Ономастические реминисценции как способ характеристики персонажа (на материале прозы русскоязычных писателей Беларуси)
реминисцентность ономастическая цитата мифоним
Ономастические реминисценции как способ характеристики персонажа (на материале прозы русскоязычных писателей Беларуси)
Т.Е. Трощинская-Степушина
Тексты оказывают огромное влияние на язык человека. Когнитивная функция языка реализуется в трансляции обширной текстовой информации об окружающем мире, об обществе, о человеке. Другими словами, человек познает мир через тексты.
Один из аспектов влияния текстов на язык заключается в том, что фрагменты знакомых текстов или даже целые тексты прямо отражаются в новых текстах. Это представление связано с тем, что то или иное использование готового текста не только воспроизводит точную и привычную формулировку, напоминает уже имеющийся образ, но и устанавливает определенное соотношение производимого текста с предшествующими, т. е. включает его в вертикальный контекст текстового универсума, в тот словесный мир, который создается языком и в котором мы живем [7: 33].
Изучение природы и функционирования текстовых реминисценций - текстовых вкраплений из предшествующих текстов - является сферой научных интересов таких выдающихся лингвистов, как К.Ф. Тарановский, В.Г. Костомаров, А.Е. Супрун, Ю.Н. Караулов, А.А. Фомин и др. Работы К.Ф. Тарановского в этой области заложили основы современных теорий интертекстуальности.
В данной статье мы будем придерживаться дефиниции текстовых реминисценций, предложенной А.Е. Супруном в статье «Текстовые реминисценции как языковое явление» [8]. По А.Е. Супруну, реминисценции - это «осознанные или неосознанные, точные или преобразованные цитаты или иного рода отсылки к более или менее известным ранее произведенным текстам в составе более позднего текста» [8: 17]. К текстовым реминисценциям ученый относит цитаты, «крылатые слова», индивидуальные неологизмы, имена персонажей, названия произведений, имена их авторов, особые коннотации слов и выражений, прямые или косвенные напоминания о ситуациях. При текстовых реминисценциях может иметься или отсутствовать разной степени точности отсылка к источнику.
Текстовые реминисценции встречались уже в древних текстах. В Библии отмечают ряд фольклорных элементов [11]. Эта традиция продолжает существовать вплоть до нашего времени. Нередки обращения старых текстов к фольклору. В.П. Адрианова-Перетц специально отмечала объединение в древнерусской литературе двух поэтических систем - устной, связанной с различными лирическими проявлениями народной поэзии, и письменной, выросшей на почве библейско-византийской литературы [1: 135-152].
Корпус источников текстовых реминисценций довольно велик: это и фольклор (Илья Муромец, Соловей-разбойник, Иван-дурак, Василиса Прекрасная и др.); и Библия (семь дней творения, сотворение Евы, грехопадение Евы и Адама, изгнание из рая, всемирный потоп, Ноев ковчег и т.д.); произведения античной мифологии и литературы (подвиги Геракла, миф о Сцилле и Харибде, Прометей, царь Эдип, странствия Одиссея и др.), древнерусской и мировой литературы. Но наибольшее место в корпусе источников текстовых реминисценций в русской языковой среде занимает русская литература и прежде всего - так называемая программная литература: И.А. Крылов, А.С. Грибоедов, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой, Ф.И. Тютчев, А.П. Чехов, В.В. Маяковский, М. Горький и др.
Как справедливо указывает А.А. Фомин, «уровни реминисцентности литературных онимов могут быть весьма различны, так как они прямо зависят от степени известности тех имен, к которым осуществляется отсылка» [10: 170]. Так, реминисцентное для одной группы имя вполне может быть воспринято как нереминисцентное другими группами, не воспринявшими в силу, например, отсутствия необходимых фоновых знаний сигналы прецедентности.
Ю.Н. Караулов выделял четыре типа использования прецедентных текстов: цитату, название произведения, имя автора или персонажа [4: 218]. В рамках данной статьи мы рассмотрим введение реминисценций через собственные имена - имена авторов, персонажей и названий произведений. Материалом исследования послужили произведения Е. Поповой и В. Казакевича - современных писателей из Беларуси, пишущих на русском языке; предметом - ономастическая лексика указанных авторов.
