Загадка “Государя”: учебник для диктаторов или “записки” политолога?

Загадка “Государя”: учебник для диктаторов или “записки” политолога?

Загадка “Государя”: учебник для диктаторов или “записки” политолога?

Потапова Н.М.

Цель оправдывает средства – эта ужасная формула, как полагают многие, производит двоякое впечатление: она притягивает и пугает, также как и ее автор – Никколо Макиавелли. И, прежде всего, именно “Государь”, написанный в течение нескольких месяцев, и создавший Макиавелли странную, неровную, отчасти даже скандальную славу, является книгой, загадочность которой привлекает и по сей день. Вот уже без малого полтысячелетия и специалисты, и просто любители ломают головы над загадкой “Государя” и самого Макиавелли.

С одной стороны, перед нами блестящий ученый – исследователь, историк и, как бы мы сейчас сказали политолог и социолог, сочетающий остроту и широту эмпирических наблюдений с глубиной и мощью теоретического анализа.

С другой: “...Государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести, умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности”;

“...Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию... А благовидный предлог нарушить обещание всегда найдется. Примеров тому множество: сколько мирных договоров, сколько соглашений не вступило в силу или пошло прахом из-за того, что государи нарушали свое слово, и всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди также простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить” (Макиавелли, 1999, с.368).

Как это возможно? Этот певец человеческой доблести, горячий патриот, любящий свой народ, борец за свободу, и наконец, самок главное, верный слуга республики – как мог написать такие чудовищные вещи?!

Судьба “Государя” отразила все. Макиавелли и его “Государь” оказались на дне самой великой пропасти. “Кровавый Макиавель”, “преступный сообщник дьявола”, “старина Ник” (в XVI в. было народным прозвищем Сатаны) – и это еще не полный перечень “достоинств” Макиавелли. А его “Государь” – “самая циничная политическая книга”, “учебник для диктаторов”, “настольная книга для гангстеров”, “самый полный учебник для политических интриг”. И одновременно “Государь” – первый по-настоящему глубокий анализ политической власти, [c.185] выполненный к тому же с прогрессивных патриотических позиций, сложный и тонкий анализ успешного правления.

Как это возможно? Что действительно представляет собой “Государь”?

Версия первая. Государь против “Государя”

Сначала, естественно, в голову приходит самая простая версия: мы имеем дело с глубоко расщепленным духовным миром – настолько глубоко, что его основные составляющие существуют абсолютно независимо друг от друга. Увы, знаменитые слова о несовместимости гения и злодейства слишком красивы, чтобы быть правдой.

Эта версия в толковании “Государя” была исторически первой и наиболее распространенной. Ёе выдвигали очень разные люди – и простые смертные, и сами государи. В их числе был, например, Фридрих Великий, написавший резко критический и по-немецки педантичный трактат “Анти-Макиавелли”. В нем столько же глав, что и в “Государе”, и называются они в большинстве своем также. Главная установка трактата состоит в том, что Макиавелли представляет собой обыкновенного злодея: “Злость Михаивелева возбуждает омерзение” (Фридрих II, 1779, с.34). Интересно отметить, что русский читатель впервые познакомился с “Государем” лишь через два с половиной столетия после выхода в свет его первого итальянского издания и лишь через этот критический разбор.

Однако эта версия вряд ли верна. Прежде всего, духовный мир “флорентийского секретаря” если и расщеплен, то не столь глубоко и по всем составляющим как может показаться на поверхностный взгляд, этот мир отнюдь не лишен способности к интегрированию. Так, по крайней мере одно обстоятельство, скорее напротив, указывает на ту устремленность к внутренней гармонии, которая, как принято считать, так характерна для “титанов Возрождения”. Имеется в виду, что Макиавелли-художник и Макиавелли-ученый подчас очень тесно сотрудничают, и притом к взаимной выгоде. Это можно усмотреть, например, в “Истории Флоренции”, во многих местах которой видна рука не только скрупулезного историка, но и блестящего новеллиста.

Но главное в другом. Здесь мы сталкиваемся с двойной загадкой: загадка “Государя” в загадке личности автора. Сохранились многочисленные свидетельства – письма Макиавелли и письма к нему, воспоминания, которые дают устойчивый, яркий и детализированный облик этого человека. Это была незаурядная и неоднозначная личность.

