Проблемы формирования в России нового класса предпринимателей, его идеологии, способствовавшей развитию новых политических институтов, социальных структур, культуры, интересовали ряд дореволюционных, советских, а теперь и современных историков.
Первые работы, фрагментарно затрагивающие социально- экономическую историю российского предпринимательства в конце XIX - начале XX, появились еще до революции. Они, в большинстве своем, были посвящены генеалогии московских торгово-промышленных династий, истории различных московских предприятий и фирм.
Позже, появились разного рода записки и воспоминания, иллюстрированные издания, посвященные жизни и деятельности московского купеческого общества.
Появились сборники документов и публикации архивных материалов по истории предпринимательского класса. Издания подобного рода стали выходить в основном в пореформенное десятилетие, и были во многом обязаны своим появлением растущему интересу, который стали проявлять предприниматели к своему прошлому.
Из трудов дореволюционных исследователей, в которых была сделана попытка дать, в той или иной мере обобщенные характеристики состава, источников формирования российской, в частности московской буржуазии, следует отметить работу М. Туган-Барановского. Он рассматривал изменения, происходившие в составе промышленной буржуазии России, в пореформенный период.
Дореволюционные исследования, представляют собой очерки экономической и общественно-политической деятельности тех или иных групп буржуазии, но необходимо заметить, что в них не выделен ментальный аспект предпринимательского класса.
В 50-60 гг. XX века наметился переход к более конкретному изучению процесса формирования буржуазии, в том числе и московской, на базе статистических данных, предпринимались попытки дать примерные оценки численности, отраслевого и социального состава московской буржуазии этого периода, показать развитие и особенности русского предпринимательства после 1861 г.
Так, И.Ф. Гиндину принадлежит один из первых опытов разработки в отечественной историографии общей концепции социально-экономического развития крупной российской буржуазии.
В работах, написанных в 70-80-е гг. 20 в. впервые были проведены подсчеты численности крупной буржуазии; дана характеристика нобелевской корпорации; проанализированы некоторые комплексы источников по социальной истории буржуазии.
Комплексный анализ экономических и социальных сторон истории буржуазии в пореформенный период содержат монографии В.Я. Лаверычева. В них определены основные черты промышленной и торговой деятельности, формы участия предпринимателей в общественной жизни, взаимодействие их с государственными институтами, рассмотрены вопросы структуры и численности крупной буржуазии
Крупным исследователем, рассматривающим место российской буржуазии в сословно-иерархической системе общества, является А.Н. Боханов. Он утверждает, что, несмотря на свою малочисленность, крупная буржуазия имела мощную поддержку в лице предпринимательских организаций, а в начале XX в. и либеральных партий, имела сильное влияние в государственном аппарате и Думе.
Следует отметить, что современная отечественная наука уделяет проблеме развития российского предпринимательства заметное внимание. Исследователи обращаются не только к изучению социально-политических, но и социокультурных, ментальных аспектов российских предпринимателей-меценатов начала века.
В последние годы вышел ряд работ, в которых предпринимается попытка изучить предпринимательскую среду на протяжении длительного периода российской истории.
Эти сборники, посвященные истории купеческих родов России, в которых собраны сведения, очерки и воспоминания «столпов» российской экономики. Авторы этих исследований пытаются связать национальную ментальность с практикой предпринимательства, изучают национальный тип российского предпринимательства, меру его способности реагировать на социальные и духовные запросы общества.
Появились историко-библиографические справочники, так М.Н. Бурышников написал работу «Деловой мир России», куда включил всех наиболее весомых предпринимателей того времени.
В 90-е годы появились работы, поднимающие еще один мало изученный пласт в исследовании московского купечества - это благотворительная и меценатская деятельность. В них осуществлена, попытка выявить некоторые базовые черты как московской, так и российской благотворительности в целом.
Например: А.А. Аронов считает меценатство и благотворительность серьезным явлением с определенной формой мироощущения и бытия, когда сама благотворительность становится объективно способом его существования, его дыханием. Г.Н. Ульянова рассматривает динамику развития московской благотворительности.
В начале XXI века в связи с возникшим интересом к социальной истории появились работы, в которых жизнь предпринимательства рассматривается во всех социокультурных аспектах, большое внимание уделяется их менталитету и быту. Так, вышла работа «Дворянская и купеческая усадьбы XVI-XX века», часть которой посвящена устройству и быту купеческой усадьбы, возникшей после 1861 года.
Несмотря на множество работ, посвященных российским предпринимателям-меценатам конца XIX - начала XX вв., социологические, социокультурные, ментальные аспекты ее истории остаются мало исследованными.
Целью исследования - является изучение социальной эволюции, особенности быта и менталитета московских предпринимателей-меценатов в конце XIX - начала XX века.
Из поставленной цели можно сформулировать следующие задачи:
·показать изменение социального положения московских предпринимателей-меценатов на рубеже веков;
·проанализировать изменения образа жизни московских предпринимателей-меценатов;
·рассмотреть процессы изменения быта московских предпринимателей-меценатов и влияние их на формирование самосознания;
·показать роль московских предпринимателей в благотворительной деятельности.
Объектом исследования данной работы являются предприниматели-меценаты Москвы в конце XIX - начала XX вв. как особая социальная группа. Предметом исследования являются их профессиональные занятия, бытовые и общественные традиции, культурная, политическая ориентация и роль в общественной жизни.
Хронологические рамки работы охватывают период с конца XIX века до первой мировой войны, периода бурного развития отечественного предпринимательства и одновременно с этим меценатства.
Теоретико-методологической основой и методами исследования работы являются совокупность принципов объективности научного исследования и историзма, системного и комплексного анализа явлений, на которых строится изучение темы, а также принципа всесторонности, который предполагает исследование всех сторон интересующей проблемы. В ходе работы автор учитывал совокупность концепций и выводов по истории отечественного предпринимательства, содержащихся в научных публикациях разных лет, авторами которых были отечественные ученые.
Источниковая база. Для выяснения социальных процессов особое значение имеют источники личного происхождения. Они наиболее последовательно раскрывают процесс самопознания личности и становление межличностных отношений. К источникам личного происхождения относятся мемуары. Характерной чертой рассматриваемого периода является резкое увеличение их числа и расширение социального круга мемуаристов, которые пишут не только для потомков, но и для современников.
Среди опубликованных произведений мемуаристики, отражающих жизнь и деятельность торгово-промышленного сословия в конце XIX-начале XX века, количество воспоминаний и записок, оставленных видными отечественными предпринимателями и их детьми, не велико. Их можно разделить на 2 группы: 1 группу составляют мемуары, написанные самими предпринимателями.
Это следующие воспоминания: П.А. Бурышкин (1887-1953) - московский купец. С 1918 г. жил в эмиграции. Автор книги «Москва купеческая», во многом носящей характер мемуаров.
Ю.А. Бахрушин. (1896-1973) - историк театра, балетовед. Сын А.А. Бахрушина - богатого купца и создателя Театрального музея в Москве. Автор интересных воспоминаний об отце и его собирательской деятельности.
Необходимо упомянуть не столь известные воспоминания, написанные за границей, Н.А. Варенцова, близкого соратника Н.А Найденова. Работа над ними была начата в эмиграции в 1930 году, и получили название «Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое».
А.И. Гучков - представитель известной московской купеческой семьи и лидер партии октябристов.
В.П. Зилоти - дочь известного купца и мецената П. Третьякова. Автор интересных воспоминаний об отце и его собирательской деятельности.
В.А. Кокорев - сын купца средней руки, ставшим одним из самых богатых предпринимателей России 20 в.
М.К. Морозова (урожденная Боткина) (1873-1958) - общественная деятельница. Жена богатого московского купца и коллекционера М.А. Морозова. После революции жила в иммиграции. Автор записок «Мои воспоминания».
Н.А. Найденов - представитель купеческого сословия. Автор воспоминаний, посвященных своей семье «Найденовы».
П.И. Щукин (1875-1962) - московский купец, коллекционер. Собрал богатейшую коллекцию предметов русской старины, которую подарил Историческому музею. Автор книги «Воспоминания».
К 2-ой группе относятся воспоминания, написанные другими социальными слоями, прежде всего интеллигенции, в которых нашла отражение социальная история предпринимательства:
В.А. Гиляровский (1853-1935) - русский журналист, бытописатель Москвы. Автор книги «Москва и москвичи».
С. Гвоздев - фабричный инспектор. Автор воспоминаний «Записки фабричного инспектора».
К.С. Станиславский (настоящая фамилия - Алексеев) - русский, советский режиссер, педагог, реформатор театра. Автор нескольких книг воспоминаний.
И.Е. Репин - русский художник. Автор воспоминаний «Далекое и близкое».
Ф.И. Шаляпин (1873-1938) - русский оперный певец. С 1922 г. Жил в эмиграции. Автор воспоминаний «Душа и маска».
Таким образом, используемая в работе источниковая база позволяет решить поставленные задачи.
ГЛАВА 1. ЭВОЛЮЦИЯ СОЦИАЛЬНОГО ОБЛИКА МОСКОВСКОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЯ
1.1 Становление российского предпринимательства
В окончательном виде принципы сословного деления городского населения были определены манифестом 17 марта 1775 г. и просуществовали без радикальных изменений вплоть до 1917 г.
Купцы были сословными предшественниками предпринимателей XIX-XX веков, поэтому необходимо несколько слов сказать об образовании и устройстве их сословия.
Выделяя внутри городского общества верхушку - купечество, Манифест 1775 г. разделял его на три гильдии, принадлежность к которым определялась величиной «объявленного по совести капитала» (в начале XIX в. в первую гильдию записывались владельцы капитала свыше 10 тыс. рублей, во вторую - от 5 до 10, в третью - свыше 1 тыс. рублей). Купцы всех трех гильдий освобождались от подушной подати, (вместо нее они платили промысловый налог), натуральной, рекрутской повинности, а первой и второй - от телесного наказания. Принадлежность к первым двум гильдиям повышала социально-экономический статус купцов - они имели право на внутренний и оптовый розничный торг, устройство заводов и фабрик, освобождались от казенных служб (при этом купцам первой гильдии разрешалось торговать не только в Империи, но и за ее пределами, для чего можно было иметь морские суда; членам же второй гильдии - только речные). Деятельность купцов третьей гильдии допускалась лишь на уровне уезда и ограничивалась мелочным торгом, содержанием небольших фабрик, трактиров, бань, постоялых дворов.
Характерной чертой нового купечества было то, что принадлежность к сословию была не только не наследственной, но и даже не пожизненной. Она оформлялась ежегодно путем уплаты так называемого гильдейского сбора, составлявшего около 1% от объявленного капитала. Ухудшение экономической обстановки и невозможность выплаты гильдейского сбора вынуждала предпринимателей покидать купеческое сословие и приписываться к мещанству.
Пример подобной эволюции приводится в дореволюционном издании, посвященном юбилею торгово- промышленной династии Рябушинских. Михаил Яковлевич, основатель семейного дела, в 1802 г. записался в третью гильдию московского купечества и начал самостоятельную торговую деятельность. Когда грянула война 1812 года, он понес большие убытки и вынужден был вместе с женой перебраться в известный центр сапожного ремесла - село Кимры Тверской губернии. Там М.Я. Рябушинский безуспешно пытался заняться скупкой обуви и, возвратившись в Москву, подал в дом Московского градского общества прошение, в котором заявлял: «…по претерпленному мною от нашествия в Москву неприятельских войск разорению… покорнейше прошу по неимению мною купеческого капитала перечислить в здешнее мещанство». С 1814 по 1823 г. семья М. Я. Рябушинского состояла в мещанском сословии и лишь в 1824 г. она вновь была приписана к купечеству.
Другой отличительной чертой российского купечества было то, что для него в XVIII в. оказалась прерванной историческая преемственность в развитии. Русские купцы, в отличие от западноевропейских, не имели никаких атрибутов замкнутой корпорации - освященного традицией уставного документа, института поручительства при приеме в члены гильдии, обязательного испытательного срока, корпоративных обрядовых церемоний и т д. Сословие стало полностью открытым для приема в него новых членов, процедура приема в него была упрошена до придела - необходимой предпосылкой была лишь уплата налога («гильдейского налога»).
Закрепленная реформами конца XVIII в. открытость купеческих корпораций облегчила приток в нее новых членов, а отсутствие сословной преемственности не способствовало складыванию купеческого «патрициата» и снижало возможности внутреннего воспроизводства сословия. Несмотря на то, что появлявшиеся в среде купечества династии в экономическом отношении были весьма могущественными, они не всегда отличались устойчивостью: как правило, продолжительность рода составляла 2-3 поколения. Отечественные историки давно подметили, что ни одна известная торгово-промышленная династия петровского времени не сохранила свое значение до конца XIX- начала XX в.
Упадок большинства купеческих семей объяснялся экономическими причинами - разорившиеся торговцы и промышленники опускались вниз по социальной лестнице и записывались в мещане. Однако и самые удачливые предприниматели не задерживались в «торгово-промышленном» сословии: «Табель о рангах» открывала разбогатевшим предпринимателям путь во дворянство. Новые дворяне, как правило, оставляли активные занятия предпринимательской деятельностью, их дети поступали на военную или гражданскую службу. Характерно, что даже те купцы, которым не удавалось повысить свой статус, в XVIII в. через браки своих дочерей стремились породниться с привилегированным сословием.
В этих условиях основными источниками пополнения и воспроизводства купеческого сословия стали представители городского посада, а главным образом - дельцы из числа крестьян, основавшие самые известные торгово-промышленные династии нового времени. Как убедительно доказал М.И. Туган-Барановский, ядро крупной промышленной буржуазии сложилось именно из представителей крестьянства, в основном, в период первой трети XIX века, который он называл «золотым веком в истории фабрикантского класса».
В русской художественной литературе и мемуаристике отложилось немало указаний на то, что основатели купеческих фамилий напоминали крестьян и внешне - одеждой, бытовым укладом, речью. Для их более просвещенных детей крестьянское происхождение предков стало сильным фактором самоидентификации, влиявшим на формирование специфической коллективной психологии.
В.А. Кокорев, сын купца средней руки, ставший одним из самых богатых предпринимателей России XIX века, в известной речи на одном банкетов 1857 г. обратился к московскому купечеству с идеей об особой ответственности своего сословия в деле отмены крепостного права «Ведь нам будет стыдно смотреть на крестьян, - заявлял он, - потому что многие из нас сами недавно вышли из крестьян и я, говорящий эти слова, имею родных в крестьянском сословии».
Даже позднее, уже в XX веке, осознание своей генетической принадлежности к народной массе служило предметом гордости выходцев из числа предпринимателей. А.И. Гучков, представитель известной московской купеческой семьи и лидер партии октябристов, в ответ на обвинения в «купеческом патриотизме» заявлял своим оппонентам с трибуны Государственной Думы: «Я не только сын купца, но и внук крестьянина, крестьянина, который из крепостных выбился в люди своим трудолюбием и упорством».
1.2 Предприниматели в пореформенный период
Отмена крепостного права и последующие реформы, несмотря на их непоследовательность и незавершенность, послужили сильнейшим импульсом для развития отечественного предпринимательства. Сословные начала сохранились, однако применительно к торгово-промышленной жизни они оказались в наибольшей степени приспособлены к новым капиталистическим порядкам.
В 1863 г. было утверждено новое «Положение о пошлинах за право торговли и промыслов», которое декларировало полную свободу на занятия предпринимательской деятельностью.
Были ликвидированы остатки сословных стеснений, характерные для крепостного права и отменены «крестьянские свидетельства» - документы, аналогичные «гильдейским» (купеческим), но выдававшиеся лично несвободным крепостным крестьянам. Сословная принадлежность теперь сала зависеть исключительно от масштаба предпринимательства - все владельцы крупных предприятий, уплативших соответствующий налог, автоматически становились купцами, мелкие дельцы оставались в прежнем сословии.
По законам, принятых в 1863 г., в первую гильдию причислялись собственники торговых заведений первого разряда (оптовая торговля), промышленники - 1-3 разрядов или пароходных предприятий, за содержание которых уплачено свыше 500 рублей основного и промыслового налога; во вторую - соответственно владельцы торговых заведений второго разряда (крупная розничная торговля), промышленных - 4-5 разрядов или пароходных, за которые было уплачено от 50 до 500 рублей налога. Третья гильдия в качестве укрепления купечества отменялась.
