Тема "Заката Европы" в дилогии Е.И. Замятина об Атилле
Т.Т. Давыдова, к.ф.н., доцент (МГУП)
ТЕЗИСЫ ДОКЛАДА «ТЕМА «ЗАКАТА ЕВРОПЫ» В ДИЛОГИИ Е.И. ЗАМЯТИНА
ОБ АТИЛЛЕ»
В замятинской
дилогии об Атилле — стихотворной трагедии "Атилла" (1928) и
неоконченном романе "Бич Божий" (1924-1935) — нашли оригинальное
воплощение историософские идеи Ф.М. Достоевского, Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера,
Н.А. Бердяева. Кроме этого Замятин обнаружил близость своих исканий творчеству
символистов — В.Я. Брюсова, автора "Грядущих гуннов" /1904-1905/,
А.А. Блока и А. Белого, отдавших дань теме противостояния Востока и Запада.
Замятинская
оценка исторической роли Атиллы близка размышлениям Достоевского о развращающем
влиянии цивилизации на человека. Замятин, как и Достоевский, отдает
предпочтение яркому Атилле перед цивилизованными "кровопроливцами".
Замятин руководствуется закономерностью, состоящей в уходе со сцены одряхлевших
народов, сформулированной уже Данилевским, и противопоставлением цивилизации и
культуры, на котором построена концепция Блока и Бердяева и которое те
заимствовали у Шпенглера, предсказывавшего близкую гибель Запада. Представление
о римской цивилизации Замятин связывает в своей дилогии с началом энтропии. Ее
символизируют образы почти всех героев-римлян.
Замятину
оказалась близкой проводившаяся Блоком параллель между крушением древнего Рима
и эпохой революций ХХ в., так как она была родственна замятинским
представлениям о цикличности истории. Замятин показал Атиллу историческим
деятелем наподобие Пугачева, Разина и придал пьесе героический характер,
созвучный истории России ХХ в. Тем самым писатель обнаруживал преданность
своеобразно понимаемой им идее революции-энергии и творил свой миф об Атилле.
Из-за уступок
цензуре были изменены образы главных героев пьесы, в частности епископа Анниана
и предводителя гуннов Атиллы, тирана-освободителя в первых вариантах пьесы, в
последнем же "демократичного" вождя, что отразилось на художественном
качестве произведения.
В «Биче Божьем»
творчески переработаны идеи Ф.Ницше и З.Фрейда, преобладает синтетический,
модернистский тип психологизма и использованы формы психологизма Л.Толстого.
Оригинальный тип композиции (книга в книге) предвосхитил структуру «Кащеевой
цепи» М.М. Пришвина и «Мастера и Маргариты» М.А. Булгакова.
По точной оценке
Шейна, "Блоха" и "Атилла" — "две наиболее интересные
пьесы Замятина <...>"[i].
27 марта 1919 г.
в издательстве "Всемирная литература" Н.С.Гумилев в присутствии
М.Горького и К.И.Чуковского излагал А.А.Блоку "свою теорию о гуннах,
которые осели в России и след которых историки потеряли. Совдепы — гунны"[ii].
Позднее, в мае 1919 г., на заседании Секции исторических картин <<Горький
предложил тему "Гунны — прием Атиллой римских послов">> в
качестве возможной темы пьесы. Американский исследователь творчества Замятина
А.Шейн считает, что тогда же и возник у Замятина замысел "Атиллы" и
романа "Бич Божий"[iii].
Как
свидетельствуют Шейн и автор статьи "Каталог парижского архива Евгения
Замятина" Д.Хобзова, по первоначальному плану была задумана тетралогия об
Атилле. По Хобзовой, Замятин намеревался воссоздать детство Атиллы и его жизнь
в качестве заложника в Риме, возвращение на Родину и избрание народным вождем,
вторжение в Европу, любовь вначале к Керке, затем к гордой Ильдегонде,
отношения с противником и другом Аэцием, смерть главного героя от руки
Ильдегонды[iv]. Однако данный замысел
удалось реализовать лишь частично. Роман "Бич Божий" и пьеса
"Атилла" — результат детально разработанных первого — второго
параграфов первой части, четвертого — шестого параграфов части третьей, а также
резюме третьей и четвертой частей цикла.
Больше всего во
второй половине 1920-х гг. писатель был увлечен работой над стихотворной
трагедией "Атилла". В письме И.Е.Ерошину от 20.VI.1926 г. Замятин так
формулирует замысел этого произведения: "Далекие отголоски тогдашнего
разговора об азиатском и западном в нас — пожалуй, Вы найдете в последней моей
вещи, над которой работал эту зиму, — трагедии "Атилла"
<...>"[v]. В автобиографии 1931 г.
