Жизнь и творчество А.Блока

Жизнь и творчество А.Блока

Содержание

2   ………………………………………………………...Вступление

4   …………………………………………………………Портрет А.А.Блока                    

5   …  ………………..Биография                                                

      8…………….……….Лирика А.Блока

    12………………….… Тема Родины в творчестве Блока.

    17………..………..… Обращение Блока к теме русской поэзии

   19………………...……Творчество Блока во время революционной эпохи

    22…………...……….. Блок и Октябрь.

    27……………………. Почему замолчал поэт Александр Блок?

    32……………….…….Список используемой литературы

                                                              Вступление.

      В начале 1881 года, когда Саше Блоку было всего несколько месяцев от роду, в Петербурге произошло два исторических события. Первое относится к февралю 1881 – смерть Ф.М. Достоевского. Старшие Бекетовы были лично знакомы с ним. Политический консерватизм позднего Достоевского, его религиозные утопии они не принимали, но романы и статьи писателя были предметом шумных обсуждений. Книги Достоевского читали дочери Бекетова, в частности их, особенно любила мать Блока – Александра Андреевна.

  Тему зловещего и больного, «жёлтого» Петербурга, города разбитых судеб, неприкаянных мечтателей, воспримет от Достоевского и Александр Блок. Как известно, поэт любил отмечать сближение исторических дат. Знаменательно сошлись они в данном случае: всего несколько месяцев отделяют год смерти автора петербургских романов «Идиот» и «Преступление и наказание» от рождения автора петербургских поэм «Возмездие» и «Двенадцать».

  Вторым событием, подтвердившим серьёзность предчувствия поэтом социальной катастрофы, было 1 марта 1881 года. В этот день народовольцы смертельно ранили в центре города Александра II. Впоследствии Блок писал:

                                                                 Грянул взрыв

С Екатеринина канала,

Россию облаком покрыв.

Все издалёка предвещало,

Что час свершится роковой,

Что выпадает такая карта

И этот века час дневной-

Последний – назван первым марта.

    Сам поэт очень верно и точно сказал о своем жизненном и творческом пути, что это был "путь среди революций". Путь этот был сложным и трудным, исполненным резких противоречий. За двадцать лет, что отделяют первые серьезные стихи Блока от последних, послереволюционных "Двенадцати", содержание его поэзии и сама его творческая манера претерпели глубокие изменения.

Отрешенный от реальной жизни лирик, целиком погрузившийся в свои душевные смутные переживания, каким Блок начал свой литературный путь, вырос в истинно великого поэта, все творчество которого овеяно историческими, социальными, житейскими бурями его грозного, переломного, революционного времени, приход которого он торопил, ждал и жаждал разрушения старого.

Блок встретил стихию революции и, пожалуй, единственный, из поэтов «серебряного века» безоговорочно приветствовал ее в своем поэтическом творчестве, одной из вершин которого является поэма «Двенадцать».                                                                                                         

И это, изменившееся время в три года сначала «убило» поэта А.Блока - замолчал «лебединый голос» (по словам Анны Ахматовой),а  затем умер, испытывая тяжкие страдания  и человек Александр Блок.

Александр Александрович Блок

Родился Блок в 1880 году (16 ноября по старому стилю), умер в 1921-м (7 августа). Писать стихи он начал в конце девяностых годов и окончательно сложился как поэт накануне революции 1905 года. Полного расцвета и наиболее широкого размаха творчество его достигло в годы реакции, нового подъема освободительной борьбы и первой мировой войны (1907 - 1916). И наконец, последнее всемирно известное произведение Блока - поэма "Двенадцать" - было создано уже после Октября, в январе 1918 года, в самом начале нашей, советской эпохи.

За двадцать лет, что отделяют первые серьезные стихи Блока от "Двенадцати", содержание его поэзии и сама его творческая манера претерпели глубокие изменения.

Отрешенный от реальной жизни лирики, целиком погрузившийся в свои

смутные душевные переживания, каким Блок начал свой литературный путь, вырос в истинно великого поэта, все творчество которого овеяно историческими, социальными, житейскими бурями его грозного, переломного, революционного времени.

Если сравнить юношескую лирику Блока с его зрелыми стихами, на первый взгляд может показаться, даже, что перед нами два разных поэта. Вот, к примеру, характерные ранние его стихи, говорящие об интимных переживаниях уединенной души и похоже на торжественные молитвы с затемненным смыслом:

Я их хранил в приделе Иоанна,
Недвижный страж, - хранил огонь лампад.

И вот - Она, и к Ней - моя Осанна -
Венец трудов - превыше всех наград:

Сам поэт очень верно и точно сказал о своем жизненном и творческом пути, что это был "путь среди революций". Путь этот был сложным и трудным, исполненным резких противоречий, но в конечном счете-  прямым и неуклонным. И как замечательно, что родился Александр Александрович Блок в стенах Петербургского университета, в так называемом "ректорском доме" (дед его А. Н. Бекетов, был в это время ректором), а будущего поэта на руки приняла его прабабка, лично знавшая еще друзей Пушкина.

Родители Блока разошлись сразу после его рождения. Рос и воспитывался он в семье деда в обстановке хорошо устроенного петербургского барского дома и в "благоуханной глуши" аленькой подмосковной усадьбы Шахматово, где семья неизменно проводила летние месяцы. Но главное, что сформировало личность и характер поэта, была атмосфера стародавних культурных традиций пи преданий бекетовского дома. Тургенев, Достоевский, Салтыков - Щедрин и другие прославленные представители русской литературы были здесь не только знаменитыми и почитаемыми писателями, но и просто добрыми знакомыми. Здесь еще помнили Гоголя и дружески переписывались с Чеховым.
Вообще литература играла очень большую роль в обиходе бекетовской семьи. Все здесь, начиная с деда ботаника, писали и переводили в стихах и в прозе. Естественно, что и Сашура (так называли Блока в семье) начал сочинять чуть ли не с пяти лет. А немного позже он уже "издавал" рукописный журнал, потом, лет шестнадцати, стал писать всерьез, но еще долго не показывал своих писаний никому, кроме матери. Она на всю жизнь осталась самым близким ему человеком, и он часто повторял: " Мы с мамой - почти одно и то же".

В 1889 году мать Блока вторично вышла замуж - за гвардейского офицера. Девятилетний Блок поселился с матерью и отчимом в Гренадерских казармах, расположенных на окраине Петербурга, на берегу Большой Невки. Здесь его окружал своеобразный пейзаж, отразившийся в ранних его стихах: река, по которой проплывали пароходы, баржи и лодки, тенистый Ботанический сад, частокол дымящих фабричных труб на другом берегу реки.

Тогда же Блока отдали в гимназию. Потом он рассказал, как "первый раз в жизни из уютной и тихой семьи" попал "в толпу гладко остриженных и громко кричащих мальчиков". Сам он был мальчиком тихим, молчаливым, росшим одиноко среди обожавших его женщин - матери, теток, бабки. С гимназической средой он так и не сросся до конца учения. Вообще, как он сам говорил, "жизненных впечатлений, у него не было очень долго. Семья старательно оберегала его от соприкосновения с "грубой жизнью".

В 1897 году, очутившись с матерью за границей, в немецком курортном городке Бад Наугейме, Блок пережил первую, но очень сильную юношескую влюбленность. Она оставила глубокий след в его поэзии. Спустя много лет, снова побывав в Бад Наугейме, он как бы заново пережил свою первую любовь и посвятил воспоминанию о ней целый цикл стихов "Через двенадцать лет" - одну из жемчужин своей лирики.

