Специфика хронотопа в рассказе Фридриха Горенштейна "С кошелочкой"
1. Понятие хронотопа в
литературоведении
Прежде чем
перейти непосредственно к рассмотрению специфики хронотопа в рассказе Фридриха
Горенштейна «С кошелочкой», определим само это понятие – что такое хронотоп?
М. Бахтин
называет хронотопом существенную взаимосвязь временных и пространственных
отношений, художественно освоенных в литературе.[1]
Само слово «хронотоп» в дословном переводе означает «времяпространство». Термин
этот употребляется в математическом естествознании и был введен и обоснован на
почве теории относительности Эйнштейна. Для нас не важен тот специальный смысл,
который он имеет в теории относительности, в литературоведение он был перенесен
почти как метафора (почти, отмечает М. Бахтин, но не совсем): литературоведу
важно выражение в нем неразрывности пространства и времени как четвертого
измерения пространства.
Итак, в данном
реферате под хронотопом понимается формально-содержательная категорию
литературы.
Как отмечает М.
Бахтин, в литературно-художественном хронотопе имеет место слияние
пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время
здесь сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же
интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы
времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется
временем. Этим пересечением рядов и слиянием примет характеризуется
художественный хронотоп.[2]
Как указывает В. Торопов,
«пространство и время можно понимать как свойства вещи. Пространство
высвобождает место для сакральных объектов, открывая через них свою высшую
суть, давая этой сути жизнь, бытие, смысл; при этом открывается возможность
становления и органического обживания пространства космосом вещей в их
взаимопринадлежности. Тем самым вещи не только конституируют пространство,
через задание его границ, отделяющих пространство от не-пространства, но и
организуют его структурно, придавая ему значимость и значение (семантическое
обживание пространства)».[3]
М. Поспелов
отмечает, что между литературой и живописью существует теснейшая связь именно в
выражении пространственных категорий: подобно тому как на картине зрительно
отражены пространственные категории, так и писатель рисует перед нашими глазами
образы пространства. Однако при этом писатель имеет преимущества перед
живописцем: он показывает нам пространство и время в их непрерывной связи,[4] причем, как отмечает М. Бахтин,
в литературе ведущим началом в хронотопе является время. Хронотоп как
формально-содержательная категория определяет (в значительной мере) и образ
человека в литературе; этот образ всегда существенно хронотопичен.[5]
В художественном
произведении реальные пространство и время преобразуются в соответствии с идеей
художника, его «переживанием» пространства и времени, отношением к
действительности. Художественное время может быть прерывным, дискретным,
многомерным, обратимым в прошлое (=инверсия), неравномерным в течении. И
художественное пространство обычно дискретно, многомерно.
2.
Историчность хронотопа в рассказе Ф. Горенштейна «С кошелочкой»
Предметом рассмотрения в данном реферате
мы выбрали рассказ Ф. Горенштейна «С кошелочкой», опубликованный в сборнике
«Цветы зла».[6]
Как отмечает Виктор Ерофеев,
Последняя четверть ХХ века в русской литературе определилась властью зла.
Вспомнив Бодлера, можно сказать, что современная литературная Россия нарвала
целый букет ЦВЕТОВ ЗЛА. «Ни в коем случае я не рассматриваю отдельных авторов
этой книги лишь в качестве элементов такой икебаны, достаточно убежденный в их
самозначимости, - пишет В. Ерофеев. – Однако сквозь непохожие и порой
враждебные друг другу тексты проступает особая тема. Она не просто дает
представление о том, что делается сейчас в русской литературе. Важнее, что
сумма текстов складывается в роман о странствиях русской души. Поскольку
русская душа крутилась в последнее время немало, ее опыт превращается в
авантюрный и дерзкий сюжет».
Итак, что же сразу бросается в глаза
при анализе рассказа?
Первое – это время. С третьего
(короткого) абзаца мы видим, как Авдотьюшка глядит на старенький будильник. Так
автор вводит нас во временной континиум произведения, причем этот будильник
воплощает время не только самой Авдотьюшки, но и всей страны.
