Борис Константинович Зайцев
Он был во
всех отношениях ''последним'' в русском зарубежье: умер в 1972 году в Париже,
не дожив двух недель до того, как ему должен был исполниться девяносто один
год; долгое время состоял председателем парижского союза русских писателей и
журналистов; пережил едва ли не всю '' старую'' эмиграцию.
В богатой русской литературе нашего века Зайцев
оставил свой, заметный след, создал художественную прозу, преимущественно
лирическую, без желчи, живую и тёплую. Тихий свет добра, простые нравственные
начала, особенное чувство сопричастности всему сущному: каждый
человек – лишь частица природы, маленькое звено Космоса – ''Не себе одному
принадлежит человек''
В 910-е годы Зайцев был широко признан читающей Россией; его
романом ''Голубая звезда'' (1918) восхищался молодой Паустовский, а пьеса ''
Усадьба Ланиных'' стала вехой для вахтанговцев (И сейчас на Старом Арбате, в
витрине театра, красуется афиша тех времён, возвещающая о премьере спектакля,
подготовленного молодым Вахтанговым).
Но главные книги Зайцева все-таки написаны за
рубежом: автобиографическая тетралогия
''Путешествие Глеба''; превосходные произведения, как мы именуем их теперь,
художественно-географического жанра - о Жуковском, Тургеневе, Чехове, о Сергии
Радонежском. Великолепный перевод кантовского ''Ада''. Италию он любил и знал,
как никто из русских после Гоголя. Дружил в эмиграции с Буниным, о котором в
последствии оставил немало интересных страниц.
Детские годы писателя связаны с
калужской землёй. Он родился 29 января 1881 года, в Орле, в дворянской семье и
годовалым ребёнком был перевезён в село Усты Жиздринского уезда Калужской
губернии. Отец, горный инженер, ездил отсюда каждый день на рудники бурого
железняка; сын рос в русском приволье. ''Всё моё детство прошло – кроме семьи
моей, - вспоминал много позднее Зайцев, - среди простонародья. Был я среди них
''барук'', но и простой товарищ детских игр''.
Затем –
гимназия и реальное училище в Калуге, тихом губернском городе, на высоком,
живописном берегу любимой Оки.
В 1899
году он выдержал конкурсный экзамен для поступления в Императорское Техническое
училище в Москве, а после исключения из училища за участие в студенческой
забастовке поступил в Петербургский Горный институт. Однако тяга к ''писательству''
оказалась настолько сильней, что молодой человек решил посвятить себя исключительно
литературе.
Еще в
гимназии, в 1897 году, Зайцев прочёл сборник рассказов Чехова ''Хмурые люди''.
Именно Чехову, в Ялту, с замиранием сердца послал юный студент одну из первых
своих рукописей. Сохранилась и чеховская телеграмма Зайцеву о его повести
''Неинтересная история'': ''Холодно, сухо, длинно, не молодо, хотя
талантливо''. Зная суровость, даже ''свирепость’ ‘ - беспощадность
нелицеприятных чеховских оценок, эту воспринимаешь как добрый аванс молодому
литератору.
Начинал
Зайцев в газете ''Курьер'', которая в сравнении с солидными московскими
''Русскими ведомостями'' была ''моложе, левее и задиристей''. В редакции
сходились, встречались очень разные люди. Например, Бунин и критик - марксист
Шулятиков или социал-демократ, будущий большевик и комиссар П. С. Коган. Но
среди всех выделялся Леонид Андреев, с которым Зайцева связала прочная дружба.
Сближало их многое, начиная с землячества и кончая общностью исканий, желанием
нового в литературе, с отходом от традиционного реализма. В 1901 году Леонид
Андреев напечатал в ''Курьере'' зайцевский рассказ ''В дороге''.