На вступавших в состав купечества по-прежнему распространялся ряд льгот. Для лиц с ограниченными социальными правами (крестьяне, мещане, лица иудейского вероисповедания) существенной являлась такая привилегия, как право на свободу перемещения, так называемая паспортная льгота.
Представители купеческого сословия не нуждались в обязательном получении увольнительных свидетельств сельского или мещанского обществ, а пользовались бессрочными паспортными книжками. На лиц иудейского вероисповедания, обладавших купеческим статусом, не распространялось действие дискриминационных мер - запрет выезда за «черту оседлости», квоты на получение образования для иудеев и пр.
Менее существенными, но традиционно почетными, были те льготы, которые решительно выделяли купцов от других сословий - освобождение от рекрутской повинности и подушной подати.
Однако эти преимущества потеряли свой смысл с отменой в 1874 г. рекрутчины и в 1887 г. подушного налога. И, наконец, действующее законодательство выделяло для купцов ряд привилегий, подчеркивающих их особое положение.
Так, купцы первой гильдии пользовались правами визита к императорскому двору, ношения шпаги или сабли и губернского мундира. Закон декламировал, что первогильдейское купечество «составляет особый класс почетных людей в государстве». Лица, выбиравшие сословные свидетельства высокого разряда не менее 12 лет, могли получать «по уважению особых заслуг в распространении торговли» звания коммерции-советников, а за отличия в мануфактурной промышленности - мануфактур-советников. Обладатели этих званий, равно как и купцы, награжденные за свои заслуги орденом или находившиеся в первой гильдии не менее 20 лет, имели право на получение высшего городского сословного звания почетного потомственного гражданина.
В пореформенное время в составе буржуазии появились, и число их постоянно возрастало, предприниматели, которые не приписывались к купеческим сословным обществам, хотя имели для этого все формальные основания. Это, во-первых, представители торгово-промышленных семей в результате деловой активности их основателей получили престижные звания почетных потомственных граждан, что означало принадлежность к высшему городскому сословию, передавалось по наследству и давало право на общий гражданский титул «Ваше Благородие».
Во-вторых, группу составляли, в основном, те предприниматели, которые делали свои первые шаги и не успели, или не смогли порвать со своими сословными обществами. И, наконец, существовала группа преуспевающих промышленников и торговцев из числа крестьян, которая демонстрировала свои связи с ними. Как отмечал В. Рябушинский, в Москве «про некоторых говорили, что они очень гордились своим крестьянством, принципиально из него не выходили, писали: «крестьянин такого-то села или деревни, такой-то, временно московской первой гильдии купец».
В трудах отечественных историков, посвященных проблеме социального состава столичного предпринимательства, содержатся многочисленные свидетельства того, что в пореформенный период число лиц, имевших право вступления в гильдии, но не воспользовавшихся им, постоянно возрастает. Купечество по-прежнему оставалось самым многочисленным слоем предпринимательства, владевшим, как правило, крупными торгово- промышленными предприятиями. Рядом с ними соседствовали представители крестьянства и мещанства, масштаб деятельности которых ограничивался чаще всего уровнем второгильдейских заведений.
Участвовавшие в предпринимательстве выходцы из привилегированного сословия - дворянства, хотя были далеко не самым крупным отрядом отечественной буржуазии, сумели занять в торгово-промышленном мире специфическую нишу. Так, дворянин- промышленник - это собственник небольшого завода, занятого обработкой питательных и вкусовых веществ. Нельзя не отметить другую особенность: почти все дворянское производство сосредоточено в трех отраслях народного хозяйства - обработке питательных и вкусовых, минеральных веществ и обработке дерева. В исследовательской литературе не встречаются данные о сословных купеческих обществах, их деятельности, объеме капиталов размере недвижимости.
Между тем подобная информация содержится в архивном фонде Хозяйственного управления Министерства Внутренних дел. Обстоятельства ее появления вызваны подготовкой этим министерством проекта об упразднении отдельного ремесленного сословия, идея о котором была предложена Государственным Советом при выработке Городового Положения 1870 г. Для сбора информации о ремесленных, а заодно и других городских сословных обществах - мещанских и купеческих, Министерство Внутренних дел разослало всем губернаторам Циркуляр от 10 сентября 1896 года, в котором предлагалось доставить сведения и цифровые данные по следующим вопросам: количество сословных обществ, их численный состав, размер повинностей и сборов, масштаб благотворительности, особенности функционирования.
Отзывы губернаторов о возможности ликвидации сословных городских обществ оказались на редкость единодушными - о целесообразности их сохранения однозначно заявили лишь главы Костромской и ряда Западных губерний (Витебской, Волынской, Гродненской, Киевской) Определить функций обществ, объемы и пределы их полномочий на основании законодательных актов представлялось делом трудоёмким.
Какова же была организация торгово-промышленного сословия в России конца XIX века? Так называемое «полное купеческое самоуправление», подразумевающее наличие главы сословного общества, его рабочего органа в виде управы из пяти членов и института выборных, проводящих регулярные собрания, существовало только в трех городах - Москве, Петербурге и Одессе. В нескольких десятках городов действовало упрощенное купеческое управление, по которому все сословные дела решал избираемый староста. В подавляющем большинстве городов империи купеческого самоуправления не было вовсе. Формально интересы сословия представляли органы городского самоуправления.
Однако и там, где органы сословного управления существовали, их деятельность по существу являлось фикцией.
Ярчайшим показателем того, что купеческие учреждения к концу XIX века изжили себя и по всей империи существовали по сути дела на бумаге, явились доставленные губернаторами статистические данные о величине капиталов и стоимости недвижимости сословных обществ. Своим имущественным положением выделялось два сословных общества - московское и петербургское, деятельность которых, в основном, в сфере благотворительности, получала общероссийскую огласку. В ведении московского купеческого общества состояло 6 учебных заведений, 5 домов призрения, 1 больница, содержалось свыше 400 стипендиатов в различных учреждениях; всего свыше 9 млн. руб., недвижимых имуществ свыше 7,5 млн. руб. Купечество Петербурга содержало Коммерческое училище, 2 дома призрения, богадельню со школой, около 300 стипендиатов, владея 7 млн. руб. «специального капитала» и недвижимыми имуществами на сумму свыше 3,5 млн. руб. Следом за этими, можно назвать одесское и киевское купеческие управления.
Собранные Министерством внутренних дел сведения убедительно свидетельствовали о том, что городские сословия, в том числе и купечество, к концу XIX века превратились в фикцию. Это было совершенно очевидно для современников, о чем свидетельствует, в частности, статья А. Самойлова опубликованная в 1899 году в газете «Русские ведомости» и посвященная просочившимся в прессу слухам о возможности реорганизации городских сословий.
Как писал автор, «современная экономическая жизнь, как известно, нивелировала сословные различия, выдвинув взамен последние различия классовые, и если прежде государство было сословно-классовым, то теперь оно является классовым по преимуществу, вопросы же сословные отодвигаются на второй план. Принадлежность к тому или иному сословию не служит уже, как прежде, мерилом культурности, богатства и других социальных качеств: сословие не представляет строго определённого социального типа людей, - положение человека в обществе определяется скорее большим или меньшем достатком и образованием, чем сословием». Своеобразным подтверждением было то, что в живой лексике, начиная с конца XIX в., слово «купец» означало не владельца сословного свидетельства, а всякого предпринимателя XIX.
Отмирание сословной системы купеческого самоуправления являлось лишним доказательством того, что кардинальным образом менялись социальная роль предпринимательства, его самооценка, иным становилось отношение общества.
Как отмечалось в исследовательской литературе, еще в дореформенное время в среде купечества появлялись люди нового склада, которые отказывались от патриархального образа жизни, во многом определявшего традиционными крестьянскими представлениями, и ориентировались на поведенческие стереотипы социальной верхушки. Это явление, получившее в философии и социологии название «интерференция» (от латинского - взаимодействие) образов и поведенческих стереотипов было характерно и для буржуазии Западной Европы: разбогатевшие буржуа воспринимали манеры дворянства, равно как и дворяне избавлялись от сословного чванства и усваивали прагматические установки.
Однако, без всякого сомнения, тенденция социальной значимости предпринимательства в дореформенный период только намечалась: европеизированные купцы, вроде известного литератора и публициста В. И. Боткина, были явлением нечастым, большинство же пытавшихся приобщиться к новой культуре, скорее всего, испытывали трудности. Лишь отмена крепостного право и бурный рост торгово-промышленной деятельности во второй половине XIX века, позволили предпринимателям по- настоящему почувствовать свою значимость. Уже через пятнадцать лет после 1861 года Ф. М. Достоевский записал в своем дневнике:
«Современному купцу уже не надо заполучать к себе на обед «особу» и давать ей балы; он уже роднится и братается с особой на бирже, акционерном собрании, в устроенном вместе особом банке; он уже сам лицо, сам особа».
Изменения в самосознании не только верхушки предпринимательства, но и достаточно широких его слоев, бросались в глаза даже в повседневной жизни. В начале XX века купечество значительно отличалось своим укладом от купцов - героев Островского. Так, например, это отразилось в одежде: долгополые сюртуки, сапоги бутылками, косоворотки уступили место фракам и визиткам, модным костюмам, часто сшитым за границей. Во второй главе своей работы, я более подробно рассмотрю вопрос, касающийся купеческого быта.
Российское общество вплоть до 1917 года оставалось сословным, но жесткая структурированность была характерна, прежде всего, для двух основных социальных групп, составлявших каркас иерархической системы, - дворянства и крестьянства. Городские сословия как бы находились на периферии интересов самодержавия, исходившего при регламентации их устройства исключительно из фискальных соображений. Открытые для притока новых членов, они вбирали самые активные элементы. Отсутствие традиционной для феодальных сословий корпоративной замкнутости способствовало тому, что в ходе буржуазных преобразований купеческие институты не только не служили существенным препятствием для складывания торгово- промышленного предпринимательства, но первыми подверглись воздействию социальной эрозии. На потрясениях XX века в аграрной стране, каковой оставалось Россия, в конечном итоге сказалась не столько слабость отечественного предпринимательства, сколько разрыв между отсталым сельским хозяйством и динамично развивавшейся промышленностью.
московский меценат предпринимательство купечество
ГЛАВА 2. МОСКОВСКИЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛИ-МЕЦЕНАТЫ: ТИП ЛИЧНОСТИ, ДУХОВНЫЙ ОБЛИК, ОБРАЗ ЖИЗНИ
«У купеческого сословия как такового, есть своя культура и своя культурность; этот элемент исторических судеб русского купеческого сословия не только не изучен, но, в сущности, и не начат изучением с точки зрения социологической», - писал В. Сторожев в «Истории Московского купеческого общества», изданной в 1910-х гг.
В пореформенное время предприниматели стремились уже к образованности, видело приметы благородства в интеллигентском стиле жизни.
Нет сомнения, что предпринимательский слой был многолик и неоднороден, он находился в постоянном движении. Наряду с династиями, насчитывавшими от четырех до семи поколений, в эту среду стремительно врывались удачные новички - вчерашние крестьяне. Начиная с конца XIX в., этот процесс стал интенсивней за счет того, что торгово-промышленное дело перестало быть уделом купечеств, им стали заниматься представители, прежде всего дворянства и чиновничества, а также интеллигенция.
О предпринимательстве и в связи с его культурной миссией в конце XIX- начале XX вв. издано немало книг. В том числе, мемуарной и жизнеописательной литературы.
Само появление в начале XX в. целого ряда воспоминаний, вышедших из-под пера представителей предпринимательского слоя (Н.К. Крестовникова, Н.П. Вишнякова, Н.А. Найденова; а в 1950-х - П.А. Бурышкина и др.) говорило о появлении интереса к истории своего сословия среди просвещенных коммерсантов.
Проблема эволюции духовного мира предпринимателей осознавалось уже современниками. Весьма точную датировку периода культурной трансформации купеческого слоя в 1880-х гг. дал блестящий знаток Москвы романист П.Д. Боборыкин в «Письмах о Москве»: «до шестидесятых годов нашего века Москва была исключительно господская, барская… в последние двадцать лет, с начала шестидесятых годов, бытовой мир Замоскворечья и Рогожской тронулся: детей стали учить; молодые купцы попадали не только в коммерческую академию, но и в университет, дочери заговорили по-английски и заиграли ноктюрны Шопена. Тяжелые, тупые самодуры переродились в дельцов, осознававших свою материальную силу уже на другой манер...».
Для более глубокого выявления духовного облика предпринимателя следует обратить свое внимание на эволюцию отношения к образованию, отношение к религии, богатству, деньгам.
2.1 Эволюция отношения к образованию
По отношению к образованию все семьи можно разделить на два типа. В одних семьях детей воспитывали по старинке - мальчикам давали такое образование, чтобы они могли вести дела фирмы, а девочек готовили к замужеству. В семьях, принадлежавших к элитному строю, осознавалась самоценность образования.
Воспитание детей в предпринимательских семьях преследовало одну единственную цель - подготовить достойную смену отцу в торговом или промышленном деле. Генеалогическая устойчивость купеческих династий была залогом благополучия торгового и промышленного дела, начатого представителями старшего поколения. Роль семейных традиций в жизненном укладе предпринимателей была очень велика. Не случайно в купеческой среде значение семьи в материальном и нравственном благополучии человека признавалось очень высоко.
Во многом это было связано с проблемой преемственности капиталов, безусловно, сопровождалась преемственностью отношения к своему торгово-промышленному делу. До 1880-х гг., когда дети предпринимателей стали получать нормальное среднее и высшее образование, приобщение происходило очень рано.
Например, Сергей Владимирович Алексеев начал работать в конторе отца в 14 лет. Н.А. Найденов работал в фамильном фабричном деле с 15 лет. В возрасте 14-16 лет начинали участвовать в семейном деле и многие другие представители бизнеса.
Поэтому все, что мешало воспитанию в ребенке деловых качеств, решительно отметалось в сторону. Мать Алексея Бахрушина вынуждена была тайком от мужа учить детей игре на рояле. Павел Рябушинский, обладавший редким музыкальным слухом, будучи ребенком, нашел себе учителя музыки и стал тайком от отца брать уроки игры на скрипке. Однажды отец услышал доносившиеся звуки музыки, поднялся на чердак, вырвал из рук сына скрипку и разбил ее о стропила крыши.
У многих мемуаристов совершенно отчетливо звучит мысль, что старшее поколение предпринимателей, не являясь людьми с образованием, чувствовали необходимость обучения детей. Например, С.И. Четвериков писал о своей теще Е.М. Алексеевой:
«Вся так сказать физическая жизнь детей находилась под ее строгим контролем, но духовная их жизнь была ей совершенно чужда. Нужно отдать ей, однако справедливость, что она всегда старалась обставлять дело их обучения лучшими научными силами».
Начальное образование в купеческих семьях получали дома. Для этой цели у Щукиных, например, содержался целый штат учителей. Пройдя дома начальное обучение, и мальчики, и девочки выдерживали экзамены в престижные городские школы, где продолжалось их обучение. Мальчики «из детей крупного родовитого московского купечества» традиционно посещали частную гимназию Креймана на Петровке в доме Самарина. Но при этом, до начала 1890-х гг. поступление девочек в гимназию было редким событием. Богатые купцы считали ниже своего достоинства отдавать своих дочерей в казенные учебные заведения. Купцы по примеру дворянства стали отдавать своих чад в престижные частные пансионы и гимназии. Многие затем продолжали образование в университетах, коммерческих училищах, нередко за границей.
Показательно, что крайним выражением стремления лиц купеческой среды к образованию становился фактический разрыв с образом жизни занятиями своей социальной группы. В целом ряде источников сохранились свидетельства о том, что молодежь в ряде предпринимательских семей отличало неприятие того слоя, к которому они принадлежали. Купеческие потомки уходили в науку, искусство, дипломатию и другие сферы деятельности.
Очень показательна в этом отношении знаменитая фамилия Рябушинских. Эта семья дала - промышленников, банкиров, политиков, писателей, журналистов, художников, актеров.
Один из братьев Рябушинских Дмитрий целиком посвятил себя науке. Он создал в подмосковном имении Кучино первую в России аэродинамическую лабораторию, а после Октябрьской революции, оказавшись в эмиграции, преподавал физику в Сорбоне и удостоился чести быть избранным членом-корреспондентом Французской академии наук. Его рано умерший брат Федор Рябушинский потратил 200 тысяч рублей личных денег на организацию научно-исследовательской экспедиции на Камчатку.
