, Аман против Швейцарии (2000г.), Ротару против Румынии (2000г.) отметил идентичность указанных терминов, которые означают, что «… должна иметь место определенная степень юридической защиты во внутреннем праве против произвольного вмешательства публичных властей».
Определенные разногласия и различия в правоприменительной практике разных государств вызывал и термин «закон». Следует ли его понимать в узком смысле как нормативный акт, принимаемый парламентом, либо в широком смысле, охватывающим весь круг нормативных правовых актов, независимо от органа его принимающего.
Анализ решений Европейского суда, (например, Санди Таймс против Соединенного Королевства Великобритании (1979г.)) приводит к выводу, что Суд рассматривает закон в широком смысле, аналогично понятию права в русском языке, включающему любой нормативный акт государственного органа.
Однако при этом судом при разрешении таких дел как Санди Таймс против Соединенного Королевства Великобритании (1979г.), Силвер против Соединенного Королевства Великобритании (1983г.), Мелоун против Соединенного Королевства Великобритании (1984г.), Аманн против Швейцарии (2000г.), К. и Т. против Финляндии (2001г.)) были выработаны конкретные требования, которым должно отвечать понимание данного нормативного акта с точки зрения допустимости ограничений индивидуальных прав и свобод.
К обязательным элементам закона в этом смысле должны относиться следующие:
) доступность (информированность гражданина, который должен свободно ориентироваться в том, какие правовые нормы применимы к его делу);
) предсказуемость (четкость формулировок закона, позволяющих лицу определять свое поведение и предвидеть последствия своих действий);
) гибкость (закон должен иметь возможность соответствовать меняющимся обстоятельствам); эффективность (закон должен точно и ясно определять объем и способы вмешательства компетентных органов государств, чтобы обеспечить лицу адекватную защиту против произвольного вмешательства).
Еще одним требованием является законность цели. Она означает, что государство может осуществлять ограничительные меры только в целях, указанных в международных правовых документах, а именно: в интересах национальной безопасности и общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровье и свобод других лиц.
Так, Европейский суд по правам человека при оценке правомерности вмешательства государства обращает внимание на существующую проблему: считать ли предпочтительным усмотрение государства или соблюдение баланса между правами отдельного лица и общественными интересами. Так в ряде своих решений (Хендисайд против Соединенного Королевства Великобритании (1976г.), Даджен против Соединенного Королевства Великобритании (1984г.), Мюллер и другие против Швейцарии (1988г.)) Суд подчеркнул, что невозможно найти единую для разных европейских государств систему нравственности.
Как отметил суд в разных государствах и в разное время были приняты различные подходы к требованиям морали, характеризующиеся «глубинной эволюцией мнений в данной сфере». Поэтому, выразил свое мнение Суд, «государственные власти, непосредственно соприкасаясь с жизненными реалиями своих стран, имеют больше возможностей высказаться о точном содержании этих требований, а также необходимости ограничений в этой сфере, чем международные судьи».
В отношении таких целей допустимых ограничений, вводимых государством, как защита национальной безопасности и общественного порядка, Суд решающее значение придает наличию соответствия интересов государства в области национальной безопасности и серьезности вмешательства в основные права и свободы граждан.
То есть, позиция Европейского суда по правам человека по вопросу ограничений права в связи с защитой национальной безопасности основывается на том, что такие ограничения должны быть соразмерны или адекватны существующей угрозе, и что должен соблюдаться баланс между вводимыми ограничениями и опасностью вторжения в сферу основных прав и свобод граждан. Подобный подход отражен в решениях по целому ряду дел, как рассмотренных Европейской комиссией по правам человека - по делу Коммунистическая партия ФРГ против ФРГ (1957г.), так и Европейским судом: Леандр против Германии (1978г.), Тинелли и сыновья Лимитед против Соединенного Королевства Великобритании (1998г.), Ротару против Румынии (2000г.), Фогт против Германии (1993г.), Коммунистическая партия Турции против Турции (1998г.) и др.
