Отражение и отыгрывание негативных чувств на символическом уровне в раннем детстве
Отражение и отыгрывание негативных чувств на символическом уровне
в раннем детстве
Безруких А.В., Пилявина О.М.
Как говорилось ранее, тревога Эго присутствует постоянно на
протяжении всего развития в детские годы. Ее напряжения между внутренними
структурами. Тревога может быть представлена по фазам развития, тогда страхи и
тревоги распространяются по инстинктивным фазам и связанными с ними внешними и
внутренними опасностями, против которых они направлены.
Также тревога может быть представлена в динамическом аспекте,
посредством защит, которые держат страхи и тревоги под контролем, а также
структурных факторов, определяющих успех и неудачу этих сдерживающих
механизмов. Тревога в структурных конфликтах вызывает защитные механизмы Эго и
компромиссные образования страхов. При любых эмоциональных Расстройствах мы
уходим в "безлюдную страну, находящуюся между реальностью и
фантазией" как предполагала А. Фрейд. Ребенок страстно верит в реальность
пугающего символа, вопреки всему тому, что говорит интеллект, (фигура ведьмы,
как образ плохой матери - ребенок любит мать, боится ее и боится за нее).
Существует три источника
построения объекта пугающего символического образа. Во-первых, расщепление
отрицаемых частей: "Я не ненавижу маму (папу), я люблю маму".
Во-вторых, проекция вытесненных "аффективных импульсов": " Я не
хочу обижать маму, мама хочет обидеть меня". В-третьих, смещение истинного
объекта пугающего символа: " Не мама хочет на меня напасть, а паук,
медуза, корова (бык) и т.п.
Дети имеют чувственный
телесный опыт и эмоциональные отношения, им интересны загадки человеческого
существования - " Как я появился? В чем разница между мальчиками и
девочками?" Эти вопросы интерпретируются ими в соответствии с их
собственными теориями и телесными ощущениями. Они влюбляются и испытывают
ревность, у них бывают неясные желания и странные идеи, которые они скрывают от
родителей. Отрицая детскую сексуальность и фантазирование, мы оставляем их
наедине со своими проблемами и не можем облегчить тревогу, находящуюся в центре
детской сексуальной жизни.
Для ребенка семья
становится своеобразной психодрамой, где смешиваются любовь и ненависть,
ревность и зависимость, страх и тоска. Амбивалентность достигает своего пика.
Повсюду ребенка подстерегает опасность. Если он идет к одному родителю, то
может расстроить другого, если он обособляется от одного родителя, тот не будет
его больше любить. Если ребенок чувствует злость, то боится возмездия, если он
чувствует любовь, то в своем воображении он представляет как его отвергают.
Родители, которые его любят и защищают, могут также на него напасть, покинуть,
умереть, упасть духом, ругать, пытаться контролировать и т.д.
Тревожащий и пугающий
символ или ситуация является смесью тревожных импульсов как равнодействующая
различных психических механизмов. Здесь может присутствовать страх быть
съеденным, относящийся к "оральным" конфликтам и часто изображаемый и
упоминаемый в сказках Тревога по поводу плевания и дефекации (другая
"роковая" идея, с которой сталкивается почти каждый родитель). Страх
потери матери (сепарационная тревога), волнение по поводу того, откуда берутся
сиблинги, и, наконец, доминирующая тревога кастрации. А. Фрейд замечает:
"Страхи и тревоги… сливаются для ребенка в поглощающий символ,
изображающий угрозу, оставшеюся от доэдиповой стадии, ровно как и страхи,
доминирующие на стадии фаллического эдипова конфликта".
А. Фрейд писала, что дети
бегут от объекта своего страха, но при этом попадают под его очарование и
непреодолимо тянутся к нему На этом принципе основаны многие детские стихи,
считалки, игры и обряды Так опасение распада, дефрагментации или гибели легко
проследить на примере "Шалтая-Болтая". Он упал и разлетелся на такое
количество кусочков, что "вся королевская конница, вся королевская
рать" не могли его собрать. У страха неспособности восстановить Шалтая
можно найти ряд источников. Здесь мы отмечаем боязнь дезинтеграции (первичный
страх)
З. Фрейд диференцировал
два основных типа страха, более примитивный, первичный страх относится к
травматическому опыту полного уничтожения, который может привести к гибели
субъекта, в результате чего появляется большая напряженность. Этот
автоматический страх защищен и возникающим позднее сигнальным страхом, который
служит предупреждением о потенциальной возможности появления автоматического
страха, те. боязни гибели. Именно защитным функциям сигнального страха,
облаченным в символические образы и действа служат сказки, игры, считалки и
образы Его роль заключена в объединении внутреннего и внешнего уровня
восприятия личности, посредством переходного объекта, т.е. символа.
