по поводу объема фразеологии, но и характер языковых фактов, трактуемых как фразеологизмы. Так, В.В. Виноградов в число фразеологизмов на одинаковых правах включает, например, и такие сочетания слов, как собаку съел; последняя спица в колеснице; и дёшево и сердито; ему и горюшка мало; Час от часу не легче, и такие образования, как добро бы, потому что, даром что, так как, превратившиеся в настоящее время в слова. Как фразеологизмы (по его терминологии, фразеологические единицы) В.Л. Архангельский рассматривает и сочетания слов типа Поделом вору и мука; много воды утекло; знать все ходы и выходы; уши вянут; бить тревогу; царь и бог; дух захватывает; пальца в рот не клади; не думал, не гадал; доброго здоровья, и несомненные слова типа на мази, то есть, телефон-автомат, не пара, за глаза, чуть-чуть.
Недостаточная разработка общих вопросов фразеологии как лингвистической дисциплины сказывается также и в отсутствии исчерпывающего определения фразеологического оборота как значимой языковой единицы. Даже сравнительно недавно появившиеся формулировки ничем принципиально не отличаются от явно недостаточного - в силу слишком общего характера - определения фразеологизма, данного в свое время Ш. Балли («сочетания, прочно вошедшие в язык, называются фразеологическими оборотами»).
Более того, многие исследователи фразеологии, подробно рассматривая различные типы фразеологизмов, избегают давать определение фразеологизма. Совершенно ясно, что правильная дефиниция фразеологизма невозможна без учета его отличий от слова и свободного сочетания слов.
Н.М. Шанский дает следующее определение: «Фразеологический оборот - это воспроизводимая в готовом виде языковая единица, состоящая из двух или более ударных компонентов словного характера, фиксированная (т. е. постоянная) по своему значению, составу и структуре.
Основным свойством фразеологического оборота, коренным образом отграничивающим его от свободного сочетания слов и в то же время сближающим его со словом, является воспроизводимость. (Заметим, что это свойство присуще лишь словам, существующим в словарном составе языка, но оно не характерно для слов, представляющих собой сочетания морфем, возникающих в момент говорения). Фразеологизмы не создаются в процессе общения, а воспроизводятся как готовые целостные единицы».
О.С. Ахманова считает, что «основным критерием для отграничения их [фразеологических оборотов] от словосочетаний в собственном или общем смысле этого термина является именно характер их соотнесения с действительностью», «цельность номинации», однако эту точку зрения оспаривают многие исследователи. Номинативная цельность фразеологических оборотов, направленность их на предмет в целом не является их всеобщим и определяющим свойством, а обусловлена их воспроизводимостью. Иногда можно встретить утверждение, что воспроизводимость не может быть основным дифференциальным признаком фразеологизмов, поскольку она «распространяется не только на индивидуальную сочетаемость типа „лексема + лексема (синтагматический ряд лексем)", но и на сочетаемость типа „лексема + категория лексем"», т. е. и на так называемые свободные словосочетания. Однако в данном случае не учитывается, что для фразеологизмов характерна воспроизводимость их в готовом виде с закрепленным и строго фиксированным значением, составом и структурой. В случаях сочетаемости слов типа «лексема + категория лексем» (например, «будить + имена существительные определенной семантики») можно говорить лишь о воспроизводимости данной синтаксической модели, но не конкретных свободных сочетаний слов, которые наполняют эту модель уже в процессе говорения. В синтаксических конструкциях немало фразеологичности, однако воспроизводимы в них лишь модели (в том числе и лексикализованные), но отнюдь не конкретный словарный ряд.
Свойством воспроизводимости объясняются все остальные признаки, одинаково присущие словам и фразеологическим оборотам: прежде всего, устойчивость состава и структуры и целостность значения. Фразеологизмы являются значимыми языковыми единицами. Для них характерно собственное значение, независимое от значений составляющих их компонентов даже тогда, когда это значение соответствует сумме значений компонентов. Иначе говоря, в семантическом плане фразеологизм выступает как единое целое даже в том случае, когда его значение отражает значения образующих его компонентов.
Фразеологический оборот состоит всегда из одних и тех же компонентов, тесно связанных между собой как части целого и располагающихся друг за другом в строго установленном порядке. Постоянство состава и местоположения компонентов фразеологизма носит такой же характер, какой можно отметить для морфемного состава слова. Любая модификация в составе фразеологизма, любое - пусть самое небольшое - изменение порядка следования компонентов осознается говорящими как новообразование, лежащее за пределами системы языка точно так же, как и неологизмы лексические.
В некоторых фразеологических оборотах (а именно - включающих глаголы) отмечается различное расположение компонентов: сгореть со стыда - со стыда сгореть; тянуть волынку - волынку тянуть; бить баклуши - баклуши бить, однако и в таких фразеологизмах местоположение образующих их слов закреплено в двух одинаково возможных вариантных формах.
Кроме уже отмеченных свойств, в одинаковой степени присущих как отдельным словам, так и фразеологическим оборотам, для подавляющего большинства фразеологизмов характерно также и такое, казалось бы, «словное» свойство, как непроницаемость структуры. Основная масса фразеологизмов выступает в виде таких целостных языковых единиц, вставки в которые обычно невозможны: от мала до велика; во цвете лет; на седьмом небе; дело в шляпе; белый гриб; куры не клюют; всегда готов; сломя голову. Правда, у многих фразеологических единств такой непроницаемости структуры не наблюдается, и они выступают как целостные образования, компоненты которых разделены расстоянием, однако способность «распадаться на части» встречается (правда, очень редко) и у некоторых слов.
Таким образом, в отличие от свободных сочетаний слов фразеологические обороты предстают перед нами как устойчивые сочетания слов, воспроизводимые (значит, готовые языковые единицы), существующие в виде целостных по своему значению и устойчивых в своем составе и структуре образований. Они имеют собственное, заложенное в них самих значение, состоят всегда из одних и тех же компонентов (местоположение которых закреплено) и, как правило, имеют непроницаемую структуру.
Так как перечисленные свойства фразеологических оборотов в той же мере относятся и к словам, то, естественно, возникает вопрос, чем отличаются фразеологизмы от слов. Надо сказать, что важнейшее отличие основной массы фразеологизмов от подавляющего большинства слов проявляется довольно четко. Чтобы различить эти две языковые единицы, следует обратить внимание на их структурные особенности и характер грамматической оформленности. В самом деле, «классические» слова состоят из частей, которые самостоятельно употребляться не могут. Они делятся (если не представляют собой корневых слов, не обладающих формами словоизменения) на морфемы, реально существующие лишь в слове: молч-а-ть, супруж-еств-о, дал-ек-о. Что же касается большинства фразеологизмов, то они состоят из целых слов со всеми их формами: держать язык за зубами; узы Гименея; у чёрта на куличках.
Таким образом, слова относятся к большинству фразеологических оборотов, как воспроизводимые языковые единицы низшего порядка к воспроизводимым языковым единицам высшего порядка: слова состоят из элементарных значимых единиц языка, морфем, а фразеологизмы - из компонентов словного характера. Отмеченные дифференциальные признаки в структуре слов и фразеологизмов, а также в специфике составляющих их частей тесно связаны с наблюдающейся различной грамматической оформленностью этих языковых единиц. Слова, состоящие из морфем, выступают как единооформленные образования. Что касается фразеологизмов, то они в качестве языковых единиц, в основном образованных из слов, функционируют в языке как раздельнооформленные образования.
Поскольку слова, составляющие фразеологические единства, сочетания и выражения, обладают яркой семантической и морфологической самостоятельностью, отграничение фразеологизмов этого типа от слов ни с теоретической, ни с практической точки зрения особых затруднений не представляет. В отмеченных типах фразеологизмов компоненты - при всей их связанности друг с другом - выступают как явно отдельные слова, имеющие значение и грамматические формы: сгореть со стыда; безысходная тоска; борьба за мир.
Суммируя сказанное, можно отметить следующее. Фразеологические обороты представляют собой такие языковые единицы, которые - при определенной смежности их со словами и свободными сочетаниями слов - имеют определенный, только для них характерный набор дифференциальных признаков: 1) это готовые языковые единицы, которые не создаются в процессе общения, а извлекаются из памяти целиком; 2) это языковые единицы, для которых характерно постоянство в значении, составе и структуре (аналогично отдельным словам); 3) в акцентологическом отношении это такие звуковые комплексы, в которых составляющие их компоненты имеют два (или больше) основных ударения; 4) наконец, это членимые образования, компоненты которых осознаются говорящими как слова. Тем самым всякая значимая единица языка, воспроизводимая в готовом виде, состоящая из двух или более ударных компонентов словного характера, является фразеологизмом. И наоборот, коль скоро у какой-либо языковой единицы нет хотя бы одного из названных свойств, она к фразеологическим оборотам не относится.
Фразеологизмами являются лишь те единицы, которые обладают всей совокупностью перечисленных признаков. Заметим в связи с этим, что в силу своего видового разнообразия фразеологизмы, как и слова, нельзя определить на основе одного, абсолютно всем типам присущего признака. Фразеологизмы как особые языковые единицы можно охарактеризовать, лишь учитывая набор признаков, отличающих их от слов и свободных сочетаний слов.
Полного единства в определении фразеологического оборота в современном языкознании нет. Даже очень близкие по своим «фразеологическим позициям» ученые (В.Л. Архангельский, С.Г. Гаврин, Л.И. Ройзензон, В.Н. Телия и др.) определяют фразеологизм как языковую единицу и фразеологию как науку неодинаково. Многие исследователи в качестве основных указывают иные признаки фразеологизмов, нежели те, которые называются в приведенном выше определении фразеологизма: в частности, признаки метафоричности, эквивалентности слову и синонимичности слову, собственного окружения и т. д.
Так, некоторыми исследователями (Б.А. Лариным, Л.М. Бабкиным, Р.Н. Поповым, М.И. Сидоренко и др.) в качестве одного из самых важных признаков фразеологического оборота называется метафоричность, однако это свойство не является всеобщим и характерно лишь для отдельных типов фразеологизмов (прежде всего для фразеологических единств). Заметим, что метафоричность в неменьшей степени присуща также и многим словам.
В.В. Виноградов выдвигал в свое время как наиболее существенный признак фразеологического оборота его эквивалентность слову и - соответственно - синонимичность слову, но и этот признак присущ далеко не всем устойчивым сочетаниям слов.
М.Т. Тагиев дифференциальным признаком фразеологического оборота считает «собственное окружение, не вытекающее из валентных отношений слов-компонентов», т. е. сочетаемость, обусловленную целым выражением, а не отдельными его элементами. Однако это свойство (характерное и для слов) может быть использовано (и нередко уже использовалось) лишь как средство для выделения фразеологизма в речевом контексте. По своему же существу и характеру «собственное окружение» фразеологизма является признаком зависимым и само определяется «целостностью» фразеологизма, т. е. в конечном счете воспроизводимостью его в определенном значении, составе и структуре, а значит, определенной сочетаемостью.
Понимание фразеологического оборота в первую очередь как воспроизводимой в готовом виде языковой единицы с необходимостью предполагает включение во фразеологию русского языка большой серии устойчивых образований, целиком извлекаемых из памяти, - от идиом, эквивалентных словам, до пословиц и «крылатых слов». Сторонники так называемого узкого понимания фразеологии считают, что при таком подходе «классические» фразеологизмы растворяются в самых различных по своему характеру устойчивых комбинациях знаков и поэтому предлагают включать во фразеологию только идиомы.
1.2. Классификация фразеологических оборотов
В качестве воспроизводимых языковых единиц фразеологические обороты всегда представляют собой единое смысловое целое, однако соотношение значения фразеологизма в целом и значений составляющих его компонентов может быть различным. С точки зрения семантической слитности, т. е. соотношения, существующего между общим значением фразеологизма и «частными» значениями его компонентов, фразеологизмы современного русского литературного языка можно разделить на четыре группы: фразеологические сращения, фразеологические единства, фразеологические сочетания и фразеологические выражения.
Фразеологические сращения и единства представляют собой семантически неделимые образования; они соответствуют какому-либо слову или словосочетанию. Фразеологические сочетания и выражения представляют собой уже семантически членимые образования; их значение равно значению составляющих их слов.
Предлагаемая классификация фразеологических оборотов разработана Н.М. Шанским на основе классификации фразеологизмов В.В. Виноградова, творчески переработавшего (с учетом специфических особенностей фразеологии русского языка) фразеологическую схему Ш. Балли.
Все фразеологические обороты - в отличие от свободных сочетаний слов - Балли разделил на три типа: обычные сочетания, возникающие тогда, когда свобода выбора ограничена определенными пределами (une grave maladie 'тяжелая болезнь'); фразеологические группы, образующиеся тогда, когда два понятия почти сливаются в одно (remporter une victoire 'одержать победу'), и фразеологические единства, которые обозначают одно неразложимое целое (faire table rase 'очистить место').