С целью конкретизации этого положения Суд указал, каким критериям должен отвечать термин «необходимость»: во-первых, любое государственное вмешательство в осуществление права должно обуславливаться настоятельной общественной необходимостью; во-вторых, рамки и метод ограничения должны быть пропорциональны преследуемой законной цели.
Кроме того, в статье 29 Всеобщей декларации прав человека, статье 22 Международного пакта о гражданских и политических правах, статье 11 Европейской конвенции по правам человека присутствует еще тезис, что все эти критерии ограничений применимы для демократического общества. А характерные признаки демократического общества Суд, в частности, указал в решении по делу Даджен против Соединенного Королевства Великобритании (1984г.). К ним, помимо прочего, относятся верховенство закона, толерантность и открытость.
При этом суд подчеркивал, что определение того, является ли вмешательство необходимым в демократическом обществе, находится в рамках свободы усмотрения государства (решение по делу К. и Т. против Финляндии (2001г.)). Однако сфера усмотрения государства, по мнению Суда должна быть тесно связана с контролем, широта которого зависит от обстоятельства дела. Осуществляя контрольные функции, Суд должен определить, является ли вмешательство в права соразмерным законно преследуемой цели, и были ли доводы, приведенные властями государства в его подтверждение достаточными и соответствующими критериям ограничений (решения по делам Лингенс против Австрии (1986г.), Санди Таймс №2 против Соединенного Королевства Великобритании (1991г.), Андрес Вабль против Австрии (2000г.).
В реализация контрольных функций Европейского суда по правам человека в отношении определения государственного вмешательства необходимым в демократическом обществе иллюстрируется рядом примеров, в том числе следующими.
В судебном решении по делу Сидиропулос против Греции (1998г.) указывалось, что отказ в регистрации ассоциации, основанный на подозрении в том, что деятельность, которой данная ассоциация может заняться, может быть незаконной, был непропорциональной реакцией на законное беспокойство государства по поводу сепаратизма.
Аналогичный подход просматривается и в решении Суда по делу Партия свободы и демократии против Турции (1999г.), где суд признал роспуск партии-заявителя непропорциональным законно преследуемой цели из-за отсутствия оснований для приписывания ей связи с терроризмом, так как у партии не было времени после регистрации предпринять какие-либо действия для исполнения таких целей.
В связи с рассматриваемым нами вопросом, какие ограничения прав и свобод законны, обоснованны и соразмерны преследуемой цели введения таких ограничений, важно ознакомиться с одним из таких документов - Сиракузскими принципами в отношении положений Международного пакта о гражданских и политических правах, касающихся ограничений и отступлений.
В этом документе как раз содержатся критерии определения необходимости, соразмерности и обоснованности вводимых ограничений прав человека, в том числе и с точки зрения защиты национальной безопасности и общественного порядка.
Так согласно пункту 10 Сиракузских принципов ограничение необходимо, если, кроме того, что оно
(а) основано на одном или более перечисленных допустимых оснований;
(b) отвечает насущной общественной или социальной необходимости;
(c) преследует законно обоснованные цели;
(d) является соразмерным этим целям.
В частности согласно Сиракузским принципам, «национальная безопасность может служить основанием для ограничения определенных прав только, когда такие ограничения вводятся для защиты суверенитета, территориальной целостности или политической независимости от угрозы силой или ее применения» (Принцип 29).
Более того, на интересы национальной безопасности «нельзя ссылаться в качестве причины, когда речь идет о предотвращении только местной или относительно изолированной угрозы закону или порядку» (Принцип 30), а также они не могут «служить предлогом для установления нечетких или произвольных ограничений, и их можно использовать в качестве причины только при условии существования достаточных гарантий и эффективных средств правовой защиты против злоупотреблений» (Принцип 31).
При определении необходимых ограничений прав человека с законной целью «поддержания общественного порядка» в Сиракузских принципах отмечено, что «его можно определить как совокупность правил, которые обеспечивают функционирование общества или как совокупность фундаментальных принципов, на которых основано общество» (Принцип 22)
При этом тот же принцип гласит, что «уважение прав человека является частью общественного порядка». Таким образом, исходя из анализа международных правовых документов и правоприменительной практики, можно сделать вывод: вводимые ограничения права на объединение должны быть установлены законом, соответствовать критерию необходимости в демократическом обществе в интересах государственной безопасности и общественного спокойствия, в целях предотвращения беспорядков и преступлений, для охраны здоровья и нравственности или защиты прав и свобод других лиц. При этом эти ограничения должны соответствовать следующим критериям допустимости: отвечать насущной общественной или социальной необходимости, преследовать законно обоснованные цели, и являться соразмерным этим целям.