«Когда-то будильник этот
будил-поднимал Авдольюшку и остальных… Кого? Да что там… Есть ли у Авдотьюшки
ныне биография?»[7]
Так мы сразу окунаемся в мир без прошлого, мир, который тянется в вечном
настоящем. Мир Авдотьюшки – это вечно застывшее сегодня, где все ее мысли о
том, как добыть, вырвать, выхватить – наполнить кошелочку.
В соответствии с такой позицией
выбираются даже слова, обозначающие время: «Сперва в «наш» - это магазин,
который рядом с домом. Посля в булочную. Посля в большой, универсальный. Посля
в мясной. Посля в молочный. Посля в «килинарию». Посля в магазин возле горки.
Посля в другую «килинарию». Посля в магазин, где татары торгуют. Посля в
овощной ларек. Посля в булочную против ларька. Посля в магазин возле почты».[8] «Посля» - это слово,
характеризующее и культурное развитие Авдотьюшки, и в то же время ее личное
время, которое замыкается исключительно на магазинах. По сути, все «посля» у
Авдотьюшки совершенно одинаковые.
И здесь-то как раз мы вплотную
подходим к вопросу о том, как происходит слияние пространственных и временных
примет в осмысленном и конкретном целом. Хронотоп рассказа замыкается на этой
пространственно-временной «ленте Мебиуса», состоящей из непрерывного движения
по магазинам.
Необходимо отметить еще одну важную,
существенную особенность хронотопа в целом, которая у Ф. Горенштейна
приобретает особую значимость. Это историчность хронотопа. Как отмечает А. Я.
Гуревич, «Человек не рождается с «чувством времени», его временные и
пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он
принадлежит».
«С кошелочкой» - рассказ, в котором
наглядно, зримо показана советская действительность с ее бесконечными очередями
за всем на свете, и она передана целиком и в каждой малюсенькой черте. Все
жаргонизмы и топонимические особенности московской местности, вроде «нашего» магазина
или того, «де татары торгуют» переданы точно с сохранением самобытности
народных названий.
Яркая
топонимическая карта – особенность рассказа, причем она неразрывно сливается с
временем. Одним из способов художественного осмысления происходящего в стране
является использование исторических параллелей, что, соответственно, расширяет
пространственно-временное поле произведения. Есть такие параллели и в рассказе
Ф. Горенштейна.
Так, говоря о
цене на «яйцо с икрой», автор мимоходом бросает: «Цена такая, что еще при
волюнтаристе Хрущеве, еще накануне исторического октябрьского Пленума 1964
года, внесшего перелом в развитие сельского хозяйства, за такую цену двести
грамм хорошей икры купить можно было в любом гастрономическом магазине».[9] Подобные ссылки на прошлое то и
дело переносят читателя на очередной пласт времени и пространства, открывают
новые горизонты смысла, чтобы новая строка вновь вернула обратно (или,
наоборот, увела на новый пласт пространственно-временной композиции вслед за
какой-либо цитатой).
Примечательность
рассказа состоит в том, что в описании советского времени автор не метался в
крайности: нет описания зловредного тоталитарного строя, которое присутствует лишь
где-то на заднем плане, нет откровенной издевки над смешным и ничтожным, а,
наоборот, чувствуется авторское понимание мотивов той одинокой старушенции,
которая, оказывается, совершает все эти титанические усилия и покупает горы
продуктов не для работающей семьи, а для себя одной, для своего услаждения. В
этом весь смысл ее, в этом – все ее время. Авдотьюшка, казалось бы, застыла в
бесконечности: ее шныряние по магазинам с кошелочкой было, есть и будет.
Авдотьюшка живет
только в настоящем, и даже мыслит только категориями настоящего, что передается
в таких, к примеру, фразах: «Ой, уходи, Авдотьюшка», «Да день неудачный, все не
так…».[11]
Автор сопереживает Авдотьюшке, живет ее временем.
