О Мартынове Н.С.
Вопрос
«М.Ю. Лермонтов и госпожа Адель Оммер де Гелль» отразился во многих сочинениях
о поэте. Большинство из них было написано в первой половине двадцатого века,
уже в советское время, когда обличать во всех грехах царское самодержавие и,
особенно, николаевскую эпоху, было идеологически модно. Вспомним некоторые из
них: повесть «Штос в жизнь» Бориса Пильняка, «Мишель Лермонтов» Сергея
Сергеева-Ценского, «Тринадцатая повесть о Лермонтове» Петра Павленко, роман
«Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного
полка Михаила Лермонтова» Константина Большакова.
Нет
надобности доказывать, насколько была политизирована вся наша жизнь на
протяжении десятилетий. Это относится не только к беллетристике, но и к
литературоведению. По версии, бывшей в сущности, официальной, главной причиной
гибели Лермонтова была ненависть царя к поэту-бунтарю, и усилия
исследователей-лермонтоведов были направлены в основном на обоснование этой
версии. Причем роль организатора дуэли отводилась князю А.Васильчикову, сыну
одного из царских любимцев. Так, Э.Герштейн называет А.И.Васильчикова скрытым
врагом поэта и посвящает ему целую главу своей книги «Судьба Лермонтова» под
названием «Тайный враг». О.П. Попов считает, что роль князя Васильчикова
«больше сочинена, чем изучена, и вряд ли была значительной». (См. : Попов О.П.
Лермонтов и Мартынов // Мера. – Санкт-Петербург, 1994. - № 4. – С.84-90).
Главную
роль в трагедии у подножия Машука, безусловно, сыграл Николай Мартынов, и
следует прежде всего обратиться к его личности и к истории его отношений с
поэтом, отказавшись при этом от его примитивной характеристики, которая
давалась ему на протяжении долгого времени: якобы был глуп, самолюбив,
озлобленный неудачник, графоман, всегда находившийся под чьим-либо влиянием.
Во-первых,
назвать его неудачником нельзя – ведь в свои 25 лет он имел уже чин майора, в
то время как сам Лермонтов был всего лишь поручиком Тенгинского полка, а его
литературный герой – Максим Максимыч, всю жизнь прослуживший на Кавказе,
штабс-капитаном.
Глупым
он тоже, скорее всего, не был. Например, знавший его декабрист Н.И. Лорер
писал, что Николай Соломонович имел блестящее светское образование. Сам факт
длительного общения Лермонтова с Мартыновым говорит о том, что последний не был
примитивным человеком и чем-то был интересен поэту.
Вообще-то
однокурсником Лермонтова по Школе юнкеров был старший брат Николая Соломоновича
Михаил (1814-111860). Однако именно Николаю суждено было стать убийцей поэта.
Они оба
родились в октябре (только Лермонтов годом раньше), оба закончили Школу
юнкеров, были выпущены в Конную гвардию (Мартынову, кстати, довелось служить в
одном полку с Дантесом), да и на Кавказ они отправились одновременно. В тяжелой
компании 1840 года они участвовали в экспедициях и многочисленных стычках с
горцами. И оба писали об этой войне стихи.
О
поэтических опытах Мартынова принято отзываться пренебрежительно. Его самого
часто называют «графоманом» и «бездарным рифмоплетом». Вряд-ли справедливо
называть его так.
Мартынов редко брался за перо, и все написанное им может поместиться в совсем
небольшую книжку. Стихи его действительно не выдерживают сравнения с
лермонтовскими. А чьи, собственно, могут выдержать подобное сравнение? Хотя
есть у него строфы вовсе неплохие. Вот, например, как иронически он описывает
парад в своей поэме «Страшный сон»:
Как
стройный лес, мелькают пики.
Пестреют ярко флюгера,
Все
люди, лошади велики,
Как
монумент царя Петра!