1.4 Охрана и защита права. Доктрина имманентных пределов
Как следует из предыдущего параграфа, ограничения должны быть допустимыми и не умалять права и свободы личности. Таким образом, правовые ограничения изначально должны быть частью механизма правового регулирования в обществе. И так как роль контроля над защитой прав и свобод личности ровно и как недопущение их умаления (прав и свобод граждан), безусловно, выполняет государство, оно (государство) и является гарантом публично-правовой защиты общества.
В конституционном праве известна немецкая доктрина так называемых имманентных пределов (изначально присущих правам пределов) основных прав и свобод личности, которая была выработаны в ходе деятельности Конституционного суда Федеральной Республики Германия. Суть доктрины в том, что имеют место быть лишь те «ограничения права, которые обоснованы самой Конституцией». В отличие от конструкции «общего ограничения», на основе которой сформулирована ч.3 ст.55 Конституции РФ, концепция имманентных пределов, по мнению М.А. Краснова, в практическом плане привлекательнее тем, что признает лишь те законодательные ограничения, которые установлены в формулировках конституционных положений о конкретных правах и свободах. Однако и концепция имманентных пределов в теоретическом плане небезупречна, поскольку, согласно ей, сама конституция фактически считается источником основных прав. А ведь, раз эти пределы действительно внутренне присущи (имманентны) правам, значит, конституция ни сама их не может ограничить, ни делегировать законодателю полномочие по их ограничению.
Нельзя не согласиться с М.А. Красновым, находящим соответствие мнения Б.С. Эбзеева доктрине имманентных пределов, считающего, что «закрепляя свободу собраний, митингов, демонстраций, шествий и пикетирования, Конституция одновременно оговаривает, что гарантируется «право собираться мирно, без оружия» (ст. 31). Однако, в данном случае не ограничиваются основные права, а определяются их границы, нормативное содержание и круг правомочий, т.е. имманентные пределы».
Меж тем, доктрина имманентных пределов предполагает содержание основных пределов ограничений права или минимального стандарта безопасности основных прав в основном законе государства. Тогда как, рассматривая конституционные ограничения права, закрепленные в основном законе нашей страны, можно сделать вывод о том, что не все из них являются «экспликацией» (внешним проявлением, выражением) естественных пределов права. Например, исторически едва ли можно было бы рассматривать наличие статьи 34 Конституции РФ в качестве предела свободы ограничения «экономической деятельности, направленной на монополизацию и недобросовестную конкуренцию», ввиду отсутствия антимонопольного законодательства и самого понятия «предел ограничения конституционных экономических прав».
В германском праве, как пишет немецкий ученый-правовед Д. Лоренц, государственная обязанность по защите состоит, прежде всего, в обязанности «предотвращать умышленное самоуничтожение, используя при этом полицейские и уголовно-правовые меры».
Однако, необходимо проводить различие между терминами «защита» и «охрана субъективного права» или «охраняемого законом интереса». Большинство ученых (Т.Е. Абова, В.С. Белых, Н.В. Витрук, Н.И. Матузов, В.И. Новоселов, В.Т. Кабышев и др.) также считают, что данные понятия необходимо разграничить. Понятие «защита» связывается с деятельностью, осуществляемой в случае нарушения субъективных прав. Она предполагает меры по восстановлению нарушенного права. Понятие «охрана» означает деятельность, обеспечивающую нормальную реализацию субъективных прав и свобод. В ней первостепенное значение имеют предупреждение и недопущение возможных нарушений. Н.И. Матузов считает, что «охраняются права и интересы постоянно, а защищаются, когда нарушаются. Защита есть момент охраны». «Охрана» - это установление общего правового режима, а «защита» - те меры, когда права и свободы нарушены или оспорены. Н.В. Витрук различает данные понятия по содержанию. «Защита» - это деятельность, направленная на устранение препятствий в осуществлении прав и свобод и на борьбу со злоупотреблением правом. «Охрана» включает в свое содержание и профилактическую деятельность. Она проводится с целью обеспечения реального, наиболее полного и всестороннего осуществления прав и свобод личности . А.С. Мордовец утверждает, что охрана прав есть состояние правомерной реализации под контролем социальных институтов, но без их вмешательства.