В 1898 году гимназия была окончена, и Блок "довольно безотчетно" поступил на юридический факультет Петербургского университета. Через три года, убедившись, что совершенно чужд юридической науке, он перевелся на славяно - русское отделение историко - филологического факультета, которое и кончил в 1906 г.

Университет, как и гимназия, не оставил заметного следа в жизни Блока. Духовные интересы и запросы его с ранней юности лежали совсем в другой плоскости. Сначала он пережил сильнейшее увлечение театром, участвовал в любительских спектаклях, прослыл хорошим декламатором и мечтал о поступлении на большую сцену. Но в 1901 году театральные интересы уступили место интересам литературным. К тому времени Блок написал уже много стихов. Это - лирика любви и природы, полная неясных предчувствий, таинственных намеков и иносказаний. Молодой Блок погружается в изучение идеалистической философии, в частности творений древнегреческого философа Платона, учившего, что, кроме реального мира, есть еще некий "сверхреальный", высший "мир идей".

По собственному признанию Блока, им целиком овладели "острые мистические переживания", "волнение беспокойное и неопределенное". Он стал замечать в природе, в действительности какие-то непонятные ему, по тревожащие душу "знаки". Блок был не одинок в подобных ощущениях и настроениях: они были характерны для целого круга тогдашних молодых людей, подпавших под влияние древней и повой идеалистической и религиозно-мистической философии.

Начиная с 1898 года Блок переживал на редкость сильное и глубокое чувство к Любови Дмитриевне Менделеевой, которая впоследствии стала его женой. Можно сказать, все юношеские стихи Блока (и многие позднейшие) говорят об этой любви. Поэт творил некий миф о божественно Прекрасной Даме - воплощении соловьевской "точной женственности", по сплошь и рядом  мифологизированном образе сквозят "земные", реальные черты его возлюбленной.

Годы 1900-1908 были временем писательского роста и успеха Блока. Он становится профессиональным литератором, имя его приобретает уже довольно широкую известность. Он сотрудничает во многих журналах и газетах, и не только как поэт и драматург, но и как критик и публицист. Он активно участвует в литературной полемике, отстаивая свои взгляды на существо искусства и задачи художника, выступает с публичными докладами и лекциями. Постановка его маленькой пьесы "Балаганчик" в театре В. Ф. Комиссаржевской (в декабре 1900 года) стала крупным событием тогдашней театральной жизни. Одна за другой выходили книги Блока - сборники стихов "Нечаянная радость" (1907), "Снежная маска" (1907), "Земля в снегу" (1908), сборник "Лирические драмы" (1908). В 1908 году была написана, в 1909 году опубликована большая драма Блока "Песня, Судьбы" (постановка  на сцене не осуществилась)

Преодолевая влияние декадентского, эстетского искусства, сказавшееся в его раннем творчестве, он обращается к животворным традициям русской и мировой классической поэзии, внося в них свое, самобытное, новое. Он стремится сделать стихотворную речь прямой, ясной и точной и достигает на этом пути замечательных успехов, ничего не теряя из свойственной ему тончайшей музыкальности. Характерно в этом смысле и настойчивое стремление Блока выйти за пределы только лирической поэзии - создать большие, монументальные повествовательные и драматические произведения (поэма "Возмездие", начатая и 1910 году и незаконченная: драма "Роза и Крест", написанная в 1912 году).

Все это время Блок продолжал жить в Петербурге, на летние месяцы, уезжая в свое любимое Шахматово. В 1909 году он совершил интересное путешествие но Италии и Германии, результатом которого явился цикл "Итальянские стихи" - лучшее, что есть в русской поэзии об Италии. В 1911 году он снова путешествовал по Европе (Париж, Бретань, Бельгия, Голландия, Берлин); в 1913 году - в третий раз (Париж и Бискайское побережье Атлантического океана). Заграничные впечатления отразились в творчестве Блока - и непосредственно (в стихах и поэме "Соловьиный сад"), и в форме исторических воспоминаний (картины средневековой Бретани в драме "Роза и Крест"). Продолжали появляться новые книги Блока: четвертый сборник стихов "Ночные часы" (1911), трехтомное "Собрание стихотворений" (1911-1912), "Стихи о России" (1915), четырехтомник "Стихотворений" и "Театра" (1916). Весной 1914 года была осуществлена театральная постановка лирических драм Блока "Незнакомка" и "Балаганчик". Готовилась постановка и драмы "Роза и Крест".
В мае 1917 года, Блок был привлечен к работе в Чрезвычайной следственной комиссии, которая была учреждена для расследования деятельности царских министров и сановников. Работа эта увлекла Блока, раскрыла перед ним "гигантскую помойку" самодержавия. На материалах допросов и показаний он написал документальную книгу "Последние дни императорской власти".

Блок много и плодотворно работал в последние свои годы, много писал, но уже не стихи, а статьи, очерки, рецензии, заметки, но вопросам истории, культуры, литературы и театра. Он трудился в Государственной комиссии по изданию классиков, в Театральном отделе Наркомпроса, в основанном М. Горьким издательстве "всемирная литература", в Большом драматическом театре, в Союзе поэтов (был выбран первым его председателем).
Зимой, весной и летом 1921 года состоялись последние триумфальные выступления Блока - с вдохновенной речью о Пушкине и с чтением своих стихов (в Петрограде и в Москве).
В мае Блок почувствовал недомогание, вскоре перешедшее в тяжелую болезнь. Утром 7 августа он скончался.

Смерть Блока поразила всех. Вот как вспоминает о ней начинавший тогда писатель Константин Федин: "Блок умер молодым, но странно ощутилось, что с Блоком отошла прежняя, старая эпоха, та, которая, дожив до революции, сделала шаг в ее владения, как бы показав, куда надо идти, и упала, обессиленная тяжестью своего дальнего пути. Стало очевидно, что уже никто оттуда не сделает такого шага, а если повторит его, в том не будет подобного мужества и подобной тоски о правде будущего, какие проявил Александр Блок".

Александр блок жил и творил на рубеже двух миров, в эпоху подготовки и осуществления Октябрьской революции. Он был последним великим поэтом старой, дооктябрьской России, завершившим своим творчеством поэтические искания всего XIX века. И вместе с тем его именем открывается первая, заглавная страница истории русской советской истории.

Лирика Блока.

Личный поэтический опыт Блока, разумеется, перекликался с общим путем развития русского искусства. В предреволюционные годы оно переживало подъем романтических настроений с мечтой о героическом преобразовании мира.

Девятисотые годы были временем писательского роста и успеха молодого Блока. Он становится профессиональным литератором, имя его приобретает уже довольно широкую известность. Он сотрудничает со многими журналами и газетами, и не только как поэт и драматург, но и как критик и публицист. Блок активно участвует в литературной полемике, отстаивая свои взгляды на существо искусства и задачи художника, выступает с публичными докладами и лекциями.

В 1903-1906 гг. Блок все чаще и чаще обращается к социальной поэзии. Он сознательно уходит из мира лирической отъединенности своих лирических стихов туда, где живут и страдают «многие». Содержанием его произведений становится действительность, «повседневность» (хотя и истолковываемая порой сквозь призму мистики). В этой «повседневности» Блок все настойчивее выделяет мир людей, унижаемых бедностью и несправедливостью.

В стихотворении «Фабрика» (1903) тема народного страдания выходит на первый план -ранее она лишь брезжила сквозь образы городской «чертовщины» — «По городу бегал черный человек...» (1903). Теперь мир оказывается разделенным не на «небо» и «землю», а на тех, кто, скрытый за желтыми окнами, принуждает людей «согнуть измученные спины», и на нищий народ. В произведении отчетливо звучат интонации сочувствия «нищим».