Никколо Макиавелли продемонстрировал с потрясающей силой, что в его душе хватает места для разных, иной раз противоречивых чувств, настроений, мыслей, идей. Однако его мысль последовательна и глубока. Обращенная на разные цели и даже на разные объекты, она меняет форму, иногда содержание, а главное – целенаправленность. И нужны безжалостные усилия, чтобы продраться, докопаться до самого себя. Явно, недвусмысленно, ощутить, как, ты, думаешь, что ты чувствуешь. Именно в силу этой многосложности человеческого существа, его предрасположенности к разным поступкам и действиям, мыслям он так часто находится под влиянием внешних обстоятельств, чужих идей, случайных настроений. Правда, это не всегда [c.186] приводит к улучшению внутренней природы человека и нередко деформирует личность. Но только в том случае, если перед нами слабохарактерный человек.

Философствуя, он не раз высказывал свое весьма высокое мнение о роде людском. Вместе с тем он “по своему характеру отнюдь не был жестоким человеком, и те трагические события, которыми изобиловала в то время действительность, как во Флорентийской республике, так и в других государствах, где ему довелось побывать, вызывали в нем мучительные переживания. Это видно из его писем... в которых часто за внешне шутливым тоном сквозит негодование и сочувствие к окружающим его страданиям...” (Рутенбург, 1973, с. 354).

Однако суть и исходные причины неразгаданности личности Макиавелли заключаются в “растроении” авторского “Я”. С одной стороны, мы видим безжалостного исследователя, который взрывает грязную оболочку лицемерия, фальши и лжи, насаждаемых религией, официальной политической идеологией, политическими документами и решениями правителей. С другой – мы видим советника, который тщится узаконить реально существующие нормы политической жизни, сделать их впредь нормами политического поведения независимо от их нравственной оценки. И, наконец, мы все же видим проповедника определенных нравственных принципов и политических ценностей, таких, например, как патриотизм, демократизм, народное благо, национальное единство.

Одним словом, это отнюдь не тот нравственный урод, каким его часто изображали, не дьявол во плоти, который, только тем и озабочен, чтобы строить козни людям и способность которого к злодейству не знает границ. Почему-то именно так мы привыкли изображать непонятного нам человека. Да Макиавелли был именно таким! “Он был не такой, как все, и не подходил не под какие шаблоны. Была в нем какая-то нарочитая, смущавшая самых близких прямолинейность, было ни чем не прикрытое, рвавшееся наружу даже в самые тяжелые времена, нежелание считаться с житейскими и гуманистическими мерками, были всегда готовые сарказмы на кончике языка, была раздражавшая всех угрюмость, манера хмуро называть вещи своими именами как раз тогда, когда это считалось особенно недопустимым” (Дживелегов, 1934, с.30-32).

Однако даже если какие-то личные качества автора “Государя” и повинны в появлении макиавеллизма и трактовки “Государя” как учебника для диктаторов, то все же они никоем образом не являются ни единственным, ни главным его источником.

Версия вторая. “Государь” против государей

Макиавелли настаивает на том, что все изложенное им в “Государе” есть результат обобщения реальных свидетельств о реальной деятельности государей. Макиавелли рисует модель абсолютного монарха, который с помощью всех средств – жестокости и обмана, демагогии и справедливости, хитрости и прямодушия – обеспечивает сохранение, укрепление и расширение своей власти. Как профессионал-политик, Макиавелли, готов был давать советы, преследуя цель улучшить, облагородить управление. Хорошо сознавая относительность любых форм власти, увлеченный мечтой о всеитальянском воссоединении, он был готов использовать любые средства для решения этой задачи. [c.187]

Посылая свой трактат в дар Лоренцо деи Медичи, он подчеркивает, что здесь содержаться познания о деяниях великих людей, “приобретенные мною многолетним опытом в делах настоящих и непрестанным изучением дел минувших”. “Имея намерение написать нечто полезное для людей понимающих говорит, он далее – я предпочел следовать правде не воображаемой, а действительной – в отличие от тех многих, кто изобразил республики и государства, каких в действительности никто не знавал и не видывал. Ибо расстояние между тем, как люди живут и как должны жить, сколь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо...” (Макиавелли, 1999, с. 367, 419).

В истории политической мысли не найти другого примера, когда бы с такой деловой откровенностью и талантом были запечатлены типические черты тиранических деятелей всех времен и народов: древних и средневековых, возрожденческих и современных, светских и религиозных, итальянских и французских, восточных и западных. Ему чужды пустые мечтания и утопии (хотя последняя глава этой книги, пронизанная глубокой болью за страждущую, разъединенную Италию, страстной надеждой на возрождение итальянского величия, в ту пору, является утопией), он пишет так, как должно быть. Макиавелли как бы призывает: “не надо бояться истины, даже, если она ужасна и отвратительна”.