В свою очередь, нельзя не заметить, что в Конституции РФ наблюдается смешение этих понятий- «защита» и «охрана», например в ст.45 Конституции РФ говорится о государственной защите прав и свобод, а в ст.82 - об охране прав и свобод.
Едва ли можно оправдать такое смешение. Но в действующем законодательстве такого рода явления (когда разными терминами обозначается какое-либо явление) встречаются достаточно часто. С другой стороны, анализ Конституции России, а также актов законодательства позволяет сделать вывод, что законодатель чаще использует термин «защита». Так, можно отметить, что термин «защита» в Конституции РФ употребляется двадцать два раза, «охрана» - лишь десять. Причем в понятие «зашита» включается широкое содержание.
Итак, «защита» есть деятельность судебных и иных органов, а в случаях, предусмотренных законом, самозащита уполномоченного лица, посредством применения к нарушителю мер государственно-правового воздействия (санкций), реализуемая при выявлении правонарушения.
Интересно рассмотреть, насколько положения доктрины применимы к российским реалиям и каковы ее характерные особенности.
Часть 3 статьи 55 Конституции РФ содержит формулировку о допустимом ограничении прав и свобод человека и гражданина «федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства». Из текста видно, что конструкция пределов ограничения права здесь несколько иная, чем в немецкой теории, она предполагает различную (многоплановую) природу такового ограничения.
Глава 2. Практика
2.1 Ограничение конституционных экономических прав и свобод личности на примере договора банковского вклада
Часть 3 статьи 55 Конституции РФ предписывает установление оснований и пределов ограничения конституционной свободы договора только на законодательном уровне. Таким образом, что только федеральный закон определяет в каком случае возможно соразмерное ограничение свободы договора и в какой мере снижение процентных ставок в договоре банковского вклада имеет место быть в той степени, в которой ухудшение условий по договору для вкладчика сводится к минимуму.
Таким образом, необходима надлежащая конкретизация пределов ограничения данного права и их оснований, указанных в ч. 2 ст. 29 Закона о банках и банковской деятельности на законодательном уровне; без должного правового регулирования, данные положения применяться не могут.
Однако, на практике существует иное правоприменительное толкование, согласно которому банк вправе осуществлять включение условий о возможном одностороннем снижении ставки в отсутствие надлежащего федерального закона, в договорах банковского вклада с гражданами-вкладчиками. Естественно, такая позиция никак не отвечает позициям Конституции РФ и как результат может привести к нарушению принципа равенства всех перед законом и судом, отказу в судебной защите. Понимание нормы права в таком виде, в котором оно явно не соответствует Конституции РФ не только нарушает ее основные принципы, но и ставит под сомнение саму обязанность судей по установлению факта наличия предпосылок для одностороннего снижения процентной ставки банком по категориям судебных дел данного вида. Получается, что судьи вовсе не обязаны с должной педантичностью устанавливать те или иные предпосылки, достаточно лишь удостовериться в формальном соблюдении условий договора, что, безусловно, никак не гарантирует право на защиту граждан в суде.
На основании вышеперечисленного, Конституционный Суд РФ признал не соответствующим Конституции РФ, части 2 и 3 ст.34 и ст.55, а также положение части 2 ст.29 Закона о банках и банковской деятельности, позволяющее в одностороннем порядке проводить банком изменение процентных ставок и произвольно снижать их на основании договора, без должного определения в федеральном законе оснований, позволяющих осуществлять данную процедуру по договору банковского вклада.
При этом, банк не вправе как снижать процентные ставки при отсутствии закрепленных в федеральном законе должных оснований для совершения данных действий, так и указывать в договоре с гражданами условие по возможному одностороннему снижению банком ставок по вкладам граждан.