Блок постоянно ощущает тревожную необходимость искать какие-то новые пути, новые высокие идеалы. И именно эта неуспокоенность, скептическое отношение к универсальному скепсису, напряженные поиски новых ценностей отличают его от внутренне самодовольного декадентства.

В знаменитом стихотворении «Незнакомка» (1906) лирический герой взволнованно вглядывается в прекрасную посетительницу загородного ресторана, тщетно пытается узнать, кто перед ним: воплощение высокой красоты, образ «древних поверий», или Незнакомка — женщина из мира пьяниц «с глазами кроликов»? Миг — и герой готов поверить, что перед ним — просто пьяное видение, что «истина в вине». Но, несмотря на горькую иронию заключительных строк, общий эмоциональный строй стихотворения все же не в утверждении иллюзорности истины, а в сложном сочетании преклонения перед красотой, волнующего чувства тайны жизни и неутолимой потребности ее разгадать.

И медленно, пройдя меж пьяными.

Всегда без спутников, одна,

Дыша духами и туманами,

Она садится у окна.

И веют древними поверьями

Ее упругие шелка,

И шляпа с траурными перьями,

И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный,

Смотрю за темную вуаль,

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.

Жизнь, по Блоку, имеет два цвета: серый и красный. Серый – это паучий цвет гибели, высасывающий, это и цвет времени, однообразно проходящих дней. У Блока есть стихи о людях потонувших в сером. Красный цвет – безумное беспутство, пьяное веселье, отчаянье и блуд.

Блещут искристые гривы

Золотых, как жар, коней,

Мчатся бешеные дива

Жадных облачных грудей,

Красный дворник плещет вёдра

С пьяно-алою водой,

Пляшут огненные бёдра

Проститутки площадной…

Не случайно «хмельная» страсть неотделима от образов хоровода, от интонаций русской плясовой или частушки, позднее так ярко проявившихся в его поэме «Двенадцать».

Гармоника, гармоника! Эй, пои, визжи и жги!

Эй, желтенькие лютики,

Весенние цветки!

С ума сойду, сойду с ума,

Безумствуя,люблю,

Что вся ты — ночь, и вся ты — тьма,

И вся ты — во хмелю...

В лирических стихах поэта образы луны, фонарей, мрака сопутствуют переживаниям героя. Блок изображает как бы временную любовь, имеющую свой короткий путь, свой регламент встреч. Чувства героев неполны и преходящи, что болезненно сознают сами влюблённые.

Я люблю вас тайно, тёмная подруга…

В этой любви, отравленной предчувствием разлуки, нет полноты блаженства, детской безмятежности, нет того, что, как казалось Блоку, он испытывал в безмятежные дни юности, в стихах, обращенных к «Прекрасной Даме».

В поэзии первого тома его трилогии лирики (Изд. Мусагет 1912гг) «Стихи о Прекрасной Даме» повествует о начале духовного становления героев. Это прекрасное царство юности, мир первой любви, идеализированного восприятия окружающего. Но неумолимая сила всеобщего движения разрушает первозданную гармонию «синего берега рая».

Второй том посвящен изображению «низвержения» героев с вершин одинокого счастья в «страшный мир» действительности (в основе этого тома лежат сборник «Нечаянная Радость» и цикл «Снежная маска»). В третьем томе звучит мелодия «прошлого», благословение мира первой любви, мира юности.

И вижу в снах твой образ, твой прекрасный,

Каким он был до ночи злой и страстной,

Каким являлся мне. Смотри:

Все та же ты, какой цвела когда-то,

Там, над горой туманной в зубчатой,

В лучах немеркнущей зари.

Поэт вспоминает старый дом, духовную родину лирического «я», голубой и розовый мир неба и закатного солнца, мир веселья и музыки, гармонии «Стихов о Прекрасной Даме». Под роковым воздействием «страшного мира» в лирическом «я» выявляются черты «демона», предателя — «Иуды» и даже «вампира» (цикл «Черная кровь»). Эти его облики подчеркивают мотив личной ответственности за царящее в мире зло.

В «трилогии» возникает тема трагической вины человека. Одновременно «я» предстает и как «нищий», «униженный»» обреченный на гибель («Поздней осенью из гавани...»). Мысль героя о вине личности за зло современной ему действительности повлекла за собою вторжение

в содержание второго и особенно третьего «тома» Лирики толстовского «исповедального» пафоса, но при этом изображение самой действительности пронизано диалектическим мироощущением. Жизнь не только страшна, но и прекрасна своей сложностью, динамизмом чувств и страстей.

В легком сердце — страсть я беспечность,

Словно с моря мне подан знак.

Над бездонным провалом в вечность,

Задыхаясь, летит рысак.

Снежный ветер, твое дыханье,

Опьяненные губы мои...

Валентина, звезда, мечтанье!

Как поют твои соловьи...

Идея трагической вины сменяется в «трилогии» важным для творчества Блока мотивом осознанного, мужественно-волевого выбора пути. В «третьем томе» герой предстает и в героическом, и в жертвенном облике. Это все как бы части души лирического «я». Но в восприятии поэта переход от настоящего к будущему связан с иным героем — воином, борцом «за святое дело». И как бы ни было глубоко порою в поэзии Александра Блока «последнее отчаяние», в ней живет вера в грядущее, вера в Россию.

Тема Родины в творчестве Блока.

Раннее творчество Блока, наполнено символизмом и личными переживаниями , позднее он обращается к животворным традициям русской и мировой классической поэзии, внося в них свое, самобытное, новое. Он стремится сделать стихотворную речь прямой, ясной, точной и достигает на этом пути замечательных успехов, ничего не теряя из свойственной ему тончайшей музыкальности.

Характерно в этом смысле и настойчивое стремление Блока выйти за пределы только лирической поэзии - создать большие, монументальные повествовательные и драматические произведения.

Весь 1910 и 1911 годы Блок работал над поэмой “Возмездие”. Он задумал рассказать о жизни представителей одного рода – отца и сына – на протяжении последних тридцати лет русской истории. В поэму Блок ввёл очень много биографических эпизодов, однако она не стала зеркалом семейных отношений поэта. Блок воспринимает свой путь как путь современного человека и шире — как путь интеллигента нового столетия.

Начало поэмы проникнуто глубокой безнадежностью, характерной для Блока в годы безвременья, последовавшего за поражением первой революции. Поэма предполагает философскую и социально-историческую картину смены двух веков:

Век девятнадцатый, железный,

Воистину жестокий век!

И дальше:

Двадцатый век... Еще бездомней,

Еще страшнее бури мгла.

(Еще чернее и огромней

Тень Люциферова Крыла).

В «Возмездии» главной темой станет «страшный мир», отраженный в душе лирического героя. Прекрасный от природы человек искажен «жизни суетой» и сам становится частью страшной действительности. И все же поэт знает, что «в тайне - мир прекрасен» и жизнь, история, совесть несут отступнику Прекрасного неизбежное возмездие. Облик и судьбы главного персонажа блоковской лирики неотделимы от облика и судеб современного человека, от путей России.

Но «страшный мир» - и более широкое понятие, это изображение состояния души лирического героя с ее предчувствием гибели, с ее духовной опустошенностью и смертельной усталостью.

Земное сердце уставало

Так много лет, так много дней.

Земное счастье запоздало

На тройке бешеной своей.

В творчестве поэта ключевыми становятся бунтарская непримиренность с окружающей его жизнью и вера в грядущее счастье человечества. С ними связан пафос цикла «Ямбы» (1907—1914) и новые стихи о России.

Я верю: новый век взойдет

Средь всех несчастных поколений

Недаром славит каждый род

Смертельно оскорбленный гений.