В
амальгаме живых, первородных впечатлений Центральной России, книжных
философских влияний, воздействия разнородных – подчас новых взаимоисключающих
явлений в литературе и складывались первые вещи Зайцева – ''В дороге'',
''Волки'', ‘'Мгла'', ''Священник Кронид'', ''Деревья'', ''Миф'' и т. д. Первая
книжка рассказов, вышедшая в 1906 году, подвела некоторые итоги и вызвала
одобрительный отзыв ''реалистов'': ''Есть среди реалистов молодой писатель,
который намёками, ещё отдалёнными пока, являет живую, весеннюю землю, играющую
кровь, летучий воздух. Это – Борис Зайцев''. Пантеистическое начало в ранних
произведениях зайцевских сильно заметно: от него чувство слиянности с природой,
ощущение единого, живого и восходящего к Космосу мира, где всё взаимосвязано: -
люди, волки, поля, небо.
Оригинальность,
самобытность первых произведений Зайцева широко открывает ему двери изданий:
газет ''Утро России'',
и
''Речь'', журналов ''Правда'', ''Новый путь'', ''Вопросы жизни'', ''Золотое
руно'', альманахов ''Шиповник'' и ''Земля''. Характерно, что его вещи
печатаются в органах всяких разных направлений – марксистской ''Правде'' и символистском
''Золотом руне'', либерально – радикальном ''Русском богатстве'' и неохристианском
''Новом пути'', который редактировал Д. С. Мережковский. Сам Зайцев не
чувствовал себя жёстко связанным с каким-либо из литературных направлений.
Впрочем, он ещё находился в пути, в движении, в поисках себя, шёл через
издержки и повторения.
Движение
Зайцева – художника, Зайцева – писателя в 1900 годы можно определить как путь
от модернизма к реализму, от пантеизма к идеализму, к простой и традиционной
русской духовности.
Если
говорить о дореволюционном творчестве Зайцева в целом то итоговой по отношению
к нему можно считать повесть ''Голубая звезда'', с её центральным героем,
бескорыстным и чистым мечтателем Христофором. Эту вещь, как сказал сам
Зайцев, ''могла породить лишь Москва мирная и покойная, послечеховская,
артистическая и отчасти богемная''.
События двух революций и гражданской воины явились тем
потрясением, которое окончательно изменило и духовный, и художественный облик
Зайцева. Он пережил немало тяжёлого (в февральсеко - мартовские дни
семнадцатого года в Петербурге был убит толпой его племянник, выпускник
Павловского юнкерского училища; сам Зайцев перенёс лишения, голод, а затем и
арест, как и другие члены Всероссийского Комитета помощи голодающим). В 1922
году, вместе с издателем З. И. Гржебиным, он выехал за границу, в Берлин. Как
оказалось, навсегда.
В отличие от многих других эмигрантов-литераторов, отдавших
свой темперамент проклятиям в адрес новой России новой, события, привёдшие
Зайцева к изгнанию, его не озлобили. Напротив, они усилили в нём чувство греха,
ответственности за содеянное и ощущения неизбежности того, что свершилось. Он,
очевидно, много размышлял обо всём пережитом, прежде чем пришёл к непреклонному
выводу:
''Ничто в мире не делается зря. Всё имеет смысл. Страдания,
несчастия, смерти только кажутся необъяснимыми. Прихотливые узоры и зигзаги
жизни при ближайшем созерцании могут открыться как небесполезные. День и ночь,
радость и горе, достижения и падения – всегда научают. БЕССМЫСЛЕННОГО НЕТ.
(''Москва'')
Пережитое, страдания и потрясения вызвали в Зайцеве религиозный
подъём; с этой поры, можно сказать, он жил и писал при свете Евангелия. Это
отразилось даже на стиле, который сделался
Он и великую революцию стремится рассматривать сквозь
призму столетий и убеждается, сколь многозначна, поучительна история
человечества.
Он жил в век гражданских войн. Сам был изгнанником. Самому
грозила смерть в случае, если бы ступил на родную землю, флорентийскую (сожгли бы его – inge
cjmburatur, sic quod moriatur) ''Божественная комедия'' почти вся
написана в изгнании.
Всё равно,
Какие произведения Зайцева мы не взяли бы в руки, он, пусть неожиданно, но
предстаёт для нас как бы писателем завтрашнего дня, писателем будущего. Немало
великих уроков добра таят в себе его страницы, от которых веет тихим светом
милосердия.