Безусловно, договор банковского вклада - наглядный пример того, когда сторонами в договоре изначально фактически является стороны неравные по своему правовому и социально-экономическому положению; банк в данном случае - сторона очень сильная, а вкладчик, наоборот, более слабая.
Тем не менее, практика неправомерных действий банков, в том числе по уменьшению размера процентных ставок и ухудшению правового положения граждан-вкладчиков статьей, которая сложилась ввиду применения положения статьи 29 Закона о банках и банковской деятельности, длилась начала 1999 г., когда Конституционным Судом Российской Федерации было рассмотрено дело о проверке конституционности положения ч.2 ст.29 Закона о банках и банковской деятельности по обращению граждан, в отношении которых было допущено нелегитимное уменьшение размера процентных ставок по срочным и условным вкладам граждан в одностороннем порядке.
В отношении заявителей О.Ю. Веселяшкиной, А.Ю. Веселяшкина и Н.П. Лазаренко было применено положение ч. 2 ст. 29 Закона о банках и банковской деятельности, допускавшее одностороннее снижение банком процентных ставок в тех случаях, когда договором срочного вклада такая возможность предусматривается без оснований, устанавливаемых федеральным. Это и послужило предметом рассмотрения 23 февраля 1999 г Конституционным Судом РФ материалов "По делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 года "О банках и банковской деятельности" в связи с жалобами граждан О.Ю. Веселяшкиной, А.Ю. Веселяшкина и Н.П. Лазаренко"
Часть первая Гражданского кодекса Российской Федерации уже действовала к моменту вступления в силу оспариваемой нормы, в соответствии с которой (ст.310) (если это не связано с осуществлением предпринимательской деятельности) отказ от исполнения обязательств в одностороннем порядке и изменение его условий не допускаются, кроме случаев, когда это уже предусмотрено законом. Далее, с момента вступления в силу части второй ГК, статья 838 содержала положение о невозможности одностороннего уменьшение процентной ставки банком по договору срочного банковского вклада, если иное не предусмотрено законом.
Сравнивая правоприменительную практику закрепления возможности одностороннего изменения банковских ставок, можно сказать, что Гражданский кодекс РФ, в отличие от Закона о банках и банковской деятельности, не содержит положений, позволяющих включать условия о возможности одностороннего изменения процентных ставок банком в предусмотренных случаях договора срочного банковского вклада. Практика же, напротив, пошла по пути применение оспариваемого положения Закона о банках и банковской деятельности (ч.2 ст.29). Такие действия с позиции банковского менеджмента толковались как не требующее конкретизации на законодательном уровне, и как следствие это приводило к закономерному снижению ставок по вкладам граждан в одностороннем порядке, что не отвергалось и судами вплоть до принятия Верховным Судом РФ решения в январе 1998 г. по делу, в котором было указано, что в такого рода спорах подлежат применению нормы ГК. Несмотря на то, что с течением времени, судебная практика претерпела значительные изменения, положение ч. 2 ст. 29 Закона о банках и банковской деятельности так и не были исключены из системы действующих норм права.
Для целей надлежащего применения правовых норм судебная практика должна обеспечивать конституционное истолкование нормативных положений, чтобы в случае коллизии правовых норм вопрос об устранении определенного противоречия был рассмотрен в рамках конституционного аспекта Конституционным Судом РФ непосредственно, и в рамках компетенции Конституционного Суда РФ выявлялся буквальный, правоприменительный и конституционный смысл нормативного акта.
2.2 Ограничение конституционных экономических прав участников форвардного договора (контракта)
Одним из конституционных ограничений выступают отношения в связи и по поводу форвардных договоров. Для начала необходимо дать определение данной категории договоров и их краткую характеристику. Форвардными называются договоры, сроки исполнения в которых не совпадают с моментом их заключения. Еще одна особенность состоит в том, что неотъемлемое условие заключение договора такого вида - цена, складывается на бирже или непосредственно на рынке в момент платежа, т.е. она изначально не является фиксированной.