Самым необыкновенным из всех братьев Рябушинских был, наверное, Николай. Он полностью порвал с предпринимательством. Пытался заниматься литературой: издал книжечку лирических стихов под псевдонимом Шинский.
Публиковал статьи и рецензии по вопросам искусства, сочинял музыку. Рябушинский серьезно занимался живописью и даже участвовал в выставках художественного объединения "Голубая роза", а также руководил изданием известного в свое время литературно-художественного журнала «Золотое руно».
Из купеческой среды вышло немало выдающихся представителей русской культуры: живописец Алексей Венецианов, писатель и историк Николай Полевой, известные юристы Анатолий Кони и Федор Плевако, композиторы Николай и Антон Рубинштейны, поэт Валерий Брюсов, великий реформатор театра Станиславский (Алексеев), писатель Иван Шмелев. Николай Михайлович Красильщиков, сын крупного фабриканта, обладал редким по красоте и силе тенором, который совершенствовал в Италии. Знаменитые импресарио предлагали ему выгодные контракты для гастролей по всему миру. Но из-за болезни он не мог выступать публично, зато охотно давал уроки вокала будущими звездам русской сцены Неждановой и Собинову.
Методы воспитания детей в купеческих семьях были традиционно народные. Савва Морозов вспоминал: «Воспитывали нас по уставу древнего благочиния и за плохие успехи в английском языке драли старообрядческой лестовкой, лестовкой-то больнее, чем простым ремнем: она с рубчиками. После порки нянька мазала задницу елеем и заставляла молиться Пантелеймону-целителю, чтоб скорее заживало...».
Савва Тимофеевич Морозов учился на химическом факультете Московского университета вместе с сыном Льва Николаевича Толстого Сергеем. Уехав по велению отца в Англию для работы на текстильной фабрике, он продолжал там заниматься химией, знание которой считалось необходимым в красильном деле, и даже собирался защищать диссертацию в Кембриджском университете.
Один из крупнейших русских фабрикантов А. И. Коновалов, чей прадед был неграмотным крепостным крестьянином, окончил Московский университет и продолжил образование в Германии, а его сын Сергей уже в период эмиграции стал профессором одного из британских университетов. Михаил Абрамович Морозов закончил историко-филологический факультет Московского университета с дипломом первой степени. Кстати, Михаила до достижения совершеннолетия держала, его мать держала сына в строгости, выделяя ему всего по 75 рублей в месяц, пока он учился. Его брат Иван после окончания московской гимназии учился в Швейцарии в Цюрихском университете.
Образование, которое было не в чести у первых поколений купеческих фамилий, постепенно начинает приобретать все более важное значение среди молодого купечества. Владелец знаменитой московской Трехгорной мануфактуры Тимофей Васильевич Прохоров, совершив путешествие по Европе, отмечал в своих записках: «Не учась, нам, русским, в состязание с иностранными купцами входить невозможно».
Вернувшись на родину, Прохоров составил проект создания в Москве технологического института. Алексей Бахрушин, бросивший учебу в 7-м классе гимназии и ушедший работать на отцовскую фабрику, потом всю жизнь жалел об этом. «Дурак был, - впоследствии признавался он, - надо было меня выпороть, а не брать из гимназии!».
Ведя торговые дела за границей, важно было знание иностранных языков. Валентин Крестовников, один из четырех братьев, русских «химических королей», прекрасно владел английским и немецким, а его брат Николай даже перевел с немецкого языка книгу «Теория вексельных курсов».
Образ жизни московских предпринимателей-меценатов, прежде всего, характеризуется религиозностью и стремлению к образованию. Начиная с 1880-х гг., получения детьми хорошего образования осознается купцами как важный компонент жизненного успеха.
2.2 Эволюция отношения к религии
Известно, что представители купечества, становление которых пришлось еще на дореформенное время, отличались большой религиозностью. Здесь можно назвать Прохоровых, один из представителей которых, Тимофей Васильевич, являлся автором двух написанных в духе евангельских истин трактатов «О бедности» и «О богатении». Следуя словами отца, произнесенными им на смертном одре: «Живите не для богатства, а для Бога, не в пышности, а в смирении», братья Прохоровы и их потомки в пореформенное время делали для рабочих своих предприятий много больше того, что предписывалось законодательством. Представители младших поколений Прохоровых, которые в быту были совершенными европейцами, прекрасно образованными, - регулярно ездили на богомолье в знаменитые монастыри.
Интересные свидетельства насчет благочестивости, бытовавшей в купеческой среде, содержит также история семьи Вишняковых. Сын П.М. Вишнякова писал, что его отец не ходил в театр, разгул и пьянство презирал, а весь отдых заключался в церкви, Петр Михайлович Вишняков изредка ездил в Нижегородский Крестовоздвиженский монастырь.
Благочестие как семейная традиция поддерживалась благодаря религиозному настрою женщин в купеческих семьях. Портрет такой хранительницы религиозного начала дан биографом семьи Рукавишниковых, писавшей о жене известного миллионера- золотопромышленника В.Н. Рукавишникова: «Женщина глубоко религиозная, она поддерживала свято сохранившиеся в семье … патриархальные предания, большей частью, утраченные между нами, В великолепном доме Василия Никитича стоят образницы с богатыми иконами, пред которыми теплятся неугасимые лампады; стоят аналои, на которых лежат Евангелие или святцы. Никто не принимается за утренний чай, не вкусив предварительно просфоры; от соблюдения строгого поста избавляет лишь болезнь; … прогул обедни в праздники немыслим».
Религия определяла распорядок жизни. В соответствии с православными традициями устанавливалась манера питания. Жена банкира А.И. Волкова (урожденная Вишнякова) писала о строгих порядках в купеческой среде: «Церковная служба на первой, четвертой и страстной неделях посещалась всеми членами семьи… Кто говел, тот ходил к заутрене в 7 часов утра, к часам или обедне в 10 часов, и в 4 часа к вечерне или к мефимонам. Говельщикам запрещалось пить чай до обедни в среду и пятницу, и все обязаны были подчиняться этому правилу, за исключением детей и младенцев. Последние тоже ели постную пищу. Скоромная пища, олицетворенная в молоке матери или кормилицы, допускалась только три поста, как родится ребенок, то есть Великий, Петровский, Успенский и Рождественский: главными считались в числе трех все, кроме Петровского. По окончанию этого срока младенцев питали постным одинакова с взрослыми». Но с течением времени строгость в держании постов приняла новые формы.
Непрерывный цикл производства делал невозможным для крупных фабрикантов соблюдение поста по всем правилам. Например, П.М. Третьяков « не постился, но из принципа воздержания выбирал себе на весь Великий пост одно какое-нибудь блюдо: либо рябчика с соленым огурцом, либо шницель с яйцом и огурцом и т.д. И это блюдо подавали ежедневно к обеду».
Особенно истовое отношение к религии отличало старообрядческую среду. Известный московский богач Козьма Терентьевич Солдатенков, имевший роскошную усадьбу на Мясницкой, где, по свидетельству П.И. Щукина, имелась диванная в арабском стиле и большая библиотека, оборудовал молельню, где служил сам Солдатенков со своими родственниками.
Многие русские купцы вышли из старообрядчества: Морозовы, Гучковы, Рябушинские, Солдатенковы, Прохоровы, Щукины. И это, видимо, не случайно. В старообрядческих семьях с детства прививали важные для предпринимателя понятия: любовь к труду и порядку, упорство в достижении цели, бережливость, умеренность во всем. Пьянство, курение, беспорядочный образ жизни - все это предавалось осуждению.
В 1855 году, когда правительство постановило лишить старообрядцев права записи в купечество, многие купцы старообрядцы поменяли веру, иначе бы им грозила 25-летняя рекрутчина, от которой купечество было освобождено. Рябушинские не захотели отступать от старой веры и сделали иначе. Узнав, что почти в полутора тысяч верстах от Москвы стоит вольный город Ейск, где запись старообрядцев в купечество еще разрешена. Павел Михайлович отправился в далекое и трудное путешествие. По дороге сломал руку, но привез себе, брату и зятю гильдейские свидетельства.
Морозовы долго придерживались старообрядческих традиций: хранили семейный очаг, не курили и ели непременно своей ложкой. На московском старообрядческом Рогожском кладбище сохранилось немало купеческих могил. Правда, времена неистового протопопа Аввакума и боярыни Морозовой безвозвратно прошли. Когда речь заходила о выборе между верой и делом, купцы предпочитали последнее. Так, например, Гучковы вынуждены были отойти от старообрядчества ввиду угрозы министра внутренних дел посадить их в Петропавловскую крепость за приверженность к старообрядчеству. Абрам
Абрамович Морозов, женившись не православной, принял православие.
Одновременно со строгой религиозностью, не считалась грехом, особенно среди купеческой среды, страсть к мистическому, суеверному.
П.И. Щукин писал, что к его матери ходила старуха- француженка Марья Ивановна Кондриян для занятий гаданьем, спиритизмом и верченьем столов.
С религиозным чувством были напрямую связаны филантропические поступки. Обязательность пожертвований провозглашалась христианством, а для богатых эта обязательность усугублялась по причине греховности богатства, что не раз подчеркнуто в Библии. Видимо, поэтому на благочестии как одной их основных черт купеческого поведения акцентировалось неизменно внимание в жизнеописаниях и мемуарах предпринимателей.
Так же следует отметить еще один момент. Весьма часто твердое, неколебимое отношение к вере в купеческой среде способствовало упрочению деловой репутации того или иного бизнесмена. В отсутствие письменных документов «верность Богу» ассоциировалась с твердостью и надежностью в сдержании слова при устном заключении контракта.
Образ жизни московских предпринимателей-меценатов, характеризуется так же религиозностью. Религиозность и благочестие купца являются непременным условием успеха. Отсюда, одним из мерил достоинства человека в предпринимательской среде по-прежнему служило религиозное поведение.
В основе всего лежали вера в Бога, уважение к труду, соблюдение кодекса чести. В тоже время их деятельность носила и светский характер, что определялось новым духовным и культурным обликом предпринимательства конца XIX - начала XX веков, так как предприниматели первые реагировали на изменения в общественной, культурной жизни, и вбирали в себя все лучшее, что есть в мире.
2.3 Отношение к деньгам и работе
Оригинальность, возможность все себе позволить за большие деньги порождало в купеческой среде немало эксцентриков, деньги пьянили, вызывали азарт вседозволенности. Не только отдельные лица, но и целые династии были известны своими выходками. Дочь П.М.Третьякова писала: «много было самодуров в нашей Белокаменной, но самыми знаменитыми из них, понаслышке, были Мамонтовы и Хлудовы. Даже была специальная терминология: «мамонтовщина» и «хлудовщина».
Михаил Хлудов, красавец, силач, он нередко в своем доме устраивал разгульные пиры, на которые являлся то в костюме римского гладиатора, то выкрашенным черной краской негром. И всегда при нем находилась ручная тигрица. Однажды на именинах его жены гости были приглашены в зал, чтобы посмотреть, какой подарок приготовил ей муж. Внесли огромный почти четырехметровый ящик. Рабочие сбили с него крышку, и на пол вывалился... крокодил.
У Алексеевых, основой богатства которых было золотоканительное производство, в особняке на Рогожской был маленький балкон с золотыми перилами.
Разгульным поведением в Москве славился один из братьев Рябушинских Николай, которого прозывали «шалым». Его азартная картежная игра, кутежи с цыганами, скандальное поведение стали предметом разговоров горожан. Николай, в отличие от братьев, совсем не занимался предпринимательской деятельностью, предавшись праздному образу жизни. Он объездил полсвета. Побывал даже у людоедов Новой Гвинеи. Семейный клан Рябушинских вынужден был даже ходатайствовать перед московским генерал-губернатором об учреждении над Николаем временной опеки.
Отсутствие у купцов хорошего вкуса и чувства меры порой способствовали рождению на свет причудливых архитектурных сооружений. В конце XIX века в Москве на Воздвиженке (ныне - Новый Арбат) появился необычной архитектуры особняк. По виду он напоминает то ли средневековый готический замок, то ли мавританский дворец: с круглыми башнями и ажурным парапетом на крыше, витыми колоннами и каменными раковинами на фасаде. Был он сооружен по заказу Арсения Абрамовича Морозова. Его братья Михаил и Иван прославились собирательством живописи. Арсений же, имевший нелестную репутацию человека ветреного и кутилы, решил, видимо, превзойти их. Он заявил братьям: «Мой дом вечно будет стоять, а с вашими картинами неизвестно что еще будет».
Рассказывают, что когда архитектор спросил заказчика, в каком стиле построить ему дом, тот ответил: «Во всех стилях, у меня есть деньги!». Во время путешествия по Португалии Морозову приглянулся один старинный замок. Он-то и послужил прообразом для строящегося особняка. Говорят, что когда дом был закончен, мать упрекнула сына: «Раньше только я знала, какой ты дурак, а теперь все это видят». Однако Морозов добился своего. Ныне причудливое здание его бывшего особняка, стоящее на видном месте в центре столицы, знают все москвичи.
Желание прославиться было неукротимым. Если получивший богатство от родителей купец не мог приобрести известность на торговом поприще, то он пытался удовлетворить свою гордыню любым способом, например, через крупное пожертвование, а когда в начале XIX в. и крупное пожертвованием трудно стало поразить общественное мнение, то можно было использовать пожертвование как повод обратиться к самому государю императору.
Но более всех в Москве в смысле тщеславия был известен Василий Михайлович Босстанджогло, о котором Найденов язвительно писал, что честолюбие его переходит все границы, и это вызывало несочувствие к нему в среде купечества: «высказывалось, что он из-за какого-нибудь ордена не побережет отца… был человек весьма развитой и умный, но честолюбивый до крайности».
Если обладание богатством в одном случае питало тщеславие, то в другом случае порождало необычайную страсть к деньгам и решение денежного вопроса в свою пользу. Легенды купеческой среды хранили немало эпизодов об удивительной мелочности, скупости граничащей со скаредностью, часто необъяснимой и совершенно абсурдной. Это проявлялось большей частью в том, что не касалось самих коммерсантов, их личных надобностей. Гиляровский писал об одном таком миллионере, торговавшем лесом: «Таков был один из Фирсановых. За скупость, его звали «костяная яичница»… Он целый день проводил в конторе, в маленькой избушке при лесном складе, глухом месте, невдалеке от товарной станции железной дороги. Здесь он принимал богачей, нуждавшихся в деньгах, учитывал векселя на громадные суммы под большие проценты и делал это легко, но в мелочах был скуп невероятно».
Иногда взращенная в себе расчетливость уже начинала прямо вредить торгово-промышленному делу. Фабричный инспектор Гвоздев писал об этом: «Они иногда проявляли полное невнимание к таким дефектам в деле, которые приносили им громадные убытки. Например, один очень богатый фабрикант, в сущности, очень мало вникающий в дела фабрики, пишет своему директору десятки писем с упреками по поводу того, что тот распорядился назначить одному заболевшему рабочему, пособие от конторы в размере трех рублей в месяц».
Комичен и другой случай. На Малой Ордынке жил Леонтий Иванович Каштанов, который был «человек суровый, замкнутый, скуповатый. …Он даже цветы на окнах запрещал держать, чтобы не отсырели и не сгнили раньше времени оконные колоды».
Самомнение некоторых крупнейших предпринимателей переходило все пределы разумного. Гвоздев упоминает в мемуарах одного фабриканта: «это был уже пожилой человек, бесспорно, весьма неглупый и довольно начитанный, разумеется, крайне односторонне… Главное несчастье его заключалось том, что он считал себя истинно русским талантом-самородком. Рассказывают что это грех И.С. Аксакова, который усмотрел в нем оригинальный русский ум».
Среди московского купечества было модно завтракать в дорогом ресторане «Славянский базар», который по сей день находится на улице Никольской. Сюда во втором часу дня купцы заявлялись целыми компаниями после биржи, находившейся рядом, завершив за столом миллионные сделки и отметив их шампанским, требовали «журавлей».
Так назывался запечатанный графин из хрусталя, разрисованный золотыми журавлями и наполненный великолепным коньяком. Стоил он очень дорого - 50 рублей. Кто платил за коньяк, получал на память пустой графин. Выражение «завтракать до журавлей» вошло даже в поговорку.