Пусть день далек — у нас всё те ж

Заветы юношам и девам:

Презренье созревает гневом,

Историзм поэтического мышления Блока обусловлен, прежде всего, представлением о сложности и трагизме жизни, связанным с характерным для него пафосом движения и героики битв. Это обеспечивает непрерывную связь времен.

Цикл «На поле Куликовом» — одно из высших поэтических достижений поэта. Пронзительное чувство Родины соседствует здесь с особого рода «лирическим историзмом», способностью увидеть в прошлом России свое, интимно близкое — сегодняшнее и «вечное».

Для художественного метода Блока 10х и дальнейших лет примечательны и попытки преодолеть границы символизма, и глубинная связь с основами символистского видения мира.

В своих раздумьях о судьбах Родины Блок обращается к облику старой России, издавна характеризуемой, как Россия нищая и униженная. Такой видится она и Блоку.

Россия, нищая Россия,

Мне избы серые твои,

Твои мне песни ветровые —

Как слезы первые любви!

Тема трагического предвидения краха звучит в стихотворениях из цикла «Родина», написанных задолго до войны 1914 года, в стихах объединенных темой, обозначенной в названии: "На поле Куликовом". Написаны эти стихотворения в 1908 году и посвящены одному из самых значительных событий русской истории.

В 1912 году Блок писал:

«Куликовская битва принадлежит, по убеждению автора, к символическим событиям русской истории. Таким событием суждено возвращение. Разгадка их еще впереди».

Значение Куликовской битвы (8 сентября 1380 года) было не столько военным и политическим, сколько духовным. И не случайно обращается к этому событию поэт в предвидении трагических лет России.

Река раскинулась. Течет, грустит лениво,

И моет берега.

Над скудной глиной же того обрыва

В степи грустят стога.

О, Русь моя! Жена моя! До боли

Нам ясен долгий путь!

Наш путь стрелой татарской древней воли

Пронзил нам грудь.

*****

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль...

Летит, летит степная кобылица

И мнет ковыль...

И нет конца! Мелькают версты, кручи...

Останови!

Идут, идут испуганные тучи,

Закат в крови!

Из сердца кровь струится; Плачь, сердце, плачь...

Покоя нет! Степная кобылица

Несется вскачь!

Судьба России пророчески описывается автором как трагическая. Символом ее становится стремительно мчащаяся степная кобылица. Возникает традиционное для поэзии осмысление единства жизни людей и жизни природы. Сами природные явления здесь окрашены в кровавый трагический цвет. Этот же мотив встречается и в других стихотворениях цикла «Родина», например, в стихотворении «Петроградское небо мутилось дождем...».

Ощущение сложности и противоречивости искусства как выявления «многострунности» мира составит важную черту мировосприятия Александра Блока, хотя и наполнится во многом иным, чем в предшествующий период, содержанием.

Жизнь без цели — абсурд для юного Блока и неизбывный ужас для Блока зрелого: не случайно бесцельность бытия станет одной из основных характеристик «страшного мира». Цель всегда соотносится Блоком с образами будущего («только будущим стоит жить»,— скажет он несколько позже) — со временем реализации высокого идеала.

Одновременно в лирике («Фаина», «На поле Куликовом»), драме («Песня Судьбы») и публицистике («Три вопроса» и др.) появляется новый «образ-понятие» — долг, определяющий отношение сегодняшнего человека к будущему, художника (и, шире, интеллигента) к народу:

Нет! Счастье — праздная забота,

Ведь молодость давно прошла.

Нам скоротает век работа,

Мне — молоток, тебе — игла.

Долг находит свое высочайшее отображение в мотивах героического боя с врагом за счастье Родины. Впервые этот высокий образ воплощается и становится ведущим в цикле «На поле Куликовом». Вера в близкие грандиозные потрясения резко меняет эмоциональный тонус его творчества: пессимизм уступает место «мужественному» отношению к миру. Подспудные истоки поэзии предвоенных лет—  ощущение приближения конца реакции, охватившее русское общество.

Поэт начинает живо интересоваться отвергавшимися им ранее «политикой» и «социальностью», возвращается к мыслям о том, что реальность ценнее мечты и что «талантливое движение, называемое «новым искусством», кончилось, т. е. аленькие речки, пополнив древнее и вечное русло чем могли, влились в него».

В 10-х годах Блок совершил ряд путешествий, по Италии и Германии, результатом которых явился цикл «Итальянские стихи» - лучшее, что есть в русской поэзии об Италии. Заграничные впечатления отразились в творчестве Блока - и непосредственно (в стихах и поэме «Соловьиный сад»), в форме исторических воспоминаний (картины средневековой Бретани в драме «Роза и Крест»). Продолжали появляться новые книги Блока: четвертый сборник стихов «Ночные часы»" (1911), трехтомное «Собрание стихотворений» (1911-1912) о котором подробно сказано выше, «Стихи о Росси»" (1915), четырехтомник «Стихотворений» и «Театра» (1916). Весной 1914 года была осуществлена театральная постановка лирических драм Блока «Незнакомка» и «Балаганчик». Готовилась постановка и драмы «Роза и Крест». Это время вершинного расцвета дарования Блока, создания им таких итоговых произведений, как поэмы «Возмездие» (1910—1921) и «Соловьиный сад» (1915).

                         Обращение Блока к теме русской поэзии

1910-е гг., когда Блок обратился к глубоко личной и одновре­менно традиционной теме русской поэзии — Родине, к ее судьбе и судьбе художника, неразрывно с ней связанного, — эти годы сделали Блока первым поэтом России. И все же слова «Сегодня я — гений» принадлежат не автору лирической «трилогии», а человеку нового рубежа: они были написаны Блоком в день окончания поэмы о гибели старого мира — «Двенадцать».

Блок принял Октябрь, ответив на вопрос, может ли интелли­генция сотрудничать с большевиками: «Может и обязана» и призвав современников «слушать революцию». Превозмогая усталость, болезни, трудности жизни в замерзающем, голодном Петрограде, нелюбовь к мешающим творчеству «службам», отчаяние и боль ночных воспоминаний о разрушенном — теперь уже не в стихах, а на самом деле — шахматовском доме. Блок с без­заветностью русского интеллигента погрузился в стихию новой жизни. Это был тот самый «уход» из старого уклада жизни, не­избежность которого поэт предсказал еще в 1907—1908 гг. Новое влекло Блока именно в его наиболее радикальных, максималист­ски революционных формах. «Переделать все», в роман­тическом порыве сжечь весь старый мир в огне «мирового по­жара» — в такие формы отлился теперь некогда комнатный эсхатологизм воспитанника бекетовского дома. Поэтому и все личные «уходы» и разрывы — от переставшего существовать Шахматова до бойкота со стороны ближайших друзей, отвергших револю­цию, — Блок воспринял в дни Октября с трагически мужествен­ным «восторгом».

В январе 1918 г. Блок пишет свою знаменитую поэму «Две­надцать». «Искусство всегда разрушает догмы», — утверждал Блок в дни революции. Поэма «Двенадцать» разрушала догмы не только уходящей жизни, но и догмы старого искусства, а во многом и поэтического сознания Блока 1910-х гг. Пронизанная порывом разрушения «всего», дыханием ледяных ветров, сжигающих «ста­рый мир», эта поэма революционна и по духу, и по своей худо­жественной структуре. Оттого так велико было ее воздействие не только на поэзию, но и на прозу 1920-х гг.

Несколько иной облик принимает революционная настроен­ность Блока в поэме «Скифы» (январь 1918). Антиномия уходя­щей и новой культуры здесь раскрыта в виде противопоставления буржуазного Запада и революционной России. Запад — мир «цивилизации», рационализма, «рассудка», неспособного на губи­тельные и творческие страсти. Они присущи России, царству культуры первозданно дикой, но яркой, героической:

Да, так любить, как любят ваша кровь,

Никто из вас давно не любит! Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!