Разница в цене в категории данных сделок играет непосредственное значение. Здесь, опять-таки, существует своя специфика. Существуют так называемые «поставочные форварды», определяющие движение товаров в реальном времени. Другой разновидностью данных сделок являются «расчетные форвардные контракты» или «сделки на разницу», суть которых состоит в том, что завершающей стадии договорных правоотношений -реализации указанного в договоре актива не происходит. Конечный результат данной сделки (вариационная маржа) выражается в уплате определенной в договоре денежной суммы проигравшей стороной, при чем данная результирующая сумма не фиксирована, она рассчитывается как разница между ценой в контракте и фактической рыночной (биржевой) ценой.
Результатом данной сделки является получение дохода выгодоприобретателем, размер которого полностью зависит от колебания рыночных цен. Важно отметить, что статья 1062 гражданского кодекса РФ не упоминает расчетный форвардный договор, соответственно не делается никаких исключений для данной категории договоров относительно их правоприменения, что приводит к тому, что форвардным договорам не предоставляется судебная защита.
Подкрепим вышесказанное утверждение практикой. Постановление Высшего Арбитражного Суда РФ, по спору между двумя коммерческими банками содержит определенные требования истца, заявленные в связи и по поводу нарушения второй стороной обязанностей, вытекающих из договора, названного сторонами как форвардный.
Истец основывал свое позицию на том, что на основе данного договора должны были совершаться конверсионные операции, причем дата исполнения, согласно предусмотренному в контракте пункту должна была более чем на два рабочих дня отставать от даты заключения сделки.
.Предмет форвардных контрактов определен соглашением как договор без права отказа с обязательным перечислением разницы курса "рубль/доллар" ММВБ и "рубль/доллар" курса, оговоренного в заключенном контракте.
Высший Арбитражный Суд РФ в данном случае обратил особое внимание на то условие, что стороны и не предполагали (как результат договорных отношений) проводить фактическую передачу актива. Расчеты в данном случае ("сделка на разницу"). должны были осуществляться в рублях и в конечном счете представляли собой сумму в рублевом эквиваленте, представленную как разницу стоимости валютного базового актива по фиксированному курсу и стоимости курса, будущего периода. В ходе судебного разбирательства Высшим Арбитражным судом РФ не было установлено наличие доказательств совершения действий хотя бы одной из сторон с хозяйственной целью. В результате чего, Высший Арбитражный Суд РФ признал вышеуказанные правоотношения разновидностью игровых сделок, регулируемых статьей 1062 ГК.
В подтверждение стабильности соответствующей практики целесообразно привести еще один пример -Постановление Арбитражного суда Московского округа от 16 марта 1999 г. (д. N КГ-А40/571-99).
Данное Постановление определяет "расчетный форвардный контракт как разновидность (алеаторных) рисковых сделок, таких как пари, которые согласно положениям Гражданского кодекса РФ не подлежат как принудительному взысканию, так и судебной защите".
Еще одно Постановление Арбитражного суда Московского округа от 29 сентября 1999 г. (д. N КГ-А40/3132-99) в материалах дела заостряет внимание сторон на сам предмет спора, а именно на расчетно-форвардный контракт, который изначально содержит условие о производимых расчетах в рублевом эквиваленте, выраженных как разница стоимости валютного базового актива по зафиксированному курсу и стоимости курса, будущих периодов.
. Заключая такого вида сделку, стороны изначально приняли риск возможного неблагоприятного изменения валютного курса. Доказательств совершения данных сделок с хозяйственной целью в материалах дела нет". Общий вывод (как и в предыдущих делах) свелся к тому, что "Гражданский кодекс РФ на основании статьи ст. 1062 ГК РФ не предоставляет подобным сделкам судебную защиту, т.к. данные сделки являются разновидностью игровых (пари)".