Большинство представителей предпринимательства любило погулять на «широкую ногу», не скупясь. Гиляровский писал, что разгул иногда мог продолжаться целую неделю. Одним из центров разнузданных купеческих кутежей был загородный ресторан «Стрельна». Он славился своим огромным зимним садом со столетними тропическими растениями, искусственными скалами, гротами, фонтанами, беседками. Один из современников так описывает купеческое гуляние в «Стрельне»: «... Море разливанное: в бетонных гротах пляшут полураздетые девочки с Тверского бульвара, на бутафорских скалах, как после горной битвы, валяются вниз головой «трупы». Кто-то во фраке лезет на пальму обезьяной, кто-то в подтяжках плавает в бассейне за стерлядью, кто-то - почти голый - берет душ под фонтаном...»
Пили предприниматели без всякой меры. Известен рассказ о том, как московский «городской голова» и богач Королев, с шестью своими приятелями ходили пить шампанское в один из винных погребков Китай-города. Королев ставил на стол свою шляпу-цилиндр и пили они до тех пор, пока шляпа доверху не наполнялась пробками от шампанского. Тогда только разошлись по домам.
О том, что случалось после таких обильных возлияний, рассказывает один очевидец. Как-то шестеро московских купцов гуляли в уже упомянутом ресторане «Стрельна». Видимо его тропический сад и густые винные пары навели гуляк на мысль отправиться в Африку поохотиться на крокодилов. Из «Стрельны» купцы поехали на Курский вокзал и сели на поезд. Утром они проснулись в вагоне недалеко от Орла. Никто из них толком не мог припомнить, каким образом они оказался в поезде.
Однако не кутежи, а работа была главным смыслом предпринимательской жизни. В купеческих семьях мальчиков рано начинали приобщать к труду. Еще детьми торговлей в лавке отца начинали свою трудовую биографию братья Третьяковы. С 11 лет работал на родительской фабрике Тимофей Прохоров. Братья Крестовниковы еще подростками самостоятельно вели дела на крупнейшей в России Нижегородской ярмарке. Павел Рябушинский в 15 лет заслужил полное доверие отца, который поручал ему записывать счета в торговую книгу. Разумеется, результаты такого воспитания начинали сказываться очень рано. Тимофей Прохоров, сын Василия Ивановича, уже в 15 лет умудрился на паях с одним из отцовских приказчиков открыть собственную набивную фабрику, а через год возглавил все семейное дело, оценившее тогда в 150 тысяч рублей.
«Фарфоровый король» России Матвей Кузнецов возглавил родительское дело еще до наступления совершеннолетия.
Купечество, в отличие от дворянства, отличалось, куда большим трудолюбием. Предпринимательство, особенно в период первоначального накопления, требовало полной самоотдачи. Они трудились, не покладая рук. Вставали чуть свет, ложились поздно. Павел Михайлович Третьяков любил говаривать: «Заря деньгу родит. Спать долго - жить с долгом». Сам он летом вставал в 6 часов и шел купаться, зимой поднимался в 7 и сразу же принимался за работу. Его рабочий день строился следующим образом. Без четверти 8 Третьяков пил кофе и шел в галерею. Ровно в 9 уходил в контору и занимался делами фирмы. В полдень завтракал и после небольшого отдыха вновь принимался за работу. В 3 часа, усевшись в возок, отправлялся по разным адресам: в Купеческий банк, членом правления которого состоял, в собственный магазин на Ильинку. Домой приезжал к 6 на обед. Вечером занимался делами галереи. Николай Иванович Прохоров, тяжело заболев в трудном для России 1915 году, не мог лежать в постели и, ослушавшись врачей, стал заниматься устройством Московского военно-промышленного завода.
Несмотря на упорный труд и бережливость, купеческое благополучие не было надежным. Взлеты нередко сменялись падениями, богатство - разорением. Многим разорившимся предпринимателям пришлось на своей шкуре испытать, что такое «долговая яма». Выражение это, воспринимаемое нынче как нечто отвлеченное, иносказательное, для тогдашних купцов имело вполне конкретный зловещий смысл. «Ямой» называлась самая настоящая тюрьма для должников. Находилась она в двух шагах от Красной площади напротив нынешнего Исторического музея у Воскресенских ворот.
Особенностью менталитета купечества было то, что в России не было культа богатых. Размер личного капитала не был мерилом человека в предпринимательской среде. Служение обществу предприниматели воспринимали как выполнение своего патриотического долга. Так как многие московские предприниматели были выходцами из крестьянства быт, и менталитет формировался на православных традициях, общинных крестьянских взглядах старшего поколения, предусматривавших уважение к бедным людям, материальную и духовную помощь всем нуждающимся.
2.4 Литературные пристрастия. Увлечение театром
Одним из самых распространенных занятий в свободное время купечества было чтение книг.
Вплоть до последней трети XIX в. основной круг чтения предпринимателей составляла церковно-назидательная литература. Жизнеописания видных москвичей из купечества, изданных на рубеже XIX-XX в., прямо указывают на это.
Примечательно, что в духе этой литературы составлялись и биографии самих купцов. К примеру, биограф С.В. Алексеева отмечал: «Родители его были люди очень набожные и строго соблюдали религиозные обряды. Набожность эту и любовь к церкви передали они всем своим детям, в том числе и младшему. Но не одни только обряды православной церкви занимали ум и душу Сергея Владимировича: учение Христа - любить ближнего, как самого себя, - глубоко запало в его душу и сроднилось с ней».
Однако наблюдался постепенный выход за круг чтения исключительно назидательной литературы. Это шло по двум направлениям. Одно направление представляло тяга к миру литературы и искусства взрослых представителей предпринимательской среды - самообразование. Другое направление было постоянное окультуривание молодых поколений предпринимательского слоя через самое лучшее, по меркам времени, образование и воспитание. А в третьем случае могло произойти совпадение этих двух линий, и это порождало выдающиеся явления национальной культуры, такие, как Третьяковская галерея, музей С.И. Щукина или театр С. Мамонтова.
Образ жизни культурного купечества по стилю и характеру времяпрепровождения мало, чем отличался от дворянского. Начиная с 1880-х годов, летом, на дачи в Кунцево съезжалась вся купеческая московская знать - Солдатенковы, Третьяковы, Боткины, Солодовниковы, Коншины, Щукины, Крестовниковы, Морозовы-тверские, Востряковы, Сорокоумовские - с многочисленными домочадцами. Дни и вечера проходили в прогулках, разговорах, музицировании. Интересно, что семейное чтение (как подметила В.П. Зилоти) ориентировалось, главным образом, на серьезную литературу: «…Встречались и беседовали о политике, злобах дня и более всего о новых книгах. Одно за другим выходили сочинения Печерского «В лесах» и «На горах»; «Анна Каренина» Толстого; сочинения Достоевского и Тургенева; читались всеми «Вестник Европы», «Русский вестник» и «Отечественные записки». Выросшая молодежь… обсуждала все эти книги; перечитывала «Войну и мир»…».
В начале 20 века по своим культурным запросам многие представители культурной среды мало, чем отличались от представителей интеллигентских профессий. Пристальный интерес к философской литературе наблюдался у многих, включая женщин. Ю.А. Бахрушин писал: «На книжных полках матери замелькали имена философов-этиков. Лао-Цзы, Конфуций, Лев Толстой, Чаннинг, Платон, Ларошфуко и другие стали ее постоянным чтением».
Представители купечества становились не просто страстными библиофилами, но знаменитыми коллекционерами книжных редкостей. К наиболее интересным собраниям относились: в коллекции А.И.Хлудова 700 книг кирилловской печати и свыше 500 рукописей XV-XIX века, в том числе, «Просвещение» Иосифа Волоцкого и сочинения Максима Грека; Ф.Ф. Мазурина - редкие рукописи и издания XIV-XIX века, включая письма Петра Великого.
Всеобщим увлечением того времени был театр.
Многие культурные московские купцы становились завзятыми театралами. Павел Михайлович Третьяков «с юных лет потихоньку «удирал» в театр или оперу.… Боготворил Базио, сестер Маркези, Ольдриджа, Живокини, Самойлова, Щепкина и всю плеяду звезд того времени». В 1890-х годах увлечение театром стало всеобщим - «московское купечество бурно увлекалось театром, любительские спектакли были самыми модным развлечением, домашние театральные кружки нарождались, как грибы после дождя. Был серьезный, полуделовой кружок Мамонтова, был таинственный и замкнутый Алексеевский кружок, был и …довольно-таки анархический и беспрограммный Перловский кружок».
Предпринимательское сословие было уже достаточно образованным, и с радостью воспринимало новые веяния, европейский образ жизни в разных сферах жизни, как литературы, так и театра, которые воплотились также в одежде и во внешнем облике предпринимателя.
2.5 Одежда и внешний облик
Интересные штрихи к характеристике предпринимателя добавляют бытовые детали и манеры одеваться. Почти до конца 19 века употреблялись в купеческой среде выражения «ходить, одеваться по-русски, по-немецки». Фактически, они служили для определения общественных групп внутри предпринимательского слоя. Ходившим по-русски были те, которые «имели волосы на голове, обстриженные в кружок, с пробором в средине, употребляли длинные сюртуки, причем некоторые из них носили сапоги «бураками», прикрывавшие собою брюки. Ходившими по-немецки считались брившие усы и бороды и носившие короткие сюртуки.
Купцы ходили в поддевках (подобии кафтана), косоворотках, сапогах бутылками и картузах. Дома или в лавке купец мог носить косоворотку с одним жилетом, но обязательно украшенным золотой или серебряной цепочкой, на которую привешивались часы. Рубашка носилась навыпуск и подпоясывалась шелковым шнуром с кистями. Брюки были широкие - типа шаровар - и заправлялись в сапоги. Особый шик имели купеческие сапоги. Низ их голенища собирался во множество складок - в гармошку. Чем больше складок, тем считалась шикарнее. Делались складки при помощи круглой веревки, вшивавшейся в кожу сапога. Некоторые купцы заказывали сапоги со скрипом. Для этого между подошвой и стелькой сапожник делал прокладку из сухой бересты или насыпал сахарный песок. Крупный русский промышленник Петр Губонин, получивший за заслуги дворянское звание, по-прежнему ходил в картузе и сапогах бутылками, а звезду надевал на долгополый сюртук.
Эта схема была верна для большинства представителей купечества, однако в среде предпринимательской элиты уже встречался свой оригинальный способ облачения и поведения, выражавший индивидуальные черты личности. К примеру, В. С. Алексеев в 1860-х гг. выглядел следующим образом: «Грузный старик среднего роста, с большой седой головой, выстриженной под гребенку… Живо сохранилась у меня в памяти его сутуловатая фигура, облеченная в длинный черный сюртук, его ласково равнодушные манеры важного барина, тихая, вежливая речь и ароматный запах гаванской сигары, которую он не выпускал изо рта».
В то же время, раскованность и органичность, а купеческой среде была нечастым явлением. Для большей части представителей купечества привыкание к современным формам светского общения, например, совместные обеды в дружеском кругу, было весьма тягостным делом. Одеться и сделать прическу по моде было делом гораздо более простым и быстрым, чем обучиться новому стилю поведения, усвоить новые культурные навыки.
Прошло два-три десятилетия и ситуация стала другой. Представители купеческой элиты в последней четверти 19 в. придавали большое значение своему внешнему виду. А.А. Бахрушин «всегда был по моде одет с некоторым налетом индивидуального вкуса, граничащего, но не переходящего в эксцентричность. Когда стали носить мелкие маленькие котелки, его котелок был немного мельче и меньше обычных, широкая тесьма, которой обшивался борт пиджака, была у него немного шире, чем у других, и его толстая променадная трость была чуть-чуть шире, чем у его знакомых франтов».
Предприниматели стали носить сюртуки или хорошие пиджаки, часто сшитые за границей, цилиндры или котелки. В торжественных случаях одевали фраки. Из жены вовсе могли затмить своими парижскими туалетами светских дам. И если гоголевский Хлестаков получал кастрюльку супа прямо из Парижа, то реальный московский богач Михаил Абрамович Морозов отсылал свои сорочки в специальную прачечную в Лондоне.
Одно время самым существенным внешним отличием купца от аристократа была борода. Правда и здесь различие скоро исчезло: со времен Александра II борода вновь вошла в моду в России. Ее носили последние русские цари, министры, сенаторы, придворная знать, военные. Однако для купечества борода была своего рода знаком принадлежности к своему сословию. Безбородый купец встречался крайне редко.
В семейных преданиях известной московской купеческой фамилии Бахрушиных сохранился такой рассказ: Ее основатель Алексей Федорович Бахрушин в середине прошлого века решил последовать дворянской моде и сбрить бороду. Долго думал, как это сделать - ведь ходить купцу без бороды считалось зазорным. И придумал, да еще чисто по-купечески - с материальной выгодой для себя. Как-то в трактире после нескольких чарок он побился с приятелями об заклад в 100 рублей, что не побоится сбрить бороду. Тотчас послали за цирюльником, но тот завидя подгулявшую компанию, струхнул и отказался. Тогда Бахрушин выхватил у него ножницы, и сам отрезал себе бороду…
К концу XIX столетия одежда богатого предпринимателя уже мало, чем отличалась от костюма дворянской аристократии или состоятельной интеллигенции.
2.6 Приобретение сельских имений и устройство усадебного хозяйства и быта
Процесс перехода дворянских поместий к владельцам других сословий, начавшийся после реформы 1861 г., продолжался вплоть до 1917 г. Возможность покупать земельные владения в пореформенный период обладали все категории российского купечества. Приобретались усадьбы с различными целями: для использовании усадеб, как для постоянного, так и для сезонного проживания, для ведения хозяйства, налаживания производства и т. д.
В тех случаях, когда имение покупалось с целью продажи леса, владельца мало беспокоило поддержание усадебного ансамбля на должном уровне. Да и состояние «дворянских гнезд» часто бывало далеким от благополучного, и покупатели не вкладывали средства в их восстановление. В 70-х гг. 19 века во время сбора сведений о частновладельческих хозяйствах московскими статистиками один из помещиков Серпуховского рассказал об удручающем состоянии помещичьего хозяйства. По его словам, обеднение помещиков выражалось в жалком запущенном виде их усадеб, полуразрушенных строениях и быстрой перепродаже лесов, садов и земель в руки купцов и фабрикантов.
Смена владельцев иногда имела трагические последствия для усадеб и по вине прежних владельцев. Имение Ивановское у. Московской губ., принадлежавшее графине С.В. Келлер, по решению суда в 1894 г. Досталось Бахрушиным, так как владелица усадьбы не оплатила находившиеся у них векселя. Новые владельцы имели право только лишь на недвижимое имущество.
Оставляя усадьбу и будучи не в состоянии вывезти несметное количество вещей, графиня в бессильной злобе разрешила брать из дома все и всем, кроме новых владельцев. Разрешением воспользовались окрестные крестьяне. Ю.А. Бахрушин описал разорение усадьбы. Крестьяне навалили на свои подводы столы с крышками из цельного малахита и ляпис-лазури, огромные, в человеческий рост, фарфоровые вазы императорского завода - подарки Николая I генерал-губернатору А.А. Закревскому, музейную мебель из красного дерева и карельской березы, столовую посуду. По бездорожью, глубокой осенью обозы медленно выползали с красного двора усадьбы и растекались по проселкам. Часто на каком-либо ухабе воз опрокидывался - разлетались в куски драгоценный фарфор, мебель и сибирские монолиты. С 1894 по 1903 гг.
Ивановское находилось в совместном владении Александра и Василия Алексеевичей и сыновей Петра Алексеевича Бахрушиных, но более всего любил усадьбу и заботился о ней старший сын Александра Алексеевича - Владимир. Видя эту привязанность к усадьбе, в 1903 году отец выкупил у родственников-совладельцев принадлежавшие им 2/3 имения за 167 тысяч и подарил его Владимиру, который с 29 марта 1903 года юридически стал единоличным владельцем ивановского, хотя фактически хозяином оставался его отец. Новые владельцы усадьбы осознавали ценность приобретения. Так, Бахрушины «были достаточно культурны», чтобы не приспосабливать старинную барскую усадьбу, например, под фабричное производство. В то же время, они понимали, что безземельное имение не будет давать никаких доходов, расходов же на свое содержание требовало огромных. По мнению Ю.А. Бахрушина, не было и не могло быть там семейной жизни, так как масштабы этой усадьбы уничтожали личность. Бахрушины устраивали в усадьбе любительские спектакли, съезжались на масленицу и святки, на Пасху, но все же большую часть года дом пустовал.