Все
лица на один покрой,
И
станом тот, как и другой,
Вся
амуниция с иголки,
У
лошадей надменный вид,
И
от хвоста до самой холки
Шерсть
одинаково блестит.
Любой
солдат – краса природы,
Любая
лошадь – тип породы.
Что
офицеры? – ряд картин,
И
все – как будто бы один!
Пробовал
Мартынов свои силы и в прозе: сохранилось начало его повести «Гуаша» - где
рассказывается о печальной истории влюбленности русского офицера в «молодую
черкешенку необыкновенной красоты»: «Судя по росту и по гибкости ее стана, это
была молодая девушка; по отсутствию же форм и в особенности по выражению лица,
совершенный ребенок; что-то детское, что-то неоконченное было в этих узких
плечах, в этой плоской, еще не налившейся груди…
- Представь себе,
Мартынов, ведь ей только 11 лет! Но что это за дивное и милое создание!
И взгляд его при
этих словах был полон невыразимой нежности.
- Здесь, князь, в
11 лет девушек замуж выдают… Не забудьте, что мы здесь не в России, а на
Кавказе, где все скоро созревает…
С
первого дня, как увидел Долгорукий Гуашу (так называли молодую черкешенку), он
почувствовал к ней влечение непреодолимое; но что всего страннее: и она, с
своей стороны, тотчас же его полюбила… Случалось, что в порывах шумной
веселости она забежит к нему сзади, схватит его неожиданно за голову и, крепко
поцеловав, зальется громким смехом. И все это происходило на глазах у всех; она
не выказывала при том ни детской робости, ни женской стыдливости, не стесняясь
даже несколько присутствием своих домашних.
Все
мною слышанное крайне удивляло меня: я не знал, как согласить в уме своем столь
вольное обращение девушки с теми рассказами о неприступности черкесских женщин
и о строгости нравов вообще… Впоследствии я убедился, что эта строгость
существует только для замужних женщин, девушки же у них пользуются
необыкновенной свободой…»
Главное
же сочинение Мартынова – поэма «Герзель-аул» - основано на личном опыте. Оно
является документально точным описанием июньского похода в Чечню 1840 года, в
котором сам Мартынов принимал деятельное участие:
Крещенье
порохом свершилось,
Все
были в деле боевом;
И
так им дело полюбилось,
Что
разговоры лишь о нем;
Тому
в штыки ходить досталось
С
четвертой ротой на завал,
Где
в рукопашном разыгралось,
Как
им удачно называлось,
Второго
действия финал.
Вот
от него мы что узнали:
Они
в упор по нас стреляли,
Убит
Куринский офицер;
Людей
мы много потеряли,
Лег
целый взвод карабинер,
Поспел
полковник с батальоном
И
вынес роту на плечах;
Чеченцы
выбиты с уроном,
Двенадцать
тел у нас в руках…
Интересно,
что в творчестве Мартынова тоже правдиво отразились реалии того времени. Есть в
нем, например, упоминание о знаменитых кавказских кольчугах:
Джигиты
смело разъезжают,
Гарцуют
бойко впереди;
Напрасно
наши в них стреляют…
Они
лишь бранью отвечают,
У
них кольчуга на груди…
Достаточно
реалистично описывает он сцену смерти раненного в бою русского солдата:
Глухая
исповедь, причастье,
Потом
отходную прочли:
И
вот оно земное счастье…
Осталось
много ль? Горсть земли!
Я
отвернулся, было больно
На
эту драму мне смотреть;
И
я спросил себя невольно:
Ужель
и мне так умереть:..
Схожие
сцены можно найти и у Лермонтова, в знаменитом стихотворении «Валерик»,
созданном на материале той же летней кампании 1840 года. Неудивительно, что
Мартынова впоследствии обвиняли и в «попытке творческого состязания» с
Лермонтовым, и в «прямом подражании».
Однако
взгляды на войну были различны. Лермонтов воспринимал происходящее на Кавказе
как трагедию, мучась вопросом: «Зачем?» Мартынову эти сомнения были неведомы.