В «Скифах» изображена и еще одна сила, воплощенная в об­разах «диких орд», «свирепых гуннов»: это сила слепой, стихий­ной анархии, готовой разрушить все, накопленное веками Исто­рии. Живая, народная культура «скифов» резко отделяется и от умирающей буржуазной цивилизации, и от хаоса всеуничтожения. Сущность и миссия «России-Сфинкса» — в ее готовности синтезировать, унаследовать все великие завоевания «премудрой» Европы, соединив их с пламенной героикой скифства.

Мы любим все — и жар холодных числ,

И дар божественных видений,

Нам внятно все—   и острый галльский смысл,

И сумрачный германский гений...

Мы помним все...

Эта же миссия имела и другую сторону оградить Европу от слепых стихий разрушения.

Для вас — века, для нас — единый час.

Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас

Монголов и Европы!

Теперь Европа сама должна защищать себя. Но гибель ее культуры — хотя, по Блоку, и возможный, но отнюдь не неиз­бежный путь истории. Поэт верит в иные, высшие ее пути — в братское слияние многовекового духовного наследия Европы и России:

В последний раз—  опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

Сзывает варварская лнра!

В дальнейшем отношение Блока к тем или иным революци­онным событиям могло быть весьма неровным. Однако идея ре­волюции казалась ему высокой и прекрасной до последних дней его трагически, после мучительной болезни, оборвавшейся жизни (август 1921).

В последние годы жизни Блок выступает, прежде всего как публицист, критик, театральный деятель. Он не только говорит о культуре, но и активно содействует приобщению к ней нового общества. Весьма примечательна его работа в Большом драма­тическом театре, в издательстве «Всемирная литература». Блок считал, что культура, искусство с их «органической» и «веселой» сложностью — конденсаторы будущего, антиподы деспотизма, бю­рократии и мещанской серости. Вне культуры нет жизни, нет и гармонической, разносторонне прекрасной личности — «чело­века-артиста», которому, но Блоку, принадлежит это будущее. Знаменем русской «синтетической» культуры для Блока стано­вится «веселое имя: Пушкин». Это он поддерживал в сегодняшних людях веру в «тайную свободу», он по­могает им в «немой борьбе» за будущее; с его именем они —

Пропуская дней гнетущих

Прозревали дней грядущих

Сине-розовый туман.

В пушкинском творчестве Блок находит для себя последнее, наиболее полное выражение гармонического: «веселый», «арти­стический» мир и одновременно — мир высокой человечности. Интонации пушкинского «Пира Петра Великого» вносят в по­следнее стихотворение Блока «Пушкинскому Дому» (11 февраля 1921) дух светлой гуманности, превращая его в художественное и гражданское завещание поэта.

                     Творчество Блока во время революционной эпохи

Новый этап творчества Блока связан с годами подготовки и свершений первой русской революции. В это время выходит сборник «Стихи о Прекрасной Даме» (1904), создаются стихо­творения, позже вошедшие в книги «Нечаянная Радость» (1907) и «Снежная маска» (1907), трилогия лирических драм («Балаганчик», «Король на площади», «Незнакомка»— 1906) .Начина­ется работа поэта в области критики и художественного перевода, возникают литературные связи, преимущественно в символист­ской среде. Имя Блока при­обретает известность.

В 1903—1906 гг. Блок чаще и чаще обращается к социальной поэзии. Он сознательно уходит из мира лирической отъединенности туда, где живут и страдают «многие». Содержанием его произведений становится действительность, «повседневность» (хотя и истолковываемая порой сквозь призму мистики). В этой «повседневности» Блок все настойчивее выделяет мир людей, унижаемых бедностью и несправедливостью. В стихотворении «Фабрика» (1903) тема народного страдания выходит на первый план (ранее она лишь брезжила сквозь образы городской «чер­товщины» — «По городу бегал черный человек...», 1903). Теперь мир оказывается разделенным не на «небо» и «землю», а на тех, кто, скрытый за желтыми окнами, принуждает людей «со­гнуть измученные спины», и на нищий народ. В произ­ведении отчетливо звучат интонации сочувствия «нищим». В сти­хотворении «Из газет» (1903) социальная тема еще заметнее соединена с ярким сочувствием страдающим. Здесь рисуется образ жертвы социального зла — матери, которая не смогла вы­нести нищеты и унижения и «сама на рельсы легла». Здесь же впервые у Блока появляется характерная для демокра­тической традиции тема доброты «маленьких людей». В стихо­творениях «Последний день», «Обман», «Легенда» (1904) соци­альная тема поворачивается еще одной стороной — рассказом об унижении и гибели женщины в жестоком мире буржуазного города.

Произведения эти очень важны для Блока. В них женское начало выступает не как «высокое», небесное, а как «падшее» на «горестную землю» и на земле страдающее. Высокий идеал Блока отныне становится неотделимым от реальности, совре­менности, социальных коллизий. Произведения на социальные темы, созданные в дни революции, занимают в сборнике «Неча­янная Радость» значительное место. Они завершаются так называе­мым «чердачным циклом» (1906), воссоздающим—в прямой связи с «Бедными людьми» Достоевского — уже вполне реали­стические картины голодной и холодной жизни обитателей «чер­даков».

Для Блока, как и для других символистов, характерно пред­ставление, что чаемая народная революция — это победа новых людей и что в прекрасном мире будущего нет места его лири­ческому герою и людям, близким ему, но социально-психологи­ческому складу.

Вот они далёко,

Весело плывут.

Только нас с собою,

Верно, не возьмут!

Гражданская лирика была важным шагом в осмыслении мира художником, при этом новое восприятие отразилось не только в стихотворениях с революционной темой, но и на изменении общей позиции поэта.

Дух революционной эпохи Блок ощутил, прежде всего, как антидогматический, догморазрушающий. Не случайно именно в 1903—1906 гг. поэт отдаляется от мистицизма В. Соловьева и сам определяет новую фазу своей эволюции как «антитезу» по отношению к соловьевской «тезе». Изменяется не только на­правленность поэтического внимания («голоса миров иных»), но и представление о сущности мира. Поэтическое царство Пре­красной Дамы ощущалось Блоком как вечное и «недвижное» в основах: меняются лишь суетливые дела мирские, а Душа Мира— «в  глубинах несмутима». Новый поэтический символ, характеризующий глубинную природу бытия, — «сти­хия» — возникает в тесной связи с настроениями и взглядами других русских символистов, и прежде всего со взглядами Вяч. Иванова. «Стихия» воспринимается Блоком с 1904 г. как начало движения, всегдашнего разрушения и созидания, неиз­менное лишь в своей бесконечной изменчивости. Если контрасты в «Стихах о Прекрасной Даме», при всем их разнообразии, укладывались в платоновскую идею «двоемирия» и составляли в целом царство высокой гармонии, то теперь жизнь предстает как дисгармония, как иррационально сложное и противоречивое явление, как мир множества людей, событий, борьбы:

Есть лучше и хуже меня, И много людей и богов, И в каждом — метанье огня, И в каждом — печаль облаков.