Интересно, что
пространство для Авдотьюшки может быть злым и добрым. Добрые для не – прилавки
полные товаров, да и вообще вся магазинная топонимика, хотя язык автора в
выражении пространственных категорий точен и резок: «Магазин длинный, как
кишка, и такой же грязный».[12]
Злое, враждебное – это человеческое пространство. «На … татар украинский
степной набег…»,[13]
- образное выражение Ф. Горенштейна сочетает историческую параллель и
пространственную характеристику. Мы видим этих вторгающихся «чужаков»,
вторгающихся в мир московских магазинов и наполняющих московские вокзалы вкусом
колбасы.
«И пойдут поезда
прямо из московских колбасных на Урал, в Ташкент, в Новосибирск, в Кишенев…
Вокзальный народ не буйный. Посад хитер, а вокзал терпелив».[14]
Так
хронотипический ряд в рассказе постоянно расширяется, захватывая все большие
пласты. Так, если в начале рассказа мы узнаем, что «продовольственная
география» города состоит из болгарских яичек, польской ветчинки, голландской
курочки, финского маслица, то в конце эта «география» получает философское
осмысление, окунающее нас в осознание сути происходящего не только с
Авдотьюшкой, не только с Москвой и ее «гостями», но и со всей страной, со всей
советской действительностью. «Выращивает СССР в обилии вместо груш-яблок
автомат «калашников», а «третий мир» апельсин выращивает. Натуральный обмен вне
Марксова капитала».[15]
Паталогия!
Паталогия не только жалкой старушки, жертвы системы, не только Москвы, с
ненавистью относящейся к тем, кто пытается выхватить у нее «дефицит», паталогия
всей страны! Ничего странного в самой Авдотьюшке, в общем-то, нет. Б. Писатель
и публицист Б. Сарнов рассказывал, как его теща влетела в квартиру с горящими
глазами: «Масло выбросили!».[16]
О таком положении дел помнит старшее поколение, обезличивание человека,
наполнение его жизни единственным смыслом хищнического выживания.
Таким образом,
это уже система, система, ярко и образно показанная Ф. Горенштейном в рассказе
«С кошелочкой».
Мир старушки
Авдотьюшки, показанный автором, рушится в один миг благодаря резкому сжатию
пространства. В буквальном смысле – тесное пространство человеческих тел,
несколько раз обрисованное писателем в рассказе, наконец сжимается вокруг
Авдотьюшки окончательно, и она попадает в больнице.
Попав в больницу,
Авдотьюшка разрывает замкнутый круг своей жизни: в ней появляется еще что-то,
помимо магазина, «посля» которого – снова «магазин».
Разрывает ли?
«В больнице
очнулась Авдотьюшка. Очнулась и первым делом про кошелочку вспомнила».[17] Вся жизнь, все пространство и
время Авдотьшки неразрывно связаны в том смысле ее существования – в кошелочке.
«Кошелочка-кормилица ей родным существом была. Она ей по ночам несколько раз
снилась».[18]
Кошелочка – это олицетворение сущности Авдотьюшки, подобно тому, как шкатулка
была олицетворением гоголевской героини. Виновата ли она? Автор ни в чем не
обвиняет героиню, хотя в его словах постоянно звучит горьковатая ирония. Не она
такая – мир такой, время такое. В этом и заключается специфика хронотопа в
рассказе Фридриха Горенштейна «С кошелочкой».
Последние
страницы рассказа позволяют даже заглянуть немного дальше в будущее. Что дальше
станет с Авдотьюшкой? Вернется ли она к прежней жизни, к прежнему
пространственно-временному восприятию?
Кошелочка
возвращается к Авдотьюшке. «Как Авдотьюшка начала свою кошелочку обнимать, как
начала Буренушку гладить-баловать…». Конечно, кольцо вновь замкнется: ничему
старушка так не рада, как своей родной кошелочке. Она – смысл ее жизни.
Авдотьюшка застыла в бесконечности: ее шныряние по магазинам с кошелочкой было,
есть и будет по всем необозримым просторам «продовольственной географии».
Заключение
Итак, главное, что необходимо
отметить из сказанного – это существенную взаимосвязь, неразделимость времени и
пространства в художественном мире.