Он находился в полной уверенности в праве России применять против неприятеля
тактику выжженной земли (вопрос, на котором российское общество раскололось на
два лагеря и в наши дни):
Горит
аул невдалеке…
Там
наша конница гуляет,
В
чужих владеньях суд творит,
Детей
погреться приглашает,
Хозяйкам
кашицу варит.
Пылают
сакли беглецов.
Застанем
скот – его уводим,
Пожива
есть для казаков.
Поля
засеянные топчем,
Уничтожаем
все у них…
Наверное,
это дело будущих исследователей оценить по-достоинству, как исторический
источник, подобные сочинения. Однако, надо признать – в них много правды.
Считается,
что в этой же поэме Мартынова содержится шаржированный портрет Лермонтова:
Вот
офицер прилег на бурке
С
ученой книгою в руках,
А
сам мечтает о мазурке,
О
Пятигорске, о балах.
Ему
все грезится блондинка,
В
нее он по уши влюблен.
Вот
он героем поединка,
Гвардеец,
тотчас удален.
Мечты
сменяются мечтами,
Воображенью
дан простор,
И
путь, усеянный цветами,
Он
проскакал во весь опор.
О какой
блондинке пишет в своих стихах Мартынов мы можем только догадываться…
Возвращаясь
к вопросу о причинах и поводе роковой дуэли у подножья Машука, хотелось бы
заметить, что, пожалуй, из всех исследователей, посвятивших целые тома этой
проблеме, наиболее близко к решению давней загадки подошел О.П.Попов. В своей
статье «Лермонтов и Мартынов» он проанализировал все возможные причины
столкновения. И все они не кажутся ему достаточно вескими для того, чтобы
продиктовать столь суровые условия поединка.
История
Сальери и Моцарта? – Конечно нет. «Ничего подобного в Мартынове обнаружить
невозможно, - пишет О.П.Попов, - и на роль Сальери он не годится». –
Действительно, ведь Мартынов, собственно, не закончил ни одного своего
литературного произведения. Видимо, не счел главным для себя литературное
призвание. Хотя… У каждого Моцарта есть свой Сальери. Небезосновательно
опровергает Попов и версию В.Вацуро, писавшего в свое время: «Ни Николай 1, ни
Бенкендорф, ни даже Мартынов не вынашивали планов убийства Лермонтова –
человека. Но все они – каждый по-своему – создавали атмосферу, в которой не
было места Лермонтову – поэту».
Мартынов
убил именно Лермонтова – человека. Как можно было создавать атмосферу, в
которой не было бы места Лермонтову – поэту, непонятно. Вот и получается, что,
если отбросить вздорные выдумки о том, будто дуэли не было вовсе, а убил поэта
подкупленный казак (версия Короткова, Швембергера), остается в лермонтоведении
неразрешенная загадка с именем «Adel», да еще версия о
защите Мартыновым чести сестры. Опровергая последнюю, Олег Пантелеймонович
Попов говорит о том, «что сестра гордилась тем, что ее считают прообразом
княжны Мери», а , следовательно, в защите чести не нуждалась. Ну, сестра-то,
может, и гордилась. Да только вот родственникам это никак не нравилось.
Опять-таки вопрос культуры и менталитета того времени. Ведь есть же
свидетельства о том, что не только досужие сплетники, но и вполне серьезные
читатели романа Лермонтова (Грановский, Катков) увидели в княжне Мери младшую
сестру Мартынова, причем считали, что княжна, как и ее мать, изображена в
невыгодном свете. А что касается истории с пакетом писем Натальи, переданных из
дома Мартынову через поэта, видимо, наложившей ранее негативный отпечаток на
отношения приятелей, то хоть лермонтоведы и убедительно доказывают, что никакой
вины тут Лермонтова не было, - пакета он не вскрывал, писем не читал и не
уничтожал, но мать Мартынова – то думала иначе…
По
нашему мнению очень важными в рассуждениях о преддуэльной ситуации оказались
два момента: во-первых, необходимость соединить версию истории отношений
Лермонтова с француженкой Adel с версией о защите
Мартыновым чести сестры, Во-вторых, не менее важно было разобраться с вопросом
датировки пребывания Адель Оммер де Гелль на Кавказе, чего до сих пор не сумели
сделать лермонтоведы. И только введение в научный оборот материалов Карла Бэра
(применительно к лермонтоведению это впервые было сделано нами – Е.С.)