«Стихия» (в отличие от «Души мира») не может существо­вать как чистая идея: она неотделима от земных воплощений. Материальная воплощенность «стихийного» мира реализуется в важнейшей для Блока «Нечаянной Радости» теме земной страсти, сменившей мистическое поклонение «Деве, Заре, Ку­пине». Героиня новой лирики, которой восхищен поэт, — не только земная, но и шокирующе «посюсторонняя» женщина. Быть может, эта героиня, как и лирический герой «Нечаянной Радости», когда-то «небо знала». Однако в своем сегодняшнем воплоще­нии—  это «падшая звезда» (и «падшая женщина»). Встреча с «ней» происходит «в неосвещенных воротах», в «змеи­ном логовище», в хмельном чаду загородного ресторана. Лирический герой Блока потрясен переживанием бурной земной страсти, дурманящим запахом духов и туманов.

Поэтому в период «Нечаянной Радости» резко и неожиданно меняется общий облик лирики Блока. Здесь большое место занимают стихотворения о городе, о природе, где нет ни образа лирического героя, ни мотивов любви. С другой стороны, полно­стью меняется характер лирического переживания: вместо рыцар­ского поклонения Даме — земная страсть ко «многим», к «незна­комке», встреченной в мире большого города. Новый облик любовной темы вызван многими причинами: общемировоз­зренческими (исчезновение высокой веры в «Деву, Зарю, Ку­пину»), социальными (рост интереса к городской жизни, к «ни­зам» города), биографическими (сложность и драматизм отноше­ний Блока с женой). Мотивы дикой страсти находят вершинное выражение в цикле «Снежная маска» (1907). Не менее ярко «стихия» воплощается и в других дуновениях жизни: в теплоте и прелести «низменной» природы (стихотворения 1904—1905 гг., позже составившие цикл «Пузыри земли»), в опьяняющем водовороте городских событий. «Здесь и теперь» оказывается не только главной темой, но и высшей ценностью блоковской лирики этих лет. В иррациональной дисгармонии вечно движущейся, ма­териально воплощенной «стихии» поэт обнаруживает красоту, силу, страстность, динамизм и праздничность.

Апология «стихий» имела и еще одну важную особенность. Начав с интереса к «низшей» природе («Пузыри земли»), Блок постепенно все чаще изображает «людей природы», наделенных притягательными чертами стихии. Не случайно героиня лирики этих лет всегда — прямо или опосредованно — связанная с блоковским поэтическим идеалом, — это зачастую пламенная и страстная дочь народа («Прискакала дикой степью...»). Впослед­ствии Блок начинает относиться к своему творчеству периода «антитезы» весьма настороженно, порой пронзительно ощущая «бездны», подстерегающие человека на путях пассивной само­отдачи «стихиям».

Блок постоянно ощущает тревожную необходимость искать ка­кие-то новые пути, новые высокие идеалы. И именно эта неуспо­коенность, скептическое отношение к универсальному скепсису, напряженные поиски новых ценностей отличают его от внутренне самодовольного декадентства. В знаменитом стихотворении «Не­знакомка» (1906) лирический герой взволнованно вглядывается в прекрасную посетительницу загородного ресторана, тщетно пы­тается узнать, кто перед ним: воплощение высокой красоты, образ «древних поверий», или Незнакомка — женщина из мира пьяниц «с глазами кроликов»? Миг — и герой готов поверить, что перед ним — просто пьяное видение, что «истина в вине». Но, несмотря на горькую иронию заключительных строк, общий эмоциональный строй стихотворения все же не в утвер­ждении иллюзорности истины, а в сложном сочетании прекло­нения перед красотой, волнующего чувства тайны жизни и не­утолимой потребности ее разгадать.

И медленно, пройдя меж пьяными. Всегда без спутников, одна, Дыша духами в туманами, Она садится у окна.

И веют древними поверьями Ее упругие шелка, И шляпа с траурными перьями, И в кольцах узкая рука.

И странной близостью закованный, Смотрю за темную вуаль, И вижу берег очарованный и очарованную даль.

Новое мироощущение породило изменения в поэтике. Тяга на­зад, в гармонический мир Прекрасной Дамы, совмещается в твор­честве Блока этих лет с резкой критикой соловьевского утопизма и мистики, а влияния европейского и русского модернизма — с первыми обращениями к реалистической традиции (Достоевский, Гоголь, Л. Толстой).

Разрушение поэтического мифа о мистической красоте, спасающей мир, заметно расшатывает систему блоковских символов . Мир предстает теперь перед лирическим героем как смена хао­тических впечатлений, смысл которых сложен и порою непостижим. Стремление показать сложность мира иногда вызывает на­рочитое нагромождение образов, связанных не внутренним сход­ством, а внешним пространственно-временным соседством.

Стены фабрик, стекла окон, Грязно-рыжее пальто,

Развевающийся локон — Все закатом залито.

Появляются характерные черты импрессионистической по­этики. Идее сложной «несимметричности» мира соответствует обилие метафор, оксюморонов, полемическое соотнесение образов «Нечаянной Радости» с образами «Стихов о Прекрасной Даме».

В годы революции отходит в прошлое вера поэта в «золотой век», в тот «рай», где жили только двое. Мир «Нечаянной Радо­сти» многолик и многолюден, это царство многообразных персо­нажей и не связанных друг с другом сюжетов. Блоковской лирике суждено было пройти через этот мир релятивной множественно­сти, прежде чем поэт вновь обрел чувство единства жизни, ее связи с высоким идеалом человечности.

Блок и Октябрь.

Блока все более тревожит судьба России…

Опять я не вижу будущего, потому что проклятая война затягивается, опять воняет ей. Многое меня смущает, т. е., я не могу понять, в чем дело. Всякая вечерняя газетная сволочь теперь взбесилась, ушаты помой выливаются..

Он начинает все внимательнее вслушиваться в лозунги большевиков. Они подкупают его своей ясностью: мир - народам, земля крестьянам, власть – Советам. Незадолго до Октября Блок признается в разговоре: "Да, если хотите, я скорее с большевиками, они требуют мира..."

Тогда же он записывает в дневнике:

"…один только Ленин верит в будущее "с предвиденьем доброго", верит в то, что"захват власти демократией действительно ликвидирует войну и наладит все в стране".

С первых же дней Октября он открыто и честно определил свою общественно-политическую позицию в качестве «сторонника и сотрудника» Советской власти. И в числе лучших (очень немногочисленных в ту пору) представителей старой русской интеллигенции он сразу же принял самое живое и деятельное участие в строительстве новой, социалистической культуры. Блок выступает как публицист, критик, театральный деятель.

Он не только говорит о культуре, но и активно содействует приобщению к ней нового общества. Весьма примечательна его работа в Большом драматическом театре, в издательстве «Всемирная литература». Блок считал, что культура, искусство — конденсаторы будущего, антиподы деспотизма, бюрократии и мещанской серости. Вне культуры нет жизни, нет и гармонической, разносторонне прекрасной личности — «человека-артиста», которому, по Блоку, принадлежит это будущее.

Октябрьская революция, разгул народной стихии, вдохновила его на создание «Двенадцати» - поэмы, закончив которую, он, обычно беспощадно строгий к себе, сказал: «Сегодня я – гений».

Поэма А.Блока «Двенадцать» была написана в 1918 году. Это было страшное время: позади четыре года войны, ощущение свободы в дни Февральской революции, Октябрьский переворот и приход к власти большевиков, наконец, разгон Учредительного собрания, первого российского парламента. Интеллигентами того круга, к которому относился А.Блок, все эти события воспринимались как национальная трагедия, как погибель русской земли.

На этом фоне явным контрастом прозвучала поэма, она многим его современникам показалась не только неожиданной, но даже кощунственной. Как мог певец «Прекрасной Дамы» создать стихи о толстомордой Кате? Как мог поэт, посвятивший такие проникновенные лирические стихи России, написать страшные для нее слова:

«Пальнем-ка пулей в Святую Русь?».