Балли не различал среди фразеологических оборотов, эквивалентных слову, два принципиально разных типа, объединяя их в понятии фразеологического единства. Большой заслугой Виноградова при использовании фразеологической схемы Балли было выделение среди семантически неделимых фразеологизмов, с одной стороны, фразеологических единств, а с другой - фразеологических сращений. Термином Балли им были названы только фразеологизмы первого типа.
Дальнейшее изучение русской фразеологии, помимо намеченных Виноградовым трех типов фразеологических оборотов (фразеологических сращений, единств и сочетаний), выявило наличие еще одной группы - фразеологических выражений.
Данная классификация фразеологических оборотов с точки зрения их семантической слитности представляется наиболее целесообразной и, главное, является общепринятой. Но она ни в коей мере не исключает иных классификаций фразеологизмов, коль скоро они рассматриваются с точки зрения значения, лексико-грамматической характеристики, происхождения и т. д.
Классификация фразеологических оборотов с точки зрения соотношениях их общего значения и значения входящих в их состав компонентов аналогична номинативно-словообразовательной классификации отдельных слов. Среди слов Н.М. Шанский, имея в виду их номинативность и определенную структурную целостность, выделяет следующие группы. 1) немотивированные названия, имеющие непроизводную основу: река, белый, нести; 2) немотивированные названия, имеющие производную основу: печка, ножик, птица, скудный; 3) мотивированные названия, имеющие производную основу и обладающие фразеологизованным значением: писатель, каменщик, носатый, очаровательный; 4) мотивированные названия, имеющие производную основу и обладающие нефразеологизованным значением; к ним относятся слова, образованные по регулярной модели: формирование, фразеологичность, по-настоящему, а также слова, имеющие нерегулярные аффиксы: рисунок, попадья, козёл, малюсенький, мазюкать. Аналогичность соответствующих групп слов названным типам фразеологизмов несомненна (слова двух первых групп образуют единую группу, соотносительную с фразеологическими сращениями). Определенная соотнесенность слова и фразеологизма проявляется, как видим, также и в характере их внутренней формы и ее морфемного или словесного оформления.
Фразеологическое сращение - это семантически неделимый фразеологический оборот, в котором его целостное значение совершенно несоотносительно со значениями его компонентов. Значение такого рода фразеологизмов является таким же немотивированным, как и значение слов с непроизводной основой. Например, фразеологизмы бить баклуши 'бездельничать' и очертя голову 'безрассудно' являются такими же немотивированными и условными обозначениями явлений объективной действительности, какими являются составные слова типа подражать или стремглав, где производность совершенно не чувствуется и значение слова абсолютно несоотносительно со значениями составляющих его частей. В самом деле, как значение слова стремглав не выводится из значения частей стрем 'вниз' (ср.: стремнина, стремительный) и глав (ср.: главный, голова), так и значение фразеологизма очертя голову не выводится из значений слов очертя и голову.
Таким образом, фразеологические сращения - это такие обозначения тех или иных явлений действительности, которые аналогичны тому, что мы наблюдаем в словах с непроизводной основой, в которых уже не чувствуется признак, положенный в основу названия. Этот признак как в непроизводных словах, так и во фразеологических оборотах может быть вскрыт лишь путем этимологических разысканий.
Во фразеологических сращениях слов с их самостоятельными значениями, по существу, нет. Значение фразеологического оборота здесь и не выводится, и не вытекает из значений его компонентов.
Так, значение фразеологического сращения не ровен час 'а вдруг' совершенно несоотносительно с теми значениями, которые свойственны компонентам не ровен и час. Целостное значение фразеологического сращения И никаких гвоздей! 'хватит, ничего больше' не составляется из значений компонентов и, никаких, гвоздей и не вытекает из тех значений, которые присущи данным словам в их свободном употреблении.
Если компоненты фразеологического сращения и имеют одинаково звучащие с ними слова, то это соотношение является чисто омонимическим. Например, сочетание слов перемывать косточки, с одной стороны, может выступать перед нами как фразеологическое сращение, значение которого 'сплетничать' не вытекает из значений отдельно взятых слов перемывать и косточки, а с другой стороны, может быть свободным сочетанием слов, употребленных в их номинативном значении (Косточки ископаемого животного археологам пришлось перемывать несколько раз).
Таким образом, фразеологические сращения - это эквиваленты слов, подводимые под определенные грамматические категории как единые, абсолютно неразложимые языковые единицы. Наивысшая степень семантической слитности, которая характерна для этих фразеологических оборотов, обусловлена действием ряда факторов.
Во-первых, наличием во фразеологическом сращении устаревших и потому непонятных слов. В качестве примеров можно привести такие фразеологизмы, как попасть впросак; точить балясы; бить баклуши, включающие вышедшие из употребления слова: просак 'станок для кручения веревок', балясы 'точеные столбики перил', баклуши 'чурки для выделки мелких щепных изделий'.
Во-вторых, наличием во фразеологическом сращении грамматических архаизмов. В качестве примеров можно указать фразеологизмы спустя рукава и сломя голову, в которых сохранилась архаичная форма деепричастия (в современном русском языке деепричастия совершенного вида образуются с помощью суффиксов -в и -вши), а также: ныне отпущаеши (ср. отпускаешь); темна вода во облацех (ср. в облаках).
В-третьих, отсутствием во фразеологическом сращении живой синтаксической связи между его компонентами, наличием синтаксической неупорядоченности и нерасчлененности. Например, во фразеологизмах чем свет; как пить дать; шутка сказать; была не была; хоть куда; себе на уме ясных синтаксических связей между компонентами, мотивированных с точки зрения современных грамматических правил, не существует.
Фразеологическое единство - это семантически неделимый и целостный фразеологический оборот, значение которого мотивировано значениями составляющих его слов. Неразложимое значение фразеологического единства возникает в результате слияния значений составляющих его слов в единое обобщенно-переносное значение. Семантическая неделимость такого рода фразеологизмов сближает их с фразеологическими сращениями, а их семантическая производность, обусловленность значения фразеологического оборота значениями отдельных слов отличает их от фразеологических сращений.
Если мы возьмем в качестве примера фразеологические единства закинуть удочку; тянуть лямку; зарыть талант в землю; семь пятниц на неделе; мелко плавает; из пальца высосать; первый блин комом; положить зубы на полку, то их значения (в отличие от значений фразеологических сращений) являются производными, мотивированными и вытекающими из значений образующих их компонентов. В этом отношении они аналогичны словам с производной основой. Однако необходимо отметить, что эта мотивированность, производность значений фразеологизмов не прямая, а опосредованная. В русском языке все весьма многочисленные фразеологические единства являются образными выражениями, понимание смысла которых обязательно связано с пониманием той внутренней образности, на которой они строятся. Свойство реально существующей образности - это основное свойство фразеологических единств. Именно это отличает их от омонимичных свободных сочетаний слов.
Фразеологические единства допускают вставку других слов: тянуть (служебную) лямку. Это свойство фразеологических единств обособляет их не только от фразеологических сращений, но и от подавляющего большинства фразеологических сочетаний и выражений.
Фразеологические сращения и единства, выступающие чаще всего как эквиваленты слов, нередко объединяются в одну группу. В таких случаях их называют идиомами, или идиоматическими выражениями. Фразеологическим сращениям и единствам противостоят фразеологические сочетания и выражения. Они представляют собой семантически членимые фразеологические обороты, значение которых целиком соответствует значениям образующих их слов: насупить брови; заклятый враг; проверка исполнения; борьба за мир; Счастливые часов не наблюдают; Жизнь прожить - не поле перейти.
Фразеологическое сочетание - это фразеологический оборот, в котором есть слова как со свободным значением, так и с фразеологически связанным. Рассмотрим фразеологическое сочетание закадычный друг. Оно составлено из двух слов. Слово друг может сочетаться не только со словом закадычный, но и с целым рядом других слов, самых различных по значению, экспрессивно-стилистической окраске и т. д. Что же касается слова закадычный, то оно как бы «прикреплено» к слову друг и может употребляться только с ним. Во фразеологическом сочетании заклятый враг имя прилагательное заклятый является «спутником» имени существительного враг.
Естественно, мы говорим о том, что в действительности свойственно языку как общенародному средству общения. В индивидуально-авторском употреблении, текстах большой выразительности и изобразительности, словесные «знакомства» могут быть значительно шире.
Следовательно, фразеологическими сочетаниями называют такого рода устойчивые в своем составе фразеологические обороты, которые образуются из слов со свободным и фразеологически связанным значением: утлый чёлн; кромешный ад; скоропостижная смерть; скалить зубы; трескучий мороз; насупить брови.
Фразеологические сочетания почти не имеют омонимичных им свободных сочетаний слов. Особенностью их является то, что слова с фразеологически связанным значением могут заменяться синонимичными: скоропостижная (внезапная) смерть; расквасить (разбить) нос. Чем шире круг слов, с которыми может соединяться компонент фразеологического сочетания, характеризующийся связанным употреблением, тем ближе это фразеологическое сочетание к фразеологическому выражению.
Фразеологическое выражение - это устойчивый в своем составе и употреблении фразеологический оборот, который не только является семантически членимым, но и состоит целиком из слов со свободным значением. От фразеологических сочетаний фразеологические выражения отличаются тем, что в них нет слов с фразеологически связанным значением: Любви все возрасты покорны; Волков бояться - в лес не ходить; оптом и в розницу; всерьёз и надолго. Образующие их слова не могут иметь синонимов.
По характеру связей составляющих их слов и по общему значению фразеологические выражения ничем не отличаются от свободных сочетаний слов. Отграничивает фразеологические выражения от свободных сочетаний слов только то, что они не образуются говорящим в процессе общения, а воспроизводятся как готовые единицы с постоянным значением и составом. Так, употребление фразеологического выражения Любви все возрасты покорны отличается от употребления, например, предложения Стихи покоряли читателя своей искренностью и свежестью тем, что фразеологизм извлекается говорящим из памяти целиком (как отдельное слово или фразеологический оборот, эквивалентный слову), в то время как предложение создается говорящим по законам русской грамматики из отдельных слов в процессе общения. Например, фразеологическое выражение партийный билет характеризуется прежде всего тем, что оно не образуется говорящим всякий раз, как только ему случается об этом говорить, а воспроизводится так же, как слово партбилет. Что касается сочетаний партийное отношение; партийный стаж и т. п., равно как и сочетаний слов типа хороший билет, то все они создаются в соответствующей речевой ситуации.
Характеристика степени семантической слитности того или иного фразеологического оборота и, следовательно, отнесение его к одной из четырех групп должно опираться на значение и употребляемость слов в языке. Так же как и при словообразовательном анализе слова, здесь нам ни в коем случае нельзя выходить за пределы фразеологической системы современного русского литературного языка.
Наибольшие трудности в определении степени семантической слитности фразеологических оборотов обычно возникают в различении фразеологических сращений и единств. Что касается фразеологических сочетаний и выражений, то их специфика в подавляющем большинстве случаев устанавливается просто. Ошибки здесь чаще всего связаны с тем, что нередко фразеологические обороты этих типов смешивают со свободными сочетаниями слов.
Основным критерием, которым следует руководствоваться при определении того, что представляет собой данный фразеологический оборот - фразеологическое сращение или единство, - является наличие - отсутствие в нем образности и мотивированности значения. Если фразеологизм имеет немотивированное значение, образностью не обладает, перед нами - фразеологическое сращение: железная дорога; чем свет; собаку съел. Если фразеологизм семантически мотивирован, обладает определенной образностью, перед нами - фразеологическое единство: уйти в свою скорлупу; кровь с молоком; держать камень за пазухой; играть в прятки; ноль внимания; довести до белого каления.
ГЛАВА 2. ФРАЗЕОЛОГИЯ КАК ОТРАЖЕНИЕ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЫ МИРА
2.1 Фразеология в контексте культуры
При изучении фразеологии в контексте культуры наиболее важными, по мнению В.Н. Телии, представляются три круга вопросов. Первый из них связан с определением фразеологического состава как наиболее самобытной в культурно-языковом плане части его номинативного запаса. Это предполагает выявление во фразеологизмах различных типов экстралингвистических предпосылок, соотносимых с предметной областью культуры, которая является «второй природой» для человека, - с одной стороны, а с другой - выявление тех внутриязыковых языковых средств и способов, которые придают фразеологизмам способность к культурной референции и тем самым - к отображению в их знаковой форме черт культуры, характерных для того или иного языкового сообщества.
Второй круг вопросов касается уточнения корреспонденции и различий в методах и результатах изучения и описания культурной семантики фразеологизмов, осуществляемых в рамках этнолингвистического, лингвокультурологического и контрастивного направлений в исследовании взаимодействия двух разных предметных областей - языка и культуры. Как известно, каждое из них хотя и пересекается по предмету исследования, но не совпадает целиком по целям и задачам, поскольку в центре внимания этих направлений разные временные (диахронические или синхронные) или культурно-ареальные срезы изучения фразеологизмов.
Третий круг вопросов охватывает проблемы, связанные с выделением общей для языка и культуры методологической платформы, на базе которой разрабатываются методы изучения единиц фразеологического состава языка.