Все так. Иллюстрируя свои идеи, анализируя, Макиавелли на самом деле изображает действительно существовавшие государства, вернее государей и их деяния (с такой правдивость, которая может шокировать), тем самым подводя нас к разгадке, чем же является “Государь”. Однако давно замечено: он выбирает своих героев не наугад, а по какому-то странному принципу, ибо в поле его зрения, как правило, попадают государи, не слишком привлекательные в нравственном отношении. Взять хотя бы Цезаря Борджа. Многие исследователи больше всего осуждают отношение Макиавелли именно к нему. Они осуждают его дважды – за неумеренные восторги вначале и за полное пренебрежение в конце. Но Макиавелли судил о Цезаре Борджа с позиции политики, а не морали. Он вовсе не сочувствовал жестокости его методов, а тем более не склонялся сам к аналогичным действиям. Он судил о деятельности герцога исключительно под углом зрения политической целесообразности.

Его мысль проста: вы можете не выдвигать ту или иную политическую мысль из-за её либо недостижимости, либо непомерной цены – цены человеческой крови, либо интересов, которыми надо пожертвовать для её достижения. Но, взявшись за дело, сообразуйте средства, которых потребует достижение цели. Воссоединение раздробленной Италии, раздираемой мелкими хищниками, не может не потребовать огромных жертв и жестокой борьбы. Макиавелли видел, как происходил аналогичный процесс в соседней Франции, где сопротивление феодалов королевской власти тоже преодолевалась в жестоких схватках.

Когда герцог показывал образцы военной доблести и политической хитрости в борьбе против мелких тиранов в целях создания мощного итальянского государства, это вызывало поддержку или даже восхищение Макиавелли. Но реалист Макиавелли не мог также продолжать считаться с герцогом после того, как тот проиграл большую игру по созданию в центре Италии единого государства и лишь цеплялся за остатки личной власти и влияния. А тем более, [c.188] когда герцог вообще перестал быть политической фигурой. Отношение Макиавелли к Цезарю Борджа во время его падения лучше всего свидетельствует, что он не питал к герцогу никаких личных симпатий. Он оценивал его исключительно как политика, и все тут.

Вся история отношений между Никколо Макиавелли и Цезарем Борджа показывает, что дело вовсе не в личных чувствах Никколо к этому смелому и безжалостному человеку. Для него это был наглядный политический пример создания нового государства и обращения властелина с подданными, что впоследствии и было так вдохновенно разобрано в “Государе”.

Однако, несмотря на эти очевидные доказательства, возникла другая, противоположная версия. И первым её высказал, по-видимому, Дж. М. Таскано в 1578 году. Вскоре её повторил А. Джентиле в “De legationbus libri tres” (1585), и потом пошла кочевать из работы в работу. Согласно этой версии “Государь” является “убийственной сатирой на деспотов, имеющей целью вызвать против них карающих мстителей и побудить народы к восстанию” (Виллари, 1914, с.19). Опровергать эту версию в высшей степени трудно. Во-первых, выше были приведены весомые доказательства, во-вторых, вследствие её совершенной невероятности. Можно лишь развести руками и посоветовать еще раз прочитать “Государя” авторам этой версии. Так как при самом внимательном чтении “Государя” ни одна фраза не даёт повода считать, будто в ней заключен какой-то тайный сатирический или разоблачительный смысл. Напротив, едва ли не самой ценной чертой трактата является его предельная откровенность, прямота, недвусмысленность.

И еще, что необходимо здесь отметить, что именно в “Государе” Макиавелли доходит до крайности в своей увлеченности идеей итальянского единства, ради которой он готов пожертвовать всем самым дорогим для него -- Свободой, Республикой, Добродетелью. И только учитывая это, возможно, понять и принять жестокие Максимы, адресованные тиранам в “Государе”.

Версия третья. Все “за”. Политизм

На самом же деле никто – ни государи, ни “Государь” – не были против. На самом деле все были “за”. Работа Макиавелли написана о правителях и для правителей, и многие из них это прекрасно поняли. Поняли и взяли трактат.