После смерти «деда», который на несколько лет пережил старшего сына, посчитав расходы на содержание имения чрезмерными, подарила Ивановское Московскому городскому самоуправлению для устройства в нем постоянной детской колонии. Часть дома была оставлена для летного пребывания бывших владельцев.
К негативным явлениям можно отнести использование новыми владельцами усадебных построек под фабричное производство. Подмосковные Горенки, с прекрасным дворцом, английским парком, уникальными оранжереями после смерти своего владельца графа А. К. Разумовского запустели и были проданы сначала князю Н.Б. Юсупову, затем купцу Волкову.
Часть оранжерей вывезли еще при Юсупове в Архангельское, а во дворце, построенном в 1780-1790 годах по проекту архитектора А.А. Менеласа, Волков устроил ситценабивную фабрику. Последний владелиц, также богатый промышленник Севрюгов, убрав фабрику из усадьбы, с помощью молодого архитектора Чернышева фактически восстановил дом, интерьер. А.А. Бахрушин, посещавший усадьбу, интересовался чрезвычайно реставрационными работами и жалел, что умер Антон Павлович Чехов и что нельзя показать ему антитезу его «Вишневого сада». Практиковалось и частичное использование усадеб для нужд производства. Так усадьба князей Козловских в 1871 году была продана владельцу текстильных фабрик А.И. Коновалову, который сразу же занялся ее переоборудованием. Помимо перестройки дома, усадебного храма, перепланировки парка, что, впрочем, к производству отношения не имело, на территории усадьбы, неподалеку от главного дома, владелиц построил каменный склад. Позже, предположительно в конце 80-х годов усадьба перешла к другому предпринимателю, В.И. Кокореву. Последний владелец устроил на территории усадьбы, на западной границе парка, конный завод, прославившийся своими скакунами.
Во владении предпринимательской фамилии могло быть несколько имений, управление ими часто поручалось родственникам. А.И. Иост управлял имением А.А. Фета, затем имениями Боткиных, в родстве с которыми находилась его жена Ольга, урожденная Щукина. В 1883 г. Щукины купили у сына бывшего московского обер-полицмейстера, имение Безсоновку. Новым владельцам достался барский дом вместе с мебелью и портретами, один из которых - Николая I - был подарен самим императором прежнему владельцу. Усадьбу окружал сад с небольшим прудом, сохранились службы, амбары, скотный и птичий дворы. Однако в Безсоновке Иосты жили наездами, проводя время в Ново-Таволжанке, имении того же уезда, где на берегу Северского Донца находился свеклосахарный завод Боткиных.
Многие купеческие семьи не сразу пришли к загородной жизни в собственных усадьбах, приобщившись первоначально к летнему времяпрепровождению на дачах. Так, Сабашниковы, приехавшие в Москву в 60-х годах XIX в. из Забайкалья и проживавшие в собственном, ими же построенном доме на Арбате загородного дома долгое время не имели. Для лета снимали дачу в подмосковной Жуковке. В то время все дачи в Жуковке имели более или менее значительные огороженные участки, был и у Сабашниковых такой участок. На даче семья проводила все лето, глава же семьи ездил каждый день на пролетке в город по делам. В городском доме Сабашниковых была великолепная мраморная лестница в два марша белого мрамора с бронзовыми статуями. Уютный зал с лепниной, отличавшаяся редкостным резонансом, восхищавшим А.Г. Рубинштейна. Дубовая столовая, черная гостиная с гобеленом и красная гостиная с кариатидами из белого мрамора. К сожалению, источники не содержат сведения о том, как выглядела дача Сабашниковых.
О дачной жизни другой московской купеческой семьи известно больше. Щукины, начиная с 60-х гг., снимали дачу сначала в Сокольниках, затем в течение последующих двадцати пяти лет - одну и ту дачу в Кунцеве: сначала у владельца усадьбы Л.К. Нарышкина, затем у купца К.Т. Солдатенкова, купившего усадьбу в 1865 г. за 200 тыс. рублей. До него в главном доме усадьбы жили откупщик И.А. Коконов, затем фабрикант И. И. Бутиков. Дача была деревянная с оставшейся от Л.К. Нарышкина мебелью конца XVIII - начала XIX вв. и висевшими в столовой двумя картинами начала XIX в., на одной из которых был изображен император Павел I верхом на белой лошади со свитой. Позже дача перестраивалась, обстановка была заменена. В усадьбе был фруктовый сад, большая оранжерея, парники и грунтовый сарай, в котором росли вишни, персики и сливы. К.Т
Солдатенков в Кунцево наезжал только летом, зиму проводил в Италии, вообще любил много путешествовать. Одновременно со Щукиным на купеческих дачах жили многие их знакомые и родственники: две семьи Боткиных, семьи И.А. Сусорова и Крестовниковых, В.Д. Коншина, Ф.И. Буслаева, А.А. Морозова. П.И. Щукин вспоминал о посещении Кунцева 26 мая 1861 г. царской фамилией. На нижней площадке главного дома, откуда открывался вид на Москву-реку и окрестности, был накрыт стол. И дети сверху смотрели, как гости пили чай. По воскресениям и праздникам Щукины всей семьей ходили в Кунцевскую церковь. В хорошую погоду любили завтракать, обедать и пить чай в саду перед террасой под тенью большой липы. В Кунцеве не было никаких лавок. Из Москвы приходили разносчики с фруктами, игрушками и фейерверками, шарманщики и «петрушка», приводили медведей. Каждое утро в любую погоду приходил булочник от Савостьянова из Дорогомиловской слободы, обливаясь потом, приносил корзину со свежим хлебом. Два раза в неделю приезжали из Москвы на телегах со своими припасами мясник и зеленщик. Рыболовы с Москвы-реки приносили рыбу и раков, крестьяне из соседних сел и деревень - цыплят, яйца, сливки, масло, грибы и ягоды.
Выезжали на дачу и Третьяковы. В течение первых трех лет после женитьбы они снимали дачу в Волынском, имении Хвощинских, а с 1869 г. в течение 10 лет - в Кунцеве, в имении А.Г. Солодовниковой. В.П. Зилоти вспоминала, что дач в Кунцеве было немного: У Солдатенкова - 15, Солодовниковой - 8, у Шелапутиных - «и того меньше». На дачу Третьяковы заезжали в мае, а на всю зиму она запиралась. Дача представляла собой двухэтажный бревенчатый дом, с открытым балконом спереди и крытой верандой сбоку, с «громадной столовой с длиннющим диваном во всю стену... «несколькими спальнями, детскими и комнатами для гостей». После Кунцева Третьяковы в течение тридцати лет снимали дачу у Сапожниковых в усадьбе Куракино по Ярославской дороге. В.Г. Сапожников приобрел Куракино, так как оно прилегало к земле его шелковой фабрики. Дом в усадьбе был бревенчатый, оштукатуренный, одноэтажный, с мезонином, с тремя крытыми террасами, окруженный старым парком с липовыми аллеями и прудом.
Продолжали выезжать на дачи представители купеческого сословия и позднее. Семья А.А. Бахрушина, жившая в городском доме, первую дачу сняла в Измалкове. Именно там Бахрушины «приохотились к загородному житью», а потом установили твердые сроки переездов на дачу и в город - на дачу выезжали 17 марта, возвращались в город 17 сентября. После Измалкова до 1907 г. снимали дачу в Гирееве, откуда ездили на прогулки в усадьбы Кузьминки, Кусково, Горенки и Кучино. Последняя дача Бахрушиных располагалась в Малаховке, в имении писателя Н.Д. Телешова, которое ему досталось в приданое за его женой, урожденной Карзинкиной. Дом предпринимателей Карзинкиных имение принадлежало англичанину, владельцу первого универсального магазина в Москве, известного под фирмой «Мюр и Мерилиз». Он и выстроил дачу, хотя, по мнению Бахрушина это была не дача, а скорее скромное поместье. Дом в Малаховке представлял собой «странное сооружение, начинавшееся с большой башни в четыре этажа и постепенно уступами доходившее на другой оконечности до одноэтажной маленькой кухоньки», с липовым парком перед балконом. «Сзади дачи шла аллея из тополей прямо к огромному озеру, а по бокам расстилался английский парк. За кухней шли хозяйственные службы, большой огород и прекрасная теннисная площадка... Сама дача была комфортабельная, приспособлена к зимнему житью, имела водопровод и единственное, чем пасовала перед Гиреевым - это электрическим освещением». Желающие могли заняться хозяйством. Так, В.В. Бахрушина не только разводила цветы, но и занималась огородничеством, разведением уток и птиц. Этот период дачной жизни предшествовал приобретению собственной усадьбы у многих предпринимателей.
Были различны и мотивы приобретения усадеб. Принципиальные разногласия по поводу приобретения усадьбы существовали между супругами Третьяковыми. П.М. Третьяков, по воспоминаниям дочери, как торговый человек признавал для себя лишь городскую собственность и не признавал земельной собственности для людей, которые не обрабатывают землю своим трудом. В то же время В.Н. Третьякова мечтала «купить собственную усадьбу тургеневского типа».
Заслуживает внимание и то, как предприниматели добирались до своих усадеб и дач. По воспоминаниям дочери П.М. Третьякова, «все наши отцы-купцы ездили в Москву в вагонах, специально для них устроенных из вагонов 3-его класса, но с новыми полированными скамейками. Набиралось купцов наших, начиная от Пушкина, Тарасовки и других станций, несметное количество. Это стало клубом. Отец привозил много рассказов, сплетен, но бывали и серьезные разговоры о политике и делах. Это было даже развлечением».
Купцы приобретали и пустые земельные участки, на которых отстраивали новые усадебные комплексы. Так поступил, например, М.Н. Бардыгин, в имении Старое Рязанской губ. близ Егорьевска. П.А. Бурышкин, автор известных воспоминаний, писал, что дом в имении Поварово по Николаевской дороге в 46 км от Москвы построил его отец. Но чаще всего предпринимателями все же приобретали дворянские усадьбы, как разорившиеся, так и вполне благополучные.
Старинная барская усадьба Сушнево в 1872 году была приобретена купцами Морозовыми. История усадьбы связана с именем А.С. Грибоедова, семья которого владела усадьбой. Именно при них в усадьбе был отстроен господский дом. Грибоедовы продали имение отставному полковнику К.М. Поливаному. Поле него владельцами в 1872 году стали дочь Т.С. и М.Ф. Морозовых Анна Тимофеевна и ее муж Г.Ф. Карпов. В имении было хорошо налаженное хозяйство, которое велось управляющим Логиновым. В теплицах выращивались фрукты и овощи, в погребах хранились продукты, емкость с вином зарывались в песок. В усадьбе была пасека в 150 ульев, скотный и конный дворы. Ежегодно в Москву отвозили молоко. Хозяйство обслуживали крестьяне из соседних сел, летом приезжали крестьяне из Рязанской губернии с семьями на сезонные работы: косьбу, заготовку дров, выпас скота.
Купечество, приобретая дворянские усадьбы, сохранявшее обстановку прежних владельцев, безусловно, не могло не заимствовать черты внешней дворянской усадебной культуры, однако об образе жизни, быте предпринимателей можно сказать иное. Патриархальность российского купечества, верность традициям первых поколений предпринимательских династий оказывала определенное влияние и на усадебный быт, который менялся постепенно. Пример купеческой семьи Щукиных, постоянно проживающих в своем имении Горбово в Смоленской губ., хотя и относится к первой половине 19 века, однако дает нам представление о некоторых чертах российского купечества. В усадьбе к середине века проживало три семьи, каждая занимала одну комнату: постель родительская за занавесками, рядом колыбель, в углу большая детская постель, на полу няня. В доме было две кухни, людская и чистая, в последней обедала вся большая семья, но сначала взрослые, потом дети, хотя подавалось всем одно и то же. Старшее поколение любило обеды горячие, поэтому обеденный стол ставился поближе к печке, чтобы, поэтому обеденный стол ставился поближе к печке, чтобы обед не остывал, пока будут подавать. Суп ели серебряными ложками, но из общей миски, а жаркое подавалось на отдельных тарелках. Однако при гостях обедали в зале. В 1851 году, а усадьбе для разросшейся семьи построили второй дом. В усадьбе было большое хозяйство, которое полностью удовлетворяло потребность семьи в продуктах.
На пореформенный период пришлось третье поколение Горбовских Щукиных. Уходила патриархальность из быта купцов, не было крепостной прислуги, прикупленной по случаю, прекратилась торговля лесом, произошел раздел имения между братьями. Менялся социальный облик его владельцев, а вместе с ними менялось и имение. И только в памяти некоторых из них оставалось то время, когда в самом начале 19 века старообрядцы Щукины, купив имение в лесной глуши, превратили его в старообрядческий скит. Теперь в Горбове «купеческий быт сменился интеллигентским, внуки лесопромышленников оказались докторами, учителями и художниками. В старом доме, «где раньше так чинно ходили и так низко кланялись, Затевались теперь шумные любительские спектакли», во время которых портрет сурового прадеда вешался на сцену вместе с другой декорацией.
Образ жизни в усадьбах, приобретенных после 1860-х годов, был схож. Усадьба Поварово Бурышкиных, по воспоминаниям, ни по постройкам, ни по природным условиям не представляла ничего замечательного, но вся семья очень любила деревенскую жизнь. Жили в усадьбе подолгу. Летом пять месяцев, зимой на Рождество, на месяц уезжали туда на «зимний спорт». Отец автора воспоминаний проводил в имении много времени, так как был страстным охотником. Приезжая по праздникам в Ивановское, гости Бахрушиных разбредались по парку. По воскресеньям стояли обедню в домовой церкви: организовывали пикники, по вечерам ставили любительские спектакли, на которых специально приходили или приезжали местные дачники, знакомые из Подольска. В Афинееве занимались и рыбной ловлей, и осенней охотой с загоном, для чего мобилизовали всех деревенских мальчишек. Собирали грибы, а потом до морозов солили, сушили, мариновали, жарили. По пятницам в усадьбу приезжали гости. По малаховской дачной традиции, все отправлялись гулять после вечернего чая, часов в одиннадцать, бродили до восхода солнца. В усадьбе жили с марта по октябрь, но приезжали и зимой праздновать Новый год. Одна елка ставилась в доме, другая - наряжалась во дворе («для зайцев»).
Решающее влияние на судьбу усадьбы оказывал такой субъективный фактор, как культурный уровень владельца усадьбы. Восприятие владельцами усадьбы не только как хозяйственной структуры позволяло соседствовать производству с поэтическим миром русской сельской усадьбы, не разрушая его. Так это произошло в подмосковной усадьбе Губайлово, еще в первой половине XIX века в двух верстах от усадьбы была построена писчебумажная фабрика. Во второй половине XIX века и усадьбой, и фабрикой, получившей название Знаменской мануфактуры, владели Поляковы. Соседство с фабрикой не помешало усадьбе войти в историю русской культуры: ее владелец С.А. Поляков дружил с известными московскими символистами и часто принимал их в усадьбе.
Характерной чертой быта купеческой усадьбы являлись контрасты, особенно в первые пореформенные десятилетия, пока окончательно не сформировался новый слой - образованных предпринимателей. Полны контрастов и городские, и сельские усадьбы. Так, сахарозаводчик, миллионер, меценат, любитель и собиратель французской и древнерусской живописи П.И. Харитоненко был владельцем роскошного особняка в Замоскворечье. О посещении московского дома П.И. Харитоненко вспоминал аристократ князь С.А. Щербатов: «Из роскошной гостиной с золоченой мебелью Aubusson через залу, где на изысканном вечере, на эстраде, убранной цветами, танцевала прима-балерина Е.В. Гейцер, Харитоненко по желанию моего отца, раз провел нас к своей матери, никогда не показывавшейся в обществе. Убогая, сморщенная старушка в черном повойнике, - живой сюжет Федотова - пила чай за своим самоваром в довольно скромной спальне, с киотом в углу и с портретом на стене ее покойного мужа, рослого крестьянина в длиннополом сюртуке, умнейшего сахарозаводчика и филантропа, создавшего все состояние Харитоненко. Не забуду контраста, меня поразившего!
В этом была тоже Москва и две эпохи ее жизни».