Из упомянутого выше круга вопросов наиболее актуальным и в то же время сложным представляется первый, поскольку он связан с необходимостью верификации трех основных постулатов, которые в явной или неявной форме присутствуют в исследовании культурно-национальной самобытности фразеологического состава языка.
Ко второму из упомянутого выше круга вопросов, актуальных для изучения фразеологизмов в контексте культуры, относится определение направлений исследования и характерных для них результатов. Этнолингвистическая ориентация исследования и описания нацелена преимущественно на исторически реконструктивный план выявления культурных пластов в формировании фразеологизмов. Лингвокультурологический анализ ставит перед собой цель изучения способности фразеологических знаков отображать современное культурное самосознание народа, рассматриваемое как «остов» его ментальности, и выражать его в процессах живого употребления фразеологизмов в дискурсах различных типов. Основной целью контрастивного направления является выявление этнически- или национально-культурной специфики фразеологизмов того или иного языка, извлекаемой на фоне «наивной» картины мира, в сотворении характерных черт которой они участвуют.
Каждое из этих направлений вносит свой существенный вклад в исследование материала фразеологии в контексте культуры. При этом первые из упомянутых выше направлений решают задачи выявления собственно культурологических аспектов формирования и функционирования фразеологизмов, выдвигая на первый план проблему взаимодействия фразеологического состава языка и культуры. Контрастивное направление оперирует более широким контекстом - избирательностью образного мировидения того или иного народа, которая проявляется и в различиях отбора образных оснований фразеологизмов, что и рассматривается как косвенное подтверждение их связи с окультуренным мировосприятием.
Таким образом, контрастивные исследования фразеологизмов в контексте культуры имеют дело с описанием по преимуществу «скрытых» в наивной картине мира следов взаимодействия языка и культуры, а этнолингвистическое и лингвокультурологическое направления стремятся раскрыть средства и способы проникновения «языка» культуры во фразеологические знаки естественного языка и формы презентации ими культурно значимой информации.
В центре интересов лингвокультурологии - исследование и описание взаимодействия языка и культуры в диапазоне современного культурно-национального самосознания и его знаковой презентации. Эта синхронная ориентация существенно отличает ее от этнолингвистики, которая «учитывает, - как указывает Н.И. Толстой, - прежде всего специфические - национальные, народные, племенные - особенности этноса». Ее основные задачи сводятся к реконструкции по данным языка отражения в языке культурных, народно-психологических и мифологических представлений и «переживаний» в их диахроническом движении, дающем богатейший материал для сопоставления культур названных выше этнических сообществ.
Предметом лингвокультурологии, как указывает В.Н. Телия, «является исследование и описание синхронно действующих средств и способов взаимодействия языка и культуры, которое должно осуществляться на основе разработки адекватных этим культурно-языковым механизмам методов». «Для решения этих проблем, пишет В.Н. Телия, - необходимо решить в первую очередь следующие задачи: (1) выявить все способы проявления культурно маркированных сигналов в составе фразеологических знаков и установить их соотношение с тем или иным кодом культуры и его «языком»; (2) уточнить на этой основе понятие культурной коннотации, содержанием которой является результат интерпретации в соответствии с культурно-языковой компетенцией носителей языка тех или иных составляющих знаков языка со знаками «языка» культуры; (3) разработать типологию культурных коннотаций по крайней мере по трем основаниям: (а) по лексико-синтаксическим способам ее выражения в означающем знака, (б) по данным концептуального содержания языкового знака - денотативного и сигнификативного аспектов его означаемого, в том числе - содержания имплицитного, косвенно проявляющегося в процессах употребления знака, (в) по когнитивному характеру той интерпретации, которая соотносит в процессах культурной референции значение языкового знака с кодом культуры».
Проблемы лингвокультурологии имеют частнонаучный как по отношению к культуре, так и к языку характер: круг этих проблем охватывает сферу взаимодействия культуры и естественного языка. Поэтому для решения задач лингвокультурологии представляется необходимой редукция самого понятия культуры, осуществленная с учетом диапазона этого взаимодействия. Целью такой редукции является не упрощение понятия культуры как таковой, но выделение из многочисленных свойств этого феномена тех из них, которые существенны для его проявления в лингвокультурологическом анализе. Эта аспектуализация попутно влечет за собой уточнение на ее основе содержания базовых для лингвокультурологии терминов (таких, например, как установки культуры, культурно-языковая идентичность, культурно-языковая компетенция, культурная референция, культурная коннотация и ряд других).
Семиотический подход к рассмотрению феномена культуры создает предпосылки для анализа взаимодействия ее «языка» с естественным языком на едином методологическом основании. Это дает основание для использования в лингвокультурологии общего как для языка, так и для культуры метаязыка. Разработка такого семиотически ориентированного метаязыка - одна из насущных и, одновременно, сложнейших проблем лингвокультурологии.
При изучении фразеологии в контексте культуры необходимо учитывать интертекстуальные «линии смысловых сдвигов» от изначальной культурной значимости выделяемых в тексте-источнике его «культурем» (по терминологии Ю.А. Сорокина) до той значимости, которую фразеологизмы, соотносимые с ними, обнаруживают в синхронно рассматриваемом тексте.
Поскольку картина мира является сквозной в нашей работе необходимо дать ее понятие. ««Картина мира» лежит в основе индивидуального и общественного сознания. Ее назначение состоит в том, чтобы дать нам целостное представление о мире. Эта целостность условна, так как претендует на истинность, но позволяет систематизировать и обобщить сведения о мире для решения определенных задач, а также средством видения себя, своего развития, дает возможность критической оценки собственной деятельности и дальнейшего роста».
В.Н. Телия, на основе других исследований, вводит такие понятия как тезаурус культуры, код культуры и симболарий культуры.
«Тезаурус культуры - это таксономическое представление концептуального содержания текста. В тезаурусной форме презентации того или иного хронотипического измерения текста выявляются характерные для него сферы концептуализации, а также средства и способы означивания концептов. Вычлененный из текстов тезаурус культуры - база для выделения ее категорий (в том смысле, как они определены в работе А.Я. Гуревич и соотносимых с ними знаковых форм их презентации, которые представляют собой «константы культуры» (или их устойчивые комбинации))».
«Код культуры - это таксономический субстрат ее текстов. Этот субстрат представляет собой ту или иную совокупность окультуренных представлений о картине мира некоторого социума - о входящих в нее природных объектах, артефактах, явлениях, выделяемых в ней действиях и событиях, ментофактах и присущих этим сущностям их пространственно-временных или качественно-количественных измерений. Напр., вещный или акциональный код ритуальных форм поведения, космологический или зоологический, в частности звериный, код мифа, код христианства, код «идиологем» романтизма или соцреализма и т. п. Кумулятивно-преемственная природа сознания хранит в своей окультуренной коллективной памяти эти коды и смысл образующих их таксонов».
«Симболарий культуры - это совокупность знаков, означающими которых служат (или изначально служили) таксоны того или иного ее кода, а означаемые обладают «культурной семантикой» (термин, введенный Н.И. Толстым и С.М. Толстой). Речь идет о таких фактах, когда таксоны какого-либо кода культуры обретают функцию культурных знаков и тем самым - «подключаются, - как пишет В.Н. Топоров, - к сфере духовного и человеческого как особый язык и симболарий». Заметим, что эти таксоны могут быть не только «вещными» (к которым относится приведенная выше цитата), но и представлять собой ментофакты (типа «душа», «совесть» и под.). Симболарий культуры как одна из составляющих ее «языка» - наименее разработанное метаязыковое понятие, нуждающееся по этой причине в более подробном его разъяснении».
В образное основание фразеологизмов вклиниваются символы, референция которых осуществляется и к собственному смыслу «вещи» или ментофакта, и к смыслу образа в целом (напр., нести крест; соль земли; погубить душу и под.); эталоны, «измеряющие» меру проявления свойства какого-либо объекта через свойства иноприродного ему (напр., дрожать над каждой копейкой; смотреть, как баран на новые ворота; ни капли жалости и т. п.); ритуал или какие-либо его части (перемывать косточки; не выносить сор из избы [его положено сжигать в печи для оберега]); мифологемы (напр., пить, высасывать кровь, что связано с мифологемой упыря); архетипы, которые могут выступать как «глубинные метафоры» (по В.Н. Топорову) и для элементов симболария культуры, и для образа, в который они входят как таковые (ср. мать сыра земля и родина-мать), а также другие знаки, входящие в реестр симболария культуры.
В.Н. Телия пишет: «При изучении фразеологии в контексте культуры необходимо распознавать в образном основании и те элементы симболария, которые участвуют в метафорическом (и шире - тропеическом) процессе формирования значения фразеологизмов. Только при этом условии возможно выявить все те элементы значения фразеологизмов, которые принадлежат их культурной семантике и обеспечивают их способность служить средством презентации симболария «языка» культуры».
«Основная задача лингвокультурологии применительно к материалу фразеологии - исследование и описание механизмов, на основе которых осуществляется взаимодействие фразеологизмов как единиц естественного языка с культурной семантикой «языка» культуры. Результатом действия этих механизмов и является презентация фразеологизмами культурной семантики и тем самым - выполнение ими функции вербализованных знаков «языка» культуры».
Подтверждением того, что фразеологизмы могут выполнять эту функцию, служат и экспериментальные данные. Эти данные показывают, что носители языка обладают в той или иной степени рефлексивной способностью к культурной референции, в основе которой и лежит соотнесение знаковых фрагментов текстов естественного языка с «языком» культуры. Степень владения субъектами культуры и языка интертекстуального «опознавания» в языковых сущностях культурно значимых для них установок, соотносимых с тем или иным тезаурусом и симболарием культурных кодов, характеризует «уровень» культурно-языковой компетенции. Эта последняя, в свою очередь, предопределяет способность к культурной референции, а также ту или иную глубину когнитивной по своему характеру процедуры культурной интерпретации языковых сущностей. Результатом такой интерпретативной рефлексии и является, как отмечает В.Н. Телия, содержание культурной коннотации, которая и выступает как связующее звено между значением единиц естественного языка и культурной семантикой знаков «языка» культуры.
Итак, главной целью лингвокультурологии, материалом которой является язык в его живом функционировании в дискурсах разных типов (в разговорном обиходе, в художественной литературе, в политических риториках и т. п.), является выявление «повседневной» культурно-языковой компетенции субъектов лингвокультурного сообщества на основе описания культурных коннотаций, соотносимых с концептуальным содержанием языковых знаков различных типов и воспроизводимых вместе с ними в процессах употребления языка, и тем самым несущих сведения о совокупной идентичности культурно-языкового самосознания как части общекультурного менталитета социума.
2.2 Русская фразеология в зеркале национального менталитета
Как отмечает В.Н. Телия, «язык культуры» воплощается в разных семиотических системах. В естественном языке ее реалии и установки рассеяны в содержании наименований культурных «вещей» и концептов, явлены в прескрипциях народной мудрости - в пословицах и поговорках, в различного рода языковых стереотипах, эталонах, символах, а также в прецедентных текстах - в крылатых выражениях, сентенциях и т.п. Наряду с этим существует настоятельная необходимость при описании содержания культурно-национальной коннотации оперировать этими проявлениями языка культуры как источником интерпретации.
В.Н. Телия предлагает два постулата для исследования взаимодействия языка и культуры. «Первый постулат состоит в допущении о том, что носители языка владеют - более или менее осознанно - знанием прецедентных относительно культурно значимой информации текстов или языковых сущностей, которые и могут служить источниками культурно-национальной интерпретации фразеологизмов. Второй постулат: соотнесенность фразеологизмов с «языком культуры» в лингвокультурологическом анализе, может быть выявлена, как общее правило, только на достаточно представительных массивах идеографических полей (типа «свойства лица», «чувства», «интеллекуальные способности и состояния», «поведение», «пространство» и т. п.)».
В порядке первого приближения В.Н. Телия предлагает выделять восемь источников лингвокультурологического анализа фразеологизмов. Приведем эти этапы.
. Одним из источников культурно значимой интерпретации являются ритуальные формы народной культуры, такие, как сватовство, поминки и т. п, поверья, мифы, заклинания и т. п. Примером может быть фразеологизм душа отлетает в мир иной. В связи с этим важно подчеркнуть различие между этимологическим анализом, раскрывающим изначальный смысл образа, и анализом лингвокультурологическим, нацеленным на раскрытие культурно значимого смысла, коннотируемого образом, что не одно и то же.
. К источникам интерпретации, безусловно, относится паремиологический фонд, поскольку большинство пословиц - это прескрипции-стереотипы народного самосознания, дающие достаточно широкий простор для выбора с целью самоидентификации - иногда из прямо противоположных максим (ср. Бабий век - сорок лет и Сорок пять - баба ягодка опять и т. п.). Это и различного рода словесные формулы и клише (типа за тридевять земель, хлеб-соль и под.).