Сталин нередко запрашивал томик трудов, изданный у нас в 1934 году. Любопытная деталь: запрашивая книгу Макиавелли из библиотеки, он неизменно возвращал ее обратно. Видимо, этот человек, который не стыдился чудовищных казней, осуществляемых по его приказу, чувствовал какую-то неловкость от того, что его соратники могут увидеть в его кабинете на книжной полке или на столе томик Макиавелли. Перечитывая “Государя” можно заметить, что Сталин нередко следовал наставлениям флорентийца. “В республиках больше оживления, больше ненависти, больше желания отомстить. Память о прежней свободе не оставляет и не может оставить их в покое. В этих случаях самый надежный способ – уничтожить их или жить в них частным человеком”. Именно так Сталин поступил с балтийскими государствами.

Наполеону приписывают фразу: “Тацит пишет романы, Гиббон не больше как человек звучных слов, Макиавелли – единственный писатель, которого стоит читать”. [c.189]

Муссолини, исполненный самодовольства и наглости, пытаясь опереться на Никколо Макиавелли, говорил следующие слова: “Я хотел бы ограничиться, возможно, меньшим числом посредников – старых и новых, итальянцев и иностранцев – между Макиавелли и мной, чтобы не мешать случаю прямого контакта между его доктриной и моим жизненным опытом, между его и моими наблюдениями о людях и вещах, между его и моей практикой управления”.

Однако это не главное. Суть в следующем – учебник для диктаторов – это осуждение макиавеллизма; “записки” политолога – его оправдание.

Необходимо выяснить все “обстоятельства дела”, необходимо по возможности беспристрастно, объективно описать и объяснить предмет нашего разговора. Именно словами, для того, чтобы решиться принять (отвергнуть) что-то, необходимо, прежде всего, это что-то понять.

Все это, как кажется, позволяет сделать третья версия, согласно которой, макиавеллизм есть политизм – идеологическая концепция, призванная оправдывать политику как форму специализированной духовной деятельности, доказывая ее право на автономность, существование и функционирование. Именно в “Государе” политизм получил свое первое яркое выражение. Но прежде чем перейти к конкретному разговору о нем, попытаемся несколько прояснить условия его возникновения.

Род Макиавелли был политизированным. Достаточно сказать, что он дал Флорентийской республике двенадцать гонфалоньеров справедливости (этим термином обозначался глава правительства; до 1502 года он избирался и сменялся каждые два месяца и более пятидесяти приоров (членов правительства). Сам Макиавелли был политиком с младых лет. “Настоящею школой Никколо была флорентийская улица, этот удивительный организм, где формировалось столько больших умов. Дома он читал древних и Данте. И проходил курс политики. Ибо в Италии, а значит и во всем мире не было города, где политику можно было бы изучать с большим успехом. У венецианцев опыта и умения политически рассуждать было, конечно, не меньше в Венеции политика была уделом немногих: для большинства она находилась под строжайшим запретом. Во Флоренции политиками были все... Политика пропитывала все... Политика пропитала все. Макиавелли ею опьянялся” (Дживелегов, 1934, с. 23-24).

“Еще больше он опьянялся ею в годы своего секретарства. Исходя из чисто формальных соображений о том, какой пост занимал Макиавелли, иногда говорят, что он не принадлежал к числу “делающих политику”, лишь поставлял для них информацию и выполнял принятые ими решения. На самом деле все было иначе. Когда в 1502 г. должность главы правительства стала пожизненной, ее занял Пьеро Содерини. Вскоре Макиавелли приобрел неограниченное доверие Содерини, стал его постоянным советчиком и фактически правой рукой. Так будущий автор “Государя” стал “государем” своей республики” (Рутенбург, 1973, с. 357).

Но, пожалуй, наиболее сильное впечатление к политике он испытывал после того, как в результате реставрации Медичи он был освобожден от всех постов, заподозрен в заговоре и, наконец, уехав в родовое поместье. В эти годы он предпринимает отчаянные попытки вернуться в политику, униженно просит власть имущих предоставить ему хоть какую-нибудь государственную должность, однако все оказывается напрасным. Но нет худа без добра: именно в [c.190] этот период он пишет все свои крупные произведения (политические, исторические, художественные). Очевидно, что эта бурная литературная деятельность была для него определенной компенсацией, так и не доставшейся ему реальной политической работы, своеобразным “продолжением политики иными средствами”.

То, что при всех своих разнообразных талантах Макиавелли был, прежде всего, политологом, наиболее ярко проявилось в “Государе”. Этот трактат является научным трудом. Литературоведы авторитарно заявляют, что это – также и художественное произведение, но в основном и главном “Государь” – политический трактат, причем в двух качественно различных отношениях.