авторское понимание пьесы выражено более определенно: "Эпоха, когда
состарившаяся западная, римская цивилизация была смыта волною молодых народов,
хлынувших с востока, с черноморских, волжских, каспийских степей, — показалась
мне похожей на нашу необычайную эпоху; огромная фигура Атиллы, двинувшего
против Рима все эти народы, увиделась мне совсем в ином, не традиционном
освещении"[vi].
Во время работы
над произведениями об Атилле Замятин, опираясь на исторические труды Приска
Паннийского, А.Тьерри, Гиббона, А.Ф.Гильфердинга[vii], оценил Атиллу как
деятеля, воплотившего ведущие тенденции своей эпохи.
В замятинской
дилогии об Атилле нашли оригинальное воплощение историософские идеи Ф.М. Достоевского,
Н.Я.Данилевского, О.Шпенглера, Н.А.Бердяева. Кроме этого Замятин вновь
обнаружил близость своих исканий творчеству символистов — В.Я.Брюсова, автора
"Грядущих гуннов" /1904-1905/, А.А. Блока и А.Белого, отдавших дань
теме противостояния Востока и Запада в стихотворении "Скифы", статье
"Крушение гуманизма" /1919/, повести "Серебряный голубь" и
романе "Петербург". Особенно существенна в данный период тематическая
перекличка замятинских произведений с блоковскими и беловскими: три писателя в
первые послереволюционные годы творили под знаком литературной группы
"Скифы". Любопытно, что брюсовским "Грядущим гуннам",
входившим в сборник "Stephаnos", посвященный Вяч.И.Иванову, был
предпослан следующий эпиграф из стихотворения Иванова "Кочевники
красоты": "Топчи их рай, Аттила" (правильно именно такое
написание имени предводителя гуннов, однако Замятин писал его иначе —
"Атилла").
Замятинская
оценка исторической роли Атиллы близка размышлениям Достоевского, автора
"Записок из подполья", о развращающем влиянии цивилизации на
человека. Замятин, как и Достоевский, отдает предпочтение ярким, заметным
Атилле и Стеньке Разину перед цивилизованными "кровопроливцами"[viii].
В
"Атилле" оригинально преломилась шпенглеровская идея неизбежного
"заката" окостеневшей европейской цивилизации. Как известно, Шпенглер
применил ряд положений теории энтропии в сфере социально-исторического
познания, что было особенно близко Замятину. На рецепцию в творчестве Замятина
идей немецкого философа уже указал Р.Гольдт[ix].
Трудно
переоценить и значение для замятинских произведений об Атилле следующих
положений из статьи Блока "Крушение гуманизма" /1919/:
"Варварская масса <...> в конце концов затопила своим же потоком
<...> цивилизацию, смела Римскую империю с лица земли"; во времена,
когда "цивилизованные люди изнемогли и потеряли культурную цельность
<...> бессознательными хранителями культуры оказываются более свежие
варварские массы"; всякое движение "перестает быть культурой и
превращается в цивилизацию. Так случилось с античным миром, так произошло и с
нами"[x].
Суждениям Блока
близка мысль Бердяева, писавшего в статье "Воля к культуре и воля к
жизни" /1922/, что современная западно-европейская цивилизация стоит в
преддверии нового варварства и верившего в возможность преображения жизни
именно для России[xi].
Замятин
руководствуется тем же противопоставлением цивилизации и культуры, на котором
построена концепция Блока и Бердяева и которое те, в свою очередь, заимствовали
у Шпенглера, предсказывавшего близкую гибель Запада. Сообщая в 1928 г. о работе
над произведением на историческую тему, Замятин подчеркивал в нем мотив
противостояния Запада и Востока: "Западная культура, поднявшаяся до таких
вершин, где она уже попадает в безвоздушное пространство цивилизации, — и
новая, буйная, дикая сила, идущая с Востока, через наши, скифские степи. Вот
тема, которая меня сейчас занимает, тема наша, сегодняшняя — и тема, которую я
слышу в очень как будто далекой от нас эпохе"[xii].
Мысль о таком
противостоянии, высказанная в "Атилле" заглавным героем, является
идеей пьесы: "<...> доска и било, Запад и Восток, / Империя и мы —
столкнулись насмерть, / и в щепки разлетится то иль это!"[xiii].