. Источником культурно-национальной интерпретации является и характерная для данной лингвокультурной общности система образов-эталонов, запечатленных в ходячих устойчивых сравнениях типа глуп, как баран (ср. совр. глуп, как пробка), стройная, как березка, носится, как угорелый, как с гуся вода и т.п.
Эти традиционные, т. е. воспроизводимые из поколения в поколения, эталонные сравнения также не только отражают мировидение, но - что более важно - они являются результатом собственно человеческого соизмерения присущих ему свойств с «нечеловеческими» свойствами, носители которых воспринимаются как эталоны свойств человека. Эталоны становятся тем, в чем образно «измеряют» свойства человека (ср. в этой связи сюжет из известного мультфильма, где звери решают мерить удава «в попугаях» и где попугай выполняют функцию не эталона, но обычного масштаба измерения).
Известно, что у каждого народа, помимо эталонов, общих с другими народами (типа нем, как рыба, толстый, как бочка), существует свое особое представление о «соизмеримости» человека и животных, человека и растений, человека и вещей и под. И эти эталонизированные в традиционных сравнениях представления как бы «задают» образцы здоровья, красоты, глупости и т. д. Таким образцом глупости для русской ментальности является баран (глуп, как баран), упрямства - осел (глуп, как осел), неуклюжести - медведь (неуклюжий, как медведь) и т. п.
. Еще одним источником культурно-национальной интерпретации фразеологизмов, достаточно разнообразным по происхождению и по использованию в различных типах дискурса, являются слова-символы или слова и словосочетания, получающие символьное прочтение.
Культурно-национальные символы, воплощенные в языковое «тело», - это всегда словозначение, выполняющее функцию символа: языковая единица награждается устойчиво ассоциируемым с ней смыслом, который и указывает на концепт, не являющийся ее собственно языковым значением. Так, в идиомах типа душа не на месте, душа кровью обливается или в сочетаниях типа душа болит значение слова душа не переосмысляется метафорически, но сохраняет свое символьное прочтение 'орган чувств', а в идиоме душа ушла в пятки - 'орган жизнедеятельности' и т. п.
. Мощным культуроносным источником для русского миропонимания послужило христианство с его теософией, нравственными установками и ритуалами. Известный этнограф Д. Фрэзер утверждал, что вся культура вышла из храма. Именно христианство, по мнению П. Флоренского, принесло с собой более высокую духовность, обратив внимание на значение внутреннего субъективного мира личности. Религия репродуктивна, а поскольку религиозное миропонимание долгое время служило доминантой для поисков духовного и нравственного смысла и земной жизни, оно вошло «в кровь и плоть народа».
Как известно, фразеологизмы, вышедшие из религиозных дискурсов, могут представлять собой разные виды цитации: прямую цитацию (типа сосуд скудельный, соль земли), аллюзию к религиозным текстам через включенность во фразеологизм одного - двух слов (типа тьма кромешная [и скрежет зубов]), «сжатие сюжета» (типа валаамова ослица или лепта вдовицы) и под. Однако каждому, как представляется, понятен общий смысл таких выражений (ср. также нести свой крест, трудиться в поте лица, испить горькую чашу, чаша терпения, страдания, отдать душу Богу и т.п.). Например, идиома пить горькую чашу или фразеологические сочетания чаша терпения, страдания и под. легко ассоциируются знающими Евангелие с «Молением о чаше» (ср. пастернаковское: «Если только можешь, авве Отче, чашу эту мимо пронеси»), а для незнающих - с «горькими» испытаниями. В любом случае «смутного» или более или менее четкого знания этого эпизода из Евангелия идиомы интерпретируются не «буквальными» отрывками текста, а соотносятся с этим эпизодом как фреймом, структурирующим знание о наивысшей полноте страдания. По существу носители языка выполняют в такого рода случаях герменевтический анализ - каждый в меру своего знания текста или ассоциируемого с ним предания, или же воспринимают слово чаша как символ полноты страдания.
. Еще один источник культурной интерпретации - интеллектуальное достояние нации и человечества в целом: философия мироздания, ее осмысление истории, литература и т.п. Мы обобщаем эти колоссальные объемы знаний лишь постольку, поскольку здесь важно указать на тип источника, а не охарактеризовать его продуктивность.
Обычно этот совокупный источник представлен в сборниках, выполненных в жанре «крылатые слова и выражения», «в мире мудрых мыслей» и под. Но надо заметить непродуктивность этого источника для интерпретации фразеологизмов. Что вполне понятно: фразеологизмы возникают и обретают статус воспроизводимых единиц в народной среде, для которой ближе и понятнее народная мудрость, «преданья старины глубокой», отраженные и в народном творчестве, религиозные установки, в том числе - и языческие и под. Что не исключает, конечно, проникновения во фразеологический состав языка цитации из других дискурсов (типа слон в посудной лавке, дым отечества и под.).
Начиная с конца XIX века и в течение XX века формирование фразеологизмов активно подпитывается артефактами цивилизации (типа локомотивы истории), военной, спортивной терминологии и особенно - политическим дискурсом (ср., например, метафоры престройки, описанные в книге А.Н. Баранова и Ю.Н. Караулова). Но эти источники, восходящие, как общее правило, к massmedia, отражают скорее некоторое универсальное для конца нашего века мировидение, нежели культурно-национальное.
. К источникам культурно-национальной информации следует отнести явно выраженные в словах-компонентах фразеологизмов сведения о таких реалиях, которые служат предметом описания в страноведчески ориентированных словарях. Речь идет о словах типа сокол (гол как сокол), баня (задавать баню), о словосочетаниях типа медный грош (гроша медного не стоит), ср. также отражение во фразеологизмах исторических событий типа погиб <пропал> как швед под Полтавой, погибоша аки обре и т. п.
Кроме того, в область страноведчески маркированных источников попадают крылатые выражения - цитации из русской классики (типа дым отечества, человек в футляре и под.), а также так называемые «советизмы», источником которых обычно служит политически-лозунговый дискурс, использующий метафоры из спортивной жизни, из языка техники, производства и т. п.: передавать эстафету, поднимать планку; спускать на тормозах, стартовая площадка, выводить на орбиту; трудовая вахта, ср. также такие газетно-публицистические штампы, как путевка в жизнь, борьба <битва> за урожай <хлеб> и т. п. (см. комментарии к этим фразеологизмам в РФ; ФОРЯ).
. Выше были упомянуты те источники интерпретации, которые принадлежат внешним по отношению к языку семиотическим кодам культуры. Ниже речь пойдет о внутриязыковых ресурсах культурной интерпретации - об отраженной в тропеических основаниях фразеологизмах «наивной картины мира» как результате его картирования и концептуализации фразеологическими средствами на основе тех выделенных в мировидении народа стереотипных для его жизни обиходно-бытовых ситуаций, которые послужили образными прототипами для фразеологизмов, а также об эталонизированных или обретших символический смысл «вещах» и свойствах, вошедших в образное содержание в качестве слов-компонентов. В этих образах как бы явлен тот самый «стиль присвоения действительности», который, по мнению Л. Вейсгербера, образует «промежуточный мир». Для нас в этом случае более приемлема метафора «зеркала», в котором самосознание народа как бы опознает свои характерные черты, привычки, приметы.
Итак, само образное содержание фразеологизмов может служить «подсказкой» для культурно-национальной интерпретации, если оно отображает характерные черты мировидения.
Существенное отличие этого внутриязыкового ресурса культурно-национальной интерпретации содержания фразеологизмов от приведенных выше (I) - (7) заключается в том, что сами фразеологизмы, осознаваемые как культурно значимые тропеические «образцы» свойств, событий, фактов, не являются знаками культуры как таковыми, не образуют ее собственных таксонов, но способны, если они воплощают в своем образном содержании культурно значимые черты мировидения, выполнять роль культурных знаков при условии их интерпретации в том или ином коде культуры.
Фразеологизмы, образные основания которых как бы «подсказывают» ход к их культурной интерпретации, обнаруживают двойную соотнесенность с культурой: сама их внешняя форма - это уже язык культуры, поскольку «буквальное» ее прочтение соотносит образ со стереотипным, эталонным или символьно значимым для данной лингвокультурной общности мировидением, в котором отобразилось какое-либо свойство, случай, явление или ситуация - с одной стороны, а с другой - этот образ осознается и интерпретируется носителями данного языка в соответствии с их культурной компетенцией.
Именно в этой двойной соотнесенности, наряду с собственно номинативной функцией, и заключена, как представляется, одна из причин существования и воспроизведения в языке таких аномальных для него знаков как идиомы, равно как и фразеологических сочетаний (или лексических коллокаций, по западной терминологии), «нарушающих» правила свободного выбора и комбинации слов, что является нормой для «регулярного» функционирования языка. Выполняя роль культурно-национальных «конденсатов», такого рода аномалии не только обозначают мир «Действительное», но и транслируют из поколения в поколение характерный для народа стиль мировидения и передают культурно-национальные его традиции, выражая тем самым и характерологические особенности его менталитета, принадлежащего миру «Идеальное».
В заключение обзора рассмотренных выше источников культурной интерпретации фразеологизмов заметим, что эти источники информации могут как бы накладываться друг на друга и даже содержать контрадикторные установки. И это вполне естественно, поскольку они выделены не по единому для них категориально-культурному основанию (что, хотя и трудно выполнимая, но интереснейшая задача для решения проблемы «язык культуры»), а скорее - по типу знания, соответствующего семиологической природе этих источников. Кроме того, сама культура, как и сформировавшийся на ее основе менталитет, способны отражать и воспроизводить культурные традиции разных «социальных времен» и культурные ценности разных же социальных слоев и даже отдельных индивидов.
При лингвокультурологическом анализе не только возможна, но и необходима соотнесенность со всей палитрой источников культурной интерпретации, что позволяет к тому же избежать абсолютизации каждого из них при определении культурной коннотации. К примеру, фразеологическая серия раб страстей, корыстолюбия, тщеславия (ср. также раба любви) соотносится с саркастическим противопоставлением термину духовной культуры раб Божий, что выражается и в эмотивности - в «предосудительном» восприятии субъекта этих сочетаний, а серия раб желаний, привычек, моды, также обладающих эмотивной модальностью осуждения, погружена уже в контекст такой категории культуры, как личность, основным атрибутом которой является свобода выбора, который не реализуется субъектом указанных сочетаний.
Знание культурных знаков, или «культурем», принадлежащих этим указанным выше разным источникам, входит в собственно культурную компетенцию народа. И хотя это вербализованное знание, оно, с точки зрения В.Н. Телии, должно рассматриваться как принадлежащее миру материальной и духовной культуры, нашедших в процессе семиозиса свое знаковое выражение в языковой форме. Поэтому интерпретация собственно языковых знаков (в частности - фразеологизмов) в содержательном пространстве этих культурных знаков - это процедура соотнесения единиц системы языка с таксонами культуры. Результатом такого соотнесения и является содержание культурной коннотации, в такой же степени национально окрашенной, в какой идиоматично содержание культурных знаков.
ГЛАВА 3 АНАЛИЗ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ С КОМПОНЕНТОМ «ДУША»
Ниже рассматривается круг наиболее типичных образных уподоблений, порождаемых устойчивыми словосочетаниями со словом душа в русском языке. Иначе образные уподобления могут быть названы еще «вещными коннотациями», «метафорами, лежащими в основе абстрактных понятий» или же теми или иными «мифологическими представлениями», господствующими внутри данной языковой и культурной общности. Статус таких образных уподоблений среди принятых в лингвистике компонентов значения слова - таких, как презумпции и ассерции, «атомы смысла» И.А. Мельчука, модальные рамки А. Вежбицкой, коннотации, мотивировки, а также «слабые» компоненты значения и обоснования - для данного слова оказывается тем выше, что денотат у души отсутствует, она представляет собой довольно аморфное образование - по сути дела, лишь некий расплывчатый набор свойств, о присущности которых человеческой душе могут вестись сколь угодно долгие споры, не подлежащие экспериментальной проверке. (При этом необразные компоненты толкования здесь нас будут интересовать в гораздо меньшей степени.) В любом случае для того, чтобы такое слово, как душа, могло нормально функционировать в языке, выражая некий общепринятый объем исходных свойств, допущений и представлений, оно нуждается в каком-то «вещественном» подкреплении. Сознание носителей языка, широко пользуясь аналогиями, стремится закрепить за этой ненаблюдаемой сущностью вполне конкретные, ощущаемые или, по крайней мере, мыслимые свойства. В последнем случае, правда, наивное языковое сознание иллюстрирует для себя уже не собственно денотат слова (представимый в виде того или иного образа-метафоры), но подыскивает ему - удобное в речевом обиходе - метонимическое обозначение, воображая и иллюстрируя в нем те действия, которые могла бы совершать душа, будучи представлена в образе того или иного своего метафорического воплощения. Язык как бы примеривает на нее разные одежды - абстрактное, но «желающее материально довоплотиться» понятие, то предстает в образе какого-то вместилища (одежды, мешка или комнаты) (спрятать в душе, заглянуть в душу, выворачивать душу), то водной стихии (колодца или текущего потока) (излить душу, оставить осадок в душе, кипеть в душе), то страницы книги, то движущейся (едущей) телеги, то горящего пламени, то невидимого маленького существа, блуждающего где-то внутри нашего тела (тела реального человека) (душа горит, теплится в душе, свалить с души, накопилось на душе, плакать над душой), или же ненаблюдаемого в действительности внутреннего органа (разбередить душу, душа болит). В последнем случае этот невидимый орган обладает следующими свойствами: он «способен болеть; выступает как вместилище; является компактным; локализован где-то в груди; может функционировать независимо от воли субъекта, хотя отчасти и контролируется им». На наш же взгляд, множество всех метафорических перевоплощений души (или по крайней мере, тех, что будут описаны ниже) парадоксальным образом уживаются вместе и никак не противоречат друг другу, а только расширяют наше представление о ненаблюдаемом «в живую» явлении, увязывая его с тем, что мы вполне в состоянии «пощупать руками».