Купеческая усадьба в пореформенный период дает и примеры безвкусицы, чудачества ее владельцев. Так, в имении Бардыгиных Старое в Рязанской губернии, главный усадебный дом был построен самим хозяином. Другие усадебные постройки включали расположенные недалеко от него конюшни, скотный двор, птичники, оранжереи, парники, флигели для служащих и работников усадьбы; все постройки отличались основательностью и солидностью. Усадьбы, подобные этой, интересны тем, что, отстроенные на пустом месте, как никакие другие отражали вкусы их хозяев, фантазии хозяина по части украшения своего владения, представляющие из себя некую помесь американских прихотей и хлыновских замашек. Так, усадебный сад украшали огромная киргизская юрта, привезенная хозяином из деловой поездки, а также огромный мухомор с лавкой под шляпкой - если на нее садились, то из краев шляпки гриба текли струи воды. Рядом с юртой и мухомором раскрашенный под натуру стоял «металлический человек, пожилой мужчина в натуральную величину в пиджачной паре и в котелке». Эти примеры говорят о вкусе, но отнюдь не о стиле жизни. В усадьбе хозяева были гостеприимны и хлебосольны. Вечерами устраивали импровизированные концерты. В семье любили музыку. Дети играли на рояле, на виолончели, пели хором. Причем хоровое пение обычно заканчивалось исполнением «Дубинушки» и революционных песен - «Варшавянки», «Марсельезы». После революции Бардыгиных, имеющие значительные вклады в заграничных банках, эмигрировали.
Так, например, некий господин Чудаков (был женат на купчихе Гарелиной), в подмосковной Удельной, построил на большом участке земли владение «в каком-то ампирно-дачном стиле». По его мысли, оно «со временем со всеми ее прихотями». На участке был выстроен театр на сто - сто пятьдесят мест, выкопан пруд, куда пущены рыбы разнообразных пород. Хозяин, по мнению окружающих, сочетал в себе чрезвычайно трезвого дельца с фантазером маниловского типа.
Н.П. Рябушинский построил себе в Подмосковье роскошную усадьбу «Черный лебедь», где собирал всю московскую богему.
Интерьер усадебного дома имел странный характер. Причудливая мебель, изготовленная по специальному заказу, была помечена изображением черного лебедя; все столовое убранство от салфеток до посуды имело ту же эмблему. Спальные комнаты были обтянуты шелком, пропитанным восточными благовониями. В разных местах стояли дорогие фарфоровые вазы и фигурки драконов, привезенные хозяином с острова Майорки. Летом вдоль дорожек усадебного парка высаживались пальмы, а перед домом находилась клумба, с растущими на ней орхидеями и другими тропическими растениями. В саду у собачей конуры на цепи сидел живой леопард. Среди деревьев, распушив хвосты, прогуливались павлины и фазаны.
Многие люди искусства были постоянными гостями в усадьбах предпринимателей, друживших с ними, ценившими их творчество и помогавших им. С подмосковной усадьбой Знаменское-Губайлово С.А. Полякова связано развитие московского символизма, признанные вожди которого, К.Д. Бальмонт и В.Я. Брюсов, не просто постоянно бывали в усадьбе, а подолгу жили и работали там. В усадьбе бывали датский поэт Тор Лонге и литовский поэт, и дипломат Ю.К. Балтрушайтис.
В усадьбе Каменка, принадлежавшей фабрикантам Коноваловым, два лета в 1892 и 1894 гг. провел в качестве домашнего учителя музыки сына хозяина С.В. Рахманинов, который не сразу освоился в усадьбе, но постепенно привык, ездил на охоту, совершал прогулки верхом, писал музыку.
В любительских спектаклях в усадьбе Любимовка кроются истоки Московского Художественного театра. Усадьба принадлежала семье текстильных фабрикантов Алексеевых. Мать будущего режиссера К.С. Станиславского, видя «склонность детей к театру выстроила постоянные театры, сначала в Любимовке, а позже и в своем доме у Красных ворот».
Уникальным явлением и в истории русской культуры, и в истории русской сельской усадьбы, прежде всего купеческой, было Абрамцево. Приобретенное в 1870 г. С.Т. Мамонтовым у дочери писателя и известного славянофила С.Т. Аксакова, Абрамцево стало крупным культурным центром, где постоянно жили и творили представители художественной интеллигенции.
В конце XIX- начале XX века в жизни предпринимателей появился новый аспект - загородная или сельская усадьба, которая прочно вошла в их жизнь. Летний отдых за городом - в усадьбах и на дачах - стал явлением массовым и повсеместно распространенным. Для купеческой усадьбы характерно переплетение как патриархальных черт, постепенно уходивших из жизни купеческого сословия, так и современных, находящихся под явным влиянием современной русской и западной культур.
В конце этой главы можно выделить некоторые черты.
Одна из черт менталитета предпринимателей-меценатов - семейный характер их предприятий и отношение к труду. В этом был залог, с одной стороны, стабильности, а с другой - динамичного прогрессивного развития.
Образ жизни московских предпринимателей-меценатов, прежде всего, характеризуется религиозностью и стремлению к образованию. Религиозность и благочестие купца являются непременным условием успеха. Отсюда, одним из мерил достоинства человека в предпринимательской среде по-прежнему служило религиозное поведение. В конце XIX - начале XX вв. образование играет огромную роль в жизни предпринимателей, они понимают всю необходимость его и стараются дать своим детям лучшее образование.
Особенностью менталитета купечества было то, что в России не было культа богатых. Размер личного капитала не был мерилом человека в предпринимательской среде. Служение обществу предприниматели воспринимали как выполнение своего патриотического долга. Так как многие московские предприниматели были выходцами из крестьянства быт, и менталитет формировался на православных традициях, общинных крестьянских взглядах старшего поколения, предусматривавших уважение к бедным людям, материальную и духовную помощь всем нуждающимся.
В основе всего лежали вера в Бога, уважение к труду, соблюдение кодекса чести. В тоже время их деятельность носила и светский характер, что определялось новым духовным и культурным обликом предпринимательства конца XIX - начала XX веков, так как предприниматели первые реагировали на изменения в общественной, культурной жизни, и вбирали в себя все лучшее, что есть в мире.
ГЛАВА 3. ВИДНЕЙШИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЕЙ-МЕЦЕНАТОВ МОСКВЫ И ИХ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Существенной чертой менталитета многих представителей российского «третьего сословия» была идея служения своим богатством делу милосердия и просвещения. «Само отношение предпринимателя к своему делу, - писал, - писал знаток московского купечества П.А. Бурышкин, - было несколько иным, чем на Западе. На свою деятельность смотрели не только, или не столько как на источник наживы, а как на выполнение задачи, своего рода миссию, возложенную Богом или судьбою. Про богатство говорили, что Бог его дал в пользование и потребует по нему отчета, что выражалось отчасти и в том, что именно в купеческой среде необычайно были развиты и благотворительность, и коллекционерство, на которые смотрели как на выполнение какого-то свыше назначенного дела». Характерным примером может служить деятельность известных благотворителей Бахрушиных, Третьяковых, Щукиных и других, которые одновременно являлись и выдающимися фигурами русской культуры.
Самое крупное пожертвование на цели филантропии совершил Г.Г. Солодовников, владелиц пассажа на Кузнецком мосту и театра на Большой Дмитровке. По завещанию скончавшегося в 1901 г. благотворителя все его огромное состояние в размере более 20 млн. руб. было оставлено Москве для строительства домов дешевых квартир.
Государственное призрение бедных было поставлено плохо, поэтому особую роль играли частные пожертвования. Немалую роль играла религиозность предпринимательского сословия, следовавшего евангельской формуле: «Кто одел голого, накормил голодного, посетил заключенного, тот Меня одел, Меня накормил, Меня посетил».
Несмотря на широкую помощь неимущим, купеческие благотворители не пользовались популярностью, как в социальных низах, так и в интеллигентской среде, где традиционно царило убеждение, что предпринимательство - разновидность мошенничества. Подвижническая деятельность создателей знаменитой галереи П. и С.М. Третьяковых, С.И. Мамонтова, открывшего миру Врубеля и Шаляпина, одного из «отцов» МХАТа С.Т. Морозова, книгоиздателя К.Т. Солдатенкова и многих других не вписывалась в сложившийся в массовом сознании стереотип купца-самодура.
Для передовой части промышленного мира в начале нашего века была свойственна и тенденция к союзу «людей дела» и «людей мысли» в создании программы экономического роста, к разработке которой привлекались выдающиеся интеллектуальные силы. Потребности капиталистической индустрии предпринимателями справедливо отождествлялись с общее национальными интересами. «Для промышленности, - говорил в одной из своих речей А.И. Коновалов, - как воздух необходимы плавный, спокойный ход политической жизни, обеспечение имущественных и личных интересов от произвольного их нарушения, нужны твердое право, закономерность, широкое просвещение в стране. Таким образом, господа, непосредственные интересы русской промышленности совпадают с заветными стремлениями всего русского общества».
В конце XIX - начале XX в. все долее уверенной поступью выходит новое сословие - торгово-купеческое, класс предпринимателей, громко заявляя о себе и в меценатской деятельности. Это были в своей массе выходцы из крестьянства и городских низов, а также провинциального купечества; многие из них исповедовали старообрядчество. Многие предприниматели, обратившись к меценатской деятельности, привносили с собой новый свежий вкус и впечатления, новые представления о народности и гражданственности, об истории страны, о предназначении литературы и искусства, научных знаний. Лучшие из них стали поддерживать национальную традицию в искусстве и литературе, более широко трактуя и национальную культуру, как основывавшуюся не только на вкусах и требованиях верхних классов. Впоследствии ряд представителей купеческого меценатства не уступали по своему образованию выходцам из дворянства и проявили немало вкуса и эрудиции при оценке новейших направлений современного западного искусства, оставив нам блестящие коллекции картин европейских художников. Этот процесс эволюции российского мецената блестяще показал Ф.И. Шаляпин в своих воспоминаниях «Маска и душа». «А то еще российский мужичок, - писал он, - вырвавшись из деревни смолоду, начинает сколачивать свое благополучие будущего купца или промышленника в Москве... Неказиста жизнь для него. Он сам зачастую ночует с бродягами на том же Хитровом рынке или на Пресне, он ест требуху в дешевом трактире, вприкусочку пьет чаек с черным хлебом. Мерзнет, голодает, но всегда весел, не ропщет и надеется на будущее... А там глядь, у него уже и лавочка или заводик. А потом, поди, он уже 1-й гильдии купец. Подождите - его старший сынок покупает Гогенов, первый покупает Пикассо, первый везет в Москву Матисса. А мы, просвещенные, смотрим со скверно разинутыми ртами на всех непонятных еще нам Матиссов, Мане и Ренуаров и гнусаво-критически говорим: «Самодур…» А самодуры тем временем потихоньку накопили чудесные сокровища искусства, создали галереи, первоклассные театры, настроили больниц и приютов на всю Москву».
Один из самых ярких представителей торгово-промышленных династий и купеческого меценатства России второй половины XIX века - Козьма Терентьевич Солдатенков. Современники ставили Солдатенкова рядом с П. М. Третьяковым, Мамонтовым, П.И. Щукиным в числе самых знаменитых меценатов России, называя его за богатство и щедрое покровительство искусствам «Козьмой Медичи».
Широкая меценатская деятельность богатого фабриканта в области культуры и просвещения, щедрое покровительство искусствам принесли ему подлинную славу и признание у современников. Его называли «другом и ревнителем просвещения», «бескорыстным издателем» многих ценных, редких книг, заслужившим признательность русских образованных людей. Он поддерживал материально Н.Г. Чернышевского в период пребывания его в ссылке, и после возвращения из нее. Гонорары, которые тот получал от переводов издаваемых Солдатенковым книг, давали ему средства к жизни в течение многих лет. Крупные суммы, выплаченные издателем находившейся в бедственном положении семье Белинского за издание 12-томного посмертного собрания сочинения великого критика, обеспечили ей достойное существование и т.д.
К. Т. Солдатенков одним из первых еще в конце 1840-х годов, на несколько лет раньше П.М. Третьякова, стал собирать картины русских художников. Эта страсть владела им всю жизнь. Однако решающим моментом была его поездка в Италию в 1852 году, где он сошелся через братьев Боткиных со знаменитым художником А.А. Ивановым. Козьма Терентьевич просил Иванова покупать для него, что тот заметит хорошего у русских художников. Мое желание, писал он ему, собрать галерею только русских художников. Иванов охотно это поручение принял, и постепенно у Солдатенкова составилась огромная коллекция, где была немало самых прекрасных образцов русской живописи.
Художественная галерея помещалась в большом собственном доме К. Т. Солдатенкова на Мясницкой, где он жил в окружении картин и роскоши.
Современники, посещавшие галерею, с восхищением писали, что между теми достопримечательностями, которыми могла гордиться Москва, особенное место занимали художественные собрания Третьякова и Солдатенкова.
Еще с начала 50-х годов XIX века под влиянием своих друзей из московского кружка Грановского Солдатенков приступает к осуществлению еще одного своего смелого замысла - широко задуманной издательской программы по опубликованию лучших произведений отечественной и мировой науки, литературы и культуры.
Одним из первых среди русского купечества обратился к меценатству и коллекционерской деятельности и друг Солдатенкова, разбогатевший винный откупщик и нефтепромышленник Василий Александрович Кокорев. Вместе с К.Т. Солдатенковым и Г.И. Хлудовым, Кокорев еще с начала 1850-х годов начал собирать картины молодых русских художников. Кокорев имел картинную галерею и собрание памятников прикладного искусства.
Председатель Московского биржевого комитета Н.А. Найденов в своих воспоминаниях отмечал, что Кокорев задумывал постройку хранилища народного рукоделия, однако генерал-губернатор Москвы Закревский отверг этот проект, посчитав это обращение к народному творчеству проявлением либерального вольнодумства. В 1861 г. открытая богатым откупщиком картинная галерея в особо для нее выстроенном здании заключала в себе, по свидетельству П.А. Бурышкина, свыше 500 картин, из них половина русской школы. Одного Брюллова было 42 картины, Айвазовского - 23. Были и произведения старых русских живописцев: Левицкого, Боровиковского, Угрюмова и т.д. Галерея Кокорева просуществовала около 10 лет. В годы, когда его состояние пошатнулось, она была распродана в розницу .
Фамилия Третьяковых известна не только в нишей стране, но и во всем мире благодаря основателю уникальной картинной галереи, названой по имени ее создателя Третьяковской. Семья Третьяковых принадлежала к ряду уважаемых и известных российских купеческих фамилий. Купцы Третьяковы были известны в Малом Ярославце с 1646 года, а в 1774 году в Москву перебрался прадед Павла и Сергея Третьяковых, Елисей Мартынович, которому в ту пору было уже около семидесяти лет. Дела Елисея Мартыновича в Москве пошли неплохо, и своим пятерым сыновьям он оставил пять процветающих лавок.
Имущество было справедливо распределено между наследниками. Впоследствии один из Третьяковых, Сергей, завещал свою долю брату Михаилу, и таким образом Михаил Захарович Третьяков оказался намного состоятельней других членов семьи.
Третьяковым принадлежала Новая Костромская мануфактура, производившая изделия изо льна, славившиеся далеко за пределами России. Отец знаменитых братьев Павла и Сергея Третьяковых, будучи вполне обеспеченными, не принадлежали к числу сверхбогатых купцов, таких как, например, Морозовы и Мамонтовы.
Одним из величайших имен в истории российского меценатства является имя Павла Михайловича Третьякова. Значение и масштабы его меценатства беспримерны.