Интересна практика Международного коммерческого арбитражного суда (МКАС) АО по спорам форвардных сделок при Торгово-промышленной палате Российской Федерации. Так, в материалах дела по соответствующему спору в качестве применимого права было признано применение статьи 1062 Гражданского кодекса РФ. Отказывая в удовлетворении иска по делу, МКАС указал, что в данном случае наблюдается отсутствие доказательств совершения спорных сделок какой-либо из сторон с хозяйственной целью. Стороны также как и в предыдущих судебных разбирательствах согласно заключенному договору рассчитывали на получение денежной суммы в рублевом эквиваленте, выраженной в разнице между оговоренной ценой и ценой фактической в зависимости от курса валюты на определенную дату. Вышеприведенные особенности, исходя из материалов дела и условий договора позволяют говорить о том, что сделки, заключенные сторонами представляют собой один из видов игровых сделок
Особое значение имеет Определение Конституционного Суда РФ о проверке конституционности статьи 1062 Гражданского кодекса РФ в связи с жалобой коммерческого акционерного банка "Банк Сосьете Женераль Восток". Банк Сосьете Женераль Восток основывает свое позицию на том, что положения статьи 1062 Гражданского кодекса противоречат положениям части 1 статьи. 34 и части 3 статьи 55 Конституции РФ, а именно лишают сторон форвардных контрактов судебной защиты по вытекающим из данного контракта требованиям, заключаемым банками в процессе их предпринимательской деятельности. В результате приведенных аргументов банка, Конституционный Суд РФ признал данную спорную сделку расчетным форвардным контрактом.
В материалах дела уделялось особое внимание тому, что гражданское законодательство Российской Федерации не содержит критерии, однозначного определения рисковых сделок, заключаемых на условиях форвардных контрактов. Кроме того, подробно рассматривается вопрос о том, какие имеются различия в правовом регулировании статьи 1062 Гражданского кодекса РФ норм об играх и пари и специальных норм, установленных статьей 1063 ГК РФ. Конституционный Суд Рф в своем определении подтверждает исключительный характер статьи 1062 Гражданского кодекса РФ и указывает на то, что удовлетворение требования по искам, связанным с играми и пари, основанными на риске, могут распространяться только на игровые сделки, регулируемые статьей. 1063 Гражданского кодекса.
Кроме того, Конституционный Суд РФ указывает, что "при осуществлении дальнейшего регулирования соответствующих отношений федеральному законодателю надлежит - исходя из уровня развития финансового рынка, состояния контроля государства за ним, значения расчетных форвардных контрактов для формирования налогооблагаемых доходов, влияния их исполнения на устойчивость рубля - установить создающие предпосылки организованного рынка таких контрактов правила доступа участников на рынок срочных обязательств, формы и методы контроля за ними, систему гарантий и страховых механизмов".
Вышеприведенное Определение Конституционного Суда РФ позволяет сделать вывод о том, что положительное решение в отношении правовой защиты форвардных контрактов может иметь место лишь с точки зрения и позиции действующего законодательства (de lege ferenda).
В этой связи нельзя можно разделить точку зрения Г.Ф. Шершеневича: о том, что действительно трудно на практике определить признаки, «отличающие реальную сделку от чистой сделки на разницу.
Заключение
Сложность проблемы о пределах участия Конституционного Суда Российской Федерации в определении границ экономической политики объясняется тем, что выражается это в проблеме того, в какой мере судьи правомочны навязывать свои представления законодателю.
Правительство РФ, Федеральное Собрание РФ как политические органы обладают суверенным правом общей оценки экономической и социальной ситуации в стране и выработке на этой основе решений, облекаемых в форму закона.
Выработка экономической политики законодателем означает определение прежде всего приоритетов публичного интереса и возможности совмещения его с личными правами и свободами. В этом случае политические органы должны так формулировать публичные интересы, чтобы они не выходили за пределы конституционных координат.
Список использованных источников и литературы
Нормативные правовые акты
1.1. Конституция Российской Федерации: принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 года: по состоянию на 30 декабря 2008 г. // Собрание законодательства Российской Федерации.- 2009.- № 4.- Ст. 445.
1.2.Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.: по состоянию на 11.05.1994 г. // Бюллетень международных договоров. - 2001. - № 3. - С.3-44.
1.3.Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах от 16 декабря 1966 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. - 1994. - № 12.
1.4.Всеобщая декларация прав человека от 10 декабря 1948 г. // Международное публичное право. Сборник документов. Т. 1. М.: БЕК, 1996. С. 460 - 464.