Общий перечень рассматриваемых образных уподоблений души дается ниже (в пунктах от 1 до 10, с подпунктами) За основу была взята классификация, составленная М. Михеевым. При некоторых из них представлен еще и набор свойств (свойства помечаются буквами латинского алфавита): они «заданы» уже отраженным в самом заглавии данного пункта материальным уподоблением души (кладовка, полотно, весы и т.п.), его иллюстрируют и проявляют себя в соответствующих (как правило, несвободных) сочетаниях данного слова. И сами образы-воплощения, составляющие различные воплощения души, или ее внутреннее символическое содержание, и наборы свойств при каждом из них - следует рассматривать как находящиеся между собой в отношениях взаимозаменимости, или нестрогой дизъюнкции: иначе говоря, они связаны через отношение и/или. Кроме толкования (оно, как обычно, будет даваться в лапках - '...'), некоторые сочетания снабжены также еще и особыми комментариями. Предположения даются, как правило, вслед за толкованием слова (или вообще без него, когда толкование и так известно) и заключаются в угловые скобки - (...). В рамках данной работы предположение - это то, что обычно можно встретить в словарях после слов Намек на (то-то и то-то), как в словаре Михельсона или Подразумевается, что...; Обычно имеется в виду (то-то и то-то) - как в словаре СОВРЯ и др.; а также Вероятно, связано с (тем-то и тем-то) или вслед за знаком * - как в словаре. Предположений к каждому конкретному месту может быть одновременно несколько, и они могут как дополнять, так и противоречить друг другу: между собой они также находятся в отношениях и/или.
Итак, вот перечень образных воплощений души (в русском языке):
. Душа как какое-то вместилище: полость, одежда (кафтан), оболочка, хранилище, мешок - для некоего твердого содержимого (а, может быть, и сыпучего - как, например, зерна) или же комната (кладовая, амбар, дом - может быть, даже состоящий из нескольких этажей) со свойствами:
а) объемность, глубина, возможность находиться (скрываться) внутри этого объема: В душе - 'про себя, мысленно' (Ушаков); возможность быть пустой / опустошенной или - заполненной / наполненной;
b) возможность что-то затаить / спрятать / скрыть / сохранить в душе или что-то класть / положить / сложить в нее;
с) непроницаемость оболочки для чужого взгляда и недоступность ее содержимого: Чужая душа - потемки / В чужую душу не влезешь;
d) трудность видеть даже то, что находится внутри своей души (если такое и происходит, то только украдкой или в какие-то особо «отмеченные» моменты жизни): заглянуть в душу / подсмотреть в душе;
e) возможность быть «вывернутой» наизнанку (как нечто болезненное и неестественное для субъекта души):
) выворачивать (свою) душу (перед кем-то) 'рассказывать все начистоту';
) выворачивать душу (кому-то чем-нибудь) 'заставлять испытывать страдания'; причем здесь же, внутри данного образа, может быть истолковано и выражение изнанка души - как 'скрывающее что-то постыдное или неприглядное';
f) возможность (для кого-то постороннего) все же проникать внутрь и неизбежно связанные с этим неудобства - для самого субъекта души: влезать / лезть / залезать в (чью-то) душу: (как влезть («вломиться») в чужую квартиру) или, с другой стороны, хотя это, может быть, уже на периферии: (как влезть в чью-то шкуру, или 'представить себя на месте другого', т. е., собственно войти в его положение);
g) возможность соприсутствия вместе (внутри души) самых разнообразных, часто противоречивых стремлений: уживаться (в душе);
h) оценка размеров (т. е. тесноты, величины, узости, малости) этого вместилища (одежды или комнаты) как чего-то самого по себе ценного (или, наоборот, порицаемого): величие души, мелкая душонка; великодушие; широкая душа: (как бы многое в себя вмещающая и/или многое из себя раздаривающая вокруг, другим, способная давать направо и налево) - ср. очевидное пересечение смыслов с выражением (жить) на широкую ногу; низкая душа (душонка): (как комната с низким потолком);
i) возможность (при бесконечном расширении) потери формы: бесформенность души - 'отсутствие рамок, ограничений (прежде всего морального плана)';
k) способность быть по душе или не по душе (кому-то): Это мне пришлось по душе - 'нравится, по вкусу' (Ушаков); не по душе - 'не нравится, не подходит, противно' - но, значит: (все, что человек видит и оценивает, он как бы сравнивает с неким эталоном, одевая на это - свою душу, как некую одежду, или же, напротив, саму рассматриваемую вещь (дело, создавшуюся ситуацию) примеривает, как одежду, - на свою душу, чтобы в результате получить возможность сказать: «Вот это мне по душе» - по аналогии с тем, как: «Вот это как раз по мне»; «Это мне по плечу» или: «По Сеньке и шапка»).
Внутри языковых образов, которые связаны со словом в нашем бессознательном, такая амбивалентность вполне приемлема (об этом писал еще Фрейд): в данном случае одежда и сам «манекен», на который ее одевают (т. е. само тело человека с его ростом, фигурой и т. п.), свободно могут меняться местами; мы можем представлять себе ситуацию и так, и этак; или же просто сливаем обе ситуации, подходящие для выражения по душе, в единое неотчетливое представление.
.1. или как раз то, что находится в этом вместилище внутри, само его содержимое, все его сложное внутреннее устройство, как, например, расположение комнат в доме или размещение вещей, сложенных в кладовке в соответствии с определенным порядком - известным, в лучшем случае, только хозяину:
а) возможность выложить душу (как бы на всеобщее обозрение);
b) возможность вынуть / вытряхнуть / вытрясти душу, а также - запасть в душу - то есть: (как бы провалившись через щели, например, в полу - причем так, что достать обратно оттуда это уже оказывается практически невозможным);
.1.1. или и как вместилище-оболочка, и как их содержимое вместе взятые, т. е. как сложный комплекс, некий единый фрейм:
а) накопление (внутри этой оболочки) содержимого и «возрастание сложности» ее внутреннего устройства должно оцениваться как положительное явление (ср.: Простодушие - 'бесхитростность, доверчивость' [MAC], но и связанные с этим отрицательные коннотации);
b) крайняя нежелательность для субъекта души лишиться ее содержимого: опустошить (душу) - Перен. 'лишить нравственных сил; сделать неспособным к творческой активной жизни' [MAC]; ) возможность обнажать / открывать /раскрывать /распахивать I приоткрыть душу или вообще: держать ее (перед всеми) нараспашку: 'откровенный, прямой человек' [Михельсон 1994], причем в этом можно усматривать и осуждение, и одобрение: (это плохо, так как, с одной стороны, не следует ходить «расхристанным», в незастегнутой одежде (ср. старое представление о том, что рубашка с незастегнутым воротом оставляет открытой «душу», т. е. место под кадыком, где «располагается» душа, «по верованиям народа» (Даль)), - но ведь, с другой стороны, (это хорошо, так как человек не скрывает от окружающих ничего дурного - его поведение можно одобрить); ) возможность сделать содержимое души черствым и совершенно нечувствительным к внешним воздействиям: очерствить душу (очерстветь душой) - 'сделаться холодным, неотзывчивым, глухим к чужим переживаниям': (подобно тому, как черствеет хлеб, становясь непригодным для еды) (тут начальное воздействие, на одну поверхность, может доходить до самой середины); ) способность надрывать душу: (если надорвана оболочка, например, у мешка, то из него сыплется наружу содержимое, что очевидно должно быть неприятно для его обладателя) или другой образ-предположение для того же выражения: (если надорвать присохшую болячку (на ране), то из нее снова потечет кровь, что тоже крайне болезненно для субъекта); ) необходимость достаточного пространства внутри - (И) в чем (только) душа держится: (тут, как будто, предполагается, что для нормального самочувствия (внутри тела) душа человека должна быть окружена некой прочной, надежной и достаточно просторной (поместительной внутри) оболочкой, где ей будет удобно расположиться (как человеку жить в удобной квартире), иначе душе как бы не за что «уцепиться», нечем «поддерживать себя» и даже незачем «держаться» за ту «жилплощадь», которую ей предоставляют (или которая ей досталась), нечего оставаться в ней: она может тогда куда-нибудь переселиться, покинув данную оболочку, и выбрать для себя более привлекательное, «богатое» пристанище) - ср. также еле-еле душа в теле («он еле дышит»); или, с привлечением иного образа: (его душа с трудом удерживает себя в теле, как птица внутри клетки, или возле этого тела, чтобы не «отлететь прочь», расставшись со своим неудобным жилищем).
В последних выражениях предположения совпадают с теми, что описаны ниже в случаях 'раны на теле' 'лицо человека', 'птица' и 'жилец внутри тела'. Здесь - места недискретности данной классификации, где все значения немного накладываются, «наползают» друг на друга: но то же происходит и в языке, с его всегдашней системой «фамильного родства (сходства)» значений.
.2. как пробка или даже как затычка, звено, приходящее в соприкосновение с обеими средами - внутренней (содержимым) и внешней (оболочкой, вместилищем), то, что находится между оболочкой и тем, что скрывается внутри: Вышибить душу: (как, например, из бутылки или из бочки).
.3. душа как полотно (пелена, ткань, завеса, занавеска): ткань души / всеми фибрами своей души / душа трепещет: а) составленность («сплетенность») из нитей, фибров и т. п.; b) способность скрывать от постороннего взгляда содержимое (это то же самое свойство, что и выше в п. 1. 'вместилище', но при другом образе): покров души; с) возможность разрывать (раздирать) душу (на части) - как полотно (причиняя ей (или ее обладателю) жестокие страдания);
.1. Или как само содержимое, склад вещей (чулан), определенным образом пространственно ориентированных (в том числе, например, сложенных вертикально в каком-то порядке свертков, коробок и т. п.) где-то за занавеской; при этом весьма важно, чтобы вещи было удобно извлекать из кладовки - либо они нечто ценное, либо просто убраны «с глаз долой» (т. е. «навалены, как попало»), то есть тут опять-таки проявляется двойственность взгляда на душу (причем, как свою, так и чужую): запрятано в глубине души; держать (иметь, хранить, скрывать) за душой-1) 'сохранять (до поры до времени) в тайне'; 2) 'иметь в распоряжении, владеть собственностью'; .ср. с толкованием этого выражения в словаре С.И. Лубенской: 'of s. o. 's own', но чаще с отрицанием: ничего (ни гроша) за душой - 's. о. does not have anything'; перевернуть душу -'удивить, озадачить, расстроить или потрясти': (так же, как в «перевернутых» вещах кладовки нельзя ничего найти);
.1.1. Или это и занавеска, и склад вещей (тайник, закуток), взятые вместе, как целое. По-прежнему очень важна идея «правильной уложенности, целесообразного порядка» (чтобы нужное всегда иметь под рукой); но также идея «жесткого устройства» души, ее сотворенности такой, а не иной (как результата некоего божественного произвола) - то есть пространственного (по вертикали и горизонтали) расположения, «положенности» в нее всех тех предметов, с которыми она, рождаясь, будет пребывать в родстве, к которым будет испытывать естественную «тягу», склонность и стремиться всю жизнь (или от которых так же органично отталкиваться): душа, лежит / не лежит (к кому- или чему-либо / что-то делать) - 'о склонности, расположении (неприязненности, нерасположении)...' [БАС]: в отрицательном варианте (как бы прообраз соответствующего предмета вложен в душу-кладовку так неудобно (так далеко «заложен» в ней), что она (уже в образе хозяйки) не испытывает никакой склонности, влечения, естественного притяжения к данному предмету - как к изначально родственному себе образу внешнего мира);
2.2. как страница (скрижаль некоего закона), зеркало или же скрытое от обычного взгляда внутреннее лицо человека: читать в душе I заглядывать в душу I чистая душа I омыть душу (с предписываемой необходимостью содержать соответствующий объект в чистоте): отпечатываться в душе (в, на - чьей-либо памяти) - Перен. 'сохраняться; запечатлеваться' [БАС]; покривить душой - тут, по-моему, еще возникает идея отступления от оригинала текста, как сделки с собственной совестью, ср. толкование этого выражения и комментарий к нему из Мелерович, Мокиенко: Разг. Неодобр, 'быть неискренним, лицемерить; поступать, действовать против совести, вопреки своим убеждениям'... * первоначально - поступать вопреки своей духовной сущности, диктуемой Богом. В значении оборота отразилась также народная антиномия Правды и Кривды; двоедушие - 'лицемерие, двуличие' [MAC]: (у человека может быть сразу два лица - как бы на разные случаи жизни, это как настоящий и фальшивый паспорта).