«Он с редкой энергией и настойчивостью и в то же время с необычайной скромностью совершил великое дело для своей Родины <...> Он был не меценат, а серьезный общественный работник», - сказал о Павле Михайловиче Третьякове, основателе знаменитой русской картинной галереи, художник Виктор Васнецов. Павел Михайлович Третьяков был одаренной, самобытной натурой. Еще в молодые годы Третьяков поставил перед собой цель - создать художественный общедоступный музей, показать миру русскую школу живописи, всячески содействовать ее развитию. Именно эта цель, та рано им осознанная, определила его судьбу. Вся его жизнь - неустанное служение обществу во имя всепоглощающей любви к искусству, к своему народу. «Простой, скромный до застенчивости человек с умными, вдумчивыми, удивительно добрыми глазами, всегда радушный, ясный, внимательный и участливый, всегда правдивый, просветленный непрерывным общением с искусством» - таким видел Третьякова художник И.С. Остроухов. Большое влияние на решимость Третьякова заняться собирательством оказало знакомство его в 1854 г. с коллекцией русской живописи в Петербурге одного известного мецената. Начало собирания картин русских мастеров Третьяковым приходится на середину 1850-х годов. Первыми из картин были «Искушение» Р.Г. Шильдера и Финляндские контрабандисты В.Г. Худякова. Современный исследователь А.Н. Боханов подчеркивает, что Третьяков с самого начала собирательства преследовал вполне определенную цель - создать общедоступную галерею национальной живописи. Его замысел состоял не только в учреждении центра национального искусства на основе уже имевшихся работ русских художников. Он считал обязательным пополнение коллекции лучшими произведениями за счет приобретений и пожертвований.
августа 1892 г. Третьяков обратился с заявлением в Московскую городскую думу, в котором объявлял: «Желая способствовать устройству в дорогом для меня городе полезных учреждений, содействовать процветанию искусства в России и вместе с тем сохранить на вечное время собранную мною коллекцию, ныне же приношу в дар Московской городской думе всю мою картинную галерею...» Коллекция, передаваемая им городу, включала, согласно составленному им перечню 1276 картин, 471 рисунок и 9 скульптур русских мастеров. В ней были представлены все школы и направления отечественного изобразительного творчества 18 и 19 веков и все сколько-нибудь известные имена. Современники отмечали, что коллекция Третьякова - это не только собрание картин. Это целый пантеон русской духовной жизни в благородных ее стремлениях и порывах. По известному высказыванию И.Е. Репина, Третьяков « довел свое дело до грандиозных, беспримерных размеров и вынес один на своих плечах вопрос существования целой русской школы живописи. Колоссальный, необыкновенный подвиг».
Первые поколения купечества, в основной массе своей состоявшие из крестьян и выходцев из городских низов, не отличались образованностью, были заняты накоплением, черной повседневной работой в лавках и фабричных конторах. Однако с ростом богатства и повышением уровня образования и культуры круг интересов и культурных запросов последующих поколений предпринимателей резко возрос. К меценатской деятельности в этот период обращаются уже не отдельные представители купечества, а целые династии и купеческие семьи. К такого рода известным династиям купеческих меценатов можно отнести семью Щукиных, которая, по словам современников, принадлежала к самому цвету московского купечества. Щукины, пишет известный бытописатель П.А. Бурышкин, получил известность не только в России, но и внесли крупный вклад в западноевропейскую культуру.
Как и многие другие купеческие фамилии, Щукины не были коренными москвичами. Согласно семейному преданию, Щукины никогда не были крепостными, а торговлей занимались с давних времен. Их родоначальник, Петр Щукин, происходил из калужского города Боровска. В Москву он приехал вместе со своим сыном, Василием Петровичем, который в середине 70-х годов XVIII столетия организовал здесь мануфактурную торговлю. Впервые Щукины упоминаются в московских писцовых книгах 1787 года. Однако большого успеха Щукины в то время еще не добились; это произошло несколько позже, когда дело перешло в руки сына Василия Петровича, Ивана Васильевича Щукина.
Петр Иванович Щукин, автор интересных воспоминаний о купеческой Москве, был одним из самых известных меценатов и коллекционеров. Он отличался от других, пишет П.А. Бурышкин, тем, что не только собирал, но и популяризовал собранные им сокровища. Им было составлено подробное описание его музея, а самые интересные документы его коллекции он полностью перепечатывал в издаваемом им «Щукинском сборнике». К концу 19 века он уже имел богатейшую коллекцию древнерусского искусства, изделий народных промыслов, рукописей и книг. Вся эта коллекция, включавшая почти 15 тыс. экспонатов, была передана им в 1905 году в дар Историческому музею.
Не менее знаменит был своей меценатской деятельностью и коллекционерством брат П.И. Щукина, Сергей Иванович, который играл крупную роль в деловой жизни. Сергей Иванович, по словам Бурышкина, занимает исключительное место среди русских коллекционеров. Щукинское собрание стало изумительным по своей ценности музеем французской живописи, которому не было равного ни в Европе, ни в самой Франции. Можно сказать, что вся французская живопись начала текущего столетия: Гоген, Ван Гог, Матисс, часть их предшественников - Ренуар, Сезанн, Моне, Дега - находится в Москве - и у Щукина, и в меньшей степени у Ивана Абрамовича Морозова.
К началу первой мировой войны собрание С.И. Щукина насчитывало 221 картину, в том числе 50 работ Пикассо, 38 - Матисса, 13 - Моне, 3 - Ренуара, 8 - Сезанна, 16 - Гогена, 16 - Дерена, 4 - Дени, 7 - Руссо.
Галерея картин помещалась в доме Щукиных в Большом Знаменском переулке в Москве, который он приобрел в 1882 году, перед тем как жениться на 19-летней дочери украинского помещика Лидии Кореневой, у семьи князей Трубецких.
С весны 1909 года она стала доступна для посетителей. Каждое воскресенье в 10 часов утра хозяин превращал свой дом в общедоступный музей, и сам встречал посетителей в вестибюле своего особняка. Вместе с ним, по воспоминаниям его дочери Ирины, гостей встречало у входа медвежье чучело с подносом, на котором стояли рюмки с водкой и чашки с горячим шоколадом.
Известен любопытный факт из биографии Щукина. После революции он вынужден был эмигрировать, и поселился во Францию. Один из парижских торговцев картинами предложил ему «начать что-нибудь собирать». Он предлагал ему дать безвозмездно картины того или иного художника лишь с тем, чтобы все знали, что его собирает сам Щукин. Сергей Иванович отказался, но сказал торговцу, что если бы он взялся кого-то собирать, то выбрал бы Рауля Дюфи. Меценат как всегда не ошибся. Ныне этого замечательного живописца знают во всем мире.
Одним из самых любимых художников Щукина был Анри Матисс. Впервые он увидел работы этого мастера на парижской выставке в 1904 г. Публика тогда приняла их в штыки, а Щукин пришел в восторг и привез в Москву два его холста. В следующем году он познакомился с художником, побывал в его мастерской.
Интересным собирателем и меценатом проявил себя и младший брат С.И. Щукина - Иван Иванович. Он собирал русские книги, главным образом по истории русской философии и истории русской религиозной мысли, коллекционировал уникальные произведения.
Не менее знаменитой своим меценатством, чем Щукины, была и династия текстильных фабрикантов Морозовых. Морозовы - принадлежали к числу самых известных купеческих фамилий. Основателем их семейного дела был крепостной крестьянин-ткач села Зуева Московской губернии Савва Васильевич Морозов. Имея всего, пять рублей наличного капитала, полученных в качестве приданного, он сумел добиться необычайно высоких результатов.
Когда Савве Василевичу выпал жребий идти в солдаты, он, чтобы откупиться, занял большую сумму денег у своего хозяина, который пошел на это, чтобы навсегда закабалить способного работника. Однако, работая без устали всей семьей, Морозовы сумели выплатить долг уже через два года. Савва Морозов понял, что в состоянии работать самостоятельно, и в 1779 году открыл в родном селе Зуево свое дело. Произведенный товар он пешком носил на продажу в Москву. Пятеро сыновей Саввы Василевича также принимали участие в деле, и через несколько лет Морозов был уже в состоянии выкупить себя и свою семью у помещика, получив у него вольную за колоссальную в то время сумму - семнадцать тысяч рублей». У Саввы Васильевича, было, пять сыновей: Тимофей, Епифей, Захар, Абрам и Иван. О судьбе последнего сведений немного, а первые четыре явились основателями главных ветвей Морозовского рода.
Особенно известен как крупнейший покровитель искусства, и, прежде всего Художественного театра - Савва Тимофеевич. Уже в первые годы существования театра С.Т. Морозов затратил на него почти 60 тыс. рублей и постепенно его пожертвования становятся важнейшим финансовым источником, питавшим новое культурное и художественное начинание.
В постановке спектаклей Савва Тимофеевич принимал также самое деятельное участие. Станиславский вспоминал: «Мы любовались, как он, солидный, немолодой человек, лазил по лестнице, вешал драпировки, картины или носил мебель, вещи и расстилал ковры». Ни в один другой спектакль Морозов не вложил столько сил и души, как в «Снегурочку» Островского. Эта фантастическая сказка требовала новых, необычных постановочных средств. И Морозов находил их. Фонари и стекла для изображения облаков и восходящей луны он выписал из-за границы. Народные костюмы были привезены с русского севера.
Морозов помог театру обзавестись собственным зданием. В Камергерском переулке, известном ныне всем театралам России (до последнего времени он, кстати, и назывался проездом Художественного театра), Морозов нашел дом с оборудованным театральным залом. Он принадлежал крупному нефтепромышленнику Лианозову, который сдавал его в наем. В 80-е годы здание снимал Мамонтов для своей частной оперы. Морозов арендовал дом сроком на 12 лет и занялся его перестройкой. К работе он привлек крупнейшего московского архитектора того времени Федора Осиповича Шехтеля. Тот тоже был поклонником молодого театра и поэтому безвозмездно выполнил проект реконструкции здания.
Морозов трудился на строительстве театра наравне с простыми рабочими. Некий студент, имевший дело к Савве Тимофеевичу, нашел его на лесах в грязном холщовом халате и с малярной кистью в руках. «Берите халат... Помогайте... О деле поговорим после», - сказал Морозов обомлевшему просителю. На фасаде преобразившегося здания молодым талантливым скульптором Анной Голубкиной был выполнен барельеф: пловец, борющийся с волнами, и летящая над ним чайка, которая стала символом Художественного театра. Вся затея со строительством обошлась Морозову в 300 тысяч рублей.
Известными меценатами были Варвара Алексеевна Морозова и Маргарита Кирилловна Морозова. Заметный вклад в развитие здравоохранения и образования внесла Варвара Алексеевна Морозова. Она построила для Московского университета психиатрическую клинику, ею основано одно из наиболее крупных в Москве ремесленных училищ. Она внесла 50 тыс. на строительство народного университета им. А.Л. Шанявского. Варвара Морозова была замужем вторым браком за профессором Соболевским - руководителем и главным редактором популярнейшей в Росси либеральной газеты «Русские ведомости». Современники отмечали, что не было начинаний, на которые она ни откликалась бы. Поддержка женских курсов, студенчества, библиотек - здесь всегда можно было встретить ее имя. Одним из главных ее созданий были так называемые Пречистинские курсы для рабочих, которые действительно были таковыми и с течением времени стали центром для просвещения рабочих.
Жена одного из сыновей Варвары Алексеевны - Маргарита Кирилловна была также известна в Москве. В ее доме при ее содействии и участии устраивались религиозно-философские собрания. Участниками его были видные русские философы этого периода, начиная с князя С.Н. Трубецкого, с которым она соединила свою жизнь после смерти мужа. М. К. Морозова была активной деятельницей в музыкальном и издательском деле. На ее средства в 1910 г. было организовано издательство «Путь», где выпускались и труды участников Религиозно-философского общества. Она была директором Русского музыкального общества, и многое сделала для материальной поддержки отечественных композиторов, и, прежде всего А.Н. Скрябина, которого высоко ценила. В 1907 г. М.К. Морозова была в числе тех, на чью финансовую помощь опирался С. П. Дягилев в организации концертов русской музыки в Париже.
Известными знатоками искусства и коллекционерами были два сына Варвары Алексеевны Морозовой Михаил и Иван Абрамович Морозовы. Михаил Абрамович был известен в Москве под именем «джентльмен». Этим именем он был обязан тому, что с него «списан» герой известной пьесы, поставленной в Малом театре, А.И. Сумбатовым Южиным. Был он, вспоминает П.А. Бурышкин, человек образованный, не без дарований, даже писал под псевдонимом М. Юрьев, но больше всего знали его в Москве по сказочному даже для Москвы проигрышу: за одну ночь проиграл более миллиона рублей. Но Михаил Морозов был известен еще одной страстью - коллекционированием картин, к которым он обратился еще в 20-летнем возрасте. Всего в коллекции Морозова насчитывалось 60 икон, 10 скульптур и около 100 картин, в том числе произведения современных французских живописцев.
Среди могучей фамилии Морозовых было много достойных людей, помнивших о своем происхождении, державших связь с народом.
На средства Морозовых основан Московский онкологический институт и много благотворительных заведений.
Нельзя не отметить большую роль в поддержке русской культуры и еще одной знаменитой купеческой династии - Бахрушиных. Два свойства были в крови у Бахрушиных, замечает П.А. Бурышкин, коллекционерство и благотворительность. Их иногда называли в Москве «профессиональными благотворителями». В их семье был обычай: по окончанию каждого года, если был в финансовом смысле благоприятен, отделять ту или иную сумму на дела благотворения. Еще при жизни старших представителей семьи были выстроены и содержались за их счет: Бахрушинская городская больница, дом бесплатных квартир, приют и колония для беспризорных, ремесленное училище для мальчиков, дом для престарелых артистов. В Зарайске была богадельня имени Бахрушиных.
Первым представителем этой фамилии, обосновавшимся в Москве, был Алексей Федорович Бахрушин, который в 30-х годах XIX столетия перебрался сюда из города Зарайска, что в Рязанской губернии. По семейным преданиям, его предки еще с первой половины VIII века перегоняли скот из Поволжья в крупные города, в том числе и в столицу.
По воспоминаниям современников, Алексей Федорович Бахрушин «отличался большой любознательностью, любовью к просвещению и был предприимчивый человек». По прибытии в столицу он открыл здесь кожевенный завод, на котором изготавливалась лайка для перчаток. Однако никакой прибыли его деятельность в конечном итоге не дала: после смерти Алексея Федоровича остались долги. Однако, несмотря на большие долги, после смерти Алексея Федоровича дело его продолжили жена и трое сыновей - Петр, Александр и Василий. На этот раз дело пошло успешно и стало приносить немалый доход, который был пущен на развитие производства. Вскоре Бахрушиным кроме кожевенного завода принадлежала еще и суконная фабрика.
Из Бахрушиных-коллекционеров наиболее известны были Алексей Петрович и Алексей Александрович. А.П. Бахрушин был известен как страстный библиофил и собиратель предметов русской старины и произведений искусства. В 1901 г. по духовному завещанию он оставил свою библиотеку, около 30 тыс. томов, Румянцевскому музею, а коллекции картин, рисунков, фарфора, изделия из бронзы, собрание миниатюр, табакерок и др. старинных предметов: почти 25 тыс. экспонатов, Историческому музею.
Широкую известность получил знаменитый создатель Театрального музея в Москве Алексей Александрович Бахрушин.
А начинал он как коллекционер более чем несерьезно. Однажды в молодежной компании брат Бахрушина Николай Куприянов стал хвастаться перед друзьями собранной им коллекцией театральных реликвий - афиш, фотографий, личных вещей известных актеров. Похвальба брата задела Алексея за живое и он объявил: «Чего ты хвастаешь, ну что ты особенного собрал, какие-то карточки и афиши, да я в месяц больше тебя насоберу.- Нет, не соберешь. Нет, соберу!». Оскорбленный кузен предложил пари, которое было тут же заключено при многочисленных свидетелях, а спустя месяц выиграно Бахрушиным.
Буквально на следующий день Бахрушин бросился к букинистам, антикварам. Каждое воскресенье ездил на Сухаревку, где находилось самое большое торжище Москвы, и часами копался в лавочках тамошних грошовых антикваров. Однажды ему необыкновенно повезло. В какой-то лавчонке всего за 5 рублей он купил 22 грязных, запыленных портрета. На них были изображены люди в необыкновенных старинных одеждах. Каково же было удивление покупателя, когда выяснилось, что это эскизы костюмов крепостного театра Шереметевых, выполненные в XVIII веке.
Бурышкин говоря о его собрании, замечает: «Это единственное в мире собрание всего, что имело какое-то отношение к театру. Видно было, с какой любовью оно долгие годы собиралось». Алексей Александрович был большим любителем театра, долгое время председательствовал в Театральном обществе и был весьма популярен в театральных круга. 25 ноября 1913 года Алексей Александрович Бахрушин передал свое бесценное собрание, располагавшееся в особняке на Лужниковской улице, Российской академии наук.