1.6.О Конституционном Суде Российской Федерации: федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ: по состоянию на 5 апреля 2013 г. // Собрание законодательства Российской Федерации.- 1994.- № 13.- Ст. 1447.
.7.Об образовании в Российской Федерации федеральный закон от 29 декабря 2012 г. N 273-ФЗ по состоянию на 30 декабря 2012 г., Собрание законодательства Российской Федерации от 31 декабря 2012 г. N 53 (часть I) ст. 7598
.8.О Правительстве Российской Федерации: федеральный конституционный закон от 17 декабря 1997 г. № 2-ФКЗ: по состоянию на 3 декабря 2012 г. // Собрание законодательства Российской Федерации.- 1997.- № 51.- Ст. 5712.
1.9.Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая): федеральный закон от 30 ноября 1994 г. № 51-ФЗ: по состоянию на 11 февраля 2013 г. // Собрание законодательства Российской Федерации.- 1994. - № 32. - Ст.3301.
2.Научная литература
2.1.Алексеев С.С. Общая теория государства и права: М.: Юридическая литература.-1982.- 275 с.
2.2.Бесштанько А.В. Конституционно-правовые основы частной собственности в Российской Федерации.: Дис. канд. юрид. наук : 12.00.02 : Омск, 2002 199 c. РГБ ОД, 61:03-12/941-1.
.3.Винницкий Д.В. Налоги и сборы: понятие, юридические признаки, генезис. М.2002,С.43.
.4.Изензее Й. Основное право как право самообороны и государственная обязанность защиты //Государственное право Германии. Т. 2. С.195
.5.Кулагин М.И. Избранные труды. М., 1997. С 248 97 Вестник Конституционного Суда РФ. 2003. № 5
.6.Краснов М.А. Некоторые аспекты проблемы ограничения конституционных права (на примере экономических права). Сравнительное конституционное обозрение. 2013 №1(92).С.6
.7.Лоренц Д. Право на жизнь и личную неприкосновенность // Государственное право Германии. С. 249.
.8.Мюллерсон Р.А. Права человека: идеи, нормы, реальность. М., 1991.,С 86.
.9.Мельничук Г.В. Правовая природа расчетных форвардных сделок и сделок РЕПО. М., 2000. С. 223 #"justify">3.Материалы практики
3.1.Определение Конституционного Суда РФ от 16.12.2002 N 282-О "О прекращении производства по делу о проверке конституционности статьи 1062 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобой коммерческого акционерного банка "Банк Сосьете Женераль Восток"
3.2.Постановление Конституционного Суда РФ от 04.04.1996 N 9-П "По делу о проверке конституционности ряда нормативных актов города Москвы и Московской области, Ставропольского края, Воронежской области и города Воронежа, регламентирующих порядок регистрации граждан, прибывающих на постоянное жительство в названные регионы","Собрание законодательства РФ", 15.04.1996, N 16, ст. 1909,"Российская газета", N 73, 17.04.1996,"Вестник Конституционного Суда РФ", N 2, 1996.
3.3.Постановление Конституционного Суда РФ от 23 февраля 1999 г. № 4-П "По делу о проверке конституционности положения части второй статьи 29 Федерального закона от 3 февраля 1996 года "О банках и банковской деятельности" в связи с жалобами граждан О.Ю. Веселяшкиной, А.Ю. Веселяшкина и Н.П. Лазаренко"//
3.4.Решение суда о назначении даты выборов в органы местного самоуправления должно содержать указание на конкретную дату проведения таких выборов (извлечение): определение от 23 июня 2003 г. № 39-ГОЗ-13 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации - 2003. - № 12.
3.5.Case of the Sunday Times v. The United Kingdom (No.2), Application no. 13166/87, Document URL:://hudoc.echr.coe.int/sites/eng/pages/search.aspx?i=001-57708
3.6.Case of Andreas Wabl v. Austria, Application no. 24773/94, Document URL: http://hudoc.echr.coe.int/sites/eng/pages/search.aspx?i=001-58516
3.7.Sidiropoulos and Others v Greece, 10 July 1998 [ECtHR],Case no 26695/95.