Фрейд пишет:
"Сигнальный страх не является непосредственной конфликтной инстинктивной
напряженностью, но есть сигнал ожидаемой инстинктивной напряженности,
возникающей в Эго". Фрейд полагал, что нечто подобное связано
всеохватывающим опытом появления индивида на свет.
Обе формы страха,
сигнальный и автоматический рассматриваются как производные от
"психической беспомощности младенца, которая является спутником
биологической беспомощности". Автоматический или первичный страх
обозначает спонтанный тип реакции, связанной с описанием подлинного
уничтожения, и является результатом сильного потрясения. Функция сигнального
страха призвана "стимулировать" Эго к принятию защитных мер
предосторожности с тем, чтобы первичный (автоматический) страх никогда не
возникал. С помощью сигнального страха мы учимся различать предупреждающие
знаки или сигналы, воспринятые в результате плохого, не радостного или
травматического опыта, с тем, чтобы стараться избежать повторения подобного
опыта. Так страх кастрации на эдиповом уровне (как отделение от матери) отражен
в детской считалке: "Раз, два, три, четыре, пять вышел зайчик погулять.
Вдруг охотник выбегает прямо в зайчика стреляет. Пиф, паф, ое-ей, погибает
зайчик мой. Принесли его домой, оказался он живой".
Рассмотрим символические
образы данной считалки:
- выстрел охотника как фантазии на тему агрессии отца;
- гибель зайчика как свершение кастрационного акта;
- "принесли его домой" как возвращение в чрево матери.
Фрейд определял потерю
объекта любви как один из наиболее существенных страхов. Его акцент на
центральной роли боязни кастрации или потери целостности тела ( особенно пениса
у маленьких мальчиков) можно рассматривать как вариант страха разлуки или
потери. Потеря пениса не только означает потер источника удовольствия, но также
имеет нарциссическую значимость для ребенка. Пенис становится средством (в
фантазии, а затем и в последующей сексуальной жизни) восстановления в
символической форме утраченного первичного союза с материнским началом
Предсказуемость уменьшает
тревогу, страх и беспокойство, так как она подразумевает уменьшение
неуверенности и беспомощности, которые являются основными факторами появления
этих чувств. В доказательство этого утверждения можно привести ряд проявлений
того как дети любят чтобы им читали и рассказывали сказки, которые их вначале
очень пугали, любят смотреть и слушать "страшные" истории, триллеры и
ужасы. Им нравится играть в игры где они стараются избежать ситуаций когда они
могут столкнутся с "пугающим" объектом, проигрывая данную ситуацию
много раз, они убеждают себя в том, что они не беспомощны и могут с триумфом
предсказать появление такого объекта. Сам символический ритуал игры это способ
привязки более общего страха и беспокойства к определенной игровой ситуации, к
игровому пространству, которая в этом случае становится более управляемой. При
этом уменьшается беспомощность, лежащую в основе страха и беспокойства.
Например, различные "прятки", "пятнашки" где страх и
очарование объединены воедино, вызывая бурные чувства страха и восторга.
Желание спрятаться - сепарироваться и желание быть найденным, припасаемым,
поглощённым. В подобных играх отражены тревога и страх потери объекта
привязанности и их эмоциональная регуляция.
Фрейд полагал, что
нереализованное либидо становится "проклятьем", подобно ядовитому
веществу, превращается в страх, тревогу и беспокойство
Участие в сексуальных
играх призваны снять эти блокиаторы и избавить от страха и тревоги. К таким
играм можно отнести игру-действо "По кочкам, по кочкам, по гладеньким
дорожкам, в ямку бух!" Здесь на символическом уровне отражены этапы
рождения ребенка и ритмичные сексуальные переживания с резким толчком-падением
в конце игры "Прыжки через скакалку", "лазание по канату",
"перетягивание каната" все эти игры на символическом уровне отражают
пупочную связь с первичным объектом и восстанавливают первые эротические игры
младенца с пуповиной.