Вопросы эти были поставлены после первой публикации поэмы «Двенадцать» в газете «Знамя труда». Сегодня, спустя почти век, все эти вопросы встают перед нами с новой силой, и поэма «Двенадцать» вызывает пристальный интерес. Мы вглядываемся в нее, вглядываемся в прошлое, пытаясь понять настоящее и предугадать будущее, понять позицию поэта, продиктовавшую ему строки этого стихотворения.

«Эпиграф столетия» - так называют поэму исследователи, предлагая различные варианты ее прочтения. В последние годы толкователи порой пытаются прочесть ее «от противного», доказать, что Блок дал сатиру на революцию, а его Христос на самом деле Антихрист. Однако так ли это?

Прежде всего, А.Блок предупреждал, что не следует переоценивать значение политических мотивов в поэме «Двенадцать».

Она имеет более широкий смысл. В центре произведения - стихия, вернее, пересечение четырех стихий: природы, музыки, и стихии социальной, само действие поэмы происходит не столько в Петрограде 1918 года, сколько, как пишет поэт, «на всем божьем свете». Идет разгул стихийных сил природы, а для поэта-романтика, поэта-символиста, которым был А.Блок, это символ, противостоящий самому страшному для него - обывательскому покою и уюту.

Еще в цикле «Ямбы» (1907-1914) он писал:

«Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!

Уюта нет. Покоя нет».

И разгул стихии созвучен его душе, она передана в «Двенадцати» множеством образов: ветер, снег, вьюга и пурга. В этом разгуле стихий, сквозь вой ветра и пурги, А.Блок услышал музыку революции.

В своей статье «Интеллигенция и Революция» он призывал: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте Революцию».

Главное, что услышал поэт в музыке Революции, - это ее многоголосие. Оно отразилось в ритмике поэмы - она вся построена на смене музыкальных мелодий. Среди них и боевой марш, и бытовой разговор, и старинный романс, и частушка (известно, что А.Блок начал писать свою поэму со строчек "Уж я ножичком полосну-полосну", услышанных им и поразивших его своей звукописью).

И за всем этим многоголосием, дисгармонией, поэту слышится мощный музыкальный напор, четкий ритм движения, которым заканчивается поэма. Стихийна в ней и любовь. Это темная страсть с черными хмельными ночками, с роковой изменой и нелепой гибелью Катьки, которую убивают, целясь в Ваньку, и никто не раскаивается в этом убийстве.

Даже Петруха, пристыженный своими товарищами, ощущает неуместность своих страданий:

Он головку вскидывает,

Он опять повеселел.

Блок очень точно ощутил то страшное, что вошло в жизнь: полное обесценивание человеческой жизни, которую не охраняет больше никакой закон - никому даже не приходит в голову, что за убийство Катьки придется отвечать. Не удерживает от убийства и нравственное чувство - нравственные понятия предельно обесценились. Недаром после гибели героини начинается разгул, теперь все дозволено:

Запирайте этажи,

Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба -

Гуляет нынче голытьба!

Не в состоянии удержать от тёмных, страшных проявлений человеческой души и вера в Бога. Она тоже потеряна, и" Двенадцать", которые пошли «в

красной гвардии служить», сами это понимают:

Петька! Эй, не завирайся!

От чего тебя упас

Золотой иконостас?

и добавляют:

Али руки не в крови

Из-за Катькиной любви?

Но убийство творится не только из-за любви - в нем появилась и иная стихия, стихия социальная. В разгуле, в разбое - бунт "голытьбы". Эти люди не просто бушуют, они пришли к власти, они обвиняют Ваньку в том, что он «буржуй», они стремятся уничтожить старый мир:

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем...

Разгул революционной стихии, который приобретал уродливые черты: разгромы винных погребов, грабежи, убийства, уничтожение барских усадеб со столетними парками,- поэт воспринимал, как народное возмездие, в том числе и интеллигенции, на которой лежат грехи отцов.

Потерявшая нравственные ориентиры, охваченная разгулом темных страстей, разгулом вседозволенности - такой предстает Россия в поэме «Двенадцать». Но в том страшном и жестоком, через что предстоит ей пройти, что она переживает зимой 18-го года, А.Блоку видится не только возмездие, но и погружение во мрак, и развал, в этом же - ее очищение. Россия должна миновать это страшное, погрузившись на самое дно, вознестись к небу. И именно в связи с этим возникает самый загадочный образ в поэме - образ, который появляется в финале, Христос.

О финале поэмы и образе Христа написано бесконечно много. Часто исследователи (в советскую пору) стремились объяснить появление Христа в поэме едва ли не случайностью, недопониманием А.Блока того, кто должен быть впереди красногвардейцев.

Сегодня уже нет нужды доказывать закономерность и глубоко продуманный характер этого финала. Да и предугадывается образ Христа в произведении с самого начала - с названия: для тогдашнего читателя, воспитанного в традициях христианской культуры, изучавшего в школе Закон Божий, число двенадцать было числом апостолов, учеников Христа.

Весь путь, которым идут герои - это путь из бездны к воскресению, от хаоса к гармонии. Не случайно Христос идет путем «надвьюжным», а в лексическом строе поэмы после намеренно сниженных, грубых слов появляются столь прекрасные и традиционные для А.Блока:

Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз

Впереди - Иисус Христос.

На этой ноте завершается поэма, проникнутая верой поэта в грядущее воскресение России и воскрешение человеческого в человеке. Борьба миров в произведении – это, прежде всего, борьба внутренняя, преодоление в себе темного и страшного.

Превозмогая усталость, болезни, трудности жизни в замерзающем, голодном Петрограде, нелюбовь к мешающим творчеству, «службам», отчаяние и боль ночных воспоминаний о разрушенном - теперь уже не в стихах, а на самом деле - шахматовском доме, Блок с беззаветностью русского интеллигента погрузился в стихию новой жизни. Это был тот самый «уход» из старого уклада жизни, неизбежность которого поэт предсказал еще в 1907—1908 гг.

Новое всегда влекло Блока именно в его наиболее радикальных, максималистски-революционных формах. «Переделать все», в романтическом порыве сжечь весь старый мир в огне «мирового пожара» — в такие формы отлился некогда комнатный эсхатологизм воспитанника бекетовского дома. Поэтому и все личные «уходы» и разрывы — от переставшего существовать Шахматова до бойкота со стороны ближайших друзей, отвергших революцию, — Блок воспринял в дни Октября с трагически мужественным «восторгом».

«Искусство всегда разрушает догмы», — утверждал Блок в дни революции. Поэма «Двенадцать» разрушала догмы не только уходящей жизни, но и догмы старого искусства, а во многом и поэтического сознания Блока 1910-х гг. Пронизанная порывом разрушения «всего», дыханием ледяных ветров, сжигающих «старый мир», эта поэма революционна и по духу, и по своей художественной структуре.

Почему замолчал поэт Александр Блок?

Но будущее для Блока — не отказ от прошлого, а итог «воплощения» всего высокого, что достигнуто духовным опытом человека, опытом истории. Он был убежден, что Россия («Роковая, родная страна») обретет свой новый лик.

Он много работал в последние свои годы, писал статьи, очерки, рецензии, заметки по вопросам истории, культуры, литературы и театра. Он трудился в Государственной комиссии по изданию классиков, в Театральном отделе Наркомпроса, в основанном М.Горьким издательстве «Всемирная литература».

Призывавший в статьях и стихах русскую интеллигенцию выйти «на бескрайные русские равнины», слиться с народом, Блок сам сознавал, что между народом и интеллигенцией есть некая «недоступная черта», что интеллигенции «страшно и непонятно то, что любит и как любит народ».