После революции Алексей Александрович Бахрушин не эмигрировал, а остался в России со своим детищем-музеем и до конца своей жизни, а умер он в 1929 г., исполнял обязанности его директора. Людская память воздала должное этому замечательному человеку. Ныне здравствующий Театральный музей носит имя его основателя, а Лужнецкая улица, на которой он стоит и на которой много лет жил Алексей Александрович, получила имя Бахрушина.
Его сыновья так же принимали участие в меценатской деятельности.
В 1882 году братья Петр, Александр и Василий Алексеевичи Бахрушины обратились в городскую управу с предложением о пожертвовании 450 тысяч на устройство больницы для хронических больных. Из этого капитала 240 тысяч следовало употребить на постройку больницы на 200 коек. Остальная сумма предназначалась в качестве неприкосновенного фонда с обращением процентов на содержание больных. В 1887 году состоялось открытие больницы.
Согласно уставу, в больницу принимались на лечение лица всякого звания и состояния, преимущественно из бедных жителей Москвы в возрасте от 14 лет и старше, страдавшие хроническими болезнями и требовавшие больничного лечения. В 1890 году Бахрушины пожертвовали еще 350 тыс. рублей на устройство богадельни на 200 человек для неизлечимо больных.
В 1901 году за свою деятельность на ниве благотворительности Александр Алексеевич и Василий Алексеевич Бахрушины были удостоены звания почетного гражданина города Москвы. В представлении на «высочайшее имя», составленном Городской думой, говорилось: «С именем братьев Бахрушиных неразрывно связан целый ряд выдающихся по своему высокополезному значению благотворительных учреждений города Москвы».
Быстрый рост населения Москвы на рубеже XIX-XX столетий выдвинул перед городским управлением ряд новых задач социального плана, одной из которых было совершенствование системы здравоохранения. Особенно остро ощущался недостаток амбулаторной помощи. Реагируя на потребности города, Бахрушины в 1910 году вышли в городскую управу с новой инициативой. В 1913 году амбулатория была открыта.
В 1911 году по решению городской думы больница стала учебной базой Высших женских курсов по госпитальной хирургии и терапии. С 1936 года больница является базой Стоматологического медицинского института.
Крупнейшими российскими предпринимателями, обладавшими огромным состоянием и прославившимися своим меценатством и благотворительностью, были Рябушинские. Предки Рябушинских были крестьянами Ребушинской слободы, находившейся близ города Боровска Калужской губернии. Первым представителем этой семьи, о котором сохранились сведения, был Денис Кондратьев, по прозванию Стекольщиков, родившийся в 1713 году и служивший в монастыре резчиком по дереву. Старшие его внуки, Василий и Иван, остались в слободе с родителями и продолжали семейно ремесло, а младшим Артемию и Михаилу, пришлось отправиться в учение из-за того, что малый земельный надел не мог прокормить всю эту крестьянскую семью. С 1802 года братья значились московскими купцами третьей гильдии, торговали тканями местного производства. К 1811 году у обоих братьев уже были собственные лавки, но отечественная война 1812 года нанесла огромный урон их коммерческой деятельности. Братья Михаил и Артемий на некоторое время вышли из состава купеческой гильдии, приписавшись к московскому мещанству, и лишь в 1824 году они вновь стали числиться в списках московских купцов, уже под фамилией Ребушинских (по имени их родной слободы), которую им было разрешено носить с 1820 года. С течением времени эта фамилия стала писаться как «Рябушинские».
Крупными меценатами, людьми разносторонних интересов, сделавшими немалый вклад не только в развитие экономики, но и культуры, были знаменитые братья Рябушинские, представители третьего поколения этой торгово-промышленной династии. Всем братьям был присущ живой и неподдельный интерес к искусству. Старший из них, Павел Павлович, покровительствовал многим архитекторам, в частности талантливейшему архитектору О.Ф. Шехтелю, выполнившему ряд проектов по заказу Рябушинских.
Его брат Михаил Павлович был известен в Москве как балетоман и муж одной из самых признанных московских красавец, дочери капельдинера Большого театра Татьяны Примаковой. Сергей Павлович Рябушинский выступил организатором крупнейшей выставки древнерусского искусства в честь 300-летия дома Романовых 1913 году. Замечательным собранием иконописных работ владел Степан Рябушинский, составивший и издавший описания многих из них, например, иконы божьей матери Одигидрии Смоленской. Он имел одну из лучших в России коллекций и был в этом деле большим авторитетом.
Очень колоритной личностью и одним из самых крупных меценатов своего времени был Николай Павлович Рябушинский. Николай Рябушинский связал свою Меценатскую деятельность с новыми направлениями отечественного изобразительного искусства. Вслед за С.П. Дягилевым он не только организовал литературно-художественный журнал, но и великолепную выставку картин, вошедшую русского искусства «серебряного века» под названием «Голубая роза». В ней участвовали 16 художников нового направления: Кузнецов, Уткин, Судейкин, Сапунов, Сарьян и т.д. После Голубой розы была организована целая серия выставок, устраивавшихся при финансовой помощи Рябушинского и под эгидой его журнала.
С идеей возрождения русского национального искусства была крепко связана деятельность крупнейшего купеческого мецената Саввы Ивановича Мамонтова - «Саввы Великолепного», как его называли друзья. Его деятельность отразила подъем национального самосознания, наблюдавшийся в широких общественных слоях того времени и очень ярко проявившийся в искусстве. «Самое главное в Мамонтове, - подтверждает Бурышкин было, то, что он являлся тем центром, вокруг которого группировались все, кому дороги были артистические искания».
В середине 90-х годов 19 века Савва Иванович основал знаменитую Русскую «мамонтовскую» оперу. Там расцвели таланты Шаляпина, Рахманинова. К. С. Станиславский, бывший другом Мамонтова с детских лет, пищит в книге «Моя жизнь в искусстве»: «Мамонтов, меценатствуя в области оперы... дал могучий толчок культуре русского оперного дела: выдвинул Шаляпина, сделал, при его посредничестве, популярным Мусоргского, забракованного многими знатоками, создал в своем театре огромный успех опере Римского-Корсакова «Садко» и содействовал этим пробуждению его творческой энергии... Здесь же, в его театре… мы впервые увидали вместо прежних ремесленных декораций ряд замечательных созданий кисти Поленова, Васнецова, Серова, Коровина, которые вместе с Репиным, Антокольским и другими лучшими русскими доме и семье Мамонтовых».
Занятие благотворительностью было традицией московских предпринимателей и носило семейный, наследственный характер. Но во II половине XIX века наступает этап развития благотворительной и меценатской деятельности, который характеризуется ростом инициативы вложения частных средств в культуру, здравоохранение, образование, которое имеет характер бескорыстной благотворительности, ставит перед собой общественно просветительские цели, задачи поддержки и развития национальной культуры. Деятельность предпринимательской элиты было мотивировано идеей бескорыстного служения общественным интересам, любовью к искусству, потребностью реализовать свои лучшие человеческие качества.
Заключение
Российское общество вплоть до 1917 года оставалось сословным, но жесткая структурированность была характерна, прежде всего, для двух основных социальных групп, составляющих каркас иерархической системы, - дворянства и крестьянства. Городские сословия, открытые для притока новых членов, вбирали самые активные социальные элементы.
Изменения сословной системы купеческого самоуправления явилось лишним доказательством того, что кардинальным образом менялись социальная роль предпринимательства, его самооценка. Как отмечается в исследовательской литературе, еще дореформенное время в среде купечества появились люди нового склада, которые отказывались от патриархального образа жизни.
К концу XIX века купцы стали теснить привилегированное сословие в самом прямом смысле слова: в Москве мало-помалу размывалось традиционное деление районов по сословному признаку (дворянские Пречистенка, Остоженка, Арбат; купеческие Ордынка, Полянка, Якиманка).
В конце XIX- начале XX века в жизни предпринимателей появился новый аспект - загородная или сельская усадьба, которая прочно вошла в их жизнь. Летний отдых за городом - в усадьбах и на дачах - стал явлением массовым и повсеместно распространенным. Для купеческой усадьбы характерно переплетение как патриархальных черт, постепенно уходивших из жизни купеческого сословия, так и современных, находящихся под явным влиянием современной русской и западной культур.
Одна из черт образа жизни предпринимателей-меценатов - семейный характер их предприятий и отношение к труду. В этом был залог, с одной стороны, стабильности, а с другой - динамичного прогрессивного развития.
Образ жизни московских предпринимателей-меценатов, прежде всего, характеризуется религиозностью и стремлению к образованию. Религиозность и благочестие купца являются непременным условием успеха. Отсюда, одним из мерил достоинства человека в предпринимательской среде по-прежнему служило религиозное поведение. В конце XIX - начале XX вв. образование играет огромную роль в жизни предпринимателей, они понимают всю необходимость его и стараются дать своим детям лучшее образование.
Особенностью менталитета купечества было то, что в России не было культа богатых. Размер личного капитала не был мерилом человека в предпринимательской среде. Служение обществу предприниматели воспринимали как выполнение своего патриотического долга. Так как многие московские предприниматели были выходцами из крестьянства, их быт формировался на православных традициях, общинных крестьянских взглядах старшего поколения, предусматривавших уважение к бедным людям, материальную и духовную помощь всем нуждающимся.
В основе всего лежали вера в Бога, уважение к труду, соблюдение кодекса чести. В тоже время их деятельность носила и светский характер, что определялось новым духовным и культурным обликом предпринимательства конца XIX - начала XX веков, так как предприниматели первые реагировали на изменения в общественной, культурной жизни, и вбирали в себя все лучшее, что есть в мире.
Занятие благотворительностью было традицией московских предпринимателей и носило семейный, наследственный характер. Но во II половине XIX века наступает этап развития благотворительной и меценатской деятельности, который характеризуется ростом инициативы вложения частных средств в культуру, здравоохранение, образование, которое имеет характер бескорыстной благотворительности, ставит перед собой общественно просветительские цели, задачи поддержки и развития национальной культуры. Деятельность предпринимательской элиты было мотивировано идеей бескорыстного служения общественным интересам, любовью к искусству, потребностью реализовать свои лучшие человеческие качества.
Изменения в самосознании не только верхушки предпринимательства, но и достаточно широких его слоев, бросались в глаза даже в повседневной жизни.
Взлет класса предпринимателей был в Российской империи весьма кратковременным, однако, весьма значительным.
Приниженное положение купца, столь типичное для первой половины XIX в., в пореформенный период сменилось серьезным положением в движении общекультурного наследия страны, и уже современниками отмечалось, что музыка, живопись, театр, просвещение, изобретения и техника - двигалось купеческими усилиями.
Все это показывает, что на всем протяжении исторического периода 1860-1914 гг. происходило усвоение европейского образа жизни, повышение образовательного уровня, что, в конечном счете, привело к выработке новой системы групповых социокультурных ценностей при значительной роли религиозного фактора.
Ситуация которая сложилась в конце XIX - начале XX веков позволяет нам сказать, что в Москве сложился образ жизни нового предпринимателя, новое поколение предпринимателей-меценатов восприняло материальное благополучие как пролог к богатству духовному.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
Источники
Источники личного происхождения
1.Бахрушин Ю. А. «Воспоминания». М., 1994.
2.Гвоздев С. Записки фабричного инспектора. М., 1992.
3.Гиляровский. Вл. Москва и москвичи. М., 1983.
4.Зилоти В.П. В доме Третьякова. М., 1992.
5.Лизунов В. С. «Минувшее проходит пред мною». Орехово- Зуево. 1995.
6.Морозова М. К. Мои воспоминания. // Наше наследие № 6. 1991.
7.Найденов Н. А. Воспоминания о виденном, слышанном и испытанном. М., 1905. Ч. 2.
8.Рябушинский В.П. Купечество московское. М., 1994.
9.Репин И. Е. Далекое и близкое. М., 1960.
10.Станиславский К.С. Мое гражданское служение России. Воспоминания. Статьи. Очерки. Речи. Беседы. Из записных книжек. М., 1990.
11.Шаляпин Ф. И. Маска и душа.//Новый мир. М.,1988, № 5.
12.Щукин П. И. Воспоминания П.И. Щукина. М., 1912.
Документальные материалы
1.Материалы к истории Прохоровской Трехгорной Мануфактуры и торгово-промышленной деятельности семьи Прохоровых. Годы 1799-1915. М. 1915.
2.Сборник статистических сведений по Московской губ. Т. 5. вып. 1. М., 1879.
Литература
1.Аксенов А.И. Генеалогия московского купечества XVIII в., М., 1988.
2.Аронова А.А. Золотой век русского меценатства. М., 1995.
3.Барышников М.Н. Деловой мир России: Историко- биографический справочник. СПб, 1998.
4.Белецкий Я. М. Забытая Москва М., 1994.
5.Боханов А.Н. Деловая элита России: 1914 г. М., 1994.
6.Боханов А. Н. Гучков А.Н. // Исторические силуэты. М., 1991.
7.Боханов А.Н. Коллекционеры и меценаты в России. М., 1989.
8.Боханов А.Н. Крупная буржуазия России. Конец XIX века - 1914 год. М., 1992.
9.Боханов А.Н. Российское купечество в конце XIX - начале XX века// История СССР. 1985. № 4.
10.Власов П.В. Благотворительность и милосердие в России. М., 2001.
11.Гаврилин М.Л. Меценатство в России М., 1994. Он же: Социальный состав крупной московской буржуазии во второй половине XIX в. // Проблемы отечественной истории. М., 1973.
12.Галаган А.А. История предпринимательства российского от купца до банкира. М., 1997.
развитие и особенности//История СССР.1963. № 2-3.
15.Дворянская и купеческая усадьба в России XVI-XX вв. М., 2012.
16.Думова Н.Г. Московские меценаты. М., 1992., Меценатство в России. Научно-аналитический обзор. М., 1994.
17.Дякин В.С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907- 1911 годах. Л., 1978.
18.Елпатьевский А.В. Законодательные источники по истории документирования сословной принадлежности в царской России (XVIII - начало XX) // Источниковедение отечественной истории. 1984 М., 1986. С. 45.
19.Ерманский А. Крупная буржуазия до 1905 года // Общественное движение в России в начале ХХ века. Т. 1. СПб., 1909.
20.Из историй фабрик и заводов Москвы и московской губернии (конец XVIII- начало XX) М., 1968.
21.История Москвы. Т.4. М., 1954.
22.История предпринимательства в России. Кн. 2. М., 2010. 23.Каждан Т. П. Некоторые особенности русской купеческой
усадьбы. М., 1997.
24.Котлецов А. А. Русская буржуазия. М., 1912.
25.Куйбышев К. С. Крупная московская буржуазия в период революционной ситуации в 1859-1861 гг.// Революционная ситуация в России в 1859 - 1861 гг. М., 1965.
26.Лаверычев В.Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России (1900-1917 годы). М., 1963.
27.Лаверычев В.Я. Крупная буржуазия в пореформенной России, 1861-1900 годы. М., 1974.
28.Лаверычев В.Я. Государство и монополия в дореволюционной России. М., 1982.
29.Москва родословная. М., 1998.
30.Ненароков И. С. Павел Третьяков и его галерея М., 1994. 31.Нифонтов А. С. Москва во II половине XIX столетия. М.
1947.Он же. Формирование классов буржуазного общества в русском городе второй половины 19 в. // Исторические записки. Т. 54. М., 1955.
32.Памятники Отечества. 1992. № 25.
33.Пажитнов К.П. Очерк развития буржуазии в России//Образование. 1907. № 2.
34.Предпринимательство и предприниматели России от истоков до начала XX, М., 1997.
35.Сивков А. Городская буржуазия 10 лет тому назад // Голос минувщего.1915. № 12 и др.
36.Сурмина И.О., Усова Ю.В. Самые знаменитые династии России. М., 2001.
37.Торговое и промышленное дело Рябушинских. М., 1913. С. 7-8. 38.1000 лет русского предпринимательства: Из истории
купеческих родов. М., 1995
39.Туган-Барановский М.М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. СПб., 1907
40.Ульянова Г.Н. Благотворительность московских купцов в дореформенный период //Москва: События, люди, проблемы. М., 1997.
41.Филаткина Н.А. Последние владельцы усадьбы Ивановское // Московский журнал. 1998 № 2.
42.Чулков Н. П. Московское купечество 18 и 19 веков // Русский архив. 1907. № 12.
43.Шацилло К.М. Источники по социальной структуре российской буржуазии начала XX века. М., 1986.