Наступающая разрядка в
конце игры сокращает накопление инстинктивной напряженности, восстанавливает
равновесие и приносит радость. Это явление наблюдается как среди участников
массовых игр, так и среди наблюдающих болельщиков, следящих за ходом игры.
Здесь можно отследить нарастающее ожидание победы или поражения в рамках
стандартной конфликтной ситуации, когда триумф соседствует с унижением. В ходе
игры неуверенность и напряженность порождают страх и тревогу. Крики участников
и окружающих представляют собой социально-приемлемый метод высвобождения
накопленной энергии. Благополучное завершение игры ведет к спаду страха,
тревоги и напряжения, выражающейся в криках, воплях и телодвижениях. Этот
всплеск радости ощутим и чем-то напоминает оргазм. Важно также и то, что вся
эта гамма чувств ощущается сразу большим количеством участников, что весьма
полезно для преодоления негативных чувств. Ведь, в данном случае они
переживаются всеми, а таким образом с ними легче справиться. Кроме того, в
игровом пространстве, происходит интеграция двух видов энергии- либидо и
мартидо, а также хороших и плохих объектов. Например, в детском стихе-действе
"сорока-ворона" на символическом уровне сорока-ворона представлена
как "хорошая и плохая" мать. Она имеет "хороших и плохих"
детей, которых воспитывает, поощряет и наказывает.
Психоаналитики
утверждают, что плод в утробе матери представляет собой величайший интерес для
ребенка. Фантазия о внутриутробном существовании агрессивное желание вынуть
плод из тела матери, тело как первый объект философских вопросов ребенка были
описаны Фрейдом и Кляйн. По мнению Кляйн, страх наказания за фантазии о
нападении на мать может превратить все тело во "вместилище ужасов".
Если я хочу напасть на вас изнутри и вывернуть все содержимое наизнанку, то вы
можете хотеть сделать со мной то же самое (проективная идентификация). Отсюда
появляется детский страх перед грабителями и взломщиками. В своей фантазии
ребенок внедряется в тело матери для того, чтобы нанести ему ущерб или выкрасть
его содержимое. Импульс у ребенка превращается в страх перед взломщиками,
которые могут придти в дом за ним. Подобные идеи могут возрождаться в
подростковом возрасте, можно найти возвращение вытесняемого среди часто
встречающихся тем в фильмах ужасов. Маленькие дети и подростки смотрят фильмы
ужасов, чтобы испугавшись, вновь обрести контроль над своими страхами. Такие
навязчивые страхи всплывают в снах и наполняют детские игры. Игра позволяет
ребенку выразить и тем самым локализовать свой стрех, сделать его приемлемым
("разбойники", "Робин Гуд").
Детский страх грабителей
и воров-домушников отличается от боязни реальных грабителей. Теория Кляйн
помогает понять смысл этих беспокойств, когда ребенок в своих фантазиях
вторгается в тело матери - свой первый дом, чтобы причинить ему ущерб или
совершить там кражу, отсюда и страхи возмездия - грабители, залезающие в окно,
чтобы зарезать или утащить ребенка. Такие навязчивые виды поведения порождают
страхи, когда ребенок вытряхивает все содержимое маминой сумочки или залезает
между родителями в их кровать, когда они ласкают друг друга. Это отражено в
детской песенки "Баю баюшки баю, не ложися на краю, придет серенький
волчок и укусит за бочок". Материнское тело является вместилищем ужасов,
становится также нашим первым домом и нашим первым источником безопасности.
Подсознательное припоминание внутриутробного существования создает ощущение
сверхъестественности, т.к. оно является частью нашего предшествующего опыта,
завлекая нас в желанное и опасное место, полное ужасных удовольствий и
изысканного мучения. Часто в фильмах ужаса материнская утроба символизирует
нечто вроде гроба или тематики замуровывания. Так изображается ужас и
очарование внутриутробной жизни. Воображение маленького ребенка может привести
к идее появления младенца из ануса (по представлению Фрейда и других
психоаналитиков). Такое воображение, строящаяся по образцу их собственного
телесного опыта, отложившись в бессознательном может привести на символическом
уровне к страху перед колодцами - как страх быть запертым в прямой кишке -
воплощающей все "плохое и отвратительное". Часто дети во время игр
любят лазать по узким проходам, туннелям и т.п.