Замятину оказалась
близкой проводившаяся Блоком параллель между крушением древнего Рима и эпохой
революций ХХ в., так как она была родственна замятинским представлениям о
цикличности истории. Подобно Блоку, видевшему в древнем римлянине Катилине
большевика, Замятин хотел показать Атиллу историческим деятелем наподобие
Пугачева, Разина. Данный замысел выражен в не опубликованной при жизни Замятина
записке <<К постановке пьесы "Атилла">>[xiv].
Рисуя Атиллу таковым, автор старался придать пьесе героический характер,
созвучный истории России ХХ в. Тем самым писатель обнаруживал преданность
своеобразно понимаемой им идее революции-энергии и творил свой миф об Атилле. И
все же, несмотря на это, в письме от 14.VI.1926 г. В.В. Каменскому Замятин
высказал опасения, что его пьеса не пройдет цензуру[xv].
Они оказались не напрасными: это было связано с изменениями в политике страны,
перешедшей от нэпа к пятилетке, к коллективизации деревни. Поэтому Замятин был
вынужден, работая над "Атиллой", сделать значительные уступки
цензуре, в результате чего были изменены образы главных героев пьесы.
По верной оценке
Ерыкаловой, "мастерство Замятина сказалось в том, что историческая драма в
его пьесе, картины движения скифов и захвата ими городов Европы, противостояние
Рима и варваров тесно сплетены с любовной драмой героя. <...>. Мир скифов
и мир византийцев создают силовое поле, в котором ярче проступает человеческая
драма великого вождя скифов"[xviii]. По мысли Замятина,
своеобразие каждого из двух художественно воссоздаваемых им законов истории
ярче и нагляднее всего проявляется в личной судьбе его героев,
"еретиков" и "правоверных". Героини, которых любят граф Рюи
де-Санта-Крус и Атилла, равны им по силе характеров и поэтому являются их
своего рода двойниками. Существенно и то, что все эти персонажи — носители
энергии.
Инесса
прикладывает массу усилий, чтобы спасти любимого, когда же это не удается,
убивает Балтасара. Цельностью и страстностью натуры, способностью на подвиг она
напоминает заложницу Атиллы, дочь короля Бургундии Ильдегонду: в конце трагедии
Ильдегонда убивает во имя своей любви к римлянину Вигиле варвара Атиллу, к
которому испытывает тем не менее сложное чувство ненависти и жгучего интереса.
В то же время римлянин Вигила — носитель пассивного, энтропийного начала,
которое декларировано в словах сенатора Максимина: "Рим стал старик, как
я. / А варвары — от них воняет потом, / но их глаза и зубы — посмотри: любой из
них пихнет меня, как Рим, / и Рим, как я, — в куски"[xix].
Именно натуре Вигилы свойственны такие черты "дряхлеющего Рима", как
жажда жизни и неспособность к героике, высокомерие и малодушие[xx].
Таким образом,
Вигила, как и равнодушный к людям епископ Анниан, просящий, чтобы варвары
сохранили его книги, символизирует историческую закономерность,
сформулированную уже Данилевским: "Народу, одряхлевшему, отжившему, свое
дело сделавшему и которому пришла пора со сцены долой, ничто не поможет,
совершенно независимо от того, где он живет — на Востоке или на Западе"[xxi].
Из-за переделок
пьесы в "Атилле" дана развязка только одной из двух сюжетных линий —
любовной, что заметили уже современники Замятина. П.Новицкий в напечатанной в
"Репертуарном бюллетене" (1928, № 10) рецензии обвинял драматурга в
запоздалом левоэсеровском "скифстве" и писал о несоответствии формы
пьесы ее содержанию и противоречивости ее идей: "Гунны Евгения Замятина в
наше время — мало благозвучны. <...> сюжетная ткань трагедии искусственно
связана с программно идеологическими намерениями автора. <...> Истинная
сущность сюжета — личная судьба Атиллы"[xxii]. Тем не менее, ясна
возможная развязка и общественно-политической сюжетной линии
"Атиллы". Об этом сказал директор БДТ Р. Шапиро на заседании
Художественного Совета театра 15 мая 1928 г.: "Смерть Атиллы не может
приостановить похода гуннов. Рим падет", — заявил директор БДТ[xxiii].
А Л.Д. Блок в письме писателю от 16.II.1928 г., сообщая о своем желании сыграть
Ильдегонду, так оценила пьесу: "<...> "Аттила" — то
событие литературной и театральной жизни, которое я ждала с самого вступления
своего в театр. Трагедия, русская, современная и прекрасная <...>"[xxiv].
В мае 1928 г.