Народ и разговаривать-то с «интеллигенцией» не станет, попросту не увидит, не заметит ее, равнодушно смахнет с лица земли. Воплощая народ в излюбленном им образе мчащейся гоголевской тройки, Блок часто с тревогой спрашивал себя:

«Что, если тройка, вокруг которой «гремит и становится ветром разорванный воздух», летит прямо на нас? Бросаясь к народу, мы бросаемся прямо под ноги бешеной тройке, на верную гибель... Отчего нас посещают все чаще два чувства: самозабвение восторга и самозабвение тоски, отчаянья, безразличия? не оттого ли, что вокруг уже господствует тьма?.. Можно уже представить себе, как бывает в страшных снах и кошмарах, что тьма происходит оттого, что над нами повисла косматая грудь коренника и готовы опуститься тяжелые копыта».

В бурях Гражданской войны, большевицкого террора он все более утрачивал иллюзии и осознавал, что в Россию явилось то, что он так жаждал. И, увы, это – упрощение и оголение жизни, сведение ее к выживанию, и пожары на окраинах, и обнищание всего народа и интеллигенции, грозящее полным ее исчезновением, и бессмысленный террор, и диктатура, закончившая период политической невнятицы, и торжество хамства и идиотии.

Русский XX век оказался симметричен относительно середины: первые и последние его двадцатилетия были одинаково бурны и одинаково позорны. Можно по-блоковски говорить: «Но не эти дни мы звали, а грядущие века», но это не спасало от разочарования. Думаю, Блоку было безумно больно жить и раскаиваться в том, что вот это ты звал, вот это ты приветствовал и за это отвечаешь, а между тем новые времена, тобою «вымечтанные», тебя и твой мир съедят первыми.

«Слопала-таки поганая, гугнивая, родимая матушка-Россия, как чушка своего поросенка».

Блок собирался написать (но так и не написал) вторую поэму, такую же пару к «Двенадцати», какой был русский октябрь к русскому же февралю. Вещь эта, куда более скептическая по тональности, чем вихревая поэма о патруле, должна была называться «Русский бред»; и там было сказано главное обо всех революциях:

Есть одно, что в ней скончалось
Безвозвратно...
Но нельзя его оплакать
И нельзя его почтить,
Потому что там и тут,
В кучу сбившиеся тупо,
Толстопузые мещане злобно чтут
Дорогую память трупа:
Там и тут,
Там и тут...

То, ради чего делается всякая революция, погибает в ней первым. Хорошее всегда хрупко. В любой борьбе гибнут оба ее участника - хотя бы потому, что добро в процессе трансформируется. И вот, когда погибли - или переродились - оба борца, на пепелище недавней битвы возникает нечто третье. Пока еще единое и монолитное. Никем не предусмотренное. Очень страшное.

Так на пепелище борьбы русского марксизма и самодержавия вырос невиданный кактус большевизма - строй без идеологии, реконструкция империи под видом ее разрушения.

Есть то, что в ней, в России, скончалось безвозвратно, но нельзя его оплакать и нельзя его почтить: и так уже плачут и чтут все кому не лень. Во всякой революции первой убивают Катьку. Эту Женщину, эту Идею, которую в России непременно пускают по рукам, всегда убивают первой; и потому, принимая происходящее, уносясь во всякого рода снежных бурях и растворяясь в ночах, надо помнить, какой ценой за это заплачено. Есть одно, что в ней скончалось безвозвратно, одно, ради чего и стоило жить...

Но этого сочинения он не дописал, потому что в нем был его приговор. Поэт всегда все о себе знает, но не всегда находит в себе мужество сказать. Он понял, что никакого очищения не будет и в снежной буре тоже. Только и ценного было в этом мире, что сусальный ангел да проститутка Катька, и их-то не стало в первую очередь. Для чего было и огород городить?

Он понял это и умер. Блока погубило глобальное разочарование и страшное чувство личной вины. Вот и очистительное пламя! Стоило ли приветствовать очистительную катастрофу, чтобы в ней погибло единственное ценное и воцарился торжествующий компомпом! Вины Блока в русской революции, конечно, не было, он просто доказал, что воззрения поэта на революцию не имеют никакого отношения к реальности, поскольку очистительных бурь не бывает, а бывает кондовая скука новых закрепощений. Можно разрушить дом из ненависти к клопам, скрипучим диванам, тусклым лампочкам и ученическим гаммам, но в ледяной пустыне жить нельзя.

Тут нельзя не сказать и о его душевной болезни, благодаря которой он с такой радостью принимал любой распад и разрушение. Это было вовсе не только следствием болезненной душевной чуткости, но, прежде всего, неким внутренним резонансом: он особенно чутко и с готовностью отзывался на деструкцию, крах, уничтожение. Отсюда его творческий подъем в пятом-восьмом годах, отсюда радость, с которой он встретил войну: «Наконец-то».

Краснощекий здоровяк, красавец, рослый и статный, любитель физической работы - колоть дрова, пилить - он был внутри источен наследственной болезнью и рухнул в одночасье, проболев три месяца. Болезнь эта была по преимуществу душевная, но у людей, чья физическая жизнь почти всецело определяется состоянием духа, границы меж телом и духом нет. Разочарование в революции, значит в народе, было для Александра Блока крушением всего его жизненного пути. Круг оказался пройденным до конца: творчески Блок умер за три года до своей физической смерти.

Третья Варшавская глава «Возмездия» заканчивалась рассказом о встрече героя с девушкой – полькой, по имени Мария, и о её смерти.

Она с улыбкой открывает

Ему объятия свои,

И всё, что было, отступает

И исчезает в забытьи.

С начала августа Блок почти все дни проводил в забытьи. Ночью бредил – страшные крики раздавались в комнате, они доносились до берега Пряжки. 7 августа 1921 года он умирает.

Смерть Блока поразила всех.

…Похороны состоялись 10 августа. Гроб, утопавший в цветах, всю дорогу до Смоленского кладбища несли на руках литераторы. В числе их был и брат по духу поэта - Андрей Белый. Гроб несли ровно и дружно, и на виду у всех было тело поэта, украшенное живыми цветами. Отпевали его в церкви Воскресения, стоящей при въезде на Смоленское кладбище. День похорон, как и день смерти поэта, оказался праздничным. В церкви пели обедню Рахманинова, исполнял ее хор Филармонии, тот же хор пел и на панихидах.-

Писала в Воспоминаниях об А.Блоке М.А.Бекетова.

Это поминальное стихотворение написано А.А.Ахматовой в августе 1921г. непосредственно после похорон Блока на Смоленском кладбище 10 августа (28 июля ст.ст.) По подбору образов и стилю, задумано оно, как своего рода духовный стих, выражающий общее горе о кончине поэта:

А Смоленская нынче именинница,

Синий ладан над травою стелется,

И струится пенье панихидное,

Не печальное нынче, а светлое.

И приводят румяные вдовушки

На кладбище мальчиков и девочек

Поглядеть на могилы отцовские.

А кладбище - роща соловьиная,

От сиянья солнечного замерло.

Принесли мы Смоленской заступнице,

Принесли святой богородице

На руках во гробе серебряном

Наше солнце, в муке погасшее,-

Александра, лебедя чистого.

                                        Список литературы

1.   А.Блок. «Письма к жене». Москва. 1978.

2.   А.Блок. «Записные книжки». Москва 1976.

3.   А.Блок. «Избранное. Стихотворения и поэты». Лениздат 1987.

4.   В.Орлов «Птица Гамаюн». Лениздат 1979.

5.   В.Орлов «Поэт и город». Лениздат 1980.

6.   М.А.Бекетова «Воспоминания о Блоке». Лениздат 1934 г.

7.   Д.Быков. «Вечный Блок». СПб, Амфора , 2005