позволило аргументировано говорить о том, что французская путешественница
находилась на Кавказе с 1839 по 1841 год включительно.
Таким
образом, вырисовывается на наш взгляд вполне убедительная версия ссоры
Лермонтова с Мартыновым. Ведь не могла же быть настоящей причиной ссоры пустяшная,
даже не обидная шутка, сказанная Лермонтовым по-французски на вечере в доме
генерала Верзилина: «Горец с большим кинжалом» (montaqnard au qrand poiqnard). «Мартынов, когда хотел, умел отшучиваться, в конце концов, мог и
прекратить знакомство, сохраняя свое достоинство», - пишет О.П.Попов.
Произошедшее
в Пятигорске расценивается нами как большая человеческая трагедия. Трагедия
непонимания. Несовпадения двух менталитетов, двух взглядов на жизнь.
Добропорядочный, встроенный в социальную структуру общества своего времени
Мартынов и трансцендентальный лирик, которому суждено было стать музыкой души
своего народа. Он не был рожден для того, чтобы воспроизводить биологическую
массу. У него было иное предназначение, которое дается одному из миллионов.
Осознать это предназначение не сумели многие современники Лермонтова.
Да и
сегодня можно еще услышать множество вопросов об этой сложной, многогранной
натуре. Наверное, понять его можно только с позиций философского знания. Именно
поэтому мы обращаемся с заметным опозданием к трудам русских религиозных
философов Данилевского, Соловьева. С их помощью нам предстоит понять во всей
глубине и жизнь великого Лермонтова, и его творчество, ставшее самым дорогим
камнем в сокровищнице русской литературы.
Дополнение.
Интересный
эпизод мы встречаем в труде Д.М. Павлова «Прототипы княжны Мери» (отдельные
оттиски из газеты «Кавказский край» №№ 156 и 157 1916 года). Он приводит
остроту, которой обменялись, якобы, Лермонтов и Мартынов:
- «Женись
Лермонтов, - говорил ему его самоуверенный товарищ, - я сделаю тебя
рогоносцем».
- Если мое самое
пламенное желание, - будто бы ответил поэт, - осуществится, то тебе, любезный
друг, это будет невозможно.
Далее
Павлов пишет: «Из этих слов Мартынов заключил, что Лермонтов «имеет виды на
руку его сестры». Догадки эти, однако, не оправдались. В 1841 году Лермонтов
интересуется уже другими видными прелестницами и делает это на глазах у брата
своей бывшей симпатии…
Вполне
допустимо, что именно эта перемена фронта дала семье Мартыновых мнимое право
высказывать утверждение, что «Лермонтов компроментировал сестер своего будущего
убийцы» (Русский Архив, 1893, кн.2. – С.610, кн. Д.Оболенский). А это
обстоятельство, в связи с раздутой историей о распечатанном будто-бы поэтом
письме и дневнике Натальи Соломоновны, сыграло, как известно, роль самой
главной причины в истории ненависти Мартынова к своему бывшему другу…
Недаром
собравшаяся во дворе Чилаевской усадьбы, в которую было привезено бездыханное
тело поэта, толпа повторяла слух, что причиной дуэли послужила барышня.
- Дуэль-то
произошла из-за барышни!, - крикнул кто-то производившему следствие
подполковнику Унтилову (Карпос, Рус.М., 78. – 1890., С.ХП).