пьеса была прочитана на заседании Художественного Совета Ленинградского
Большого Драматического театра, на котором, по существовавшим тогда правилам,
присутствовали представители ленинградских заводов. Они одобрили пьесу как
"революционную и художественно ценную, трагически насыщенную
действием", и вскоре в театре начались репетиции, но возникли вдруг
препятствия со стороны ленинградского Облита[xxv].
Горький
энергично старался помочь Замятину в постановке пьесы: написал официальный
отзыв, в котором высоко оценил ее "героический тон" и
"героический сюжет"[xxvi]. Однако и хлопоты
Горького не дали положительных результатов. Осенью 1929 г. началась официальная
кампания против Замятина и Пильняка, поводом для которой явилось обнародование
их произведений за рубежом. При таких обстоятельствах постановка
"Атиллы" стала невозможной. "Гибель моей трагедии
"Атилла" была поистине трагедией для меня: после этого мне стала
совершенно ясна бесполезность всяких попыток изменить мое положение
<...>",— с горечью признался Замятин впоследствии, в июне 1931 г., в
письме к Сталину[xxvii].
[i] Shane
A. Zamjatin the Playwright // Замятин Е. Огни
св.Доминика; Общество почетных звонарей. Wurzburg, 1973. Vol.4. С.V-XIII.
[ii] Цит. по: Ерыкалова И.Е.
Черновые рукописи пьесы Е.И.Замятина "Огни св.Доминика" // Творческое
наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня: Науч. докл., статьи, очерки,
заметки, тезисы: В 6 кн. Кн. 3. Тамбов,
1997. С.130.
[iii] Shаne A. The Life аnd Works of Evgenij
Zamyatin. Berkely; Los Angeles, 1968. P.43.
[iv] См.:
Hobzova D. Catalogue des Archives Parisiennes d'Evgenij Zamjatin // Cahiers du
Monde Russe et Sovietique. 1972. Vol. 13, № 2. P.232-285.
[v] "...Я человек
негнущийся и своевольный. Таким и останусь". С.149.
[vi] Замятин Е.И. Автобиография
// Странник. С.14.
[vii] См.: Гольдт Р. Мнимая и
истинная критика западной цивилизации в творчестве Е.И.Замятина. Наблюдения
над цензурными искажениями пьесы "Атилла". С.333, 334.
[viii] Достоевский Ф.М.
Записки из подполья // Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т.
Т.5. Л., 1973. С.112.
[ix] См.: Гольдт Р. Мнимая и
истинная критика западной цивилизации в творчестве Е.И.Замятина. Наблюдения
над цензурными искажениями пьесы "Атилла". С.324.
[x] Блок А.А. Собрание
сочинений: В 8 т. Т.6. С.98, 99, 111.
[xi] См.: Бердяев Н.А. Воля к
культуре и воля к жизни // Шиповник. М., 1922. № 1. C.78, 80.
[xii] Цит. по: Замятин Е.И.
Избранные произведения. С.518-519.
[xiii] Замятин Е.И. Атилла //
Замятин Е.И. Сочинения. Т.2. С.420.
[xiv] См.: Матвеева Г.,
Стрижев А. Путь неприятия и боли // Современная драматургия. М., 1990. № 1.
С.203.
[xvi] Гольдт Р. Мнимая и
истинная критика западной цивилизации в творчестве Е.И.Замятина. Наблюдения над
цензурными искажениями пьесы "Атилла". С.340-341.
[xvii] Замятин Е.И. Атилла.
С.427.
[xviii] Ерыкалова И.Е.
Черновые рукописи пьесы Е.И.Замятина "Огни св.Доминика". С.154.
[xix] Замятин Е.И. Атилла.
С.392.
[xx] См.: Ерыкалова И.Е. Черновые
рукописи пьесы Е.И.Замятина "Огни св.Доминика". С.143.
[xxi] Данилевский Н.Я. Россия
и Европа. М., 1991. С.74.
[xxii] Цит. по: Матвеева Г.,
Стрижев А. Путь неприятия и боли. С.203.
[xxiii] Замятин Е.И. Письмо
[М.Горькому] // ИМЛИ. Архив А.М.Горького. КГ-П-28-28-6.
[xxiv] Блок Л.Д. Письмо
Е.И.Замятину // РГАЛИ, ф.1776, оп.1, ед. хр. 7.
[xxv] См.: Матвеева Г.,
Стрижев А. Путь неприятия и боли. С.203, 204.
[xxvi] См.: Примочкина Н.Н.,
Примочкин Б.П. М.Горький и Е.Замятин: (К истории творческих взаимоотношений).
С.109.
[xxvii] Замятин Е.И. Письмо
Сталину // Замятин Е.И. Избранные произведения. Т.2. С.406.