Перенесение известных литературных имен на новые художественные образы приводит к возвращению к одноименной ономастической номинации в обрисовке новых типов и характеров. Как пишет Е.А. Козицкая, «ономастические цитаты - очень мощное средство аккумуляции реминисцентного содержания и его реализации в тексте» [6: 178]. Проиллюстрируем эту мысль следующими примерами из романа Е. Поповой «Седьмая ступень совершенства»: И ранним утром, сидя на крайне неуютной для него Зойкиной кухне, Бухгалтер вспомнил множество мелочей и совпадений, которым еще недавно не придавал никакого значения [9: 223]; 2. Когда-то, в одну из редких ссор, Седой сказал Бухгалтеру: «…Я отрежу вам голову, как профессору Доуэлю - будете выдавать идеи…» [9: 233]. Первый пример служит отсылкой к пьесе М. Булгакова «Зойкина квартира», главная героиня которой - Зойка - имеет некоторое сходство с героиней романа Е. Поповой: она целеустремленна, предприимчива и не слишком разборчива в средствах. Во втором примере голова (т. е. интеллект) «гениального Бухгалтера» является объектом притязаний бессовестного дельца, который мечтает использовать способности зависимого от него человека, в точности как герой романа А. Беляева «Голова профессора Доуэля» профессор Керн.
Пример аллюзии мы обнаружили и в повести В. Казакевича «Охота на майских жуков»: «Нашу няньку и по совместительству нашего работника Балду отец привез из-за тридевяти земель» [3: 34].
Работник Балда - прецедентный оним, связанный с прагмакомпонентом семантики имени единственной известной личности (персонажа), которую он представляет (имеется в виду общеизвестный Балда - главный герой «Сказки о Попе и работнике его Балде» А.С. Пушкина). В данном примере семантический вектор проходит от контекста к образу благодаря «максимальной актуализации ассоциативного приращения имени» [2: 116]. При употреблении «знакового» для русского человека имени в современном художественном произведении, причем с сохранением авторского, полного двучленного варианта именования героя - апеллятив + имя - «осуществляется апелляция не к собственно денотату, а к набору дифференциальных признаков данного прецедентного имени» [5: 52]. Другими словами, назвав няньку Балдой уже в первом предложении повести, автор дает ей исчерпывающую характеристику, которая потом, на протяжении всего последующего текста, лишь мастерски им подтверждается. Простодушие, наивность, доброта, при этом исконно русская сметка, надежность, широта души - вот далеко не полный перечень черт знаменитого пушкинского Балды и всех его литературных тезок, включая наш персонаж. Таким образом, в приведенном выше примере имя имеет обобщенно-символическую, осложненную реминисценцией семантику.
Аллюзивными элементами, или маркерами аллюзии, соединяющими факты из жизни и тексты о них, могут становиться поэтические, мифологические, исторические, географические или другие названия. В прозе В. Казакевича денотатом аллюзии являются мифонимы, а точнее мифоперсонимы и мифозооним - имена персонажей, действующие в мифах, былинах, сказках (Кощей Бессмертный, Змей Горыныч, Сивка-бурка), а также прецедентные литературные антропонимы (граф Монте-Кристо, Дядя Степа, Синдбад-Мореход, Гриффин, Гулливер, Рыцарь Айвенго, Капитан Немо). Образы этих героев столь причудливо переплетаются в художественном пространстве текста, что рождают яркие, запоминающиеся образы: Брат приказывал рассказывать ему на ночь сказки, и я начинал шептать жуткую историю, что складывалась сама собой. В этой фантастической белиберде галантные французские мушкетеры действовали вместе с массивными, как платяной шкаф, русскими богатырями. Рыцарь Айвенго и капитан Немо на таранной подлодке помогали им биться с черными, как тараканы, эсэсовцами и с заправленным горючей смесью Змеем Горынычем [3: 175]. В этом примере, кроме аллюзивных онимов, подчеркнуты апеллятивы, поскольку в данном контексте они приобретают онимическое значение: это герои романа А. Дюма «Три мушкетера» и богатыри - герои русских былин и сказок. Качественные характеристики этих персонажей, которые заключены в имплицитном значении их имен, имеют обобщенно-символическое значение в сознании людей, знакомых с детства с этими образцами художественной литературы.