Символический образ
обладает одновременно интрапсихическими и межличностными функциями. Выполняя
интрапсихические функции, символы являются средством выражения ярких чувств;
временно снимают проблему амбивалентности; выражают тревогу в понятной форме и
дают возможность контролировать ее; стабилизируют и легитимизируют бурную
фантазию. Символам присущ прогрессивный аспект. В них содержится образное
представление тех явлений, которые человек должен преодолеть для того, чтобы
стать более зрелым.
Велика роль формирования
символа на шизоидно-параноидной стадии развития, но не менее значима его роль и
на эдиповой стадии, в тот период, когда едва возникшее Супер-Эго начинает
проявлять себя. Свободное выражение либидинальных и агрессивных желаний
становиться не приемлемым, ребенок начинает опасаться последствий своих
эмоциональных проявлений. Символ может вести себя как беспристрастное
независимое Супер-Эго, регулирующее хаотические и фрагментарные эдиповы
импульсы ребенка, угрожая наказанием. Так же, как игрушка может служить
средством отыгрывания темных эмоций и запретных желаний или используется в
процессе игры для воспроизведения травмирующей ситуации, так символический
образ (или ситуация в игровом пространстве) одновременно выражает эмоцию и
сдерживает ее. Например, в считалке "Вышел немец из тумана, вынул ножик из
кармана, буду резать, буду бить, все равно тебе голить" символизм
связывает внутренний мир ребенка с внешним, соединяя поток подавленных желаний
и идей с родительским фактором.
Так обряд прыганья через
огонь, лазанья на шест несут в себе символизацию инициации, а также позволяет
отыгрывать эдипово-фалические аспекты развития.
В свою очередь озорные соревновательные игры "футбол",
"волейбол" отражают интеграцию полярных эмоций, фалическое
соревнование и отыгрывают фантазии борьбы, обладания, подчинения материнского
чрева (мяч). Подобные игры с соревновательным эффектом и элементами агрессии
предоставляют своего рода страховку: родители не превращаются в чудовищ;
амбивалентные чувства не разрывают ребенка на части; реальный мир снова
становится безопасным. Здесь возникает конфликт между силами, которые помогают
развитию и силами, замедляющими его развитие. Игровую символизацию можно
рассматривать как результат противоборства между этими конкурирующими
тенденциями. Игровое пространство не допускает реальность слишком близко, давая
возможность ребенку взрослеть со свойственной ему скоростью.
В заключении можно
предположить, что отыгрывание чувства вины, страха, разлуки с объектом и
тревоги в раннем детстве осуществляется через игровое пространство посредством
игр, считалок, обрядов, стихов, сказок, фильмов и т.п. где символы в качестве
переходного объекта или игровой ситуации служат развитию ребенка. Гибкое,
развитое игровое пространство способствует творчеству, успешной
сепарации-индивидуации и интеграции частей объекта. Нарушение игрового
пространства ведет к нарушению развития ребенка и нарушению символизации. При
нарушениях символизации ребенок не способен включаться в игровую ситуацию. Даже
вынужденный в ней участвовать он ощущает себя неловким, неуклюжим и
изолированным, часто не понимая и не принимая содержание игры. Отсюда уровень
тревоги и страха еще больше повышается. Ему трудно взаимодействовать с
ровесниками, что говорит в пользу нарушения объектных отношений. Эмоциональный
мир такого ребенка сужен и заморожен. Аутичность при сохранности интеллекта
часто позволяет такому ребенку использовать защиты второго порядка, объясняя
себе и другим, что ему просто не хочется, не интересно играть в такие
"детские" игры.
Развитие символизации
способствует правильному развитию индивида, помогает справиться с тревогой,
взять под контроль беспокойство и страхи. Это развитие объединяет внешнее и
внутреннее пространство (реальный и фантазийный мир) ребенка.
Чем раньше и глубже
нарушен процесс символизации, тем ярче просматриваются тяжелые личностные
расстройства, а невозможность контроля над страхом выливается во всевозможные
его виды. Приступы паники наблюдаются, когда индивид не в силах обуздать страх
и чувствует, что его захлестывают неосознанные, безымянные эмоции, которые
часто ведут к психическим расстройствам.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://psychology.net.ru/