Во-первых, здесь содержится конкретная (частная) политическая концепция.

Подобно тем стихам, что пишутся “ради последней строчки”, “которая приходит первой”, “Государь” явно написан ради последней главы, представляющей собой призыв к объединению Италии проект этого объединения. Часто ее рассматривают как что-то стоящее особняком и даже находящееся в прямом противоречии с остальным текстом произведения, как выражающую высокий, глубокий патриотизм автора и поэтому в какой-то мере искупающую тот гнусный макиавеллизм, которым заполнены все последующие главы. “Мы, – пишет А. Ф. Лосев, – не будем, однако, отождествлять самого Макиавелли с его “макиавеллизмом”. Он все-таки был патриотом своего народа, он мечтал об изгнании из Италии ее захватчиков и верил в справедливое будущее... Последняя идеология для него – это единства народа и восстановление его родины” (Лосев, 1978, с. 557).

Не ставя под сомнение патриотичность Макиавелли, следует возразить против мнения, будто она была единственной или хотя бы основной причиной написания последней главы. Неверно и мнение, будто эта глава не согласуется со всеми остальными. Испытав в буквальном смысле на собственной шкуре горечь поражения, осознав, сколь непрочным является милый его сердцу республиканский строй, установленный на крошечной территории, Макиавелли пришел к выводу, что жизнеспособной республика может быть лишь в масштабах Италии в целом. При этом в существующих условиях он не видел другого средства ее объединения, кроме военной силы, руководимой умным, волевым, целеустремленным государем, готовым на все ради достижения данной цели – таким государем, который “выясняется” в предыдущих главах.

Во-вторых, в “Государе” формируется абстрактная (общая ) идеологическая политическая концепция, т.е. концепция в которой в общем виде выражается политизм – идеология политики как специализированной формы духовной деятельности.

Таким образом, мы выдвинули три версии разгадки “Государя”, которые не увенчались успехом. В сущности, это и следовало доказать: загадка “Государя” неразгаданна.

Макиавелли нарисовал живую модель государя, которая до сих пор может служить зеркалом для любого тиранического правителя самого разного социального толка. Знакомясь с этой моделью, с удивлением обнаруживаешь, как мало изменилась политическая форма тиранической власти за предыдущие пять веков. “Государь” стал волшебным зеркалом, в которое не в силах смотреться ни одна диктатура. Но он не только описал властителей, Макиавелли ярко отследил, [c.191] проанализировал, а затем, изобразил портрет политического человека на всех ступенях социальной лестницы. Он прогнозировал деформацию личности человека в общении с дурными властями, как тираническая власть развращает народ.

Макиавелли разрушил миф о государстве как о воплощении национального духа и показал, что государство – это и есть те люди, которые властвуют над обществом.

Таким образом, загадку “Государя” в рассматриваемом плане можно кратко оценить так: он совершил великое (больше того, первое в ряду аналогичных великих) открытие и не менее великий грех.

Его огромная заслуга в том, что он с помощью “теоретического рассмотрения”, тонкого анализа обнаружил объективную тенденцию в развитии и функционировании политики – тенденцию к автономизации, а в пределе – полному освобождению от влияния и контроля со стороны других форм духовной деятельности. Фактически он доказал, что с развитием тенденции, т.е. с приближением к идеалу “чистой политики” все более справедливым оказывается ходячее изречение “Политика – грязное дело”. Тем самым он фактически разоблачил “чистую политику” и “чистых политиков” и в общем и в целом подтвердил вторую версию. Но сделал это именно фактически, объективно, т.е. независимо от своего желания, а по смыслу даже и в прямую противоположность ему.

Его тяжелейший грех в том, что он призвал политиков не оказывать самое решительное сопротивление этой тенденции, а, напротив призвать их оказать ей всяческую поддержку.

Список литературы

Виллари П. Никколо Макиавелли и его время. – СПб., 1914.

Дживелегов А. Никколо Макиавелли. // Макиавелли Н. Сочинения. Т. 1. М.– Л., 1934.

Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М., 1978.

Макиавелли Н. Избранное. – М., 1999.

Рутенбург В.И. Жизнь и творчество Никколо Макиавелли. – М., 1973.

Фридрих II. Анти-Махиавель, или опыт возражения на Махиавелеву науку об образе государственного правления. – СПб., 1779.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.humanities.edu.ru/