В рассказе В. Казакевича «Наедине с тобою, брат» 7 из 8 антропонимов представляют собой прецедентные литературные антропонимы. Частотное введение номинаций подобного типа свидетельствует о фантазии, начитанности и стремлении к сочинительству юного героя, не зря в рассказе «Наедине с тобою, брат» автор с юмором признается: Едва я засыпал, брат щипался, требуя продолжения. Он и сделал из меня писателя [3: 175].
Кроме вышеуказанных мифонимов, в произведениях Е. Поповой и В. Казакевича неоднократно упоминаются теонимы - Бог, Христос, Магомет, Будда, Кришна, Перун. Онимы подобного рода А.Н. Деревяго относит к «мифоперсонимам дохристианского и христианского хронотопа» [2: 77]. Авторы вводят теонимы в антропонимосферу своих произведений не только для того чтобы подчеркнуть религиозность того или иного персонажа, но приспосабливают их для иных художественных целей, как, например, в следующем отрывке из повести В. Казакевича «Охота на майских жуков»: Среди знакомых и близких Марьяны были не только древнеримские призраки, но и языческие славянские божества:
Перун вас забей! - с досадой призывала Марьяна древнего бога грозы и войны на голову бродячих собак, иногда любознательно сующих морды к нам в калитку [3: 46]. Использование мифоперсонима «Перун» в данном контексте в составе подобного речевого оборота служит, во-первых, для того чтобы показать необразованность Марьяны, и, во-вторых, - подчеркнуть ее деревенское происхождение, где названия древних языческих богов до сих пор находятся в бытовом речевом обиходе.
В обобщенном виде выводы, к которым мы пришли, выглядят следующим образом. В корпусе ономастической лексики Е. Поповой и В. Казакевича выделяется особый разряд онимов, которые можно назвать реминисцентными. В отличие от нереминисцентных имен, они не только называют определенный объект, но и содержат отсылку к наименованию другого объекта, принадлежащего иному миру (реальному или художественному). В результате у читателя возникает ассоциативная связь двух представлений, получающая в тексте художественную значимость, углубляется восприятие образа. Реминисцентное употребление имени персонажа содействует погружению художественных образов одного литературного произведения в мир литературной действительности другого произведения. Аллюзивные онимы, в том числе мифонимы, способствуя возникновению коннотативных смыслов, дополняют и обогащают образы героев литературного произведения. В связи с этим перспективность исследования реминисцентных литературных имен, как и других реминисцентных феноменов, не вызывает никакого сомнения.
Литература
2.Деревяго А.Н. Имя собственное в художественном тексте: учеб. пособие; Издательство «ВГУ им. П.М. Машерова». - Витебск, 2008. - 204 с.
.Казакевич, В. С. Охота на майских жуков / В.С. Казакевич. - Москва: Изд-во Н. Филимонова, 2009. - С. 34.
.Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - Издание 7-е. - М.: Изд-во ЛКИ, 2010. - 264 с.
.Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? Человек. Сознание. Коммуникация / В.В.Красных. - Москва: Наука, 1998. - 263 с.
.Козицкая Е.А. Цитата, «чужое» слово, интертекст: Материалы к библиографии / Е. А. Козицкая // Литературный текст: проблемы и методы исследования. - Тверь, 1999. - Вып. 5. - С. 177 - 188.
.Лурия А.Р. Язык и сознание. М., 1979.
.А.Е. Супрун. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания. - М., 1995. - № 6. - С. 17-29.
.Попова Е.Г. Восхождение Зенты: романы / Е.Г. Попова. - Минск: Маст. лiт., 2007. - С. 223.
.Фомин А.А. Имя как прием: реминисцентный оним в художественном тексте // Известия Уральского государственного университета. - 2003. - № 28. - С. 167-181.
.Фрэзер Дж.Дж. Фольклор в Ветхом завете. - М.: Изд-во политич. лит-ры, 1985 - 542 с.