Введение понятия «хронотоп» в
качестве одной из основных категорий литературоведения является несомненно
важным достижением в осмыслении смысловых особенностей отдельных произведений.
Ведь само слово «хронотоп»
, характеризующее
неразрывное слияние времени и пространства, вводит нас в неразрывный
пространственно-временной континииум произведения.
Хронотоп рассказа
«С кошелочкой» замыкается на этой пространственно-временной «ленте Мебиуса»,
состоящей из непрерывного движения по магазинам. Авдотьюшка живет в вечном
настоящем, и хронотоп рассказа выступает как воплощение единства формы и
содержания. Авдотьюшка – старушка без прошлого; ее окружение – дюди и страна
без прошлого, несмотря на исторические параллели, открывающие перед читателем
новые смысловые пласты.
«Точка зрения
всегда хронотопична, - отмечал М. Бахтин, - то есть включает в себя как
пространственный, так и временной момент. С этим непосредственно связана и
ценностная (иерархическая) точка зрения (отношение к верху и низу)».[19] В рассказе «С кошелочкой»
время неразрывно связано с пространственной топонимикой: жизнь Авдотьюшки
проходит в одном времени и в одном пространстве – магазинном. При этом
специфика изображения пространства в рассказе еще и в том, что в единый
московский пространственный пласт вторгается целая «продовольственная
география»: болгарские яички, польская ветчинка… В человеческое пространство
вторгаются «чужаки» - Горпына, Текля… Человеческое пространство в рассказе
жестоко и враждебно Авдотьюшке, оно вырывает ее из привычного ритма жизни.
Попав в больницу, Авдотьюшка разорвала порочный круг бесконечного шныряния по
магазинам.
Однако автор
правдив, и мы понимаем, что кольцо вновь замкнется: ничему старушка так не
рада, как своей родной кошелочке. Она – смысл ее жизни. Авдотьюшка застыла в
бесконечности: ее шныряние по магазинам с кошелочкой было, есть и будет.
1. Бахтин М. Вопросы литературы
и эстетики. М., 1975.
2. Бахтин М. Из записей
1970-1971 годов // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.,1986.
3. Бахтин М. Формы времени и
хронотопа в романе // Очерки по исторической поэтике. М., 1979.
4. Бахтин М. Эстетика
словестного творчества. М., 1979.
5. Введение в литературоведение
/ Под ред. М. Поспелова. М., 1988.
6. Горенштейн Ф. С кошелочкой //
Русские цветы зла. М., 2001.
7. Лихачев Д. С. Очерки по
художественному творчеству. С.-Пб., 1999.
8. Сарнов Б. наш советский
новояз. М., 2001.
9. Топоров В.Н. Пространство и
текст // Текст, семантика и структура. М., 1983.
[1] Бахтин М. Формы времени и хронотопа в романе
// Очерки по исторической поэтике. М., 1979.
[2] Там же.
[3] Топоров
В.Н. Пространство и текст // Текст, семантика и структура. М., 1983.
[4] Введение в
литературоведение / Под ред. М. Поспелова. М., 1988.
[5] Бахтин М.
Формы времени и хронотопа в романе // Очерки по исторической поэтике. М., 1979.
[6] Русские цветы зла. М., 2001.
[7] Горенштейн Ф. С кошелочкой // Русские цветы зла. М., 2001.
[8] Там же.
[9] Горенштейн Ф. С кошелочкой // Русские цветы зла. М., 2001.
[10] Бахтин
М.М. Из записей 1970-1971 годов // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества.
М.,1986.
[11] Горенштейн Ф. С кошелочкой // Русские цветы зла. М., 2001.
[13] Там же.
[14] Там же.
[15] Там же.
[16] Сарнов Б. наш советский новояз. М., 2001.
[17] Горенштейн Ф. С кошелочкой // Русские цветы зла. М., 2001.
[18] Там же.
[19] Бахтин М.М. Из записей 1970-1971 годов // Бахтин М.М. Эстетика
словесного творчества. М.,1986.