. Душа как сосуд (стакан, ведро), емкость (то же самое, по сути дела, вместилище, что и в п. 1, но М. Михеев выделяет его особо, так как тут принципиально другая - жидкая - среда): наполнять душу: Перен. 'занять целиком, преисполнить сердце, ум, грудь' [MAC]; а) сосуд следует содержать в чистоте (так же, как лицо) и по временам приходится счищать грязь (образовавшуюся накипь со стенок и т. п.): омыть душу I (оставить) осадок в душе I плюнуть (кому-нибудь) в душу: (т. е. туда, куда плевать ни в коем случае не следует, т. к. это осквернение святыни; а также рано или поздно оттуда самому придется черпать воду: ср. с шутливой заповедью Не плюй в колодец - пригодится водицы напиться;
.1. или сама жидкость, наполняющая сосуд (вода, влага или вообще «текучее тело, неспецифицированное по составу», нормально пребывающее в некотором непрекращающемся собственном движении (кипении, бурлении, бьющие изнутри родники и т. п. - что-то вроде постоянно варящегося в котле супа или волнующегося в своих берегах моря), имеющая какие-то допустимые теплоту, глубину и объем:
а) за этой жидкостью надо постоянно следить: пополнять по мере расходования содержимого или же сливать, когда ее становится слишком много (а также - снимать пенку); или же, если это полноводный источник, бьющий фонтаном (как из шланга), отводить в сторону, куда-то в «подставляемые» для этого емкости (ведра). Недостаток жидкости в сосуде (как и недостаточная ее подвижность) так же нежелательны, как ее избыток или переливание через край: опустошить (иссушить) душу / распирать душу / переполнять (душу) - 'чрезмерно наполнять' переживаниями - либо чем-то хорошим, либо плохим; ср. «переполнить чашу терпения» [MAC]; отводить душу (сердце) - 'получать облегчение, успокоение, утешение в чём-л. (в каких-л. действиях, деятельности, в разговоре)'... * Выражение, вероятно, связано со знахарскими способами излечения больного, внимание (а тем самым и больного) отвлекали, «отводили» заговорами или ритуальными жестами. Ср. отвести глаза кому 'обмануть кого-л. '... [Мелерович, Мокиенко 1997];
.1.1. или и сам сосуд, и жидкость, находящаяся внутри сосуда, вместе взятые, т. е. либо колодец с водой, либо бьющий (в определенном месте) из-под земли источник, либо котел с варящимся в нем супом на огне: взволновать (всколыхнуть, взбаламутить, возмутить) душу / излить душу I кипеть в душе / черпать из души: а) при этом должны быть неизбежны и некоторые издержки: оставить (неприятный) осадок в душе-'тяжелое чувство, остающееся после какого-либо события, переживания' [БАС];
.2. или даже как плавающая в воде рыба: Душа пузыри пускает - иноск. народн, 'икается': (тут как бы в шутку душа сравнивается с рыбой в воде - немой и не умеющей никак иначе «высказать свои желания», кроме пускания пузырей изо рта); Душа с Богом беседует- иноск. народн. шутлив., 'об отрыжке' [Там же]: (по народным представлениям душа находится в особых отношениях с Богом, как бы ведя с ним в течение жизни постоянный диалог-исповедуясь, отчитываясь за свои грехи. И так как подобные «диалоги» нельзя наблюдать, то языковое сознание в шутку подыскивает для них внешне правдоподобное проявление- как, например, здесь-в отрыжке, видя в этом как бы своего рода непосредственное «высказывание» или «реплику» души, адресованную Богу-может быть, в ответ на обращенное к ней требование-остановиться в неумеренных еде и питии?).
Кроме того, возможен и синтез, или взаимное наложение друг на друга сразу трех перечисленных фреймов (т. е. представлений 1, 2 и 3): или души как вместилища вещей, и/или как чего-то скрытого за завесой (лица или страницы), и как сосуда (источника) с жидкостью: а) возможность быть / находится / содержаться I иметься на душе (или на стене, на занавеске, на поверхности жидкости)-как бы выходя / возникая I появляясь I всплывая на ней в результате внутренне происходящей, но недоступной внешнему наблюдению, работе: (у кого-то что-то) на душе- 'кто-либо испытывает то или иное душевное состояние' [ФСРЯ 1967];8
.1. Душа как воздух, входящий (и выходящий!) из легких человека вместе с его дыханием: равнодушный (то есть не испытывающий волнения при виде чего-либо) / неравно дышать (к кому-то);
.2. Душа как огненная (излучаюшая тепло и свет) стихия (костер), а также некий легко воспламеняющийся газ или эфир, атмосфера, или даже небо, погода (включая сюда дующий ветер и плывущие по небу облака), заключенные внутри соответствующего каждой из ситуаций объема): дар души I распалять душу / душа горит I искры души I заронить искру (чего-то) в душу I тратить тепло души / душа остыла (охладела) I посветлеть (проясниться) на душе (в душе) /увлекать (за собой) душу; распалять душу; теплится в душе-(как тлеющий в углях, внутри прогоревшего костра, огонек); сжечь (свою) душу - уничтожив свой запас, но возможно согрев этим других людей);
.3. душа как птица с крыльями: воспарить / встрепенуться душой; (быть) душой с кем-либо.
.1.1. Душа как нечто, располагающееся на горизонтальной поверхности - в частности, на ровном полу или на плечах человека (а также на спине, на груди) или на телеге-со взваленной на них поклажей, и/или сам этот (движущийся) груз, вместе взятые: на душе (тяжело, легко) I взвалить на плечи I свалить (камень) с души I лежать на душе (тяжким грузом) / давить душу I накопилось на душе I отлегло от души;
. и/или проделанный телегой путь - проложенная человеком тропинка- по жизни, или та, по которой ему еще только предстоит идти (ехать) в будущем. Здесь понятие 'душа' приходит в соприкосновение с понятием 'судьба': кривить душой I прямая душа - ср. не отступить I не сойти с прямой дорожки;
.2.1. или сам сложный, запутанный ландшафт на плоскости (т. е. город из улиц и переулков), по которому такая телега движется (или имеет возможность двигаться): закоулки души;
.3. и/или как некие весы, соизмеряющие «дела» человеческие (т. е. уже пройденный путь) с помыслами или же их идеальным прообразом: положить душу (за кого-, что-либо)-с этим можно сравнить также мотив 'взвешивания души' после смерти в египетской «Книге мертвых» (это понятие как будто совпадает с понятием «совесть»); с легкой душой (ср. «с облегченной совестью»).
. Душа как натянутые (и способные звучать) струны или даже жилы: с одной стороны, тянуть душу (ср. «тянуть жилы» - с опасностью «порвать» их, что означает иносказ. 'умереть' - [Михельсон 1994]; а также выматывать (вытягивать) душу 'мучить, терзать, подвергать пытке, расспрашивая (или сообщая сведения) о чем-то неприятном', а с другой стороны, трогать (затронуть) душу I звучать в душе I душа поет I крик души.
. Душа как некий аналог желудка (чрева), поглощающего пищу и питье (но со способностью к рефлексии): душа меру знает; душа с Богом беседует- 'об икоте';
.1. и/или как что-то вроде вкуса: (меня от этого) с души воротит I сколько душе угодно I не по душе I душа не принимает I (он этого) на душу не переносит I как душе (как твоей душеньке) угодно.
.Душа как гибкое деревце, или же его росток, побег, привой: потрясти душу I надломить душу I прирасти (к кому или чему-то) душой - или как некое вертикально ориентированное строение, 'дом из нескольких этажей': вырвать из души;
.1. как сущность, основа чего-то, каркас или же суть, основное целое, все самое главное в человеке, его «сущностный» заместитель: от (всей) души/ пустота души (как полое внутри) / черная душа / для души / дойти до души I душа-человек: (т. е. все лучшее в нем, как бы человек, состоящий только из одной души в чистом виде).
. Душа как метонимическое обозначение оставленного ею (только что, после смерти, а также во сне или в обмороке) тела. Тело-это как бы стены тюрьмы, насильно удерживающие всю жизнь своего пленника - душу внутри себя: плакать над душой;
.1. Душа как некий незримый, особо чувствительный орган внутри тела человека, невидимый внутренний житель, «сокровенный» человек, способный свободно перемещаться внутри тела как своего жилища;
.2. или как незаживающие раны на этом теле: душа болит (ноет) / задеть (затронуть) за душу /разбередить (растравить) душу;
.3. или душа как обиталище живущих в ней диких зверей-чувств и страстей человека: лелеять в душе (надежду), вынашивать в душе (мысль, мечту), затаить в дугие (обиду, злобу и т. и.)13;
.4. Душа как воплощенное в теле еще не появившегося на свет ребенка- внутри беременной женщины: душа взыграла.
.1. Душа как некий залог в отношениях человека со сверхъестественными силами: заложить душу / отдать душу (Богу) / продать душу / завладеть (чьей-то) душой I сидеть (стоять, торчать) над душой.
В работе Арутюновой описано, как язык при помощи метафоры может приписывать, например, звукам некие «осязательные» свойства, а у цвета выделять свойства «температурные», подменяя при этом признаки предметов - «признаками их признаков»: ср. мягкий матрас и мягкий звук, теплая вода и теплый тон, оттенок. Или, если истолковать эти метафоры: звук и оттенок (такие, от восприятия которых становится так же, как от прикосновения к чему-то мягкому или от ощущения чего-то теплого). Тем самым у звука и цвета как бы усматриваются и открываются новые шкалы оценок: по 'мягкости / твердости' и по 'теплоте / холодности'. Но ведь сам звук при этом не обязательно соотносить именно с матрасом, а краску - именно с водой. Типовой перенос значения тут произошел, и сейчас при употреблении данных слов говорящий уже не использует их образов-прототипов, которые обладали бы этими свойствами в наибольшей степени. Данная ситуация, на мой взгляд, значительно отличается от той, которая имеет место при описанном выше процессе метафоризации души. Потому что там, помимо пополнения десигната - приписыванием ему соответствующих свойств,- происходит также и уподобление самому образу-прототипу (правда, не везде с одинаковой степенью отчетливости) как наиболее типичному представителю внешнего мира, стандартно исполняющему роль, которая тем самым приписывается невидимому, ненаблюдаемому объекту, т. е. как бы происходит и расширение его денотата. Иногда эта связь с образной составляющей значения, как мы видели, может быть множественной, а в некоторых случаях она вообще перестает ощущаться, как для выражения не чаять души (в ком-либо) - тогда у данного выражения его внутренняя форма совсем теряется и остаются только лишь абстрактные свойства, т. е. значение, описываемое традиционным толкованием - 'очень сильно, безгранично любить кого-л.' [MAC]. Оно начинает «жить» обычным в языке способом - с десигнатом, но без образной составляющей. Однако в целом для «безденотатного» слова, подобного дупле, совсем избавиться от образной составляющей далеко не просто.
фразеологический оборот русский язык
ГЛАВА 4. МЕТОДИЧЕСКАЯ РАЗРАБОТКА УРОКА ПО ТЕМЕ «ЭТИМОЛОГИЯ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ НА УРОКАХ РУССКОГО ЯЗЫКА (5 КЛАСС)»
Цель данного урока - осветить этимологию некоторых фразеологизмов в целях активизации их на уроках русского языка, увеличить словарный запас учащихся.
Фразеологические обороты - это благодатный материал для закрепления разделов грамматики, обогащения словарного запаса и развития речи учащихся. Знание этимологии фразеологизмов повышает познавательный интерес учащихся к изучаемому предмету и расширяет их кругозор.
Задачи урока:
. Дать понятие фразеологического оборота.
. Познакомить учащихся с причинами возникновения фразеологических единиц.
. Представить классификацию фразеологических оборотов.
. Провести этимологический анализ фразеологических единиц.
Схема урока.
. Учитель: С устойчивыми образными выражениями мы часто встречаемся в повседневной жизни. «Найти общий язык», «голова на плечах», «души не чает», «время истекло», «длинный язык», «водой не разольёшь». Каждое из этих словосочетаний мы употребляем в тех случаях, когда выражаем своё отношение - одобрительное, пренебрежительное или ироническое к данному факту.
Для того, чтобы знать, когда и где лучше употреблять фразеологизм, необходимо хорошо знать его значение и образ, который лежит в основе этого выражения.
Все фразеологизмы первоначально возникли для обозначения конкретных событий, явлений, фактов. Постепенно в силу различных причин начали употребляться переносно для обозначения других, но в чём-то сходных с первоначальным значением. Это придаёт фразеологизмам особую образность и выразительность. В зависимости от того, когда и где возникли те или иные фразеологические обороты, можно разделить их на четыре группы:
1.Фразеологизмы, связанные с историческим прошлым народа.
2.Образные выражения, отражающие народные обычаи, поверья.
.Устойчивые сочетания слов, возникшие из различных ремёсел.
.Крылатые слова.
Фразеологические обороты, входящие в каждую группу, имеют интересную, увлекательную историю происхождения. Рассмотрим их в отдельности. Происхождение многих фразеологизмов тесно связано с историческим прошлым народа.
. Далее ученики, по очереди рассказывают о различных фразеологизмам. Карточки с их описанием раздаются учителем за неделю до этого урока.
Откладывать в долгий ящик.
Выражение возникло во времена царя Алексея Михайловича. По его приказу в селе Коломенском около царского двора был прибит к столбу длинный или долгий ящик. Из разных деревень приезжали просители и опускали туда свои челобитные, прошения. Просьбы оставались без рассмотрения целые месяцы, а то и годы, иногда вообще могли затеряться.
С течением времени это выражение в разговорной речи стало употребляться с пренебрежительным оттенком в значении «затягивать исполнение какого-либо дела на неопределённый срок».
Кричать во всю Ивановскую.
Это выражение связано с московским Кремлём. Площадь в Кремле, на которой стоит колокольня Ивана Великого, называли Ивановской. На этой площади специальные люди - дьяки - оглашали указы, распоряжения и другие документы, касавшиеся жителей Москвы и всего народа России. Чтобы всем хорошо было слышно, дьяк читал очень громко, кричал во всю Ивановскую.
Шиворот-навыворот.
Хорошо нам известный оборот «шиворот-навыворот» родился в далёкие времена и был связан с унизительным наказанием. Провинившегося боярина сажали спиной вперед на старую лошаденку, предварительно обрядив его, как шута: богатую боярскую одежду с расшитым воротником - шиворотом - надевали наизнанку, шиворот-навыворот. В таком виде виновного возили по улицам. И теперь мы говорим «шиворот-навыворот», если не так оденемся. Но ведь можно сказать: «Весь рассказ у него вышел шиворот-навыворот», «Ты всё делаешь шиворот-навыворот».
Держать камень за пазухой.
Этот фразеологический оборот означает «иметь зло на кого-нибудь». Его образование связано с пребыванием в 1610 году поляков в Москве. Пируя с москвичами, поляки опасались их и держали за пазухой булыжные камни.
Делу время, и потехе час.
Смысл выражения: всё надо делать в своё время (и трудиться, и отдыхать). Это выражение принадлежит русскому царю Алексею Михайловичу. Он был большим любителем соколиной охоты. В подмосковных селах Коломенском и Семеновской содержалось более трёх тысяч ловчих птиц, которых обслуживало много охотников. Царь приказал составить особый сборник «Урядник», в котором излагались правила соколиной охоты. В предисловии к сборнику он сделел своей рукой приписку, в котором есть фраза, ставшая крылатой: «Делу время, и потехе час». В ней выражена мысль, что всему своё время: и делу, и потехе.
Приписка напоминала охотникам, что они, увлекаясь потехой, не должны забывать о деле - о службе государству.
Возникновение некоторых образных выражений отражает народные обычаи, существовавшие в те времена поверья и установленные народные традиции.
Например:
Забежать на огонёк.
Это выражение возникло следующим образом: раньше в небольших городах России был интересный обычай приглашать в гости. На окна ставили высокие свечи. Если на окне горит свеча (огонёк), значит хозяева дома и приглашают всех, кто хочет их видеть. И по огоньку люди шли в гости к знакомым.
Сейчас выражение «зайти или забежать на огонёк» означает «зайти к знакомым без специального приглашения» (шёл мимо, ну и зашёл к вам на огонёк).
Хоть из-под земли достань.
Так говорят, требуя чего-либо особенно уплаты денег. В старину был обычай зарывать металлические деньги в землю, чтобы воспользоваться ими в случае крайней необходимости.
Знать назубок.
Было время, когда слова «знать назубок» понимались почти буквально: выражение возникло от обычая проверять надкусом подлинность золотых монет. Прикусишь монету зубами, если не осталось на ней вмятины, значит она подлинная. Фальшивая монета внутри полая или отлитая из мягкого олова, свинца. На таком изделии зубок человека тотчас же оставлял след.
Теперь выражение «знать назубок» значит превосходно выучить что-либо: рассказ, стихотворение, отлично в чём-нибудь разбираться.
Воспарить душой
Люди в древности полагали, что душа может в определенные моменты уходить из тела человека, а потом возвращаться обратно.
В современном языке этот фразеологизм обозначает сильный эмоциональный подъем.
Семь пятниц на неделе.
Так говорят о человеке, часто меняющем своё решение, на которого нельзя положиться.
Когда-то пятница была свободным от работы и базарным днём.
Поэтому она долгое время была также и днём исполнения различных торговых обязательств. В пятницу, получая деньги, давали честное слово привезти на следующий базарный день заказанный товар. В пятницу, получая товар, обещали на следующей неделе отдать за него деньги. О человеке, который нарушал эти обещания, стали говорить: у него семь пятниц на неделе.
Очертя голову.
По древним поверьям, круговая черта на земле, на деревянном или каменном полу, сделанная полкой, ножом, мелом, углём и заговорённая молитвой, приобретает чудодейственную силу. В пределах такого волшебного круга нечистая сила не имела власти над человеком.
Происхождение выражения «очертя голову» восходит к старинному обычаю древнерусских воинов, которые, вступая в бой, очерчивали концом меча магический круг над своей головой. Этот круг должен был защищать их от вражеских ударов, придать воинам силу. От старинного воинского обряда и пошло выражение «очертя голову» - смело, решительно броситься на встречу опасности, вступить в спор, ссору, драку и т.п.
В современном языке это выражение употребляется в значении «безрассудно, с отчаянной решимостью, сгоряча или необдуманно начать делать или совершить что-нибудь».
Душа ушла в пятки
В старину полагали, что у человека есть душа, которая находится в районе груди. При сильном испуге душа опускается вниз, то есть уходит в пятки.
В современном языке используется при описании сильного испуга.
В русском языке немало устойчивых сочетаний слов, возникших из различных ремёсел.
Затянуть канитель.
Фразеологизм появился в среде золотых дел мастеров. Канителью называлась металлическая нить. Мастера вытягивали её из раскалённой проволоки. Канитель применялась в рукоделии для вышивания по бархату, сукну или сафьяну.
Вытягивать металлическую нить и вышивать ею было очень трудно. Это была кропотливая работа. Она требовала много времени. Теперь это выражение употребляется в разговорной речи и означает: 1) делать, говорить что-либо однообразно, нудно; заниматься чем-либо однообразным, нудным; 2) медлить, затягивать какое-либо дело.
Бить баклуши.
Когда кто-либо бездельничает, ему часто говорят: «Перестань бить баклуши!».
В старину кустари делали ложки, чашки и другую посуду из дерева. Чтобы вырезать ложку, надо было отколоть от бревна чурку-баклушу. Заготовлять баклуши поручалось подмастерьям: это было лёгкое, пустячное дело, не требующее особого умения. Готовить такие чурки и называлось бить баклуши. Отсюда, из насмешки мастеров над подсобными рабочими - баклушечниками возникло выражение «Бить баклуши», то есть заниматься пустяковым, несерьёзным делом.
Лясы точить.
Выражение возникло от старинной работы - изготовления балясин: точёных столбиков для перил. Балясником назывался токарь, изготовляющий балясины (в переносном смысле - шутник, забавник, балагур). Балясное ремесло считалось весёлым и легким. Оно давало мастеру возможность петь, шутить, болтать с окружающими. Теперь это выражение употребляется иносказательно: «болтать пустяки, заниматься несерьёзным разговором».
Пули лить.
Употребляется в значении «хвастливо лгать, рассказывать небылицы». В древности существовало поверье, что при отливе колокола нужно было нарочно пустить какой-нибудь слух. Чем нелепее выдумка, чем больше ей поверят, тем звучнее будет отливаемый колокол. Так родилось выражение «лить колокол», то есть распускать слухи, лгать. В этом значении стали употреблять выражение «пули лить».
Дело табак.
Употребляется в значении «очень плохо, безнадёжно». История возникновения этого выражения такова: волжские бурлаки, переходя брод, глубокие заливы или небольшие притоки Волги, подвязывали свои кисеты с табаком к шее, и если табак намокал, бурлаки считали переход невозможным, а своё положение в таких случаях - очень плохим, безнадежным.
Попасть впросак.
Это выражение употреблялось в речи кустарей, которые ручным способом выделывали верёвки, канаты. Приспособление для изготовления верёвок называлось просаком. Оно представляло собой прядильный стан с туго натянутыми жгутами. Вращающееся колесо перекручивало их. По недосмотру или неосторожности работающих эти жгуты могли захватить край одежды или волосы человека. Это нередко приводило к несчастным случаям.
Выражение означало «быть захваченным жгутами прядильного станка». Теперь в разговорной речи употребляется в переносном значении: попасть впросак по своей оплошности или недосмотру в неудобное или неприятное положение.
Играть первую скрипку.
Выражение возникло из речи музыкантов. Ведущую роль в оркестре играла первая скрипка. Теперь употребляется в переносном значении «быть руководящим, самым влиятельным лицом при исполнении какого-либо дела».
Одним из средств образной и выразительной речи являются крылатые слова. Выражение «крылатые слова» впервые употребил Гомер в поэмах «Илиада» и «Одиссея»: «Он крылатое слово промолвил», «между собой обменялись крылатыми словами тихо». Гомер называл «крылатыми» словами потому, что из говорящего они как бы летят к уху слушающего.
Впоследствии крылатыми словами стали называть краткие цитаты, вошедшие в нашу речь из литературных источников, образные выражения, изречения исторических лиц, имена мифологических и литературных персонажей, ставшие нарицательными.
Медвежья услуга.
Это выражение возникло из басни И.А. Крылова «Пустынник и медведь». В басне рассказывается, как медведь, желая согнать муху со лба своего друга Пустынника, ударил его камнем по голове.
Теперь это выражение употребляется в разговорной речи иронически - искренняя, но неумелая, нелепая услуга, которая приносит не пользу, а только огорчения, вред, вызывает досаду.
Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
Выражение впервые употреблено в трагедии Пушкина «Борис Годунов». Шапка Мономаха - это корона, которой венчались на царство московские цари, символ царской власти. Сейчас так говорят шутливо или иронически о каких-либо обязательствах, неприятных или обременительных.
И вот они опять, знакомые места.
Это слова из стихотворения Некрасова «Родина». Употребляется сейчас шутливо при виде родных или знакомых мест, которые говорящий давно не видел.
Принцесса на горошине.
Это выражение, ставшее крылатым, пришло их сказки Андерсена «Принцесса на горошине». Употребляется по отношению к избалованному человеку.
Лучше поздно, чем никогда.
Все любят употреблять серьёзно или в шутку выражение «лучше поздно, чем никогда». А оно впервые было употреблено в «Истории народа римского» Тита Ливия, жившего более 2000 лет назад.
Из искры возгорится пламя.
Впервые употреблялось в стихотворении А.И.Одоевского «Ответ Пушкину из Сибири» в 1826 году. Так говорят про какое-нибудь дело, которое может явиться началом других, важных дел.
Делать из мухи слона.
Одним из ранних литературных источников, где встечаются эти слова, является сатирическое произведение греческого писателя Лукиана «Похвала мухе». Сейчас это выражение употребляется иронически про людей, которые слишком преувеличивают значение какого-либо вопроса или факта.
Итог урока: Таким образом, мы рассмотрели с вами особенности происхождения различных фразеологизмов в русском языке.
Домашнее задание: составить 5 предложений с рассмотренными нами фразеологическими единицами на выбор.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, нами были проанализированы 100 фразеологизмов с компонентом «душа». В результате данной работы нами было выявлено, что данные фразеологизмы отражают языковую картину мира русского народа. Наиболее характерные представления народа отражены в данных фразеологизмах. Было выявлено, что в русской языковой картине мира душа может выступать в различных аспектах, но наиболее широко она представлена либо как образ какого-то вместилища, либо как водная стихия.
Можно предложить следующие возможности для ее дальнейшего исследования.
. Фразеологические сочетания чаще всего описывают не абстрактные понятия, а вполне локально определенные культурные конструкции-идеологически построенные и коллективно присвоенные представления о «невидимых вещах», идеях и ценностях времени и культуры. Идеологическая компонента в составе такого рода значения практически не описана, не теоретизирована и не представлена в лексикографической практике.
. Фразеологическое сочетание можно рассматривать как след ушедшей или «спрятавшей» свои корни в коллективное бессознательное культурной практики. Выявить этот след и связать с родственными следами- значит описать синхронное состояние фразеологии. Родственные следы часто обнаруживаются в неречевых практиках, что вызывает необходимость привлечения к описанию фразеологии как можно более обширного материала и методов анализа культуры.
В работе мы старались показать воздействие культурно-человеческого фактора на формирование и функционирование фразеологизмов и как следствие такого воздействия - обретение ими функции эталонов и стереотипов национальной культуры, культурно маркированное содержание которых воплощается в культурно-национальной коннотации фразеологизмов. Эта последняя усваивается вместе с овладеннием языком, навязывает через мировидение, отраженное в характерных для данного народа образах фразеологизмов, обыденное для лингвокультурной общности культурно-национальное самосознание и способствует его межпоколенной трансляции вместе с использованием языка.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1.Абакумов С.И. Устойчивые сочетания слов // Русский язык в школе. 1936. № 1. С. 10 - 17.
2.Аксамитов А.С. Белорусская фразеология. Минск, 1978. 131 с.
.Алефиренко Н.Ф. Фразеология в системе современного русского языка. Волгоград, 1993. 253 с.
.Амосова Н.Н. Основы английской фразеологии. Л., 1963. 241 с.
.Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1974. 210 с.
.Аристова Т.С., Ковшова М.Л., Рысева Е.А., Телия В.Н. Словарь образных выражений русского языка: Словарь-справочник / Под ред. В.Н. Телия. М., 1995. 419 с.
.Арутюнова Н.Д. Метафора в языке чувств (1976) // Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998. С. 108 - 126.
.Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Событие. Оценка. Факт. М., 1988. 176 с.
.Арутюнова Н.Д. Языковая метафора: Синтаксис и лексика // Лингвистика и поэтика. М., 1979. С. 45 - 59.
.Архангельский В.Л. О задачах, объектах и разделах русской фразеологии как лингвистической дисциплины. // Проблемы устойчивости и вариантности фразеологических единиц: Материалы межвузовского симпозиума. Вып.2. Тула, 1972. С. 31 - 38.
.Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Опыт теории устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. Ростов-на-Дону, 1964. 219 с.
.Ахманова О.С. Очерки по общей и русской лексикологии. М., 1957. 352 с.
.Бабкин А.М. Лексикографическая разработка русской фразеологии. М., 1964. 177 с.
.Балли Ш. Французская стилистика. М., 1961. 372 с.
.Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора (материалы к словарю). М., 1991. 352 с.
.Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1989. 296 с.
.Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. 418 с.
.Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973. 381 с.
.Вейсгербер Л.Й. Родной язык и формирование духа. М., 1993. 251 с.
.Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. М., 1977. 279 с.
.Виноградов В.В. Основные типы лексических значений слов // Вопросы языкознания. 1953. № 5. С. 22 - 31.
.Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. 2-е изд. М., 1972. 728 с.
.Витгенштейн Л. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985. С. 54 - 69.
.Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М., 1985. 164 с.
.Вульфиус И.М. К вопросу о классификации идиомов // Русский язык в советской школе. 1929. № 6. С. 12 - 18.
.Гаврин С.Г. Изучение фразеологии русского языка в школе. М., 1963. 130 с.
.Гачев Г. Национальные образы мира. // Вопросы литературы. 1987. № 10. С. 16 - 25.
.Гвоздарев Ю.А. Фразеологические сочетания современного русского языка. Ростов-на-Дону, 1973. 74 с.
.Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 49 - 61.
.Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. 318 с.
.Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. М., 1956.
.Диброва Е.И. Вариантность фразеологических единиц в современном русском языке. Ростов-на-Дону, 1979. 97 с.
.Добровольский Д.О. Образная составляющая в семантике идиом // Вопросы языкознания. 1996. № 1. С. 29 - 39.
.Дубинский И.В. Природа фразеологических сочетаний и возможность замены их компонентов // Ученые записки АПИ языков им. Мирза Фатали Ахундова. Вып. 9. Баку, 1961. С. 18 - 23.
.Ермаков А.И. Проблема соотношения лексических и фразеологических единиц при выражении значения мгновенного времени (на примере русского, английского, испанского и французского языков): Автореф. … канд. филол. наук. М., 1991. 21 с.
.Жуков А.В. Фразеологическая переходность в русском языке. Учебное пособие к спецкурсу. Л., 1984. 62 с.
.Жуков В.П. Русская фразеология. М., 1986. 105 с.
.Жуков В.П. Семантика фразеологических оборотов. М., 1978. 128 с.
.Жуков В.П., Сидоренко М.И., Шкляров В.Т. Словарь фразеологических синонимов русского языка / Под ред. В.П. Жукова. М., 1987. 619 с.
.Зимин В.И. К вопросу о вариантности фразеологических единиц // Проблемы устойчивости и вариантности фразеологических единиц. Вып. 2. Тула, 1972. С. 23 - 29.
.Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы (Древний период). М.,1965. 328 с.
.Караулов Ю.Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения (Предисловие) // Язык и личность. М., 1989. С. 3 - 12.
.Копыленко М.М. О двух различных взглядах на предмет фразеологии // Вопросы фразеологии. Ташкент, 1965. С. 108 - 119.
.Копыленко М.М., Попова З.Д. Очерки по общей фразеологии. Воронеж, 1972. 185 с.
.Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М., 1989. 274 с.
.Кузнецов А.М. Национально-культурное своеобразие слова // Язык и культура. Сборник обзоров. М., 1987. С. 31 - 46.
.Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. С. 61 - 85.
.Ларин В.А. Очерки по фразеологии: О систематизации и методах исследования фразеологических материалов. // Ученые записки ЛГУ. Серия филол. наук. Т. 198. Вып. 24. Л., 1956. С. 195 - 219.
.Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. Труды по языкознанию. М., 1982. 415 с.
.Макет словарной статьи для Автоматизированного толково-идеографического словаря русских фразеологизмов. Образцы словарных статей. М., 1991. 52 с.
.Маслова В.А. Экспериментальное изучение национально-культурной специфики внешних и внутренних качеств человека (на материале киргизского языка) // Этнопсихолингвистика. М., 1988. С. 118 - 125.
.Мелерович A.M. К вопросу о типологии внутренних форм фразеологических единиц современного русского языка // Активные процессы в области русской фразеологии. Иваново, 1980. С. 52 - 69.
.Мелерович A.M. Проблема семантического анализа фразеологических единиц современного русского языка. Ярославль, 1979. 106 с.
.Мелерович А.М., Мокиенко В.М. Фразеологизмы в русской речи. Словарь. М., 1997. 386 с.
.Михеев М. Отражение слова «душа» в наивной мифологии русского языка (опыт размытого описания образной коннотативной семантики) // Фразеология в контексте культуры: Сб. ст. М., 1999. С. 145 - 158.
.Михельсон М.И. Русская мысль и речь. Свое и чужое. Опыт русской фразеологии. Сборник образных слов и иносказаний. Т. 1 - 2. М., 1994.
.Мокиенко В.М. Славянская фразеология. М., 1980. 218 с.
.Молотков А.И. Основы фразеологии русского языка. Л., 1977. 127 с.
.Мордвилко А.П. Очерки по русской фразеологии. Именные и глагольные фразеологические обороты. М., 1964. 150 с.
.Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. М., 1993. 328 с.
.Ожегов С.И. О структуре фразеологии // Лексикографический сборник. 1957. Вып. 2. С. 26 - 35.
.Опарина Е.О. Связь метафоры с мировосприятием // Язык и культура: Сборник обзоров. М., 1987. С. 127 - 145.
.Перцова Н.Н. К понятию «вещной коннотации» // Вопросы кибернетики. Язык логики и логика языка. М., 1990. С. 36 - 49.
.Петренко В.Ф., Митина О.В. Анализ динамики общественного сознания. Смоленск, 1997. 185 с.
.Поливанов Е.Д. За марксистское языкознание. М., 1931. 195 с.
.Попов Р.Н. Фразеологизмы современного русского языка с архаичными значениями и формами слов. М., 1976. 164 с.
.Постовалова В.И. Мировоззренческое значение понятия «языковая картина мира» // Анализ знаковых систем. История логики и методологии науки. Киев, 1986. С. 18 - 28.
.Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. 1 - 2. М., 1958.
.Ройзензон Л.И. Лекции по общей и русской фразеологии. Самарканд, 1973. 105 с.
.Ройзензон Л.И. Русская фразеология. Самарканд, 1977. 87 с.
.Словарь русского языка АН СССР: В 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1957 - 1961.
.Словарь современного русского литературного языка АН СССР: В 17-ти томах. М., 1950 - 1965.
.Смирницкий А.И. Объективность существования языка. М., 1954. 285 с.
.Солодуб Ю.П. Русская фразеология как объект сопоставительного структурно-типологического исследования (на материале фразеологизмов со значением качественной оценки лица): Методические разработки к спецкурсу для студентов, изучающих русский язык как иностранный. М., 1985. 69 с.
.Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. 382 с.
.Сорокин Ю.А., Марковина И.Ю. Культура и ее психолингвистическая ценность // Этнопсихолингвистика. М., 1988. С. 39 - 53.
.Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997. 529 с.
.Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. М., 1993. 419 с.
.Сукаленко Н.И. Отражение обыденного сознания в образной языковой картине мира. Киев, 1992. 196 с.
.Тагиев М.Т. Глагольная фразеология современного русского языка (Опыт исследования фразеологических единиц по окружению). Баку, 1966. 219 с.
.Тарасов Е.Ф. Язык и культура: методологические проблемы // Язык и культура. Сборник обзоров. М., 1987. С. 21 - 29.
.Телия В.Н. Вторичная номинация и ее виды // Языковая номинация (Виды наименований). М., 1977. С. 18 - 25.
.Телия В.Н. Культурно-национальные коннотации фразеологизмов // Славянское языкознание. М., 1993. С. 41 - 56.
.Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988. С. 39 - 48.
.Телия В.Н. Механизмы экспрессивной окраски языковых единиц // Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. М., 1991. С. 62 - 74.
.Телия В.Н. О вариантности лексического состава идиом // Проблемы устойчивости и вариантности лексических единиц. Тула, 1968. С. 28 - 39.
.Телия В.Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка в контексте культуры // Фразеология в контексте культуры: Сб. ст. М., 1999. С. 13 - 24.
.Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996. 285 с.
.Телия В.Н. Типы языковых значений. Связанное значение слова в языке. М., 1981. 176 с.
.Телия В.Н. Фразеология // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 528 - 530.
.Телия В.Н. Что такое фразеология? М., 1966. 219 с.
.Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. М., 1938 - 1940. 730 с.
.Толстая С.М. К прагматической интерпретации обряда и обрядового фольклора // Образ мира в слове и ритуале. Балканские чтения - 1. М., 1992. С. 31 - 39.
.Толстой Н.И. О предмете этнолингвистики и ее роли в изучении языка и этноса // Ареальные исследования в языкознании и этнографии. Язык и этнос. М., 1983. С. 19 - 28.
.Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995. 389 с.
.Толстой Н.И., Толстая С.М. Слово в обрядовом тексте (культурная семантика слав. *vesel-) // Славянское языкознание. М., 1993. С. 19 - 28.
.Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. 628 с.
.Урысон Е.В. Душа // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Первый выпуск / Под общ. рук. акад. Ю.Д. Апресяна. М., 1997. С. 59 - 62.
.Успенский В.А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. Вып. 11. М., 1979. С. 52 - 59.
.Уфимцева Н.В. Русские глазами русских // Язык - система. Язык - текст. Язык - способность. М., 1995. С. 61 - 75.
.Фелицина В.П., Мокиенко В.М. Русские фразеологизмы. Лингвострановедческий словарь / Под ред. Е.М.Верещагина и В.Г. Костомарова. М., 1990. 397 с.
.Фразеологический словарь русского литературного языка конца XVIII - XX веков: В 2-х т. / Под ред. А.И. Федорова. Новосибирск, 1991.
.Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А.И. Молоткова. М., 1967. 620 с.
.Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. 2-е изд., испр. М., 1972. 368 с.
.Шанский Н.М. Основные свойства и приемы стилистического использования фразеологических оборотов в русском языке // Русский язык в школе. 1957. № 3. С. 18 - 22.
.Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка: Учеб. пособие. 3-е изд., испр. и доп. М., 1985. 160 с.
.Шанский Н.М., Быстрова Е.А., Зимин В.И. Фразеологические обороты русского языка. М., 1988. 519 с.
.Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. Воронеж, 1987. 196 с.
.Шмелев А.Д. Дух, душа и тело в свете данных русского языка // Булыгина Т.В., Шмелев А.Д.. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997. С. 72 - 82.
.Шмелева Т.В. К проблеме национально-культурной специфики «эталона» сравнения (на материале английского и русского языков) // Этнопсихолингвистика. М., 1988. С. 62 - 69.
.Эмирова A.M. Русская фразеология в коммуникативном аспекте. Ташкент, 1988. 175 с.
.Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М.,1994. 190 с.
Приложение
Фразеологизмы с компонентом «душа» (по «Фразеологическому словарю русского языка» под редакцией А.И. Молоткова)
1.бесформенность души
2.быть не по душе (кому-то)
.быть по душе (кому-то)
.в душе
.В чужую душу не влезешь
.великодушие
.